Немного саднила макушка. Оно и  неудивительно: в ней почти два часа ковырялся скальпелем, отвёрткой и паяльником  медик, чинивший баллистический калькулятор. С проклятой железкой всё оказалось  куда хуже, чем я предполагал: вышли из строя целых две платы из трёх. Проще  было бы купить и поставить новый имплантат, но время поджимало, а подходящей  модели как назло нигде не нашлось. Армейские и полицейские имплантаты, к  сожалению, нельзя было купить с доставкой на дом.
             Я отключил увеличение в искусственном  правом глазу и поморгал. От многочасового глядения на ворота глаза начали  болеть и слезиться. Даже после того, как я зажмурился, пейзаж не исчез: за  время, проведённое на крыше, я запомнил его так, что он словно отпечатался на  сетчатке. Три километра крыш – больших и маленьких, прямых и скошенных,  каменных и ржаво-железных, пёстрых, укрытых обломками старых рекламных щитов и  обрывков плёнки и уныло-бурых. Они упирались в исполинскую стену – некогда  белую, а сейчас неопределённо-серую громадину с кучей технических отверстий,  решёток, заплаток, антенн, труб, брошенных строительных кранов и ещё бог знает  чего, а за ней – Корп. Чудовищная вавилонская башня, улей из переплетённых в  невообразимых комбинациях бетона, стали, стекла, пластика, резины и керамики.
             А ведь в самом начале здесь было  миленько. Первое поселение напоминало кампус университета – зелёный и  малоэтажный. Уютные тихие улицы, улыбчивые люди, покой и благодать. Но по мере  того, как росло население, подпитываемое деньгами и рабочими местами в  корпорациях, рос и город: уютные коттеджи сносились и на их месте возводились  небоскрёбы, которые со временем становились всё выше и объединялись в новые  улицы на головокружительной высоте. Дорожные развязки и коммуникации также  взлетали в воздух, а производства и инфраструктуру прятали всё глубже,  вгрызаясь в землю настолько, насколько это было возможно. И прошло не так уж много  времени, прежде чем милый городок превратился в чудовищный муравейник.
             Солнце поднималось к зениту и туда же  стремились стеклянные иглы небоскрёбов над моей головой. Очень скоро светило  закатится за город и здесь наступит темнота, а значит, телевизионщики вместе с  кандидатом тоже на подходе. Никто из них в здравом уме не будет снимать в тени.
             Стоило мне подумать об этом, как  рифлёная бронеплита ворот шевельнулась и поползла вверх, а над стеной взмыли  вертолёты.
             Я нащупал губами трубочку и втянул  остатки воды.
             Начинается.
             Колонна вырвалась, едва ворота  поднялись достаточно высоко. Броневики напоминали собак, рвущихся с поводка:  ревели моторами, взрывали землю огромными колёсами, разве что слюной не  брызгали и не метили территорию. Они выезжали из ворот парами – белые, быстрые,  хищные. Резкие очертания их корпусов – сплошные углы - не могло сгладить даже  поднявшееся облако бурой пыли. Вертолёты скользили над ними тихо и грациозно,  будто насмехаясь над грубой мощью боевых машин.
             Я вновь приник плечом к прикладу  старой армейской винтовки.
             Баллистический калькулятор повесил  передо мной зелёную табличку с данными, замигало окно с требованием: «Выберите  цель». Я проигнорировал его и взглянул на колонну. Стальные монстры неслись  вперёд, сминая всё на своём пути. От головных машин в стороны разлетались  обломки и всякий хлам. Нет, пожалуй, это не псы, а носороги. Только у них я  видел такое прямолинейное и неостановимое упорство.
             Бронированное стадо пронеслось по  трущобам, оставляя за собой широкую просеку, где всё было скомкано, покорёжено,  перекручено и вдавлено в землю. А, вот и поворачивают. Строятся в кольцо.
