Я уже долго их ждал. Весь истомился. И вдруг - звонок в дверь, с полными штанами радости влетели Волчек, Маринка, Митька. А в их руках - небольшие зеленые бумажки. Жесткие, шершавые, волшебной голограммой просвечивающие между пальцев. Я взял одну, рассмотрел - что-то она мне напомнила.. По коротком размышлении я разобрал, что именно: визу в Вундерленд.
- Разделите на двое. - сказал Митька.
- Да, разделите! - подтвердила Маринка.
В дело пошли ножницы. Каждый разрезал доставшийся ему продолговатый кусочек счастья. Часть пошла в заначку, а остальное - куда же! - сразу под язык. Ощущение легкой горечи прошибло дрожью. Мир неуловимо изменился.
- Фу, - с неудовольствием сказала Маринка, вынимая заслюнявленную бумажку, - это горькое, я не буду!
- А ты водкой запей! - поднес Волчек полушку.
- Ну ладно! - Маринка жадно отпила и замолчала. Я разглядывал оставшуюся половинку. Зеленая марка смотрела на меня в упор - съешь меня! Я крепился. Ребята расползлись по углам.
- А не пойти ли нам гулять? - предложил я.
- Конечно пойти. - с энтузиазмом поддержала Маринка.
Довольной гурьбой мы высыпали из дому. Бренча железом, мчались по трассе тяжелые автомобили. На пористых лицах втречных тяжелым песком проступала смесь сырой земли, окисленного метала и плесени.
- Едем! - воскликнул я и через секунду мы уже прыгали в уходящий автобус. Волчек и Митька зашли в переднюю дверь, я, еле втиснувшись, залез через заднюю. Маринка, кажется, отстала - с грустью подумал я. Протиснувшись сквозь толпу, я нашел Волчека с Митькой, теснящимся на одном сиденье в центре автобуса, Маринка стояла рядом. "Значит мы ее не потеряли!". Переглянувшись, мы принялись дружно проталкиваться к выходу. В автобусе действительно было нечего делать - слишком душно для наших расширяющихся тел.
Мы вышли на остановке и обнаружили себя возле лесополосы. Лес был еще зеленый, несмотря на наступающий октябрь, хотя и подтухший под нависшими дождевыми облаками. Мы смело направились прямо в чащу. Кислороду определенно прибавилось, мы дышали. Каждый чувствовал дыхание свое и других. Дышать было хорошо.
Я взглянул на Маринку, ее губы вспухли, сиськи подпрыгивали в ритм движению, а между ее ног разверзлась бездна. Вихрь пронесся у меня в штанах. Желание перекрыло горло. Столбом поднялось торнадо похоти.
- А не трахнуть ли нам кого-нибудь? - я выразительно посмотрел на Маринку.
- Куда идем мы с Пяточком? - поинтересовался Митька.
- И правда. - сказал Волчек, - хочется кого-нибудь выебать.
Теперь на Маринку смотрели все. Она аж покраснела.
- Приступим? - я положил руку девушке на талию.
- Можно попробовать, - согласилась наконец, - но не здесь.
Действительно, заниматься этим в лесу было стремно, нас могли заметить. Вернувшись к трассе, я остановил старую копейку с водителем-кавказцем. Мы дружно залезли в машину. Ребята на заднем сидении свернулись клубком. Сидя спереди, я чувствовал полное единение с ними, слышал каждую мысль, каждое желание. Митька засунул руку Маринке в лифчик и в штанах у него затвердело. Волчек гладил девушку за ногу и хотел проникнуть глубже. Маринка ощущала себя влажно. Чего чувствовал водитель - я тоже знал. Внутри у водителя было спокойно.
Спустя время мы забежали в уютную зеленую гостиную. Сил не было терпеть - прижав девушку к стене, я вывалил ее груди из блузки и принялся целовать соски. Подняв юбку, я нашел ее возбуждение. Поставив девушку раком, я мощно загнал свой агрегат. Стон облегчения вырвался у обоих. Я трахал ее жестко, с криками и хлопками. Маринку унесло, как на ракете, от этого секса, и ей пришлось заткнуть рот. Кончал я долго, рыча и сжимая девушку в объятиях, вероятно вообразив себя прессом для жима маслин. Мы оба плавали в луже выделений - пота, спермы и женского сока. С трудом отойдя в сторону, я освободил место. "Кайф им!" - наблюдал я как Волчек хрипит на кончающей в сотый раз девице.
