Шушаков Олег Александрович : другие произведения.

И на вражьей земле мы врага разгромим 3 книга Шквал над фиордами

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...Ранняя весна сорокового года. Фашистская Германия оккупировала Норвегию, на сутки опередив экспедиционные войска союзников. В результате чего славу самого вероломного агрессора всех времён и народов стяжал рейхсканцлер III-го Рейха Адольф Гитлер. А не премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен. Так и оставшийся в памяти благодарного человечества главным "миротворцем". Несмотря на то, что именно он развязал Вторую Мировую войну. Так было. А что было бы, если бы задержался выход в море не англофранцузского, а германского десанта? И первыми в страну фиордов ворвались союзники. В связи с чем, отстаивать её свободу пришлось бы не Антанте, а Германии. При участии Союза ССР. Который мог воспользоваться благоприятными обстоятельствами и освободить братский народ саамов от феодального гнёта и белонорвежской неволи. А, ведь, всё могло случиться именно так..
  Шушаков Олег
  
  ШКВАЛ НАД ФИОРДАМИ
  
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  УЛЕТАЮТ ЛЁТЧИКИ
  
  Мы войны не хотим, но себя защитим -
  Оборону крепим мы недаром.
  И на вражьей земле мы врага разгромим
  Малой кровью, могучим ударом!
  
  На земле, в небесах и на море
  Наш напев и могуч, и суров:
  Если завтра война,
  Если завтра в поход,
  Будь сегодня к походу готов!
  
  В. Лебедев-Кумач
  
  Глава 1
  
  ...Странная штука - жизнь. Полосатая как африканская лошадь.
  Давным-давно, в дореволюционном детстве, Сергей видел такую. В заезжем цирке-шапито.
  Ярко размалёванные цирковые тарантасы ехали по единственной мощёной улице их маленького уездного городка. Играл оркестр. Силач подбрасывал огромные гири, акробаты кувыркались и ходили на руках, а клоун громко хохотал, уморительно спотыкался и всё время падал.
  Диких зверей везли в клетках. А за ними вели стройных скакунов с высокими султанами из перьев. И африканскую лошадь.
  Лошадь была необычной масти. Белая в чёрную полоску. В смысле, полосатая. Как человеческая жизнь.
  Хотя, как подсказывает опыт, на самом деле всё было наоборот. Полоски были белые. А лошадь - чёрная. Как человеческая жизнь. С той лишь разницей, что на лошадиной шкуре полоски одной ширины, а в жизни белые гораздо уже. Чёрных...
  На Сутьбу Сергей не сетовал. И в собственных ошибках никого кроме себя винить не собирался. Но самому себе, будь у него такая возможность, за эти ошибки вломил бы по первое число.
  Впрочем, желающих это сделать и без него оказалось более чем достаточно. И по первое число ему уже вломили. Более чем. Достаточно. Невзирая на прежние заслуги и пролетарское происхождение.
  Решение Военного совета КБФ было суровым: "За недостойное поведение, дискредитацию звания и чести красного командира привлечь к партийной ответственности и предать товарищескому суду чести командного, политического и начальствующего состава".
  Кончилась белая полоска...
  На суде товарищи церемониться с ним не стали, резали правду-матку и единогласно постановили. Ходатайствовать перед командованием. О снятии с должности и понижении в звании. А на партсобрании, опять же единогласно, вкатили ему строгача с занесением.
  Вот так Сергей и оказался по второму разу в лейтенантах. Полторы лычки на рукаве. На седьмом году службы! С разбитым корытом. У самого синего моря. Как старуха Изергиль. Из сказки писателя А.С. Пушкина.
  Лейтенант Шамшурин. Бывший капитан. Бывший комэска. Почти орденоносец.
  Хорошо, хоть партийный билет не отняли. И из кадров не вычистили. На хрен.
  А могли! Если бы всё это не произошло в ресторане. На глазах у посторонних граждан. Которые потом дали показания в милиции, что конфликт разгорелся на бытовой почве. По причине личной неприязни. Что пострадавший интендант 1-го ранга сам был пьян. И всячески нарывался. Пока не поймал хук справа.
  Словом, случись это всё в другое время и в другом месте, товарищеским судом дело бы не обошлось. А попало, куда следует. Со всеми вытекающими. И прощай Родина! Статья пятьдесят восемь - восемь. В смысле, террористический акт против представителей или деятелей. Не ниже трёх лет с конфискацией. Как минимум. Или высшая мера социальной защиты. Как максимум.
  Так что, можно сказать, ему ещё повезло. Постоял на партсобрании. И во время суда. Молча. Глазами в палубу. Сдал эскадрилью помкомэска. По акту. Расписался в приказе. И спорол галуны с кителя. Прямо в кабинете у комполка.
  - Николаев и Петренко завтра убывают в Москву, - сказал Бартновский, мрачно наблюдая за процедурой. - Заслуженные боевые награды получать. А твоё представление Военный совет флота отозвал. И правильно сделал! Скажи "спасибо", что легко отделался. Если бы не отличился месяц назад, пошёл бы под трибунал!
  - Спасибо, - сказал Сергей. - Разрешите идти?
  - Иди уже, - поморщился майор. - Глаза бы мои тебя не видели!
  Сергей чётко, по уставу, повернулся налево-кругом. И, печатая шаг, вышел из кабинета. Услышав вслед:
  - И, не дай Бог, сядешь на стакан! Спишу с лётной работы к чёртовой матери! В баталёры! Селёдку выдавать...
  "Да, полоса чернее некуда, - подумал он. - Однако никогда не бывает так плохо, что не могло бы стать ещё хуже!".
  Зла на командира Сергей не держал. А даже наоборот. Испытывал перед ним чувство вины. Потому что подвёл.
  Бартновского он знал уже давно. Служил вместе с ним в Севастополе. В 106-й морской тяжёлой бомбардировочной авиабригаде Морских сил Чёрного моря, попав в его авиаотряд сразу после окончания Высшей школы морских лётчиков и летнабов ВВС РККА имени товарища Сталина. В начале тридцать пятого года.
  Сначала был младшим лётчиком. Затем - старшим. С его подачи был направлен на курсы командиров звеньев. И получил звено. Потом пошёл на повышение и был переведён на Балтику. Комотряда в 105-ю авиабригаду.
  Тогда, весной тридцать седьмого, их пути разошлись. Но, как оказалось, ненадолго. В тридцать девятом Бартновский был назначен командиром 15-го морского бомбардировочного (впоследствии - разведывательного) авиаполка ВВС КБФ. Сформированного на базе тяжёлой бомбардировочной бригады, в составе которой летал Сергей. Доросший к этому времени до комэска. И капитанских нашивок.
  Которые теперь пришлось отпарывать...
  Выйдя из штаба полка, Сергей вынул из пачки беломорину, и чиркнул спичкой, прикуривая.
  С залива тянуло прохладой. Накатываясь на бетонный спуск, шуршали волны. А над головой шелестели вековые деревья. Которые, по слухам, сажал ещё Пётр Великий.
  Солнце висело уже над самой трубой кожевенного завода. Полёты закончились. Краснофлотцы в прорезиненных комбезах подтянули к берегу и завели на перекатное шасси последний "амбарчик". Чтобы вытащить его и установить рядом с остальными. Которые сохли на маневренной площадке.
  По-хорошему надо было бы зайти в ангар и попрощаться с парнями. Поздравить с наградами. И всё такое. Но болтаться по авиабазе с отпоротыми галунами не хотелось. Неровен час, нарвёшься на кого-нибудь из Управления ВВС флота, которое размещалось тут же, по соседству.
  Настроение у Сергея было не ахти. И он запросто мог сорваться. И ответить не по уставу. На замечание какой-нибудь береговой крысы. С "кирпичами" на рукавах. И это могло плохо кончиться.
  "Ладно, - подумал Сергей. - Потом поздравлю".
  Он вздохнул. В который раз уже, последними словами ругая себя за эту историю. В ресторане.
  Флаг-штурман эскадрильи старший лейтенант Николаев был награждён орденом Красной Звезды, стрелок-радист отделком Петренко - медалью "За отвагу".
  Если бы его не занесло тогда в кабак, если бы не наткнулся он тогда на этого интенданта! Собирался бы сейчас в Москву вместе с ребятами. За орденом Красного Знамени...
  Тот достопамятный вылет состоялся месяц назад. В начале августа. Они должны были произвести аэрофотосъёмку белофинских береговых батарей, державших под прицелом Сейскарский плёс и вход в Выборгский залив.
  По данным разведотдела штаба флота на острове Пуккио находилась двухорудийная восьмидюймовая батарея, на мысе Сатаманиеми - четырёхорудийная шестидюймовая, на мысе Ристиниеми - двухорудийная двенадцатидюймовая, на острове Тиуринсари - трёхорудийная шестидюймовая, на острове Койвисто - шестиорудийная девятидюймовая.
  Расположение некоторых из них было известно. Поскольку эти батареи стояли здесь с царских времён. Однако большая часть орудий была установлена в середине двадцатых годов. И их позиции нуждались в уточнении.
  А ведь ещё совсем недавно за нарушение госграницы виновники сразу шли под трибунал.
  Так, всего полгода назад, под суд угодил экипаж младшего лейтенанта Князева из 43-й эскадрильи, заблудившийся из-за неисправного компаса и залетевший в воздушное пространство Финляндии. Погода была неважной. Они какое-то время шли над облаками. И потеряли ориентировку. Потому что штурман лейтенант Крылов не вёл счисление! Понадеявшись на "авось". А контролёр полёта лейтенант Грунин ни хрена не контролировал! Понадеявшись на штурмана.
  Оказавшись в сложной ситуации, молодой пилот не растерялся. Пробил плотную облачность. Сумел определить местоположение по береговой линии. И вернулся на свой аэродром.
  Тем не менее, все трое были осуждены. А что вы хотите? Измена Родине! В смысле, перелёт за границу. Совершённый военнослужащими. Карается расстрелом. Статья пятьдесят восемь - один, пункт "б". При этом совершеннолетние члены семьи изменника, если они чем-либо способствовали или хотя бы знали, но не довели до сведения, караются тем же самым. А остальные совершеннолетние Ч.С.И.Р. - ссылкой в отдалённые районы. Статья пятьдесят восемь - один, пункт "в".
  Случись это двумя годами раньше, получили бы ребятки по полной программе. Но, на их счастье, год на дворе был уже не тридцать седьмой! А тридцать девятый.
  Изучив материалы дела, военный трибунал учёл отсутствие у обвиняемых злого умысла и принятые ими меры по предотвращению перелёта, их положительные партийно-комсомольские и служебные характеристики, а также плохие метеоусловия и техническую неисправность средств навигации. И ограничился лишением свободы на десять лет.
  Всю весну особист упоминал об этом приговоре во время инструктажа перед полётами вдоль границы. И предупреждал об ответственности.
  А ведь, они - разведчики! И должны летать над чужой территорией. Где надо! И когда надо! А им приходилось летать только над своей. Да ещё всё время оглядываться. Чтобы, не дай Бог, не зацепить крылом заграничное облако!
  И лишь в августе в штабе полка появилось распоряжение об усилении воздушной разведки белофинских военно-морских баз, аэродромов и береговых батарей...
  Финляндия ещё в тридцать пятом году заявила о своём нейтральном статусе. И заключила с Советским Союзом пакт о ненападении. Но, невзирая на это, постоянно устраивала провокации на рубежах СССР. Потому что люто ненавидела первое в мире государство рабочих и крестьян. Будучи буржуазно-помещичьей республикой. И служанкой Антанты.
  А ещё потому, что финны люто ненавидели всё русское.
  Веками лизавшие сапоги своим шведским господам, они ненавидели русских за то, что те никогда не пресмыкались перед шведами. А регулярно их били. На Неве и под Полтавой. При Гангуте и Гренгаме. У Роченсальма и под Свеаборгом. Пока шведы не зарубили себе на носу. Что. Русские долго запрягают, да быстро ездят. И лучше к ним не лезть. Во избежание повторения учения. Которое мать его.
  Однако опыт истории учит, что он никого ничему не учит.
  Все последние годы, науськиваемая англофранцузами, Финляндия безудержно вооружалась. Строила броненосцы и подводные лодки. Закупала самолёты и танки, пушки и миномёты. Возводила новые укрепрайоны на советской земле, захваченной в годы Гражданской войны и интервенции. Мечтая захватить ещё больше. Весь Кольский полуостров! Вместе с Мурманском. Всю Карелию! Вместе с Петрозаводском. Весь Карельский перешеек! Вместе с Ленинградом. Чтобы сделать Ладожское и Онежское озера своими внутренними водоёмами. И захлопнуть прорубленное царём Петром окно в Европу, навсегда отрезав Советский Союз от Балтики.
  И эти планы были не такими уж фантастическими.
  Международная обстановка накалялась с каждым днём. Антанта откровенно бряцала оружием. Италия оккупировала Абиссинию. Германия присоединила Австрию. И проглотила Судеты. А затем - Богемию и Моравию. Польша аннексировала Тешинскую область, а Венгрия - Южную Словакию и Подкарпатскую Русь. Испанская республика пала. Япония захватила Маньчжурию и Северо-Восточный Китай. А теперь напала на дружественную Монголию.
  Вот, командование и спохватилось. Наконец-то. Что имеет весьма смутное представление о вероятном противнике. И почти ничего не знает. Ни о его военно-морских базах, ни о его аэродромах, ни о его береговых батареях. И это надо срочно исправлять!
  Словом, вместо категорического запрета, вплоть до высшей меры, они получили прямой приказ. Опять же, вплоть до высшей меры. За его невыполнение.
  Утро в тот день выдалось просто замечательное! Ясное и безветренное. В безконечной глубине выцветших до белизны небес, вовсю припекая, сияло Солнце. Полосатая колбаса ветроуказателя на мачте возле центрального поста управления висела совершенно неподвижно. И даже листья на деревьях не трепетали. Замерев, словно краснофлотский строй на полубаке по команде "На флаг и гюйс, смирно!".
  Сказать, что Сергей ничуточки не волновался, было бы неправдой.
  За минувшие годы он налетал не один десяток тысяч километров. И днём, и ночью. И в простых метеоусловиях, и в сложных. Участвовал в манёврах. И в морских, и в сухопутных. Ходил на разведку. Водил звено, отряд и эскадрилью. На бомбометание и стрельбы. Но даже самые трудные вылеты были всё-таки не боевыми, а учебными.
  В отличие от этого. Который, впервые в его жизни, был по-настоящему боевым. И могло произойти всякое.
  Хотя на Балтике было ещё далеко до войны, выстрелы здесь никогда не смолкали. Страна, чьи границы ему предстояло нарушить, сама всё время нарушала советские границы. Стреляла из-за угла по мирным погранпостам. И засылала шпионов, диверсантов и убийц.
  Ему предстояло пройти над финской территорией двести километров. Провести свой самолёт над множеством военных объектов. Среди бела дня! На высоте тысячи метров. Со скоростью всего сто шестьдесят шесть километров в час. То есть, практически ползком.
  Их могли обстрелять с земли. И попытаться сбить.
  И, скорее всего, попытаются! И всяко может быть.
  На такой случай имелся приказ. Плёнку уничтожить. Вместе с сигнальной книгой и полётными картами. Утопить. Если их собьют над морем. Для чего в отсеке у летнаба был припасён мешок с гирей. Или сжечь. Если это случится над сушей. Для чего была припасена канистра с керосином.
  Серебристый "амбарчик" Сергея с красной семёркой на руле поворота тихо покачивался возле спуска. Зеленовато-серая гладь Ковша Галерного фарватера искрилась яркими бликами. И глухо плескалась под реданами летающей лодки. Перекатное шасси уже убрали. Можно было выруливать на взлётную полосу.
  Поворочав штурвал и подвигав педалями, он привычным взглядом окинул приборную доску, щёлкнул замком откидного сегмента фонаря и поправил привязные ремни.
  - Штурман к полёту готов, - высунувшись из своего люка, громко отрапортовал Николаев.
  Виктор заметно нервничал, изо всех сил пытаясь скрыть возбуждение. Но ему это не очень удавалось.
  Сергей подмигнул ему. И ободряюще улыбнулся.
  - На ЦПУ поднят флажный сигнал "Добро"! - доложил стрелок-радист Петренко по переговорному устройству. В конце фразы сорвавшись на фальцет. И смущённо замолк.
  У них у всех сегодня был первый боевой вылет!
  - Есть "Добро", - ответил Сергей, включил зажигание и открыл воздушный вентиль. - На старт, внимание, марш!
  Зашипел сжатый воздух. Прочихавшись и выбросив клубы чёрного дыма, запустился мотор. Лопасти винта качнулись и, набрав обороты, превратились в прозрачный диск. Самолёт плавно тронулся с места и, вспенивая форштевнем воду, направился к выходу из гавани.
  Фарватер был чист. И они взлетали с ходу. В направлении зюйд-тень-вест. Как всегда это делали в штиль.
  Когда башня восточного кроншпица Шкиперского канала оказалась на траверзе правого борта, Сергей передвинул сектор газа вперёд. Мотор взревел на полную мощность, и спинка кресла толкнула его навстречу горизонту. Быстро разгоняясь, МБР приподнялся над водой, переходя на глиссирование. Сергей потянул на себя штурвал. И оторвал машину от поверхности воды.
  Набрав тысячу метров, он взял курс на запад.
  Ближайшие три четверти часа им предстояло идти вдоль берега. Сначала над Невской Губой, потом над Копорской и Лужской. Исхоженным на сто рядов маршрутом: Гребной порт - маяк Шепелевский - мыс Колганпя - посёлок Курголово.
  А потом начнётся самое интересное. Меняя курс и высоту, им надо будет обойти морем белофинские посты воздушного наблюдения, оповещения и связи на островах Хогланд, Лавассари, Хапасари и Сомери. И выйти к острову Патио. Затем снова подняться до тысячи метров. И приступить к выполнению поставленной задачи - фотосъёмке береговых батарей на северном берегу Выборгского залива и островах Тиуринсари и Койвисто. И отснять. Столько, сколько успеют...
  Впрочем, они были не так уж и беззащитны. Морской ближний разведчик МБР-2-АМ-34НБ помимо аэрофотоаппарата АФА-13 (формат кадра - 18 х 18 см; ёмкость кассеты - 150 кадров) и ракетного пистолета Вери с двадцатью девятью патронами со звёздками белого, зелёного и красного цвета имел на вооружении две турельные установки Тур-8 (переднюю открытую и заднюю экранированную), по ШКАСу в каждой (пулемёт Шпитального - Комарицкого авиационный скорострельный, калибр - 7,62 мм; скорострельность - 1800 выстрелов в минуту; боекомплект - 750 патронов). И мог нести до полутонны фугасных бомб на внешней подвеске.
  Кроме того, в качестве оборонительного средства можно было применить штатный багор. А также бросательный конец с кошкой.
  "Но это уже в самом крайнем случае! - усмехнулся Сергей. - Разве что во время абордажа".
  А вообще "амбарчик" был отличной машиной! Несмотря на все свои недостатки. Которые, по сути, были всего лишь продолжением его достоинств. И расплатой за них.
  Да, у него была невысокая максимальная скорость. Всего двести сорок пять километров в час. Зато он мог взлетать с воды. И садиться на воду. А после установки колёсного шасси - использоваться с сухопутных аэродромов. В том числе, зимой. С ледяных и снежных полей. После замены колёс на лыжи.
  Дальность полёта (тысяча двести тридцать километров) тоже была невелика. Но в том-то и дело, что это был не предел! Герой Советского Союза Полина Осипенко, светлая ей память, в прошлом году установила рекорд дальности, за десять с половиной часов преодолев две тысячи четыреста шестнадцать километров от Севастополя до Архангельска.
  Зато потолок у них был что надо! Та же Полина Осипенко тонну груза забросила на семь километров. Полтонны - на восемь. А без груза поднялась почти на девять!
  Рекорды были женскими, ясное дело. И установила их она на специально оборудованной машине. Тем не менее, факт остаётся фактом. И отлично характеризует возможности самолёта.
  До места они добрались без приключений. Пройдя в аккурат посерёдке между островами Хогланд и Лавассари. На высоте ста метров. В двадцати километрах и от того, и от другого. А потом между Хапасари и Сомери. Тоже посередине. И на той же высоте.
  При таком профиле полёта обнаружения можно было не опасаться. Наземные наблюдатели, даже в сильный бинокль, могли заметить воздушную цель на расстоянии не более десяти километров. Если заранее знали, куда смотреть. Но, как говорится, бережёного - Бог бережёт!
  Впрочем, это было уже не важно. Выйдя к острову Патио, Сергей выровнял "амбарчик" и дальше вёл его как по ниточке от батареи к батарее.
  Нервы у него были на пределе. Они еле-еле ползли по небу! Под прицелом вражеской ПВО. Но минуты шли, а по ним никто не стрелял. Вплоть до Койвисто.
  До окончания съёмки оставалось не более минуты, когда прямо по курсу вспухло небольшое чёрное облачко. А потом ещё одно. Рядом. И ещё. И снова. Всё ближе и ближе.
  Летающую лодку трясло как на кочках.
  Под зенитным огнём ему бывать ещё не приходилось. Но Сергей почему-то сразу понял, что это он и есть. Что по ним стреляют. И это было оч-чень неприятно!
  И дело было не в страхе смерти. Сергей знал, что может сегодня попасть под вражеский обстрел. Что его могут ранить. И даже убить.
  Смерти он не боялся. Во-первых, потому что относился к ней, как к неотъемлемой части бытия. Вдоволь насмотревшись на покойников, пока подрабатывал землекопом на кладбище. Чтобы поддержать бюджет молодой семьи. Во-вторых, потому что смерть была неотъемлемой частью торжественной клятвы. Которую он дал трудовому народу, вступая в ряды Рабоче- Крестьянского Красного Флота. А в-третьих, потому что смерть была неотъемлемой частью его профессии. Ведь, он был лётчиком. Да не просто лётчиком. А военным! Да не просто военным. А военно-морским! И каждый день рисковал жизнью. Потому что поднимался в небо. Рискуя ей вдвойне, потому что поднимался с бомбами. И даже втройне. Потому что летал не над сушей, а над морем.
  Нет, страх смерти тут был ни при чём.
  Он никак не мог прийти в себя от мысли, что это стреляют именно в него! Никак не мог поверить, что это хотят убить именно его! Не кого-нибудь где-нибудь. А именно его!
  Потому что это невозможно! Потому что это неправильно! Потому что это нельзя!
  Но он сидел не в кинозале Дома культуры ВЦСПС имени товарища Кирова. А в морском ближнем разведчике. В какой-то тысяче метров от вражеских зениток. Которые стреляли. И стреляли именно в него!
  Осознав, наконец, происходящее, Сергей пришёл в себя.
  Всё пространство вокруг самолёта было усеяно чёрными кляксами разрывов. Несчастный "амбарчик" трясло, мотало и подбрасывало. Как бричку на ухабистой дороге. Но он летел.
  Сергей окинул быстрым взглядом приборную доску. Альтиметр. Гирокомпас. Указатель поворота и скольжения. Скорость. Вариометр. Наддув. Счётчик оборотов. Температура масла. Температура воды. Давление масла. Давление бензина. Всё было в ажуре!
  Он вздохнул с облегчением. И тут их тряхнуло так, что у него клацнули зубы. По корпусу глухой дробью прошлись тупые удары. Зенитный снаряд разорвался совсем близко. И несколько осколков залетело внутрь. Оставив отверстия со сколами и трещинами в фанерной обшивке и остеклении кабины. Но его не задело. Кажется.
  - Экипажу доложить о повреждениях! - приказал он.
  - Штурман в порядке, - отозвался Николаев. - В кабине дыра на дыре. Но камера цела.
  - Стрелок-радист в норме. И турель, - доложил Петренко. - А станцию немножко зацепило.
  - Твою мать! Растак её и так, и эдак! - выругался Сергей. - Никита, проверь по-быстрому. Может, ничего страшного.
  - Проверю, товарищ капитан, - Петренко замялся. - Только тут такое дело... Короче, бензин по центроплану хлещет.
  Сергей и сам уже заметил, что с мотором что-то не так. Стрелки на манометрах дёргались возле ноля. Давление упало. Обороты тоже. Двигатель чихнул несколько раз. И остановился. И уши как ватой заложило, такая вдруг тишина настала! Только ветер свистел за бортом.
  Водонепроницаемая дверка первого отсека распахнулась. В проёме показался Виктор и спросил озабоченно:
  - Что будем делать, командир?
  Сергей убрал газ и перекрыл подачу горючего:
  - Садиться будем! А там посмотрим. Сколько до границы?
  - Тридцать пять километров.
  - Так, - нахмурился Сергей. - Мешок приготовь! Но без команды плёнку не свети. Может, ещё выкрутимся.
  Николаев кивнул и задраился в своём отсеке.
  Как только мотор заглох, Сергей направил подбитую машину в сторону плёса, и теперь планировал, пытаясь увести её как можно дальше от негостеприимного острова.
  - Что с радиостанцией, Никита? - спросил он.
  - Хана, товарищ капитан. Все лампы разбиты.
  - А запасные...
  - И запасные!
  - Твою мать! Растак её и так, и эдак!
  Высоты уже совсем не было. Самолёт скользил всего лишь в паре метров над водой. Покрытой мелкой зыбью.
  Удерживая машину, Сергей напряжённо смотрел за борт, примеряясь перед приводнением.
  - Экипажу приготовиться к посадке!
  Днище летающей лодки коснулось поверхности плёса. Привязные ремни врезались ему в плечи. МБР нёсся вперёд, понемногу замедляя свой бег. И оседая всё ниже. Неровный шорох трения скул реданов о воду постепенно сменился глухими боковыми ударами. Теряя скорость, "амбарчик" развернулся против ветра. И закачался на волнах.
  Сели...
  Быстро отстегнув ремни и скинув лямки парашюта, Сергей встал на сиденье и вылез на центроплан. Чтобы осмотреть отказавший мотор.
  И присвистнул.
  Радиатор был цел. И на кожухе ни царапины. И никаких других видимых повреждений. Но это не утешало. Осколком снаряда перебило бензопровод. Рваные концы дюралевой трубки торчали в стороны. И это была финита ля-ля...
  Нещадно палило Солнце. Сергей смахнул пот со лба. Сбросил краги и меховой реглан. И огляделся.
  Белофинский берег был совсем рядом. В каком-то десятке кабельтовых.
  Подбитый самолёт с красными звёздами на фюзеляже сидел посреди залива. Как подраненная чайка на волне. У всех на виду. Но никто по ним больше не стрелял.
  "А смысл? Куда им теперь деваться?! Мать твою! Растак её и так, и эдак! - мысленно выругался Сергей. - Придёт сторожевик. Возьмёт на буксир. И оттащит в ближайший порт. В Койвисто. А, может, сразу в Виипури. В шюцкоровские застенки. К Маннергейму на допрос. И прощай Родина!"
  Ну, уж нет! Он не на шутку разозлился. Нет уж! Такого удовольствия они шюцкорам не доставят! Лучше тогда уже как "Варяг" и "Кореец"! Последний парад и точка! Кингстонов у них нет. И все отсеки водонепроницаемые. Но борта - фанерные. И днище. А чем пробить найдётся!
  - Кассета с плёнкой, сигнальная книга и полётные карты к затоплению приготовлены! - поднявшись в полный рост в носовом люке, отрапортовал Николаев.
  - Добро! Как думаешь, сколько у нас времени?
  - Отсюда до Койвисто восемь миль ходу. Если идти самым полным, минут двадцать пять - тридцать на катере.
  - Выходит, не больше получаса на всё про всё.
  Виктор кивнул.
  - Какие будут приказания, товарищ капитан? - просунул голову в пилотскую кабину Петренко.
  - Раз финики стрельбу задробили, значит, уже вызвали помощь. Думают живыми нас взять, сволочи! А, вот, и хрен им! Морской и узловатый. По всей ихней белофинской роже! - прищурился Сергей. - Экипаж, слушай боевой приказ! Когда шюцкоры явятся, будем отбиваться из пулемётов. А потом из личного оружия. До последнего патрона. Самолёт подготовить к взрыву! Покажем этим гадам, как умеют сражаться советские морские лётчики!
  - Покажем! - ответили ребята.
  Лица обоих были полны решимости. Хотя и побледнели. Слегка. А кто не побледнел бы?! Перед первым боем. Который очень даже может стать последним!
  - Но это потом. Это успеется. А пока пошарьте по сусекам. Может, найдётся что-нибудь. Кусок дюраля. Резина. Или жесть. Вот, такой ширины, - развёл он ладони. - Надо срастить концы бензопровода, Давайте, парни! У нас ещё целых полчаса!
  Они кивнули и исчезли в своих отсеках.
  Сергей спрыгнул в кабину, подхватил сумку с инструментом и снова вылез на центроплан. Пришло время вспомнить родное паровозное депо станции Новосибирск Томской железной дороги, деповскую школу фабрично-заводского ученичества имени товарища Шварца. И навыки слесаря-ремонтника.
  Выпрямив зазубрины плоскогубцами, он быстро подравнял края трубки кусачками и прошёлся напильником по заусенцам. Можно было соединять. Если бы было чем.
  Он постучал кулаком по крылу:
  - Ну что? Нашли?
  Виктор с Никитой вынырнули из своих турелей и помотали головами.
  - Понятно, - сказал Сергей.
  А потом спустился вниз. Решив самолично убедиться. Что ничего нельзя приспособить вместо этой треклятой трубки.
  Для начала он осмотрелся в собственной кабине. Ища, чего бы раскурочить, оторвать, отломать. Дабы пустить в дело. Но ничего подходящего не нашёл. И сунулся в первый отсек. К штурману. Но и там поживиться было нечем.
  Однако не зря же в песне поётся - кто ищет, тот всегда найдёт!
  В третьем отсеке между двенадцатым и четырнадцатым шпангоутами были установлены дополнительные бензобаки. И резервный 47-литровый бак с маслом, подключённый к основной магистрали резиновым шлангом. И это было именно то, что требовалось! Сняв шланг, Сергей кинулся наверх.
  Как оно и положено в таких случаях, диаметр шланга оказался гораздо больше, чем диаметр бензопровода. Но это была уже сущая ерунда!
  Оторвав от тельника подол, Сергей обмотал концы трубки, плотно загнал их в шланг, и затянул хомутиками.
  - По местам! - скомандовал он штурману и стрелку, которые следили за ним, затаив дыхание.
  И в этот момент из-за южной оконечности острова показались два белофинских сторожевых катера. Утопая в пенных бурунах, они быстро приближались к замершей на мелководье большой серебристой птице.
  Но было уже поздно!
  Сергей запустил мотор. И начал разбег. Тридцать секунд, необходимые для взлёта, показались ему ужасно долгими. Но всё-таки миновали. Разогнавшись, "амбарчик" оторвался от воды. И финны отстали.
  Но ненадолго.
  До границы было не больше четверти часа лёту. Однако добраться до неё оказалось не так просто. Не прошло и нескольких минут, как двигатель опять замолк.
  - Штурман, к мотору! - скомандовал Сергей, не выпуская из рук штурвала. - Быстро!
  Самолёт ещё мчался по воде, поднимая тучи брызг. А старший лейтенант Николаев уже вскарабкался на центроплан. И рвал на себе рубаху. Следуя командирскому примеру.
  Во время короткого полёта из-за сильной вибрации резиновый шланг сорвался с бензопровода. И надо было всё соединять по новой.
  Пока они чинились, подоспели преследователи. И с ходу, на предельной дальности, открыли пулемётный огонь. Надеясь достать ускользающую добычу на взлёте.
  Но добыча тоже умела кусаться! Зазвенел ШКАС Петренко. И прозрачный морской воздух наполнили зелёные росчерки трассирующих пуль.
  Этого финны совершенно не ожидали. Наивно полагая, что русские побоятся стрелять. Из-за врождённого миролюбия. И во избежание дипломатических осложнений. А они не побоялись! И это подействовало на противника как ушат ледяной воды. Катера тут же заткнулись. И, едва не перевернувшись, резко отвернули. Один - вправо. Другой - влево.
  Отпугнув врага, краснозвёздная машина разбежалась и снова поднялась в небо. И прошла на бреющем ещё несколько километров. Пока не заглохла.
  Когда двигатель опять отказал, и Николаев, запрыгнув на центроплан, привычным уже движением оторвал свежую полосу от тельняшки, Сергей крикнул:
  - Виктор! Так нам не уйти! Привяжись к раме и держи шланг руками.
  Тот кивнул, воткнул шланг в бензопровод и пристегнулся к стойкам подмоторной рамы лямками подвесной системы своего парашюта. А потом уселся на парашютный ранец. И махнул рукой. Давай! Вперёд!
  Это было очень рискованно. Его могло сорвать воздушным потоком. И затянуть под вращающийся пропеллер. Но другого выхода у них не было.
  Сергей вывел самолёт на реданы, убавил обороты и, как глиссер, помчался по зеркальной поверхности плёса. Оставив финнов далеко позади.
  Без достаточного обдува мотор начал потихоньку греться. Но граница была уже совсем близко. И вскоре белофинские катера прекратили преследование. И ушли. Во избежание дипломатических осложнений...
  Нежаркое сентябрьское Солнце уже катилось к горизонту, когда новоиспечённый лейтенант Шамшурин вышел за ворота гидроавиабазы. В старые добрые времена Сергей непременно завернул бы в ближайшие "Пиво-Воды". На Малом Гаванском. Но он только вздохнул. И прошагал мимо.
  Если майор Бартновский что-то обещал, он это делал. Поэтому рисковать не стоило.
  "И так уже доигрался, - покосился Сергей на свои рукава с тёмными пятнами вместо нашивок. - Пора завязывать! Пока на самом деле от полётов не отстранили!".
  Глубоко задумавшись, он брёл по проспекту. Автоматически козыряя в ответ на приветствия краснофлотцев. И сам не заметил, как оказался у трамвайного кольца. На конечной. Возле Василеостровского Дома культуры.
  Там, где всё это началось.
  Два года тому назад...
  
