Март Наталья : другие произведения.

История седьмая, о Хранителе Семимостья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Говорят, что на каждом перекрестке есть свой хранитель, но они слабые обычно. А на нашем Семимостье Хранитель сильный, сам посуди - мост, вода, перекресток, да еще число семь, самая, что ни на есть магическая цифра - все атрибуты в одном месте собрались. Поверь мне, Хранитель Семимостья существует, и то, что он желания исполняет - точно тебе говорю, дед мой к нему ходил и ничего, живым ушел и делишки свои поправил.
  Вы знаете, сколько мостов в нашем Городе?
  Считается, что шесть. Шесть красивых изогнутых мостиков с воздушными резными решетками, и на каждом стоят по четыре фонаря - два на одном берегу, два на другом, и вечерами можно видеть, как Фонарщик зажигает огни, и блики пламени мерцают, отражаясь в воде.
  Но на самом деле мостов у нас в Городе семь.
  Если идти вдоль по улице от лавки булочника до реки, а потом повернуть налево и еще какое-то время двигаться, никуда не сворачивая, до огромного серого здания с грифонами на фасаде, то можно подняться на неприметный старый кованый мостик, находящийся аккурат напротив этого дома. И, оглядевшись по сторонам, вы увидите удивительную панораму - с этого маленького и, на первый взгляд, ничем не примечательного мостика видно все шесть мостов Города. И на седьмом, последнем, стоите вы сами, слушая мерный плеск воды о камни и глядя на решетки мостов вдали.
  У этого моста нет фонарей, решетка его почернела от дождей и ветра, и только кое-где проглядывает еще небесно-голубой, изначальный цвет; люди редко приходят, чтобы постоять на нем и подумать о чем-то своем, вглядываясь в мерное течение реки. И, хотя мостик находится недалеко от центра Города, и вид, открывающейся с него, завораживает, жители предпочитают прогуляться до следующего моста, дабы перебраться на другой берег.
  Говорят, что однажды пришел в Город странник; ничем не примечательный, в запыленных одеждах, он бродил по своим делам и наконец пришел на этот мост. Постоял, посмотрел в воду, потом плюнул в текущую реку и сказал что-то на непонятном наречии. На следующее утро решетка моста потемнела, а вскоре по Городу поползли слухи о том, что нечисто, ох как нечисто на Лазурном мосту ночью. Мол, встречается там запоздалым путникам какой-то страшный человек, а может быть, и не человек то вовсе, будто бы появляется он внезапно, словно из воздуха, и от одного только взгляда на него волосы становятся дыбом.
  И люди перестали ходить той дорожкой, да не только ночью, но и днем, тем более что до другого моста было рукой подать.
  Губернатор пробовал мост ремонтировать, да все впустую. Не ложится на обшарпанную поверхность новая краска, через сутки стоит мост снова темный, словно и не красил его никто.
  Со временем мост окончательно обветшал, но все уже привыкли к его новому виду, хотя пользоваться им по-прежнему не хотели. Так и стоял он, будто вычеркнутый из повседневной жизни, мост-призрак на Семимостье.
  
  ***
  
  Душным летним вечером, когда уже зажгли фонари, шел по Городу, бесцельно меряя шагами улицы, Альберт Люфт, молодой парень лет двадцати. Был он студентом городского Университета, но сегодня мысли его были далеки от учебы и веселых студенческих пирушек.
  Казалось бы, о чем волноваться, если тебе всего двадцать лет, и впереди у тебя - целая жизнь, и ты едва успел сделать первые шаги в своей судьбе? Ты молод, твой отец богат, и ты можешь похвастать друзьям и породистым конем, и бриллиантовым перстнем на мизинце, и легко просаживаешь в таверне золотые монеты, угощая веселую компанию пенистым пивом и восхитительным ароматным мясом. Альберт не знал нужды, и пока некоторые из его однокурсников мыкались между наемной работой, дабы иметь возможность заработать на жизнь и Университетом, он получал наслаждение от всех прелестей студенческой жизни.
  Может быть, дело во внешности? Но и тут привереда-судьба не обделила нашего героя, и не одна девушка вздыхала украдкой, вспоминая черные, как ночь, глаза студента.
  Но не далее как неделю назад Альберт получил письмо от отца.
  "Дорогой сын, - писал Люфт-отец,- дела наши приходят в упадок; огромные налоги и неурожай прошлого года, твое обучение в Университете и болезнь твоей матери истощили мой кошелек. Я больше не смогу отправлять тебе по двести монет в месяц, и считаю, что ты уже достаточно взрослый для того, чтобы содержать себя сам, не полагаясь на милость своего старого отца. За время своего обучения ты уже должен был обрасти приличным количеством связей в Городе, которые, я надеюсь, позволят тебе найти достойную работу и крепко встать на ноги..." Дальше отец писал о матери и о том, как собирается в следующем году привезти в Город сестер Альберта, чтобы выдать их замуж за достойных молодых людей, которых, как он полагал, более чем достаточно в окружении такого перспективного молодого человека, каким являлся его сын.
  Это-то письмо и ввергло Альберта в состояние душевного терзания. Дело в том, что почти за четыре года учебы в Университете никакими такими связями, способными помочь ему найти работу, он не обзавелся, а знакомство свел разве что с трактирными завсегдатаями, с которыми всегда можно было пропустить кружку-другую пива и позубоскалить в свое удовольствие.
  А слово свое отец сдержал, и в двадцатый день месяца посыльный с деньгами, впервые за четыре года, не постучал в дверь его дома.
  Мысли Альберта путались, сбивались в кучу, и он никак не мог придумать решение своей проблемы, и вот уже битый час бродил по Городу, раздумывая, как же ему быть дальше.
  "Можно, конечно, найти себе работу писца, их всегда не хватает, а студентов на такую работу берут охотно. Но ведь писец получает всего пятьдесят монет в месяц, - рассуждал Альберт, идя по узенькому переулочку, - моя квартира стоит двадцать пять монет в месяц, а на остальные двадцать пять я мог бы скромно питаться, но тогда придется позабыть про друзей, посиделки и красавицу-Камиллу, прежний образ жизни мне будет более не по карману; да и вставать придется рано поутру, а не ближе к обеду. Представляю, как будут смеяться надо мной друзья - красавчик-Альберт за столом, весь перепачканный чернилами!"
