Сицуно Арисава : другие произведения.

Полночный рассвет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Еще одна книга о Звездной Конфедерации. На этот раз в Гильдию Наемников попадает обычная художница, и вместе с профессиональным убийцей открывает завесу тайны над событиями, которые произошли на ее родной планете 400 лет назад

Сицуно Арисава

Полночный рассвет

  
  
   "С тех пор, как Дзинариона объединила три мира в Империю, три народа процветали, расширяли владения до шести, потом и семи миров. Арбантам досталась Мэнзву, уллмарикам--Ормарай, шима--Рэймери. Аленри стала седьмой, для всех народов. Империя не знала войн, покуда с окраины галактики, где небо совсем темное, не появились мафре. Подобные ледяным кристаллам, они были живыми, но в их жилах не струилось крови, и не было у них души, шесть глаз мафре были пустыми и прозрачными. Живую плоть они тоже могли обратить в кристалл, и не было от них спасения. Они попытались навязать Империи Уллмари унизительный договор--три тысячи тонн кремния в любых соединениях и десять тысяч разумных существ, все это нужно было для сотворения новых мафре. Но император предпочел войну. Уллмарский флот намного превосходил мафрийский, но у мафре было больше миров. К тому же мафре владели алмазной планетой, и могли покупать корабли из других миров, и чистыми алмазами платили предателям. Один из предателей отравил капитана уллмарского флота, Кинтаро Тарамоку. Тогда командование на себя взяла его дочь--Этельреда Тарамоку, один из лучших летунов. В то время объединенный флот сокрушил превосходящие силы противника. В поисках предателя Этельреда пробралась на корабль мафре и спасла всех, захваченных в плен"
  -- Сиамури Арсианара "Легенда об Имперской Леди"
  -- Из всех легенд об Изначальной Империи это самая любимая. Я ее знаю слово в слово, перечитывала раз двадцать, и храню, наверное, с полсотни иллюстраций собственной работы. Сначала карандашами, потом отважилась красками собственного изготовления. Рисовать училась самостоятельно, а по образованию я химик. Посвящать всю жизнь высокому искусству пока не собираюсь.
   Заканчиваю прорисовывать высадку уллмарского десанта на только что отбитую Рэймери. Корабли, украшенные узором по обычаю тех времен, стоят стройным рядом, из них выбираются низкорослые уллмарики, крупные арбанты и хрупкие крылатые шима. Изящный корабль с грозными пушками и надписью "Имперская Леди" по борту принадлежит Этельреде. А сама она стоит возле трапа--высокая для уллмарок, в белой боевой форме с серебряными полосами. Белый--цвет гвардии императрицы, его традиционно носят все женщины-воины, а полосами, повторяющими узор древнеуллмарской хитиновой брони, форму украшали до самого Переворота. Оранжевая кожа--чуть ярче, чем у современных уллмариков. Губы скорбно поджаты, непроглядно-черные локоны до плеч бьются по ветру, большие глаза с крестообразными зрачками устремлены вдаль. Вереск на дальних холмах наполовину выжжен, голубое рэймерийское солнце отбрасывает длинные тени.
   Да, я бы там побывала, а все руки не доходят. Казалось бы, что проще, покупай билет и вперед, но постоянно что-то отвлекает.
   Оглядывая картину, замираю в размышлении, добавить ли светящихся красок, прозрачных, или же меняющих цвет в зависимости от освещения--есть у меня такие, сама сделала--но ограничиваюсь тем, что добавляю солнечных бликов и подписываюсь. Зеленой краской и изящным старинным шрифтом ставлю "Ю" и "Т". Юкина Тэй, чего и вам желаю.
   Сбросив стопку книг с округлого кресла, собственноручно расписанного узорами, я забираюсь в него с ногами, наливаю кружку чая и включаю на проекторе фильм о восстании на Даямондо. Исторические фильмы--моя слабость. Ну еще ужасы и комедии радуют, а под слезливо-романтические благополучно засыпаю. С так называемого "концептуального кино", где полный бред пытаются выдать за философский смысл, чуть ли не плююсь. Не люблю, когда искусство подделывают...
   И совсем не вовремя начинает верещать коммуникатор. Я протягиваю руку до стеклянного столика, едва не смахнув на пол стоящие на нем банки с красками. Вообще-то, специальная клипса надежно крепит коммуникатор к шарфу или воротнику, но я ношу его в сумке, а дома бросаю, где придется. Зато выбирала себе самый красивый, в виде бабочки.
   Когда я нажимаю кнопку приема на левом крыле, над спинкой проявляется круглое жизнерадостное лицо Ксавии, арбантки-скульпторши.
   -Штаб имперской безопасности слушает!--отзываюсь я.
   ­-Юкина, ты не забыла?-- улыбается Ксавия.--Мы собираемся через три часа в Серебряном зале.
   Как--сегодня? Рассчитывали через неделю, и то под вопросом.
   --Ксавия, тебе не стыдно? Нет бы вчера предупредить.
   --Да мне самой только что сказала Нирасха.
   --А, тогда ладно. А что в Серебряном?
   --Выставка актуального искусства! Бери семь больших картин, желательно самые проникновенные.
   Этого хватает, чтобы крепко задуматься. Подняв тяжеленную крышку ящика с картинами, выкладываю перед собой по одной. Самые великие в смысле размеров оставлю дома, иначе не унесу. А вот в смысле таланта... Возьму одну-две странные картины, скажем, с галактикой в форме свернувшейся кошки. Уллмарик и уллмарка, сидящие под деревом--опадающие листья садятся на их руки, как бабочки. Надо что-нибудь из легенд, у меня к ним много иллюстраций, больше всего, конечно, про "Имперскую леди". Вот она вступает в бой с пятью истребителями мафре. Их корабли, как и сами мафре, выглядят так, будто сделаны из кристаллов льда. "Имперская Леди" преследует предателя. Ему удалось скрыться, но от подвернувшихся мафре осталась только пыль. Дальше Этель спасает пленников, клянется в верности императрице, ведет флот против мафре, отстреливается от врагов проникших на ее звездолет--мафре о шести глазах, расположенных по кругу подобно лепесткам цветка и широкими, приземистыми телами, сжимают в руках оружие-кристаллизаторы, пол под ногами усеян осколками, а Этельреду и капитана Виспери (огромного роста, могучего сложения, с надломленным носом и повязкой через глаз) окружает синеватое защитное поле. И последнее сражение--два десятка истребителей мафре на обзорном экране, несколько мафре, прорвавшихся на уллмарский корабль и рука Этельреды в белой перчатке, лежащая на снятой с предохранителя клавише "Уничтожение". По легенде, она взорвала корабль, а заодно накрыло и ближайшие истребители мафре; от "Имперской Леди" остался только кусок обшивки, который сейчас хранится в святилище. Вытираю глаза, едва не расцарапавшись шипами. Вот хорошая и душещипательная: шпион Июмир Наганори несет на руках раненую Этельреду. Он сам не раз попадал в плен к мафре, закладывая взрывчатку, угоняя корабли, или надеясь пробраться на их планету, в результате звездолет мафре был захвачен уллмарскими войсками, а Июмир--спасен Этельредой, и они с тех пор не расставались. За историческую достоверность не ручаюсь. Дело в том, что через триста лет после событий с мафре на Уллмаре случилась революция, и семьдесят лет после того была республика. Тогда уничтожили изображения всех эпических личностей, связанных с Империей, будь то ученые, деятели искусства, или полководцы. Больше всего почему-то нападали на историю и философию. Искусству тоже досталось, но не так сильно. Исторические архивы и философские трактаты сохранились лишь потому, что были в последний момент хорошо спрятаны Джениквай, главной хранительницей архива, и ее учениками. Позже ученики художественно переработали исторические записи, создав серию "Легенды Изначальной Империи", а ученики учеников смогли издать то, что сохранила Джениквай. Тогда же, после переворота, укоротили имена: женские дозволялись не больше трех слогов, мужские--не больше двух. Боролись не за равенство, но за одинаковость. Одинаково обставляли дома. Яркую, удобную одежду заменили громоздкой и строгой, ввели военную униформу серого цвета, хотя имперская броня защищала лучше, не сковывая движений. Тогда же изменили письменность, сделав очертания букв более простыми и резкими--теперь немногие могут читать староуллмарские записи. Когда тридцать лет назад император Риоган Освободитель вернул себе трон, то все встало на свои места. Многое удалось восстановить, кроме имен, письменности и образа мыслей старшего поколения всех народов на семи планетах. А, еще не вернули столицу, ее как при республике перенесли на Аленри, так и не думают переносить на Уллмару. Но изображения эпических личностей сохранились весьма приблизительные, приходится выкручиваться на собственном больном воображении. Июмир--уллмарик по рождению, но всю жизнь жил на Мэнзву, арбантской планете, а потому лицо разрисовано по их обычаю--две вертикальные полоски, проведенные вниз от глаз. Не помню, что они значат, кажется, "Ястреб". Ксавия много рассказывала про обычаи своего народа--и что раскраска должна наноситься пальцами рук в одно движение, и какие испытания проходили уллмарские поселенцы, чтобы арбанты их считали за своих. В остальном же Июмир похож на всех прочих уллмариков, разве что выше ростом, да белые волосы коротко стрижены, не считая длинной тонкой косички до середины спины. На всех изображениях он хитро улыбается, одно слово--Мэнзвийский Плут. Сложив картины стопкой и накрепко связав, укладываю в сумку и пытаюсь придать себе благочестивый вид.
   А вот это мне даже сложнее, чем тому Июмиру. Стригусь я коротко, так что пушистые темно-синие волосы с бирюзовыми прядями торчат в разные стороны. Глаза--именно такие, какими им положено быть после вчерашнего чтения глубоко за полночь, то есть сильно запавшие. Острый нос почему-то украшен пятном краски. Красками же забрызганы руки по самые плечи. К тому же шипы надо отшлифовать до приличной формы. Это еще одно, кроме крестообразных зрачков, украшение уллмарского народа, оставшееся с тех времен, когда наши далекие предки вышли из моря. Из того же вещества, что и ногти, шипы растут на костяшках пальцев--по четыре штуки, а так же по одному на локтях, ключицах и плечах. Их положено подпиливать до пристойной длины и наносить блеск, хотя бы бесцветный. Ибо нет ничего глупее, чем прятать шипы, а мягкий климат позволяет носить одежду с прорезями на рукавах.
   В любом случае, можно выглядеть и хуже, чем Юкина после медитации с кистями, но это надо сильно над собой поиздеваться. Кое-как обдираю с себя краску, крупным гребнем приглаживаю синий кошмар на макушке, рисую синим же карандашом узоры вокруг глаз. Внимательно осмотрев тот хаос, который я сотворила из своего дома, нахожу зеленые брюки со шнуровкой, лиловую рубашку с коротким рукавом и зеленый шарфик среди полусотни других, свитых в змеиный клубок. Что поделать, люблю длинные шарфы, даже в теплую погоду. Сумку забрасываю на плечо--благословен будь тот мудрец, что додумался применять в дамских сумочках искажение пространства, так что помещается в нее все без ограничений размера. Но как жаль, что он не догадался каким-то образом уменьшить вес вещей. Семь немаленьких картин, пусть даже на легких рамах, здорово оттягивают плечо.
   Видели ли вы уллмарские города? Нет, вы не видели уллмарских городов. Таких больше нигде нет--города сферической формы парят над поверхностью планеты. От наземного строительства отказались почти двести лет назад, когда почва и воздух были отравлены окончательно. Если смотреть вниз, можно увидеть бескрайние леса и океаны. Но ни шагу там нельзя сделать без скафандра. Ульрион, упавший город погиб не от столкновения с землей--он опускался медленно, когда установки антигравитации одна за другой выходили из строя. Через месяц не осталось никого. Но больше такого не повторяется. Когда-нибудь уллмарики смогут твердо стоять на земле, если найдут способ нейтрализовать отравляющие вещества.
   Мы привыкли жить изгоями на собственной планете, синтезируя пищу и собирая дождевую воду. Еще у нас есть медузы. Да-да, медузы, мутировавшие до состояния мелкопористых летающих куполов с длинными щупальцами. Растения на них приживаются прекрасно, не причиняя никакого вреда. Их используют для разведения редких растений или просто озеленения городов. Часто можно увидеть парящие между домами клумбы.
   Уллмарские дома обычно строятся в форме кристаллов, чаще всего двенадцатигранных, в хорошую погоду это смотрится очень красиво. А в дождь--еще лучше, ибо все они выполнены из разноцветного зеркального стекла. Мой, например, пронзительно-лазурный. Некоторые украшают свои дома портретами императора, чем портят весь вид. Как подданный, я его, конечно, глубоко уважаю, но как художник не одобряю его портреты на стенах. Между собой дома, даже не отмеченные ликом правителя, связывают ленты-дороги, чуть пружинящие и белые в любую погоду. Иногда уллмарята их разрисовывают цветными мелками.
   Добираюсь до круга телепорта, выбираю пункт назначения на светящемся пульте управления. Палец замирает у надписи "Серебряный зал".
   Надпись исчезает прежде, чем я успеваю коснуться ее. Из телепорта выпрыгивает непроглядно-черный обитатель системы Z-17, от которого я едва успеваю увернуться. Бормоча извинения, он уносится, взмахнув шлейфом белых волос. Когда я возвращаюсь к телепорту, он окрашивается в алый, а на табличке мигает слово "Перегрузка". Только этого не хватало... Ладно, своим ходом доберусь. Это не так трудно, нужно прыгать с одной ленты на другую и стараться ни в кого не врезаться. А так же выслушивать в свой адрес проклятья от тех, кто перемещается на летных капсулах. Иногда зацепляю сумкой мирно прогуливающихся людей разных рас. Конечно, шипастых уллмариков здесь больше всего, но встречаются и арбанты с неправдоподобно длинными руками и ногами, плоскими разрисованными лицами и немного согнутыми спинами, и хрупкие птицеподобные шима с яркими перьями и кривыми блестящими когтями. Немало и представителей иных миров, входящих в Звездную Конфедерацию. От большого везения я по пути умудряюсь наступить на хвост рептилоиду с Дальнего Предела, и он шипит на меня что-то обидное. Что именно--не знаю, ибо переводное устройство не стала вешать на ухо, а искать его в бездонной сумке не хочется. Нет, как доберусь--обязательно найду и прикреплю к бедному уху. На таких мероприятиях обычно бывает множество иномирцев.
   Серебряный зал выделяется не только цветом, за который получил название--цветом снега и неба--но и очертаниями, лучисто-игольчатыми, изломанными. Изначально задумывался как игорный дом, но не продержался и полгода, несколько проигравшихся шима учинили погром без шанса на восстановление. Потом его и переделали в зал искусств.
   Узкая дверь поднимается, и я влетаю внутрь одним прыжком. Худощавая шима с песчано-коричневыми перьями и яркими зелеными обводами вокруг глаз чуть приоткрывает клюв, я улыбаюсь в ответ. Знакомьтесь, Шри-Кшим Нирасха, глава клуба художников и наш учитель. Я извлекаю картины из сумочки по одной, выстраивая их у ближайшей стены приглушенно-серебряного цвета с узкими витыми лампами матового стекла.
   --Как и просили, принесла самое лучшее.
   Нирасха одобрительно кивает, остановившись у картины с двумя шима, летящими к закату, затем подзывает служителя-арбанта в строгом сером одеянии с серебряной окантовкой, и тот несет развешивать сразу все творения. Жаль, что бедным маленьким уллмарикам не дано таких замечательных длинных рук. Более счастливая раса--рагнарцы, у них аж четыре руки. Но голубая чешуйчатая кожа--это жуть, не в обиду никому будь сказано. Кстати, вот на стене рагнарские творения. Вот такие пейзажи я уважаю, удивительная мощь, просто дух захватывает. Скалы над рекой нанесены такими грубыми мазками, что краска не отваливается только чудом. Надо бы найти художника и поговорить. Прохожу дальше, отчаянно вертя головой. Хотя не так уж и много творцов еще подтянулись.
   Стеклянные скульптуры с переливающимися внутри отблесками и арбантку Ксавию--их творца и хозяйку--я замечаю одновременно. И скульптуры хороши безмерно, и Ксавию нельзя не заметить. Ростом немного выше уллмариков, красивая и гордая (арбантки сгибают спину не так сильно, как арбанты), лицо украшено пятью вертикальными полосками--кажется, это значит "Владыка реки", очень большие серые глаза... Еще и одета в черные брюки и синюю блузу с рукавами до земли.
   Расталкивая подвернувшихся под руку творцов, служителей и немногих подтянувшихся зрителей, преодолеваю разделяющее нас расстояние и повисаю на арбантке.
   --А уж я-то как рада тебя видеть!--Ксавия аккуратно ставит меня на пол.--Принесла?
   --А то! Самое лучшее. Давай хвастайся своими шедеврами, половину я еще не видела.
   Ксавия заняла длинный стол с подсветкой--творений действительно оказалось много, начиная от играющих котят размером с ладонь (стекло создает иллюзию лоснящихся шерстинок) до охотника в половину уллмарского роста, борющегося с чудовищем ненамного больше. Ксавии удалось поймать и злобный оскал чудища, и решительный взгляд охотника, и напряженные мышцы.
   --Как живые, даже лучше!--высказываюсь я.--Удивительно, что можно создать из простого стекла, когда руки и голова работают.
   --Это не простое стекло,--довольно улыбается Ксавия.--Это сверхпрочное, а поверхность обрабатывается содой. Тяжелое, как моя совесть, но оно того стоит.
   --Сделаешь мне котенка?
   --Не вопрос. Учитывая какой хаос у тебя дома, стекло должно быть сверхпрочным,--беззлобно поддевает меня арбантка.--Пошли твои творения созерцать, я уже вижу что-то интересное.
   Действительно, мой кошмар в краске уже не только развесили, но и поставили разноцветные светильники на гибкой ножке--поворачивай, как хочешь, и смотри, как цвет поменяется в зависимости от угла освещения.
   Картина с ночным городом, лежащим на мягкой темной ладони, и весь прочий сюрреализм Ксавии нравятся, а вот легенды--не очень, арбантка искренне недоумевает, как хрупкий Июмир не рассыпался, попытавшись нести на себе Этельреду.
   --Это же по фильму "Сердце защитницы"?--уточняет она.
   --Нет, это по книгам. Фильм мне не очень понравился, плохо сыгран.
   Тем временем подтягивается художественный народ. У творческих людей почему-то любое собрание, кроме собрания за обеденным столом, начинается через полтора часа после объявленного времени.
   Аклорианка Вейнара-но-Кирай, черноволосая, с оливковой кожей, в легком платье без рукавов, зато в браслетах по плечи, неторопливо развешивает замечательные пейзажи с толстыми стенами городов-государств и пылающими морями. Пока мы с Ксавией помогаем ей прикреплять к стене увесистые рамы, заодно посвящая в свежайшие околохужодественные сплетни, Тан Йорру подтягивается послушать. Этот хмурый, заросший до самых глаз уллмарик с гладкими черными волосами до плеч прижимает к просторной пурпурной блузе охапку бронзовых статуэток (думаю, все-таки из легкого сплава под бронзу), на служителей Серебряного смотрит вредно и недоверчиво.
   --Что это вид у тебя такой страдальческий?--интересуется Ксавия.
   --На Арбантару летал отдыхать,--Тан потирает шею,--Пробрался на их корабль, долетел с комфортом, на попутных капсулах да морских кораблях по всей планете путешествовал, без неприятностей. А как вернулся, так в двух кварталах от дома хулиганы остановили поговорить по душам.
   --Ничего себе,--восхищаюсь я, --Тебя самого приключения находят.
   Действительно, пройти столь долгий путь и найти неприятностей в полушаге от дома дано не каждому.
   --А творения на эту тему будут?--Ксавия, как всегда, подмечает главное.
   --По путешествию--наваяю, про хулиганов нет. Я лучше им самим наваляю.
   Тан пробивается к какому-то знакомому шиму, а мы с Ксавией отходим в дальний луч зала, мирно беседуя о высоком искусстве.
   --Ксавия, можно я твои фильмы еще придержу, занята была, отсмотрела только половину.
   --Оставляй, не вопрос, --Ксавия помогает служительнице Серебряного, на этот раз маленькой уллмарке, повесить повыше картину с мрачным пейзажем и нахохлившимся вороном на ветке.--Я сама твое не все посмотрела. И да, есть у тебя в коллекции отличные вещи. Тот фильм, где древнее зло портило жизнь мореплавателям...
   --"Ужас из глубины"?Да, он хорош!
   --Можно мне занести? Давно хочу посмотреть, но не могу найти.--раздается грустный голос из-за спины.
   Резко разворачиваюсь, едва не сбив с ног печального рагнарца. Все его четыре руки обтянуты черными перчатками--в такую-то жару, алая окантовка на черной безрукавке и брюках выгодно оттеняет чешую, сверкающую всеми оттенками древних морей. Глаза под скорбно заломленными бровями щедро обведены черным. Ходит к нам недавно, имени еще не запомнила.
   --Занесу,--обещаю я.--Но, может, что-нибудь доброе и смешное?
   Рагнарец едва заметно улыбается и пытается пристроить на стену картину, которую до того держал под мышкой. Вглядевшись в лицо оборванной рагнарки, сидящей в ржавой клетке, отметив страдания, мастерски прорисованные в глазах и позе, понимаю--ни доброе, ни смешное на художника не подействуют.
   Еще через полчаса на стенах и подставках не остается свободных мест, и Нирасха открывает мероприятие торжественной речью. А уж по красноречию она может превзойти кого угодно, по крайней мере, журналисты, ненавязчиво затесавшиеся среди художников и ценителей искусства, с неприкрытой завистью записывают за ней особо вкусные обороты. Хотя мне слабо верится, что я творю добро и двигаю чье-то духовное развитие, пачкая холст красками. Скажем, Тирасар с Z-17, который показывается нечасто и славится сюрреалистическими творениями, постоянно ворчит, что искусство никому не нужно и вообще, изжило себя, да и мало выгоды приносит. Вечно грозится бросить писать насовсем или творить за булочки (потому как более основательную пищу за размахивание кисточкой не дадут), но неизменно приносит замечательные вещи. Кстати, его сегодня не видать, решил посетить родной мир. Как бы то ни было, уллмарики в тоску и мысли о бесцельности жизни впадают редко, зато если впали, то выходят долго и с трудом.
   --Вот же принесла нелегкая,--шипит Ксавия, плоские ноздри раздуваются, как у охотничьего тигра.--Меньше всего хочется его здесь видеть, шкуру продажную.
   Скосив глаза, я замечаю толстого зулина средних лет. Серебряная кожа перехвачена несколькими шрамами, крупный нос немного свернут набок, на идеально приглаженные белые волосы явно вылито полфлакона масла, взгляд выражает презрение и отвращение. Громоздкий костюм только подчеркивает его толщину, зато сшит из очень богатой ткани. Где-то я этого урода видела, и не раз, но где?
   --Напомни, кто он и откуда?--уточняю я.
   --Бывший бандит, а может, и действующий. Жрет аззаку, не удивлюсь, если ей и торгует. Пытается купить искусство.--арбантка морщится так, что полосы на лице идут волнами,-- Эльстар Рёксва, будь проклято имя его и все его потомки.
   Рёксва? Не Эльстар, а Ирдрин. Она же к нам ходила. Очень красивая, кстати, зулинка, но с таким затравленным взглядом, будто полгода провела в диких джунглях где-то в Дальнем Пределе. Отлично рисует, я до сих пор в удивлении, как можно одним только карандашом, не накладывая десятка слоев краски, создавать картины, полные жизни и мысли. Как-то я попросила попросила достать с полки альбом с репродукциями аклорианских мастеров, ибо сама не дотягивалась. Ирдрин, намного выше меня, вытянула руки изо всех сил, и рукава сползли до плеч, а край блузки чуть приподнялся, и оказалось, что от плеч и до пояса серебряная кожа иссечена длинными зеленоватыми ссадинами. Тогда Ирдрин сказала, что кошка упала на нее со шкафа. Я не знаю, что за кошка должна оставить ТАКИЕ следы. В следующий раз, увидев едва зажившую рану выше локтя, я спросила ее, почему такая приличная с виду зулинка так упорно вступает в рукопашный бой с дикими кошками? Когда я ее приперла к стенке, Ирдрин призналась: "Муж исхлестал, я ведь хожу сюда без его позволения. А он и убить может, боюсь очень". С тех пор она не появлялась, и я страшно за нее беспокоюсь.
   --Да, точно. С аззакой я его пару раз видела. Удивительно, как не попался.
   Действительно, если и есть овеществленное зло, то это аззака--застывший сок наркотического аззакового корня, тайно выращиваемый на Арбантаре. Более того, этот урод падок на симпатичных художниц любой расы, и не только художниц. Хотя я не знаю, кому он, такой страшный, нужен. Однажды он пробовал бегать за моей сестрой, приехавшей на каникулы, в другом городе учится. Притащил ей лимонных конфет с орехами. А когда я разломила одну из них, в начинке оказались маленькие кусочки аззаки, подобные стеклянным осколкам. Они бы хрустели на зубах, как орехи, а лимонный аромат скрыл запах. Сестра все поняла, отправила коробку в уничтожитель материи, сожалея, что нельзя отправить туда же Рёксву. С тех пор зулин охотится за более сговорчивой добычей. Я пробовала узнавать у него об Ирдрин, но трусливый зулин неизменно срывался на визг и угрозы.
   Если те два года, что его не было видно, бандит отсидел на планете-тюрьме, то я даже рада. Но за это время он не изменился--старательно обхаживает Вейнару. В чем-то я понимаю, аклорианки очень красивы. Но что в нем нашла сама Вейнара?
   Он же намного старше и отвратителен на вид, тем более аззака здорово подточила его кости. Шрамы придают особое очарование только благородным, как Этельреда или ее соратники. Кстати, надо бы еще одну картину написать. А потому не буду о грустном. Гораздо приятнее ходить по Серебряному, созерцать, мило беседовать с остальными художниками, в общем, принимать духовную пищу.
  
   Сильвия де Бранд, наемница с Мантикоры, была счастлива с самого утра, как ни старалась сохранить непроницаемое выражение лица, но обычно насмешливые желтые глаза сверкают потусторонним светом. Другие наемники, никогда не видевшие Сильвию в таком состоянии, на всякий случай обходят ее стороной. Подумать только, Вивиан Торнгрим, самый отважный и благородный из всех, в ком струится изумрудная зулинская кровь, собирается взять ее с собой в трехнедельное путешествие. Теплые моря Нимфы, загадочные джунгли Дальнего Предела, древние города Рагнары и еще немало достойных восхищения миров они собираются посетить. Скольких трудов стоило Вивиану, капитану службы галактической безопасности выбить это время для себя, скольких--Сильвии, чтобы уговорить гильдмастера...
   --Боевому Призраку де Бранд срочно спуститься в порт!
   От резкого голоса гильдмастера, раздавшегося из клипсы переводного устройства, Сильвия слегка вздрагивает, но быстро подхватывает рюкзак и длинными прыжками спускается по лестнице, игнорируя пневматический лифт.
   Возле зулинского корабля с нарисованными глазами ее ожидает Вивиан--ростом не уступающий мантикорянину, зеленоглазый, с правильными чертами лица и пепельными волосами чуть ниже ушей.
   Но едва его серебристые руки касаются мраморно-белых рук Сильвии, как в уши тысячей осколков втыкается визгливый голос:
   --Я, конечно, понимаю, что у вас большая любовь, но мы здесь по делу.
   Голос принадлежит мантикорянке, стеснительно выглядывающей из-за плеча высоченного белокожего бугая в алой куртке, обрисовывающей вздувшиеся мышцы, Расчесанные на идеальный пробор волосы выкрашены в розово-золотой, на грубо высеченном лице--несокрушимое самодовольство. "Юбер Альвари,--вспоминает Вивиан,--торговец предметами роскоши. Не похож он на мирного торговца". Волосы мантикорянки выкрашены в те же цвета, но очень давно были пурпурно-лиловыми, как у Сильвии. Сама она ниже ростом, тоньше, чертами лица похожа на Сильвию, но от наемницы ее отличает кроткий, беззащитный взгляд. Орсия Альвари, бывшая де Бранд. Намного старше Сильвии, не родная сестра, а сводная. Видятся они крайне редко, но каждый раз готовы вцепиться друг другу в горло. Сильвия--за то, что Орсия выбрала неудачную пару, торговцы не подходят для рода воинов. Правда, их родители--священники культа Пяти Вечных, но это не меняет дела. Орсия же на дух не переносит сестру за воинственность и нежелание обзаводиться семьей.
   --Чем обязана?--холодно спрашивает Сильвия.--Диверсии, взрывы, шпионаж и прочие...деяния обсуждаются с гильдмастером, она же назначает расценки. Оплата стандартная: половина сразу, половина--по результату. Исполнение--по сложности, лично меня на простое дело отправлять смысла нет.
   Наемница выворачивает руку так, чтобы показать звезду о восьми лучах--восьмой ранг из тринадцати. Орсия презрительно фыркает.
   --Счастье приличной дамы--не в "деяниях", как ты выразилась, а совсем в другом. Бросай уже свою гильдию и этого головореза...--Орсия перехватывает тяжелый взгляд Вивиана,--Впрочем, оставь его себе. Главное, чтобы полукровки не были такими же страшными.
   --Межрасовые браки запрещены законом, а полукровок не бывает вообще. Если помнишь, эксперименты по выращиванию гибридов провалились, они не могли прожить и года,--спокойно возражает Сильвия.--Выкладывай, зачем пришла, не для того же, чтобы меня дрессировать.
   --У нас сын пропал,--наконец высказывается Юбер.--Подался в бега. Может, вы что-то знаете. Может, он остался у вас в гильдии.
   --Жалко, конечно, но в его возрасте кто не сбегал? В любом случае, вам к гильдмастеру. Пропажи--это отдел Мастеров Психологического Воздействия или же Неусыпных стражей. Можете нарушить закон и влезть в базы данных, да только вряд ли там будет хоть один Альвари.
   Вивиан протягивает руку, помогая Сильвии подняться по трапу.
   Уже закрыв люк, наемница вытащит из рукава сверхсплавовый стилет и будет долго его подбрасывать и ловить. Такая у нее необычная умиротворительная медитация. Слово "успокоительная" не принято в Гильдии Наемников--там оно означает "убрать без шума и пыли".
  
   Тан--это явление. С ним или что-нибудь происходит, или что-то случается. А у бедной Юкины--никаких приключений, все на творения уходит. Этельреда, куда без нее. Пытаюсь выполнить картину в духе того времени, отказавшись от полупрозрачных красок и красок, меняющих цвет. Результат определенно нравится.
   Всю неделю, повторюсь, полный штиль. Другой был бы в упадке, но у меня возмутительно хорошее настроение, ибо проработала удачную идею и хочу воплотить ее в жизнь. Семь листов, исписанных формулами, сворачиваю и закидываю в сумочку. Когда я закрываю за собой дверь, солнце уже расцветает на выбеленном небе. Добраться до портала--дело нескольких прыжков по лентам-дорогам.
   --Леди Тарамоку?
   Голос какой-то странный, едва слышный, как будто шуршит песок. И непонятно откуда доносится. Вроде говорящий находится прямо передо мной, но его не видно.
   --Вообще-то Тэй, но если вы настаиваете...С кем имею честь?
   В трех шагах впереди начинает что-то проявляется. Как будто нарисовано краской, приобретающей яркость от реакции с воздухом. Сначала проблескивают глаза, а через несколько секунд существо становится вполне зримым и осязаемым. Кошкоподобное существо ростом чуть ниже уллмари, покрытое коротким дымчато-серым мехом и облаченное в невразумительное одеяние из множества стянутых между собой зеленоватых хитиновых надкрыльев. Стоит на цыпочках, сложив руки на груди, и внимательно на меня смотрит глазами цвета звездной пыли, загадочно улыбаясь, если это слово можно применить к кошачьей морде. Я иномирцев, конечно, достаточно встречаю в своей жизни, но таким оригинальным способом еще ни разу.
   Самое обидное, что не говорит ни полслова и смотрит будто в вечность, а я случайно перед глазами встала.
   --Вы кто и откуда?--грозно вопрошаю я, пытаясь скрыть растерянность.--Что вообще от меня нужно?
   --Имсируваар...--произносит существо. Странное слово, не уллмарское и даже вроде не шимское. Переводное устройство его не воспринимает.
   Я делаю шаг к существу, и оно быстро тает в воздухе.
   Бред какой-то... Наверное, сплю на ходу... Нет, хватит глупостями заниматься, работать надо. Я шагаю в портал и через один удар сердца оказываюсь в родном исследовательском центре.
   Расчеты оказались правильными, и после нескольких попыток удается получить замечательный нейтрализатор, который может обеспечить сносное существование даже на планете, отравленной насквозь. Тут же разрабатываем несколько способов, куда его применить. Успеваю сцепиться с одним вредным типом с Демоникуса, который весь день увиливал от работы, а потом стал путаться под ногами и вопрошать: "А что это вы здесь делаете?". После обидной перепалки он просачивается под дверь и больше нас не беспокоит.
   Так что домой я возвращаюсь в боевом настроении. Про кошкоподобную сущность если и вспоминаю, то смутно, будто бы приснилась. А вот нарисовать его было бы интересно. Надо бы еще антураж загадочный, и очертания размытыми сделать...
   Творение обдумываю, не смешивая краски, а запекая пышки с медом, о которых мечтала весь день. Коммуникатор, на этот раз прицепленный к воротнику, подает голос.
   ­­--Штаб имперской безопасности...--привычно воплю я.
   --Ой, Юкина, ты просто удивишься!--верещит Вейнара еще громче меня, такое неподдельное счастье переполняет, что я не знаю, куда уши девать.­­---Оказывается, Эльстар такой замечательный во всех отношениях.
   Тьфу ты...я думала, пейзаж красивый нарисовала, или фильм хороший смотрит, или туфли на зеркальной шпильке прикупила со скидкой, между прочим, жуткое уродство, но мечтает же о таких...
   --А какой внимательный!--восхищается аклорианка.--Серьги мне подарил с туманными кристаллами...
   Ну началось... Ставлю все свои картины на то, что серьги были потащены у бедной Ирдрин.
   --...Он намекал, что мне больше пойдет имя Вейнара Рёксва...
   Не поняла. Куда этот урод подевает Ирдрин? Или он просто так болтает, чтобы сделать жертву более сговорчивой.
   --Ужасно звучит, извини, конечно. К тому же ты аклорианка... Это не в ваших обычаях...--пытаюсь возразить я.
   Действительно, аклорианцы не женятся. Совсем. Просто с какого-то момента начинают выживать в одном доме, а если надоедает--собирают вещи и расходятся. Считается, что так удобнее, но мы, уллмари, этого не понимаем.
   --А мы по зулинским обычаям. А закон Конфедерации, мешающий межрасовым парам, можно и обойти. Пять тысяч кредитов закроют глаза кому угодно.
   --Дурочка ты,--устало говорю я.--Он бандит, и ты бандиткой станешь. Еще аззаку есть начнешь.
   --Да ты просто завидуешь...
   Так, приехали. Спасать надо Вейнару... Нет, надо было ему еще шрам поставить. Каков подлец, а! Еще и пышки из-за него спалила.
   Кстати, вовремя опомнилась, пышки уже не такие вкусные и хрустящие, но есть можно. Я забираюсь в кресло с ногами и ведерной кружкой шоколада, включаю любимую комедию, как два жулика спасали императорского наследника, и что из этого получилось. И, как назло, опять беспокоит устройство связи. Наверное, Вейнара, думаю я, но радостный крик застревает в горле, когда хранитель Серебряного зала официально заявляет: "Я намерен поговорить с вами о ваших картинах"
   Неужели мои творения кто-то хочет купить? Есть! Есть! Я подпрыгиваю чуть не до потолка. Шоколад и надкушенная пышка остывают на стеклянном столе, сумка закидывается на плечо, дверь запирается, а ураган, проносящийся до ближайшего портала к Серебряному, при внимательном рассмотрении оказывается вполне пристойной уллмаркой, о чем могут поведать два сбитых с ног рагнарца. Я не со зла, честно.
   Хранитель--арбант с собранными в гребень волосами и размазанным узором на лице наносит сокрушительный удар:
   --Юкина Тэй, мы вынуждены снять с выставки все ваши картины. Вот, забирайте.
   Оперевшись о стену, я изо всех сил трясу головой, надеясь вытряхнуть услышанное из ушей или прояснить голову. Так, наверное, себя чувствовал древнеуллмарский воин, когда какой-нибудь гад находил тоненькую щелочку в его хитиновой броне и загонял туда отравленное лезвие.
   Неплохие же картины, в самом деле. И Нирасха не против, а у нее очень развито чувство прекрасного, и я видела, как люди подходили, смотрели, и вряд ли с целью посмеяться над убогой.
   --За что вы меня так жестоко?--я не спешу сложить в сумку снятые со стены картины, еще на что-то надеюсь.
   ­­--Неактуально. Вот эти уллмарики под деревом, летящие шима...Пастораль, еще овечек на лугу нарисовать осталось.
   Не поняла? Чем ему уллмарики не нравятся? По-моему, он придирается.
   --Но это же красиво!--возражаю я, борясь с желанием огреть его сумкой.
   --Надо жить искусством для народа, вот, берите пример. Эта картина отображает многовековые страдания народа Уллмари.
   Я поворачиваюсь к огромной, вдвое больше моих картин, пафосной раме с завитушками и неумеренной позолотой. Вставленная в нее картина поражает. В плохом смысле... Нельзя назвать искусством для народа противную зелено-алую размазню... Тот, кто создал сие непотребство, всячески желал показать оригинальность, поэтому налепил поверх краски кусочков ткани, бусинок, камешков и осколков стекла.
   --Если это и страдания, то от силы наркоманская ломка, ибо на трезвую голову такую дрянь не создать.--зверею я.--А имперские мотивы, если хотите, вот они. Картины к легенде об Этельреде Тарамоку, уллмарской защитнице.
   Хранитель взирает на картину--ту самую, где Июмир несет на руках раненую Этель--как на личное оскорбление. Может, ему сугубо арбантарские переживания покоя не дают? По крайней мере он долго и нудно расписывает мне, чем плоха картина, чем плохи краски, а особенно старательно перебирает недостатки Этельреды, Июмира и вообще того времени. Более того, смеет приписывать те недостатки, которых нет. Этель чуть ли не предателем оказалась. Июмир--скользким типом.
   И в довершение хранитель-арбант изрекает то, что в присутствии Юкины Тэй озвучивать не стоит.
   --Все равно легенда далека от актуальности. Ее давно смешали с космической пылью, а народ хочет происходящих событий!
   Будучи воспитанной леди, я не размениваюсь на пошлую перебранку, а сразу прикладываю арбанта шипастым кулаком. Пока хранитель прижимает к щеке сложенный вдвое платок, я укладываю картины в сумочку и зло пинаю непотребное творение, так что оно срывается на пол, и рама раскалывается надвое. Сверкнувшая на раме раззолоченная табличка просто обжигает глаза--на ней выдавлено: "Эльстар Рёксва". Названия картины мелкими буквами не разобрала.
   И так понятно, где источник всего зла.
  
