Между сосновых крон уже моросила пасмурная вечерняя мгла, когда они подошли к лагерю. Альберт молча смотрел под ноги, Ян пытался разглядеть вертолёт, удаляющиеся звуки которого доносились с неба, и вспоминал о допплеровском эффекте. Когда он опустил глаза, то сквозь просветы деревьев увидел свою сбитую палатку.
Альберт очнулся от задумчивости и посмотрел в сторону лагеря.
- Ага. Сломали, - подтвердил он слова Яна.
Они сделали ещё несколько шагов, когда Альберт насторожился и замер на месте.
- Не только твою. Что-то не так, - громко прошептал он и поднёс палец к губам.
Они приникли к земле и долгое время прислушивались и осматривались. Лагерь создавал впечатление пустого. Ни единого звука не доносилось с его стороны.
- Давай отойдём и обойдём вокруг. Зайдём несколько раз с разных сторон, - прошептал Ян.
Альберт кивнул, и они начали отступать.
Прошло много времени, прежде чем они решились войти на территорию лагеря. Кто-то разрушил лагерь. Палатки валялись на земле, а все вещи из них скидали в общую кучу. Ян узнал в ней свой вывернутый наизнанку спальный мешок и смятую в ком одежду.
- Ну, вот и всё. Конец лагерю, - с грустью сказал Альберт.
- Что произошло?
- Думаю, тут побывала свора полицейских. Судя по всему, он провели обыск.
- Мая оказалась права, когда предложила уйти дальше. Мы без труда всё восстановим, - сказал Ян и принялся доставать свои вещи из кучи.
- Нет. Это уже без меня, если ребята захотят. Я ухожу.
- Как? Куда? - Ян остановился и развёл руками.
- Я давно чего-то подобного ожидал. У меня не возникало сомнений, что именно так всё и завершится. Хотя мне пришлось бы уйти, даже если бы нас оставили в покое. Последнюю неделю я занимался тем, что собирал вещи, необходимые для похода. Хочу отправиться в большой поход.
Мысли Яна начали панически сбиваться в кучу. У него отсутствовали планы на будущее. Идея о возвращении домой являлась неприемлемой, а без Альберта лагерь сильно изменится. Обычная компания подростков. С ними вряд ли удастся найти общий язык. Когда им надоест или начнётся учебный год, они просто разойдётся по домам.
- Но ты можешь пойти со мной. Для тебя я и покупал вещи. Свой комплект я уже давно собрал. Надо только прихватить палатку со спальным мешком. Хорошо, что они их не унесли, - с повеселевшим видом сообщил Альберт. - Честно признаться, я рад, что это всё закончилась и больше не давит на меня.
- Почему ты решил, что я пойду с тобой?
Альберт пожал плечами.
- Потому что тебе всё равно больше некуда идти. Как и мне. Видимо, мы с тобой в чём-то похожи, раз оказались в одинаковом положении, - улыбаясь ответил он.
Жизнерадостный и бодрый вид Альберта казался неуместным, однако он развеял тягостную атмосферу. Альберт направился к своей палатке и начал складывать её. В его фигуре проявились сосредоточенность и смиренность человека, собирающего вещи перед дальним путешествием.
Раздумывая над своим положением, Ян сидел на поваленной сосне. Его слегка ошеломило произошедшее. Казалось невероятным, что жизнь их лагеря так неожиданно и резко оборвалась.
- Куда мы пойдём? - спросил Ян.
- Есть одно интересное место, где по вечерам не появляются люди, но там всё равно светит уличный фонарь. Я называю его "Фонарём гениальности", - сказал Альберт. - Каждый человек должен побывать под его светом. Это всё равно, что побывать на исповеди. Если фонарь гениальности зажигается по вечерам, значит, всё хорошо.
- Ладно, пойдём туда.
- Мы пойдём через лес. Леса в начале лета прекрасны. В общем-то, нам некуда спешить. Нас ждёт много чего любопытного.
- Тебе и правда не жаль, что всё так закончилось с лагерем? - оборвал его Ян.
Альберт умолк, опустил голову и увидел лежащего на траве бумажного журавлика. На нём отпечатался след чьей-то подошвы.
- Мне жаль Маю. Невыносимо видеть, как она мучается из-за меня.
Альберт поднял журавлика и принялся очищать его от грязи.
