ТРАВЯНОЙ БОГ
Покуда Истребитель жив, покуда
не отдала ему последних почестей его
деревня - до тех пор в рассказе
о нем я не могу поставить драматически
верную точку.
Бойо Тарган, "Жизнь Истребителя"
Часть первая. СТУДЕНТ КАТРАН.
Жарко сегодня. Солнце, отражаясь в бассейне, слепит глаза. Я снял рубашку и растянулся на белых ступенях. Вран южанин, ему легче, - но и у него форменка прилипла к спине. Щуря длинные узкие глаза, он протянул вполголоса:
- Урсо... Надень рубашку.
- М-м-м...
- Надень. Увидит дежурный - схлопочешь наряд почем зря.
Я опустил руку в бассейн, но теплая вода не остужала ладонь. А вот так: фр-р-р! Воронка взвилась и пропала, выбросив фонтанную струю.
- Эй, как ты это делаешь?
- Да никак. Сиди, медитируй. А то наряд схлопочешь.
Но Врану уже не до медитации. Он медленно поднялся.
- Опять приемчики? Да?
Я отодвинулся в последнее мгновение; Вран промахнулся и упал в мелкую воду.
- От-тличник! - процедил он, выбираясь, - у-у, белобрысый!
Но я видел, что он не злится. Мокрому даже приятнее. Я снова лег, а Вран уселся в предписанную позу. С минуту он молча водил пальцем по лезвию метательного ножа. Определенно, сегодня ему медитировать было невмоготу.
- О чем ты сейчас думаешь? Палец дам себе отрезать - о чем-нибудь возвышенном.
- Отстань. Мне жарко.
- "Жарко"! Толстая ты белая шкура! Лучше бы о земном помыслил. Например, о Мэйр.
И тут я услышал шаги дежурного. Пора было одеваться. Но главное - не думать о Мэйр. Думать о ней глупо.
Дежурный передал, что ректор примет меня через десять минут. Меня вдруг обуяло тщеславие: все ли в порядке у образцового студента? Я нагнулся над водой, и тут Вран подкрался неслышно и окунул меня головой в бассейн.
"Нам смешны стены, разделявшие сообщества прежде. Приятие реальности уже не составляет труда практически для всех. Тогда из тени появляется эрба. Отмеченному её Двойным крестом не нужны ни иллюзии, ни реальность - он знает, что нет ни того, ни другого. Эрба - новая вера, религия истинного абсолюта, обряд приобщения счастливцев к Ничто. Мы же, стоящие пока что по сю сторону эрбы, оказываемся отброшенными вновь к отчаянию и попыткам спастись. Какие бы денежные, властные, территориальные интересы не сплелись в Двойном кресте, несомненно, что эта новая наживка на крючке матери-природы оказалась превосходного качества. "
Дельфе А. Вентрис, "Тень отовсюду"
Гайо Линх приветствовал меня, как ни в чем ни бывало - точно не заметил ни мокрых волос, ни рубашки, отсыревшей до самых нагрудных карманов. Заявление мое, вызывающе одинокое, лежало перед ним. Гайо пригласил меня сесть. Он всегда начинал издалека, так что я приготовился выслушать речь.
- Урсо, - сказал ректор, - знаете ли вы, сколько раз я подписывал вам форсированный график?
- Нет, сударь. Затрудняюсь ответить.
- Одиннадцать. Я подсчитал, и оказалось - это рекорд. Сначала я прислушивался к мнению ваших наставников. Последние пять просьб исходили лично от вас. - Он умолк и поглядел на меня в упор. - Но такого я не ожидал. Знаете, кто меня одолевает подобными просьбами? Мальчики с третьего курса. Вы в их возрасте были куда трезвее.
"В их возрасте" - как будто дело в годах! Числюсь-то я на пятом и сдал уже столько за шестой, что еще немного - и лагерь мне полагался бы по программе, как зачет перед Высшей Ступенью. Что бы он сказал тогда? А, какая разница - важно, что говорит сейчас!
- Или вы считаете, что превзошли уже всю науку?
- Нет, - я был скромен до отвращения, - но полевые испытания нужны мне для того, чтобы...
- Я знаю. Вы, Урсо, томитесь. Вам не терпится на чем-нибудь стоящем испытать ваше безумное мастерство...
Он не сказал "магию", это слово точно застревало у него в горле.
- Я не пошлю вас в лагерь, - сказал он, переведя дух. - Вот парадокс: вы вполне в состоянии пройти через этот этап, но допустить вас к Высшей Ступени невозможно. Вы не готовы. Если хотите, считайте этот разрыв следствием ваших... занятий. Для Высшей Ступени нужна определенная прочность сцепления с жизнью, а вас, Катран, мотает и носит неведомо где. Вы уже сейчас прекрасное боевое лезвие - но, увы, раскалённое. Придется поостыть. Уж не знаю, как - думайте сами; одно скажу - о лагере пока забудьте. И впредь этот вопрос будут решать не ваши наставники и тем более не вы, а я и только я. Слишком всё серьёзно. Ну, ступайте.
