Синицкий Николай Витальевич : другие произведения.

Опалённые крылья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Повесть
  
   Опалённые крылья.
  
   Поступать учиться после службы в армии, я опоздал. Да и школьная программа изрядно вылетела из головы. Надо основательно восстанавливать. Домой возвращаться не хотел, слишком тягостны были воспоминания детства. За три года службы почувствовал, как во мне начала восстанавливаться целостность. Ломать себя больше не дам. Махнул на Урал. Поступил рабочим в геологическую партию. Закончил там курсы взрывников и с этим багажом пустился путешествовать по Сибири. Я не был "летуном", шли шестидесятые годы, страна с размахом строилась, вся молодёжь ехала на стройки. Мне же хотелось увидеть новые районы, общаться с новыми людьми, помогать в поисках и освоении новых месторождений. Ещё необжитые, глухие сибирские уголки с их чистыми, каменистыми реками, бескрайней тайгой, горами, таящими несметные богатства, завораживали, тянули меня, как магнитом. Специфика жизни, работы подбирала сюда и особых людей. Здесь не годился человек, привыкший отработав восемь часов, валяться на диване, здесь не уживались слабость, хитрость, подлость. Среди рабочих было много людей, выброшенных с "большой земли", прошедших тюрьмы, всевозможные "чистки", были, скрывающиеся от алиментов. Всех объединяли трудные условия выживания, необходимость поддержки друг друга. Им было не куда деваться, поэтому чётко соблюдались неписанные законы этой жизни. Поразительно легко относились к деньгам, быту, но были очень чувствительны к обидам. У них не было цели в жизни, они ценили сегодняшний день. Работали до изнеможения, на совесть, а при выездах напивались до беспамятства. Их называли "бичами", но без них вряд ли в те годы могла выжить геология. Они научили меня премудростям таёжной жизни, тонкостям горняцкой работы. Вторая категория людей - начальники. Они, такие же, как везде, были разные. Хорошие, плохие, умные и дураки, горевшие на работе и гребущие под себя, уважающие людей и надменные. К ним приходилось или пристраиваться или увольняться.
   Но самыми интересными, конечно, были геологи! Почти сплошь умницы, интеллектуалы, отдающие себя делу до конца. Они знатоки и в профессии, и в тайге. От них всегда веяло здоровьем, весельем, задором. В партии от них зависело всё, поэтому с ними считались и рабочие и начальники. Благодаря им, я
   научился распознавать многие минералы, породы, тектонические зоны, орудене-
   ние. Работа приобрела совсем другой интерес, утверждалось желание стать геологом.
   Так, с романтикой, кучей впечатлений, что-то приобретая, что-то теряя, добрался до Дальнего Востока. Там произошёл яркий эпизод, который хочется рассказать подробней.
   Небо уже не было обложено сплошной чернотой. В разрывах туч даже проглядывало солнце. Но всё-таки облачность была низкая, поэтому вертолёт летел почти на бреющем режиме. Хотя мы очень торопились, лётчик старался обходить грозовые облака, но дождь настигал, и время от времени по лобовому стеклу били его крупные капли. Вот погодка, это преддверие осени, а ведь ещё середина августа. Два дня просидели в аэропорту, ожидая разрешения на вылет. Сегодня после обеда всё-таки дали его, обещая окно часа на два-три. Неопределённость уже надоела, а впереди трудная работа, которую надо обязательно сделать до холодов. Внизу бесконечные, поросшие лесом сопки, змейки речек. Вот пересекаем широкую долину, по ней тянется вдаль железнодорожная насыпь без рельсов и мостов. Говорят, их сняли ещё во время войны для фронта. Да, если бы не война! Наверно, и эти края были бы уже обжиты, и отец был бы жив. Ну что же, будем обживать мы, вот как сейчас.
   Я вспомнил, как к нам в партию приехал главный геолог экспедиции. Выступая на собрании работников, под конец спросил, есть ли среди нас настоящие романтики, энтузиасты. Нужны двое рабочих. Надо оценить старую старательскую заявку. Место отдалённое, глухое, но очень перспективное на обнаружение месторождения. Стране нужно олово, нужны запасы к вновь построенным обогатительным фабрикам. Работа на месяц, конечно, будут и премиальные. Народ, почему-то, отмалчивался. Не очень-то хотелось дёргаться с насиженных мест. Мы с другом уже больше года проработали в партии взрывниками-проходчиками, были молоды, здоровы, хотелось посмотреть мир, сделать что-то полезное своими руками. К тому же в последнее время у нас сложились нездоровые отношения с прорабом горных работ. Этот, довольно подленький человек, собирал мзду с горняков, приписывая им объёмы выработок.
   Я наотрез отказался платить ему, за мной потянулся друг, встал на дыбы и ещё один горняк. После этого у нас начались неприятности. Мы стали меньше всех зарабатывать, получали самые удалённые участки для работы, а уж по технике безопасности шли сплошные придирки. В общем, прораб ухитрялся
   пакостить нам по поводу и без повода. Наконец, подослал ко мне старого горняка, Гаврилыча. "Лёшка, чего ты ерепенишься? Отдаёшь-то не свои деньги.
   Он же их нарисует, припишет, тебе не в убыток. У него же семья, мал-мала меньше, работа ответственная, а зарплата с гулькин нос. Заведено у нас так. Ты ещё жизни не знаешь, а раз не знаешь, делай, как все. - Он помолчал немного и добавил: - Не надо нарываться, рога и обломать недолго". Гаврилыч, мужик лет под шестьдесят, говорят, раньше был инженером на авиационном заводе, не поладил с секретарём парткома, уволили и даже отсидел сколько-то. Вышел, стал пить и докатился до горняка. Таких, среди горняков, большая половина. Но сейчас он в меру для горняка пьёт, отличается рассудительностью, в общем, авторитет среди рабочих и даже начальства. Вроде бы надо внять его нравоучениям и в тоже время это значит так же, как он сломаться. Нет, к такому я не готов. "Гаврилыч, я уважаю тебя, как опытного горняка, да и как человека, но вы все идёте на поводу у этого типа. Он живёт за счёт вас, это же паразит. Если ему не хватает зарплаты, пусть идёт работать горняком. Платите, если вас устраивает, меня родители и школа учили жить честно и я не собираюсь подстилаться под каждого". "Смотри парень" - ответил он многозначительно. Мужики, после этого разговора, стали коситься на меня. Мой друг, Валька предлагал плюнуть и начать платить, но я упёрся. Обстановка накалялась, поэтому не воспользоваться таким мероприятием было грех. Я толкнул друга в бок и встал, он не вскочил, но, поразмыслив, тоже поднялся. Вот так, нас двое, геолог и радист-промывальщик шлихов из другой партии, прорывались сейчас сквозь облака к месту своего назначения.
   .А вот, кажется, подлетаем. Геолог, толстый мужик килограмм на 120 весом, пенсионного возраста, с лётчиком выбирают место посадки. Мы сделали круг над речкой и опустились на длинную косу. Перекрывая шум винтов, лётчик прокричал, чтобы разгрузились за пять минут. Быстро покидали на землю свой бутар, соскочили сами, и пригнувшись, отбежали от вертолёта. Он, взревел, задрав хвост, устремился вдоль реки и быстро скрылся за её поворотом. А мы, вчетвером стояли на каменной косе, зажатой со всех сторон сопками, глухим лесом. Рядом стремительно нёсся и ревел поток горной речки. К тому же видимый кусок неба опять затянуло грозовыми тучами и быстро темнело.
   Первым, оглянувшись вокруг, прервал молчание мой друг Валька.
   - Мама, я хочу домой. - Не то в шутку, не то всерьёз произнёс он.
   -Кто хочет домой, может отправляться, остальные быстро собирают вещи и перетаскивают на другой берег. Складывать вон на той небольшой терраске, под лесом. - Скомандовал наш тучный геолог, неожиданно резво подхватил несколько
   мешков и смело шагнул в речку. Мы все последовали его примеру. Река была не
   широкая, немногим больше десятка метров, но течение сильное. Ноги разъезжались на скользких валунах, устилающих дно. Ледяная вода заливала сапоги, холодные брызги летели в лицо. Кое-как схваченный груз, нарушал и без того шаткое равновесие. На последней ходке, я всё-таки поскользнулся так, что, не удержавшись, со всем грузом с размаху сел в воду. Сердце чуть не выскочило, когда холодный поток накрыл с головой. Кое-как отдышался, когда Валька помог вылезти из воды. Вот так мы приняли первую купель в этом неприветливом месте. Но вещи были перетащены, поставлена палатка, которая в тайге - настоящий дом.
   Уже где-то вдалеке гремел гром, сверкали молнии, порывы ветра раскачивали деревья, начал моросить дождь. Пока мы обустраивали лагерь, прятали от дождя вещи, Гена, наш радист и промывальщик, мужик маленького роста, худенький, лет 45, видимо опытный таёжник, несмотря на сырость, развёл костёр, соорудил таган, сварил чай. Порывы ветра раскачивали деревья, по реке зашелестел дождь.
   Было уже совсем темно, когда мы все собрались в палатке. С наружи во всю хлестал дождь, шумел лес, грохотала река, а внутри разливалось тепло от печки, пахло сохнущей одеждой. Переодетые в сухую одежду, расположившись на спальных мешках, с кружками горячего чая в руках потихоньку начали приходить в себя. Немного спустя, поснимали и рубашки, сидели с голыми торсами, причём
   геолог, Егор Иванович, развалил свои чресла на полпалатки. "Ну, чисто Ноев ковчег" - подумал я. "Не хватает только каждой твари по паре".
   -Ну, что ребята, мосты сожжены. Пока мы молодцы, быстро сработали. Эту муть пронесёт и возьмёмся за работу. - Тут слова Егора Ивановича заглушил такой треск грома, что казалось, земля раскололась. Ни какая работа пока не укладывалась в эту картину.
   -Сначала выжить бы как-нибудь -тихо произнёс Валька
   -Брось ты. Обыкновенная гроза, не первая и не последняя. Переживём, - подал голос Гена, при­чмокивая свой чифирь.
   Для нас с Валькой ситуация была неординарная. В такие условия мы ещё не попадали. Но, посмотрев, как Иванович и Гена деловито и спокойно залезают в спальники, тоже успокоились и начали устраиваться. Долго лежали, прислушиваясь к бушующей стихии, и всё-таки уснули в надежде, что всему бывает конец.
   Проснулись от крика: "Подъём! Эвакуация! Таскаем всё на гору!" - орал Иванович. Выскочив из спальников, ноги сразу шлёпнулись в воду. Вот чёрт! Она
   покрывала весь пол. Хватая вещи, мы ринулись из палатки. На улице серело,
   дождя не было, над рекой стоял густой туманище. Но разглядывать было некогда, да и холодно. Напялив сырые сапоги, мы опять взялись перетаскивать бутар. Вода поднималась буквально на глазах. По нашей терраске уже шёл настоящий поток. Выхватывая из него, что попадёт под руку, бегом относили на высокое место. Наконец были выловлены последние портянки, они зацепились за куст уже метрах в тридцати от табора.
   -Я бы ни кому не простил, если бы они уплыли, - сказал Валька, задумчиво разглядывая их. - Они же из любимой Вериной кофты.
   Выглядели мы забавно, полураздетые, мокрые, замёрзшие, ошарашенные последними напастями. Поэтому, посмотрев друг на друга, все дружно рас­хохотались. Посмеялись, и настроение поднялось. Занятие по перетаскиванию грузов уже не выглядело таким раздражительным. Ещё раз переехать ни чего не стоило. На новом месте река нас не достанет. Разожгли большой костёр, Гена взялся варить кашу, мы развешали мокрые вещи, а тут сквозь туман, наконец, пробилось солнце. Практически целый день ушёл на просушку, приведение в порядок нашего нехитрого снаряжения. Связались по рации с экспедицией, передали, что живы, здоровы, завтра приступаем к работе. Вечером Иваныч подробно объяснил нам задачу:
   -Завтра забежим вверх по реке, на сколько сможем за день. Переночуем и
   оттуда начнём опробование. Старательская тропа ещё сохранилась, я посмотрел, она вполне проходима, идёт вдоль берега. С собой берем минимум для ночёвки и продуктов на два дня, ну, конечно лопаты и лотки. Всё ясно?
   -В общем, ясно. А вот забег-то всё-таки на сколько километров? Надеюсь, он не марафонский? - Валька никак не может без подвоха. Иваныч очень внимательно посмотрел на Вальку, потом ещё раз глянул в карту и произнёс:
   -Ты здоровый парень, но боюсь, тебе не хватит характера на марафон. Вы должны понять, что в тайге, прежде чем сделать полезную работу, надо изрядно попотеть. Во-вторых, вся работа здесь ложится на плечи всех одинаково. А зайти желательно на 10-15 кило­метров. Так, что советую лечь спать и хорошо отдохнуть.
   Интересно поведение Гены. Он делал всё молча, спокойно, размеренно. Наверно в тайге это лучший способ существования, а может и выживания. Но такому, пожалуй, надо долго учиться.
   -Валька, мы с тобой назвались груздями, уже назад ходу нет. У этих людей можно многому научиться. Да и не хочется выглядеть перед ними салагами. Давай держаться.-Лёха, а что я сказал? Это же шутка!
   -Для тебя шутка, а для него серьёзная, ответственная работа... Пойдём, и правда, отоспимся, всё таки на­маялись с переездами..
   Разбудил нас опять Иваныч. Из тёплых спальных мешков вылезать не хотелось, но чувствовали, что сегодня отоспались.
   -Давай, на раз, два, три, кто быстрей выскочит из палатки. - Я посчитал, и мы рванули. Уже на выходе, подставил Вальке ножку, он растянулся во всю длину, я перескочил через него, первым выскочил и подальше отбежал.
   -Ну, погоди, я тебе ещё устрою, - проворчал он.
   Иваныч с Геной сидели у костра, завтракали. Было холодно и сыро от росы, над рекой курился туман, но из-за сопок вот-вот покажется солнце. Схватив умы­вальные принадлежности, мы побежали к реке. Ну и водичка! Чистишь зубы, так их сводит, как от кипятка. При умывании, кожа так съёживается, что, кажется, вода скатывается с неё, не смачивая. Зато откуда-то по­является све-жесть не только в теле, но и в духе. Сна, как не бывало.
   Гречневая каша с тушёнкой казалась пищей богов. После завтрака, разложили по рюкзакам продукты, посуду, мешки для проб, сверху приторочили фуфайки. Иваныч и Гена с лотками под мышкой, мы с лопатами двинулись в свой первый маршрут. Тропа, когда-то выбитая лошадьми, действительно была проходимая,
   почти не заросла, видимо ей пользовалось зверьё. Но часто её перегораживали
   упавшие валежины, а иногда целые завалы из них. День был погожий, шагалось легко. Иваныч сначала шёл впереди. Кряхтел и пыхтел, как паровоз, перешагивать через валежины ему было тяжело, приходилось обходить, поэтому мы вырвались вперёд и часто дожидались его. Но вскоре и у нас ноги устали высоко подниматься, уже все вместе заходили в лес, обходя завалы. Сказывались и груз, и жара, и надо­едливые комары, да и подъём стал чувствительным. Наконец устроили привал. Побросали рюкзаки и развалились на полянке. Отлежавшись, мы с Валентином разделись до трусов, прихватив котелки, в накомарниках и сапогах отправились на речку. Вдруг он остановился, присел и зашипел:
   -Тихо! Смотри! - Я тоже пригнулся, потихоньку подошёл к нему. На той стороне реки, метрах в пятидесяти от нас, стоял громадный лось. Как на картинке, лопатистые рога, мощный загривок, лошадиная морда. Он не видел нас, стоял передними ногами в воде, время от времени нагибался и втягивал воду, а потом, выпрямившись, долго смотрел куда-то в верховья реки. Он выглядел совершенно естественным приложением к этой дикой природе. - Что будем делать? - Прошептал Валька.
   -Ничего, пусть себе пасётся. - Но Валька не утерпел, надо же показать, что он
   царь зверей, и заорал во всю глотку: - Эээ...й!
   Шум реки забивал звук, но мы встали, и лось нас увидел. Он особо и не испугался, спокойно повернулся и мелкой трусцой тут же скрылся в лесу.
   -И чего ты орёшь? Мы можно сказать у него здесь в гостях. Это же красавец!
   Ты посмотри на себя, какой ты царь, трусы только и украшают.
   -Так пусть знает, что у него гости. А если мы найдём здесь олово, его вообще съедят. - Вот в этом он, пожалуй, прав, пока у нас к природе такое потребительское отношение.
   Зачерпнув котелками воду, мы вернулись на тропу. Сварили и напились чаю с галетами и тронулись дальше. Долина реки постепенно сужалась, подъём становился круче. Река стремглав летела среди громадных валунов, образуя буруны и водовороты. К вечеру вышли к небольшой поляне. На её краю, заросшее до середины крапивой, стояло полуразвалившееся зимовьё. Затенённое лесом, с заросшей мхом и кустарником крышей, оно выглядело пристанищем не чистой силы.
   -Вот здесь ребята и затаборимся. Давайте немного наведём марафет для ночёвки. Гена и Валентин готовят ужин, рубят лапник для постелей, а мы с Алексеем сходим на рекогносцировку, может, успеем взять пару проб.
   -Я хоть и был когда-то комсомольцем, но ни за что не зайду туда, пока не выгоните оттуда всех чертей. - Валька встал в позу. Мы рассмеялись. Гена сломал ветку, зашёл в зимовьё помахал ей внутри и распахнул дверь перед нами.
   -Они все дерганули через окно. Всё чисто, прошу...
   -Это хорошо, потом расскажешь. А сейчас мы перевалим через этот прижим, с километр углубимся и возьмём пару проб с обоих берегов речки.
   Попив чаю, мы тронулись в путь. Довольно быстро прошли необходимое расстояние. Надо было переходить реку. Для меня это не составило труда. По торчащим из воды валунам, прыгая с одного на другой, я пересёк её, даже не замочив ноги. Стал наблюдать за переправой Иваныча. Он долго ходил вдоль берега, похоже, выбирал место, где течение поменьше. Наконец выбрал и прямо побрёл через реку. Течение-то там было поменьше, но зато глубина побольше. Заливало его буквально по пояс, а вода-то ледяная, а годиков-то под шестьдесят. "Вот даёт, Иваныч! И что же ему дома не сиделось, наверно, могли найти и помоложе".
   Наконец он перебрёл, сел и стал стаскивать сапоги.
   -Пока я тут отжимаюсь, ты закопайся вон в той ложбинке до плотика. Он здесь не глубоко, знаешь, что это такое?
   -Слышал, это подстилающие осадки, коренные породы.
   -Молодец, возьмёшь с них килограмм 8-10 и принесёшь сюда.
   Я быстро выполнил его задание. Теперь наступил черёд промывания шлихов. Я слышал о нём, но видеть не приходилось. Это настоящее таинство, когда с помощью лотка, "специально изготовленного деревянного корытца", ловкости рук, воды, из кучи песка и дресвы извлекаются тяжёлые минералы. Поэтому я внимательно смотрел за манипуляциями Иваныча. Он, видя мою заинтересованность, подробно объяснял свои действия.
   -А вот это уже шлих, - он показал оставшийся на дне лотка совершенно чёрный осадок, - в нём остались самые тяжёлые минералы, завтра под лупой посмотрим, есть ли в нём касситерит (минерал, содержащий олово) и сколько его. - Из плотной серой бумаги ловко сделал аккуратный небольшой конверт, сгрёб туда осадок и подписал номер нашей первой пробы. Затем мы тем же путём выбрались на свой берег, отобрали ещё одну пробу. Здесь, почти в ущелье, быстро темнеет. Решили возвращаться. Иваныч был совсем мокрым.
   У зимовья горел костёр. Сегодня на ужин мужики сварганили суп с сухой картошкой, макаронами и тушёнкой. Любая еда в таких условиях всегда кажется вкусной, даже если картошка напоминает вкус мыла. А когда, насытившись, сидишь, обнимая руками кружку горячего крепкого чая, прихлёбывая его мелкими
   глоточками, ощущение не земное. Отодвигается, и что было, и что будет, сплошная нирвана.
   Напившись чая, Иваныч остался сушить свою одежду, а мы разлеглись на наваленном в зимовье лапнике. Им же были прикрыты дыры на потолке. На середине топилась проржавевшая печурка. Дырки в ней заложили плоскими камнями. На перевёрнутом лотке, в консервной банке горела свеча. Вполне домашняя уют
   ная обстановка, располагающая к беседе.
   -Гена, вы с Иванычем из одной партии, почему старика отправили в такую даль?
   -У этого старика вагон опыта. Он почти всю жизнь проработал на россыпях. - Сказал Гена и добавил. - Хороший мужик.
   -Всё равно не понятно, неужели не нашлось помоложе? - Гена помолчал, по
   том заговорил.
   -Невезучий он. Уже после войны был начальником партии. Работали на
   золото. На участке не подтвердились запасы, кто-то должен был отвечать, вот и
   нашли его. Исключили из партии, и пять лет на лесоразработки. Потом работал в партии, но уже рабочим, только в начале шестидесятых перешёл в геологи. А клеймо осталось, поэтому сидеть в конторе ему не светит. Жена недавно умерла, дети мотаются где-то на стройках. Вот и поехал. Ему скоро шестьдесят, говорит, это будет его последний полевой сезон.
   -Да, досталось мужику!
   -Досталось, и не одному ему. В то время сажали пачками, особо не разбираясь. Поэтому в геологии среди рабочих полно бывших, вы их называете бичами.
   -Гена, но это же совсем спившиеся люди. Напившись, из них лезет уголовщина, и всякая мразь. Им же ни чего не надо. Правда работают хорошо, когда не пьют.
   -Да, мрази хватает, но не мало и таких, которых раздавило государство. Которые для него стали изгоями, для которых на большой земле места нет. - "Надо же, Гена разволновался, и слова-то появились вроде не из его лексикона". Но он тут же замолчал, а потом уже спокойно добавил: - Вы следующее поколение, ещё совсем слепые, не пережив такое, вряд ли вы поймёте тех людей.
   Я задумался над его словами. Где-то в воздухе носилось несоответствие школьного воспитания и реальной жизни, но суть несоответствия уловить было невозможно. Отец у меня, прошёл две войны, был до мозга костей коммунист и умер от ран с верой в страну, в правильность выбранного пути, в светлое будущее. Наверно и у них были ошибки, но поверить, что государство могло приносить зло своему многострадальному народу! Нет, в такое поверить я не мог. Просто люди заблудились и обвиняют всех, только не себя.
   -Гена, а расскажи о себе, как попал в геологию? - Но у него уже пропал запал разговорчивости.
   -Потом как-нибудь.
   Пришёл Иваныч, подбросил дров в печку, начал, как всегда шумно укладываться.
   -Ещё не спите? Завтра ребята, вы готовите завтрак, а мы с Геной сходим, опробуем верха. Потом будем скатываться вниз.
   Утро выдалось серым и пасмурным, сверху распадка тянуло холодом. Валентин вызвался готовить завтрак, а я стал заготавливать дрова. На берегу небольшой ветерок ещё относил гнус, но в лесу мошка прямо таки заедала. Мелкая сетка накомарника не давала дышать, без неё эти твари тут же отгрызали уши, губы, лезли в глаза. Я выскочил из леса, как ошпаренный, подбежал к воде и
   стал отмачивать горящее лицо. Валентин у костра веткой, как лошадь хвостом,
   тоже отмахивался от них.
   -Это что же творится, их же столько не было! - Еле выговорил я уже распухшими губами.
   -Эти твари даже костра не боятся, возьми антикомарин помажься, немного помогает. А ты заметил, что здесь даже птички не поют. Какое-то проклятое место.
   Я обрызгал энцефалитку, накомарник антикомарином из бутылочки. Правда, немного отпугивает. Уселся на валежину, закурил, потирая покусанные лицо и руки. Взглянул на небо. Оно опять затянуто сплошной чернотой, в распадке стало серо, как в поздний вечер. Да, будет дождь. Он, как нарочно, сопровождает нас с самого начала. Надо заготавливать дрова. И я, как на казнь, опять побрёл в лес. Таскал сучья и валежины, Валентин рубил их. Мы ещё успели натянуть брезентовый пол от палатки над входом в зимовьё. Перенесли под него костёр. Дождь подкрался незаметно. Сначала начал капать, затем заморосил, а потом накрыл весь распадок сплошным водяным покрывалом. Из него и вылезли, насквозь промокшие, замёрзшие, наши товарищи.
   После завтрака и чая, немного отойдя, Иваныч даже похвалил нас за крышу над костром и заготовленные дрова. Валька расплылся.
   -Иваныч, да не потерянные ещё мы для общества люди. У нас всё впереди.
   -Да, у вас всё впереди. А вот я никак не мог предположить, что погода опять выкинет такой фортель, - с горечью сказал он и пошёл развешивать у костра мокрую одежду. - Обложной дождь-это надолго, переходим в оборону.
   Действительно, он затихал на какое-то время, затем вновь проливался сплошной стеной. Мы спали, о чём-то говорили, пили нескончаемый чай. Под вечер эти занятия уже изрядно всем надоели, к тому же и продуктов оставалось в обрез. К ночи дождь едва шелестел в насквозь промокшем лесу, и мы уснули в надежде завтра увидеть солнце.
   Но надежды не оправдались, утро встретило такой же серой, промозглой моросью.
   -Да сколько же это может продолжаться, откуда такая прорва воды?
   -Вода, ребята, самая загадочная, пожалуй, самая значимая вещь для всей земной природы. - Изрёк Иваныч, когда мы удручённо сидели вокруг печки.-- Вы только представьте громадные площади 3-4 километровой толщи застывшей воды
   на полюсах, или 11 километровую глубину Мариинской впадины в океане! А нескончаемый поток рек и ручейков по всей планете, родники, гейзеры,прорывающие земную толщу. Она же, над океанами, формирует погоду. Но это только видимая часть её значимости. Она участвует во всех и внутриземных
  
