Она бывает мягкой и уютной, как прикосновение старого бархата к плечам, и тогда она словно обволакивает безопасностью теплого пледа в неприглядный ненастный день. Это тишина нерастревоженного покоя и неторопливого бега времени. Мысли неспешно плетут кружево из привычных повседневных забот, вроде и важных, но таких знакомых, прирученных, не сулящих беспокойства. Работа спорится, руки хлопочут, словно парочка непоседливых птиц... Но тишина бывает и другой. Жесткой, металлической, будто лезвие, взрезающее воздух, будто летящий нож, брошенный умелой рукой, - это тишина ожидания. Мгновения растягиваются в года, наполненные тревожными мыслями; легкий шорох, издаваемый мышиными лапками, превращается в топот вражеской кавалерии - разве есть что более зыбкое и обманчивое, чем такая тишина? Балансируя на грани надежды и отчаяния, тревоги и покоя, она проникает всюду - в мысли и дела, в намерения, планы и воспоминания, заглатывая их в свою ненасытную утробу и медленно переваривая, она нескончаемо длится и длится, пока единственный резкий звук не опровергнет ее, положив конец ожиданию...
Женщине, сидевшей за столом, была привычна любая тишина. Она часто оставалась одна в доме в ожидании своих мужчин, с утра по позднего вечера пропадавших то в лесу, то в селе на приработках, то на болотах.
Да, и сейчас в этом доме тоже было поразительно тихо. Не скреблись вездесущие мыши, не брехал и не поскуливал пес, привязанный во дворе, ничьи шаги не раздавались в сенях и даже привычный ветер не посвистывал за окном. И сидевшая за столом женщина с легкой полуулыбкой в уголках сочных губ казалась совершенно безмятежной. Время от времени она отрывалась от работы, чуть поводила глазами в сторону, внимательно вслушивалась в тишину за окном, а затем опять склонялась над столом и тогда губы ее вздрагивали то ли в безмолвном разговоре, то ли в молитве.
Женщина была невысокой и пышнотелой, ее крупное лицо с широко поставленными зеленоватыми глазами было миловидным, но не слишком выразительным, скорее обыденным; кожа уже не прельщала свежестью юности, но еще не отвергала печатью старости, пусть в темных косах заметно поблескивали нитки седины. Однако была в этой женщине какая-то особенная прелесть - в спокойствии ли жестов и слов, в уверенности и непоказной силе, прельщающих больше красоты...
Женщина шила. Ее округлые загорелые руки привычно сновали над тканью. Между пальцами в неярком свете лампы поблескивала игла, за ней, скручиваясь спиралью, тянулась толстая красная нить. Женщина сшивала расшитый несложным узором ворот праздничной мужской рубахи, придирчиво следя за тем, чтобы каждый стежок был ровным.
В комнате было чисто и опрятно, в воздухе витал сытный запах тушенного с овощами мяса, упревшего в печке от долгого ожидания, и тонкий аромат сухих трав - аккуратные пучки, перетянутые бечевой, были развешаны на стене вдоль потолочной балки.
Сделав последний стежок и закрепив нитку на изнанке, женщина перекусила нитку, руками тщательно разгладила ткань на столе, поправила ворот и улыбнулась. Рубаха получилась хорошей: тонкое льняное полотно, приятно льнущее к коже, аккуратные стежки один в один, вышивка, незатейливая, но радующая глаз... Очень скоро, скорее, чем хотелось бы, другая женщина будет шить ему одежду, а пока она не могла отказать себе в радости представить, каким красивым и статным будет ее сын в этой рубахе. Шестнадцать лет... Почти такой же широкоплечий и высокий, как и отец. Почти мужчина, только какой же он еще все-таки мальчик! Как он старается выглядеть старше, мужественнее, как хочет казаться бывалым и опытным... Вот только все его старания видны ей как на ладони и она тщательно прячет понимающую улыбку в уголках своих губ. Долго ли ей осталось любоваться сыном? Пройдет немного времени, и он найдет себе жену, уйдет из дому, не век же ему на старом хуторе жить. И они останутся вдвоем - она и ее муж... Женщина улыбнулась, ее мысли потекли совсем в другом направлении... И руки ее замедлились, любовно и нежно поглаживая лежащую на столе ткань.
Внезапно она насторожилась. Едва слышный звук - то ли шагов, то ли шуршание, заставил ее нахмурить брови и приподнять голову. Только теперь она услышала, как во дворе жалобно и испуганно поскуливает пес.