             Перепуганные аборигены выбегают из  халуп, которые давят колёсами многотонные чудища, носятся вокруг, хватаются за  головы, пытаются вытянуть из руин какие-то тряпки. Какой-то псих начинает  стрелять, но автопушка броневика короткой очередью превращает туземца в красное  облако. А снаряды летят дальше и пробивают ещё множество тонких стен, прежде  чем разрываются осколками.
             Так-так-так…
             В центре остаётся одна машина –  командирская, с кубиками дополнительной защиты и высокой антенной. Сейчас люк  откроется и… Я положил палец на спусковой ключок и немного пошевелил стволом,  направляя его в сторону клиента. «Морская фигура – замри».
             Застыв, я наблюдал за командирской  машиной. Дальномер показывал расстояние почти в полтора километра – тысяча  четыреста девяносто метров, если быть точным, и я подкрутил оптический прицел –  больше по привычке, поскольку всё равно планировал стрелять по показаниям  баллистического калькулятора. Жаль, что клиент попался очень упёртый и хотел,  чтобы кандидата именно пристрелили, а не взорвали, отравили или что-то вроде,  обязательно пуля и обязательно в голову. Так бы я не заморачивался со всем этим  стелсом, а купил на ближайшем базаре копию советского РПГ Эфиопской сборки,  смастерил из подручных средств что-нибудь ездящее или летающее и отправил  клиента на тот свет, не вылезая из удобного кресла.
             Люк открылся, показалась голова.  Шатен с идеальным пробором осторожно выглянул наружу. Тёмно-синий костюм сидит  как-то странно – скорее всего, под ним бронежилет. Телевизионщики уже высыпали  из своего бронетранспортёра, тянут кабели, подключают камеры на треногах и  ставят свет. Слаженно работают, подлецы, очень слаженно. Ни единого лишнего  движения, никакой суеты. Справились меньше, чем за минуту. Я установил маркер  на голове кандидата, баллистический калькулятор помигал меняющимися цифрами и  выдал яркую красную точку на двенадцать градусов выше и на девять правее головы  кандидата. Что ж, ладно. Я прицелился в точку, застывшую в воздухе.
             Аборигены уже поняли, что к чему, и  со всех ног мчались к бронемашинам.
             Я обратил внимание на вёртолёты,  которые кружились над трущобами. От осознания, что между моей спиной и смертью  с небес находится всего лишь тонкий слой раскрашенной тряпки, стало чертовски  неуютно.
             Главный телевизионщик махнул рукой, и  кандидат начал произносить речь.
             Палец окаменел на спусковом крючке.  Осталось совершить последнее движение, но я почему-то медлил. Чутьё било  тревогу и подсказывало, что всё не так просто. Но что?
             Странное задание? Да, именно так. «Клиент»  очень непростой, но, к счастью, меня снабдили всей возможной информацией.  Конечно же, после убийства поднимется ужасная шумиха и меня будут искать, но  отследить стандартную армейскую пулю, выпущенную из стандартной же армейской  винтовки нереально. За пятьдесят лет работы наёмным убийцей я научился заметать  следы и в этот раз, совершенно точно, тоже сделал всё как надо. Отпечатков  нигде не оставил, в сети не светился, деньги вывел через десяток кошельков.
             Может, дело в вертолётах над моей  головой?.. Тоже нет, я приготовил путь отхода и мог за две секунды покинуть  крышу, чтобы спрятаться под прикрытием стен, а там - выбраться из здания и  затеряться в толпе убегающих аборигенов труда не составит.
             Поразмыслив, я решил, что дело  всё-таки в вертолёте: один из них как раз нарезал круги практически надо мной.
             Я не стрелял, мысленно пытаясь  прогнать вертушку, но пилот на мои телепатические сигналы не откликался. В  голове тут же проклюнулась предательская мысль отсидеться и пойти домой, но её  быстро задавила другая. «Приятель, - сказала она. - Ты взял аванс и успел  потратить почти половину. Если наниматель узнает, что ты за его счёт купил  новый ствол, починил имплантат, раздал долги и весь день валялся, нюхая вшивый  матрас, быстрая смерть от пуль полицейских покажется тебе отличной  альтернативой тому, что с тобой сделают».