- Значит, ты всё прекрасно видел? Почему ты тогда избегал её?
- Я не собирался тут оставаться и знал, что однажды просто уйду. Если бы я развивал с ней отношения, то, пожалуй, ранил бы её ещё сильнее, - пояснил Альберт и засунул журавлика в нагрудный карман. - Что же, нам лучше идти. Вдруг полицейские ещё вернутся сюда.
Подхватив связанные верёвкой вещи, Ян пошел вслед за Альбертом.
- Так ты и для меня собрал то, что нужно для похода? - спросил на ходу Ян.
- Да. Я бы хотел на некоторое время уйти как можно дальше от городов. Нам предстоит жить в полном отрыве от людей. Для этого нужно много всего. Там нет магазинов, врачей, полицейских, служб спасения. Никто не сможет помочь в трудной ситуации. Ещё мы можем наткнуться на диких зверей. Они обычно предпочитают держаться подальше от людей, но кто знает. На этот случай у меня есть карабин. Удалённость от общества всегда опасна. Мы можем даже погибнуть. Если хочешь отказаться, то ещё не поздно.
- А где ты всё хранишь?
- У меня есть тайник в лесу. Неподалёку от поляны, где мы встречали лунный рассвет. Зайдём туда?
- Хорошая идея.
Впервые они оказались на поляне вдвоём. Над высокой травой повисло зловещее запустение. Добравшись до круга, они по привычке уселись на землю и повернулись в сторону восхода Луны, но до восхода ещё далеко, и небо плотно заволокло облаками. Ян приобрёл нечто ценное в этом спрятанном от глаз укромном уголке; отыскал частичку себя, затерявшуюся в бездонной летней ночи. Ночи, искрящейся от холодной свежести звёзд и потустороннего лунного шелеста. Да, лунная ночь шелестит, и в её шелесте соприкасаются жизнь и вечность, когда ясный и выразительный взор вечности обращается к жизни, а жизнь спокойно и весело смотрит в вечность, вдохновлённая её глубиной.
Сквозь траву прорвались лучи от света фонарика. Альберт привстал и начал вглядываться в темноту.
- Кажется, свои, - прошептал он, не спеша обнаруживать себя.
Перед ними появились Эрик и Мая.
- А вот и вы, - взволнованно проговорила Мая и выдохнула. - Мы думали, что больше не увидим вас. Как я рада, что нашла вас.
Альберт опустил голову и отвёл глаза в сторону.
- А где остальные? - без интереса спросил он, чтобы заполнить неловкое молчание.
- Они больше не придут. Теперь нас осталось только четверо...
- К нам заявились полицейские в сопровождении родителей, - перебил Маю Эрик. - Они провели обыск и всё сломали. Думаю, вы сами видели последствия. Они нашли у нас марихуану.
- Я же просил... - пожав плечами, начал Альберт.
- Да. Мы виноваты, Альберт. Извини. Мы им говорили, что ты ни при чём и даже не знаешь о марихуане, но полицейские потребовали, чтобы ты сам пришел к ним.
- Не следует извиняться. Я давно собирался уходить. Скорее мне следовало бы извиниться перед вами.
Напряжение возросло, и Яну показалось, что темноту вот-вот разорвёт ослепительная белая молния.
- Я пойду с тобой. Всё равно - куда, - неожиданно спокойно и мягко сказала Мая.
- Нет, Мая. Тебе лучше остаться.
- Я не помешаю тебе. Проблем не возникнет.
- Проблема в том, что нас с Яном не станут искать, потому что нас вроде как и не существует. А тебя станут. Если ты пойдёшь с нами, то нас обязательно поймают. И тогда меня посадят за решетку на столь долгий срок, что выйду я уже стариком.
- Я просто буду рядом. Буду делать то, что ты скажешь, - словно в бреду продолжила Мая, но голос её задрожал, и она остановилась.
Вновь установилось тяжелое молчание. Никто не смел шевельнуться.
- Это что, мой журавлик? - срывающимся голосом спросила Мая, глядя на торчащего из нагрудного кармана Альберта журавлика.
Она подошла к Альберту и нерешительно обняла его, словно опасаясь разрушить. Альберт провёл рукой по её волосам. Она положила голову ему на плечо, закрыла глаза и, казалось, снова успокоилась.