   процессах. Обладает колоссальной энергией, разрушает горы, растворяет руды, переносит их и откладывает, образуя месторождения. Мы сами когда-то вышли из воды, практически состоим из неё и жить без неё не можем. Она регулирует, направляет всю жизнь на земле. Она для нас, как Бог! Её так много, её процессы так сложны и грандиозны, что человечество не скоро научится до конца понимать их. Пока изучены немногие фрагменты, и то с какой-то долей вероятности. С этими знаниями, с большим трудом и находим нужные нам руды. Вот, что значит, преследующая нас сегодня вода.
   -Иваныч, может, поэтому человека и завораживает вид бегущей воды? Может в этом есть божественное начало, а не в церкви? - Спросил я. - Такой Бог уложился бы даже в моём сознании.
   -Не знаю. Может в этом есть какая-то связь. Библия написана на исторических событиях. - Он помолчал раздумывая.--Может быть эти два разных сейчас восприятия жизни когда-нибудь сойдутся. Религия зарождалась в тысячелетних наблюдениях за природой, космосом. - Тут неожиданно вступил в разговор Гена.
   -Иваныч, им же вдолбили, что они цари природы! Напридумывали идей, за которыми не видно ни Бога, ни природы, ни отдельного человека. Позагоняли народ на стройки, исковеркали всю землю и главное, одни бездумно пашут, а коммунисты жиреют, да раздают им медали.
   -Угомонись Гена, не путай божий дар с яичницей, - Иваныч даже заслонил Гену своей немалой ладошкой,- парни здесь не причём Да и коммунистов нельзя расчёсывать всех под одну гребёнку. Сколько их погибло в войну! Сколько сейчас честно и добросовестно трудятся, свято веря, что строят светлое будущее своей
   страны, своих детей. Да так оно и есть, жизнь потихоньку меняется к лучшему, даже люди становятся как-то добрее. Худо, плохо, а молодёжь учится и в школах и в институтах, ни кто не мешает выбрать профессию. На стройки же гонят, сами едут, им это интересно и зарабатывают там не плохо. Строить надо, и строить надо много. Мы же с этой войной, здорово отстали от мира. Главное, чтобы народ в этом строительстве понимал его смысл. Чтобы его опять не стали выправлять через колено. Но это уже вот их забота. Придёт время, начнут задавать вопросы, задумываться, почему так, а не эдак.
   Мы с Валентином не очень-то понимали злость одного и нравоучения другого. Пока планировали свою жизнь сами, и ни кто нам не мешал. Разговор становился тягостным, поэтому я попросил Иваныча рассказать о нашем предполагаемом месторождении.
   -Как же вам попроще рассказать. В общем, миллионов 150 лет назад, здесь образовался гранитный массив. Потом он неоднократно подвергался проработке остаточными растворами с образованием в отдельных частях рудных скоплений, в виде рассеянных минералов и многочисленных жил и прожилков. Затем, время и процессы выветривания разрушило месторождение. Естественно продукты разрушения поступали вниз и разносились по долине реки. Так образовалась и наша россыпь. До войны здесь немного работали старатели, но они работали на глазок, на удачу. Мы с вами должны провести опробование по сети, чтобы чётко определить, есть ли оруденение, промышленные ли в нём концентрации, определить его границы и подсчитать прогнозные запасы. Вот такая наша задача и сделать её надо до снега.
   -Чтобы сделать - надо делать, - многозначительно сказал Валька, - а мы кто знает, сколько ещё просидим в этой ловушке. Осталась одна банка сгущёнки. Давайте её разыграем. - Все согласились, чтобы поднять настроение.
   -Начинаем считать с меня. Раз, два, три. - Все вытянули руки с разным количеством загнутых пальцев. Сложили сумму, посчитались. Ну, надо же, банка выпала Валентину. Иваныч и Гена сгущёнку не едят, им легче, а я с завистью смотрел на друга.
   -Вообще-то с тобой не следовало делиться, помнишь подножку в палатке, - пробурчал Валька, вскрывая банку, - но я сегодня добрый, присоединяйся.
   Следующий день почти до обеда мы ждали, пока развеется туман и немного подсохнет. Продукты, практически закончились и все мечтали быстрей вернуться в палатку. Наконец двинулись назад. Мы с Иванычем опять переправились через речку. Одолевали комары и мошка. Я поражался выдержке Иваныча. Ведь промывая, нет возможности даже отмахнуться от них. Почти обливались рипудином, кожа от этого только больше саднила. Спасение было только в ходьбе. На третьей пробе я предложил ему доверить мне грубую промывку. Стоять и смотреть было просто невозможно. И он разрешил. Запасной лоток был с собой. За делом, комарьё отступило на второй план. Сначала получалось плохо и долго, руки совсем
   отмёрзли. Иваныч подсказывал, поправлял, потом доводил шлих мигом. Дальше мы так и шли. Я забегал вперёд считая шаги, чтобы пробы были на одинаковом расстоянии, высматривал место, где наиболее вероятна была отсадка материала, брал пробу и делал грубую отмывку. Он к этому времени догонял меня, доводил
   шлих. По пути ещё отбирал довольно много образцов породы, поэтому рюкзак у него становился всё увесистей. Но дело всё равно стало продвигаться быстрее, к тому же я, вроде как, стал приобщаться к профессии. А вообще-то я мечтал стать
   геологом с 10 класса. "Заразила" меня этим подружка, одноклассница. У неё в роду кто-то был геологом. Видимо, с его слов она прожужжала мне все уши об этих замечательных людях, их романтичном труде, их открытиях. Сама, конечно, после школы вильнула в педагогический институт. А у меня вот засела заноза. Правда, слёту не получилось, но надежды я не теряю. А её, сейчас бы сюда, в комариный край, глотнуть романтику геологического труда.
   Начало смеркаться, но вот появился костёр на том берегу, в его проблесках виднеется палатка, значит, ребята уже пришли. Берём последнюю пробу и перебираемся вброд на ту сторону. Обжитый лагерь, сродни дома. По нему даже скучать начинаешь, тем более после голодного дня, чувствуешь закрома, полные продуктов. Мужики сидели у костра и ели тушёнку с галетами. Рядом стояли разогретые, ещё две банки для нас. Даже не переодеваясь, мы тут же принялись за еду.
   -Ну, как ваши дела? Опробовали всё? - Спросил Иваныч.
   -Всё нормально. - Как всегда, немногословно, ответил Гена.
   -Ну, вот и ладно. Завтра продолжим спуск.
   Иваныч глянул на небо, там уже загорались первые, ещё не яркие звёздочки.-- Погода, похоже, установилась. Значит, порядок будет такой: мы с Геной берём посильный груз и спускаемся по разные стороны реки с опробованием. Алексей и Валентин забирают остальной груз и по тропе спускают его километров на пять. Ставят палатку, готовят ужин. На следующий день, одна пара доопробует верхи, по другой стороне спускается опять же с опробованием в лагерь. Другая пара также опробует, но идёт вниз. То есть на пять километров, у нас будет уходить два дня и ночёвка с одного табора. Понятно? - Мы с сомнением смотрели на раскиданные вещи. Казалось, за раз их не унесёшь. - Глаза боятся, а руки делают. Должны справиться. Четыре - пять таких броска, денёк отдыха, даже если 3-4 дня на непогоду и мы на месте.
   -Кажется, из нас хотят сделать хороших лошадок, - пробурчал Валентин.
   -Не ворчи, сначала надо попробовать. Что ты предлагаешь? Спускаться потихоньку, до Нового года.
   На следующий день Иваныч сыграл побудку ни свет - ни заря. В распадке клубился туман. Было сыро и холодно. Зевая и ёжась, быстро позавтракали, стали укладывать по рюкзакам вещи. Нам с Валентином оставалась основная часть продуктов, часть образцов, печка, палатка и, конечно свои вещи, смена белья, спальники, фуфайки. Кое-как распределив всё поровну, я попробовал поднять рюкзак
   одной рукой, бесполезно, наверно килограмм под 30. Мы с Валькой перегляну
   лись, молча сели и закурили. Обоих терзала одна мысль: "неужели пронесём такой груз 5 километров?"
   Иваныч поманил меня пальцем и указал место на карте, где надо разбить лагерь. - Смотри, тропа подходит к самому берегу и лес здесь прижимается к реке. С той стороны впадает ручей, образует хорошо выраженный распадок, рядом, таких, нет. Запомнил? - Я мотнул головой. - Ну, а груз донесёте?
   -Приходилось таскать мешки с взрывчаткой по 40 кг, правда, не на такие расстояния. Постараемся.
   -Вдруг, что-то не получится, на тропе сделай метку, а на берегу разожги костёр.
   -Хорошо, я всё понял.
   В это время Гена пытался связаться по рации с экспедицией. Долго выкрикивал какие-то позывные, но в ответ слышался только слабый писк и треск. - Батареи совсем сели, толку нет. -Он отцепил антенну, батареи, пнул их ногой, а рацию засунул в рюкзак. Засыпали костёр землёй и перед дорогой присели на валежины у опустевшего лагеря. - Ну, с Богом! - Сказал вставая Иваныч. Нам помогли взвалить рюкзаки, и все вышли на тропу. Они вскоре свернули к реке, а мы, согнувшись в три погибели, продолжили "скатывание". Идти было тяжело, пот заливал глаза, донимали комары, но самое трудное оказалось с таким грузом перешагивать лежащие поперёк валежины. Я пытался считать шаги, чтобы хоть примерно знать пройденное расстояние. Часто сбивался со счёту, но вряд ли мы проходили до привалов больше одного - полутора километров. На привалах падали. Только немного отдышавшись, снимали рюкзаки, пили холодный чай из фляжек и тогда спокойно закуривали.
   -Лёха, такую работу можно придумать только в наказание.
   -Да, я тоже такого не ожидал. Даже сомневался, что такое вообще возможно, а мы шагаем и шагаем.
   -Ноги-то, совсем ватные. Надо сказать Иванычу, пусть пересматривает свой план.
   -Может быть и так. Но сегодня, давай дотянем до места, мы примерно на полпути. Время ещё есть, будем
   больше отдыхать.
   -Давай, не помирать же здесь, среди тайги.
   Мы ложились спиной на рюкзаки, продевали руки в лямки, затем переворачивались на четвереньки и только потом медленно поднимались на ноги. Дальше, монотонное шагание и чертыханье при встрече очередной валежины. В голове ни
   одной мысли, только счётчик отсчитывает шаги.
   Мы уже были где-то близко к цели. Я шёл впереди, обходил по лесу очередной завал на тропе. Раздвинул кусты, впереди была маленькая полянка, заросшая смородинником. И вдруг увидел медведя. Он сидел на заднице, обхватив куст лапами и жрал ягоду. Я замер. Дальше случилось что-то невообразимое.
   Валька,- прошептал я,- медведь! - Он подкрался сзади и чтобы рассмотреть лучше, опёрся на мой рюкзак. Тот, и без того тяжёлый, перевесил, и я вывалился на поляну. Как слетели рюкзаки, не знаю. Мы оба, мгновенно развернулись и дали такого дёру, бегунам и не снилось. Раньше я часто думал, как это они не задевают барьеры. Оказывается, это элементарно! Отбежав на приличное расстояние, наконец, понял, что за нами никто не гонится. Валька тоже остановился. Сели на землю, отдышались.
   -Ну, ты гоняешь, никак тебя догнать не мог.
   -Сам-то чего бежал, я думал он гонится за тобой.
   -Боялся, что ты заблудишься один.-- Буркнул я. Тут мы посмотрели друг на друга и расхохотались. "Хороши таёжники".
   -Надо же, куда и усталость делась. Ладно, пронесло, что делать-то будем? Рюкзаки-то надо выручать.
   -Думаю надо как-то вооружиться, давай вон из тонких сухих лиственниц сделаем подобие копий.
   Мы очистили сучья с подходящих палок, заострили концы. Получилось, какое-никакое оружие.
   -Ну-ка сделай боевой выпад, - Предложил я Валентину. Он резко выдвинул копьё вперёд. - Я чуть не упал от смеха . - По-моему, медведь умрёт от одного страха.
   -Ладно смеяться, посмотри на себя, Робинзон Крузо. Пошли, время идёт.
   Мы потихоньку подкрались к рюкзакам. Они спокойно дожидались нас в кустах. Заглянули на поляну. Там ни души. Пошли посмотреть. От кустов до самого леса тянулись жидкие медвежьи экскременты с непереваренной ягодой.
   -Вот так да! Он нас больше испугался, чем мы его.
   -Да, только это и утешает. Вспомни, прыгали по лесу, как козлы. Давай двигать дальше.
   Случай разнообразил монотонный труд. Несмотря на пробежку, ноги зашагали даже лучше, да и были мы почти на месте. Тропа вышла на берег, а с той стороны был распадок с ручьём. Всё сходилось. Пока ставили палатку, печку, заготавливали дрова, стало темнеть. Мужиков ещё не было. Валентин согласился варить
   ужин, а у меня возникла идея, пошёл вниз по берегу. Река здесь была уже шире и
   глубже, почти без валунов. Уже были и длинные плёсы, правда, всё портили мелкие перекаты. В общем, я решил предложить построить плот, и на эти же километры можно сплавлять груз. Посмотрим, что скажет Иваныч. Вернувшись, застал всех на месте. Поужинав, Валентин рассказал о нашем происшествии, конечно, приукрасил. Получалось, будто мы сражались с медведем не на жизнь, а на смерть и так его напугали, что он измазал своими испражнениями задние ноги до
   самого хвоста. Рассказчик он хороший, да ещё при этом размахивал копьём, все насмеялись досыта.
   Перед сном, поделился идеей с Иванычем.
   -Завтра действуем по плану, а там посмотрим. - Резюмировал он.
   Спали мы, как убитые, а утром, с Валентином еле встали на ноги. В икрах образовались настоящие желваки. Каждый шаг причинял боль. Гена посмеивался, а Иванович посоветовал: - Эту болезнь можно излечить только хорошей разминкой. - Нам же хотелось упасть и не двигаться. - Ешьте, через час маршрута всё пройдёт.
   Попробовав присесть, Валька завопил, - Лучше бы меня съел медведь, чем так мучаться.
   Но мы всё-таки кое-как уселись и съели по полной миске макаронов по-флотски. Я пошёл в маршрут с Геной вниз по реке. Эта работа уже была привычной. Через час и правда забыл про боль в ногах. С восхищением наблюдал, как Гена промывает. Это было загляденье, куда там Иванычу. У него лоток ходил плавно и в тоже время быстро. Два-три покачивающих движения и смывка. Шлам стекал ровным слоем по всей плоскости лотка. Весь процесс занимал в два раза меньше времени. И ни разу не отмахнулся от комарья. Железные они что ли. В полдень по перекату перебрели реку, оставив на обоих берегах хорошо видимые затёски. Разожгли костёр, сварили чай, разогрели банку рисовой каши с тушёнкой, поели. Развалились покуривая.
   -Гена, где ты так наловчился промывать? Иваныч сказал, ты лучший промывальщик в экспедиции.
   -С моё поработаешь, научишься, конечно, если сильно захочешь.
   -А ты, сильно захотел?
   -Просто я понял, чтобы с тобой хоть как-то считались, надо хотя бы что-то одно делать лучше других.
   -Это знают все, но не всем это удаётся.
   -Это хорошо удаётся, когда жизнь припирает к стенке.
   Впервые Гена разговорился. "Надо воспользоваться".
   -Расскажи, как же тебя припёрло? Может и мне пригодится.
   -Ты, вроде, ничего парень, можно и рассказать, а может и правда пригодится. - Он помолчал, видимо прокручивая в голове свою жизнь, закурил новую папиросу и начал рассказ.
   -Вот вы новое поколение, вас не убивали на войне, не брали в плен, не морили пайком, зря не садили в тюрьмы. Вы, выросли, считая, что никто не посмеет топтать вашу личность. А были и другие времена. Да и сейчас по лозунгам живут далеко не все. Кто-то придумывает их, кто-то их развешивает, кто-то заставляет их выполнять. А за ними безбедно живут те, кто управляет страной, твоей и моей жизнью. Что бы обеспечить такую, все остальные должны выполнять их лозунги неукоснительно. Раньше шаг в сторону, грозил расстрелом или тюрьмой, сейчас обходится полегче, но система эта всё равно давит. Не дай тебе Бог попасть под её
   колёса! Оттуда выхода нет, а попасть под них можно даже случайно, - он замолчал и смотрел куда-то вдаль. Затем продолжил: - Ты говорил, у тебя отец фронтовик, у меня тоже. Только мой, в 42-м пропал без вести. В 47-м я окончил школу в Челябинске, и мы с мамой вернулись в Ленинград. Поступил в пединститут на исторический факультет. Всё было хорошо, мама работала швеёй, я учился. И тут, в 50- м, объявляется отец. Не то, что приехал, а провезли мимо, прямо в
   Сибирь. Но, конечно, нам объявили об этом, да ещё как! Люди стали сторониться. В институте тоже относились с подозрением, но доучиться всё-таки дали. Мама не выдержала, так в слезах и умерла. На отца тоже вскоре пришла похоронка. - Он опять надолго замолчал, видно трудно вспоминать такое. А я подумал, " вот так тихоня, бич, с высшим образованием! Встретишь такого в городе, и дейст
   вительно посторонишься, а у него за душой целая драма". Закурил очередную папиросу и продолжил: - Я уехал на Урал, почти два года отработал учителем в маленьком городке. Ни кто не тыкал в лицо моим происхождением, даже уважали. Подвела жалость. Была у меня одна ученица, худенькая, тихая, как мышка, вечно голодная. Я её подкармливал, потом познакомился с её семьёй, бывал иногда у них. Отец не мог найти работу. Помог устроиться ему завхозом в нашу школу.
   Кто бы мог подумать, что он служил немцам, был старостой в деревне. Помогал отбирать продукты у крестьян. Да быстрее, его просто заставили. Я так и сказал следователю. Вышло это мне боком. Его осудили, как врага народа, а мне за пособничество, влепили 5 лет. Сначала я ещё надеялся, что разберутся, а когда в ла
   гере увидел, сколько таких "случайных", надежда растаяла. Видел, наверно в городах зоны с высокими заборами и колючей проволокой? - Я мотнул головой. -
   Вот в такой, и провёл весь срок, от звонка до звонка. - Он опять помолчал, а потом спросил. - Скажи, вот кому я помешал? Неужели нельзя было разобраться? - И сам же ответил: - Нет, надо было искалечить человека, чтобы, другие боялись. - Гена встал и начал собираться.
   -А как же в геологию попал? - не утерпел я.
   -Это совсем просто. После лагеря одна дорога -
   вниз. Работал, где попало, доходило и до житья на вокзалах. Там и подобрал меня Иваныч. Вот и мотаюсь за ним, как хвост. - Мы поднялись. Маленький, худенький, после услышанного, он вызывал сочувствие. Уже собираясь идти, повернулся, и глядя на меня снизу вверх сказал: - А ты учись, учись быть значимым, простой человек у нас всю жизнь видит одни унижения. А сейчас пойдём, и так засиделись.
   " Вот так Гена! Не перестаёт удивлять. Он далеко не прост, раз понимает такие вещи. Пожалуй, он бы мог стать не плохим учителем. Или всё-таки укрывал того бендэровца?"
   Работа отвлекла от этих мыслей. На одной из остановок, когда он промывал пробу, я спросил:
   -Как ты думаешь, можно сплавить груз по реке на плоту?
   -Вряд ли, она ещё слишком быстрая, много перекатов, заломов. Опасно. Может быть пониже и можно.
   Мне было жалко свою идею, но он человек опытный, стоит прислушаться. То же самое мне сказал и Иванович, когда мы вернулись. Тогда мы потребовали день отдыха. Но Иваныч настоял, чтобы сделали ещё один рейс, пок стоит погода, а потом даст хоть два дня. На этом и сошлись.
   На следующий день, мы с Валентином опять навьючились на полную мощь, и спустили, этот чёртов груз, ещё на пять километров. Отработался уже и ритм ходьбы, и день прошёл без всяких приключений. Ещё день затратили на опробование. И вот долгожданные выходные!
   Как следует, выспавшись, сварили рисовую кашу с тушёнкой. Разрешили себе открыть по банке сгущёнки, налопались до отвала. Закурили и стали думать, как жить дальше. Представить впереди ещё таких два-три рейса было не в силах. У обоих, идея с плотом сидела в мозгах. Судя по реке, осуществить её уже можно. Плёсы глубокие и длинные, а через перекаты плот можно протащить волоком. Заломы, (перегораживающие всю реку упавшие деревья) на реке есть, но в них всё равно есть проходы, а ниже, река ещё шире, может их и не быть. К нам подключился и Гена, общими усилиями мы смогли убедить Иваныча,
   да он и сам понимал, что груз с каждым днём растёт. Одних образцов накопилось килограмм пятьдесят, одной ходкой спустить всё, уже не обойдёшься. В общем, под руководством Гены, мы взялись сооружать плот.
   Материалов, кроме изобилия древесины, было не много. Несколько кусков верёвки, горсть, припасённых Геной гвоздей на 150 мм, ну и пара топоров. Выручил
   опять же, Гена. Оказывается брёвна можно связать берёзовой лозой! Он отправил
   нас заготавливать сухие деревья, а сам нарубил тонких, берёзовых верхушек и веток. К вечеру готовые брёвна для плота уже лежали на берегу. Монтаж решили начать завтра.
   Иваныч занимался своими камнями, что-то сортировал, подписывал, чертил какие-то схемы. За ужином, посмеиваясь, сказал:
   -Ну, вы ребята молодцы, взялись, как будто строите флот для Петра Первого. Я представляю, таскать трудно, но зато надёжно. А сплав по реке сопряжён с опасностями. Так работали первооткрыватели алмазов, но тогда у них не было другого выхода. Шли к цели любой ценой. Я разрешил вам это мероприятие потому, что вижу, вы хотите испытать себя. Валяйте, поймёте, на сколько это сложно, может в будущем этот опыт пригодится, а может, закажете всем остальным. Вы парни молодые, здоровые, не глупые, я на вас надеюсь.
   -Иваныч, будь спокоен. Мы же тебя не подводили, и сейчас не подведём. А на плотах кто в детстве не катался! Справимся. Готовьте цветы для встречи. - Бодро заверил Валька.
   -Справимся, Иваныч, не волнуйся. - Поддержал его я.
   Целый день ушёл на строительство плота. Вязка брёвен лозой выглядела не очень надёжной. Но когда сверху и снизу их, парами, укрепили поперечными жердями, связали и сколотили их гвоздями, плот получил основательность. Щели между брёвен тоже закрыли жердями, получился почти ровный настил. За концы привязали по куску верёвки, пригодятся в случае, если придётся тащить. Пришла пора опробовать его. Вагами, кое-как столкнули со "стапелей" и он закачался на воде, как настоящий корабль. Мы с Валентином запрыгнули на плот. Иваныч держал конец верёвки, Гена шестом отталкивал плот от берега. От нашего веса осадки почти не чувствовалось, можно взять приличный груз, конструктивная мысль сработала правильно. И мы дружно прокричали "Уррр-а!".
   -Крейсером, конечно, не назовёшь, но на плавсредство потянет. - констатировал Иваныч.
   -Не обижай, Иваныч, это минимум баржа, давайте назовём её "Верой". - Предложил Валентин.
   -Во, наскучался! Давай, очень символично, и ты на ней поплывёшь. - Не удержался и съязвил я.
   -Да, наскучался, и полетим к любимой на всех парусах. Ох, приеду, обниму! - Мечтательно провозгласил он.
   И так мы готовы к плаванию. Вещи решили погрузить с утра.
   Утро уже привычно встретило холодом, туманом, сыростью. Мы этого не замечали, хотелось быстрее отправиться в путь. Начали грузить вещи. Самым ёмким был большой прорезиновый баул с одеждой, спальниками, продуктами Он занял всю середину плота. Его подпёрли двумя тяжёлыми рюкзаками с образцами пород. С верху всё прикрыли палаткой и брезентовым пологом. На них водрузили печку и трубы к ней. Всё это перевязали верёвками. Наконец, по традиции сели, на дорожку, закурили.
   -Вид солидный, давай поставим печную трубу, будет настоящий пароход. - Посмеиваясь, предложил Валентин.
   Я его не слушал, последние наставления давал Иваныч.
   -Через пять километров свежие затёски, ты их знаешь, это опробованный участок. Желательно спуститься вот сюда. - Он указал место на карте. - Видишь, поворот реки у крутого прижима, там скальник, на другой стороне зимовьюшка, должна быть видна с реки. С этим понятно? - Я мотнул головой. - Не дойдёте, разжигайте костёр на берегу, оставьте зарубку на тропе. Перейдёте, тоже самое, но больше пары километров не уходите. Лучше сделаем ещё один заплыв. Мы пробегаем по берегам до затёсок, и постараемся опробовать, километра три-пять.
   Береги образцы. Они и пробы - то, ради чего все здесь упираемся. Вот, пожалуй, всё. Счастливого плавания! С Богом!
   -Поехали, как бы сказал Юрий Гагарин. - Мы оттолкнули плот шестами от берега, и едва успев помахать на прощание руками, были подхвачены сильным течением. Отталкиваясь, то от берега, то от дна, мы на ходу учились познавать речную навигацию. Вскоре, на перекате, зацепились за камни. Пришлось слезать и метров двадцать, рывками тащить плот за верёвку. Конечно, вымокли. Но пригревало солнце, хлюпающая в сапогах вода, быстро прогревалась. В общем, терпеть можно, плот выдержал первое испытание и главное, мы двигались. На плёсах пе
   реговаривались и даже спели песню: "Из-за острова на стрежень..." Долго распевать не приходилось. Хотя и длинные участки глубокой воды, сменялись перекатами. Вскоре мы потеряли им счёт, промокли и замёрзли. Не заметили, как небо начали затягивать облака, и вдруг из них вперемежку с дождём повалил снег.
   "Этого нам только не хватало!" Но вот и свежие затёсы. Можно было приставать
   к берегу, обсушиться, обогреться, пообедать. Так мы и сделали.
   Пришлось вскрыть баул, достать фуфайки. Теперь холод доставал только через ноги, и мы сидели на валежине, вытянув их к костру. Когда пообедали и напились чаю, совсем согрелись.
   -Что ни говори, а мы неплохо придумали с плотом. Я не очень-то устал, а если бы не эта мерзкая погода, мы с тобой могли бы доплыть до Амура.
   -Неплохо идём. - Согласился Валентин. - Плывём дальше?
   -Конечно, пока духа хватит.
   Проплыли всего метров пятьсот, река резко сузилась, сильное течение несло плот у самого берега. Деревья угрожающе нависали над водой. Приходилось увёртываться от них, и вдруг, впереди упавшее дерево. Крона держала его в полуметре над водой. "Наклониться? Перепрыгнуть?" Сообразить не успели, оказались, висящими на этом дереве, взглядами провожая, уплывающий плот. Немного опомнившись, переползли по нему до берега и бросились догонять плот. Всё-таки сделан он был основательно. Перевернуть его было не так уж просто. Лозу, конечно, здорово поистрепало, но она ещё держала. От хозяев пока он тоже не хотел отрываться, и мирно покачиваясь, дожидался нас на перекате.
   Перетащившись через него, почти благополучно добрались до намеченной точки. Дождик, то моросил, то пробрасывало снегом, то выглядывало солнце. Мы уже втянулись в эту игру с рекой, случайностями, погодой, и хотя уже начало смеркаться, решили проплыть ещё немного. Наверно, нельзя чрезмерно пользоваться плодами удачи. Примерно через километр пути, неожиданно впереди, перегородив всю реку, возник залом. Стволы деревьев и огромные корни, отполированные водой, переплетаясь, торчали из него, как кости громадных животных. Под них устремлялся бурлящий поток воды. Изо всех сил мы шестами пытались направить плот к берегу. Он, уткнувшись в отмель, мигом развернулся и со всего маху врезался в залом. Не знаю, как мы не угодили под него! Видимо, эта жизнь уже подготовила нас ко всему. Как кошки, выскочили на брёвна. Сидели, ошалело, озираясь, схватившись за скользкие корни, потирали ушибленные места. Плот, одним концом ушёл под залом, второй конец раскачивался от бьющего в него потока. Было одно желание, плюнуть на всё и хоть пешком уйти домой.
   -Валька, ты живой? - Сквозь рёв воды прокричал я.
   -Не знаю. Но замёрз, напрочь.
   -Давай выбираться на берег, без костра сейчас мы точно вымрем. - Всё тело била дрожь, наверно кроме холода сказывалось и нервное напряжение. Осторожно пробираясь по скользким от воды брёвнам, выбрались на берег. Под лесом бы
   ло уже совсем темно, хорошо хоть дождь прекратился. Бегом собирали сучья, озябшими руками, кое-как разожгли костёр, хорошо, что были большие ветровые
   спички. Наконец он запылал. Долго стояли над самым огнём, потихоньку стали согреваться. Видимо отогрелись и извилины в голове - появились мысли. Надо
   было выручать груз. Плот ещё держался на старом месте, но мог в любую минуту развалиться. Желания опять лезть в ревущую воду не было, но и другого выхода не было. И мы опять полезли. На удивление, верёвки крепко держали груз, печка и трубы были измочалены, но оставались на месте. Ножами резали верёвки и вытаскивали всё на брёвна. На помощь неожиданно подоспел Гена. Ни о чём не спрашивая, он подключился к аварийным работам. Мы с ним выуживали вещи, Валентин таскал их на берег. Рюкзаки с камнями зацепились под завалом, пришлось повозиться, но вот справились и с ними. Не досчитались топора, котелка да кружек, из которых последний раз пили чай. При такой войне, это совсем не потери! Подкинули дров в костёр и начали просушивать вещи.
   -Спасибо предкам, подарили нам огонь. Гена, ты бы без спичек смог разжечь костёр?
   -Однажды пробовал, так и не смог.
   -Смотрю на вас, недалеко же мы сейчас ушли от предков, кроме костра, да этого барахла, ничего нет. - Как всегда бурчал Валентин.
   Гена сносно выправил печку и трубы, поставили палатку, уже и поели, а Иваныча всё не было.
   -Может, надо его идти искать?
   -Ночью бесполезно искать, дождёмся утра. Он сам не будет ночью шарахаться, переночует у костра. - Сказал Гена.
   Наверно, он прав. Была уже середина ночи и мы завалились спать.
   Утром нас поднял Гена.
   -Давайте, ешьте и пойдём на поиски - Уже с командирской ноткой в голосе, проговорил он
   Я боялся, что после вчерашнего купания, точно простужусь и заболею, но на удивление, ни насморка, ни кашля. Видимо, организм в таких условиях сам вырабатывает защитную реакцию, не даёт расслабляться. Только мы собрались идти, как на той стороне показался Иваныч. Он здорово хромал, опираясь на лопату. Гена перебрался через залом, забрал у него рюкзак. Мы смотрели, с каким трудом, этот здоровущий, старый мужик карабкается по скользким, торчащим в разные стороны брёвнам. Ей богу, было жалко его. Наконец он перебрался, присел у костра на валежину.
   -Что случилось-то, Иваныч?
   -Да, вот, стал совсем неуклюжий. Свалился на ровном месте. Кажется, вывихнул лодыжку. - Он начал стаскивать сапог, морщась от боли. Мы помогли ему. Ступня была синяя, а выше до самого колена тянулась кровоточащая рана. "Ни чего себе угораздило! Где он нашёл такое ровное место!" Гена, со знанием дела, осмотрел ногу, обхватил лодыжку двумя руками -- Ну, держись,
   Иваныч! - Резко дёрнул её на себя. - О..й! Только и успел прокричать тот. - А рану сейчас промоем тёплой водой, помажем вокруг йодом. Штанину пока не опускай, пусть подсыхает, пока не хо-
   ди. Заживёт быстро, главное перелома вроде нет.
   Иваныч сам, не желая того, устроил нам передышку. Она была нам нужна. Отоспаться, просто посидеть у костра, ни куда не торопясь. Днём ещё не плохо пригревало солнце, и мы расслаблялись. Под вечер, мужики лежали в палатке, я готовил ужин, Иваныч сидел рядом, вычерчивая свои схемы опробования.
   -Иваныч, что нам сильно нужен этот ещё неопробованный кусок? - Высказал, я, наверно, общую мысль. Он глянул на меня.
   -Что, сильно измотались?
   -Признаться, изрядно. Да ты и сам, наверно, не меньше, да ещё и нога больная. - Он помолчал, потом сказал:
   -Когда нас отправляли сюда, я пытался доказать, что эта затея не очень удачная. Но там, наверху, на многое смотрят по-другому. Простые, кажется, вещи, видимые нам снизу, понять не могут. Настроили обогатительных фабрик, а запасов руды не хватает. Подгоняют геологов. Те ломают все свои планы, идут и на подтасовки. Вот здесь есть касситерит, похоже, будет стоящее месторождение, похоже, отрапортуют о приросте запасов в экспедиции и даже получат премии. Но ведь фабрикам это ничего не даст. В такую даль и глушь ещё не скоро сунутся. Вот так, часто и бежим впереди паровоза без всякой подготовки. А достаётся всегда первым. - Он надолго замолчал. Я с удивлением смотрел на него. "Неужели мы ещё и рискуем жизнями, здесь зря". Потом продолжил:
   -Но вы молодцы, стали настоящими таёжниками! Не каждый бы смог выпутаться из такой ситуации, главное сохранили образцы. И не думай, что наша работа бессмысленна. В геологии вообще не бывает отрицательного результата. Идёт изучение матушки Земли и месторождение это, рано или поздно пригодится людям. И люди станут умнее, научатся рационально относиться к природе и вас
   вспомнят добрым словом. Сейчас они не скоро сюда вернутся, но раз уж мы здесь, наша задача составить полную картину месторождения. Теперь я убедился,
   с такими, как вы, мы это сделаем. Продуктов не много, но должно хватить. Вре
   мя тоже ещё есть. Завтра денёк отдохнём, нога подживёт, и начнём спускаться. Осталось-то, всего ни чего. А вообще учти, в геологии надо всё доводить до конца. Надо уважительно относиться к своему делу. У кого есть совесть, ни когда не остановится на пол пути, тем более не будет прятать недоделок. Сам посуди, когда и кто за нас приедет сюда доделывать. Результаты наших работ лягут в разработку дальнейших планов. Просто необходимо, чтобы они были достоверными. - Я был согласен с ним, о Гене и говорить нечего, а Вальке просто деваться некуда.
   -Иваныч, а правда, что ты сидел - Осторожно спросил я.
   -Проболтался всё-таки Гена.
   -Что плохого? Рассказал он. Интересно же, что здесь собрались за люди.
   -Да, я и не скрываю. Был грех. Времена были трудные, крутые, долго не разбирались. Послевоенная разруха, золото надо было стране позарез. До сих пор не знаю, была ли там моя ошибка, товарищи ли подвели, природа ли выкинула фортель, но запасы не подтвердились. Кто-то должен был отвечать. Сейчас, что вспоминать, я ни на кого зла не держу. А вот Гену жалко, озлобился человек, на весь белый свет. А как жить с такой злобой? И не верит, что время изменилось, что можно ещё жизнь подправить.
   "Что тогда были за времена, почему сажали невинных людей, почему они так неясно об этом говорят, почему отец, так часто рассказывающий о войне, замолчал это? Ничего не понятно".
   -Сам-то, почему бросил институт?
   -Ну, Иваныч, это совсем просто. Неразделённая любовь. Сейчас самому смешно, а тогда была трагедия.
   -А теперь, не отбило охоту к геологии?
   -Вчера почти отбило, а завтра готов хоть куда. А если серьёзно, то хочу поступить в институт, чтобы не таскаться за геологом в слепую.
   -Ты мужик с головой, любознательный, здоровье есть. Лучшей и более нужной профессии трудно пожелать для мужика. Дерзай.
   -Спасибо, Иваныч!
   Дня три мы ещё опробовали оставшийся участок. Продвигались черепашьими шагами, берегли Иваныча, сняв с него всю нагрузку. Он тихонько спускался с палочкой от лагеря к лагерю. Наконец вышли на большую поляну, где нас должен был подобрать вертолёт. Мы с Валькой прыгали, как дикари, почувствовав, под ногами твёрдую, ровную землю. Всё, конец! Это была радость победы над невзгодами, над работой, наконец, над собой. Мы выдержали!
   Через пару дней прилетел вертолёт, и мы мигом оказались в городе. Получив аванс, сели на берегу Амура, выпили бутылку водки. Красиво одетые люди, гуляя по набережной, сторонились, принимая нас за бичей. А может, мы и были такими в своих драных энцефалитках, только душа у нас была не бывших, а сегодня значащих людей. Но они об этом не догадывались.
   Распрощавшись, разъехались по своим партиям. Вскоре Валентин уехал домой, на запад. Я его не осуждал, каждому своё. Гену я больше не видел. А Иваныч зимой умер, пережив месяца два своё шестидесятилетие.
   Для меня, этот небольшой по времени эпизод, остался в памяти на всю жизнь. Потом я понял, что посылать людей преодолевать трудности, была больше традиция, прошедших лет, чем необходимость. Иваныч запомнился ярким представителем той традиции. Он стоически, спокойно нёс свой крест, делал своё дело до конца и учил нас этому. Верил, не в пример Геннадию, что люди будут разумнее. Я тоже старался верить.С тех пор прошло много лет. Я работал во многих экспедициях. Было много всего, была романтика, энтузиазм того времени. Была настоящая мужская работа, приносящая удовлетворение. А трудности считались естественными, не пугали, ведь рядом плечо надёжных товарищей. Даже люди, прошедшие тяжелейшие испытания тюрьмами, несправедливостью в тайге проявляли свои самые лучшие человеческие качества.
   Где-то шла борьба за власть, провозглашались надуманные лозунги, плелись интриги. Здесь люди просто выполняли очень важное дело, остальное было вторично. Без руды, нефти, газа государство не могло существовать. Они выполняли эту великую задачу и сделали всё от них зависящее. Наверно, потомки сумеют оценить этот труд, самоотверженность людей.
   Я же рад, что мне довелось идти по жизни с такими людьми. И глубоко убеждён, человеческое счастье - это не машины и коттеджи, оно поглубже, где-то там, на тонком уровне морального удовлетворения.
  
  
  
   Треугольники молодости.
  