Я вышел от ректора в смятении. К отказу я был почти готов, и все-таки... По белокаменной лестнице мимо сновали люди, кто-то окликнул: "Как дела?", и я еще острее почувствовал стыд поражения. Что теперь делать - об этом я даже не мог сейчас рассуждать, я должен был уйти куда-нибудь, побыть в одиночестве. У меня ныли запястья, горели ладони - вот она, эта пресловутая магическая сила... Когда три года назад я устроил в одном из двориков Школы ливень с градом, то сам ещё не понимал, что к чему. Было жарко, а лёд с неба - это казалось всего лишь забавой. Но для Гайо запахло серой. Именно он всё объяснил мне, он первый назвал это магией и твёрдо посоветовал впредь подобным не заниматься. Я тогда вовсе не собирался бороться за своё, особое - я просто спросил: почему? Честь наставника не позволяла Гайо ответить: "потому что", и он допустил меня в свою библиотеку. Оказалось, у него целая коллекция гримуаров - пособий по магии, таких древних, что становилось не по себе. Гайо разрешил мне прочесть их. Он хотел, чтобы я сам нашел ответ, чтобы с ясным сердцем, как подобает Истребителю, отказался от гибельного пути. Вышло наоборот. "Чёрные книги" я проштудировал добросовестно, хоть они и были удушливы, полны насилия и страха. Я стал понимать, чего Гайо боится, но сам-то я не собирался ловить демонов на приманку из слов и чертежей! И я решил, что не откажусь. В конце концов, боевая сторона Истребителя должна быть уравновешена, а мне теперь искать другой противовес было всё равно, что пытаться дышать ушами. Но слова, конечно, не убедили бы Гайо - и вот он вынужден был признать, что я преуспеваю во всём... и нашел-таки повод поставить выскочку на место. Не гожусь я в рыцари Добра - слишком замысловат и заоблачен! Как бы не так! В эту минуту я был уверен, что Гайо понимает всё, но согласиться со мной означало бы, что жизнь его потрачена впустую. Он смолоду боролся против эрбы, а когда понял, что силой ничего не достичь, ушел в Школу. Учил сначала добровольцев Социальной Защиты, потом добровольцев-Истребителей, потом - детей, будущих Истребителей... Это для него нестерпимо - мысль о тех, кто до меня вышел из Школы в травосеевские джунгли и сгинул, или был искалечен, а те, кто уцелел, сами стали проблемой, потому что "синдром Истребителя" - это обнаженные, натянутые, горящие ожиданием гибели нервы... Я шёл, кажется, очень быстро, совершенно не разбирая дороги. Свернул только, сообразив, что могу выйти на лагерь малышей. Самые бесполезные чувства - ярость и отчаяние. Я должен, должен понять, как пробиться через заслон Гайо. Ведь я нашёл решение - настоящее, безотказное, - именно потому, что смог ощутить в себе границу сути и удержать это ощущение. Травосеи действуют именно на этой границе, оттого они и неуловимы при свете дня, и, стало быть, нужны бойцы, которые будут сражаться их же оружием и на их территории. Я - такой боец, но, чтобы доказать это, нужно...
На моем пути внезапно оказалось дерево - огромный дуб. Я успел уклониться, лишь кончиками пальцев коснулся ствола. Дерево от корней до верхушки вздрогнуло, и сверху на меня посыпались жёлуди и сухая кора.
"Истребитель - уникальное оружие поколения, вековая мечта, каллокагатия. Деятельный воин, апостол, просветлённый - он свободен от оков тела и не ведает рабства духа. Столь цельное существо пока еще невозможно представить себе на улицах наших городов с их высочайшей специализацией, в обществе, всё ещё разграничивающем мысли и чувства, обязанности и любовь. Оттого единственное место Истребителя - джунгли, единственное предназначение - идти путём Добра до самых дальних пределов, где начинается смерть."
Птери Пелла, "Семь небес и девять кругов"
***
- ... вот и "ну", - Вран говорил полушепотом, глаза горели. - Я прямо подумал: все, умираю, ведь вот так, по горло - в огне... Или... как будто падаешь вниз, вниз, а потом раз - и крылья... И спасен.
- Ясно. А потом?
Он хмыкнул.
- Потом я уже не думал. Так что описать не смогу.
- И не надо.
Вран сел, но его все еще распирало:
- И чего это я, дурак, боялся? Ну, они - сосуды слабые... Их как-то можно понять... А мы?