  Такая перспектива разозлила Альберта, и он с досады пнул лежавший на дороге камешек; камень со стуком прокатился по мощеной улице и замер, ударившись о стену одного из домов.
  Но злись - не злись, а решать что-то надо, тем более что денег почти не осталось, в кармане студента лежало только десять монет.
  Ноги сами привели его к трактиру, в котором он беззаботно провел несметное количество часов. Альберт поглядел на знакомую дверь - и настроение его внезапно улучшилось. В конце концов, на сегодняшний вечер деньги у него есть, а завтра будет новый день, вот тогда и надо будет думать, как быть дальше.
  С этими мыслями Альберт открыл дверь и вошел в трактир.
  Как и всегда в это время, в трактире было шумно. Две огромные круглые люстры, по двадцать толстых свечей на каждой, освещали большое помещение, за широкими столами сидели разномастные компании. Кого только тут не было - от почтенных отцов семейств, зашедших пропустить по кружке пива, до безусых юнцов, шумною компанией расположившихся за столом в углу, весело смеющихся какой-то шутке своего товарища.
  - Какие люди! - поприветствовал Альберта трактирщик Иоганн, верткий малый в засаленном переднике; он ухитрялся делать сразу несколько дел: наливал две кружки пива, вертел на огне жирную утку, уже покрывшуюся аппетитной корочкой, и поторапливал служанку, что замешкалась у дальнего стола.
  -И тебе не хворать. Народу-то у тебя сегодня - яблоку упасть негде, - поддержал разговор Альберт.
  -Да, вечер сегодня что надо, - довольно ответил трактирщик, - тебе как обычно?
  -Угу, - это небольшое слово, "обычно", снова напомнило Альберту, что скоро жизнь его неминуемо изменится, и обычным явлением в ней станут не вечера в трактире, а сидение за переписыванием чужих бумаг.
  Мрачное настроение постоянного посетителя не укрылось от внимательного взгляда трактирщика.
  -А что это ты такой грустный сегодня? - поинтересовался он, - сам на себя не похож.
  -Похож, не похож, - протянул Альберт, - сегодня не похож, а завтра это становится твоим обычным состоянием.
  Трактирщик перевернул в очередной раз утку.
  -Ну неужто так все плохо?
  И Альберт, сам не зная зачем, начал рассказывать о своих злоключениях: про письмо отца, про те надежды, которые тот возлагает на него и про деньги, которые вот-вот закончатся, и тогда совершенно непонятно, что же делать.
  Трактирщик очень внимательно слушал юношу, а потом сказал:
  -Что-то я тебя не пойму. Разве же это проблема? Найди себе работу, как все, и будут деньги на жилье и учебу, да и ко мне пару-тройку раз в месяц сможешь забегать вечерком, - с этими словами он подмигнул Альберту и поставил перед ним еще одну кружку пива.
  Замечание Иоганна, столь сходное с его собственной единственной мыслью, почему - то расстроило Альберта еще сильнее.
  -Эх, Иоганн, стоишь ты тут среди своих бочонков да продуктов, и понять не можешь, что я не привык ходить в присутствие, а потом бежать в Университет, - неожиданно резко ответил он трактирщику, - это не для меня, а для нищих, которые и писчей бумаги-то нормальной купить себе не могут. А я всего лишь хочу, чтобы все было как раньше, как обычно. Как обычно хочу приходить в Университет, а вечерами, как обычно, сидеть в твоем славном трактире за кружкой доброго пива. У меня всего одна молодость, и я хочу прожить ее весело, успею еще наработаться.
  Трактирщик помолчал, посмотрел на огонь, а потом сказал:
  -Кажется, я знаю, как тебе помочь. Ступай ночью на старый Лазурный мост, дождись пока часы на старой ратуше пробьют полночь, а потом наклонись вниз, к воде, и скажи: "Хранитель Семимостья, выйди и исполни желание". И тот, кто выйдет, решит все твои проблемы.
  Альберту стало жутко. Еще давно, от какого-то студентишки он слышал, что на Лазурном мосту по ночам нехорошие вещи творятся. Но чтобы вот так, запросто...
  Он наклонился вперед и прошептал:
  -Слышишь, Иоганн, а кто он такой - Хранитель Семимостья?
  Трактирщик тоже подался вперед.
  -Говорят, что на каждом перекрестке есть свой хранитель, но они слабые обычно. А на нашем Семимостье Хранитель сильный, сам посуди - мост, вода, перекресток, да еще число семь, самая, что ни на есть магическая цифра - все атрибуты в одном месте собрались. Поверь мне, Хранитель Семимостья существует, и то, что он желания исполняет - точно тебе говорю, дед мой к нему ходил и ничего, живым ушел и делишки свои поправил.
  Остаток вечера Альберт сидел молча, допивал пиво, думал. Страшно было ему идти на поклон к неизвестному Хранителю, но манила возможность вернуть свою жизнь в прежнюю, привычную колею, где нет ни забот, ни трудностей.
  В эту ночь он спал плохо, ворочался и думал, думал, думал. И весь следующий день думал.
  А к вечеру достал оставшиеся в кармане пять монет, пересчитал, вздохнул - и отправился в сторону Семимостья.
  
  ***
  Идти ему было недалеко, и как бы не старался Альберт растянуть дорогу, как бы не петлял по улочкам, к Семимостью он подошел уже в одиннадцать. Так как фонарей у Лазурного моста никогда не было, вокруг стояла темнота, и мостик скорее угадывался, чем был виден.
  Альберт несколько минут постоял на берегу, глядя на темную воду, плескавшуюся о гранитные берега закованной в камень реки, а потом быстро и решительно поднялся наверх.
  Ничего страшного или мистического он не увидел. Обыкновенный старый мост, внизу колышется тяжелая ночная река, теплый ветер легонько касается волос, по берегам царапают чернильное небо острыми крышами силуэты домов, будто вырезанные из черного картона.
  Летняя, теплая ночь, самая что ни на есть заурядная.
  Альберт почувствовал себя глупо.