  Глава 2
  
  ...Не зря в народе говорится - Сутьба играет человеком, а человек играет в "дурака".
  Без капитанских галунов Сергей чувствовал себя словно голый. Из знаков различия на нём осталась лишь форма одежды. Командирская фуражка со сменным чехлом белого цвета, летний белый китель с нарукавным знаком красвоенлёта да чёрные брюки навыпуск.
  Был отважный капитан. Да весь вышел...
  А, ведь, ничто этого не предвещало. И служба шла, как по маслу. И он уже думал, что вот-вот догонит, наконец, своих одногодков. Уже имевших ордена, ставших полковниками и майорами, прославившихся в Заполярье, на Дальнем Востоке и за Пиренеями. Пока он у слесарных тисков с напильником стоял. В родном паровозном депо. А потом зубрил сопромат. В Новосибирском путейско-строительном институте инженеров железнодорожного транспорта. И даже не задумывался. О службе в авиации. Особенно в морской.
  Во-первых, потому что связал свою жизнь с железной дорогой ещё в двадцать четвёртом. Сразу после детдома. Когда пришёл в деповскую школу ФЗУ.
  Во-вторых, потому что студенты высших учебных заведений проходили обучение на военных кафедрах. И даже на сборы не призывались. После окончания института им присваивали звание "капитан" и зачисляли в запас.
  А в-третьих, потому что к этому времени ему уже перевалило за четвертак. И это было совершенно не солидно. Отец семейства! Без пяти минут дипломированный инженер! Должен жить в казарме с двадцатилетними мальчишками. Маршировать в столовую и горланить строевые песни.
  И вообще! Свою дань небесной романтике он отдал. Окончил школу пилотов Осоавиахима. Без отрыва. Налетался и на планере, и на самолёте. Даже с парашютом прыгал!
  Между тем, именно это, в итоге, и сыграло решающую роль в его дальнейшей сутьбе. Ибо. Романтизм хорош только в кино. Да в сочинениях писателя А.С. Пушкина. Про любовь. А в жизни обычно выходит боком.
  В этом Сергей убеждался неоднократно. Хотя, невзирая на трудное детство и прочие тягости и лишения военного коммунизма и новой экономической политики, так и остался махровым романтиком...
  Начать, однако, придётся издалека. С того дня, когда его вызвали в горком и вручили путёвку в военную авиашколу.
  Он попытался объяснить, что сможет принести трудовому народу гораздо больше пользы, когда закончит институт и станет инженером-путейцем. Которых стране катастрофически не хватает. Но ему ответили, что есть такое слово "надо"! И, что Партии лучше знать, где он принесёт больше пользы! А потом напомнили о сложном международном положении. И партийной дисциплине.
  - Имеется указание ЦК об укреплении Воздушного флота проверенными партийцами. А у тебя пять лет партийного стажа! Рабочая закалка. И школа пилотов за спиной! Короче, Шамшурин, кончай бузить, - стукнул кулаком по столу секретарь. - Бери путёвку и езжай! Служи!
  Секретарь Новосибирского горкома ВКП(б) Сергей Александрович Шварц когда-то возглавлял Вокзальный райком. И до сих пор состоял на учёте в партячейке паровозного депо станции Новосибирск.
  Именно Шварц дал Сергею рекомендацию для вступления в Партию. Бывая в депо, он каждый раз интересовался, как дела у крестника. И посмеиваясь, звал его "тёзка". Если же начинал обращаться по фамилии, это означало, что назревает взбучка. До того, как стать профессиональным революционером, Шварц работал грузчиком на складах потребительского общества и матерным владел в совершенстве. Так что при необходимости мог очень доходчиво изложить своё мнение.
  Лезть на рожон Сергей не стал. Пожал широкую как лопата секретарскую ладонь. И отправился домой. Собираться в путь-дорогу. Размышляя, как сообщить жене о предстоящей разлуке. Ещё не зная, что расстаются они навсегда...
  Нет, ничего такого! В смысле, никаких трагедий. Просто, пожив врозь, пока он учился в Ейске, они с Катериной поняли. Что немного поторопились. С регистрацией.
  Могли бы и раньше понять. Да, как-то не до того было. Пока с узлами и грудным ребёнком по съёмным углам кочевали.
  Впрочем, когда им дали малосемейку, и быт наладился, всё равно было не до того.
  С утра до вечера - оба в депо. После смены - она домой, а он - в военный городок. На аэродром. И до ночи - в ангарах или в мастерских. По выходным - у него полёты или прыжки, а у неё - хоровой кружок в Железнодорожном клубе "Транспортник". И так весь год!
  Потом он поступил в институт. И, вообще, пошло-поехало! Днём - лекции и семинары. Вечером - читальный зал. Или кульман в чертёжке. А в свободное время - уголёк. Бери больше, кидай дальше. Чтобы семью как-то прокормить.
  Короче, опомнился он от этой кутерьмы только в Ейске. Где и встретил ту, которая заполнила собой все его мысли.
  Катерина ни о чём не догадывалась. Но, похоже, тоже не скучала. И сразу согласилась развестись. Сама сходила в ЗАГС, оформила развод и подала на алименты. А через полгода снова выскочила замуж.
  Ну, и ладно. Жизнь есть жизнь. И никто никому не виноват. Сутьба свела. Сутьба и развела.
  Зато после этого он мог жениться на Тамаре. Он и женился. Как дурак. Но об этом чуть позже.
  А тогда, шесть лет назад, одолев без малого четыре тысячи вёрст, он прибыл, наконец, в город Ейск. За три недели оставив позади безкрайний простор Барабинской степи, заросшие кедрачом скалистые склоны Уральского хребта и берёзовые холмы Великой Русской равнины.
  Звеня колёсами на рельсовых стыках, почтовый поезд медленно катился вдоль безконечных камышовых плавней, в которых спряталась река Ей. С другой стороны вагона тянулись широкие поля, охваченные защитными лесополосами.
  Сергей стоял у раскрытого окна, с интересом вглядываясь в незнакомый ландшафт. Свежий ветер, изрядно приправленный паровозным дымом, трепал волосы и наполнял грудь.
  Внезапно в утренней синеве, прямо над рекой, показался огромный гидроплан серебристого цвета с красными звёздами на борту и широком крыле. Которое было закреплено над фюзеляжем на высокой моторной раме и опиралось откосами на толстые бортовые поплавки.
  Громко ревел мощный двигатель. Точнее, тандем из двух двигателей. Установленных на той же раме, что и крыло. Так, что один тянул, а второй толкал.
  Низкий корпус небесного Тяни-Толкая имел форштевень, плоское слабокилеватое днище с острым выступом и рулевое перо. Как у настоящего корабля. А перед пилотской кабиной и за моторной рамой виднелись пулемётные установки.
  - Дорнье-Валь, - восхищённо охнул Коля Шутов. - Смотри, Серёга! Как у Амундсена! На котором он на Полюс летал!
  Они познакомились вчера на Ростовском вокзале. И сразу подружились. Наверное, потому, что у них было много общего. Во-первых, они были с одного года. Во-вторых, оба до призыва работали на железной дороге. Один - слесарем, а другой - электромонтёром. А, в-третьих, оба призвались по партийной мобилизации.
  Летучий корабль, не набирая высоты, величаво обогнал поезд и скрылся вдали.
  За станцией "Старощербиновская" плавни ушли в сторону и остались позади. До Ейска было уже совсем близко. Наконец, справа показался Ейский лиман. И поезд покатился вдоль берега Азовского моря.
  Хотя лиман, даже такой большой - это, конечно, ещё не море. Но это не важно!
  Сергей на море ни разу не был. И смотрел во все глаза. Наслушавшись рассказов о штормах и ураганах, он представлял себе гигантские девятые валы, с ужасным грохотом разбивающиеся о скалы. И был весьма разочарован. Потому что море оказалось совсем не таким.
  Тёмно-голубая морская ширь сливалась у горизонта со светло-голубой небесной. А прибрежный песок лизали волны немногим больше тех, что бывают и на Оби.
  Позднее он не раз ещё убедится, насколько обманчивым оказалось это его первое впечатление. И вволю насмотрится. И на шторма, и на ураганы, и на девятые валы.
  Но это будет потом...
  Между тем, поезд добрался до окраин города. Свистнул у входной стрелки вокзала. Подплыл к перрону. Дёрнулся пару раз напоследок и замер.
  Будущие военморлёты, которых в Ростове набрался целый вагон, похватали свои тощие "сидоры" и почти невесомые чемоданчики со сменой белья и туалетными принадлежностями и с весёлым гомоном устремились на выход.
  На вокзале их встретили представители школы - невысокий лётчик с тремя средними нашивками и два краснофлотца.
  Когда призывники кое-как построились и рассчитались по порядку, лётчик сказал:
  - Сейчас мы организованно, строем, пройдём через центр в другой конец города. В карантин. После помывки - приём пищи в курсантской столовой. Далее - оформление факта прибытия, размещение и прочие мероприятия по плану первого дня и распорядку карантина.
  Так и началась флотская жизнь Сергея...
  Ейск ему понравился. Маленький уютный городок на берегу моря. Очень похожий на его родной Каинск.
  В центре города - прямые мощёные улицы с зелёными аллеями вдоль тротуаров и купеческие особняки в один-два этажа. Выкладные кокошники, крылечки, башенки, шатры и теремки в псевдорусском стиле, всевозможные карнизы и кованые ажурные надкрыльца. И поднимающиеся над всеми остальными домами Городская управа, Гостиный двор, Вокзал, Михаилоархангельский собор и Старопокровская церковь. А на окраине - частный сектор. Избы и огороды.
  Каинск, конечно, поменьше будет. В несколько раз. Опять же, грязь непролазная кругом. Даже в центральной части, на возвышенности. Не говоря уже о станционном посёлке, который превращается в настоящее болото, как только сходит снег.
  Возникший как один из форпостов Московско-Сибирского тракта, Каинск двести лет был местом ссылки. И пересылки. По этапу. За эти годы через каинскую арестантскую тюрьму прошли пугачёвцы и декабристы, польские повстанцы и петрашевцы, народовольцы, эсеры и большевики. Что же касается промышленности, то в Каинске были только маслодельные, кожевенные, кирпичные, салотопные да свечные заводики.
  Другое дело - Ейск. Который, во-первых, был известен как морской порт. А, во-вторых, как промышленный и культурный центр. За пятнадцать лет советской власти мелкие кустарные мастерские выросли в такие крупные предприятия как завод запчастей наркомсовхозов, рыбзавод наркомснабжения, завод "Молот" наркомтяжпрома, консервный завод наркомснабжения. В городе имелась собственная электростанция, радиоузел и телефонная станция. Сельскохозяйственный и педагогический техникум, детская техническая станция и школа медсестёр Общества Красного креста. Выходили газеты "Ейская правда" и "Трибуна". Работал драмтеатр, два кинотеатра и деревянный летний театр в парке культуры имени товарища Калинина.
  Высшая школа морских лётчиков и летнабов ВВС РККА имени товарища Сталина была передислоцирована в Ейск из главной базы флота два года назад.
  В связи с развитием ВВС Морских сил Чёрного моря и формированием новых частей и соединений в севастопольских бухтах стало совсем тесно. Поэтому в конце тридцатого года было принято решение о перебазировании школы, и на берегу Ейского лимана началась большая стройка. Были возведены корпуса военного городка, забетонированы маневренные площадки и спуски гидроаэродрома, построены техмастерские, склады и ангары, здания учебных классов и штаба школы, вышка центрального пункта управления полётами, жилые дома для семей комначсостава, казармы, стадион и Дом Красной Армии и Флота.
  В Севастополе школьный авиапарк составлял всего сорок машин. На новом месте их количество возросло до нескольких сотен! Среди них были гидросамолёты МУ-1 и МР-1, новейшие бомбардировщики ТБ-1П, истребители И-5, разведчики Р-5 и учебные самолёты У-2, летающие лодки Ш-2, Дорнье "Валь" и Савойя-Марчетти С-62 бис. Которые сидели на гидроаэродроме Ейская Коса и полевых аэродромах Центральный, Кухаривка, Симоновка, Александровка, Новоминская, Новощербиновская и Старощербиновская.
  В Ейске школа морских лётчиков была размещена, прежде всего, потому, что к этому располагали метеорологические и гидрологические условия, позволявшие летать круглый год. Ейский лиман площадью семьдесят квадратных миль является частью Таганрогского залива, имеет глубину до четырёх метров и отделён от моря широкой косой, на которой расположился город. Рейд открыт для ветров, но волнение не опасно, так как разбивается на песчаных отмелях. Зимой температура не опускается ниже - 4?С, а летом не поднимается выше + 25?С. Снежный покров появляется только под Новый год и держится не более двух недель.
  Одним словом, просто курорт!
  Впрочем, любой, кто хоть немного наслышан о распорядке дня военной авиашколы, курортом курсантскую жизнь не назовёт.
  Недаром уже в самом первом Уставе внутренней службы РККА, вслед за первой статьёй, где говорится об обязанности каждого гражданина СССР, принявшего на себя высокое звание воина Рабоче-Крестьянской Красной Армии, не щадить своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами, идёт вторая статья. О том, что военнослужащий обязан стойко переносить все тягости и лишения воинской службы.
  А тягостей и лишений было более чем достаточно. Подъём в шесть утра, кросс и зарядка в любую погоду, занятия строго по расписанию, вечером - самоподготовка, в двадцать три часа - отбой.
  Это, само собой, для тех, кто не в карауле. И не в суточном наряде. В соответствии с листом нарядов. Или взысканием, объявленным комзвена. Или комотряда. Или комэска. Или командиром бригады. Или самим начальником школы. Но это уже высший пилотаж!
  Личного времени едва хватало, чтобы погладить форму, почитать письмо из дому да написать пару строк в ответ. И лишь в выходной можно было "сойти на берег". В смысле, получить краткосрочный отпуск из расположения.
  Но лишь в качестве поощрения. За успехи в боевой, политической и технической подготовке. Курсанты, имеющие задолженности или неуды по какой-либо из учебных дисциплин, оставались "без берега".
  А дисциплин этих было очень много. Мягко говоря.
  Будущие морские лётчики изучали материальную часть самолёта, мотор и авиационные приборы, фотографическое и радиооборудование. Учили аэродинамику и аэронавигацию, воздушную астрономию и метеорологию, самолётовождение, теорию и практику слепого полёта, морские карты, военную топографию и аэрофотографию, сигнальное дело и радиосвязь, основы бомбометания и теорию воздушной стрельбы, тактику авиации и флота. Зубрили наизусть общие уставы и Корабельный устав Военно-Морских Сил РККА, Наставление по производству полётов, Курс учебно-лётной подготовки школ Военно-Воздушных Сил РККА, Боевой устав ВВС РККА и Наставление по боевому применению морской авиации.
  Кроме того, значительная часть времени выделялась на физическую подготовку, силовые и гимнастические упражнения и тренировку вестибулярного аппарата. И на строевую выучку, само собой. Ну, куда же без неё, родимой! Во флоте-то!
  С морем в ВШМЛ имени Сталина было связано всё.
  Оморячивание новичков началось уже с переодевания. По случаю летнего времени им выдали форму ? 2 и ? 3 (фуражка-безкозырка с белым чехлом и красной звездой, рубаха форменная, рубаха фланелевая, рубаха нательная, брюки суконные, поясной ремень с бляхой, ботинки) и рабочую. Слово "компас" отныне должно было произноситься с ударением на последний слог. Так же как и "рапорт". Казарма стала кубриком, пол - палубой, а лестница - трапом. В обиход вошли такие морские словечки и выражения, как баталёр (кладовщик), вира (поднимай), гальюн (отхожее место), "гюйс" (форменный пристежной воротник), задраить (закрыть), камбуз (кухня), каюта (комната), линь (верёвка), майна (опускай), переборка (перегородка), подволок (потолок), пришвартоваться (пристать), репетовать (повторять), рундук (шкаф с ящиками), салага (неопытный моряк), "стать на яшку" (бросить якорь), траверз (направление, перпендикулярное курсу), "травить баланду" (болтать), фарватер (безопасный путь).
  А на вечерней прогулке курсанты пели морские песни, типа: "Джим, подшкипер с английской шхуны, плавал двенадцать лет, знал проливы, моря, лагуны, Старый и Новый Свет". Только о Стране Советов ему было неизвестно. Когда Джим узнал, что "есть Россия, свободная страна, всем защитой служит она", то стал борцом за народное дело и геройски погиб...
  Когда будущие военморлёты и летнабы прошли одиночное обучение, усвоили уставы и приняли присягу, их отправили на корабли. Для прохождения морской практики. Дабы прониклись. Как следует! И пропитались. Солёной водичкой.
  Сергей попал на эскадренный миноносец "Незаможник" (водоизмещение - тысяча триста пятьдесят тонн; скорость - двадцать семь с половиной узлов; дальность плавания - тысяча двести миль; вооружение - четыре 102-мм и два 76-мм орудия и четыре трёхтрубных торпедных аппарата). За время похода постоял и баковым, и ютовым, и шкафутовым. Выдержал пятибалльный шторм в открытом море. И изучил все вахты: от трюмного машиниста до сигнальщика и рулевого.
  Срок обучения в школе морских лётчиков и летнабов составлял два с половиной года. Но пилотское свидетельство и нагрудный знак "Парашютист-инструктор" с подвеской за пятнадцать прыжков сделали своё дело. Осенью, после проверки техники пилотирования на У-1 и сдачи зачёта по материальной части Сергей был зачислен сразу на второй курс. Как и другие ребята, имевшие лётную подготовку.
  Навёрстывать, ясное дело, пришлось много. Программа у спецнабора была сжатой, но плотной.
  Однако учиться Сергею было не привыкать стать. Так же как и его товарищам. Тоже прошедшим суровую жизненную школу. Несмотря на свою молодость.
  Они и наверстали. И уже в октябре приступили к полётам на Ш-2 - летающей лодке новейшей конструкции.
  Хотя, когда Сергей увидел этот маленький двухместный самолётик, был разочарован. Он-то думал, что будет летать на гигантской серебристой птице, которую видел из вагона поезда в день приезда. А не на этой остроносой пигалице.
  - Не переживайте, товарищи курсанты! - словно угадав мысли своих подопечных, сказал лётчик-инструктор их группы Николай Челноков. - "Шаврушка" используется в народном хозяйстве как почтово-пассажирский и санитарный самолёт, а также на Севере для ледовой разведки. В Военно-Воздушных Силах он применяется только для первоначального обучения морских лётчиков.
  Между тем, это был удивительный самолёт!
  Благодаря убирающемуся шасси Ш-2, в отличие от всех остальных гидропланов, мог взлетать с грунта и садиться на воду. И наоборот. Для взлёта с земли ему требовался разбег длиной всего сто шестьдесят метров, а для посадки - сто сорок. По сути дела, ему вообще, были не нужны аэродромы! Для этой цели годилась любая ровная площадка размером чуть больше футбольного поля.
  Но это было ещё не всё! Плоскости верхнего крыла Ш-2 могли поворачиваться в сторону хвоста вокруг болта крепления заднего подкоса. И складываться! А нижние крылья с поплавками остойчивости были отъёмными.
  Такая компактность (ширина в разобранном виде - три метра шестьдесят сантиметров; длина - восемь двадцать; высота - два с половиной метра) и малый вес (шестьсот двадцать килограмм) позволяли хранить самолёт на палубе даже небольшого судна. Такого, например, как ледокольный пароход "Челюскин". Который месяц назад вышел из Мурманска во Владивосток, чтобы за одну летнюю навигацию пройти Северный морской путь.
  Лётные данные амфибии были невелики (крейсерская скорость - восемьдесят километров в час; дальность - пятьсот километров; практический потолок - четыре тысячи метров). Но этого было вполне достаточно для выполнения поставленных задач - ледовой разведки, почтово-пассажирских и санитарных перевозок. И для первоначального обучения.
  Которое было недолгим. Потому что Ш-2 был прост в управлении. И неприхотлив в обслуживании.
  Следующим самолётом, который освоил Сергей, стал ближний морской разведчик Савойя-Марчетти С-62 бис.
  Это была трёхместная летающая лодка классической бипланной схемы с двигателем, размещённым между верхним и нижним крылом, и толкающим винтом. Перед пилотской кабиной (в отсеке лётчика-наблюдателя) и за мотором (в отсеке радиотелеграфиста-пулемётчика) были установлены турели Тур-6 с пулемётной спаркой ДА-2, а под крыльями - четыре держателя Дер-7 для 100-килограммовых фугасных бомб.
  Благодаря тому, что на лицензионные "Савойи" ставили импортный итальянский авиадвигатель "Ассо" фирмы "Изотта-Фраскини" мощностью семьсот пятьдесят лошадей, тактико-технические характеристики С-62 бис были весьма приличными (максимальная скорость - двести двадцать пять километров в час; дальность полёта - девятьсот километров; практический потолок - четыре тысячи шестьсот метров). Кстати, прозвище "гитара" эта лодка получила как раз из-за мотора, который звенел в полёте каким-то особым образом.
  Однако эйфория от пересадки на боевой самолёт быстро прошла. Лётчики этот гидроплан не любили. Днище "Савойи" было плоским, даже с некоторой вогнутостью вовнутрь. Из-за чего при посадке и во время взлёта, особенно на большой волне и при накате в море после шторма, лодка "барсила". То бишь, выпрыгивала из воды. А потом падала обратно. Что было чревато. И нередко приводило к авариям.
  Подъёмной силы, чтобы удержаться в воздухе, не хватало. При посадке - уже, а на взлёте - ещё. И самолёт скакал по воде. Как плоская галька, запущенная вдаль мальчишеской рукой.
  Имелись и другие недостатки. При неполной заправке топливом (только в задние баки) машину сильно раскачивало в продольной плоскости. Кроме того, "Савойя" плохо выходила из штопора. Именно во время выполнения этой фигуры погиб известный морской лётчик кавалер ордена Красного Знамени Митрофан Коровкин. Один из самолётов 106-й морской тяжёлой бомбардировочной авиабригады Морских сил Чёрного моря был назван его именем. В память о Герое. И как напоминание остальным лётчикам. О коварном характере иностранки.
  С которым Сергей тоже вскоре близко познакомился.
  После нескольких вывозных с инструктором ему предстояло выполнить первый самостоятельный вылет на "гитаре".
  Когда Челноков вылез из машины, приказав сделать ещё одну "коробочку" над лиманом, Сергею стало как-то неуютно. Кроме него в самолёте никого не было. И он очень остро ощутил своё одиночество.
  Но быстро справился с собой. Бодро вырулил на старт. Прибавил оборотов двигателю. И поднялся в небо.
  Едва Сергей набрал высоту, как волнение, охватившее его у спуска, улетучилось. Сменившись весёлым восторгом.
  В безоблачных небесах сияло Солнце. Искрилось море. Звенел мотор. Далеко внизу, на широкой косе, раскинулся Ейск. Летающая лодка отлично слушалась руля. И он, не опасаясь, что его услышат, орал во весь голос:
   - Джим, подшкипер с английской шхуны, плавал двенадцать лет, знал проливы, моря, лагуны, Старый и Новый Свет!
  И в этот момент. Во время очередного разворота. "Савойя" показала себя. Во всей своей красе.
  Перед началом полётов её полностью заправили. Но к концу дня передние баки опустели. И центровка нарушилась. На вираже "гитара" потеряла продольную остойчивость. И тут же задрала нос. А потом клюнула. И снова задрала. И опять клюнула.
  Если бы в задней кабине находился радиотелеграфист-пулемётчик, он мог бы компенсировать смещение центра тяжести. Быстро перебравшись в носовую часть летающей лодки. Но в задней кабине лежал мешок с песком.
  После нового клевка, когда скорость упала до критической, произошёл срыв потока. "Савойя" завалилась на бок. И вошла в штопор.
  Сергей, который не раз выполнял эту фигуру на У-1, автоматически толкнул штурвал от себя. И дал правую педаль вперёд, повернув руль направления в противоположную вращению сторону.
  Однако ничего не произошло. Приподняв хвост, гидроплан продолжал медленно вращаться. И это вращение не походило на обычный штопор, свойственный колёсным летательным аппаратам, довольно быстрое вращающимся вокруг своей оси с сильно опущенным к земле носом. Это было чем-то средним между обычным и так называемым "плоским" штопором, из которого не всегда выходят даже сухопутные машины.
  Секунды шли. Лиман кружился под "Савойей". Вместе с косой. И городом Ейском. А "гитара" выходить из штопора, как это давно уже сделал бы У-1, даже не собиралась. Сергей изо всех сил давил на педаль. И на штурвал. Но это не помогало. Стрелка альтиметра не останавливалась. Тысяча четыреста метров. Тысяча триста. Тысяча двести. Тысяча сто...
  И тут Сергей запаниковал.
  Он никогда и никому об этом не рассказывал. И никогда и никому не расскажет! Но из песни слов не выкинешь. Было!
  Море неумолимо приближалось. Собираясь поглотить его. Вместе с взбеленившейся машиной. А перед этим переломать кости. Порвать сухожилия. И мышцы. Раздавить сердце. И все внутренние органы. Собираясь убить его. Навсегда!
  Кровь бухала в висках. Заглушая все остальные звуки. Даже мотор. Поле зрения сузилось до размеров циферблата высотомера. А на альтиметре была уже тысяча метров. Девятьсот. Восемьсот. Семьсот...
  Сергей лихорадочно искал выход. И вдруг вспомнил! Что надо убрать газ. Он забыл убрать газ! Рычаг сектора газа был в крайнем переднем положении. На полном. А надо было убрать газ! Чтобы остановить вращение.
  И он рванул рукоятку на себя.
  Это его и спасло. Взревел двигатель. На полных оборотах. Рули заработали более эффективно. "Савойя" словно нехотя опустила нос. Перестала кружиться. И перешла в пикирование. Быстро разгоняясь на снижении.
  А дело было в том, что на этой иностранке было обратное, то бишь, "французское" расположение сектора газа. И для увеличения оборотов рычаг надо было не толкать, а тянуть.
  Когда Сергей запаниковал, это просто вылетело у него из головы. Сработал рефлекс и, желая убрать газ, он его, на самом деле, прибавил. Что, кстати, и требуется для вывода гидросамолётов из штопора. В отличие от их сухопутных собратьев. Для вывода которых, обороты надо уменьшать.
  Набрав скорость, Сергей взял штурвал на себя. И вышел из пике. Над самой водой. А потом аккуратненько приводнился. Подрулил к спуску. Выключил двигатель. Повернул голову. И присвистнул: "Мать твою! Растак её и так, и эдак!".
  Как только самолёт остановился, края бипланной коробки опустились, и консоли нижних плоскостей почти коснулись поверхности воды. А подкрыльевые поплавки притопились.
  При выходе из штопора и пикирования стальные расчалки растянулись от перегрузок. И стали длиннее. Во время полёта в набегающем потоке крыльевая коробка держалась нормально. А когда воздушное давление прекратилось, концы крыльев опустились вниз...
  На следующий день на утреннем разводе начальник и военком школы Бажанов вызвал Сергея из строя и объявил:
  - За предотвращение тяжёлого лётного происшествия и проявленное геройство курсанту Шамшурину объявляется благодарность с вручением наградного жетона!
  Бажанов повернулся к своему заму, начальнику отдела лётной подготовки Мырсову, взял у него серебряный жетон с цепочкой и протянул Сергею:
  - Поздравляю с наградой!
  Жетон в виде геральдического щита с двумя самолётами по углам и красной эмалевой звёздочкой наверху был размером с рублёвую монету. Понизу шла выпуклая штампованная надпись "В.Ш.Морлетчиков им. Сталина", а над ней - гравировка "За геройство". На реверсе было выгравировано: "Курсанту Шамшурину С.И. от Командования школы 1934".
  - Служу трудовому народу! - с трудом придя в себя от неожиданности, ответил Сергей. Он-то думал, что сейчас получит очередное взыскание. За небрежное пилотирование. И повреждённый самолёт. А его взяли и наградили!
  - Встать в строй! - приложил ладонь к козырьку фуражки начвоенкомшколы.
  - Есть! - вытянулся по стойке "смирно" Сергей и вернулся к своим товарищам.
  В очередном номере многотиражки "Лётчик-Сталинец" было напечатано его фото и заметка "Геройский поступок".
  Расписав случившееся в самых ярких красках, автор заметки призвал всех курсантов бороться за безаварийность по-шамшурински и равняться на Героя в учёбе.
  Сам Герой, однако, на свой счёт нисколько не заблуждался. Хотя и прицепил цепочку с жетоном к воротнику форменки. Так, чтобы он висел рядом со знаками "Ворошиловский стрелок", "Парашютист-инструктор" и осоавиахимовским ромбом "За активную оборонную работу".
  Жетон этот был дорог ему не меньше, чем крылышки красвоенлёта на левом рукаве, носить которые имели право лишь курсанты, освоившие боевой самолёт. Но Сергей отлично понимал, что на самом деле ему просто повезло. Во-первых, он запросто мог убиться. Как Митрофан Коровкин. А, во-вторых, запросто мог получить пять суток ареста. Вместо награды.
  Но тогда Сутьба к нему ещё благоволила.
  Не то, что сейчас! А, ведь, прошло всего пять лет. Когда же это случилось? Когда от него отвернулась удача?
  Не в тот ли яркий весенний выходной, когда он, находясь в увольнении и прогуливаясь с друзьями - Николаем Шутовым и Филиппом Усачёвым - в парке культуры и отдыха имени товарища Калинина, заглянул на танцы?
  На танцплощадке толкалось немало парней с ленточкой "ВОЕН. ШКОЛА МОРСКИХ ЛЕТЧИКОВ" на безкозырках. Но не заметить этих троих было просто нельзя!
  Дело в том, что все будущие красные военморлёты были физически хорошо развиты. Имели мощные бицепсы, трицепсы и квадрицепсы. Все были комсомольцами. Имели оборонные и спортивные значки. И даже знак "Парашютист". Да, только большинству из них не было и двадцати лет.
  Эти салажата изо всех сил старались выглядеть бывалыми моряками. Носили неуставной клёш. Стрелки на рукавах. И безкозырки-итальянки. В смысле, блином. Чтобы звёздочка смотрела под ноги. А ещё, само собой, ясное дело, а как иначе! Удлинённые ленточки на бесках, выцветшие "гюйсы" и не больше четырёх полосок в вырезе форменной рубахи. Как оно и положено. Настоящим мореманам. Видавшим виды. И прочие ураганы. Хотя никаких ураганов вышеупомянутые "альбатросы морей" ещё не видели. А просто стирали воротник в хлорке.
  С восхищением на этих хорохористых мальчишек смотрели только школьницы. А девушки постарше в ответ на неуклюжие попытки пришвартоваться лишь снисходительно улыбались.
  Сергею и его друзьям застирывать "гюйсы" было незачем. И без того было ясно. Что не дети. Прекрасная половина человечества такие вещи просекает с первого взгляда.
  Все трое были с девятьсот восьмого года. Все имели по три узких старшинских галуна на рукавах. И нашивку красвоенлёта. Не носили комсомольских значков. Поскольку были членами Партии. И резко выделялись на общем фоне. Уставными безкозырками, форменками и брюками. Считая это особым шиком. Которого салагам не понять. Потому что салаги.
  Почему Тамара пригласила на танец его, а не Филиппа или Николая, и ежу было понятно! Геройский жетон имелся только у Сергея. Вот, он и вляпался. По самое "не хочу".
  А, ведь, у него был выбор! Девушки заглядывались на Сергея не только из-за значков. Среднего роста, крепкий широкоплечий шатен успел смутить не одно девичье сердечко. Ясным взглядом карих глаз и твёрдыми правильными чертами лица. Каких ещё немало осталось на Руси. Добродушных и улыбчивых в обычной жизни. Грозных в минуту гнева. И безпощадных к врагу в мгновения боевой ярости.
  Мог бы орлом летать. Рядом с орлицей. А он! Попал. Как кур в ощип...
  На самом деле всё было просто. Даже банально. С женой Сергей простился на перроне. Год назад. И с тех пор обнимался только с подушкой. А тут в его руках оказалась такая роскошная женщина! Стройная полногрудая блондинка. С серыми глазами. Которые глянули на него так, что у него сразу же пересохло во рту. И всё внутри вспыхнуло. Когда она обняла его за шею. И прижалась грудью. И животом. Потому что танго!
  Ничего удивительного, что Сергей проводил её до дома. И зашёл на минутку. Чайку попить. Да и заночевал.
  Тамаре давно уже перевалило за двадцать пять. Когда-то она была замужем. Пока не развелась. Потом ещё раз сходила замуж. И снова неудачно. Поэтому жила одна. Абсолютно свободная и независимая. И больше в ЗАГС не собиралась. Ни за что! А пока училась в школе медсестёр. И подрабатывала санитаркой в городской больнице. Девятилетнюю дочь она отвезла в станицу. К сестре. Потому что присматривать за дочкой было некому. И вообще! В городе - пыль и духота. А на хуторе - свежий воздух. Речка. Сад. Корова. Яйца.
  И маме надо как-то личную жизнь устраивать!
  В тот вечер Николай и Филипп вернулись в расположение одни. Искусно отвлекли внимание дежурного. И сдали личный знак Сергея вместе со своими бляхами. Прикрыв отсутствие друга. Который появился в кубрике лишь под утро. Полностью ошалевший.
  С этой ночи все увольнительные он проводил в гостях у Тамары. И самоволки тоже.
  Ловушка захлопнулась...
  