- А как же: вдруг она скажет "нет"? Когда еще снова храбрости наберешься! И придется опять обходиться...
- Замолчи, всезнайка! - он швырнул в меня полотенцем. - Ты меня теперь не поучай. Сам-то до сих пор не сподобился.
- Ты так думаешь?
- А тут и думать нечего, - Вран повалился на постель и задрал ноги на стену. - Вижу, не слепой.
Да уж. Это он заметил. Да ведь и я с первого взгляда догадался, но уж очень забавно было потакать его стремлению выболтать все. Он так расписывал восторги, полеты и огненные горенья - наверное, и не углядел, что я посмеиваюсь. А если и обратил внимание - что же, мог решить, что прячу зависть.
- Ладно. Со славным тебя свершением. А... с кем же ты был?
Вран осторожно опустил ноги на пол. Веселость его отлетела, но ответил он спокойно.
- Ты и так бы узнал... С Мэйр.
Конечно, было больно. Но совсем недолго. И совсем не так сильно, как я мог ожидать.
"Воспитание силы предполагает познание слабости. Развитие через преодоление слабости ставит известный предел силе. Попытка преодолеть все видимые пределы ввергает обучаемого в бездну слабости. Равновесна лишь вечная готовность перешагнуть через сегодняшнее, готовность признать себя слабым и двигаться дальше даже тогда, когда нового рубежа не видно."
Пособие, известное как "Рукопись кузнеца", автор и подлинное название неизвестны.
Это было безумное лето: днем работали мышцы и память, но по ночам - короткая высасывающая душу тьма... Я занимался, занимался, занимался - благо, Вран пропадал понятно где. Обычно он являлся с рассветом, но суровая необходимость сдавать очередной зачет пригнала его домой еще затемно. Второпях этот влюбленный дурень полез в окно и страшно испугался, когда я вдруг возник у него на пути. Я и сам не очень-то соображал: Вран выдернул меня из упражнения так внезапно, что белый огонь ослепил нас обоих. Так мы и стояли истуканами, а потом он опустил руку, и я увидел, что вспышкой ему опалило лицо.
***
Я читал, сидя на скамейке. Ректор подошел неслышно.
- Добрый день, Урсо.
Я вскочил и отсалютовал.
- Я присяду. Ваша группа на занятиях?
- Да, сударь.
- Понятно. Вы уже сдали.Что читаете? Позвольте?
Я протянул ему книгу.
- "Боевые искусства Казонды". Вижу, вы следуете моим советам, хоть и на свой лад. Решили взять себя измором? Не сомневаюсь, вы одолеете и эту науку, и будете парить над противником, как пчела над цветком, но... Боюсь, вам это не поможет.
- О чем вы, сударь?
- Вы пытаетесь исправить положение теми же средствами, которые его породили. Сила, заключенная в вас, и без того колоссальна. Она замыкает себя в круг. Это если и не стена, то, во всяком случае, выжженная зона. Мертвящее пространство, в которое жизнь не решается проникнуть.
- Но я не отказываюсь ни от чего.
- Из того, что дает вам победу - да. Однако есть вещи, которые ускользают от вас. То, что может причинить вам боль. Вы не отступаете - вас просто оставляют в покое. Я встретил сегодня вашего друга... Он сказал, что место в вашем доме свободно.
Гайо многозначительно умолк. Я себя чувствовал так, словно молния ударила у самых ног. Связалось то, о чем он сказал, и то, что ушел Вран, и куда ушел - конечно. Следующую фразу Гайо я поймал с середины:
- ... уступают вам потому, что уравновешивают себя вовне. Можно сказать, они разбрасываются. А вы - нет. Вы маленький мудрый старикашка шестнадцати лет. Но мудрость ваша сейчас не стоит гроша, зато может дорого обойтись в будущем. Пошлите ее к дьяволу, если она мешает вам быть просто человеком. В конце концов, не важно, чего именно вы боитесь: разочарования, сердечной смуты, привязанности - вы опасаетесь умалиться...
Негромкий голос ректора плыл в ушах слитной едкой струей. Я перестал понимать слова, я каменел на ярком солнце и едва сообразил, что Гайо поднялся, прощается, уходит. Нет, не зря собирал он черные книги - пусто у меня внутри и ничего не могу... Неужели он это нарочно? Чтобы я тут же побежал эту пустоту заполнять чем-нибудь из того, что пристало человеку? Любовью, например. И желательно - не вздохами при луне, ибо это все идет поверху, - а тем, что возьмет тебя всего. Как Мэйр взяла Врана. А еще можно заполнить себя ревностью и отчаянием, потому что непоправимо - ни с ним, ни с ней...
