Аннотация: Пятое место на конкурсе "Изумрудный Дракон" по мирам Ника Перумова. Напечатан в февральском номере "Мира Фантастики" за 2005 год.
Время Волка
Некромант должен жертвовать меньшим, ради большего.
И если это меньшее - человеческая жизнь, значит ей надо пожертвовать.
Первое правило некромантии
Амхабар смотрел на солнце. Смотрел, прикрывшись ладонью. Утреннее, только что поднявшееся над морем, оно явилось миру во всей красе.
Но что-то в нём было не так.
Не должно в это время года над Волчьими островами быть такого солнца. Южного. Жёлтого. Огромного.
Стихия не привыкла здесь баловать людей - тем ценнее редкое затишье.
Не известно, сколько продержится ясная погода. Даже если бы в лагере находился прорицатель, его предсказание всё равно бы не сбылось. Безумное небо почему-то совершенно не хотело поддаваться магии.
Сегодняшний день обещал выдаться замечательным.
Амхабар вернулся в шатёр - не престало некроманту радоваться солнышку, будто он простой мальчишка.
Через некоторое время раздался шорох, и в палатку скользнула женщина в засаленном переднике. Озираясь по сторонам, она остановилась у входа, теребя подол.
Некромант обернулся. На сегодня он наметил прикладной урок с сыном по ритуальному жертвоприношению - Амхабару удалось договориться о поимке зайца.
На этом Тьмой забытом острове водятся одни длинноухие твари... да волки. Для жертвы волк подошел бы куда лучше, да проклятые звероловы не любят лишний раз рисковать.
- Ты принесла зайца? - спросил некромант, узнав кухарку, жену одного из охотников. Раньше он мельком видел её у войскового котла. Не молодая, но ещё привлекательная женщина. Сейчас она выглядела просто ужасно, особенно сильно на осунувшемся лице кухарки выделялись покрасневшие глаза. Плакала она всю ночь, что ли? Должно быть, на обед опять будет луковый суп.
Женщина уставилась на Амхабара - необычный вопрос спутал её мысли, и она растерянно пробормотала:
- Про зайца я ничего не ведаю, - и тут же добавила совершенно не к месту. - С ... э-э-э... утречком вас, милорд мэтр Амхабар. Добра, сами понимаете, не желаю. У меня трое детей.
- Что же тебе тогда надо? - некромант приподнял одну бровь - не каждый день беженцы из лагеря заглядывают в его шатёр.
Теперь женщина побледнела - этого вопроса она как раз ожидала, и, одновременно, боялась его.
- Отпустили бы вы моего мужа, - проговорила она. Но, видя непонимающий взгляд некромансера, быстро добавила. - Он один из "Обрекающих".
Некроманта передёрнуло, он ненавидел это слово. Как в духе Светлых всему давать помпезные названия! Даже смертников, приговорённых к ритуальному жертвоприношению, они называют "Обрекающими". Какое лицемерие!
Амхабар помрачнел. Так вот почему охотники ему отказывали долгое время.
- Ты хоть понимаешь, о чём просишь, женщина? - кухарка поникла, её ноги подкосились, и она лишилась чувств. Оказывается, женщина была совершенно без сил. Как он мог этого не заметить раньше?
Амхабар нагнулся и двумя звучными пощечинами привёл её в чувство. Он попытался успокоить женщину, главное тут тон с которым произносятся слова, а сам смысл неважен.
- Пришла в себя, да? - та слабо кивнула, и некромант продолжил. - Вот и умница... Понимаешь, это зависит не от меня. Поговори с полковником Фостером - смертниками распоряжается он... Какой, кстати, у тебя предлог, чтобы он отпустил твоего мужа?
Женщина собиралась к разговору с жутким некромансером всю ночь, и поняв, что терять уже нечего, чуть слышно проговорила:
- Все перебираются на соседний остров, вот я и подумала, муж бы мне со скарбом помог. За детьми приглядел - у меня трое детей, - и, засуетившись, добавила. - Он хоть без ноги, но руки-то у него целы. Он у меня работящий, он всё-всё умеет.
- Очень, очень хороший предлог, - проговорил Амхабар, пряча глаза. - Я думаю, Фостер с радостью отпустит твоего мужа.
- Правда?
- Ну конечно, - некромант отвернулся. Бедная женщина, скорее всего, её даже близко не подпустят к полковнику. Нам всем приходится чем-то жертвовать.
Аккуратно приподняв кухарку с пола, он выпроводил её из палатки. Не успел ещё полог шатра опустится, как внутрь вбежал подросток:
- Отец, отец! - закричал он, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыбина. - Этот Фадар, этот светляк, побери его Тьма!.. Он... - сглотнув слюну, мальчик собрался продолжить, но Амхабар его перебил:
- Кайзе, где ты пропадал?
- Мне было надо... - подросток замялся.
Он во все глаза уставился на отца. О, Великая Тьма! Как он мог забыть о занятии? Кайзе проклял себя в душе.
