- Вася, тебя сейчас ветром сдует, не сиди на краю, - не без легкой иронии обратился белокурый красавец Пашка к измазанному цементом Василию.
- Ну, чего? - неохотно обернувшись, промолвил в ответ Василий.
- Ты это брось чевокать, дай закурить лучше, - оборвал его Пашка.
- Нет у меня...
- Вечно у тебя нет! Может, сходишь разок? - спросил его Пашка и поглядел вниз, улыбнувшись.
- Сам иди, - огрызнулся Василий.
- Работа перерыва требует, тем более такая, как наша, - начал было рассуждать Пашка. - А какой же перерыв без курева? - закончил он.
- Да у тебя всегда причины, лишь бы не работать, - возразил Василий.
- Полегче, ты, трудоголик. Вот смотри лучше, вид-то какой! Нам ведь одним везет увидеть то, что другие, может, и не увидят вовсе, - сказал Пашка, проведя рукой кривую по небу, немного прищурившись, но с довольным видом от того, что объял он своими рабочими руками необъятное.
- Хватит паясничать! - заметил Василий. - Если такие , как ты, тут будут работать... - не успел закончить Василий.
- Эх ты, Васька... Вроде вот умный человек, а говоришь такие глупые вещи. Романтики в тебе, Вася, маловато, романтики. Тебе все кирпичи класть один к одному. А я, может, вот на эту работу устроился, чтобы смотреть с высоты птичьего полета на весь этот мир, на наш город любоваться, - замечтался Пашка, наполнив свою грудь свежим воздухом и посмотрев куда-то вдаль. - А ты все кирпичи свои... смотри, сам себя замуруешь и не заметишь. Это я, конечно, в переносном смысле выражаюсь - сказать ведь красиво хочется.
- Ага, только не всегда удается, - парировал Василий
- Да останови ты себя, оглянись вокруг, заметь, жизнь какая!
- Да ну тебя! - махнул рукой Васька, взяв очередной кирпич в руки.
- Слушай, у тебя сколько прогулов за этот месяц? - смекнул Пашка, сняв головной убор.
- А тебе-то что?
- Что-что, держи вот, - ответил Пашка, быстро, двумя руками насадив на Ваську свою ярко-зеленую кепку, и поскакал по кирпичным уступам ближе к крану.
- Эй, Михалыч! - закричал Пашка что есть силы. - Подай кран вниз, мне надо по делу!
- По какому такому делу? - эхом отозвалось в ушах Пашки.
Пашка сложил ладони рупором, прислонил их ко рту и закричал раздельно:
- Спу-скай кран бы-стрее!
Михалыч сплюнул, махнул рукой и подал кран.
Спустившись на землю, Пашка воскликнул:
- Красоты, мать их... вот они, красоты, - сказал он сам себе, посмотрев в сторону винного магазина.
Туда Пашка, не теряя ни минуты, и отправился. Жизнь казалась Павлу этаким действом в настоящем времени. Ни прошлого, тем более плохого, ни будущего - ни о чем он особенно не задумывался. И в настоящем времени ему бы очень хотелось, чтобы жизнь состояла только лишь из удовольствий, смеха и частичного созерцания окружающего мира. Пашка не любил работать. Он никогда не притворялся и не скрывал этого (как на этой работе, так и на предыдущих); поэтому, видимо, долго нигде и не задерживался. Но был он человеком веселым и жизнерадостным, так что начальство любило его по-своему. Формальной же причиной уволить его через неделю после трудоустройства могла быть, как почему-то иногда думалось ему, абсолютно маленькая, незаметная деталь, тогда как для других не хватило бы и сотни провинностей. Нельзя сказать, что его любили все, и что ему многое сходило с рук. Но, с другой стороны, и прощалось ему немало.
В магазине Пашка взял пять банок пива и первую уговорил на месте. Став еще добрее относительно и так доброго трезвого Пашки, он вышел на улицу в поиске тихой скамейки в летнем сквере, в непосредственной близости от магазина. Но все места были, как назло, заняты.