  
  
   Все, больше меня в Серебряный не пустят, и вообще, нельзя будет в приличном обществе показаться. По этому поводу меня грызет тоска. Рисовать не хочется, на собрания клуба ходить смысла нет. Фильмы смотрю уже без удовольствия, даже с раздражением. По утрам едва разлепляю глаза. Коммуникатор безмолвствует, изображая из себя брошь на шарфе, и единственный раз подает голос. Когда я в особенно серый и унылый день сижу, вытаращившись в стену, обо мне вспоминает Ксавия.
   --Юкина, куда запропала?
   --Настроения нет,--отвечаю я.
   --А заработать хочешь? Тут один умник приходил смотреть творения в Серебряном, навел справки о понравившихся художниках и просит оформить концертный зал.
   --Ничего не получится,--обреченно говорю я.--Наверное, я бездарь, если даже с Серебряного сняли...
   --Твои картины сняли?--возмущается Ксавия.--Да у них совести нет, что ли, или чувство прекрасного пропало?
   --И то, и другое. Похоже, любитель аззаки и там купил место.
   --Да ну его, подходи. Я тебе, кстати, фильм "Нашествие варваров" обещала...
   И тут я чувствую, что попалась. Новые фильмы и повод помахать кисточками--именно то, что нужно страдающей душе. Так что я быстро собираюсь, укладываю в сумку герметичные контейнеры с красками, обматываюсь первым попавшимся шарфом и выдвигаюсь к Серебряному, ворча на Ксавию--надо ж было ей найти столь неподходящее место. Так что я не подхожу, а подкрадываюсь--высовываю из-за угла одно ухо, потом один глаз, а потом, не видя опасности, показываюсь сама.
   Ксавия с немаленьким рюкзаком за плечами и в практичном сером костюме беседует с рептилоидом, наполовину высунувшимся из необычной капсулы. Лобовое стекло в форме полумесяца, два ряда хищно загнутых стабилизаторов и кольцо красноватых огоньков под днищем.
   --Портал временно закрыт,--объявляет рептилоид,--никто, кроме приближенных, в загородную резиденцию попасть не может. Так что я вас доброшу на капсуле.
   Я уже думаю, не ошиблась ли, но Ксавия закидывает рюкзак в капсулу, садится сама и тащит за рукав меня.
   --Какая еще резиденция,--шиплю я, вырываясь.--Ты же обещала, что мы концертный зал разрисуем.
   --А там все в одном. Доберемся--посмотришь.
   Собственно, до самой резиденции и смотреть-то не на что. Темно-зеленая масса и редкие обрывки облаков.
   Зато сама резиденция... Начать с того, что она, как клумба, стоит на летающей медузе, обсаженная множеством цветов и деревьев с полупрозрачной листвой. Сама по себе пятиугольной формы и выстроена из гладкого розового камня. В окнах второго этажа вставлены красивые витражи.
   Капсула лихо разворачивается у самой двери, при этом у меня в сумке явно перемешиваются аккуратно уложенные краски, а у Ксавии в рюкзаке и вовсе что-то надрывно звенит.
   Арбантка выпрыгивает из капсулы и оценивающе осматривает стены.
   --Ну, где вам тут красоту навести?--при этом она разминает руки, точно собирается здесь все разнести.
   Дверь разъезжается в стороны, и рептилоид заходит, а мы следуем за ним. Спускаемся по шикарной лестнице резного камня и оказываемся в довольно большом пятиугольном зале, совершенно пустом и с белыми стенами.
   --А вот и мы!--вопит Ксавия, и эхо прокатывается по залу от стены к стене.
   --Рад видеть!--С лестницы спускается...нет, снисходит зулин.
   Я таких изящных не видела никогда--невысокий, но очень стройный, руки кажутся чуть длиннее из-за подвернутых рукавов вышитой темно-серой рубашки, но это его нисколько не портит. Тонкая шея, украшенная двойной цепочкой. Зачесанные назад каштановые волосы. Несколько длинноватый нос, раскосые зеленые глаза...
   --Хъервар Тронтлан, к вашим услугам. Поэт и музыкант.
   --Меня вы знаете, а это Юкина Тэй, я рассказывала...
   Ну что она там про меня наговорила? Ведь с нее станется...
   --Леди Тэй, я видел ваши картины. К сожалению, когда я пришел на выставку на прошлой неделе, их место заняли какие-то крашеные тряпки в золоченых рамах.
   --Спасибо, я польщена. Позвольте показать, на что мы способны.
   И я принимаюсь за работу, сквозь зубы ругая подлеца Рёксву. Стены зала при ближайшем рассмотрении выглядят более чем печально, даже проломлены были кое-где, правда, уже заделаны и заглажены. Стенная роспись получается странной: горящие рыбы в морских глубинах, дерево с ехидными голубыми глазами вместо листьев, уходящий вдаль звездный коридор, изломанный под причудливыми углами. Незаметно скосив глаза на Ксавию, понимаю, что не одна я схожу с ума. Арбантка поставила в углу полку в виде спиральной лестницы с оплавленными очертаниями, сейчас работает над третьей колонной-барельефом из полюбившегося уже стеклоподобного материала, и первые две у нее тоже странные, по крайней мере глазастые веточки присутствуют. Страшно подумать, что она учинит, когда примется за небольшой фонтан, в котором силовое поле может придать струящейся воде самые причудливые формы...
   --Ксавия, зря мы в это ввязались.--ворчу я, отчаянно пытаясь изобразить что-нибудь приближенное к реальности, но выдавая бабочку с крыльями, переходящими в метеоритный дождь.--За такой бред нам руки пообрывают.
   --Не пообрывают,--отмахивается она изящной рукой в кольцах и еще не застывшей стекловидной массе, которой температура тела не дает прореагировать с воздухом.--Мне нравится, что мы сотворили, надо заканчивать, получить награду и исчезнуть отсюда. А то я с ума сходить начинаю...--полушепотом добавляет она.
   Признаться, я тоже чувствую что-то...странноватое, но пока оно находится за пределом восприятия. Будто слышу стрельбу, но из-за стены... Хотя о чем это я, никогда, кроме фильмов не слышала стрельбы. То ли дело Этель...А я--трусиха.
   Уже и не особо воспринимаю, что расцветает на стенах, срываясь с моей кисти, и вообще не замечаю ничего происходящего вокруг.
   --Вот это да! Ничего более потрясающего в жизни не видел.--стоящий на лестнице Хъервар улыбается на все стороны и даже хлопает в ладоши.--Мне в самый раз психоделическую музыку играть... Закончу ремонт, и можете приходить на концерт. А к вам, леди Тэй, особая просьба. Сколько угодно готов дать за картину по легендам Зулины. Сделаете?
   --Да ладно, не надо ничего, напишу и так отдам, а могу и на стене изобразить. Но...зачем? Они несовершенны и неактуальны.
   Хъервар даже бледнеет от такого.
   --Кто сказал?
   --Хранитель Серебряного,--отвечаю я совсем уже убитым голосом.--Потому и снял картины с выставки, заменив их на отвратительные непотребства, которые и картинами называть стыдно. Так правильно, я никогда бы не смогла ему заплатить, как подлец Рёксва.
   -- Эльстар Рёксва?-- Хъервар сжимает кулаки.--Этот позор всей Зулины и проклятье на головы честных жителей Империи? Будь проклято имя его!--и исступленным шепотом:--Леди Тэй, прошу вас... Картина должна напоминать мне об Ирдрин, лучшей из народа зулинов, и вдохновлять на спасение несчастной страдалицы.
   Хм...надо же, как интересно. Неужели он Ирдрин знает? И каким образом он собрался ее спасать?
   --Да ради Ирдрин я ее подарю.
   Хьервар помогает нам сесть в капсулу--Ксавия ставит рюкзак на колени, я подкладываю сумку под локоть--а рептилоид берется за управление.
   Внизу ничего не меняется, те же сплошные леса, разве что облаков стало больше.
   НТХЛАААААААААА!
   Голова разрывается от скрежещущего вопля, перед глазами разворачивается пронизанная пурпурными трещинами тьма, и белесое существо из переплетенных щупалец, с тонким разломом рта и мертвым красным глазом. На лоб начинает давить ледяная ладонь. Затем все заканчивается.
   --Ах ты, чтоб тебя, так и убить можно!--ворчит рептилоид.--Были бы в городе, точно бы в столб влетел.
   --Что это за...--севшим голосом вопрошает Ксавия, осторожно выглядывая из-за рюкзака.
   --Кто бы знал...--отвечаю я, прижимая шарф к разбитому носу. Полупрозрачная ткань окрашивается оранжевой кровью. --Но я не хочу выяснять это. Хватило одного раза...
   --На телепатическую атаку похоже,--вмешивается рептилоид.--Я когда на боевом спутнике служил, сталкивался, Но на нашу расу оно меньше действует, чем на теплокровных. Сейчас до города доберемся, и вам уже ничего не сделается, затеряетесь.
   До города мы действительно добираемся спокойно, но тут на наши головы сваливается еще одно приключение--надо спасать Вейнару, которая громоподобно рыдает в коммуникатор. Даже с переводным устройством трудно распознать хоть одно осмысленное слово. Далеко не сразу доходит, что ее бросил Рёксва. Ага, и серьги отобрал. Потому как жена. И еще одна зулинка. И уллмарка. И аклорианка. Я не понимаю, он их жрет, что ли?
   --Да и пусть валит на Зулину пешком, раз он такой. И серьги пусть запихнет себе в глотку, мы тебе новые купим в "Обыкновенных сокровищах". А ты дурында будешь, если из-за него будешь дальше страдать.
   Такого результата я не ожидала--непрерывно всхлипывая, она посылает меня далеко и надолго, не забыв пройтись по моим нелестным характеристикам и отсутствию таланта.
   Так что спасать Вейнару приходится Ксавии, а я спокойно добираюсь до дома, не терпится посмотреть новый фильм.
  
   Вытянутые блестящие корабли, как будто сделанные из голубоватого льда, заполняют все обзорные экраны сверху донизу. Даже легкому истребителю мимо них не проскользнуть, не затеряться в спасительной черноте, прошитой осколками звезд.
   Положив руки на пульт управления, на кресле из выгнутых трубок восседает худой светловолосый уллмарик, тонкая косица падает на спину, обтянутую серой, словно тень, формой-- цвета шпионов. Белое имею право носить только я--воин из гвардии императрицы. Теперь я в праве претендовать на синие вставки, ибо только что избавила Уллмари от предателя. Но не увижу ни императорского дворца, ни государыни... и этот, в кресле--последний из уллмари, которого вижу в своей жизни. И это именно тот уллмарик, которого я бы хотела видеть всю жизнь. Едва я даровала ему свободу... Когда он поднялся из погрузочного саркофага и спросил, все ли слуги Всехранителя--такие красивые и гордые.
   Хрустальные корабли оскаливаются пушками. Всехранитель, избави меня от...
   Я снимаю с предохранителя клавишу "Уничтожение"--звездолет взорвется, зацепив и корабли мафре. Последний раз пытаюсь заглянуть в глаза отважному уллмарику.
   --Мы еще можем от них уйти,--он сбрасывает мою руку с пульта и ставит клавишу уничтожения на предохранитель.--Они ориентируются в подпространстве хуже, чем мы, к тому же их приборы обнаружения менее совершенны. Я бывал на кораблях такого типа.
   Тонкие пальцы едва касаются пульта, а обзорные экраны ослепляет холодная вспышка. Звездолет встряхивает, стены кабины сразу же покрываются инеем.
   --Зацепили, стекляшки летающие,--ворчит уллмарик и с размаха ударяет кулаком в пульт.
   Меня бросает на стену так, что трещат кости, вырванное кресло раскалывается пополам. По экранам прокатывается волна ярких цветов, потом открывается запредельно-черное пространство с небольшой планетой и голубой звездой в верхнем углу экрана.
   Встрепанный уллмарик выбирается из-под обломков кресла. Правая рука безжизненно свисает.
   К двум красным полосам, нарисованным на щеках, прибавляется оранжевая--струйка крови из пореза на лбу. Он широко улыбается.
   --Не зря меня называют Мэнзвийский Плут! Я перехитрил этих мафре! Мы спасены. Теперь бы дотянуть до планеты. Чувствую, бедной "Имперской леди" досталось...
  
   Юкине Тэй досталось не меньше, чем бедной "Леди". Зато хоть настроение рисовать появилось на следующий день после поездки. А фильм я пока отложила. Только не надо так старательно входить в состояние, а то руки по плечи в краске и физиономия такая, что впору задуматься, а не ходить ли на мероприятия с фантастическим окрасом, опять же, не придется глаза подводить узорчато. Да, кстати, меня на очередное мероприятие пригласили, что не может не радовать. Выставка у нашей Нирасха! И не в Серебряный созывать будут, а в галерею Эдерне. Думаю подарить ей прекрасную шимскую вазу--ибо цветы ей обычно некуда ставить. Великая она у нас! А ученики у нее, хм, непонятные... То дерутся, то в краске по уши. Да, надо посмотреть, из-за чего я так в краске вывозилась. Чувствую, что или эпос, или пейзаж, или странное. Или даже странный эпический пейзаж.
   Во! Последнее определение подходит идеально. Под пылающим небом с низко нависшими астероидами--даже видно их неровные очертания--разворачивается пустыня голубого песка с кое-где пробивающимися блеклыми колючими кустами, похожими на костяные пальцы. Потрепанный, но все еще изящный корабль, когда-то украшенный узором, воткнулся носом в песок, а из пробоины выбираются уллмарики: один худой до прозрачности, с характерными полосками на лице, другая--в белом, со спутанными черными волнистыми волосами, в которых блестит погнутая диадема. И подписано искристо-голубым: "Никто не разбился..."
   Дотянули-таки, подумалось мне, хотя "Имперская Леди" была потрепана донельзя. Несколько обломков представили как доказательство гибели Леди...думали, что корабль обратился в пыль. Интересно, вернулись ли спасенные уллмарики обратно в Империю? С одной стороны, зачем. С другой--за ними не застрянет. Как же Этель бросит родную Уллмару? За Июмира спокойна, по легенде он был тот еще пройда, везде приживется. Но этих ребят я показывать никому не буду, и вообще уберу подальше, что-то странно мне... Надо душевное равновесие восстановить.
  
   Галерея Эдерне--удивительное место. Она больше Серебряного и находится на самой вершине города. Снаружи застеклена полностью, а картины вывешиваются на внутренних стенах, напоминающих лабиринт. Вход я нахожу не сразу, а обойдя два раза по кругу. Дверь надо бы сделать более заметной, хотя она и так необычной стрельчатой формы и из яркого стекла. На первом ярусе четверо развеселых шима в узорчатых костюмах наигрывают что-то ненавязчивое психоделическое. Несколько человек разных рас, по большей части незнакомые, осматриваются по сторонам. Мимо проходит Ксавия, ее почти не видно из-за букета роскошных лилий, белых с пурпурным обводом. На нежно-зеленых стенах в простых рамах развешаны пейзажи, выполненные с таким мастерством и такой жаждой жизни, что, кажется, от лесов разносится аромат свежих листьев, а если прикоснуться к поверхности нарисованного озера, то пальцы будут мокрыми. На втором ярусе с золотистыми стенами--серия картин с заоблачными городами, которые пронизаны светом двойного солнца Шимаоры. К ним приходится чуть ли не проталкиваться--народа много больше. Я застываю в восхищении перед спиральными башнями. По голосу нахожу Нирасха и преподношу вазу. Нирасха широко улыбается. Ее ног почти не видно из-за сложенных на небольшом возвышении букетов. Вейнара тоже тащит небольшую вазу. Кстати, выглядит аклорианка великолепно, несмотря на страдания, свалившиеся на ее бедную и не очень умную голову. Новые серьги сверкают, как маленькие солнца.
   На третьем ярусе людей меньше, зато на стенах тончайшего голубоватого оттенка развешаны творения чуть не в человеческий рост, которые у нас иначе как "поэмами" не называют. Рисованные поэмы на тему шимской и частично арбантской мифологии. В простой раме, безо всяких стилизаций под старину и многослойного наложения, выполненные с такой искренностью, какой никто, кроме леди Нирасха, добиться не может. Низкий столик с охлажденными напитками почти не заметен. Я беру длинный бокал без украшений, заполненный соком пополам с колотым льдом--в такую жару как раз возвращает душевное равновесие. Эпический Тан Йорру тоже подходит к столу и, взяв другой бокал, низкий и округлый, долго к нему принюхивается, после чего исчезает в лабиринте извивающихся стен. Я останавливаюсь у картины "Древо жизни"--города, планеты и солнца свисают с ветвей в глубоком космосе--потягивая сок и восхищаясь плавностью линий.
   --Леди Тэй?
   Я поворачиваюсь. Криво ухмыляющийся Эльстар Рёксва стоит у изгиба стены, сцепив руки перед собой.
   --Что вам угодно?--спрашиваю я сквозь зубы.
   --Ну за что же со мной так?--тянет он мягким змеиным голосом.
   --За что? Вейнару предал, мои картины повелел с выставки снять...--меня начинает трясти от злости, первый раз такое.
   --Я могу вернуть картины, устроить выставки по всей Империи, даже за ее пределами. В награду мне нужно лишь одно--твоя благосклонность.
   Как он смеет? Старый и страшный зулин, который нанес мне непростительное оскорбление?! Тот, кто ужасно обращается с великолепной во всех отношениях леди Ирдрин?
   --Соглашайся,--торопит меня Рёксва.--Я способен на многое. Я богат и прекрасен.
   Ну-ну. Прекрасным его можно счесть в пьяном виде, темной ночью и прищурившись. Про все остальное уже молчу. Какой гад, еще серьги не остыли после Вейнары, а он...
   --Ни-ког-да!--рот растягивается в злостном оскале, и...
   --ИМСИРУВААР!--ору я, выплескивая сок ему в лицо и мысленно прощаясь с жизнью. Вечно что-то делаю, не подумав.
   Ничего не происходит. То есть совсем. Рёксва стоит неподвижно, подняв руку перед собой, с рукава и лица скатываются мелкие льдинки. Я возвращаю опустевший бокал на столик и беру другой, наполненный. Невозмутимо потягивая сок, на этот раз апельсиновый, обхожу несколько поворотов и созерцаю творение "Бесконечность"--свеча между зеркалами, в каждом зеркале свое отражение, но свеча присутствует, то в виде глаза, то в виде блика на башне.
   Эльстар выходит из оцепенения, медленно вытирает лицо рукавом и рычит:
   --Пр-роклятье Уллмари!
   --Ага,--говорю.--Со всеми уллмарками, уллмариками и маленькими уллмарятами.
   Ничего не могу с собой поделать, даже принять покаянный вид. Лицо растягивается в издевательской улыбочке, а потом я и вовсе начинаю непочтительно ржать. Взбешенный Эльстар убегает по стеклянной лестнице и, наверное, дает указания своим телохранителям. Странно, эти два мрачных рагнарских головореза остались у входа. Наверное, чтоб не мешали завоевывать благосклонность симпатичных уллмарочек. И не только симпатичных, и не только уллмарочек.
   Спускаюсь на второй ярус--очень охота посмотреть еще раз на шимские города. Ксавия при виде меня хихикает в широкий рукав.
   --Ну ты даешь! Что ты сделала с Рёксвой, что он вылетел отсюда, как будто ему хвост подожгли?
   --Ничего особенного. Мешал мне созерцать.
   И я рассказываю, что именно повлекло расправу с моей стороны. Причем так, что даже грустный рагнарец улыбается. Тана Йорру уже не видать, наверное, снова нашел приключений на свою голову. Вейнара явно раздумывает, съесть меня прямо сейчас или приготовить со специями.
   У картины с башнями замечаю высоченного мантикорянина со спокойным, даже чуть отрешенным лицом. Выступающие скулы, тонкий нос, необычный разрез глаз--почти ровное нижнее веко и выпуклое верхнее. Волосы мантикорянского окраса--пурпурные у корней с переходом в фиолетовый на концах--стянуты в маленький несерьезный пучок, открывая высокий лоб.
   --На кого смотришь?--спрашивает Тан, непонятно откуда явившийся.--На того, длинного? Да я такого заморыша одним взглядом уроню.
   Он презрительно хмыкает. Действительно, мантикорянин именно того телосложения, которое Тан называет "худущий--одни глаза". То есть невыносимо изящен. Очень стройный, но широкий в плечах. Распахнутый воротник темно-синей куртки со стилизованным золотым солнцем открывает длинную шею, очень беззащитную--без уллмарских шипов. Черные брюки с десятком карманов заправлены в ботинки на мягкой подошве, которые почему-то называют "воровскими". Я застываю перед ним так, как перед самыми лучшими картинами. Почти бесшумно он подходит ко мне.
   --Приветствую вас, леди. Рад видеть на этом мероприятии.
   --Взаимно!--мяукаю я, глядя снизу вверх. Этельреда, судя по сохранившимся снимкам, была огромного роста, но мне до этого далеко.--Вы не находите, творения Нирасха просто великолепны. Вы бывали на выставках раньше.... Хм... Как к вам обращаться?
   --Эмерик,--изящно кланяется мантикорянин.--Де Бранд, между прочим. Мы встречались раньше?
   --Разве что на выставках. Я иногда там бываю.
   --Интересуетесь искусством?
   --Почти. Я художник. Может, видели мои творения. Юкина.--и издевательским тоном добавляю:--Тэй, между прочим.
   Пальцем в воздухе рисую переплетенные "Ю" и "Т". Эмерик удивленно изгибает тонкую бровь, потом в его глазах расцветает самое настоящее просветление.
   --Видел в Серебряном зале. Жаль, что их убрали. И коты замечательные, и воительница в белом великолепна...
   Какая прелесть! Неужели меня кто-то помнит? Кто-то успел увидеть картины, прежде чем их сняли с выставки. Почему-то для меня важно, что именно этот мантикорянин их увидел.
   --Этельреда Тарамоку, я ей очень восхищаюсь.
   --Догадаться было нетрудно. Я тоже увлекаюсь легендами. Но из всех персонажей мне больше нравится Рэнцэ Миваку.
   --И чем же он тебе нравится?--я прикладываюсь к соку.--Убийца же! Чуть Этельреду не...успокоил. Продался мафре за алмазы!
   Эмерик едва заметно вздрагивает. Впрочем, если бы при мне кто-то бросался словами... А что далеко ходить, драться бы начала.
   --Но он же отступил от зла и доказал свою верность Уллмари! Знаешь, сколько мафре пало от его рук? А с Этельредой... Он всю жизнь любил Имперскую Леди, но проиграл борьбу за ее сердце...
   Вот уж от кого не ожидала! Понятное дело--Июмир... С тех пор, как Этельреда спасла ему жизнь, они почти не расставались.
   Но чтобы у злодея Миваку были какие-то нежные чувства?
   "Рэнцэ из древнего рода Миваку, был самым коварным среди тех, в ком струилась кровь уллмари. Настолько, что даже Июмир, шпионмастер, знал о нем мало. И был Рэнцэ самым ловким убийцей-наемником, способным сразить с одного выстрела. И служившим мафре. Они пообещали в награду пять крупных алмазов за Июмира, девять--за Этельреду, двадцать--за императора или императрицу. Тогда Рэнцэ пробрался в тронный зал во время аудиенции, намереваясь убить каждого из них. Но Этельреда, услышав шорох, выстрелила не глядя из жезла-лучемета, оплавив колонну над головой убийцы. После чего его, связанного шлейфом Этельреды, привели к императору. Миваку уверовал в бесстрашие народа уллмари, и принес клятву верности. С тех пор он сокрушил многих мафре и предателей"
   Сиамури Арсианара "Легенда об Имперской Леди"
  
   Это один из самых любимых отрывков, и я пересказываю его слово в слово. Но изящество староуллмарского слога не очень впечатляет мантикорянина.
   --О героях империи в целом, и о Рэнцэ было множество легенд. По одной из них, Рэнцэ был увешан оружием, и мог сокрушить любого, кто приблизился, а мог метнуть гранату с отравляющим газом и убить всех, кто находился в зале. Но увидев Этель вблизи, Рэнцэ склонился перед ней, так его сразила красота Защитницы. Он любил Этель до последнего вздоха, но... Правильно, куда ему перехитрить Мэнзвийского Плута?
   Я пытаюсь спрятать издевательскую улыбочку. Не столько, думаю, красота сразила, сколько осознание, что попался. Сразу нашел способ перебежать на сторону Уллмари, хотя он бы и обратно рванул, представься такая возможность...
   --Что еще от плута ждать...--сочувственно вздыхаю я.--Впрочем, сердцу не прикажешь. Даже сердцу Защитницы.
   Эмерик улыбается. Замечаю, что губы у него хоть и тонкие, но красивых очертаний. И цвет интересный--бледно-голубой.
   --А ты чем живешь?--спрашиваю я.--Помимо искусства, разумеется.
   --Торговлей. Если нужно скоростную капсулу, это к нам. "Бесконечный путь", слышали о таком?
   Кто же не слышал? Почти на любой планете Звездной Конфедерации можно увидеть здание с крылатой звездой на фасаде. Иногда я захожу в него просто посмотреть--нравятся мне изящные капсулы, иногда в них можно увидеть идею для картины. На одном из творений я переделала капсулы на рыб и поместила город в водную толщу.
   --Еще бы! Крылатую звезду на любой капсуле видно, когда от нее увертываешься, перебегая улицу.
   Отчаянно заливаюсь краской. В смысле оранжевым. Хотя опрокинуть на себя ведро любимой зеленой краски было бы художественно и оригинально.
   --Даже так? А не лучше ли пользоваться телепортами?
   --Перегружаются,--жалуюсь я.--И сталкиваюсь иногда возле них со странными личностями, даже что-то кошкоподобное видела...
   Только я открываю рот с целью рассказать Эмерику о неизвестном существе, появивишемся из воздуха, как он, досадливо морщась, тыкает пальцем в кнопку переговорного устройства на ухе.
   --Бранд на связи!--рявкает он так, что любителей искусства, собравшихся на открытие выставки, относит шагов на пять. Я не двигаюсь с места, привыкла и к более громким крикам.
   Эмерик выслушивает, чуть наклонив голову. Металлические шпильки, стягивающие его узел, переливаются холодными бликами.
   --Ну что ты пристал, как пьяный уллмарик к изваянию императрицы...--тяжело вздыхает мантикорянин, заведя глаза под потолок. Отключает связь и обращается уже ко мне:--Леди Тэй, вынужден вас покинуть.
   --Счастлива буду видеть снова!--отвечаю я, почти не соврав. Смотря в каких обстоятельствах...
   Я провожаю Эмерика до двери, после чего он, изысканно поклонившись, уходит по струящейся дороге, уже пропитанной закатом, а я смотрю ему вслед. Довольно широкие плечи, прямая худая спина, длинные ноги...Невыносимо изящен, с него любую эпическую личность пиши--не ошибешься.
  
  
  
   --Ну как?
   --Помечай зеленым, реакция идет. Давай следующий.
   Это я и Раяцу проверяем новые реагенты для очистки воды, смотрим, как они действуют на отравляющие вещества и помечаем световыми ручками в специальной таблице. Помимо емкостей с реагентами на столе стоит коробка с ампулами универсального антидота.
   И тут происходит нечто--вламывается тело непонятной расовой принадлежности. Ростом и шипами похож на уллмарика, но насыщенно-зеленый цвет физиономии вызвал бы зависть у любого рептилоида. Раяцу морщится--от существа пахнет, как от винной бочки. Оно хватает ампулу антидота и одним глотком выпивает содержимое, неловко приземляясь на стул.
   Через полчаса, окончательно сорвав рабочий настрой, существо превращается обратно в уллмарика из соседнего отдела, сует голову под вытяжку, надеясь избавиться от устойчивого аромата, и уходит с миром.
   --Это что было?--спрашиваю я.
   --А ты не знала, что противоядие--способ мгновенно протрезветь? Действует как метаболический насос. Его с этой целью и таскают...
   --Лучше бы делом занимались... ну там мир спасали...
  
  
  
   Теперь понятно, почему даже после интересной работы я дикими прыжками несусь домой. Погода хорошая, можно и не пользоваться телепортом. Подумаешь, дождь хлещет как одержимый. Это всего лишь вода... Между прочим, омовения в храмах Всехранителя совершают только "небесной" водой. И не зря, для возвращения душевного равновесия нет ничего полезнее. А то уже всякая ерунда в голову лезет. Эмерик...тоже мне, свалился со своей Мантикоры на мою бедную голову. Ни об одном уллмарике я не думала так, как о высоченном белокожем мантикорянине. Надо же, легенду об Имперской Леди знает...
   Может, и не сваливался, а я его придумала таким, каким хотела видеть. С богатым и больным воображением это сделать нетрудно.
   --Эй ты, тетка!
   Я не обращаю внимания, в силу возраста теткой пока себя не считаю. Как приду домой, надо посмотреть в набросках, может, я просто выдумала и нарисовала Эмерика.
   --Да-да, в мокром шарфе, я к тебе обращаюсь.
   А вот это уже серьезно. Кроме меня, никого в шарфе не видно. Беру сумочку наизготовку--она довольно тяжелая, а другую руку сжимаю в кулак, уллмарские шипы могут нанести серьезные раны.
   Дорогу мне преграждает серебристая с зеленым капсула, аляповато украшенная оскаленными мордами неизвестных существ. Кажется, хозяин капсулы трагически лишился художественного вкуса. Из кабины свешивается толстый, коротко стриженый рагнарец бандитского вида, в парчовой рубашке, которая тут же промокает насквозь. Где-то я уже его видела...
   --И что вам понадобилось от приличной художницы?--вопрошаю я с видом бойца, которому нечего терять.
   --Тетя... Тэй? Или как там тебя?--вежливо и даже ласково изрекает головорез,--Ты бы извинилась перед нашим главным, Эльстар Рёксва который. Тебе ничего не стоит, а он счастлив будет, и малюй себе с миром.
   --А если не извинюсь?
   --Жалко мне тебя, молодая, красивая,--сочувственно вздыхает рагнарец.--Голову тебе проламывать не хочется...
   --Ладно, приму к сведению,--мрачнею я.
   Все настроение испортили, уроды безголовые. От злости плюю вслед безвкусной капсуле, бодро снявшейся с места. И вовсе я не думаю извиняться, не хватало еще, чтобы приличная леди ползала перед бандитом.
   Прежде чем зайти домой, выжимаю то, что еще реально выжать, то есть шарфик, остальное сразу же развешиваю сушиться, облачаясь в драную, но удобную блузу. И не надо меня воспитывать на тему "Дома надо выглядеть прилично, а ну как кто нагрянет? И вообще, порядок надо навести". Во-первых, мне так удобнее, ничто не отвлекает от искусства, а во-вторых, кто в здравом уме может нагрянуть? Не Эмерик же, он меня всего один раз видел и, наверное, даже не запомнил. Кто я для него. Обычная уллмарка, оранжевый недомерок, который смотрит снизу вверх. Неплохая художница, но всего лишь одна из многих.
   Едва я, почти не глядя, намечаю на большом листе изломанную линию горизонта, отвесные скалы и город неизвестной архитектуры, как дверь вздрагивает. Только этого не хватало, неужели Рёксва послал своих головорезов? Против таких шипов на руках мало. Сбегав на кухню за увесистой сковородкой, на которой обычно жарю пышки, я подхожу к двери.
  
   --А, заходите, леди Ирдрин. Счастлива видеть. Что привело вас в эту печальную обитель?
   Становится мучительно стыдно и за хаос в доме, и за прорванную блузу, и за увесистую сковороду в руках. Но Ирдрин, похоже, этого не замечает. Глаз почти не видно--так глубоко они запали от слез. Лицо с тонкими, правильными чертами испорчено крупной ссадиной на скуле. Рука небрежно перевязана. Когда-то алое платье, испачканное зеленоватой кровью, изорвано так, будто по нему прошлись когтями.
   --Принеси...еще одну,--тяжело, с присвистом, произносит Ирдрин, показывая на сковороду в моей руке.--Я старалась...не привести никого, но если что...
   Прихрамывая, она проходит в кухню и выбирает себе оружие сама. Я же без лишних вопросов закрываю дверь на все замки, какие есть, подтаскиваю кресло, стол и сундук. Подумав, подпираю дверь еще и стеллажом для книг, едва эти самые книги на себя не опрокидывая. То есть баррикада получается внушительная. После этого промываю раны Ирдрин--довольно глубокая, но не опасная на руке, и несколько некрупных по всему телу--и отпаиваю ее чаем. Прозрачный поднос, собственноручно расписанный цветами, приходится ставить прямо на пол, при этом чашки опасно кренятся, но ни капли не падает. Сидим тоже на полу, поджав под себя ноги. Ирдрин морщится от боли.
   --Эльстар?--осторожно спрашиваю ее я.
   --Да. Он впал в ярость, чуть не убил. Я отправляюсь к родственникам на Зулину, но вылет только завтра утром... А на ночь я оставаться побоялась.
   --Это хорошо, что вы зашли ко мне. Если начнет ломиться в дом или пришлет головорезов--вызовем службу галактической безопасности. А как вы нашли меня?
   --Сами адрес дали.
   (Глубокие ссадины на серебряной коже. "Он исхлестал меня за то, что пришла к вам без его позволения"... Тогда я пишу карандашом на огрызке бумаги с такой силой, что грифель крошится: "Освободителей Уллмари, 9"...И протягиваю Ирдрин со словами "Нельзя давать спуску всяким подлецам. Если будет некуда бежать, обязательно заходите")
   --Ах, ну да, извините за разгром в доме, не ожидала... И вообще, это не разгром, а инсталляция размером с комнату.
   Чувствую, что лицо и шея раскалились так, что шарфик лучше не одевать--сгорит.
   --А мне здесь нравится!--Ирдрин мечтательно осматривает расставленные на полу краски и покосившуюся картину на стене.--Ощущение свободы многого стоит...
   --Наверное, у самих идеальный порядок?--осторожно спрашиваю я.
   --Не то слово! И все сама! Даже если ковер сдвинется на полпальца или подушки подобраны на полтона светлее, чем надо, следует расправа.--зулинка роняет крупные слезы.--Хотя Эльстар может позволить себе и прислугу, и робота-уборщика... Вот... Чуть собственной цепочкой не задушил!
   Темный след на шее, обработанный заживляющей мазью, уже не выглядит так ужасно, но голос у Ирдрин еще мучительно-хриплый.
   --Теперь собираюсь на Зулину, но вылет только завтра. А дома я оставаться не могла...
   --Это хорошо, что вы зашли. Но в космопорте явно будут дежурить громилы Эльстара. Может, и в космопорте Зулины... В розыск объявить могут?
   --Да могут...у него везде связи...
   --Завтра подумаем, что можно сделать... да и сегодня тоже.
   Едва не свернув с подноса чашки, пробираюсь к терминалу и забиваю в поиск ближайшие рейсы на Зулину с имперских планет. Сразу получаю с десяток вариантов.
   --Ищи недорогой... у меня мало... сколько смогла стащить...
   Так, самый дешевый--ночной вылет с Аленри, корабль не зулинский, а имперский торговый. На Аленри можно добраться через межпланетный портал. Ирдрин полностью одобряет такой вариант. Но как не попасться бандитам?
  
   Поздним вечером, когда от заката остается тоненькая полоска, а уличные фонари многократно отражаются в стенах кристаллоподобных домов, по улице Освободителей Уллмари проходят две вполне приличные мантикорянки с темно-синими губами и мраморно-белой кожей. У одной из них короткие волосы жуткого красно-рыже-пылающего цвета торчат во все стороны, длинное зеленое платье едва не волочится по земле, а руки и плечи прикрывает полупрозрачная накидка того же цвета. У другой длинные ярко-синие волосы уложены в высокую прическу, пурпурный бархатный костюм--с короткими рукавами, по поводу чего она отчаянно мерзнет и клянет себя за то, что не обзавелась такой же накидкой.
   --А мы точно не попадемся?--в десятый раз спрашивает меня Ирдрин, тщательно покрашенная и набеленная.
   --Не думаю. У меня все с гарантией. Краска безвредная, продержится двое суток, я вам еще с собой завернула. Ее или нужно подновить, или смыть совсем, иначе будет сходить кусками, а это ужасно выглядит.
   --Мы и так ужасно выглядим. Не могла менее пафосную одежду найти?
   --А что такого? Две приличные дамы возвращаются с какого-то мероприятия. Привыкайте, леди Ирдрин, к богемному образу жизни.
   В очередной раз наступив на платье, я связываю подол узлом, как церемониальные шлейфы в старые времена. Идти становится удобнее, не считая того, что узел бьет по ногам. Хочется завязать накидку, как длиннющие церемониальные рукава того же времени, но тогда будут видны шипы на плечах и локтях.
   На телепорте тыкаю пальцем в надпись "Площадь Империи". Никаких неприятностей не происходит, добрасывает нас без особых неудобств. Только зулинка Ирдрин бледнеет до состояния начищенного серебра, это видно даже сквозь белила.
   --Я очень давно не пользовалась телепортацией,--признается она со смущенной улыбкой.
   --Предпочитаете летать на капсулах?
   --Нет, мне незачем никуда выбираться.
   --Как?--ужасаюсь я.--Совсем? Ни выставок, ни концертов?
   --Последний раз это закончилось плачевно,--вздыхает она.--Сходила на концерт зулинской психоделической музыки. Эльстар с головорезами ворвался в зал разгромил все в пыль, даже в стенах остались проломы, а меня отделал так, что долго не заживала...
   Внутри будто что-то обрывается. За что же так бедную Ирдрин, за что? А концертный зал после погрома мы не так давно разрисовывали. А ну как...
   --Уж не Хъервар ли Тронтлан концерт давал?--уточняю я.
   На этот раз на щеках Ирдрин распускаются крупные зеленые пятна.
   --Он вас помнит, даже заказал у меня картину, чтобы напоминала о вас. Не знаю, где тут связь.
   Ирдрин молчит и смотрит мимо. Бедняга, как она настрадалась. Я обхожу телепорты, выстроенные полукругом. Шимаора, Арбантара, а вот Аленри...
   --Леди Ирдрин, а когда документы проверять будут--попадетесь!--беспокоюсь я.
   --Ничего страшно, выберусь. Спасибо тебе. Дальше я сама.
   Оглянувшись через плечо, зулинка шагает в телепорт, а я на всякий случай пытаюсь путать следы, но надолго меня не хватает. На улицах ни единой живой души, так зачем же стараться. Дома я старательно смываю маскировку... немного помедлив перед тем. Может, так, с белой кожей, и стоило показаться Эмерику? Хотя если белила начнут отваливаться кусками, это будет жалкое зрелище.
   Перетряхиваю сумку--она показалась неподъемной. Другую взять не могу, ибо она у меня всего одна на все случаи жизни. Идея о том, что сумок должно быть под каждый шарфик по одной, как-то не прижилась. Зачем мне полсотни сумок? Куда их класть? Среди цветных ручек и карандашей обнаруживаю ампулу универсального антидота, наверное, давешний уллмарик случайно смахнул ее со стола. Пригодится, решаю я и отправляю ампулу в домашнюю аптечку.
  
   На следующий день не беспокоит никто--ни Вейнара, ни бандиты Рёксвы. Так что находится время порисовать, слушая военные песни и подпевая во весь голос. "Песня уллмарских диверсантов"--самая любимая, а при республике она была запрещена как сочувствие имперскому режиму. Еще люблю мелодии ранней докосмической эпохи, они вдохновляют на эпические свершения. Например, на картину, в которой преобладают оранжево-пылающий и льдисто-белый. Кстати, в белую краску надо уронить немного искрящейся синей, тогда она будет ослепительной. Почему-то на готовое творение смотреть не хочется.
  