   В молодости не очень заботят происходящие где-то крупные события. Больше внимания занимает происходящее вокруг тебя. Настроение и поступки определяются отношением с товарищами, близкими, любимыми и просто погодой.
   Отдых на базе партии оказался сильно подпорченным именно погодой. Дожди
   с небольшими перерывами шли всю неделю. И сегодня, рассевшись в кузове автомобиля, все ёжились в фуфайках от сырости и холода. Надо же, начало июля, а совсем, как в сентябре. Впереди двадцать рабочих дней в лесу, в палатках, в этой сырости. Но этому народу было не привыкать. Шутки, смех, кто-то уже достал бутылку водки и начал разливать по откуда-то появившимся кружкам. На ходу, водка расплёскивалась, текла по подбородкам, но попадала и по назначению. Две наши женщины, повариха тётя Надя и топограф Света, обзывали нас пьяницами, но тут же сами, для согрева, опорожнили кружки. Начальник отряда, Николай Фёдорович, с завистью посматривал из кабины в заднее стекло. Грозил кулаком, что вызывало ещё большее веселье. Машина едва пробиралась по вконец раскисшей лесовозной дороге. На рытвинах нас кидало так, что приходилось хвататься за борта, друг за друга, падать в кузов на, сложенный по середине, отрядный бутар.
   Я с начала полевого сезона работал рабочим в этом геологическом отряде. Нравились мне эти молодые, неунывающие, работящие люди, их образ жизни, ожидание открытий, ради которых не страшно ехать вот в такую слякоть. В 25 лет, что сильнее может привлекать человека, не лишенного романтики! К тому же
   мне всё больше нравилась Света. Эта девчонка, наверно, моя ровесница, с мужиками держала себя строго. В конец отчаявшись, на её взаимность, они теперь воспринимали её, как товарища. У меня же, её соседство, вызывало непонятные чувства. Перед ней краснел и бледнел, как мальчик, появлялась скованность, нёс какую-то несуразицу. У меня уже были женщины, но я серьёзно занимался спортом, они всегда были рядом, но вроде как бы для передышки. А тут начал её прямо чувствовать, когда ей трудно, когда она, чего-то желает. Причём, внимания с её стороны, не было ни на грамм. Вот и сейчас искоса поглядывал на неё. Даже в зелёной мокрой геологической фуфайке, заметна стройность фигуры. Белокурые, длинные волосы выбились из под капюшона энцефалитки. Искрятся весёлые серые глаза. Она привлекательна всегда.
   Машину здорово таскало по дороге и вдруг её поволокло в кювет. Кто-то закричал, но среагировать ни кто не успел. Как-то плавно, она съехала с дороги, накренилась, и легла на бок. Люди и вещи высыпались из кузова, как горох. Шум, гам, неразбериха. Откуда-то снизу кричал начальник, чтобы не курили, может литься бензин. Все, к счастью, были живы, поднимались на ноги, потирая ушибленные места. Верещала только тётя Надя. Зацепившись за крюк борта, она не могла подняться. Пока её вызволяли, вылез из кабины шофер, а за ним и начальник. Все молча смотрели на учинённый погром. Необычный вид машины на боку,
   разваленные вокруг банки, ящики, мешки с продуктами, посреди пустынной дороги, пасмурного неба и стеной стоящего чёрного леса, сильно впечатляли. Начальник не выдержал и закричал на шофёра:
   -Ты, что совсем ослеп, не видел куда едешь! - Молодой парень, сам понимал свою оплошность и чесал в затылке.
   -Она же, как корова на льду, совсем руля не слушалась. Понесло в кювет, не остановить.
   -Сам ты корова! А тормоза зачем? Ты же целый отряд чуть не загубил. Все хоть целы? - Жалоб не было.- Ну, и что теперь будем делать? - Он посмотрел на всех. - От базы отъехали километров 30, до лагеря ещё больше, да брод через речку. Ещё, похоже, и дождь собирается.
   Мы, 12 человек, вывалянные в липкой грязи, поглядывали друг на друга, что делать, не знали.
   Кто-то предложил: - Наверно, надо пешком топать на базу за помощью.
   - Возможно. - Начальник как-то хитро посмотрел на нас.- Но можно сначала попробовать поставить эту каракатицу на ноги. - Это сильно изумило всех. Такую махину, да на колёса, своими силами! - Ну-ка, горняки, покажите свою удаль, срубите вон ту лиственницу.
   Мы с большим сомнением встретили такое предложение, но я и ещё один горнорабочий быстро свалили довольно большое дерево. Всем скопом подтащили его к машине, обрубили необходимой длины, затесали конец.
   -Вот теперь, всей ватагой, вставляем эту вагу под раму. - Командовал начальник. Это была не простая задача, поднять такое бревно почти вертикально и попасть затёсанным концом в щель между рамой и кузовом. Не с первого раза, но всё-таки получилось. Зато разогрелись до пота, и стало интересно, во что же это выльется. Вага стояла над машиной, слегка наклоняясь на дорогу.
   -Ну, Фёдорович, ты как будто участвовал в постройке пирамид.
   -Дело прошлое, но однажды такой эксперимент выручил.
   - И что, неужели подняли?
   -Да. Спасибо Архимеду. А теперь по очереди цепляйтесь за вагу и перебирайтесь на её конец. Я буду командовать.
   Было смешно, мы, как обезьяны, облепили вагу, карабкаясь к её вершине. Дерево изогнулось, позволяя зацепиться следующим, многие уже оседлали вагу сверху. И вдруг борт машины отошёл от земли.
   -Теперь делаем раскачку. - Прокричал начальник. - Раз, два, три.- О. Чудо! Машина с каждым качком поднималась всё выше.
   -Ура! - Закричали женщины. И зря! Вага уже сильно изогнулась, вдруг раздался треск, и она развалилась пополам. Вся гирлянда из нас, вместе с ней, дружно села в дорожную грязь, а машина вернулась в исходное положение. Поднявшись, мы уже вторично, потирали ушибленные места.
   -Факир был пьян, фокус не удался.- Пробурчал мой напарник горняк.
   - А счастье было так близко! - Выразил всеобщее чувство молодой геолог
   -Надо же ей было сломаться. Может повторить?
   -Да, ребята, не получилось, больше судьбу испытывать не стоит. Уже темнеет, вот-вот пойдёт дождь. Надо идти на базу. Володя,- он обратился к молодому геологу, - будешь за старшего, с дороги не сворачивать, смотри, чтобы ни кто не отстал. Объяснишь там, нужен вездеход. Дорога ни к чёрту, да и речка, наверно, поднялась. Я с горняками останусь здесь, машину и продукты не бросишь.
   Мне не хотелось расставаться со Светой. Как она пойдёт в темноте по этой жиже. Но спорить не решился, ещё подумают, что струсил. Они ушли, а мы едва успели натянуть небольшой тент, привязав его за два кола и кузов машины, как пошёл дождь. Места едва хватало сидеть, прижавшись, друг к другу, наваливаясь на железный, холодный кузов. Дождь усиливался, вокруг надвигалась совершенная чернота. Было трудно представить, как ребята идут в ночи по такой слякоти.
   -Да, мужики, влипли мы из-за этого охламона. Говорил же механику, нет у парня опыта. Ну, что с того, что работал на автобусе в городе.
   -Ладно, Фёдорович, не журись, - успокаивал горняк, - не впервой, дойдут ребята, да и мы за ночь не пропадём. Давай лучше попробуем покемарить. Может к утру пронесёт эту заразу. И откуда такая прорва.
   -Давай, костёр нет смысла разводить, промокнешь насквозь. Что, Лёша, замёрз?
   -Да, продирает.- Едва выговорил я. Холод уже пронизал тело, начали постукивать зубы.
   -В кабине, в рюкзаке есть бутылка водки. Сейчас только она выручит.
   -Что же ты молчал, Фёдорыч? Я полез, - встрепенулся горняк. - тогда нам и чёрт не брат. - он промок, но через минуту вернулся с рюкзаком. - Фёдорович извлёк бутылку, пучок свежего лука, какие-то пирожки.
   -Вот, сейчас устроим пикник на природе. Пироги свежие, сегодня жена испекла. Кружки только, наверно, не найдём.
   -Это дело второе. Давайте покажу, что надо делать в таком случае.- горняк зубами открыл бутылку, и водка забулькала в его горле.
   -Хватит. - Фёдорович отобрал бутылку и протянул мне. - Пей, это сейчас ле
   карство.
   -Я так не могу. - Вообще не люблю водку, а тут из горла. Понюхав, с отвращением вернул начальнику.
   -Фёдорыч, давай я за него выпью.
   -Не лезь, дело серьёзное, может заболеть. Выпей, а то сейчас насильно вольём.
   Превозмогая себя, я сделал глоток, поперхнулся. Откашлявшись, сделал ещё один. Буквально через минуту по телу начало разливаться тепло. Чувствовалось, как оно опускается всё ниже и ниже. Удобней устроился на ящике, навалился на кузов. Захотелось спать. Начальник с горняком о чём-то ещё говорили, а я не заметил, как уснул. Проснулся от холода, зубы опять выстукивают дрожь. Мужики преспокойно спят. Было темно, дождь всё поливал, струями стекая по брезенту. Чтобы согреться, встал, начал махать руками, приседать. Это помогало. Опять сел, представил: "как же добираются ребята?". Опять начал донимать холод, опять пришлось делать упражнения. Так и повторял эти циклы, пока не начало светать. Дождь уже просто моросил, от земли поднимался туман. Решил развести костёр. В лесу всё было насквозь промочено. Надрал свежей бересты, наломал с самого низу деревьев почти сухих веточек, и все равно огонь разгорелся с большим трудом. Теперь пошли в ход коряги, которых было в изобилии. "вот уж точно, не научись человек добывать огня, наверняка не выжил бы". Костёр быстро обогрел и привёл в чувство. Подтянулись начальник с горняком, сварили чай, разогрели тушёнку. Сразу улетел, как не бывало, ночной холод.
   -Ну, что Лёша, выжил? - Спросил начальник.
   -Фёдорович, ни когда бы, не подумал, что среди лета, можно замёрзнуть почти на смерть.
   -Э, дорогой, это Забайкалье, солнце зашло, одевай шубу.
   А солнце, наконец, всё-таки вылезло из-за леса, стало пригревать. Небо чистейшее, как будто промыло дождями. Может, пронесло эту надоевшую хлябь? К обеду пришёл гусеничный вездеход с ребятами. Натерпелись они, но благополучно дошли. Быстро, тросом подняли машину. Она спокойно завелась, и шофёр поехал на базу. Остальные загрузились в вездеход и продолжили путь. Подъехав к реке, ахнули! Небольшая речушка превратилась в море. Долго совещались, но решили форсировать, вездеход-то плавающий. На всякий случай вырубили шесты. Пока гусеницы хватали грунт, он уверенно продвигался, но на середине реки всплыл, закрутился и подхваченный течением понёсся вниз. Гусеницы крутились совершенно напрасно, ещё и одна вовсе слетела. Шестами, кое-как подтолкли его к пологому берегу. Намучались, пока с одной гусеницей он смог вскарабкаться на
   берег. Теперь надо было найти вторую. Солнце уже хорошо пригревало, от вездехода несло жаром, но вода была ледяная, желающих купаться не было. Полезли
   мы с горняком. Наверно с полчаса прощупывали дно, пока наткнулись на неё. Надо было окунуться с головой, чтобы продеть в неё трос. Нырял я несколько раз пока получилось. Отдал конец троса горняку, чтобы завязал, сам устремился на берег. Холод сковал всё тело, опять застучали зубы. "вот напасть, наверно, он меня доконает". Заскочил на горячую, вентиляторную решётку вездехода, так и просидел там до самого лагеря.
   Казалось, все напасти остались позади, но, проснувшись на следующий день, почувствовал головную боль, слабость такая, что дрожали ноги. На работу не пошёл. Вытряхнул отрядную аптечку, кроме анальгина и аспирина, ни чего лучшего не нашёл. Пил их. Света занималась камералкой, что-то обсчитывала по своей работе. Зашла ко мне в палатку, потрогала лоб, потом даже поцеловала в него.
   -Лёшка, да у тебя жар, тебе надо в больницу.
   -Ладно, до свадьбы заживёт. Посиди со мной, а то одному скучно.
   -Да у меня работа. Сейчас принесу тебе антибиотиков. Но тебе всё равно надо к врачу. И чего ты сидел столько в реке, мужиков-то вон сколько.
   -Ну, если не я, то кто? А потом ведь, самый молодой.- она ушла, а мне стало приятно, хоть так, но заботится.
   Потом она приходила ещё несколько раз. Мы разговаривали, она сидела рядом. Впервые так близко были её белокурые волосы, сочувствующие серые глаза. Мягкая прохладная рука гладила вспотевший лоб. Хотелось схватить её и поцеловать. Вообще-то, я не был сентиментальным. Наверно, расслабила болезнь, к тому же оказалось, что мы с ней ещё и земляки.
   -Так вот почему меня всё время тянет общаться с тобой.
   -Приятно встретить в далёкой Сибири земляка. - Мне показалось, что между нами появилось что-то большее, чем чувство товарищества.
   К вечеру стало совсем плохо, а ночью не знаю, спал или нет, бросало то в жар, то в холод, еле дождался утра. Пришёл Фёдорович, посмотрел на меня и сказал:
   -Сейчас Виктор развезёт народ по работам и отвезёт тебя до реки, там встретят, я по рации договорился. Потерпишь? - Я кивнул головой, и сразу в ней так кольнуло, будто спицу вставили. - А вот как тебя переправить через реку, пока не знаю, но что-нибудь придумаем. - Выручил Виктор, мой ровесник, здоровущий парень, килограмм под сто весом, водитель вездехода.
   -Фёдорович, если река не упала, я его на руках перенесу, в армии и не такие
   тяжести таскал.
   Так и случилось. Я уселся на его спину, он по пояс в воде, переставляя ноги, как циркуль, потихонечку переправил меня на тот берег. Сам тем же способом перебрёл назад, помахал рукой и уехал. Вскоре подошёл "уаз". После сидения в вездеходе, у меня появилась резкая боль в пояснице. На базу мы не стали заезжать, а сразу отправились в поселковую больницу. Там я уже не мог выпрямиться. В таком постыдном состоянии и предстал перед молодой докторшей. Но было не до стыда. Прослушав меня, она сразу определила в палату, с подозрением на воспаление лёгких и радикулит.
   Несколько дней прошли, как в бреду. Безропотно принимал блокады на спине, уколы в нижнюю часть. Сам не видел, но казалось там уже не кожа, а решето. Наконец, начал проходить надрывный кашель. С трудом, ещё с помощью рук, начал поворачиваться и сгибаться. Главное слетела слабость и апатия. Начал потихоньку растягивать спину упражнениями. Дело пошло на поправку. Во многом, конечно, помогала Нина Ивановна. Когда она дежурила, в палате жизнь преображалась. Все десять мужиков в палате приводили себя в порядок, старались задержать её подольше возле себя. Она ни сколько не тяготилась этим, внимательно прослушивала, прощупывала их, шутила, но могла быть и строгой. Такое отношение к ней было не спроста. Молодая, стройная, но плотно сбитая, наверно, бывшая спортсменка. Короткая стрижка чёрных волос, прямой нос, полные подкрашенные губы. Интересно, что в профиль, особенно в докторском колпаке, лицо напоминало Нефертити, а в фас, видимо из-за широковатых скул и ямочки на щеке, выглядело улыбчивым и доброжелательным. Может, сама не понимая, но своим отношением к этим деревенским мужикам, она сильно способствовала их выздоровлению. Они, я заметил, выписываться не торопились, там ведь их ждала обычная трудная жизнь в леспромхозе, колхозе, может, в не устроенной семье. Нина Ивановна подольше, чем положено, стала задерживаться возле меня. Я ещё не очень мог шевелиться, неприятно было чувствовать себя немощным. Флиртовать ни сколько не хотелось, перед глазами стояла света. Неудобно было и перед соседями, поэтому эти задержки меня тяготили.
   Организм у меня всё-таки был сильным, не зря его готовил к трудностям. Надеюсь, дальше он не допустит такой оплошности. Через две недели я уже чувствовал себя сносно. Выходил в палисадник и с каждым днём всё больше давал нагрузку спине. Лето было в разгаре, ни какого напоминания о тех дождях. После
   зарядки усаживался на скамейке и представлял, что делается в отряде. После изнуряющего дня, ребята собираются в столовой, куча впечатлений, шутки, поднач
   ки друг над другом. Среди них, такая же весёлая света. Интересно, вспоминает ли обо мне. В общем, меня уже неодолимо тянуло к ним.
   Однажды ко мне подсела Нина Ивановна.
   -Вижу, у вас поправка идёт полным ходом.
   -Да, Нина Ивановна, наверно, мне пора восвояси.
   -Э, Алексей, не торопитесь, у вас был не простой случай, организму надо закрепиться. Не дай бог, ещё простудиться, может кончиться хуже. Вы же не хотите этого?
   -Не хочу. Но, простите, мне уже здесь не по себе. Люди у вас все друг друга знают, меня считают чужаком.
   -Ну, вы это зря! Люди здесь простые, на столько простые, что даже не задумываются о завтрашнем дне.- она помолчала.- после школы, оставаясь здесь, они уже ни о чём не мечтают. Всю положительную энергию съедает работа, семья, водка. Я после института, когда окунулась в это, чуть не убежала. Знаете, как они ухаживают? Набирают водки и вламываются без приглашения. И ругалась, и плакала, и в милицию жаловалась. Но как-то, постепенно, научилась обходиться с ними, сейчас даже уважают. А, в общем-то, хорошие люди, им бы немного кругозора.
   -Даже не думал, что так плохо в деревне.
   -Не плохо, а какая-то безвыходность, и ни какой культурной жизни, как в городе.
   -Но у людей здесь родина, неужели ни кто, ни чего для неё не хочет сделать.
   -После школы одиночки пытаются, но ведь помощи-то им никакой.
   Я видел такие захудалые, опустевшие деревни даже на западе. Как-то не задумывался о причинах, ведь это приоритет государства. А тут человек через свою боль, боль этих людей, научился сопереживать им, рассмотрел и причины. Поразительно, но ещё и пытается что-то сделать, помочь людям. А что она сможет сделать, когда от государства деревням нет внимания? Наверно, трудно ей, и я спросил:
   -Почему же вы не уедете? - Она долго не отвечала, потом заговорила.
   -Я столько вложила труда в эту больницу, без меня она опять просто захиреет. Но ведь людей- то надо лечить по-хорошему, ведь это такие же, как в городах, люди. Они так же работают на пользу обществу, взамен получая безрадостную
   жизнь. А потом, иногда всё-таки здесь появляются интересные люди. Вот вы, например. Так, что я ещё может, выйду замуж.- закончила она и рассмеялась.- а сейчас, пойдёмте, пора проводить осмотр. Простите, что высыпала вам свои бо
   лячки.
   Ещё целую неделю я промаялся в больнице. Деревянная, с низкими потолками, облупившей штукатуркой, она навевала тоску по воле. Терпеть уже не было сил, и я зашёл в кабинет врача.
   -Нина Ивановна, я уже совершенно здоров. Ради бога, выпишите меня.- она, видимо что-то взвешивая в голове, ответила не сразу.
   -Меня два дня не будет, вернусь, ещё раз осмотрю вас, тогда решим.
   Я расстроенный вернулся в палату. Рядом, на своей кровати сидел дядя Вася. Он умудрился на рыбалке, выпив изрядно, уснуть у костра так, что сжёг себе всю спину, до мяса. Только диву даёшься, как можно было не почувствовать, что горит твоя собственная спина? Сейчас рана уже подживала, и его тянуло посидеть, поговорить.
   -Лёха, а врачиха-то на тебя не ровно дышит, заметил?
   -Дядя Вася, но я-то здесь причём, ни какого повода не подаю.
   -Вот, он не причём. Я, что ли причём? Ты парень здоровый, на морду ничего, втюрилась она в тебя. Да ей уже давно пора. Рассказать, как я женился?- я не знал, как ему объяснить, что в этом нужны обоюдные чувства, поэтому приготовился слушать.- моя, тогда уже собиралась замуж за другого, а во мне прямо всё кипело. Ни как не мог допустить такого. Мы с ним начали драться, он был меня сильнее, а я настырнее. До того его довёл, что он плюнул и уступил. Так и живём сейчас по соседству, но уже мирно. А ты везучий, сама идёт тебе в руки. Не зевай, девка славная.
   Такие уговоры не могли меня пронять. Я ждал её возвращения, чтобы закончить этот неудачный эпизод в своей жизни.
   Наконец дождался. Она ещё раз прослушала меня фонендоскопом и выписала бюллетень, продлив его вперёд на неделю.
   -Вот, всё чисто. Желаю вам больше не болеть. Через неделю придёте ещё, проверим для надёжности, - она протянула бюллетень и добавила, посмотрев в сторону, -- я буду ждать.
   -Нина Ивановна, спасибо вам за всё! И желаю вам счастья в жизни! До свидания.
   Я зашёл в палату, попрощался с мужиками и рванул на базу партии. Она стояла в трёх километрах, на окраине деревни, уже была как родная. Здесь у меня была комната на двоих в общежитии, здесь же была комната светы. Но пока всё пустовало, и я стал дожидаться их приезда. Вскоре, в ночь, в полночь, по одному,
   группами, общежитие заполнили холостяки. Шум, гам, чаепитие с водочкой. Рас
   сказы и впечатления за месяц, не умещались даже в ночи. Я видел Свету мельком, она куда-то всё исчезала. Но однажды всё-таки застал её в комнате одну. Без сапог и энцефалитки, в домашнем халатике она была очень женственной. Я не мог на неё насмотреться.
   -Проходи у меня хороший чай со "слоном",- она налила чай в настоящие чашки, положила пачку печения, - смотрю, ты начал попивать вместе со всеми.
   -Нет, Света, это так, за компанию, чуть-чуть, водка мне всё равно не нравится.
   -Смотри, так по чуть- чуть и привыкают. Как здоровье-то?
   -Нормально. Надоело там, еле вырвался. - Помолчал и вдруг выдал. - Знаешь, я ведь там всё время думал о тебе.
   Она с интересом смотрела на меня. - Как же ты обо мне думал?
   Я замялся, как можно описать чувства? - В общем, ты мне здорово нравишься!- выдохнул я, и попытался взять её руку. Она быстро отдёрнула её, и мы молча смотрели друг на друга.
   -Лёшка, ну почему вы все одинаковые? Юбки вас прямо сводят с ума, а они ведь разные. Я этого не люблю. Уходи!
   Меня даже в жар бросило. Почему она так? Я же от всей души!
   -Не уйду! Я не как все! - Я упрямо стал наливать себе ещё чашку чая. Она, видимо, поняла, что погорячилась.
   -Лёшка, вы все по-своему не плохие мужики, но у меня есть жених, он после института год служит. Я его люблю, вернётся, и мы поженимся. Можете вы меня оставить в покое? Ты же не понимаешь, что такое, ждать. Это совсем не просто!
   Такого удара я не ожидал, это ниже пояса, противопоставить ему у меня ни чего не было. Если бы уводил он, можно было подраться, как дядя Вася, но уходила она.
   Я молча встал, буркнул: - желаю дождаться, - и вышел.
   Переживал страшно. Страдало мужское самолюбие, страдали уже нафантазированные чувства. "ну почему так получилось? Ведь я готов для неё сделать всё. Я думал это наше счастье. Чем лучше меня тот служивый? Или у него больше возможностей потому, что с высшим образованием?" в общем, страдания, переживания, ревность, обида долго бередили душу. Но правду говорят, время лечит. Когда в конце сезона у неё была свадьба, боль уже притупилась, ну может, чуточку щемило, поэтому на свадьбу не пошёл.
   Зимой горняки продолжали работать на том же участке. Жили прямо там, в щитовых домиках. Геологи уехали в город на камеральные работы. Я поступил в институт на заочное отделение. На выходные, приезжая в пустое общежитие, чув
   ствовал себя хозяином, ни кто не мешал заниматься. Однажды вечером кто-то постучался в дверь. У наших ребят такой привычки не было.
   -Заходите, открыто! - Я на всякий случай привстал с кровати. Дверь открылась, на пороге стояла Нина Ивановна. "Вот уж кого ни как не ожидал увидеть!"
   -Здравствуйте! Не ожидали. А я была у вас в партии у знакомых, дай, думаю, навещу бывшего больного. Не выгоните?
   -Здравствуйте, Нина Ивановна. Пожалуйста, проходите. - Я бросился убирать разбросанные вещи.
   -Да вы не беспокойтесь, понимаю, холостяцкая квартира
   - Редко здесь бываю, но поверьте, иногда навожу порядок. Да вы раздевайтесь, проходите, я рад вас видеть. - Я помог ей снять пальто. Без спецодежды, в платье,
   женщины совершенно преображаются, она выглядела молодой, симпатичной и даже домашней. Мы присели за стол. Яркое, красное декольтированное платье оттопыривалось на её груди, выставляя на показ ямку между двух выпуклостей. Её почти чёрные глаза, буквально обжигали. Но я всё равно видел в ней всё ту же докторшу, хотя действительно рад был её приходу.
   -Нина Ивановна, вы не очень торопитесь?
   -Это что, приглашение удалиться?
   -Ну что вы! Хочу отблагодарить вас за ваши заботы. Подождёте пять минут, я сбегаю в магазин, куплю что-нибудь к чаю?
   -Подожду, если вы не будете называть меня, как старуху, Ивановной.
   -Ну, какая же вы старуха! Без белого халата, в таком платье, вы прямо красавица! - Я быстренько оделся и побежал в магазин. Он был рядом, работала там тётя вера, жена нашего буровика. Она могла отоваривать нас без денег, под запись. Я долго копался взглядом по полкам. Они заставлены банками с борщами, щами, макаронами, водкой. Выбрать, что-то, причитающееся такому случаю было не возможно.
   -Тётя Вера, выручай, нужен комплект для встречи с женщиной.
   -Ой, Лёшка, неужели загулял?
   -Не загулял, просто пришла в гости хорошая женщина.
   -Лёша, а чего она пришла-то? - "Я и сам не знал".
   -Ну, просто в гости зашла, по пути.
   -Смотри в оба, ты парень видный, может охмурить хочет. - Она ещё давала какие-то наставления, вытаскивая из-под прилавка коробку конфет, бутылку сухого болгарского вина, банку компота. - Для первого раза хватит. Женщина, говоришь хорошая? - "Вот ведь всё у них есть, только не для всех".
   -Хорошая.
   -Тогда её жалко. Геологи живут одной работой, водкой, да рыбалкой. Про жену вспоминают, когда сильно приспичит, а бабы всю жизнь стирают, убирают за ними, да растят детей.
   -Тётя Вера, неужели вас муж не любит? Вон, какую шубу купил, всем на загляденье!
   -Любит, любит. Иди уж, небось, заждалась.
   Открыв дверь в комнату, я чуть не столкнулся с Ниной Ивановной. Она стояла у порога с веником, как раз закончив подметать. Она была так близко, что чувствовался запах её духов. Глаза, притягивали, как бездонные блюдца. Я отвел взгляд, но, похоже, уже поплыл по течению.
   -Ну, что же это вы, Нина Ивановна, зачем, я бы сам. - Бормотал какую-то несуразицу.
   -Мы же договорились, Лёша. Ни каких Ивановных.
   Выставил на стол свою добычу, налил в стаканы вина.
   -Не богато, но от души. Спасибо, вам..., Нина, за заботу, за лечение и за то, что пришли. Давайте выпьем за вас! Буду считать, что мне сильно повезло! Многие вам благодарны, а выпить с вами довелось мне.
   -Я долго сомневалась, заходить или нет, а сейчас тоже рада, что мы встретились. Спасибо за конфеты! Я сладкоежка. - Мы выпили. Как-то сам завязался разговор ни о чём, перешли на ты и я уже свободно называл её Ниной. Закончилось вино, на улице по-зимнему потемнело, я понял, что придётся её провожать.
   -Лёша, ты наверно уже ждёшь, когда я уйду?
   -Нина, зачем ты так. Мы же теперь, друзья. А потом, я тебя провожу.
   -А я не уйду! - Она упрямо смотрела на меня. А я был огорошен. Совсем недавно, совсем то же, почти в такой же обстановке произносил сам. Ещё напоминала боль, казалось несправедливого, отказа. Пожалуй, я её начал понимать. Пока так оторопело размышлял, она подошла ко мне. Я встал. Она опустила голову на моё плечо, обняла и тихонько заплакала. - Прости, вряд ли ты поймёшь, что такое женское одиночество, когда хочется хотя бы простого участия! Днём, на людях сдерживаешься, а вот ночью прорывает, - она помолчала, подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. - чувствую, тебе можно довериться. Я тебе хоть немного нравлюсь? Ты меня не прогонишь?
   Что мне оставалось делать? Похоже, заблудился в двух соснах, себя-то не понимаю, и конечно, совсем не понимаю женщин.
   -Конечно, нет. Ты замечательная, нравишься мне, и сама это знаешь.
   Я гладил её по голове по спине, руку обжигало прикосновение к её принадлежностям под платьем, а она прижималась всё сильней. Наконец все силы сопротивления были сломлены. Мы крепко поцеловались в губы.
   Вряд ли мы спали в эту ночь. Она всё твердила, что даже если после этого ни чего больше не будет, всё равно ей достался кусочек счастья. Будет легче дальше жить. Я был этому рад. Да и для меня немного такого счастья не помешает. С одной стороны, вроде просто случаются такие вещи. С другой, - само провидение толкает в объятия. Совсем недавно мы не знали друг друга! И вот надо же!
   Утром я проводил её до работы. Потом мы ещё встречались несколько раз за зиму. Но эти случайные встречи не родили большого чувства, так же быстро угасли. Я встретился с ней года через два. Она катила коляску с ребёнком. Сильно располнела, даже не сразу узнал.
   -Лёша посмотри, какое у меня чудо! - Похвастала она, приподнимая краешек одеяла. Оттуда выглядывало маленькое личико.
   -Какой красавец! Мальчик?
   -Что ты, девочка! - Она заботливо поправила одеяльце. - Могла быть твоей.
   Я смотрел на неё, наверно, она была счастлива. Лицо прямо сияло от чувства материнства. Взбалмошные чувства и семья, разные вещи. Хорошо, когда они совпадают! Но, не познав хотя бы одного из них, вряд ли будешь, счастлив в другом.
   -Всего тебе доброго, Нина Ивановна!
   Женщины сопровождают нас всю жизнь. Без них она не возможна. Они, как оправа твоему я. Надо, чтобы она подходила по цвету, форме и содержанию.
  
  
  
   Поисковый фарт.
  
   В те годы мало кто мог усидеть дома. Воспитанная в духе патриотизма и романтики молодёжь рвалась на новостройки. Как магнитом тянули необъятные неисследованные просторы Сибири.
   Подхваченный ветром всеобщего порыва, я долго метался по всей стране, пока нашёл своё место. Возраст и осознание действительности наконец заставило остепениться. Окончил заочно институт и стал осваивать замечательную профессию геолога в одной из лучших экспедиций Сибири. Искали мы сырьё для военной,
   атомной промышленности. Денег на это государство не жалело. Экспедиция была
   оснащена современной техникой, оборудованием и конечно, были подобраны кадры. Семьи жили в отдельном посёлке, в домах почти со всеми удобствами. Всё было настроено, чтобы мы без забот, отдавались работе. И мы отдавались.
   Шла уже вторая половина очередного полевого сезона. Мы проверили множество аномалий, но все пришлось отбраковать. Похоже, сезон окажется неудачным. Оставалось проверить слабовыраженную аномалию, выделенную аэросъёмкой, в довольно удалённой впадине. Пер­спектив от неё ни кто не ожидал, но надо было её отбраковать и расходовать оставшиеся невыполненными объёмы.
   Переезды были привычны. Наш отряд из семи человек и машины "ГАЗ-66" был рекогносцировочный передовой, лёгкий на подъём. Быстро одолели двести км и спустились в широкую долину с большой рекой. Благополучно форсировали её на допотопном пароме. Разбили лагерь на живописной береговой лужайке, наловили рыбы на уху. Вот и готовы приступить к работе.
   Аномалия ложилась на доступную ровную местность в долине, были и просёлочные дороги. Условия, как на заказ, отработать её, казалось, ни каких затруднений. Да ещё вечерами можно побегать с удочкой по хорошей реке. Это поднимало настроение. Сезон оказался пустым, но скорый его конец предвещал возвращение домой, встречу с родными и наконец просто отдых в нормальных условиях.
   На утро две пары геофизиков отправились ставить свои точки. Мы с Геннадием (начальником отряда), пошли в геологические маршруты. Юрка (водитель), как всегда, дежурил в лагере и готовил ужин. Так за работой незаметно проходило время. Участок мы покрыли необходимой сеткой геолого-геофизических наблюдений. Уже не оставалось сомнений, что аномалия представлена солями урана в четвертичных отложениях. Сама по себе интереса не представляла. Интерес представлял лишь её "язык", вытягивающийся из узкого бокового распадка с бурным притоком. Желательно посмотреть откуда его тянет. Но там уже побывали геологи и залезать в обрамление впадины нам было запрещено. К тому же с базы поступила команда сворачиваться, необходимо посетить ещё один перспективный участок.
   Пока мы гадали, что делать, в планы вмешалась погода. Начались дожди. Вода в реке поднялась, катит мутным потоком, затопляя прибрежный лес. Дорогу на базу отрезало. Ни работы, ни рыбалки. Невозможно выйти из палатки, одежда сразу пропитывается сыростью. Ни чего нет хуже затяжного безделья для энергичных людей. В голову может взбрести, что попало. Володя, сорокалетний геофизик, рыбак до мозга костей, вдруг вспомнил где-то вычитанное, что рыба в на
   воднение выходит пастись на затопленные берега. И ведь убедил меня порыбачить. Мы взяли бредень, в трико и кедах, принялись водить им по бывшему берегу, среди затопленных деревьев. Бродили, пока совсем не замёрзли, и пока от палаток не послышался дружный хохот. Наверно, действительно было смешно смотреть, как два мокрых дурака пытаются поймать рыбу прямо в лесу. Я бросил бредень, покрутил пальцем у Вовкиного виска, и пошёл сушиться.
   К вечеру начало распогоживаться. Мы собрались в одной палатке. Решали, что дальше делать. Двое молодых специалистов и шофёр рвались на базу, наперебой настаивали на отъезде. Но последнее слово, конечно, за начальником.
   -Григорьевич - Гена хоть и друг мне был, но среди молодёжи мы обращались по отчеству. - Сколько не суди, в обрамление идти надо. Откуда-то соли тянет и природа чисто урановая. Похоже, обычная картина, связанная с гранитным массивом, но дать характеристику массиву придётся.
   -Да, ореолы обычные, ни чем особым не выделяются, интенсивность солевая, ни больше, ни меньше.- Подтвердил наш опытный старший геофизик Василий Александрович.
   -Всё это понятно. Но с базы командуют выезжать. - Сказал Гена. Затем помолчал, видимо прикидывая меру ответственности. - Бог с ним, с главным геологом, объясним, наверно поймёт. Значит так, пока паром не ходит, Александрович, делаете из аномалии конфетку, чтобы ни каких сомнений в отбраковке. Я ещё захожу маршрутами её окрестности. А ты, Михайлович, - он повернулся ко мне, - дуй в обрамление, заходишь обе стороны этого злополучного притока. Молодёжь выше нос, три- четыре дня и едем на базу.
   Настроенные на скорое окончание сезона мы не могли и подумать, что закончится он уже по зимним морозам.
   На следующий день меня на машине подбросили до узкого, глухого устья
   нужного ручья. Наперекор всем правилам техники безопасности геологи ходили в маршруты по одному. Объёмы работ были так накручены, что вдвоём пришлось бы делать в два раза больше. Во-вторых, геолог идёт и с геофизическим прибором, поэтому напарник только дублирует его. В-третьих, тащить за собой хвост, как правило, молодого неопытного геофизика, часто практиканта, очень накладно.
   Всё время приходится на него отвлекаться, а своя работа требует большого внимания. Поэтому геолог цепляет на себя радиометр, "прибор для постоянного измерения радиоактивности", В одной руке у него длинная гильза с кабелем от прибора, в другой геологический молоток, на одном ухе наушник с постоянным
   потрескиванием, за спиной рюкзак с нехитрым обедом, через плечо полевая сум
   ка, пояс оттягивает не лёгкий пистолет марки " ТТ" 1939 года выпуска, в не первой свежести энцефалитном костюме, со взъерошенными волосами. Не сразу и поймёшь, что делает такой шатун в горах и в лесу. Однажды, встретив бабушку, собирающую ягоды, я своим видом напугал её чуть не до смерти. Правда, самим нам такой вид казался приемлемым.
   Забросив за спину рюкзак, включил радиометр, начал карабкаться в гору. Это было не просто, склон был сплошь заросшим в человеческий рост багульником. После дождя одолевали комары. Отогнать их не чем, обе руки заняты. Наконец, вылез на хребтик. Здесь было чище, обдувало ветерком. Пошёл по нему, попадались скальные выходы. Свежие розоватые, с черным кварцем, высокорадиоактивные граниты. Такие, при определённых условиях, могли привести к оруденению. Но они были слишком свежие, ни тектонических зон, ни изменений самих гранитов не наблюдалось. Отмечались аномальные точки, явно связанные со скоплениями второстепенных минералов, очень похожих на ториевые. Они не представляли для нас интереса. Я шёл, записывал наблюдения в дневник, отбирал образцы, ничего примечательного. Пожалуй, только нашёл камень, лежащий на валуне, так отбить и положить его мог только геолог. Значит, здесь действительно уже прошла наша братия. Назад решил возвращаться распадком. Крутой спуск был не легче подъёма. Цепляясь за кусты, а где и съезжая на четвёртой точке, наконец, спустился к речке. Здесь образован песчаный конус выноса. В наушнике сразу сильно затрещало. Это было интересно. Трещал хорошо промытый временными потоками песок. Засовывая в него гильзу, на приборе зашкаливало первый диапазон. Но это наверняка опять был торий. Его минералы дают такие россыпи. Надо, конечно прислать геофизиков проверить, но я убеждён, что это торий. "Но тогда откуда несёт уран? Выходит, маршрут пока ни чего не дал. Посмотрим, что даст второй борт ручья". Я отправился в обратный путь. Вдоль речки пробит тракторный лаз, шёл по нему, приглядываясь к речным отложениям. Среди них попадали валуны обелённых гранитов. Где-то вверху, видимо есть тектонические зоны. Из них и выщелачивает уран. Это может происходить и из месторождения и просто из гранитного массива. "Месторождение геологи вряд ли пропустили, значит, источник солей гранитный массив". Так я рассуждал уже подходя к месту, где ждала машина.
   Второй день прошёл так же безрезультатно. К тому же, Александрович, съездил на песчаную аномалию и подтвердил её ториевую природу. Пожалуй, мы сделали всё от нас зависящее. Решили, пока хорошая погода съездить на рыбалку. Приток, из которого вытянулась наша злополучная аномалия, оказался не широ
   кой, но бурной речкой, По словам местных жителей, кишел хариусом. По узкому
   распадку, леспромхозом был проделан тракторный лаз. По нему, с большим трудом, на машине мы смогли углубиться километров пятнадцать. Ребята, уже с готовыми удочками, бросились к речке. А мы, с Геной, конечно, решили посмотреть породы. Сразу же, первое впечатление, изменило все наши планы. У нас уже был опыт работы на гранитах. Вот такие, полуразложенные, могли привести к концентрации урана в определённых условиях. По-видимому, соли урана тянутся с них. Но пока не терпелось добраться до речки.
   Рыбалка на хариуса очень специфична. Водится он вот в таких небольших горных, таёжных речках. Вода в них стремглав летит среди огромных валунов, образуя водовороты, перекаты, ямы. Нужно, пробираясь по залесённому, заваленному валежинами берегу, найти места, где он кормится. Но самое главное, угадать наживку. Это целое искусство, сделать из подсобного материала мушку, похожую на его лакомых козявок. Угадаешь, он твой, не угадаешь, вернёшься пустым. Мушка должна быть с яркими петушиными перьями, примотанными к крючку разноцветными шерстяными нитками. Перьями мы все запасались, а вот самые уловистые нитки были из Володиных портянок. Перед рыбалкой мы выстраивались к нему в очередь, выпрашивая ниточку. А он, с сожалением смотрел, как портянки уменьшаются, но всё-таки обменивал нитки на другие снасти. Вот хорошая ямка найдена, забрасываешь удочку. Весь внимание и нетерпение. Поплавок дёргается один раз, другой и вдруг резко уходит под воду. Подсечка, удочка выгибается дугой и вытаскиваешь, упруго упирающуюся, серебристую рыбку. Охватывает совершенно детский восторг. Опять забрасываешь, опять с нетерпением ждёшь, опять продираешься к следующей ямке. Азарт захватывает, забыто всё, день пролетает, как час. Вечером усталые, но довольные, собираемся к машине. Рыбалка действительно оказалась удачная для всех. Но, сколько бы не хвастались, у Володи был самый богатый улов. Тут всё равно превалирует умение и рыбацкая удача.
   Вечером мы долго рассматривали карты полей аэросъёмки. С большим трудом выделили два небольших повышения радиоактивности на гранитном массиве. Решили всё-таки посетить их. Отъезд опять откладывался, хотя с базы уже прямо требовали возвращения, да и нам всем хотелось этого же. Но уже вмешалось само провидение. Против него не попрёшь.
   Наутро, мы с Геннадием, доехали до места вчерашней рыбалки. Один ореол был где-то рядом. Он остался проверять его. Я двинулся в верховья реки. До следующего ореола было, километров семь подхода. Шли хорошие, осветлённые
   граниты, часто попадались зоны сильно трещиноватых пород. Аномальных повышений радиоактивности не было, в наушниках звучало тихое монотонное потрескивание. А вокруг совершенно дикая природа, ещё не тронутая человеком. Лес стоял стеной, умудряясь удерживаться на крутых склонах гор. Тишину нарушал только шум реки. Но вот, нужный распадок на той стороне. Я ещё раз сверился по карте и стал искать переправу через речку. По торчащим валунам перейти её не составило сложности. Но на одном из валунов вдруг затрещало в наушниках. Глянул на прибор, первый диапазон зашкаливает. "Всё, прибор возбудился, наверно стукнул об камень", - мелькнуло в голове. На другом берегу проверил его. Работает нормально. Тогда пошёл по этим же валунам назад. Так и есть " трещал" один из них, притом наиболее сильно под водой, на самой глубине. Заглянуть туда не было ни какой возможности. Обшарил всё вокруг, но ничего не добился. Сделал запись в дневнике, затесал рядом дерево и продолжил маршрут. Вскоре вышел в широкую, вытянутую котловину. Один борт был крутой и залесенный, другой пологий, поросший кустарником, с задернованными проплешинами. Ручей журчал где-то в камнях под дёрном, берега заболочены. В грязи резко повышалась радиоактивность. "Ага, опять солевые проявления, но более сильные. Почему же они так слабо отбились с самолёта? Неужели так экранирует задерновка? Но посмотрим дальше". Дальше, с переменной интенсивностью, ореол тянулся по всей котловине. В борту попалась промоина с гранитной дресвой. Я уселся и стал внимательно её разглядывать. Дресва была гранитная, совершенно обелённая, разложенная почти до глин, в руке рассыпалась в труху. Заметны были корочки, комковатые, красноватого цвета глинистые агрегаты (похоже на цеолиты). "Но ведь это всё признаки гидротермально изменённых пород. Если прибавить сюда вытянутый солевой ореол, то это может выделиться в хорошую зону", - пронеслось в голове.
   Обстановка была очень интересная и обещающая. Появился, как у ищейки, настоящий поисковый зуд. Я огляделся. Найти коренные породы при такой задерновке и залесённости маловероятно. Решил тщательно, поближе к борту, фиксировать повышения радиоактивности и углубиться в самой высокой точке. Уже метров на сто были расставлены вешки, выделились две очень активные точки. Их интенсивность позволяла надеяться уже не на солевую природу, а на близость настоящего оруденения. Выбрав одну из них, сбросил с себя всё лишнее, молотком начал углубляться. Так же копают собаки, земля веером вылетает между ног,
   но и яма тут же осыпается. Отбросил молоток, давай копать руками. Дресва явно была из тектонической зоны. Углубился на всю длину руки и с замиранием серд
   ца опустил туда гильзу прибора. Он показал сильное повышение. Это ещё не было рудой, но на лицо все признаки оруденения. Я ископал почти весь борт. Пот лил градом. Чувствую, руки уже не слушаются, ноет спина. Сел, закурил, надо было оформить наблюдения в дневник. На схеме отчётливо вырисовывалась тектоническая зона трещиноватых, дробленных пород, с сильной гидротермальной проработкой и значительным повышением радиоактивности. Наверняка и глыбы в ручье из этой же зоны. Всё сложилось. Я был удовлетворён и выпавшей удачей, и выполненной работой. На "безрыбье" целого сезона, это была неплохая находка. Только сейчас заметил, что солнце уже зацепилось за вершину хребтика, начало сереть. Вставая, почувствовал, как ломит всё тело. Уже кое-как набрал образцов, взял пробу из ямы и усталый, но довольный зашагал назад. На речке сбросил снаряжение, разделся до пояса, поплескался. Вода ледяная, здорово взбодрила. Идти назад уже стало легче.
   На дороге у машины горел костёр, Геннадий и шофёр пили чай.
   -Ну, наконец-то! Уже хотели идти тебя искать. Что-то случилось?
   Я устало сбросил рюкзак, снял прибор. - Подожди, выпью кружку чая. Потом расскажу.
   - Успеешь выпить, уже темнеет, сначала пойдём, я тебе что-то покажу. - Я уже держал кружку горячего, крепкого чая, отрываться совсем не хотелось. - Пойдём, я думаю, и про чай забудешь, это рядом.
   Геннадий схватил прибор, молоток и шагнул в боковой распадок. Прошли мы действительно метров десять. В одном месте скальный выступ борта был зачищен от дёрна. На нём видна зонка трещиноватых пород. В ней небольшой глинистый шов. Гена поднёс к нему гильзу радиометра. В наушниках громко затрещало, стрелка прибора рванула вправо и зашкалила. Включили второй диапазон, тоже самое. На третьем она остановилась по середине шкалы.
   .-А теперь смотри, - он выковырнул молотком из шва кусок глины, - как думаешь, что это?
   Я присмотрелся, потом вытащил лупу. Белая масса глины была усыпана мелкой, блестящей, жёлто-зелёной слюдкой. Я смотрел и смотрел, пока сомнения совсем не рассеялись. Скопления такой слюдки являлись промышленной урановой рудой. А это была она! Я посмотрел на Генку. Он, конечно, сиял, хотя и пытался скрыть это.
   Тысячи геологов всю жизнь готовятся вот к такому случаю. А он такой редкий, почти неуловимый, выпадает единицам! Можно много говорить, что остальные готовят эти случаи, что без них, они бы не произошли. Но в истории остаются
   имена только первооткрывателей, и ни чего с этим не поделаешь. Как не крути, а кроме желания, умения, нужен определённый фарт, или, как говорят, родиться в сорочке. "Это надо же, практически он просто слез с машины, включил радиометр и попал прямо в руду. Невероятно! Если такое расскажут, не поверишь!".
   -Ну, что же, Геннадий Григорьевич, поздравляю! - Я пожал его руку. - Сейчас ещё трудно понять, что произошло. Но то, что произошло, сомнений нет. И это сделал именно ты!
   -Чего ты как на собрании. Работаем-то вместе. Просто повезло.
   Но это была отговорка. Я ископал весь борт ручья, чуть не оторвал ногти, умотался вдрызг, и ничего! А он пришёл, увидел, победил! Нет, без мистики такие вещи не происходят, что-то здесь
   предопределено. "Ну что же, против такого не попрёшь! По-хорошему позавидуем и продолжим в том же духе. Тем более эта находка подтверждала перспективу моего участка".
   Мы ещё долго пили чай, обсуждая это далеко не ординарное событие. Я не стал вдаваться в подробности своего маршрута, не хотелось сбивать Генкино праздничное настроение. А в голове уже сложилось значение моей зоны рядом с "живой" рудой. Теперь нам нужен масштаб оруденения, а как раз для этого и пригодится та зона.
   Вернулись в лагерь уже по темноте. Руда, конечно, произвела в лагере переполох, все поздравляли начальника и требовали обмыть такое событие.
   -Ну, что же, оставлял на конец сезона, но против судьбы не попрёшь. Давай её подмажем, чтобы не убежала. - Он достал из сейфа почти целый литр спирта.
   Раздалось громкое: "Урр-а!". Загремели кружки, чашки, ложки. Быстро накрыли стол в палатке, развели спирт и пошли чередой тосты. За руду, за удачу, за тех, кто в поле, за милых дам, а дальше, кто во что горазд. Кстати, из двух молодых геофизиков у нас, одна была дама. Весёлая, маленькая, кругленькая, к тому же певунья, с высоким звонким голосом. Поэтому вскоре из палатки по затихшему лесу, над широкой рекой разлились геологические песни под гитару. Вряд ли они были стройными, дружными, но была в них душа оторванных от цивилизации, но не унывающих, людей. Сегодня их обласкала удача, а это сейчас почище женщины. Закрепощённые тяжёлым трудом души распахнулись. Вырвались наружу все затаённые чувства. Радость жизни, тоска по любимым, надежда на будущее - всё замешано в этих песнях и у каждого по своему. Люди эти в палатке, на нарах, при свете керосиновой лампы, казались самыми лучшими и близкими. С ними мы делали самое большое дело своей жизни!
   Молодёжь потихоньку слиняла, они уже давно задружили, (может осенью и свадьбу сыграем). Володя с шофёром ушли в свою палатку. Мы втроём, быстро убрав со стола, расстелили геологические карты, карты аэрополей. Надо было хотя бы приблизительно прибросить, что мы имеем, есть ли перспективы развития этому и что сообщить завтра на базу. Подбодренный спиртом, я разрисовал им свою аномалию. Александрович, предложил не торопиться с сообщением, а поставить завтра на аномалиях шпуровую съёмку в две пары. Пожалуй, это было самое разумное. Если там что-то есть, она и подтвердит это и разовьёт. Тогда можно и поднимать шум. На этом и порешили, тем более уже далеко за полночь, а мы изрядно устали.
   Время утренней связи мы просто проспали. Долго собирались после бурно проведённой ночи, но, наконец, выехали. Уже во всю пахло осенью. Солнце едва пробивалось в глубокий распадок. Свежий ветерок на ходу машины забирался под одежду. Света закуталась в фуфайку и была похожа на взъерошенного воробья (наверно, с Юркой совсем не спали). Но вот и знакомое место. Геннадий, Александрович и Володя сошли здесь и помахали нам рукой. Мы проехали ещё километра два. Дальше дорогу, видимо, не мог сделать даже трактор, скалы и лес прижимались прямо к реке. Бросили машину, навьючили на себя всё необходимое, и продолжили путь пешком. Прибыв на место, сразу принялись за работу. Разметили вдоль борта магистраль с вешками через десять метров. В крест магистрали, Юра со Светой проведут шпуровую съёмку. (Один пробивает ломом дырки глубиной 50-60 см, вторая замеряет на этой глубине радиоактивность). Я, прихватив лопату и кайлу, взялся копать шурф на вчерашней яме. Шофёр, Сергей, помогал то ребятам, то мне.
   К обеду полутораметровый шурф был готов, вскрыты верхушки разрушенных коренных пород. Ребята прошли уже половину магистрали. Теперь картина была
   совершенно ясная. В шурфе была настоящая, кондиционная руда. Вчера я не докопался до неё, наверно, сантиметров двадцать. Шпуровая съёмка показала широкую, вытянутую вдоль борта, зону высокой радиоактивности, с очень высокими отдельными точками. Разгорячённые и воодушевлённые ребята предлагали выкопать ещё несколько шурфов. Но я притормозил их.
   -Главное мы сделали. Есть руда! Есть достаточно вытянутое её развитие. Всё это позволяет в перспективе получить сдесь рудопроявление. Теперь её надо вскрывать канавами на полную мощность и проверять на глубину бурением. А это уже следующий этап. Вам же, для перспективы, надо как можно больше протянуть зону в длину. Поэтому давайте пообедаем и продолжим.
   Обед был традиционным, из банок с кашами и кострового чая, поглощался механически. Приятен был процесс отдыха на полянке, в лесу, развалившись на прогретой солнышком земле. Глядя на голубое небо с лёгкими облачками, окружающие горы, как будто сливаешься с ними, со всей природой и с самим космосом. Я глянул на ребят. Серёга уже спал, подложив под голову сапоги. А эти голуби, обнявшись, тихо шепчутся. Не хотелось разрушать такую идиллию, но день уже перевалил на вторую половину, а делов ещё много. Пришлось, конечно, несколько раз напомнить им об этом, пока они раскачались и ушли.
   Сам же заполнил дневник, отобрал пробы руды, породы и вдруг почув­ствовал, что уже ни чего не хочется делать. Как будто с плеч что-то свалилось. Подбросил в костёр сучьев и уставился в него. Солнце уже почти не грело, из затенённого распадка тянуло холодом. Мысли в голове едва шевелились. Наверно, сказывалось напряжение последних дней, а может и всего сезона. Было спокойное удовлетворение от находки, всё-таки доказал свою про­фессиональность, сделал всё до конца. Не было ни плохой, ни хорошей зависти к Геннадию. Это просто наша работа. Почему-то вспомнилась жена, с которой уже практически не живём. Связывает лишь обязанность поднять
   детей. А ведь казалось сначала, любил. Но приоткрылись характеры обоих, пообтёрлись в быту, оказалось, что совсем разные и подстраиваться друг под друга не хотим. Слава Богу, она всё-таки хорошая мать и домовитая хозяйка. Сын уже взрослый, дочка же такая маленькая ласковая тихоня. В ней, наверно, собралось всё, что недолюбил, недочувствовал. Разве такую бросишь? Почему-то всё чаще вспоминалась первая школьная любовь. Наши чистые, детские чувства. Её доверчивость, надёжность, понимание. Зачем было искать чего-то большего? Самое лучшее, оказывается было рядом, а я этого не рассмотрел, а она даже не вышла замуж. Выходит сам ошибся, и ей испортил жизнь. Можно ли теперь что-то исправить? Пожалуй, нет, пока дети совсем не вырастут. А потом, наверно, будет уже и не надо. Вот так аукаются ошибки. Я посмотрел на Светку с Юркой. "Вот они тоже об этом даже не задумываются. Обалдели от близости. Начнётся испытание вечными семейными недостатками, близости как будто и не было. А может и не бедность виной, богатые тоже страдают и плачут. Может, начитались в детстве о принцессах, нафантазировали прекрасных, милых, ласковых! А в жизни они очень прозаичны : хотят семьи, детей , уюта, удобств. Мужики для них - средство устроиться поудобней. А мы далеко не все склонны быть кротами. Мне, например, хорошо быть здесь! - Вот на этом, днём таком солнечном склоне, любят пастись дикие козы и кабаны, а на том сплошные лиственницы, стоят плот
   ными рядами, как монгольская рать. Под ними такие заросли ерника, что пролезть можно только на четвереньках. Настоящие, ещё первородные места. Может, кого-то они угнетают, а меня наполняют живицей своей неиссякаемой, необъятной, завораживающей, загадочной красотой, поразительной живучестью, яркостью красок, разнообразием видов и конечно, богатством недр. Наверно, это отголоски первобытной тяги, но здесь хорошо работается, здесь чувствуешь себя настоящим мужчиной. Здесь чувствуешь настоящее удовлетворение, от добротно сделанной работы, оттого, что можешь преодолеть тяжести, невзгоды, можешь полностью реализовать свои способности. Может это и есть человеческое счастье - найти своё место и предназначение на Земле? Вроде понятно, а внутри зудит: ещё бы денег, ещё бы квартиру, машину, ещё и ещё! Это бесконечно! Разъедает душу, сбивает с пути. Наши родители, а за ними и мы привыкли обходиться малым. На равных с народом вытягиваем страну к прогрессу. Вкладываем свою жизнь, работу, в общую копилку, надеясь, что у детей будет лучшая доля, что не будет разъедать их души ржавчина нехватки самых элементарных, необходимых цивилизованному человеку вещей! Мы для этого сделали всё. Перед детьми будет не стыдно!... Ладно, размечтался, уже понесло не туда. Надо сворачиваться".
   - Света, Юра, хватит обниматься, делайте в шурфе спектрометрию, Сергей собирай инструмент, на этом заканчиваем.
   Сам полез на другой борт. Пробиться напрямую было невозможно, просветов в зарослях поблизости не было. К тому же начало смеркаться. Тут в три голоса закричали ребята: "Ур...ра! Михалыч, пляши, наша взяла!" Я выбрался из чащи и подошёл к ним. А они, как дикари отплясывали вокруг шурфа. "Ну, чисто дети! Хотя событие конечно не рядовое". Я глянул на прибор: " как и ожидал, природа чисто урановая, радона и тория практически нет".
   - Ну, дамы и господа, готовьте дырочки для медалей! А сейчас дуем обратно. На ходу придумывайте название новоиспечённому рудопроявлению.
   - Я предлагаю: "Рулевое", - тут же высказался Серёга.
   - Почему "Рулевое", - удивился я.
   - Так это же самое главное в машине и для нас сегодня случилось самое главное!
   - Ну и придумал, - засмеялся Юрка, - ещё бы сказал - карбюраторное! Михалыч, давай назовём " Светланой"! Звучит красиво!
   Света замахала руками: - Пусть Михалыч называет, он нашёл, ему и карты в руки.
   - Ну, что же, раз доверяете, предлагаю назвать "Удачным". Просто, коротко,
   ёмко.
   - Одобряю, - коротко резюмировал Сергей.
   - Принимается, - дружно поддержали ребята.
   - Вот и хорошо! Так и запишем.
   Так, переговариваясь мы выбрались на дорогу. Там нас уже ждали мужики. Они закончили раньше и подтянулись к машине. Настроение у них было не весёлое. Рудная зонка, то ли выклинилась, то ли нырнула в распадок, да и оказалась маломощной. Когда я рассказал об обстановке на нашем участке, Геннадий воспрянул духом и даже обнял меня.
   - Ну, Михалыч, ну молодец, ну поздравляю! Ты знаешь, что сделал? Мы уж подумали, что это случайное гнездо. Значит массив-то рудный и размах, дай боже!
   -Ладно, Геннадий Григорьевич, что ты, как на собрании. - Отмахнулся я, хотя, конечно, было приятно.
   Передать по рации открытым текстом о наших результатах было затруднительно. Секретом считалось и местоположение и название металла. Поэтому, после долгих разговоров, Геннадию предложили выехать на базу со всеми материалами. После связи мы собрали лагерь и перебросились на уже знакомое, почти обжитое место, рядом с Генкиной находкой. Отсюда можно отрабатывать участок без машины. После обеда Геннадий уехал, оставив меня старшим в лагере. Ребята уговорили остаток дня посвятить рыбалке. Я с Василием Александровичем остался планировать работы на ближайшие дни.
   Поработали мы очень результативно. Аномалии выскакивали каждый день, часто прямо с рудой. Концентрации, размах оруденения были очень приличными. Если руда пойдёт на глубину, можно ждать месторождения. "Три раза сплюнул через левое плечо!" Только диву даёшься, как могли раньше съёмщики пройти
   мимо них, почему они не засеклись при аэросъёмке. Видимо сильно сыграла залесённость, задернованность и изрезанность рельефа. Но вот приехал Геннадий, с ним прибыл ещё один геолог и топографический отряд. Когда их начальник осмотрелся, у него вырвалось:
   - Не могли, что ли выбрать места получше? На вершины глянешь, шапка слетает, вниз посмотришь, в глазах темно. Надо бы с вас магарыч потребовать за такой подарок. Да ладно, вижу, сами замотаны. - Он извлёк из рюкзака две бутылки водки. - Принимай, вступительные.
   Гена тоже привёз целый куль подарков от жён. Куча свежих помидор, огурцов и огромный арбуз и что уж совсем редкость в отряде - копчёная колбаса. Так, что
   опять получился неплохой праздник. Да! Если бы не такие отдушины, не знаю, смогли бы мы выдержать.
   Теперь геофизики работали по прорубленным профилям и магистралям нового участка. Геннадий каждый день встречал и провожал гостей из экспедиции, производственного объединения, обобщал результаты, размещал вновь прибывших. Отрядик наш рос, как на дрожжах. Приехали горняки с бульдозером, началась вскрыша аномалий канавами. Всем надо было рассказать обстановку, показать всё на местности. Горячка поисков и ожидания хорошей руды захватила даже рабочих. Удивительно было смотреть, как может вмиг объединить таких разных людей общая идея. А руда вела себя, как кокетливая женщина, то раскроется до откровения, то спрячется, даже не помахав ручкой. Поэтому в лагере между усталостью и унынием, частенько звучали и песни под водочку.
   Сохранял хладнокровие лишь геолог Василий. Мужик в самом соку, немногим за сорок. Среднего роста, не то чтобы толстый, а грузный, с соответствующим флегматичным характером. "Каким ветром таких заносит в геологию? Наверно, по молодости поддался романтическому порыву товарищей, не задумываясь покопаться в своей сущности". В пять часов вечера он уже в лагере и хоть бы чем занимался. Нет, или полёживает, или бродит по палаткам, отвлекая людей от дела. Спрашиваю его: - Вася, ты вынес результаты своих маршрутов на карту фактов? - А он в ответ:- так будут камеральные дни, тогда и вынесу. - Но ты же сейчас ни чего не делаешь! - Но я же отдыхаю. - Так наколол хотя бы дров. - Так напиленных нет, горняки придут, напилят, тогда наколю и так далее. "Вот прав вроде человек, а мне не нравится. Живёт заводскими привычками. Пришёл с работы, прилёг на диванчик, ждёт ужина. Хоть бы хобби какое придумал. Кругом всё кипит, столько интересного. Как можно не завестись в такой обстановке? Для каких ещё высших целей он себя бережёт? Непонятно".
   Я, по-прежнему, работал на перспективу, обследовал фланги уже выделившегося участка и надо сказать плодотворно. Перспективы с каждым днём наращивались. Но, кажется, уже начал терять ощущение реальности. Однажды в маршруте вышел на берег небольшой горной речки. Красотища! Скалистые берега, сверху поросшие лесом, таинственно, молча смотрят в бездонную холодную синь осеннего неба, а под ними искрящаяся на солнце река, стремительно вылетающая, из-за поворота, борется с огромными валунами. Такой прелести, к сожалению, остаётся всё меньше. Налюбовавшись, решил идти вдоль реки. Уж больно хорошо
   просматривались породы в её врезе. Шёл, записывал в дневник наблюдения, замерял радиоактивность, отбирал образцы и вдруг упёрся в скалу. Она выступала
   прямо из воды, отвесно нависая над рекой. Оглянулся назад, уже прошёл приличное расстояние, возвращаться не хотелось. Внимательно посмотрел на скалу. Она иссечена трещинами, уступами, влезть на неё пара пустяков, но выше за ней ни чего не видно. Не долго думая, полез вверх. Там посмотрел выше. Очень крутой
   склон просматривался ещё не до конца, на видимой его части торчали отдельные выступы, за которые можно зацепиться и я полез дальше. Уклон становился всё круче, скальный грунт уже прикрывала предательская дресва, скрывающая уступы, скользящая вниз при неосторожных движениях. Я оглянулся вниз. Там, далеко внизу ревущая река, нагромождение скал и почти ровный крутой участок, по которому спуститься не смогу. Перевел глаза вверх, такой же участок и лишь в конце его появляется трава и отдельные кустики. "Не доползу! Всё, западня!". Вишу, распластавшись всем телом, между небом и землёй. Чувствую, всего охватывает противная дрожь. "Что делать?" Начал уговаривать себя: "спокойно, выход есть, только вверх, по сантиметру, осторожно, но вверх". По-пластунски, нащупывая молотком малейшие зацепки, легонько подтягивался за них и двигался. А склон становился всё круче, даже рюкзак стал опасно оттягивать назад. "Дневник, карта, компас в полевой сумке, радиометр тащится сбоку. В рюкзаке только камни и обед, с ним можно распрощаться". Снять его было не легко, зато вниз он скользнул мигом. Стало легче, и я пополз дальше. Начали попадаться островки травы, цеплялся за них. Они выдерживали слабое усилие, но всё-таки помогали. Наконец пошли кустики. Они держались покрепче, появилась уверенность в движениях. И вот, наконец, уступ. На карачках вылез на него. Ноги не держали, в глазах темно. Упал и долго не мог придти в себя. Отлежавшись, понял, что живой, всё-таки вылез. Но даже себе не верил, что сам. Видимо помог какой-то ангел-хранитель. "Слава Богу, значит, ещё для чего-то нужен". Огляделся, к уступу подходила звериная тропка, видимо они здесь на ветру спасаются от гнуса. Я, даже не стал смотреть, откуда выбрался, потихоньку побрёл в лагерь. В голове стучало: "зачем полез, мог сорваться, как будто кто-то подтолкнул, что это - испытание, предупреждение, или своя дурость?"
   Вечером, уже перед сном, Геннадий спросил:
   -Лёша, ты, что-то не в себе сегодня. В маршруте что-нибудь случилось?
   -Нет. Просто устал. А тебе не кажется, что мы переусердствуем?
   -В каком смысле?
   -Ну, зачем такая запарка? Урана в стране "выше крыши", а люди на последнем дыхании. Не дай Бог, какой-нибудь срыв.
   -Ты сам всё понимаешь. Во-первых, требуют сверху. Во-вторых, надо подго
   товить почву для бурения и успеть пробурить несколько скважин, убедиться, что руда идёт на глубину. Под это будут считать деньги на следующий год. А в-третьих, у тебя что, интерес пропал?
   -Не пропал. Но надо дать людям отдых. Если нельзя, понимаю, вот-вот завалит снегом, тогда надо ещё людей, чтобы быстрей закончить, чтобы мы видели свет в конце тоннеля. Кстати, о деньгах. Не мешало бы поддержать народ и материально.
   -Ну, о чём ты говоришь, Лёша, это не реально. Раньше, говорят, платили за находку аномалии, руды, сейчас больше обычных премиальных не получишь. Об остальном, я уже говорил главному геологу, это же и в их интересах. Люди будут. Готовят уже и балки (жилые домики на полозьях), скоро будут завозить.
   -Что-то неладное в этом мире. Ты помнишь разговор на вокзале с проводниками почтово-богажного поезда. Они хвастались, что за поездку получают больше нашей полугодовой зарплаты, что дети у них ни в чём не нуждаются. Неужели значимость этих проводников больше значимости нашего труда?
   -Так они же спекулируют тряпками и когда-то сядут в тюрьму. Что тогда скажут их дети? А наши, гордятся отцами. Мы ведь с тобой открыли месторождение!
   Всё было предельно понятно, просто в тот день у меня был психологический срыв.
   Вскоре действительно жизнь в лагере закипела. Собственно он быстро превращался во временный посёлок. В узком распадке, вдоль реки уютно разместились жилые балки, столовая, цех для приготовления буровых растворов. Соперничая с шумом реки, работала передвижная электростанция. Пришла буровая вышка, подтвердилась руда на глубине. Но вместе с этим пришла зима. Снег быстро заваливал распадки, навешал тяжёлые шапки на деревья. Лишь речка, ещё сопротивляясь, звонко журчала среди ледяных заберегов.
   Наш отряд сделал всё от него зависящее, а может и больше. Поисковый этап на участке закончен, теперь дело за горняками и буровиками. Мы уже были уверены - здесь будет месторождение, поэтому измотанные, но довольные, в конце октября вернулись домой.
   Потом было подведение итогов полевых работ. Все получили грамоты и подарки. Мне почему-то достался электрический самовар, Геннадию люстра (тогда это был дефицитный товар). Правда, наши фотографии ещё повесили на доску почёта в производственном объединении.
   Зима в экспедиции - время отпусков и подготовки к следующему полевому сезону. Но мне не дали засидеться на базе. Лучше обстановку на участке ни кто не
   знал. Пришлось трассировать дороги, задавать выработки горнякам, ставить на точки буровую вышку. Строить геологические планы, разрезы. Работы хватало на день, а часто и на ночь. Так прошла зима, и только ранней весной я вырвался в отпуск. Он и означает конец очередного полевого сезона с его усталостью до чёртиков, с большими и малыми приключениями, которые делали нашу жизнь примечательной, наполняли впечатлениями. Усталость после отдыха улетала, опять начинал одолевать зуд ожидания, опять звало поле, звало будущее!
  