             С таким доводом было трудно не  согласиться.
             Политик уже вовсю разглагольствовал.  Размахивал руками и громогласно обещал аборигенам, что сделает их будущее таким  же светлым, как его зубная эмаль, а я метафорически держал на мушке его башку и  всё ещё раздумывал, стрелять или нет. Воображаемая монетка интуиции крутилась в  воздухе, за доли секунды перерабатывая огромный объём информации, оценивая  вероятности и подсчитывая последствия, – и когда она со звоном упала на землю,  на аверсе было крупно и недвусмысленно написано «Стрелять».
             Ну что ж, раз так… Я вдохнул и сделал  поправку, потому как за те несколько секунд, что я колебался, колебалась и  точка, высчитанная баллистическим калькулятором. Положил палец на спуск, слегка  надавил, ощутил упор и с чувством прыжка в пропасть выстрелил.
             Нервное напряжение снова замедлило  время, и за доли секунды перед тем, как рвануться в спасительную темноту  подъезда, я успел проследить полёт пули, причём проследить так, что позднее мог  нарисовать её точную траекторию.
             Вот она вылетает. Пламегаситель  выполняет функцию, которая произрастает из самого его названия, а значит, нет  ни искр, ни огня, ни прочих спецэффектов: просто облачко порохового дыма  вырывается из ствола, а ещё немного - из затвора вместе с гильзой. Далее пуля,  постепенно забирая влево и снижаясь, мчится над трущобами. Улыбающаяся рожа кандидата  всё ближе. Остаются последние метры, увесистый кусочек металла вот-вот изо всех  сил ударит в цель - и одним политиком в Корпе станет меньше: его мозги  разлетятся по трущобам, а безупречные зубы красивым веером вспорхнут в воздух.  Я выкручиваю приближение в глазу на полную, чтобы убедиться в этом и своими  глазами увидеть, как пуля… выбивает искры о броню в паре десятков метров от  цели.
             От шока я беззвучно захлопал ртом:  просто не мог поверить, что это случилось на самом деле и проклятый калькулятор  опять меня подставил. И опять-таки из-за шока я совершил ужасную глупость –  выстрелил ещё два раза, сделав поправки вручную и наплевав на показания глючной  железки в голове. Мозги работали быстрее, чем палец, и уже в момент второго  нажатия на спуск я осознал, что ничего не исправить.
             Телевизионщики всполошились, полиция  открыла хаотичный огонь по толпе, а кандидат нырнул внутрь бронетранспортёра.  Люк захлопнулся - и мой билет в светлое будущее оказался надёжно укрыт за  толстым листом стали.
             А вот я как раз был беззащитен, как  таракан на обеденном столе, и смерть закладывала вираж, визжа винтами и нарезая  ломтями горячий африканский воздух. Толкнув ладонями матрас, я взлетел, попутно  запутавшись в палатке, и бросился к спасительному выходу. Верней, к месту, где  он, по моему мнению, находился, потому что проклятый кусок брезента перекрыл  обзор, и я ни хрена не видел.
             Вам когда-нибудь стреляли в землю  прямо возле пятки? О, это непередаваемое ощущение.
             Позади, едва не обжигая затылок,  сверху вниз прожужжала очередь, которая врезалась в камень у моих ног. Из-за  этого я запаниковал и, заорав что-то нечленораздельное, прыгнул в темнеющий  проём двери, с развевающейся плащ-палаткой за спиной, как какой-нибудь сраный  супергерой.
             Сразу же за дверью меня ждала  лестница. Очень укромная лестница, куда наркоманы любили ходить с определёнными  надобностями. Поднимался я по ней предельно аккуратно, чтобы ни во что не  угодить, зато обратно пролетел, собирая всё, что можно. Прокатившись вниз и  чуть не сломав себе шею, я услышал, как по бетонной крыше забарабанили выстрелы  автопушки. Сверху посыпались пыль и осколки бетона, и это значило, что валяться  тут по уши в дерьме не было времени.