Проклятье, конечно же, не причинило ему вреда. Всякий знает, что сказанные (или подуманные) сгоряча слова не действуют на произнёсшего их. Только у астрального двойника в ауре на несколько часов появляется размытая чёрная полоса, пропадающая от первой приятной мысли.
Мальчик попытался оправдаться. Однажды он подслушал... вернее, услышал, как солдаты у костра говорили, что нечего прятаться от богомерзких дуоттов на этих промёрзших островах, а лучше перейти в атаку самим, так как наступление - лучшая оборона. Подросток решил применить это знание на практике, но, видя, что отец теряет терпение, растерялся.
- Не тяни! - проговорил некромант. - Рассказывай, где пропадал...
***
В это утро Кайзе проснулся с твёрдым намереньем найти волчье логово. Какие же это Волчье острова, если здесь нет ни одного волка?!
В прошлом, из домашних животных у подростка жили только хомячки, на которых отец постоянно ставил опыты. В послушных хомячках, конечно, была своя прелесть. Да и шерсть тоже быстро нарастала, скрывая шрамы. Но чувствовалась в таких хомячках какая-то неправильность.
Хорошо, что не у всех отцы - некроманты.
Может, когда-нибудь у всех детей будут такие же хомячки, которые, проголодавшись, издают два долгих писка, а когда хотят поиграть - три коротких. Они, к тому же "не гадят, где попало", как говорит отец. Но после того как они "прослужат отведённый им срок", это тоже его слова, ничего не происходит. Наверное, это не хомячки неправильные, а неправильный он сам? Раньше хомячков было жалко, когда они "прослужат отмерянное время", а теперь всё равно.
Другое дело волчонок, как у одного из "Обрекающих". Забавный непоседливый комочек серого меха, топающий везде за хозяином. Как бы он хотел иметь такого. Ребёнок просто обязан иметь любимое животное. Почему взрослые этого не понимают?
Предаваясь мечтам, подросток не заметил, как забрался в глубь леса.
Между деревьев мелькнул просвет. Подросток вышел на заснеженную поляну, в центре которой возвышался камень. Подойдя к нему с наветренной стороны и опустившись на колени, подросток принялся очищать место от снега. Подсматривая... то есть, наблюдая за солдатами в лагере, мальчик видел как, они сооружали нодью, большой костер для обогрева. Ему захотелось развести такой же.
В начале своего похода, подросток бегал по лесу сломя голову, заглядывая под каждый куст, и взопрел, а, устав, перешёл на шаг, и теперь его знобило.
Земля почему-то не хотела показываться. Показался только лёд. Светло-синий, почти голубой. Такой, каким бывает матёрый морской лёд, потерявший соль.
В растерянности Кайзе уставился на вершину камня. Подросток смутно, на самой границе разума, ощутил в ней какую-то странность. Мысль крутилась на самой поверхности сознания, но обречь себя плотью слов ещё не могла. Пока не пришло откровение, после которого самые сложные вещи кажутся до обидного простыми, и хочется как следует хлопнуть себя по лбу и сказать: "Почему я не догадался сразу?!"
И ведь действительно, не бывает у скал таких верхушек: на гладко стесанной вершине почти впритык к краям стояла правильная четырёхсторонняя пирамида, присыпанная снегом. Подросток в одно мгновение взобрался на вершину камня и принялся её расчищать. Под пальцами у него оказалось почерневшее от времени дерево - брёвна, сложенные здесь незнамо кем и неведомо когда.
Хорошо хоть не придётся тратить Силу на дрова.
Упёршись в поленицу плечом, Кайзе толкнул её. С первой попытки у него ничего не вышло. Брёвна намертво примёрзли друг к другу, и к камню. Всё усилия пропали втуне.
В свои тринадцать лет, он уже дошел до заклинаний, где предусматривалось оперирование древней первородной силой Тьмы. Ну и что, что в теории - все Великие с чего-то начинали.
Закрыв глаза, неофит попытался отрешиться от тварного мира. Колючий ветер поддувал "во все места", стоять на скальном уступе было неудобно. Кайзе спустился вниз.
Новая попытка оказалась удачней. Уйдя вглубь себя, неофит, посмотрел... даже не посмотрел, а Познал древние брёвна шестым чувством, чувством некроманта, которое может безошибочно определить, что окончательно мертво, а что ещё теплит жизнь. Неправда, когда говорят, что удел некромантии только Смерть. Чтобы познать Смерть, надо познать Жизнь. Так учил его отец.
Но только путь некроманта - путь Смерти. Оборвать все нити, что оплетают каждое существо из плоти и крови, и не дают соскользнуть за Пределы, и дать забвенье, чтобы взамен обречь на подобие жизни. Даже будь это существо из древесной плоти.
Изменившимся зрением неофит рассмотрел маленькую искорку, что продолжала "гореть" в глубине брёвен, насмехаясь над самоей жизнью.
Погрузив призрачную руку в древесную плоть, подросток потушил этот огонь, вобрав Силу последней смерти. Потом он дал древам их последнюю весну.