  "Наслушался сказок старого пьяницы, - обругал он себя, - Иоганн, должно быть, выжил из ума, если верит в такую ерунду, да и я не лучше. Не иначе, как вчерашнее пиво вдарило мне в голову, если я уверовал в эти бредни".
  Белый циферблат часов, аляповатым пятном видневшийся на городской ратуше, окончательно успокоил Альберта. Скоро часы пробьют полночь, ничего не произойдет, и он сможет спокойно уйти домой.
  На самом деле Альберт уже сейчас хотел отправиться восвояси, но крохотная надежда на быстрое, и, самое главное, легкое избавление от проблемы все-таки жила внутри него и не давала развернуться и пойти в сторону дома. Он встал, облокотившись на решетку моста, и уставился невидящим взглядом на реку.
  Луна вынырнула из-за облака и окрасила картину каким-то мертвенным синим светом; река подернулась рябью и отразила лунную дорожку, бегущую до следующего моста и теряющуюся за поворотом. Продолжив взбираться на небо все выше, лунный диск окончательно рассеял сумерки и Город казался будто накрытым серебристым пологом; шаловливые лунные лучики, играясь, отражались от стекол окон и прыгали дальше, дальше по одним им известным делам. Ветер стих, и в этом безмолвном лунном свете стали отчетливо видны шесть мостов, стоящих вдалеке.
  Бом! - прокатилось по крышам и умерло где-то вдалеке. Бом, бом, бом...
  "Полночь", - сердце Альберта ухнуло и остановилось. Часы продолжали бить, их бой отчего-то показался ему зловещим.
  С двенадцатым ударом, когда затихло эхо и последний звук умер, разбившись о небо, наступила странная, неживая тишина. Альберта окатило холодным потом, и он поймал себя на мысли броситься бежать, бежать куда угодно, главное - подальше отсюда, от этой странной, мертвой тишины, словно колпаком накрывшей мост. Он обругал себя трусом и срывающимся голосом пробормотал:
  - Хранитель Семимостья, выйди и исполни желание.
  Ничего не произошло. Вода под мостом все также текла, а луна, как и минуту назад, пялилась с неба вниз.
  Альберт выдохнул, разочарованно и в то же время с облегчением. Он попробовал это средство, оно не помогло, и хотя проблема по-прежнему на месте, ничего страшного или пугающего с ним не случилось. Теперь можно идти домой. А лучше - зайти в трактир к Иоганну и вдоволь посмеяться над тем, как ловко тот разыграл приятеля.
  Он начал спускаться обратно, но не успел сделать и шагу, как перед ним, будто из-под земли, вырос человек. Невысокий, слегка полноватый, с тяжелым отечным лицом, облаченный в черный сюртук; начищенные до блеска пряжки на его туфлях тускло блестели, седые волосы, перехваченные черной лентой, серебрились в лунном свете, белые пальцы сложенных на животе рук выделялись в ночной темноте - в нем не было ничего необычного, на первый взгляд, но отчего-то мороз пробирал по коже от одного только его присутствия.
  "Глаза, - понял Альберт, - у него нечеловеческие глаза".
  Глаза незнакомца и впрямь были жутковатые. Круглые, чуть навыкате, они горели пронзительно-голубым светом, вертикальный зрачок багряного отлива смотрел, казалось, прямо в душу, вынимая из нее самую суть и заливая туда ровную, черную пустоту.
  -Кто меня звал? - голос Хранителя оказался низким, скрежещущим, режущим слух.
  -Я, - сказал Альберт.
  Это "я" получилось каким-то жалким, и он, на всякий случай, уже более уверенно повторил:
  -Я звал тебя, чтобы ты исполнил мое желание.
  Хранитель Семимостья медленно, будто каждый шаг давался ему с неимоверным трудом, отошел от Альберта и прислонился к решетке, уставившись своими страшными, немигающими глазами на молодого человека.
  -Желание, - сказал он, - да, я могу исполнить твое желание, только вот что ты можешь предложить мне в обмен на эту услугу?
  - Я... - Альберт осекся. Трактирщик не говорил о том, что Хранителю придется платить, но в любом случае денег у него не было, окромя тех последних пяти монет, - у меня совершенно нет денег...
  Хранитель пальцем поманил Альберта к себе.
  -Не все в этом мире продается и покупается, молодой человек, - назидательно произнес он и его светящиеся глаза сверкнули, - у вас есть кое-что, что вы сумеете мне подарить.
  -Подарить? Что?
  -Например, вашу душу, - красные зрачки, поймав луч лунного света, сузились, и Хранитель Семимостья стал на какой-то миг еще более жутким, - да, я помогу вам, если вы мне подарите душу.
  С этими словами он достал из кармана потертый кожаный кошелек с проржавевшей застежкой, подошел поближе, так, что его глаза оказались совсем близко от Альберта, и довольно потряс кошель около его уха. Внутри что-то зазвенело, отчаянно и тонко, будто тонкие серебряные чешуйки бились друг о друга.
  -Все мы коллекционеры в своем роде, - промолвил он, пряча кошель обратно в карман сюртука, - я вот коллекционирую души. А каково, кстати, твое желание?
  -Я хочу жить так, как жил все эти годы в Городе, - не задумываясь, сказал Альберт, - в достатке и благополучии, не думая о том, где взять денег на кусок хлеба.
  -Значит, деньги, - задумчиво проговорил Хранитель, - люди всегда хотят денег и власти, так что я не удивлен. Ну так как, молодой человек, вы согласны на мои условия?
  Альберт молчал. Синие фосфоресцирующие глаза, не мигая, ждали его ответа.
  -Как же я буду жить без души? - наконец спросил он, - если не будет души, то я, наверное, сразу же умру?
  Хранитель расхохотался каким-то лязгающим, резким смехом.
  -Ну кто, скажите на милость, вбивает вам, людям, в голову эти байки? Сотни людей прекрасно живут без души, и не умирают раньше положенного срока. Вот ответьте мне - вы когда-нибудь видели ее? Чувствовали? Эту душу-то? Что есть она, что нет - какая вам разница? А старому Хранителю радость, новый экспонат в коллекции. А всего-то сказать - дарю, мол, душу свою Хранителю Семимостья. И всего делов, и иди, живи себе, как раньше. Ну так как, порадуешь старика?