             «Только бы не ракеты! - думал я, пока  спускался вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, - бодрый и  резвый, как шестнадцатилетний юноша. – Только бы не ракеты!..»
             Но, разумеется, было глупо надеяться  на то, что пилот боевого вертолёта позабудет о тяжёлой артиллерии. Поэтому  вместо того, чтобы покинуть здание как нормальный человек, я изо всех своих  старческих сил мчался, сбивая на ходу консервные банки и отфутболивая бутылки,  к окну. В вонючей темноте оно ярко-ярко, как маяк, и я бежал к нему так, как  покойники бегут на свет ламп реанимации.
             За спиной оглушительно грохнуло.  Спину опалил огонь, в тело ударили осколки, а поток раскалённого воздуха  подхватил меня и понёс вперёд – туда, куда я так сильно стремился. Я визжал от  ужаса, как девчонка, представляя, как со всего размаху, не сгруппировавшись, падаю  на чьё-нибудь жилище внизу. Впрочем, реальность быстро догоняла воображение:  вот за мной складывается дом, и падают бетонные плиты; вот я вылетаю в окно и  передо мной простирается неуютная пустота, вот… Вот шею что-то сдавливает и не  даёт двигаться дальше: я падаю, и над головой проносятся куски камня и горящего  мусора.
             Но падать тоже пришлось недолго: шею  вновь сдавило, да так, что от боли потемнело в глазах, и я повис на грёбаной  горящей плащ-палатке на высоте третьего этажа. Из-за удушья и контузии мозги  работали очень туго, но я помнил, что где-то на поясе есть нож: им я и собрался  воспользоваться. Вытащил из ножен и поднёс к ткани, но полоснуть так и не  получилось: дом сотряс ещё один взрыв, и он был куда сильнее, чем первый.
             Меня подбросило, закрутило и  запустило в новый полёт.
             Со стороны это, должно быть,  смотрелось забавно: несущийся по воздуху и орущий на высокой ноте горящий шар,  но мне было не до смеха. Всё кружилось, я окончательно перестал понимать, где  верх, где низ, и хоть какая-то определённость наступила в тот момент, когда я  на этот самый низ шмякнулся.
             Хрустнули доски, затрещала ткань,  заскрипело железо, а нейро-регулятор милосердно приглушил жуткую боль. Я  проломил своей хилой тушкой крышу лачуги, но не остановился, а по инерции  отскочил дальше, как мячик. Смял стену, потом ещё одну, опрокинул стеллаж,  откуда на меня посыпался хлам, раздавил коробки, вляпался в какую-то слизь и  наконец-то остановился.
             Пара мгновений тишины.
             Потом ещё пара.
             Я позволил себе выдохнуть.
             Крыша (хотя назвать простой лист  гофрированного металла крышей - означало бы сделать последнему комплимент)  накренилась и со скрежетом свалилась, чуть не отдавив мне ноги и открыв вид на  небо.
             И в этом небе я увидел вертолёты,  которые разворачивались для возврата на базу.
              
             3.
             Алкоголь.
             Он был моим спасением от жестокой  реальности раньше, стал и теперь.
             Каждый день я заказывал пиццу,  покупал выпивку в онлайн-маркете, встречал дрона в окне (однажды он чуть не  поджарил меня электрошоком, когда я забыл расплатиться) и напивался. Пил я  жадно, яростно и свирепо, как человек, выбравшийся из пустыни. Заливал пойло в  глотку, сдерживая рвотные позывы и слёзы, мужественно терпел все неудобства -  лишь бы поскорей забыться в алкогольной нирване. Это не было запоем - я не  испытывал по утрам похмелья и мог бы остановиться в любой момент. Мог, но не  хотел.
             Стоило сознанию хоть немного  проясниться, как демоны, живущие в нем, пробуждались, нападали и начинали меня  грызть. «Ты промахнулся», «Ты ничего не можешь», «Неудачник», «Ты никому не  нужен», «Мазила», «Это конец».