Пашка начал метаться от скамейки к скамейке - очень уж хотелось поскорее присесть и насладиться холодным свежим пивом, но только на сей раз в более комфортной обстановке. Пенсионеров Пашка в таких ситуациях старался избегать по причине собственного стыда. Поэтому он подошел к скамейке, где сидели обычные школьник и школьница.
Сделав угрюмый вид преподавателя-зануды, он сказал:
- Вы бы лучше, молодежь, в школе уроки учили, а не по паркам болтались. О чем думаете?
Школьница посмотрела на Пашку исподлобья, как-то не по-доброму, и сказала:
- Шел бы ты отсюда, дядь, сейчас еще наши друзья подойдут.
Школьник же одобрительно подтвердил слова подруги кивком головы.
Пашка ухватился двумя руками за банку и тихо дал задний ход. Одержимый желанием все же принять сидячее положение, он, не находя для этого подходящего места, расстроенный поплелся вдоль сквера.
Солнце, проникая то тут, то там через липовые листья и ветки, доставало Пашкину банку и самого Пашку. Неподалеку он заметил скамейку, посередине которой одиноко сидела девочка лет пяти или шести, с огромными детскими белыми бантами. Обрадовавшись, Пашка подбежал к скамейке и сел на краешек, достал из-под одежды, из внутреннего кармана, еще чуть холодную банку.
- Не помешаю? - спросил с издевкой Пашка маленькую девочку.
Девочка сидела так, как всегда сидят дети, ждущие, что их сфотографируют: ручки лежали на коленках, спина была неестественно ровной, взгляд направлен в некоторую точку, выбранную, по-видимому, совершенно случайно. Она медленно повернула голову в сторону Пашки, и ее огромные банты колыхнулись с внезапным порывом ветра.
Девочка пристально глядела на Пашку, не моргая. Ему стало как-то неуютно.
- Что-то не так? - спросил он ее после непродолжительной паузы.
- Папа! - громко сказала девочка, протянув к нему руки.
Пашка мгновенно протрезвел.
Нахмурившись, он прижал банку к груди и промолвил:
- Не хочу тебя разочаровывать, девочка, но я точно не..., - Пашка замял слово, будто боясь его произнести вслух, - в общем, не тот, кем ты меня сейчас назвала.
- Как тебя зовут? - спросил он вдруг.
- Катя!
- А меня Павел! - ответил Пашка и протянул руку ребенку. Девочка осторожно подала ему маленькую ладошку.
- Ну вот, приятно было познакомится, - сказал Паша, пожав крохотную детскую ручку. - Ну что же, мне пора! - он медленно развернулся и пошел прочь от скамейки.
- Моего папу, - сказала Катя ему вслед, и эти первые два слова прозвенели в ушах Пашки как гром среди ясного неба, - тоже звали Павлом. И он точь в точь как Вы - договорила она с такой интонацией, что не поверить в сказанное было невозможно.
Пашка покраснел.
- Знаешь что, девочка! - начал он.
- Меня Катя зовут, - обиженно поправила та.
- Да, Катя. Так вот, ты еще маленькая и, может, не догадываешься, что в жизни очень много совпадений. Бывает, что люди одинаковые на внешность, и их легко перепутать. Вот, например, - Пашка задумался и почесал затылок, - да... у Гитлера был двойник, человек похожий на него так, что и не отличишь.
Катя посмотрела на Пашку удивленно.
- Ах, да ты, наверное, не знаешь, кто такой Гитлер.
- Не знаю.
- Ну и не важно, - другого ничего Пашке на ум не приходило. - В общем, я не твой отец.
Он решил выдержать паузу - может, она, наконец, все поймет, и можно будет спокойно уйти с чистой совестью. Пока Катя сидела молча и думала, Пашка еще пару раз успел приложиться. Через пару минут девочка, прищуривая глаза из-за яркого солнца, отчего ее лицо приобрело немного игривое выражение, снова взглянула на него.
- Не обманывай меня. Я узнала тебя. Ты мой папа. Пошли домой, - сделав ударение на последний слог в слове "домой", она протянула ему свою руку.