  С этими словами Хранитель положил руку на грудь Альберта, сказал несколько слов - и в его руках оказалась маленькая тонкая пластинка, переливающаяся нежно-голубыми разводами.
  -Ну вот, я вынул твою душу. Почувствовал разницу? А может быть, боль? - и снова этот лязгающий смех.
  Альберт смотрел во все глаза и не верил в то, что душу можно вот так вот легко вынуть. Он прислушался к себе - ничего не почувствовал. Ни боли, ни страха, ни отсутствия души. Как будто и не было ее никогда вовсе, как будто эта тонкая пластиночка никогда и не лежала в его груди.
  "Совершенно непонятно, - подумал он, - для чего тогда нужна душа, если без нее ощущаешь себя точно также, как с ней?"
  А вслух сказал:
  -Да, господин Хранитель Семимостья, я дарю вам свою душу в обмен на выполнение своего желания: каждый день у меня в кармане платья должен появляться кошелек с пятистами монетами.
  -Ах, как хорошо, ух, как замечательно, - от былой тяжести Хранителя не осталось и следа, казалось, что он сейчас пустится в пляс. Синие глаза засветились еще ярче, разглядывая трофей; он снова достал кошель, опустил туда пластину, которая раньше была душой Альберта; при падении она грустно и мелодично зазвенела, как будто прощалась со своим бывшим хозяином.
  -Ну что, молодой человек, ступайте себе домой, будет вам кошель с золотом каждый день, будет вам богатство! - последние слова Хранитель Семимостья буквально прокричал Альберту в лицо, а потом резко исчез, оставив Альберта наедине со своими мыслями.
  Как во сне, добрался он в ту ночь до дома, повалился на постель и провалился в липкий, глубокий сон. Ему снились светящиеся синим глаза с вертикальным красным зрачком и лязгающий, скрежещущий смех.
  
  
  ***
  Когда Альберт открыл глаза, солнце уже давно взошло и теперь ярко освещало спальню, плясало на стенах. За окном был яркий летний день, и все ночные страхи показались ему глупыми и смешными, а сам Хранитель Семимостья при свете дня вспоминался как долгий, страшный сон.
  Но когда Альберт оделся и сунул руку в карман, он убедился, что ночная встреча ему не пригрезилась - туго набитый кошель приятно оттягивал руку. Пересчитав деньги, он окончательно поверил в реальность своего ночного приключения:
  -А Хранитель держит слово, ровно пятьсот монет.
  С этими словами он вышел на улицу и направился было в сторону Университета, но потом передумал и решил дойти до трактира, поблагодарить Иоганна за такой прекрасный совет.
  Несмотря на то, что трактир был почти пустой, не считая двух местных пьяниц, которых в любое время дня и ночи можно было видеть в обнимку с бутылкой в самом дальнем углу, трактирщик был на месте и сосредоточенно отмывал большой медный чан.
  -Здравствуй, приятель, - сказал Альберт, подходя к нему и хлопая того по плечу, - вот зашел сказать тебе спасибо.
  Иоганн обернулся и заулыбался, увидев своего завсегдатая в добром настроении. Если у Альберта все получилось и он рад, значит, вечером здесь соберется по этому поводу большая студенческая компания, и у него, Иоганна, будет отличная выручка.
  -Что, Хранитель Семимостья не подвел? - спросил он.
  -Да, не подвел, - спокойно ответил Альберт, - отсыпал золота, сколько просил.
  -Так что, господин Люфт, сегодня вечером ждать вас со всей компанией? Надо же обмыть такое знатное дело, отметить, так сказать, - сказал трактирщик и потянулся за пером, - чем будете угощать друзей-приятелей? Я бы рекомендовал вам взять молочного поросенка, утку, бочонок красного...
  -Не стоит, Иоганн, не стоит, - все так же бесстрастно ответил Альберт, - пирушки не будет, не утруждайся.
  -Дак как же..., - удивленный этим обстоятельством, трактирщик даже перестал тереть чан и захлопал глазами, - я-то думал, посидите, выпьете доброго пива...
  -Не хочу, - ответил Альберт и вышел на улицу.
  Ему действительно не хотелось собирать друзей и пировать до утра в трактире, но если бы дело было только в этом!
  Ему вообще ничего не хотелось.
  Вокруг него шумел веселый, летний Город. Солнце скакало по крышам, по разноцветной черепице, у домов сидели старики и вели свои неспешные беседы, огромная белая кошка плавно шла по карнизу с одного дома на другой; бежали по своим делам люди, звонили колокола собора - обычная городская суета, за которую Альберт так полюбил этот Город с первого дня, теперь не трогала его совершенно.
  Ему было безразлично - стоять здесь, на перекрестке, или вернуться в кабак, или направиться в Университет. С мира будто стерли краски, завесили его тусклой серой пленкой, и даже обретенное богатство совершенно не радовало Альберта.
  Было все равно.
  Безразлично.
  Пусто.
  Прошатавшись еще какое-то время по Городу и и не найдя ничего интересного, Альберт вернулся домой и уставился в окно.
  Первые дни он еще как-то пытался жить по инерции, по привычке - надо бы выходить в Университет, выходить на улицу, но после оставил эти занятия.
  Зачем? Для чего все это, если все равно кругом серо, и не важно, один ты или среди людей? А молча сидеть можно и дома, для этого необязательно куда-то идти.
  С тех пор так и повелось - целыми днями стоял он около окна или бесцельно валялся на постели, безучастный и безразличный ко всему. Он давно уже забросил Университет, и друзья даже думали, что он уехал из Города. Не выходил Альберт и на улицу, а еду ему приносила хозяйка пансиона, в котором он квартировался. Не отвечал на письма, более того - он даже не читал их, и они нераспечатанной грудой лежали в углу, жалко отливая в солнечных лучах, попадавших в комнату, разноцветными сургучными штампиками. Когда писем накапливалось много и Альберту становилось трудно через них перешагивать, он растапливал камин и сжигал конвертики, даже не интересуясь, кем они были отправлены.
  Комната его покрылась пылью, а в углах свили свою паутину неутомимые трудолюбивые пауки. Огарки свечей, надорванные кусочки бумаги и прочий мусор поселились на столе вместе с немытыми кружками и пустыми винными бутылками, которые хозяйка дома, видя полное безразличие к уюту у своего постояльца, приноровилась выносить только раз в месяц.