Усталые, но довольные, мы стояли на балконе. Голая Маринка обводила окрестности полным неги и мудрости взглядом. Мы курили. Целовались. Совокуплялись. Смотрели на Кутузовский в пробке. Наблюдали муравьев с сумками, котомками и авоськами, возвращающихся с работы. Закинули еще по половинке. Пялились на низкие серые облака. Город жил своей жизнью, а мы своей. Тихо было под луной.
- Бегом за постинором, - запаниковала Маринка, - мне ведь не нужны дети!
Мысль была разумна, согласились все. Московским шагом мы отправились к ближайшей аптеке. Надо было спешить, время работало против нас. Мы убыстрили шаг и через 15 минут дошли до места. Аптека была закрыта. Нас схватила паранойя - каждый вообразил себя отцом, а Маринка решила что родит тройню - от каждого по ребенку.
- Не хочу так много детей - произнесла она, и топнула ножкой. Она подняла руку. Вскоре мы ехали в машине. У круглосуточной на Китай-городе остановились. Купили. Нерожденных детей убили. Продолжили путь по Солянке. Перед нами возникла высотка на Котельнической, пошел дождь.
Я укрылся под капюшоном и слушал капли - я был рад дождю. Между мной и миром возникла стена - каждый сам по себе. Вспоминая Мураками, я воображал, что сейчас под ногами начнут возникать ямы, а из них черви. Каждый был в себе и нес в себе тайну. Ту самую, с которой когда-то умрет.
II. Трамвай
И тут мы увидели трамвай. Он шел по рельсам желтый и веселый. На нем была нарисована реклама Пепси. Кондуктор с хмурым лицом жала на ручку газа твердой рукой направляя металлическое солнце по рельсам сквозь дождь. Без слов мы рванули за ним и, догнав на остановке, заскочили внутрь. Народу было мало. За мутным окном грустно сменяли друг-друга пятиэтажки и высотки, нежно двигалась в небытие Москва река, и уже сменилась большим рекламным щитом. Там, существо похожее на единорога со приторной улыбкой приближалось к невинной блондинке с кудряшками, помахивая искусственным членом во лбу. При приближении член обернулся крупным чупа-чупсом. Трамвай повернул и мы оказались в индустриальной зоне. Заводы и заборы дрейфовали в ядовитой взвеси из тяжелых металлов. Я обратил внимание на надписи: "Юля, ты навсегда моя зая", "Маша + Петя = сватьба", "Я тебя любил, сука!" а так же менее понятные: "Хуй дебалом дум скип дебалом" и "Нехухыло понесло - никупыло несусло". Последний опус меня поразил более всего.
Я оглянулся на друзей. Они тоже молча смотрели в окно, думая о своем. Мы четко чувствовали друг друга. Каждый знал, что у другого внутри, энергия прозрачно циркулировала в нашем кругу, мысли телепатически передавались по кругу. Волчек думал про свою мать, больную перетонитом. Он ощущал связь с этим человеком, который, вероятно, скоро умрет. Им довлело странное чувство - мать, что дала ему жизнь, оказалась совсем другим, отдельным человеком и может умереть. А он, Волчек - останется. Это не давало ему покоя и он рассеянно смотрел вокруг, пытаясь осознать свою отдельность. Митька думал о девушке, с которой он вел какие-то сложные отношения. Где она сейчас? С кем ты сейчас? Сестра или мать или кто-то, кто ждет на земле? Но скоро и он упокоился и забылся, засмотревшись на мутные разводы на стекле. Маринка с грустью размышляла о нерожденных детях, целой тройне, о любви заполняющей существо и о счастье материнства. Дождь за окном наполнял ее грустью, и та потоком заливала ее душу.
Между тем трамвай заполнялся людьми. Их лица напоминали маски, быстро меняющиеся по ходу движения, вернее не так, это были чисто ходячие мертвецы. Прошла злость, промелькнуло непроницаемое безразличие, промчался мимо тупой восторг. Сердце у масок было закрыто и ничего человеческого в них не было кроме рук, ног, да круглой головы с зырками на покатых плечах. Они разговаривали на незнакомом языке.
- Енг гу футкы гоцуп? - обратился ко мне мужчина стоящий рядом.
- Что он хочет? - лихорадочно соображал я. - Может это японский? Или вьетнамский? Язык племени индейцев Муяки?
- Чаво?! - только и смог сказать я. Мужчина повторил фразу, тон его становился угрожающим.