Пашке поплохело.
- Ты так не шути девочка, - начал Паша строго, насколько это было возможно. Поняв, что просто так ему не отделаться, он, собравшись с духом, выпалил: - Посидим немного, потом, если не придут родители, пойдем в милицию, пусть там разбираются.
- Мы не можем пойти в милицию, ты же пьян. Пойдем лучше домой, - сказала девочка, тихо пытаясь взять Пашку за руку.
"Вот гиена, - подумал про себя Пашка, - еще и руки ко мне тянет". На всякий случай он отодвинул пиво подальше и отсел на другой конец скамейки. Через несколько минут он решил посмотреть на место, где сидела девочка, в надежде, что та уже ушла. Однако она все еще была там, и пристально смотрела прямо на него. Взгляд ее был настолько естественен и убедителен, что Пашке показалось, будто вся его жизнь до этого была сном, а то, что происходит сейчас, - реальность. Он смущенно посмотрел на девочку и улыбнулся.
- Слушай, пока то да се, хочешь, я тебе леденец куплю? - спросил Пашка.
- Да глупости все это... леденцы, - проговорила девочка.
"Боже, - подумал про себя Пашка, -ну конечно, ей леденцы не нужны, ей отец нужен". Испугавшись собственных мыслей, Пашка промолвил:
- Ты посиди, я сейчас, - добавил он, посмотрев с отчаянием на недопитую банку пива.
- Нет, - сказала девочка строго, - я не ем сладкого, не уходи никуда.
- А-а-а... не ешь сладкого, - протянул Пашка. - Бывает и такое в твоем возрасте.
- Я хочу пить, - сказала девочка.
-Так я сейчас, - радостно встрепенулся Пашка.
- Нет, мы вместе пойдем.
С безнадежным видом Пашка зашагал с девочкой по направлению к магазину. Смирившись с текущей ситуацией, Пашка начал немного привыкать к девчонке. Знал он ее всего лишь несколько минут, но уже почему-то начинал ощущать некоторую ответственность. Откровенность ребенка подкупала. Однако оставленное на солнце пиво не давало Пашке покоя.
- Вот, ты жди меня тут, я сейчас, - сказал быстро Пашка девочке и отбежал, не дождавшись ответа. Подойдя к скамейке, он увидел человека, присматривающегося к банке.
- Нехорошо, бать, нехорошо. Пиво не ваше, пиво наше.
Он выпил все одним махом, оставив немного на донышке.
- На вот, бать, допивай, а меня ребенок ждет, - горделиво сказал Пашка.
Ребенок стоял там, где должен был, не сойдя с места ни на шаг. Пашка подошел и как-то неуклюже спросил:
- Ну а годков-то тебе сколько?
- Семь... - девочка впервые улыбнулась, - я одна у мамы!
- А-а-а, одна у мамы...
- Да. Мы как раз попьем водички и пойдем к ней.
Пашка закосил куда-то вбок и сказал:
-Э-э-э, а давай так договоримся: мамы точно не надо, хватит на сегодня с меня знакомства с тобой.
- Ну а когда?
- Когда-когда... Когда рак на горе свистнет...
- Кто свистнет? - недоуменно спросила девочка.
- А, блин... - махнул рукой Пашка.
- Слушай, - начал он, грозно посмотрев на Катю и решив начать собственное наступление. - Ты что это, в агентстве знакомств подрабатываешь? Не ожидал! Ход-то какой нестандартный. Это ж надо!
Девочка посмотрела на Пашку удивленно.
- В каком агентстве? Нигде я не подрабатываю, - сказала она растерянно, - но если не хочешь, тогда не пойдем.
- Вот и прекрасно, - произнес Пашка, - а не выпить ли нам тогда по поводу несостоявшегося знакомства с твоей мамой? Повод, по-моему, вполне основательный.
- Может, ты ее уже знаешь, - с грустью в голосе проговорила Катя.
- Еще лучше, если знаю... Зачем же повторно знакомиться?
- Как хочешь, - сказала девочка, все же немного расстроившись, - ты не забыл? Я пить хочу.