  Глава 3
  
  ...Так уж устроены люди.
  Мужчина готов пойти на многое, лишь бы произвести на женщину впечатление. Чтобы добиться её любви. И совершает всяческие подвиги по этой причине. И добивается своего.
  Во всяком случае, сам так считает. Пока не убедится, что обманулся. Ибо, получив женщину, часто так и не получает любви. И только тогда понимает, что любви нельзя добиться. Ведь, это - дар! И понимает, что если женщина не полюбила сразу и безусловно, то никогда уже не полюбит. И никакие подвиги тут не помогут. И деньги тоже. И даже приворот. Только хуже будет.
  Как в поэме писателя А.С. Пушкина. Про красавицу Наину. И финна. Который стал вещим. Когда, наконец, понял. Кто кому что. И впредь зарёкся. По граблям ходить.
  Сергей эту поэму читал. Но, как и другие читатели, смысл её не уловил. Точнее, уловил. Но потом.
  А сначала была эйфория. От крылышек на рукаве. И блеска восхищения в женских глазах...
  Летом тридцать четвёртого года в Ейск приехал самый знаменитый выпускник Высшей школы морских лётчиков и летнабов ВВС РККА имени товарища Сталина первый Герой Советского Союза Анатолий Ляпидевский.
  Ляпидевский был коренным кубанцем. Родился в станице Белоглинской, жил в Старощербиновской, а затем в Ейске. Здесь окончил девять классов. Работал помощником шофёра. Вступил в комсомол. Отсюда уехал в Севастополь. В лётную школу. После окончания которой стал лётчиком-инструктором и перебазировался вместе с ней обратно в Ейск. Отсюда отправился на Север. Прошлой весной. Когда его направили на работу в авиаслужбу государственного акционерного общества "Комсеверпуть". А этой весной прославился на всю страну. И стал Героем СССР. В двадцать шесть лет!
  Это он совершил десятки многочасовых полётов на поиски челюскинцев. Полярной ночью. В жестокий мороз. В пургу и метель. И всё же сумел отыскать ледовый лагерь! И посадить огромную двухмоторную машину на малюсеньком пятачке, окружённом зубьями трёхметровых ропаков. И вывез на Большую землю женщин и детей.
  И это был настоящий подвиг!
  С морем не шутят. Особенно с океаном. Да, ещё и Ледовитым. В смысле, Северным.
  Тринадцатого февраля ледокольный пароход "Челюскин" (водоизмещение - семь с половиной тысяч тонн; скорость - двенадцать с половиной узлов; пассажироместимость - шестьдесят человек; экипаж - пятьдесят два), дрейфовавший в Чукотском море с сентября месяца, был раздавлен льдами. И затонул в восьмидесяти милях от берега. Один член экипажа погиб, а сто четыре человека, в том числе десять женщин и два ребёнка, высадились на лёд.
  На Чукотке сразу же была создана Чрезвычайная тройка, а в Москве - Правительственная комиссия по оказанию помощи участникам экспедиции товарища Шмидта и команде погибшего судна "Челюскин", которую возглавил Член Политбюро ЦК ВКП (б) Зампредсовнаркома СССР Валериан Куйбышев.
  В район катастрофы было направлено двадцать самолётов.
  Но после всевозможных приключений и безчисленных аварий добраться до потерпевших кораблекрушение смогли только шесть (АНТ-4, три Р-5, ПС-4 и "Флейстер"). За несколько рейсов вывезших в Ванкарем сто два человека. Ещё двое долетели на Ш-2, имевшемся на борту "Челюскина".
  Такого триумфа ещё не знала история авиации!
  Два месяца весь Советский Союз с трепетом следил за ходом спасательной операции. Радовался успехам. Переживал из-за провалов. А потом чествовал Героев Арктики.
  Специальный экспресс, украшенный красными флагами и транспарантами, за две недели пересёк страну от Владивостока до Москвы. И на каждой станции полыхали кумачом знамёна. Играли оркестры. Сияла иллюминация. Взлетали фейерверки. А в небесах скрещивались ослепительные лучи прожекторов. Люди с охапками цветов стояли вдоль путей на протяжении километров!
  Во время остановок на перроне выстраивался почётный караул и отряды пионеров в белых блузах и алых галстуках. Звучали приветствия и поздравительные речи. Выступали спасённые и спасители. А также видные партийные, советские и хозяйственные работники, ударники производства, рабочие и колхозницы.
  Но самая грандиозная встреча была организована в Москве. Все улицы были усыпаны цветами и листовками. По Красной площади, приветствуя членов Политбюро, Героев Советского Союза и челюскинцев, парадным маршем прошли лётчики, пограничники, кавалеристы и физкультурники. В небе прогудели эскадрильи самолётов. И прогрохотал салют наций из двадцати одного пушечного залпа.
  Безпрерывно гремело "Ура!". Звучали здравицы в честь товарища Сталина и других виновников торжества. С флагами, цветами и портретами членов Политбюро ЦК ВКП (б) и первых Героев СССР по площади прошли колонны москвичей. Над безконечным людским потоком высились макеты парохода "Челюскин" и ледового лагеря с палатками, разломившимся надвое бараком и кружащим над ним самолётом Р-5.
  Вечером в Кремле состоялся торжественный приём в честь Героев с участием товарища Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Калинина, Орджоникидзе, Куйбышева и других товарищей, а на Красной площади - народное гулянье...
  Некоторая часть этой безкрайней лавины славы и почестей, в одночасье свалившейся на головы представителей лётной профессии, досталась и курсантам школы морских лётчиков и летнабов.
  Ейские красавицы уже несколько попривыкшие к изобилию молодых военморлётов в городе, смотрели на них теперь другими глазами. Очень большими. И восхищёнными.
  И это было вполне закономерно. Поскольку четверо из семи лётчиков, участвовавших в спасении челюскинцев и ставших Героями Советского Союза, были выпускниками ВШМЛ имени товарища Сталина.
  Выступая на митинге в родной авиашколе, Анатолий Ляпидевский сказал:
  - Родина! Этим всё сказано. Отдать жизнь и силы свои Родине! Служить ей верой и правдой! Когда я, как всякий парень, мечтал о том, что буду великим лётчиком, знаменитым волейболистом, замечательным изобретателем, я никогда не отделял себя от моей страны. Я мечтал прославить свою страну! Быть великим советским лётчиком! Стать удивительным советским человеком!
  Невысокий крепыш с лохматым чубом и орденом Ленина на лацкане пиджака стоял на трибуне. И рассказывал о тяжёлом и опасном труде полярников. О свирепых ветрах, жутком холоде и безконечной тьме полярной ночи. О безкрайней снежной пустыне, огромных ледяных торосах и острых ропаках.
   Сергей слушал его. И думал. Везёт же людям! Они, ведь, одногодки с этим парнем. Но как много он уже сделал!
  - Давайте же с удвоенной энергией, с ещё большим энтузиазмом под водительством товарища Сталина, вместе со всем пролетариатом будем строить безклассовое общество! А если понадобится, если на нашу Родину посмеет напасть враг, бодро, уверенно и твёрдо, все, как один, пойдём на защиту Октябрьских завоеваний! - закончил речь Ляпидевский.
  Актовый зал взорвался аплодисментами. Перешедшими в непрерывные овации. Все встали. Отовсюду неслись возгласы: "Ура Героям СССР! Ура товарищу Сталину! Ура товарищу Ворошилову! Ура товарищу Алкснису!".
  Тем же вечером Ляпидевский выступил на торжественном собрании партхозактива в городском драмтеатре. После чего престиж школы морских лётчиков и летнабов, и без того высокий, поднялся на совершенно небывалую высоту.
  Что и сыграло роковую роль в жизни Сергея. А может, и не только в его...
  Сначала всё было просто замечательно! Они встречались с Тамарой, как только ему удавалось "сойти на берег". То есть, почти каждый выходной. Так как Сергей был отличником учёбы и всё такое.
  Получив увольнение, он тотчас спешил к Тамаре. Никуда не заворачивая. И сразу же набрасывался на неё. Благо, она жила одна. И никто не мешал.
  Ожидая Сергея, Тамара накрывала стол. Ставила бутылку крепкого красного. И что-нибудь закусить.
  Отведя душу после недельной разлуки и утолив желание, они садились за стол и утоляли жажду. Под звуки патефона. И снова падали на широкую панцирную кровать. А потом опять слушали патефон и пили.
  Когда вино в одной бутылке кончалось, Тамара доставала вторую. И веселье продолжалось. До тех пор, пока Сергей не спохватывался, что пора возвращаться.
  Впрочем, довольно часто ей удавалось уговорить его прогуляться. И потанцевать где-нибудь.
  В смысле, в ресторане. На танцплощадке она бывала редко и неохотно. Только в виде исключения. Предпочитая проводить время в более культурной обстановке. Чтобы можно было посидеть в промежутке между танцами. За столиком. С бокалом "Массандры". А не толкаться в толпе молодняка.
  Сергей к этому времени успел не на шутку влюбиться. Во-первых, потому что не мог встречаться с женщиной без любви. Во-вторых, потому что Тамара очень многое умела. И ничего в постели не стеснялась. А, в-третьих, он и сам не знал почему. Но тянуло его к ней так, что он просто терял голову.
  И больше ни о чём не мог и думать.
  В строю и на занятиях. В самолёте и в кубрике. И днём, и ночью. Мечтал о встрече. Изнемогая от желания. И бежал к ней. Словно привороженный. Позабыв обо всём. Иногда и сам не понимая, любит он её. Или ненавидит!
  С первой женой у него было совсем не так. А как-то обыденно.
  Познакомились на первомайской демонстрации. Потом на танцах встретились. В железнодорожном клубе. Походили с полгода под ручку. Да, и сошлись. А потом расписались. Потому что он у Катерины оказался первым. И, как честный человек, был обязан жениться.
  Вскоре она забеременела. И перестала подпускать Сергея к себе. Потому что нельзя! А когда стало можно, всё равно не очень-то подпускала. А лишь под настроение. Или в качестве поощрения. Когда он премию приносил. Или по хозяйству что-нибудь нужное делал.
  Так они и жили. Но редко. Сергей сначала возмущался, требуя исполнения супружеских обязанностей. Хотя бы раз в неделю! А потом смирился. Да, и времени на эти глупости почти не было. Полёты, учёба в институте и подработки отнимали все силы. Поэтому, добравшись до койки, он тут же засыпал.
  С Тамарой было иначе. С ней было по-настоящему!
  Но за него она не цеплялась. Да, встречалась. И позволяла себя ласкать.
  Однако частенько давала повод для ревности. Могла пойти потанцевать с кем-нибудь. Если Сергей вдруг отлучился. А её пригласили. Могла и сама пригласить кого-нибудь. На танго. И прижаться слишком близко к кавалеру.
  Сергей видел такое однажды. И едва сдержался. Чтобы не набить никому лицо. Только рюмка в кулаке хрустнула. Вдребезги раздавленная. Да, кровь по пальцам потекла.
  Мало того! Как-то раз, придя в ресторан с Сергеем, Тамара едва не ушла с другим мужчиной. И ушла бы, наверное. Если бы Сергей не подошёл сзади и не спросил ласково, далеко ли она собралась.
  Оглядываясь назад, он не мог не признать. Что совершил ошибку. Что не надо было тогда ничего спрашивать. Что надо было тогда попрощаться. Кое с кем.
  А он не смог. Потому что не мог. Что-то подсказывало ему, что Тамара не любит его. Но он никак не мог в это поверить! Потому что не знал ещё тогда, что любовь - это дар. Потому что думал, что любви можно добиться. Если стать Героем. Или комбригом. А лучше - командармом!
  Так или иначе, вздохнул Сергей, но свой шанс он в тот раз упустил. А потом стало уже поздно.
  Приехал Ляпидевский. И престиж военморлётов взлетел до небес. Открывая дорогу. В светлое будущее. Для будущей жены будущего Героя. Портреты в газетах. Огромная квартира с видом на Кремль. Домработница. И отоварка в закрытом распределителе. Своя портниха, парикмахерша и маникюрша. Отдых в санатории. И самые дорогие напитки в самых дорогих московских ресторанах!
   Имелись, конечно, кое-какие помехи. На этом светлом пути. Но всё было поправимо.
  Тамара незаметно подвела Сергея к мысли о разводе. С первой женой. Поскольку та никогда его не любила. В отличие от неё. Которая полюбила. По-настоящему! И будет любить вечно. И в беде, и в радости. И так далее.
  А он взял и поверил...
  Госэкзамены у спецнабора принимал сам Начальник ВВС РККА Алкснис. Герой Гражданской. Трижды орденоносец!
  Большевик с дореволюционным стажем Якабс Алкснис (он же Яков Астров) в семнадцатом по заданию партии окончил школу прапорщиков. В целях разложении царской армии. В Гражданскую комиссарил. Особо отличившись при подавлении казачьего мятежа на Дону. После войны окончил Военную академию РККА. Руководил Управлением устройства и службы войск. В двадцать восемь лет был назначен заместителем Начальника Военно-Воздушных Сил. В тридцать два окончил 1-ю военную школу лётчиков имени товарища Мясникова. И с этого момента самостоятельно летал в части с проверками. И возглавлял госкомиссию в лётных школах, лично экзаменуя будущих пилотов. И в воздухе, и на земле.
  Дав Сергею возможность ответить только на один вопрос, Начальник ВВС неожиданно отложил билет в сторону. И стал гонять его по всему курсу. И гонял так больше получаса. Но Сергей держался стойко. До самого конца.
  - И последний вопрос, - удовлетворённо откинувшись на стуле, сказал Алкснис. - Где вы хотите служить, товарищ Шамшурин? Школе вы принесли бы большую пользу. Как ваше мнение?
  - Я хотел бы сначала в войска, товарищ Начальник Военно-Воздушных Сил.
  - Быть по-вашему! - кивнул Алкснис. - Послужите в строю. А потом в школу.
  В конце декабря, под самый Новый год, Сергею присвоили звание "военный лётчик". И сразу дали пятую категорию (одна средняя и одна узкая нашивки)! Не иначе как по указанию Алксниса. Потому что обычно выпускникам давали третью категорию. В лучшем случае - четвёртую.
  Филипп Усачёв, например, за успехи в бэпэ и тэпэ получил четвёртую категорию, что у сухопутных приравнивается к помкомроты. И распределился на Балтику.
  А Коле Шутову не повезло. На экзаменах волновался. Отвечал слабо. При проверке пилотирования скакал по волнам. Как горный барс! И в итоге угодил в кавалерию. Старшиной-пилотом в корпусной авиаотряд 4-го кавкорпуса имени товарища Будённого. Хорошо хоть петлицы синие остались. Но с треугольниками. Хотя и с четырьмя. В смысле, вторая категория. То бишь, младший комсостав. А не средний. И звание не "военлёт", а "военный пилот".
  Сергей же отправился в Севастополь. Получив назначение в 106-ю морскую тяжёлую бомбардировочную авиабригаду.
  Ехал он налегке. В смысле, один. Оставив молодую жену в Ейске. Потому что на семейном совете было решено, что Тамара приедет потом. Когда Сергей устроится. Само собой, так было разумнее. Хотя одному ехать не хотелось.
  До Севастополя можно было добраться пароходом Совторгфлота, но Сергей ужасно соскучился по стуку колёс. И взял билет на поезд. И не пожалел. Хотя дорога получилась долгой. С ночёвками на вокзалах. И пересадками. Сначала через Ростов и Таганрог в Харьков. А уже оттуда до самого места. Через Мелитополь, Геническ и Симферополь.
  Украина, сырая и слякотная, закончилась у Перекопа. Крым отличался от Днепропетровщины и на цвет, и на вкус, и на запах. Впрочем, за Симферополем однообразный, безводный и безснежный, степной пейзаж с каждым километром становился веселее. Пошли предгорья. А потом начались горы.
  Сделав несколько крутых поворотов и пронырнув один за другим четыре туннеля, состав миновал Свято-Климентовский монастырь. Совершил оверштаг, повернув за мостом с юга на север. Притормозил у станции Инкерман. И выкатился на берег необъятного Севастопольского рейда. Один конец которого упирался в зажатую горами долину. Возле устья Чёрной речки. А другой терялся вдали. В густой синеве Чёрного моря. За Константиновским равелином.
  Пробежавшись вдоль бухты, поезд проскочил ещё два туннеля и замер у вокзала. А вокруг раскинулась главная база флота. Стройные вечнозелёные кипарисы. Каштаны и акации. Круглое белокаменное здание Панорамы на высоком кургане. У самого неба. Крутые спуски и улочки, сбегающие к широким улицам и бульварам. Маленькие белые домики, прилепившиеся на склонах. И большие трёх-четырёхэтажные каменные здания с красными крышами. Чем ближе к берегу, тем выше.
  Поезд здорово опоздал. Но это было к лучшему.
  Занималось тихое зимнее утро. Сергей оставил чемодан на вокзале. Решив пройтись по городу. И осмотреться.
  А потом поднялся к Панораме. И осмотрелся. Постоял у памятника Тотлебену. И прошёлся. До памятника Ленину. От площади Коммуны до Водной станции "Динамо". По длинной и широкой, прогнувшейся вдоль берега Южной бухты, главной улице Севастополя. Носившей, как и положено главной улице любого советского города, имя Вождя мирового пролетариата. По дороге полюбовался из Ротонды крейсерами "Червона Украина" и "Профинтерн", ремонтирующимися у достроечных набережных Севастопольского ордена Трудового Красного Знамени морского завода. И снующими туда-сюда шаландами, катерами и баркасами. Поглазел на Военно-исторический музей, Дворец труда и Дом Красной Армии и Флота имени лейтенанта Шмидта. Спустился к воде у памятника затопленным кораблям. И погулял по бульвару военморов. Подивился на потрясающей красоты здания Картинной галереи и Института физметодов лечения имени профессора Сеченова. На Севастопольский драматический русский театр имени товарища Луначарского и Санаторий имени товарища Сталина. А затем зашёл на телеграф. Чтобы чиркнуть пару строчек жене: "Доехал хорошо тчк Люблю зпт целую тчк Сергей".
  Севастополь произвёл на него неизгладимое впечатление! Таких красивых городов ему пока ещё видеть не доводилось. И сравниться с ним не мог ни одноэтажный патриархальный Ейск. Который был гораздо меньше. И лежал на плоской косе. Ни многоэтажный индустриальный Новосибирск. "Сибирский Чикаго". Который сильно вырос за пятилетку. И теперь был в несколько раз больше Севастополя.
  106-я авиабригада (управление бригады, 123-я и 124-я тяжёлые бомбардировочные эскадрильи, 9-я школа младших авиаспециалистов ВВС МСЧМ и 106-й авиапарк) находилась на Северной стороне в бухте Голландия.
  Перебраться туда можно было на катере городского пароходства. Который ходил от Пристани III-го Интернационала с пяти утра и до полуночи...
  По прибытии Сергей представился командиру и военкому бригады Жаворонкову и начпобригу Москаленко. А также всем остальным отцам-командирам. В порядке подчинённости. И был зачислен в 123-ю эскадрилью. В отряд Бартновского.
  И это было очень удачно! Ему даже переучиваться не пришлось. Так как летать предстояло на "Савойе", с повадками которой Сергей был хорошо знаком.
  А ещё через неделю произошло событие, коснувшееся всех черноморцев. Очень близко.
  Морские силы Чёрного моря вновь стали флотом!
  За сто пятьдесят с лишним лет своей героической истории Черноморский флот дважды полностью уничтожался. В прошлом веке - во время Крымской войны, в этом - во время Гражданской. А в результате русско-японской войны так ослаб, что был переименован в Морские силы...
  После Цусимской катастрофы рейды опустели не только на Балтике и Тихом океане, но и на Чёрном море. К началу девятьсот восьмого здесь насчитывалось всего три броненосца, два бронепалубных крейсера, девять угольных эсминцев и восемь миноносцев.
  Но прошло десять лет и, пополнившись новыми кораблями, Черноморский флот вновь обрёл силу. И стал действующим. Имея в строю семь линкоров (в том числе два дредноута), три крейсера, двадцать три эсминца (из них шестнадцать паротурбинных), два минзага, до семидесяти тральщиков, четырнадцать подлодок и два гидроавиатранспорта.
  Увы, всего через три года от этого великолепия ничего не осталось.
  Часть кораблей (дредноут, два миноносца, семь нефтяных и два угольных эсминца) была потоплена собственными командами. По приказу товарища Ленина.
  Сто двадцать шесть вымпелов (в том числе дредноут, эскадренный броненосец, два крейсера, шесть нефтяных и четыре угольных эсминца, четыре подлодки и три канонерки) были уведены белыми в Тунис. И проданы на слом. А остальные суда и корабли, которые угнать не удалось, врангелевцы перед бегством привели в негодность.
  И флот погиб. На радость англофранцузам. Как шестьдесят пять лет тому назад. В Крымскую войну. Но. Невзирая на империалистическое окружение, послевоенную разруху, голод и нищету. Вновь возродился. Словно Феникс из пепла. На страх врагам!
  В двадцать втором году были восстановлены два первых эсминца и две подлодки. С которых началась история нового Черноморского флота - Рабоче-Крестьянского Красного. Хотя тогда он ещё и назывался Морскими силами. Опять. И лишь теперь, тринадцать лет спустя, вернул свой статус.
  К этому времени в его состав входил линейный корабль, четыре лёгких крейсера, пять эсминцев, четыре канлодки, два сторожевика, два тральщика, пятнадцать подводных лодок и двадцать один торпедный катер.
  Теперь, без сомнения, Черноморский флот являлся самым мощным в РККФ. Хотя на Балтике было на линкор больше. Зато не было ни одного крейсера. И только одна канонерка.
  Однако в конце двадцатых положение было иным. МСБМ располагали тремя дредноутами и двумя крейсерами. А на Чёрном море самым крупным боевым кораблём являлся лёгкий крейсер "Червона Украина" (водоизмещение - восемь тысяч четыреста тонн; скорость - двадцать семь с половиной узлов; дальность плавания - две тысячи семьсот миль; вооружение - пятнадцать 130-мм и восемь 75-мм орудий, два траверзных торпедных аппарата). "Коминтерн", второй черноморский крейсер, был очень изношен и устарел ещё до революции.
   Лёгкий крейсер "Профинтерн" (брат-близнец "Украинки") был переведён в Севастополь в начале тридцатого года. Вместе с третьим балтийским дредноутом "Парижская коммуна" (водоизмещение - двадцать три тысячи тонн; скорость - двадцать три узла; дальность плавания - две тысячи семьсот миль; вооружение - двенадцать 305-мм, шестнадцать 120-мм и шесть 75-мм орудий; бронирование: борт - 225 мм, палуба - 37,5 мм, боевая рубка - 254 мм).
  Официальной причиной похода практического отряда Морских сил Балтийского моря из Кронштадта в Неаполь и обратно было стремление дать экипажам практику дальнего плавания в сложных погодных условиях. Но когда отряд пришёл в Италию, выяснилось, что экипажи сильно устали и вернуться назад через штормовую Атлантику не могут, комотряда Галлер отправил в Москву телеграмму с просьбой разрешить заход в Севастополь. Для отдыха. Но ответа так и не получил. Пока корабли не вышли в море. И не взяли курс на Гибралтар.
  И только тогда пришло долгожданное разрешение. Отряд тут же развернулся. И самым полным. За трое суток проскочив Тирренское, Ионическое, Критское, Икарийское и Эгейское моря, на глазах опешившей Антанты вошёл в Дарданеллы.
  А что? Имеет полное право! В соответствии с Лозаннской конвенцией проливы были разоружены и открыты для прохода военных кораблей, "каков бы ни был флаг", днём и ночью, даже без предупреждения местных властей. И, вообще, кому какое дело, куда отправилась отдыхать красная эскадра?
  Так или иначе, преодолев за два месяца шесть тысяч триста миль, океан и одиннадцать морей, "Парижская коммуна" и "Профинтерн" прибыли в Севастополь.
  Корабли встали на послепоходовый ремонт. А когда починились, было принято решение не возвращать отряд на Балтику, а включить его в состав МСЧМ.
  И, действительно. Какой смысл гонять корабли туда-сюда! А практику плавания в сложных погодных условиях экипажи могут получить и на Чёрном море. Которое в зимнее время штормит не хуже, чем Бискайский залив.
  По случайному совпадению два месяца спустя завершился капремонт турецкого линкора "Явуз Султан Селим" (бывший германский линейный крейсер "Гёбен"). Так что усиление Морских сил Чёрного моря пришлось весьма кстати.
  С правительством Ататюрка у страны Советов были хорошие отношения ещё со времён войны Турции за независимость, когда Советская Россия поддержала армию Кемаля золотом, оружием и боеприпасами. А с двадцать пятого года действовал договор "О дружбе и нейтралитете".
  Однако не зря в народе говорится: дружба дружбой, а табачок врозь. Рассчитывая вернуть контроль над проливами, Турция в последние годы начала заигрывать с Францией. С её подачи вступила в Лигу Наций и стала членом профранцузской балканской Антанты. И это не могло не вызвать и, ясное дело, вызывало законные опасения у СССР.
  В отличие от Румынского королевского флота (четыре эсминца, три миноносца и подлодка) и "морских сил" Болгарского царства (четыре стотонных миноноски), которые были невелики, Турецкий флот (линкор, два крейсера, четыре новейших эсминца, две канонерки и четыре подлодки) почти не уступал РККЧФ, и представлял серьёзную угрозу. В случае ухудшения советско-турецких отношений. Поэтому за ним надо было приглядывать. Чем и занималась 106-я авиабригада.
  Ни севастопольцы, ни одесситы, ни ялтинцы, ни керченцы, ещё не забыли визиты кораблей под турецким флагом в Империалистическую. И салюты, которые устраивал из своих тяжёлых орудий "Султан Селим". И его охвостье - крейсера "Мидилли", "Хамидие" и "Меджидие".
  Пиратские налёты на побережье прекратились только после вступления в строй черноморских дредноутов. Но после их гибели - "Императрицы Марии" от рук германских диверсантов, "Свободной России" (она же "Императрица Екатерина Великая") от рук красных, а "Генерала Алексеева" (он же "Воля", он же "Император Александр III") от рук белых - защитить русские города от вражеских снарядов было некому. Пока в Севастополе не бросила якорь "Парижанка".
  Свой первый вылет в севастопольском небе Сергей совершил уже через месяц после прибытия. После того как сдал зачёты по знанию матчасти, гидроаэродрома и района полётов. Комотряда Бартновский слетал с ним в зону. Проверил технику пилотирования. И допустил к несению дежурства.
  С экипажем Сергею повезло. Старший лётчик-наблюдатель Николай Чаривный имел большой опыт полётов над морем. А радиотелеграфист-пулемётчик старшина Пётр Литовченко был сверхсрочником. И тоже служил уже не первый год.
  Летающие лодки 106-й морской тяжёлой бомбардировочной авиабригады контролировали огромную акваторию.
  Ближние морские разведчики С-62 бис и МБР-4 (лицензионный вариант "гитары"), с радиусом двести пятьдесят миль, ходили на запад до Одессы и Констанцы, на юг до Синопа и на восток до Туапсе и Новороссийска. А дальние разведчики Дорнье "Валь" - до любой точки на турецком, болгарском или румынском берегу. И не только. Пятисотсорокамильный радиус позволял "летающим китам" навестить и Софию, и Бухарест, и Стамбул. И даже Анталию. Буде потребуется. Передать горячий боевой привет. И вернуться назад.
  Впрочем, вернуться иногда было нелегко. Всё-таки море останется морем. Особенно, Чёрное. Которое древние греки называли Аксинским. В смысле, негостеприимным.
  Особенно в весенний и осенне-зимний период...
  После трёхдневного ноябрьского шторма на рейде стояла полуметровая зыбь. Погода толком ещё не наладилась, но штаб флота не мог ждать. И приказал поднять разведчика. Как только прояснится.
  Экипаж Сергея был дежурным. Им и выпало лететь.
  Он опробовал мотор на малых и на больших оборотах. Всё было как надо. Сергей доложил комэске о готовности и получил разрешение на вылет. Аэродромная команда тотчас скатила "Савойю" в воду. Мотористы в комбезах убрали тележку перекатного шасси и опустили хвост на бетонную плиту.
  Когда мотор прогрелся, Сергей поднял левую руку вверх. Стартёр махнул белым флажком. И краснофлотцы столкнули хвост со спуска. Направив "гитару" вдоль наката, Сергей раскачал её на разбеге, чтобы оторвать от воды. И взмыл в небо. А потом развернулся. И взял курс на зюйд-вест.
  Никаких предчувствий у него не было. Обычное задание. Маршрут по треугольнику. Туда-сюда-обратно. Осмотреться и доложить. Ежели что. В смысле, мало ли что. Ну, и насчёт погоды, само собой. За этим и отправляют. В первую очередь. А во вторую - поглядеть, что у турецких берегов делается. И у румынских.
  Они прошли над Балаклавой. Оставили позади берег, охваченный белопенной каймой прибоя. И вскоре оказались наедине с морем. И небесами. Которые снова хмурились. Тем сильнее, чем дальше они уходили на юго-запад. Но это было не страшно. Пока не заглох двигатель.
  Выбора у Сергея не было. Надо было садиться. Срочно! Что в сложившейся ситуации было весьма непростой задачей. "Савойя" в воздухе висела на моторе. И если движок вставал, планировала не многим лучше обычного листа фанеры.
  Сергей посмотрел вниз. "Барашков" было не видно.
  Но это ещё ничего не значило! Сверху поверхность моря казалась гладкой. Почти как в штиль. Но это только казалось. На Чёрном море после шторма всегда идёт накат - длинные валы без гребешков. Довольно большой высоты. Иногда очень большой. И при посадке самолёт мог воткнуться в такой вал как в бетонную стену. С теми же последствиями.
  Сергей до рези в глазах вглядывался в море. Пытаясь определить направление наката. Чтобы успеть развернуться. И посадить машину не поперёк, а вдоль волны.
  Времени на расчёт у него практически не оставалось.
  "Гитара" валилась вниз. А двигатель молчал. И надо было садиться с первой попытки. Потому что второй попытки у них уже не будет.
  Но им повезло. Доворачивать пришлось совсем немного. Сергей выровнял машину. Летающая лодка коснулась воды и заскользила, поднимая тучи брызг. Потихоньку заваливаясь влево и сползая с вала. Пока не замерла, развернувшись и клюнув носом.
  - Осмотреться в отсеках! - приказал Сергей экипажу.
  Самолёт сильно качало. Вверх-вниз. Но это было ничего. Главное, сели!
  - Первый отсек без повреждений, - отозвался летнаб.
  - Как далеко мы успели забраться? - спросил Сергей.
  - Полтораста миль.
  - Третий, четвёртый и пятый отсеки в порядке, - доложил Литовченко.
  Сергей отстегнул ремни и вылез на крыло. Чтобы осмотреть мотор. В тайной надежде. Что поломка будет пустяковой. Что им удастся починиться. И вернуться домой.
  Радиатор был в порядке. Бензопровод и маслопровод тоже. Потёки и пятна копоти - как обычно. Пахло нагретым металлом, выхлопными газами и горелой проводкой.
  Сергей поднял кожух. Почесал затылок. И опустил кожух обратно. С авиадвигателем "Ассо" он был знаком. Но. Лишь в объёме программы лётной школы. И дал себе зарок. Когда они выберутся отсюда. А они непременно выберутся! Изучить мотор до последней гайки.
  - Ну, и что с ним? - спросил Чаривный.
  - А хрен его знает! - спрыгнул обратно в кабину Сергей. - Мать его растак! И так её, и эдак!
  Дела были плохи. Сто пятьдесят миль - это полтора часа лёту. Но для корабля, даже если его сразу вышлют - не меньше полусуток хода! А потом их ещё и найти надо. Среди ночи. Посреди моря. А у них всего три десятка сигнальных ракет!
  - Петро, телеграфируй на берег: "Сели в море, нуждаемся в помощи"! И наши координаты, - приказал Сергей. - А ты, Коля, глянь, что у нас в пайке. Похоже, мы тут задержимся.
  Черноморские военморлёты из уст в уста передавали рассказ о том, как однажды "Савойя" С-16, вот, также села на воду и дрейфовала целых девять дней (в том числе, три штормовых), прежде чем её сумели найти!
  Минут через пять Чаривный вынырнул из своего люка:
  - Вода. Десять литров. Консервы. По три банки на каждого. Сгущёнка и тушёнка. По три плитки шоколада. По пачке галет. И сахар-рафинад. Тоже по пачке.
  - Ого! - улыбнулся Сергей. - Неделю можно продержаться! - и тут же добавил, заметив, как сникли ребята после его неосторожной шутки. - Отставить вешать нос! Нас обязательно найдут! А пока, - он выпрямился. - Устанавливаю распорядок дня. Вахта - два часа. Приём пищи - три раза в сутки. Вода - раз в четыре часа. По кружке. Трогать паёк без команды запрещаю. Первая вахта - лейтенант Шамшурин. Вторая - лейтенант Чаривный. Третья - старшина Литовченко.
  Между тем, стало понемногу свежеть. Волны украсились белоснежными навершиями. И становились всё выше. Но лодка была итальянской сборки. Из очень хорошего дерева. И могла выдержать сильное волнение.
  Обшитая фанерой, обтянутая полотном и покрытая лаком, она выглядела лёгкой. Но обладала изрядной прочностью. Днище и корпус ниже ватерлинии были обиты 90-мм кедровой доской и проклёпаны медными заклёпками. А между досками и обшивкой уложено просмоленное полотно.
  К сожалению, кабины "гитары" были открытыми, а борта - низкими. Поэтому их сильно заливало. Так, что приходилось постоянно вычерпывать воду.
  А ветер с каждым часом усиливался. "Савойю" швыряло из стороны в сторону. Словно щепку. Унося всё дальше на юг...
  Их искали самолёты. Искали корабли.
  Но нашли только на четвёртые сутки. Мокрых до нитки. И замёрзших до мозга костей. С глазами, покрасневшими от морской соли. И от безсонницы. Исхудавших и небритых. Смертельно уставших.
  Но не сдавшихся...
  