Меня пробрала дрожь. До сих пор я сидел, вцепившись в скамейку. Отнял ладони и увидел, что на дереве отпечатались следы - черные, отчетливые, точно от жара.
"...они внушают - поди разберись, что, - когда босые и полуобнаженные пляшут "На лезвии" - ведь очевидно, что ни владение телом, ни внимание, ни осторожность не помогут пройти сквозь сплошную завесу вращающейся, кружащейся, падающей стали. Ощущение "отсутствия" при этом столь велико, что улыбка на губах пляшущего режет сердце и заставляет стискивать пальцы в бессильном отчаянии."
Оками Нэко, "Стеклянная спираль"
В конце концов все обернулось как нельзя хуже. Гайо, узнав об этом, должен был проклясть собственный язык. Но было так: я отправился к Мэйр, еще не зная, что скажу и буду ли говорить вообще. Ко мне вышел Вран и сказал, чтобы я убирался и оставил ее в покое. Одним словом, мы подрались: я ударил его первым и сбил с ног. Он не мог подняться, я не мог ему помочь. Я даже не помню толком, как ушел оттуда.
Дома я ничем не смог заняться: лег и смотрел, как по стенам шатаются тени. Я даже не пошевелился, когда бесшумно отворилась дверь и вошла Мэйр. Мне было все равно. Опустив голову, до пояса укрытая распущенными волосами, она приблизилась и вдруг оседлала меня, обхватив коленями. "Мэйр", - хотел было сказать я, - "ты с ума сошла?" - но она была тяжелая, точно изваяние, и я едва мог дышать. Волосы ее щекотали мне руки. Она погладила меня по щеке - пальцы были ледяные; склонилась ниже... В каждом движении - какая-то истовая жуть... "Мэйр!" - взвыл я из последних сил. Она вскинула голову, и я увидел плоское лицо с белыми пятнами глаз. Химера разинула рот, выворачиваясь, взметнулась надо мной и обернулась Гайо Линхом. Это была не явь, но я чувствовал судорогу в вывернутых руках - откуда только взялась эта перекладина? Гайо, скривившись, хлестал меня по лицу форменной перчаткой и приговаривал: "Урсо Катран, какова твоя вера? Веруешь ли ты в Двойной Крест? В тень, повисающую над миром? В наступающую ночь?" Я хотел сказать: "Нет", но перчатка летала туда-сюда, рта было не раскрыть, и тут из-за плеча Гайо вдруг выступил Вран с распухшим лицом и перебитым носом. "Мы сожжем тебя ночью на черной поляне", - просипел он, и тут я рванулся, вызволил руки и на миг увидел опять пустую спальню и тени на стенах. Они тут же устремились ко мне, наливаясь силой, взблескивая остриями - когда они впились мне в глаза, боль была настоящая, я заорал и с этим пришел в себя... Не знаю, видение это было или сон, - но наяву я плакал.
Часть вторая. ИСТРЕБИТЕЛЬ.
- Истребитель! Э-эй! Истребитель!!!
Посланный надсаживался изо всех сил. Наконец в дверях хижины показался хозяин:
- Что стряслось?
- Так это... Человека нашли в лесу.
- Ну?
- Умирает он. К тебе притащили.
- Что за человек? Деревенский?
- Как можно! Наши все тут. Так что - будешь смотреть, или как?
- Буду. Несите, да поживее.
Незнакомец был укрыт тряпкой с головой, как покойник. Истребитель приподнял край, хмыкнул и велел всем убираться. Ядовитое зелье травосеев разъело одежду, лицо и руки пострадавшего распухли, обожженная кожа лопалась. И самострел в ловушке сработал: металлическое оперение торчало из груди. Оглянувшись: не подсматривают ли? - Истребитель наложил руку на рану. Селяне, прильнувшие к двери, вытянувшиеся под окошком, услыхали, как он бормочет: "Э-э, сердце не задето..." Затем раздался короткий судорожный вскрик. Селяне вздрогнули. Кое-кто по привычке осенил себя Двойным Крестом. Сидели, ерзая нетерпеливо: когда же выйдет "покойник" - то? Из хижины послышался отчетливый треск разрываемого полотна, затем опять крики - пронзительные, но раз за разом все тише и тише. "Помер", - сказал кто-то. "Иди ты... помер!" - возразили ему хором. - "А чего ж не выходит?" - "Дождешься, выйдет..." Однако никто не показался, в хижине было тихо, - пришлось расходиться, не солоно хлебавши.
***
Раненый в углу зашевелился и на жутком жаргоне травосеев попросил пить. Истребитель отложил в сторону какие-то записи и принес воды. Придерживая стакан, он внимательно разглядывал гостя.