- У тебя есть одно хорошее качество. Оно столь редкое, что о нём все уже позабыли. У тебя есть достоинство, Мая. Поэтому ты никогда не проиграешь, если сама не захочешь. И сегодняшний день не должен становиться для тебя поражением, - негромко сказал Альберт.
- Мы ещё когда-нибудь увидимся с тобой?
- Наверное. Ты в то время уже обзаведёшься семьёй и вряд ли захочешь меня видеть.
Мая отстранилась от Альберта и двинулась прочь, ничего не сказав. Эрик последовал за ней. На сером фоне летнего ночного неба виднелись две удаляющиеся фигуры. Беззвучная холодная мгла обнимала сотрясающиеся плечи Маи, таяла, опадала на благоухающую траву и оставалась дожидаться обещанного рассветом облегчения.
Альберт и Ян со своими рюкзаками шагали по пустынной трассе. Они решили покинуть город на тот случай, если полиция разыскивает их. Альберт ухватился руками за лямки и смотрел себе под ноги. Он поник и выглядел измученным. Городские огни остались позади, и темнота окружила их со всех сторон. Вновь заморосил дождь.
Ян испытывал смешанные чувства. Грусть - из-за их лагеря и из-за Маи. Когда он увидел, как Мая в один миг сломалась, то что-то сломалось и в нём. Но ещё Ян чувствовал предвкушение и сдержанную радость из-за того, что он снова в пути и ничто его не сможет удержать. Позади раздался рокот грузовика, и перед ними на стене дождя появились кольца света от фар. Альберт отвлёкся от раздумий и с интересом следил за кольцами.
Вскоре они добрались до одиноко стоящей заправочной станции, внутри которой располагалось кафе для водителей.
- Зайдём? - спросил Ян.
- Я бы выпил горячего кофе, - сказал Альберт, заглядывая в широкие окна.
Они пошли к входной двери, но Альберт остановился.
- Тебе ещё не поздно вернуться, Ян. Если сомневаешься в чём-то, то можешь поймать здесь попутку и доехать до города. Ответственность за твою жизнь теперь только на тебе самом.
- Я не вернусь. Я на верном пути сейчас.
- То, что я говорил Мае, правда. Если полицейские поймают меня, то надолго посадят. Есть за что. Нам придётся постоянно избегать лишнего внимания. Особенно со стороны полицейских.
- Хорошо.
- Но прятаться нет необходимости. Я так давно живу отдельно от людей, что меня уже и не помнит никто. Вероятно, меня раньше считали пропавшим без вести или погибшим. Я уже больше призрак, чем человек.
- Тебе виднее. Пойдём?
- Подожди. Тебе стоит надеть на голову бейсболку. Когда зайдём, то сразу иди к дальнему столику и сядь спиной к продавщице, чтобы она не могла рассмотреть твоё лицо. Что тебе заказать?
Они сидели за столиком и с аппетитом поглощали гору еду. Кроме них в кафе сидела пара дальнобойщиков с сонными лицами.
"...мы приняли решение о введении войск на территории, где вспыхнуло восстание. Война уже находится на пороге нашей страны, и все мы стоим перед лицом опасности. Поэтому сейчас мы должны сплотиться и поддержать друг друга. Мы не можем находиться в стороне и обязаны поддержать армию коалиции...".
Альберт обратил внимание на выступающего по телевизору президента.
- От человека, так часто произносящего слово "мы", не жди ничего хорошего. Интересно, почему такие вот выжившие из ума старые пердуны убеждены в том, что могут распоряжаться чужими жизнями по своему усмотрению? Ммм, обожаю кексы с крепким кофе, - проговорил он, жуя кекс.
- Думаю, из-за их убеждённости в том, что война разжигается ради общего блага. Многие уверены в том, что их намерения верны, поскольку якобы направлены на благо других людей. Сами себе выдают индульгенцию, - проговорил Ян.
- Как можно достигнуть какого-либо блага с помощью убийств и разрушений?
- Да. Взаимоисключающие вещи. Всё равно, что лечиться от простуды с помощью смертельной отравы.
- А люди? Почему они верят во враньё? Неужели они действительно готовы погибнуть, стать калеками или лишиться близких людей ради унылого бреда?