  Глава 4
  
  ...Рецепт счастья на самом деле очень прост.
  Женщине для того, чтобы быть счастливой, нужно любить. А мужчине - быть любимым.
  Однако чаще случается наоборот. И оба страдают. Он - оттого что не любим. А она - оттого что не любит.
  К сожалению, люди начинают это понимать только после свадьбы. И то не сразу. А лишь много лет спустя.
  При этом большинство супругов полагают, что ничего уже нельзя исправить. Ненавидят друг друга. Но продолжают терпеть. И мстят. По мере возможности. Мужья за то, что их чувство осталось безответным. И угасло. А жёны за то, что в их душе оно так и не родилось...
  Первое время у Сергея с Тамарой всё было путём. В бригаде он был на отличном счету. Получал неплохое денежное содержание и продуктовый паёк. А осенью был награждён часами - карманным морским хронометром "Lemania" швейцарского производства. В серебряном корпусе с двумя крышками. И дарственной надписью: "Ст. лётчику тов. Шамшурину С.И. за организацию борьбы за живучесть аварийного гидроплана в тяжёлых условиях штормового моря от Командования Р.К.К.ЧФ". Об этом даже писали в газетах. Во флотской "Краснофлотец" и городской "Маяк Коммуны".
  Жили они на Южной стороне. В большом красивом доме с окнами, выходящими на Артиллерийскую бухту. На третьем этаже. В семикомнатной квартире со всеми удобствами. Электрическим освещением, канализацией, водопроводом, репродуктором и телефоном.
  Правда, телефон был общий. И висел на стене в длинном широком коридоре, в который выходили двери ватерклозета, ванной и кухни. А также жилых комнат. Где, кроме Сергея с Тамарой, проживало ещё одиннадцать человек. Поскольку квартира была коммунальной.
  Плита на кухне была одна на всех. Как и рукомойник. Зато у каждого квартиросъёмщика имелся свой кухонный стол и настенный шкафчик с посудой. Нагревательная колонка, унитаз и ванна тоже были общими. Однако жильцы предпочитали мыться не в ванне, а в собственных тазиках. И сидеть на собственных стульчаках в уборной. В целях личной гигиены и прочей санитарии.
  Коллектив в квартире подобрался нескучный. Поэтому редкий вечер проходил без кухонной разборки. И перемывания костей всех присутствующих и отсутствующих.
  Квартироуполномоченный с супругой занимал самое большое помещение - бывшую гостиную. Уполномоченный трудился столоначальником в горкоммунхозе. И был солидным упитанным мужчиной. Но рядом с супругой, дамой просто монументальных размеров, выглядел почти задохликом. В комнате напротив жила секретарша с Электромортреста. Стриженая. Свободная и независимая. По мнению супруги уполномоченного даже чересчур. Свободная. В двух смежных комнатах, до уплотнения являвшихся одним целым, а теперь разделённых перегородкой, теснилась молодая многодетная семья. Клёпальщик с Севморзавода и его беременная жена с четырьмя отпрысками. Мал мала меньше. В комнате у входной двери иногда ночевал портовый амбал. Не дурак выпить. Любитель женщин. И подраться. А в самой маленькой комнатке, возле гальюна, обитала бывшая хозяйка квартиры - вдова морского офицера, погибшего ещё в русско-японскую. Тихая, забитая старушка. Обломок царского режима.
  Отношения с соседями Сергей наладил легко.
  Мадам уполномоченная млела от одного его вида. В лётной форме. Говорила с придыханием. И была готова на любые жертвы. Лишь бы угодить. Как и её супруг, сразу же оценивший высокое общественное положение нового жильца.
  Секретарша строила Сергею глазки. Откровенно заигрывая. И доводя мадам до белого каления.
  Старшие пацанята клёпальщика, погодки трёх, четырёх и пяти лет, атаковали Сергея каждый раз, как только он показывался из своей комнаты. Младшего он сажал на шею, а двоих брал под мышки. И таскал по коридору. Это называлось "полетать". Мальцы визжали. А их замотанная мать улыбалась, стоя в дверях с ползунком на руках.
  К вдове Сергей относился с подчёркнутым уважением. Называл по имени-отчеству. И остальных к этому приучил. С клёпальщиком иногда пропускал по кружке пива в выходной день. А амбала, когда тот очнулся после нокаута, предупредил. На первый раз. Что второго раза уже не будет.
  Впрочем, львиную долю суток, иногда от первого катера до последнего, он, как и положено молодому среднему командиру, проводил в части. Особенно после того, как ему дали другую машину - новейший морской ближний разведчик отечественной конструкции МБР-2-М-17.
  "Савойю" Сергея после четырёхдневного дрейфа в открытом море отремонтировали, перебрали двигатель и поменяли сгоревшее магнето. А потом списали. И передали в Гражданский Воздушный Флот. Как и все остальные "гитары", ещё числившиеся за 106-й авиабригадой.
  По своим лётно-техническим характеристикам "амбарчик" почти не уступал "Савойе". А кое в чём даже превосходил. Максимальный взлётный вес по сравнению с "гитарой" снизился на полтонны. Дальность полёта выросла в полтора раза, а потолок увеличился на пятьсот метров. Хотя мощность советского мотора М-17 была на треть ниже, чем у итальянского "Ассо". В связи с чем, скорость уменьшилась на пятнадцать километров в час. Что, в действительности, было не очень большой платой за целый ряд преимуществ.
  Поршневой V-образный 12-цилиндровый авиадвигатель с водяным охлаждением М-17 номинальной мощностью пятьсот лошадиных сил (лицензионный вариант германского двигателя BMW-VI) был надёжным и простым в эксплоатации. В радиатор можно было заливать обычную дождевую воду. В бензобаки - низкокачественный бензин. А в масляный бак - дешёвое минеральное масло. Вместо касторового, применявшегося для смазки привередливых иностранцев. И, наконец, самое главное. При всём при этом ресурс М-17 достигал четырёхсот часов! Что же касается мощности, то пятьсот лошадей он развивал на высоте пять тысяч метров. У земли этот табун возрастал до шести сотен!
  Внешне МБР-2-М-17 очень походил на "Савойю" С-62 бис. Поскольку имел такое же вооружение и ту же компоновку. С мотором на высокой раме и толкающим винтом. Но! В отличие от "гитары", выглядевшей довольно архаично со своими стойками и расчалками, был монопланом.
  Сергей с большим энтузиазмом изучал новую матчасть (особенно, двигатель!). Вникая во все мелочи и детали. Сдал зачёт на "отлично". И вскоре был допущен к полётам.
  А пока он летал, Тамара ждала его дома. Ходила в магазин. Готовила. Прибиралась. Иногда стирала. И очень много читала. Записалась в Центральную городскую библиотеку имени Льва Толстого. Каждую неделю брала книги. И целыми днями читала. Зимой - дома. Устроившись на кровати. Весной - на бульваре. Сидя на скамейке. А летом - на пляже.
  Устраиваться на работу она не спешила. А смысл? Даже за вычетом алиментов (четверть зарплаты!), того, что приносил Сергей, вполне хватало. И на еду, и на портвейн, и вообще.
  Зато, когда он приходил со службы, она всегда была рядом. Ухоженная. Завитая и накрашенная. В красивом платье. А на столе стояла бутылка "Массандры".
  По выходным, и даже в будни, когда Сергей был свободен от служебных обязанностей, Тамара обязательно вытаскивала его куда-нибудь. В драмтеатр. Или на звуковую фильму. Но чаще всего - в ресторан. Чтобы потанцевать. И посидеть с фужером красного вина. В культурной обстановке.
  И всё бы было хорошо. Если бы они не ссорились. Каждый раз, когда выпивали.
  Они и раньше могли сильно повздорить. Ещё до того, как расписались. Тамара несколько раз даже прогоняла Сергея. Насовсем! Но он приходил снова. И они мирились. А потом опять ссорились. И снова мирились.
  Хуже всего было то, что лишь после выпивки и пьяной ссоры у неё просыпалось желание. И когда Сергей уклонялся от исполнения супружеского долга (а он уклонялся! потому что у него после этой ругани желание пропадало начисто), скандал продолжался с ещё большей силой.
  Вот, и здесь, когда Тамара приехала, началось то же самое. Во время разборок она не стеснялась в выражениях (особенно, если ссора не заканчивалась постелью), материлась и орала, что бы Сергей убирался. И всякие прочие гадости. Могла даже швырнуть в него чем-нибудь. А на другой день извинялась и просила прощения. И он тоже. Извинялся и просил.
  У него была крепкая нервная система. Но вино делало своё чёрное дело, а Тамаре удавалось отыскать такие обидные слова, что в какой-то момент Сергей просто не выдерживал. Взрывался. И мог наговорить такого, чего никогда бы не сказал, если бы был трезвый.
  А иногда ему казалось, что она и в самом деле не любит его. И всё безполезно.
  Потому что Тамара, обидевшись на Сергея за что-нибудь, уезжала к сестре в станицу. На месяц. Или на два. А он писал ей длинные покаянные письма. Обещая, что больше так не будет. Она возвращалась. И жизнь опять шла своим чередом. До следующей ссоры.
  В начале мая тридцать шестого года за освоение новой техники и успехи в боевой, политической и технической подготовке Сергею досрочно присвоили звание старшего лейтенанта. А потом направили на курсы командиров звеньев при ВШМЛ имени товарища Сталина.
  За полгода будущие комзвена и комотряда должны были овладеть инструкторскими и методическими навыками, освоить технику пилотирования в сложных метеоусловиях и днём, и ночью, отработать приёмы воздушного боя и бомбометания по морским и наземным целям, углубить знания матчасти и научиться грамотной её эксплоатации.
  Само собой, в Ейск они с Тамарой поехали вместе.
  Все остальные слушатели были размещены в кубриках школы. А для Сергея, учитывая наличие у него собственной жилплощади (и жены!), было сделано исключение. Поэтому после окончания занятий он мог отлучаться из расположения. В "сквозное" (без возвращения на ночь) увольнение. С условием обязательной явки к утреннему разводу.
  Если бы Сергей знал, к чему приведут эти его "сквозняки", честное слово, отказался бы!
  Но вышло, как вышло...
  Поздней ночью он возвращался домой с полётов. Мог бы, конечно, и на аэродроме переночевать. В комнате отдыха. Но был свободен до завтрашнего утра. И побежал к жене.
  А лучше бы этого не делал!
  Полёт был дальним. И тяжёлым. Они ходили в Евпаторию. Но столкнулись с таким мощным грозовым фронтом над Арабатским заливом, что получили приказ вернуться.
  Сергей шёл под ледяным дождём и улыбался, представляя, как обрадуется Тамара его неожиданному приходу! Ведь, она думает, что он будет лишь через день. А он придёт сейчас. Обнимет её. Напьётся горячего чаю. И рухнет в койку.
  Все мышцы ныли. Требуя отдыха.
  Самолёт болтало, швыряло и подкидывало всю дорогу. И когда они пытались пробиться вперёд. Сквозь усложняющиеся с каждой минутой метеоусловия. И когда пробивались назад. Сквозь метеоусловия, усложнившиеся уже до предела.
  Штурвал рвался из рук. И Сергею стоило большого труда удерживать машину на курсе. Посадка тоже оказалась не из лёгких. И добавила ему седых волос.
  Но теперь всё уже было позади. А впереди ждала широкая панцирная кровать. Ласки жены. И целые сутки вдвоём.
  А ночь стояла - ни звёзд, ни Луны! И ни одного огонька вокруг. Хоть глаз выколи!
  Сергей шлёпал по лужам. Подсвечивая себе командирским фонариком. И вдруг увидел вдали свет в одном из окон.
  И узнал свой дом. В смысле, дом Тамары. Который он тогда ещё считал своим домом.
  На душе у него потеплело. Она почувствовала, что он идёт домой! Она любит его! И ждёт.
  Но он ошибался. Его не ждали. В прихожей было темно. А в зале светилась лампа. И звучал патефон.
  На столе стояла бутылка крепкого красного вина. И закусить. А за столом сидела Тамара. И какой-то мужичок средних лет. В галстуке. Пиджак на стуле.
  - Привет! - сказал Сергей жене. - А это кто?
  Тамара молчала. Затравленно глядя на него.
  Пластинка на патефоне доиграла. Но перевернуть её было некому. И она продолжала крутиться. И шуршать.
  Сергей подошёл. Снял иголку с пластинки. И в доме повисла такая оглушительная тишина, что стало слышно, как тикают ходики в спальне.
  Незнакомец смотрел на Сергея, как Дон Гуан из трагедии писателя А.С. Пушкина про Каменного командора.
  - Вы только не подумайте, пожалуйста, - пролепетал, мужичок, поднимаясь из-за стола. - Я только проводил вашу даму из ресторана, - он попытался надеть пиджак, но руки никак не попадали в рукава. - Было уже совсем поздно. Я только проводил...
  Сергей прищурился. Бедолага осёкся на полуслове и замер посреди комнаты.
  - Сейчас ты уйдёшь. И позабудешь сюда дорогу, - тихо сказал Сергей. - Понял?
  Мужичок закивал головой. Словно китайский болванчик, которого щёлкнули по затылку. А потом шмыгнул вдоль стены, стараясь обойти Сергея как можно дальше.
  Когда он испарился, Сергей подошёл к столу. И взял бутылку. Она была почти полная. Он приложился к горлышку. И выпил её до дна.
  В голове было пусто. Сердце сдавило. И уже не отпускало. Говорить с этой женщиной ему было не о чем. И незачем. Во избежание тяжких телесных повреждений. По неосторожности. То бишь, в состоянии аффекта.
  Ему хотелось уйти куда-нибудь. Но идти было некуда. Хотелось напиться. Но бутылка была пуста. А, впрочем, он ещё с курсантских времён помнил, где тут можно было раздобыть самогонки. В любое время дня и ночи. Сергей поставил бутылку на стол. Повернулся. И ушёл...
  Эти сутки стёрлись из его памяти начисто.
  Очнувшись, он явился на курсы. И сразу же отправился в лазарет. Сказавшись больным. И дело было вовсе не в похмелье. Хотя похмелье было, будь здоров!
  С Тамарой они не виделись две недели. Подлечившись и выйдя из лазарета, Сергей обосновался в школьном кубрике. Ссылаясь на предстоящие зачёты и экзамены.
  Тамара сама пришла к нему.
  Рано или поздно им всё равно надо было объясниться. И что-то уже решить. Они и объяснились. В смысле, Тамара всё ему объяснила. Что в ресторан она ходила со своей подругой. Незамужней. Которая познакомилась там с мужчиной, а когда ресторан закрылся, уговорила всех продолжить вечер. Дома у Тамары. А когда они продолжили, в какой-то момент вышла носик попудрить. И не вернулась. Зараз перед возвращением Сергея. А он устроил скандал! На пустом месте!
  Вот так он снова оказался виноватым. И опять должен был просить прощения. И извиняться.
  Оглядываясь назад, Сергей не мог не признать. Что вновь совершил ошибку. Что не надо было тогда просить прощения и извиняться. Что надо было тогда попрощаться. Кое с кем.
  Так или иначе, но свой шанс он тогда упустил. Уже в третий раз! А второй раз случился примерно за год до этого. Когда Тамара обнаружила, что уже на втором месяце. А потом за что-то обиделась на него. И сделала аборт. Чтобы не плодить безотцовщину. Потому что решила расстаться с Сергеем.
  Она потом простила его, конечно, но было уже поздно.
  Когда Тамара всё ему рассказала, Сергей плакал навзрыд. Как ребёнок. И до сих пор корил себя за гибель малыша.
  Именно тогда, скорее всего, и надломилась его душа. И любовь, поначалу такая яркая и сильная, стала незаметно угасать. Как костёр в лесу. Дождливой и холодной осенней ночью. Когда его, вместо того чтобы поддерживать и всячески оберегать, нарочно затаптывают...
  Звеном в 106-й бригаде он командовал недолго. Вскоре его назначили комотряда. И перевели на Балтику. В 19-ю морскую разведывательную эскадрилью 105-й морской тяжёлой бомбардировочной авиационной бригады ВВС КБФ.
  Балтийский флот был почти на восемьдесят лет старше Черноморского. И обладал столь же героической историей. Если благодаря победам черноморцев был повержен главный враг России на юге, то благодаря победам балтийцев - главный враг на севере.
  К сожалению, врагов у неё после этого меньше не стало. Ибо самым непримиримым врагом русского государства, как бы оно ни называлось, всегда являлся Туманный Альбион. Готовый на любую подлость, лишь бы навредить России.
  После гибели Российской Империи, Британия направила всю свою ненависть на СССР. И не жалея золота, стала натравливать на него лимитрофы - мелкие государственные образования, созданные на российских окраинах, отторгнутых интервентами во время Гражданской войны.
  К лету тридцать седьмого года в составе Балтфлота насчитывалось два линкора, лидер, пять эсминцев, пять сторожевиков, минзаг, шесть тральщиков, тридцать торпедных катеров и сорок одна подлодка (двадцать шесть средних, двенадцать малых и три подводных минных заградителя).
  Ему противостояли корабли Кригсмарине (три броненосца, шесть лёгких крейсеров, шесть эсминцев, сорок миноносцев и тридцать шесть подлодок), Шведский королевский военно-морской флот (тринадцать броненосцев береговой обороны, три лёгких крейсера, девятнадцать эсминцев и шестнадцать подлодок), Датский королевский ВМФ (два броненосца береговой обороны, десять миноносцев и восемь подлодок), ВМС Финляндии (два броненосца береговой обороны, четыре канонерских и пять подводных лодок), Польши (четыре эсминца и три подлодки) и ещё трёх опереточных республик - Эстонии (две подлодки), Латвии (две подлодки) и Литвы (тральщик).
  Хорошие отношения между Германией и страной Советов установились ещё в начале двадцатых. После завершения Империалистической бойни, когда Европа была поделена на побеждённых (Германия и Австро-Венгрия) и победителей (Англия и Франция), а преданная союзниками, ограбленная и обрезанная со всех сторон, Россия стала изгоем. И смогла прорвать международную изоляцию лишь в двадцать втором году, заключив Рапалльский договор с такой же обрезанной и ограбленной Германией. А с двадцать шестого действовал советско-германский договор "О дружбе и нейтралитете", активно развивались экономические и технические связи.
  Однако не зря в народе говорится: дружба - дружбой, а табачок врозь. Рассчитывая на пересмотр Версальских договорённостей, Германия начала заигрывать с Антантой. Подписала Локарнские соглашения и вступила в Лигу наций. А в тридцать шестом заключила "Антикоминтерновский пакт" с милитаристской Японией. И это не могло не вызвать и, ясное дело, вызывало законные опасения у Советского Союза.
  Шведский флот был достаточно силён. Но не высовывался из Ботнического залива. Ибо Швеция уже сто двадцать пять лет стойко придерживалась нейтралитета. После сокрушительного поражения в последней русско-шведской войне. Датский флот был не велик. И базировался довольно далеко. А белопольские, белофинские и прочие опереточные "флоты" были слишком малочисленны, чтобы принимать их в расчёт. Тогда как Кригсмарине значительно превосходили РККБФ и представляли серьёзную угрозу. В случае ухудшения советско-германских отношений. Поэтому за ними надо было смотреть в оба глаза. Чем и занималась 105-я авиабригада.
  Впрочем, в её составе помимо двух разведывательных эскадрилий - 19-й и 20-й, имевших на вооружении летающие лодки МБР-2 и двухмоторные гидросамолёты КР-6а - имелись две минно-торпедные - 121-я и 122-я, которые были вооружены поплавковыми торпедоносцами ТБ-1П.
  Двухмоторный тяжёлый бомбардировщик ТБ-1 во многом опередил своё время. Компоновка этого цельнометаллического моноплана с низким расположением крыла стала образцом для авиаконструкторов всего мира. Но к середине тридцатых, в связи с бурным развитием авиации, постоянным ростом грузоподъёмности, скорости, высоты и дальности полёта, он сильно устарел. Особенно поплавковый вариант.
  При взлётном весе восемь тонн (с учётом полезной нагрузки в тысячу тридцать килограмм) и экипажем из шести человек (два лётчика, бомбардир и три борт-стрелка) ТБ-1П с гофрированной кольчугалюминиевой обшивкой, открытой пилотской кабиной и тремя не экранированными пулемётными турелями, огромными поплавками десятиметровой длины и низковысотной торпедой ТАН-12А, миной МАВ-1 или четырьмя 250-кг фугасными авиабомбами на внешней подвеске, развивал скорость всего сто девяносто километров в час. При этом радиус его действия, даже с дополнительным запасом топлива, не превышал двухсот пятидесяти миль.
  Тем не менее, этого вполне хватало, чтобы дотянуться до Рижского залива или Хельсинки. И даже дальше. Восемь лет назад ТБ-1 "Страна Советов" впервые в мире совершил перелёт Москва - Нью-Йорк. Через Аляску и Калифорнию. Преодолев двадцать тысяч триста километров.
  Дальний разведчик КР-6а "крейсер" при той же компоновке, тех же поплавках и моторах, что и ТБ-1П, имел размах крыльев на пять с лишним метров меньше, был на четыре метра короче, нёс две стрелковых точки вместо трёх и лишь полтонны бомб. По каковой причине летал на пятьдесят километров в час быстрее и на четыреста двадцать миль дальше.
  "Крейсер", как и ТБ-1, тоже сумел вписать своё имя в историю авиации. Когда в мае этого года впервые в мире прошёл над Северным полюсом. Перед высадкой экспедиции Ивана Папанина.
  105-я морская тяжёлая бомбардировочная авиабригада дислоцировалась прямо в Ленинграде. На гидроаэродроме в Гребном порту.
  От Московского вокзала до Галерной гавани Сергей добирался на трамвае - новенькой сдвоенной "американке" с раздвижными деревянными дверями и длиннющими, во весь салон, лакированными скамьями вдоль бортов.
  И, как прилип к вагонному окну на площади Восстания, так и не смог от него оторваться до самого конца. В смысле, до конечной остановки на 25-й линии Васильевского острова.
  Сказать, что он был восхищён, значит не сказать ничего! Сергей был поражён, ошеломлён, потрясён. Потому что таких чудесных дворцов и соборов, улиц, площадей и набережных он не видел даже в Севастополе.
  Прогремев по трём мостам (Аничкову, имени товарища Плеханова и Народному) и останавливаясь, как экскурсовод, в самых красивых местах, трамвай прошёл по удивительно широкому (шестьдесят метров ширины!) и длинному (четыре с половиной километра длины!), прямому как стрела, проспекту имени 25-го октября. И, свернув возле Главморштаба, прозвенел мимо площади имени товарища Воровского и парящего над ней на стометровой высоте золотого купола Государственного антирелигиозного музея. Затем перебрался через Неву по разводному мосту имени лейтенанта Шмидта. Покрутился по василеостровским проспектам и линиям. И, проскочив мимо трампарка, высадил Сергея возле Дома культуры Всесоюзного Центрального Совета профсоюзов имени товарища Кирова. Который своими размерами произвёл на него не меньшее впечатление, чем гигантский полукруг колоннады Музея истории религии и атеизма рядом с каналом Грибоедова и сверкающие на Солнце купола Антирелигиозного музея.
  Величественный силуэт ДК ВЦСПС (самого большого здания в Ленинграде!) с характерным ступенчатым нарастанием объёмов и венчающей десятиэтажный корпус башней с закруглённым стеклянным фасадом в виде судовой рубки был похож на пришвартовавшийся посреди огромного пустыря океанский лайнер невероятных размеров.
  Сергей ещё не знал тогда, какую важную роль предстоит сыграть этому очагу культуры в его жизни.
  Улыбнувшись на прощание молоденькой вагоновожатой, он подхватил чемодан и вышел из трамвая. А потом прошёлся по Малому Гаванскому проспекту. До контрольно-пропускного пункта на Наличной улице. И оказался на гидроавиабазе.
  Выйдя к заливу, Сергей увидел тяжёлые бомбардировщики ТБ-1П и крейсеры КР-6а, распластавшие крылья над водой возле бетонного спуска.
  И это было очень непривычно. Глядеть на них снизу.
  В севастопольских бухтах берега везде крутые и высокие. Поэтому даже крупные поплавковые машины было видно сверху. А здесь, в Гребном порту, берег оказался низкий и пологий. И двухмоторные гидросамолёты поднимались над ним на своих поплавках почти на три метра.
  Солнце стояло уже высоко. Дул лёгкий ветерок. И яркие солнечные блики скакали тут и там. Отражаясь от тёмной поверхности воды, остекления кабин и гофрированных дюралюминиевых плоскостей самолётов.
  Между тем, аэродром жил своей обычной жизнью. Пилоты и летнабы уже ушли, оставив машины на попечение технарей. Для послеполётного осмотра и регламентных работ. Прибористы копошились в кабинах. Техники лазили по крыльям и поплавкам. Оружейники проверяли бомбодержатели и турели. А мотористы облепили движки.
  На Сергея никто не обращал внимания. Даже расчёты зенитных пулемётов, скучающие у своих спарок на крышах ангаров. Не говоря уже о погрузившемся в любимое дело техсоставе.
  Знакомая до боли картина.
  Сергей усмехнулся. И отправился в штаб. Представиться начальству. Комбригу. Военкомбригу. Помкомбригу. Начпобригу. Начштабригу. И так далее. Вдоль по коридору. А потом встать на довольствие и определиться на постой.
  Когда пришёл приказ о его переводе к новому месту службы, Тамара уехала к сестре. Повидаться с дочкой. И всё такое. А он сдал отряд. Отослал багаж малой скоростью. И сел в поезд. Налегке. В смысле, один. Само собой, так было разумнее. И вообще.
  Зачёт по технике пилотирования у него принимал комбриг. Полковник Вирак долгие годы работал лётчиком-инструктором. Был командиром отряда в Высшей школе морских лётчиков и летнабов ВВС РККА имени товарища Сталина. И Сергей на какое-то мгновение вновь ощутил себя курсантом. Который сдаёт госэкзамены. Но всё же сумел собраться. И показать товар лицом.
  А Вирак молча сидел в правом кресле. И в управление не вмешивался.
  Сергей иногда косился в сторону командира. Незаметно. Но так ничего и не разглядел на его непроницаемой и жёсткой, словно вырезанной из гранита, эстонской физиономии. Пока, подрулив к берегу, не доложил, как положено, о выполнении полётного задания, и спросил:
  - Какие будут замечания, товарищ комбриг?
  - Замечаний не будет, товарищ старший лейтенант, - ответил Вирак. - Допускаю вас к самостоятельным полётам, - его губы тронула лёгкая улыбка, и было видно, что он полностью удовлетворён увиденным. - Летайте и дальше также уверенно и аккуратно.
  И эта оценка стоила дороже любой награды!
  Арсений Вирак служил в морской авиации уже двадцать лет. Участвовал в Империалистической. Бил британских и прочих интервентов в Гражданскую. В восемнадцатом году окончил школу авиамехаников. В двадцать первом - Егорьевскую школу авиации Рабоче-Крестьянского Красного Воздушного флота. В двадцать третьем - Севастопольскую военно-морскую школу авиации (носившую имя тогдашнего наркомвоенмора Троцкого, подлого иуды и предателя, которого раскусил товарищ Сталин, повёл с ним решительную борьбу и раздавил как мерзкую гадину!). Потом почти восемь лет учил летать будущих военморлётов. С тридцать первого года - на командных должностях в 105-й авиабригаде. Начал с командира отряда (как и Сергей). И за пять лет вырос до комбрига (глядишь, и Сергей дорастёт однажды!).
  Высокий и широкоплечий, слегка флегматичный, как и все прибалты, Вирак, как и все прибалты, был очень упрям в достижении поставленных целей. И сумел пересадить сначала свою эскадрилью, а затем и остальную бригаду на новейшие гидросамолёты и летающие лодки отечественной конструкции. За что и был награждён орденом Красной Звезды.
  Однако мало пересесть на новые самолёты. И научиться на них летать. Надо ещё научиться на них побеждать!
  Высшей формой боевой подготовки в мирное время являются манёвры - двусторонние учения стратегического или оперативного масштаба. Которые проводятся с целью проверки боеготовности войск. Приучая командиров распоряжаться своими частями и соединениями в условиях современного боя. В реальном масштабе времени.
  В конце августа в ходе подготовки к осенним манёврам Краснознамённого Балтийского флота состоялось Большое отрядное учение ? 2. На тему "Удар авиацией и подводными лодками по охраняемым транспортам противника в отдалённом районе Финского залива днём".
  Учебная оперативная задача, поставленная перед ВВС "красных", заключалась, во-первых, в обнаружении походного ордера "синих" и наведении своих подводных лодок для атаки, а во-вторых, в нанесении удара по конвою во взаимодействии с подлодками.
  Роль "транспортов" исполняли линкоры "Октябрьская революция" и "Марат", следовавшие в охранении эсминцев "Ленин", "Карл Маркс", "Энгельс", "Яков Свердлов" и "Артём". Два дивизиона подлодок - 15-й (Щ-305 "Линь", Щ-306 "Пикша", Щ-308 "Сёмга", Щ-309 "Дельфин") и 12-й (Л-1 "Ленинец", Л-2 "Сталинец", Л-3 "Фрунзевец") - наносили по ним удар из-под воды, а 105-я авиабригада с воздуха.
  Районом проведения БОУ ? 2 был определён Финский залив. До меридиана Либавы. То есть почти на полный радиус "амбарчиков". Однако лететь так далеко им не пришлось. Поскольку все события развернулись в нейтральных водах юго-восточнее полуострова Ханко.
  На поиски "синих" отряд Сергея поднялся через час после восхода Солнца. Информацию о месте и элементах движения "конвоя", полученную в результате "радиоперехвата", им довели во время предполётного инструктажа. Осталось только выйти в заданный район. Отснять ордер на фотоплёнку. И сообщить в штаб его точные координаты, курс и скорость. А потом покрутиться рядом. И покараулить. Пока не подоспеют тяжёлые бомбардировщики...
  Два звена серебристых летающих лодок с красными звёздами на крыльях и фюзеляжах, ревя моторами, шли строем пеленга на высоте полутора тысяч метров.
  На исходе второго часа полёта, когда остров Найссаар остался позади, Сергей условным сигналом, не выходя в эфир, приказал усилить наблюдение.
  Летнабы, высунувшись из кабин, зашарили биноклями по горизонту, стремясь как можно раньше обнаружить "вражеские" корабли.
  Штурман у Сергея был опытный. Ходил над заливом уже третий год. Знал его, как свои пять пальцев, и вывел отряд в указанную точку. Точно по расчёту времени.
  - Вижу "конвой", - доложил Николаев. - Семь вымпелов. Курсовой - тридцать. Идут тремя колоннами. Линкоры в центре, эсминцы в охранении. Направление - норд-ост-тень-ост. Скорость - пятнадцать узлов.
  Сергей покачал крыльями, давая знать ведомым об обнаружении противника. И спросил:
  - Петренко, слышал штурмана?
  - Так точно, товарищ командир!
  - Отбей молнию в штаб!
  Отряд приближался к цели со скоростью пятьдесят с лишним метров в секунду. А Сергей из последних сил боролся с искушением отбомбиться по флагману Краснознамённого Балтийского флота.
  В задачу отряда входила только разведка. Но. Когда ещё выпадет такой случай! Это, во-первых. А во-вторых, "поплавки" подтянутся не раньше, чем через три часа. И "синие", зная, что обнаружены, будут их ждать. С расчехлёнными зенитками. В количестве сорока восьми стволов. Не считая счетверённых пулемётных установок. И при таком раскладе ещё неизвестно, кому посредники засчитают победу.
  В небе не было ни облачка. Видимость - миллион на миллион! Как и обещал метеоретик. И было просто грешно не воспользоваться таким удачным стечением обстоятельств. В смысле, ярким солнечным диском за спиной. В слепящих лучах которого можно укрыться. А потом свалиться на противника. Как снег на голову! Поскольку сейчас противник нападения не ждёт. Наивно полагая, что у него ещё целый вагон времени. Потому что бомбардировщики "красных" ещё только прогревают свои моторы. Чтобы подняться в воздух, когда разведчики обнаружат цель. И не раньше.
  - Петренко, - окликнул Сергей стрелка-радиста. - Почему молчишь? Отправил?
  - Уже заканчиваю, - отозвался тот. - Всё! Есть квитанция, товарищ командир!
  "Ладно! Бог не выдаст, свинья не съест!" - принял решение Сергей.
  - Экипаж, слушай боевой приказ! Атаковать и уничтожить конвой противника! - он перевёл дух. - Штурман, просигналь ведомым: "Делай, как я! Первому звену атаковать и уничтожить головной линкор, второму - концевой. Атака учебная. Бомбометание обозначить красной ракетой. Момент прохода над целью заснять".
  Не зря в народе говорится: смелость города берёт!
  Противник, действительно, не ожидал налёта. Сигнальщики не сводили глаз с горизонта. Но так ничего и не увидели. Пока прямо над ними с оглушающим рёвом не пронеслась шестёрка краснозвёздных "морских чаек". С оперёнными каплями 50-кг фугасных авиабомб под центропланом (по восемь штук на каждом "амбарчике"). Отсалютовала ракетами. И сделала дядям ручкой. В смысле, помахала крыльями.
  Расчёт оказался верным. Были ошеломлены не только сигнальщики. Начштафлота капитан 1-го ранга Левченко стоял на мостике. И тоже схватился за фуражку. Чтобы не унесло. Когда "амбарчики" прошли над "Октябриной".
  Что, по сути, и предрешило исход учений...
  