В дверь тихо постучали, нет, скорее поскреблись. Женщина замерла, ее пальцы непроизвольно смяли льняную ткань рубахи, а глаза заледенели, но она медленно встала и прошла несколько шагов вперед. Чужие? А кто ж еще? Свои так домой не возвращаются.
Женщина подошла к двери, выждала несколько секунд, вслушиваясь в затаившуюся по ту сторону деревянных досок тишину, затем решительно сняла засов и распахнула дверь.
На пороге стоял мужчина. Хмурый и неопрятный, он зыркал из-под грязных сосулек свисающих на лицо волос и нерешительно топтался на месте.
- Пусти, хозяйка, - его грязные пальцы неожиданно протянулись вперед, едва не касаясь чистенького лица женщины.
Та возмущенно вскрикнула, поспешно отступила, резким рывком хлопнула дверью и швырнула поверх засов. Затем обессилено привалилась спиной к стене и замолкла, вслушиваясь.
- Эй, хозяйка, - закричал незнакомец, прижимаясь лицом к тонюсенькой дверной щелочке, - Не пустишь сама - тебе же хуже будет!
- А ты мне не грози, я тебя не боюсь! - хозяйка крепко, до побелевших пальцев, вцепилась в ухват, но чуть дрожащий голос выдал ее испуг. Мужчина это заметил.
- Ты думаешь, дверь не вышибу? - торжествующе и гнусно расхохотался он, - Да от твоей двери сейчас одни щепки останутся! А потом я до тебя доберусь... Лучше сама пусти!
- Сейчас муж мой вернется! И сын! - крикнула она, - Уходи сам, пока жив! Они чужаков не любят, в лесу от тебя и косточек не останется!
- Это мы еще посмотрим, кто кого, - мрачно произнес незваный гость из-за двери, - В последний раз добром прошу - пусти сама. И я тебя не трону. Еды возьму, одежи... А тебя не трону. Ну?
Она помолчала. Брови ее нахмурились.
- Бежишь от кого, что ли?
- Бегу, - неохотно отозвался мужик, приуныв.
- От кого?
- А не твоего ума дело! - от простого, казалось бы, вопроса незнакомец почему-то опять взъярился и принялся грохотать под дверью: судя по звукам, стучать ногами в пол.
Женщина еще сильнее нахмурилась, чуть склонив голову к двери, затем выпрямилась и повернулась.
- А ты попробуй войти, - неожиданно спокойно ответила хозяйка, перехватив поудобнее ухват и пристально вглядываясь в засов. Незнакомец не видел, как она нервно облизнула сухие губы, ответом ей был гневный звериный рык, затем что-то мягко-тяжелое ударилось в дверь с той стороны, еще и еще. А потом неожиданно смолкло. Несколько минут хозяйка безмолвно ждала, напряженно выпрямившись и тревожно вслушиваясь, но из-за двери не раздалось ни звука. Женщина подошла ближе, прижалась ухом. Но и тогда ее слух не уловил ни единого шороха. Она обошла весь дом, заглядывая в крохотные темные оконца, прикладывая ладонь ребром ко лбу и пытаясь разглядеть, не ушел ли страшный незваный гость, но темень за окнами была непроглядной и злой. Тогда хозяйка вернулась к двери и долгие несколько минут стояла, протянув руку к засову, но не решаясь снять его. Неизвестность пугала не меньше, чем прямая угроза, а потому женщина глубоко вздохнула, ненадолго прикрыла глаза, собираясь с силами, и затем решительно потянула брус на себя.
Вот только увиденное оказалось далеко не тем, что она ожидала.
У противоположной стены сеней, между двумя дежками, аккуратно прикрытыми соломенными плетенками, сжавшись в безобидный комок, сидела молодая женщина. Свет от лампы, стоявшей на столе в доме, падал на сидящую ровным полукругом, оставляя в тени ее лицо с беспокойно поблескивающими глазами. Одежда незнакомки была изорвана и грязна, подол широкой юбки задубел от коричневой болотной жижи, из-под старых полуразвалившихся башмаков натекли темные лужицы. Длинные распущенные волосы девушки превратились в неопрятные сосульки, а по ее миловидному молодому лицу была размазана грязь, густо смешанная с кровью.
- Мир дому твоему, хозяйка, - хрипло сказала незнакомка, оперлась окровавленной рукой о пол и попыталась встать, - Не впустишь ли?