Впереди их ждал большой универсальный магазин с отдельными входом и выходом.
- Катюша, вот что, - сказал ласково Пашка, - ты уж меня подожди, у меня там, в магазине, в общем, знакомый, но это долго объяснять. Короче, ты меня подожди вот тут, но с места не сходи! Я тебе приказываю, - строго, но с добрым чувством проговорил Пашка.
- Хорошо, - сказала Катя.
А Пашка тем временем уже вбежал в магазин.
"Ну, вот и слава богу! Что за бред со мной происходит?" - задумался он, направляясь в винный отдел.
Очередь была большая.
- Эй, батя, пропусти. А тебе вообще еще рано за вином стоять, - начал бухтеть Пашка, расталкивая народ. - У меня девочка маленькая, на улице ждет, мне по-срочному, всего лишь одну бутылку.
-Да иди ты! - взвыла толпа. - Ребенка к себе прицепил! Да таких, как ты...
- Да день рождения у меня сегодня, день рождения, - взмолился Пашка. - Мне вино, а девочке мороженое, все по-людски. Вот сейчас после винного сразу в бакалейный побегу.
- Да нет в бакалейном мороженого! - послышалось из толпы.
- У него тут каждый день какой-нибудь праздник! - закричала продавщица, но было уже поздно. Пашка на всех парах поплыл по очереди к заветному лотку, вытянув и так свое длинное тело, просовывая сотенную непосредственно в самую гущу событий.
- Вот наглец, хамло, алкоголик! - кричали из толпы, но Пашка уже радостно выплывал обратно с бутылкой и точно, до копейки, отсчитанной сдачей.
Достав из кармана фирменную открывалку, Пашка профессиональным движением выдернул пробку и сделал глоток в полбутылки, а то и более, выпучил глаза и, рыгнув на весь магазин, вздохнул и повеселел.
"Селедочки бы!" - послышалось внутри самого Пашки. И он потянулся в рыбный отдел.
Солнце светило все ярче, раскаляя на улице и так уже расплавленный асфальт, и лучи его, проходя через огромные, замызганные стекла магазина, попадали внутрь, рассеивались, играли зайчиками, освещая серую, невзрачную очередь с подавленным настроением, окрашивая ее и придавая какой-то смысл всему происходящему.
Пашка взглянул в окно и увидел девочку. Это была Катя, верно ждавшая его, Пашку, у магазина. Катюша хоть и была очень маленькой, но стояла неприступная, гордая, быть может, осознающая глупой своей маленькой головкой, что она теперь не одна, и не одна с мамой, а теперь у нее КТО-ТО, и она его ждет и всегда будет ждать, и вообще всегда будет делать то, что говорит ей КТО-ТО, потому что это правильно, потому что так и надо.
Пашка был в отчаянии. Весь этот полубред начал доставать его и так уже нетрезвый мозг. Невыразительные, слабые силы развернули его в противоположном направлении от рыбного отдела. Он, опустив голову, побрел по магазину в сторону выхода, размахивая полупустой бутылкой. Выйдя на улицу, он подошел к Кате, присел на карточки перед ней.
- Девочка, слушай, что тебе надо? Чего ты тут стоишь? Кого ты ждешь? Я тебе никто, понимаешь? Ты не моя дочь и не моя знакомая... Хоть ты и маленькая, но я прошу тебя понять это... И иди домой, пожалуйста, - сказал Пашка, отчеканивая каждое слово.
Катя посмотрела на Пашку. Глаза ее увлажнились. Она заплакала и сказала тихо:
- А ты разве не купил мне попить водички?
"Да чтоб тебя!", - воскликнул с досадой Пашка, но что-то екнуло внутри него. Несмотря на его дневное пьянство, на невыносимую жару и на то, что к девочке он, казалось, чуть уже привык, нужно было всего-то на пять минут пойти в магазин, отвлечься, "принять на грудь", чтобы все изменилось. Теплые чувства остались где-то совсем позади, а жизнь пошла привычным ходом. Но все же что-то произошло: детские глаза, взгляд печальный и одновременно гордый... Он посмотрел на нее:
- Водички? - переспросил Пашка грозно. - Я вот тебя сейчас отведу в милицию, там тебе нальют водички.