  Глава 5
  
  ...Людям часто приходится принимать решения, которые влияют на всю их дальнейшую жизнь.
  Собственно говоря, все решения на неё влияют. Однако некоторые из них влияют очень зримо. И меняют жизнь очень надолго. Иногда насовсем...
  Так уж вышло, что Сутьба постоянно подталкивала Сергея к принятию таких решений. И он всё время их принимал.
  Сначала, когда тайком залез в военный эшелон. И уехал из Каинска в Ново-Николаевск. Едва не умер от тифа. И несколько лет безпризорничал. Пока его не поймал опер из транспортной ЧК и не сдал в детдом. Потом, когда пришёл в деповскую школу фабрично-заводского ученичества. И на долгие годы встал у слесарных тисков. Затем, когда вступил в Партию. И навсегда выбрал курс, указанный товарищем Сталиным. Не поддавшись на лживые посулы троцкистско-зиновьевских предателей.
  В тридцатом году. Когда поступил в 1-ю Сибирскую школу пилотов Осоавиахима. И навсегда связал свою жизнь с небом. И в тридцать третьем. Когда поступил в Высшую школу морских лётчиков и летнабов ВВС РККА имени товарища Сталина. И навсегда связал свою жизнь с морем.
  Когда зашёл в клуб "Транспортник". И встретил Катерину. А она взяла и забеременела. И ему пришлось жениться. Когда зашёл в парк культуры имени товарища Калинина. И встретил Тамару. А она взяла и приворожила его. И ему пришлось разводиться. Чтобы жениться. И, вот, теперь. Когда зашёл в Василеостровский Дом культуры. И встретил Анастасию.
  Но об этом чуть позже...
  В наследство от предыдущего командира отряда Казакова, назначенного комэска и убывшего к новому месту службы, ему досталась отдельная квартира. По улице Гаванской, восемь. В длинном двухэтажном доме с огромными окнами и высокими потолками. В котором жили семьи комначсостава бригады.
  Квартира была небольшая - одна комната (она же гостиная, она же кабинет, она же спальня) и прихожая. Но! Имела кухню с печкой. И санузел.
  Комбриг жил в четырёхкомнатной квартире. Как ему и было положено. В соответствии с нашивками. То бишь, служебной категорией. Точнее, персональным воинским званием. Так как категории были уже отменены. Хотя на количество и ширину галунов на рукавах это не повлияло. Старший лейтенант ВВС ВМС РККА по-прежнему носил два средних с голубой прошивкой, а полковник - четыре.
  Остальной командный и начальствующий состав занимал квартиры поменьше, чем комбриг. Как оно им и было положено. В соответствии с их персональными званиями.
  Дом был большой. Но все друг друга знали. И дружили семьями. Над волейбольной площадкой все выходные летал мяч. Кто-то крутил "солнышко" на турнике. Кто-то упражнялся на брусьях. Или жал гири. Здесь же рядом, за деревянными столами под тенистыми зелёными клёнами, шли безконечные чемпионаты по шахматам и шашкам. Гремели костяшками доминошники. Тут и там, играя, бегали дети. Звучала гармонь. Командирские жёны, все как одна - молодые и красивые, пели. А по вечерам устраивались танцы под патефон.
  Иногда все вместе ходили в театр Балтфлота на "Первую Конную" или "Оптимистическую трагедию". Или куда-нибудь ещё. В театр рабочей молодёжи, театр музыкальной комедии или государственный академический театр оперы и балета.
  Но гораздо чаще бывали в кинозале Дома культуры ВЦСПС имени товарища Кирова. На новой звуковой кинокартине "Глубокий рейд" (о том, как советские бомбардировщики направляются в тыл врага и наносят ему сокрушительный удар, который решает исход войны) или "Остров сокровищ" (про безстрашную Дженни и отважного доктора Лайвеси, победивших алчных английских пиратов и раздобывших деньги на оружие для ирландских повстанцев). Чтобы ещё раз посмотреть фильмы "Чапаев", "Юность Максима", "Семеро смелых" и "Мы из Кронштадта". Спеть вместе с Робертом и Мэри из "Детей капитана Гранта". Посмеяться над лилипутским королём вместе с Петей из "Нового Гулливера". От души порадоваться за Мэрион Диксон из "Цирка". И похохотать над драчливыми музыкантами из "Весёлых ребят".
  Вином на Гаванской, дом восемь, не злоупотребляли. Даже в пролетарские праздники. Комбриг этого не приветствовал. И не допускал. Поэтому, когда собиралась дружеская компания, три-четыре семьи, покупалась одна бутылка вина на всех. Да, и та обычно оставалась недопитой.
  Заехав в освободившуюся квартиру, Сергей быстро влился в коллектив. Но ближе всех сдружился с командиром отряда "крейсеров" старшим лейтенантом Раковым. Может, потому что они жили на одной лестничной площадке. А может, потому что были ровесниками. И учились в одной авиашколе. Хотя Василий окончил её на три с половиной года раньше. Когда она ещё находилась в Севастополе.
  Между тем, страна уверенной поступью шла к светлому будущему, досрочно выполнив второй пятилетний план.
  За годы пятилетки валовая продукция народного хозяйства выросла более чем в два раза. Было построено более четырёх тысяч крупных предприятий. Вступили в строй Челябинский тракторный завод имени товарища Сталина, Уралмашзавод и Уралвагонзавод, металлургические заводы "Азовсталь", "Запорожсталь", Криворожский, Новолипецкий и Новотульский. Был открыт Беломорско-Балтийский канал и канал Москва-Волга имени товарища Сталина.
  В середине февраля с большим размахом была отмечена 100-летняя годовщина со дня смерти великого русского поэта А.С. Пушкина. Его имя было присвоено городу Детское Село, сотням улиц и площадей во всех городах СССР. Повсюду прошли Пушкинские дни. Состоялась Всесоюзная Пушкинская выставка. Вышло полное академическое собрание сочинений писателя. И множество других изданий. Стихотворения поэта учили наизусть и дети, и взрослые.
  Советские люди радовались жизни. И били один трудовой рекорд за другим. Шахтёры выдавали тонны угля на гора. Свинарки и пастухи увеличивали привесы. Рабочие выкатывали из заводских цехов трактор за трактором. А сталинские соколы штурмовали небеса.
  В конце мая Герой Советского Союза Водопьянов посадил огромный четырёхмоторный АНТ-6 "СССР Н-170" на Северном полюсе. Высадив там папанинцев.
  Месяц спустя Герои Советского Союза Чкалов, Байдуков и Беляков на своём легендарном самолёте АНТ-25 "Сталинский маршрут" на огромной высоте в сложнейших метеоусловиях впервые в мире совершили безпосадочный перелёт из Москвы в Северо-Американские Соединённые Штаты через Северный полюс, пройдя за шестьдесят три часа восемь с половиной тысяч километров.
  А в июле этот подвиг повторил экипаж Героя Советского Союза Громова. Преодолев за шестьдесят два часа десять с лишним тысяч километров по прямой (одиннадцать с половиной тысяч по ломаной) от столицы СССР до городка Сан-Джасинто в САСШ. И установил абсолютный рекорд дальности.
  И всё бы было хорошо. Если бы не троцкисты. И прочие враги народа. Которых давили доблестные органы внутренних дел. А они всё вредили и вредили. С бешеной злобой.
  Год назад в Москве в Октябрьском зале Дома Союзов состоялся показательный суд по делу "Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра", созданного по указанию Троцкого (он же Бронштейн Лейба Давидович) его подручными - бывшими членами Политбюро ЦК Зиновьевым (он же Радомысльский Овсей-Гершен Аронович) и Каменевым (он же Розенфельд Лев Борисович) для совершения убийства руководителей партии и правительства. Именно эти выродки осуществили злодейское убийство товарища Кирова. Именно они готовили покушение на товарища Сталина, Ворошилова, Жданова, Кагановича, Орджоникидзе и других товарищей. За что понесли заслуженную кару.
  Но перед этим дали исчерпывающие показания.
  Которых хватило на новый громкий процесс. Состоявшийся уже через полгода. По делу "Параллельного антисоветского троцкистского центра", созданного по указанию Троцкого его клевретами - бывшим кандидатом в члены Политбюро ЦК Сокольниковым (он же Бриллиант Гирш Янкелевич) и бывшим членом ЦК Радеком (он же Собельзон Карл Бернгардович) для руководства всей антисоветской, диверсионно-вредительской, террористической и шпионской деятельностью в стране. Чтобы вернуть власть капиталистам и помещикам. И превратить СССР в безправную колонию империалистических держав.
  В центральных газетах ежедневно печатались стенограммы с покаянными признаниями этих подонков и предателей. О том, как они обещали отдать Украину германским фашистам, а Дальний Восток - японским милитаристам. Как продавали военные секреты иностранным разведкам. Как организовывали взрывы на шахтах, пожары на химических заводах, крушения поездов, кораблей и самолётов.
  Известный немецкий писатель Фейхтвангер выступил в газете "Правда" со статьей, в которой с удовлетворением отметил, что в ходе судебного слушания вина подсудимых полностью доказана.
  На безчисленных митингах советские люди с гневом клеймили троцкистскую банду подлых предателей Родины, фашистских диверсантов и наёмных убийц, презренных реставраторов капитализма. И требовали уничтожить, смести с лица земли этих гнусных тварей, этих радеков-собельзонов, потерявших всякий человеческий облик, стремившихся в море крови потопить счастливую и радостную жизнь народов Советского Союза!
  На недавнем февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП (б) товарищ Сталин выступил с докладом, в котором развил свой тезис о дальнейшем обострении классовой борьбы по мере строительства социализма.
  - Чем больше будем продвигаться вперёд, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить Советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы! - сказал товарищ Сталин. - Нынешние вредители и диверсанты, троцкисты - это большей частью люди с партийным билетом в кармане. Их сила состоит в обладании партийным билетом. Их сила состоит в том, что партийный билет даёт им политическое доверие и открывает им доступ во все наши учреждения и организации. Прикидываясь друзьями советской власти, они обманывают наших людей, злоупотребляют доверием и вредят втихомолку, - отметил он.
  А потом призвал применять в борьбе с современным троцкизмом не старые методы, не методы дискуссий, а новые методы, методы выкорчёвывания и разгрома!
  - Всё, сказанное товарищем Сталиным в его докладе о недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников в партийных организациях, целиком и полностью относится к армейским партийным организациям, - был вынужден признать в своём выступлении Начальник Политуправления РККА армейский комиссар 1-го ранга Гамарник. - Эти факты говорят о том, что своевременной и достаточной бдительности целый ряд армейских партийных организаций не проявили. Многие из наших партийных организаций оказались слепыми и мало бдительными...
  Начальник ПУ РККА был абсолютно прав.
  Прошло три месяца, и в этом убедился не только каждый командир, политработник, инженер, врач, техник, младший командир, красноармеец и краснофлотец. В том, что многие армейские партийные организации оказались слепыми и мало бдительными, убедились все.
  В начале июня во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, кораблях, штабах, управлениях и учреждениях РККА был зачитан приказ Наркома обороны СССР ? 072, которым личному составу было объявлено о раскрытии предательской, контрреволюционной военной фашистской организации, которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую подрывную, вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии.
  Руководящая верхушка военной фашистско-троцкистской банды состояла из людей, занимавших высокие командные посты. В неё входили бывшие заместители Наркома обороны Гамарник и Тухачевский, бывшие командующие войсками округов Якир и Уборевич, бывший начальник Военной академии Корк, бывший заместитель командующего войсками округа Примаков, бывший начальник управления по начальствующему составу Фельдман, бывший военный атташе в Англии Путна и бывший председатель Центрального совета Осоавиахима Эйдеман. Конечной целью этой шайки было ликвидировать, во что бы то ни стало и какими угодно средствами, советский строй, уничтожить советскую власть, свергнуть рабоче-крестьянское правительство и восстановить в СССР ярмо помещиков и фабрикантов.
  В заключение в приказе наркома говорилось: "Враги просчитались. Красная Армия была, есть и всегда будет армией победившего народа, армией социалистических завоеваний! Очищая свою армию от гнилостной дряни, мы тем самым делаем её ещё более сильной и неуязвимой. Красная Армия обязана и будет иметь до конца честный, преданный делу рабочих и крестьян, делу своей Родины, подлинно свой начальствующий состав!".
  В ходе закрытого заседания Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР все обвиняемые признали свою вину (за исключением Гамарника, который застрелился накануне ареста). Были приговорены к высшей мере наказания. И немедленно расстреляны.
  Но перед этим дали исчерпывающие показания.
  Бывший замнаркома обороны Маршал Советского Союза Тухачевский собственноручно на ста сорока трёх (!) страницах изложил план поражения Красной Армии в грядущей войне. И сдал всех своих сообщников, отвечавших за разработку и реализацию основных вредительских мероприятий.
  Благодаря чему удалось разоблачить множество врагов народа. Один за другим были арестованы все командармы 1-го и 2-го ранга, девять десятых комкоров, две трети комдивов, половина комбригов и треть полковников.
  Были уничтожены, сметены с лица земли все армейские комиссары 1-го и 2-го рангов, девять десятых корпусных, дивизионных, бригадных и полковых комиссаров.
  Остаться в стороне от этой всеохватывающей волны очищения флот не мог. И, само собой, не остался.
  Вскоре был арестован бывший заместитель Наркома обороны Начальник Морских сил РККА флагман флота 1-го ранга Орлов.
  И понеслось! Один за другим были арестованы все флагманы флота 1-го и 2-го ранга, все флагманы 1-го ранга и две трети флагманов 2-го ранга. Все командующие флотами и флотилиями, все члены военных советов и начальники политуправлений флотов и флотилий, две трети командиров и начальников штабов соединений, половина командиров подлодок и почти треть командиров надводных кораблей.
  На Балтике аресты начались сразу после Пленума ЦК, когда были взяты под арест военком линкора "Октябрьская революция" полковой комиссар Мухин и старпом капитан 3-го ранга Саранцев.
  В начале июня арестовали начальника ВВС КБФ комдива Горбунова. В середине июля застрелился член Военного совета КБФ армейский комиссар 2-го ранга Гришин. А в начале августа забрали комфлота флагмана 1-го ранга Сивкова.
  И пошло-поехало! Были арестованы командиры, военкомы и начштаба бригады эсминцев, бригады торпедных катеров, бригады подлодок, бригады заграждения и траления, командир Охраны водного района, командиры Главного военного порта, Ленинградского и Лужского военных портов, военком Военно-Морской академии, командир крейсера "Аврора", командиры и начальники БЧ нескольких эсминцев и подлодок.
  До 105-й бригады волна арестов ещё не докатилась. Хотя в Управлении ВВС КБФ многие кабинеты уже освободились.
  Сергей никого из арестованных балтийцев не знал. Ни из высшего комсостава, ни из среднего. Поскольку в Ленинграде служил недавно. И это было к лучшему.
  Поскольку распознать врага оказалось нелегко. И было под силу, разве что, товарищу Сталину. Потому что товарищ Сталин всех троцкистов видел насквозь! А ещё - Наркому внутренних дел Генеральному комиссару госбезопасности СССР товарищу Ежову. Потому что по должности было положено.
  Ну, кто бы мог подумать, что прославленные Герои Гражданской войны, трижды и дважды орденоносцы, кандидаты в члены ЦК, командующие войсками округов, корпусами и дивизиями, окажутся диверсантами и шпионами!
  Когда Сергей конспектировал доклад товарища Сталина на февральско-мартовском Пленуме ЦК, то готов был подписаться под каждым словом Вождя! Блестящий Сталинский анализ, ясность мысли, отточенные формулировки и неопровержимые выводы проникали в самую душу! Громить и выкорчёвывать! Только так и никак иначе! Кончилось время дискуссий! Если враг не сдаётся, его истребляют! И не важно, какие заслуги были у этих мерзавцев в прошлом. Даже, если они были. Важно то, кем стали эти изменники и убийцы!
  Сергей всё лето провёл на гидроаэродроме. Во-первых, потому что холостяку домой спешить особо незачем. А во-вторых, потому что отряд (шесть самолётов и пятьдесят человек личного состава) требовал много времени и сил.
  Но это время и силы были потрачены не зря!
  Капитан 1-го ранга Левченко при подведении итогов учений особо отметил действия летающих лодок 105-й авиабригады. Отличное выполнение разведки. В том числе, проход в районе наблюдения. Отличное применение мер скрытности. В том числе, заход со стороны Солнца. А также атаку и манёвр в зоне зенитного огня. И оценил действия бригады на "хорошо", указав, как на недостаток, только на большой интервал между бомбовыми ударами.
  Во время разбора полётов полковник Вирак от имени начштафлота объявил Сергею благодарность. А потом, уже наедине, устроил ему разнос. За авантюризм. И прочий волюнтаризм. Который в реальном бою мог привести к большим потерям. Однако, немного остыв (потому что Сергей молчал, как рыба об лёд, и начальству не возражал), Вирак признал. Что именно эта атака, по мнению посредников, оказалась наиболее результативной. И совсем уже успокоившись, предупредил Сергея. Почти добродушно. Что победителей не судят. Но! Если он ещё раз нарушит его приказ, то пойдёт под трибунал...
  Тамара приехала в Ленинград лишь в начале осени.
  Вместе с тринадцатилетней дочерью. Что, конечно же, было правильно. И давно уже надо было! Потому что дочь должна жить с матерью. Хотя, когда Сергей поставил ширму между их с Тамарой кроватью и тахтой, где устроили ребёнка, спальня (она же - гостиная, она же - кабинет, а теперь ещё и детская), и без того маленькая, стала казаться ещё меньше.
  На работу она устраиваться не спешила. А смысл? Денежное содержание командира авиаотряда с надбавкой за выслугу лет составляло семьсот с лишним рублей! На гражданке больше получали только директора индустриальных комбинатов-гигантов.
  Но это было совсем не то, о чём она мечтала, выходя замуж за Сергея. В смысле, не пятикомнатная квартира в Доме Правительства с видом на Кремлёвские башни.
  Хотя кое-что понемногу стало сбываться. Да, Ленинград -не Москва, а Гребной порт - не Красная площадь. Но! Всё-таки не какой-нибудь уездный город Ейск, а колыбель пролетарской революции! Что же касается квартиры, то пусть она была и небольшая. Но! Была уже не коммунальной, а отдельной.
  И всё же Сергей слишком медленно двигался по службе! И до сих пор ещё не имел ни одного ордена. Часы не в счёт!
  В газетах регулярно появлялись указы о награждении комначсостава РККА. И даже о присвоении звания Героя Советского Союза! За дальние перелёты. Или освоение Арктики. За успехи в бэпэ и тэпэ. То бишь, в боевой, политической и технической подготовке. Или за выполнение специальных заданий Правительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза. То бишь, за участие в справедливой борьбе испанского народа.
  К концу лета только за Испанию звание Героя получили уже тридцать три человека. В том числе двадцать (!) лётчиков! Никому не известные лейтенанты в одночасье превращались в Героев на всю страну! И назначались командирами бригад. А их жёны сразу же становились жёнами комбригов. Вне очереди. Минуя все промежуточные ступени служебной лестницы.
  И вообще! Ей уже практически тридцать лет, а она всё ещё жена старшего лейтенанта. А молодость проходит! И уже почти прошла. По коммуналкам и малосемейкам в каких-то грёбаных портах и бухтах! А она, между прочим, ничем не хуже Сашки Проскуровой. Которая теперь жена Героя и комбрига. Хотя ещё пару месяцев назад была женой простого старлея. Как и Тамара. А ведь они с ней ровесницы! Как и Сергей с Иваном. Который имеет такой же партстаж. И окончил ВШМЛ всего лишь на полгода раньше Сергея.
  А тут ещё эта полковница хвост распушила, сорит деньгами направо и налево. Каждый день наряжается в новые платья. И корчит из себя первую даму гарнизона. А давно ли хваталась за любую работу, чтобы прокормиться? Когда её бросил муж (комдив, бывший начальник Воздушного флота Азовского и Чёрного морей, а затем - замначальника снабжения ВВС), а она побиралась по знакомым. Пока не женила на себе своего, очень кстати овдовевшего, зятя. В смысле, мужа сестры.
  И, вообще, кому какое дело, что Тамара частенько берёт портвейн в магазине? Она давно не пионерка. И сама может решить. Что ей брать и насколько часто.
  Эти упрёки Сергею приходилось выслушивать едва ли не каждый вечер. Во время ужина. То бишь, домашних посиделок. На кухне. С бутылкой "Массандры". И каждый вечер обязательно завершался скандалом. Большим или маленьким. В зависимости от количества выпитого.
  Тамару не останавливало даже присутствие дочери. Которая спала за стенкой. Не говоря уже о соседях. За другой стенкой. Впрочем, дом строился ещё до революции. И стенки были очень толстые. А оконные рамы - двойные. Поэтому всё, что она ему сгоряча высказывала (а он высказывал ей!), пока оставалось внутри квартиры.
  Сергей за время разлуки несколько отвык от такой весёлой жизни. Но потихоньку опять втянулся. Голова с утра у него, конечно, побаливала. Но здоровье было крепкое. Поэтому семейные дела пока не отражались на служебных.
  Хотя иногда ему всё это жутко надоедало. И её упрёки постоянные. И крики о том, чтобы он нашёл себе бабу уже. И убирался к ней уже.
  И тогда ему жутко хотелось убраться. Куда-нибудь далеко. И надолго. Он даже подавал рапорт с просьбой направить его для оказания помощи героическому испанскому народу. Но ему отказали. СССР поставлял республиканцам только колёсные самолёты. И морские лётчики там не требовались.
  Между тем военком эскадрильи старший политрук Бессонов явно стал о чём-то догадываться. А, может, знал. Из передач сарафанного радио. Поэтому начал по утрам принюхиваться к Сергею. И усилил партийно-политическую работу. В смысле, чаще проводил душеспасительные беседы.
  От которых удавалось спастись лишь в воздухе. Потому что политрук летать не умел. Бессонов когда-то целых два года был военкомом авиашколы. И при желании мог сто раз выучиться. Но однажды оказался свидетелем авиакатастрофы. И с тех пор избегал полётов даже в качестве пассажира.
  В октябре состоялись общефлотские манёвры. О которых так долго говорили. И к которым так долго готовились. Темой манёвров стала "Операция Краснознаменного Балтийского флота по срыву оперативных перевозок противника в Балтийском море и расширению оперативной зоны восточной части Финского залива", в ходе которой состоялся ночной поиск и атака линкоров "коричневых" силами эсминцев и морской авиации "красных", а также дневной эскадренный бой между линейными кораблями "красных" и "коричневых". После чего эскадру "коричневых" атаковали подводные лодки, торпедные катера и бомбардировщики.
  Сергей со своим отрядом участвовал только в ночном поиске. И снова отличился. Во-первых, потому что количество взлётов совпало с количеством посадок. Что, само по себе, являлось прекрасным результатом. На фоне роста аварийности в ВВС (четыреста аварий и катастроф и сто десять погибших за год). А, во-вторых, потому что линкоры они обнаружили. И вывели на них эсминцы. Что и требовалось доказать!
  Хотя в целом, по мнению комфлота флагмана 2-го ранга Исакова, авиация "работала хуже, чем морские силы". В результате чего совместный авиаудар армейской и морской авиации оказался несогласованным. А, проще говоря, не состоялся. По причине невылета 105-й авиабригады.
  Которая не вылетела, что называется, по техническим причинам. В смысле, из-за небоеготовности материальной части. То бишь, поплавковых гидросамолётов. Которые давно уже просились в Гражданский Воздушный Флот. Где могли ещё пригодиться. Для выполнения грузопассажирских рейсов. В Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. И то, лишь после капитального ремонта.
  Убедить командующего отменить атаку, было нелегко. Но полковнику Вираку всё-таки удалось это сделать. Потому что аргументы у него были железобетонные. При получении письменного приказа за подписью комфлота и члена военного совета, он подчинится. И поднимет всё, что сможет. Но перед этим. Подаст рапорт о низком техническом состоянии матчасти и высокой вероятности тяжёлого лётного происшествия с возможными жертвами.
  В итоге к строптивому комбригу всё же прислушались. Но. Крепко запомнили. Чтобы припомнить. Позднее.
  А Сергей вскоре был назначен помкомэска. Ему досрочно присвоили очередное воинское звание "капитан". И направили в Высшую лётно-тактическую школу ВВС РККА.
  В середине декабря он уехал в Липецк. За компанию со своим соседом старшим лейтенантом Василием Раковым, который тоже был направлен на учёбу в ВЛТШ.
  А Тамара осталась в Ленинграде с дочкой. Что, конечно же, было правильно. Потому что девочка только начала привыкать к новому месту жительства. Нашла себе подружек. И школу пришлось бы снова менять. Третий раз за год.
  Уезжая, Сергей оставил денежный аттестат с поручением выплачивать семье пятьсот рублей ежемесячно за счёт его денежного содержания. И этого должно было с лихвой хватить. И на еду, и на обновки, и вообще.
  Что-то подсказывало ему, что Тамара не любит его. Но поступить иначе Сергей не мог. Всё-таки она была его женой. И тому подобное. А жена - не рукавица! Как подметил писатель А.С. Пушкин. В смысле, с белой ручки не стряхнёшь!
  Поступающие разместились в военном городке на окраине Липецка. Где раньше находился секретный германский учебный авиацентр (штаб, испытательный полигон, классы истребителей и корректировщиков). Который был создан в двадцать пятом году в соответствии с соглашением между ВВС РККА и Зондергруппой "Russland", представлявшей Рейхсвер.
  Для немецких специалистов были построены жилые и учебные помещения, ангары, ремонтные и производственные мастерские, телефонная станция, стенды для испытания моторов, лазарет, а также офицерское казино и кирха.
  В результате Версальского сговора Германия потеряла право иметь военную авиацию, доставившую столько хлопот Антанте. И выживала, как могла. Поддерживая квалификацию своих асов и испытывая новые боевые самолёты и гидропланы над липецкими полями и рекой Воронеж.
  И только в тридцать третьем, когда рейхсканцлером был назначен председатель национал-социалистической рабочей партии Гитлер, страна воспрянула после Версальского унижения. Прекратила прятаться. И стала обучать комсостав на собственной территории. А вся материально-техническая база досталась РККА. В результате чего в ВЛТШ имелись отлично оборудованные классы и общежитие со всеми удобствами.
  В высшей лётно-тактической школе обучались командиры отрядов, представлявшиеся к назначению комэсками. Экзамены принимались очень строго. Поступающих рассматривали с точки зрения перспектив дальнейшего использования на командных должностях. И просеивали через самое мелкое сито. Достаточно было получить один неуд, и двери школы перед лётчиком закрывались. А, ведь, это были двери в будущее.
  Каждый курсант мечтает стать командармом. Однако должностей высшего комначсостава в армии всего несколько сот, а средних командиров - десятки тысяч! Естественная убыль, ясное дело, высший комначсостав прореживает (в академию, в отставку, на погост). Даже в мирное время. Но, к сожалению, слишком медленно. Особенно в мирное время.
  Со всеми поступающими обязательно беседовал начальник ВЛТШ Герой Советского Союза комбриг Шахт. Личность почти легендарная. Истинный интернационалист! Он и решал. Кого зачислить, а кого откомандировать обратно.
  Пятнадцать лет назад, в далёком двадцать третьем году, спасаясь от преследования продажных полицейских сатрапов, восемнадцатилетний технический секретарь и представитель ЦК Коммунистического Союза Молодёжи Швейцарии в Берлинском бюро Коминтерна Молодёжи Эрнст Шахт бежал в Советскую Россию. В двадцать четвёртом окончил 2-ю военную школу лётчиков РККВФ в Борисоглебске, в двадцать пятом - Серпуховскую высшую военную школу воздушного боя, стрельбы и бомбометания. Затем воевал в Туркестане. Гонял басмачей по Кара-Кумам. За что был награждён орденом Красного Знамени. Потом командовал эскадрильей особого назначения Управления ВВС РККА. Возил начальство. За что был награждён орденом Ленина. И направлен в Испанию. Где сжёг на аэродромах более ста самолётов фалангистов. За что был награждён вторым орденом Ленина и удостоен звания Герой Советского Союза.
  В учебную авиабригаду ВЛТШ входили истребительная, разведывательная, скоростная бомбардировочная и тяжёлая бомбардировочная эскадрильи, имевшие на вооружении новейшие пушечные истребители И-16 тип 17, разведчики Р-10 и Р-зет, летающие лодки МБР-2-АМ-34НБ, бомбардировщики СБ-2-М-100А и ТБ-3-4М-34РН.
  За время учёбы слушателям предстояло ознакомиться с взаимодействием в бою всех родов войск, освоить методику подготовки лётного состава, изучить матчасть новых самолётов, вооружение и средства связи.
  Преподаватели в школе были на редкость придирчивыми и совершенно неумолимыми. Так что день был загружен до предела. Иногда при разборе и переработке плана лётно-тактических учений приходилось даже ночь прихватывать. И ложиться в четыре часа утра.
  Много времени посвящалось групповым занятиям. Слушатели, работая с картой, разрабатывали варианты действий. И готовили документацию на вылет (боевой приказ, план боевых вылетов, расчёт полёта). Каждый должен был принять решение за комбрига, начштабрига и комэска. Подготовленные варианты докладывались преподавателю. Тот утверждал наиболее удачный. Который затем разыгрывался на карте. При этом каждый участник военной игры исполнял свою роль. Один был командиром бригады, второй - начальником штаба, остальные - комэсками. Отработав свои действия в классе, группа поднималась в небо. И осуществляла их на практике. В точном соответствии с разработанным планом. Включая бомбометание на полигоне. А условный противник поднимал на перехват истребители. Которые атаковали бомбардировщики, "стреляя" из фотокинопулемётов.
  Это и называлось лётно-тактическими учениями.
  В ходе которых получали новые знания и опыт даже "испанцы". А таких было немало. Молодые капитаны и майоры. С орденами на груди. А некоторые даже с двумя. Ровесники Сергея. А некоторые даже моложе.
  Как, например, Степан Данилов. Чья биография отличалась от биографии Сергея лишь местом рождения, да тем, что Степан был младше на полтора года. Поэтому стены школы ФЗУ покинул позже. А затем, как и Сергей, чинил локомотивы. Точил валы и втулки на Ярославском паровозоремонтном заводе. Но вскоре сумел-таки его обогнать, окончив военную авиашколу на полтора года раньше. Сначала был комзвена в Закавказском военном округе. А потом в Испании. Летал на истребителе И-16. Получил орден Красного Знамени. И шагнул из лейтенантов сразу в капитаны.
  Или как Герой Советского Союза Николай Шмельков. Который был младше Сергея на целых четыре года! Но уже носил майорские шпалы и орден Ленина. На Пиренеях лейтенант Шмельков пробыл всего три месяца. Но успел совершить шестьдесят боевых вылетов. Летая на "чато", как республиканцы прозвали лобастый полутораплан И-15, сбил шесть самолётов мятежников. Однажды, разгорячённый боем, он сильным рывком сломал рукоятку сектора газа. С такой неисправностью продолжать полёт невозможно. Но Николай нашёл выход. Большим пальцем левой руки он нащупал край обломка и, двигая его, продолжал управлять мотором. Сильно при этом поранившись. Однако сумел посадить самолёт.
  Если бы рапорт Сергея был удовлетворён, он, как и они, мог бы вернуться домой с орденом.
  Если, конечно, вернулся бы. Потому что возвращались не все. Каждый третий советский лётчик-доброволец оставался лежать в пропахшей порохом и кровью испанской земле. Как капитаны Бочаров и Тархов, старший лейтенант Колесников, лейтенанты Ковтун и Хованский. И многие-многие другие.
  Капитану Бочарову звание Героя Советского Союза было присвоено посмертно. Раненый в воздушном бою, он совершил вынужденную посадку на вражеской территории. Фашистские нелюди долго глумились над ним, подвергая жесточайшим пыткам. А на следующий день сбросили над Мадридом на парашюте ящик с обезглавленным, изрубленным на куски телом Владимира. И запиской. В которой угрожали такой же расправой всем остальным "красным крысам".
  Франкисты хотели запугать советских пилотов. Но добились обратного результата. С этого дня и в небе, и на земле, их жгли без всякой пощады.
  Сергей слушал рассказы своих товарищей. Завидовал им по-хорошему. И думал. Когда же и ему удастся проверить себя? И применить в бою всё, чему его учили здесь в Липецке.
  Откуда ему было знать, что всего уже через год он получит такую возможность.
  И не только он...
  