  
  
   Охота на зверя
  
   Вот уж чего не было в нашей работе, так это однообразия. В небольших коллективах на поверхность всплывали все причуды человеческих отношений. Их не спрячешь, не утаишь. Здесь надо было проявлять свою сущность, а часто и перешагивать через неё. Условия работы в горах, в тайге несли свои трудности. Кроме хороших познаний в геологии требовалось умение применить их в суровых условиях. А значит уметь ходить многие километры обвешенным приборами по лесным завалам, крутым склонам. Уметь разжечь костёр и переночевать у него. Построить зимовьё, а иногда даже прокормить себя. Такие качества приобретались годами. Чтобы заслужить уважение товарищей, надо было постоянно доказывать на деле своё умение, свою состоятельность, решимость в преодолении трудностей
   Однажды работали мы в удалённом таёжном районе. Были невдалеке лишь две захудалые деревушки. До райцентра 200 вёрст, вся связь самолётом два раза в неделю, да зимой по реке, летом по порожистой реке хода нет. Когда-то там был казацкий пограничный острог, потом звероферма. А позже какой-то умник организовал там колхоз и ну корчевать матушку-тайгу. Расчистили пяточки и засыпали крохотный урожай с них в закрома родины. Колхозники понимали тщетность своих усилий больше, чем начальники, поэтому основное время проводили в тайге. Она, родная, кормила их и поила.
   Тогда нас сильно удивила этакая дурость. К стати дурость ни куда не делась. Недавно узнал, что пробили дорогу в те места прямо по кедрачам. Так что заплачет скоро тамошняя тайга, зверьё, а заодно и аборигены.
   А зверья там было в изобилии! Медведь, изюбрь, кабан, коза, кабарга, белка, соболь, колонок, всех не перечислишь. В реках навалом рыбы. Сам видел два­дцатикилограммового тайменя! В общем, редкий уголок, прямо просится в запо
   ведники.
   Забросили нас туда на вертолёте. Уже отработали сезон, пора вылетать на базу, а вертолёт улетел на норму, (так у них называется профилактика) нет его и нет. Стало туговато с продуктами. Был у нас любитель охотник. Но преследовало его какое-то невезение. Ничего не мог добыть. Как-то говорю ему: "Серёга, ты что же решил заморить весь отряд". А он в ответ: "У самого ружьё под задницей, сходи,
   сам попробуй добыть". Я не был охотником, но задели меня его слова за живое.
   Хотя работы было много, надо было подбить все материалы сезона, но самолюбие взыграло. Решил попробовать.
   Однажды в маршруте я наткнулся на свежие солонцы, (это природное или искусственное образование в виде небольших пятен на земле, пропитанных выступающими минеральными солями, или просто поваренной солью). Они находились в лесном закутке, между двумя крутыми склонами, рядом с дорогой между деревушками, километрах в трёх от нашего лагеря. Присмотревшись к ним, увидел многочисленные свежие следы и козы и изюбря. Метрах в пятнадцати, на земле сделано место для стрельбы. Вот эти солонцы и всплыли у меня в памяти, когда задумался, как же утереть Серёге нос и добыть мяса.
   Ну вот, как-то выпал день совсем не по-осеннему, солнечный, тёплый. После такого дня, звери обычно приходят на солонцы погрызть солёную землю. Достал и почистил ружьё. Это была курковая одностволка двадцатого калибра. Не знаю, зачем я её возил с собой, отпугивать зверя нам давали пистолеты, а охотиться было абсолютно некогда. Иногда, правда, забавы ради, постреливали по банкам. Когда солнце начало закатываться, оделся потеплее, взял фонарик и отправился на солонцы.
   Когда подошёл, уже начало сереть. Укрепил на бруствере ружьё, нацелив его на берёзку на уровне звериного контура (берёзку видно в темноте, зверь заслонив её, выдаст себя). Улёгся поудобнее и стал ждать. Ждать, в этом деле самое трудное. Холодно, комары донимают, пошевелиться нельзя. Так надо лежать часами, ещё и гложут сомнения, придет, не придёт. Но я был решительно настроен, дождаться. Часа через два на солонцы буквально выбежал козёл. В темноте ещё просматривалась его тень. Он громко стучал копытами, слышно было как чавкает вгрызаясь в землю. Сначала хотел стрелять, но была надежда на приход зверя, он
   приходит поздно ночью. Удержать азарт - на грани невозможного. Кое-как пересилил себя, решил выжать из этой ночи всё. Козёл, полностью испытав моё терпение, утолив бушующий внутри огонь, наконец, ушёл. Опять потянулось тягосное ожидание. Вдруг, часа через два, где-то сзади меня хрустнула ветка, и опять
   всё стихло. Через некоторое время опять слабый хруст. В полной тишине я его хорошо расслышал. Так аккуратно подходит зверь. Я весь насторожился. "А если он выйдет на меня сзади? Ружьё закреплено, тихо его не снимешь". Рука сама потянулась к пистолету. Очень осторожно вытянул его из кобуры, взвёл курок, слегка повернулся назад и замер. Глаза пялились в темноту, но было абсолютно ничего не видно. Хруст периодически доносился и вроде, всё ближе. Не знаю, сколько так пролежал, пока понял, что давно ни чего не слышу. "Учуял, ушёл", мелькнуло в голове. Тело совсем затекло, опять перевернулся на живот, пистолет засунул в кобуру. "Ещё немного полежу и пойду", решил про себя. И вдруг опять хруст, теперь уже справа. "Ага, это он так хитро идёт на солонец". Теперь я был уверен, он идёт туда. Затаил дыхание и слушал как хруст очень медленно, но приближается к солонцам. И вот он вышел. Теперь уже не боялся шуметь, рыл копытами, фыркал. Я его не видел, но берёзка ещё едва просматривалась. Глаза от напряжения уставали и она сливалась с чернотой. Прикрыл глаза, дал отдохнуть, Опять увидел белое пятно и тут же оно закрылось. "Всё, стрелять!". Выстрел в полной тишине прозвучал как гром! В тот же миг я услышал топот несущегося на меня зверя. И вот его громадная тень прямо передо мной. От неожиданности вскочил, взмахнул руками и закричал: "Э-э-э-й!". Это вышло чисто интуитивно, но это и спасло меня. Изюбрь рванул в сторону, на крутой склон. Из груди вырвался вздох облегчения. А ведь мог и затоптать! Наконец начал соображать. "Значит, промазал!" А в кустах топот смолк, что-то шмякнулось о землю. "Ранен!", пронеслось в голове. Не стал отцеплять ружьё, выхватил пистолет и фонарик, бросился на звук. Он бился о землю, пытаясь встать. Когда я подбежал, он всё-таки вскочил и рванулся бежать. Я выстрелил вдогонку. Темнота и кусты не давали прицелиться, видимо, промазал. Но вскоре он опять упал. Я подбежал и выстрелил, он опять вскочил и побежал. Так продолжалось несколько раз. Мыслей не было, всё застилал азарт погони. Ни кромешная тьма, ни густой кустарник уже не могли остановить. И я его нагнал, и сделал прицельный выстрел. Он завалился на бок и уже мёртвый, ломая кустарник, покатился по крутому склону и вывалился прямо на дорогу. От испытанного напряжения, у меня дрожали и ноги и руки. Присел рядом с ним, закурил. "Ух, и здоровый же зверина! Раза в два -три тяжелее меня, а может и больше. Досталось бы мне, попав под копыта этакой туши. Видно ангел-хранитель ещё при мне". Докурив сигарету, попытался стащить тело с дороги, но так и не смог. Утром могут поехать колхозники, нежелательно, чтобы увидели его. У нас есть лицензия на отстрел одного зверя, но не надо местных дразнить
   такими вещами. Сходил за ружьём и рысцой затрусил в лагерь будить мужиков.
   К рассвету готовое мясо уже было разложено по целлофановым пакетам и опущено в холоднющий ручей, а мы лакомились свежей печёнкой. Кто пробовал просидеть месяц на кашах, тот поймёт, какой это праздник для живота.
   Серёга долго со мной не разговаривал, обижался. А я был горд своей победой.
   Конечно, жалко было такого зверя. Но надо было за себя постоять, людей накормить и испытать ни с чем не сравнимый, наверно первобытный, охотничий азарт.
   А до этого, на этой же дороге, произошла ещё одна встреча, уже с целым стадом зверей.
   Случилось это в середине того же сезона. Вышел я из маршрута прямо к деревушке. Разговорился с местными мужиками о житье - бытье и не заметил, что уже стемнело. Побежал в лагерь. Дорога пробита бульдозером вдоль реки. Темнотища, дождик ещё заморосил, нащупываю дорогу ногами, сбоку ориентируюсь на шум реки. Где иду, не знаю. Вспоминаю, что недалеко от лагеря есть скальный прижим, его всё равно замечу. Промок насквозь, замёрз, вглядываюсь вперёд, а его всё нет и нет. Он вырос совсем неожиданно, метров в двадцати от меня. Облегчённо вздохнув, приостановился, можно спокойно закурить. Присел на корточки, пряча от дождя сигарету, и вдруг услышал от реки приближающийся топот множества ног. Опешил, "что же это может быть?" И тут же озарило - кабаны. Сидя на корточках, забыв про пистолет, я шарил рукой по дороге в надежде найти хоть какой-нибудь камень. Ни чего не попадалось, вдобавок сел на задницу. А здоровые тени стремительно, огибая меня буквально на вытянутую руку, с громким топотом проносились мимо, как привидения. Я сидел в дорожной грязи, насквозь промокший и совершенно беспомощный. А тени мелькали и мелькали, скрываясь в придорожных кустах. "Боже мой, сколько же их?". В голове стоял образ кабанов. Это свирепые, страшные животные. Видел как-то разодранных ими в клочья собак, видел в деревне покалеченных охотников. Продолжалось это, наверно, секунды, но страху я натерпелся намного больше.
   Когда всё стихло, поднялся, трясущимися руками всё-таки закурил. "Похоже, пронесло". Видимо, я спугнул их с водопоя, а прижим отрезал путь к отступлению, вот они и неслись возле меня. Наверно, хорошо, что сидел, не дёргался и не полез за пистолетом. Таким стадом они не оставили бы от меня мокрого места.
   Вот, были и такие неожиданные встречи. За это нам платили к зарплате 40 % полевых, давали оружие. Не ахти, какая поддержка. Выжить и сделать работу позволяла наша подготовленность, сознание полезности нашего труда и конечно чувство товарищества.
   "Телепортация"
  
   В самом начале 90-х годов всю страну захлестнула гласность! Народ решил, что ему доверили выбирать дальнейший путь своего развития. Начались горячие споры. Так как в мире было всего две системы человеческого развития, причём враждующих между собой, то и выбор был не велик. Их приоритеты и разделили людей на два лагеря. Смутные представления о капитализме, непонимание как преобразовать к лучшему социализм, приводили к хаосу в головах и делах, как у наших руководителей, так и в наших собственных.
   Сильно способствовала этому и пресса. На головы были вылиты ушаты негатива, творимого за нашими спинами. Стали доступны книги Солдженицина, Рыбакова, Шугаева о которых мы слышали только краем уха. Переварить всё это, сделать правильные выводы было невозможно.
   Конечно, веяния перемен не обошли геологию. Веками отработанная организация поисков, разведки ископаемых под натиском безденежья стала рушиться.
   Ещё интуитивно, но мы чувствовали угрозу и своему существованию. Как отвести угрозу, на что решиться, совершенно не знали, но в мозгах уже застряла заноза будущей неопределённости.
   Прекратили финансирование уранового направления, мы переориентировались на поиски алмазов. Вот уже и они не нужны. Ищем золото. Но надёжности и в этом нет.
   Однажды в маршруте, в крутом берегу речки, наткнулся на глубокую нишу. Был яркий солнечный день, а в глубине ниши полумрак и какая-то загадочность. Присмотревшись, в глубине увидел разбросанные кости, клочки шерсти. "Видимо здесь зверьё расправляется со своей добычей". Стало даже жутковато.
   Но на лужайке возле ниши было солнечно, зелёная травка, кустики жёлтых цветочков приглашали отдохнуть. Я развалился на прогретой земле и задумался над этим проклятым вопросом, "что делать?". Дальше произошло непонятное, но, наверное уснул.
   Отчётливо вижу - стою на обочине какой-то дороги, рядом частные дома, дальше видны многоэтажки. Видимо, окраина города. Мимо, туда и обратно, несутся иностранные машины, иногда целые колонны с табличками "перегон". На дома гляну, обычный русский пригород, но откуда
   столько иностранных машин, кто в них едет? Как, и куда я всё-таки попал?
   Долго стоял с поднятой рукой. Наконец, одна иномарка остановилась. Молодой парень, прилично одетый, приоткрыл окно, по-русски спросил:
   -Куда надо?
   -До города подбросьте!
   -100 рублей даёшь?
   -Ты же видишь, я с работы, какие деньги. Да и сумма не реальная.
   -Тогда валяй пешочком! - Дверца хлопнула, машина мигом рванула с места.
   "Ну и дела! Ведь едет один, по пути. И что за цены, совершенно дикие!" Пошёл вдоль дороги в сторону домов. Наконец, она влилась прямо в улицу. Обычная пригородная улица с покосившимися заборами, но чувствовалось в ней что-то не привычное глазу. "А, вот что! Среди старых домов, из-за высоких, иногда каменных, заборов на улицу выглядывали не то терема, не то средневековые замки". Иногда попадались новенькие магазины с экзотическими вывесками. Я даже зашёл в один. Но тут уж глаза чуть не вылезли из орбит, не-то от изобилия продуктов, не-то от цен на них.
   В голове совершенная каша. Я присел на скамеечку возле одного из домов, закурил любимую "Приму", почувствовал её крепость. Значит, я не сплю! Но тогда, как понять происходящее?
   Смотрю, к калитке направляется дед. Увидев меня, остановился, пригляделся, потом вдруг отступил на шаг, закрыл глаза, потом открыл и едва слышно спросил:
   -Ты кто?
   Я тоже, уже внимательней посмотрел на него. Было в нём что-то неуловимо знакомое. Пожалуй, если бы не эти седые, длинные волосы, такая же борода и изрезанное морщинами лицо, я бы сказал, что он похож на меня.
   -Как тебя зовут? - Уже громче спросил он.
   -Сергей.
   -А отчество?
   -Александрович.
   -И фамилия, конечно, Волков!
   -Откуда вы меня знаете? - Он не ответил. Сел рядом, наклонился, обхватил голову руками и долго молчал. Наконец, выпрямился, опять уставился на меня и проговорил:
   -Откуда ты взялся!? Ведь это я Волков Сергей Александрович, а ты копия меня пятнадцатилетней давности и то, что геолог, это только подтверждает.
   - "Ну, это уже слишком! Ко всему происшедшему, я ещё и копия! Но если он это я, то куда делись пятнадцать лет?". - И всё-таки, как ты сюда попал? - Ещё раз переспросил он.
   Я вслух начал вспоминать события этого невероятного дня:
   -Маршрут по горной реке, сумасшедший подъём по скале, затягивающая в себя ниша на уступе и всё. Дальше провал памяти.Мы долго оба молчали, переваривая эти события, стараясь соединить их воедино. Цепь их отчётливо рвалась рядом с этой нишей и ни как в сознание не укладывалась.
   Наконец, он заговорил.
   -Можно, конечно, не верить в невероятное, но объяснить случившееся можно только им. Я слышал, что даже учёные, предполагают наличие в пространстве дыр, "кротовых нор", через которые можно путешествовать во времени. Похоже, ты угодил в одну из них. Других объяснений придумать невозможно.
   -"Кротовые норы", путешествие во времени - фантастика, можно умом свихнуться, - только и смог выговорить я.
   -Да ты проскочил пятнадцать лет в один миг. Сидишь сейчас со мной, то есть с самим собой, но только стариком.
   -Допустим это так. Что же делать дальше?
   Мы опять оба надолго замолчали.
   -Тебе надо возвращаться. - Наконец заговорил он.- Ты к этой жизни не приспособлен. Поверь, я за столько лет не смог в неё вписаться. А сейчас просто доживаю.
   - Он вздохнул и опять замолчал.
   -Что же произошло за это время?
   -Очень многое. В двух словах не объяснишь. Страны, в которой ты жил, нет. Дела, которым ты жил, нет. Моральных принципов, по которым ты жил, нет.
   -А что же есть?
   -Капитализм! Причём даже не западный, а совершенно дикий. Если у тебя есть деньги, хорошие связи, хапай, всё простится, жизнь состоялась! И чем больше хапнёшь, тем больше вероятности остаться безнаказанным. Есть ещё море свободы! Но большинство не знает, куда её деть. То ли горбатиться за кусок хлеба у "нуворишей", то ли сразу идти на кладбище.
   -Мне трудно сразу всё понять, произошло что-то серьёзное. Но ведь мы жизнью были подготовлены преодолевать все невзгоды! Похоже, ты сдал, неужели не смог адаптироваться в новых условиях?
   Вижу вопрос задел его за живое. Он встал. Среднего роста, прямой, всё ещё мускулистый.
   Чувствуется, и достоинство время из него не выбило.
   -Тебе ещё придётся пройти этот путь. Наверно, помнишь, как мы хотели перемен к лучшему, как надоели глупые лозунги, болтливые партократы. Вот тут тебе
   предложат демократию, свободу, ты рванёшься к ней с радостью и надеждой, но что это такое, ты ещё не знаешь. Выльют на тебя целые ушаты лжи. И ты, то-есь я, захлебнёмся в ней. Это страшно! Годами пришлось, как волк, рыскать с одной целью, выжить. Многие твои товарищи просто умерли от стресса, выпрыгивали с восьмого этажа, просто спились. - Он опять присел рядом. - Я цеплялся за каждую травинку, работал где попало, а жизнь становилась никчёмной, рабочий человек стал ненужным. Начать бизнес денег не было, воровать, обманывать так и не научился. Безобразию этому конца не видно. - Помолчав, добавил: - Целое поколение вытолкнуто на обочину. Вера в будущее потерялась. Жизнь, построенная на таком обмане, не может быть устойчивой. - Потом ещё долго рассказывал о какой-то приватизации, ваучерах, олигархах, киллерах, акционерах, бизнесе.
   Я был совершенно ошарашен. Не пройдя какой-то ликбез, понять это невозможно. Но главное - рядом со мной сидела моя судьба. Она совсем не такая, как себе представлял. Неужели жизнь насмарку? Все усилия, накопленный опыт, сама геология, будут не нужны. Мир задыхается в нехватке энергоносителей. Мы стремились обеспечить ими страну! Отдавали все силы! Нет, такое понять невозможно и не может быть даже в страшном сне!
   -Что ты ещё слышал об этих "кротовых норах"?
   -А, не нравится здесь! Хочешь вернуться. Но учти, каким бы ты сильным ни был, всегда найдутся те, кому захочется распорядиться твоей судьбой, плодами твоего труда. Чтобы тому партийному боссу, или сегодняшнему депутату иметь сто костюмов, надо чтобы сто человек ходило в фуфаечках. А "норы", слышал, открыты только в течение какого-то периода. Иди, может, тебе повезёт, может, ещё поживёшь кому-то нужным человеком. А может, вы не дадите так безобразно сломать свою жизнь. - Уже едва слышно договорил он.
   Не мог я его воспринять. Встал и ушёл. Мне повезло. Нашёл то место, где недавно разинув рот, смотрел на иномарки. Ступив на него, тут же потерял сознание.Очнулся на лужайке, всё у той же ниши. Так и не понял, что произошло. С опаской посмотрел на нишу и поплёлся в лагерь.
   С Генкой долго обсуждали этот сон. Но даже представить не могли вероятность такой трансформации. Наши жизненные устои казались несокрушимыми.
   Подготовиться при социализме к телепортации в капитализм, посчитали невозможными. Приватизация здесь называется воровством. Денег честно тоже не накопишь. Ни на политику, ни на экономику повлиять мы не в силах. А вообще-то, чему быть, того не миновать! Вскоре, за повседневными заботами и совсем забыли об этом. Выходит зря!
   Время перемен
  
   Вдруг, откуда-то сверху, подул свежий ветер перемен. Сначала он был тёплым и ласковым. Коснулся в первую очередь экономики. В неё пришла рентабельность, хозрасчёт. Это было так понятно и необходимо. Тем более подкреплялось рублём и возможностью его зарабатывать. Поднялась роль общественности, появились советы трудового коллектива. Полномочия их были не малые, но конечно, их незрелость не могла преодолеть влияния парткомов и администрации. Пожалуй, впервые народ начал задумываться, почему всё так, а не по-другому. Больше того, начали активно обсуждать и предлагать решение производственных и даже политических вопросов. Народ как будто проснулся после длинной спячки. В общем, людей здорово распалили, все ждали серьёзных, перемен. Сильно способствовала этому и пресса. На головы были вылиты ушаты такого негатива, творящегося за нашими спинами, что волосы вставали дыбом. Стали доступны книги Солдженицина, Рыбакова, Шугаева, о которых мы слышали только краем уха. Вся эта информация с трудом укладывалась в головах.
   А тут ещё, начатая перестройка, вдруг забуксовала, а потом стала выливаться совсем уж в дикие вещи. В магазинах пустели полки. Водочные магазины превращались в поля побоищ. В Москве происходили невероятные события. Они докатывались до нас сначала ощущением лёгкого голода в отрядах, а затем и более тяжких последствий. Понять их было невозможно. Стране стал совершенно не нужен уран. Мы стали перестраиваться на золото, алмазы, облицовочные камни, кирпичную глину. Но вскоре, потребность в них стала отпадать одна за другой. Сокращались ассигнования самой геологии.
   Настало время, когда и сама она стала не нужна, а с ней и сами геологи. Кто из нас мог осознать, что в мире, задыхающемся от нехватки энергоресурсов, вдруг не нужны будем мы, подготовленные годами для их поисков!
   Людям предлагали торговать пирожками, шить тапочки, создавать какие-то кооперативы. Но мы же жили на зарплату, у нас не было денег даже на первый замес для пирожков.
   А у кого были запасы, государство позаботилось отобрать их.Зато воспарили духом те, кто в силу служебных обязанностей, был рядом с материальными ценностями. Доступность к ним была открыта настежь, даже грех не воспользоваться. Всё было мигом растащено под чистую.
   В его лучших традициях прошло года три. Здесь было всё: поиски хоть какой-то работы, унижения от новых хозяев, отсутствие завтрашнего дня. Уже не искал
   своего предназначения, искал в себе хоть какие-то качества, способные поддер
   жать жизнь. Наверно, человек богаче, чем даже сам о себе знает. А потом он - человек, он должен бороться. Жизнь ему дало не государство, тем более не политиканы, дал сам господь Бог. Не им и отнимать её. Прижатый обстоятельствами, хорошенько покопавшись в себе, он может отыскать давно забытые резервы. Они поддержат, дадут опору хотя бы на какое-то время. А потом должно произойти отрезвление и у властьимущих.
   Трудно сказать, что сыграло основную роль, но я пережил пик смуты, хотя многие просто не выдержали такого стресса.
   Откуда, что и взялось? Научился резьбе по камню. Сам делал станки, сам вырезал зверюшек, сам продавал их. Без всякого оформления своей деятельности, потеряв 10 лет стажа, дотянул до пенсии (благо хватило стажу до льготной). Эта подачка государства не принесла избавления от сыплющихся проблем. Продолжал работать пока не село зрение, не ослаб слух. Теперь только плыть по течению.
  