- Неприятный язык, - сказал он. - Согласен на любой другой из тех пяти, что вы знаете.
- Что? А... Но я думал... что попал к травосеям... Да... Вы нашли... мои документы?
- Я видел вас раньше в Школе.
- Возможно... - раненый прикрыл глаза, помолчал и заговорил снова - в спину Истребителю:
- Вы... врач? Сколько еще... я пролежу?
- До завтра - если не будете разговаривать. Иначе может разойтись рубец. Я не врач, а Истребитель. Но я вас лечу. А теперь спите, пожалуйста.
Выходя, Истребитель услышал, как раненый отворачивается к стене и бормочет: "Бред какой-то..."
"...вынуждены практиковать переброску кадров из одного округа в другой, поскольку Двойной крест добивается снижения психологической устойчивости у сотрудников, проработавших на одном месте более двух сезонов. Отмечены и подтверждены случаи сокращения адаптационного периода до нескольких месяцев."
Меморандум Службы Социальной Защиты 225 - "Стратегии"
***
- Так вы говорите, ядовитый сок и стрела в сердце?
- Не в сердце. Но рядом. Вам повезло. Вот она, забирайте на память. Говорят, хорошая примета.
- А насчет сока как же быть?
- Разве что пуговицы остались...
Гость пошевелил плечами в пятнистой куртке, поглядел на торчащие из-под таких же штанов щиколотки, - одежда, предложенная Истребителем, была ему маловата, - и усмехнулся:
- Пожалуй, не стоит... Обойдусь. И все-таки - не понимаю, как вам это удалось? Так быстро... и вы ведь не врач.
Истребитель разложил пищу по тарелкам.
- Приятного аппетита. Врач здесь был, конечно. Хороший спец, отважный человек - да из Школы другие и не выходят... Но не выдержал - подал рапорт и улетел. А вас каким ветром сюда занесло?
- Можно подумать, что Бойо Таргану нечего делать в джунглях? О Социальной Защите написано столько ерунды... должен же кто-то всерьез заняться... Кстати, как вас зовут? Мне как-то неловко думать о вас: "Истребитель".
- Да? Меня зовут Урсо. Урсо Катран. Но обычно меня как раз называют Истребителем. Селяне верят, что так надежней.
- Любопытно, - проронил Бойо, и настала тишина. Истребитель завтракал - со вкусом, точно в хорошем кафе в лучшем городе на Материке.
- Вы давно закончили школу, Урсо?
- Почти семь лет назад.
- А здесь сколько?
- Столько же.
- Как? Вас не сменили?
- Это не нужно. Я работаю.
- Один? За всю Социальную Защиту?
- Так уж вышло. У меня сеанс связи через полчаса. Я вызову для вас вертолет. Никуда не выходите, пожалуйста.
- Хорошо. Только... не надо вертолет, Истребитель. Если можно, я хотел бы остаться. Это тоже работа.
***
Деревня раскисала от ливней. Какой монотонный шум... Бойо задумался, прикусив колпачок самописки, и вздрогнул от стука деревянного занавеса. Вошел Истребитель, мокрый с головы до ног.
- А... я вам помешал, извините. Пишете?
- Да. Пытаюсь. Нельзя же даром ваш хлеб есть.
- Так вы это делаете из благодарности? - Истребитель повесил полотенце на шею и сел напротив. - В самом деле?
- Нет, конечно. Я ведь собирался писать о Социальной Защите с точки зрения... но это неважно. Теперь вы меня занимаете куда больше.
- Я? Разве это не банально - писать об Истребителях?
- Какие слова! Во-первых, я еще не пишу. Только размышляю. Во-вторых, не об Истребителях, а о вас конкретно. А вы отнюдь не банальны.
Истребитель молчал. Бойо чувствовал себя немного неловко, но все же продолжил мысль:
- Я успел побывать в других деревнях. И, знаете, никогда не видел Истребителя в праздности. Существует такой стереотип: Истребитель - это само действие, это вечно обнаженный клинок...
- А я - нет.
- А вы - нет, - Бойо кивнул. - Я слышал, - извините, - как вы тут разбираете деревенские дрязги: чьи-то хрюшки что-то там сожрали... Вы даете советы, что и где сажать. Исцеляете больных, - тут Бойо невольно провел пальцами по щеке. - Как все это увязать? Почему вы один, почему исполняете несвойственные функции, и, главное, - почему вам это удается?
Он умолк и взглянул на Истребителя. А тот, сплетя пальцы, медленно произнес:
- Вот как... Почему? Вы в самом деле хотите понять?
- Да. Ведь это удивительно. Травосеи оставили вас в покое, в одиночку вы добились больших успехов, чем целая бригада "социалки"...