   Так я и приношу картину завернутой. К слову, клуб находится на верхнем этаже здания малопонятного назначения. Само здание какой-то невообразимой формы, будто не строилось, а хаотично срасталось. Почти полностью выкрашено в императорский желтый цвет. На каждом этаже и изнутри, и снаружи нарисован Мудрый Ворон--герб Уллмари, но на последнем Ворон разрисован под какую-то диковинную птицу с ярким оперением. Здесь в обширном овальном зале собираются художники и скульпторы, а иногда и просто желающие поприсутствовать. Стол стоит напротив окна, чтобы на творения падало достаточно света. Два изящных стеллажа под старинное темное дерево завалены альбомами репродукций и трактатами об искусстве. Стены регулярно перекрашивают усилиями тех же художников, потому на них поселилась полная абстракция. Это у нас глава клуба, Шри-Кшим Нирасха, так выражается. С тех пор мы и привыкли говорить: "у меня дома абстракция, надо прибраться".
   Персонажи собираются все те же, что по прошлому мероприятию. Тан Йорру, чей взлохмаченный вид намекает на хронический поиск неприятностей. Вейнара, которая полностью пришла в себя, но еще мрачно косится на меня. Ксавия с довольным видом и рюкзаком, который она с грохотом ставит на стол. Грустный рагнарец--он ходит недавно, и имени я еще не запомнила--четырьмя руками держит раму за углы. Незнакомый шим в белом оперении--у него большие задумчивые глаза и тонкие пальцы, в которых шим держит нещадно свернутый лист. Ох и замучается творение разравнивать... Задумчивый зулин Троглин пришел созерцать--еще не решился принести свои творения. Ничего, остальные подтянутся позже.
   Окно распахивается, и Нирасха, сделав широкий круг и грациозно не задев крылом люстру, усаживается на свое место. Дальше начинается обсуждение. Высказываемся по поводу новых творений, что идеально, а что не очень и как сие исправить. И тут происходят сразу два эпических события. Во-первых, я наконец-то вижу свое творение--хорошо прорисованный город-крепость, с одной стороны от которого возвышаются обледенелые скалы, а с другой простирается выжженная степь. Во-вторых, скользящая дверь приоткрывается. Сначала показывается внимательный желтый глаз, а потом протискивается высокий и стройный мантикорянин.
   --Приветствую вас. Я Эмерик де Бранд, пока творений не взял, пришел посмотреть.
   И падает на свободное место рядом со мной. Лучше бы напротив, в самом деле. Так мне приходится сильно косить глаза. А что? В пол-оборота он просто великолепен. И шея длинная, красивая, хоть и без шипов. А маленький пучок на макушке, прихваченный сверкающими шпильками...
   Так, не смотрим на Эмерика, смотрим на картину. Пытаемся разобраться, ЧТО нарисовали. Кроме "кошмарный бред" ничего в голову не приходит.
   --А мне нравится!
   Это еще что за голос с небес?
   --Эмерик, ты хочешь высказаться? Мы тебя слушаем.--разрешает Нирасха.
   Он видит этот ужас... Не могу поверить, именно тогда, когда я принесла бред! Всехранитель, избави меня от позора. Если он подумает, что я полная бездарь...
   --Юкина, приходилось ли тебе бывать на Мантикоре?
   Это он мне? Возможно...других Юкин здесь нет. Надо уже изречь что-нибудь...
   Если дыхания хватит, чтобы ответить... И в голову ничего умного не приходит.
   --Нет, не была, но если приглашаешь, то с удовольствием посещу этот прекрасный мир.
   Это я сказала? Похоже на то. Ну и бред несу... Теперь он, наверное, видеть меня не захочет.
   --Тогда удивительно, что ты смогла так точно изобразить Мантикору, на которой полгода пекло, полгода--непроглядный холод. И крепость очень похожая. А еще мне нравится техника нанесения краски в несколько слоев. Продолжай в том же духе.
   Отчаянно заливаюсь краской. Тем временем обсуждение продолжается. Мнения по поводу наброска Ньяра Вайши (это белый шим) разделяются пополам. Одним нравится, что очертания танцующих шима он сделал расплывчатым, другие советуют показать их изящество через четкость линий. Хотя на самом деле там можно размазать еще больше, но тогда изящество потеряется.
   Вот у кого изящество не потеряется никогда, так это у мантикорянина, сидящего по правую руку от меня. Какой гордый поворот головы, какие тонкие длинные пальцы... А глаза--не желтые, а приглушенно-зеленые, и тоже подозрительно скосившиеся в мою сторону. Не думать об этом, Юкина, не думать. Думать о творениях. Морские войны на Уллмаре. Деяния Дзинарионы. А можно создать что-нибудь из мантикорянской истории. И показать Эмерику, может, ему понравится. Нет, ну опять началось...
   Когда заседание заканчивается, ко мне подходит обеспокоенная Ксавия.
   --Юкина, как себя чувствуешь? От духоты голова не закружилась? У тебя цвет лица странный...
   Правильно, сижу тут, краской заливаюсь...
   --Нет, все хорошо,--через силу отвечаю я.--И окна, между прочим, настежь распахнуты...
   --Ну как знаешь.
   И удаляется медленно и величественно, как и подобает арбантке чистой крови, тем более Владыке Реки. Длинные рукава чуть касаются узорчатой рамы, которой обведен дверной проем. Следом за ней выходят все, кроме шимов--эти по привычке разворачивают крылья и уносятся через окно, взметнув комнатный вихрь. Я выхожу последней, с трудом уместив картину в распахнутый сумочный зев.
   Возле Мудрого Ворона подпирает стену высоченная тень, которая при ближайшем рассмотрении оказывается мантикорянином. Эмерик ждал меня? Какая прелесть!
   --Леди Тэй...хм...Юкина... тебе в какую сторону?
   --А, не важно. Вся Уллмара--мой дом.
   Могла бы сказать прямо, без вывертов.
   --Я не смогу обойти с вами всю Уллмару сразу,--тонко улыбается Эмерик.
   --Сам куда путь держишь?
   --Куда угодно. Сам здесь недавно, хочу восхититься вечерним городом. На Мантикоре таких красивых нет... Конечно, они тоже красивы...но природа суровая и народ такой же.
   Я веду его на вершину Храма Всехранителя--здание, состоящее из одних спиралей и изгибов, с витым шпилем, откуда видно весь город, будто звездное скопление, повисшее в пустоте, или собранная в форму шара стая светящихся рыб из глубин. Эмерик даже замирает, заглядевшись. Я тоже...
   --Часто сюда заходишь?
   --Я не очень чту Всехранителя,--признаюсь.--Но нередко хожу полюбоваться на город. А ты кого чтишь?
   --Пять Вечных. Они более справедливы, чем тот, кто вмешивается в дела смертных.
   --А разве Пять Вечных не вмешиваются?
   --Но не для собственного развлечения...-отрезал Эмерик.
   Не буду спорить. А святилище Пяти Вечных у нас тоже есть, и к нему напрямую телепорт проброшен. Выглядит оно не так эпично, как храм Всехранителя--государственной веры Империи Уллмари--и поменьше, наверное, раза в два. Но очень уж красивое и необычное--о пяти башнях, выдержанных каждая в своем стиле. Мне особенно нравится та, что из зеленого стекла, не помню, кому из Пяти посвященная.
   --Зеленая--башня Накаррат, дарующей жизнь всем существам,--объясняет Эмерик.
   Наверное, я вздрагиваю. Чувствую, как вытягивается у меня лицо.
   --Телепатия в действии?
   --Нет, видел, в какую сторону ты смотришь. И, конечно, интуиция. Врожденная способность мантикорян.
   --Расскажешь про них?
   Эмерик устраивается поудобнее и начинает с воодушевлением рассказывать, размахивая руками перед собой. Что он со мной делает, злодей мантикорянский, разве с такими руками можно жить? С ними надо позировать для картин. Так, не думаем об Эмерике. Хотя бы иногда. Думаем о Пяти Вечных. Самый главный из них--Тэриайт Справедливый, его башня из зеркального металла. Укхареб Прорицатель олицетворяет знания во всех видах, и башня его покрыта письменами. Накаррат я уже знаю. Еще одно женское божество--это Миргет Утешение Страдающих, ее башня больше похожа на морскую волну. И рядом стоит башня Защитника Людей, искусно сложенная из мрамора, никаких украшений--только несокрушимость и спокойствие. Но это пришлая вера, своя у мантикорян наподобие шаманизма, и ее последователи неплохо уживаются с последователями Пяти.
   Когда из идеального пучка на макушке Эмерика выбивается пурпурно-лиловая прядь, то не могу удержаться и поправляю ее. Мантикорянин замолкает, не закончив фразы, ловит мою ладонь и прижимает к щеке.
   Мир замирает.
  
   Следующие дни похожи на яркие витражи в императорском дворце. Каждый день Эмерик встречает меня с работы, и мы беседуем о книгах, фильмах и множестве интересных вещей. Оказывается, он историк, а торгует временно, от безысходности. Но думает в ближайшее время упасть на хвост экспедиции в Дальний Предел, поискать свидетельства существования исчезнувших народов, поскольку рептилоиды, скорее всего, пришлая раса. Несколько раз были случаи, когда большая космическая держава по каким-то причинам теряла связь с частью своих миров, обитатели которых со временем возвращались в полудикое состояние. И, конечно, я иногда рассказываю ему об Уллмаре и остальных мирах империи, хотя о ранней докосмической эпохе мало, что сохранилось, и достоверность хромает. Например, существует миф о том, что еще до уллмариков существовала разумная и очень могущественная цивилизация, но после катаклизмов они превратились в водных существ, которые, в свою очередь и развились в уллмари. Пока ничем не доказано и вряд ли докажут. Но по части мифов Эмерика удивить трудно, у него есть почти все собрание "Легенд и преданий", отдельные сборники мифов разных народов. Надо будет выпросить несколько штук. Фильмы он у меня уже таскает, по большей части исторические, а мой любимый жанр ужасов не признает никоим образом.
   Однажды Эмерик показывает переснятые страницы из книги времен республики, которая переполняет меня праведным негодованием, а Эмерика поражает до глубины души. Все имперские достижения свели на нет. Почему-то у них уллмари зверски захватили Арбантару, Шимаору и малые планеты, хотя это был результат мирного договора, арбанты и шима объединились с уллмариками ради защиты. А еще имперские прихвостни вероломно разгромили добрых и честных мафре, которые принесли мир и согласие.
   --Юкина, напомни условия договора. Кажется, мафре просили какое-то количество кремния в любых соединениях?
   --Не только,--мрачнею я.--Для создания мафре нужны еще и живые существа. Не знаю, как они вытягивали энергию, но такое было. Два уллмари на одного мафре.
   --Они когда-то были живыми существами, потом превратили себя в то...что они есть. Кажется, они выбили всех существ у себя на планете и обратили в пыль небольшой астероид... Не понимаю, зачем все это. А тем более не понимаю ваших...революционеров. Неужели этот бред можно воспринимать всерьез? Головой-то думать надо!
   --Не знаю...они хотели, чтобы уллмари перестали гордиться своим народом. Выставить их галактическими бандитами и прихвостнями жестоких тиранов, а себя--благодетелями...
   --И грабить в свое удовольствие,--продолжает Эмерик.--У нас такое же было. Почему-то особенно духовники старались...
   И так почти всегда. Вернее, когда настроение есть. Правда, после таких бесед надо посидеть полчаса, глядя в стену, и осмыслить.
   Несколько раз посещаем художественные выставки, на которых почему-то не появляется подлец Рёксва, поэтому Вейнара проявляет к симпатичному мантикорянину повышенное внимание. Героический Эмерик не замечает ни призывного покачивания серьгами, ни хищной улыбки. А когда Вейнара хватает его загнутыми когтями чуть ниже локтя, Эмерик с легким непониманием на лице выворачивается из ее рук. В этот момент мне хочется прибить аклорианку--синеватые царапины от ее когтей на мраморной коже мантикорянина кажутся святотатством. Но Вейнара предусмотрительно отходит от меня и шипит кому-то, что "Мантикоряне-то нашему ходячему эпосу на пользу пошли, хоть рисовать начала поинтереснее и не так уже на имперской боевой славе помешана". Эмерик непочтительно хихикает. А рисовать я в его присутствии действительно стала больше и лучше. Как оказалось, "Мифы и легенды", а так же белокожий красавец--лучшие источники вдохновения.
  
   А на следующих выходных я нахожу у себя несколько набросков, непонятно когда моей же рукой сделанных. Подозрительно похожий на Эмерика уллмарик-убивец в пыльно-серых одеяниях, спрятавшись за изломанной под разными углами колонной, со злорадной ухмылкой растягивает в руках поблескивающую струну. Тот же уллмарик, видимо, изображающий из себя Рэнцэ Миваку, стоит на коленях перед Этельредой, девять крупных алмазов, выпавшие из руки, раскатились по полу. И еще несколько на эту же тему. Когда успела? Плююсь и рву их на мелкие кусочки. Почему-то идея изобразить отъявленного головореза похожим на Эмерика показалась мне очень обидной. Понимаю, что пропала.
   Полчаса пытаюсь придать себе благочестивый вид. Художники, конечно, привыкли и к растрепанной макушке, и небрежно повязанному шарфу, но рядом с Эмериком мне хочется выглядеть не хуже, чем он сам. Облачаюсь в длинное зеленое платье с разрезанными на староуллмарский манер рукавами, повязываю полупрозрачный лиловый шарф. Хуже не будет. Да, и положила в сумку картину по зулинским мифам.
   Эмерика, ждавшего у телепорта, узнаю не сразу--в белом с вышитыми оскаленными черепами, и с пурпурно-лиловыми волосами, распущенными до плеч, мантикорянин выглядит просто сокрушительно.
   --Эмерик, если бы ты не существовал, тебя бы стоило выдумать,--говорю я.--Телепорт в резиденцию Тронтлана открыли, или придется угонять капсулу?
   --Во-первых, это ты мне сейчас снишься, а не наоборот. Во-вторых, откуда ты знаешь?
   --Догадалась, полгорода афишами обклеено.
   Это точно. Сама недавно убирала такую со стены, кое-как отчистила некрасивые разводы клея на зеркальной поверхности.
   В самой резиденции ничего не изменилось, разве что вдоль дорожки, выложенной мелким камнем, появились фонари, украшенные стеклянными бабочками. Наверное, ночью они очень красиво сверкают.
   Мы проходим в концертный зал, и Эмерик даже вздрагивает от яркой росписи, фонтана с подсветкой с трех сторон и узорных колонн-светильников. Наверное, приходит в дикий ужас, особенно от пылающих рыб, я сама на них не могу смотреть без дрожи.
   --Стены--твоя работа?--уточняет он.--Очень ярко и необычно, ни с чем не спутаешь.
   Мне стыдно. Нарисовала какой-то бред, а Эмерику приходится его созерцать.
   --Ну моя,--заливаюсь оранжевым до кончиков ушей,--А Ксавия всю скульптуру делала. И фонтан тоже...
   Зря она опасалась, что из фонтана получится нечто ужасное--вода всего лишь принимает форму переплетенных ветвей. Именно спиной к фонтану и садится со своей арфой неотразимый Хъервар.
   Струны настолько прозрачны, что, кажется, пальцы проваливаются в пустоту. А звучание--очень чистое и древнее, как песня едва родившейся вселенной... Позже к нему присоединяются два развеселых зулина, один с чем-то вроде скрипки из гладкого черно-матового панциря нимфийского жука-плывуна, другой с ударным инструментом из нескольких металлических тарелочек, после чего получается нечто и вовсе сказочное. Когда после двухчасовой мистики они откладывают инструменты, у Эмерика хватает смелости попросить: "Хъервар, а можно новое творение? Для леди Юкины и для нас всех".
   Хъервар улыбается так, что затмевает светильники, и серебряные пальцы ложатся на струны.
   --Да, эту вещь я написал недавно и не знаю, насколько она хороша. Почему-то решил назвать ее "Полночный рассвет". В чем смысл? Не знаю, музыкальные критики придумают за меня.
   Слышится одобрительное хихиканье. Да уж, эти люди, как никто другой, могут найти скрытый смысл. Есть он там или нет--это выше моего понимания, но музыка восхитительна. А заканчивается выступление старой песней "Одинокий следопыт", известной еще во времена первого космического переселения. Хъервар поет по-зулински, но "Одинокого следопыта" знают почти в любом мире Звездной Конфедерации. Зулины начинают негромко подпевать, не заглушая голоса Хъервара, к ним присоединяются остальные, каждый на своем языке, особенно интересно звучит мелодичное шипение и щелканье рептилоидов. Я добросовестно подтягиваю на уллмарском, немного стыдясь за то, что плохо помню. Когда народ кидается раскупать записи, я прибираю к рукам сборник "Утро нового мира". Только когда кристалл с записью падает в сумочку, позволяю себе подойти к Хъервару с аккуратно завернутой картиной.
   --Спасибо за выступление. Разрешите преподнести вам эпос, как и обещала...
   Развернув картину, Хъервар смущенно улыбается, на серебряных щеках проступает легкая зеленая дымка. Кажется, я угадала, изобразив битву громовержца с подземным великаном, в то время как жена громовержца прикрывает руками последний росток среди выжженной земли. По преданию, из этого ростка возродится мир.
   --Очень благородно с вашей стороны, леди Тэй.
   --Простите Эмерика, не знаю, что на него нашло...
   --Между прочим, мой большой друг, для него ничего не жалко. А откуда вы его знаете?
   --Столкнулись на выставке,--признаюсь я.
   Хочется найти мантикорянина и напуститься на него с вопросом: "Что ж ты раньше-то молчал? Оказывается, с такими удивительными личностями близко знаком, и сразу не сказал?" Но он о чем-то оживленно беседует с развеселыми музыкантами-зулинами, с восхищением рассматривая скрипку из жучиного панциря. Когда, уже покинув поместье Тронтлана, задаю ему свой вопрос, Эмерик в долгу не остается...
   --А что же ты сама ни полслова? Вы с подругой ему зал оформляли, потом чай пили...А ты не сказала...
   --Я и про концерт знала, но стеснялась сказать... И не была уверена, что психоделическая музыка тебе по душе.
   Ну да, ибо о его музыкальных пристрастиях я знаю. Не зря же рассказывал о большой коллекции музыки. Даже кое-что послушать дал. По большей части мантикорянский тяжелый рок... Под него можно рисовать, забыв обо всем.
   И только у дома Эмерик решается поцеловать мои пальцы, едва не поранившись шипами, и сказать виновато:
   --Юкина, а завтра мы не увидимся. У меня важное дело.
   А я нахожу в себе силы столь же виновато улыбнуться:
   --Удачи тебе! А я хоть порисую спокойно...
   Явно не желая уходить, Эмерик задает странный вопрос:
   --Сможешь изобразить полночный рассвет?
   --Если сосредоточусь, то смогу.
  
  
  
   Нет его на следующий день, и еще на следующий. А я сначала пытаюсь рисовать, но получается какой-то ужас. Ведь полночный рассвет--это война. Взрывы, стартующие корабли, боевые спутники, сирена воздушной тревоги: "Внешняя защита разрушена, всем спуститься в убежище". Я никогда не видела войны, а любые попытки представить и изобразить оказываются слишком ужасными, чтобы на них смотреть. Когда становится невыносимо находиться дома, выхожу проветрить голову.
   Если бы меня попросили нарисовать карту собственных перемещений по городу, то она напоминала бы спутанный клубок--не особо смотрела, куда иду. Никак не удается избегать мест, которые мы посетили с Эмериком, ибо я показала ему все самое красивое, на что способны Уллмари. И бесконечно-высокий шпиль Храма Всехранителя, и воздушные сады, и даже необычный фонтан, бьющий не только вверх, а на восемь сторон--все напоминает о прекрасном мантикорянине. А особенно грустно становится, когда я усаживаюсь на кованую скамеечку у храма Пяти Вечных... И пожаловаться некому. Ксавия уехала на планету Ярраниру--здоровье поправить, местные курорты славятся на пол-Конфедерации.
   Непонятно зачем захожу в ювелирную лавку, и начинаю примерять клятвенные браслеты, задвигая их до локтя--дальше не пускают шипы. Все-таки у мантикорян запястья намного шире. А клятвенные браслеты--это такая интересная штука, которая ничего общего не имеет с обручальными кольцами, арбантскими ошейниками и прочей рабовладельческой атрибутикой. Такое украшение означает: "Неважно, будем ли мы вместе, но я клянусь в верности". Изнутри и снаружи они покрываются несложным узором, и обязательно гравируется надпись. А клятвопреступникам в старые времена ставили метку раскаленным браслетом. Жаль, что не все обычаи дожили до нашего времени, иначе бы некий зулин был заклеймлен до самой макушки.
   --Юкина, это ты кому высматриваешь?
   Я поворачиваюсь. Вот уж настигло аклорианское проклятье, так настигло. Вейнара стоит у зеркала, примеряя безвкусное, но дорогое ожерелье со множеством камней, и заодно пытаясь испортить мне настроение.
   --Впрочем, можешь не говорить, я знаю. Вот этому желтоглазому чудовищу. Только что-то я его не вижу. Сказать, почему? Он уже никогда не вернется, уладил свои дела и отправился на Мантикору. Думаешь, ты ему нужна? Ты не из уважаемого клана, ты вообще не той расы. Надеешься в глубине души, что он бы позвал тебя с собой? С такой тонкой кожей ты не выдержишь ни обжигающего холода, ни нестерпимой жары... У него там и своя мантикорянка есть. И я больше чем уверена, что она намного лучше тебя...
   Неделей раньше я бы очень расстроилась, но после "Полночного рассвета", оказывается, не так-то просто сломить боевой дух.
   --И все? Я думала, ты будешь говорить вечно.--я даже не смотрю в сторону Вейнары, разглядывая на просвет красивую подвеску в виде кристального клинка с серебряной рукоятью, не для себя, для Эмерика.--И когда ты бегала за зулинским бандитом, то не особо смотрела на расовые различия, жену и десяток таких же умных. Кстати, где он? Забрал подаренные серьги и вернулся на Зулину? Возможно, подался в бега от закона.
   --Да ну тебя, сумасшедшая тетка...--ворчит аклорианка и выскакивает за дверь, так ничего и не выбрав.
  
  
   С душевными терзаниями, хоть они у меня нечасто случаются, я хожу в самое любимое (после художественного клуба) место в городе--на площадь Творцов и Защитников. У подножий огромных изваяний выживают только тенелюбивые цветы. Кстати, ночные цветы уже распустились, и теперь тускло подсвечивают зеркально-гладкий мрамор площади. Людей по позднему часу нет никого. Привычно останавливаюсь перед высеченной из черного с серебристыми вкраплениями камня Первой Императрицей Дзинарионой, объединившей три народа. Очень ей восхищаюсь. Тем более, высечено очень красиво--в бьющихся по ветру старинных одеяниях, чуть раскосые глаза полны печали, а над раскрытыми ладонями парят три драгоценных камня: Улмарра, Арбантара и Шимаора. "Пристал, как пьяный уллмарик к изваянию императрицы"--вспоминаю я, нехорошо хмыкнув. Еще несколько деятелей, не столь великих, я их даже не помню, да и выполнены изваяния не так художественно, как императрица. А вот бронзовый предводитель революционеров, надолго испортивший жизнь всем трем народам, указывает рукой вдаль. Статую не снесли, так как во времена республики его чтили, некоторое время после того тоже чтили по привычке, а теперь просто лень связываться. Но когда я замечаю, рядом с кем поставили его изваяние, начинаю рычать и плеваться. Кто додумался поставить революционного пройдоху рядом с леди Джениквай, верной делу Уллмари? Она смогла спрятать книги из императорского дворца, полную летопись, от Дзинарионы начиная. Кстати, то, как ее изобразили, тоже не радует. Измученного вида шима в платье до земли, из красноватого сплава, в руках стопка книг, на шее--блестящий амулет, босые ноги тоже блестят настолько, насколько дотягиваются низкорослые уллмарики. Таков обычай--перед экзаменами касаться статуи Мудрейшей. Вон не очень большая, но красивая статуя шимского же поэта--всего-то в полный рост (с некрупного уллмарика, даже обидно), зато высеченная из цельного зеленоватого кристалла. Этельреда--из белого камня, но непрозрачного, со вставками блестящей бронзы, на пьедестале, изображающем осколки льда.
   --Вот так-то...Все меня оставили и вообще обидели до смерти,-- пожалилась я непонятно кому, усаживаясь на край клумбы рядом со статуей.
   Этель смотрит серебристыми глазами вдаль и вверх, как будто ожидая нового нападения мафре.
   --Какие тут мафре,--мрачно говорю я ей,--от аклорианцев житья нет. И мантикорян...
   Из густой тени доносится слабый стон. Эй, кто здесь? Я думала, одна тут...сижу, на жизнь жалуюсь. Перехватив сумку поудобнее для замаха, я захожу в тень. Длинное худое тело лежит на камнях лицом вниз, одежда и волосы испачканы пылью. Ладонь неловко подвернутой руки--даже не белая, а сероватая. Еще один стон.
   --Подожди, я сейчас.
   Перебегаю площадь, оскальзываясь на гладком мраморе. Зацепившись сумкой, разбиваю локоть о статую революционера. "Подлец, портит жизнь честным уллмари"--ворчу я, выскакивая на ленту-дорогу. Едва не проламываю своим некрупным телом лобовое стекло пролетающей капсулы. Та резко виляет в сторону, развернувшись вокруг себя. Успеваю заметить, что она очень красивой, почти каплевидной формы.
   --Куда прешь, отродье, глаза потеряла?!--вопит на меня перепуганная крепкая рагнарка в серебристой блузе, отделанной черным мехом.
   --Простите, леди, тут человеку плохо, спасать надо. На площади...
   --Да, знаю, как им плохо бывает...--встряхивает она крашеными в четыре цвета волосами.--Набрался до полусмерти или аззаки поел.
   --У вас что, ни капли милосердия?--наверное, голос у меня такой пронзительный, что она не выдерживает.
   --Ладно. Садись и указывай путь, поможем, чем сможем. Только это...по ровному месту, перепад давления под днищем не принесет пользы моей ласточке.
   Я забираюсь в кабину. Рагнарка внимательно рассматривает мое лицо в свете приборной доски.
   --Подожди, ты, случайно, не художница? Я тебя видела как-то.
   --Да, наверное, в Серебряном Зале или в Эдерне...но я вас не очень хорошо помню.
   --А я ваши творения помню.--рагнарка трогает капсулу с места.--Кстати, может, у вас есть мифы нашего мира?
   --Что-то было. Скучаете по родной планете?
   Рагнарка не отвечает, протискиваясь между революционером и Джениквай. Я останавливаю ее у статуи Этельреды, и рагнарка лихо заворачивает капсулу.
   --А вы ас!--восхищаюсь я.
   Он все еще там. Какая-то крупная раса, обитатель Z-17 либо Демоникуса, или какой-то планеты с ослабленной гравитацией. Аклорианка хватает его четырьмя руками под плечи, а я--за ноги. В мягких воровских сапогах... Он шипит сквозь зубы. Уложив на заднее сиденье--для этого пришлось немилосердно подогнуть ноги--я наконец-то могу разглядеть лицо. Эмерик... Измученное посеревшее лицо со вздувшимися жилами, растрепанные волосы... Он едва слышно выдыхает:
   --Кажется, меня отравили...спасите кто-нибудь.
   Рагнарка вздрагивает. Я чувствую, как все внутри обрывается, а днище капсулы проваливается под ногами.
   --На Освободителей Уллмари... Поможешь занести--проси что хочешь.
   Сговорились на пейзаже--очень красивом, но для хорошего человека не жалко--и коробке конфет, которую я купила для поднятия настроения.
   Уложив Эмерика на гравиокровать, я достаю из аптечки универсальное противоядие--как же удачно тот уллмарик забыл его среди цветных ручек. Надо будет поблагодарить...
   Разжав мантикорянину зубы и придерживая голову, вливаю в рот противоядие. Он шипит и морщится.
   --Это ужасная дрянь, но нет такого яда, от которого бы она не помогла.
   Тонкие губы растягиваются в оскале, из-под полуопущенных ресниц скатываются слезы. Сама знаю, ничего приятного--чувствуешь, как будто тебя перекручивают, а кровь превращается в тысячи осколков, царапающих изнутри. Сажусь рядом, глажу его по спутанным, слипшимся волосам. Через полчаса дыхание Эмерика становится ровным и спокойным, лицо--обессиленное, но уже принимает привычный мраморно-белый цвет вместо серого с синими прожилками. Обтираю блестящий от пота лоб, и платок цепляется за что-то. Кусочек ткани, на ощупь напоминающий кожу, с одного края отклеивается. В лоб вживлена круглая пластинка с металлическим блеском и необычным знаком--крест с петелькой наверху. Надо бы в галактическом информатории порыскать, но это завтра. Поскольку и по городу ходила допоздна, да пока еще спасала мантикорянского страдальца... Чувствую, приду на работу с запавшими глазами и бледной с недосыпа физиономией.
   Сразу возникает вопрос размещения: или постелить себе на коврике, а Эмерика оставить в покое, или устроиться на собственной гравиокровати со всеми удобствами, спихнув бесчувственное тело на пол.
   Нет, такого измученного сбрасывать не станет даже законченный изверг. Я не гордая, могу и на полу устроиться...Конечно, нещадно дует, но бывает и хуже. По крайней мере, дома, а не под открытым небом.
   К середине ночи, промерзнув насквозь, я втискиваюсь на кровать, полубоком, между стеной и мирно спящим Эмериком. Теплее, чем на полу, зато страшно неудобно. Не свернешься клубочком, и вообще места мало. Так что я придвигаюсь к мантикорянину, уткнувшись лицом в распущенные волосы. Почему-то мне снится, что я статуя в покинутом храме среди лесов, и меня обвивают лианы.
  
  
   Будильник явно предусмотрен, чтобы приводить в боевую ярость с самого утра. Иначе бы зачем ему так надрываться и лупить по глазам сполохами яркого света.
   Прекрасная белая рука обвивается вокруг шеи, что, конечно же, радует. А вот спина затекла окончательно, и по этому поводу я выдаю длинную и обидную тираду. Только тогда Эмерик приоткрывает один глаз.
   --Этельреда? Неужели я еще жив? Или сошел с ума...
   ­--Живее всех живых, нас учили помощи при отравлениях. И не надо мне льстить, я всего лишь Юкина.
   Мантикорянин с трудом поворачивает голову, чтобы благодарно поцеловать руку.
   --Ты меня спасаешь. И я знал, что ты меня спасешь. Интуиция подсказала, что к Этельреде пойдешь. Не помню даже, как добрался...
   --Не мучайся, к вечеру слабость пройдет. А пока отдохни,--ничего не могу поделать, жалко мне могучего, но поверженного мантикорянина.
   --Только ты приготовь что-нибудь для восстановления сил. А то сам найду.
   --Подлец ты все-таки!--с облегчением выдыхаю я.
   --Я не подлец,--обессиленно улыбается Эмерик,--я страдалец.
   Эмерик отворачивается. И что теперь с ним делать... Слабого и беспомощного оставлять одного не хочется. Придется просить кого-нибудь. Ксавию? Нет, не получится, она в отъезде... Еще кого-нибудь. Может, вредную Вейнару? Придется забросить гордость в дальний угол и взять со стола коммуникатор.
   --Ну?--ворчит в ухо аклорианка.
   --Вейнара, помощь нужна.--стараюсь, чтобы голос не дрожал, а сама лихорадочно придумываю, что ей сказать, но ничего умного в голову не приходит.
   --На часы посмотри, дура имперская, люди спят еще,--рявкает та в затянувшуюся паузу,--а ты, видать, еще не ложилась. Наверное, не одна...
   --Не твое дело,--совершенно спокойным голосом говорю я.--Подруга, называется. Не дослушала даже.
   И спокойно же выключаю коммуникатор, удаляю из памяти код Вейнары. А потом вызываю начальницу и начинаю ей объяснять, что тяжело заболела.
   --Мозговые слизни, что ли?--спрашивает она.
   --Э...нет, а что?--этого хватает, чтобы растеряться.
   --Правильно, мозгов-то нет. Додумалась в такую рань... Даже в выходные покоя нет... Тебе повезло, что я добрая...
   В полном недоумении отключаю связь, нахожу календарь...и вправду, выходной, а будильник не выключила. Самое логичное--дрыхнуть дальше, но настроения нет.
   --Была у меня подруга, --вздыхаю я, сев на пол и уставившись в стену,--теперь нет подруги. Выкручивайся, как хочешь.
   --Как это нет?--подает голос Эмерик.--А как же Ксавия? И я, хоть я и не подруга. Мы тебя точно не оставим. Вейнара--подлейшая из аклориан, когти у нее, как у собаки злой.
   Становится легче. То есть на самом деле. Ибо с этими двоими я точно не пропаду. Усевшись рядом с Эмериком, глажу его по голове, покуда не заснет, а потом с висящего на стене терминала захожу в галактический информаторий. Пальцем вывожу на экране знак, который видела на лбу мантикорянина. Кажется, там еще какие-то письмена были, но я их не запомнила, тем самым усложнив себе жизнь.
   Отметаю кучу бреда про всяческие древние верования, знаки незаконных группировок и прочую нечисть. Но все-таки нахожу нечто интересное. Обитательница Z-17 с выступающими скулами на широком лице цвета обсидиана, обвитой вокруг головы толстой белой косой, а на лбу сверкает металлическая пластинка с выдавленным на ней крестом с петелькой наверху. Крупная искрящаяся надпись: "Мы поможем вам обрести мир и справедливость".
   Так вот что...Они существуют на самом деле...
  
   "Гильдия Наемников--организация, созданная во времена Великого Разлома с целью поддержания порядка там, где его не могут добиться силы галактической безопасности. Разделяется на пять подразделений: Боевые Демоны (штурмовики), способные переломить ход любого сражения, Боевые Призраки (диверсанты), тайно и скрытно выполняющие любые задания, заканчивая промышленным шпионажем, Успокоители, которые могут отправить в астрал любого, посягнувшего на справедливость, Неусыпные Стражи, что защищают до последнего вздоха, и Мастера Психологического Воздействия, которым не нужно никакого оружия, но способные сокрушить любого. Прежде чем взять задание, Гильдмастер и его Советники проводят расследование, нужна ли помощь Гильдии в достижении справедливости, или же наемников хотят использовать в преступных целях. В отличие от своего заклятого врага, криминальной группировки "Клан Тени", Гильдия дорожит своей репутацией и не ведет темных дел. Характерный знак Гильдии обозначает вечную славу в благородных деяниях и является прямым заимствованием из древней легенды о Заступнике"
   Рион Скъёри, "Слава и золото не тускнеют"
   Быть не может. Явно какая-то ошибка. Не может добрый и благородный Эмерик быть одним из гнусных наемников. Неужели эти осторожные руки могут заложить бомбу или сломать шею? Выходит, что так. Но каков подлец, а! Через меня к кому-то подбирался, продажная шкура! Так и меня может ненароком прибить... Со злости пинаю сундук с красками--под крышкой в цвет синего дерева что-то жалобно звенит. Спокойно, Юкина, не хватало банки с красками побить, это самые ценные, меняющие цвет... Сдерживаюсь, чтобы не зареветь во весь голос. Все меня предали...Ксавию где-то носит, о Вейнаре и говорить смысла нет. И этот злодей, который по части коварства обошел даже Рэнцэ. Притворился белым и пушистым, а сам...
   --Юкина, спасибо тебе. Я уже чувствую себя лучше.
   От жизнерадостного голоса Эмерика я зверею окончательно.
   --Радуйся, что я не знала, кто ты! Иначе бы до сих пор лежал за статуей, продажная шкура, жалкая наемничья душонка.
   Сжав кулаки, пытаюсь ударить его шипами, но мантирянин ловко перехватывает мои запястья.
   --Лгун чистейшей воды,--реву я, вырываясь.--Что ж ты мне не сказал? Заставил меня поверить, что... Хотя зачем я тебе нужна... только чтобы подобраться к кому-то...
   --Так. Спокойно. Ты меня послушай. Я наемник, это так. Но я не хотел использовать тебя в своих целях. Просто я нашел на Улмарре маленький драгоценный камешек, лучше которого не существует во всей Конфедерации. Ты веришь в справедливость?
   Не поняла. Это он к чему спросил?
   --Ну, верю. А ты предлагаешь каким-то образом ее достичь?
   --Как ты думаешь, чего заслуживает бандит и убийца, на чьей совести множество замученных и ограбленных? Тот, кто делает состояние на торговле аззакой? Тот, у чьей жены никогда не будет детей--так подорвано ее здоровье? Тот, кто должен ответить за свои деяния, но купил закон?
   --Да эта зулинская змея даже искусство пытается купить с переменным успехом,--мрачнею я.--Ты хочешь очистить мир от него?
   --Хочу, но в этот раз не смог. Рёксву сопровождает четверо громил о четырех руках. Задавили числом, дали по голове, потом заставили выпить какую-то пакость, вроде как чтобы до дома дошел. Сама видишь, так и не дошел,--он мучительно улыбается.--А ведь мне рассказывали про такой яд. Он не убивает, а причиняет такие мучения, что жертва сходит с ума. Теперь ты мне веришь?
   --Верю. И полностью поддерживаю, без Рёксвы многим станет легче. По крайней мере, меньше подростков подсядет на аззаку.
   Эмерик отворачивается и засыпает снова. Нет, так дело не пойдет. Этак он неделю проспит... Хотя, я была бы не против, все-таки растрепанные двухцветные волосы и насмешливые желтые глаза--самое приятное зрелище. Так, о чем это я? Неделю держать у себя дома убивца и ночевать на коврике... Кошмар! Да и творить спокойно не дадут.
   Так, Юкина, соберись, хватит сидеть у кровати и созерцать крепко дрыхнущего мантикорянина, лучше полезным делом заняться. Каким из них? Все-таки приготовить корм для страдальца. Из грибов и ящеричьих лапок варю густой ароматный суп, и очень вовремя--мантикорянин возвращается к жизни. Когда я накрываю на стол, он смотрит недоверчиво, разве что не принюхивается. Тем не менее, уплетает две порции супа.
   На сон грядущий мы смотрим "Темное пламя"--прекрасно сыгранный мантикорянский фильм с отличным переводом на уллмарский, повествующий о странном и диком мире, в котором Восточное Королевство--единственный оплот цивилизации. И даже там хватает проблем: заговоры, интриги, все друг друга душат или подставляют, а настоящий король, который в изгнании--он такой противный, аж хочется с башни сбросить. Конечно, очень здорово сделаны бои--воины красиво скачут на животных, похожих на крупных волков, красиво дерутся длинными клинками и алебардами наподобие древнеуллмарских. Тем временем с запада напирают дикие племена, а с юга--могущественные колдуны. Всего их двенадцать серий, но мы посмотрели только одну. Потом Эмерик идет принимать омовение, шумно отфыркиваясь и высказавшись: "Ну я и урод!" Наверное, узрел себя в зеркале, которое отражает только по настроению. В себя-то пришел, но глаза до сих пор запавшие...
   Знаете, а я боюсь. Точнее, страшно стесняюсь. Вчера бедный мантикорянин ничего не замечал, а сегодня... Вот уж не знаю, как ему показываться в фисташковой, в мелкий цветочек, пижаме до пола. И самое обидное, что вопль: "Отвернись и не смей подглядывать" Эмерик пропускает мимо ушей. Он уже перелез в мою старую блузу до пят, продранную шипами, и в прорехах сверкают белые плечи. Я благочестиво отворачиваюсь, а вредный мантикорянин продолжает созерцать и цветочки, и босые лапки. "А тебе идет!--изрекает он.--Ходи в таком виде на выставки". Открываю рот, чтобы возмутиться, но вместо этого получается "Я рада, что тебе нравится". Даже позволяю себе свернуться клубком, положив голову Эмерику на плечо. И двухцветный злодей не против...
  
   На следующий день у нас появляется куча важных дел. Для Эмерика--незаметно перевезти вещи, для меня--углубиться в галактическую сеть с очень специфическим вопросом. Мантикорянина я решаю замаскировать под обитателя Z-17, для чего густо намазываю лицо и руки темно-серым гримом, волосы немилосердно крашу в белый и закутываю его в какую-то хламиду. Получается вполне сносно, но Эмерик, осмотрев себя, начинает непочтительно хохотать. Прикрыв лицо шарфом, с трудом выпутанным из змеиного клубка, Эмерик убегает. Что ж, самое время заняться архиважными делами.
   Поставив в печку летучих рыб с травами, я надолго пропадаю из реальности. В галактической сети действительно есть все, вплоть до бомбы в домашних условиях, только надо уметь искать. Например, к средству для очистки металла от ржавчины прилагается подробный состав и меры предосторожности. В медицинских разделах можно найти информацию о веществах, вызывающих тяжелое отравление только у определенной расы. Выделить эти вещества из безобидных вещей, вроде того же средства для очистки металла, химику-экспериментальщику не составит труда. К чему такие сложности? Я хочу, чтобы яд испарялся, а потом его было трудно обнаружить.
   Дальше на пластиковом, практически нерастворяемом и не рвущемся холсте намечаю гнусную морду Рёксвы. Плююсь, убираю обратно. Успею сделать.
   На всякий случай связываюсь с Нирасхой. Притворяюсь дурочкой: "Ой, я слышала, что на той неделе выставка будет в Эдерне, это правда?". И все складывается как нельзя лучше. Во-первых, не через неделю, а через две, на день Объединения Империи, во-вторых, Нирасха просит, чтобы я притащила побольше исторической тематики, в-третьих, не в Эдерне, а в Серебряном...что несколько затрудняет жизнь, но Нирасха обещает все уладить.
   Вспоминаю про рыбу, кидаюсь в кухню, ругаясь на арбанти. Спасаю ужин с наименьшими потерями--морские жители запеклись в собственном соку и распространяют умопомрачительный аромат. Так что жить можно.
   Дверь вздрагивает, и, пригнув голову, входит чернокожий бугай. Аккуратно поставив туго набитую сумку у порога, он закрывается в умывальне и через полчаса превращается в красавца мантикорянина, а я удостаиваюсь чести высушить и расчесать пурпурно-лиловую гриву.
   За ужином мы смотрим "Последний легион" из коллекции Эмерика--фильм о закате Форлийской империи. Это был оплот цивилизации на древней Мантикоре, со всех сторон окруженный дикостью и варварами. Форлийцы отставили после себя совершенные произведения искусства и строения из мрамора, простоявшие десять тысяч лет, но с не меньшим старанием они завоевывали все новые земли, несли порабощение и разрушение, устраивали кровопролитные бои на аренах. Однажды захваченные земли охватил бунт, и вскоре варвары обратили Форлийскую империю в пыль. "Последний легион" как раз об этом. Думаю, форлийцы бы победили намного превосходящие силы--по тем временам они были лучше всех вооружены и подготовлены--если бы ими не командовали самодовольные аристократы, не смыслившие в военном деле.
   Мантикорянин остается у меня на неделю. Я, как обычно, работаю, он остается дома. Несколько раз выходит поздно вечером, замаскированный с макушки до пят. Все это время мы смотрим фильмы, слушаем музыку--особенно Эмерику полюбилась староуллмарская песня "Клятва", я как-то сказала "Мы связаны клятвой", имея в виду музыку, но совершенно не к месту вспомнились изящно гравированные браслеты. Я безуспешно пытаюсь нарисовать полночный рассвет, на этот раз получаются мраморные форлийские руины, подсвеченные солнцем. Параллельно работаю над портретом Рёксвы и еще кое-чем.
   В конце недели я заворачиваю Эмерику старательно приготовленный завтрак, маскирую его под обитателя Z-17 и мы расстаемся возле хронически перегруженного телепорта. На прощание я вешаю ему на шею украшение в виде кристального клинка с серебряной рукоятью, купленное вечность назад. "Спасибо, Юки! Я этого никогда не забуду!"--шепчет он и удаляется. Длинная тень наискось рассекает ленту-дорогу. "Тогда он был немного ниже ростом, но тоже прямой и гордый"--подумалось мне. Когда? И вообще о чем я?
  