Сковывавшая дерево тонкая ледяная корка разлетелась с хрустальным звоном, искрясь на солнце мириадами бриллиантов. С невероятной скоростью набухли почки и появились первые светло-зелёные листочки.
Через долю мгновения все закончилось. Поросшие листки завяли, почернели и осыпались серым прахом. Истратилась Сила, которую заложил в старые древы неофит, дабы дать им скоротечное бытие. Годные теперь только для костра поленья, рухнули к ногам подростка, скорчившегося от жесткого отката. Из его носа на снег упали две алые капли.
Немного придя в себя, Кайзе достал трут, кресало, и комочек сухого мха. Магия огня давалась мальчику не в пример хуже. Отец бы гордился им сейчас, не у многих магов рождаются дети с даром, а уж чтобы дар был подобный родительскому и вовсе невообразимая редкость.
Нодья - костёр из трёх бревен, положенных сверху одно на другое, - весело пыхнула жаром. Видать не абы чем пропитывали свои дрова древни стражи. Костёр полыхал прямо на льду.
Вдалеке послышался вой.
Подросток снова метнулся на скалу. Чем Тьма не шутит, может, оттуда удастся разглядеть логово.
Простояв на вершине некоторое время, он так и не увидел ничего кроме заснеженного леса. С высоты в полтора своих роста подросток сиганул вниз.
Подтопленный лед проломился и Кайзе вместе с горящими поленьями рухнул вниз...
...Очнувшись, подросток понял, что терял сознание на несколько секунд. Из носа успело накапать крови с монетку. Пребывать без памяти оказалось не так уж и неприятно.
Зажав нос платком, подросток огляделся по сторонам. Хорошо, что не пришлось использовать ночное зрение - света, проникающего через снег, вполне хватало, чтобы всё рассмотреть.
Он упал с высоты в три своих роста и оказался в ледяном куполе, в центре которого из мёрзлой земли выпирала и уходила в потолок, та самая скала с площадкой. Задрав голову вверх, подросток посмотрел на пролом, от него в разные стороны разбежались тоненькие трещинки, мелкой сеткой покрывшие верх ледяной полусферы.
Кайзе понял, что до дыры в потолке ему не добраться. Сразу сделалось жутко. Подросток для бодрости, не подумав о том, что может спровоцировать обвал, чуть слышно затянул песенку:
Если мрак вокруг стоит,
Звук любой как грохот -
Некроманту хорошо,
Человеку плохо.
Голос у подростка предательски дрогнул, показывая обратное.
Если рядом кошки нет -
Гримуар не выйдет.
Это даже неофит
И во тьме увидит.
А без Силы никуда:
Труп не упокоить -
Значит, без большой нужды
Их не беспокоить.
Помни, каждый некромант,
Если в мире горе,
Это очень хорошо -
Силы будет море.
Песенка, конечно, детская, но отец сам часто её напевал, поэтому Кайзе решил, что она не совсем детская, по крайней мере, не дёвчоночья это уж точно.
Внимание подростка привлек предмет неопределённой формы у основания скалы. Предметом оказался человек. Вернее, человеком он был раньше, а сейчас являлся снежной мумией. Иней ледяной коркой покрыл человека с ног до головы, как рыцаря - панцирь.
Неофит вновь отрешившись от реальности, вышел за её пределы. В человеке ещё теплилась жизнь, слабая, но не собирающаяся гаснуть.
Человек оказался магом, он сам заключил себя в ледяной плен, заморозив всю воду в своём теле.
Присмотревшись внимательней, подросток заметил на груди мужчины ещё один тугой узел Силы. Магический амулет!
На ум сразу же пришёл припев:
Коль нашёл ты артефакт
Из другой Эпохи -
Сразу не хватай его,
А то будет плохо.
Осторожно приподняв человеку голову, Кайзе нащупал цепочку и так же осторожно потянул. На цепочке повис чёрный адамант в оправе красного золота. Стараясь не касаться амулета голой рукой, Кайзе обернул его платком и сунул в карман.
Что-то изменилось.
Сначала робко, а потом всё явственней стали чувствоваться запахи - потянуло солёным морем. Смутно послышался стук топора - где-то в лесу рубили дерево. Мальчику показалось или вокруг действительно стало чуть светлей? В теле появилась какая-то непонятная легкость.
"Надо скорее показать амулет отцу", - проскочила мысль.
Чуть согнув колени, он подпрыгнул. Прыжок на десять локтей вышел в меру плавным и в меру резким. Со стороны могло показаться, что при необходимости подросток легко может прыгнуть в два разы выше.
Где-то на середине прыжок стал уже не просто прыжком, он обернулся настоящим полётом. Неофит, походя увернувшись от выпиравшего осколка льда, миновал пролом в куполе, кувыркнулся через голову и, с пружинив, приземлился, подняв облако снежной пыли. Направился в сторону лагеря.