  
   "Неврилит"
  
   Перебрался жить в деревню и наблюдал за творившимися в стране безобразиями со стороны. С большим трудом, со многими потерями, чуть-чуть не пропал, но всё-таки выбрался из этого мутного перестроечного потока. На его берегу уже ни чего не светило. Но здесь, в деревне хотя бы можно было доживать спокойней. Смирился с донашиванием одежды, экономией в питании, неучастием в жизни, никому ненужностью.
   Всё сбил приезд Генки, правда, теперь уже Геннадия Григорьевича. В той, старой жизни мы оба были геологами. Молодость, энтузиазм, романтика захлёстывала с головой. Страна дыбилась новостройками, полезные ископаемые требовались позарез! Уже не понимая, не воспринимая тех старых маразматических политиков, мы выполняли задачи Родины. Мы искали руду. Объединённые единой целью, одним образом жизни, мечтали не о дачах и машинах, а о находках. И они были! И мы были счастливы! В борьбе с естественными трудностями, это была самореализация, самодостаточность, определяющие назначение человека на Земле! А куда только не заносили нас эти поиски! Горы, степи, тайга, ночёвки в палатках, у костров, в полусгнивших зимовьях - всё прошли!
   Сегодня это не надо ни детям, ни тем более внукам. Они видят свою реализа
   цию в делании денег. Для этого не надо лезть в тайгу, кормить комаров, молотить километры маршрутов. Для стариков же ни чего не осталось светлого, кроме воспоминаний. С Григорьевичем мы не виделись 15 лет, поэтому воспоминаниям не было конца. Конечно, на радостях было выпито изрядно водки. - Михалыч, а помнишь, конец сезона 85 года, когда мы ночевали в зимовье? - Он достал из сумки мешочек, в который мы раньше отбирали пробы.
   - Ну, ещё бы не помнить! И ночёвка и последствия до сих пор загадочные. - Я внимательно посмотрел на мешочек. - Ты, что сохранил его?
   - Да! Забирай на память! Ты думал, что же тогда случилось?
   А произошло тогда что-то непонятное. В самом конце того полевого сезона
   мы с Геной пошли в двухдневный маршрут. С ночёвкой нам здорово повезло. Подвернулось старое, видимо, давно заброшенное, зимовьё. Полуразвалившееся, с проваленной, заросшей мхом крышей, оно выглядывало пустыми глазницами окон из заросшей крапивой поляны. Вдали от жилья, на фоне уже сумеречного леса, при лунном освещении навевало ощущение зловещей сказки. Лучшего места для шабаша нечистых сил трудно было найти, но мы были слишком усталые, чтобы о чём-то серьёзно задумываться, да и ночлег надо было готовить, а сказки - и воспринимались, как сказки. Быстро разгребли гнилой хлам, натаскали елового лапника, получилась неплохая лежанка. Растопили печку, сделанную из обыкновенного железного ведра, благо не до конца сгнившего. Сварили котелок чая, разогрели банки с кашей. За едой обсудили завтрашний день и завалились спать.
   Проснулись рано. Через маленькое оконце, зимовьё освещал пыльный, солнечный лучик. Было тихо, только снаружи доносилось щебетание птиц. Поёживаясь от утреннего холодка, мы сидели на лапнике, оглядывались по сторонам. Казалось, что-то произошло, а что - понять не могли.
   -Лёша, ты ночью ничего не слышал?- спросил наконец Гена.
   -Нет, спал, как убитый, но вот сон приснился очень странный. А ты что слышал?
   -Можешь не верить, но я отчётливо слышал, как скрипела дверь, и кто-то вошёл.
   -Ну, ты даёшь, кто же мог заходить сюда в такой глуши, разве что медведь, так он наделал бы здесь делов. Во всяком случае, оставил бы следы. А больше ты ни чего не слышал?
   - Даже видел. - Он поёжился - Трудно поверить, но я видел и слышал всё собственными глазами и ушами.
   -Ну, давай рассказывай, что ты видел, а то мне становится не по себе. - Видимо сказками бабушки всё-таки вогнали в нас страх перед неизвестным.
   -Так вот, проснулся я от скрипа двери. Как и ты подумал, кто же может придти сюда в такой глуши. Смотрю, заходит совсем маленький человек. Даже не человек, а существо, всё мохнатое, хотя руки, ноги, глаза, уши и всё остальное вполне человеческое. Огляделось оно и уставилось на меня. Было жутковато, но я не мог даже пошевелиться, чтобы разбудить тебя. Сидел вот, как сейчас, только загипнотизированный. - Он на мгновение замолчал, потом продолжил: - Вдруг увидел, что у него зашевелились маленькие губки, это было даже забавно. Страх прошёл, я представил, что передо мной говорящая игрушка, но в тот же миг понял, что он со мной разговаривает... Лёша, а ты что так на меня уставился? Ей Богу, я с ним разговаривал, то есть он мне говорил, а я, разинув, рот слушал.
   -Гена, успокойся, я верю тебе на все сто процентов. Даже больше, давай я тебе расскажу, что произошло дальше.- Он тоже уставился на меня.
   -Значит и ты не спал,.. и всё видел.
   -Нет, я в как раз спал, но видел эту сказку во сне. Отсюда вывод: мы оба видели, как ни удивительно, одинаковый сон.
   -Лёшка, такого не бывает.
   -Генка, а говорящие "Чебурашки" в лесу бывают?
   -До сегодняшней ночи не видел, а теперь не знаю, что и думать. Но рассказывай, что же происходило по твоей версии дальше.
   -Хорошо, проследим это действительно странное событие до конца. Существо это беззвучно шевелило губами, и в тоже время, как навязчивая речь, слова отчётливо воспринимались. Я даже мотнул головой в ответ, когда он поздоровался. Так у тебя было?
   -Пока, очень даже так. Продолжай.
   - Он сказал, что мы у него в гостях и много лет он уже людей не видел. Потом пошла непонятная околесица о роде людском. Он нёс её долго, из всего я понял только, что люди ему сильно не нравятся. Они изводят природу, которая их породила, изводят себе подобных и вскоре изведут свой и его мохнатый род. В общем, вещал скорый конец света. Знаешь, на фоне сегодняшнего обращения с природой, с бесконечными войнами на земле, его вещание в полутёмном зимовье выглядело очень убедительным.
   -Вот, черт, даже впечатления навеял одинаковые! - Не выдержал Генка. - Пожалуй, я соглашусь с тобой. Всё-таки это был сон. Рассказывай дальше,
   у тебя хорошо получается, прямо, как у моей бабушки.
   -Это потому, что я рассказываю сон, а не как ты: ,,очевидное - невероятное,,. Другое дело, как мог присниться, совпадающий до мельчайших подробностей, сон сразу двум разным людям?
   -Ну, этому можно найти объяснение. Мы за день намотались и ночью были в совершенно одинаковом состоянии, а тема разговора постоянно на слуху.
   -Наверно, ты прав, посмотрим, чем можно объяснить продолжение. Дальше самое главное. Он говорил, что мир ещё можно спасти, что основная беда не в губительной технике и даже оружии, а в самих людях. Они так изощрённо научились врать ради сиюминутной корысти, что уже сами себе верят. Это болезнь человечества. Если не перебороть её в ближайшее время, то всех нас ждут очень тяжёлые времена и они не за горами. Их мохнатый лесной род долго бился и изобрёл вакцину, которая может помочь всем вместе выжить. Мы, с тобой, показались им достойными доверия, и они вручают её нам с надеждой, что мы правильно сможем ей воспользоваться. После этого он попрощался, опять скрипнула дверь и, наверно, мы с тобой проснулись.
   -Никогда бы не подумал, что среди тайги, когда голова болит о работе и как добраться хотя бы до любимой палатки, могут возникнуть мысли о спасении мира, да ещё обсуждать такие проблемы с лесной чертовщиной.
   Я встал и обошёл зимовьё. Везде, одна гниль. Только в углу, насыпана кучка белого порошка и выглядела как свежая. Взял его щепотку, понюхал: "похожа на муку, только запах кисловатый".
   -Генка, может, вот это нам оставил Чебурашка?
   Генка понюхал порошок, потом лизнул его на пальце.
   - Ну, вылитый "неврилит". Ладно. Давай-ка лучше выбираться в лагерь.
   На всякий случай он всё-таки насыпал порошка в пробный мешок.
   - Сделаем анализы на базе.
   Возвращались в лагерь мы разными маршрутами. Путь лежал по заведомо пустым породам и не требовал особого внимания. Где-то через час я почувствовал, что скрупулёзно стал присматриваться к породе и детально её описывать в дневнике. Прекрасно понимая, что это совершенно пустое занятие, настырно продолжал добросовестно, как по учебнику, записывать наблюдения. Мало того, в памяти начали всплывать случаи, когда я где - нибудь привирал, даже оглядывался, как будто искал, кому бы в этом признаться. "Надо же, сон-то заклинило в мозгах!". Я гнал эти мысли, но беспо
   лезно, они преследовали меня до вечера. Только на подходе к лагерю почувствовал, что прихожу в себя. Наконец, начал понимать, конечно, это не воздействие "неврилита", это реакция психики на человеческое, и моё в том числе, враньё. Болезненно она его воспринимает и, пожалуй, может искалечить душу. Испугался за Генку, у него более впечатлительная натура. В лагере его ещё не было. Остальные ребята вернулись с маршрутов, приставали с расспросами, но я быстро поужинав, ушёл в палатку и стал ждать. Он вернулся, когда уже совсем стемнело, угрюмо зыркнул на меня, молча переоделся и пошёл ужинать. Уже на выходе бросил:
   -Пистолет убери со стола, это оружие, оно стреляет.
   Оружие и правда часто лежало где попало, но все были свои, никому и в голову не могло придти взять в руки чужое оружие. Да и куда его было здесь прятать? Так же как он, под спальный мешок? Никогда раньше он не делал таких замечаний. Видимо, на него всё ещё действует это зелье. С кухни доносились громкие голоса, наверно, и там он нашёл беспорядки. Я уже не в силах был что-то понимать, залез в спальный мешок, укрылся с головой, усталость взяла своё, быстро уснул.
   На следующий день прилетел вертолёт и вывез отряд на базу партии. Как всегда, встреча с семьёй, с товарищами отодвинула все остальные заботы. Но я старался не выпускать из поля зрения Генку. Он явно изменился, даже его жена всё допытывалась, что с ним случилось. Совершенно неожиданно признался, что в молодости похаживал ,, налево,,, правда поклялся - сейчас любит её одну. Не дождавшись от меня вразумительных объяснений его поведения, она почему-то мне высыпала всё, что думает о мужиках. Но самое главное он выдал на отчёте. Начал с того, что руководство партии из совершенно неперспективных аномалий раздувает мыльные пузыри, мы там работаем, закапывая народные деньги. Заявки от отрядов выполняются из рук вон плохо, лаборатория опаздывает с анализами. Всем досталось. Нашу работу, конечно, оценили, хотя впечатление от самого отчёта осталось неоднозначным. Вскоре я на месяц уехал подменить заболевшего геолога, а когда вернулся, у Гены уже не было никаких отклонений. Выражение и поиски правды были соответственно текущим обстоятельствам. Мы оба были этому рады. Такую прямоту люди абсолютно разучились воспринимать.
   - Вот, Григорьевич, а "Чебурашка" тот оказался прав. Может, надо было применить его "вакцину". Перемены не заставили себя ждать и уж больно крутыми оказались.
   - Я, конечно, не верю в "Чебурашек". Мы сами хотели перемен. Кто же мог подумать, что они вырастут в такой обман. Кто мог подумать, что стране не надо будет геология! Не нужны будем мы, годами подготовленные к этой профессии.
   - Да, мы хотели перемен. Но, похоже, сами и взрастили эту ложь. Вспомни, сколько её тогда было! Мы ведь ей не противились, старались не замечать.
   - Помню! Но меня отец, школа научили работать, приносить пользу людям, стране, я и работал! Учился, набирался опыта и работал! И вдруг оказался лишним! Ни работы, ни каких запасов, ни даже самой геологии.
   - Вот, это самое главное. В этой ломке перечёркнута жизнь святых людей, выстоявших в ту кровавую войну, возрождавших страну, а заодно и наше рабочее поколение. Кому-то застило глаза богатством природных ресурсов. Под шумок перестройки они ловко перетекли в нужные руки. Но, давай признаемся себе, мы опять и пальцем не пошевелили препятствовать этому!
   - Да, Михалыч! Истинная правда. Бороться за своё, мы так и не научились.
   - Ничего, Григорьевич, жизнь, как феникс, восстанет из пепла! Жаль только тех, кто не выжил в этом горне. Давай помянем их доброй рюмкой водки.
   Встреча, разговор, видимо сильно разбередили душу.
   Долго не мог уснуть, а потом, наверно, всю ночь снился сон.
   Буд-то решил я всё-таки восстановить справедливость в этом мире. Хоть один раз попробовать победить ложь. Задумано - сделано! Как всё гениальное, план был очень прост. Надо только исхитриться, и подсыпать "неврилита", в места обитания элиты (хотя, какая это элита, раньше таковую называли "малиной"). Экспериментировать в области, смысла не было, "рыба гниёт с головы". Продал свою маленькую мастерскую, которой выживал последние годы. На вырученные деньги купил билет до Москвы. Созвонился с дальними родственниками, обещали приютить на пару дней.
   Жена до слёз просила не ездить, но не смогла поколебать моей уверенности. Настолько сильно достали велеречивые выступления депутатов и постылая нищенская жизнь пенсионера.
   И вот я уже еду в плацкартном вагоне фирменного поезда. За окном - необъятные прос-
   торы Сибири. Среди них всё те же убогие деревеньки с погостами, с покосившимися, чёрными домами, но теперь уже с заброшенными пашнями, развалившимися фермами. А вокруг бескрайние поля, вдали бесконечные горы,
   покрытые богатейшей тайгой. Чувствуется какая-то однобокость жизни. Кто эти люди, проживающие в таких деревнях? Их можно назвать хоть как,
   только не хозяевами своей земли! Похоже, могущество России, если и будет прирастать Сибирью, то вовсе без тех, для кого это малая родина.
   Но вот, наконец, и Москва. Это уже не та, старая добрая столица. Такое впечатление на меня произвёл бы Чикаго! Быстро проскочив через вокзальную суету, нырнул в метро. Здесь, как всегда, красиво, рационально, быстро, даже шум электричек несёт какую-то надёжность. Напряжённость, вызванная необычной миссией, исчезает. Выйдя на нужной станции, не оглядываясь, добираюсь до знакомого дома. Хозяева встретили радушно, хотя привёз им только грибов да ягод. Гость из Сибири для них, как с Мадагаскара. Немного пообщавшись, прикинулся усталым, быстро ушёл спать. Всё равно им не объяснишь, почему при всех богатствах Сибири, я выгляжу таким бедным.
   Утром хозяева убежали на работу. Я сразу достал большой пакет и сложил в него два малых пакета с "неврилитом". Они выглядели безобидно и напоминали расфасованные в магазинах пакеты с мукой. Сверху закрыл ветровкой. Надел джинсы и белую рубашку в полосочку, посмотрелся в зеркало. Может на москвича я и не похож, но за жителя ближайшего Подмосковья пожалуй сойду. Теперь не менее главное: вложил сбоку правой туфли между двух картонок половинку бритвенного лезвия. Пошевелил ногой, лежит крепко и не мешает. Вот теперь я готов сделать доброе дело, (а возможно пострадать за него). Наверно, на взгляд агента "007", мои приготовления смешны, но я учился не в спецшколе, а на нескольких прочитанных аляповатых детективных романах.
   Позавтракав, отправился сразу на Красную площадь. Там были только редкие прохожие. Я не знал, заезжает ли правительство через ворота Спасской башни, но надеялся, что и через них тоже. Уже подходя к ним обернулся, никто меня не преследовал. Я наклонился, как бы завязать шнурок, быстро достал лезвие, чиркнул им по пакету так, чтобы разрезать большой и один из малых пакетов. Потряхивая пакетом, двинулся дальше. Порошок, тонкой струйкой тёк из мешка, посыпая брусчатку. Уже за мавзолеем я понял, что делаю лишнее, да и мешочек почти пустой. Ещё раз оглянулся назад: сильно не бросаясь в глаза, белая полоска всё-таки была видна. Половина дела сделана, нюхайте господа! Вытряхнув остатки порошка, окрылённый успехом, я скорым шагом двинулся к Белому дому.
   Не доходя до первого крыльца, проделываю те же манипуляции с мешочком. Процесс пошёл. Спокойно прохожу крыльцо и вижу, как на втором появилось два милиционера. Они закурили и, разговаривая, смотрели в мою
   сторону. Внутри всё похолодело, но я стойко продолжал идти на встречу судьбе.
   -Эй, дед, у тебя что-то сыплется из пакета.- Я приподнял пакет и притворно воскликнул.
   -Вот, ёлки-палки, всю муку рассыпал.- Начал комкать пакет, при этом из него ещё сильнее посыпалось. Мы находились уже друг против друга, оставалось два-три шага, чтобы я ушёл, но их-то и не хватило. Видимо, старший из милиционеров решил показать пример бдительности.
   -Подожди дед, покажи, что у тебя в пакете? - Он подошёл ко мне вплотную.
   Я прижал пакет к себе и собирался уходить, это его ешё больше насторожило.
   -Давай, давай показывай. - Он уже крепко держал меня за руку.
   -Я же говорил, мука это. Где-то зацепил пакетом, видите дырка в нём.
   Тут подошёл и второй милиционер.
   -Может это наркотики? - Предположил он.
   -Ну да, а я наркобарон! Пустите, мне идти надо. - Но они уже меня не слушали, разглядывая порванный мешок, принюхиваясь к порошку. Один из них, лизнув его на пальце, долго морщился, наконец, сказал:
   -Мука так не кислит, здесь что-то неладно, вызываем наряд, пусть с ним разберутся в отделении.- Он куда-то позвонил по радиотелефону, требуя машину.
   Я уже понимал, что вляпался, но всё-таки попытался ещё раз уговорить их.
   -Мужики, отпустите, ради бога, ну не там вы криминал ищете, мне же сегодня ещё в Иркутск ехать, вот билет.
   -Давай сюда все документы, может, и получишь их в отделении.- Они отобрали у меня документы, а тут и "воронок" подкатил. Из него вылез молодой мордоворот с причёской "ёжик", вылитый "браток". Он открыл заднюю дверь машины и недолго думая, схватил меня за шиворот рубашки, затолкнул внутрь, при этом успел дать хорошего пинка под зад. Вот такого я уже стерпеть не мог. Развернувшись, я ему наотмашь съездил по морде. На миг они все онемели, но только на миг. "Браток" заскочил в машину и рявкнул:
   -А ну давай руки! - Тут же щёлкнули наручники.
   - Поехали, я с ним. - Дверь захлопнулась, машина тронулась.
   -Ну что гад, будем рассчитываться? - Я даже ответить не успел, как получил удар в под дых. Дыхание перехватило, как рыба, пытался глотнуть воздух, но его не было. Немного оклемавшись, получил ещё один удар, уже по почкам. Пока ехали, он несколько раз весьма профессионально прикладывался ко мне.
   В отделении, сдавая меня дежурному, "браток" сказал:
   -Буйный дед, оказал сопротивление, рассыпал какой-то порошок возле Белого дома. Вот его документы и пакет.
   Пожилой капитан за окошечком принял мои вещи, внимательно посмотрел на меня, понюхал порошок, на пальце так же лизнул его и опять уставился на меня. Видимо, его терзали сомнения: по внешнему виду (по его представлению) я не был похож ни на торговца наркотиками, ни на диверсанта, рассыпающего сибирскую язву, да и порошок по вкусу не напоминал наркотик.
   -А чего ты дед так скрючился?- Неожиданно спросил он.
   -Живот разболелся от общения с вами. - "Браток" рядом довольно хохотнул.
   -Значит не без юмора, мы таких любим, ну рассказывай, что это за порошок у тебя?
   Я уже чувствовал, что тоже нанюхался и "неврилит" не даёт врать. Собрав все силы, постарался объяснить ему, что это совершенно безвредное вещество, надробленное из природного камня, оно только почему-то заставляет людей не врать. Сам хотел бы узнать, в чём тут дело. Наверно, даже в этом заведении, не часто слышали такую абракадабру, Было видно их изумление. Наконец капитан не выдержал и приказал "братку":-Отведи пока его в камеру, да смотри, чтобы там его не трогали, он явно не в себе. Порошок отнеси на экспертизу, попроси, чтобы быстрей сделали.
   Так мне несколько часов посчастливилось провести в "обезьяннике" Уже поздним вечером меня опять подвели к тому же капитану. К своему удивлению здесь же был мой родственник Василий. Значит, нашли его номер телефона в документах. В отделении царил какой-то переполох. Было много сотрудников. Они все что-то оживлённо обсуждали. Капитан опять долго смотрел на меня, потом, подавая документы, сказал:
   -Порошок ваш каменно-минеральный, больше в нём ни чего нет предосудительного. Остальное - это всё ваши домыслы. Состава преступления в этом нет. Но мой вам совет: поскорей уезжайте отсюда. В вашем возрасте лучше
   сидеть дома. Махина, на которую вы замахнулись, раздавит и не заметит, слишком велики у неё здесь интересы. Порошок выбросьте, это не способ борьбы, даже если бы он сработал, это дробина слону... До свидания.
   "А капитан-то с понятием" - Подумал я, (но он не знал, какие таинственные силы, миллионы лет законсервированные в камне, могут освободиться при его дроблении).
   -Ну, ты даёшь, Михалыч! - Воскликнул Василий, когда мы вышли.- Ты заметил, как они все переполошились?
   -Заметил, наверно, что-то случилось.
   -Точно, случилось. Капитан мне вкратце рассказал, чем ты тут занимался и, похоже, твоя заслуга, в том, что случилось! Представляешь, они всем отделением и даже лаборатория написали заявления в отдел собственной безопасности обо всех своих "крышеваниях", взятках, побоях, подделках анализов, коррупции начальников. Ты представляешь, какая это бомба?
   Я не представлял пока ничего, тем более такого результата, мне уже просто хотелось домой.
   -А ты знаешь, - он ненадолго задумался, затем продолжил: - чем это для них может кончиться? - Я уставился на него. - Их обвинят в наговорах и минимум всех уволят, а особо ретивых могут и посадить. Так что, пожалуй, ты оказал им медвежью услугу.
   Я молчал, совершенно не зная, как это воспринять. Не зря говорят: "добрыми делами устлана дорога в ад".
   -Давай я провожу тебя до вокзала, чтобы больше ни чего не случилось.
   Там мы и распрощались, а через некоторое время я уже мчался в поезде домой. Дорога как-то смазалась в памяти, не оставив следа. Несколько дней дома я был как в воду опущенный. И вот однажды, сидя в каком-то оцепенении, почувствовал, что сильно болит грудь и кто-то вовсю трясёт за плечи, пытаясь что-то выпытать. С трудом подняв голову, увидел, что сижу за столом, на нём пустая бутылка водки, какая-то закуска. За плечи трясёт, вернувшаяся из города от внуков, жена. Оказывается, я спал, навалившись грудью на стол. Я покрутил вокруг тяжёлой головой, погладил болевшую грудь и спросил жену:
   -Где я? Уже вернулся из Москвы, где Генка? - Она смотрела на меня, как будто первый раз видела.
   -Какая Москва, какой Генка? Он давно уехал! Ты дома! Разве можно в твоём возрасте столько пить! Так можно оказаться и подальше Москвы.
   И тут до меня начало доходить: всё это результат выпитой водки (на
   верное, к тому же "палёной"), ночных размышлений о жизни. "Но надо же такому присниться! И так правдоподобно!"
   Ещё толком не осознав где сон, а где явь, тихонько отстранив жену, я вышел на крыльцо. За огородами, на горах пышно зеленел лес, спокойно несла свои воды речка, уже жарило по-летнему солнце. Вроде всё, как прежде, жизнь продолжается. Пить надо меньше! Но не отпускал ноющий осадок. Куда-то несётся жизнь мимо тебя, ни поучаствовать в ней, ни воздействовать. И себя жаль, и людей, для которых Родина стала мачехой. Что это: судьба, рок или постыдная слепота и доброта - отдать в руки беспринципных рвачей богатство целой страны, нажитое непомерным трудом и даже кровью нескольких поколений? Нет ответа.
   Я опять глянул на лес. "Вот, он же смог оправиться после зимних морозов. Наверно, со временем и страна оправится от наркотической, судорожной ломки. Жаль только, что уже без меня".
   "Нет, надо отдохнуть!" И я отправился навестить старого товарища.
  
  
  
   Пропуск в настоящее.
  
   Наша старенькая "Нива", переваливаясь с боку на бок, с трудом, упрямо пробирается по валунам, рытвинам и торчащим корням деревьев. Дорога пробита по самому обрыву к реке, становится всё круче, уходит всё выше. Справа, в редких просветах, далеко внизу река ещё показывает своё белое тело. Слева стеной стоит срезанный склон горы, сплошь заросший лиственницей, багульником. Мотор работает на пределе, но пока сбоев не даёт.
   Я посмотрел на Степаныча. От напряжения, от палящего солнца, он буквально обливался потом.
   - Неужели заберёмся? - Я сам был в таком напряжении, будто тащил
   эту машину на себе.
   - Не боись, Михалыч, не даром говорят, что русские даже легковые машины делают с элементами броневика. Вытянет.
   Но вот и перевал. Мы остановились, вышли покурить. Панорама завораживала. Небо с редкими облаками было совсем близко, а перед глазами нагромождение гор до самого горизонта. Залитые солнцем, на них ярко выделяются зеленые пятна лиственничных лесов и кедрача с осенней разноцветностью подлеска. Ши
   рокие полосы осыпей с торчащими скалами, создавали лунные ландшафты.
   - Да, Степаныч, пожалуй, ни одно создание человечества не сравнится вот с таким творением природы! Разве, что египетские пирамиды. Но здесь я не чувствую себя лишним, меня это величие радует, я могу здесь найти себе место. Вон те горы, я ведь все их прошёл пешком!
   - Вспомнил всё-таки!
   Конечно, вспомнил, хотя прошло уже двадцать лет, как мы открыли здесь месторождение. Такое не возможно забыть. Пожалуй, это были самые лучшие, насыщенные годы в моей жизни. Наше поколение, тогда уже в зрелом возрасте, воспитанное на традициях отцов, полное энтузиазма и романтики, с головой отдавалось работе. Страна дыбилась стройками, росла потребность в полезных ископаемых. Мы все силы, накопленный опыт, знания отдавали работе, внося свой вклад в общую копилку. Это было счастливое время, когда счастье не измерялось машинами, дачами и тряпками. Когда оно было внутри, на более глубоком, тонком уровне удовлетворения от сделанной работы, её полезности. Как объединяли тогда таких разных людей общий порыв, общие цели! Мы мечтали, что наше открытие оживит этот труднодоступный край, облегчит жизнь местного населения, приблизит к цивилизации.
   И вдруг всё рухнуло. Нет прежней страны, нет геологии, нет работы. Нет помощи от государства, нет друзей, товарищей. Целые годы выживания в одиночку. Страшные годы твоей ненужности. Тогда, натерпевшись унижений от "нуворишей", я занялся индивидуальным ремеслом. Откуда что и взялось, научился резьбе по камню. Держался, тянул за собой жену, поддерживал детей. Удивительно! С исковерканной душой, но мы выжили.
   - Смотрю, загрустил, - окликнул Степаныч, - пора ехать дальше.
   Ещё долго, осторожно спускались по крутому склону. Наконец, выбрались на мыс между рекой и её притоком. Он далеко выдвинулся из гор. Молодой, чистый соснячок с островками березняка, полянками, пышно пестрел осенними красками в лучах вечернего солнца. Прямо райский уголок, спрятанный между гор от всех жизненных невзгод! Правда, вместо яблок в нём изобилие розовых, с мохнатой оторочкой, рыжиков. Давно такого не видел! Не даром здесь селились древние люди. Тут и там видны археологические раскопы, плакаты об их охране.
   Мы остановились на берегу довольно крупного притока. Степаныч помог поставить палатку, изготовили таганок, вскипятили чай.
   - Ну, Михалыч, лучше места не найдёшь. Вспоминаю, иногда как мы здесь работали. Молодые были, энтузиазма много было. Сейчас у молодых одни деньги да
   машины на уме, а мы думали об открытиях.
   - Да многое изменилось! Главное, как ты говоришь, молодёжь развратили. Работать не хотят, думают красивую жизнь, как в телевизоре, принесут им на тарелочке с голубой каёмочкой.
   - Да, Михалыч, работать-то негде! Были здесь и леспромхоз, и лесхоз, и заводик масло кедровое делал. Всё рухнуло.
   - Чем же живёт посёлок?
   - Стыдно признаться, но воруем лес и продаём китайцам. Ну, ещё рыбой, мясом живы, браконьерим помаленьку. Перспектив народ не видит ни каких, спивается.
   - Да, Степаныч, демократия получилась наизнанку, только для избранных. Я вот думаю, всегда элита подпитвалась людьми из глубинки. Вливались в неё здоровые, сильные, разумные и даже гении. Вот уничтожат этот поток, сгниёт элита, какое же у страны будущее?
   - Обидно, Михалыч, наш труд перечеркнули, у детей психику нарушили и у внуков будущее под сомнением. Ну, если уж взялись строить капитализм, сделайте людей хозяевами своей земли. Мы здесь сами сумели бы распорядиться своими богатствами. И на подати бы хватило государству!
   - Э нет! На богатства при нынешней системе хозяева уже подобраны!
   - Да, это мы уже поняли, когда Россию раздарили нужным людям! А вот воспротивиться не смогли. Поэтому и живём натуральным хозяйством, как в позапрошлом веке. Но теперь, что уж воду в ступе толочь... Оставайся, отдыхай, набирайся здоровья. Я бы тоже остался, но семья, хозяйство. Приеду через неделю.
   Так я остался один. Палатка, спальный мешок, таганок и удочка, а вокруг море природы!
   Пока приготовил ужин, солнце внезапно спряталось за гору. Догорел короткий осенний день. С реки потянуло холодом, ещё в светлой её воде отражалась тень перевёрнутого леса. Звенящую тишину нарушало только монотонное журчание реки. Костёр и крепкий, горячий чай согревали, разливали умиротворение. Как далеки сейчас суета, повседневные заботы! Вроде бы отдыхай на здоровье! Но и тут достают мысли, воспоминания. Слишком сильно вонзилась заноза несправедливости произошедшей с нами. Слишком много понесённых потерь в это сумбурное время. Вспомнился Вячеслав Иванович, наша последняя встреча.
   Он был геологом от Бога! Превратился в статиста на буровой в каком-то ООО, с основным капиталом у начальника и его зама. Зарплата редкая. Из-за нехватки денег рушилась семья, сын вдруг стал наркоманом и тащит всё из дома. Сплош
   ная неудовлетворённость и безнадёжность. Сам стал заглядывать в бутылку.
   Когда я стал убеждать его, что это временно, надо продержаться, страна сильна народом, когда-то поймут это и развернутся к нему, он ответил:
   - Блажен, кто верует! Я не верю! Ты на что, надеешься? Думаешь, эти толстосумы умерят свои аппетиты и будут делиться с людьми? Да они выкачают ресурсы до капли и убегут за бугор. Уже сейчас их дети учатся там, там же рожают их
   жёны, там же их особняки и деньги. Да они перегрызут глотку, если кто-то будет
   мешать. Ты же видишь, нет той страны, государство - это они, все законы под них и президент марионетка в их руках.
   Что я мог ему противопоставить? Самого раздирали сомнения, неуверенность в завтрашнем дне. Но он потерял всякую надежду, веру в свои силы, поэтому развязка не заставила долго ждать, не важно в каком виде. Вскоре я узнал, что Ивановича с товарищем нашли мёртвыми в садовом домике. Видимо, хорошо выпили, рано закрыли печную трубу и угорели.
   Тогда люди сгорали по-разному. От участившихся аварий, от бандитских разборок, но чаще всего от навалившегося на них стресса. Просто не выдерживало сердце. Шла революция. Те, кто не мог принять новых условий, должны были уйти. Кто-то запланировал эти потери. А они были нашими близкими людьми, и надрывая сердце, мы их хоронили и хоронили.
   За костром уже стояла сплошная темнота, только небо было усеяно яркими мерцающими звёздами. Кое-как отделавшись от грустных воспоминаний, я залез в спальный мешок. Ночная прохлада, тишина быстро навеяли сон.
   Утром над рекой сплошной пеленой повис туман. Он широкими волнами переливался, то пряча, то показывая горы. Его косматые клубы завораживающе гуляли по лесу. Холодно, сыро. Надо разводить костёр, сварить чай. Теперь умываться. Пригоршнями брызгая на лицо чистую, студёную воду, чувствуешь, как будто весь омываешься. Спадает даже заскорузлая ржавчина былых невзгод. На душе светло и радостно. Ты живёшь и вот такой новый день, твой. Пока завтракал и пил чай, туман почти рассеялся. Небо засветлело и, как в горах бывает, неожиданно выкатило солнце. День начался. Сегодня надо набрать и засолить грибы. Отправляюсь с ведром в лес. Тихонько шагая по ковру опавших иголок и листвы, внимательно смотрю по сторонам. Вот и рыжик, а рядом другой, третий. А там бугорки со спрятавшимися собратьями. Увлекаешься, забываешьпро всё, идёшь
   и идёшь. Вот уже и ведро полное. Отношу в лагерь и опять на охоту. Заглядываю в раскопы, в надежде найти какой-нибудь скребок. "Наверно, трудно было древним выживать в этом суровом краю. Кости шерстистого носорога, найденные ар
   хеологами в раскопах, говорят о морозных зимах, рыскающих диких зверях. Наличие нескольких культурных слоёв указывает на миграцию людей. Природные невзгоды, катаклизмы изгоняли с насиженных мест, но память о Родине сохранялась и потомки вновь возвращались сюда. Неведомые, таинственные силы, заложенные свыше в человека, заставляли выжить в любых условиях, дать потомство, продлить род человеческий, чтобы через многие тысячелетия, в конце концов, появились мы. Сколько усилий, сколько веков понадобилось для этого! И мы, конечно, не последнее звено в этом, Богом запущенном процессе. Организовавшись в государства, оснащённые техническим прогрессом, нам стало легче выживать, но цель перед человечеством по большому счёту осталась той же! У человека одна единственная жизнь! Он родился, как цветок расцвёл, реализовал свои способности, произвёл потомство и спокойно должен уйти из жизни, освободив место потомкам. Поэтому безумством кажутся размахивания атомной бомбой, потребительское отношение к природе, перечёркивание прошлого опыта".
   Так незаметно проскочил день. Пока почистил грибы, засолил, уже спустился вечер. Зато готово полное ведро засолённых рыжиков, а зимой с картошечкой это объедение!
   Но за ночным чаепитием опять неумолимо накатывают те же мысли. "В чём виноваты миллионы людей освоивших целину, построивших города в тайге, каскады гидростанций, открывших и освоивших месторождения нефти, газа, руд. Ни демократия, ни капитализм до сих пор не принесли результатов, а страна всё живёт плодами труда тех поколений!
   Под потоками лжи, прикрытыми свободой и демократией, не все люди, как хамелеоны, смогли перекраситься. Многие просто сломались. Под эту ломку ведь попали и молодые. Когда-то меня потрясла история Андрея. Уж ни как не мог представить его в облике бомжа. Талантливый парень, он немного поработал в нашей экспедиции, забрали в институт. Встретил я его случайно, в конце девяностых. Рассказанная им история не для слабонервных. Уже женился, получил квартиру, когда накатили реформы. Сначала сокращённая неделя, потом отпуска без содержания, потом совсем уволили. Жена, не выдержав безденежья, захлопнула перед носом дверь. Оказался без крыши. Работал в кочегарке, стал попивать с рабочими. Однажды, побежав за очередной бутылкой, попался ментам. Избили, отобрали деньги, а заодно и документы. Это уже полноценный бомж. Но и это не предел. Некоторое время спустя, я узнал, что его избили молодые ребята, а чтобы быстрее отдал свои копейки, прижали головой к раскалённой печке. До больницы он уже не дотянул". В эту ночь я едва смог заснуть.
   Но вот и утро. Сегодня рыбалка. Дошагал до скалистого прижима. В броднях, держась за каменные выступы, забрёл к глубокой яме. Тут не до воспоминаний, всё внимание приковывал поплавок. А он иногда часами медленно, спокойно плыл по течению. Новый заброс, опять нетерпеливое ожидание. И вдруг поплавок резко уходит под воду. Подсечка, удочка выгибается дугой, чувствуется напряжённое сопротивление. Главное, чтобы не сорвалась. Плавно подводишь рыбину к прижиму. А она рвётся, выскакивает из воды, кажется, вот-вот оторвёт все снасти. Дрожит удилище, дрожат от напряжения руки, глаза ищут удобное место, куда её вывести. Наконец рыбина бьётся на каменном выступе, дыша широко открытым ртом. Теперь уж не зевай, хватай обеими руками скользкое сильное тело и одевай сквозь жабры на кукан. Всё, садишься перекурить, полюбоваться добычей, унять всколыхнувшую всё тело дрожь. Ленок, красивая, сильная рыба, с розоватыми пятнами по всему телу. Вытащить такой экземпляр, наверно больше сорока сантиметров длиной, совсем не просто. "Ого, мы ещё можем!" А вокруг простор реки, величие гор и ты среди них! Охватывает восторг! В душе освобождаются закрепощённые, дремлющие чувства и силы.
   Уже не так страшны последние годы. Сколько не замалчивают, а основу сегодняшней жизни заложили наши поколения! Обида умрёт с нами, а время расставит всё по своим местам.
   С каждым новым днём, с каждым новым походом по реке, в лес во мне добавляется бодрости. "Ну и что, что пенсионер? Жизнь продолжается! Те годы были испытанием на выживаемость. Они стали, как пропуск в настоящее, ты получил его и можешь радоваться жизни! Человек должен быть готов побороться за себя, слишком далеко и не туда он зашёл от рая. Чем и славен наш народ, что он может всё вытерпеть, пока смута не уляжется. Он-то знает, что время созидания не за горами, а уж тут без него не обойтись. А потом в России ещё достаточно вот таких уголков, где человек, не в бюрократической демократии, а по настоящему свободен! Где чувствуешь доброжелательность окружающей природы, сливаешься с ней, отдыхаешь от человеческой глупости".
   В душе переплелось настоящее и прошлое, светлый и горький опыт, неудовлетворённость и желание хоть кому-то быть полезным. Неоднозначная получилась жизнь нашего поколения. За ним не мало добрых дел, но много и ошибок. Похоже, мы пострадали за них. Но хватит мучить себя прошлым, пусть оно останется в памяти. Жизнь вышла на новый виток, надо признать это, не отставать от
   неё. Сойдёт мутная пена сумбурного времени. Уже сейчас проглядывают здоровые ростки возрождения страны. Поднимает голову и геология, а тут уж можем
   пригодиться и мы.
   Как-то само собой, этот чудный уголок природы, его раскопы, его вечность, навеяли замирение с не очень-то понятным, быстро бегущим временем. Осталось много вопросов без ответа. Мне они уже не под силу. Будем надеяться, что наш горький опыт позволит сделать правильные выводы потомкам. Вряд ли оно тоже
   проживёт не ошибаясь, но надо помнить, что мир держится на добрых делах и грех забывать о них и вершивших их людях!
   Я возвращался домой с полными ведрами солёных рыжиков, рыбы, с надеждой жить и даже работать!
  
  
  
   За Кадарским хребтом.
  
   -1-
   Поезд монотонно отстукивает по рельсам свою нескончаемую мелодию. За окном вагона, тянется и тянется нагромождение отвесных, скалистых, казалось, испаханных громадным плугом, пирамидальных вершин уже покрытых снегом. Кадарский хребет. Его склоны ещё зеленели кедровым стлаником, но в подножье, уже золотило осенью чахлые лиственницы, ольху и берёзы. Поезд шёл по долинам больших и малых рек, с грохотом пролетая мосты, ныряя в пасть тёмных туннелей. Хребет стоял границей между освоенной людьми территорией и почти безлюдными, бескрайними северными областями. Пробиться за него не просто, так же, как вернуться назад. Только большая нужда может подвигнуть человека на такой шаг.
   Я смотрел в окно на уплывающие назад одну за другой горы и думал, была ли у меня такая нужда? Что я забыл или приобрёл за теми горами? Прошло уже 15 лет, как не работал в геологии. Так и не нашёл своего места в свободном рынке. Да его там и не было! Плохая ли была раньше жизнь или хорошая, но были у нас три основополагающие истины: семья, Отчизна, работа на пользу людям! Эти истины рухнули в одночасье, с ними потерялся и смысл жизни. Горизонт застилала свобода, с которой абсолютно не знал, что делать. Сначала пропала работа, при этом государство, повернулось к таким, как я, местом с не литературным названием. Конечно, тут же вылезли все болячки семьи, она затрещала и развалилась.
   Производства нет, торговать я не умею и нечем. Видимо, только геологическая привычка выкручиваться из любого положения, помогала выжить. С нуворишами
   общего языка не нашёл и вот уже 10 лет занимаюсь надомным ремеслом. Почти свыкся с таким положением, но где-то внутри зудит, хочется хорошего дела, хочется круга хороших, надёжных товарищей, хочется стряхнуть пыль сумбурных лет, то есть хочется того старого геологического образа жизни.
   Видимо, и задел эту струнку мой старый товарищ, теперь уже директор ООО, неожиданно приехав ко мне, предложив поработать полевой сезон в его партии. И надо же, струнка зазвенела! В 65 лет ещё не всё потеряно! Никуда не делся профессионализм, жизненного опыта не мало, да и здоровье ещё есть. И я согласился!
   Впечатлений получил море! Насмотрелся и наработался, до сыта. Убедился, что порох ещё не отсырел!
   И вот поезд мчит нас домой. Мужики звали выпить водки. Выпить, за пятимесячный сезон в тайге стоило, но мне почему-то не хотелось. Вспоминалось, как начался этот неординарный для меня сезон. Будто окунулся во времена пятнадцатилетней давности, замешанной на сумбуре настоящего времени. Надо сказать, получился крепкий коктейль!
  