   Работаю я ударно--и над картиной, и над новыми реагентами, которые бы нейтрализовали все токсичные вещества в морской воде, и над тем, что нейтрализовало бы поселившееся на Уллмаре зло. Хронически не досыпаю, так что глаза у меня напоминают втиснутые под веки огненные шары--и по цвету, и по ощущениям. Ем на бегу всякую пакость. То есть весело живу.
   Два раза оживает устройство сверхдальней связи: леди Ирдрин рассказывает, как ей отдыхается на Зулине, и просит еще месяц не ждать, и какой-то далекий искаженный голос, в коем я не сразу узнала Эмерика, повествует о путешествиях в лесах Шимаоры. Вопроса "Как тебя туда занесло?" он не услышал. Вроде бы он там нашел что-то интересное, что обязательно хочет показать мне.
   В Серебряный прибываю в полной боевой готовности--попробуй определи, огонек вдохновения в моих глазах или просто бессонная ночь плохо подействовала. И уллмари, и иномирцы оглядываются мне вслед, ведь я в ослепительно-белом. В сумке лежит немало картин на имперскую тематику: не обошла я своим вниманием и Джениквай, и уллмарских воинов, выходящих из воды, и древние здания, среди которых бегают маленькие уллмарята.
   --Я думаю, Тэй не придет,--говорит кому-то Вейнара, я не вижу ее за изгибом стены, но прекрасно слышу.--Эта уродина оскорбляет меня своим видом.
   --И не говори. Думаю, служители не пропустят эту неблагодарную скотину.--это уже змеиный голос Рёксвы.--Я оказал Серебряному услугу, когда вместо ее бесполезной мазни выставил свои прекрасные творения.
   Если бы я не была такой уставшей, я бы задохнулась от ярости. А так я делаю над собой усилие и смотрю мимо Вейнары, как будто у меня никогда не было подруги-аклорианки.
   Момент я выбираю очень удачный--за изгибом стены нет никого, кроме меня и Эльстара.
   --Эльстар Рёксва,--обращаюсь к нему я.--Хочу извиниться перед вами за неслыханную дерзость.
   Юкина, что ты несешь...Не стоит расстилаться в пыли перед каким-то...
   Отставить, леди Тэй, ты делаешь это для Ирдрин и прекрасного Эмерика....
   --Раскаялись, уллмарская леди, это очень похвально,--голос мягкий, обволакивающий, как болотная жижа.--Я готов принять извинения.
   Надо же, уллмарская леди...почти как Имперская.
   --Я прошу прощения за свой поступок. Готова вас заверить, что искренне восхищаюсь вашими картинами, наполненными глубоким смыслом и внутренней красотой....
   Какой стыд, ну я и бред несу. Эльстар улыбается и кивает, а я продолжаю:
   --...и хочу преподнести вам скромный дар.--поклонившись, протягиваю картину, обернутую полупрозрачной пленкой.--только прошу вас, осторожнее с ней, краски быстро выцветают под прямыми лучами солнца.
   Если он не поверит и развернет прямо здесь...
   --Хорошо, я разверну ее дома. Что ж, и творения такого ничтожества могут кому-то понравиться.--он широко улыбается, довольно жмурясь, и не видит, как полыхнуло оранжевым мое лицо.--Вопрос о благосклонности подниму позже, чтобы ты осознала всю свою низость. Целуй руку, и ты прощена.
   Ради тебя, Эмерик...
   Закрыв глаза, представляю себе изящные, с длинными пальцами, руки мантикорянина. Мраморно-белая кожа, не столь тонкая, как у уллмари, но удивительно гладкая и мягкая.
   Не помогает. Широкая, как корзина, серебристая кисть зулина прохладная и скользкая на ощупь. Рёксва, увидев отвращение на моем лице, улыбается еще шире. Растоптал и унизил, жаль, некому насладиться его триумфом.
   Подозвав своих головорезов, Эльстар приказывает им отнести картину в капсулу. Что ж, пусть любуется картиной дома. Яд начнет испаряться, едва снимут пленку, но не причинит вреда рагнарцам-телохранителям. За десять минут он разложится на безобидные составляющие, так что и леди Ирдрин картина не принесет ничего, кроме свободы. Если повезет, подумают, что Рёксва перебрал аззаки. В любом случае, его после меня увидит еще куча народа.
   Незаметно вытираю рот ладонью. Нахожу стол с дармовым угощением и позволяю себе сжевать полтарелки красиво нарезанных фруктов, после чего душевное равновесие возвращается. Что бы ни случилось с Рёксвой, я этого не узнаю. И вообще, мы слишком разные и нас ничего не связывает. Так что веду себя как обычно, чуть ли не прыгаю от радости при виде собратьев-художников, поздравляю с успехами, восхищаюсь картинами. Кстати, рассказ о том, как я учинила погром в Серебряном (со слов Тана, я отлупила троих хранителей, разнесла половину зала и оборвала все картины) прошел на ура, ну не любят художествующего бандита.
  
   ...И тогда мафре заплатили ему за погибель Этельреды и Июмира четырнадцатью полновесными алмазами, хотя не Миваку обрек их, но предатель. Тогда Рэнцэ отдал часть алмазов на оснастку боевого корабля. И только один алмаз, не очень ценный для мафре из-за "лавовой" оранжеватой окраски, словно чистая уллмарийская кровь, он оставил себе, приказав сделать из него фокусирующий кристалл для лучемета. Так он поклялся мстить за Этельреду, и занялся тем, что умел лучше всего. Множество мафре и предателей пали от его руки. И только когда их отбросили далеко от границ Империи Уллмари, Миваку вернулся к обычной жизни на Шимаоре...
  
  
   Я вернулась, но не так, как Миваку. Просто села и уставилась в стену, подперев голову кулаками и грызя шипы. Сидела и ждала, когда за мной придут--неважно, полиция или головорезы Рёксвы.
   На три раза вымыв руки и голову, чтобы избавиться от темных мыслей и отвратительного касания скользкой кожи, я начинаю собирать теплые вещи. У нас на Уллмаре климат мягкий, а я здорово мерзну даже в сезон дождей. Говорят на планете-тюрьме еще хуже. Голый камень и пронзительный ветер--все, что там есть, не считая обезумевших от тяжелой жизни убийц и бандитов. Надо бы завернуть с собой что-нибудь съестное, с кормом там тоже туго.
   Пугаюсь собственной тени и любого шороха. При виде полицейских стараюсь незаметно просочиться куда-нибудь, не вызывая подозрений. Никуда, кроме работы не выбираюсь--на всякий случай.
   Через три дня, когда я старательно добиваю исследования, успевая поправлять на десять раз переделанный отчет, под дверь просачивается бледная, как дымчатое стекло, Раяцу с Демоникуса, с гривой алых волос. Как вся демонианская раса, она умеет изменять форму тела, а потому пролезает везде, и соответственно, все про всех знает. Кого надо с ней познакомить, так это шпионов, если они когда-нибудь попадут на Уллмару. Через полчаса они узнают все, что было и чего не было, а потом тихо-мирно сойдут с ума от переизбытка информации.
   Я, не отворачиваясь от отчета, ввожу ее во все околохудожественные сплетни. Она никогда не интересовалась искусством, но знает почти всех наших--через общих знакомых, поэтому слушает с интересом. После чего приходит очередь Раяцу высказываться, и я пытаюсь расставить уши пошире.
   --...Ну так вот, а она на Зулине встретила Ирдрин Замученную... Замученную, потому как страдает очень, но вроде отдохнула и похорошела. Не думаю, что она сильно будет сожалеть о том, что Рёксва отправился ко Всехранителю. Ты знала?
   --А что с ним, с Рёксвой?--уточняю я, вцепляясь в ручку покрепче, чтобы пальцы не дрожали.
   Ведь скажет, что обнаружен редкий яд, ведется расследование...
   --Что с ним может быть? Жизнь тяжелая бандитская. Аззаки переел, у него в доме этого добра целую коробку нашли...так вот, я что про Ирдрин...
   --А что Ирдрин?--интересуюсь я.
   --Ее видели в священной роще, там они еще сохранились. Интересно, зачем она пошла?
   --Наверное, пряталась от бандитов,--предполагаю я.--Даже последний варвар не развяжет драки в священном месте, это спровоцирует скандал. Им оно надо?
  
  
  
   Лично для меня имеют смысл только две вещи. Во-первых, убийцу не ищут, можно разобрать сумку с теплыми вещами. Во-вторых, где носит Эмерика? Не иначе, вернулся в Гильдию--задание выполнил, и теперь обо мне даже не вспомнит. А если и вспомнит, то сразу же отправится к себе на Мантикору, или еще куда, на следующее задание. А я останусь. Когда-то Этель не рассталась со шпионмастером до последнего вздоха. Мы проживем еще долго, каждый в своем мире, с тянущей пустотой внутри, которой можно принести в жертву все, и не поможет. Вейнара, чтоб ей со шпилек сверзиться, была права, я никому не нужна.
   Вздрогнув от визгливого дверного звонка, ору в динамик "Кого там принесло? Никого нет, я в печали". Пока поднимаю голову к дисплею над дверью, успеваю представить себе и полицию, и бандитов, и не очень живого Рёксву, и даже Ирдрин.
   Немного осунувшегося, но страшно довольного Эмерика я увидеть не ожидала.
   --Не открою. Все равно ты вернешься на Мантикору, а я останусь здесь, и ты больше не вспомнишь обо мне.
   Пораженный мантикорянин делает шаг назад.
   --Упала ,что ли? Что это за трагедия? Почему сейчас?
   На дисплее видно, как он что-то ищет во многочисленных карманах, а найдя, прикладывает к двери. Дверь бесшумно открывается, и Эмерик заходит, едва не наступив на сумку с теплыми вещами. Замечаю зажатый в руке приплюснутый цилиндрик с торчащим из него десятком гибких щупалец непонятного назначения.
   --Гильдийская отмычка,--объясняет он.--Открывает любые двери, обезвреживает ловушки. Жаль, против бандитов бессильна.
   Сев на сумку, я рыдаю в голос. Как не стыдно, постоянно реву.
   --Отмычки ему...А обо мне подумал? Ты улетишь, а я куда? Не в гильдию же... Да, за предательство в болото бросали.... Но Вейнара говорит, что я не выживу на Мантикоре...и я там вообще не нужна.
   Когда слова переходят в бессвязные подвывания, Эмерик достает из рюкзака стопку пластиковых листов, небрежно свернутую в трубочку, и неожиданно рявкает:
   --Отставить! Успокоители не плачут, это наводит на подозрения.
   Я удивленно замолкаю, а Эмерик продолжает:
   --Мне плевать, что там сказала какая-то бандитка. Оставлять я тебя не обираюсь, на Мантикору тащить--тем более, Гильдия находится внутри астероида, там поддерживается комфортная температура. Хотя что я тебе рассказываю, посмотри...Уверен, что ты станешь хорошим отравителем.
   Он протягивает мне сверток--на верхнем листе выдавлено: "Устав Гильдии Наемников". Это зачем? Меня--в Гильдию?
   --Уже стала,--упавшим голосом сообщаю я.--Рёква не от аззаки...дошел.
   Эмерик похватывает меня на руки, несмотря на явные протесты, кружит несколько раз и усаживает в кресло. Сам падает рядом.
   --Теперь я понимаю. Ничего страшного, с первого дела все мучаются. Расскажи, как ты умудрилась обмануть охрану.
   Я излагаю, как таскала реагенты, готовила легко испаряющийся яд, рисовала картину...об унижении умолчала. Зато прошу Эмерика рассказать о своем первом задании.
   --Я мучился точно так же,--Эмерик мрачнеет,--но теперь нисколько не сожалею. На Мантикоре мне пришлось успокоить одного....наверное, ты не знаешь, он был адептом безымянного божества.
   Помимо собственного культа, сходного с шаманизмом, на Мантикоре есть два пришлых. Культ Пяти Вечных внесла раса накарримов, которые развились быстрее всех других. Неизвестно, существуют ли они еще. В состав Конфедерации отказались входить, но, говорят, некоторые видели их. Пять Вечных прижились, не причиняя вреда другим. Вторым был культ безымянного всепожирающего бога, который проповедовал нетерпимость ко всем другим и призывал к полному уничтожению. Культисты стали сбиваться в кучи, перестали работать, начали жить грабежами. Они постоянно кричали, что их божество дает силы, а между тем нападали на слабых. Отнять сумочку у беременной женщины, избить впятером подростка--нечего сказать, великий подвиг. Когда судья отправил одного из культистов за решетку, десять человек угрожали судить по своим законам. Но судья, бывший чемпион боевых искусств, разоружил и связал всех десятерых, а через какое-то время, став героем в глазах мантикорян, выступил по центральному каналу и призвал изгнать сектантов. Тех начали выбивать из городов в непригодные для жизни горы и пустыни. Там адепты безымянного бога построили свои государства, окончательно опустились и стали обрастать шерстью на зиму, так как среди них не было ни строителей, ни архитекторов. Их подкосили болезни, так как не было хороших врачей, но сектанты не вымерли. Более того, они начали выращивать наркотические растения, делая деньги на страданиях честных людей. Один из таких потребовал по своим законам в жены тринадцатилетнюю девчонку, дочь верховного шамана, пытался добиться своего запугиванием и подкупом. Тогда шаман нанял молодого мантикорянина...
   -...И я нисколько не сожалею, что вогнал этому порождению зла иглу под ухо. Он не успел даже крикнуть... А потом я подготовил тело по обычаям культа Пяти Вечных. Теперь можешь меня презирать,--закончил Эмерик и отвернулся, задумчиво глядя в окно.
   --Не буду. Ты настоящий герой, и на твоем месте так бы поступил каждый, у кого сердце не обратилось в кусок льда. А почему...Пяти? Откуда ты знаешь их обычаи?
   --От бабки, она жрица. Ты правда не презираешь?
   --Нет, и я пойду за тобой, куда бы ты ни пошел.
  
   Когда Эмерик уходит, пообещав явиться завтра, я разворачиваю гильдийский устав и узнаю оттуда много интересного. Оживление--это не вымысел, а возможность Гильдии, только обходится в крупную сумму, а если наемник не может себе ее позволить, Гильдия вносит за него. Наемник помнит все, кроме момента смерти--информация из его мозга записывается в круглой блестящей пластинке на лбу, и за десятую часть секунды до разрушения отправляется на станцию, а там уже выращивают новое тело. Жаль, вечная жизнь не получится, возрастные изменения накапливаются...а впрочем, тут и за стандартные 150-200 лет наемничья жизнь надоест окончательно. Гильдию также можно покинуть в любое время, но тогда лишаешься всех преимуществ. Многие правила общепринятых вещей, о которых не задумываешься, например: "Наемнику запрещено носить татуировки или иные отметины на теле, которые могут восприниматься как особые приметы. Исключение--культурные особенности и традиции". Следующий пункт еще интереснее: наемникам запрещено вступать в брак и обзаводиться потомством, покуда они не покинули Гильдию. Тоже разумно, страшно подумать, что за чудовище вырастет из наемничьего детеныша, взрывчатку закладывать научится раньше, чем говорить. Только одно непонятно: "Ненавидь Клан Тени во всех его проявлениях и никогда не имей с ним дел". Как только узнаю, что это такое--возненавижу обязательно.
   Небольшой предмет, заложенный между страниц, со стуком падает на пол. Похоже, украшение. Тонкое ожерелье из белых костяных бусин, белый же перламутровый диск с изящной резьбой и подвески в виде перьев. Как он похож на талисман странников! Его носили сначала мореплаватели, потом летуны, аж до самой революции. К застежке прикреплена бумажная бирка, на которой красивым округлым почерком написано: "Милая Юкина, эту вещь я увидел на Шимаоре и не смог пройти мимо. Ты знаешь, что это значит? Надеюсь, ты захочешь отправиться в странствие, и мы больше не расстанемся". От такого послания я снова начинаю реветь. Надо же, он такой хороший, а я его в дом пускать не хотела. Вспомнив, что рыдающие Успокоители вызывают подозрения, я вытираю глаза и примеряю ожерелье. Белый--цвет императрицы, снега и уллмарского неба--удивительно идет к оранжевой коже.
  
   Эмерик приходит не один, а вместе с высоченной крепкой мантикорянкой в красивых брюках синего бархата и бледно-зеленой блузе. У мантикорянки суровое лицо, ярко-желтые глаза и волосы до плеч, окрашенные в пурпурный и лиловый.
   --Эмерик, ну что же ты...--растерялась я,--у меня царство хаоса в доме и сама не накрашена. Человек искусства должен иногда шокировать публику, но не настолько же!
   Мантикорянка изо всех сил сдерживает улыбку и с явным усилием возвращает суровое выражение лица.
   --Доводилось видеть и не такие руины... Вы художник Юкина Тэй, спасшая жизнь Эмерику?
   --Кто-то же должен был помочь ему,--я с вызовом смотрю снизу вверх в ее желтые глаза.--А вы, леди Сильвия де Бранд, поступили бы иначе?
   Сильвия не меняется в лице.
   --Меня выдал цвет волос или мой непутевый родственник?
   --Догадалась,--отвечаю я.
   --Какая умная, даром что лишена интуиции. А картины можно посмотреть?
   --Смотрите, конечно,-- наверное, я становлюсь оранжевой до кончиков шипов.--Ничего особенного, просто самоучка.
   --А отравитель--тоже самоучка?--Сильвия чуть прищуривает насмешливые желтые глаза.
   --Вообще-то я химик. А...разве этому можно научиться? Только талант...
   ­--Ты права. Только талант. А некоторых хоть обучай, хоть нет... Вот не посмотрю, что ты последний из рода--это она Эмерику,--выгоню из гильдии...
   --Выгонять имеет право только гильдмастер. И потом, кто же знал, что столько головорезов на подхвате. Если бы не Юкина, то пришлось тратиться на оживление.
   Недописанный вариант "Полночного рассвета" Сильвии активно не нравится, зато несколько форлийских сценок, нарисованных по фильмам и дополненных изрядной порцией больного воображения, несказанно радуют мантикорянку.
   -Юкина, вы удивлены моим присутствием?--спрашивает Сильвия, и ее лицо снова становится непроницаемым.
   Я не отвечаю, выразительно глядя на Эмерика. Тот подпирает стену и делает вид, что он здесь ни при чем. Тогда Сильвия продолжает.
   --Контракт будет действительным, если он подписан в присутствии наемника выше седьмого ранга. У меня восьмой. Вы читали устав?
   --Конечно. Кстати, кто такие "Клан тени"?
   --Бандиты всех мастей,--презрительно морщится Сильвия.--Не заботятся о своей репутации, занимаются противозаконными делами, опускаясь до откровенного грабежа.
   Мантикорянка протягивает мне контракт, отпечатанный на листе пластика, с выдавленным в углу знаком Гильдии Наемников--крест с петелькой наверху, и какие-то закорючки. Я знаю, что с древнего языка они переводятся как "Тело--пыль, душа вечна", но очень похожи на современное "Слава и золото не тускнеют". Пробегаю глазами, указываю имя и расу. В строчку "Подразделение", немного подумав, записываю "Успокоители". Если все такие, как подлец Рёксва, то отправлю ко Всехранителю даже с удовольствием. Специализация, конечно, отравитель. Стрелять без промаха, подкарауливать в темном углу со струной, нанести колющий удар прямо в сердце--это не для хрупкой маленькой уллмарочки. Размашисто подписываю контракт старинными буквами, как картину. Вот и создала творение, которое изменит всю жизнь, издевательски думаю я.
   Договариваемся, что с утра меня заберут с площади Творцов и Защитников. Эмерик уходит вместе с Сильвией--похоже, он побаивается восьмиранговую тетушку.
   Вытряхиваю теплые вещи из сумки и складываю в нее то, что может пригодиться в тяжелой наемничьей жизни, в том числе базовый набор кистей и красок. Кажется, теперь сумка весит больше меня самой, придется просить о помощи Эмерика. Меня же он на руках носит...
   Сказать, что я не сплю все ночь, думая о том, как меня примут в гильдии--чистейшей воды ложь. На самом деле засыпаю сразу же--я быстро привыкаю ко всяческим неприятностям. "Ну вот, теперь никто не мешает свернуться клубком"--успеваю подумать я.
  
   На площадь Творцов и Защитников я прибегаю встрепанная, с сумкой наперевес и в чем-то, более-менее похожем на походный костюм. Лиловатое уллмарское солнце едва касается вершин статуй, окованные бронзой фонари еще бросают голубоватый отсвет. Высокие мантикоряне--Сильвия и Эмерик--отражаются в зеркальном мраморе площади.
   --А вот и мы!--говорю я, останавливаясь возле них.
   --Рад видеть!--улыбается Эмерик.--Мы сомневались, придешь ли ты.
   Я достаю из кармана сложенный вчетверо контракт. Сильвия, не разворачивая, отправляет его в сумку.
   ­­­--Ланлин-Ра будет счастлива. А теперь пошли, портал в пьедестале статуи с тремя камнями.
   --Между прочим, Дзинариона, объединившая три мира в Империю Уллмари,--поправляю я.
   --Хорошо, запомню.
   Сильвия четко, по-военному, поворачивается и широкими шагами направляется в ту сторону, где три драгоценных камня сияют над руками Первой Императрицы. Эмерик устремляется за ней--у маникорянина еще нет такой выправки, но есть смертельное изящество. У меня же--ни того, ни другого, еще и сумка оттягивает руку.
   Когда Сильвия сдвигает каменный барельеф, я единственный раз оглядываюсь через плечо--на белую статую. Но Этельреда на этот раз смотрит в другую сторону.
  
   Глаза не сразу привыкают к тусклому освещению. Сначала замечаю меняющийся узор из живых кристаллов, которыми выгнутые стены заросли доверху, светящиеся колбы вдоль стен, у самого пола, покрытого металлическими плитами, потолок, почти теряющийся в темноте. И, конечно, телепорты, расположенные широким кольцом. Самой разной формы: от стандартных круглых до поставленных вертикально и забранных в изящные рамы на манер древних зеркал. Рядом с каждым--светящийся дисплей, на котором можно выбрать любое место планеты. И, конечно, наемники совершенно разного вида, от вполне человекоподобных аклориан до рептилоидов, мрачные, или спокойные, или неопределенно улыбающиеся каким-то своим мыслям. Объединяет их только блестящий круг над переносицей. Я непроизвольно потираю лоб. Скосив на меня глаза, Сильвия неопределенно хмыкает.
   --Ничего, привыкнешь. Совершенно безвредная вещь, зато гарантия вернуться к жизни.
   И как гильдийцы ориентируются в коридорах базы, которых так много, и все переплетены. Не скажу, что одинаковые, цвет пола, потолка и подсветки все-таки различается. Но как же их много! Вообще-то база Гильдии находится внутри астероида. Но кто бы знал, или это астероид такой огромный, или вовсю используется искажение пространства. Хотя одно другому не мешает. Единственный ориентир--широкая спина Сильвии на пять шагов впереди. Эмерик идет рядом, не отпуская моей руки. Наверное, тоже не разобрался еще в переплетениях коридоров. По рассеянности зацепившись за угол, ворчит "Этого раньше не было. Когда нам уже карты с навигаторами выдадут для хождения по базе". "Нельзя, секретная информация!"--ставит его на место ехидная Сильвия и толкает очень приметную округлую дверь, серебристую с темно-синим наемничьим знаком. Нет, чтобы величайшую святыню гильдии хранить за хитрой системой тщательно замаскированных телепортов...
   Дело в том, что за дверью обнаруживается кабинет с пятью крупными световыми панелями на потолке, слишком уж яркими, и фото звездной системы Z-17, а так же пейзажи единственной обитаемой планеты этой системы. За громоздким столом, сделанным даже не под темное дерево, а под камень вроде гранита, восседает высокая, полная и очень внушительная дама, темнокожая, с длинной белой косой, уложенной наподобие короны. Когда она поднимает взгляд, Эмерик замирает, вытянувшись в струнку, я стою на месте и смотрю во все глаза, а Сильвия делает два красивых широких шага вперед:
   --Приветствую, госпожа гильдмастер.
   Они недолго что-то обсуждают, затем вызывают меня.
   --Госпожа гильдмастер, Успокоитель Юкина Тэй к службе готова!--рявкаю я.
   --Боевой Призрак тринадцатого ранга Хельма Тарума принимает Успокоителя!--отзывается гильдмастер.--Примите знаки Гильдии Наемников и принесите клятву.
   "Теперь мы связаны клятвой", некстати вспоминаю я, и тут же принимаюсь размышлять, почему Хельма не называет себя гильдмастером. Наверное, не принято... Я принимаюсь по памяти озвучивать клятвы, кое-что добавив от себя. По крайней мере, злокозненному Клану Тени пообещала всяческие страдания, конечно, при нерушимой верности Гильдии в целом и гильдмастерше особенно. А потом заставляю себя подойти и принять из рук Хельмы золотистую нашивку в виде пустого круга и аккуратно уложенный в плоскую бело-зеленую коробочку металлический диск с выбитым на нем знаком Гильдии.
   --Служу Гильдии Наемников и Конфедерации!­­--ору я во весь голос. Сильвия недовольно морщится, гильдмастерша даже не меняется в лице.
   После чего мы слаженно разворачиваемся и выходим. Эмерик вздыхает с явным облегчением.
   --Сильвия, может, мы сразу Ланлин-Ра поищем? Это советник Успокоителей,--поясняет он мне.--Бывшая отравительница, вы с ней прекрасно поладите. Не то, что со мной, головорезом...
   Вот уж не знаю. "Головорез"--последнее, что можно сказать об утонченном мантикорянине, ценителе искусства. Хотя...он же управляется с любым холодным оружием, от древней алебарды до пилочки для ногтей. И сверхсплавовые шпильки в волосах тоже отточены идеально.
   --Нет, убивицы до вечера не будет, надо бы показать святая святых.
   С этими словами Сильвия входит в кабинку пневматического лифта, настолько узкую, что мы за ней втискиваемся с трудом. Эмерик прижимается к стене, а я утыкаюсь лбом чуть ниже подвески на его шее.
  
   Что может быть в Гильдии самым главным? Небольшой космопорт, или оружейные склады, а может, химические лаборатории. Но я никак не оказалась готова увидеть что-то, напоминающее больничный отсек. Те же стены, несколько кушеток, оборудование для исцеления любых болезней тела, а возможно, и души. Пульт управления непонятно чем. Несколько человек в белых c зеленой окантовкой одеяниях до пола. А самое странное--привинченные к стене колбы, способные вместить в себя представителя любой, даже очень крупной расы. Одна из них, заполненная зеленоватой жидкостью, открывается--вертикальная щель в стенке расширяется, а поверхность жидкости остается неподвижной--и оттуда выходит на подгибающихся ногах уллмарик, поблескивая мокрой оранжевой кожей.
   Несколько исцелителей, уложив его на кушетку и накрыв простыней, обвешивают датчиками, замеряя давление, дыхание, проверяя реакцию. До нас доносится неуверенный голос:
   --Что я здесь делаю? Я болен? Никогда не чувствовал себя лучше.
   Один из исцелителей довольно кивает:
   --Все хорошо. Теперь ты совершенно здоров.
   Уллмарик же протирает глаза и, разглядев характерные знаки на одеяниях исцелителей, спрашивает еще более неуверенно:
   --Меня убили? Скажите, меня убили?
   Издав дикий вой, он вырывается из рук исцелителей и принимается крушить голыми руками все, до чего дотягивается, но только обдирает кулаки. Одного из исцелителей, аклорианку со светлыми, связанными в узел волосами, он сбивает с ног.
   Дальше я не знаю, что случается. Вроде как я бросаю сумку, протискиваюсь мимо Сильвии и рявкаю во весь голос:
--Долгой жизни императору!
   --И всем Уллмари!--отзывается оживленный уллмарик, по привычке замирая, сцепив руки над головой в приветственном жесте.
   Этого хватает, чтобы подойти к нему и, набросив простыню на хрупкие плечи с шипами, доверительно спросить:
   --А ты, брат-имперец, Всехранителя-то видел?
   --Не...вроде... Не помню,--он снова становится растерянным, взгляд погасает.
   --С чего ты тогда взял, что убили? Между прочим, всего переломанного вытащили,--краем глаза я наблюдаю за исцелителями, держащимися в стороне.
   --Не успокаивай меня,--уллмарик снова пытается вырваться.--Сюда раненых не помещают. В таких колбах новые тела наращивают.
   --Помещают, но крайне редко.--я даже не удивляюсь тому, как беззастенчиво лгу.--Если очень сильные повреждения. Например, сломаны все кости. Но, судя учиненному разгрому, кости срослись. А теперь руки завяжи и набирайся сил, пока гильдмастер не позовет.
   Уллмарик позволяет себя перевязать, принимает из рук исцелителя стакан витаминного коктейля. Эмерик берет меня под локоть и мягко вытаскивает в коридор. Там уже начинает шипеть: "Ты что себе думаешь? Только пришла и уже неприятностей ищешь! Незачем из себя великого полководца строить..." "Прибью и оживлять запрещу, не посмотрю, что ты последний из рода"--презрительно фыркает Сильвия и затаскивает меня обратно.
   ­­--Леди Керинай,--зовет она.--У нас новообращенная.
   Керинай, та самая аклорианка, усаживает меня на кушетку. Сосредоточенно глядя удивительно добрыми глазами, расспрашивает, как я ступила на сей скользкий путь и хорошо ли подумала. Я отвечаю, как могу.
   --Стремление к справедливости...хорошо,--приговаривает она, ощупывая мое лицо мягкими пальцами.--Еще и искусством занимаетесь... Идеалист? В любом случае, психическая травма вам не грозит. Ну-ка, вспомните, у вас в детстве каких-нибудь странных наклонностей не наблюдалось?
  
   ...Прихожу в себя я на той же больничной кушетке. Только что сидела, сложив руки на коленях, а теперь лежу лицом вверх. Кожу на лбу сильно стянуло. Непроизвольно потирая лоб, провожу пальцами по круглой металлической пластинке. Это было от души...даже не заметила, как мне наемничье украшение вделали.
   --Поздравляю, Юкина, теперь ты полноценный наемник, будешь убивать и грабить!--изрекаю я.
   Откуда-то сбоку доносится хихиканье.
   --Между прочим, это должны быть мои слова,--обижается Эмерик, помогая мне подняться с кушетки. Я от неожиданности задаю самый бредовый вопрос:
   --Давно тут сидишь?
   --Не, только подошел. Как тебе Керинай?
   Керинай... А, аклорианка с добрыми глазами...
   --Ничего себе... Думала, просто психолог... Работа же у вас нервная. А оказалось...
   --Да, специалист по гипнозу,--довольно улыбается Эмерик.--Но и психолог тоже. Одно без другого никак. Тем более, как ты заметила, и работа нервная, и с возрожденными приходится повозиться... Ладно, пошли кормиться, потом примерять форму, я тебе раздобыл, потом сдаваться Ланлин...
   С кормом, между прочим, дела обстоят неплохо--в небольшом зале с круглыми столиками темного стекла подают и древесные грибы, и пирожные, и горячий шоколад на апельсиновом соке. Так что жить можно. А главное--почти пусто, только у самого входа восседает мантикорянка с черно-красными волосами (я еще не могу определить, из какого она рода), да пара сумрачных, зататуированных по самые глаза аклорианцев, устроившихся у дальней стены, переговариваются низкими голосами.
   Уже столько времени вместе, а все еще немного стесняюсь есть перед Эмериком. Во-первых, я не умею кормиться красиво, как персонажихи фильмов, во-вторых, Эмерик до сих пор кажется мне каким-то мистическим существом, которое не нуждается ни в еде, ни в отдыхе. И это несмотря на то, что он сидит напротив меня и поедает двойную порцию таких же грибов, причем не двузубой вилкой, а длинными пальцами.
   Через какое-то время мы уже осторожно заглядываем в кабинет Советницы Успокоителей. За столом, отделанным ракушками на нимфийский манер, восседают двое: сама Ланлин, обитательница морской планеты Нимфа--ее можно узнать по коже, блестящей, как палевый жемчуг, гребню на макушке, перепонкам на месте ушей и облегающему одеянию глубокого синего цвета--и, напротив нее, черно-красная мантикорянка, затянутая в лакированную кожу. Эмерик презрительно кривится.
   --...А из оружия я выберу...стрелковое снайперское,--говорит она, манерно растягивая слова, чем неприятно напоминает падших уллмарок.--Мне не хочется пачкаться в крови.
   Тут приходит время кривиться мне. Интересно, она всегда притворяется дурочкой, чтобы отводить от себя подозрения, или это так и есть. Впрочем, говорят, "альтернативно одаренные" почти неуязвимы для пси-атак...
   Наверное, Сильвия уже все рассказала Советнице, так как Ланлин-Ра задает один-единственный вопрос: какое оружие я выберу.
   ­--Конечно, яд. Самая чистая работа. К заданиям готова приступить хоть сразу.
   --У нас предусмотрена работа в паре для сложных заданий. С кем вас поставить?
   --Эмерик де Бранд,--отвечаю я, не задумываясь. Почему-то черно-красная мантикорянка меняется в лице.--Если, конечно, можно.
   --Не просто можно, а даже нужно!--Советница улыбается, показывая мелкие иглоподобные зубы.--Отравитель и знаток режущего оружия идеально подходят...
   Ланлин отворачивается и нажимает ногтем едва заметную кнопочку на треугольной клипсе, прицепленной там, где у других рас должна быть мочка уха. Наверное, гильдмастер вызывает...
   Тем временем мантикорянка что-то втолковывает Эмерику. Я прислушиваюсь.
   --...Зря ты так. Между прочим, я тоже последняя из рода, как и ты.
   --Запомните, леди Тавия из рода Кимре,--Эмерик сжимает кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не прибить ее на месте,--я де Бранд, воин, и ни в коем случае НЕ Альвари, тем более, НЕ последний из рода. Оставьте меня.
   --Эй, вы! Работа есть.--выслушав гильдмастера, поворачивается к нам Ланлин-Ра.--Один второго ранга или двое первого. Берете?
   --Берем!--в один голос заявляем мы с Эмериком. Черно-красная морщится и плюет на пол--не ожидала я такого жеста от столь утонченной леди. Ланлин почти не меняется в лице, только гребень немного краснеет.
   --Сектанты,--объясняет она.--За подробностями к гильдмастеру. Если нужны будут яды и реагенты, зайдете ко мне.
   Дальше я не слушаю, а устремляюсь к пневматическому лифту. Эмерик догоняет меня в несколько прыжков, не забывая проворчать, что "можно было бы и послушать".
   Напротив гильдмастера, на хрупком с виду, но удобном стуле сидит заплаканная рагнарка в коричневой, подбитой мехом куртке с капюшоном. Четыре руки нервно щелкают застежками поцарапанной лаковой сумки.
   --Мою сестру почти убили сектанты,--произносит она лишенным эмоций голосом.--Она--ученый-биолог, и в одной из экспедиций заразилась... В наше просвещенное время ее бы в любом медцентре поставили на ноги за несколько недель... А она почему-то пошла именно к... В общем, целительница с якобы божественным даром... Сестра слушалась каждого слова шарлатанки... картины все выбросила, аквариум со светорослями...она их раньше очень любила. И меня чуть из дома не погнала. Уходи, говорит, ты мешаешь...не хочешь, чтобы я выздоровела. Но это не так! Продала капсулу, заложила квартиру--все для исцеления. Она ничего не ела, только снадобья пила... и инопланетный вирус одолел бы ее... Было страшно смотреть, почти прозрачная стала. Однажды она упала от слабости. Мы... я и ее сын... отвезли в медцентр...Сейчас лежит на восстановлении. Вы должны нам помочь, слышите? Мы все обращаемся к вам, родственники таких же... Не всем удалось их спасти, далеко не всем. И что самое ужасное...дети. Шарлатанка подчиняет их себе, пока они еще маленькие. С сыном...почти справилась...если бы не я... Прошу вас, помогите всем нам...
   --Будьте спокойны,--вскакивает с места Эмерик.--Мы очистим мир от скверны.
   Гильдмастер протягивает типовой контракт на тончайшем пластике, подписав его со своей стороны. Рагнарка с трудом разбирает написанное, ибо глаза ее полны слез, но тоже ставит подпись. Я царапаю что-то, не глядя, а Эмерик рисует родовой знак де Брандов только после детального изучения.
   --Успокоители, возьмите ориентировки на сектантку, здесь все расписано подробно.--Хельма протягивает пластинку размером с пол-ладони.--Теперь оставьте нас.
   Плотно закрыв за собой дверь, я высказываюсь:
   --Суровая у нас гильдмастер! А теперь пошли за ядами и всякими шпионскими вещичками, у нас же расследование.
   --Ну пошли,--соглашается Эмерик.--Хотя логичнее было бы ознакомиться, с кем вообще нам придется иметь дело. И на будущее, ВСЕГДА читай контракты.
   --Тебе это не очень-то помогло...
   Мне стыдно, но люблю оставить последнее слово за собой...
  
  
  
   "Тин-Ксай--относительно недавно заселенная планета Дальнего Предела, которая дважды присоединялась к Конфедерации: по праву первооткрывателей и по результатам "войны за суберийское наследство". Климат тропический, большую часть планеты занимают леса, наиболее крупные города расположены вдоль побережья. Население составляет 129 млн, 80% составляют рептилоиды и зулины, имунные к тропическим болезням. Иные расы проживают только в крупных городах, очищенных и защищенных силовым полем..."
   Я вытаскиваю из уха наушник. Да благословен будет тот, кто записал в звуковом формате весь "Краткий справочник по обитаемым мирам Галактики". Ту часть, которая касается задания, слушаю уже третий раз. До того раздобыла у Ланлин-Ра все материалы о метаболизме аклориан. Яды пока не беру, приготовлю на месте. Кстати, секретный справочник по ядам я тоже раздобыла, загнала в коммуникатор и замаскировала. А вот информации, связанной с сектанткой, верить не стоит. Куча расписанной в розовом цвете болтовни о чудесных исцелениях и могущественных снадобьях, которые якобы могут даже заменить кровь. Неужели кто-то верит в эту чушь? Что касается Эмерика, то он или изучает историю планеты, или не вылезает из тренировочного зала, или в виртуальный зал зовет. Что могу сказать? Два навиртуалившихся наемника, с трудом воспринимающих реальность--это страшно для окружающих. Хотя, этим невинным развлечением страдает вся гильдия. Поговаривают, даже Хельма иногда снисходит до виртуального зала. Как я раньше говорила в таких случаях, "Она великая, ей можно".
   Поскольку Тин-Ксай--одна из немногих планет Дальнего Предела, на которые проведены телепорты, то не нужно тратить время на перелет, и мы можем позволить себе несколько дней на подготовку в Гильдии.
  