Подросток чувствовал в себе силу свернуть горы, изменить мир. Он мог абсолютно всё. И совсем не важно, что он презираемый всеми сын некроманта. Он любит весь мир и если мир этого не понимает, это его, мира, проблема.
Пожалуй, не стоит говорить отцу об амулете. А когда мы пойдём в наступление, он примет участие в битве и переломит её ход. Или возьмёт в плен дуоттских магов. Тогда мерзкий сын горшечника поймёт, что не надо было над ним насмехаться.
Нет, лучше он сейчас же найдёт этого горшкодела и задаст ему хорошую трёпку, а армию дуоттов остановит на завтра.
Кайзе сам не заметил, как оказался на краю лагеря.
Неожиданно перед ним вырос огненный столп до самого неба. Подростка обвили две плети багрового пламени и швырнули в снег. Огонь не обжигал, а неприятно щипал, слепя глаза.
- Так, что у нас здесь? Некромантовский выродок раздобыл амулет "Аш-Кадаха", - прогудело над обездвиженный мальчиком. Постепенно пламенный столп съежился, принял вид сгорбленного старика, опирающегося на тончайший посох красного мрамора. Навершие посоха имело форму оскалившегося, готового к броску бобра. - Я заберу артефакт, нечего разгуливать по острову с аурой "Кадаха". Это может привлечь внимание дуоттских магов.
Подросток дернулся и попытался ответить, но магическое пламя опалило язык.
Маг щелкнул пальцами, и одна из плетей скользнула в карман Кайзе. Она обвила свёрток с амулетом и шмыгнула под мантию мага. Миг спустя вторая огненная нить отпустила подростка и последовала за первой.
Неофит моментально оказался на ногах. Его трясло. Неудачно наступив на ледяную крошку, подросток упал. Поднявшись вновь, он никого уже не увидел - старик пропал. Кайзе до боли сжал кулаки. Помогло это мало.
Как испарился! А говорили, что мастерам огня неподвластны возможности водных.
Подросток растерянно потоптался на месте, озираясь по сторонам, потом побежал в сторону отцовского шатра...
***
...На рассказ ушло не больше четверти часа. Кайзе рассказал отцу, конечно же, не всё. Амхабар не перебивал сына и только потом задал вопрос:
- Это точно был Фадар?
- Да! Это был он! - Кайзе надул губы. У него опять пошла носом кровь, и он запрокинул голову.
Некромант задумался. Вот она, суть Светлых. Обычный разбой под прикрытием благого дела. Для них, благая цель, нет - Благая Великая Цель, другую они просто не приемлют, окупает любые средства. Нет, даже не так. Великие Благие Цели не достигаются малой кровью, они требуют таких же Великих Жертв.
- Начнём наш сегодняшний урок, - бросил Тёмный. - В чём отличие пути Тьмы от пути Света?
- Ну... э-э-э... мы вольны в своём выборе, а Светляки нет, - чуть слышно прогнусил Кайзе.
Амхабар нахмурился.
- Ты опять ничего не учил?.. Слушай же внимательно. Есть благо общее и благо частное. Свет по своей природе не может выбрать частное благо. Он безразличен к судьбе одного человека. Тьма не такова - она даёт право выбора. Жертвовать одним человеком на благо тысяч или пренебречь судьбой тысячи ради одного - решать только тебе.
- Но как же первое правили некромантии?
- А что есть меньшее зло? Ты думаешь, человеку под жертвенным ножом интересно, скольким он спасёт жизнь?.. Вот, то-то же. А теперь разберём твои похождения. В чём твоя ошибка?
- Э-э-э... я не должен был брать амулет?
- Нет. Ты не должен был шататься по лесу. Сегодня мы переправляемся на другой остров, и ты должен находиться рядом со мной... Амулет, кстати, тоже не следовало брать. Нужно сказать Фадару "спасибо". Салладорские амулеты "Аш-Кадаха", а это несомненно один из них, нельзя использовать дольше трёх часов кряду. Расплата будет куда тяжелей, можно попросту умереть от истощения, - Амхабар перевёл дыхание и продолжил. - Эти амулеты - безделица. Их Сила опьяняет подобно первому в жизни кувшину вина. Но эта Сила - обман. Запомни, никакое могущество не даётся просто так...
- Да отец.
Однако самого некроманта весь разговор занимала совершенно другая мысль. Откуда на острове мог взяться салладорский мастер воды? Непревзойденные стихийные маги, они могли в жаркой пустыне пробудить родник. Но что им делать во льдах? И самое главное, что заставило человека применить "Снежный Сон"?
- Я поговорю завтра с Фадаром и заставлю его вернуть амулет, а теперь будем чертить жертвенную пентаграмму. Зайца, чувствую, мы так и не дождёмся, но повторить теорию никогда не поздно.
- Да отец, - повторил Кайзе. Он чувствовал себя совершенно разбитым, но спорить не решился. Так же, он не решился спросить о человеке, что находился в ледяной пещере. Лучше отложить все расспросы до завтра, когда страсти поулягутся...