   - 2 -
   Ёщё совсем не свыкся с этой мыслью, а события начали развиваться стремительно. Даже не успел как следует ознакомиться с материалами по району работ, как вызвал директор, приказал выезжать на место. Там ждут подхода вездехода трое работников.
   - Старшим там, геолог Иван Фомич, не очень надёжный товарищ. Тебя я давно знаю и надеюсь, проконтролируешь его, - напутствовал директор. - Вездеход придёт железной дорогой, сразу едете на участок работ, строите лагерь, делаете рекогносцировочные маршруты, в общем, подготавливаете всё до приезда остального отряда. Да ты сам знаешь, что в таких случаях надо делать.
   - Как же я его буду контролировать? И почему ты его
   отправил, если не доверяешь?
   - Ну, не дашь наделать глупостей. А послать больше некого. Ты видишь, нет геологов, даже начальником отряда у вас будет топограф.
   "Ну и дела! Как же таким колхозом будем работать!?" - мелькнуло у меня. Но в тот же день вечером "БАМ"-овским поездом я уже ехал навстречу своему неожиданному полевому сезону.
   Стоял конец апреля и за окном поезда так же мелькал ещё заснеженный Кадарский хребет. Немного пофантазировав в нём можно было разглядеть и Священную гору Кайлас и даже Зеркала Времени, а мысленно перевалив через хре
   бёт, и таинственную Шамбалу. Но я знал, что за ним находится Берёзовский прогиб, где и предстоит нам работать целое лето. 50 лет назад там было зафиксировано множество радиоактивных аэроаномалий. Их проверяли наземными работами, но оценку они не получили. В то время произошло много открытий богатых руд на юге страны. Сегодня оказалось, что юг страны с теми рудами совсем не наш. Что наши разваленные производства не справляются с современными запросами, а запасы проданы в лихое время. Энергетика, безопасность страны под угрозой, развиваться нечем. Слава Богу, там, на верху, начали понимать, что нельзя выжить одной приватизацией, нефтедолларами, надо развивать производство, наращивать запасы руд, тем более такого стратегического сырья, как уран.
   Потёк, пока ещё ручеёк денег в геологию. А вот осваивать их, придётся не тем мощным геологическим предприятиям. На их месте выросли мелкие фирмы, ООО и им подобные. В своё время они растащили из экспедиций технику, оборудование. Чем они занимались эти годы, трудно сказать, но оборудование устарело, обветшало, а специалисты разбежались, состарились, или элементарно спились.
   Поезд на станцию прибыл ночью. Поймав "таксующего" частника, добрался на окраину деревни. Ворота бывшей базы аэропорта, а ныне складов и диспетчерской службы буровой партии, были открыты, но на территории "не зги не видно", только в конце её горел тусклый огонёк. По замёрзшим лужам, промочив ноги, добрался до зимовьюшки. Распахнул дверь, в лицо ударило тепло натопленной печки. Слабая лампочка едва освещала маленькую кухню с непритязательной мебелью. В углу стол со скамейкой, бачок на табурете, видимо для воды, вешалка с куртками, под ней навалены рюкзаки. Печка отделяла тёмную комнату, в ней слышалось какое-то шевеление.
   - Есть кто живой? Туда я попал?
   - Туда, туда, мы не спим. - Из комнаты вышел в трико и майке молодой парень лет 25-27. - Нам позвонили, что вы приедете сегодня. - За ним появился пожилой, весь какой-то морщинистый бурят. Мы поздоровались.
   - А где же ваш командир?
   - Да уже в спальнике, дремлет.
   Я заглянул в комнату. - Не спишь, Иван Фомич? Вставай, принимай пополнение, завтра выспишься, похоже, вездехода ещё нет.
   - С вами выспишься! Успеем познакомиться, - пробурчал он и отвернулся к стенке.
   "Так, с лёту контакта не получилось. Посмотрим, что будет дальше. Утро вечера мудренее". Тем временем парень разложил раскладушку, бросил на неё
   спальный мешок.
   - Вот, постель готова.
   - Спасибо, но раз уж не спите, достаньте что-нибудь закусить, будем знакомиться по человечески. - Я достал из рюкзака бутылку коньяка собственного приготовления. - Настойка на кедровых орешках и зверобое. Для знакомства и здоровья думаю, будет кстати. "Работы, пока ни какой, а за бутылкой лучше узнаешь людей". Так и получилось. Они, не таясь рассказали о себе. Виталию 27 лет, отец, (кстати, наш начальник отряда) с детства таскал его по партиям, а теперь, уже сам, успел поработать горняком, топографическим рабочим. Нравится геологический образ жизни, готов хоть куда, хоть кем. Сейчас оформлен техником-геофизиком. "Надо же, напоминает меня молодого! Но мы жили во времена романтиков. Удивительно, что такие сохранились сегодня. Плохо, что не профессионал, но на таких ребят можно хотя бы положиться".
   Бурят, Михаил, 60 лет отроду, весь сгорбленный, медлительный, с трясущимися руками, казался совсем стариком. Вытащил его из деревни наш механик, по старой дружбе вспомнив, что он когда-то работал в партии водителем вездехода. Мне показалось, что это когда-то, было очень давно, что после этого он беспробудно пьянствовал. Он и не скрывал этого, опрокидывая без задержки налитую кружку. Я был готов к непростой встрече с Фомичом, но первый шок, получил, глядя на водителя вездехода. "Вот это номер! Даже трудно представить, насколько зависит от водителя выполнение работ в тайге, разбросанных на больших расстояниях участках. К тому же, сразу заезд практически по бездорожью, 180 км только до базы партии соседей. Здесь нужен молодой, знающий технику, шустрый и даже отчаянный парень! Да! Если сюда ещё добавить 67-летнего Фомича, которому директор уже заранее не доверяет и купленный по случаю вездеход, то вызывает большое сомнение, что мы вообще куда-нибудь доедем".Я не считаю себя лучше других. Но многолетняя работа начальником отряда, участка и даже партии многому научила. Прекрасно знаю, как подготовишься к полевому сезону, так он и пройдёт. А уж в надёжности людей, не должно быть сомнений! Сейчас, увязнув в обстоятельствах, отступать было не куда. На себя я надеялся, буду делать возможное. А вот директору удивляюсь! Ведь бывший полевик, прошёл хорошую школу, должен был помнить прописные истины. Но он теперь хозяин, видимо, глаза застили деньги.
   На утро произошло (надо сказать не принёсшее мне удовлетворения), знакомство с Иваном Фомичом. Это оказался маленький щуплый мужичок, зато с окладистой симпатичной чёрной бородой с проседью. Назначенный старшим передо
   вой группы, буквально выплёскивал начальнические эмоции на Витальку с Ми
   хаилом. А так как работы ни какой не было, то выливалось это в инструктаж, как и из чего сварить обед, как наколоть дрова и куда их сложить и тому подобное, ещё и покрикивал на них. Мужики прямо отдыхали от него, когда уходил на связь к соседям. Прослушивал там все сведения с буровых, хотя не имел к ним ни какого отношения и конечно, ежедневно по телефону докладывал директору обстановку о состоянии группы. Меня он сильно не доставал, я в основном читал прихваченные с собой геологические материалы. Но прожужжал все уши предположениями, что можем опоздать, наледи начнут таять, пройти не сможем и водитель никудышный, и вездеход - "кот в мешке". Понять его состояние можно. И покомандовать хочется, и трудности предвидятся, а в трудностях хочется переложить часть груза на других. Там наступает момент ответственности. Знает и отношение директора к нему, и какой будет спрос. Я представления не имел о предстоящей дороге, зато знал, хорошему вездеходу практически преград нет. Намучиться с препятствиями приходится, приходится искать объезды, или самим сооружать их, но проехать всегда можно, лишь бы надёжной была техника. Поэтому, когда он уже надоел со своим нытьём, выложил ему прямо:
   - Сегодняшнюю обстановку создали вы сами и ты в том числе. Проблема ещё не наступила, паниковать рано. А наступит, ты как командир, примешь правильное решение.
   - Хорошо тебе говорить, ты ходишь в товарищах у директора.
   - Я этого товарища не видел больше 15-ти лет, а тогда мы все были другими людьми. Лучше постарайся, чтобы товарищеские отношения возобладали среди нас.
   В ожидании вездехода, мы провели ещё три дня, среди них и 1 мая. День прошёл буднично. Погода не баловала, то светило солнышко, то пробрасывало снежком. В деревне тоже не чувствовалось оживления, только на вечерней зорьке и рассвете слышалась пальба из ружей по уже прилетевшим на речку уткам.
   Второго мая пригнали со станции долгожданный вездеход. Выглядел он внушительно и 30 км пробежал без всяких осложнений. Был он намного мощнее тех, на которых работали в своё время мы, да к тому же с вместительной крепкой будкой и четырьмя спальными местами. "Пожалуй, директор сделал правильную покупку. Функционально машина очень подходит для сложных условий".
   Фомич с Виталием принялись загружать со склада бутар, перекладывать пришедшие в будке продукты, а мы с Михаилом взялись за техническую часть. Тут сразу начали вылезать нюансы. Не хватало охлаждающей жидкости.
   - Ты, проверял её на станции? ( Я с ними не ездил)
   - Конечно, но её немного не хватало, а "ТАСОЛ"-а у нас нет.
   - Подливай воду, теперь уже не замёрзнет.
   Я смотрел, как он заливает воду небольшим ведром. Вошло почти всё ведро.
   - Сколько литров должно быть в системе охлаждения?
   - Чёрт её знает! Вёдер 6-7.
   - Ну, посмотри в книжке.
   - Да её и не было, когда пригнали вездеход.
   Я дилетант в технике, но рядом с ней приходилось быть. Прикинул, в такой двигатель должно входить литров 70-80. Не хватает литров 7-8. Десятая часть. Не много, если нет тенденции к потере.
   - Михаил, надо проверить, не подтекает ли где в трубках, пробках, кранах.
   - Я уже смотрел. Вроде, сверху всё нормально, а с боков всё закрыто, ни чего не видно.
   - А где сливной кран?
   - Хоть убей, не нашёл его!
   - Как это не нашёл? Сливной кран обязательно должен быть! Ну, не кран, так какая-то пробка!
   - Да тут старые хозяева всё переделали, ни черта не поймёшь! Да я с такими двигателями и не знаком.
   - Ладно, заводи, пусть двигатель молотит, там посмотрим. Солярка-то есть?
   - Заправили перед погрузкой оба бака, 600 литров.
   - А сколько ест?
   - Много. Литр на километр.
   - Посмотри, какие есть запчасти.
   - Да их кот наплакал! Вот сейчас вставлю лампочки в фары, а запаса нет.
   Этому я уже не удивился, тоже попытался найти кран или пробку, но тщетно. Надо было разбирать все ограждения двигателя, все переборки, добираться до радиатора. На это нужен день, а может и больше. "Надо же! Машина не подготовлена. Запчастей нет. Водитель смотрит на двигатель, как на новые ворота. Послушаем, что скажет старшой".
   Такого крика от него за три дня я ещё не слышал. Он сразу сорвался на фальцет:
   - Мы сидим тут уже больше недели. Наледь тает. Задержимся, дорога закроется. В общем, есть приказ директора, срочно выезжать! Сегодня всё грузим, завтра с утра выезжаем.
   Я всё-таки попробовал вразумить его, потеря воды дело серьёзное. - Давай я позвоню, попробую договориться с директором. - Наверно он почувствовал в
   этом угрозу перехвата власти.
   - Пока я здесь старший и решать мне. - Повернулся спиной и продолжил погрузку.
   Я стоял, можно сказать обескураженный. До сих пор не пойму, почему не послал его подальше и не настоял на своём? Наверно, возобладала злоба, ведь если что-то случится, виноват будет он. Я самоустранился. В конце концов я геолог и на работу меня должны доставить начальники, пусть даже такие, как он. Вылилось же это в целый букет нервотрёпки, громадные затраты и потерю месяца рабочего времен
   Воспоминания, одно за другим всплывали у вагонного окна. А за ним уплывали назад эти вечные, невозмутимые горы. Они вот выросли здесь много миллионов лет назад. Они такие в отдельности разные, но вместе составляют такой величавый хребёт. Они наверно, чувствуют свою значимость в этом мире. Знают, так надо, что даже эрозия, разъедающая их глубокими ранами, тоже нужна. Это всё Великий круговорот Природы. А мы вот мечемся, запутались в своих противоречиях. Скоропалительно решаем свои насущные вопросы, а ума и воли объединиться, нет, ни в малом, ни в великом.
   Вот и сейчас нас собрали вместе, таких разных, перезревших и запутанных перестройками в своих мироощущениях. В таком возрасте у каждого уже закостенел характер, привычки, подход к любому делу. И конечно, укоренилось мнение о себе. Столкнувшись в маленьком коллективе, людям трудно адаптироваться. Не даром космонавтов проверяют на совместимость. Нас не проверяли. Поэтому самая большая сложность в полевом сезоне оказалась во взаимоотношениях между нами. Наверно, здесь нет виноватых, мы всё заложники устоявшихся амбиций, закомплексованности, груза прожитых лет.
   Вести дневник долго не решался. Люди могли не понять. Могли подумать, что пишу отчёт для начальства. Да и пока сидели на базе, казалось писать не о чем. Но вот события посыпались, как из рога изобилия. Надо было не потерять их живое восприятие, их череду. Так появился этот дневник.
  
   7 мая 2008года.
   Наконец появилось время спокойно записать события последних дней. Выехали мы с базы партии З мая. День был ясный, солнечный. Долго ждали, пока собе
   рутся буровики, которых попутно надо было забросить на их участок. Тронулись
   уже в полдень, когда опять начал пробрасывать снежок. Будка забита бутаром, поэтому я и четверо буровиков разместились сверху, на крышке двигателя. Водитель, Фомич и Виталий в кабине. По лесовозной дороге вездеход шёл на четвёртой скорости. Пороша летела в глаза, ветер забирался под фуфайки и быстро пробрал до костей. Я последнее время дома часто простывал, казалось на ровном месте, сейчас боялся, не дай бог, было простыть, заболеть. Но вот долина кончилась, кончилась и дорога, дальше она шла прямо по наледи горной речки. Ещё в довольно широком устье, наледь лежала бело-голубым ковром, охватывая и лес, и подножье гор. По ней змеились многочисленные следы вездехода, заполненные водой. Зрелище было впечатляющее и в то же время тревожное. Я признаться такого не видел. Как ехать по ней? Вездеход остановился. Из кабины вылез совершенно растерянный с круглыми глазами Михаил.
   Среди буровиков оказался водитель вездехода уже знакомый с такой дорогой. "Хоть с этим повезло", промелькнуло у меня. Он предупредил, что надо на скорости проходить опасные места и не в коем разе не попадать в старую колею. На Михаила я уже не надеялся.
   - Фомич, вылезай-ка из кабины! Пусть с водителем рядом садится Толя и командует ему, как ехать и куда ехать. - Тот нехотя, но вылез и перебрался наверх. - Понял всё-таки, дорогу надо доверить знатоку.
   Мы тронулись дальше. Вездеход то разгонялся по крепкому льду, то шёл как ледокол, разламывая лёд и гоня шугу впереди себя. Распадок часто сужался, заставляя прижиматься в такой же обледенелый лес под крутыми склонами. Вот на таком участке, Михаил всё-таки не справился с управлением, залетел в глубокую колею. Гусеницу заклинило во льду и порвало. Такие неприятности часто встречались в моей практике, но тогда были лёгкие вездеходы и такие же гусеницы. А здесь, толпой, используя всю фантазию, обколов вокруг лёд, умотавшись и вымокнув, не могли её освободить. Вездеход, завалившись на бок, всей тяжестью придавил её, вывернув "вертолётом".
   Даже Фомич уже не лез со своими советами, а ушёл варить чай. Мы тоже не выдержали и собрались у костра. Напившись чая, успокившись, опять посыпались предложения:
   - Мужики, не надо мучить себя. Самый надёжный способ в таком случае, это поднять вездеход, к нему, в конце концов всегда и приходишь. - Ко мне уже прислушивались, убедившись, что кое-что я в этом деле понимаю. Так и порешили. - Фомич, я видел, ты не плохо управляешься с мотопилой. Вали две прогонистые лиственницы и напили чурок. Михаил, доставай домкрат.
   Провозились мы порядочно, но вездеход подняли, достали гусеницу, выстелили её под катками на брёвна и опустили вездеход, а вот соединить её ни как не получалось. Три трака оказались сломаны, пришлось выкинуть, запаса больше нет, а остальные были так изогнуты, что не хотели соединяться. Плавную натяжку Михаил ни как не мог сделать и я выгнал его из кабины. За рычаги сел Толя и дело было сделано. Проверили воду в двигателе. Пришлось долить уже побольше ведра. Кое-где были заглушены трубки, они подтекали. Поставили новые заглушки.
   Спидометр, конечно, не работал, ребята говорят, что отъехали мы от базы километров 30. Они ещё толпились у вездехода, я подошёл к Фомичу.
   - Вездеход готов, что будем делать дальше?
   - Не знаю, давай решать вместе. "Ага, заговорил по- человечески".
   - Ну, тогда рассуждаем логически. Если вернёмся, пока разберёмся, что с двигателем, закажем запчасти, пока привезут их, дорога точно кончится. А открывается она в середине июня. И уж если быть откровенным, надо было не выезжать на неисправной машине, с немощным водителем. - Он молча проглотил пилюлю. - Если поедем дальше, внимательно смотреть за температурой двигателя, вовремя доливать воду, можем добраться до участка партии. У них же 5 вездеходов, ремонтная база, запчасти, наверно помогут разобраться. Хотя и здесь, практически без запчастей, можем влипнуть. Получается 50 на 50. Но решать тебе.
   - А ты бы что решил? - Больше всего его давила ответственность, дошло, что поторопился с выездом, а мне нетерпелось добраться до своей работы, не зависеть от начальников и железяк.
   - Я бы попробовал пробиваться дальше. Знаю, не гоже садить водителя на чужую машину, но посадил бы за рычаги Толю. Наш механик не только не может, но ещё и боится ехать, да и для него машина чужая. Пусть садится рядом и светит фонариком на приборы, (там не было лампочек).
   Может хоть чему-то научится. Целую зиму вездеход простоял у него во дворе и хоть бы что-то сделал. Ну, а если встанем, есть рация, спутниковый телефон и соседи иногда гоняют вездеход, тем более везём их работников. Пусть вздуют механика за неподготовленный вездеход и такого водителя!
   - Выбирать действительно особенно нечего. Едем дальше.
   Уже начало темнеть, когда мы перекусив нагретой тушёнкой, тронулись дальше. Часто останавливались, доливали воду, забивали пробки в подтекающие трубки. Часа через четыре, отмахав 20 км, добрались до стойбища якутов. У них
   для приезжих стояла большая палатка с печкой. Там и заночевали. Сами они,
   82-х летний старик со старухой, примерно сорокалетние сын и дочь, ютились в небольшой зимовьюшке. Пара нарт, с десяток собак и 50 оленей составляли всё их хозяйство. Утром я заглянул в зимовьё. Шкуры, тряпки, нищета. Говорят, пропивают и оленей. Если раньше хоть как-то заботились о малых народах, то теперь они совсем заброшены. Ни нормальных продуктов, ни тем более лекарств. Пришлось отдать деду часть своих таблеток.
   Наскоро перекусив, с рассветом тронулись дальше. Отъехали с десяток км, вот здесь и вылезла болячка двигателя, которой мы боялись. Он закипел, застучал. Всё-таки зевнули наши водители, а может ему пришёл срок. Кое-как съехали с наледи и прижались к крутому берегу. Он для нас стал отстоем, табором, стойбищем неизвестно на какое время.
   Поставили палатку, вытащили бутар из будки, накрыли брезентом. Фомич пытался хоть с кем-то связаться по рации. В узком ущелье связь всегда плохая. Он видимо пробовал включать и так и эдак, в конце концов, перепутал полюса и сжёг рацию. Оставался телефон, но и здесь спутник видимо, ненадолго появляясь в нашем секторе, надолго исчезал. Фомич набирал номера директора, зама, всех своих знакомых, ни кто не отвечал. Наконец ответила жена. Мы со смеху катались, как он объяснял ей о случившемся. Наверняка она поняла, что наш танк развалился пополам, всё железо рассыпалось и к тому же кончаются продукты. Как она объяснит это директору непонятно. Главное всё-таки дозвонился. Теперь начальство созвонится с диспетчером и с участком соседей. Завтра в рабочее время и мы с ними свяжемся.
   По узкому распадку, как в трубу, дует пронизывающий ветер, куда ни глянь, дыбом стоят заснеженные горы. В лесу тоже ещё не тронутые сугробы. "Ну, настоящая западня! И, похоже, надолго. Ничего! С нами буровики, они технически грамотные люди. Завтра начнём разбирать двигатель. Сами вряд ли что сможем сделать, запчастей нет. Остаётся ждать, надеясь на расторопность начальства". Палатку треплет ветер, но от горячей печки веет теплом. Достаю припрятанную бутылку настойки.
   -Ну, что мужики, с приездом на зимовку! Надеюсь, унывать не будем. В жизни бывают вещи и пострашней.
   - Не переживай, Михалыч, - сказал Толя, - у нас вездеходы поновей и помощней, а ломаются так же. Кстати, двигатель у вашего, совсем не тянет, наверно, он свой ресурс давно отходил.
   Утром сняли головки двигателя, убедились, заклинило поршень. Передали на базу уже о конкретной поломке. Оставалось только ждать. Опять заныл Фомич.
   Якобы, он брал продукты на троих, а нас уже восемь человек. Он уже раньше где-то голодовал, больше не хочет. Начал ограничивать в банках. Пришлось пересчитать продукты. Такой компанией на них можно было без забот питаться месяц. "Совсем неплохо он собирался кормить троих!" Я стал разговаривать с ним уже на хорошем мужском тоне и выдавал продукты сам. В такой собачий холод, аппетитом ни кто не страдал.
   Сегодня пришёл вездеход соседей. Забрал буровиков, нам оставили лебёдку и посоветовали поднять двигатель и вытащить поршень.
   Как это сделать в таких условиях ни кто из нас понятия не имел. Фомич закричал, что надо ждать механика, двигатель весит 1,5 т, кого-нибудь задавит, он отвечать не собирается. Но на него я уже не обращал внимания.
   Сколько ждать механика, неизвестно. Подъёмный кран он не пригонит. Надо самим что-то придумать. Я присмотрелся, поприкидывал, пришёл к мысли, что справимся, надо только надёжно закрепить 5-ти тонную лебёдку. А пока сел, достал тетрадку и записал, пока свежо в памяти, о нашем, не очень удачном начале путешествия.
  
   8 мая 2008 года.
   С утра я объяснил мужикам проект. Необходимо было выложить две кладки из брёвен. Фомич, конечно, заявил, что кабина такой кладки не выдержит. Но тут уж я не выдержал - Или пили чурки, или вообще не подходи к вездеходу, управимся без тебя. - Он посопел, но пошёл пилить. Михаил отсоединял все агрегаты, трубки от двигателя, Виталий таскал брёвна, я затёсывал и складывал клети на кабине и крыше будки. На клети затащили два толстых бревна. На них поперёк лёг толстый лом, а за него зацепили лебёдку. Когда полюбовались сбоку, получилось что-то вроде "Ноев"-а ковчега. Но главное, я был уверен, двигатель поднимем.
  
   9 мая 2008 года.
   Даже сам был до конца не уверен, что среди дикого леса, на одной фантазии и энтузиазме сможем поднять такую, полуторатонную дуру. Но получилось! Подняли! Теперь можно было подлезть под двигатель и выбивать разлетевшийся в дребезги поршень. В добавок обнаружили наконец причину подтекания воды. Оказалось всё на удивление просто. Был приоткрыт сливной кран, спрятанный под сиденье водителя. Михаил совсем скис, после нескольких ударов ломом, не
   мог отдышаться. Пришлось вниз залезать мне. Приходилось лежать на спине,
   сверху на лицо капает масло, весь в мазуте. Стучал ломом полдня, к вечеру этот поршень всё-таки выскочил. Но радоваться было рано. В гильзе был вырван кусок, он застрял между её стенкой и рубашкой. Эту работу я оставил на завтра, Для праздничного дня вполне хватило.
   Для праздника сегодня впервые даже ветер стих. В воротах между гор голубая чистота. В лесу здорово тает. Между сугробами уже значительные проплешины зелёного брусничника и даже с прошлогодними ягодами. На горах стал подниматься из под снега кедровый стланик. Поразительно, как он смог забраться почти на самые вершины отвесных скал. Мимо нашего танка река пробила себе русло. Стало удобно умываться и черпать воду. Мы здесь уже обжились, но такое времяпровождение совсем не нравилось.
   Вечером, на участок соседей прошёл вездеход. Привезли нам новую гильзу и поршень. Появилась возможность оживить вездеход.
  
   10 мая 2008 года.
   Целый день, по очереди с Виталием выбивали гильзу. Только к вечеру, сами выбившись из сил, вытащили её. Будь не ладна такая техника, ремонт которой лом и кувалда. Вряд ли я после этого стану механиком, а вот аллергию на такую технику точно получу! Теперь зависит от Михаила сборка. А надежды на него мало. Вроде умывается, но стал совсем чёрным. Не переодевается, совсем опустил руки, еле шевелится. Фомич орёт на него, совсем зашугал, но толку нет. И чего человек сунулся в такое пекло. Предупредили начальство, его надо менять. Смогут ли найти кого-нибудь, теперь тоже вопрос.
  
   11 мая 2008 года.
   Михаил ещё раз доказал свою никчёмность. Порвал уплотнительное кольцо гильзы. Без него собирать нельзя. Чем его заменить не знали. Надежда, не успев укрепиться, рухнула. Теперь уже точно надо ждать механика. Передали, что он выехал с запчастями, но когда будет следующий вездеход у соседей, ни кто не знал.
  
   14 мая 2008 года.
   Я снова на базе. 12 мая с участка возвращался вездеход. Мне здесь уже делать
   было нечего. Быстро собрался и заскочил в кузов. Мужики закричали: - Осторожно, здесь труп. - Только теперь я заметил ящик из неоструганных досок во весь кузов. Мы, четверо, так и ехали, стоя на боковых сидениях прижавшись к борту.
   Молодой парень, оказавшийся деревенским фельдшером, рассказал, что
   горный мастер решил отметить своё пятидесятилетие. А так как водки не было, выпили какого-то суррогата. Сам умер на второй день, а у компаньона-шофёра заклинило мозги и стал слепнуть. "Вот так отпраздновали! Пьянство, конечно, большой бич, особенно на производстве, особенно с таким исходом. А в эту злополучную перестройку из людей как будто выдернули стержень, они пустились во все тяжкие. Что говорить, даже наш директор, оказывается бывший алкоголик, а сейчас закодированный. Я знавал его нормальным человеком. Мы всегда любили выпить, но это было, редко, в хороших компаниях и не мешало работе. Привычка к алкоголю появляется от регулярности приёма, а регулярность от безвыходности".
   Увлекаться рассуждениями не давала дорога. На кабине сидел пожилой мужик, диспетчер с базы, показывал водителю дорогу. Видимо, опытный в таких делах, но и его опыт давал осечки.
   Вездеход был мощнее и выше нашего. Но и он не везде мог пройти. С разгона попадал во вздутые пузыри промоин. Проваливался, всей мощью пытался выбраться из полыньи, но только крошил лёд и бурлил гусеницами воду. Диспетчер, я и ещё двое попутчиков-рыбаков, соскакивали на лёд, снимали с борта припасённое заранее увесистое бревно, подводили его под гусеницы и крепили к ним чекерами. Сами проваливались в воду, а уж крепление и вылавливание этих чекеров не обходилось без засучивания рукавов, иногда до плеча. Подминая бревно, рыча, как недовольный зверь, вездеход вылезал из промоины. На этот рык из люка кабины высовывался мужик, бессмысленно крутил головой, наверно, не соображая, где он, что с ним. Диспетчер засовывал его назад. Проскочив какой-то участок, снова рюхались в очередную промоину. Снова бревно, чекера, купание. Казалось, этому не будет конца. Выручало только, что в кузов выведена труба обогрева двигателя. Возле неё по очереди мы грелись и сушились. "Наледи начали таять и пучиться. Как-то мы будем добираться до наших, а потом дальше?" 60 км мы ехали почти десять часов. В деревню приехали ночью. Сдали больного и труп в больницу, и наконец добрались до базы.Опять ночью я ввалился в зимовьё. Там было так же натоплено, но народ был другой. Оказывается, подъехал начальник отряда, старший геолог и долгожданный механик с запчастями. Мне пожалуй обрадовались, привёз последние новости с поля.
   Но утешительного я ни чего сказать не мог. Начальника я знал давно, знающий работящий топограф, хороший мужик, но тоже из серии 60-тилетних. Для начальника, пожалуй, он слишком мягкий и не очень активный. Старший геолог, лет 50 с хвостиком, только вернулся то ли из отпуска, то ли больницы. Говорят, после очередного запоя чуть не отнялись ноги. Сейчас директор заставил закодироваться. Он для меня пока загадка. Механику далеко за 50, был совсем не знаком.
   - На, почитай, директор тебе привет передал. - Олег достал из папки бумагу и протянул мне. Я взглянул, это был приказ о назначении меня начальником передовой группы до приезда на место. "Ну, смех, да и только!"
   - Очень своевременно, но теперь принимай у меня дела. В 60 км отсюда куча железа, которая хоть убей, не хочет двигаться, примерно такой же водитель, зловредный Фомич, и твой сын.
   - Мишка-то опытный, знающий мужик, что же он-то там не мог разобраться? - спросил механик.
   - Твой Мишка - экспонат для музея перестроечного периода. - Я посмотрел на него: "Чего же ты такой худющий, как из концлагеря?"
   - Он язвенник и тоже кодированный. - Тихонько подсказал Олег.
   Я сел на кровать и обхватил голову руками. "Куда я попал и где мои вещи? Сколько этих кодированных ещё будет? А в их мозгах-то тоже поковырялись? Чего от них можно ждать?" - А ты? - спросил я осторожно Олега.
   - Слава Богу, пока нет, и хрен дождутся!- Да! Это уже радость, по такому случаю можно было даже выпить. Да и промёрз до костей. У тебя наверно есть запас?
   - Какой запас, не до этого! Бегаем по деревне, ищем нового водителя. Грузим запчасти к буровым, продукты в два вездехода соседей и с ними на днях сами выезжаем.- Придётся вас выручить, - подал голос механик - сам давно не пью, но запас для экстренных случаев имею. - Он вытащил из рюкзака бутылку водки, протянул нам. "А мужик-то с понятием. Но лучше бы ты это понятие использовал на вездеход".
   - Вот так, начальник, утёрли нос, запас в нашем деле всегда надо иметь. Наливай, иначе заболею, тебе хуже будет.
   Мы выпили, обсудили насущные дела и улеглись спать.14 мая день прошёл в сборах. Вечером ушёл на речку, сел на берегу. Здесь в долине было уже совсем тепло и сухо. Но, глянув на обрамляющие её островерхие заснеженные горы, в памяти всплыли наледи, полыньи, сломанный вездеход и неизвестность, в которую мы так нелепо рвёмся. Открыл дневник и записал события последних дней.
   Завтра выезд. Что-то будет дальше?
  
   16 мая 2008 года.
   Утром 15 мая выехали двумя вездеходами. Старший геолог остался ждать прихода контейнера с остатками бутара, продуктами и подъезда последней группы. Дорога становилась всё сложнее. Вездеходы вытаскивали друг друга из промоин, время уходило на это много, да и промоины становятся по настоящему опасными. Надо представить каких трудов стоит снабжение буровой партии и доставка смен. Но дорога по горам стоит наверно ещё дороже. Результатов же, (руды) у них пока нет, видимо, поэтому дорогой не занимаются, постоянно ремонтируя вездеходы. Мы же пока пользуемся их добротой, ездим с ними на халяву, а может и предъявят счёт. Так или иначе, к вечеру добрались до нашего вездехода.
   Утром следующего дня начался ремонт. Механик решил заменить все поршни, гильзы и вкладыши двигателя. Практически сделать капитальный ремонт. Пусть делает, посмотрим, на что он способен. Уже убедились за эти дни, болтать он великий мастер. Теперь знаем, сколько он выпил водки, со сколькими бабами погулял. Михаил, кажется, с каждым днём становится всё чернее. Негр рядом с ним выглядел бы бледнолицым. Теперь его кроме Фомича, гоняет ещё и механик. Несмотря на пронизывающий ветер, в палатку заходит только поесть и поспать.
   Теперь нас шестеро, но больше чем двое в двигатель не залезешь, поэтому наша задача сводится - к поднести, отнести, нагреть воды и конечно варить пищу.
  
   19 мая 2008 года.
   Закончена сборка двигателя. Механик заверяет, что сделал всё на "О,кей!" Запустили его. Работает! Оставили обкатать на сутки. Если всё нормально, выезжаем!
  
   23 мая 2008 года.
   Механик опять извлёк откуда-то бутылку водки. Побрызгал на все четыре стороны. Остатки предложил допить нам. Но мы отказались. - Выливай всю, пусть только Боги выпустят нас отсюда. 17 дней отстоя! Сколько нервов, сколько времени на ветер! Но ещё до цели далеко. Что нас ждёт впереди?
   Загрузились, механик сам за рычагами, Михаил рядом, остальные расселись наверху и "вперёд без страха и сомнений!"
   И так, 21 мая мы, наконец, тронулись с места. На душе было приятно, даже
   радостно и в то же время тревожно. Такое начало не обещало лёгкой дороги. А
   она впереди расстилалась всё теми же, но ещё более опасными наледями.
   Зима здесь непонятно когда кончается. Вроде солнце светит, в лесу почти снега нет, а холоднющий ветер с заснеженных вершин пронизывает насквозь. Я, похоже, уже акклиматизировался, правда одеваешь на себя весь имеющийся гардероб. Всё равно мёрзнешь, но до простуды не доходит.
   Главное - движемся! Вскоре, правда такое движение на первой скорости стало действовать на нервы. Пешком быстрее. Такое впечатление, что тащишь этот танк на себе. Но механик упрямо не добавлял скорости, утверждая, что двигателю нужна обкатка. Нам же казалось, он просто не умеет ездить быстрее. На наледях соскакивали, убегали вперёд, прощупывали лёд ломами. Наконец доплелись до зимовья под перевалом. Значит прошли 30 км, до участка партии ещё 90. Здесь стоял бульдозер, ни кого не было, но дорога на перевал недавно почищена. Пообедали и начали подъём. Дорога серпантинами круто поднималась между двухметровыми натолканными сугробами. Вездеход натужено ревел, дымил, как паровоз, но карабкался исправно. Начало выполаживаться, а вскоре вышли на перевал. Это была пологая холмистая заснеженная равнина. Ни единого следа, звука, даже ветер стих. Низкое синее небо, белое безмолвие, торчащие громадные валуны и островки кедрового стланика. Хотелось быстрее убраться отсюда! Но вездеход так и тащился на первой скорости, а перевал казался нескончаемым. Еле дождались спуска. Он был таким же длительным, но не таким однообразным. Начало уже темнеть, когда спустились в узкий глухой распадок. Сразу почувствовали, здесь было много теплее. Быстрая речка участками уже прорезала наледи, а на берегах местами зеленела травка. Выбрали место, остановились. Проехали километров 50. Неплохо для начала. Переночевали в спальниках прямо на крышке двигателя С утра двигаем дальше. Петляя от борта к борту, то по наледи, то по валунам бурной каменистой речки, то напролом по лесу, въехали в реликтовую рощу. Высоченные тополя в два обхвата, на самом верху, как пальмы, создавали кроны из переплетённых корявых сучьев. Ствол в крупных струпьях коры, как шкура броненосца, местами опоясан огромными причудливыми наростами. Между ними изуродованные ненастьем, немыслимо изогнутые, тоже с многочисленными наростами берёзы. Только лиственницы как ни в чём не бывало тянутся к небу стройными стволами. Внизу кедровый стланик и сплошной брусничник и почти нет снега. Красота! Живи и радуйся! Но это видимо не для нас. Для нас здесь было припасено совсем другое.
   Предположить подобное мы не могли: опять застучал двигатель. Нервы, аж за
   звенели. Да что же это за чудо-техника!? Проехали опять 60 км. То ли собрал механик неправильно, то ли ей давно пора в утиль. Но нам-то что делать? Соседи ушли последним рейсом. Пробиться сюда с базы может только уж больно большой смельчак. Вертолёт стоит бешенных денег. Не знаем, на что пойдёт директор, но не сидеть же здесь нам всё лето.
   Пока ставим палатку, пытаемся связаться по телефону с городом, базой.
  