- Ну, что же, - Бойо послышалась насмешка в голосе Истребителя, - тогда вперед! Глядя в потолок, вы все равно ничего не поймете. Пойдите по деревне.
- Но ведь вы же сами...
- Ради вашей безопасности. Мы тут в глуши. Но раз уж вы готовы рисковать... Пожалуйста. Наблюдайте. Можете поговорить с моими дикарями.
- Что? Вы сказали - с дикарями?
- Что такое?
- Но... как же? Ведь вы им помогаете... пусть слабые, жалкие, нелепые - они же все равно люди...
Бойо почти с ужасом смотрел на Истребителя - рушились некие устои... А Истребитель отвечал, впрочем, без всякого пыла:
- Вас ужасает, что я не исповедую абстрактную любовь к человеку? Они - не люди, Бойо. Они съедены эрбой. Вы думаете, Школа выпускает социопатологов, чтобы разбирать, как вы выразились, деревенские дрязги? Это потом, а сначала нужно пробиться к ним, - и он постучал пальцем по лбу. - Заставить их общаться, потому что научить уже нельзя... Вот вы, например, для них не более, чем сон.
Визгливое: "Истреби-и-тель!" донеслось с улицы. Урсо Катран тотчас же поднялся. Бойо буквально ел его взглядом: нет, ни следа досады, раздражения, недовольства - одна эта треклятая сосредоточенная ясность!
- Извините, Бойо. Тут не годится ни любовь, ни презрение. Можете считать, что на самом деле здесь только эрба и я.
Бойо откинулся к стене и прикрыл глаза ладонью. Снаружи твердым голосом Истребитель втолковывал: "Всем передай - на вопросы отвечать и дурака не корчить. Я разрешил".
Во всем этом был какой-то привкус досады - точно Бойо позволил себе увлечься нелепой игрой. В сущности, что ему стоило самому выйти в деревню, не спрашивая позволения у Истребителя? Так он думал, приглядываясь к селянам, а сердце между тем прорезал неприятный холодок: разговаривать-то они с ним разговаривали, но лишь, когда он был, что называется, перед носом. Ни разу ни один из них не оглянулся, если Бойо окликал их из-за спины. Отведя во время разговора взгляд, они тут же забывали о собеседнике, как будто лишь воля Истребителя вызвала его из небытия. Бойо было тягостно: немереной глубины темные души окружали его, уходили корнями в почву, как трава эрбы. До недавнего времени над ними были только суеверия джунглей и Двойной Крест травосеев. Теперь Большой Мир дал им Истребителя, и к нему они относились воистину трепетно. Он не был хорошим или плохим - он владел их сознанием, их непостижимыми коллективными снами. Они почитали его за то, что он был могучий, надежный, за то, что прикосновением руки мог поднять с постели смертельно больного - и никого не волновало, благое это прикосновение или мучительное.
"Отчего же эта борьба столь неэффективна? Неужели правы мистики, возвещающие на перекрёстках о нечеловеческой природе эрбы, об агрессии извне? Нет, нет и нет - скажу я. Мы столкнули лоб в лоб достойных противников и не можем ждать иного результата. Вопрос лишь в том, кто раньше исчерпает ресурс - человечество и его "рыцари без страха и упрёка", или Двойной крест и "люди эрбы". Я не мастер чёрных прогнозов, но мне представляется, что человечество близко к пределу. "Синдром Истребителя"- тому подтверждение, и, возможно, нам следует пересмотреть подходы... "
Вильк Лариссо, аналитик Социальной Защиты.
Бойо записывал всё наскоро, не подбирая слов - потом, потом будет время, а сейчас ему казалось, что ожидания сбываются, что вязкая тоска последних месяцев отступила. Почувствовать, перевалив за пятый десяток, что исписался - разве это не конец? Когда не можешь совладать ни с темой, ни со словом, и ничего впереди... Он приехал сюда, потому что это были джунгли травосеев, "заповедник кошмаров", и он надеялся, что сможет взглянуть на них по-своему, трезво и ясно, как привык. Но все смешал этот Истребитель Катран. Бойо считал, что умеет схватить суть человека, однако в этот раз слова так и остались словами. Он множил определения, силясь понять, что его самого так затронуло, но в конце концов просто уничтожил записи. Бойо сознавал, что Урсо Катран вовсе не противоречив, что в его внешне застойной жизни есть оправданность куда большая, нежели в боевом напряжении коллег, но суть оставалась за семью замками. Больше того - Катрану, очевидно, было все равно - понятен он или нет. Жизнь его не пересекалась с другими - и точка. Точку решил ставить и Бойо. Закоренелые одиночки не внушали ему доверия. Размышлять о феномене Урсо Катрана он предпочел бы теперь подальше от самого феномена. Обдумывая отъезд, Бойо пошел рано утром прогуляться по деревне. Молочный туман розовел понемногу, дышалось легко и думалось хорошо... как вдруг Истребитель вышел ему наперерез.