***
Сегодня отец его совсем загонял. Ответь на то, да ответь на это. Тьфу! Два направления некромантии! Полнощная и полуденная некромантия. Звучит впечатляюще, а как же иначе. А если разобраться... Ну жили два Великих некроманта, сегодня и имён то их уже никто не помнит. Один говорил, что жертвенные пентаграммы надо чертить правой рукой, а другой утверждал, что Силы больше выплеснется, если чертить левой. Один жил в Эргри, его школа эргрианской или полуденной назвали. А другой где-то на Утонувшем Крабе сгинул, его школу полнощной нарекли. Зачем мне всё это надо знать? Может, эти некроманты правшой да левшой были? А по мне, какой рукой не черти, лишь бы прямо.
И амулет. Так глупо упустил этакую ценность. Отец говорит, что это безделица только потому, что хочет успокоить...
Подросток всё же ослушался отца и убежал из палатки, чтобы посмотреть на волчонка. Вернуться он намеревался через пару минут, ну, или через десять - землянка "Обрекающих" находилась рядом с шатром.
Привычно спрятавшись за кедром, Кайзе стал наблюдать. Немного в отдалении маячил одинокий страж-алебардщик. Занятый поиском прошлогодних шишек, он не обращал на подростка внимания.
Старик-калека - у него не было одной ноги - сидел на поваленном стволе и грелся на солнце. Возле него резвился волчонок. Он был ещё совсем маленький. Почти игрушечный, с чёрными блестящими пуговками глаз и таким же блестящим носом, который он повсюду совал.
Может, охотник решил приручить ещё одного зверёныша или на старости лет в нём проснулись какие-то иные чувства. Он уже давно заприметил подростка, почти каждый вечер отирающегося где-то поблизости.
- Эй, малец. Поди-ка сюды... Да ты не бойся, я не кусаюсь, - усмехнулся смертник. - Да не чинись, не ерничай. Вот давай, присаживайся рядком, - он хлопнул по стволу широкой ладонью. - Нравится волчонок, да? Вижу, что нравится. Хочешь, расскажу, как его поймал?
Кайзе безразлично пожал плечами, показывая, что - мол, ему это нисколечко и не интересно, и плевать он хотел на волчонка, и находится здесь только из уважения к пожилому человеку. Но головой всё-таки мотнул.
- Не хочешь говорить - дело твоё, - проворчал он. - А может ты немой?
- Нормальный я, - возмутился подросток. - Давай, рассказывай свою историю, "Обрекающий".
- Вот так то лучше. Ещё бы побольше уважения к старшим, ну да ладно. Об ентом отцу твоему печься надо - не мне. А историю я тебе тоды другую расскажу, но тоже про волков. Ежели ты не против...
Раньше на острове волков куды больше было. Острова от ентова своё название и получили, только сказ сейчас не про то... Сами звери тут какие-то чудные.
Видишь, как волчонок ко мне жмётся? Я для него что мать, то бишь волчица. А знаешь почему?.. А потому что бросила она его, как нас, охотников учуяла, так и бросила.
- Дядьку, - обратился к нему Кайзе, как-то незаметно подстраиваясь под тот же лад. - А почто же она его бросила-то?
- Дык, на то они и волки, чтоб не по людским законам жить, а по своим, по волчьим... Люди поумней, не мне чета, сказывали, что енстинкт у них такой. Как учует волчица, что опасность рядом, так и уходит, а волчат в норе бросает. Думает, поди, не гоже себя подставлять, с людьми связываться, пусть со щенками пока повазакуются, а я подальше тем временем улизну. Волчица я ещё молодая, знатная - за щенятами дело не станет...
А ещё люди сказывали, что будто бы осерчали боги на волков и прокляли их. И нету тяперича волкам прощения, и вынуждены они отродьем своим жертвовать, дабы жизнь свою сохранить.
- А на что же это боги так рассердились?
- Не ведаю, сынок. Кто ж ентих богов поймёт? На то они и боги. О! - поднял старик палец вверх.
Кайзе во время всего разговора пялился на волчонка, бегающего рядом.
- Ладно, дядьку, пошел я. Мне домой пора.
- Да погоди ж ты, пострел, - слова дались ему не легко. - Вижу, что нравится тебе волчонок. Вот и забирай его. Я человек не молодой, куды он с моей-то ногой. Не угнаться мне за ним тяперича. - быстро договорил он.
Кайзе опешил. Такого он никак не ожидал.
- Ну, что уставился, али опять немым заделался? Лови волчонка да домой беги... Да корми его получше, енто же волк и апятиты у него, стало быть, волчьи. Мне его и не прокормить стало, - сознался старый охотник. Зверёныш действительно выглядел тощеньким.
- Спасибо, дядьку, - сказал Кайзе, запихивая волчонка за пазуху. В руки зверёныш дался неожиданно легко, за ним даже не пришлось бегать. - А как его звать?
- Как хочешь, так и назови. Он тут безназванный бегал... А сам ещё приходи. Как на северный остров переберёмся, так и приходи.