   "Ну и уродина, стыдно к людям выходить",--ворчу я, старательно приглаживаясь. Хотя какой смысл, и так волосы основательно прилизаны, более того, покрашены в нежнейший крысиный цвет. А черно-коричневый брючный костюм каким-то образом делает фигуру вдвое шире. То есть на себя не похожа, была яркой и в меру симпатичной, а теперь серьезная, как надгробье. Эмерику повезло еще меньше--в куртке из грубой кожи и тяжелых ботинках, с черными волосами и острой бородкой, прекрасный мантикорянин выглядит настоящим бандитом.
   "Хуже уже не будет",--отмахивается Эмерик, шагая в портал.
   Обожаю гильдийские порталы. Выбрав нужный, зачем-то обведенный гибкой рамой, мы попадаем в полуразрушенное здание. В окна лезут ветки с красноватыми листьями, стены покрыты голубым мхом, а пол--неровным слоем пыли. Осторожно отодвинув стебель ползучего растения, Эмерик выглядывает в окно и, подобравшись, прыгает вниз. Не успеваю я сделать и шага, как его голова показывается в проеме.
   --Юки, здесь невысоко. А дальше уже цивилизация!
   Я собираюсь с силами и прыгаю, а Эмерик принимает меня на руки и аккуратно ставит на землю. Точнее, на странное, очень плотное черное покрытие из переплетенных корней.
   Жалко, краски с собой не взяла. Это удивительное место надо нарисовать! Стандартная архитектура времен Отвоевания, когда такие вот слабые мирки во множестве вступали в Конфедерацию, переплетена с какой-то варварской, докосмической. То есть высокие здания из камня, металла и стекла, сверкающие тысячей окон, кое-где обвивают толстые лианы, а к стенам прилепились приземистые глиняные хижины с круглыми дырками вместо окон. Не удержавшись, провожу пальцами по стене хижины. Странно, по ощущениям--великолепная имитация из пластика. А вот небольшие прудики с анемонами и лягушками--настоящие. Интересно, зачем они.
   Несколько раз подпрыгиваю на месте, пытаясь уловить ощущение поверхности, даже провожу ладонью по извивам корней. Эмерик смотрит с недоумением.
   --Уллмари,--объясняю я,--редко спускаются на поверхность. Только в других мирах. Высадись мы в чистом поле, я бы упала в обморок от ужаса.
   --Вечно ты что-то придумываешь,--возражает Эмерик.--Пойдем. Надеюсь, приличная гостиница не в одной из этих хижин. Хотя, конечно, экзотика...
   К счастью, гостиница "Лунный свет", в которой мы решили остановиться, оказывается приличным конфедератским зданием средней потрепанности, ее отличают только голубоватые стены и вывеска с полумесяцем.
   При нашем появлении сонный рептилоид за стойкой приоткрывает один глаз.
   --Мы заказывали номера на последнем этаже,--высокомерно заявляю я.--Хотелось бы вселиться прямо сейчас.
   Рептилоид изучает наши поддельные документы--я готовлюсь при малейшей опасности сорваться с места--и выдает тонкие кристаллические ключи.
  
   Жить можно. Терминал есть, выход во всегалактическую сеть--тоже. Узкие кровати на четырех ножках--где они раздобыли это старье вместо гравиокроватей--кресла и столы под темное дерево. Окна со старомодными створками распахнуты настежь. Не так все плохо, как могло быть. Подслушивающих устройств тоже нет, мы сразу обвели стены обнаружителем, замаскированным под пудреницу, но его экран остался безмолвным.
   --И что ты об этом думаешь?--спрашиваю я Эмерика.--Где мы будем искать?
   --Попробуем обойти больницы и сооружения культа,--предлагает он, отодвигаясь от терминала.--Потому что никакой конкретной информации не нашел, только хвалебные отзывы.
   --Даже и не знаю, что может понадобиться ученому у сооружений культа...
   --Тогда я их беру. Сделаю репортаж о паломничестве. Сейчас по местным исцеляющим святыням посмотрю.
   Кстати, для прикрытия Эмерик притворяется журналистом, а я--ученым, исследующим необычные человеческие способности. То есть, скажем, ребенок, который еще не умеет читать, зато в голове мгновенно перемножает пятизначные числа--это по моей части. А еще можно изобличать сектантов...
   Легко сказать--обойди больницы. Приходится облететь на попутных капсулах и обойти пешком весь город, еле дыша от жары и влажности, и то это только половина. Конечно, интересно посмотреть на один из миров Дальнего Предела, тем более, что нигде не была. Но Всехранитель, как же жарко! Маленькая собачка в забавной шляпке, сидящая на руках подростка-зулинки, закатила глаза и высунула язык. А я такой маневр не могу повторить, несолидно ибо.
   Для доступа в больницы приходится либо мучиться с регистрацией и трехкратной проверкой, либо давать мзду, иногда и то, и другое. Врачи, хмурые и неразговорчивые, уставшие в борьбе с тропическими болезнями, не подмечали ничего необычного уже долгое время. Даже быстрые исцеления не выходили за пределы нормы. Психологи упоминают что-то расплывчатое, но не связанное ни с какими верованиями. Например, один зулин воображал, что видит сквозь стены...и действительно что-то замечал--описал соседнюю комнату, ни разу не ошибся. Психолог полагает это особым случаем телепатии. Конечно, я выслушиваю и записываю, ищу способ связаться, но зулин, прилетавший на заработки, давно уже отчалил домой. За день я выслушиваю десяток подобных историй, интересных настоящему ученому, но бессмысленных для наемника.
   В "Лунный свет" я возвращаюсь пыльной, изжарившейся в дурацком костюме, проклиная стертые ноги. Эмерик с самым беззаботным видом сидит на кровати, изучая ворох листовок.
   --Есть что-нибудь?--запыхаясь, с порога спрашиваю я.
   --Вот!--он со стуком ставит кружку сока с мороженым, настолько большую, что в ней можно купаться.--Неужели тебе так жарко?
   Персиковый сок с мятным мороженым необычен на вкус и прекрасно освежает. Именно с этим напитком мантикоряне спасаются огнедышащим летом.
   --Легче стало?­­--сочувственно спрашивает Эмерик.--Тогда смотри, прогулялся я по святыням, собрал всякие листовки. Попалось кое-что очень интересное.
   На листовках неуловимо-розоватого цвета отпечатано фото благостной аклорианки в белом костюме, с белым же платком на голове. Дальше расписано, что Нилмана-но-Атарай, Божественная Целительница с двумя-тремя научными званиями, излечивает любые, даже самые тяжелые болезни души и тела, а так же проводит занятия и встречи в собственном загородном Центре Восстановления. И расписание этих самых встреч.
   --Выдвигаемся без подготовки?--уточняет Эмерик,­­--Или думать будем?
   При мысли о тропической жаре хочется залезть в холодный бассейн, высунув наружу только нос, но я, допив сок, храбро заявляю:
   --А что думать, на месте разберемся...У тебя интуиция, я тоже умная. Как раз успеваем по расписанию. Мзда есть? А то поиздержалась я сегодня.
   --Да я сам этим храмовым попрошайкам раздал немного. Им не раздашь--ругаются последними словами. Шаманизм бы им, или культ Пяти.
   Серое, аскетичного вида здание без окон стоит на отшибе, но к нему ведет широкая дорога из переплетенных корней. Никаких опознавательных надписей, только над входом нарисовано плоское, невыразительное лицо местного божества. Насколько помню, что-то вроде Всехранителя, но гораздо слабее. По крайней мере, Всехранитель знает судьбу и дарует свободу, а этот не знает даже своей судьбы--позволил зарубить себя секирой--а его пророки призывали к подчинению.
   Сразу за дверью сторожит угрюмый оборванный рагнарец с наголо бритой приплюснутой головой. Ему самое место в свите Рёксвы и подобных бандитов, а никак не у целителей.
   --Пожертвования приветствуются,--ворчит он с таким видом, будто ему разрешают съесть тех, кто не жертвует.
   Мы опускаем по паре сложенных вчетверо фальшивых купюр в старомодный ящик с прорезью и надписью "Голодающим детям слаборазвитых миров". Ставлю все картины на то, что дети так и останутся голодными. А вот сектантам из-за фальшивых денег могут быть дополнительные неприятности с полицией.
   Потом нас загоняют в зал со столами, расставленными полукругом, и неудобными стульями. Серые стены увешаны изображениями местного божества, свет падает от тусклых ламп на потолке. В центре стоит что-то вроде трибуны, на которой расставлены склянки со снадобьями, статуэтки божества-заморыша и маленькие подвески. Когда я начинаю из научного интереса крутиться вокруг необычной подборки предметов, скорее напоминающей творение художника-постмодерниста, высокий рептилоид с двумя загнутыми шипами на чешуйчатой макушке аккуратно меня оттаскивает, прошипев: "Имейте почтение к Целительнице, не трогайте инструменты божественной силы". Жаль, нет возможности стукнуть его чем-нибудь... Эмерик причесывается резным гребнем и ехидно улыбается--явно начал съемку на замаскированную под гребень камеру.
   Когда народ рассаживается, а рептилоид и давешний рагнарец становятся по обеим сторонам трибуны на манер почетного караула, в зал вплывает сама целительница в белом.
   --Население планеты медленно вымирает,--начинает она.--Но не из-за тропических болезней. На других планетах то же самое. Посмотрите, что мы едим, чем мы дышим и во что одеваемся, что мы держим в домах. А главное--слабая вера. И правители, между прочим, помогают в этом. Кто объявил свободу вероисповедания? Чтобы мы все забыли нашего единого бога и поверили--страшно сказать--в каких-то Вечных... Идолов в домах ставим, не имея представления, что туда может вселиться.
   --Ну и муть,--шепчет Эмерик.
   --Это точно...
   Я старательно вырисовываю в блокноте каменное существо размером с гору, грустно глядящее на город у подножия, и думаю про "истинное божество". Кстати, в зале находятся его жрецы в неопрятных черных мантиях, а на шеях висят на толстых цепях украшенные каменьями секиры. Противные они, и вера у них противная. Ни добра, ни справедливости, одни ограничения... Яркие шарфы нельзя, музыку по определенным дням тоже ни слушать, ни играть...посты бредовые, причем один из них выпадает точно на равноденствие, когда уллмари традиционно пекут блинчики--это с незапамятных времен, с культа солнца сохранилось. С Уллмары они сами ушли после дискуссии со жрецами Всехранителя, показанной по всем каналам. Умные, логичные высказывания уллмарских священнослужителей отличались от бреда "служителей истинного бога" так же, как прекрасные, вышитые золотом бледно-синие одеяния от грубых черных мантий.
   Но то, что выдает в эфир Атарай, привело бы в ужас даже завзятого фанатика.
   --...И не забывайте, эмоции отнимают силы и ослабляют здоровье, делая беззащитным. Эмоции--как приглашение к столу для невидимых существ, пожирающих изнутри. Особенно вредят изображения, в которые эти существа могут вселиться. Поэтому любые изображения, будь то статуэтки, игрушки, рисунки на одежде и посуде, следует уничтожить...­­--тут она переводит взгляд на блокнот, который я закрываю растопыренными руками.--Эй, что это у вас?
   --Записываю за вами!--сразу же нахожусь я.--Вот, смотрите, даже серая обложка без рисунка.
   --Правильно. Вы все должны бы записывать для своих детей...
   И так далее. В целом--куча запретов и предписаний. В больницы не ходить. Лечиться только у нее. Снадобья принимать во всех видах, плоть до инъекций. В храмы любого культа не ходить, так как жрецы суть необразованные дикари. Ну конечно, сектантке виднее. И обязательно, под страхом холеры, чумы и мозговых слизней, завязать с любыми хобби и развлечениями.
   --Юки, надо пробу лекарства,--шипит мне в ухо Эмерик.
   "Сделаю"--пишу я в блокноте.
   Рептилоид достает проектор и показывает нам интервью с явно подкупленными учеными, восхваляющими снадобья и методы Атарай, лжецами в рясах, благословляющими ее, врачами, вещающими, что снадобья вполне могут быть заменителем крови.
   Затем все встают и хором молятся. Эмерик удерживает невозмутимое выражение лица, только глаза озаряются диким огнем, а я, наверное, презрительно морщусь.
   Когда мы направляемся к выходу из зала, здоровенный рагнарец заступает мне дорогу.
   --Эй, мелкая, что это тебя так перекосило при молитве?
   Решение приходит мгновенно.
   --Болею. Не мешало бы подлечиться, а то совсем нет сил.
   --Ну так запишитесь на обследование,--сразу добреет он.
   Я записываюсь к целительнице у рептилоида, расплачиваюсь фальшивыми деньгами--очень хочется, чтобы кого-нибудь из этой триады посадили на полжизни.
   Атарай отводит меня в небольшую комнату, опять же, с изображением божества и огромным, от пола до потолка, шкафом матового стекла, заставленным склянками.
   --На что жалуетесь?--спрашивает она, водя над головой растопыренными ладонями.
   --Спинка беспокоит,--честно говорю я. После беготни по городу и трехчасового высиживания на лекции у меня не болит только хвост, благополучно отвалившийся еще тогда, когда уллмари вышли из моря.
   Целительница водит по спине костистыми лапами--нечеловеческим усилием воли удерживаюсь от того, чтобы грянуть ее головой об шкаф--и горестно вздыхает.
   --Это ужасно. Тропическая лихорадка в начальной стадии. Подозрение на мозгового слизня.--Атарай достает из шкафа стеклянную бутылку с плотно притертой крышкой.--Вот, принимать три раза в день. Не забудьте записаться на интенсивное лечение. Так... стойте.
   Атарай хватает меня за руку и внимательно рассматривает. Ой, что сейчас будет...у меня же пальцы запачканы цветными ручками.
   --Художник?--она цепляется в меня взглядом зеленых глаз без зрачков.
   --Учусь,--отвечаю я наименее опасное, что приходит в голову.
   --Убийца!--визгливо кричит Атарай.--Да вы знаете, какой вред приносят изображения? И ради чего--чтобы потешить свое самолюбие! Посмотрите на убийцу!
   Задержавшиеся слушатели, желающие записаться на обследование, недоуменно смотрят на меня. Надо выкручиваться, пока они в приступе фанатизма не разорвали меня на месте.
   --Это я уже поняла. Сама себе вред причиняю, все болит. Сегодня послушала, поняла, из-за чего это, и хочу пройти усиленный курс лечения. Даже в центр запишусь на неделю.
   Едва скрывшись с глаз целительницы и фанатиков, я срываюсь с места и не останавливаюсь, пока Эмерик не перехватывает меня.
   --Есть что-нибудь?
   --Угу,--я показываю склянку,--сегодня в лабораторию сдам. На лечение тоже записалась.
   --А я прихвостням напел хвалебных речей, буду репортаж делать. Книжку стащил!
   Мантикорянин достает из сумки довольно тонкую книжку. Присмотревшись, я разбираю стилизованную надпись "Книга вернувшихся к жизни".
   Глубокой ночью мы с Эмериком, путая следы и оглядываясь, нет ли хвоста, добираемся до полуразрушенного здания. Спугнув каких-то мелких грызунов, мы забираемся внутрь и шагаем в гильдийский портал.
   Эмерик уносится по своим делам, а я продвигаюсь в больничный отсек, где дежурит Керинай. Осмотрев меня и проведя анализ крови, она довольно хмыкает:
   --Ложь и провокация, ты абсолютно здорова. Тебе можно торговые корабли разгружать. А снадобье занеси в лабораторию на третьем этаже. И не притрагивайся к содержимому, мало ли что можно ждать от таких...
   В лаборатории дежурит заспанная арбантка с горизонтальными полосами по нижней части лица и в белом халате поверх комбинезона с полусотней карманов.
   Открыв в коммуникаторе справочник по арбантской клановой росписи, нахожу расшифровку. Оказывается, "Дитя земли".
   --Эй, Дитя земли, можно попросить о помощи?
   --Разбираешься, уллмари.--дружелюбно улыбается арбантка, оказавшаяся на вид не старше меня. На халате различаю нашивку "Интизара".--Показывай, что там.
   --Снадобье. Добыла у шарлатана. Можно узнать, чем у них народ лечат?
   --Сделаю,--арбантка забирает у меня склянку и от души зевает, запрокинув голову; на лбу у нее должен блестнуть знак наемников, если бы он был.--Вот завтра утром и сделаем. Засиделась я со своими экспериментами...
   --А можно еще спросить,--осмеливаюсь я.--Почему у...тебя нет гильдийского знака.
   --В гильдии есть не только бойцы, но и миряне, у них не такой строгий устав и нет необходимости в оживлении. Механики, врачи, инструкторы и прочие, без кого бы прекрасно организованная Гильдия Наемников была бы опасным сбродом. Ну и служители культа тоже есть, они промежуточная стадия. Кстати, мирянин может стать наемником, как рагнарка-механик, мы ее зовем Четыре Руки Разрушения. Занимается промышленными диверсиями, любую систему безопасности разладить может, даже космический двигатель с девятью степенями защиты.
   --А обратно можно? Из бойцов в миряне? А ну как надоест...
   --Не знаю, это к гильдмастеру. Можно в инструкторы пойти.--Интизара зевает вторично.--Пойду упаду, что ли.
  
   Ночевать все равно приходится в "Лунном свете", так как мне не успели выделить гильдийскую комнату, а комнату Эмерика оккупировала мантикорянка с красно-черными волосами, последняя из рода Кимрэ. Которая, между прочим, стреляет из рук вон плохо, и непонятно, с какой целью вообще в гильдии.
   Утром, совершенно не выспавшись, выдвигаюсь на усиленное лечение. Лучше бы я не записывалась. Сначала заставляют хором молиться, а я исполняю имперский гимн, ибо не знаю ни одной молитвы на аклорианском. Потом загоняют в помещение вроде учебного класса и рассказывают, как правильно жить. Я включаю диктофон, спрятав его под стол. Больших усилий стоит удержать спокойное выражение лица. Страх забиваемых животных и рыб наполняет мясо токсинами. Мука загрязняет кровь крахмальными хлопьями. В каком страшном сне могло такое присниться? Но самое страшное--дети. Худущие, больные, с полубезумными глазами... При мысли, что они могут вырасти ненормальными или вообще не дожить до того времени, когда вырастут, перед глазами плывут оранжевые круги.
   После забивания головы бессвязным бредом нас разгоняют по палатам, ставят на прикроватные столики по нескольку склянок, рассказывают, как что применять. Соседей по палате трое: женщина-рептилоид, зулин-подросток со сломанной рукой (сбившаяся повязка запачкана зеленой кровью, из раны торчит кусочек кости) и высохшая чернокожая старуха с Z-17, которая принимается молиться каркающим голосом, сосредоточенно вливая в себя снадобье.
   --А ты почему не лечишься?--скрипучим голосом она спрашивает меня.
   --Уллмарикам нельзя принимать воду и пищу в присутствии других разумных существ, это неприлично,--после секундного размышления нахожусь я и вылетаю из палаты, прихватив с собой склянки со столика.
   В умывальне вылезаю через окно, спускаюсь по корням, обвившим стену, два раза срываюсь, прикладываюсь об эту же стену, возвращаюсь в "Лунный свет". Эмерик заглядывает то в галактическую сеть, то в "Книгу вернувшихся к жизни" и страшно ругается на мантикорянском. Я осторожно заглядываю через плечо.
   -Юкина? А я тут посмотрел книжку....странности начались сразу же. Вот, смотри, благословение архиерея Ингхэма Четвертого.
   --И в чем дело?
   --Он жил восемь веков назад. А все, якобы исцелившиеся, умирали не более ,чем через месяц после лечения.
   --А я снадобий добыла. И запись. И подростка видела со сломанной рукой. Рана выглядит ужасно. Молитвой ему руку заживят, ага... Пошли уже сдаваться в Гильдию...
   Прокравшись мимо мирно дрыхнувшего рептилоида за стойкой, мы пробираемся в полуразрушенное здание и телепорт. Как и в прошлый раз, Эмерик отправляется по своим делам, точнее, показать записи Ланлин-Ра, а я спускаюсь в лабораторию, к арбантке Интизаре. Которая встречает меня очень необычным образом.
   --Уллмарка, ты дура. Если ты пробовала эту дрянь, то вдвойне дура.
   --Знаю. Но не пробовала, а что там?
   --Наркота. Сильно разбавленная. Поэтому и исцеляемым кажется всякое. В том числе и то, что им становится легче. Уже боль не чувствуют. И не так опасно, как просто наркота, и дешевле. Сколько, ты говоришь, она берет за лечения и наставление?
   Я называю, прибавив, что берет только наличными. Арбантка расширяет глаза до неприличного размера.
   --Конечно, это выгоднее, чем просто народ травить. И совесть чище. Вроде как сами напросились. Будь я рангом повыше, сразу бы приняла решение.
   То решение, которое приняли гильдмастер, Ланлин-Ра и двое высокоранговых наемников из других подразделений, совершенно не отличается от решения арбантки. От шарлатанки избавиться, за прихвостнями проследить, при необходимости тоже избавиться. Эмерик отправляется следить за прихвостнями, а я застреваю в лаборатории надолго--на весь день и всю ночь по гильдийскому времени. Казалось бы, возможностей больше, это вам не из подручных средств отраву делать, но мне требуется помощь более опытных наемников. Одна аклорианка даже жертвует пробу крови, жизнерадостно заржав: "Чур, демонов не вызывать без меня". Так что в "Лунный свет" я приползаю уставшая, с запавшими глазами и синей физиономией, зато в сумке лежит конверт с пачкой денег, хорошенько пропитанной ядом.
   Эмерик, укрытый одеялом по плечи, на сон грядущий читает "Хранителей"--апокалиптическую сагу о древней Мантикоре, написанную еще в докосмическую эпоху. Я ее как-то пробовала осилить, но, наверное, не доросла.
   --Эмерик, как прихвостни?
   --Прихвостни--никак, наркоту добывает Атарай, как бы не сама делала.
   --Тогда завтра она получит свою наживу и успокоится,--я вытаскиваю из сумки пухлый конверт.
   --А ведь тебе не стоит туда соваться после того, как ты сбежала. Надо что-то думать...
   --Ну, загримируюсь получше, ты разбуди меня...
   Прямо в одежде я падаю рядом с Эмериком и обессиленно прикрываю глаза. И почти сразу же сквозь веки пробивается солнечный свет. Втянув носом какой-то умопомрачительный аромат, я просыпаюсь окончательно. Эмерик стоит у кровати с подносом в руках.
   --Давно стоишь?--спрашиваю я самое умное, что пришло в голову.
   --Не, только подошел. А тебе подкрепиться не мешает.
   Пока я жую восхитительные пирожки с ягодным джемом, мантикорянин сидит за терминалом, что-то выискивая. Наконец он находит небольшую, минут на пять, видеозапись.
   На экране появляется знакомое уже серое здание без окон, только лик божества над входом завешен черной тканью. В кадре появляется репортер-зулин.
   --Сегодня по невыясненным обстоятельствам погибла известная мошенница, лже-целительница Нилмана-но-Атарай. Ведется расследование, есть подозрение на передозировку наркотиков.
   То же здание, только изнутри. Полицейские осматривают шкаф со склянками, при помощи сканирующих очков исследуют стены в поисках тайника.
   --Долгое время Нилмана-но-Атарай выдавала себя за целительницу, адепта медицинских и философских наук, пользуясь поддельными документами. Пациентам она предлагала употреблять наркотики, выдаваемые за лекарства, причиняя еще больший вред их физическому и психическому здоровью. В ближайшее время будет произведена их реабилитация.
   В кадре появляется толпа людей, закутанных в черное, рыдающих, падающих на колени и рвущих на себе волосы.
   Запись заканчивается. Эмерик собирает рюкзак, а я смотрю в стену без единой мысли.
   --Видела? Нам бы свернуться побыстрее. У меня есть генератор поля невидимости, так что не будем дожидаться темноты. Приходи уже в себя, нужно действовать быстро, иначе заряда не хватит.
   --Эмерик, но...как?
   --А вот так, я сам с утра лечиться пошел, расплатился сразу же. Наслушался бреда, чуть без ушей не остался. Вовремя смылся, пол-заряда невидимости потратил.
   Не обращая внимания на пелену в голове, я старательно отмываю чашки, сбрызгиваю обезжиривающим средством все поверхности, которых мы касались, забрасываю сумку на плечо.
   --Ну, теперь вперед.
   Эмерик спускается по лестнице первым и кидает за угол плоскую коробочку. Тут же раздается оглушительный звон бьющегося стекла. Рептилоид и парочка слоняющихся в холле постояльцев проносятся мимо нас. Этого хватает, чтобы выскочить за дверь. Мантикорянин нажимает неприметную кнопку на лямке рюкзака, и нас окружает полупрозрачное защитное поле.
   --Где ты раньше-то был,--шиплю я.
   --Мы невидимы, но не бесплотны. Они бы заметили хлопнувшую дверь, пришлось включить запись.
   Как мы добираемся до гильдии, не могу вспомнить, все внимание было сосредоточено на том, чтобы на бегу не натолкнуться на кого-нибудь. Только в Гильдии удается отдышаться.
   --Юки...прости, если я перестарался.
   --Нет. Не знаю, справилась бы я без тебя. Такой туман в голове...
   --Понимаю. Это пройдет. Но, думаю, я правильно поступил. Ты помогла мне с Рёксвой, я помог тебе с Атарай и буду помогать дальше. А теперь пошли гильдмастеру сдаваться.
  
   Сильвию, мирно беседовавшую с гильдмастером о подготовке Боевых Призраков, прервал стук и шорох открываемой двери. Вошли трое представителей какой-то расы, каких Сильвия ни разу не видела и даже не помнила описания из космического справочника. Все трое--женщина с высокой прической и двое мужчин с татуировками на лбу--были очень высокого роста, с крупного мантикорянина, и худощавые, с покатыми плечами и пурпурной кожей. У них были слишком широкие шеи и удлиненные головы с неправдоподобно высокими лбами. Все трое были одеты в длинные мантии, у одного из них на голове переливалась драгоценными камнями диадема, и держался он впереди.
   --Во имя Пяти, кто вы?--содрогнулась Сильвия.
   --Мы накарримы, также, как и вы, чтим Пять Вечных, но более всех--Накаррат, дарующую жизнь. Нас немного и мы то, что мы есть, народ телепатов.
   --Я всего раз в жизни видела накаррима,--призналась Хельма.--И то в Дальнем Пределе. Как его занесло...
   --Если вы не поможете, нас станет еще меньше,--вздохнул тот, что в диадеме.-­­-Недавно прошла комета, очень близко от всех пяти планет. Жертв удалось избежать, разрушения незначительны. Но появились йхе-нтхла, это существа, которых привлекает хаос, любая нестабильность. Теперь началось...они питаются психической энергией, лишая нас сил, захватывают разум, а некоторых мучительно убивают. Каждый накаррим чувствует боль собратьев, разрываемых на куски. Я, как Лорд-Защитник, нанимаю всех ваших людей. Это возможно?
   --Казна не опустеет?--уточняет Сильвия.
   --Пять миров накарримов опустеют, если никто не поможет!--выступила вперед женщина, в ее глазах стояли слезы.--У нас достаточно ресурсов, чтобы оплатить десять гильдий...
   --Как же регулярные войска?
   --Их нет,--отрезал Лорд-Защитник.--У нас ни войн, ни преступлений. А к галактической безопасности обращаться нет смысла. Для этих лучший выход из любой ситуации--обрушить ракеты с антиматерией. Я не могу позволить такого. Вы видели накарримские города? А искусство?
   Хельма развернулась в кресле, глядя на большое голографическое фото с пейзажем родного мира Z-17, которому пока не грозят никакие йхе-нтхла.
   --Вам нужен самый сильный диверсант Гильдии?--не поворачиваясь, спросила она. Голос гильдмастера звучал как будто издалека и был лишен эмоций.--Я о тринадцатом ранге...
  
   --Эмерик, дерись!--кричу я, стреляя по высохшему зомби-киборгу, тогда как мантикорянин пытается справиться со вторым.
   Перемахнув жилистую шею раскаленным лезвием и не дожидаясь, пока зомби упадет, бегу дальше, оглядываясь на Эмерика, вооруженного самострелом с разрывными иглами. Он делает знак остановиться, вдоль стены прокрадывается мимо меня, и, упав на колено, подрезает мышцы на ногах стражника, спрятавшегося за бархатной занавесью. Окинув занавесь, я прохожу в следующую комнату, отпихивая в сторону раненого, который пытается ухватить за ноги. У меня другая забота--один совсем рядом, другой чуть дальше, хоть гранатми закидывай. Стеклянные шары с зажигательной смесью не оставляют врагам ни одного шанса, еще бы, сама смешивала. А Эмерик уже борется с защитниками некроманта, который как раз завершает создание очередного зомби-киборга. Вместо кода оживления некромант изрекает очень знакомым голосом:
   --Успокоители Эмерик де Бранд, Юкина Тэй, для вас есть задание. С вещами на выход, головорезы!
   Свет бьет по глазам, тело наливается тяжестью. "Нельзя так резко шлем снимать"--ворчит Эмерик откуда-то справа. Ланлин-Ра, присев на краешек удобного лежака, отстегивает крепления, которыми прихвачены мои руки и ноги.
   --Отличная игра! Удивительно, что наемники не засиживаются в ней целыми днями. --я разминаю запястья и в процессе возвращаюсь в реальность. Когда кончился запас фильмов, мы с Эмериком решили опробовать виртуальный зал. Загрузили себе "Печать зла" и выпали.
   Когда я помогаю мантикорянину отстегнуть крепления, он жмурится от света, но сразу переходит к делу.
   --И кого надо успокоить на этот раз?
   --Накарримы наняли всю гильдию сразу. И я тоже пойду,--Ланлин потирает гребень.--Чем больше йхе-нтхла перебьем, тем лучше.
   --Кто такие накарримы?--интересуюсь я.
   --Почему не "кто такие йхе-нтхла"?--удивляется Эмерик.
   --А я знаю.
  
   Третий год обучения в Академии, уже определилась не только с высоким искусством, но и с дальнейшим смыслом жизни--создать нейтрализатор и очистить отравленную поверхность Уллмары. Мне нужна была любая информация о том, что происходит на поверхности. В том числе и то, что случилось с обитателями Ульриона, упавшего города. Отравляющие вещества оказались не единственной опасностью. Все, кто жили в Ульрионе, изменились. Глаза закрылись, взамен пророс еще один, кожа обесцветилась, плоть перемешалась с белесыми щупальцами... Передвигались они, повиснув над землей, и были враждебны ко всем. Разум уллмари смешался с разумом йхе-нтхла так же, как и тело. Нескольких, довольно сильных и ловких, все-таки удалось отловить и допросить под гипнозом. Все, что мы знаем о йхе-нтхла--это от них. И я видела неплохие снимки этих... существ. Нтхламари, как они себя называли. А вот йхе-нтхла в чистом виде я не находила, только описание. И, насколько я знаю, они появляются в любой нестабильности...а у нас же катастрофа была двести лет назад.
  
   --Советник, а можно домой сбегать? Думаю, если немного довести до блеска нейтрализатор, то с любым йхе-нтхла управимся...--заканчиваю я, глядя на вытянувшееся лицо Ланлин и тонкую улыбку Эмерика. В этот момент он больше всего похож на Сильвию. Впрочем, это у них, наверное, клановое. Жаль, Орсию де Бранд не видела...
   ­­--Где порталы--знаете. Открываются они гильдийским знаком.--нимфетка хмурится и ставит гребень дыбом.--Развелось всяких. И все лучше советников знают!
  
   Дома все осталось так же, как и было. То есть беспорядок, спутанные шарфы под ногами, картины вдоль стены. Но художество меня не особо интересует. Потом, как будет время, перетаскаю все это в гильдийскую комнату. Только зачем? Не знаю, надолго ли там обоснуюсь... Часа два я раскапываю информацию где только можно, от записей на кристаллах, которые нашлись под шкафом и в сундуке с красками, до рукописных обрывков и мутных, десять раз перепечатанных снимков. Все это отправляется в сумку вместе с тремя шарфами, а я не отказываю себе в удовольствии погулять по городу.
   Как бы ни был прекрасен родной город, а без мантикорянина выглядит тускло. И шпиль Всехранителя, обычно, надраенный до блеска, чуть-чуть потемнел. Приближается сезон дождей, о котором сейчас напоминают зеркальные лужи. Два месяца в году на Улмарре льет не переставая. Святилище Пяти Вечных все так же подпирает тучи пятью башнями, не похожими друг на друга...но я опять забыла всех Вечных, кроме Накаррат. Надеюсь, нам расскажут, кто такие накарримы...
   На площади Творцов и Защитников несколько школяров осаждает статую Джениквай, стараясь коснуться босых бронзовых ног, затертых до блеска. Изваяние революционного подлеца наполовину разобрали, зато четыре робота устанавливают статую Риогана Освободителя с трехголовым псом на поводке, а рядом суетится арбантка в удобном брючном костюме, с пятью полосами через все лицо. Ксавия, скульптор, как я могла ее забыть.
   --Юкина, ты, что ли? А у меня заказ!
   --Неужели от самого Риогана?
   Ксавия улыбается, и полосы расходятся веером.
   --Кстати, да. Конкурс провели, сначала мы отправили снимки творений в миниатюре. А потом сам Риоган отобрал понравившиеся. В это число попало и мое творение. Тогда он прислал распоряжение установить скульптуру у нас в городе.
   Я получше рассматриваю пса почти в рост уллмарика, и замечаю, что одна голова у него птичья.
   --А собака--это империя с тремя народами?--уточняю я.
   --Ага, она. Как сама? Давно не видно тебя... Чем живешь--химичишь или высокое искусство помогает?
   --Перебралась на Мэнзву,--вру я раньше, чем успеваю подумать "Не попасться бы".--Живу как и раньше, работу хорошую нашла. Несколько картин пристроила. У вас что интересного?
   --Ну...выставку провели. Крашеных тряпок не было, и вообще, замечательно народ живет.
   Перехожу к Этельреде, белой и сверкающей на солнце, прячусь за постаментом из льдистых осколков, чуть ли не прокрадываюсь к изваянию Дзинарионы. Хорошо, что Ксавия смотрит в другую сторону, не хватало еще, чтобы она портал обнаружила. С трудом, сломав пару шипов, отодвигаю тяжеленный барельеф и шагаю в темноту.
   Перед глазами плавают цветные пятна, и только зажмурив и открыв глаза, я могу разглядеть перемещающиеся узоры живых кристаллов. Ориентируясь по наспех нацарапанной карте (Сильвия узнает--голову оторвет), добираюсь до жилого отсека. А там что-то интересное происходит--Эмерик выпихивает из своей комнаты красно-черную мантикорянку, причем с переменным успехом. Та вопит во весь голос, что комнату ей еще не сделали и вообще некуда идти. Эмерик возмущается.
   --Отставить!­­--рявкаю я тем голосом, которого обычно не ожидают от маленькой уллмарки.
   --Юкина, можно у тебя пересидеть? Я тоже кое-чем разжился, а когда вернулся, мою комнату уже оккупировало чудовище с Мантикоры.
   Мантикорянка сереет от злости, и, обругав Эмерика за неизвестный мне проступок, убегает в сторону лифта.
   Следующие два часа уходят на то, чтобы ознакомиться с наработками. У Эмерика оказывается довольно много информации по йхе-нтхла, например, об их способности управлять временем. У меня же--о том, как они взаимодействуют с другими существами. Например, нтхла бодрствующий--это личинка йхе-нтхла, которая захватывает тело любого существа за несколько недель, необратимо меняя облик, получившийся гибрид живет стандартную продолжительность жизни. Нтхла спящий гораздо сильнее, но живет в теле сотню лет, прежде чем начинаются изменения, зато продляет жизнь носителю. Эмерик даже показывает смазанный снимок йхе-нтхла--клубок белесых щупалец с мертвым красным глазом в центре.
   --Откуда это у тебя?--удивляюсь я.­­--Не с Мантикоры же, они бы у вас вымерзли.
   --Я же историк. А история многих народов связана с этими существами, появляющимися во время любой нестабильности.
   До вечера успеваю забежать в лабораторию и занести свой нейтрализатор. Может, на его основе удастся разработать яд против йхе-нтхла... Жаль, что мы так мало знаем о метаболизме этих существ, надо хоть какой-нибудь образец добыть.
  
   --"Небо покрыто узорами тысяч ветров"--выдаю я, пригибаясь.
   Строчка из поэмы о сражениях уллмари против мафре здесь очень подходит. Дело в том, что все небо, которому положено быть розоватым, переливается разноцветными пятнами и вспышками.
   --Не смотрите! Будете долго смотреть--сойдете с ума!--надрывается Сильвия, дернув за руку красно-черную мантикорянку, задравшую голову в небо. Прекрасные накарримы, чьи глаза надолго потеряли искру разума, пытаются крушить нас всем, что подвернется под руку. Ловкий Эмерик, едва не получив по голове выдранным из металлической ограды штырем, уходит перекатами в ближайший дом, за ним прыжками уносится Сильвия. Я же, кое-как вырвавшись из рук накарримов, кидаю гранату с сонным газом и присоединяюсь к своим. Мантикорянка задвигает дверь тяжелым расписным шкафом.
   Эмерик усаживается на пол, не спуская глаз с двери, Сильвия устраивается напротив окна, я же падаю в углу, сосредоточенно копаясь в сумке, которую не стала менять ни на "разгрузку", как у Сильвии, ни на рюкзак, как у Эмерика. Так, что тут у нас? Гранаты с усыпляющим газом, разных видов апмпулы для игломета. Такие используют для борьбы с дикими животными или обезвреживания сумасшедших. Впрочем, если ампулы зарядить ядом, можно получить неслабое преимущество в бою. Нормальные люди используют их для пневматических пистолетов, я выбрала похожее оружие, которым пользовались уллмарики--тоже пневматическое, но без рукояти. Это объясняется тем, что уллмари изначально использовали духовые трубки. Потом у них появилось оружие, выбрасывающее снаряд пружинами, затем--что-то вроде "безоткатной пушки", которую клали на плечо, а там уже и жезлы-лучеметы. Прикладов в уллмарской истории оружия так и не случилось. Мерцание за окнами сильно искажает цвета, но все-таки мне удается опознать маркировку. Две немаленькие обоймы с транквилизаторами, почти пять--с веществом, понижающим агрессию, несколько гранат с тем же самым. И на самый крайний случай--обездвиживающие. Тетя Хеля повелела, чтобы ни одного убитого накаррима, как бы он ни был опасен. Иначе пообещала убить каждого несколькими способами и не платить за воскрешения. А для нтхла-накарримов и вовсе выдали ампулы с лекарством. Покуда нтхла не дошел до мозга, от него можно избавиться почти безболезненно, поскольку он растет только под кожей и в мышцах, не задевая внутренних органов. Я об этом читала. Вроде как ученые осмотрели тело нтхламари, которого везли в город и который выпрыгнул из капсулы на полном ходу. Так что будем телепатов исцелять налево-направо. Вот мы и сидим тут, пацифизм демонстрируем.
   А ведь как все хорошо начиналось! Инструктаж получили, оружие похватали, Хельма напутственную речь произнесла. Три дня на кораблях добирались до миров накарримов. Их пять штук, по именам Вечных. Только нас высадили не на Накаррат, а на Укхареб. А до того все время полета читали, слушали и смотрели информацию о йхе-нтхла, сколько ее есть, и о мирах телепатов. Кстати, нас предупредили, чтобы громко не думали, и я тренировалась думать тихо. Еще и Тавия, черно-красная мантикорянка, мешала осмыслять, отвлекая Эмерика малопонятными беседами, вернее, это я в мантикорских реалиях ничего не смыслю. Зато обдумываю грядущее задание. Не зря же Ланлин сказала: "Отравители, работа как раз по нам. Только наоборот". Да, все у Юкины не как должно быть, даже Успокоитель какой-то странный.
  
