Во имя Истинно Великого65k "Рассказ"
Аннотация к разделу: ...кое-где на полях попадались рисунки, кое-где чернила слегка расплылись от пролитой воды, а может быть, и слез, а от нескольких страниц осталась лишь половина с обгорелыми краями.
Сейчас я сижу у себя дома, курю все ту же трубочку с ароматным табаком и пью травяной чай, а передо мной - подарок Фонарщика. С сегодняшнего дня я начну разбирать эти истории, я расскажу их вам и возможно, в мире станет еще немного теплее и светлее, как каждый вечер становится теплее и светлее от огоньков Фонарщиков.Я хочу рассказать вам Сказки Старого Фонаря.
Еще от деда своего я слыхал эту историю. Бывало, сидим мы, малышня, вечерами на порожках крыльца, семечки щелкаем, что матери в карман насыпали, и дед тут же, сети чинит да байки травит. Дед - он рассказчик знатный был. Говорит, бывало, о том да о сем, а ты и видишь будто своими глазами, как корабли плывут да витязи на мечах дерутся. Но более всего мы эту историю любили. Все от мала до велика соберемся вокруг него и ну канючить: расскажи да расскажи про Эмерика. Дед, конечно, сначала ломался - не буду, мол, сто раз слышали уже, но мы-то знали, что дед просто тянет время, и пока не наступит темнота, не начнет. Такая уж у него была традиция - любые сказки нам сказывал, когда угодно, а эту - только когда темно станет, чтобы, значит, страшнее было. Солнышко закатывалось за горизонт, и дед просил тех, кто постарше, принести хворосту на костерок. Опосля разводил огонь, закуривал свою трубочку, мы подбирались поближе, чтобы тоже поместиться в теплый солнечный отблеск костра и получше слышать. Шумит море, бьется солеными волнами о берег, кричат где-то вдалеке птицы, устраивающиеся на ночлег; дед делал особенную, глубокую затяжку и начинал свой рассказ.
Не так давно в Городе был случай, о котором стараются не вспоминать - слишком мрачной и неправдоподобной кажется эта история. Но если хотите, мой дорогой читатель, я могу рассказать вам ее.
Он сидел на грязной сырой палубе и кожей ощущал эту пронзительно - звенящую, вязкую тишину. Нет, это уже не пугало его, за многие века одиночества он привык, и теперь просто сидел, уставившись на старый, ржавый, давно уже не указывающий направление компас. Да, когда-то настолько давно, что ему казалось, это было не с ним, был животный, панический страх, и казалось, стоит только на секунду отпустить штурвал, позволить кораблю побыть мгновение в свободном плаванье - и ты уже навсегда потеряешь курс, останешься в этом безмолвном пространстве. И тогда он довел себя до отчаяния, до потери сознания стоя перед штурвалом и глядя на мертвые отныне приборы. А когда очнулся, то четкая, оформленная мысль пробилась сквозь наступающее безумие: этому миру не нужны твои усилия, и кораблю все равно, стоишь ли ты за штурвалом, ведь им управляешь не ты. Потом, позже, он стал понимать, что так быстро приводило его к безумию. Тишина. Не было скрипа мачт и звуков перекатывающихся под килем воды, и паруса, трепыхаясь на ветру, бесшумно шевелились. И тогда он закричал. Но не услышал ни звука. За века этого немого, бесшумного плаванья по черно-синей ровной глади, на которой никогда не бывает шторма, за века, проведенные в безмолвии, он десятки раз сходил с ума, и десятки раз находил в себе силы сохранить рассудок. Он придумывал себе развлечения и обязанности: устанавливал вахты и праздники, иногда - пытался найти линию горизонта, распознать грань слияния моря и неба, но уловить хрупкую, мерцающее - хрустальную линию почти никогда не удавалось. Но иногда, как сегодня, надежда покидала его, и он опускался на залитую соленой водой палубу, и бездумно смотрел на компас. Сегодня он думал, что снова на грани безумия. Оттого, что стрелка компаса задрожала, а потом вполне уверено показала направление. И он услышал едва различимый шорох волны. єНеужели я возвращаюсь?" - подумал Хардвин и, боясь этой мысли, еще раз взглянул на компас. Сомнения не было - стрелка ожила и была готова вывести его домой. Все еще боясь поверить в реальность происходящего, он побежал в каюту, чтобы взять карты, и через какой-то час капитан уже знал, что до родного Города ему плыть всего лишь неделю, если не будет шторма.
Живет у нас на старой мельнице почтенный мельник Йозеф. Мельница его стоит за Городом, на реке, и все городские жители, по мере необходимости, везут к нему на помол зерно, так что мельник наш не то чтобы сказочно богат, но обеспечен. К тридцати трем годам уже были у него помимо мельницы и прекрасный дом в Городе, и красивые выходные платья, и четверка коней стояла в конюшне и била копытом, ожидая, когда понадобится Йозефу куда-нибудь выехать, по делам, или же просто прокатиться по Городу с ветерком. Одно плохо - нет у мельника жены...