   9 мая 2008 года.
   Не знаю, как не хватил удар нашего директора, когда всё-таки передали ему о поломке. Наверно он пережил не малый стресс! Ничего, мы хватили лиха тоже сполна!
   На следующий день начали всё с начала. Вездеход ещё ползал, загнали его между двух толстых лиственниц, на высоте четырёх метров связали их толстым тросом и там же поставили распорку. За трос зацепили лебёдку. Виселица для двигателя готова. Теперь дело за механиками. Они довольно быстро подняли и разобрали его. Картина та же, заклинило теперь уже другой поршень. Отчего такое происходит через 60 км пробега, мы так и не поняли. Механик свалил всё на
   старый изношенный двигатель, даже показал довольно большую, заваренную в блоке дыру. То есть, надо менять двигатель.
   Привезти сюда двигатель и поменять его в таких условиях представлялось с трудом. Наш директор издалека тоже обстановку понимал смутно, поэтому каждый день посыпались разноречивые решения. Сначала намеривались вывести нас вертолётом. Вездеход с механиком и водителем оставить до открытия дороги. Механик оставаться явно не хотел. У него сразу проснулся талант изобретателя. "Снимаем два поршня, мощи у двигателя хватит, пойдёт на шести" - заявил он. Я сильно сомневался. Всё-таки будет нарушена заводская центровка. "Мы так делали" - ещё раз заверил он и, подгоняя Михаила, взялся за дело.
   Вытащили поршни, опустили двигатель, соединили агрегаты, трубки и шланги. Мы все собрались возле вездехода перед заводкой. Была какая-то надежда, вдруг поедем дальше, да ещё без посторонней помощи! И он завёлся! Но в тот же миг весь вездеход задрожал, затрясся, пошёл в разнос, сейчас развалится. Казалось, вот-вот все поршни вылетят и разлетятся по лесу. Мы бросились в разные стороны. Слава богу! Он быстро заглушил двигатель. Ну, изобретатель! Мог превратить вездеход в кучу железа, да и самого могло прибить. "Наверно этот двигатель не рассчитан на такой эксперимент. Но раньше, получалось" - оправдался он.
   В общем, фокус не удался, надежда рухнула. Нашим техникам пришлось сно
   ва разбирать и вытаскивать двигатель.
   Нам было абсолютно не чего делать. Погода стояла прекрасная. Днём солнце пригревало уже по-летнему. Ручьи бежали по всему распадку. Река большими участками прорезала наледи, которые крутыми бортами представляли серьёзное препятствие вездеходу. Мы уже походили даже не на туристов, а на ленивых отдыхающих, не хватало только гитары, водки и женщин. Днём загорали, раздевшись до трусов, бродили по лесу. Не жизнь, малина!
   Наконец у начальства созрело, надеюсь окончательное решение. Вертолётом забрать оставшихся людей с базы, по пути прихватить меня с Фомичом и выбросить в районе участка работ. Директор решил сам нанять вездеход, купить двигатель и пробиться с ним сюда. По-моему, правильное решение. Сейчас экономия выльется в потерю времени, значит, не освоим деньги, не выполним задание, заказчик может не понять.
   Заказчик у нас и у соседней партии один, московский институт. Деньги от государства получает он. Подрядчиков выбирает в соответствии сегодняшней извращённой системы, (вроде как на конкурсной основе). Можно только догадываться, каким образом могло выиграть отборочный конкурс наше ООО. Ни людей, ни техники, ни хорошей приборной базы. Одно желание, заполучить приличные деньги. У соседей куча буровых станков, геологов, это серьёзно. Поэтому, они смотрят на нас, как на уведших у них из под носа, лакомый кусок. Возможно, это так и есть. Выполнение методических работ, на которые едем мы, под результаты которых они будут бурить, рациональнее выполнять одними руками. Сейчас и мы и они не будем отвечать за результаты, отвечаем только за методику, объём работ. Такого раньше не было! Отчитываться за всё будет институт, а с науки и раньше "где сядешь, там и слезешь". Геология соответствует духу нашего времени. Деньги раньше тоже были отчётливо целевые. Сколько их сейчас доходит до производства, великая тайна. А нам, с такой работой, не лишиться бы зарплаты, хотя своей вины я ни в чём не вижу.
  
   1 июня 2008 года.
   Третий день идёт дождь. Даже не идёт, а так, противно моросит. Неба не видно, вверху, внизу плавает белая пелена. Вокруг всё промозгло. Из палатки не выйдешь, почву развезло. По всей долине вода, сметая преграды, несётся в речку. Того и смотри, снесёт палатку. Копаем обводы, строим мосты. Иногда с гор с грохотом реактивного самолёта срываются снежные лавины. Связи, ни какой. Вертолёты конечно в такую погоду не летают. Сейчас на базе, в ожидании вертолёта,
   наверняка, собралось много народа. Смена на буровые вышки, полевые отряды соседей, возможно наука. Так что вертолёт нам не скоро достанется, они первоочередные.
   Отсиживаемся здесь уже две недели. Немного подфартило. Случайные охотники отвалили нам мясо целого оленя. Отъедаемся на халяву.
  
   2 июня 2008 года.
   В погоде явный перелом. Тучи ещё гуляют по небу, но временами появляются окна с уже ярким, летним солнцем. Земля, трава, река курятся испарениями. После обеда слышали звук пролетающего вертолёта. Это обнадёживало. Перетаскали на поляну бутар. Оставили ребятам только всё необходимое. Поляна вполне подходит для посадки. Всё готово. Жаль ребят, сколько им ещё придётся ждать и как это становится невмоготу. Но продукты есть, не пропадут.
  
   6 июня 2008 года
   Уже под вечер, возвращаясь с участка партии, залетел вертолёт. Это было 3 июня, как раз месяц после нашего выезда. Лётчики торопились. Быстро забросав вещи, не успев попрощаться с товарищами, мы с Фомичом, улетели на базу. Так, я уже в третий раз побывал здесь. Но сейчас рассиживаться не пришлось. Сразу начали погрузку.
   Сколько не уговаривали, весь груз лётчики сразу не взяли, обещая привезти завтра. Придётся директору раскошелиться ещё на один рёйс. Фомич остался, а старший геолог, дед - геофизик, повариха, женщина- техник геофизик и я вылетели на участок работ.
   Пришлось увидеть Кадарский хребёт и сверху. Горы, тесня друг друга, своими скалистыми снежными пиками устремлялись ввысь. Их нагромождение внизу переходило в змеистые формы ущелий, причудливых цирков. Зрелище впечатляющее, причём, здесь ещё царила зима.
   За перевалом совсем другие пейзажи. Пролетели над громадным озером, щё во льдах. Скалистые, крутые хребты уже пониже, обрамляют вскрывшиеся реки. Широкие долины зеленеют лесом, травами, кустарником. В общем, мы резко влетели в лето. Долго искали подходящую площадку возле участка работ, но так и не найдя, сели довольно далеко, прямо в кочкастое болото. Рядом был сухой песчаный островок, с сосняком. Вот туда и пришлось перетаскивать весь бутар. Здесь же решили строить лагерь. В пятистах метрах была широкая полноводная река, но
   подойти к ней совершенно невозможно. Берега, многочисленные протоки, видимо
   после разливов, были завалены валёжником, переплетённым густой порослью тальника. Возле лагеря воды не было, лишь в болоте местами стояли лужи от тающей мерзлоты. Это была проблема. Пока остальные таскали вещи, ставили палатки, я взялся решать её.
   Нашёл такую лужу возле валунов, вывернул их. Выдолбил ломом прямоугольную яму, углубился в мерзлоту. Сделал из жердей опалубку, законопатил её мохом. Днище засыпал гравием. Несколько раз отчерпал грязную воду. Получилось что-то вроде ванны. Вода отстоится, можно будет пользоваться. Уже поздним вечером собрались у костра. Уже стояли две палатки, на тагане сварен ужин. Расселись на чурки возле костра. Вот теперь начало доходить, что мы на месте. Дорожные мытарства окончились за полтора часа лёту на вертолёте. Надо было отметить такое событие и женщины выудили откуда-то литровую бутылку водки. Юрка, наш старшой, отказался, поужинал и ушёл спать. А мы выпили, о чём-то разговаривали, приглядываясь друг к другу. 70-тилетний Степаныч, среднего роста, с приличным животом оказался общительным мужиком. Всю жизнь связал с гео
   логией, сейчас любит в одиночку путешествовать по Хамар-Дабану. Как и я попал в эту компанию случайно. Света, миниатюрная 50-ти летняя женщина с непонятным жизненным опытом, назначенная техником геофизиком, призналась, что понятия в этом не имеет. Видимо чья-то протеже. С короткими крашенными под седину волосами. Не впечатляет, но общительная, весёлая. Повариха же производила неприятное впечатление. С жидкими короткими волосёнками, маленькими глазками, с жирными складками на подбородке. Насупленный взгляд из под выщипанных бровей. Выпирающий живот. Делали её малопривлекательной. Я и сам не красавец, с обветренным лицом, слишком поджарый, весь седой, да с такой же бородой, но для мужика и так сойдёт. А у неё вид отталкивающий.
   Мы, со Степанычем изрядно выпили, повариха не отставала, Света только пригубляла. Повариха запела, Степаныч подтягивал. Мы поговорили со Светой о жизни. У неё, как впрочем, у многих сегодняшних женщин, куча неразрешимых проблем. Муж спился, где-то мотается, сын то работает, то нет, дочь родила без мужа. Всех тянет одна, вот и поехала подработать.
   Вскоре все напелись, наговорились. От впечатлений и водки стало тяжело, да и было далеко за полночь. Разбрелись спать.
   На следующий день прилетел Фомич с остатками груза. Три дня ушли на устройство лагеря. Поставили ещё две палатки. Оборудовали кухню с навесом, обеденным столом, скамейками, склад под продукты и бутар, туалет, выгребную яму.
   Всё было готово для начала работ. Вездехода нет, половины отряда нет, при
   дётся заходить на участок пешком и работать за всех.
   Погода стояла прекрасная, днём даже жарко и уже мошка стала пробовать нас на вкус. Надо сказать, строили мы без всякого руководства. Все знали что делать, как делать. Один Фомич выступал, командуя Степанычем и женщинами, от них часто раздавался его фальцет.
   Для выполнения основных геологических работ нужен был старший. Тут Юрка решил свалить эту заботу на меня. Вроде, есть приказ директора о назначении меня старшим передовой группы. Но я ему отчётливо объяснил, что передовая группа далеко позади во главе с начальником отряда. Он же готовился к сезону всю зиму, работы предстоят геологические, и по должности он старший геолог. Ему и карты в руки. Намечай маршруты и завтра вперёд. Он промолчал, но согласился. Вечером, разложив карты участка, (удивительно), но предложил маршруты выбирать самим, только Фомича направил искать дорогу для вездехода от базы партии до нас и до следующего участка. "Ого, это километров 50", но они знакомы давно, значит надеется на него. Я выбрал западный фланг участка. Горы там выше, покруче и подход больше, зато мне казался наиболее перспективным для обнаружения оруденения. На том и порешили. Так как со Степанычем мы устроились в одной палатке, то и пойдём в паре. Ему пришлось согласиться на пару со Светкой. Фомич рад, что пары нет. Я тоже предпочитаю маршруты в одиночку, всё равно несёшь радиометр. Но куда девать геофизиков, для них пока работы нет.
  
   7июня 2008 года.
   И вот первый маршрут после 15 летнего перерыва. Как-то выдержу, не потерялся ли профессионализм, чутьё на руду. Сомнений много. Но есть ещё желание испытать себя, познать себе сегодняшнюю цену. Да и уверенность есть в свои силы. Позавтракав макаронами по-флотски, прихватили с собой по фляжке чая и банке гречневой каши. На поясе пульт радиометра, в одной руке длинная гильза от него, на ухе наушник с кабелем к пульту, во второй молоток, через плечо полевая сумка, за плечами рюкзак, на голове накомарник. Посмотрели со Степанычем друг на друга, похожи на революционных матросов, не хватает пулемётных лент и кольта. Раньше кстати давали пистолеты, но сейчас оружие оформить, невообразимая проблема, легче списать геологов, тем более когда одному 65, другому 70 лет. Ещё раз проверил сумку. Карта, компас, "GPS"-навигатор, дневник, карандаши, резинки, мешочки, этикетки для проб, всё на месте. Можно в путь. Небо чистейшее, ни облачка, день будет жаркий.
   Сразу надо было пересечь болото. Километра два, задирая ноги, перешагивали через кочки, хорошо, внизу была мерзлота.
   Когда выбрались к подножию горы, ноги уже подрагивали, устроили перекур. Правда Степаныч не курит, зато выхлебал сразу пол фляжки чая. Было уже жарко, и мошка облепляла лицо. Дальше пошли накинув сетки накомарников. В них дыхание затруднено, к тому же начался приличный подъём, заваленный гнилыми лесинами с густым высоким багульником. Я шёл впереди, стараясь держаться вершины хребтика, там было почище. Следил за показаниями радиометра, присматривался к редким обломкам камней, брал пробы, образцы, сверялся с картой, записывал наблюдения в дневник. Пока примечательного ни чего не встречалось. Радовали глаз только островки сиреневого цветущего багульника на фоне яркой зелени. Ближе к вершине бурелом стал почти непроходимым. Крупные деревья, подточенные пожаром, сплошь лежали на земле. Сквозь них проросли молодые лиственницы, ольха. Они стеной стояли выше человеческого роста. Мы долго пробивались через эту гущу, но выбились из сил. До лётных ореолов оставалось ещё километра полтора. Решили, надо искать обход, а пока возвращаться.
   С трудом перелезли через распадок на другой хребтик и по нему спускались назад. Вернулись в лагерь в 8 часов вечера. Итак, за 11 часов прошли 12 км, познакомились с условиями на участке, прилегающими к нему породами, немного набрали проб, изрядно вымотались, и убедились, отрабатывать его с лагеря практически невозможно. Не густо, но первый опыт приобрели.
   На ужин был борщ и лепёшки. Хлеб кончился и лепёшки хорошо заменяли его. Но повариха удивила другим. Её жидкие волосёнки обрамляли круглую голову кудряшками, брови выделялись чёрной ниточкой, даже губы подкрашены и, о боже, к Юрке начала проявлять особое внимание. Тот стеснялся, старался показать, что к этому не имеет ни какого отношения. Та, наоборот, выставляла свои чувства напоказ, а вечером не скрываясь ушла в его палатку.
   Может это запоздалая любовь? Может что-то другое, у них ведь есть семьи. Но дело личное, сейчас вызывало только усмешки.
  
   11 июня 2008 года.
   Фомич, Степаныч и я решили ходить в многодневные маршруты. Юрка со Светой так и молотили их с лагеря. Вездехода не было, как и известий о нём.
   Ещё в первом маршруте мы пересекали сухой каменистый ручей. На карте он шёл прямо по подножью нужной нам горы с аномалией. Решил подойти к ней по
   этому ручью. Картировать породы внизу по свалам не очень надёжно, зато там
   есть всё, что есть наверху, причём с обоих склонов. Перейдя болото, мы довольно быстро двигались, приноровившись как козлы, прыгать по валунам. Степаныч, сзади пыхтел, сопел, но старался не отставать, даже мурлыкал что-то под нос. Становилось жарко, донимала мошка. Сначала ещё попадались лужи воды, он припадал к ним, хлебал, как верблюд. Но вскоре они совсем пропали. А потом начали попадаться завалы. Видимо, по этому, сейчас сухому ручью, временами проходил такой вал воды, что несло громадные деревья, коряги, валуны. На поворотах, поперёк всего распадка, всё это наворачивалось в громадные кучи, они ещё и проросли молодым чертополохом. Останавливаемся перед таким валом в растерянности. Не перелезть через него, не обойти! Чертыхаемся, выбираем направление, где хотя бы не сломать ноги и лезем. Бедный Степаныч ворчит, ему уже кажется, что я специально выбираю такую дорогу. Я молчу, понимаю, ворчит от усталости. Он получает передышки пока я записываю наблюдения в дневник. А записывать есть что. Часто в крутых бортах ручья попадаются выходы коренных пород, надо их зарисовать, замерить радиоактивность, описать подробно. Дальше стали попадаться обломки пород с повышенной радиоактивностью, они почти не обкатаны речкой, значит с ближайших склонов. Приходилось более тщательно изучать их, брать пробы. Мы шли всё медленнее. И вдруг пошли, одна за другой, крупные глыбы совсем остроугольной формы с высокой радиоактивностью, с признаками сопутствующими оруденению. Усталости, как не бывало. Охватывает поисковый азарт. Идём дальше. И, вот она руда! Ещё в глыбах, в ручье, но уже ясно, что с близлежащих склонов, где-то недалеко. Даже Степаныч оживился, забегал вперёд, прощупывал камни радиометром. Я же тщательно фиксировал всё в дневник, привязывался навигатором, брал пробы, образцы пород. Шли дальше, ореол рудных глыб продолжался. Уже прошли гору, на вершине которой (50 лет назад) лётчики отметили аномалию, а геологи вскрыли канавами руду. А этот мощный валунный шлейф руды почему-то не был зафиксирован. Возможно потому, что ручей тогда был полон несущейся воды. Так или иначе, мы чувствовали себя первооткрывателями пусть и небольшого объекта! Тем более теперь он поможет вывести на те, уже вскрытые руды, которые нужны нам для детального опробования.
   Был поздний вечер, когда встретили в ручье небольшое проточное озерцо. Решили заночевать. Долго полоскались в воде, смывая пот, отмачивая горящие от укусов лицо и уши. Сварили ужин, поели. Разложили на галечнике большой костёр. Теперь можно отдохнуть, продумать маршрут на завтрашний день. Был уже
   час ночи, когда решили, что галька прогрелась. Перенесли костёр, вымели золу,
   настелили на кострище ёлочного лапника, сверху устроили навес из целлофана. Ночёвка готова. Надели припасённые свитера, трико, завалились спать. Пришлось одеть и накомарники, с ночной прохладой появились комары. Степаныч, я уже заметил, засыпает мигом. Сейчас, не смотря на жар снизу, на гудение комаров, уже похрапывает. Я же уставши, долго не могу уснуть. Встал, сел у костра. В голову лезли разные мысли.
   "Вот прошло 50 лет, как здесь работали геологи. Что изменилось с тех пор? Страна стала другой, другие стали люди! А сущность осталась той же. Трудности достаются простому народу, сливки - элите. Собрались строить атомные электростанции. Богатая руда продана, кто-то нагрел руки. Собираем бедные руды в почти недоступных местах, да какими средствами. Опять от людей требуется энтузиазм! Опять за гроши! Вот насобирали стариков, они работают по привычке, на
   Родину. У молодых нет такой привычки, для них Родина там, где деньги, а деньги на рынках, в офисах. Труд достойно не оплачивается. О какой модернизации можно говорить? Вот она на глазах! Уставшие люди, в глухой тайге, без лёгких спальных мешков, палатки, у костра, отужинавши банкой перловой каши, пытаются отдохнуть перед таким же трудным днём. Где современная техника, оборудование? Ведь даже 50 лет назад, те ребята залетали на эту гору вертолётом! Сейчас он на грани доступности. Значит даже то, что сделано за те годы, за последнее время разрушено... -
   "Ну, хватит травить себя, пора спать".
   Выспаться не дал холод. Оба к утру замёрзли. Грелись у костра, пока не рассвело. По холодку полезли в гору. Солнце быстро догнало, пот заливал глаза. Опять густое мелколесье, валёжник и преследующие тучи мошки. Дышать трудно, сердце колотится, как бешеное. Всё чаще просто падаем и отдыхаем. Только к обеду сумели одолеть гору. На небольшой полянке пообедали. Решили здесь сделать табор для ночёвки. Соорудили навес из целлофана. Нашли в низине небольшую лужу. Вода от мерзлоты, но для нас и такая - жизнь. Оставили здесь пробы. Пошли искать аномалию. Она отмечена на болотистой залесённой перемычке хребта. Сколько ни лазили по зарослям и кочкам, так ни чего и не нашли. По темноте уже вернулись на табор. Поспали не больше четырёх часов. Мошка, комары, холод, сменяя друг друга, выгнали в обратный путь. Вчерашний день не был пустым, теперь мы знали, надо искать на самом хребте. На обратном пути воткнулись в дебри, которые не смогли преодолеть в первом маршруте. Пришлось долго обходить их. Вернулись в лагерь уже в 11 часов вечера. День здесь длинный, ещё и в 12 светло. В лагере всё по-прежнему, нет только Фомича.
   14 июня 2008 года.
   Сегодня день отдыха и камералки. Жара и духота неимоверная. Степаныч повесил градусник под деревом, +32* в тени. Воздух не шелохнётся, только колышется от испарений, спрятаться негде. Обливались ледяной водой, но помогало только на пять минут. Появились здоровущие пауты, эти с разгона втыкали в кожу свои жала. Так что отдых не приносил желаемого результата. Вечером, нашёл звериную тропку и довольно сносно по ней вышел на речку. Вот там хорошо, обдувает ветерок! Наплескался, да ещё поймал пяток хайрюзов. Когда вернулся, уже подошёл и Фомич. Все были в сборе. Вынесли на карту фактов результаты своих маршрутов. Собственно результатов у них не было, а нашим ни кто не придал значения. Меня разобрало: "ладно, посмотрим, что скажете когда принесём эту, пока неуловимую, аномалию".
   Повариха уже частенько проводила время в палатке у Юрки, хотя мы в ней и работали с материалами. Вид её не настраивал на работу и я ей сказал об этом. Теперь она видела во мне врага и всячески по мелочам досаждала. Я терпел, не хотелось раздувать разногласия в этом и так неслаженном коллективе.
   По рации передали, вездеход отремонтировали, дошёл до речки, ждут, пока спадёт вода. Да, был бы он, проломились бы на гору, оттуда отрабатывай участок легко и просто. Но как говорят, "бы", мешает.
  
   18 июня 2008 года.
   Вдали над горами нависли тучи. За день они обходили вокруг весь Берёзовский прогиб. Гремел раскатистый гром. Молнии стрелами втыкались в скалы. Раздавался такой треск, что казалось, скалы раскалываются пополам. Может и был где-то дождь, но на нас не падало ни капли. Видимо от грозы загорелись леса. Долину реки затянуло дымом. Дышать стало ещё труднее. Но работать надо.
   15 июня пошли со Степанычем опять в трёхдневный маршрут. Уже по знакомой дороге сухого ручья, пустым ходом добрались до первой ночёвки, перекусили и полезли в гору. Добрались до табора уже без сил. На сегодня всё. Даже на горе воздух не шелохнётся, духотища и озверевшая мошка. Наша мочажина почти высохла, пришлось углублять её, обкладывать камнями. Только к полуночи появ
   ляется прохлада, приходишь в себя. Степанычу, с его массой и животом, особенно трудно. Он пьёт и пьёт воду, а она тут же выливается потоками пота. Я стараюсь пить меньше и только чай.
   Трудно сказать, что заставляет нас переносить эти невероятные испытания. То ли многолетняя привычка считать труд геолога естественно трудным, но необхо
   димым, то ли с этой затхлой пенсионной жизнью, деваться некуда, полезешь в ад. Хочется доказать себе и другим, ведь мы же люди, граждане этой страны, ещё многое можем!
   Утром, как всегда, ни свет ни заря, поднял холод. Костёр, завтрак с сухарями, чай с галетами и опять в путь. Теперь мы изучаем сам хребёт. Захаживаем его поперёк то вверх, то вниз, уже привычно преодолевая завалы. Выходим на руду, на старые заваленные, заросшие уже деревьями и кустарником канавы. За 50 лет природа почти залечила нанесённые ей человеком раны. Набираем проб, образцов и возвращаемся на табор. Мы не плохо потрудились, справились с поставленной задачей. На душе приятно, моральное удовлетворение сглаживает усталость, жару, надоевший гнус. На следующий день постарались оконтурить оруденение. Задерновка, залесённость скрывала породы, часто приходилось копать. Руда тоже задавала загадки, то ярко выраженная, со всеми сопутствующими признаками, а иногда встречалась в совершенно непонятных условиях. Разбирались долго, уже далеко за полдень опять спустились в ручей. Устали здорово и назад буквально тащились. Больше всего донимали завалы, через них перелезали с большим трудом. Степаныч часто отдыхал, приходилось приноравливаться к нему, хотя сам бы старался быстрей добраться до лагеря, дорога уже знакомая. Но здесь негласный закон: вместе вышли, обязаны вместе придти. В лагере всё по-прежнему. Фомич где-то бродит. Мы два дня отдыхаем. Юрка на своём фланге наткнулся на признаки оруденения, но из-за залесённости, ни чего существенного найти не удалось. Наши заслуги не отметились, но решили основные методические работы провести на нашем фланге. "А ведь это в как раз и признание!
   Вездеход пообещали перетащить через речку своей техникой соседи. Мы отберём на участке больше полутоны проб, вытащить их оттуда своими силами невообразимо. Хотя бы к этому моменту пришёл. Ещё одна проблема: заход на участок. С нашей стороны, уж слишком тяжёлый. Решили заходить с их стороны. Там пологий подъём, только в конце надо пробиться через бурелом. Я с обеда уходил на речку, плескался, рыбачил, или просто сидел на берегу, смотря на воду. Вернулся Фомич, рассказал, что есть старая дорога до хребта, это километров 20, дальше пропадает. Теперь совсем непонятно, как вездеход доберётся до нас.
  
   22 июня 2008 года.
   Теперь уже вчетвером с другого фланга добрались до нашего табора за шесть часов. Жара стояла неимоверная! Шесть километров за шесть часов, не ахти какое
   достижение, но нас радовало, хоть и устали, оставалось время поработать.
   Степаныч и Света проводили геофизические работы. Фомич взял кусок участка и отрабатывал его один, с какого-то своего табора. Мы с Юркой через 20 метров, по профилям сквозь чащобу через 100 м, в духоте, изъеденные мошкой, брали пробы из камней, грунта из под дёрна. Это была основная наша работа. Наука, проанализировав эти пробы, площадь участка, нашу геологическую карту, будет делать прогнозы о наличии здесь месторождения. К концу дня Юрка вдруг как-то неестественно стал опускаться на землю. Я подошёл, он был бледным, как полотно, дышал широко открытым ртом. Это явно тепловой удар. Но попив воды, помочив макушку, отошёл. Забрал у него пробы и потащились на табор. Вернулась и вторая, тоже измочаленная пара. Выдержать долго такое невозможно. Отработав три дня, возвращаемся в лагерь. Дым становится всё гуще, не видно даже ближайших гор. Хорошо, что есть навигаторы и компаса, иначе, куда идти непонятно. Уже перед лагерем Юрке опять стало плохо. Опять попив, отдохнув, оклемался. Надо же, женщина и старики оказались крепче. Но, как бы не дошло и до нас.
   Отдыхали два дня. Тут я крупно поспорил с Юркой. У меня уже были свои соображения по поводу размещения руды, её приуроченности и главное, перспектив развития её за пределы известного участка. Хотелось посоветоваться, выслушать другое мнение, но ответ его огорошил. "Я сам всё видел! Здесь всё ясно! Ни чего нового нет! Не надо ни каких измышлений! И что ты таскаешь образцы, мы ни каких анализов не делаем, а для науки нужны одни пробы". Ещё и добавил: "А дневников ваших зимой не читаю, пишите всякую белиберду!" Как может быть всё ясно на этапе поисковых работ, сделав несколько маршрутов? О загадках руды спорят даже, отработав месторождение. А образцы ещё не раз будешь рассматривать на досуге. Я посмотрел на него, пяти пядей во лбу не видно.
   - Как же ты будешь писать отчёт без наших наблюдений? Они основаны на нашем опыте, а он побольше чем у тебя. В общем, я тебя понял. Срисуешь геологическую карту, сдерёшь старый отчёт. А это значит, ты не поисковик. "Он игнорирует меня, как геолога! Хоть бы разул глаза, кто же тебя вывел на руду! Сам бы ходил по тем зарослям до зимы".
   Когда вернулся Фомич, рассказал о нашем разговоре. Он ни сколько не удивился.
   - Я его знаю давно. Он действительно не поисковик, работал только на документации. Кроме неоправданного гонора, в нём ещё и порядочно хамства. Поэтому, чем меньше с ним контактов, тем легче дышится. - Он вынес свои маршруты на карту фактов, набрал продуктов и опять ушёл на свой табор.
  
   3 июля 2008 года.
   Мы ещё три раза заходили на участок, делали геофизику, отбирали пробы. Это был изнурительный, механический труд. Как вынесли эту духотищу, эти подходы по буреломам, приходится только удивляться. Пожалуй, где-нибудь в городе представить невозможно, что труд может быть таким изнурительным. Но вот, практически основные работы на самом участке были закончены. Можно было немного расслабиться, тем более вот-вот придёт вездеход, остальное доделаем с ним.
   Вот тут по рации и пришла сногсшибательная новость. Наш вездеход, не дождавшись помощи, сам начал форсировать реку, его лодка оказалась дырявой и на шестиметровой глубине, он
   затонул. Слава Богу, обошлось без жертв. Сейчас его уже вытащили. Предстоит в очередной раз вытаскивать и ремонтировать двигатель. Ну, это уже какой-то рок! А может назидание, не кидать бой не проверенную технику. Для нас теперь однозначно, участок дорабатывать своими силами.
   Мне в лагере было невмоготу, подолгу пропадал на речке. Повариха общаясь с Юркой, почувствовала себя генеральшей. Уже начинала командовать. Светку заставляла мыть посуду, носить воду и даже стряпать лепёшки. Могла прикрикнуть на Фомича, когда не было дров. А однажды заявила, что не будет больше нам готовить, оставаться одной, отправляйте её домой. Юрка уговаривал, но она действительно иногда, по несколько дней не готовила. Эта ноша ложилась на плечи
   Светки. На меня зыркала злющими глазами. Светка почему-то жаловалась тоже только мне. Степаныч над нами посмеивался, Фомич появлялся редко. Я говорил с Юркой, но он тоже, уже ни чего не мог сделать с этой дурой. Она всё время пила какие-то таблетки, наверно действительно была больная. "Но как же попала на такую работу? Хотя здесь уже перестаёшь удивляться".
  
   6июля 2008 года.
   Ни кто не придавал значения, но мне виделась перспектива развития оруденения в самых верховьях сухого ручья. Пока все отдыхали, я решил добраться туда. Дорога знакомая, хвоста нет, быстро добрался до первой нашей ночёвки. Пошёл
   дальше, вскоре опять начали попадаться радиоактивные глыбы. Настроение поднялось. "Глыбы наверняка с нашей рудной горы. Посмотрим, сколько они протянутся?" Прошёл километр, два, три, результат положительный. Дошёл до крутой
   горы. Она как пик, казалось упирается в небо. Здесь на карте отмечен лётный ореол повышенной радиоактивности. Под горой свалы породы со всеми признаками
   оруденения. "Здорово! Значит, руда тянется до этого ореола! Может и дальше! А это уже размах!" Уже вечерело, сел перекусить.
   Дальше произошло невероятное. Встал, включил прибор, поставил гильзу на камень сделать замер. Стрелка прибора рванула и зашкалила первый диапазон. Сердце ёкнуло: "руда!" Но в тот же миг, она плавно опустилась до нуля и ни с места. Щёлкал тумблерами, тряс гильзу, безрезультатно, прибор не работал. Я чуть не плакал от досады. "Набрали старья, сломался в самом интересном месте! Что же делать?" Походил по свалам. "Да породы очень перспективные, но без подтверждения радиометрией это нуль". И тут вспомнил, Степаныч на таборе оставил свой радиометр. Если залезть на гору, оттуда до табора километра три, можно до ночи добраться. Заодно можно проследить, сколько тянутся эти породы. И я рванул вверх. Запал пропал быстро. Гора была сильно крутая, подниматься приходилось цепляясь за кусты. Путь преграждали валежины, вскоре я уже не мог сделать больше десяти шагов. Лицо заливало потом, задыхался, сердце казалось, вот-вот выскочит, тяжёлый рюкзак с камнями тянет назад, вниз и ещё эта проклятая мошка. Падал и отлёживался, но как только немного выравнивалось дыхание, делал следующие десять шагов. Неудержимо хотелось пить, а во фляжке чуть-чуть чая. По запарке я совсем забыл набрать воды. Делал только глоток, полоскал горло. Всё равно вскоре чай кончился. Ноги уже сами не поднимались, я их просто уговаривал.
   Сколько так лез, не знаю, но вывалился на вершину, наверно в беспамятстве. Упал и долго смотрел в задымлённое, темнеющее небо. Вдалеке гремел гром, сверкали молнии. "Вот умри сейчас здесь и никто не найдёт!" Но умирать всё равно не хотелось. Идти на табор поздно, да и сил нет. Содрал молотком дёрн, разложил костёр. Пока нагревалась щебенка и было немного видно, заставил себя очень подробно записать наблюдения. Они зафиксировались, а вот мысли едва шевелились. "Если помру, так может хоть дневник сохранится".- промелькнула одна, - "а если встать на колени на вершине горы и попросить Бога, чтобы послал дождя, ведь уже дышать нечем? Услышит он, или нет?" - Мелькнула вторая. "Пора спать" - приказала третья и последняя.
   Проспал я часа три, как убитый. Проснулся ещё затемно. Холодно и ужасно хотелось пить. Грелся у костра, уже ни куда не хотел идти. Только вниз, к ручью, к воде!
   Наконец рассвело, стал спускаться. На сколько труден спуск по заваленной деревьями, камнями скользкой крутизне, знают только те, кто испытал его. Можно запросто переломать ноги, а то и ещё хуже. Видимо навыки давали знать,
   вскоре был у ручья. Пил ледяную воду пока не почувствовал, что желудок полный, а жажда не утолилась. Налил фляжку и заставил прошагать себя до нашей первой ночёвки. Здесь накипятил чая, вот им уже отпился вволю. Часок отдохнул и отправился в лагерь.
   Я уже привык, что эти люди не любопытны. Хотелось поделиться впечатлениями маршрута. Но даже Степаныч, строил свои графики, не поинтересовался, где был, что делал. Зато встретили Юрка и Светка. Думал они посочувствуют, ведь видно, еле притащился. Но они наперебой прокричали: - У нас повариха сошла с ума. - Потом давай рассказывать какие невообразимые вещи она вытворяет. Я сел, уже не зная как воспринимать окружающий мир. Сумасшедшая повариха - это же венец всего нашего пребывания за Кадарским хребтом! Такого в страшном сне не увидишь! И что же теперь с ней делать?
   Бросил прибор Степанычу, (он закупал это старьё и отвечал за его исправность): - Забери свой хлам, не хочет работать. Дай хороший, надёжный прибор.
  
   8 июля 2008 года.
   Пришло известие, что вездеход всё-таки сделали, на днях выйдет к нам. "Хоть одна радостная новость!" Но когда и как он доберётся, неизвестно. Вторая была непонятная. "Свёртывать работы и перебираться на новый участок". Меня угнетала мысль о неудачном маршруте. Надо всё-таки связать руду участка с дальними ореолами. Если получится, это здорово усилит перспективы его. Поэтому на следующий день с утра опять пошёл на наш табор.
   Один, налегке, дошёл за рекордное время, четыре часа.
   Сегодня дальше решил не ходить. Надо покопаться в канавах, тщательней присмотреться к руде. Как она ведёт себя, к чему приурочена. При отборе проб было не до этого. Пообедал, проверил прибор и пошёл на участок. Так увлёкся работой, что не заметил, как небо заволокло тучами. Вот-вот пойдёт дождь. "Тот дождь, которого ждали целый месяц, сейчас, так некстати!" Бросился бежать на табор.
   Ещё успел натаскать дров на костёр, начало моросить, а потом он припустил во всю. Сидел под целлофановым навесом, записывал наблюдения в дневник, всё-таки успел во многом разобраться. Большой костёр справлялся с дождём. Кипятил и грелся горячим чаем. Стемнело, дождь уже просто моросил. Разгрёб костёр, застелил его мхом, натянул над ним полог и разлёгся под ним. "Что если дождь не кончится и завтра?"
   Утром в лесу стоял густой туман, влага висела в воздухе, моросью падая на
   землю. Но возвращаться не хотелось. Как у того витязя: назад пойдёшь, вымокнешь и потеряешь два дня, вперёд пойдёшь, вымокнешь, но что-то сделаешь. Решил идти вперёд. Это последняя возможность сделать задуманное. Туман немного рассеялся, но зато моросил дождь. Накинул на спину кусок целлофана, на него рюкзак, так по крайней мере спина будет сухая. Шёл по хребту. Уже до ореола оставалось с километр, когда треск в наушниках пропал. Опять щёлкал тумблерами, тряс гильзу, прощупывал кабеля. Бесполезно. Как выдержал не треснуть прибор о скалу, не знаю! Прямо наваждение какое-то. Второй раз, почти в одном месте. "Кто-то явно меня сюда не пускает!" Остаётся одно: спускаться по мокрому крутому склону вниз, в сухой ручей и по нему в лагерь.
   Вернулся, конечно, как мокрая курица. Радует только то, что ко всему уже привык. Ни болезни, ни превратности, не берут.
  
   10 июля 2008 года.
   Сегодня пришёл вездеход! Водитель был новый. Приехал наш начальник отряда Олег, его сын Виталий. Вместе с нашими приехали пятеро москвичей из института. Двое студентов, парень с девчонкой, Геологиня лет 30, геолог и геофизик среднего возраста. Приехал и ещё один геолог к нам. Сухопарый, среднего возраста, но уже с лысиной, (наверно очень умный). Эти залетели на участок соседей вертолётом. Теперь можно считать отряд в полном составе.
   Олег молодец, выбрал самую доступную дорогу, прямо по реке. Доехали без проблем. Привёз приказ нам сворачиваться. Тут же взяли Фомича в проводники и сразу поехали на новый участок. Устроятся там, вездеход сразу идёт за нами. Светка наотрез отказалась оставаться. Она боится поварихи. Тоже уехала.
   Светка не зря боялась. Повариху иногда совсем заклинивало. Сидела или ходила по лагерю с безумным взглядом, крутила головой, что-то бормоча под нос. Сожгла все свои таблетки. Наверно она болеет давно, раз имела столько лекарств. Но Степаныч не верит, говорит, притворяется. Кто его знает, но деться от неё некуда.
   Я решил зарядить аккумуляторы к фотоаппарату. Завёл станцию, воткнул аккумуляторы в розетку, повариха крутилась рядом. Пошёл за водой, надо было постираться. Иду назад, смотрю, она сидит уже у своей палатки с топором на коленях. Что-то не то. Подхожу к станции, аккумуляторов нет! "Ну, это уже слишком!" Хватаю здоровый сучок, подхожу к ней: - или отдашь аккумуляторы, или
   вышибу тебе последние мозги. - Она ещё и замахнулась на меня топором! Но
   увидев, что не шучу, убежала в палатку к Юрке. Вышли они вместе. - Юрка, если она не вернёт аккумуляторы, я и тебя отхожу этим сучком. - А я то здесь причём? - "Надо же, он ещё и не причем! Наверно поспал с ней, а потом резко бросил. Вот у неё и началось бешенство одного места". - В общем, дело твоё, чтобы аккумуляторы вернула! - Степаныч посмеивается над нами. Ему хорошо, его почему-то она не достаёт. Аккумуляторы всё-таки вернула. Крутятся теперь на кухне вдвоём, хотя видно, что и у Юрки она уже сидит в печёнках.
  
   16 июля 2008 года.
   Вездеход вернулся вечером 13 июля. Пришёл опять прямо по реке. С Фомичом и смех и грех. Пол месяца искал дороги и всё-таки заблудил их. Сделали крюк в 100 км, ночевали дважды, а по реке оказалось 30 км и 7часов ходу.
   14 июля съездили на участок за пробами. На вездеходе пробиться туда оказалось тоже не просто. На это ушёл весь день.
   15 июля по реке, переезжая с косы на косу, спустились до нового лагеря. Палатки стояли в живописном месте на высоком берегу реки, под громадными скалами. Берег чистый, сухой с редкими лиственницами и елью.
   Здесь стоять хотя бы приятно. Мы со Степанычем нашли укромное место, поставили свою палатку, (главное вдали от поварихиной). Вечер провёл на реке, наловил хайрюзов.
  