  Альберт не возражал.
  Не получавший ответов на свои письма отец приехал его навестить, но Альберт на все вопросы отвечал спокойно, сказал, что в деньгах не нуждается, проблем никаких не имеет, равно как желания писать письма, ибо сказать ему нечего; и успокоенный родитель отбыл восвояси, списав все на загруженность учебой, чрезмерным увлечением наукой и развеселой студенческой жизнью, захлестнувшей сына.
  Каждое утро, по-прежнему, находил Альберт в своем кармане по пятьсот золотых монет, складывал в мешок.
  Когда мешок закончился, он взял другой, а затем и третий...
  У него больше не было души, ему нечего и нечем было желать, и тратить золотые было тоже некуда.
  Прошло лето, наступила осень, миновала зима, и снова в Город пришла весна, за ней отшумело еще одно лето, и вновь вернулась осень.
  Однажды утром, когда Альберт, по своему обыкновению, сидел и смотрел на Город за стеклом окна, совсем рядом с ним упал яркий дубовый лист - оранжевый, с зелеными прожилками, он закружился, подхваченный ветром, и осел на подоконнике.
  Сам не зная для чего, Альберт распахнул окно, взял листик в руки и задумчиво уставился на сплетение прожилок. Оно что-то ему напоминало, только вот что?
  Откуда-то всплыло воспоминание - он и его университетские друзья гуляют по лесу, дурачась, загребают ногами осенние шуршащие разноцветные листья. Вот кто-то подкинул охапку и красно-желтый дождь посыпался на веселых молодых людей. Да, точно - он еще тогда смеялся, доставая из волос почти такой же разноцветный листик, а после принес домой целый букет полыхающих оранжевым веточек клена и поставил в вазу.
  Когда это было? Год, два назад? Когда он последний раз смеялся?
  Альберт невольно начал вспоминать. Почему-то этот вопрос показался ему очень важным, но он так и не вспомнил.
  Сам не зная зачем, он оделся и впервые за последний год вышел на улицу.
  Стоял серенький осенний вечер, дорожки были усыпаны палой листвой, еще не потерявшей яркости и свежести, и он шел по Городу, вспоминая - когда, когда же он смеялся в последний раз? Он помнил, что это такое - смех, но все никак не мог вспомнить, как это - смеяться, что же должно произойти для того, чтобы человек засмеялся.
  Почему такая простая вещь, как листик в волосах, заставила его тогда хохотать?
  В своей задумчивости Альберт брел все дальше и дальше, минуя городские ворота. И когда он наконец вынырнул из собственных мыслей, то обнаружил, что сидит на заметенных листьями ступеньках полуразрушенного невысокого здания с острыми сводами, посеревшего от времени и дождей, оплетенного жухлым плющом. Он узнал это место - красивый в своей мрачности склеп на старинном, уже давно заброшенном кладбише, видел, наверное, в свое время каждый житель Города.
  Прохладный вечер сменился ночью, холодной и безлунной.
  
  На улице становилось все холоднее и холоднее, и Альберту подумалось, что надо бы отправиться домой. Склеп стоял в самом центре старого кладбища, и он попытался вспомнить тропинку между крестов, которая выведет его к главным воротам, а оттуда - на дорогу в Город, но не преуспел в этом занятии. До этого он был здесь всего два раза: когда только-только приехал в Город и без дела слонялся по окрестностям, и чуть позже, составляя компанию своему другу, который хотел полюбоваться величественной красотой склепа. Оба раза пришлись на день, и Альберт, находясь в почти полной темноте, совершенно не представлял, в какую же сторону ему надо двигаться, чтобы не заблудиться на огромном погосте.
  Вокруг чернели кресты и древние ограды, кое-где виднелись темные пятна склепов, и, казалось, конца и края не будет этому страшному месту. Под ногами шуршали опавшие листья, что-то длинное и тонкое схватило его за рукав, но это оказался лишь засохший плющ, и юноша отбросил его прочь.
  -Куда я забрел, - пробормотал Альберт и, чтобы хоть что-то делать, не стоять на месте, аккуратно начал продвигаться вперед, надеясь отыскать ориентир и рано или поздно выйти на дорогу.
  Через какое-то время ему даже показалось, что он понял, куда надо двигаться, но вскоре выяснилось, что он ходит кругами, и дорога привела его обратно к склепу.
  -Видно, придется ночевать здесь, - Альберт вздохнул, - хорошо, что ночи еще не слишком холодные.
  Он попробовал открыть дверь склепа, но она оказалась заколоченной, и ему ничего не оставалось, кроме как сесть на корточки рядом с неизвестным ему кустом, прислониться к каменной оградке и постараться подгрести под себя как можно больше сухих листьев, чтобы от земли не так тянуло стылым. Он закрыл глаза и попытался задремать.
  Разбудил Альберта шум, доносящийся чуть слева от того места, где он обустроил себе ночлег. Он приоткрыл глаза и увидел огонек, совсем крошечный, который разгорался все ярче и ярче, а потом услышал и шаги. Сначала Альберт подумал, что это, наверное, кладбищенский сторож, решивший ночью обойти свои владения, и даже чуть приподнялся, решив встать и пойти ему навстречу, но через секунду насторожился.
  Во-первых, огонек был не теплого оранжевого цвета, какой обычно дает факел или свеча, а голубого, холодного и очень, очень чужого. Во-вторых, если задуматься, с чего бы это сторож решил бродить ночью в глубине кладбища? И, в-третьих, откуда вообще тут взяться сторожу? Что здесь сторожить?
  Меж тем шаги все приближались, огонек превратился в сияющую мертвенным светом звезду, будто надетую на тонкую и длинную палку, и Альберт увидел того, кто нес этот "факел". Непропорционально круглое, толстое тело, увенчанное приплюснутой головой, светящиеся желтым глаза, два клыка не умещались у твари во рту и торчали поверх губы, серая, землистая кожа в этом странном свете казалась слегка зеленоватой. Он прошел совсем рядом с Альбертом, задев рукой одну из веточек куста, под которым тот прятался, и сел на пороге склепа, воткнув в землю свой странный светильник.
