Раз в сутки, на закате дня, бывает момент, когда сумрак становится вязким, а тени на дорогах начинают танцевать. Все, что способно в такой момент отбросить тень, отпускает ее на свободу, дает возможность ей немного пожить своей собственной, независимой от предмета жизнью; и тени ждут.
Сутки выжидают они того сладкого мига, когда можно будет оторваться от извечной привязанности к предмету, когда можно будет стать собой.
И вот миг настает - тень делает первое робкое движение вперед. Почувствовав свободу, резко метнулась вперед, навстречу таким же свободным и быстрым, сплелась на секунду с соседней тенью - и тут же понеслась дальше, вперед; причудливо извиваясь, тени сплетают на дорогах узоры потрясающей красоты.
Я слышу музыку.
Обжигающий ритм танго.
Откуда здесь, на этой затерянной аллее старого парка, где нет ни души - музыка?
Не знаю, но она звучит, и тени ритмично двигаются под ногами, а вместе с ними - и моя собственная тень вплетается в единую и гармоничную картину.
Мне думается, что слишком жестоко удерживать ее, и я позволяю ей оторваться от тела; тень изгибается в благодарности и мгновенно исчезает в переплетениях.
Я хочу танцевать с ними - но я не тень, я не могу впустить в свое тело их уродливо-прекрасные движения, поэтому я просто иду вперед, туда, куда бегут они, танцуя, наслаждаюсь чарующей музыкой и красотой рисунка.
В конце дороги, среди силуэтов невысоких деревьев, я вижу Ее.
Тени преданно свиваются, не прекращая своего танца, в какие-то невероятные растения, ползут по Ее силуэту вверх, до середины черного балахона, а потом резко падают вниз, мгновенно разбиваются о дорогу, части их почти слышимо лязгают в непереносимой боли... а после свиваются снова, и снова - вверх, по Ней, дотронуться до Нее - и плевать на то, что потом будет мучительно больно, что придется заново собирать себя - главное, это суметь прикоснуться к Ее одеянию.
Она, как всегда, бесстрастна.
Я смотрю в Ее лицо - ровный и холодный взгляд больших, на пол-лица черных глаз со зрачками в виде мутно-серых песочных часов, если приглядеться, то можно увидеть, как пересыпается в них песок, как падают, блестя всего секунду, песчинка за песчинкой; в этом взоре навсегда застыли безразличие и долг. Тонкий аристократический нос, высокие скулы, чувственные губы - вот и все, что я могу видеть, спадающий капюшон Ее хламиды скрывает от меня контуры лица. Только это, да еще ровная прядь до подбородка, бело-стального цвета, ровная и совершенная, как и вся Она.
Тени танцуют свое сумасшедшее танго, Она стоит, глядя на меня, и под Ее взглядом мне становится холодно. Я не хочу идти к ней - но, глядя в эти глаза, нельзя противиться. Она поднимает руку - и я вижу нечеловечески длинные пальцы с овальными ногтями правильной формы, каждый Ее ноготь - с мой палец, но это не кажется уродливым, напротив, до этой руки хочется дотронуться, ощутить обжигающий холод.
Песчинка за песчинкой падают в Ее зрачках, я смотрю в них - я хочу стать этим песком, для этого мне нужно только лишь взять Ее за руку - и Она вмиг развеет мое тело в прах, а душа станет одной из тех сияющих искорок, за которыми я наблюдаю, и я окажусь в Ее глазах...
Тени беснуются и сходят с ума, Ее взгляд застыл на мне, музыка замерла - весь мир в этот миг замер; тени ползут ко мне, они уже готовы впиться в прах моего тела, они ждут, когда Она заберет душу и оставит им пыль от плоти.
Я даю Ей руку - и на мгновение лицо ее словно роняет маску, а в глазах скользнуло подобие удивления. Она смотрит на меня, поворачивается спиной, тени разочарованно уползают за ней, создавая шлейф цвета ночи на старой потрескавшейся дороге.
Мгновение - и Ее больше нет, а тени вдруг резко встают на свои места, прилипают обратно к предметам. Откуда-то выныривает моя собственная тень, делает шутливый реверанс и становится сзади, встряхивается, подстраиваясь под дрожащее освещение уличного фонаря.