             Эти мысли атаковали меня без конца и  подтачивали волю. Вернее, я атаковал сам себя и сам же всё подтачивал, не имея  никаких сил остановиться и взять себя в руки.
             Время летело незаметно и я лишь  иногда с удивлением обнаруживал, что за окном рассвело или наступила ночь.
             Апартаменты, куда я переехал из  гадюшника, поначалу были очень милыми и чистыми, но, поскольку гадюшник  следовал за мной по пятам и был частью меня, вскоре уют весьма потускнел. С  каждым днём на белых ковриках появлялось всё больше пятен, а коробки из-под  пиццы и пустые бутылки захватывали всё больше пространства.
             Если в прошлом доме моим троном было  кресло, то в этом я занял кровать и проводил в ней почти всё время. Это была  моя пещера, моя звериная нора, в которую я заполз, чтобы восстановиться, но  вместо того, чтобы зализывать раны, разгрызал и расцарапывал их ещё сильнее.  Напивался, кричал от ужаса, на какое-то время засыпал. Затем просыпался и  повторял по новой.
             Конечно же, я не заслуживал жалости.  Конечно же, мне было плохо, но это всего лишь значило, что плохо бывшему  военному преступнику а впоследствии просто преступнику и профессиональному  убийце. У меня не было никаких оправданий всей той херне, что я натворил за  долгие годы: я настолько давно свернул на кривую дорожку, что в конце концов  просто перестал искать их. И сейчас, когда у меня оказалось слишком много  свободного времени, я вспоминал все свои ошибки и безжалостно себя за них  громил. Это тоже была веская причина заглушить сознание алкоголем. Несколько  глотков - и вот бесконечная тьма в моём сознании откатывается назад, а проблемы  отступают.
             Не тревожили даже мысли о том, что  деньги подходят к концу. Прожить ещё один день, потом ещё, а там будет видно. К  сожалению, после провала большинство моих счетов оказались заблокированы и я  смог спасти не так много. Хорошо, хоть услуги врачей успел оплатить – иначе  ходил бы с горелой задницей ещё год, пока она заживала бы сама собой.
             Раз за разом я вспоминал ту проклятую  пулю: её долгий полёт и роковой промах. Жизнь предоставила мне шикарный шанс,  но и его я умудрился бездарно просрать. Что будет дальше? Будет ли дальше хоть  что-то хорошее? И стоит ли вообще дожидаться этого «дальше» или всё-таки лучше  вставить пистолетный ствол в рот и нарисовать на милых персиковых обоях  авангардистскую картину? Язвительный голос в моей голове заметил, что я и в  этом случае могу промазать.
             Чем дальше, тем больше я склонялся к  последнему варианту. Серьёзно, зачем это всё? Для чего?
             Во-первых, уже никто в здравом уме не  предложит мне работу, а это значит, что я останусь без средств к существованию,  окажусь на улице и буду вынужден ради пропитания грабить ларьки с уличной едой  – потому что наличные деньги вышли из обращения лет семьдесят назад.
             А во-вторых, я боялся даже  пошевелиться, потому что любое движение только увеличивало количество дерьма в  моей жизни. Каждый мой поступок на протяжении долгих лет причинял кому-то боль  и делал кого-то несчастным - и на это я сейчас пойти не мог. Отчего-то ужасно  хотелось, чтобы хоть кто-то, хоть один чёртов человек во всём этом мире считал  меня хорошим, но в то же время я понимал, что ни у кого не было для этого  причин.
             Смерть казалась простым и  естественным выходом из всего этого дерьма. Если не получается развязать узел,  всегда можно разрубить его. Если уж я ни на что не способен, то нечего и воздух  зазря переводить. Так мне казалось.
             Однако, где-то глубоко в мозгу ещё  жила рациональная частичка: и её слабый и едва слышный голос убеждал, что лучше  не торопить события и пустить всё на самотёк. То, чему полагается сдохнуть –  сдохнет само собой. Кто знает, может, оно и выкарабкается как-нибудь.