  Глава 6
  
  ...В сопромате прочность материалов подразделяется на статическую (способность воспринимать постоянную нагрузку, не деформируясь), динамическую (способность выдерживать воздействие переменных нагрузок) и усталостную (способность выносить циклические нагрузки).
  То же самое можно сказать не только о стальных балках, но и о людях. При этом наибольшее разрушающее влияние и на конструкционные материалы, и на человека, оказывает циклическая нагрузка. Которая по амплитуде может быть меньше. Но повторяется с высокой частотой. Пока не наступает предел усталостной прочности...
  Познакомившись с Тамарой на танцах, Сергей провёл с ней ночь. И понял, что не может без неё. Почти сразу. В смысле, после второй встречи. Хотя не собирался встречаться с ней снова. А потом столкнулся возле авиашколы. Случайно.
  Она предложила зайти к ней. И он согласился. А что такого? Ничего не сделал - только зашёл! Она предложила выпить. И он согласился. А что такого? Подумаешь, выпил стопку!
  А лучше бы этого не делал.
  У вина был странный привкус. Но Сергей не обратил на это внимания. А зря! Потому что, именно, после этой стопки у них с Тамарой всё и началось. А с Катериной кончилось. Именно, после этой стопки он потерял голову. И ни о чём, кроме встреч с Тамарой, уже не мог и думать. Места себе не находил. Без неё. И говорил только о Тамаре. Полностью её идеализируя.
  Сергею казалось, что это и есть любовь. И, может, так оно и было. Тогда. Но сейчас, пять лет спустя, так уже не было.
  Когда Тамара два года назад, ещё в Севастополе, впервые предложила разойтись, а потом уехала к сестре, он был в отчаянии. Каялся, просил прощения и умолял вернуться.
  Но. Как утверждал писатель А.С. Пушкин. Не зря привычка нам дана.
  Когда во время очередного скандала, уже в Ленинграде, она опять стала угрожать ему разводом, Сергей отнёсся её словам гораздо спокойнее.
  А сейчас, прохолостяковав в Липецке больше полугода, вдруг понял. Что кроме свидетельства о браке его с Тамарой ничего не связывает. И что она, может быть, не так уж и не права насчёт развестись.
  Если каждый вечер орать на человека, обвиняя его во всех грехах. И предлагать ему найти себе другую бабу. Если каждое утро выскакивать из кровати, раздражаясь от одного лишь прикосновения этого человека. И орать на него, мечтая о том, чтобы он убрался уже, наконец, из дому. Если изо дня в день думать, как бы разбежаться с ним уже. Стоит ли удивляться, что однажды он не выдержит. Поскольку даже у самого сильного человека есть предел усталостной прочности.
  В начале апреля река Воронеж полностью освободилась ото льда. И на гидроаэродроме снова начались полёты.
  Морской отряд учебной авиабригады Липецкой высшей лётно-тактической школы был укомплектован МБР-2-АМ-34НБ, крайней модификацией "амбарчика" с более мощным мотором. Новенькие, окрашенные в серебристый цвет, краснозвёздные летающие лодки с закрытыми пилотскими кабинами и экранированными задними турелями смотрелись чрезвычайно элегантно. И в небесах, и на земле, и на море.
  Кроме того, у них был усилен каркас, увеличена ёмкость баков, установлено новое оборудование, радиостанция и фотокамера, а вместо дегтярёвских спарок - пулемёты ШКАС. Выросла скорость, высота и дальность полёта.
  Никаких сложностей в её освоении ни для Сергея, ни для других слушателей из числа морских лётчиков, не возникло. Пилотаж ничем не отличался. А двигатель АМ-34НБ, хотя и был в полтора раза мощнее хорошо знакомого М-17, являлся его дальнейшим развитием.
  Кроме того, за зиму Сергей освоил Р-зет, штурмовой вариант основного разведчика Красной Армии Р-5. Как и на новом "амбарчике", на нём стоял первый советский серийный поршневой авиадвигатель АМ-34НБ. При том же полётном весе Р-зет был короче Р-5, вместо двух открытых кабин имел одну закрытую. С большой площадью остекления. И улучшенные характеристики (скорость - триста шестнадцать километров в час; потолок - восемь тысяч семьсот метров; дальность - тысяча километров). На внешней подвеске он нёс две ФАБ-250. Был вооружён двумя пулемётами. И отлично показал себя в недавних боях под Гвадалахарой. Сыграв важнейшую роль в разгроме итальянского экспедиционного корпуса.
  Во время июньских манёвров Харьковского военного округа, в которых Сергею довелось принять участие вместе с остальными слушателями, он пилотировал именно Р-зет.
  Однако этот расчалочный биплан с неубирающимся шасси, не шёл ни в какое сравнение с двухмоторной красавицей американского происхождения - новейшей летающей лодкой PBY-1 "Consolidated". Лицензионное производство которой, под названием ГСТ (гидросамолёт транспортный), уже началось на авиазаводе ? 31 имени товарища Димитрова в Таганроге.
  Три таких лодки вместе с лицензией были приобретены в США в январе прошлого года при посредничестве советско-американского акционерного общества "Амторг Трэйдинг Корпорейшн". Четвёртая, с гордым именем "GUBA" на борту ("Внезапная буря" в переводе на русский), была куплена в августе для поисков пропавшего без вести Героя Советского Союза Леваневского. И успела полетать в Арктике. Прежде чем её решили использовать для подготовки командиров эскадрилий, которые должны были пересесть на ГСТ.
  Сослуживец Сергея старший лейтенант Раков переучился на колёсный бомбардировщик СБ-2-М-100А, который с осени начал поступать в ВВС флота, а Сергей остался верен своему выбору. Точнее, выбору, который за него сделала Сутьба, когда несколько лет назад привела его в морскую авиацию.
  Сергею нравилось мчаться над морем на бреющем. Прозрачные волны неслись под ним. Отражая солнечные лучи. А он летел. Покачивая крыльями. И море искрилось. Брызгая яркими бликами. На солнечном ветру. А он разгонялся. И взмывал в небо. Поднимая послушную машину всё выше и выше. И ради этого стоило жить!
   В "Буре" лучшие качества гидроплана были развиты до предела. Этот двухреданный подкосный моноплан с крылом, парящим над фюзеляжем на обтекаемом пилоне, без сомнения, был лучшей летающей лодкой в мире. При взлётном весе в двенадцать тонн огромная машина (длина - двадцать метров; высота - шесть; размах крыла - тридцать два) брала четыре с половиной тонны горючего, которого хватало на двадцать часов полёта. В воздухе стойки подкрыльевых поплавков убирались в крыло. Два двигателя воздушного охлаждения "Пратт-Уитни", мощностью в тысячу лошадей каждый, позволяли PBY-1 разогнаться до трёхсот километров в час, подняться на пять тысяч метров и доставить четыре 250-кг авиабомбы на расстояние в две тысячи триста миль. В связи с большой длительностью полёта на "Буре" имелся спальный отсек для отдыха экипажа (два пилота, летнаб, радист, механик и два стрелка). И даже туалет! В хвосте.
  Сергей влюбился в эту чудесную заморскую птицу с первого вылета. Быстро освоил. И даже ходил на ней на максимальную дальность по замкнутому маршруту: Липецк - Рыбинск - Казань - Сталинград - Астрахань - Сталинград - Липецк. С полной бомбовой нагрузкой.
  Командиром экипажа в этом перелёте был Матвей Козлов. Известный полярный лётчик. Кавалер орденов Ленина, Красной Звезды и Трудового Красного Знамени.
  Матвей был всего на шесть лет старше Сергея, но успел столько, сколько другому хватило бы на целую жизнь! Воевал в Гражданскую. Потом учительствовал. С двадцать первого года в РККФ. Служил краснофлотцем на учебном судне "Океан" и линкоре "Марат". Ходил на "Авроре" из Кронштадта в Архангельск. Окончил три курса Военно-морского училища и Высшую школу красных морских лётчиков. Служил пилотом в корабельном звене на "Червоне Украине". Затем командовал авиаотрядами на Чёрном море и на Балтике. Испытывал гидросамолёты в НИИ ВВС. Командовал звеном в Высшей школе морских лётчиков и летнабов имени товарища Сталина. А в тридцать втором был зачислен в резерв комсостава РККА. И направлен на работу в авиаслужбу Северо-Сибирского государственного акционерного общества промышленности и транспорта "Комсеверпуть" наркомата внешней и внутренней торговли СССР.
  Орден Трудового Красного Знамени ему вручили четыре года назад. За сто тысяч убитых зверобоями тюленей, лежбища которых он разведал. Орден Красной Звезды - позапрошлой зимой. За проводку эсминцев "Сталин" и "Войков" из Карского моря в Чукотское. А орден Ленина - прошлым летом. За участие в высадке папанинцев на Северный полюс.
  Мысль о перелёте на "американке" возникла у Сергея ещё в июне. На волне энтузиазма, охватившего советских людей после сообщения о дальнем перелёте Владимира Коккинаки и Александра Бряндинского. За сутки преодолевших на самолёте ЦКБ-30 семь с половиной тысяч километров. От Москвы до самых до окраин. В смысле, до Спасска-Дальнего.
  Прошлым летом этот героический экипаж на опытном самолёте ЦКБ-26, прототипе скоростного бомбардировщика дальнего действия ДБ-3, установил три мировых рекорда в полёте по замкнутому маршруту Москва - Севастополь - Свердловск - Москва. А месяц спустя совершил ещё два безпосадочных перелёта. На серийном ДБ-3. Сначала налегке. Из Москвы в Ейск и обратно. На две тысячи километров. А потом с вооружением и тонной бомб. На четыре тысячи. Москва - Баку - Москва. С бомбометанием в районе Баку.
  И это было именно то, что нужно! Не просто слетать как можно дальше. А ещё и боевой привет передать.
  Но окончательно идея оформилась лишь в начале июля. После триумфального перелёта Полины Осипенко, Марины Расковой и Веры Ломако из Севастополя в Архангельск на гидросамолёте МП-1 бис, пассажирском варианте "амбарчика". За десять с половиной часов отважные лётчицы одолели две тысячи четыреста шестнадцать километров. В том числе, четыреста - над сушей.
  И это было именно то, что требовалось! Не просто дальний безпосадочный перелёт с полной бомбовой нагрузкой. А перелёт на гидроплане!
  Но не на ближнем разведчике. Который, даже после переделки в рекордный, не мог дотянуться ни до Берлина, ни до Киля. Не говоря уже о Лондоне, Париже или Риме. А "Внезапная буря" могла! Пройтись и горячо отприветствовать. И французский флот. В Кале, Гавре и Марселе. И британский. В Скапа-Флоу, Росайте, Хамбере, Дувре, Портсмуте и Портленде. И даже в Валетте с Александрией. Гибралтар и Брест, конечно, были далековато. Для горячего привета. Но с дополнительным запасом топлива сходить поглядеть, как дела у буржуев, "Буре" было вполне по силам.
  Сергей несколько вечеров просидел со штурманской линейкой. Прикидывая, и так, и эдак, различные варианты маршрута. А потом принёс тетрадку с расчётами полковнику Вершинину, помощнику начальника по лётной подготовке Липецких высших авиационных курсов усовершенствования лётного состава. Как с недавнего времени стала называться лётно-тактическая школа.
  Константин Вершинин, как и Сергей, пришёл в авиацию по партийной разнарядке. В двадцатом году окончил Симбирские пехотные курсы комсостава. Участвовал в Гражданской войне. Подавлял крестьянские волнения в Белоруссии и на Тамбовщине. Командовал ротой и батальоном. В двадцать третьем окончил Высшую тактико-стрелковую школу комсостава РККА имени Коминтерна. Избирался членом райкома партии. Был депутатом горсовета. Учился в Военной академии имени товарища Фрунзе. Пока осенью тридцатого не был переведён в Военно-воздушную академию имени Жуковского. После окончания которой служил летнабом в НИИ ВВС. Затем был начальником оперотдела штаба авиабригады. Командовал эскадрильей в Липецкой высшей лётно-тактической школе. В тридцать пятом экстерном окончил 1-ю военную авиашколу лётчиков имени товарища Мясникова. И освоил все типы самолётов, имевшиеся в ВЛТШ к этому времени.
  Выслушав Сергея, полковник Вершинин сразу же загорелся его идеей. Проверил расчёты. Подготовил все необходимые документы. И отправился к начальнику курсов.
  Вникнув в суть дела, Шахт поддержал предложение своего помощника. И немедленно вылетел в Москву. Использовав весь свой авторитет, комбриг сумел убедить Начальника ВВС командарма 2-го ранга Локтионова в необходимости перелёта. В целях проверки боевых возможностей нового перспективного морского дальнего разведчика.
  Однако этого было ещё недостаточно. Потому что все вопросы, связанные с организацией перелётов, решались на гораздо более высоком уровне. Самом высшем!
  Специального Постановления ЦК о полёте ГСТ на полную дальность с бомбовой нагрузкой не принималось. Так как лодка была зарубежной конструкции.
  Товарищ Сталин прочитал докладную записку. И написал в левом верхнем углу красным карандашом: "Локт[ионову]. Перелёт с бомбами разр[ешить]. Под личную отв[етственность] нач[альника] шк[олы]. В печати не сообщ[ать]".
  Двадцать восьмого июля в три часа ночи, разбежавшись на мелкой воронежской волне, "Внезапная буря" поднялась в небо. С экипажем в составе командира корабля орденоносца Козлова, второго пилота полковника Вершинина, штурмана орденоносца Штепенко, бортмеханика орденоносца Косухина, бортрадиста орденоносца Ануфриева, бортстрелков майора Бормана и капитана Шамшурина.
  Корреспондентов на манёвренной площадке не было. Ни из центральных газет, ни из каких. И это было к лучшему. Потому что фотографироваться перед вылетом - дурная примета!
  В дальний путь летающую лодку провожали только те, кому это было положено. Начальник курсов со свитой. Техсостав и аэродромная команда.
  А ещё, само собой, ясное дело, а как иначе! Начальник Липецкого горотдела УНКВД по Воронежской области лейтенант госбезопасности Бельченко. Который пристально наблюдал за происходящим. А потом спрятал в портфель собственноручно составленный акт о снаряжении и подвеске на гидросамолёт бортовой номер "СССР Н-243" четырёх 250-кг практических (учебных) авиабомб в цементитовом корпусе. За подписью начальника курсов комбрига Шахта и начштаба полковника Свешникова.
  Маршрут следования пролегал слишком близко от Кремля. И других стратегических объектов. Аэродромов, промышленных гигантов, электростанций, шлюзов и железнодорожных мостов. И это было очень подозрительно!
  Перелёт "Бури" был согласован с начальником 1-го отдела (охрана руководителей Партии и Правительства) 1-го управления (управление госбезопасности) НКВД комиссаром госбезопасности 3-го ранга Дагиным и начальником 2-го отдела (авиация) 2-го управления (управление особых отделов) НКВД майором госбезопасности Бабичем. И с их руководством. Начальником УГБ НКВД комкором Фриновским и начальником УОО НКВД комбригом Фёдоровым. И с самим Генеральным комиссаром госбезопасности СССР товарищем Ежовым!
  Но, в конечном счёте, если что, спросят не с московских начальников, а с липецкого. Куда смотрел, сука?! И в подвал. А в подвал Бельченко не хотел.
  Времени у него было мало, но кое-какие оперативные мероприятия он уже провёл. И кое-что разнюхал.
  И комбриг Шахт, и полковник Свешников, находились за границей. В одно и то же время. В одном и том же месте. Один был военным советником, другой - военно-воздушным атташе Посольства СССР в Испании. Там, значит, они и спелись, голубчики! Это, во-первых. А, во-вторых, Шахт несколько лет подряд являлся личным пилотом бывшего Начальника ВВС ныне разоблачённого врага народа Алксниса. Который, конечно же, его завербовал. И, наконец, в-третьих. И в главных! Шахт был иностранцем австрийского происхождения!
  Материалов на него у Бельченко пока имелось немного. Только выписки из личного дела. Но это было поправимо...
  На взлёте перегруженная "Буря" (полные баки, бомбы, пулемёты, патроны и бортпаёк) долго разгонялась, завывая моторами на самой высокой ноте. Но, в конце концов, задрала нос. И оторвалась от воды. Нырнув в усыпанное звёздами небо. Козлов поморгал аэронавигационными огнями на прощание. И приказал бортмеханику убрать поплавки. Набрал полторы тысячи метров, сбавил обороты и взял курс на север.
  Под крылом, поблёскивая в ночи, петляла узкая ленточка Воронежа. Правее речки темнели леса и рощи. А слева белели безкрайние поля, порезанные на квадраты лохматыми линиями лесополос и светлыми двойными нитями просёлков.
  Сергей стоял у сдвижной дверки правого входного люка. Изучая в иллюминатор свою полусферу. А его напарник, стоя у другого борта, изучал свою. ШКАСы и коробки с лентами лежали на палубе. При нужде шкворни пулемётов можно было быстро воткнуть во втулки, приделанные накануне. И открыть огонь. Но сейчас оба люка были закрыты. Для снижения лобового сопротивления. В целях экономии топлива.