- Я не понимаю! - развел я руками.
Мужчина попер на меня всей массой, бормоча нечто невразумительное. И тут до меня дошло - я наступил ногой на сумку, стоящую на полу, и ему это очень не нравилось. Остальные пассажиры тоже тыкали в нас пальцами и оживленно кивали в нашу сторону, кроша язык зубами. Какофония нарастала, я чувствовал как масса враждебной энергии растет как снежный ком, и вот-вот похоронит нас под собою. Мы одномоментно вскочили с мест и, расталкивая чужих, неопрятных людей, продрались к выходу. По дороге я чуть не блеванул какому-то трупу на белую сорочку. Надо было спасаться. Мы выскочили на остановке, и Маринка упала, подвернув ногу. Подхватив ее под руки, мы помчались в подлесок.
Опершись спинами о сосну и вытянув ноги по земле, мы пустили корни. Земля была мокрая, но нам нужен был этот контакт. Лицом к четырем сторонам света, под углом 90 градусов друг к другу, мы образовали крест. "Громыхает гражданская война, от темна до темна.." - затянули мы.
III. Чужие
Земля была круглая. Спинным мозгом мы это знали. А знали мы многое, почти все. Сидя на траве в синергии чувств мы ощущали друг друга, чувствовали рыхлую чавкающую землю, слышали как прорастает трава, понимали, что говорит лес. То о чем предупреждали мудрецы сбылось - эго исчезло и растворилось в океане сознания, идентичность пропала, как будто и не существовала никогда, а на ее место пришло осознание взаимопроникновения всех живых существ. Пораженный, я сидел и наблюдал за мальчиком, играющем в песочнице. Молодая женщина рядом с ним, оживленно разговаривала с мужчиной. Мальчик с силой долбил совком мокрую рассыпчатую вязь, как будто добивал жертву, не пытаясь куда-то песок насыпать или высыпать, а с желанием продолбить землю. В голове у мальчика было пусто, и только злость рвала его на части. Мальчиком был я, женщиной - моя мать. Мужчина был ее любовником. Час назад я видел, как этот мужчина долбил мать жесткой пиписькой, а та беспомощно стонала. Я хотел его убить. Я хотел всех убить. Вдалеке заухала сова и подумал - как же все это глупо! Люди-встречаются-люди-общаются-женятся. Спят едят и срут. Крайняк сотня лет и тело приходит в негодность, человек умирает. На смену ему приходят другие, нет, не другие, такие-же, копия предыдущих, с теми же чувствами и ощущениями, и все повторяется вновь. Аптека улица фонарь. А земля - она позволяет, дает место, и кто-то невидимый дает время. Ничего не меняется под нашим солнцем, и есть основания полагать, что и под другими солнцами тоже все идет по плану. Любовь, дает жизнь, что дает любовь, что дает жизнь. Как только заканчивается любовь - заканчивается жизнь. Но если любовь убьют - все погибнут, кто станет свидетелем наших драм и подвигов? От нас не останется ничего, и только желтая пыль поземкой над ядерной пустыней. Стало грустно и смешно. Я взглянул на сук - на нем приглашающе висела веревка..
- Аааа! - заорал я, болтаясь в петле. Волчек и Маринка и Митька удивленно повернулись в мою сторону. Я передернул плечами, ощутил сырую землю под жопой. Друзья улыбались мне. Без слов мы соединились руками и замкнули микросхему. Энергия жизни бежала сквозь нас под высоким напряжением. Больше ничего не было надо.