             И я карабкался. Правда, со стороны  это выглядело, как беспробудное пьянство, вопли ужаса и хватание за пистолет.
             Одна из ночей выдалась по-настоящему  жаркой. Кондиционер не работал: я уже давно спьяну сделал с ним что-то, после  чего несчастная машина закряхтела и затихла, а изо всех её отверстий начала  течь вода. Я не помнил, как вызывал ремонтника, но тот пришёл и тут же сбежал,  когда увидел вдребезги пьяного голого деда с оружием: поэтому приходилось  терпеть жуткую духоту.
             За окном кипела жизнь - ездили  машины, в которых бумкала музыка, жужжали стаи дронов, стучал на эстакаде  монорельс, звучали голоса сотен людей. Так уж вышло, что я так и не удосужился  разглядеть пейзаж, даже во время встреч с летающими посылками из магазинов -  моё внимание в куда большей степени привлекала еда и выпивка, чем очередной вид  на город. Всё равно всё везде одинаковое - шумное, замусоренное,  железобетонное, забитое транспортом, людьми и освещённое проклятым кислотным  неоном.
             Я снова клевал собственную печень в  ожидании, когда прилетит птица счастья с волшебным зельем, которое подарит мне  покой. Глядя внутрь себя, я следил за полётом роковой пули через трущобы уже в  сто тысяч первый раз. И тут произошло нечто. Не знаю, что творилось в моей  голове и как взаимодействовали между собой алкоголь, боевые инъекции, гормоны и  всё такое прочее, но в сто тысяч второй раз я представил, как пуля не  расплющивается бесполезно о броню, а всё-таки попадает в цель. О, да, это было  бы прекрасно. Это бы всё изменило. Фантазия, ранее забитая сапогами под нары  моего мозга, осторожно подняла голову и робко принялась добавлять красок в эту  сцену. Ещё лучше. Я грезил наяву, почти галлюционировал и чувствовал себя  превосходно. Кажется, даже смеялся - на страх соседям, которые слышали из моей  квартиры только жуткие крики и теперь наверняка напряглись, ожидая худшего.  Крики - это ещё куда не шло, но смех, следующий за ними свидетельствовал, что  человек окончательно двинулся и пора бы вызвать здоровых мужиков со  смирительными рубашками.
             Наверное, я действительно повредился  в уме - такие потрясения не проходят без последствий, - и именно на это можно  списать появление следующей идеи.
             Я дострелю этого ублюдка.
             Конечно же, совсем недавно я очень  страдал из-за того, что причинял людям вред, но сейчас, похоже, моя психика  встала перед выбором - либо сдохнуть самому, либо придумать хоть какой-то выход  из ситуации.
             Итак, я дострелю его.
             Я вскочил с кровати, отчего судорогой  свело всё моё дряхлое тело и пришлось попрыгать, чтобы размять мышцы, которые  наперебой кричали, что я идиот. Дострелить - это хорошо. И дело тут даже не в  деньгах - никто мне ничего не вернёт, а в репутации, которая уже давно  провалилась в тартарары и которую надо восстанавливать в первую очередь. Будет  репутация - будет и всё остальное. Я зашагал по комнате туда-сюда, спотыкаясь о  мусор и собирая одежду. Решимость и новый смысл существования мобилизовали все  силы, но я знал, что долго это не продлится и скоро всё вернётся на круги своя  - а значит, надо пользоваться моментом и ни в коем случае не задумываться.  Делать, а не думать - вот весь секрет успешной жизни. По крайней мере для меня:  потому что каждый раз после размышлений о том, что происходит и куда всё идёт,  я был способен только сидеть, обхватив себя руками, раскачиваться и повторять: «Какой  кошмар… Какой кошмар».
             Одевшись преувеличенно бодрыми  движениями, я направился в ванную и почти двадцать минут отскребал от  подбородка весь седой ужас, который на нём отрос. К концу бритья я изрезался  так, что здорово смахивал на гусара, прошедшего через сабельную атаку, а из  волос в раковине можно было сделать небольшого белого медведя. Подстричься тоже  не помешало бы, конечно, но это потом.