Бойо растерялся, пробормотал что-то. Истребитель был мрачен. Не здороваясь, он протянул руку.
- Пойдемте, - сказал он. - Кое-что покажу.
Бойо уже увидел "кое-что". Наслаждаясь этой переменой, он едва поспевал за Истребителем. Они вышли на околицу.
- Стойте, - Истребитель выбросил вбок руку. - Дальше нельзя.
Бойо выглянул из-за спины Истребителя. Перед ними расстилалось поле в зеленых всходах. Ростки пробивались даже на тропе, совсем близко от босых ног Истребителя. Чуть дальше это была уже молодая поросль, а на кромке поля колыхались метельчатые стебли почти в человеческий рост.
- О-о... Это эрба?
- Да, - Истребитель быстро развёл и свёл руки, пальцы сложились, точно бабочки. - Ну, пойдемте. Нечего здесь стоять.
Ошеломленный Бойо шел молча, но потом все-таки спросил:
- Значит, это не легенды? Про то, как поля за ночь зарастают эрбой?
- Легенды. Раньше случалось, что от Истребителя до Истребителя полгода проходило. А травосеи не дремлют.
- Но вы-то здесь.
- Да. И эрба за ночь вырастает мне по плечо.
- Но... как же это? Так не может быть, это какая-то дьявольская сила...
- Дьявольская... - Истребитель вдруг остановился. Деревня вокруг спала, поэтому он говорил тихо. - Но это - честная игра.
- О чем вы?
- Да о том, чего вы никак не поймете. Вам же это спать не дает: что? Как? А все довольно просто. Не нужно никаких ухищрений, явной войны, армии рабов ни к чему. Это сознание эрбы - в чистом виде.
- Сознание эрбы?
- Да. Замаскировать, отвести глаза, связать волю... ну, вы же знаете.
- Так вы... хотите сказать... это черная магия?
- Тише! Не черная и не белая. Сознание эрбы против моего. Ну, как вам такое?
- Не знаю...
- Это вызов, - сказал Истребитель, усмехаясь. - Я очень рад, что вы сами увидели. Но теперь вам надо убираться отсюда. Все, что дальше - не ваше дело. Извините, что я так, не по-хозяйски с вами... Время дорого. Сможете сами вызвать вертолет?
Бойо кивнул.
- Ну, тогда прощайте. Прилетайте после, побеседуем.
Он повернулся и исчез между огородов. Бойо постоял, потирая щеку.
- Как бы не так, мальчик, - пробормотал он, - теперь-то я точно останусь.
Бойо несколько смущало то обстоятельство, что переночевать пришлось в хижине Истребителя. Он так и не решился попроситься к кому-нибудь из селян. Наутро Бойо обнаружил, что хозяин вернулся и сидит, как ни в чем ни бывало, на табуретке у двери.
- Все-таки не улетели, - сказал он. - Доброе утро.
- Доброе, - Бойо сел со вздохом. - Знаете, в свете вчерашних открытий... Завтракать будете?
- Нет. Я не надолго.
Бойо ничего не оставалось, как продолжать гнуть свою линию; он поднялся и принялся довольно бесцеремонно хозяйничать в запасах Истребителя.
- Да. Так вот. Вчера я понял - это не триумф, а поражение. - Бойо вскинул палец. - Оказывается, вы держите тут глухую оборону...
- Держал, - поправил Истребитель.
- Какая разница? На вас напали, вы защищаетесь - и только. С вашими-то способностями?
- А чего бы вы хотели?
- Экспансии, - отвечал Бойо, нарезая хлеб. - Победы. По возможности - полной и окончательной. Вы ведь наверняка этого добиваетесь?
- Конечно, - Истребитель нагнулся и поднял с пола почти плоский рюкзак. Бойо бросились в глаза глубокие царапины на голых плечах Урсо. Совсем свежие царапины. - Но действие равно противодействию... Кстати - как вы насчет того, чтобы поучаствовать?
- В чем?
- В полной и окончательной победе. Я никогда раньше не оставлял деревню. Теперь без этого не обойтись. А селянам просто необходим начальник. Ненадолго - на два-три дня. Что скажете?
Бойо ошутил внутри острый нервный холодок.
- Буду рад, - сказал он, - помочь вам в любом качестве.