Но девочка, совершенно не смутившись, повторила вновь:
- В милицию мы не пойдем, потому что ты (это слово "ты" она выговорила с каким-то кокетливым выражением) пьян, и заберут скорее тебя, чем меня, ну а потом... Ты просто не бросишь меня, потому что у тебя доброе сердце.
Пашка промолчал. Он опустил голову.
- Тогда давай я отведу тебя домой. У тебя же есть дом? - спросил Пашка.
- Дом есть, но попасть туда я не могу: мама забыла дать мне ключ. Ну может, пойдем к ней на работу? - встрепенулась Катя, взяв Пашку за руку.
- Нет уж, мне на сегодняшний день и так достаточно впечатлений, давай как-нибудь в другой раз, - сказал Пашка, легонько щелкнув Катю по носику.
- Жаль, - промолвила Катя.
Узнав у девочки, когда мама возвращается домой, Пашка посмотрел на часы и решил провести оставшееся время с ней. Они сели на скамейку неподалеку от магазина.
Сидели они молча, и каждый думал о своем. Пашка думал о том, что сидеть осталось совсем недолго, что он начал трезветь и что как-то все же неудобно сидеть вот так, молча, и ни о чем не говорить. И за пивом бежать тоже неудобно, хотя и очень надо. Это молчание волновало Пашку.
Катю оно волновало тоже. Она украдкой посматривала на Пашку, и тревожило ее больше всего то, что, может быть, это совсем ей чужой человек, да еще и пьющий. И все что она думает про него - неправда. Более того, она наслушалась от мамы всяких неприятных историй про пьяниц. Но все-таки было чувство чего-то близкого, родного, того, чего она раньше не ощущала никогда и ни с кем, - чувство безотказное, правильное. В тот момент, когда она впервые увидела Пашку, она уже была уверена, что он ей не чужой!
- Ну, что? Вот так и будем сидеть молчать? - наконец начал Пашка.
Катя надула щеки, отвернулась.
- Ах, вот мы еще какие! - рассмеялся Пашка. - Нет, так не пойдет. Расскажи о себе, - попросил Пашка и улыбнулся.
- Это вовсе не смешно, - еще больше обижаясь, отвечала Катя.
- Ну, ладно, ты не обижайся, я же в шутку! А может, и не в шутку, - промолвил Пашка как-то задумчиво.
Катя тем временем незаметно прислонила свою голову к руке Пашки. Так они и сидели. Пашка замер и боялся пошевелить рукой, лишь бы не нарушить неожиданную, только зародившуюся гармонию. Катя смотрела куда-то вдаль. Оба молчали и понимали, что не надо больше никаких слов.
Светло-зеленые вековые липы роняли свои воздушные плоды на замкнутые дорожки и стриженый газон. Ветер утих совсем, и стало как-то спокойно вокруг. Солнце уже отбрасывало длинные, тонкие, слабые тени. Жара отступала, и на смену ей приходило какое-то неустойчивое тепло. Вечерело.
"Ну, вот и пришло время идти домой", - подумал Пашка и повернулся к Кате... Но она исчезла! Он протер глаза и посмотрел еще раз - ее не было! "Может быть, я просто заснул?" - корил себя Пашка.
Шли дни, похожие один на другой. Осадок от встречи не проходил, но все больше рассеивался, тускнел. Первое время Пашке очень хотелось найти Катю и разобраться в этой странной ситуации, но со временем желание перестало быть таким острым. Дни продолжали сменять друг друга, серые, один мрачнее другого. И серость эта стала для Пашки снова обыденной и осознанной, но забыть ту необычную встречу было тяжело: увидел ведь Пашка какую-то другую жизнь, хоть и всего на несколько часов. Как будто появилось что-то на горизонте, к чему следует идти или хотя бы иногда думать об этом.