             Я вышел в комнату, окинул её  оценивающим взглядом и, засучив рукава рубашки, остервенело принялся за уборку.  Собирал мусор в пакеты, вытирал пыль чистым носком, запустил робо-пылесос,  который обнаружился в самом захламленном углу и боязливо подмигивал зелёным  диодом - давно потерявший всякую надежду выбраться из западни.
             Разгребание завалов для меня всегда  было преисполнено особого смысла. Если ты хочешь навести порядок в своей жизни,  то начать следует с самого грубого и физического уровня - и никак иначе. К тому  же это был ещё и медитативный процесс: физическая работа позволяла думать легко  и непринуждённо, не отвлекаясь на мелочи и не растекаясь мыслью. Одна голая  конкретика. Спустя почти час я очнулся оттого, что соседи стучали мне в стену,  и понял, что сейчас глубокая ночь. Зелёные цифры перед глазами гласили, что  сейчас половина третьего. Шум нужно было прекращать, но я и так собирался  закругляться, поскольку квартира сияла чистотой, а в голове появился  какой-никакой, а план.
             Выйдя в Сеть я купил за пару долларов  одноразовый доступ к защищённой линии. Правда, вся её защищённость сводилась к  тому, что трафик пускали через башку какого-нибудь опустившегося бродяги, вроде  меня, но было достаточно и этого.
             Гудок.
             Ещё один.
             Заспанный голос.
             - Да.
             - Эрвин?..
             - Да, Эрвин. Кто это? - насторожился  мой давний знакомый.
             - Это Маки, - ответил я. - Маки ван  дер Янг.
             Пауза.
             - Очень смешно.
             Короткие гудки.
             Я выругался и перезвонил. Эрвин снова  взял трубку - и голос его звучал раздражённо, что можно было понять, если  учесть позднее время и то, что он не должен был питать ко мне никаких тёплых  чувств.
             - Эрвин, чтоб тебя, это и правда Янг!  - затараторил я, стараясь успеть сказать побольше, пока он не отключился снова.  - Не отключайся, выслушай меня!
             - Докажи.
             «Разумно»
             - В ходе эксперимента, чтобы  нивелировать сбои из-за гормонов тебе чуть не отрезали яй…
             - Достаточно! - прошипел голос. - Это  действительно ты. Что ж, хорошо, потому что я уже давно хотел тебе сказать -  пошёл ты нахер, Маки ван дер Янг!
             Короткие гудки.
             Что ж, мне повезло хотя бы в одном: я  говорил именно с Эрвином. А значит, на него можно повлиять или надавить – но  мягко, чтобы не вывести из себя. Набрал снова. В этот раз гудки длились долго –  целую минуту.
             - Да, - голос звучит уже не  раздражённо, а устало и смиренно, из-за чего я почувствовал себя козлом и  захотел тут же отключиться и никогда больше не звонить старому другу.
             - Эрвин, прости, - искренне выпалил  я, напрочь забыв про заготовленную речь. – Правда прости, приятель. Я… Я знаю,  что виноват, это огромный косяк с моей стороны.
             Вздох.
             - Чего ты хочешь, Маки? Я  только-только начал всё это забывать.
             Теперь моя очередь вздыхать.
             - Прости, но мне просто больше некуда  идти и не к кому обратиться…
             Эрвин перебил:
             - Ха, представляю, в какой ты  заднице, раз уж посмел связаться со мной.
             - В полной, - не стал я кривить  душой. – Хуже некуда. Мне нужна твоя помощь.
             - О, какой же ты мудак! – взорвался  Эрвин. – Моя? Моя помощь? Если тебе нужна страховка, мог бы просто позвонить в  офис в рабочее время! Потому что я, - он подчеркнул интонацией это «я», - могу  помочь только с этим.
             Я помолчал, переваривая услышанное:
             - Ты страховой агент?..