   Как только все закончится, и накарримские города приведут в порядок--прилечу рисовать. Все-таки очарование еще осталось. Дома, похожие на башни со стрельчатыми крышами и узкими окнами, легкие кованые мосты и ограды на клумбах, фонари в оправе под бронзу. Жаль, что уже появились следы разрушения: на стенах прорезаны непонятные светящиеся знаки, фонари были сломаны, а ограды вывернуты из земли.
   И, конечно, сами накарримы необычны и прекрасны, с их пурпурной кожей, высокими лбами и тонким телосложением. Но я не видела более несчастного народа, чем этот--когда они хватались за головы, принимаясь кричать и плакать. Или стояли неподвижно, глядя в небо. А потом они или впадали в ярость, круша всех, кто подвернется, или просто шли в только им известном направлении.
   С теми, кто крушит, обращались просто--усыпляли и тащили вчетвером до ближайшего мыслезащищенного бункера. Справились бы и втроем. Мантикорянка Тавия, которую я наотрез отказываюсь называть "леди Кимрэ", только мешает. То злобно шипит, то пытается втолковывать Эмерику что-то обидное, пока тот не рявкает во весь голос.
   Но спасать телепатов--это еще не самое трудное. Гораздо хуже--общение с самими йхе-нтхла.
   Скользнув на узкую улочку, куда еще не пробрались накарримы, мы чувствуем присутствие чего-то древнего, могучего и абсолютно, беспримесно злобного. Издалека они кажутся тремя накарримами в длинных, до земли, мантиях, но такую иллюзию создают переплетенные, свесившиеся о земли щупальца, из клубка которых выглядывает мертвый красный глаз. Заряжаю игломет ампулами яда. Сильвия выходит в перед и метает ультранитовую гранату--длиной с палец, со взрывателем от мысленного сигнала, достаточную, чтобы обратить всех троих в облачко пыли. Но почему-то граната зависает в воздухе, исчезает на мгновение и возвращается обратно. Сильвия заглядывает в пустую оболочку.
   --Во имя Пяти, ультранит просто истлел! Как такое может быть?
   --Управление временем,--объясняет Эмерик.--Аклорианцы сталкивались с ними дважды.
   --Если эта тварь может отбросить что-нибудь на миллион лет назад, а потом вернуть...
   "Оставайтесь с нами. Вы тоже станете могучими, как мы... Вы будете жить вечно..."
   Сильвия оглядывается на нас. Кимрэ пожимает плечами.
   --Не дождетесь, у меня здесь дела есть!--Сильвия швыряет пустую оболочку, и вслед за ней запускает еще одну гранату. Два йхе-нтхла успевают сместиться назад. Третий рассыпается каплями черной слизи.
   "НТХЛАААААААААА!"--шипение раздается внутри головы, грозя разнести ее в куски, глаза заполняет темнота.
   Через вечность или около того темнота немного рассеивается--как раз настолько, чтобы увидеть, как Эмерик яростно вонзает тонкий клинок в выпученный глаз йхе-нтхла. Проталкивая руку сквозь воздух, уплотнившийся до состояния меда, стреляю.
   Когда вопли в голове--один за другим--утихают, я на подгибающихся ногах подхожу к мантикорянину, счищающему слизь с рукава.
   --Ничего страшного. Они отвратительны, но вполне убиваемые. А вот с этими будет сложно...
   Один за другим подтягиваются накарримы, управляемые древним безжалостным разумом и вооруженные, кто чем. Обломок камня, взметнувшийся в воздух сам по себе, проносится над головой Кимрэ.
   Нтхла-накаррим спускается из разбитого окна, свисая на щупальцах, растущих из рук, и Сильвия сдергивает его за ногу. Я прижимаю к шее ампулу с лекарством.
   Не забуду этого жуткого зрелища. Исцеленный накаррим слабеет, падая на колени, роняя черные капли из пальцев, затем его просто выворачивает. Отдышавшись, он пристально смотрит на обломок, едва не прибивший Кимрэ, и поднимает его не иначе, как усилием мысли. Меткий бросок сбивает с ног одержимого накаррима, а исцеленный подпрыгивает и забирается в окно.
  
   --Подкрепление нам все равно не светит,--мрачно заявляет Сильвия.--Предлагаю исчезнуть без шума и пыли.
   --Я за!--подает голос Эмерик.--Вон там стенка подходящая, уйдем по крышам.
   Наемник ставит мину с парализующим газом. Кимрэ не тратит сил на лишние действия и сразу карабкается по осыпавшейся стене.
   В другое время я бы восхитилась блестящей разноцветной черепицей, но сейчас она жутко скользит под ногами. Крыши соединяются коваными мостками, кое-где погнутыми и переломанными. Да и бегать я никогда не любила и не умела... Не помню, на какой по счету крыше мы останавливаемся, и Сильвия принимается мучить связь. Вроде как ей удается дозваться до какого-то Торнгрима с миротворцами, но надежды на подкрепление мало. Тем временем наступает полный мрак, едва прорезаемый сполохами на небе, и я лезу в сумку за очками темновидения. Вот, теперь перед глазами почти так же светло, как днем, можно дальше идти по крышам, не рискуя свернуть себе шею. Эмерик сначала предполагает, что неплохо бы спуститься, но потом отказывается от этой идеи--не хватало еще раз столкнуться с нтхла-накарримами. Хотя мы и должны исцелить как можно больше таких, но не ценой собственной шеи.
   --Так, всем стоять!--шипит Сильвия и замирает, глядя вниз и вперед.
   На месте, когда-то бывшем площадью, перегороженном упавшей статуей какого-то эпического накаррима, возвышается непонятное сооружение из причудливых кусков металла и почти стеклянных поблескивающих полос, стянутых между собой щупальцами и мягкими нитями. В небо уходит шпиль, разбрасывающий разноцветные пятна на облаках. И йхе-нтхла, не меньше двадцати, окруженные накарримами. Включив на очках максимальное приближение, могу разглядеть, как йхе-нтхла, делая небольшие надрезы на руках накарримов, помещают туда белесые личинки. Спящие или бодрствующие нтхла, проявят ли они себя через сотню лет или несколько недель, но... Хотя бы оставшихся накарримов надо оградить от этого.
   --Не держите меня!--выхватив ядовую бомбу из сумки, я кидаю ее как можно дальше, пусть она зацепит как можно больше этих ужасных созданий. Накарримам вреда не причинит, над этим работали особо... Кстати, есть шанс, что на нтхла-накарримов подействует.
   И снова оглушительный крик раздается в голове, глаза заливает темнота, а из глубин души поднимается панический ужас. Чувствую, как Эмерик оттаскивает меня от края крыши. И тут же перед глазами проясняется.
   Сразу четыре белесых клубка чернеют и тяжело падают на ровно уложенный камень площади. Несколько накарримов опираются на стены, зажимая рты руками--похоже, бомба избавляет их от вселившихся нтхла. Остальные бросаются на штурм крыши. Я старательно целюсь из газовой пушки мимо йхе-нтхла. Иначе они отбросят снаряды в прошлое, газ уже разложится на безобидные составляющие. Хорошо, что мы успеваем вставить фильтры в ноздри, иначе бы полегли рядом. Эмерик, выхватив из рюкзака складную лазерную винтовку, метко отстреливает йхе-нтхла, старательно выцеливая глаза--в любом другом месте раны затягиваются мгновенно. Держась подальше от края, он иногда встряхивает головой. Сильвия на магнитных присосках спускается по стене и, обездвижив нескольких накарримов, забрасывает белых чудовищ ультранитовыми гранатами, причем не теми, что детонируют от мысленного приказа, а с замедлением на 6 секунд. Я бросаюсь на помощь Сильвии, от еще одного безмолвного вопля едва не срываюсь вниз. Оставшиеся накарримы, вцепившиеся в руки диверсантки, получают по длинной игле с веществом, снижающим агрессию. И красно-черная Тавия проявляет себя, достав небольшой боевой лучемет. Когда все двадцать йхе-нтла превращаются в комки потемневших щупалец, рассыпающиеся в пыль, а каждый из нас, осматривая обезвреженных накарримов, вводит лекарства, Эмерик обходит излучатель--то ли здание, то ли такое же существо, как нтхла, то ли все сразу, и, заметив мертвый выпученный глаз, с размаху вгоняет в него подобранный штырь.
   Пятна на небе пропадают, а вся громада металла и стеклянных полос начинает оседать с шумом и скрежетом.
   --Ах, чтоб вам... Сначала нтхла, теперь всякие... Вылезу--руки оторву.
   Не переставая ворчать, между искореженных плит протискивается тощий, потрепанный и осунувшийся накаррим, длинная, насквозь пропыленная мантия изодрана, лицо и руки покрыты ссадинами и круглыми кровоточащими отверстиями.
   Эмерик вытаскивает из рюкзака аптечку, прижимая ее к руке накаррима. Аптечка несколько секунд жужжит, производя анализ, после чего впрыскивает необходимые лекарства, а главное--вещество, ускоряющее регенерацию. Удивленно глядя на раны, которые еще не затянулись, но уже не так страшно выглядят, накаррим светлеет лицом.
   --Спасибо, ребята. Еще бы немного--и это чудовище вытянуло бы из меня все.
   --Кто ты и что это? Что бы оно вытянуло?--уточняет Сильвия.
   --Излучатель. Вот здесь,--накаррим касается высоко лба с едва заметной татуировкой,--вся разрушительная сила, которая им нужна. Психоэнергия. Йхе-нтхла умеют ей пользоваться лучше нас. А вы...Лорд Защитник прислал? Я Норарисарн. Хотите, я пойду с вами?
   --Этого еще не хватало,--ворчит красно-черная.--Мы вчетвером-то едва держимся, зачем нам лишний довесок.
   --Леди Кимрэ, как вам не стыдно,--Сильвия бросает на нее истинно мантикорский ледяной взгляд,--Еще раз, и вы вернетесь на базу в новом теле. Нора-ри-сарн, вы можете помочь своими...способностями. Например, отслеживать большие скопления одержимых.
   --Более того, я попробую найти несколько излучателей. Только...сил почти не осталось, подкрепиться бы.
   Пошатываясь, он сворачивает в неприметный переулок, и мы устремляемся за ним. Просунувшись в разбитую витрину, он вытаскивает пакет с орешками и на ходу поедает их горстями. Эмерик непочтительно хихикает, показывая на горстку монет, оставленную накарримом у витрины. Сильвия тоже улыбается. Кимрэ мрачнеет еще сильнее.
   --Эмерик, а что такое "последний из рода"? Все хочу спросить, да забываю. То мир спасаем, то себя от мира.
   --Это когда тебя пытаются в хорошие руки пристроить, желательно в пользу клана,--в желтых глазах поселяется злобный огонь и тут же пропадает.--У нас на Мантикоре родовая система. Например, де Бранды--или военные, или служители культа.
   --Как так получается?
   ---Например, если в тяжелой ситуации поклясться посвятить жизнь богам, если удастся спастись. Иногда только это и помогает продержаться. Как думаешь?
   --Иногда помогает продержаться и воспоминание о белых руках без шипов.­­--я заливаюсь оранжевым до кончиков ушей, хорошо, что Эмерик не видит.--Керинай сказала, что я идеалистка.
   --Вы громче орите, чтобы все нтхла сюда сбежались,--шипит на нас Кимрэ.
  
   Всю дорогу--покрытое пятнами небо уже побледнело--не попадается ни нтхла, ни одержимых накарримов. Из нескольких окон выглядывают осунувшиеся пурпурные лица, но тут же в испуге исчезают. В узком проходе между домами мы замечаем почти не охраняемый излучатель. Двух выстрелов Эмерика хватает, чтобы разделаться с оказавшимися рядом йхе-нтхла. Переждав крик, взрывающий голову--на накарримов он действует намного сильнее--Норарисарн размахивается штырем, выдранным из забора, и выбивает глаз существу, стянувшему собой части излучателя. На этот раз никто не выбирается из-под завалов--тот, кто находился внутри, настолько оплетен щупальцами, что не может двинуться. Обдирая руки, едва не разрывая металлотканевые рукава, мы растаскиваем выгнутые полосы металла. Эмерик разрезает чернеющие щупальца странным оранжеватым клинком длиной в палец, не металлическим, а из кристалла. Кимрэ, прислонив бесполезную для нее винтовку к стене, взваливает на себя еле живого накаррима и, пошатываясь, заносит в ближайший дом, передав осунувшейся накарримке и двум чумазым детенышам. Сквозь пролом в стене видно, как Кимрэ прижимает к руке страдальца походную аптечку.
   --Скажите своим: пусть она лучше дарует жизнь, чем отнимает.--высказывается о мантикорянке Норарисарн.-- Настоящий последователь Накаррат, пусть и с белой кожей.
   --Что ж, тогда мы будем стрелять, а она пусть спасает тех, кого еще можно.--соглашается Сильвия.--Когда вернемся, я попрошу гильдмастера перевести ее из Успокоителей.
  
   Через, наверное, неделю--если она длится восемь дней, как на Улмарре--мы выбираемся к двенадцатому, кажется, излучателю. Почти по две штуки в день, без счета йхе-нтхла, повторяющиеся безмолвные вопли... Накарримы, которых нтхла подчинили себе, пытались сокрушить нас пси-атакой--представьте себе тысячу бессвязных криков, усиленные в тысячу раз, взрывающие голову изнутри... С излучателями нтхла было справиться все труднее--некоторые, просунув щупальца под землей, сбивали с ног и опутывали, некоторые пытались подчинить нас себе, так же, как накарримов. После того, как излучатель нтхла выстрелил из глаза яркой вспышкой, мы целую минуту не могли сдвинуться с места и уцелели только благодаря защитным костюмам и силовому полю. Кстати, оно на третий день уже разрядилось, вот и верь, что они две недели без подзарядки работают. Почти всех накарримов внутри излучателей удалось спасти, из некоторых вытянули жизнь в прямом смысле, как будто высушили...
   На подходах к излучателю завязывается бой--беспорядочный, как будто сцепились два отряда одержимых накарримов. Потом удается разглядеть корабль, воткнувшийся носом в стену полуразрушенного дома, и отряд в голубоватой миротворческой форме, со щитами из бронестекла, разгоняющий накарримов. Некоторые уже почувствовали на себе ослабляющий газ и сидят, привалившись к уцелевшим стенам, не в силах подняться на ноги. Пятна на небе угасают--кто-то уже разрушил излучатель.
   --Так, головорезы, прикладываем все силы, чтобы показаться нормальными. Хотя...--Сильвия критически оглядывает нас, замученных, с дикими слезящимися глазами, и громоподобно кричит:--Вивиан Торнгрим! Отзови своих, мы идем! Здесь Гильдия!
   Один из миротворцев, расталкивая всех остальных, подходит к Сильвии, поднимая каплевидное прозрачное забрало. По серебристому зулинскому лицу пробегает тень.
   --Сильвия, почему ты выполняешь работу штурмовика? Но как бы то ни было, очистить от нтхла довольно большой город--это подвиг. Хельма велела отозвать...всех вас. Хочешь, мои бойцы сопроводят вас до портала?
   --А разрешите в гильдию с вами?--подает голос Норарисарн.--Все равно здесь я пропал, меня не примут обратно.
   Задрав рукав, он показывает белесые прожилки выступающие из-под пурпурной кожи.
   --В Гильдии тебе помогут,--заявляет Кимрэ и обращается к Торнгриму--Сопроводите нас до портала.
   --А как же три дня на разграбление?--я нахожу в себе силы улыбнуться.
   --Маленькая еще,--находится с ответом Сильвия.--Грабить можно только мне.
  
   Сильвия действительно остается на Укхареб, как глава нашего небольшого отряда, к тому же у нее какое-то серьезное дело к миротворцам. По крайней мере, так она сама говорит. Если бы Сильвия не смотрела на Вивиана Торнгрима так, будто один из Пяти Вечных снизошел, я бы поверила.
   Впрочем, не наше дело, у нас задача простая--восстановить силы и найти Ланлин-Ра, которая дала бы нам дальнейшие указания. С первым проблем не возникает--кормят гильдийцев неплохо, а уллмарские лепешки с воздушным папоротником особенно радуют после концентратов, которыми мы питались в походе. Но самое главное--удается вымыться и почиститься, ибо синие волосы стали уже совсем черными. А так же отоспаться от души, а не в полглаза, вздрагивая от каждого шороха...одно плохо--по-походному свернуться рядом с Эмериком не скоро удастся, впрочем, пусть себе дрыхнет.
   А вот вторая задача почти невыполнима. Где бы мы с Эмериком не спрашивали о Ланлин, получаем ответы вроде "Скоро подойдет", "Только что была здесь" или "Она спустилась в лабораторию, посмотрите там", но и в лаборатории ее нет. Зато есть вечно заспанная Интизара и какая-то рагнарка в белом халате, которые слышали, что Ланлин разговаривала с Керинай о гильдмастере. Проплутав по коридорам базы, заросшим живыми кристаллами, мы с Эмериком находим пневматический лифт, который ведет в кабинет Хельмы Тарума. Кстати, у хитрого мантикорянина тоже оказалась спешно нарисованная от руки, но понятная карта гильдийских коридоров, разве что кабинет Хельмы не обозначен из секретности, зато указаны помещения рядом с ним.
   --Я думаю, вам нет смысла больше быть Успокоителем,--доносится голос Ланлин из-за серебристой двери с синим наемничьим знаком.--Вы не смогли показать себя в деле.
   --Эмерик, тут что-то очень интересное,--шепчу я, прикладывая ухо к двери. Эмерик понимающе улыбается и прижимается к щели между дверью и стеной.
   --Гильдмастер, я предлагаю перевести леди Тавию Кимрэ в Исцелители,--высказывается Сильвия.--Она--неважный стрелок, но прекрасно показала себя, спасая раненых и отравленных. Ее смелость достойна Мантикоры, но...несколько отличается от смелости наемника.
   --Говори!--Хельма решает все вопросы одним словом.
   --Да, я не хочу быть Успокоителем,--отрезала Кимрэ, забыв о привычке растягивать слова.--И вообще, мое дело спасать жизни, а не отнимать. Что я делаю в Гильдии? Я--последняя из рода. Знаете, что это такое? У вас достаточно мантикорян, способных объяснить. Мне нужен был последний из Альвари...это выгодно для двух кланов. Но тут возникли два препятствия--правила Гильдии...и эта ужасная уллмарка, кровожадный недомерок...
   Тут я начинаю хихикать, прикусив костяшки пальцев--кровожадной я еще никогда не была. Подумаешь, зулина отправила ко Всехранителю...только ради Ирдрин. И ради Эмерика.
   Кстати, мантикорянин отодвигает дверь, и я едва успеваю выпрямиться--не хватало еще показаться перед гильдмастером пригнувшейся и оттопырившей ухо.
   Держа меня под руку, Эмерик с холодным достоинством подходит к Кимрэ, и объявляет:
   --Я--не Альвари, и не буду им. Я--де Бранд, воин. И не собираюсь покинуть гильдию даже из долга перед кланом. Последняя из Кимрэ, извольте перечитать правила Гильдии, они гласят, что наемник не может вступать в брак. Более того... руки прочь от Юкины Тэй, достойнейшей из уллмарок.
   Большого усилия мне стоит удержать невозмутимое выражение лица, ибо глаза так и норовят расшириться до непристойного для уллмари размера. Как он хорош...а в такие моменты и вовсе может превзойти самого императора по красноречию.
   Кимрэ замирает на месте, Сильвия и Ланлин переглядываются с понимающими улыбками, гидьмастер начинает громоподобно хохотать, утирая слезы кончиком косы. Мне становится немного стыдно--такой ерундой занимаемся, а может, спасать кого-нибудь надо в очередной раз.
   --Советник Ланлин-Ра, Успокоители-новообращенные к заданию готовы. Каким бы одно не было.
   --Во-первых, не новообращенные, а второго ранга. Не забудьте подойти за нашивками. Во-вторых, если беретесь безоговорочно, то дайте свои переводные устройства гильдмастеру, она загрузит вам ктровани.
  
  
  
   --Эмерик, почему именно мы?--страдальчески вопрошаю я, проваливаясь по колено в голубоватый песок.
   Высоченный мантикорянин помогает мне загрузиться в капсулу, забирается сам и снисходит до разъяснений:
   --Просто никакого настроения не было связываться. Надоела эта запутанная родовая система. Почему-то в других мирах она исчезла с развитием цивилизации, и только мантикорянам удалось ее сохранить. Хуже всего приходится последнему из рода, ты заметила? Тетя Сильвия тоже сбежала. Так, на всякий случай...
   Капсула скользит в трех футах над пустыней--плоской, выглаженной ветром, добираясь до города, занимающего собой приличный кусок блекло-оранжевого неба над горизонтом. Кстати, в небе едва видны очертания низко нависших астероидов, а приземление на Ктрован повергло меня в ступор. Как же так, оказывается, я рисовала эту планету. Кажется, там еще был корабль...ну, неважно. Солнце я точно не рисовала, а тем более, не думала, что оно будет так ужасно выжигать глаза. Пока не погрузилась в капсулу, затемнив лобовое стекло, мучилась до слез в глазах. Жаль, что поближе к городу не смогли высадить--многотонная махина корабля просто увязла бы. А так нашли на небольшой участок каменистой почвы, выглядящий почему-то оплавленным. И неизвестно, что вообще от этого мира ждать, в справочнике всего одна строчка: "Ктрован--необитаемая планета, на которой цивилизация уничтожила сама себя. 40% поверхности занимает океан, остальное--пустыни и полупустыни". Хотя разумная жизнь там есть, причем высокоразвитая--на уровне космической эпохи. Добрались же они до гильдийского астероида. Единственное, что я знаю--брали наемников, отличившихся в борьбе с йхе-нхтла. По две-три штуки в каждый город. Этого слишком мало, чтобы расправиться с нтхла. Одно радует, последняя из Кимрэ за нами не увязалась, ее к Исцелителям перевели--как-никак, раньше психологом в частной клинике трудилась. Кстати, Керинай как узнала, что это мантикорянское чудовище вовсю занималось спасением накарримов, очень обрадовалась и принялась обучать Тавию гипнозу.
  
   А город, оказывается, удивительной красоты, обязательно нарисую. Он окружает собой долину с возделанными полями, а точнее--круглую воронку с озером на дне, уступами и сложной системой насосов и дождевальных установок. И на половину высоты уступами поднимается город, защищенный стеной, частично даже расположенный внутри стены, толстой и пустой изнутри, в которой легко помещалась длинная улица с двумя рядами домов. Таким мы видели его на снимках, сделанных с большой высоты. Вблизи он оказывается еще красивее--окруженный необычными деревьями с пучками широких резных листьев, а стена выложена красивой сине-зеленой плиткой. Через равные промежутки стоят вазы с толстыми шипастыми растениями
   --Эпично!--восхищаюсь я, пытаясь разглядеть вершины города.
   Эмерик уверенно сажает капсулу на песок, выпрыгивает сам, помогает выбраться мне.
   Золотистый, усеянный иглами кот, до того сидевший у массивных ворот, подбегает к нам и принимается обнюхивать.
   --Не бойтесь. Это ириан, он ручной. Его можно погладить.
   Из ворот к нам спешит кошкоподобное, стоящее на задних лапах существо размером почти с уллмари. У него короткий серый мех и длинное, до земли, одеяние из многослойной ткани. Руки выше локтей украшены браслетами.
   Мы с Эмериком в четыре руки гладим ириана, втянувшего иглы и замурчавшего с громкостью реактивного двигателя, а существо объясняет:
   --Мы--народ ктена, а ириан--глаза и уши каждого из нас. Это такая необычная телепатия. Ксантри-ктена может контролировать до пяти ириан.
   --Ксантри--это как?--уточняю я.
   --Изменившиеся, --объясняет ктена.--Они рождаются очень редко, живут долго и выглядят иначе. По праву рождения, они отвечают за остальных ктена. Когда-то давно народ выжил только благодаря им. Если вы пришли помочь, то они сами вас призовут. А пока мы разрешаем вам пройти в город. Ириан обязательно будут смотреть за вами...
   --Не стоит тратить время, мы тихие. Мы здесь с миром, оба.--заявляет Эмерик.
   --Угу, знаем мы ваше "с миром"--недоверчиво прижимает уши ктена.
   --Мы из Гильдии Наемников, нас пригласили.
   --Тогда пока запускаю,--ктена нервно машет хвостом,--если не шпионы, конечно. И заберите свою штуку, если не хотите, чтобы песок набился внутрь.
  
   Городские ворота настолько тяжелы, что отпираются каким-то хитрым механизмом. Воздух внутри оказывается прохладным--резкий контраст с сухой жарой за стенами. Этажи города связаны между собой пневматическими лифтами. Везде стоят небольшие фонтанчики и кадки с разными растениями, как совсем маленькими, так и огромными чашами из листьев, каждый из которых может уместить на себя уллмари. Между прочим, в этих чашах и набираются небольшие озерца с лягушками в ноготь размером. И, конечно же--ктена. Сотни кошастых, неспешно идущих по своим делам. Пушистые детеныши в ярких одеждах. Ирианы спят, сидят на крышах, глядя плоскими золотистыми глазами перед собой, или гоняют мелкую живность вроде лягушек. Иногда проползают похожие на пауков машины. Интересно, что их приводит в движение? Дома в виде усеченных пирамид украшены медными полосами или обвиты растениями с колючками. А вон те два здоровенных ктена в броне из блестящих жучиных панцирей и с необычным длинноствольным оружием в лапах, похоже, явились по наши души.
   Я непроизвольно принимаю боевую стойку, соображая, успею ли поднырнуть и дернуть оружие на себя. Эмерик--сразу чувствуется ледяная мантикорская кровь­­--не двигается с места. Тонкие голубые губы растягиваются в издевательской улыбке.
   --Вы должны были нас еще на входе в город перехватить. А вдруг мы диверсанты?
   --Мы диверсантов не нанимали, у нас проходят два убивца,--ктена сверяется с записями на куске желтоватой ткани, потом внимательно осматривает нас.--Я Марну, глава оборонительного отряда, и никак не могу понять, какая нам польза будет от двух оборванцев, которые даже не смогут подняться на ноги, упав с вершины города.
   --Мы должны справиться с йхе-нтхла, по крайней мере...--начинает Эмерик, но Марну перебивает его:
   --Вы? Два животных без шерсти, лишенных телепатии? Мы с начала времен боремся с йхе-нтхла, и то не справились еще, а вы... кому вы нужны, оборванцы? Вас вообще надо выгнать из города.
   --Ну ты и хам...--возмущается Эмерик, а я думаю, успею ли закрыть его своей хрупкой тушкой.
   --Не советую,--подает голос второй ктена.--Приказ ксантри. С виду они бесполезны, но ксантри все знает и все видит.
   --Ладно, живите,--смиряется Марну.--И чтоб сейчас быстро собрались. Мы выдвигаемся малыми силами в разведку. Заодно и покажете, что умеете. Хотя пользы с вас...
   Через полчаса у ворот собирается отряд в двадцать хвостов, кто в чем, но все с оружием, которое нам описали как "кислотные пушки". Мы в защитных костюмах, затемненных очках и масках, защищающих от песка и пыли, увешаны оружием по уши--по легкой лазерной пушке, связке газовых гранат и ультранитовых, и вообще яд против нтхла во всех видах.
   Три часа мы перемешиваем песок металлотканевыми сапогами, так как пользоваться капсулой Марну запрещает. По каким-то, известным только ктена признакам отряд пробирается меж струящимися барханами. Я оглядываюсь на цветущие кактусы, острые, чуть оплавленные камни, торчащие из песка, мелкую живность под ногами--змей толщиной в палец, скорпионов, длиннолапых мышей и всяких прочих, а так же на зверье покрупнее--белых лисиц, низко пригибающих головы, и пауков размером с немаленькую капсулу, при нашем приближении зарывающихся в песок. Я каждый раз лезу за гранатой, но ктена только отмахиваются: "Не трогай, они безвредные, первыми не нападут".
   Здесь и кроме пауков есть чего опасаться. На совершенно ровном месте песок взметывается со всех сторон, открывая непонятные сооружения из каменных обломков и не меньше полусотни белесых фигур, которые бы можно было принять колоннообразные пустынные растения, если бы они не состояли из переплетенных щупалец.
   --Всем затаиться!--шипит Марну, и ктена падают на землю, присыпавшись песком.
   Мы следуем их примеру и какое-то время, лежа неподвижно, наблюдаем за йхе-нтхла.
   Те как будто город из себя строят. Или что-то еще. По крайней мере, когда один из нтхла, удерживающих собой конструкцию из каменных плит и стекла, покидает свое место, другой нхтла связывает собой части конструкции в точности так же. Стекло плавят на месте, из песка. Иногда подлетают к белесым коконам, сложенным на песке, и запускают туда щупальца.
   Когда нтхла случайно переворачивает кокон, я замечаю, что оттуда высовывается лицо ктена, искаженное страданиями. Рот приоткрывается, издавая слабое шипение, и бледные отростки высовываются между зубов.
   Издав грозный рык, молодой ктена-охотник длинным прыжком перемахивает через головы остальных, стреляя из кислотной пушки. Йхе-нтхла исчезает и появляется снова, когда сгусток кислоты пролетает мимо. Ударом щупалец он вырывает пушку из лап ктена, а потом опутывает собой, превратив ктена в такой же кокон, какой мы видели раньше. Эмерик выцеливает нтхла из лазерной винтовки, но, опасаясь попасть в охотника, выхватывает из рукава тонкий клинок. Прыгая на нтхла, почему-то оказывается там, где стоял секунду назад. Вдруг злобный красный глаз, сверкающий из переплетения щупалец, тускнеет и закатывается, а в следующий миг мантикорянин несколько раз ударяет нтхла клинком. Тот превращается в черную слизь, падающую на песок. Освобожденный охотник энергично отряхивается, совсем как промокшая кошка. В нескольких местах шерсть испачкана кровью, но никаких серьезных повреждений не видно.
   --А ведь шестеро ктена на самом деле могут обездвижить нтхла, если сосредоточатся,--с неуместным спокойствием выдает он.--Марну, нас тут больше шести, может, их убирать по одному?
   --Надо попробовать,--решает Эмерик, и тут же щупальца, вытянувшиеся из песка, связывают его.
   Я, не глядя, кидаю газовые гранаты, и сразу два йхе-нтхла, схватившие Эмерика, растекаются черными лужами. Пусть знают, с кем связались!
   Кто-то из кошкоподобных предостерегающе тянет за рукав. Все нтхла, что были, разворачиваются в нашу сторону, перестраиваются в подобия пушек и стреляют клубками клейких стеблей, которые связывают по рукам и ногам. С защитными костюмами они не справляются, а отросток, попавший между рукавом и перчаткой, сильно обжигает кожу.
   Во весь голос ору кошастым, чтобы они прятались, а мы сами разберемся. Эмерик палит из чьей-то кислотной пушки. Знакомый уже вопль разрывает уши, заставляя упасть на землю...
   И через четыре секунды все исчезает. То есть совсем, даже песок лежит нетронутый. С трудом отдираю отростки, прилепившиеся со всех сторон, но, по счастью, не повредившие никому. Замечаю, что металлоткань костюма почернела в местах касания отростков. Эмерик отскабливает стебли все тем же лезвием. Осмотревшись и не заметив следов йхе-нтхла, протираю очки, возвращаю на место. Не помогает. Зато песчаный вихрь взмывает со всех сторон, а нтхла, будто никуда и не пропадали, атакуют снова. Причем они странно размываются, и на месте каждого чудовища появляются два. Ктена старательно обстреливают их кислотой, насквозь прожигающей белесую кожу. И снова нтхла исчезают, забрав с собой и здания, и коконы.
   Эмерик поднимается на ноги, и, пробежав по кругу, втыкает в песок несколько мин. Появившиеся в очередной раз постройки взлетают на воздух, обрушивая дождь осколков. Получив каменным обломком в спину, я зверею окончательно, уже не беспокоясь о прибывающих нтхла. Некстати вспоминается зулин...как его, Торнгрим. "Сильвия, почему ты выполняешь работу штурмовика?". Чем мы и занимаемся, паля во все стороны. Йхе-нтхла постоянно отбрасывают нас во времени. Ощущение падения, тянущего холода и слепящее мелькание, похожее на песчаную бурю. По ощущениям--не меньше минуты. И оказываешься там, где был секунду назад.
   От диких воплей в голове и постоянного мелькания темнеет в глазах, вытянувшееся из песка щупальце опутывает ноги, и я падаю лицом в песок. Когда же с трудом поднимаю голову, не остается ни единого нтхла.
   --Надо же, а вы не такие слабаки, как казалось вначале,--Марну садится на относительно чистое место, не заляпанное слизью, и начинает энергично вылизываться.--Жаль, мы не смогли помочь тем, что в коконах...они были еле живыми...Сбежавшие нтхла забрали их. Постойте, там кто-то есть...
   Невдалеке от места побоища, слегка занесенный песком, восседает оборванный пятнистый ктена в ошейнике, растирая зубами темно-серый, желтый на изломе корень. В другой лапе зажата вместительная пластиковая фляжка.
   Мы с Эмериком подходим с двух сторон. Эмерик переворачивает медальон на ошейнике и читает: "Меня зовут Суур-Нар. Если потеряюсь, приведите меня домой...Хсирр, юго-западный сектор, третий этаж, девятый дом".
   Марну шипит на Эмерика так, что тот отпрыгивает в сторону, и со словами "Что ж ты, брат" легонько прихватывает Суур-Нара зубами за загривок. Тот обиженно мявчет, но встает на четвереньки и, отряхнувшись, поднимается на две лапы. После чего плетется до города вместе со всеми, то и дело пытаясь пройтись на четырех, но остальные ктена пресекают его попытки.
   --Марну, что с ним?--спрашиваю я.
   --С ним то, что хуже, чем йхе-нтхла,--мрачно отвечает Марну.--Был хорошим бойцом и стрелком. Потом упал со стены и повредил лапу так сильно, что ему пришлось давать пустынный корень. Знаете, что это такое? Небольшая порция очищенного корня ослабляет боль и почти не вредит здоровью. Средняя порция, смешанная с растертой рыбьей костью, наделяет запредельной силой и выносливостью, необходимой в долгом пути или в бою, но ктена от нее слабеет и спит трое суток. Большая порция корня, смешанная еще кое с чем, называется "напитком милосердия", ее дают, когда ктена невозможно спасти, обязательно в присутствии жреца, чтобы жрец направил испуганную душу. А некоторые несознательные личности могут пристраститься к корню и жрать его неочищенным и не приготовленным. Вынюхивая корень, они пригибаются все ниже к земле, потом начинают передвигаться на четырех лапах. Постепенно они перестают думать, говорить и превращаются в обычных пустынных кошек. Даже в цепочке перерождений они участвуют уже не как ктена, а как кошки. Мы им одеваем ошейники, чтобы не потерялись.
  
   Едва потрепанная хвостатая банда входит в город, как их обнюхивает несколько ирианов. Один из них, ткнувшись носом в пыльную одежду Суур-Нара, злобно шипит и выгибает спину, другой тянет страдальца за край одежды.
   --Отведите его домой,--бросает нам Марну.--а я доложу ксантри, что польза от вас есть,--он довольно скалится.--И смотрите, чтобы эта морда не стащила кореньев где-нибудь.
   Ириан разворачивается и бежит на несколько шагов впереди, приглашая следовать за собой. И даже один городской этаж проходим спокойно, но потом Суур-Нар замечает украшенную листьями тканевую вывеску на одном из домов. Упав на четыре лапы, он срывается с места. Эмерик догоняет его, и весь дальнейший путь мы крепко держим вырывающегося ктена за лапы. Наконец ириан приводит нас к дому, выложенному голубой мозаикой.
   Красивая полосатая ктена откидывает тяжелый тканевый занавес, закрывающий вход, и приглашает нас пройти. Первым делом ставит на пол блюдечко с водой, и Суур-Нар принимается шумно лакать.
   --Спасибо, что спасли,--наконец произносит ктена.--Сколько времени он был в песках?
   --Сами не знаем, нашли у йхе-нтхла, которые его даже не заметили. Сидел ваш охотник, до половины занесенный песком, и размышлял. Вроде не похож на зараженного,--докладываю я, отчаянно вертя головой, интересно же.
   С того места, где мы стоим, видно три или четыре занавеси, скрывающие за собой другие комнаты, за спиной ктена---ярко вышитую ширму, кусочек низкого стола, подушки на полу и длинную полосу грубой ткани на стене.
   --А что это вы незнакомых пускаете? Может, мы бандиты. Или еще хуже--йхе-нтхла замаскированные?
   Эмерик, ну сколько можно, подумалось мне. Вроде такой серьезный, а как скажет что-нибудь, так хоть прячься.
   Ктена улыбается, ненавязчиво показывая пятисантиметровые клыки.
   --Ксантри предупредила всех, что вы полезные, и велела отправить вас к ней. А еще я умею распознавать, кто заражен нтхла, а кто нет, и излечивать их.
   --У нас тоже есть сильное лекарство, безвредное для всех, кроме нтхла,--вмешиваюсь я.
   --А по этому поводу вы поговорите с ксантри. Я лучшая в своем деле и не потерплю наставлений от каких-то оборванцев.
   Ктена поворачивается к нам спиной и с удовольствием точит когти о полосу грубой ткани.
   --Пушистики нам не рады, пошли...
   Странно, выматывающая жара нисколько не действует на мантикорянина, более того, он в хорошем настроении с тех пор, как высадился на Ктрован.
  
   Обитель ксантри находится внутри высоченного шпиля. Полностью осмотреть ее удастся разве что с капсулы, дальше первого зала, занимающего треть высоты, не пропускают серьезные вооруженные ктена, стоящие лифтов и держащие на поводках крупных ирианов в шипастых ошейниках. Зал почти пуст, не считая каких-то невразумительных каменных скамеек с простенькой резьбой. Зато стены... Замереть и созерцать. Кажется, вся история ктена, нарисованная в необычном стиле, напоминающим шимскую храмовую роспись, зулинские гобелены и мантикорянские свитки одновременно, осталась на стенах. Только без разъяснений все равно ничего не понятно, а Эмерик, судя по блеску в глазах, намерен этих самых разъяснений потребовать хоть у ксантри.
   Ктена-охранники вытягиваются в струнку, гордо задрав хвосты, и из лифта выходит ксантри.
   Подождите, мне кажется, или она на самом деле скользит над полом? Нет, вроде бесшумно идет, касаясь пола кончиками лап, так, что длинные одеяния остаются неподвижными. Пышная грива украшена искусно сделанной диадемой из золота и бирюзы. Необычайно большой лоб заставляет вспомнить о накарримах--народе телепатов. Из-под ушей прорастает что-то вроде живых антенн, поворачивающихся в нашу сторону. Фасеточными глазами (по словам ктена, совмещающими в себе обычное, инфракрасное и астральное зрение) осматривает нас с Эмериком от пыльных сапог до растрепанных макушек.
   --Наемники Гильдии прибыли в ваше распоряжение!--рявкает Эмерик, вытянувшись не хуже ктена-охранников.
   Ксантри прижимает уши:
   --Не нарушай священную тишину, не мешай мне слушать пески... я прекрасно знаю, кто вы, откуда, более того, мы вам не платили за то, чтобы вы нарушали обычаи.
   Так жестко нас на место еще не ставили.
   --Тогда мы ждем дальнейших распоряжений,--шепотом исправляется Эмерик.--Как вы знаете, недавно было разрушено убежище йхе-нтхла и спасен мирный ктена...
   --Убежище? От силы отряд разведки. Настоящего убежища йхе-нтхла не знает никто. Повелеваю разыскать его. И помочь справиться, когда они подойдут к городу, как раз их время пришло. И ОСТАВИТЬ МЕНЯ!
   От дикого рыка я отпрыгиваю назад, высоченный Эмерик пригибается, а дрыхнущий на полу ириан недовольно мявчет.
   --Будет сделано,--холодно улыбается мантикорянин.
   В такие моменты он выглядит настоящим убийцей...
  
   Следующие несколько дней я почти не вылезаю из местного варианта лаборатории, перевезя туда взятое с собой оборудование, обучая ктена изготовлению яда против йхе-нтхла и лекарства для уже зараженных. Очень удивлена и обрадована тем, что ктена, оказывается, прирожденные химики--чуть ли не из песка с водой создают все необходимое. С веществами, снижающими агрессию, они справляются сами.
   Тренировка ктена тоже входит в наши обязанности, хотя непонятно, кто кого тренирует. Бегать и прыгать, как они, не может ни уллмарик, ни мантикорянин, особенно по жгучему песку. Из кислотной пушки не надо старательно прицеливаться, так что ктена могут стрелять и в сложнейшем прыжке. В ближнем бою они могут показать себя не хуже наемника, пользуясь когтями, зубами и звериной яростью. Такие, как Марну, с недоверием относятся к нам, даже довольно меткая стрельба из лазерных винтовок их не впечатляет. А вот владение Эмерика любым колюще-режущим оружием ктена оценили по достоинству.
   Валясь с ног от усталости, я прихожу в дом, который ктена построили специально для нас. Процесс постройки тоже надо было видеть. Одна машина подавала песок по трубе, другая спрессовывала его под высокой температурой в плиты, похожие на песчаник, но более прочные, и покрывала сине-зеленой стекловидной массой, третья собирала дом из плит. А потом уже и обстановку выделили. Первым делом я разрисовала все, до чего дотянулась, особенно хорошо потрудилась над полосой ткани, подвешенной на стене для затачивания когтей, изобразив там башни святилища Пяти Вечных. А вообще мы попытались обставить домик по своему вкусу, но потерпели поражение, так как он все-таки под кошастых подогнан. Каменный стол с резьбой--довольно низкий, керамические миски для еды--очень широкие, чтобы удобнее было лакать. Спальное место представляет собой множество подушек, сваленных кучей. Несколько штук я перетащила себе в другую комнату--не хватало еще перед Эмериком показываться утром, с торчащими патлами и запавшими глазами.
  