   17 июля 2008 года.
   Сегодня ходил в маршрут со Светкой. С Юркой контакта у них тоже не получилось, он ушёл со Степанычем. Она нормальная баба, с ней хотя бы можно поговорить на отвлечённые темы. Правда тянется хвостом. Сядешь записывать, она тут же тоже садится, хотя хороший геофизик за это время обежал бы с прибором вокруг. Ей не доверяешь, всё фиксируешь по своему прибору.
   Маршрут я выбрал опять по сухому ручью. Он пересекал весь участок. Этот метод сработал, надеялся и здесь не подведёт. Так и вышло.
   Где-то на пол пути встретили валун с явными признаками хоть и слабой руды. Ручей был широкий и на удивление почти без завалов. Быстро прошагали 5 км, но никаких даже признаков руды больше не встретили. Такой результат сильно насторожил. Поразила устилающая ручей мелкая галька, почти нет валунов и единственный обломок с оруденением. Это что-то значило. Назад вернулись по отличной охотничьей тропе. Надо сказать, что и вокруг, такого бурелома, как на том участке, не было.
   21 июля 2008 года.
   Впервые вездеходом, с палатками и спальными мешками сделали выброс в дальний конец участка. Совсем другое дело! Работали почти без подходов. И сильно не устаёшь, и выработку делаешь. Зато пошли дожди, редкий маршрут приходишь сухим. Нет уже и той уморительной жары, прибило и мошку. Лето явно перевалило на вторую половину. Изматывают только не очень высокие, но сильно крутые хребты. Вместе с московскими ребятами было веселее и площадь захватывали больше. Положительных результатов ни у кого не было. Опять поразил Юрка. Бросил маршруты, пошёл собирать пробы. Это старший геолог, для которого знание участка должно быть первостепенно. Три дня маршрутов и так же вездеходом возвращаемся в лагерь. День отдыха и камералки.
   С поварихой теперь воюет Олег. Пытается заставить её варить. Но она то сварит, то нет, то выставит на стол "Ролтон". Хотите ешьте, хотите идите куда хотите. Достала всё-таки и Степаныча. Будто он ворует по ночам тушёнку, а Олега, по приезду обещала посадить в тюрьму. И ведь приходилось всё это терпеть!
  
   25 июля 2008 года.
   К соседям прилетел московский куратор и наш главный геолог. Надо гнать вездеход за ними. Заодно увезти повариху. Даже не верится, что скоро её не будет перед глазами. Для начальства поставили палатку рядом с нашей, входами друг к другу. Повариха, жалуясь, что боится одна жить на отшибе, быстренько перебралась в неё. Вернувшись из маршрута и увидев её рядышком, я даже не выясняя причин, собрал свои вещички и перешёл жить в складскую палатку. Передвинул бутар в один угол, в другом устроил себе лежбище. Чёрт с ним, лучше уж так, одному!
   В это время зарядили дожди. Здорово поднялась вода в реке. Вездеход перейти её не мог. Возить нас тоже не мог, топлива осталось только добраться до заправки у соседей. В маршруты ходили, буквально вырывая у погоды денёк.
   Однажды, мне показалось, что такой денёк выпал. Надо было проверить самый дальний кусок участка. Маршрут там всего километра 3-4, но подход, отход по 8 км. За день успею. Вышел пораньше. Тучки гуляли по небу, но надеялся, растащит. В 3 км от лагеря был табор Фомича. Он, как и прежде жил отдельно, отрабатывая выбранный самим кусок участка. Я не представлял, как он сейчас, в дожди, мог целыми сутками пролёживать под куском целлофана. "Да, какие мы все разные!" Не знаю, сколько он проработал геологом, но последнее время, перед пере
   стройкой, был замом начальника одной из наших партий по хозчасти, а заодно и
   секретарём парткома. Видимо привык в людях видеть стадо, которое надо держать за рога и вести к светлому будущему. Без него заблудятся! Сейчас вести не даются, командовать, тоже. Характер испортился, осталась одна озлобленность. Видя, что я тоже не вписываюсь в коллектив, ко мне стал относиться сносно.
   Попили с ним чая, он предлагал даже остаться, уверяя, что будет дождь. Такие мелочи, если уже вышел, меня не пугали, да и до места оставалось немного, всего 5 км. В лесу, правда, они иногда выливались во много часов. Так и случилось. Начался дождь. Периодами проливной. Приходилось пересиживать их под целлофаном. В перерывы делал переход и опять отсиживался. Под вечер только добрался до места. Дождь продолжал лить. "То ли природа устроена неправильно, то ли человек потерял с ней всякую связь. Ни как не можем приспособиться друг к другу! Совсем недавно молились, выпрашивая дождя! Сейчас впору молиться наоборот. Э, молись, не молись..! Никогда не видел, чтобы молитва кому-нибудь помогла! Надо готовить место для ночлега". Под склоном горы выходы коренных пород. Под ними валуны и щебёнка. Разбрасываю валуны, вот и подходящее место. Я всё-таки промок до нитки. Сберёг только прибор, замотав все сомнительные места скотчем. Тело бил холодный озноб, постукивали зубы. В Сибири, в такую погоду, даже летом, можно дать дуба от переохлаждения организма. Выручит только движение, только костёр. Разжечь костёр ни как не получалось. Не загорались ни влажная береста, ни сучья. Замёрзшие руки ломали спички, да и они отсырели, хотя были в непромокаемом пакете. "Снабдить ветровыми спичками нас ни кто не догадался!" Уже мелькала мысль: "Замёрзну, надо бежать назад!" Пересиливаю себя. "Ну, ещё одна попытка!" Лезу в сырой насквозь лес, больше уже всё равно не вымокнешь. Внизу, под развесистыми деревьями, нахожу несколько сухих веточек, вырываю чистые листы из геологического дневника и, заслонивши их от дождя, последними спичками, поджигаю. И ведь разжёг, а потом загорелось и сырьё! Натаскал и навалил на костёр валёжника. "Теперь уже не пропаду! Не зря говорят, что человек выжил и начал развиваться благодаря огню! Так-то оно так, но мне чтобы развиваться, надо ещё побороть воду". Натягиваю возле костра целлофановый навес. Залезаю под него и переодеваюсь в сухое. Сырую одежду развешиваю над костром. Она подсыхает, только надо часто переворачивать. Сидя под навесом, зарисовываю и описываю коренные породы, хоть какая-то польза. Поужинал разогретой банкой каши, напился чаю. Но вот стемнело. Переношу костёр, наваливаю веток на старое кострище, вешаю над ним полог. Надеваю ещё не просохшую одежду и заваливаюсь на ветки. Снизу припекает, мигом сохнут и
   ветки и одежда. Теперь спать.
  
   Я уже заметил, что 4-5 часов крепкого сна достаточно чтобы снять усталость, почувствовать себя бодро. Простуды я уже не боялся, организм научился сам справляться с ней. Утро было пасмурное, дождя не было. Идти в сырой лес не хотелось, но возвращаться сюда ещё раз, ещё хуже. Подживил ещё дымящийся костёр, напился чая и полез в гору. Мокрая трава, щебёнка, на крутом склоне заставляла хвататься за кусты, деревья, с которых градом сыпалась вода. Мигом вымок, без счёта падал, чертыхался, но лез, отбирая пробы пород, записывая наблюдения. Дневник постепенно превращался в мокрую тряпку. Но вот и вершина. Переход по хребту 500 метров. Теперь вниз. А это ни сколько не лучше! Руды нет. Выходят пласты с повышенной радиоактивностью, но они так раздроблены тектоникой, что если она и была, то давно отсюда вынесена. Эта картина наблюдается по всему участку. Это подтверждает и единственный обломок руды, найденный мной в ручье.
   Когда вернулся на свой табор, не стал даже разводить костёр. Допил оставшийся чай и пошёл обратно, уже гружённый пробами, образцами пород.
   Вот так каждый маршрут, как испытание на выживание, на выносливость, выдержку. К этому, несовместимость в коллективе. "Может уйти и жить как Фомич? Вот он наверняка отлёживается эти два дня в своей норе! Нет, это не по мне! Меня уже захлестнуло! Почему, не доделав, бросили рудный участок? Почему, выделенный наукой по новой методике, этот участок, безрудный? Где и как искать руду! А она должна быть в этих районах! И структуры и породы и многочисленные её проявления говорят об этом. И нельзя говорить, как наш старший геолог, "мне всё ясно". Чтобы было ясно надо ходить, анализировать и опять ходить!"
   Вернувшись в лагерь увидел, вездеход ещё здесь. Значит, вечный мой раздражитель, повариха тоже здесь.
  
   3 августа 2008 года.
   Всё-таки съездили ещё на три дня всем составом на выброс. Интересно, что Юрка нашёл там хорошую аномалию. И буквально хвастался своей находкой. Когда я вернулся и сказал, что нашёл такую же, он заметно скис. "Надо же быть таким ревнивым! Ведь всё идёт в одну копилку. Я наоборот был рад, он что-то начал приобретать в поисках". На следующий день Степаныч проверил природу наших аномалий. Увы, они оказались ториевыми, а торий пока почему-то ни кого не интересует. Уран же, по-прежнему на этом участке так и не проявился.
   Уже площадь покрыта густой сетью маршрутов. Пропустить что-то сущест
   венное мы не могли. Оставалось ждать куратора. Что скажет он. Вездеход за ним всё-таки ушёл. Ура! Увёз повариху! Сопровождать её отправили нового геолога, Славу, он оказывается соображает в технике.
   Маршруты, по прежнему, выбирал каждый сам себе. Наш старший геолог даже не интересовался, где мы ходим. Теперь, наверно, потому, что мы с Фомичом и даже новый геолог, его тоже полностью игнорировали. Однажды глянув на карту, увидел, что маршруты уже начали пересекаться, а это для всех большой минус.
   Геологиня Надя, такого типа руды не видела, приходила ко мне консультироваться. (Почему-то и она не шла к нашему старшему геологу). У неё был бинокуляр, мы часто вместе рассматривали под ним образцы пород, минералов. Длинная, худая и, в общем-то, не красивая, чувствовалось, что вся отдалась работе. Я всё удивлялся, как она ходит. Ноги-циркули только мелькают через валёжник. Мужики с трудом успевали за ней.
   Олег с сыном осваивали метод основанный, на обнаружении аномальных выходов газа радона, (продукт распада урана). Уже получили немало аномалий по нему. Выходы радона, показывают глубинный его источник. Что делать с этими аномалиями, мы не знали. Юрка заявил, что надо бросать это занятие. Я посоветовал Олегу наоборот, продолжить. "Это пока единственный метод, пусть и косвенно показывающий на возможное оруденение. Есть аномалии, ставь его. Потом это свяжется со структурами, породами, может выделиться какой-то объект. У нас же пока совсем пусто". Олег часто ругался с Юркой не признавая его ни поисковых возможностей, ни тем более организаторских способностей. "Что-то я не вижу ни одной пары хоть сколько-то довольных друг другом людей. Даже отец с сыном частенько поругиваются. Хотя, по большому счёту, это единственная крепкая ячейка".
  
   10 августа 2008 года.
   Приехало начальство. Познакомился поближе с главным геологом. Семидесятилетний Сергеич понравился, обходительный, деликатный, знающий мужик, но полностью зависимый от куратора. У того деньги, его и песни! Сразу пропесочил Юрку. Маршруты в одиночку в тайге, категорически запрещены. Нет журнала маршрутов, неизвестно, кто ушёл, когда ушёл, когда вернётся, контрольный срок возвращения. На картах, ни какого текущего анализа проведённых работ и т. д. Что и следовало ожидать. А нас с Фомичом даже похвалил за оформление геологических дневников. Меня порадовало такое начало, может теперь будет порядок.
   Куратор, Владимир Алексеевич, лет 50-ти, крепкий среднего роста мужик, привычный к условиям тайги. Не гнушался дежурить на кухне, таскать и рубить дрова, тоже производил хорошее впечатление. Сразу собрал всех вместе. Юрка сделал доклад по первому участку. Не понял, какое впечатление он произвёл на куратора, но пересказывал он явно отчёт и выводы старых лет. Ничего своего, будто нас там и не было. Алексеич попросил принести образцы пород, руды. Он едва выдавил из себя: "я их не брал, но всё есть в пробах". То есть показать нечего. Сергеич сморщился, как от зубной боли. Я молча встал и принёс мешок с образцами. Рассказал о возможности развития оруденения за границы участка. Похоже, общая картина ему понравилась.
   Результаты работ на этом участке договорились обсудить после того, как сам походит по нему. Участок был выделен новым, очень мудрёным методом. На него наука возлагала большие надежды. Но тут меня дёрнуло высказать своё отрицательное мнение. Мы уже убедились в сильнейшем развитии здесь тектоники. Участок превращён в "разбитую тарелку". Пластовым залежам просто негде сохраниться. Он выслушал, промолчал, но было видно, остался недовольным.
   То ли после этого, то ли по другой причине, он стал чураться меня. Другая причина тоже была. Он ходил в маршруты с Надей, их отношения выходили далеко за производственные. Мог и приревновать. А зря! Я конечно не святой и не импотент, но она совершенно не в моём вкусе. Да вряд ли и в его! Просто под рукой и всегда доступная. Ребята-москвичи признались, что в институте её не любят. Строит свою карьеру не гнушаясь ни чем. "Вот и ещё интересная пара! Но, причём здесь я? Нет руды, виноват я, ревновать, тоже надо ко мне! Вон Славка, закрутил со Светкой и ни какого внимания на всех. Только Олег плюётся - впереди ещё одна сумасшедшая!"
   Алексеич провёл с нами экскурсионный маршрут. Ничего интересного я не приобрёл. Нас, поисковиков-уранщиков готовили основательно. Тогда даже казалось, требования были через чур завышенными. Поэтому, даже сейчас, состарившись, пропустив много лет, я не чувствовал себя ущербным. Ущербность была в том, что меня ни кто не слышал. Бог им судья, плохо только, страдает дело!
  
   15 августа 2008 года.
   Закончили работы на участке. Мой прогноз всё-таки подтвердился. С поверхности руды нет. Олег настаивал продолжить радоновый метод, он действительно
   что-то давал. Я его поддерживал. Но что он даёт, без проверки на глубину, ни кто не знал. В него ещё по старой привычке, ни кто не верит. Далеко не всегда, но под
   радоновыми аномалиями, иногда получали руду. А вдруг это тот случай? Но на генералов напала спешка.
   Куратору через месяц предстояло совещание, на котором нужно представить перспективные участки, и под них добиться денег на продолжение работ по их теме. Для этого подойдёт наш первый участок. (Почему не стали доделывать его?) Но одного мало. Решили проверить ещё один, во многом похожий на него, больший по площади, с уже ранее выделенным рудным пластом.
   После дождей, на другой стороне реки в мелколесье высыпало небывалое количество грибов. Такого урожая я ни когда не видел.
   Маслята, подосиновики, грузди, вступить некуда. Вечером, одевал бродни, перебродил реку, и собирал их вёдрами. Брал только маленькие, без единой червоточины грузди. До ночи сидел, чистил их, засолил целую флягу. Удивительно, но больше ни кого это занятие не интересовало! Зато, когда выставлял миску груздочков на стол, ели нахваливая.
   Завтра переезжаем. А силы уже на исходе, накопилась усталость. Всё чаще вспоминается дом. Но в то же время я чувствовал в себе какую-то творческую свободу, раскрепощённость. Свободу думать, свободу делать. Может бывал не прав, но поступал соответственно своим понятиям о совести, порядочности. Такого чувства не было с 93-го года, когда потерял работу. Пусть меня не поняли, но во мне это чувство останется! Надеюсь, оно поможет достойно закончить сезон.
  
   18 августа 2008 года.
   Наш вездеход стал на удивление выносливым. Тащил на себе 14 человек со всем их бутаром. (Редкий случай, но на привале даже удалось запечатлеть всех вместе.) Дышал на ладан, но стараниями водителя, двигатель теперь нормально работает, зато ходовая часть совсем изношена, а запчастей нет.
   За два дня дошли до нового участка. В лагере остались студенты во главе со Светкой. Начальство собиралось, посмотрев участок 2-3 дня выехать назад со всеми москвичами. Собрать оставленный лагерь и выбираться на базу соседей. Там им обещали вертолёт. Оттуда вездеход должен вернуться сюда за остальным отрядом. Продуктов взяли соответственно этим планам.
   По узкому заросшему распадку пробились сколько можно вверх. Здесь у ручейка и поставили палатки. Вся работа на хребте и другом его склоне. Руды на участке известны с пятидесятых годов. Их недоизучили. Сможем ли мы внести что-то новое, вот вопрос?
  
  
   24 августа 2008 года.
   Разбившись парами, по невырубленым профилям, через 100 м, отбираем пробы. По зарослям, через хребёт, то вверх, то вниз, с полными рюкзаками камней по настоящему ломовой труд. Частенько ещё картину портил дождь. Уже во всю наступала северная осень.
   Алексеич, в неизменной паре с Надей, изучали руды по старым канавам. Сергеич тоже ходил в маршруты, присматриваясь к оруденению. Степаныч делал свою геофизику. С отъездом задерживались. Задержаться было из-за чего. На вершине хребта выходил на поверхность рудный пласт. Руды бедные, распределение их по пласту неравномерное. Есть ли более богатые пласты? Есть ли под ними, хотя бы такие же оруденелые горизонты, непонятно. Вопросов много, времени мало. Видимо, им придётся домысливать перспективы, а проще сказать, раздувать.
   Я работал в паре с Виталькой. Приятно с парнем работать. Он отдавался работе весь, когда видел, что это надо. Учился всему на лету. Вообще в некоторых вещах поражал. Не прочитав ни одной книжки, освоил компьютер! Любознательный, расспрашивает о геологии, но учиться не хочет. Пробую ему объяснить, что будут им командовать всю жизнь, такие, как Юрка. Задумывается. Но уже то хорошо, что есть молодёжь желающая работать в геологии.
   Олег опять ставил свой радоновый метод. По профессии топограф, но вот пришлось осваивать геофизику. У него пошли прямо сумасшедшие аномалии. Было видно, что они подтверждают уже известную руду на глубине и главное уже за пределами участка. Почему эти результаты игнорируют начальники и подпевающий им Юрка, понять невозможно. Но, мне нравилось поведение Олега, он упорно продолжал делать своё дело.
  
   29 августа 2008 года.
   Москвичи уехали 27 августа. С ними уехал Олег, ему надо было разобраться с продуктами на старом участке, завести продукты нам. Уехал Степаныч, ему работать было уже тяжело. Забрали и Фомича, директор свалил все шишки за вездеход на него, к тому же результатов от него не было. Похоже, его уволят. Перед их отъездом я поговорил с Сергеичем. Он предлагал поработать зиму на доводке материалов. Я наотрез отказался. - Вы содержите для этого старшего геолога. Он всё знает, пусть и оформляет их! Мы с ним не совместимые. А все результаты есть в дневниках. Пусть научится читать их.
   Итак, мы остались вчетвером. Юрка, Слава, которого пророчили начальником отряда на будущий год, Виталий и я. Продукты, рассчитанные по старым планам, за 10 дней, 14 человек сильно подъели. Но главное несчастье - собираясь сюда, забыли взять соли. Она кончилась через три дня. Выручили мои солёные грибы. Я
   с сожалением смотрел, как они быстро убывают. После их отъезда из продуктов оставалось по чуть-чуть всяких круп, несколько банок свиной и конской тушёнки, кетчуп, много сгущёнки, ну и мои грибы. До прихода вездехода около недели, должно хватить.
   Настроение у всех не ахти. Слава с Виталием для поднятия тонуса поставили бражку, благо сахара было в достатке.
   Вот тут ещё начались проливные дожди. Наши, едва перебрались через реку. Перейти назад уже не могли, застряли в лагере. Потом и лагерь начало подтоплять. Загрузились, переехали и где-то отсиживались, ждали погоды, спада реки. У них был только спутниковый телефон, поэтому вести мы получали по рации редко, через третьи руки. Но уже было ясно, ждать вездеход надо много позже. А дождь льёт и льёт. Сейчас 12 ночи. Поднялся шквальный ветер, палатка ходит ходуном, того и смотри сорвёт. Свечку то и дело задувает, печка уже не справляется, тепло тут же уносит. Порывы ветра всё сильнее, кажется, бросают на палатку целые вёдра воды. Так наверно начинался Всемирный Потоп. "А может и правда начинается?"
   Сделали за три дня по одному маршруту. Все вымокли, поэтому далеко ходить не хочется. На участке нового уже ни чего не найдёшь. Надо выходить за его пределы. Там есть неизученные аномалии. Они манили, только они могли добавить так необходимые участку перспективы. Я в маршруте, похоже, зацепился за "хвост" ещё одного продуктивного пласта, но прогнал дождь. Если не будет апокалипсиса, надо идти туда снова.
  
   30 августа 2008 года.
   Пережили страшную ночь. Дождь, ветер грохотали по палатке до утра. Днём всё насыщено водой. К деревьям не подойти, сразу окатывает холодным душем. Лиственница мигом пожелтела, начала опадать цветная листва с берёз, ольхи, багульника. По утрам заморозки. Видимость, и так загороженная хребтами, совсем пропала в густых клубах тумана. Наступила настоящая осень.
   Сегодня заварили последнюю рисовую крупу. Осталась ещё на дне мешка рисово-гороховая смесь и манка. Варим большую кастрюлю на целый день. Совершенно без соли. Кетчуп и грибы вкуса не очень добавляют. Скрашивает только
   юмор положения.
  
   1 сентября 2008 года.
   На большой земле дети пошли в школу. Праздничные линейки, красивые формы, море цветов! Нет только нас, отцов и дедов. Сидим здесь, ни дела, ни полдела. С небольшими перерывами с неба течёт и течёт. Лес насквозь мокрый, горы в тумане и вокруг такая тишина, что в ушах ломит. Птиц не видно и не слышно. Живы ли? Только бурундуки шастают по пустой продуктовой палатке. Наконец передали, наши не переезжая реки, пробиваются в её верховья под хребтом. Сколько у них уйдёт на это время, выдержит ли вездеход, непонятно. Нам посоветовали, если кончатся продукты, оставлять бутар, выходить пешком. Глядя на этот промозглый лес, мокрые горы и километры по ним с ночёвками, становится не по себе. Но на всякий случай я сделал неприкосновенный запас из банок. Поживём, увидим, а пока решили не торопиться. На остатках ещё неделю можно протянуть.
  
   3 сентября 2008 года.
   Вчера, не выдержав безделья, всё-таки сходил в маршрут. Ребята отговаривали, но сидеть уже невмоготу. С утра дождя не было, но висел густой туман. Вска
   рабкался на хребет, глянул в сторону маршрута, за белой пеленой ни чего не видно. Разжёг костёр, сел, закурил и стал ждать, пока просветлеет. Наконец появилась, хоть не далёкая видимость. Километра три пробивался по плоскотине сквозь ольховник. Конечно, насквозь промок. Но выглянуло солнце, пригревало, было не холодно. Спустился в распадок, ещё немного и вот конец того маршрута. В подножье хребта отдельные валуны с повышенной радиоактивностью. Оглядываюсь. "Откуда они могут быть?" Облазил весь склон. Ничего. Стал переходить распадок и вот они. Валуны в самом болоте, едва видные, с бедной но всё таки рудой.
   "Очень похоже, едва вскрытый оруденелый пласт. Пласт не тот, наш, а другой подстилающий его. Замеряю параметры выходов, записываю наблюдения. Довольный, разогреваю конскую тушёнку, обедаю, пью чай. "Хорошо хоть тушёнка ещё есть, хотя и конская. А впрочем, она в самый раз для такой лошадиной работы". Теперь дальше. Километра через два есть ещё, выделенный лётчиками ореол.
   Быстро прошагал их прямо по распадку. Подгонял опять начавший моросить дождик. Ореол попадал на подножье залесённого склона. Опять промок насквозь. То вверх, то вниз, профилями прошёл все вокруг. Нет его. "Неужели ложный!
   Такое тоже бывает". Промок, замёрз, разозлился. Надо подниматься на хребёт и
   по нему домой. Начинаю подъём и надо же! Натыкаюсь прямо на настоящую живую руду! В наушниках так затрещало, как будто прибор радовался больше меня. "Значит, ореол просто не правильно вынесен на карту! Мог ведь пройти мимо! Но пока руда сама ко мне липнет! И такой на участке мы ещё не встречали!" Присмотреться к ней, проследить, куда она тянется, я уже не мог. Зубы выбивали дробь. Пальцы не гнулись. Навигатор, чтобы привязаться и привязать руду, включаю подобранным сучком. С трудом набираю в мешочки пробы, образцы и карабкаюсь на хребет. Дождь так и продолжал моросить. 8 километров по мокрому лесу шагал без остановки. Уже перед нашим хребтом сел отдохнуть, сил не было. Сидел, курил, настраивая себя на преодоление последней преграды. А уже темнело. Надо засветло перевалить хребёт, иначе по темноте на спуске переломаешь ноги. Хребёт с этой стороны не высокий, но сил-то мало. Но вот и он позади. Склон к лагерю настолько крутой, сапоги так скользят, что частенько оказываешься задницей на мокрой земле. Мы давно освоили эту методику спуска. Вскоре я уже был у палатки. Растапливаю печь, сбрасываю мокрую одежду и греюсь. Закончен ещё один маршрут, да ещё с хорошим результатом. Зашёл Виталий. Не утерпел, показал ему кусок руды. Он видел в породе только камень. Уран был в битуминозной органике, а она не впечатляла. Только у прибора стрелка на пульте зашкаливала. Прибежал посмотреть и Слава. Он то понял значение такого образца. Не было в породах на участке столько битума, соответственно и такой интенсивной радиоактивности. Юрка покрутил образец сневозмутимой миной, промолчал.
   И опять дожди, временами пробрасывает снежок. Он ещё усугубляет ожидание. Пробовали варить манку. Без соли, ни чего противнее быть не может. Предлагалась на выбор, с кетчупом, с кониной, с грибами. В конце концов, вывалили её. Осталось немного конины и много сгущёнки. Отпиваемся чаем. Ребята начали пить бражку. Я не стал, меня с неё тошнит. Наши всё ещё где-то в пути.
  
   5 сентября 2008 года.
   Где-нибудь в Сахаре, люди бы наверно радовались, что столько дней может лить дождь. Мы уже с трудом его переносили. У Славки с Виталькой ручей бежал прямо в палатке. Говорят, им включили холодную воду, если не уедем, проведут и горячую. "Похоже, можем дождаться". Иногда казалось, начинает разъяснивать, но через мгновение опять сыплет противная морось, а потом часа два поливает ливень. Тучи чёрными комьями ходят между горами. Наша очередная западня. Под стать погоде и мысли мрачные. "Что будет дальше? Заработанные
   деньги быстро разойдутся, дыр за последнее время набралось немало. Государство закрыло глаза на пенсионеров. А ведь вот они! Могут работать, могут молодёжь чему-то научить. Поддержи их, заработает и производство и руду найдут. И поддержать есть чем. Чего хранить деньги на чёрный день? Придёт он, ни каких денег не хватит! А хватит, так что же, опять сидеть в нищете и копить? А где обещанное развитие? Сколько на такие деньги, такими хозяевами можно сделать? Нужны мощные геологические объединения. Они уже доказали свою продуктивность. До сих пор из старых запасов черпают нефтедоллары. Но для производства нужны не только нефть и газ, нужен уран, другие руды, уголь, стройматериалы. А мы всё топчемся. Такое впечатление, что эти резервы предназначены совсем для других целей и скоро страна будет сидеть у разбитого корыта, произведя сотню, другую миллиардеров. А что будет с нами, нашими детьми, внуками?"
   Вечерней связью наконец порадовали. Вездеход на базе партии, ремонтируется. Завтра выходит к нам. По такому случаю, ребята допили бражку. Нажарили целую сковороду тушёнки из неприкосновенного запаса. За два дня должны дойти. Дождь им не помеха.
  
   7 сентября 2008 года.
   Вчера с утра выглянуло солнце, предвещая не плохой день. Решили сделать ещё по маршруту за пределы участка. Ребят заела моя находка. Виталий, заменяя отца, пошёл ставить радоновый метод. Мне просто необходимо было посетить оставленный ореол. Главное, добраться до него. Далековато и сильная залесённость. Опять вскарабкался на гору, пересёк заросшую осинником плоскотину. Дальше решил спрямить и забрался в такой бурелом, что едва выбрался и потерял уйму времени. До места добрался только к четырём часам. Пообедал традиционной кониной и принялся за работу. Начал прослеживать рудный пласт. Он, то отчетливо, по глыбовым осыпям ловился прибором, то терялся на задернованных, залесённых участках. Я и не заметил, как опять пошёл дождь, было не до него. Спохватился когда начал замерзать, глянул на часы. Седьмой час, а до лагеря минимум три часа ходу. Быстро закруглился и припустил в обратную дорогу. Дело было сделано. "Рудный пласт уверенно тянется на приличном расстоянии с хорошими содержаниями урана. Всё тот же это пласт, или другой будет видно при построении разрезов. Так или иначе, я нашёл не плохой объект". Эта мысль грела и
   я почти бегом бежал сквозь лес. Вода с деревьев сыпалась градом. Маршрут последний, даже усталость так не давила. В лагерь буквально съехал уже по темноте. Ребята были в лагере. Они побросали свои маршруты, успели вернуться до
   дождя.
   "Но на этом всё! Было далеко не просто, но новые находки, постоянное осмысление геологической обстановки, поведение рудных залежей, превратили сезон в насыщенный творческий период. Заставили, как раньше, прожить его в полную силу. Похоже, основные руды срезаны эррозией, раздроблены и вынесены водами многочисленных разломов, да и край этот слишком далёк для практического освоения сейчас. Зато я понял, геологи советской школы ещё многое могут! На таких примерах отчётливо видна вся вредность развала геологии. Сейчас не надо было завозить ядерные отходы, превращать страну в мировую помойку. У этих людей ещё достаточно знаний, сил и желания, чтобы открыть новые месторождения. Надо только проявить к ним уважение и всяческую поддержку. Кстати, и для всего народа также! Уже ведь невозможно видеть, как пухнут от национальных богатств чиновничество, олигархи, столица, а страна на радость им, обрастает трубами. Скоро коренные жители будут совсем не нужны!
   Ну ладно, всё равно этого ни кто не услышит! Я сделал за этот сезон всё что мог! Не халтурил, принёс не плохие результаты! Остальное, судите сами. Мне на это наплевать!"
  
   10 сентября 2008 года .
   Вчера пришёл вездеход. Ночью, пожалуй, впервые за много дней вызвездило. Мириады звёзд в чёрном бездомном небе сверкали мелкой россыпью алмазов. С утра из-за гор вывалило солнце.
   Было холодно, но день предвещал быть хорошим. Мы собрались помочь Виталию в его работе, заодно собрать понемногу спелой крупной брусники. Богатые курешки её попадались прямо под ногами. Почти забравшись на хребёт, услышали такой знакомый рокот вездехода. Он слышан отчётливо, он шёл к нам! Едва пересилив желание броситься назад, всё-таки ушли на участок.
   Конечно, сделали немного. Пару часов ещё собирали ягоду и бегом в лагерь. Там нас уже ждал настоящий борщ из свежих овощей, последняя информация и готовый к отправке вездеход. Олег знал чем нас можно побаловать. Рассказал новости, поговорили и о работе. Его радоновые аномалии связывали, выявленные нами пласты, с рудой на участке. Получался объект, заслуживающий серьёзного внимания. Уговаривал его не бросать этот метод, проанализировать зимой результаты сезона.. Но он настроен увольняться из этой конторы.
   Сегодня собран лагерь, остались одни палатки. Последняя ночь. Я с благодарностью смотрю на эту брезентовую крышу, стены, печку, нары. "Они давали
   приют, выручали от дождя, согревали. Большего и не надо в этих условиях. Здесь это сродни счастья! Умиротворение и самодостаточность! Но всё в своё время! Здесь я уже не нужен. А там, далеко меня ждут! Там не менее трудно, там невзгоды не кончаются. Здесь приходилось противостоять природе. Её законы не просты, но понятны. Там стоят, непреодолимыми хребтами, кем-то навязанные искусственные условия жизни. Если здесь я был уверен в себе, в своих действиях, там приходится жить в условностях и сомнениях. Так может, лучше остаться здесь? Нет! Каждый человек многовековой историей уже запутан и повязан цивилизацией. Каждый, накопил перед ней громадные долги, то есть живёт в кредит. Цивилизация расточает удобную жизнь, но отбирает душу, спокойствие, гармонию в человеке! Боже, так ведь это сам Дьявол! Нет! Надо спать, всё равно я хочу домой!"
  
   13 сентября 2008 года.
   Что такое вездеход с разбитой ходовой частью, при выезде мы узнали сполна. В правую сторону он поворачивает с большим трудом. Гусеницы слетают бессчетное количество раз и обязательно в болотах, в конце начали отлетать и катки. В общем, только через два дня, мы кое-как добрались до базы соседей. Они были удивлены, даже тем, что мы добрались. Про наш вездеход уже ходят легенды и называют его не иначе, как "Летучим голландцем". Соседи молодцы, делятся с нами запчастями. Вот и сейчас выделили их, пусть и предъявили счёт. Они им тоже достаются не просто. Теперь ремонтируем его и ждём, пока в реке упадёт вода. Водитель, накупавшись весной, форсировать реку в большую воду отказывается.
  
   16 сентября 2008 года.
   База партии приятно удивила. Тёплые домики для постоянного жилья. Для полевиков, на каркасах установленные новые палатки. Баня, прачечная, стиральная машина, электричество. Столовая, вообще на городской манер, трёхразовое питание. Повариха - загляденье! Опрятная, статная женщина, ещё и с модной причёской. Много техники, ремонтная база. Всё это завезено вездеходами, да редкими вертолётами, за 180 км по бездорожью. А ведь тоже ООО. По всему видно, их хозяева заботятся не только о производстве, но и условиях работы.
   Позавидовали людям, два дня отдохнули, отремонтировали вездеход и поехали дальше. Решили добраться до злополучной реки и там ждать спада воды.
  
  
   19 сентября 2008 года.
   Разгруженный вездеход стоит на одной стороне реки, мы живём в палатке на другой. Переехали и перевезли бутар на лодке. "У порядочных соседей, всё предусмотрено". Уровень воды в реке буквально на днях позволит переехать её. Опять ждём, благо погода стоит хорошая. Но эти ожидания уже плешь переели. Безделье, непонятные ожидания тяготят, изматывают нервы. Уже по ночам минусовые температуры, уже вершины гор покрыты снегом, уже опять продукты кончаются, уже скоро пять месяцев, как выехал из дома. Кажется, этой дороге не будет конца.
  
   23 сентября 2008 года.
   Вырвались мы с Юркой неожиданно. 20 сентября подошёл вездеход соседей. Они вывозили остатки тоже задержавшихся полевых отрядов. Мы с завистью наблюдали, как мощный вездеход с ходу перешёл реку, даже не всплыв. Он был ещё и выше нашего. Людей и бутара на нём было много, но нам удалось уговорить начальника взять ещё двоих. Всем толкаться здесь смысла не было, да и продукты кончались.
   Мигом собрав свои вещички, взяв у Олега деньги на поезд, заскочили в вездеход. Жалко было оставлять ребят, "сколько им ещё тащиться?" Но, лишние рты здесь тоже ни к чему.
   Дорога шла по марям. Долины, распадки, выровненные отроги хребтов с оттаявшей мерзлотой, всё представляло непролазные топи. На них едва держались чахлые редкие лиственницы. Они не доживали до зрелости, образуя частокол сухостоя. Только на крутых склонах гор среди осыпей стоял настоящий лес. А вершины гор были уже в снегу. Вездеход резал дёрн, мешал гусеницами грязь, вилял по мари, выбирая места посуше. Несколько раз слетали и рвались гусеницы. Опыта такой езды у водителя и у этого народа много, неисправности быстро и дружно выправляли. Поздним вечером, отмахав километров 80, дошли до ещё одной подбазы. На берегу озера стояла зимовьюшка. Здесь нас уже ждали две машины. Вахтовый, с будкой и кузовной "Урал"-ы. "Вот ребята чётко работают! Я вспомнил наши мытарства и чуть не захлебнулся от зависти". Дальше поедем на них. Все в зимовьё не влезли, поставили ещё палатку с печкой. Шофера приготовили ужин. Мы ужинали с ними уже на равных.
   В семь часов утра, загрузили рюкзаки и спальные мешки в грузовик, сами разместились в будке "вахтовки". На настоящем сиденье, тепло, ехать можно. Доро
   ги практически не было. Был протолканный бульдозером по лесу лаз. Машины
   крались по нему, переваливаясь с боку на бок, по валунам и корням деревьев. Скорость увеличивалась при выходе дороги на реку. Здесь, по галечнику машины шли, как пароходы, гоня волну впереди себя. Особенно трудным был переход перевала. Сплошные валунные россыпи, да уже припорошенные снегом, приходилось проходить очень осторожно. Только в полночь добрались до базы. Зато здесь уже ждала натопленная баня, после которой предполагалось застолье по поводу выезда!
   Ещё не верилось, что дороги, да и сам полевой сезон закончились. Помывшись в бане, выпив водки, начал приходить в себя. У ребят сыпались тосты, дошло до песен. Это так напоминало времена моей молодости! Многим из них, после отды
   ха, придётся возвращаться, буровые вышки работают и зимой. Это были не чинуши, не торгаши, не офисные работники и не халявщики, это были работяги с большой буквы. Пока на большой земле народ обезумев тасует деньги, они ищут стране уран. Я не утерпел, поблагодарил их за помощь и поднял тост за их удачу в этом суровом краю.
   Вечером следующего дня мы уже ехали в поезде на запад. В Северобайкальске пересадка. В ожидании следующего поезда, дописываю своё повествование.
   Может оно выглядит как очередной эпизод, которых много в жизни любого человека. А может и натолкнуть на серьёзные размышления, послужить примером, из которого можно сделать полезные выводы.
  
   P. S.
   Ивана Фомича всё-таки уволили, но наверно он не жалеет. Лето провёл в своё удовольствие, а в сторожа опять примут.
   Олег сам ушёл. Он классный топограф. Чем попало заниматься не хочет, тем более за организацию работ остался стрелочником. С ним ушёл и сын, Виталий. Ему ещё долго искать своё место в жизни.
   Юрка и Слава ещё остались готовить отчёт, но посматривают на сторону. Их тоже не устроила неразбериха этого сезона.
   Податливый Степаныч тихонько ремонтирует приборы. Что ещё искать в 70 лет?
   Сергеич, по нашим временам получая неплохую зарплату, не обращает внимания на заскоки директора, держится за своё место.
   Света на побегушках. Не очень довольна, но где ещё устроишься без профессии.
   Повариха, уж чётко на своём месте, в психушке.
   Я уволился. Конечно, очень жалко, что не узнаю, как будут дальше развиваться события за Кадарским хребтом, принесут ли кому-нибудь пользу наши усилия.
   Быстро заткнул скромной зарплатой дырки в своём небогатом хозяйстве. Что будет дальше, как ведётся в наше время, не знаю. Будет ли на следующий год здоровье, возьмут ли на работу, большой вопрос! С пенсионной же корзиной, только милостыню собирать!
   А тут подоспел мировой финансовый кризис. Вот теперь увидим, как нас вытянут те финансы, накопления, на которые мы делали ставку столько лет, отказывая промышленности, сельскому хозяйству, науке, армии, учителям, врачам, старикам.
   А кризис уже шагает по стране, как в 90-е, растаптывая судьбы людей. Сокращаются социальные программы, идут увольнения работников. Противокризисные средства, собранные с народа, брошены под ноги богатым, до производства не доходят. С беспределом чиновников премьеру не помогает даже чёрный пояс. Закрома тают. Деньги уплывают за границу. Похоже, стабильность, построенная на нефтедолларах, может рухнуть, как карточный домик. Опять, если мы и выпутаемся, то едва живые. Поможет ли тогда нефть, или мир перейдёт на другие энергоносители, будет купаться в нанотехнологиях. А нас, со всеми нашими ресурсами превратит в никчёмных изгоев?
   Как у военных, настало время "Ч"! Уже давно все независимые экономисты, политологи твердят о необходимости вложения средств в производство, в технологии, в народ. А воз, и ныне там! Прозреет ли, куда повернёт, наш президент и правительство? Найдётся ли там место пенсионеру? Нет ответа! Только время покажет!
  
   Иркутск. Декебрь 2008 года. Синицкий Н.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   - 124 -
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"