Каждый день, поднимаясь на высоту птичьего полета вместе с коллегами-строителями, Пашка искал глазами эту маленькую девочку, всматриваясь во все знакомые ему районы, дворы; он представлял, что она где-то там, может быть, тоже думает о нем, ищет его...
Однажды Пашке объявили, что он уволен. Пьяный и не проспавшийся, он пришел на работу к полудню. Бригадир встретил его на улице и попросил зайти к кадровикам, взял ключи от ящика с карабинами, подвязками, шлемом и спецодеждой. Пашка, задумавшись, закинул вторую лямку от своего тряпичного рюкзака с кожаными застежками на плечо, поправил рукой засаленную челку и грубо, но четко, чтобы бригадир услышал, произнес:
- Да подожди ты, рано еще, мне дело одно сделать надо!
Он оттолкнул начальника и помчался к строительному крану.
- Стой! Куда ты? - закричал бригадир.
Но тот уже бежал и ничего не слышал.
- Тьфу ты, мать его, - процедил он...
Пашка, запыхавшись, уже почти без сил добежал до крана и посмотрел вверх. Сквозь клубы строительной пыли он увидел кабинку крана, казавшуюся маленькой точкой на небывалой высоте. Пашка схватил ближайшую рейку двумя руками и на мгновение остановился. Он еще раз посмотрел вверх. Оценив высоту, понял, что сил у него не хватит, но нарочно сделал первый рывок руками, подобрав ноги, преодолев себя, а потом еще один, еще и еще... Земля быстро удалялась, но кабина оставалась все так же высоко.
Влажные руки скользили по толстым, массивным рейкам, ноги дрожали, но Пашка лез и лез вверх. Какая неведомая сила тянула его туда и зачем? "Не смотри вниз!" - говорил он сам себе, но все же бросил взгляд на землю. Там, у крана, собралось много маленьких точек - людей, то и дело перемещавшихся, подъезжающих на маленьких игрушечных машинках. Пашка рассмеялся: как все было далеко и не важно!
- Где вы? - крикнул он вниз.
"Где вы?" - отозвалось эхо...
Ладони раздувались от свежих мозолей, а Пашка неумолимо лез вверх. Тело уже не слушалось его. Но он упрямо, из последних сил цеплялся за ржавые, гнутые железные рейки, надолго зависал, подтягивая неуклюже ноги.
Кто-то кричал снизу, махал руками, но до Пашки доносились только однообразные и непонятные звуки.
- Вот она, кабина! - радостно воскликнул Пашка, задрав голову. Силы были на исходе. Сейчас нужно совершить задуманное, потом добраться до кабины - и Михалыч его спустит, куда денется. Он огляделся по сторонам. Облака, белые, летние, совсем близкие, проплывали над городом, оставляя огромные темные пятна в парках, скверах, на оживленных улицах.
Пашка развязал узелок на рюкзаке и тряхнул его что есть силы. Множество маленьких белых бумажных голубей, вырвавшись наружу, в один момент обретя свободу, разлетелись в разные стороны. Пашка смотрел на них и улыбался. Руки его разжались... Бумажные птицы продолжали кружиться над городом, приземляясь на крыши домов, тротуары и улицы.
Когда последний голубь опустился на землю, Пашкино сердце уже не билось.
Неведомо откуда налетели темно-серые, почти черные тучи. Засверкали молнии, грянул гром, неба уже почти не было видно, и дождь, будто желая что-то сказать на своем языке, всеми силами накрыл город стеной ужасного ливня. И один бумажный голубь, прижатый к городской асфальтовой дорожке бурным потоком дождевой воды, раскрылся, грозя развалиться на части. Внимательный прохожий, присмотревшись, мог бы прочитать расплывающиеся слова, написанные корявым почерком...
"Здравствуй, Катя. Это Пашка, тот самый, которого ты встретила несколько дней назад в сквере... Если ты читаешь мою записку - то это очень здорово! Значит, мы обязательно еще встретимся! Я буду каждый день ровно в 5 часов ждать тебя на том же месте, где мы познакомились впервые. До встречи!"