Женщина, с неприятным удивлением рассматривавшая гостью, после этих слов спохватилась... и тут же вновь отпрянула.
- Как ты... где тот... Ты была с ним? - хозяйка нахмурилась и отступила на шаг назад.
- С кем? - девушка с трудом встала, было видно, что она совершенно обессилена, - Я вошла только что. Дверь в сени была открыта. Здесь никого не было. Я хотела постучать, но упала...
- Кто ты?
- Я..., - девушка простонала, прижала руку к животу и согнулась, не в силах стоять прямо, - Неужели ты так и будешь держать меня на пороге?
- Постой-ка... Ты не Любка? Любаша, Силичёва дочка?
Девушка, не отрывая глаз от хозяйки, медленно кивнула. Та нахмурилась, столь же бесцеремонно разглядывая непрошенную гостью, затем погладила край двери и приподняла другой рукой тяжелый брус засова.
- Любаша погибла на болотах год назад, - обманчиво мягко сказала женщина, намереваясь закрыть дверь, - А кто ты?
Девушка, схватившись окровавленными пальцами за дверной косяк и подавшись вперед, вымученно улыбнулась.
- Постой! Я не погибла. Там на болотах есть хатка. Я там жила.
- Жила? Но зачем? Почему не вернулась домой?
- Зачем? - невесело рассмеялась гостья, - А больше мне некуда было бежать! Меня собирались выдать замуж. Уж лучше жить на болотах.
- И ты не боялась бестий?
- Боялась, - Любка бросила на женщину испытующий взгляд и тут же опустила глаза, - Но они меня не тронули.
Хозяйка недоверчиво покачала головой.
- Никто на болотах не выживает.
- Я пряталась, - глаза девушки молили о снисхождении, опухшие губы кровоточили, - Я научилась так прятаться, что меня никто бы не нашел - ни человек, ни зверь, ни... бестия.
- Тогда почему ты здесь? Ты больна? Или ранена?
- Там облава на бестий, - сказала Любка, между тем медленно отворачивая порванный рукав и обнажая глубокую рану на руке, - Говорят, ведьмаков понаехало, будто им наших местных мало...
- Да, я знаю, - коротко кивнула хозяйка, - Мой муж там. И сын.
- Муж? - девушка подняла голову и заинтересовано глянула на суровое лицо женщины, - Вот откуда ты такая...
- Какая?
- Знающая, - улыбнулась девица, - Чужаков за порогом держишь, не пускаешь, слово держишь. Боишься, что я бестия?
Хозяйка ничего не ответила, продолжая молча разглядывать Любку, отчего та нервно поежилась.
- Ну, не веришь мне и ладно, - вздохнула девушка и отвернулась, - Хотя бы воды дай и тряпицу чистую. Видишь, поранилась я, когда с болот бежала. Охотники да ведьмаки по такой темени не особо разбирают, в кого целиться. А я, видно, совсем на кикимору стала похожа...
Еще с минуту женщина молча разглядывала совсем сникшую гостью.
- Нет, ты не кикимора, - в конце концов задумчиво сказала хозяйка и девушка бросила на нее недоуменно-подозрительный взгляд, - Кикиморы другие. Но так и быть, входи. Доротой меня звать.
Женщина отвела назад руку с зажатым в пальцах брусом и отошла в сторону. На лице ее заиграла вежливая улыбка, однако гостья почему-то не радовалась. Ее глаза сверкнули холодом, а когда она переступала порог - полыхнули злобой. Но хозяйка, отвернувшись к стене, на которой висели пучки целебных трав, этого не видела.
- Так твой муж ведьмак? - спросила Любка, рассеянно рассматривая разложенную на столе мужскую рубаху и не забывая поглядывать на хлопоты хозяйки. Та бренчала глиняными мисками, наливала воду из стоявшего в печи горячего чугунка, запаривала травы...
- Нет, не ведьмак, - наконец отозвалась Дорота, поворачивая раскрасневшееся от пара лицо, - Он охотник. Но бестиями, коль случай выпадет, не побрезгует.
- И многих ли выловил? Я слышала, это прибыльное дело.