   Я успеваю рисовать, даже если разваливаюсь на куски от усталости. Столько всего интересного вокруг, те же ктена. Даже несчастный, полузанесенный песком Суур-Нар, который на картине олицетворяет вселенское спокойствие. Надкушенный корень я рисовать не стала.
   Кстати, о Суур-Наре. Мы с некоторых пор очень сдружились с ним. Началось с того, что он пришел, припадая на передние лапы, и, показав распухшую лодыжку, с трудом объяснил, что его укусила змея. Пришлось скормить ему универсальный антидот--к счастью, он и на ктена действует. Теперь он захаживает иногда, приносит рыбы, наловленной в подземных реках.
   Эмерик в свободное время пропадает в обители ксантри, возвращаясь оттуда с сияющими глазами, и рассказывает что-нибудь из местной истории, заодно надиктовывая на коммуникатор.
   Народ ктена мог бы зародиться в джунглях, будь он единственной разумной расой. Но их опередили человекоподобные ктровани, создавшие развитую цивилизацию, тем не менее, раздираемую ненавистью и противоречиями. Ктровани не доверяли друг другу, и каждый из них ненавидел свой народ. Тогда эксцентричный ученый решил создать совершенное существо. За основу он взял обычных домашних кошек. После долгих лет трудов и ошибок он создал двух первых ктена, по красоте и грации к ним не приближался ни один ктровани, и научил их всему, что знал. Взяв пробы ткани бродячих кошек, он создавал представителей новой расы одного за другим. Когда же пришло время обзавестись потомством, на свет появились не обычные котята, а совершенные, быстро обучающиеся существа.
   Заметив угрозу, ктровани арестовали и судили ученого. По правде, они испугались все возрастающего числа ктена. Ученого вывели на площадь и расстреляли, показав казнь по всем центральным каналам. На следующий день и судья, и исполнители были найдены загрызенными.
   Тогда ктровани построили отдельный квартал города для ктена, которых становилось все больше. Две сотни лет они боролись, чтобы уравнять свои права с ктровани. Сперва им поручали самую тяжелую работу, а потом позволили путешествовать, заниматься наукой и искусством. Но в политику и религию им был закрыт путь.
   А через тысячу лет после сотворения первых ктена разразилась война, в которую одно за другим втянулись все небольшие государства ктровани. Ни один ктена не сделал ни одного выстрела. Они прятались, уходили в леса. Когда же ктровани пустили в ход запрещенное оружие, леса обратились в пустыни. От мутировавших вирусов ктена изменились, получив зачатки телепатии. Тогда же родились первые ксантри, которые повели свой народ.
   Когда же враждующие ктровани распылили над городами свои наиболее опасные вирусы, война закончилась. Закончилась вместе с цивилизацией ктровани. Никого не осталось в живых, и только ктена под предводительством лучших из них построили свои города в пустынях.
  
   --Юкина, а я вот думаю, ну его, этот Дальний Предел!--высказывается Эмерик, ходя от стены к стене.--Как здесь справимся, свяжусь-ка я с историками, им интересно будет! Какая богатая событиями жизнь у кошастых была...да и сейчас тоже.
   --Думаю, мы тут надолго застрянем, надо же мне все это нарисовать,--отвечаю я и добавляю штрихи влажной кистью к очередному творению.
   --А я сегодня такое узнал... думаю, и тебе интересно будет. Пошли, покажу.
   --А ксантри нас не съест?--уточняю я,--Убежать не смогу, и так набегалась...
   --Ксантри нет дела до других существ, если они не нарушают тишину. Давай собирайся.
   Охранники с кислотными пушками, бессовестно дрыхнущие у входа в обитель, провожают нас безразличными серебристыми глазами. Ириан в ошейнике обнюхивает нас и величественно удаляется.
   Через проемы под самым потолком едва видно потемневшее небо, стены зала скрывает густая тень. Эмерик включает походный фонарь.
   --Четыреста лет назад сюда очень вовремя упал корабль,--рассказывает Эмерик,--преследуемый...кем бы ты думала? Мафре. Оказывается, они давно уже посещали Ктрован, им же нужен кремний, а тут песка вон сколько.
   Эмерик наводит луч фонаря на стену, на которой блестящей краской нарисованы существа, напоминающие ледяные глыбы. Рядом с ними изображены вполне узнаваемые йхе-нтхла--клубки щупалец с красными глазами.
   --...так вот, мафре нужны еще и живые существа, это ты тоже знаешь. И решили они прибрать к рукам один из городов. Но кое-кому крупно повезло.
   На следующей стене--потрепанный, зарывшийся в песок корабль, на носу его весьма приблизительно нацарапан Мудрый Ворон со скипетром в клюве. И сам корабль очень уллмарского вида.
   "А теперь давай выбираться, "Имперской Леди" сильно досталось"
   Я рисовала это... И Ктрован, и корабль... Да быть не может... совпадение, у меня же нет интуиции, как у мантикорян.
   --Эмерик, подожди...уллмари?--наконец перестаю я таращить глаза,--Что уллмарский корабль делает на Ктроване?
   --А вот что!--довольный произведенным эффектом, Эмерик подсвечивает следующее изображение.
   Перед нарисованным ксантри, выставившим лапы перед собой, стоят уллмарик и уллмарка, оба в имперской форме, он--в серой, с золотыми полосами, она--в белой.
   Лица больше напоминают кошачьи, чем человеческие, но в глазах старательно прорисованы крестообразные зрачки. У него--белобрысая коса до середины спины и яркие полосы на лице, у нее--черные волосы в крупную волну.
   Июмир и Этельреда... Они спаслись! Я знала, что с ними так просто не справиться!
   --Не прыгай от радости, разозлишь ксантри. Они не только спаслись, Юкина, но и дали хороший отпор мафре и их прихвостням. Плазменные пушки корабля обратили их в горстку пыли. Кстати, имена оказались сложными для ктена, и Этельреду они прозвали Белым Демоном, а Июмира--Рожденным Тенью.
   Но я на какое-то время забываю об имперском корабле, потому что небо однажды окрашивается яркими переливами.
  
  
  
  
   --Не смотреть на небо!--надрываюсь я, но уже поздно, некоторые ктена вцепляются друг в друга.
   Охотники и оборонительный отряд, закрывая головы чем придется, не глядя стреляют капсулами усыпляющего газа, некоторых ктена загоняют обратно, под защиту стен города.
   Насколько видно, в небо поднимается около двух десятков лучей. Всех нтхла, подобравшихся к городу, нет возможности сосчитать--они то появляются, то пропадают, создавая сплошную белесую пелену над голубоватым песком.
   Был бы у меня хвост, я бы его поджала, а еще лучше--забилась бы в самую глубокую нору. Останавливает только стыд перед Эмериком, который спокойно смотрит вдаль с холодной улыбкой.
   --Юкина, выводи своих. Только пусть голову берегут.
   "Своих" у меня два десятка натасканных ктена с мысленно управляемыми пушками неслабых размеров, передвигающимися на восьми суставчатых ногах, и заряженными не кислотой, как подобные им оборонительные орудия, а ядом против нтхла, а у некоторых--легкие пушки в лапах.
   Вода в озере начинает кипеть в прямом смысле, выбрасывая из себя клубки клейких стеблей, проедающие кожу, и длинные шупальца.
   --Они прорвались за стену! Спасай поля!--кричат ктена, огромными прыжками спускаясь к озеру. Некоторых утаскивали под воду, некоторым удавалось побороть йхе-нтхла.
   Ктена в броне из жучиных панцирей, и в очках же из маленьких панцирей с прорезями, стреляют из оборонительных кислотных пушек, которые все время перемещаются, иначе стебли опутывают их, выводя механизм из строя.
   Эмерик ждет, пока йхе-нтхла полезут в ближний бой, между делом выцеливая их по одному из лазерной винтовки. Я же отдаю короткий приказ своим ктена с легкими пушками, ткнув пальцем куда-то за спину. К ужасу всех остальных, они начинают стрелять по своим. По тем своим, которые поддались гипнозу--их сразу видно, они, бросая оружие, рвут всех подвернувшихся когтями и зубами. Вдохнув умиротворяющего газа, они останавливаются, с жалобным мявом заползают в тень.
   Кто-то тянет меня за рукав. Отпрыгнув от неожиданности в сторону, я созерцаю оборванного Суур-Нара, который неловко стоит на двух лапах.
   --Охотник может помочь?
   ­--Спрячься лучше,­--отмахивается от него Эмерик, выцеливая глаз йхе-нтхла.
   --Охотник не боится их. Их злые глаза не видят охотника, да.
   Опустившись на четыре лапы, он быстро, длинными прыжками спускается до озера и бросается в воду. Оттолкнувшись лапами от высунувшегося щупальца--на белесой коже остаются следы когтей­--перепрыгивает на другое. Я зачарованно слежу за этими полупрыжками-полуполетами. Взвивающиеся из воды щупальца и клубки стеблей почти касаются встрепанной шерсти, но не останавливают охотника Суур-Нара. Сдвинув очки со лба на глаза, вывожу максимальное увеличение.
   Нтхла действительно не замечают оборванного ктена, покуда тот не вцепляется когтищами в глаз. Когда на него бросаются другие нтхла, Суур-Нар, забирается по толстенному щупальцу, пытающемуся выдрать механизм насоса.
   ­--Охотник сильный!--заявляет он нам, и, отойдя в тень, старательно вылизывается.
   Заглядевшись на этот медитативный процесс, я едва успеваю выстрелить из пушки в йхе-нтхла, поднявшегося к стене, и промахиваюсь.
  
   Кажется, пелена вокруг города уже не такая густая. И излучателей стало меньше. Отстреливаясь из города, ктена неплохо так проредили вражьи полчища. Но почему тогда все ктена замерли, синхронно повернув головы?
   На многоногой машине, сопровождаемой четверыми охранниками, восседает сама ксантри.
   ­--Один излучатель оставьте мне,­-повелевает она.--Наемники, вы идете со мной.
   Сделав несколько глубоких вдохов, ксантри издает долгий победный рык. И все ктена срываются с места, переходя в наступление.
   От газа, уничтожающего нтхла, слезятся глаза. Стрельба со всех сторон обращает нтхла в черную слизь. Те, что попадают под гипноз, пытаются стрелять по своим, но ктена отнимают у них пушки. Мы с Эмериком старательно расчищаем путь для ксантри, охранники сокрушают тех, кто подбирается слишком близко. А дальше происходит странное. Ксантри замирает, уставившись прямо в неподвижный глаз излучателя нтхла. Я запомнила и нарисовала это. В фасеточных глазах ксантри отражается небо, переливающееся яркими цветами. Дрожь пробегает по белесым щупальцам, удерживающим конструкцию излучателя, выпученный красный глаз наливается чернотой, и излучатель угасает. Кажется, йхе-нтхла жив, но парализован.
   --Шестеро ктена, сосредоточившись, обездвиживают любого нтхла,­-спокойно произносит ксантри.--Я стою больше, чем шестеро ктена, намного больше. Вы,--обращается она к охранникам,--защищайте излучатель. Я позову ученых, и любой ктена обеспечит им свободный проход. Наемники? Почему вы еще здесь?
   --Стойте!--кричит оборванный, заляпанный слизью ктена в расколотом панцире.--Не нужно звать ученых. Здесь псы!
   --Псы вымерли,--ворчит ксантри и поворачивается в ту сторону, куда указывает ктена.
   Не могу определить, сколько их. Может, тридцать, может, полсотни. Согнувшись, как арбанты, они тащатся по песку, поднимая его целыми тучами. Длинные щупальца растут из их рук, похожих на лапы, и косматых спин. Густая шерсть закрывает глаза, оскаленные зубы сверкают на солнце.
   --Эти откуда выпали?--спрашиваю я Эмерика.
   --Их очень давно вывели ктровани для охоты за ктена. Когда ктровани самоистребились, псы жили на руинах городов, пока не вымерли.
   --На мой взгляд, они слишком живые. Поправить ситуацию, что ли?
   --Не надо. Ксантри справится.
   И ксантри на самом деле справляется. Когда люди-псы останавливаются в отдалении, ксантри смотрит на них и вещает:
   --Уходите туда, откуда пришли. Мы наголову разгромили ваших хозяев, и вам здесь не место. Уходите вслед за ними. Когда-нибудь мы встретимся снова, но не сейчас.
   Псы падают на четыре лапы и разбегаются, и ни один из уцелевших йхе-нтхла не пытается их остановить. Ксантри поворачивается к нам.
   --НАЕМНИКИ? Почему вы еще здесь? Я сказала--расчистить дорогу ученым!
   ­--Юкина, нас здесь не любят.--Эмерик прицеливается в непонятно откуда появившегося нтхла.
   ­-Нам-то какое дело, лишь бы платили.­--поддерживаю я, снимая с пояса газовую гранату.
   Неделю, может больше, не случается ничего интересного. Нтхла не беспокоят. Ксантри к себе не пускает, да и на месте ее не бывает, все возле захваченного излучателя. Подумываем с Эмериком сколотить диверсионный отряд из безответных ктена, пожирателей корней. Почему-то их на самом деле не замечают нтхла. Может, дело в телепатии? Ктена, лишившийся связной речи и разучившийся твердо стоять на двух лапах, распознается как обычное неопасное животное, коим и является. Думаю, псы их тоже не найдут. Запах, вот в чем дело. Мы наблюдали за общением безответные ктена с ирианами и другими ктена. Так вот, запах им не нравится, безответные не пахнут как ктена, а только пылью и песчаным корнем. С ксантри бы этот вопрос порешить, но к ней сунешься, пожалуй. Еще и голову откусит. Будем ждать, пока не позовут, рисовать и дрессировать ктена. Кстати, пушистики прониклись к нам если не дружелюбием и доверием, то хоть каким-то уважением.
   Ксантри вызывает нас неожиданно и весьма необычным способом. Если до ктена она может дозваться телепатически, то на нас это не действует. Так что три ириана в золотых ошейниках настойчиво кружат вокруг нас, прихватывая за ноги. "Ведите,"--соглашается Эмерик. И тогда все трое, задрав хвосты, бегут вперед, поминутно оглядываясь, не собираются ли наемнички сбежать.
   --Эмерик, какие они умные. Давай заведем себе хоть одного.­-предлагаю я.
   --Да ну их,--отмахивается Эмерик,--не при нашем образе жизни.
  
   Ксантри встречает нас в том же зале, но не в пример душевнее. Когда Эмерик сообщает, что успокоители прибыли, она больше не рычит, что мы нарушаем тишину.
   ­--Это хорошо, что вы прибыли. Йхе-нтхла не использовали излучателей раньше, но после осмотра излучателей и допроса йхе-нхла сильными телепатами, мы пришли к выводу, что сможем создать свои собственные. Могли бы. Но ктена не используют металл, заменяя его иными материалами. Ктровани... они использовали. Йхе-нтхла могли заполучить металл, раскопав любой из городов. Тогда почему не мы? Я не могу отправить ктена в пустыню на свой страх и риск. Это работа для вас. Можете ли вы облететь пустыню на...той штуке, которую привезли с собой?
   ­--...капсуле,--подсказываю я.--Конечно, на ней есть металлоискатели, обязательно найдем.
   --Тогда вы найдете и расчистите место от опасных существ, если они там будут. Поставите устройство для обнаружения. И будете охранять ктена, покуда они не закончат работу. А теперь идите. И я не жалею уже, что призвала именно вас. Ктена, обратившийся против своих братьев, опаснее любого существа. Хорошо, что вы избавили нас от необходимости бороться со своими же.
   ­--Эмерик, похоже, пушистики нас все-таки любят,--изрекаю я, удалившись на безопасное расстояние от обители ксантри.
   Ириан, сидящий посреди дороги, оборачивается на нас с такой высокомерно-презрительной мордой, какую может изобразить только разумное существо.
   ...Третий час уже мы созерцаем бескрайние, почти океанские волны голубоватого песка и раскаленное до оранжевого небо. Сначала я с непроницаемым видом мысленно крыла всех и вся, особенно ксантри, потом начала радоваться тишине и покою. Никому от нас ничего не надо, никто не мельтешит, полная тишина, не считая ветра, вместо тягучего мява, по временам доносящегося из Прудов рождения где-то под городом. А главное--Эмерик. То он пропадал целыми днями, а теперь сидит, держа руки на пульте управления, позволяя мне любоваться четким монетным профилем, высоким лбом, длинной белой шеей. У меня где-то валяется несколько портретов Эмерика, но всегда стесняюсь показывать их, всегда кажется, что творения далеки от совершенства.
   ­--А ну стой, злодей! Смотри сюда!--я указываю на экран. В углу карты мерцает красное пятнышко.
   ­--Замечательно, приборы засекли металл, но что-то его маловато для города. Весело будет, если это готовые излучатели нтхла...
   Эмерик, включив маскирующее защитное поле, выравнивает курс и подлетает по широкой дуге. Никаких признаков йхе-нтхла. Усадив капсулу на песок, выбирается первым. Я привычно ворчу, когда ноги по колено уходят в раскаленный песок, но прерываюсь на полуслове.
   Как такое может быть, мне кто-нибудь объяснит? Я не мантикорянин, у меня нет интуиции, так каким же образом умудрилась все нарисовать в точности? Вот же он, имперский корабль с аккуратно снятыми пушками. Металл, покрытый узором, Мудрый ворон на носу, оторванный стабилизатор и приоткрытый шлюз.
   Пока Эмерик деловито устанавливает радиопередатчик, по которому ктена найдут отмеченное место, я осматриваюсь, нет ли поблизости опасных существ. Все тихо, даже мелкой живности никакой.
   ­--Давай внутрь залезем,--предлагаю я.
   ­--Давай, пока кошастых ждем. Ничего живого я здесь не чувствую.
  
   Ничего живого здесь быть не может. Толстый слой песка, набившийся в корабль, не потревожен ни одной цепочкой следов. Из единственного жилого помещения повытаскивали все ценное, оставив только пустые стены. Все оборудование, какое было, пришло в негодность. Я несколько раз тыкаю пальцем в приборную доску, и обзорные экраны на мгновение оживают, показав корабль, каким он был почти четыреста лет назад. Приятный женский голос произносит: "Добро пожаловать на борт "Имперской Леди". Корабль принадлежит флотилии Ортарай, четвертой планеты Уллмарской Империи. Просим занять места....". Голос обрывается, экраны угасают навечно.
   Думаю, я бы удивилась, будь это другой корабль, а не "Леди".
   --Странно, что они вообще включились. Смотри, что я нашел.
   Эмерик протягивает мне трехмерное фото в тонкой проволочной рамке, в узоры которой набился песок. Сейчас таких не плетут.
   Их запечатлели на аудиенции у императора. Несколько уллмариков, арбантов и шима в парадных одеяниях заняты кто чем. Император в золотой мантии дружески жмет когтистую лапу какому-то шима. Императрица что-то втолковывает стайке разномастно одетых личностей, из которых я распознаю только Этериана Виспери, уже без повязки, с восстановленным глазом. Растрепанный, довольно симпатичный для тех времен Июмир с небрежно подоткнутым за пояс церемониальным шлейфом нежно поглядывает на уллмарку, которая может быть только Этельредой. Я вывожу двухкратное увеличение на защитных очках, совмещающих в себе множество функций--хочется рассмотреть объект восхищения всех сознательных уллмари. К сожалению, в легендах не сказано ни слова о красоте Защитницы, но она прекрасна. Острый тонкий нос, не очень большие глаза, упрямо поджатые губы, черные волосы в крупную волну, прихваченные резным гребнем, кожа более яркая, чем у ныне живущих на Уллмаре... Как это отличается от красоток тех времен, с огромными беззащитными глазищами и ртом, маленьким, как цветочный бутон...
   А вот этот тип в приглушенно-алом, подносящий ко рту хрустальный кубок? Неужели Рэнцэ Миваку? А то кто же... Волосы стянуты на затылке серебристой заколкой, крупный нос хищно загнут, тонкие губы растянуты в холодной улыбке, серые прозрачные глаза смотрят куда-то сквозь всех. А еще у него, оказывается, красивые руки с тонкими пальцами.
   --Можно глянуть? Тоже интересно.--напоминает о себе Эмерик, и я с облегчением передаю фото ему, а сама выхожу из корабля, усаживаясь на песок. В голове поселилось чистое и прозрачное молчание пустыни.
   Через какое-то время Эмерик падает рядом, безмолвно положив голову мне на колени. Так мы сидим, не чувствуя обжигающего солнца, пока из-за причудливых песчаных дюн не показываются ктена верхом на многоногих машинах с клешнями и ходячих платформах со сложной системой креплений. Ктена-ученые с намалеванными на одежде глазами осматривают корабль, приходят к выводу, что металл пригоден для излучателей. Ультразвуковые резаки справляются с обшивкой, после чего машины клешнями грузят куски металла на платформу.
   Спрятавшись за капсулой, я смотрю на острые вершины города, едва показывающиеся из-за горизонта. Не могу смотреть, как "Имперскую Леди", спасшуюся от мафре и прождавшую в песках почти четыреста лет, раздирают на части. Страшно подумать, что этот корабль означает для уллмари...
   Ничего он не значит, в самом деле.
   Когда Эмерик садится рядом, я отворачиваюсь, закрывая лицо шарфом, и пытаюсь убежать, но проваливаюсь в песок. И тогда Эмерик поднимает меня и на руках заносит в капсулу.
  
   Весь обратный путь, когда я, успокоившись и отпившись водой, сижу за штурвалом капсулы, мантикорянин переводит взгляд с меня на изображение Этельреды и обратно.
   ­--Сравниваешь?­--не выдерживаю я.
   --Было бы тут с кем сравнивать, ни одна уллмарка с тобой не сравнится. Даже героическая.
   И вот что с таким делать? Не скандалить же.
  
   Тем более, ксантри довольна проделанной работой, не рычит уже совсем, благосклонно выслушивает ктена, отчитывающихся за доставку металла, беседует с учеными. Но когда Эмерик рассказывает, где мы взяли все это, ксантри крепко задумывается и велит подождать, покуда все разойдутся. И только тогда ксантри задумчиво высказывается:
   -­-Удивительное совпадение, когда представитель того же народа, с той же благородной целью--помощи ктена, находит то, что принадлежало Белому Демону.
   Переводное устройство на ухе приятным голосом произносит "Белому Демону", но от ксантри я слышу "Имсируваар".
   То, что я раньше слышала от кошкоподобного существа--без сомнения, ктена--давно, вечность назад, на родной Уллмаре.
   Это же я и доношу до ксантри, заодно уточняя, откуда бы там взялся кошастый.
   --Галлюцинация,--заявляет ксантри,­--со всяким бывает. Даже у народов со слабо развитой интуицией и отсутствующей телепатией. Восприимчивость... А теперь я посмотрю на тебя...
   Ксантри минуты две созерцает меня фасеточными глазами, в которых пробегают зеленые искорки.
   ­--А теперь ты, высокий, подойди тоже,--ксантри протягивает лапу Эмерику,---И дай мне то, что ты прячешь.
   Эмерик безропотно отдает фото. Ксантри фыркает, как обиженная кошка.
   --От самого первого ксантри мы записываем свои воспоминания для тех, кто последует за нами. И любой из нас, отвечающих за остальных ктена, может обратиться к памяти всех ксантри, начиная от становления нашего народа. Я обращусь, а вы ждите.
   Ксантри уходит в потайную дверь. Едва мы пытаемся сунуться туда же, охранники заступают нам путь. Тогда мы отходим рассматривать барельефы, и Эмерик посвящает меня в тонкости истории ктена. Время пролетает незаметно, и отвлекает нас только рев ксантри:
   --Наемники, подойти ко мне!
   Мы подчиняемся, и ксантри разговаривает уже нормальным голосом.
   --Я осмотрела наемницу астральным зрением. Так вот, картина почти совпадает с... Белым Демоном. Небольшое изменение и должно быть, ведь поменялись цели, деяния, стремления и сама жизнь. Но Белый Демон вернулась тогда, когда и нужна была...
   --Ничего не понимаю, переводное устройство бессильно.--заявляю я.
   ­--Прямое воплощение Белого Демона стоит перед нами.--и ксантри по-свойски протягивает мне белую перчатку с характерными шипами.--Надевай, что стоишь.
   Я растерянно принимаю перчатку--не из металлоткани даже, а из прочного пластика, усиленного, похоже, слоями сверхсплава. Белую, с серебристыми полосами, повторяющими узор древней хитиновой брони. Конечно, я верю в воплощения, но чтобы так... Я, какой-то уллмарский оборванец, неплохой, но не гениальный художник, успокоительница с некоторых пор, никак не могу быть воплощением Этельреды Тарамоку. Я даже не смогу быть капитаном истребителя, по зрению не дотягиваю. А вдруг? Хотя силы духа мне не занимать.
   ­--А впрочем, чего не бывает во Вселенной,--спокойно говорю я, перешагнув предел удивляемости, и просовываю правую руку в перчатку, ощущая бархатистую ткань внутри.
   И все-таки она не сидит на мне идеально. В то время уллмарики были крупнее, а Этельреда--и вовсе огромного роста, так что перчатка мне длинновата в пальцах и широка в запястье, придется застежку потуже затянуть. "Не многовато ли ты, Юкина, на себя берешь?"--думаю я.
   --Наемник--из вашего народа,--продолжает ксантри,--но это НЕ Рожденный Тенью. Сейчас он занят тем, что умеет лучше всего.
   Я вопросительно смотрю на Эмерика. Тот ехидно улыбается:
   --Хочешь, я расскажу, что делал, пока прятался у шима?
   Что может делать историк, попавший на чужую планету? Конечно, лазить по развалинам. Тогда из-за магнитных бурь портал закрыли на неделю, и мантикорянин выдвинулся ночным рейсом. Все время перелета шимские руины упорно стояли у него перед глазами. Удивившись такому странному проявлению интуиции, Эмерик залез в галактическую сеть, разыскал снимки развалин разной степени сохранности, а также карту, на которой они были отмечены, и описания. Сразу же опознал храмовый комплекс семивековой давности, заброшенный и разграбленный сразу после революции. После восшествия Риогана, конечно, начали восстанавливать сооружения культа, но вот именно этот храмовый комплекс реставрировать не хватало средств, а сносить--совести. Так он и стоял, обрастая лианами, да изредка его посещали местные жители. В толстом слое пыли на полу Эмерик обнаружил только пустые бутылки. Все мало-мальски ценное давно растащили, оставив только изваяния в два человеческих роста высотой и неподъемные мраморные чаши. "Да уж, отсюда статуэтку не утащишь тетушке в коллекцию", подумал Эмерик, обводя стены лучом фонаря. Большая часть фресок сохранилась, и даже краски не потускнели, но кое-что безнадежно рассыпалось, открывая кирпичную кладку. В одном месте на стене был нацарапан текст уллмарской песни "Оатрен"--"Клятва". Эмерик не рассказывает мне всего, но я уверена, что воспоминания остановили его. Когда я еще на Уллмаре получила от него известия, что мантикорянин прячется у шима, то весь вечер слушала эту песню. Потому, что она нравилась нам. Нам, Эмерику и мне. Потому, что "теперь мы связаны клятвой". Снова и снова перечитывая текст песни, мантикорянин заметил кирпич, выступающий из стены, и, поддев его подобранным мраморным обломком, легко вытащил. В замаскированной нише мантикорянин обнаружил шкатулку с таким же снимком, который потом найдет на "Имперской леди", украшениями и оранжевым "лавовым" алмазом, обработанным в форме фокусирующего кристалла. Один из тех алмазов, которые заплатили за жизнь Этель и Июмира.
   ­--Вот, смотри.--Эмерик показывает мне странный оранжевый клинок,--рукоять сам нарастил, режущую кромку попросил, чтобы мастера сделали.
   Лезвие, прекрасно отшлифованное и ограненное, переливается оранжевыми искрами, резная рукоять, сделанная под кость, идеально лежит в руке.
   --Почему не вделал в лучемет?--интересуюсь я.
   --Упала? Там же разъем не подходит. И прозрачность по стандартам не та. И вообще, лучеметы на монокристаллах решают. А камешек хотелось себе оставить. Догадываешься, зачем?
   Понимаю, что тянуть время бесполезно, и спрашиваю в лоб:
   ­--Эмерик, так ты БЫЛ Рэнцэ Миваку?
   --Был,--упрямо наклоняет голову мантикорянин,--А это теперь что-то значит для тебя?
   --Нисколько,--говорю, не задумываясь.--Ведь ты--истинное счастье для меня, и я удивлялась, как заслужила такое. Неважно, кем ты был, главное, что сейчас ты Эмерик де Бранд с Мантикоры, самое совершенное создание во Вселенной, и я не оставлю тебя. Мы связаны клятвой!
   И, обхватив драгоценного мантикорянина и уткнувшись лицом в куртку, я второй раз за день принимаюсь реветь, а Эмерик ласково гладит меня по отросшим волосам. Кажется, он улыбается.
  
   Что меняется с этого момента в жизни? Да ничего. Перчатку стараюсь не надевать, ибо зачем мне она. Так и ношу в сумке, завернутую в шелк. Эмерик думает, что зря я ее таскаю, все-таки сверхсплав, тяжелая. Ждем дальнейших распоряжений от ксантри, но она пока молчит. Разве что один раз, уже после того, призвала и расспросила, как мы докатились до жизни такой. Не знаю, почему, но мы выложили все, и про Рёксву-подлеца, и про леди Ирдрин, которую надо было срочно спасать, и как Эмерик пристроил меня в хорошие руки, то есть в гильдию наемников, как сам удрал из дома... Попробуй от ксантри что-нибудь утаить, с телепатией и астральным зрением.
   Единственное, что она не может--дозваться до существ, не обладающих телепатией. Но все-таки нескольких безответных ктена созвать удается. На них страшно смотреть: шерсть свалялась, от одежды остались одни лохмотья, и лишь немногие из них могут стоять на задних лапах. У всех--ошейники с именем и адресом. Суур-Нара мы узнаем сразу, он выглядит явно приличнее, шерсть вычесана от колючек. Весь этот зверинец вылизывается, лакает воду из фляжек и не обращает внимания ни на ксантри, на охранников. Ксантри едва слышно рычит сквозь зубы--не ожидала от нее звериных повадок--и на ктена это прекрасно действует. Вся оборванная компания замирает, вытягивается не хуже охранников, всем своим видом показывая, что готова слушать. Ксантри долго объясняет им, почему они должны помогать наемникам и в чем эта помощь заключается.
  
   Все-таки, они не такие уж и пропащие. Например, безответные истребляют псов-нтхла, это жестокая, но необходимая мера--отличный нюх, умение выслеживать живых существ и способности, вложенные нтхла, делают их опасными противниками. Не скрою, мы с Эмериком успокоили несколько тварей, их даже не было жалко--не животные, не разумные существа, а изуродованные чудовища, управляемые йхе-нтхла. Тем более, нас наняли, чтобы защищать пушистиков.
   А еще из безответных получились отменные разведчики.
   Тот же Суур-Нар, оббегав пустыню вокруг города, заметил несколько хорошо укрепившихся отрядов йхе-нтхла. На карте, конечно, показать не в состоянии, но подробно описать местонахождение каждого может. Так что мы с Эмериком, взяв по пять кошастых, выдвигаемся к двум ближайшим отрядам. Мы должны провести разведку и доложиться лично ксантри, которой нет никакого дела до наших намеков про "перебить всех нтхла незаметно". Эмерик только хмыкает: "Опять заставляют заниматься не тем, что мы умеем, загнать бы сюда двух-трех Боевых Призраков", но все-таки выдвигается на запад, сопровождаемый оборванными ктена. Голубой песок заметает его следы, а ктена, кажется, и вовсе следов не оставляют...
   Нтхла обвели свой лагерь вихрем взметнувшегося песка, который неизвестно как удерживается в постоянном движении. Протянув руку к песчаной стене, я сразу же отдергиваю, окунув пальцы в пронизывающий холод. Неплохая защита от пустынного зверья, но не более того. Ктена преодолевают стену без затруднений, разве что начинают выкусывать льдинки из шерсти. Я несколько секунд пытаюсь отдышаться, единственная связная мысль "Эмерик бы этой защиты и не почувствовал".
   Нажав маленькую кнопку на очках, запускаю режим камеры и старательно осматриваю укрепление. Штук семь, чтобы не соврать, излучателей почти собрано--такую конструкцию, один раз увидев, ни с чем не спутаешь. С полсотни йхе-нтхла. Десятка два других строений. Какие-то орудия, подобие ктенийских передвижных кислотных пушек, надо бы рассмотреть получше. И ни один йхе-нтхла не останавливает взгляда на нас. Кроме...какого-то странного существа. Точно так же оно передвигается по воздуху в двух футах от земли, точно так же обвито щупальцами, но гораздо больше напоминает человеческую фигуру. И оно видит меня. Когда оно подлетает, я застываю на месте. Как во сне, не могу двинуться. Почти не замечаю, как ноги увязают в песке.
   Когда-то это был уллмарик. Ужасно исхудавший, с обесцвеченной кожей, под которой проросли щупальца, кое-где прорвавшие кожу и свисающие до земли. Парадный имперский мундир выглядит так, будто его трепали дикие звери. Существо уже невозможно спасти--его собственные глаза аккуратно забинтованы, а в центре лба сверкает красный глаз йхе-нтхла. На лице нарисованы две вертикальных полосы, а тощая косица когда-то была белой.
   ­--Я буду говорить.­--голосом, лишенным интонаций, произносит существо на приличном уллмарском.--Как Этельреда нашла меня?
   Перед глазами разворачивается храм с высоченными сводами, многочисленное семейство Наганори на заднем плане, все с родовой росписью на лицах, черноволосых Тарамоку несколько штук присутствует, даже излечившийся Кинтаро. Июмир, улыбающийся до ушей, держит меня за руку. Священник-арбант, на которого я смотрю снизу вверх, кажется, стоя на коленях, проводит мне по щекам большими пальцами, рисуя вертикальные полосы. "А теперь поднимись, Этельреда Наганори"
   Императорский дворец. Император в золотой мантии приказывает взять под стражу... меня? И Июмира. За предательство. И только императрица вступается за нас.
   И вот теперь через четыреста лет Июмир стоит передо мной, превращенный в чудовище.
   ­--Где тебя носило, трус? Предатель!--я сама не замечаю, что говорю,--Знаешь, что произошло с Уллмаррой? Нашелся подлец, изгнавший императорскую семью, утопивший теплую живую землю в крови! Почему ты, изменившись, не смог помешать ему?
   --Шпионмастер сделал то, что должен был. Сделка же с йхе-нтхла в обмен на долгую жизнь--наше личное дело. Этельреда нужна нам. Готова ли Имперская Леди вернуться во славу Уллмарры?
   На иссохшем запястье еле держится потемневший серебряный браслет, украшенный тончайшей гравировкой. Пытаясь прочитать надпись, я едва замечаю, как щупальца обвиваются вокруг запястий.
   Я пытаюсь отпрыгнуть назад, но только падаю на спину--ноги прочно увязли в песке. Чудовище, нисколько не похожее на легендарного шпионмастера, захлестывает меня скользкими щупальцами и поднимает над землей. Бедный Эмерик, будет страдать, что меня не уберег.
   --Эмерик!--кричу я во весь голос.
   Выхватив ампулу с ядом против нтхла, я вгоняю ее в белесую шею. Щупальца слабеют, и я приземляюсь на песок.
   --Эмерик,--повторяю я и добавляю:--Рэнцэ.
   Существо падает, поднимается снова. Теперь оно стоит на песке и возвышается надо мной на пол-головы. Глаз на лбу закатился и погас. Существо, бывшее Июмиром, срывает бинты с глаз.
   ­--Слишком поздно. Оно уже не умрет. Оно спит. Говори, Этель... --он рассматривает меня,--Стой, ты не Этельреда, кто ты?
   --Я Юкина Тэй, прямое воплощение Этельреды Тарамоку,--спокойно отвечаю я.--Культ Всехранителя не отрицает воплощений.
   --Всехранитель... сколько же времени прошло...--Июмир приходит в замешательство.
   --Примерно четыреста стандартных лет. За это время много чего произошло. В том числе и падение императорского дома, и лишь недавно новый император вернул себе трон.
   --Как много... а я уже и не замечаю себя... только сейчас, когда оно спит. Обманули... я хотел продлить жизнь...нам. Мы вместе...вечно...что может быть прекраснее...они обещали. Спящий нхтла не причинит вреда... вот, я принял его в себя...
   Существо растягивает иссохшие губы в подобии улыбки.
   --Йхе-нтхла действительно могут продлить жизнь?--интересуюсь я, отводя взгляд от браслета.
   --Могут...у них есть устройство... возвращает в состояние, в каком нтхла был несколько лет назад... разум остается...тело меняется... я пользовался...поэтому еще здесь...
   --Почему ты не вернул себя таким, какой ты был до нхтла?
   ­--На шесть лет только вернуть может... нтхла спящий просыпается долго... и однажды бы он все равно проснулся...
   Удивительно, как благородны в то время были уллмари, куда нам до них...
   --То есть ты хотел навечно остаться с Этельредой?
   --Этельреда... поранила ногу, но спящий нтхла не прижился к ней, и во время перевязки личинку нтхла вычистили из раны. А потом я стал меняться и бежал...так далеко и так долго... я уже не помню, кто я и... стоило ли оно того...я не знаю, жив или уже нет. Меня уже не спасти... если кто сможет... Маленькая уллмари...ты не Этель...но...освободи меня...
   Едва я прицеливаюсь чуть выше бледно-голубых глаз, как стебли опутывают меня, пытаясь прорвать защитный костюм.
   ­--Я держу его,--шипит Июмир,--а ты освободи меня...не сейчас. БЕГИ.
   Я срываюсь с места и пересекаю стену на полсекунды раньше, чем стебли бы пробрались под маску. Собрав с себя заледеневшие отростки, осматриваюсь в поисках ктена. Они появляются из пелены взметнувшегося песка один за другим.
   --Выдвигаемся обратно. Я увидела все, что нужно было. Докладываемся ксантри и к следующему.
   Мое счастье, что йхе-нтхла не стали нас преследовать, и что ни одного опасного животного не попадается на пути. Вряд ли я в состоянии держать оборону, да и иду, ориентируясь по следам ктена в песке, голова другим занята. Июмир, который сделал все для Этельреды. Любил бы он Защитницу так же, если бы она превратилась в чудовище? Думаю, да. И она тоже. Для нее бы Июмир всегда был прекрасным и отважным уллмари. Не вспомни я о Рэнцэ Воплощенном, тоже бы стала чудовищем. Так что Эмерик меня спас. А что я могу сделать для него? Только сопровождать его в нелегкой наемничьей жизни... Уже добравшись до города, я понимаю, что не смогу даже мысленно называть Июмиром это ужасное и глубоко несчастное создание, больше йхе-нтхла, чем уллмарика. Нтхлаймир. Пусть так.
  
   Вместо обители ксантри я отправляюсь в дом, доставшийся нам с Эмериком, неплохо бы попить и отдохнуть, пустыня может добить кого угодно. Да и поразмыслить не мешало бы...
   Развалившись на подушках, мантикорянин не спеша потягивает свежее молоко, при этом выглядит возмутительно довольным жизнью.
   ­--Юкина, а я портал нашел!
   Я устало опираюсь на стену, стаскиваю очки и капюшон. Эмерик подает мне красивую керамическую кружку с холодным молоком. После нескольких глотков в голове проясняется.
   --Я тоже нашла что-то интересное. Кстати...--поворачиваюсь и смотрю ему в глаза, для чего приходится сильно задрать голову,--тебе не обидно, что я выбрала Уллмарского Плута... ну тогда, раньше... Что не тебя?
   Эмерик смотрит удивленно, потом начинает непочтительно ржать. До слез.
   --Ничего страшного, я бы тоже не доверял скользкому типу, задумавшему меня убить. Главное, что ты сейчас выбрала меня. А с какой целью спрашиваешь?
   Усаживаясь поудобнее на подушке, подключаю очки к проектору, выбираю свежую запись. Эмерик не особо внимательно смотрит на излучатели и орудия на манер ктенийских. Нтхлаймир же интересует его куда больше. Уже в записи меня поражает не столько бесцветный голос существа, бывшего уллмари, сколько свой собственный, более жесткий, привыкший командовать. Как будто сама Этельреда говорила моим голосом.
   Эмерик неуловимо меняется. Откуда этот яростный блеск в его всегда спокойных глазах? Почему тонкие и изящные белые пальцы поглаживают рукоять клинка- "клятвы" в нарукавных ножнах?
   --Юкина, почему ты смотрела на него и...ничего не говорила?
   --Чудище гипнотизировало меня. Если бы я не вспомнила о тебе... словом, ты меня спасаешь даже тогда, когда ты далеко.
   --Вспомнила обо мне, а не об этом уллмарском подлеце? Это радует.--лицо Эмерика проясняется--Пошли, покажемся ксантри? А хотя, ктена ей уже доложились, наверное.
   --Наверное. Признаться, мне сейчас не очень хочется видеть ксантри.
   На самом деле мне больше всего хочется упасть рядом, приподнявшись на локте, и задумчиво созерцать мраморно-белое лицо мантикорянина, спокойное и совершенное, словно изваяние древнего короля.
  