- Не знаю. Сложно сказать. Помнишь, утром мы говорили про безумца? Про то, что у него разрушена личность и нет лица, нет "я"? Вот и они, по-моему, почти такие же, только вместо "я" у них трупный суррогат под названием "мы". У них так же нет лица, нет "я", поэтому нет личных интересов, смысла жизни. Вместо них есть безнадёжная идея об общественном благе, которой они сами себя готовы скормить.
- Безумие?
- Почти. У них ведь ещё есть шанс на спасение, а у того старика уже нет.
- Мне просто не верится, что люди могут вот так убивать друг друга. Не одного-двух человек, они убивают десятками, сотнями, тысячами, для чего создали огромную промышленную отрасль. Такое кажется невероятным и совершенно невозможным. Впрочем, пошли они все...
Когда они вышли из кафе, то дождь уже закончился. Ян надел рюкзак и устало уставился в ожидавшую их беспросветную тьму.
- Мы ведь, в общем, беглецы. Бежим от людей, - сказал он.
- Можно по-разному нас называть. Если птица выбралась из клетки и улетела, то нельзя же называть её беглянкой. Она не бежит от кого-то, а возвращается в свою среду, для которой и создана.
- Возвращаемся?
- Именно.
- И какова наша среда?
- Не знаю. Может быть, её и не существует. Меня вполне устраивает и такое положение.
Они двинулись дальше и вскоре оказались у железной дороги. Альберт предложил свернуть и идти вдоль неё до тех пор, пока не начнёт светать, затем углубиться в лес и устроить привал.
От утомления Ян впал в забытье и еле волочил ноги, но появившиеся впереди огни прогнали сонливость. Они остановились, и, когда фары локомотива осветили их, Альберт помахал машинисту рукой. Состав медленно полз перед ними, словно гигантская металлическая сороконожка. На платформах виднелись ощетинившиеся силуэты танков и самоходных гаубиц.
- Свидетельство ничтожности человеческой жизни, - сделал вывод Альберт. - Быть может, мы и беглецы, но мы бежим в правильном направлении. Сбежали из мира, где человек значит не больше муравья.
- Пожалуй. Сбежали с устроенной кретинами катастрофы. Мы обычные прогульщики, - согласился Ян.
Когда начало рассветать, они углубились в лес. По пути Альберт дотрагивался ладонью до ветвей попадающихся на пути елей, словно здороваясь с ними. Позднее они установили палатки, развели костёр и приготовили завтрак.
- Мы потратили немало сил сегодня. Надо хорошо выспаться, - после завтрака подвёл итог дня Альберт.
Ян забрался в спальный мешок и слушал, как дождь нерешительно колотит по палатке. Откуда-то издалека доносилось пение лягушек. Он попал в чужую, небезопасную среду. Тревога жужжала над головой, но хмельной туман сна, заполнявший его сознание, становился всё более густым и безрассудным.
Ян и Альберт снова двинулись в путь уже в середине следующего дня. Утром Альберт с компасом в руках долго рассматривал карту и собирал извлечённый из рюкзака карабин.
- В здешних лесах мало опасных зверей и они обычно предпочитают обходить человека стороной, - пояснил он, - но с оружием спокойнее. Чаще смотри под ноги. Могут попадаться змеи. Они обычно обитают у болот, лежат под упавшими деревнями и корягами.
- Как себя вести, если звери нам попадутся на пути?
- Не дёргаться, не бежать и не поворачиваться к ним спиной.
Альберт и Ян долго шли, всё больше углубляясь в лес. Из-за влажного холодного воздуха дыхание превращалось в пар. "Здесь слишком свежо, слишком много кислорода", - думал Ян. Сонливость навалилась ему на плечи, голова опустела.
- Нет более спокойного места на всей земле. Времени как будто не существует, - нарушил он молчание. - Хочется лечь на землю и заснуть на сотню лет.
- Сделаем остановку?
Ян лёг на рюкзак, прислонившись головой к стволу сосны. Альберт поступил так же. Они уставились в проясняющееся небо. Глаза Яна начали закрываться, сон затуманил ему голову.
- Сонливость из-за сосен, из-за того, как они шумят. Кажется, что ветра совсем нет, а они всё равно шатаются и шумят, - вырвал его из дрёмы Альберт.