Бессчетное число раз он вспоминал потом это свое поспешное согласие. Истребитель собрал деревню, вывел его на крыльцо и сказал: "Этот человек будет с вами, покуда я не вернусь". И все. Никакой магии, ни даже заметного усилия воли. Но Бойо с почти суеверным страхом заметил, как загорелись жизнью сотни до того пустых глаз. Селяне взирали на него благоговейно: пусть Истребитель уходит на войну - благая его ипостась остается с ними. И настоящий ужас пронял Бойо, когда он в первую же ночь понял, что это так и есть. Сначала он ворочался в постели, полагая, что это просто мысль об огромной ответственности не дает ему покоя. Но потом ему показалось, будто снаружи кто-то ходит. Он поднялся и распахнул дверь. Двое здоровенных деревенских парней присели, съежились, как дети. Еще с десяток селян стояли под крыльцом. У Бойо все слова застряли в горле, он видел, как тревога на лицах сменяется умиротворением - вот он, защитник, никуда не делся... "Ходоки" развернулись и ушли, ничего не сказав.
Так и повелось. Днем Бойо балансировал на грани относительного благополучия. Он не был ни Истребителем, ни магом, он даже не считал себя достаточно "правильным", чтобы давать советы. Но старался помочь в меру своего разумения, когда к нему обращались. Его присутствие придавало уверенности всей деревне, но Бойо платил за это кошмарами. Быть хотя бы половиной Истребителя Катрана оказалось свыше сил. Он чувствовал раздирающую пустоту, существовал, лишь как слово - не более, и это было слишком серьезно. Когда страхи становились невыносимы, он зажигал свет и садился к столу. Он пытался писать о том, что мучило его лично, но выходило нечто другое: Истребитель, селяне, "сознание эрбы", удушливое и неизбежное - все то, что не могло появиться в мозгу и на бумаге напрямую - прорывалось теперь в обход, - и к утру он снова чувствовал себя лишь Бойо Тарганом, взявшимся за непосильное дело.
"Средний возраст выбытия составляет 38 лет, причины: оперативные потери, оперативные потери без обнаружения, "синдром Истребителя"\ПОС, "синдром Истребителя".
(ПОС - произвольная остановка сердца)..."
Меморандум Службы Социальной Защиты 548 - "Потери"
Прошли назначенные Истребителем трое суток. Истекли четвертые; на пятую ночь не помогли даже литературные занятия, и все же наутро Бойо снова вышел из хижины. Он двигался и говорил, точно заведенный. Ему не хватало сил понять, что это, быть может, его собственные совесть и сострадание... Он терпел весь долгий день и вечер; ожидание уже давно превратилось в тупую боль под ложечкой, но он откладывал решение до последнего, до непроглядной темноты.
Ему все еще было стыдно позвать на помощь. И все-таки он протянул руку к рации, палец коснулся кнопки...
Ахнуло, грохнуло, и синий свет разлился снаружи. Бойо, преодолевая внезапную дрожь в ногах, выкатился из хижины на воздух. Хмурилось с самого утра, но это явно была не гроза. Бойо почувствовал беззвучный толчок в уши, а затем уж со скрежетом и скрипом рухнуло большое старое дерево на площади. Деревня точно вымерла - все попрятались в подвалы. Бойо стоял один-одинешенек, запрокинув голову. Над ним проносились лохматые тучи, останавливались, разворачивались, мчались обратно... Опять вспышка синего света, затем небо побагровело. Бойо стиснул кулаки. Ликование переполняло его: жив, жив этот подлец Истребитель, дай Бог ему удачи!.. За хижиной торчала наблюдательная вышка. Бойо, не желая пропустить самое главное, полез по перекладинам. Колотилось сердце, перехватывало дух, но не от страха. На половине лестницы он замер. Джунгли уже были видны сверху, и вот откуда-то из их недр поднялся и повис купол переливчатого синего сияния; по нему бежали тени, косматая тьма со всего окоема вдруг ринулась, стянулась к нему. Молнии ударили сразу отовсюду, купол подался - еще удар, - он дрогнул и лопнул, выпустив шар ослепительного света и огненного жара. Но прежде, чем волна пламени пронеслась над ним, Бойо успел отпустить перекладину. Он упал и покатился, не слыша в реве и стоне леса собственного крика, и замер, прижавшись к земле, как учили в детстве - спиной к вспышке.
Часть третья. УРСО.
Я прочёл "Рукопись кузнеца." Что за человек он был? То ли хотел нарочно смутить, то ли всё так и есть на деле? "Кто идёт путём совершенства, понемногу вместит в себя все противоречия мира..." Но правда и то, что всё остальное даётся мне слишком легко...
***
- Знаешь, мне понравилось... Ты всегда такой? Что молчишь?
Если я открою рот, меня стошнит. Я не могу слышать ее голос.
- Только ненависть... Ненависть, - она вытянулась, как кошка, опираясь на локти. - Все-таки, кого ты ненавидишь: меня или ее? Она тебя обманула?