- Да дядьку, обязательно, - крикнул подросток, убегая к своему шатру...
***
Высоко в небе ярко сияло солнце, словно насмехаясь над ничтожными тварями внизу. А вокруг бушевал шторм. Стихия безумствовала. Но остров почему-то оказался не затронут, вся трагедия развернулась в море, с суши она просматривалась как на ладони.
Несколько десятков каравелл боролись с накатывающими на них волнами. Корабли находилось на полпути к северному острову, который виднелся чёрной полоской на самом горизонте.
Паруса на всех каравеллах трепались жалкими клочьями. На некоторых отсутствовали даже мачты.
Оставшиеся в лагере люди стояли на берегу и с напряжением смотрели в даль. К Амхабару подбежал запыхавшейся человек. Мельком взглянув на море, он протянул запечатанный конверт и отошел в сторону.
Некромант посмотрел на печать. Так и есть, оскаленная морда готового к броску волка - печать полковника Фостера. Амхабар вскрыл письмо.
"Немедленно пользуй "Обрекающих" и сохрани флот. Женщины и дети - единственное, за что стоит умереть! Если погибнут они, погибнем и мы".
Фостер.
Некромант сжал кулак. Смятый лист упал под ноги.
Этот миг всё-таки наступил. "Добровольные" жертвы", так поначалу их называли. Только потом кто-то придумал нелепое слово "Обрекающие". Старики, что не могут больше сражаться, или изуродованные войной солдаты, не способные стоять в строю и держать оружие. Скорее уж их надо называть "Обречёнными".
"Старики и калеки послужат на благо людям. Пусть живут в отдельной землянке. А если нападут дуотты или случится другая беда, у некроманта будет источник Силы", - примерно так вещал Фостер месяц назад перед толпой. А толпа - это не люди, в ней нет ничего человеческого, - полпа ему вторила.
Глупцы, не ведающие, что творят.
Люди, которые возводят дома на костях своих предков, уже мертвы. И умрут они ни от рук подъятых костяков, отнюдь. Смерть давно пожрала их души.
Но то, что некромант должен сейчас сделать являлась в сто крат хуже. Амхабар весь как-то сразу ссутулился. Опершись на посох чёрного дерева с навершием в виде резной ослиной головы, он направился к своему шатру.
- Эй, Кайзе, где ты там? Пойдем, поможешь мне с инструментарием, - замешкавшийся подросток побежал следом за отцом...
...Рядом с землянкой "Обрекающих", некромант загодя приготовил большую пятилучевую звезду, вычерченную по всем правилам полнощной некромантии - оставалось только наполнить её Силой.
Амхабар и Кайзе, побывав в своём шатре, быстрым шагом подошли к жилищу смертников. Некромант шёл налегке, он только надёл тёмный фартук, наподобие того, что надевают кузницы, дабы защитить себя от жара и брызг раскалённого металла. Кайзе тащил небольшой кожаный чемоданчик, очень похожий на докторский футляр. На его боках виднелись нарисованные алой краской руны. В лагере поговаривали, что футляр обтянут кожей харрских мавров, а сами рисунки являлись ничем иным, как татуировками и наносились людям ещё при жизни. Это, конечно же, полная глупость. Ну скажите, кому придёт в голову обтягивать безумно дорогой маврской кожей обычный футляр. Из такой кожи обычно выделывают пергамент только для особо важных трактатов полуденной некромантии.
Хотя, в чём-то в лагере оказались правы, дабы заклятье не потеряло силу, руны действительно вырезались на ещё живых людях.
Перед пентаграммой, в окружении десятка алебардщиков, уже находилось пять человек. Но ничего человеческого в них сейчас не было, исподлобья сверкали глаза полные ненависти и звериного страха. Страха в них наблюдалось куда больше. Впрочем, не у всех.
Человек, стоящий первым, глаз не имел вообще. Когда-то он был военным, причем служил не простым солдатом - ротным.
Лицо смертника крест накрест пересекали два рваных шрама, а вместо глаз зияли пустые глазницы. Почуяв пристальный взгляд, человек поправил замусоленную повязку, сбившуюся на нос, и скрыл чуть поджившие провалы.
Во взгляде следующего человека гуляло подлинное безумие. Крестьянин-ополченец из деревеньки под Арвестом уже на островах помутился рассудком. Его жена сказала, что это семейственный недуг - свёкор и мужнин брат страдали той же хворью, - и забрала больного супруга к себе в палатку. А когда месяц назад вышел указ "О неспособных держать оружие", о нём вспомнили.
Под взглядом некроманта в глазах смертника как будто промелькнуло что-то осмысленное, но тут же пропало. Человек забился в конвульсиях, изо рта вырвался звериный хрип, но стража быстро усмирила помешанного древком алебарды.
Человек, находящийся перед некромантом третьим, смотрел тому прямо в глаза. Амхабар опустил взгляд - он вспомнил этого смертника. Мечник из захваченного дуоттами Абардина. Уже под Арвестом ему ударом секиры отрубило обе руки. По локоть отрубило.