  Альберт затаил дыхание. Уродец, меж тем, по-хозяйски отряхнул лестницу и уставился в ночную мглу.
  "Как будто ждет кого", - подумал Альберт.
  И оказался прав. На свет "факела" начала собираться нечисть. По земле, шурша листьями, проползло что-то длинное и бесформенное, собравшееся около ступеней склепа в длиннорылого червя с острыми ушами; задевая кресты кончиком метлы, явилась ведьма, в которой Альберт, хотя и с трудом, узнал хозяйку постоялого двора; прибежала, высунув темно-синий распухший язык, черная собака, присевшая рядом с уродцем на ступени склепа и вольготно положившая ногу на ногу; прилетела гигантская летучая мышь со всклокоченной человеческой головой в когтях, на которую уселась, как на трон, блеснула огненными злыми глазками в темноту. Последним прибыл большой паук, прилетевший, как и ведьма, по воздуху, но не на метле, а в старой шляпе.
  -Ну и компания...- прошептал Альберт и вжался в стену, постаравшись стать как можно незаметнее.
  -Все ли здесь? - подал голос уродец, после чего взял палку и осветил собравшихся, - ну что, начнем?
  -Начнем, начнем, - закивали прибывшие и расселись в круг.
  Уродец достал карты, и нечисть стала играть в самого обыкновенного подкидного дурака, сосредоточенно шурша картами. Наконец выяснился первый проигравший - мышь, и первый победитель - старая ведьма.
  -Ну так что же, что же, - проскрипела последняя, - прошу свой выигрыш!
  Мышь спорхнула с мертвой головы, и ведьма, с довольным выражением лица завернула ее в старую тряпицу, причмокнув губами:
  -Дельная вещица, голова казненного колдуна! Знатное зелье наварю!
  Мышь обиженно зашипела, уродец, почуяв скорую драку, цыкнул на них обеих:
  -Ну-ка, успокоились оба! Сами знали, куда идете!
  -Да уж, знали, - обиженно проворчала мышь, - знаете, как непросто найти ныне голову колдуна? А эта старая мухлюет, как пить дать мухлюет!
  -Не может она мухлевать, сам знаешь, - ответил уродец, - в свете этой заговоренной гнилушки никто мухлевать не сможет.
  И игра потекла дальше своим чередом. Ведьме в карты везло - у собаки она отыграла клок шерсти, у паука - целый моток скользкой паутины, чудовище проиграло ей какой-то камушек...
  Наконец нечистые утомились и отложили карты, подсчитывая убытки да завидуя ведьме, которая обогатилась столькими полезными предметами.
  -А слышали, - с легкой завистью проскрипел червь, - Хозяин Семимостья очередную душу получил!
  -Слышали, - прогавкала собака, - как тут не слышать, богаче всех нас на души этот старый черт.
  Альберт насторожился.
  -Так и черт? - подал голос паук, - а я-то думал, просто дух, нечистый, как и мы.
  Ведьма поглядела на него так, что он предпочел спрятаться в шляпе, от греха подальше. Ведьмы, они такие - посмотрят, и вот ты уже не ты, а, скажем, лягушка или еще кто.
  -Сразу видно, недавно ты у нас, - засмеялась она, - не дух он, а черт. Демон перекрестка.
  -Так как же здесь у нас черт очутился? Черти, они же в аду все, под началом у Дьявола, - паук, видя, что ведьма в честь выигрыша, настроена благодушно, решился подать голос и даже наполовину высунулся из шляпы.
  -Так Дьявол его тут и оставил, - ведьма назидательно подняла узловатый большой палец, - ты же знаешь, что Дьявол ходит по земле, людей смущает. Вот и в Город заходил лет двести назад, и очень ему тут не понравилось. Люди добрые живут, честные, друг другу помогают, вот он и разозлился. И перед уходом повелел одному из своих демонов перекрестка, из тех, что поумнее и посообразительнее, сесть на нашем Семимостье, народ искушать да для Дьявола души собирать. Слыхал, небось, как он этого мальчика-студента вокруг пальца обвел?
  Компания дружно захохотала.
  -А то как не слыхать? - просвистела летучая мышь, - сидит, из дома не выходит, душу на пятьсот золотых поменял!
  -Кстати, а почему это Хозяин Семимостья к нам никогда играть не приходит? - спросил паук, - не любит карт?
  Все снова рассмеялась.
  -Да Хозяин Перекрестка - первый игрок среди нас, а уж как любит это дело, ууу! Только мы его не зовем, - снова пояснила ведьма, - везение ему в карты, везет прямо как черту, прости за каламбур. С ним играть неинтересно - только он и выигрывает. И в свете гнилушки заговоренной тоже выигрывает, хотя и чуть реже.
  -Не мухлюя? - искренне восхитился паук, - вот это да!
  -Вот тебе и да! - показала ему язык ведьма, - скоро светает, нам пора лететь!
  Общество зашевелилось, вставая.
  -Через неделю играть будем? - спросил уродец.
  -Конечно, - суетливо заверила ведьма,- будем.
  -Будем, будем, - закивали остальные.
  -Тогда спрячу-ка я это здесь, - и с этими словами он бережно завернул в хламиду "факел" и засунул его под ступени склепа, - чтобы постоянно с собой не носить, а то люди уже поговаривают, будто завелись в этих местах блуждающие огоньки.
  Ушел, топая в предрассветном тумане, уродец, убежала собака, со свистом улетел в своей шляпе паук; расстроенная летучая мышь, оставшись без головы колдуна, быстро растворилась в небе, червь уполз в землю, и только ведьма, замешкавшись, рассовывала выигранное добро по карманам бесформенной юбки, да крепила в платке на пояс трофейную голову.
  Как только она увидела, что осталась одна, то не смогла сдержать радости, и, улыбнувшись страшно и весело, заплясала:
  -Получилось, получилось!
  Радостно похлопывая себя по бокам в каком-то сумасшедшем ритме, она вытащила из-за пазухи простенькую веревочку, на которой висел прозрачный стеклянный цветочек.
  -Ну теперь-то я не буду постоянно проигрывать, - танцевала она, - цветочка моего никто из них не почуял, и гнилушка против него бессильна, и теперь буду я постоянно в выигрыше, постоянно в прибыли, и ничто мне не помешает мухлевать!!