Только сейчас Ян обратил внимание на гипнотическую убаюкивающую песню, спускающуюся с плавно раскачивающихся сосен. Их ветви то лениво тянулись друг к другу, то отдалялись.
- Они, пожалуй, уже сотню лет точно так же шатаются и шумят, - продолжил Альберт. - Сотню лет тут мало что меняется и ничего не происходит. Если бы ты заснул век назад и проспал сто лет, то, засыпая, ты видел бы то, что видишь сейчас.
Лучи вечернего солнца пронзили стену ветвей, и лес начал наполняться мягким светом. Ян пытался представить ощущения человека, пробудившегося от столетнего сна.
- Я спал целый век и проснулся сейчас, - произнёс он, увлечённый мыслью. - Если всё, что я видел, все известные мне люди, и происходившие со мной события - всего лишь сновидения, то что теперь должно иметь для меня значение?
- Небо и раскачивающиеся деревья? - ответил Альберт вопросом на вопрос.
- А то, что за деревьями? За лесом?
- Тебе решать. Только тебе одному, - заключил Альберт.
- Мы вчера видели состав с оружием. Он движется туда, где полным ходом идёт война. Война - это важно? Она имеет значение? - Ян поднялся на ноги, показывая, что готов продолжать путь.
Альберт тоже поднялся, и они снова зашагали по мягкому мху. Где-то рядом с ними вспорхнула и громко захлопала крыльями по воздуху крупная птица.
- И война имеет только то значение, которое ты сам придаёшь ей, - продолжил Альберт.
- Мне не даёт покоя мысль о том, что там убивают случайных людей. Как-то раз меня занесло на выставку одного из известных художников, где представили фотографии убитых во время войн детей и женщин. Что-то тогда сломалось во мне. На войнах всегда погибает много женщин и детей.
- Ну и пускай погибают, - беззаботно ответил Альберт.
Ян с удивлением посмотрел на Альберта, не понимая, чем ответить на такой выпад.
- Ты что-нибудь можешь сейчас сделать для них? Или, возможно, мысли о смерти детей как-нибудь помогают тебе? - спросил Альберт, поняв его реакцию.
- Нет. Нет. Как могут помогать такие мысли? Они угнетают.
- Тогда просто выкинь их из головы, если они тебе мешают. Представь, что и они являются лишь сновидениями. А художник тот деньги брал за посещение выставки? Или о нём потом в газетах написали? Войн и жестокости от таких выставок меньше не станет. По-моему, он просто использовал тебя и твои эмоции. Потоптался на них своими грязными свиными копытцами, оставляя шрамы и синяки.
Ян пожал плечами.
- Не получится всё, что тебя угнетает, представлять сном. Одной фантазии недостаточно. Такая философия сна несостоятельна, - сказал он.
Альберт прикусил нижнюю губу, его лицо оживилось.
- Ты прав, - оживлённо заключил он и остановился у куста, срывая с него темные ягоды и отправляя их в рот. - Слишком пассивная парадигма. Нужна более активная. Когда недостаточно фантазии, надо подключать волю и возможность выбора. Пусть философию сна заменит философия равнодушия. Осознанного равнодушия, основанного на понимании своей и чужой ответственности.
- Разве она лучше?
- Равнодушие - одно из самых опошлённых качеств, но ведь оно жизненно необходимо человеку. Иначе прислуживающие смерти художники, превращали бы жизнь людей в бесконечную скорбь. Люди задыхались бы от преследующего их запаха могилы, но их спасает очищающее и исцеляющее равнодушие.
- Странно звучит, но что-то в этом есть, - почти согласился Ян.
Ягоды на кусте закончились, и они вновь пошли вперед. Вокруг простирался сосновый бор. Посреди него изредка попадались темнеющие пышные ели.
- Если призадуматься, - рассуждал Альберт, - то теперь каждый человек похож на сидящую в клетке подопытную обезьяну. Его чувства и эмоции превратились в цель для огромного числа конкурирующих систем: бесчисленных организаций, различных государств. Они используют самые современные технологии, искусство, культуру и психологию для того, чтобы подавить человека, подчинить его себе. Это унизительная, неравная и нечестная борьба. Победить в ней невозможно и сама победа, в конце концов, не имела бы значения. Только равнодушие поможет человеку спастись и не участвовать в ней. Равнодушие является инструментом спасения. Оно как прочный большой щит. От него отлетают все запущенные в тебя камни, стрелы и копья.