Четвёртый смертник стоял опершись на костыль - у него не было ноги. Именно за него просила кухарка.
Как всё глупо получилась. Ещё две недели назад человек радовался жизни, вдыхал её полной грудью, ходил в лес за дровами для войсковой кухни. А сегодня, это уже одноногий калека. И некого винить кроме себя, да соскользнувшего топора.
В его взгляде не было ни ненависти, ни мольбы, ни укора. Наверное, так должен смотреть человек, примирившийся со смертью.
Последний смертник просто лежал на самодельных носилках в снегу. Разум его уже давно умер, а тело ещё продолжало жить, поддерживаемое каким-то чудом. Некромант так и не смог определить, каким точно волшебством этому человеку продлевали жизнь - у слуг Спасителя множество целительных заклинаний. Но вылечить его церковникам, несмотря на всё их искусство, оказалось не по силам. На гладковыбритом затылке виднелась вмятина, затянутая розовой кожицей. Без магии этот человек давно бы умер.
- Относитесь к этому как... к эвтаназии, метр Амхабар, - из-за кедра вышел невысокий толстенький монах. - На всё воля Спасителя.
- Неизвестно, где слов-то таких понабрались. Обойдусь как-нибудь и без ваших советов. И что вы тут делаете? Здесь вам не епархия! - проговорил он, покосившись на церковника.
- Успокойтесь, любезный некромант, - фальшиво произнёс монах. Таким тоном можно было обратиться к "любезной" гадюке. - Я просто исполняю свой долг, так же как и вы. Мне необходимо исповедовать несчастных перед смертью и... снять заклинание с брата Авертуса, - он мотнул головой в сторону лежащего на снегу человека.
- Хорошо, только делайте это быстрее. Не мне напоминать вам, как важна сейчас каждая секунда.
Кивнув, монах повернулся к смертникам. Осеняя их Святым знамением, он пробормотал:
- Отпускаю вам все грехи. Идите... с миром.
Умалишённый крестьянин неожиданно метнулся к монаху. Глаза его просветлели, от безумного блеска в них не осталось и следа. Он упал церковнику в ноги, дрожащими руками обнял его колени и быстро залепетал:
- Святой отец, не губите. Здоровый я, слышите. Здоровый!
Монах отпихнул человека.
- Солдаты, возьмите этого несчастного. У него помутнение рассудка, ему уже ничем не помочь... И заставьте его замолчать, не могу слышать эти вопли - сердце кровью так и обливается.
Амхабар, подойдя вплотную к церковнику, сказал тому в самое ухо:
- Что вы делаете? Вы же видите - этот человек не болен.
- Нет, этот человек болен. Он отравлен ужасной заразой - заразой трусости. Для войска в нашем положении - эта отрава почище крысиного яда. Он хотел отсидеться за юбками своей бабы, в то время как другие не щадят живота своего в борьбе с богомерзкими дуоттами. Он такой же предатель, как переметнувшиеся на сторону врага абардинцы или даже ещё хуже. Те просто не выдержали пыток, а этот предал нас сам, по собственной воле. Наказание за такое одно - смерть! - голос церковника сорвался на визг, но на тихий визг - вокруг находилось слишком много людей. Некромант понял, монах тоже боится того, что сейчас должно произойти. Он осознанно себя накручивал.
Больше Амхабар не возражал. Фанатику возражать просто бессмысленно. Как ему можно объяснить, что женщины, прикованные к осадным башням дуоттов, вовсе не предатели?
Некромант вспомнил Арвест и городскую стену. На приступ идут пять сотен дуоттов и три башни, обвешенные прикованными абардинскими пленниками. Фадар посылает один за другим три огненных шара - крики и запах палёного мяса.
Крики снились Амхабару до сих пор. Женщины не молили, не проклинали. Сначала они просили не щадить их, а потом, объятые пламенем, хохотали во весь голос. Они думали, что вместе с ними в башнях горят дуотты.
Башни оказались пустыми - это была обманка, основные силы врага ударили в другом месте.
Некроманта начало подташнивать.
"Это всего лишь пять бесполезных калек... Нет, не совсем бесполезных, - поправил себя некромант. - Они живые, они чувствуют боль, значит, могут дать Силу. Много Силы. Фостер прав, если погибнут женщины и дети, находящиеся в море, погибнут все... Но почему это должен делать я? Почему природную стихию надо усмирять некромантией?"
- Вижу, вы любезный некромант, сомневаетесь в чём-то? - проговорил монах.
- Так уж необходимо жертвовать людьми? В лагере есть четыре стихийных мага во главе с Великим Фадаром. Усмирять природу должны именно эти... блистательные кудесники. - Амхабар не сдержался, в его словах проскользнула заметная толика сарказма. Монах поморщился.