             - Да, мать твою, я страховой агент! -  Эрвин старался сохранять спокойствие, но выходило ужасно даже несмотря на то,  что он был тем ещё забитым чмошником. – Что-то не так?..
             - Всё так. Ладно, признаю, я не так  выразился. Мне нужна ваша помощь.
             Вздох.
             - Нет, я не могу.
             - Эрвин, ты же знаешь, мне никогда не  нравилось напоминать о долгах…
             - Долгах?! – он захлебнулся  возмущением. – Знаешь, если говорить о долгах, то…
             - Да-да, я всё знаю. Но я всё-таки  спас тебя. И перед этим тоже, - не отступал я. – Всего одно дело. Один проект и  мы в расчёте.
             - Ты не понимаешь! Я долгие годы привыкал,  старался забыть, вырабатывал хоть какую-то систему контроля, а теперь… А,  впрочем, тебе же плевать, верно?
             - Верно, - зачем-то кивнул я.
             - Всего хорошего, Маки. Был рад  поболтать.
             - Стой! – негромко рыкнул я. – Эрвин,  не заставляй меня превращать твою жизнь в ад.
             Молчание.
             - Ты тут?
             - Да, - упавшим голосом ответил  старый друг. – Боже, ну за что мне это?.. Я очень тебя прошу, не надо.
             - Прости, но у меня нет другого  выхода. И вообще, не будь козлом! – я решил немного надавить на чувство долга.  - Когда тебе нужна была помощь, я пришёл, хотя мог и не ввязываться.
             Тишина и тяжёлое дыхание,  перемежаемое… Что это, всхлипывания?..
             - Эрвин! – позвал я.
             - Да, я тут, но я… Я не… Прошу, не  надо. Я благодарен за спасение, но сейчас не могу ответить тем же. Хочешь, я  дам тебе денег?..
             - Не нужны мне твои деньги, - отмахнулся  я. – Прекращай реветь и соберись! Предупреждаю, что если ещё раз услышу «нет»  или «не могу», то отключусь навсегда и устрою тебе весёлую жизнь. Ты слышишь  меня, Эрвин?
             Пауза.
             - Да.
             - Ты знаешь, что будет?..
             Он совершенно точно знал и ожидаемо  ответил:
             - Да.
             - И что же будет, Эрвин, может, ты  подскажешь мне? – продолжал давить я. Ещё немного и он сломается. Но главное не  переусердствовать.
             - Ты используешь слово, -  всхлипывание и шмыганье носом уже начинали действовать мне на нервы.
             - Да, я использую слово. А потом  использую его ещё очень много раз, Эрвин. Я буду звонить тебе с разных адресов  и произносить его, буду писать на почту, в сети и мессенджеры. Я даже закажу  рекламу в Сети с одним этим чёртовым словом. У меня богатая фантазия и ты  никуда от него не денешься. Так что подбери нюни и помоги мне.
             Похоже, он уже вовсю рыдал. Совесть  подала голос, но я безжалостно затоптал её в зародыше: сейчас не та ситуация,  чтобы проявлять слабость.
             - Ладно, - сказал, наконец, Эрвин и  громко шмыгнул носом. – Чёрт с тобой. Я помогу, если ты этого так хочешь.
             - Спасибо, - улыбнулся я. - Я знал,  что ты сделаешь правильный выбор.
             - Ой, да иди ты в задницу. Столько  лет впустую. Столько усилий – и всё будет пущено прахом.
             Я проигнорировал нытьё.
             - Встретимся днём, - я быстро поискал  какую-нибудь забегаловку в моём районе и скинул Эрвину ссылку на неё. – Вот  здесь. В два часа дня.
             - Не смогу, я же буду на работе.  Менеджер меня…
             - Мне это неинтересно! – огрызнулся  я. – Отпросись, соври, уволься. Кстати, уволиться – это неплохая идея, потому  что времени у тебя будет не так много.
             - Прекрасно, просто прекрасно. А кто  будет за мою квартиру платить?..