  Понятно, что за штурвалом было гораздо интересней, чем в хвосте. Но, как говорится, лучше что-то, чем никогда.
  Желающих сходить на новой "гидре" на полную дальность было предостаточно. Тот же Мишка Нижегородцев, например. Однокашник Василия Ракова по авиашколе (из того же "сухопутного" набора) и сослуживец Сергея по 106-й бригаде (тоже бывший "бартновец"), приехавший в Липецк с орденом Ленина, который ему вручили за успехи в бэпэ и тэпэ.
  Но полковник выбрал Сергея. Во флоте, также, как и в армии, инициатива наказуема. Исполнением. А инициатором этого перелёта всё-таки был он.
  Между тем, самолёт словно завис в безлунных чёрно-синих небесах. Ни качки, ни тряски, ни болтанки. Ровно гудели авиадвигатели. Успокаивая, умиротворяя, убаюкивая...
  В воздухе лётчик всё время подсознательно вслушивается в звук работающего мотора. Мгновенно реагируя на любые изменения его тональности. Не говоря уже о перебоях.
  Потому что, в отличие от германского рекордного планера Гёппинген Гё-3, который благодаря своему исключительному аэродинамическому качеству, планируя с высоты в тысячу метров, мог пролететь двадцать восемь километров, обычный самолёт одолевал от силы восемь.
  "Внезапная буря" с выключенными моторами пролетала не больше двенадцати. В самом лучшем случае. Кроме того, Гё-3 имел колёсное шасси. И мог сесть даже на полянке. А "Буре" требовалось почти полкилометра водной поверхности.
  Сергей, как и весь остальной экипаж, включая командира, в течение первого часа полёта прислушивался к движкам с особым вниманием. Поскольку приводниться в случае чего было попросту негде. Воронеж, единственная речка в округе, вилял туда-сюда, извиваясь, как уж на сковородке. Ста метров по прямой не найдёшь! А потом и вовсе остался за кормой. Так что до самой Рязани лодка фактически шла над сушей.
  Однако ничто не может длиться вечно. Астрономические сумерки превратились в навигационные. Край неба порозовел. На горизонте сверкнула и засеребрилась, отражая светлеющие небеса, широкая и полноводная Ока.
  Выйдя к окраине спящего города, Козлов довернул на норд-вест. И все вздохнули свободнее. Так как дальнейший маршрут лежал над судоходными путями. Или в непосредственной близости от таковых.
  Пол пятого скрылась позади Коломна. А за ней - Стаханово с аэродромом Центрального аэрогидродинамического института на берегу Москвы-реки. Показались московские пригороды. И Сергей прильнул к иллюминатору.
  Над станцией Перерва они взяли ещё левее. Чтобы обойти столицу с юго-запада.
  Глядя сверху на тонкие ниточки железнодорожных путей, сходящихся к узенькой полоске посадочной платформы, Сергей вдруг вспомнил о страшной катастрофе. Происшедшей здесь холодной февральской ночью тридцатого года. Когда по недосмотру машинистов (одному дали десять лет тюрьмы, другому - восемь) и дежурных по станции и блокпосту (первый получил десятку, второй - пятёрку) прибывающий поезд врезался в последний вагон отправляющегося. В результате погибло шестнадцать пассажиров, а ещё пятьдесят было ранено. О чём писали не только в отраслевой газете "Гудок", а даже в "Правде".
  Когда Перерва исчезла за хвостом летающей лодки, Сергей поднял взгляд. И обомлел.
  В сизой дымке. Прямо перед ним. На десятки километров. Раскинулись проспекты, площади и улицы Москвы. А вдали. Ярко светились рубиновые кремлёвские звёзды.
  Козлов прошёл над петляющей вокруг Воробьёвых гор Москвой-рекой. И самолёт при переходе от водной поверхности к суше несколько раз встряхнуло восходящими потоками нагретого землёй воздуха.
  Пару минут спустя внизу проплыла бетонная взлётно-посадочная полоса Центрального аэродрома имени товарища Фрунзе и самое большое в Европе здание аэровокзала. Воздушные ворота Москвы и главный аэропорт СССР.
  А затем показалось Химкинское водохранилище. И самое большое в Европе здание речного вокзала. С высокими ажурными галереями и огромными террасами. Широкой, спускающейся к пассажирским причалам, лестницей и пятидесятиметровой башней с часами и шпилем с гигантской позолоченной звездой. Морские ворота столицы и главный речпорт страны.
  Миновав речной вокзал, Козлов покачал крыльями. Потому что под ними, в Захарково, находился аэродром, а также ангары и спуски родного гидроаэродрома Управления полярной авиации Главсевморпути.
  В проёме штабного отсека мелькнуло весёлое лицо Бориса Ануфриева, штатного радиста Козлова. Ануфриев сразу же после взлёта установил оживлённый радиообмен со всей советской Арктикой - портом Тикси, Норильском и Архангельском, мысом Желания, мысом Шмидта и мысом Челюскин. Где давным-давно уже стояло утро. А в Уэллене и Ванкареме, вообще, было два часа дня! Борис со всеми успел пообщаться. И обменяться новостями. А сейчас получил привет от жены, работавшей радисткой на Московском радиоузле Главного управления Северного морского пути.
  Рядом с Ануфриевым за своим столиком склонился над картой Александр Штепенко, штатный козловский штурман. Способный в любую секунду с абсолютной точностью указать, где находится самолёт. Не важно, над облаками они летят или надо льдами. Потому что владел всеми видами навигации. И по звёздам, и по Солнцу. И по счислению, и по радиопеленгу. И все ориентиры на побережье Северного Ледовитого океана от Рыбачьего и до Чукотки наизусть знал.
  А над ними, внутри пилона, у приборной доски с десятками циферблатов, сидел Глеб Косухин, штатный механик Козлова. Всего за две недели собравший (без инструкции по сборке!) из запчастей, пришедших в ящиках из-за океана, вот, эту самую красавицу. На которой они сейчас шли.
  - Матвей Ильич, давайте срежем угол, - подошёл к Козлову Штепенко. - Вот, здесь, от Долгопрудной до Икши. Тут всего двадцать километров. Что ж нам петлять как зайцам?
  Летающая лодка шла над шлюзами, башнями управления, насосными станциями, мостами и плотинами канала Москва - Волга имени товарища Сталина. Канал в этом месте загибался на восток. В сторону Учинского водохранилища. А потом возвращался назад. И снова тянулся с юга на север.
  - Нет, Саша, - покачал головой Козлов, - от утверждённого, мо-скать, маршрута мы отклоняться не будем. Мы, Саша, без этого, мо-скать, постараемся обойтись.
  Слова "можно сказать" он ухитрялся вставить в любую фразу. И звучали они по-особенному. По-козловски!
  Штепенко пожал плечами. И хмыкнул. Оставшись при своём мнении. А Сергей был согласен с командиром. Рассчитывая маршрут, он тоже планировал идти над каналом, никуда не сворачивая. Хотя его так и подмывало махнуть карандашом вдоль штурманской линейки. От станции Химки до посёлка Большая Волга у Московского моря. Но тогда, в случае отказа материальной части (который в авиации, да, и не только в авиации, всегда происходит в самый неподходящий момент) пришлось бы садиться на гидросамолёте в поле. Рискуя разбить машину. И этот риск был ничем не оправдан.
  У шлюза ? 1 Козлов свернул на норд-ост-тень-норд. За три часа они прошли триста двадцать четыре мили, в том числе двести двадцать пять вёрст над сушей. Следующие полторы тысячи миль им предстояло пройти над Волгой. Которая, как известно, впадает в Каспийское море. И занимает треть Европейской части СССР, насчитывая двести крупных притоков (в том числе Молога, Шексна, Унжа, Ока, Сура, Ветлуга, Свияга, Самара, Кама, Еруслан) и сто пятьдесят тысяч прочих. Общей длиной пятьсот семьдесят четыре тысячи километров.
  Солнце взошло в начале восьмого. Когда, миновав Рыбинск, они подлетали к Ярославлю. Стояло ясное утро. Алый солнечный диск, медленно всплывая над горизонтом, с каждой минутой сиял всё ярче. Горячие лучи били в левую скулу гидроплана. И слепили глаза.
  После слияния с Шексной и Черёмухой, Волга свернула на юго-восток. Вслед за её путеводным течением повернула на зюйд-ост и "Буря". Командир, четыре часа не выпускавший штурвала из рук, выровнял машину после виража. И передал управление Вершинину. А потом спустился со своего кресла, чтобы чуть-чуть размяться. И прошёл в штабной отсек.
  Посмотрел график перелёта. И нагнулся к радисту:
  - Борис Иваныч, запроси-ка Горький, как там у них погода. А заодно, мо-скать, и Казань.
  Выпрямившись, Козлов хлопнул ладонью по косухинскому унту, торчащему из пилона:
  - Эй, кочегар! Как дела?
  Косухин улыбнулся и показал большие пальцы обеих рук. В смысле, всё в лучшем виде!
  Козлов достал коробку "Герцеговины Флор". Прикурил. С наслаждением затянувшись первой после взлёта папиросой. И поманил Сергея рукой, показывая на пилотскую кабину:
  - Иди, потренируйся, капитан. А я передохну чуток.
  Сергей кивнул. И поспешил к штурвалу.
  Именно на это он и рассчитывал. Не зря же его включили в состав экипажа. С таким-то опытом многочасовых полётов над морем! В любое время дня и ночи. И в любую погоду. И майора Александра Бормана, который на курсы пришёл с должности командира и военкома минно-торпедной эскадрильи, тоже не просто так взяли. Восемь лет на гидросамолётах ходит!
  Понятно, что взлёт загруженной под завязку машины, ночной полёт над сушей или посадку после двадцатичасового перелёта Козлов никому не доверит. Ни ему с Борманом. Ни, тем более, Вершинину. Но днём порулить даст. Над Волгой. Ширина которой в среднем течении не один, и не два километра. А кое-где и не десять! И даже не двадцать!
  Когда Сергей пристегнулся в кресле, поставил ноги на педали и взялся за штурвальное колесо, полковник кивнул ему, показав подбородком на штурвал, оторвал от него ладони и поднял их. Оставляя лодку в полном его распоряжении.
  Управлять американкой было одно удовольствие. Лодка повиновалась малейшему движению рук и ног лётчика. Усилий на штурвальном колесе - никаких. А если бы и появились (при изменении режима двигателей, к примеру), то их мгновенно можно было компенсировать триммерами.
  Сергей вёл машину, не глядя на приборы. Лишь краем глаза отслеживая движение стрелок. Точнее, отсутствие какого-либо их движения. Всё его внимание было приковано к красавице народной. В смысле, к Волге. Которая несла свои воды в узкой долине среди высоких берегов. Изрезанных оврагами и устьями маленьких ручьёв и ручейков.
  Сразу за Ярославлем река делала поворот. С юга на север. Сергей, слегка накренившись, опустил крыло к обрывистому, заросшему лесом берегу. Поворачивая с зюйда на норд вместе с Волгой. А затем взял курс на ост-тень-норд. Следуя речному фарватеру.
  Козлов молча стоял за спиной Сергея, пока тот не закончил вираж. Но так ничего и не сказал. И продолжил обсуждение со Штепенко сводок погоды. Которые Ануфриев собрал со всех волостей. Вплоть до Астрахани.
  Кинешму прошли без четверти девять. Юрьевец - в начале десятого. Здесь Волга снова круто меняла направление. Но, когда Сергей делал манёвр, никого за спиной у него уже не стояло. И это могло означать только одно - командир вполне удовлетворён его лётными навыками. И доверяет ему.
  Час спустя вдали появился Горький. Поделённый Окой на две неравных части. С гигантом первой пятилетки Горьковским автомобильным заводом имени товарища Молотова на пологом западном берегу Оки. И древним краснокаменным кремлём на крутом восточном. В месте её слияния с Волгой. Которая была заполнена пассажирскими и грузовыми пароходами, буксирами и нефтеналивными баржами.
  Миновав "Русский Детройт" и спустившись вслед за рекой чуть-чуть к югу, Сергей вёл лодку всё дальше, и дальше. На восток. Вдоль длинных и прямых, сверкающих на Солнце, волжских плёсов. Становившихся час от часу всё необъятнее, и необъятнее.
  Под крылом величаво проплывали прибрежные луга, жёлтые песчаные косы и широкие зелёные острова.
  Пока не появились облака. Как всегда, неизвестно откуда. Сначала незначительные, рассеянные. Лёгкие, белые и пушистые. Парящие в прозрачном небе. Потом разбросанные, отдельные. Кочующие сами по себе. На три-четыре октанта. Затем разорванные. Бредущие косяками. В шесть-семь баллов. Слипаясь и налезая друг на друга. Набухая влагой прямо на глазах. И превращаясь в сплошные, десятибалльные.
  - Отдохните, немножко, товарищ полковник, - похлопал Вершинина по плечу Козлов. - Восемь часов, мо-скать, уже за штурвалом.
  Тот кивнул. И ушёл в хвост.
  Прямо по курсу громоздилась огромная башня из облаков. С тёмно-серым основанием и белоснежной шапкой. Высотой не менее шести тысяч метров. Явный предвестник грозы.
  Козлов взялся за штурвал, перехватив управление.
  - Ничего-ничего, капитан, - подмигнул он Сергею. - Мы её, мо-скать, сейчас объедем. На вороных, ёш твою копоть!
  И заложил крутой вираж. По мнению Штепенко, а он никогда не ошибался в таких вопросах, под ними была Казань. А, значит, пришло время для разворота. На зюйд.
  Однако уйти от такого мощного фронта было нелегко. И они ещё несколько часов скользили над сплошным облачным слоем вдоль накатывающегося с норд-оста девятого вала кучево-дождевых облаков. Покуда не оторвались.
  В небесах прояснилось. Внизу сквозь выжженные степи и солончаки несла свои воды могучая русская река.
  В три часа дня Сергей развернул машину с зюйд-веста на зюйд-ост. Над Сталинградом. И уступил штурвал майору Борману. Просидев в пилотском кресле восемь часов, он только теперь понял, как устал. И проголодался.
  В соответствии с нормами дополнительного питания лётно-подъёмного состава в бортпаёк для питания в воздухе экипажей самолётов, совершающих безпосадочные перелёты, помимо чая с сахаром, белого хлеба, печенья и шоколада, входил рулет из ветчины, сыр, яйца и клюквенный морс.
  Перекусив, Сергей снова встал у своего люка.
  Летающая лодка шла над Волго-Ахтубинской поймой, местами достигающей почти тридцатикилометровой ширины. Испещрённой мелкими круглыми озёрами. И пересечённой безчисленными протоками и староречьями. А справа и слева от заболоченной поймы до самого горизонта простиралась сухая и безжизненная жёлто-серая полупустыня.
  И только в шесть вечера, на пятнадцатом часу полёта, оставив за собой Астрахань и дельту Волги, насчитывающую более пятисот рукавов и протоков, небольших рек и речушек, и поистине не имеющую ни конца, ни края, "Внезапная буря" вырвалась, наконец, на морские просторы.
  Полковник прогулялся до пилотской кабины. И, вернувшись, приказал установить пулемёты. И зарядить.
  Сергей распахнул люк, поднял ШКАС, воткнул его во втулку и заправил ленту.
  - Израсходовать полбоекомплекта, - приказал Вершинин. - Огонь!
  Тридцать секунд звенели ШКАСы. Отправив две тысячи пуль в небеса. А две тысячи гильз и звеньев рассыпной ленты - в море.
  В этот момент откинулись вверх замки подкрыльевых бомбодержателей Дер-13, установленных техниками под центропланом "Бури" перед перелётом. И серые перистые тела авиабомб скользнули вниз.
  Сергей высунулся в люк. Провожая их взглядом. До тех пор, пока далеко внизу не плеснули белые водяные столбы.
  Летающая лодка накренилась в глубоком вираже. И встала на обратный курс...
  Дорога домой всегда тянется дольше, чем из дому. Но, к счастью, однажды всё кончается!
  Через несколько томительно долгих часов. Вернувшись к Сталинграду. И выйдя к излучине Дона у Качалинской. Оставив позади Клетскую, Усть-Хопёрскую, Вешенскую, Мигулинскую и прочие станицы. В десять вечера. Точно по графику (а таки шо ви хотите, ежели штурманом - Штепенко, а пилотом - Козлов!) они вышли к Свободе - крупному железнодорожному узлу на пересечении линий Москва - Ростов и Харьков - Пенза.
  Солнце стояло уже совсем низко. До захода оставалось полтора часа. До Липецка - час.
  В пилотской кабине опять сидели Вершинин и Козлов. А под крылом змеился и кружил Воронеж. Путая следы, как заяц. Среди золотистых полей и зелёных дубрав.
  Без пяти одиннадцать, на горизонте показались высокие трубы и домны Новолипецкого металлургического комбината. Купола и звонницы липецких церквей. Знакомые улицы. И гладкое зеркало гидроаэродрома.
  Козлов убавил обороты. И приказал Косухину выпустить поплавки. Консоли крыла опустились и медленно, словно нехотя, встали перпендикулярно плоскости.
  Летающая лодка пронеслась над белыми гребешками воронежских волн. Мягко приводнилась. Вздымая буруны. И замедляясь. Шорох воды под тонкой дюралевой обшивкой сделался громче. Нос гидроплана задрался. И, вот. Наконец, остановившись. Машина с шумом осела вниз.
  Всё! Приехали...
  