  Ведьма была так увлечена своей радостью, что не заметила Альберта, вылезшего из-под своего куста и вспрыгнувшего к ней на спину.
  -Ай, - вскрикнула она, но Альберт крепко сидел на загривке.
  -А ну-ка, бабка, отдавай побрякушку! - рявкнул он.
  Ведьма закружилась, замахала руками в попытках сбросить с себя нежданного наездника, но тщетно. Как бы она не вертелась, как бы не возмущалась, Альберт крепко держался за нее.
  Наконец ведьме удалось оседлать метлу, которая, увидев, какая беда приключилась с ее хозяйкой, подлетела и уже несколько минут кружила рядом.
  -А ну отстань, кто ты есть там! - в сердцах крикнула ведьма и взмыла в небо.
  Лететь под облаками Альберту было не страшно, скорее, неуютно. Ведьма ругалась во все горло, а он только крепче сжимал руки и ноги, держась за старуху из последних сил.
  На горизонте блеснул первый луч солнца, и ведьма вынуждена была прекратить бешеный полет над Городом. Она еще раз резко взлетела под облака, после чего камнем упала в каминную трубу постоялого двора; Альберту пришлось приложить все силы, чтобы не отцепиться от старухи.
  Вывалившись из трубы, ведьма начала бешено скакать по комнате, потом, окончательно утомившись, простонала:
  -Ну хватит, слезай!
  -Нет, - ответил ей Альберт, - отдавай цветок-амулет.
  -Ишь чего захотел, - проскрипела она, - а больше тебе ничего не надо?
  -Бабка, я не слезу, а коли и слезу - не порадуешься. Отдавай амулет на карточные игры, хуже будет.
  -А что ты мне сделаешь-то? - усмехнулась ведьма. - Вечно у меня на спине не просидишь, рано или поздно устанешь.
  -Что? - Альберт на минуту задумался, - да что выберешь: либо твоим компаньонам по игра расскажу, как ты мухлевала, либо по Городу растрезвоню, кто у нас на постоялом дворе хозяйничает.
  -Да говори, в Городе тебе не поверят, а дружки мои сожрут тебя на завтрак, костей не соберешь!
  -Не сожрут, а коли и сожрут - не страшно, души у меня нет и страха я не испытываю, - ответил ей Альберт, а в Городе... В Городе поверят, когда я покажу, как лихо ты летаешь на метле через дымоход.
  -Дела.. - вздохнула ведьма. - Так что ты что ли, Альберт, человек-без-души?
  -Да отдам я тебе твою побрякушку, только дело одно надо мне сделать будет, - сказал Альберт примирительно, - ну так что, поможешь? И ни одна живая душа не узнает о твоих проделках.
  -Ну ладно, ладно, уговорил, - проговорила бабка, - клянусь, отдам тебе цветок.
  И тут же уточнила:
  - Но с возвратом.
  -С возвратом, с возвратом, - успокоил ее Альберт и слез.
  В тот же момент ведьма отряхнулась от золы и приняла свой обычный вид - волосы ее аккуратно легли на плечи, исчез огромный нос, а резкие черты лица смягчились; перед ним стояла хозяйка постоялого двора в своем обычном виде, совершенно не старая красивая женщина лет сорока.
  Забрав цветок, Альберт вернулся обратно на кладбище, к склепу, и извлек из-под ступеней завернутую в тряпье гнилушку, которая при свете дня оказалась самой обыкновенной палкой с шишковатыми сучьями.
  -Мне кажется, господин Хозяин Семимостья, нам с вами надо будет увидеться еще раз, - пробормотал он и направился в Город.
  
  ***
  
  На этот раз Альберт решил никуда не торопиться. Да и волнения не было - он просто выждал время, все также бесцельно сидя у себя в комнате, а в одиннадцать часов собрался и вышел в направлении Семимостья, здорово удивив своим поведением хозяйку пансиона - надо же, год из комнаты не выходил, а теперь второй день подряд под вечер отправляется неизвестно куда.
  К мостику он пришел без пяти двенадцать, спокойно дождался боя часов на ратуше, а после произнес:
  -Хозяин Семимостья, выйди и исполни желание!
  Мрачная фигура возникла перед ним резко, как и в прошлый раз. Синие светящиеся глаза буравили Альберта:
  -А, снова пожаловал? Ну а чем платить будешь за исполнение желания?
  Альберт не растерялся:
  -Скучно мне, господин Хозяин Семимостья. Деньги есть, а заняться нечем, даже в картишки перекинуться не с кем. Не составите ли вы мне компанию?
  С этими словами он достал из кармана карты, и начал их тасовать.
  При виде карт красные зрачки Хозяина Семимостья засверкали, а сам он оживился:
  -Карты - это хорошо, карты - это весело. Давно, ух как давно никто не играл со мной в карты, - потирая руки, Хозяин буквально пожирал глазами колоду, - только вот на что играть будем?
  Альберт сделал вид, что задумался:
  -Играть... А давай так: коли ты проиграешь, возвращаешь мне мою душу, а коли я выиграю - поклянусь привести к тебе на поклон десять человек, ну а дальше уж ты сам.
  -Хм... Душу ему подавай, - проворчал Хозяин, не отрывая глаз от колоды, - не пойдет!
  -Ну коли не пойдет, так я пошел, - Альберт развернулся и пошел прочь, не бросив на застывшего в растерянности демона даже взгляда.
  -Ладно, ладно, не кипятись, вечно вы, люди, торопитесь, - Хозяин Семимостья снова вырос у него под самым носом, - только не десять человек, а двадцать!
  -Экий ты жадный, - вздохнул Альберт,- ну да по рукам. Играть будем в подкидного дурака, только я в такой темноте карт не разгляжу, так что вот нам фонарик.
  Альберт развернул гнилушку, которая в ночной темноте снова стала светить бледным светом, и закрепил ее на решетке моста. Увидев, какой светильник притащил студент, Хозяин Семимостья хрюкнул.
  -Как же это ты у Кладбищенского Стража его любимую игрушку отобрал?
  -Не отобрал, а взял на время, попользоваться. Ну так что, сдавайте, господин Хозяин,- Альберт сел прямо на мост, скрестил по-турецки ноги и стал ждать, когда же тот раздаст карты.