Вы посылали когда-нибудь кого-нибудь к чертовой бабушке? А знаете ли вы, что это прекрасная старушка ждет не дождется, когда чьей-нибудь волей к ней в очередной раз закинет гостя...
Над тайгой летит Аю - ветер слушает. Не ходит Аю по земле. Не для того Небесный Отец дал ей крылья, чтобы она землю топтала. Лишь иногда оборачивается Аю человеком, бродит по лесу, песню поет, иней на деревья кладет.
В бытность мою в этой деревеньке я долго собирал обрывки легенд и слухов, что ходили вокруг этих развалин, пока однажды не попал в городскую библиотеку, где и нашел древний, полустертый свиток, написанный последним из тех, кто жил в этом доме. Я провел не один вечер, пытаясь разобрать неровный почерк и устаревшие слова, покуда моему взору не открылась эта старая и страшная история.
На дорогах всегда есть ветер. Он срывает и уносит прочь гордость, жажду золота и славы, пробегает морозом по коже, заставляя вспомнить, что главное - это чтобы тебя кто-нибудь ждал в конце дороги, иначе она становится бесконечной.
огда в Городе выпадает первый снег, и легкий мороз впервые заглядывает в окна, на дорогах всегда появляются маленькие следы, как будто кто-то мелкий и проворный спешил ночью по своим делам. Часто эти следы сразу же засыпает снегом, но иногда еще долго то там, то тут можно найти отпечаток ноги размером с ваш мизинчик. Никто не знает, кто этот таинственный человечек, который не пропустил еще ни одного первого снега и зачем он год за годом посещает наш Город...
Было время, когда Земля только просыпалась. Кристально-чистые воды с тихим плеском умывали недавно рожденные горы, шуршали камнями. Молодое, свежее, светлое Солнце ярко и радостно сияло с лазурных небес, обдуваемое нежным ветром, и рассыпалось миллионами звезд в водах рек, согревало все живое. И радостно, легко было жить в те годы. Не знали люди тогда зависти, и не было в мыслях их черных дел; свободно дышалось им , с песней просыпались они. Каждое утро возносили хвалу родителю-Миру, каждый вечер благодарили за дарованную пищу. И жили в те годы рядом с людьми Дельфы - мудрые, сильные, ловкие
...сейчас я сижу у себя дома, курю все ту же трубочку с ароматным табаком и пью травяной чай, а передо мной - подарок Фонарщика. С сегодняшнего дня я начну разбирать эти истории, я расскажу их вам и возможно, в мире станет еще немного теплее и светлее, как каждый вечер становится теплее и светлее от огоньков Фонарщиков. Я хочу рассказать вам Сказки Старого Фонаря.
Что делать, если ты родилась ведьмой в мире, где люди придумали себе нового бога и поклоняются ему, сжигая таких, как ты, на кострах? Что делать, если твой лучший друг, обладающий, кстати, точно такой же силой, как у тебя, переходит на сторону церковников и выносит тебе смертный приговор? А тут еще какой-то странный карлик со своими дурацкими рассказами о делах давно минувших дней...
Скелета звали Классик. Голову его украшал бархатный, черный берет с переливчатым пером неизвестной науке птицы; думаю, если кто-нибудь спросил бы, что за птица и откуда взято это перо, он вряд ли бы ответил. Длинные, до плеч, седые волосы его были перетянуты бардовой лентой, своей правой рукой он элегантно поддерживал Смерть, а в левой имел простую, но оттого не менее элегантную трость. На указательном пальце (точнее, на тех костях, что от него остались) он носил щегольской перстень с сапфиром того глубокого цвета, который встречается столь редко, что, как правило, украшает венцы королей или же, на худой конец, ордена придворных премьер-министров. Но ни королем, ни министром наш скелет не был точно - это слишком скучные персоны и Смерть ни за что не согласилась бы совершать прогулки с одним из них. Кем же был он при жизни? И как стал спутником Смерти?
Жертва строительная - жертвоприношение, совершаемое в магических целях при закладке дома или другого крупного строения для обеспечения его прочности и долговечности, а также для благополучия хозяев. Кстати, этот ритуал иногда практикуется и в наши дни...
Обычный магазинчик на трассе, обычная, уставшая от жизни торговка пятидесяти лет. Необычны только клиенты, что приходят сюда по одному каждую ночь ровно в полночь...
Говорят, что на каждом перекрестке есть свой хранитель, но они слабые обычно. А на нашем Семимостье Хранитель сильный, сам посуди - мост, вода, перекресток, да еще число семь, самая, что ни на есть магическая цифра - все атрибуты в одном месте собрались. Поверь мне, Хранитель Семимостья существует, и то, что он желания исполняет - точно тебе говорю, дед мой к нему ходил и ничего, живым ушел и делишки свои поправил.