Если человек развитый и способный к пониманию в таком противостоянии проявляет эмпатию и играет по установленным для него правилам, то его быстро превратят в собственность, сделают из него корм, будут плести из него верёвки, сведут с ума, сотрут в порошок. Государства, корпорации, случайные люди, которые просто деньжат хотят подзаработать, - все пытаются зацепить тебя, манипулировать тобой, подчинить тебя себе. Они слишком хорошо научились манипулировать эмоциями, они знают, как задеть за живое, знают всё об уязвимых местах, человеческих слабостях и пытаются разжечь их как можно сильнее, уничтожить его самостоятельность, потому что человека легче всего подчинить, когда он растерян, подавлен и измотан страхом, ненавистью, виной или жалостью. Нашу способность к эмпатии они используют как оружие против нас же самих.
Может, раньше, когда люди жили более изолированно, когда не существовало технологий, позволявших получить доступ к каждому человеку, дела обстояли иначе, но сейчас обстановка изменилась. Времена изменились. Нельзя жить по-старому. Теперь, чтобы спастись, надо научиться говорить три важных слова: "Мне всё равно". В них больше жизни, откровенности и гуманизма, чем в бюрократичной набившей оскомину болтовне о любви, долге, сострадании и доброте. Нельзя расточаться на то, что лично тебя не касается. Лучше всегда оставаться безответственным и бесчувственным, кроме тех редких моментов, когда твои чувства действительно имеют значение и обращены к живому человеку перед тобой. Всё остальное может претендовать лишь на равнодушие. Равнодушие - одно из самых лучших качеств.
Я не хочу никому сочувствовать и сопереживать, потому что сейчас в сочувствии нет смысла. Нет войн, нет кровожадных стариков, нет безумцев и безмозглых фанатиков. Зато есть сосны, закат, шум ветра в кронах сосен. Меня окружает исключительная красота и только она реальна, потому что я так хочу. Потому что мне всё равно.
- Равнодушие, - сделал вывод Ян, словно пробуя это слово на вкус.
- Равнодушие, - подтвердил Альберт.
Через час они остановились и начали готовиться к ночлегу. Ночная мгла неспешно заполняла лес, но сквозь ветви ещё прорывались последние лучи солнца. Утратившие силу, но налившиеся краской, они кровавыми пятнами расплескались по красным и коричневым стволам сосен, заплетая пространство в паутину из света. Ян с удивлением наблюдал за тем, как тьма сливается со светом. Закончилось их противостояние. Две вечные стихии объединились, рождая нечто совершенно новое и неизвестное. Ян всё глубже погружался в чужую изумительную атмосферу. Она лишена всего привычного и знакомого, и страх погружения колол плечи и сдавливал горло, но свежесть и новизна не позволяли остановиться и увлекали все глубже.
- Раньше меня изводил страх темноты, - сказал он, возвратив из забытья Альберта, который сидел у костра. - В последнее время я, напротив, жду, когда придёт ночь.
- На что похож страх темноты? Не представляю себе.
- Сложно сказать. Темнота напоминала ледяную мутную воду, и где-то в ней притаилось уродливое чудовище с острыми большими зубами.
- В детстве тебя напугало что-то в темноте...
- Нет. Он появился после смерти отца и брата.
- Ночная темнота как аллегория смерти.
- Точно. В страхе темноты скрывался страх смерти. Однажды ночью я шел по улице и остановился у магазина ритуальных товаров. Посмотрел в его тёмные окна и чуть не сошел с ума. Они меня застали врасплох. Всё сошлось в одной точке. Чудовищное, невыносимое чувство. Теперь кажется, что всё это происходило не со мной.
- И ни к чему убеждать себя в обратном. Нет необходимости таскать за собой воспоминания. Прошлое - это то, чего нет, поэтому ты можешь делать с ним всё, что тебе вздумается. Для него можно создать бесчисленное количество интерпретаций. Я знал много людей, тащивших за собой прошлое, хоть оно и тяготило их.
- Прошлое как большой булыжник в руках. Он становится всё тяжелее, но ты не можешь его бросить, хотя тебе ничто не мешает. Надо просто разжать пальцы.
- Возможно, люди боятся утратить что-то хорошее вместе с плохим, вот и продолжают его тащить.