Внезапно навалилось черное облако. Почувствовалась угроза. Злая энергия двигалась в нашу сторону. А мы не двигались. Это была лучшая защита - мы были вместе. На пару минут сгусток зла изменил маршрут и казалось что они пройдут мимо. Мы затаились, и действительно - он отдалялся. Я явственно ощущал трех мужчин и одну собаку - встречаться с ними не было никакого желания. Мы мысленно нарисовали вокруг себя магический круг, 3 метра диаметром. Сюда они не должны прорваться. И тут малая энергия, очевидно пес, четко направилась в нашу сторону. Мы замерли, но это не помогло. Через минуту это порождение адского бестиария было рядом и злобно рычало, не в состоянии перейти черту. Тварь безошибочно чувствовала чужих, она была готова была порвать нас на части, но в немощи своей заунывно звала хозяев. Долго ждать не пришлось - послышались голоса на незнакомом языке, кажется, на том же самом, на котором говорили в трамвае. Открывшийся канал восприятия позволил мне отчетливо понимать разговор пришельцев. Вскоре показались и сами люди, точнее не люди, а оборотни, за человеческим обликом не было ничего человечного, да и что говорить, не походили они на людей. У одного из них я заметил рога, другой щерился монструозными клыками. Их глаза горели углем, а вены вздымались бечевками на бычьих выях. Я осознал: это злые жестокие ипостаси Будды. В Тибете их зовут ракшасами, но я не предполагал, что мне придется встретить их в настолько неблагоприятной обстановке. Тем паче погибнуть от их рук. Я никогда не верил в них, но отрицать их сейчас было бы глупостью. Они окружили нас и, не торопясь, переговаривались между собой, решая нашу судьбу. Они собирались воспользоваться нами не в добрых целях и спешили поделиться друг с другом вариантами - как именно с нами можно развлечься. Например содрать кожу, скормить собаке или выколоть глаза и заставить бегать наперегонки. А ведь еще с нами была девушка...
Мы крепче взялись за руки. Бесы приближались. В их руках возникли ножи и топоры. Но им не удавалось подойти на расстояние удара, они только бесполезно рубили воздух. Мы отчаянно защищались - они не могли прорваться за периметр. Рассвирепев, один из злодеев бросил нож в Волчека. Нож отпружинил от магического круга и упал на землю. Тогда они пошли на хитрость. Они дотянулись до ветки дерева, под которым мы сидели и стали его раскачивать. Сверху полетели шишки и палки. Одна из них больно стукнула меня по голове. Инстинктивно я закрыл руками волосы, чтобы укрыться от падающих предметов. И тут же круг разорвался - первой бросилась на нас собака, а за ней варвары с ножами. Последнее что я помню - это тупая и одновременно острая боль в мозгу, и вид моего черепа, раскалывающегося надвое от удара топора.
IV. Море любви - 1000 будд.
Открыв глаза я увидел солнце. Солнце над Москвой. Молочно-белые высокие дома отсвечивали в окнах, рядом валялись в обнимку друзья - Митька, Маринка и Волчек. Вид у них был умиротворенный. Маринка подняла веки, осмотрелась и повела тонким плечом. Мне захотелось дотронуться до нее, но с первого раза ничего не вышло - ломило поясницу. Я принялся вспоминать: перед глазами замелькали ножи, топоры и шишки с палками. Затем передо мной возник череп, похожий на две половинки ореха. Мой череп. Я дотронулся до головы - она был цела, как свежее яйцо. Только тело ломило. "Какой неприятный сон!" - подумал я и через боль обнял Маринку. Она тоже обняла меня, мы сплелись и тихо лежали. Боль исчезла. И тут я услышал шум прибоя. Он нарастал и становился все сильнее и сильнее. Шум прибоя среди городских джунглей - это по меньшей мере забавно! Будучи полностью уверен, что остатки сна будоражат мое воображение я не двигался. Маринка ровно дышала рядом. Море - внезапно сказала она, открыв глаза. Там - море.
Мы разом вскочили и побежали к окну. Картина, открывшаяся нам, была ошеломляющей. Насколько хватало глаз перед нами расстилался океан, переливаясь всеми оттенками аквамарина, зеленоватый и синеватый, изрезанный неровными цветовыми полосами, он заканчивался прямо у окна. А над океаном в небе - стоял город Москва, и тени домов отражались в воде веселыми силуэтами. Повеяло ласковым теплым ветром, захотелось купаться. Счастье захватило нас без остатка,
Я попытался открыть окно, но раму заклинило. Я обернулся к Маринке - и обнаружил, что с ней произошла невероятная трансформация. Полностью обнаженная стояла она передо мной, светясь изнутри как богиня, а голову ее украшал перламутровый нимб. Зачарованный смотрел я на нее. Волчек и Митька тоже проснулись и с раскрытыми глазами смотрели на девушку. Маринка сделала шаг и - будто так все и должно быть - прошла через стекло.
- Ступай, не бойся! - манила она руками с другой стороны, купаясь в искрящихся волнах. Радугой переливалась вода на ее, призывно торчащих, грудях. Я обернулся к парням, они подошли и встали рядом. Только сейчас я обратил внимание - они тоже светились ярким струящимся светом. Энергия стала распирать меня, переливаясь через край, я осознал что могу, что я часть всего и для меня нет ограничений, материи и тела.
И я вышел.