- Бестиями он не промышляет, - охотно ответила хозяйка, - и ради удовольствия не бьет, только если нападет какая. Он у меня такой! - лицо Дороты неожиданно осветилось гордой и нежной улыбкой, - Раньше-то болото таким опасным не было, болотник, бывало, забалует, или кикиморы у южной тропы зашалят, так то привычно, сама, небось, знаешь. А вот в последнее время что ни лето - то новая напасть. Люди стали пропадать, за последние два года - уже семеро, как говорят. В болоте, конечно, и утонуть можно, но люди говорят, то дело рук пришлых бестий, в нашем болоте у них вроде двери из их мира. В прошлом году на болотах видели чудище вроде огромной собаки с хвостом змеиным, в позапрошлом - трех тощих баб с крыльями, кажется, гарпии они называются, а в этом году, как сказывают, появилась бестия, схожая с медведем, только зеленая, вроде трясинника, и очень злобная. Ты же на болотах была, неужели не встречала его?
Любка бросила изучающе-настороженный взгляд.
- Если б встречала, то здесь с тобой бы не сидела.
- А, ну да, - рассеянно кивнула Дорота, процеживая сквозь тонкую холстину целебный отвар. Остро пахнуло горечью и чем-то кисловато-пряным.
- А сама ты не боишься здесь жить? Так близко к болотам? - девица обошла стол и приблизилась к печи, где хлопотала хозяйка.
- Нет, сюда бестии не забредают, - руки споро и умело выжали из позеленевшей ткани остатки жидкости, добавили в отвар ложку какой-то желтоватой мази, - Муж говорил, за хутором лежит что-то вроде магического гребня, он-то бестий и не пускает. Если тропки не знать, из болот здесь не выйти. Потому-то обычно ведьмаки облаву южнее устраивают, а здесь им ловить некого.
- Тропка, говоришь? - Любка нервно облизнула губы и подошла еще ближе, - А ты сама знаешь, где эта тропка идет?
- Как же не знать? - хозяйка окунула в отвар узкую полоску холста и легонько провела по ней пальцем, ожидая, пока ткань полностью не намокнет, - Ну вот и готово.
Молниеносное движение, с которым девица схватила лежавший на столе нож и приставила его к животу женщины, человеческим глазом уследить было невозможно. Почувствовав холод металлического лезвия у своего тела, Дорота вздрогнула, ее глаза широко распахнулись. Она замерла, испуганный крик так и застрял в горле.
- Веди меня к этой твоей тропке, - голос у Любки стал хриплым и низким, глаза лихорадочно забегали, рука задрожала, - И побыстрее.
- Ты меня убьешь? - сильно побледневшая хозяйка попыталась отодвинуться от ножа, вжимаясь в край столешницы, но девица только слегка подвинулась вперед, не давая жертве шанса ускользнуть.
- Нет, - фальшиво сказала гостья и улыбнулась, - Но если захочешь меня обмануть, то убью. И если будешь медлить - тоже убью. С твоим мужем встречаться я не хочу, но если он появится, мне придется тебя убить и взять твой облик.
- Я та, кого вы, люди, называете мимиками, - горделиво усмехнулась Любка, - Я могу стать любым человеком, я могу забрать его лицо и тело, его мысли и память. Но только когда убью его. Потому если не хочешь стать одним из моих лиц, веди меня к тропе!
- Да-да, - забеспокоилась Дорота, сжимая руки в кулаки, - Так это ты убила всех на болотах? Любку? Хромого Михала? Девочку из Выселок, не помню ее имя?
- Я, я, - нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Любка чуть сильнее ткнула лезвием в бок хозяйки и угрожающе прошипела:
- Если будешь испытывать мое терпение, женщина, у твоего мужа будет новая жена! И я сумею его ублажить не хуже, чем ты!
Молниеносного движения Дороты она тоже не заметила. Почти. Мгновение спустя нож обиженно забренчал на деревянном полу, а горло Любки с недюжинной силой сжали женские пальцы, куда больше похожие на железные зубцы граблей.
- Не смей даже думать про моего мужа, тварь!
Глаза девицы распахнулись то ли от ужаса, то ли от видения холодной ярости, пылающей в глазах женщины. Или от внезапного понимания, пришедшего слишком поздно.
- Ты... одна... из нас, - выдавила бестия, пытаясь отодрать от своего горла смертоносные клещи. Ее пальцы безуспешно царапали по чужой коже, с каждым движением становясь все слабее и слабее, - Зачем...? Ты ... могла... уйти... Любой облик... править... миром... зачем... здесь?
Изумление на лице Любки было даже сильнее ужаса.
Однако это не помешало ей внезапно извернуться, схватить стоявшую позади глиняную миску и с силой ударить ею по голове Дороты. Душившие ее руки разжались, девица отпрянула назад... и задохнулась от неожиданности: острое лезвие вошло точнехонько ей под ложечку.