Ян разглядывал силуэты ветвей и стволов деревьев, выхваченные из темноты светом огня. Он мог навсегда остаться заложником той промозглой ночи, залпом выливающейся из окон магазина ритуальных товаров.
Теперь ночь совсем другая. Многообещающая, раскрасневшаяся и весёлая от зари.
До утра оставалось ещё немало времени, но Яна разбудил птичий щебет. Воздух вновь взорвался от птичьего пения. В следующий раз его разбудил уже Альберт.
- Ты готов идти? - спросил он Яна.
- Да, - ответил Ян и вылез из палатки.
- После длинных переходов может появиться утомление. Нам следует избегать утомления. Если хочешь, можем остаться здесь на пару дней.
- Нет. Я отлично себя чувствую, - ответил Ян.
Они быстро позавтракали, собрали вещи и двинулись в путь. Ян не мог насытиться прохладным утренним воздухом. Его больше не сковывали лесная сонливость и покой.
- Где-то впереди нас ждёт деревня, - пояснил Альберт. - Думаю, нам следует докупить ещё кое-что из еды.
- Надолго у тебя хватит денег?
Альберт задумался, пытаясь подсчитать накопления, затем остановился, снял рюкзак, вытащил оттуда небольшую сумку и положил на траву.
- Вот смотри. Надолго хватит? - спросил он Яна, показав ему содержимое.
- Если тратить только на еду, то лет на десять или больше, - не без удивления заключил Ян. - Откуда у тебя столько денег?
- Есть одно место - я называю его "Рощей Ходдмимир" - где я... В общем, я пару лет занимался сельским хозяйством, - ответил Альберт, озадаченно сжав губы.
- Из-за них тебя и разыскивает полиция? - задал вопрос Ян, поняв скрытое лукавство.
- Нет. Из-за другого. Хотя, возможно, из-за них тоже и ещё из-за чего-нибудь, - сказал Альберт и вытащил одну из пачек денег из сумки.
Он разделил пачку на две части и половину отдал Яну, а вторую засунул в карман.
Через полчаса они вышли на открытое пространство, перед ними появилась уютная деревня со старыми домами. На главной улице Ян и Альберт наткнулись на идущее навстречу большое весёлое стадо коз и овец. Когда стадо уже почти прошло мимо, Яна атаковал идущий особняком крупный баран, доставив массу радости Альберту.
- Левак, наверное, - прокомментировал нападение животного Ян, когда того отогнал шумно ругающийся пастух.
Альберт на миг задумался и вновь разразился хохотом.
Продавщица с недружелюбным удивлением рассматривала их, пока они покупали нужные им продукты.
Альберт и Ян остановились у входа в магазин, рассматривая покосившиеся заборы и сараи. На лице Альберта засияла довольная улыбка. Подбежал дряхлый пёс и уставился на них, лениво размахивая хвостом.
- Подожди минуту, - сказал Альберт и снова ушел в магазин.
Вернулся он с большим куском мяса и вручил его собаке. Пёс нерешительно принял подарок из рук Альберта, после чего улёгся на землю и принялся жадно есть.
Запись из дневника Альберта.
Я не видел солнца уже много дней. Облака уже больше месяца не расступаются.
Страх сковывает меня всё сильнее. Как будто ты стоишь на краю тёмной пропасти, откуда до тебя доносится ледяной ветер.
Вчера я услышал, как кто-то ходит поблизости, а утром, когда вышел из дома, увидел следы медведя на снегу. Сейчас медведи должны спать, но этот не спит. Голод пригнал его ко мне. Он пришёл, чтобы убить меня.
Медведь без труда мог бы выломать доски на окне, но тот, что приходил вчера, вероятно, слишком ослаблен. Днём я сделал из кровати решётки и установил их поверх досок.
Только старые стены защищают меня. Смерть бродит за стеной. Зима охотится на меня и хочет убить. Так много сил потребуется, чтобы выстоять перед ней. И весна бесконечно далеко.
Когда я читаю собственные записи, то создаётся впечатление, что я спокоен. У меня спокойные движения и лицо, но внутри меня кружится тёмная бездна. Из-за такого обмана становится ещё тревожнее.
Однако я не сломлен. После всего произошедшего разве может что-нибудь сломить меня?