  Хозяин Семимостья не торопился. Он долго мешал колоду, как-то по особенному, по-хитрому сдавал, но наконец игра началась.
  С первой же минуты Альберту не везло, но ведь он был студент, а какой студент не сиживал ночи напролет в трактире у Иоганна, играя в картишки то в одно, то в другое? Вот и он не был исключением, и не один раз поправлял свое материальное положение за карточным столом; так стоит ли удивляться тому, что мухлевать в карты он умел, и умел неплохо? И как бы Хозяин Семимостья не хмурился, как бы не скреб лоб в попытках и так, и этак обставить студента, как бы не крякал от неудовольствия, ничего у него не выходило. Ведь благодаря гнилушке он мог полагаться только на свой опыт и мастерство, а на стороне Альберта был ведьмин амулет, позволявший использовать еще и ловкость рук.
  В общем, не прошло и получаса, как Хозяин Семимостья остался в дураках, да еще и с "генеральскими погонами" на плечах.
  -Ну-ка, старый черт, отдавай мою душу, - сказал Альберт и протянул руку. И Хозяину Семимостья ничего не оставалось делать, кроме как открыть кошелек и, порывшись среди жалобно звенящих чешуек, выудить оттуда уже знакомую Альберту тоненькую пластинку, переливающуюся нежным голубым светом.
  Альберт буквально выхватил ее из рук Хозяина и приложил к груди, пластинка исчезла, будто ее и не было, а на него обрушился весь шквал чувств, которых он так долго был лишен: страх его души, пережившей плен в огромном темном кошельке Хозяина, радость от возвращения, радость от победы.
  И он рассмеялся. Впервые за последний год.
  От его смеха Хозяина Семимостья передернуло. Он нервно одернул свой камзол и проговорил:
  -Ну хватит тебе радоваться, дай старику отыграться.
  Альберт очень не хотел рисковать второй раз, но он понимал, что у него есть уникальная возможность избавить Город от такого опасного и неприятного во всех отношениях жителя. Душа его замерла, застыла в ужасе от того, что он может не справиться, может проиграть, но он взял себя в руки и, нарочито небрежно проговорил:
  -А что за интерес мне с тобой играть? Игрок ты неважный, да и нет у тебя больше ничего, что ты мог бы мне предложить в качестве выигрыша.
  От этих слов Хозяин Семимостья весь затрясся от злости.
  -И это мне говорит человек! Да лучше меня никто не играет в карты во всем мире демонов!
  -Значит, нет среди вас настоящих, умелых игроков, - протянул Альберт.
  -Так что, играем? Что хочешь проси у меня, только дай отыграться, ведь ежели же кто узнает, что меня, Хозяина Семимостья, обыграл мальчишка, юнец, позору не оберусь во веки веков.
  -Хорошо, играем еще один кон, последний - ответил Альберт, стараясь казаться все таким же веселым и беззаботным, несмотря на охватывающий его ужас, уж слишком страшен был в гневе Хозяин Семимостья, - я, если проиграю, отдам тебе обратно свою душу и буду служить до конца дней, а коли я выиграю, то ты выпускаешь все имеющиеся у тебя души на волю, собираешь свое добро, какое там у тебя есть, и проваливаешь прочь из Города на веки вечные.
  Очень не хотелось Хозяину соглашаться на такие условия, но Альберт был непреклонен, и, как бы не искушал его посулами и богатством старый черт, ни на что более играть не соглашался.
  -Идет, - ответил Хозяин Семимостья в конце концов.
  И снова началась игра. Альберту было страшно - как за себя, так и за Город, ведь если он не выиграет, то кто ведает, сколько еще душ честных горожан получит алчный старый черт - но он взял себя в руки и призвал на помощь все свое умение.
  И выиграл.
  Увидев, что проиграл, Хозяин Семимостья бросил со всей силы оставшиеся у него на руках карты в реку, и вода, послушно подхватив бумажные прямоугольники, понесла их по лунной дорожке.
  -Ну, господин бывший Хозяин Семимостья, я жду, - напомнил о своем присутствии Альберт.
  Не переставая ругаться, страшно сверкая глазами, Хозяин Семимостья достал свой кошелек и вытряхнул его содержимое. Тонкие пластинки-души хороводом светлячков взвились в темноте ночи, разлетаясь, кто куда. Некоторые светящимися точками взмыли в небо, а некоторые медленно поплыли в переулки, чтобы найти своих хозяев.
  Хозяин Семимостья как-то съежился, страшные синие глаза его потухли, камзол, доселе отлично сидевший, стал ему велик. И он растворился, растаял во тьме.
  Альберт отвязал от решетки гнилушку, завернул обратно в тряпицу и, посмеиваясь, пошел домой.
  
  ***
  
  На следующий день Альберт направился в Университет. По дороге он зашел на постоялый двор и попросил позвать хозяйку, которой, как и обещал, вернул амулет. Ведьма, кстати, была не в обиде за ночной сумасшедший полет и вымогательские методы Альберта, так что расстались они добрыми друзьями.
  Вечером того же дня, закончив все дела, Альберт прогулялся до старого склепа и положил на место гнилушку, ему она больше не была нужна.
  В Университете он без труда восстановился, и, не теряя времени, устроился на работу, ведь все золотые монеты исчезли из его дома в ту самую ночь, когда он прогнал Хозяина Семимостья. И хотя бывшие друзья ломали голову над тем, куда пропадал молодой Люфт целый год и почему теперь его можно было видеть в конторе писца, Альберта это абсолютно не волновало; вечерами он иногда заходил к Иоганну в трактир, но не особо часто, предпочитая обществу трактирных завсегдатаев более интересное общество сына университетского профессора и его красавицы-сестры, с которыми познакомился в Университете на кафедре их отца.
  Жители Города, гуляя вечерами по улицам, заметили, что Лазурный мостик снова сияет, как новенький, ярким синим цветом, и вскоре это стало любимое место вечерних прогулок горожан. Обрадованный губернатор повелел поставить около него фонари, и теперь каждый вечер на мостик приходит Фонарщик, зажигает огни и любуется чудесным видом, открывающимся с него на все мосты Города.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"