- В отличие от моего мужа, я убила бы тебя в любом случае, - глядя на застывающие в муке глаза, равнодушно сказала Дорота.
Миловидные черты лица девушки внезапно подернулись искристой пеленой и исчезли, словно истаявший под порывом ветра туман. На полу лежал неопрятный бородатый мужик с вывалившимся языком и закатившимися глазами. Его кафтан был изодран полосами, на груди зияла рана. Но через несколько секунд исчез и он. Потом была рыжеволосая девчушка, почти девочка, ее бледная чистая кожа была густо усыпана веснушками, а тонкие руки напоминали веточки вербы. Платье ее было опрятным и чистым, и лишь синюшный ободок на шее говорил о том, какой смертью она умерла. Еще был молодой парень с вытекшим глазом, и старик, и женщина средних лет... Дорота смотрела на смену лиц спокойно и даже равнодушно, пока на месте Любки не осталась странная неопрятная масса серовато-зеленого цвета, контуры которой отдаленно напоминали человеческое тело. Только тогда хозяйка дома отошла к клети и достала глубоко за холстами запрятанную постилку, покрытую странными бурыми пятнами. В эту постилку она завернула тело бестии, легко взвалила огромный тюк себе на плечи и вынесла из дома. Через пару минут от визита незваной гостьи остались лишь пятна зеленоватой слизи на полу.
Когда хозяйка со своей ношей проходила по двору, пес жалобно заскулил и попятился назад; она на него гневно цыкнула, пес вяло шевельнул облезлым хвостом и замолк. В кромешной темноте она миновала двор, сад, небольшую копанку, заросшую по краям травой, обошла невысокий густой перелесок и спустилась в овраг, крутой и сплошь заваленный буреломом. Там, в топкой яме за грязным ручейком, она и оставила свою ношу, вывалив ее из постилки и забросав палыми листьями и ветками. Под ногами сухо хрустнули остатки странных кожистых крыльев, словно нетопыриных, только очень больших...
- Нет, матушка, я не устал, - крепкий юноша шестнадцати лет боднул вихрастой головой и смущенно увернулся от ласковой женской руки, норовящей погладить его по волосам.
- Чего там уставать - ведь вечер без толку просидели у прорвы, разве что портки отсидели, - хохотнул широкоплечий статный мужчина, стягивая с плеч темный, покрытый пятнами болотной грязи кафтан. Лицо мужчины, окаймленное недлинной русой бородой, было добродушным и открытым, глаза - усталыми и мудрыми. Дорота на мгновение замерла, любуясь им. Именно так и случилось пятнадцать лет назад: она походя убила молодую женщину с годовалым ребенком и едва лишь приняла ее облик, как увидела его. Сначала было просто любопытство...
- Выходит, никого не поймали? - хозяйка хлопотала у печи, доставая снедь.
- Не поймали, - мужчина снял рубаху, обнажив литые мускулы привыкшего к тяжелому труду человека, склонился у лохани с водой, - Да и не могли поймать. Опять кто-то распускает слухи про наше болото, а там отродясь никого, кроме болотников, и не было. А ведьмакам что, им и слушка хватит. Приедут, взбаламутят... Надеюсь, после сегодняшнего они надолго забудут сюда дорогу. А ты тут, наверное, страху натерпелась. Говорил я, не надо бы тебе здесь одной оставаться, в деревню надо было идти...
Женщина не оборачиваясь поспешно помотала головой:
- Мне не страшно было.
- А я и не говорю, что ты трусиха, - посмеиваясь, мужчина подошел и обнял женщину сзади, обвив ее руками, - Но мне спокойнее, когда я знаю, что ты в безопасности.
- Я в безопасности, когда ты рядом, - тихо сказала она, откидывая голову ему на плечо.
- Я всегда рядом, даже если далеко, - он коснулся губами ее волос.
- Я знаю, - ответила она, взяла обеими руками его ладонь, пахнущую лесом и ветром, и прижала к своей щеке. Он еще сильнее прижался к ней, бросив смущенный взгляд на спину взрослого сына.
А женщина мягко улыбнулась под его пальцами и прикрыла глаза в сыто-кошачьем прищуре. Ее рассеянный взгляд случайно упал на пятнышко зеленоватой слизи, не замеченное раньше и не убранное, как все остальное.
"Зачем?" - меланхолично переспросила она, продолжая давно закончившийся разговор с невидимой соперницей, - "Много ты понимаешь в женском счастье"....