   Ксантри нет дела ни до оборонительных сооружений йхе-нтхла, ни до Рожденного Тенью, ставшего чудовищем. Больше всего ее интересует устройство, возвращающее в то состояние, в котором существо было шесть лет назад. Оказывается, ровно столько нужно для превращения ктена, пристрастившегося к пустынному корню, в безмолвное животное.
   Но что по-настоящему заставляет ксантри испустить торжествующий рык, так это запись Эмерика. Такие же укрепления, какие видела я, и нечто странное, высотой с дом. Телепорты, используемые в Конфедерации, выглядят совсем не так--легкая рамка или и вовсе окружность на полу. А тут--высокое и очень ажурное, преимущественно из стекла, какого-то неизвестного гибкого материала с блестящими вкраплениями и белесых щупалец, наверное, четыре йхе-нтхла удерживают портал.
   --Если ктена пойдут в наступление, об этом узнают сразу все йхе-нтхла, приготовятся к обороне и закроют портал.--ксантри ходит от стены к стене, не обращая внимания на ирианов под ногами.­--Связать их боем? Нет смысла. Остановить их раньше, чем портал закроется? Те, что за порталом, закроют его сами и уйдут во времени. НАЕМНИКИ? Что вы здесь делаете?
   --Ждем указаний, ксантри,--удивительно, я тоже могу не теряться от громопободного рева.
   --Тогда не мешайте мне думать, мы не за то вам платим.
   Эмерик заслоняет меня спиной и смотрит прямо в фасеточные глазищи ксантри:
   --Я требую уважения к тому, что мы делаем. Если мы такая обуза для вас, то вызываем корабль и забываем о ваших песках. Если же нет...
   Ксантри какое-то время стоит неподвижно, ведь никто не осмеливался с ней так говорить. Потом, тряхнув гривой, проходит к дальней стене еще раз, внимательно смотрит на нарисованного там первого ксантри, ведущего за собой цепочку кошастых, и поворачивается к нам, явно пытаясь что-то сказать. Но ктена-охранник, едва не наступив ей на хвост, залезает по стене и в спешке закрывает окна под потолком скользящими ставнями.
   --Как ты смеешь?--рычит ксантри.
   --Созывайте всех в город, песчаная буря приближается!
   Ксантри останавливается и напряженно вглядывается в пустоту, и ее телепатический зов, наверное, слышит каждый ктена.
  
   Я никогда в жизни не видела песчаной бури. В шторм попадали, и тогда летающему городу крепко досталось. Эмерик у себя на родине не раз видел бури, ломающие деревья или вырывающие их с корнем. Так что мы выходим за ворота, проталкиваясь мимо ктена, рвущихся под защиту городских стен, и удивленно оглядывающихся на нас. Некоторые даже стучат лапами по лбу, намекая на наши умственные способности.
   С самого горизонта с гипнотизирующей плавностью и очень быстро накатывается темно-синяя, почти черная стена, сжирающая застывшие волны песка и заслоняющая собой солнечный свет. Полную тишину, окутавшую пустыню перед бурей, сменяет приближающийся вой.
   Из ступора выводит неожиданно навалившаяся тяжесть, земля уходит из-под ног. Крепко приложившись локтем и плечом, я пытаюсь разглядеть, какой подлец осмелился поднять руку на Успокоителя. Оказывается, ктена в легкой броне из жучиных панцирей, прихватив зубами за загривок, пытается втащить меня в город. Еще один кошастый тем же манером тащит Эмерика--наверное, для этого низкорослому ктена пришлось подпрыгнуть. Вырвавшись, мы встаем на ноги и вбегаем в город. Ворота закрываются за нами, а через несколько минут со всех сторон обрушивается визгливый скрежещущий вой. Как бы плотно ни были пригнаны ворота, в незаметную щель у пола набивается песок.
  
   Наемник должен воспитать в себе терпение...читала, как же, и слышала не один раз. Но когда за стенами--непрекращающийся вой, миллион песчинок скрежещет о стены, а пыль, пробиваясь сквозь самые тонкие щели, оставляет длинные полосы на полу, трудно следовать правилам Гильдии. Как бы то ни было, я человек действия. Что нам с Эмериком стоило пройти через портал, если йхе-нтхла нас не распознают? И куда бы нас этот портал привел?
   Ксантри застает нас за очень интересным занятием--я разрисовываю потолок и слабо возражаю на те умные вещи, которые втолковывает мне Эмерик.
   --Ты и в самом деле уверен, что какой-то уллмари может спасти мир при помощи куска сверхсплава? Это просто абсурд.
   --Не в этом дело, ты меня не слушаешь. Дело в силе духа. И, конечно, в запасах ядов...
   --Ксантри, наверное, очень смешно будет, как мы выкручиваемся из всего этого. Одна перчатка и один клинок против бесчисленного воинства. Даже корабль--и тот разобрали.
   Ириан в блестящем ошейнике заходит, как к себе домой, устраивается на столе, который я давно расписала под морские глубины, и мяукает во весь голос.
   --Ну почему у них нормального оповещения нет?--ворчит Эмерик.
   --Это наши проблемы, что у нас нет телепатии.
  
   Впрочем, и без телепатии жизнь обещает быть интересной--топот и многоголосый мяв не смолкает ни на секунду, ктена спешно вооружаются кто чем, мрачные бойцы в броне из блестящих жучиных панцирей подтаскивают невиданные оборонительные орудия. У обители ктена стоит одиннадцать многоногих машин вроде тех, которые когда-то разбирали уллмарский корабль. А ведь они сделаны из частей корабля. Более того, похожи на излучатели йхе-нтхла, но щупальца заменены прозрачным пластиком и кристаллами непонятного происхождения. Сама ксантри выходит из обители в сопровождении десятка потрепанных ктена, ошейники которых выдают в них поедателей пустынного корня.
   --Мы не станем рисковать обычными ктена, которые могут попасть под влияние врага,--объявляет она.­-А вы, животные, сможете вернуть себе связную речь и ловкие лапы. Даже ириан с завязанными глазами справится с управлением...
   --Расскажите нам, как управлять этими штуками!--я начинаю подпрыгивать на месте от нетерпения,--Мы с Эмериком тоже справимся...
   Фасеточные глаза ксантри ничего не выражают, но из горла вырывается глухое ворчание.
   --Отряд поведу я лично. За остальных ктена отвечаю я, и никто иной, тем более не парочка оборванных наемников. Ваше дело--не дать им закрыть телепорт, для этого не нужны излучатели. Как не дать уйти нтхла--решайте сами. А вот стабилизатор пространства вы поставите обязательно.--ксантри протягивает Эмерику устройство, заключенное в плотный пластиковый корпус--Прямо сейчас! Так вы проберетесь незаметно. Атакующие силы ктена пойдут за вами. ВЫ ЕЩЕ ЗДЕСЬ?
   Я быстрым шагом направляюсь к дому, на ходу размышляя, что с собой взять. Парализующий яд будет в самый раз. А всех остальных--какой-нибудь дрянью поубойнее, вроде было...
   Насколько я понимаю, работать придется средь бела дня без прикрытия. Пальцы подрагивают, и я засовываю руки в карманы. Оглядываюсь снизу вверх на Эмерика, и его спокойное бледное лицо растягивается в улыбке убивца, а в глазах появляется знакомый блеск:
   --Юкина, хочешь примерить на себя судьбу бомбометателя? Предлагаю их хорошенько присыпать. Не все же работу штурмовика выполнять!
  
   Ничего эпичнее я в своей жизни не видела! Когда мы обороняли город, и то не было такого огромного количества йхе-нтхла. Как будто они здесь объявились со всех планет и всех времен, где когда-либо бывали. Тысяча лучей раскаленными иглами втыкается в небо, расцвечивая его невообразимыми цветами. Достав из сумки перчатку Этельреды, нацепляю ее поверх защитного костюма. Дрожь внутри как будто растворяется, от кончиков пальцев поднимается безмятежное спокойствие белого уллмарского неба. Я чувствую в себе достаточно сил, чтобы сесть за штурвал, да только рулить капсулой не умею...
   --Стекло затемняю, включаю защитное поле и вместе с ним отражающее,--докладывает Эмерик.­--Сначала портал, потом все остальное.
   --А мне ты зачем это рассказываешь?--мрачнею я.
   --Боишься? Ну и зря, мы столько раз из любых ситуаций выкручивались... Если верить моей расовой способности, гильдийские воскрешатели нам не понадобятся.
   Среди кипящего белесого моря и бьющих в небо лучей портал чернеет, как скала. Такое сооружение ни с чем не спутаешь--остов из стекла, полированного металла и неизвестного гибкого материала, переплетенный щупальцами йхе-нтхла. Если в записи, которую приносил Эмерик, портал держали от силы четверо, то здесь их штук восемь.
   Заряжаю игломет ампулами парализующего яда. Эмерик делает круг и снижается к порталу.
   --Веселей, головорезы, бывали и пострашней в нашей жизни бои!--едва заметно улыбается мантикорянин. Не сразу вспоминаю, что это фраза из фильма "Темное пламя", который мы вечность назад смотрели на Улмарре.
   --Имсируваар!--ору я, рискованно высунувшись из капсулы и стреляю по щупальцам.
   Кто-нибудь пробовал в движении стрелять прицельно, еще и попадать между переплетениями металлических балок? Мне это удается с переменным успехом. Выпученные алые глаза мутнеют и закатываются.
   Капсула спускается по спирали, и пока я добираю последних йхе-нтхла, которые не могут отделиться от портала, Эмерик избавляется от тех, что кинулись на защиту, и устанавливает стабилизатор у основания портала. Мы успеваем забраться в капсулу
   раньше, чем полусотня стеблей бы оплела и сожрала нас.
   --А вот сейчас будет весело!--заявляет Эмерик, поднимая капсулу в воздух и низко пролетая над сплошным белесым слоем извивающихся тел. Единственное, о чем мы сожалеем, метая газовые гранаты, это о том, что у мы не рагнарцы о четырех руках.
   Небо пронзает одиннадцать лучей такого ослепительно-чистого света, что и защитные очки не помогают, в глазах долго стоят темные пятна.
   А между тем зрелище достойно эпического полотна во всю стену... только я из подручных материалов таких красок не наделаю. Излучатели нтхла угасают один за другим, а в живом море начинается явный шторм. Забыв о прыжках во времени, йхе-нтхла обстреливают друг друга, пытаются задушить или, обволакивая, сожрать, волной накатываясь на волну. Подтянувшиеся ктена разбираются с теми, кто недостаточно быстр. Орудия ктена появляются то тут, то там, словно лодки в тумане. И одиннадцать излучателей, как огромные корабли, пересекают бушующее море.
   Когда не остается ни одного йхе-нтхла--уцелевшие ускользают сквозь время--и песок перестает впитывать черную слизь, ктена выстраиваются перед порталом. Ксантри высовывается из-за лобовой брони своей машины, внимательно осматривается, замечает установленный Эмериком стабилизатор пространства.
   --НАЕМНИКИ! Наконец-то хорошая работа. Если бы не вы, нам бы пришлось гораздо труднее. Теперь осталось самое сложное. В телепорт! Вернетесь живыми--мы пойдем сразу за вами. Почему вы еще здесь?
   Эмерик берет меня за руку.
   --Не бойся, я ведь не боюсь. Пошли, пока они не опомнились. Только глаза не закрывай, а то знаю я тебя...
   Что может быть...на той стороне? Ледяная пустыня, глубокий океан, безвоздушное пространство? Перевожу взгляд на Эмерика--он, как всегда, спокоен--потом на перчатку Этельреды.
   --Не буду. Пойдем уже, нам за это платят...
   Прежде чем шагнуть в неизвестность, мы предусмотрительно одеваем защитные маски.
   Ни один ктена так и не возвращался в города ктровани, и они остались пустыми и заброшенными, становясь логовом для диких зверей...
   --Не, ну его, этот дальний предел, лучше сюда экспедицию снарядим. Я бы полазил...
   Эмерик с интересом осматривается. Полуосыпавшиеся здания из бетона, с пустыми проемами окон, груды каменных осколков. Нижние этажи занесены песком, сквозь блестящее, как полированный мрамор, дорожное покрытие пробивается чахлый кустарник. В трещинах стен шуршат пауки и разная прочая живность. На огромном рекламном щите, выцветшем до нечитаемости, человекообразный ктровани потягивает какую-то дрянь из высокого стакана. Коконы и непонятные механизмы йхе-нтхла расставлены в уцелевших зданиях, кое-где оплетенных белесыми нитями. И ни одного йхе-нтхла... Только едва заметное мелькание в окне. Может, ящерица, а может, и нет.
   Протяжный царапающий скрип доносится откуда-то справа, из прохода между домами. Мы с Эмериком, прикрывая друг друга, проскакиваем под осыпающейся стеной.
   На проржавевшей насквозь детской карусели, скорчившись, сидит существо размером крупнее ктена. На тощую спину падает грязная косица. Оно оборачивается, сверкнув красным глазом во лбу, и растворяется в воздухе прежде, чем Эмерик успевает выстрелить.
   В следующий раз оно показывается высоко над нами, вцепившись руками в проржавевшую балку, вывернутую из стены давним взрывом, и исчезает снова.
   --Пошли, --говорю, --ктена докладываться. Я не нанималась за всякими по развалинам бегать.
   --А в спину не получим?--уточняет Эмерик.--Кто знает, что у него на уме.
   Он то и дело выставляет на очках максимальное приближение, заглядывая в каждую трещину, но существо так и не появляется. Или не позволяет себя обнаружить.
   Зато удается найти нечто другое. На месте обвалившейся стены дома, защищенный с трех сторон, тусклым светом отливает еще один телепорт.
   И надо же мне сунуть туда голову...
   Вот такие же джунгли с красноватыми деревьями я часто видела на снимках. И город, когда-то паривший в небе, с домами в виде лучистых кристаллов, сейчас разбитых и опутанных лианами. Лианами и белесыми нитями--теперь там поселились йхе-нтхла. В непонятных и уродливых сооружениях йхе-нтхла еще угадываются обломки мраморных фонтанов и стеклянных светильников, стянутые щупальцами по известной им одним логике.
   А потом меня хватают поперек тела, как котенка, и вытаскивают из красноватого полумрака. Глаза начинают слезиться от света и я снова затемняю очки до отказа.
   Эмерик внимательно смотрит на меня.
   ­--Юкина, что с тобой? Что видела?
   --Уллмару,--отвечаю я.-- Ульрион, упавший город.
   Эмерик молча присаживается на кусок дорожного покрытия, вывороченный из земли, сосредоточенно что-то ищет в рюкзаке, и чуть ли не со дна извлекает матовый шар без единого углубления. Пробежав длинными пальцами по его поверхности, забрасывает в портал.
   Дальнейшее я не могу осознать. Кажется, нависающие стены полуразрушенных домов, оранжевое небо над головой и песок под ногами пытаются втянуться внутрь портала, который сжимается и через вечность превращается в точку, а потом исчезает вовсе. Сквозь раму из обломков и щупалец мы видим только проломленную стену. Эмерик едва успевает меня оттащить, когда нтхла разжимают хватку, и то, что было телепортом, с грохотом обрушивается.
   --Эмерик, что это вообще было?--ору я, уши все-таки заложило.
   --Межпространственная бомба, Сильвия дала. Сказала, пригодится. А сейчас будет весело.
   Не знаю, сколько йхе-нтхла открывало телепорт, но явно меньше. И их число не должно возрастать каждую секунду. Откуда берутся? Почему исчезают и появляются снова? Отпрыгивают во времени на секунду назад?
   Вспышка голубого света отражается от стен и блестящих шипов на перчатке Этельреды. Нтхла нападают друг на друга и исчезают, пространство вокруг них будто схлопывается и выравнивается снова. Я не знаю, как это описать, тем более, не знаю, в чем смысл. Если они отпрыгивали во времени, то здесь и сейчас нападали сами на себя?
   Излучатель ктена останавливается, голубой свет угасает, и из-за лобовой брони показывается довольная кошачья морда.
   --Наемники хорошие, охотник помочь. Охотник ловкий!
   --Суур-Нар, как ты вовремя!--облегченно выдыхаю я, хотя только что прощалась с жизнью.--Зови остальных, здесь все чисто.
   Суур-Нар выбирается из телепорта, потом заходит обратно во главе колонны машин, всех одиннадцати, в том числе и той, на которой восседает ктена.
   --Наемники, вы справились.--кричит она.--Дальше--наша работа.
   --Нет, нам интересно посмотреть,--возражаю я.--И тут где-то скрывается Нтхлаймир. Боюсь, он вдвое опаснее йхе-нтхла.
  
   Безответные ктена под началом ксантри заходят в дома, осматриваются, вытаскивают мало-мальски ценные предметы, освобождают пленных ктена из коконов. При помощи машин достают через проломленную стену необычный механизм с круглой площадкой, на которую может встать существо размером намного крупнее ктена. Это одно из немногих устройств йхе-нтхла, не стянутое щупальцами. Ктена внимательно осматривает его.
   --Вот то, что нам нужно. Устройство, делающее живое существо таким, каким оно было шесть лет назад. Есть желающие испробовать? Кто хочет вернуть себе ловкость лап и связность речи? Кто отказывается от унизительного ошейника?
   --Я рискну,--заявляет Суур-Нар и встает на площадку.
   Ксантри поворачивает неприметный рычаг, Суур-Нара окутывает сгусток непроглядной темноты, ощутимо несет мокрой шерстью.
   --Премного благодарен за спасение моей жизни. Могу я вернуться к делам мирским, или же потребуется моя помощь?
   Суур-Нар ловко спрыгивает на песок. Теперь у него нет никакого желания опуститься на четыре лапы. Ктена молча разрывает его ошейник надвое.
   Остальные безответные выстраиваются в очередь, но замечают движение. Двое ктена, взобравшись по стене, сбрасывают и связывают тощее белобрысое существо. Нтхлаймира, кому же еще там быть. "Освободите меня"--шипит он, но ктена держат крепко.
   Следующие несколько дней мы с особой жестокостью убиваем время, и вообще ситуация непонятная. Задание выполнили, угрозу йхе-нтхла отвели, а ксантри почему-то не хочет нас отпускать. Еще и самый настоящий ливень хлещет несколько дней не переставая. В каком-то смысле нам повезло--дожди в пустыне бывают раз в год.
   Как только тучи рассеиваются, мы с радостью выходим прогуляться по городу и за его пределы.
   вода еще отливает голубоватой песчаной мутью и напоминает дымчатый драгоценный камень. И пустыня расцвела, превзойдя даже летающие сады Уллмары, которые всегда имели четкую границу, один шаг за край--и упадешь вниз, в прозрачную бездну, как когда-то упал город Ульрион. Пустыня же переливается волнами алого, зеленого, пурпурного и оранжевого, переходя в оранжевое небо с белыми облаками. С утра и до вечера мы с Эмериком не выключаем режим записи на очках. Замечаем и мелкие растения с толстыми блестящими листьями и темно-синими цветами, склонившимися под собственной тяжестью, и дымчато-серого пустынного кота, лакающего из ручья, и жука с яркими пятнами на спинке, сидящего на обветренном камне. И никто нас не беспокоит...
   Но стоит прийти домой, как кто-то откидывает занавесь, закрывающую вход.
   --Заходи, не прячься, --кричит Эмерик, и в комнату заходит пятнистый ктена, прямой и гордый, ловко стоящий на задних лапах. Его короткая охотничья одежда идеально вычищена и обшита костяными бусами, шерсть лоснится, а лицо определенно стало шире.
   --Суур-Нар?--удивляюсь я.--Тебя и не узнать.
   --А то!--довольно скалится ктена.--Никогда не чувствовал себя лучше. И хочу выразить признательность за всех нас, кто теперь не превратится в животное.
   --Неважно, вы и сами хорошо себя показали... садись с нами, рассказывай.
  
   Суур-Нар садится на край стола, поджав лапы, и повествует о том, что случилось в городе ктена, а особенно в обители ксантри. Все безответные ктена исцелились. Нтхаймиром занимаются ученые и жрецы. Ученые--понятно, а жрецы чем могут помочь? Этого даже Суур-Нар не знает, ему неинтересно, а жрецам вообще не доверяет.
   На прощание он дарит нам по вязаной сумке с очень выразительно изображенными очертаниями ктенийского города на фоне оранжевого неба. На стол Суур-Нар кладет аккуратно увязанный пучок пустынного корня.
   --Забирайте, мне они уже не нужны. А вот вам могут понадобиться.
   В ушах шелестит: "Освободи меня...не сейчас...оно просыпается".
   В тот же день я долго варю корни, и сухой, пыльный запах пропитывает занавеси в доме, а Эмерик прячется в дальней комнате и ворчит на мантикорянском. Позже ворчание сменяется песней "Клятва", кажется, в вольном переводе на мантикорянский. Но я сняла переводное устройство--разболелась мочка уха--и ничего не могу разобрать.
  
  
  
   --Звали, ксантри? Наемники прибыли.
   Ксантри читает книгу, напечатанную на тонкой ткани и делает вид, что не замечает нашего присутствия. Наконец она поднимает фасеточные глаза. Перчатка Этельреды--теперь я ее почти не снимаю--вызывает недовольное подергивание ушей. Фляга с "напитком милосердия" лежит у Эмерика в рюкзаке, но пыльный запах прочно въелся в одежду.
  
   --Мы допросили то существо, которое было Тенерожденного, узнали многое о йхе-нтхла, об их способности продлевать жизнь. А теперь это существо страдает, в нем почти ничего не осталось от Тенерожденного. Оно бормочет на непонятном языке--не вашем, мы бы его поняли. Оно требует свободы, но когда мы открываем клетку, не делает попыток уйти. Больше я не могу заглянуть в его разум, видя только пустоту. Даже если оно имеет в виду освободить...по-другому, то с ним трудно справиться. Оно исчезает, когда бойцы-ктена пытаются выстрелить, и появляется вновь. То же и с любыми ядами против йхе-нтхла. К тому же шесть ктена не могут парализовать его усилием воли, да и я уже не могу.
   --А от нас-то чего хотите?--не выдерживает Эмерик.
   --Он требует Белого Демона. К тому же вам платят за то, чтобы убрать неугодных,--ксантри принюхивается, смотрит на меня.
  
   Фасеточные глаза ничего не выражают, они напоминают тысячу драгоценных камней, ограненных и собранных вместе, древних, как пески пустыни, хранящих воспоминания о тех временах, когда только воздвиглись песчаные города. И я не могу отвести взгляда от этих глаз и мозаичного отражения двух головорезов.
   "И любой из нас, отвечающих за остальных ктена, может обратиться к памяти всех ксантри, начиная от становления нашего народа".
   --Прошу вас, позовите жрецов,--решаюсь я.
   Ксантри молча показывает мне на незаметный люк в полу, коротким мявом подзывает ирианов, и те окружают нас, как почетный эскорт. Когда Эмерик поднимает крышку, ксантри спрашивает:
   --Наемники, вы бы хотели взять себе ириана?
   --Это большая честь, но мы постоянно путешествуем и не сможем заботиться о нем,--вежливо отказывается Эмерик и спускается по неудобной веревочной лестнице.
   Я следую за ним и едва не падаю, но все-таки достигаю пола без особых повреждений. Ирианы спускаются по толстому канату. В полутемном помещении стоит просторная клетка, рядом восседают два охранника. При виде нас они вскидывают пушки, но замечают ирианов и уступают дорогу. Когда мантикорянин приказывает выйти, они повинуются.
   Нтхлаймир сидит, согнувшись и обхватив руками колени. Тонкие, когда-то очень ловкие пальцы не повреждены, а вот из костяшек пальцев растут щупальца, то обвивающие ноги, то беспокойно хватающиеся за прутья клетки. Рядом лежит опрокинутая миска с кусочками рыбы и вареного мяса.
   --Июмир!--зову я.
   Нтхлаймир поднимает голову и резко произносит несколько слов на арбанти. Конечно, для ктена это не более, чем бессвязное бормотание, но переводное устройство приятным, хотя и лишенным интонаций голосом произносит:
   --Ты пришла за мной? Прошу, освободи меня.
   Лицо его стало еще бледнее, глаза завязаны куском грубой ткани, и только свежие полосы на лице выглядят четкими. Наверное, это последняя связь Июмира с тем миром, что он знал раньше.
   Почему-то мне представляется, как Нтхлаймир опускает пальцы в темную пыль, проводит полосы родового рисунка--чтобы заслужить его, глава рода должен был показать себя перед арбантами, еще во времена Дзинарионы и становления Уллмарской Империи--и высохшие губы произносят: "Наганори!".
   Тем временем неслышно подходит ксантри в сопровождении двух ктена, от макушки до кончиков лап закутанных в белое, с белыми жезлами. Ксантри нажимает неприметную кнопку в стене, и прутья клетки уходят в пол. Эмерик наливает "напиток милосердия" в расписную чашу и подает мне.
   --Июмир, мы освободим тебя. Пей это, и станет легче.
   Я просто не могу подобрать подходящих слов. Даже не знаю, говорю на уллмари или на арбанти, который тоже неплохо знаю.
   --Этельреда? Я вижу за твоей спиной... Это Рэнцэ? А где остальные? Это сговор? Я тебе...уже не могу верить.
   Я бросаю взгляд на перчатку, тускло поблескивающую шипами, едва сдерживаюсь, чтобы не посмотреть на Эмерика.
   --Мы на Ктроване, Июмир, в песках. Здесь не может быть никого из наших. Вот это существо,--я показываю себе на лоб,--обманывает тебя. Это всего лишь ктена, и он поможет нам вернуться.
   --Да...оно обманывает... я многого не помню, даже если не вижу. Или вижу то, чего нет. Может, мне станет легче...
   Нтхлаймир вырывает чашу у меня из рук и осушает одним глотком. Его запястье, обтянутое обесцвеченной кожей, даже не белой, как бумага, и не серой, а блеклой, с выступающими жилами, как на руках атлета, оказывается на уровне моих глаз, и я даже могу разобрать остатки узора серебряном браслете, а вот надпись потемнела и затерлась.
   --Ты не Этельреда, но ты пришла спасти меня...снова. Оно спит. Оно будет долго спать.
   Щупальца безвольно обвисают, глаз во лбу тускнеет, наполняясь чернотой. Нтхлаймир--или Июмир?--роняет чашу и срывает повязку с глаз.
   "Жди"--шепчет ксантри на ктенийском.
   --Теперь я вижу все, и никто меня не обманет.
   Существо удобно устраивается на полу, подогнув ноги, и смотрит мимо нас. Иногда оно принимается напевать древние песни, иногда рассказывает, что видит--озера, бескрайние леса, роняющие листву, море с маленькими лодками и белыми облаками, и иные, легкие и прозрачные сны, навеянные пустынным корнем.
   Это продолжается довольно долго, и все это время ксантри не сводит с него глаз. Потом отводит нас в сторону.
   --Наемники, я уверена, что вы правильно смешали напиток, а в том, что ваши яды хороши, нет сомнений. Он давно должен упасть. Может, йхе-нтхла сделал его неуязвимым ко всем ядам? Вы мне скажите, оставите его или успокоите...
   Эмерик вытаскивает алмазный клинок. Я едва заметно киваю и отворачиваюсь.
   Шпионмастер уходит бесшумно, ни слова, ни вздоха. Только стук падающего тела.
   Но этого хватает, чтобы стены, изгибаясь внутрь, начали падать. Что я точно слышу, это слова ксантри: "Жрецы, забирайте его, пока испуганная душа не отлетела. Наемник, не стой, подними ее, маленькую с шипами" и чувствую, как Эмерик подхватывает меня на руки. Остальное увиденное вызывает сомнения--помещение со звездной картой и светящимися колоннами, нераспознаваемые приспособления вдоль стен, штук шесть ктена, обступивших нас. Эмерик заносит меня почему-то в капсулу, забирается сам, а потом наступает окончательная тьма.
  
  
   --Да чтоб вас...За такое убивать надо!--ворчу я, пытаясь открыть глаза. С третьей попытки удается разглядеть больничный отсек Гильдии. Ощупываю рукава на предмет черных полумесяцев--таким помечают возрожденных наемников. Поднимаю глаза на Эмерика, который обеспокоенно сует мне под нос стеклянный флакон с едко пахнущей солью.
   --Эмерик, ну и как мы докатились до жизни такой?--спрашиваю я, вытирая слезящиеся глаза.--Кто нас убил?
   --Да мы сами кого угодно убьем,--улыбается Эмерик.--Пушистики сжалились. Представляешь, они нас телепортировали вместе с капсулой. Ты была без сознания. Хорошо, что ты у меня такая маленькая и легкая, как перышко. Иначе бы не унес.
   Да уж... без кораблей, без телепортов общепринятой конструкции, чуть ли не усилием воли. Потому "Имперская Леди" и осталась в песках. Проще было вернуть Этельреду с Июмиром в любой из уллмарских миров, чем починить корабль.
   ---Кто-нибудь, объясните мне физический смысл происходящего!
   --Да я и сам не понял, как. Надо бы осмотр пройти, после любого задания полагается, потом доложимся Хельме. Но перед тем я не откажусь от успокаивающих травок...
   --Умиротворяющих,--поправляет его неизвестно откуда появившаяся Керинай.--Успокаивающие--это у вас, убивцев.
   После чего гильдийские исцелители окружают нас, замеряя пульс, беря пробы крови и сканируя мозг. Ничего особенного не обнаруживают--спасибо Всехранителю за наши мелкие радости.
   И, конечно, сканирование мозга не может выявить то, что творится у меня в голове. Разве я нужна Эмерику? Убивица--посредственная, художница--бездарная, еще и ростом не вышла. До самой гильдии увязалась, как собачонка. Права Вейнара, он бы нашел более достойную, а не обузу ростом с кошку.
   Что я и говорю Эмерику, когда мы удаляемся на достаточное расстояние от больничного отсека, где запросто могут поставить голову на место глубоким гипнозом или вовсе счесть непригодной к служению в гильдии.
   --Юкина, тебе жизнь, что ли, легкой кажется,--удивляется он,--и ты хочешь ее усложнить? Ну с чего ты взяла? Я пока на Уллмаре не появился, вообще ни на кого смотреть не мог. Дуры дурами, ничего интересного в их жизни, и вообще скучно с ними. Это потом уже, когда зашел в Серебряный Зал, увидел несколько замечательных картин. Помнишь, с шима, летящими в закат, и с городом в морских глубинах. И мне очень захотелось посмотреть, что за интересная личность это создала. Спросил служителя, имя запомнил. А когда в галерее Эдерне тебя увидел...в общем, куда там той Этельреде. Да и насчет роста ты зря страдаешь--драгоценные камни большими не бывают, иначе это стекляшка. К тому же на руках удобнее носить...
  
   Что бы ни говорил Эмерик, через несколько дней меня допекло. На самом деле допекло чувствовать себя бледной тенью Этельреды, а еще больше--дикое отвращение к себе, когда я чувствую себя слабой. Хочется превратиться в экспериментального гуманоидного робота с мертвыми глазами, неспособного что-либо чувствовать.
   После событий на Ктроване Эмерик часто заходит ко мне в комнату, и ему нет дела до того, что думают другие наемники. Потому, что я часто просыпаюсь в слезах, и не только я. Однажды, проснувшись, как от удара, я вбегаю в комнату Эмерика и слышу, как он всхлипывает во сне. Падая рядом, глажу его по голове.
   Так и просыпаемся рядом, я устала уже на него шипеть "Ты что, совсем не знаешь стыда"--еще бы, несколько раз он видит меня заплаканной и почти постоянно с торчащими со сна волосами. Я бы их отстригла полностью, но мантикорянин возражает.
   Не помогают даже фильмы. Казалось бы, новые серии "Темного пламени"--отличное средство для возвращения боевого духа, но я вижу, какая тоска в глазах у Эмерика. Да и мне тоже бывает не по себе, хотя я никогда не признаюсь в этом. Постоянно перед глазами иссохшее запястье Нтхлаймира с полустертым серебряным браслетом. Иногда я слышу стук падающего тела.
   Через две недели я кладу изящную белую перчатку с узором, напоминающим хитиновую броню, в уничтожитель материи. Но прежде чем захлопнуть крышку и нажать кнопку, которая бы распылила пластик и сверхсплав на атомы, замечаю очень знакомую витую рукоять. Ту, которую Эмерик нарастил вокруг оранжевого алмаза. Не ускользнуло от меня и то, что крепления сильно погнуты, как будто кристалл грубо выдрали.
  
  
   С тех пор случилось несколько заданий и одна странная вещь, о которой я просто обязана вспомнить. Довелось мне посетить родную планету. Конечно, зашла к художникам, показала новые творения, наврала, что перебралась на Мэнзву. Чего опасалась--так это вопросов от арбантки Ксавии, она оттуда родом. Но Ксавия сказала то, что я не ожидала услышать.
   -Юкина, а ты помнишь леди Ирдрин? Да, она к нам ходит...ходила до недавнего времени. Знаешь, она так расцвела! А недавно девчонку родила! Сейчас Ирдрин еще слабая, дома сидит. Думаю, через неделю к ней народ повалит. Живет она в загородной резиденции, но туда вряд ли можно пробиться.
   Я где стояла, там и села, не беспокоясь, что запылила новые брюки. У Ирдрин все хорошо, даже настолько! Значит, избавиться от бандита Рёксва было правильно! А в чьей резиденции, я догадываюсь, и уж меня они точно впустят.
   Кое-как я дожидаюсь темноты, чтобы пройти через телепорт у подножия статуи Дзинарионы.
   Длительность суток, установленная в гильдийском астероиде, расходится с уллмарской, так что можно попасть в непредсказуемое время. На этот раз в гильдии раннее утро, и все наемники забылись праведным сном. Разве что арбантка из лаборатории только-только ложится, ну любит она по ночам работать.
   Я захожу в комнату Эмерика, намереваясь разбудить его восторженным воплем, но воздух застревает в горле. Вот он, полночный-то рассвет. Я это обязательно нарисую... Волосы, не стянутые в пучок, рассыпались по подушке--пурпурные с переходом в фиолетовый, они напоминают о закате над древним морем. Бледное лицо с красивыми резкими чертами, едва заметная улыбка и отблеск наемничьего знака, украсивший собой высокий лоб, делают его похожим на древнее изваяние мудрого и благородного правителя. Одеяло не закрывает плеч и длинной белой шеи, очень беззащитной без уллмарских шипов.
   Когда я нахожу в себе силы выдохнуть, звук кажется оглушительным, разбивающим застывшее время в осколки. Эмерик открывает один глаз.
   --Эмерик,--говорю,--у Ирдрин прибавление...
   --А, давно пора,--сонно отвечает он.--К Сильвии как раз приезжает этот...Вивиан. Его и спросим про зулинские обычаи.
   Я не понимаю, о ком идет речь. Потом вспоминаю: "Вивиан Торнгрим, отзови своих головорезов, здесь Гильдия". Ну что ж, не одни мы с Эмериком такие ненормальные.
  
   В загородную резиденцию, когда-то разрисованную лично мной, мы приходим навьюченные, так, что лиц не видать из-за свертков и коробок. Я тащу отрез ткани, легкой, как паутинка, меняющей цвет в зависимости от освещения и угла зрения, с нежнейшего персикового на яркий золотистый--считается, что зулинка, уставшая от безразмерных одеяний, скрывающих фигуру, захочет сшить себе красивое платье. Эмерика же едва видно из-за коробки с посудой дымчатого стекла--тоже зулинский обычай, для большой семьи теперь нужно много всяческой утвари. Так что Хъервар, встретивший нас, сначала застывает в изумлении, а потом начинает дико хохотать.
   --А я-то гадал, кто посетит нас первым, но такого и предположить не мог.
   Он принимает у меня сверток и произносит едва слышно:
   --За такое не благодарят, но... Хорошо, что вы дали свободу Ирдрин.
   По витой лестнице мы поднимаемся на второй--жилой--этаж. Не знаю, как тут было раньше, но теперь--очень красиво. Светильники источают приятный розоватый свет, мебель под белое дерево придает ощущение легкости, а на почетном месте висит картина, подаренное мной. Но главное украшение дома--прекрасная зулинка в уютном халате, с меховой оторочкой, сидящая в кресле и читающая книгу. Вечный испуг ушел из ее глаз, от ран не осталось и воспоминания, пропала и печальная складка у рта.
   --Ирдрин,--говорю,--я так счастлива за тебя!
   --Юкина?--удивляется она.--Я думала, ты уже на другом краю галактики. Кстати, у тебя отличная краска, начала сходить только на второй день полета. Но всем было уже безразлично, откуда я родом. Остальное ты знаешь.
   После короткого совещания они решают, что нам можно и ребенка показать, на что Эмерик изящно кланяется: "Это большая честь и великое счастье для нас". Ирдрин ведет нас в другую комнату, с забавными зверюшками, нарисованными на стенах, мягкими игрушками и колыбелью в центре. Хъервар останавливается сбоку от колыбели и приподнимает белый полог.
   Зулиныши нисколько не похожи на уллмарят. Уллмари в начале жизни издают мяукающие звуки и черты лица их напоминают те, что они приобретут в будущем. Маленькая зулинка в распашонке и забавном чепчике выглядит иначе--у нее очень круглое лицо и приплюснутый нос. Когда она издает какой-то щебет и открывает глаза, я вижу, что они слишком большие для такого маленького существа. А потом случается странное. Во взгляде появляется какая-то безнадежность, глаза на мгновение кажутся бледно-голубыми, с крестообразными зрачками, я почти слышу шипение "Оно будет долго спать... Теперь я вижу все". А потом все исчезает, и зулиныш любопытно таращит круглые глазенки--серые с прожилками--и пытается улыбнуться.
   Я сжимаю руку Эмерика. Он едва заметно кивает, немного задумывается и спрашивает:
   --Позволительно ли нам узнать, как ее зовут?
   --Имира,--отвечает Хъервар, и ребенок поворачивает голову.
   Вот так.
   Я прилагаю все усилия, чтобы удержать рот закрытым, а мантикорянский головорез даже не меняется в лице.
   --А что это означает?--интересуется он.
   --По зулинской мифологии так звали дочь громовержца. Это не очень редкое имя, наш народ верит, что оно дает силу духа.
   --Так ты громовержец, что ли?--радостно ржет Эмерик.
   --Я? Может, и нет. А вот Ирдрин--богиня.
  
   Когда мы покидаем загородный дом и телепортируемся на площадь Творцов и Защитников, Эмерик опускается на каменную скамью, я приземляюсь рядом с ним.
   --Ты тоже это видел?
   --Конечно видел. И я удивляюсь могуществу ктена.
   --Мы же ему...ей... Имире ничего не скажем? Пусть спокойно живет.
   --Я думаю, нет. Июмир заслуживал второго шанса. И я заслуживаю своего шанса. Не потому, что я был Рэнцэ--эта сказка закончилась. Просто потому, что иногда в руки попадает драгоценный камень, которому место в королевской короне... Я наемник, и не должен... Боюсь, ты решишь, что достойна большего, чем...
   Он вытаскивает из кармана бархатный сверток и выкладывает на ладонь браслет на очень тонкую руку. Гладкий, без надписей, но украшенный тремя алмазами "лавовой" оранжевой окраски.
   --Так вот почему ты выбросил только рукоять! Да, я видела, когда перчатку уничтожала. Сказка об Имперской Леди окончена. И вовсе мне не нужны, как ты говоришь, "более достойные". Тем более, у меня тоже что-то есть для тебя.
   Я достаю из сумки браслет побольше--и угадываю с размером. Серебряная полоса с узором из волн идеально сидит на запястье Эмерика. Он поднимает руку к глазам--заходящее солнце полосами пробивается сквозь пальцы--и читает выбитую надпись на двух языках. Пять слов на мантикорянском и три на уллмарском: "Мы связаны Клятвой"
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"