- Вы правы. Фадар уже испробовал все доступные заклинания - стихия не желает поддаваться его магии. Он считает, там бесчинствуют элементали воды. Ему они неподвластны, - глаза монаха фанатично блеснули, а голос приобрел такую жёсткость, какую в рыхлом святом отце трудно было даже заподозрить. - Ты должен накрыть корабли "Серой Пеленой". Только невидимыми они смогут добраться до острова, - церковник внимательно посмотрел на некроманта, пытаясь понять какой эффект возымели его слова. Через миг он удовлетворённо хрюкнул, наверное, на лице Амхабара что-то промелькнуло.
"Откуда они знают про "Пелену"? Это же одно из высших заклятий полнощной некромантии. Его открывают только шести Высшим иерархам Тьмы. Я сам не должен о нём даже знать, не то чтобы владеть им. Во всём виновата моя слишком бурная юность. Но если они знают это, то могут знать и остальное... - некромант оборвал свою мысль, об этом было страшно думать. Не известно, какими заклятиями владеют "братья в Спасителе".
Амхабар понял, отпираться не имеет смысла - не так прост оказался наш "брат" монах.
- Хорошо, - бросил он в ответ.
Солдаты уложили полумёртвого полуживого брата Авертуса в центр звезды. В какой-то момент его голова сильно дёрнулась и открылись глаза - вместо зрачков на людей уставились пустые белки. Алебардщики попятились назад, осеняя себя Святым знамением и бормоча Символ Веры.
- Хоть режьте нас, святой отец, но мы к нему больше не притронёмся, - промямлил десятник, остальные солдаты подержали его нестройным хором.
- Спаситель с вами, дальше мы и сами справимся, - добродушно улыбнулся монах.
Алебардщики заметно расслабились.
Присмиревший к тому времени "безумный" крестьянин со связанными за спиной руками и с кляпом во рту воспользовался моментом. Оттолкнув плечом одного стража и сбив ногой другого, он побежал в кедровую рощу. Безрукий мечник тоже не терял времени даром - опрокинув своего охранника, он сиганул следом.
Надо отдать десятнику должное, он не зря проедал свою командирскую надбавку. Ткнув пальцев в двух первых попавшихся солдат, он жестом отправил их за крестьянином. Таким же образом десятник послал ещё двоих за мечником. Всё было проделано без единого звука.
Оставшиеся солдаты плотным кольцом окружили слепого и безногого. Лишняя предосторожность никогда не помешает.
Монах поджал губы, далеко "Обрекающие" конечно же не убегут, но какое-то время будет потеряно. Он торопливо принялся снимать лекарское заклинание.
Над человеком в центре пентаграммы сгустился туман, принимая форму тела. С двух сторон появились призрачные верёвки, сотканные из того же тумана. Потом этот сгусток приподнялся над землёй на высоту нескольких локтей... И рассеялся от резкого порыва ветра, словно какой-то невидимый фонарщик задул огонёк свечи.
Белёсая плёнка в глазах смертника колыхнулась, двинулась по кругу и всосалась вглубь, открыв обычные зрачки. Брат Авертус приподнялся на локте и огляделся. Его взгляд остановился на низеньком монахе, только что обретённые зрачки расширились, из уст человека раздался невнятный звук:
- Пр-р... преда... - и оборвался.
Монах сделал последний пас и некромант почувствовал, что появилась Сила. Эманации этого человека оказались очень сильны. В них почему-то смешались, и страх, и удивление, и гнев, и ненависть, и что-то ещё, чему Амхабар так и смог дать название. А ещё некромант уловил отголосок, неясный след магии зомбификации. Неужели святые братья не гнушаются применять некромантию?
Звезда начала поглощать Силу. На вопросы, появившиеся у некроманта, уже не осталось времени. Да и что ему мог ответить этот святоша, - "Мол, смертные корчи - последствие снятия заклинания".
Пентаграмма мягко засветилась, на снегу прорезались алые линии, в них играли язычки красного пламени, на концах плавно переходящие в оттенки жёлтого. Напитанная Силой под завязку, звезда должна сиять багровым огнём. Чтобы набросить "Серую Пелену", нужна именно такая пентаграмма. Но долго Силу в ней не удержишь - Тёмный обряд необходимо продолжить как можно быстрее.
Амхабар покосился на церковника, с чего бы этот фанатик проявляет заботу о Кайзе? Он сам хотел выпроводить мальчика, не стоит ему смотреть на вещи, которые здесь произойдут, но в последний момент передумал:
- Нет. Тринадцать лет - подходящий срок, чтобы узнать каков мир на самом деле. Он сам должен стать некромантом, он останется и будет на всё смотреть. А если понадобится помощь, он поможет! Да, сын?
- Да, отец, - не слишком уверенно проговорил Кайзе.
На поляну вышли солдаты - они привели беглецов. Вид пойманные смертники имели помятый. Да оно и понятно, алебардщики восстанавливали свою гордость - лицо крестьянина перестало существовать, на его месте находилась кровавая маска. У безрукого мечника жаждущие вернуть самолюбие вояки подрубили сухожилия и сейчас волокли, схватив его с двух сторон под руки.