  Глава 7
  
  ...Как говорил генералиссимус Суворов, тяжело в учении - легко в походе.
  В тезисах ЦК к двадцатилетию РККА и ВМФ указывалось: "Советская страна имеет теперь первоклассную воздушную армию, которая растёт и укрепляется с каждым годом, являясь грозным предупреждением для врагов советского народа".
  Военно-воздушные силы флотов менялись на глазах. Переходя с бригадной структуры на полковую. Получая новую боевую технику и пополняясь обученным личным составом.
  Старший комначсостав готовили на командно-авиационном факультете Военно-морской академии имени товарища Ворошилова, средний - в военно-морских авиационных училищах имени товарища Сталина и имени Героя Советского Союза Леваневского, военно-морском авиационно-техническом училище имени товарища Молотова и Высших авиационных курсах усовершенствования лётного состава ВВС РККА, а младший - в объединённых школах младших авиаспециалистов ВВС флотов.
  Полученные знания и навыки слушатели Липецких курсов должны были закрепить в ходе учений.
  За время учёбы Сергей побывал на учениях Харьковского и Московского военных округов. Поучаствовать в которых для морского лётчика было очень полезно.
  Во-первых, потому что летать над сушей, это вам не над морем! Где, в случае чего, можно приводниться, где угодно. А тут - одни леса и буераки. Да, кочки с канавами. Даже в чистом поле! Во-вторых, потому что наземные цели, в отличие от морских, меньше по размеру. И попасть в них труднее. Не говоря уже о том, что все они тщательно замаскированы. И, в-третьих, потому что с корабля по самолёту бьёт всего несколько зениток. Которых даже на крейсере раз-два и обчёлся. А с земли во время штурмовки палят из всего, что стреляет!
  Впрочем, полетать над морем ему тоже довелось...
  В Евпаторию Сергей прибыл в составе учебной авиационной бригады Липецких курсов усовершенствования. За штурвалом одного из "амбарчиков".
  К лету тридцать восьмого года в РККЧФ насчитывался линкор, четыре лёгких крейсера, пять эскадренных миноносцев, четыре канонерки, двадцать шесть подлодок, пятьдесят два торпедных катера (в том числе, двенадцать катеров волнового управления), девять тральщиков и два сторожевика.
  В предстоящих манёврах, как и прошлой осенью на Балтике, были задействованы все боевые корабли и подводные лодки первой линии. А также все исправные гидросамолёты ВВС флота.
  В военно-воздушных силах Черноморского флота имелось сорок семь торпедоносцев. Семнадцать одномоторных Р-5Т (экипаж - один человек; скорость - двести километров в час; дальность - четыреста тридцать километров; вооружение - пулемёт и торпеда ТАН-12). Семнадцать двухмоторных КР-6Т (экипаж - три человека; скорость - двести тридцать километров в час; дальность - до пятисот километров; вооружение - два пулемёта и торпеда ТАН-12 или ТАВ-15). И тринадцать трёхмоторных МТБ-1 (экипаж - семь человек; скорость - двести тридцать километров в час; дальность - до девятисот километров; вооружение - три пулемёта и две торпеды ТАН-12 или ТАВ-15).
  Кроме того, к манёврам привлекли опытный экземпляр двухмоторного дальнего бомбардировщика ДБ-3Т и его поплавковый вариант ДБ-3ПТ (экипаж - три человека; скорость - триста сорок три километра в час с поплавками и четыреста без них; дальность - тысяча четыреста километров с поплавками и тысяча восемьсот без них; вооружение - два пулемёта и новейшая авиаторпеда 45-36АН), проходившие испытания в Севастополе в НИИ ВВС ВМФ. А также двенадцать ТБ-1П, списанных и переданных в военно-морское авиаучилище имени товарища Сталина в Ейске.
  В ходе манёвров на тему "Воздушно-морская операция разнородных сил Черноморского флота по срыву высадки стратегического десанта противника на побережье Крымского полуострова" вражескую эскадру изображали корабли Черноморского флота. Роль палубных истребителей "синих" досталась истребительной эскадрилье учебной авиабригады Липецких курсов. Авиацию "красных" представляли бомбардировщики и разведчики учебной авиабригады, бомбардировщики, торпедоносцы и разведчики ВВС ЧФ и учебная эскадрилья ВМАУ имени товарища Сталина.
  Перед учениями слушателей Липецких курсов прокатили на двух эсминцах по Каламитскому заливу. Чтобы познакомить с театром военных действий. В смысле, манёвров. Показать море. И настоящие боевые корабли. Поскольку до этого большинство слушателей видели их только на картинках. Да, в звуковом фильме "Мы из Кронштадта".
  На первом этапе манёвров морские ближние разведчики "красных" производили поиск походного ордера "синих". Затем тяжёлые артиллерийские корабли и авиаматки противника атаковали бомбардировщики и торпедоносцы. После чего по вражеским транспортам наносили удар торпедные катера и подлодки. А затем и главные силы. На заключительном этапе на путях отхода разбитого врага выставлялось активное минное заграждение. Из-под воды и с воздуха.
  На рассвете Сергей поднялся на своём "амбарчике" с гидроаэродрома в Евпатории. И направился на зюйд-вест. Во главе одного из звеньев морского отряда учебной авиабригады. Чтобы найти корабли "синих". Которые, построившись в несколько кильватерных колонн, ещё вечером покинули Севастопольский рейд.
  И "нашлись" только через час после восхода Солнца. В полном соответствии с планом учений.
  Двадцать пять вымпелов двигались курсом норд-ост, приближаясь к берегу со скоростью четырнадцать узлов. Огромные облака дыма затянули полгоризонта. Хотя к постановке дымовых завес "синие" ещё не приступали.
  Колонна "сверхдредноутов" (линкор "Парижская коммуна" и учебный крейсер "Коминтерн") и "авиаматок" (сторожевики "Шторм" и "Шквал") шла в охранении крейсеров. Четырёх "тяжёлых" (канлодки "Красная Армения", "Красная Абхазия", "Красный Аджаристан" и "Красная Грузия"). И трёх лёгких (крейсеры "Красный Кавказ", "Профинтерн" и "Червона Украина"). Вслед за кораблями артиллерийской поддержки следовали две колонны "войсковых транспортов" (тральщики "Взрыватель", "Гарпун", "Груз", "Искатель", "Минреп", "Трал", "Щит", ТЩ-11 и ТЩ-12) с "десантом". В охранении пяти эсминцев (эскадренные миноносцы "Дзержинский", "Незаможник", "Железняков", "Фрунзе" и "Шаумян").
  Обнаружив колонны "синих" и определив элементы их движения, летающие лодки "красных" отошли мористее. В соответствии с "Наставлением по боевому применению разведывательной авиации РККА". Продолжая внимательно следить за противником.
  Сергей вёл своё звено вне досягаемости зенитного огня. Но достаточно близко, чтобы всё видеть.
  Сначала в небе показались четыре звена "поплавков". В смысле, старичков ТБ-1П. Которые проползли над эскадрой на высоте две тысячи метров. Сбросив на парашютах двенадцать торпед. Быстро достигших поверхности воды. И начавших циркуляцию. Процент попадания высотных торпед был очень низким. Но свою задачу они выполнили. Отвлекли внимание. И сковали противовоздушный манёвр.
   "Синие" немедленно открыли ураганный зенитный огонь. Разрывы снарядов покрыли всё пространство под самолётами. С большим недолётом, ясное дело. Как оно и положено на учениях. Когда за близкие разрывы зенитчики получают от посредников неуд. Если обходится без происшествий. Или идут под трибунал. Ежели не обходится.
  Вслед за растаявшей вдали эскадрильей поплавковых бомбардировщиков над эскадрой промчалась эскадрилья скоростных. В настоящем бою тридцать один СБ мог высыпать сто восемьдесят шесть 100-кг фугасных бомб. И наделать много бед. Но сейчас лишь обозначил бомбометание.
  Конечно, для того чтобы утопить линкор, "сотки" было мало. Даже в случае нескольких попаданий подряд. В одно и тоже место. Однако транспорт, эсминец или крейсер, не говоря уже об авиаматке, при прямом попадании могли получить серьёзные повреждения. Как это, например, случилось с германским броненосцем "Дойчланд". В прошлом году на Ибице. Когда в него угодило две "сотки" с республиканского СБ. В результате чего сгорел гидросамолёт, была выведена из строя 150-мм орудийная башня и один из котлов. Восемьдесят человек было ранено, двадцать четыре погибло.
  Не успели скрыться скоростные бомбардировщики, как появились тяжёлые. Шестнадцать медлительных великанов шли как на первомайском параде. Распластав свои широкие крылья. Один пеленг за другим. В условиях реального боя на "синих" уже падало бы четыреста шестнадцать 100-кг фугасных бомб. Или сто двадцать восемь 250-кг.
  Корабли задробили огонь. И со стороны Солнца на уходящие бомбардировщики, стреляя из фотокинопулемётов, свалилось четыре десятка "палубных" истребителей условного противника.
  В бою им ответили бы сорок восемь ШКАСов. Способных всего за минуту нашпиговать воздух восьмьюдесятью шестью тысячами пуль. И ещё неизвестно чья взяла бы!
  Между тем. Пока маленькие лобастые ястребки кружили и роились вокруг четырёхмоторных гигантов высоко в небе. На укутавшиеся в дымзавесы колонны ринулись торпедоносцы. Над самой водой. Строем фронта.
  Сначала три отряда летающих лодок МТБ-1, с двумя торпедами каждая. Морские торпедоносцы-бомбардировщики внешне были похожи на "амбарчики". Но имели вдвое большие размеры. Были в четыре раза тяжелее. И несли на центроплане не один АМ-34Р, а целых три! Два тянущих, по бокам, и один толкающий, посредине.
  Следом за МТБ-1 шли четыре отряда "крейсеров" КР-6Т, у каждого по торпеде между поплавками. И шесть звеньев одноместных бипланов Р-5Т с торпедами между колёс.
  Не будь это манёвры, пятьдесят торпед уже вспенивали бы винтами волны. И мчались к бортам "сверхдредноутов" и прочих "авиаматок". Море сотрясали бы чудовищные взрывы. А в небеса вздымались огромные столбы пламени и дыма. Высотой в сотни метров.
  Эффективность низкого торпедометания была довольно высокой - в цель попадала каждая пятая торпеда. Однако опасность, подстерегавшая торпедоносцы, идущие на скорости ста двадцати километров в час в пятнадцати метрах над водой, возрастала в десятки раз. За тридцать секунд, которые требовались для того, чтобы прицелиться и сбросить торпеду, противник выпускал по атакующему самолёту несколько сот тысяч (!) пуль и снарядов всех калибров, включая главный! А пилот, будучи на боевом курсе, не мог уйти от огненных трасс, разрывов снарядов и водяных столбов ни скольжением, ни креном. И лишь после сброса торпеды, получал возможность вырваться из-под шквального огня. Если, каким-то чудом, ещё не был сбит.
  Завершали воздушную часть этого "парада" торпедоносцы ДБ-3Т и ДБ-3ПТ. Гладкие, хищные и скоростные. Внешне опытный экземпляр ДБ-3ПТ ничем от ДБ-3Т не отличался. За исключением поплавков. Которые были съёмными. И сегодня были сняты.
  Новая матчасть (а новым было всё - и самолёт, и прицел, и торпедный мост, и сама торпеда!) позволяла производить сброс с тридцати метров на скорости двести пятьдесят километров в час и вдвое меньше находиться под зенитным огнём.
  Быстро сблизившись, пара атаковала учебными торпедами флагман. А затем, промчавшись над самыми трубами, резко увеличила скорость и со скольжением ушла в сторону берега. Произведя неизгладимое впечатление не только на комфлота. Но и на всех остальных, кому довелось это видеть.
  Звено Сергея барражировало поблизости. Штурманы щёлкали "лейками", фиксируя всё происходящее на плёнку. А стрелки-радисты стучали радиотелеграфными ключами, сообщая в штаб "красных" курс и скорость "синих".
  Внезапно. На скорости свыше ста километров в час. Надрезая море своими острыми реданами. И поднимая высокие белоснежные буруны. Появился дивизион торпедных катеров волнового управления Г-5 (водоизмещение - пятнадцать тонн; скорость - пятьдесят пять узлов; дальность плавания - двести двадцать миль; вооружение - два жёлобных 533-мм торпедных аппарата). А над ними на высоте две тысячи метров - два звена самолётов-водителей катеров МБР-2-АМ-34ВУ (экипаж - пять человек, в том числе, два оператора-водителя катеров; вооружение - два пулемёта ШКАС и комплект аппаратуры телеуправления "Спрут").
  Экипажей на глиссерах не было. Управление движением катеров, прицеливание и пуск торпед осуществлялся по радио с самолётов. Которые при этом оставались вне зоны зенитного огня противника. Что позволяло резко снизить потери личного состава и боевой техники.
  Хором сбросив торпеды, катера развернулись. И скрылись из виду. Также быстро, как и появились.
  С высоты двух тысяч метров было отлично видно, как белые пузырчатые линии тянутся к кораблям. Которые отчаянно стараются увернуться. Но не успевают.
  Если бы торпеды не были учебными. И прошли не под днищем. А воткнулись в борт. От эскадры "синих" не осталось бы ни рожек, ни ножек. А только круги на воде. Да радужные масляные пятна.
  Но это было всего лишь начало. Не успели разгладиться кильватерные следы телеуправляемых катеров, как на вышедшие из колонн во время противоторпедного манёвра и разбрёдшиеся кто куда корабли, накинулись десятки обычных глиссеров. Которые, правда, торпед не бросали. Поскольку - учения. И хлопот у торпедоловов и без них было по уши.
  Но. В бою. Восемьдесят торпед, выпущенных практически в упор, могли устроить очень много шума.
  Дальнейший разгром "синих" происходил уже без участия Сергея, который увёл своё звено назад в Евпаторию. Потому что перевалило за полдень. И бензобаки почти опустели.
  Хотя уходить не хотелось. Ибо зрелище было просто великолепным. Десятки кораблей и катеров, маневрируя и кружа в причудливом рисунке пересекающихся корабельных волн, резали форштевнями синюю гладь Каламитского залива, широкой дугой развернувшего свои берега от Евпаторийского мыса до мыса Лукулла. Облака чёрного как смоль дыма из судовых труб смешались с серыми полосами дымзавес. А над ними пестрели, медленно развеиваясь в прозрачном воздухе, кляксы зенитных разрывов.
  Собственно говоря, ни подлодкам, ни эсминцам, ни, тем более, главным силам, здесь делать было уже нечего. Только подобрать на сетки "утопающих". Да, добить "повреждённые" и "тонущие" корабли.
  Всего в ходе манёвров по эскадре "синих" было "израсходовано" семьдесят четыре авиаторпеды (в том числе, двенадцать высотных) и более пятидесяти тонн фугасных бомб, "выставлено" семьдесят две мины (в том числе, двенадцать авиационных) и "выпущено" двести пятьдесят торпед.
  Посредники засчитали атакующим сорок восемь торпедных и двадцать бомбовых "попаданий", а также четыре "подрыва" на минах. В результате чего все корабли условного противника получили условные "повреждения". Несовместимые с жизнью. Кто-то сразу взлетел на воздух. Кто-то быстро набрал воды в пробоины. И перевернулся. А кто-то долго и мучительно тонул. Пока не пошёл ко дну.
  "Красные" при этом "потеряли" двадцать один самолёт (четырнадцать торпедоносцев, пять бомбардировщиков и два ближних разведчика), а также пять торпедных катеров.
  Во время подведения итогов, на которое пригласили и слушателей Липецких курсов, действия морской авиации и телеуправляемых глиссеров получили очень высокую оценку. Атаки подлодок и обычных торпедных катеров были оценены на "хорошо". Что же касается "палубных" истребителей и надводных кораблей, то при оценке их действий комфлота флагман 2-го ранга Юмашев выражения не выбирал.
  - Чем ты думал, мать-перемать, шрапнель-шимоза, когда ворочал вправо и чуть не зацепил мателота?! - орал он на командира одного из крейсеров. - А потом пересёк курс флагмана?! Всего в кабельтове!
  Иван Юмашев отдал флоту более четверти века. Окончил школу юнг и учебно-артиллерийский отряд. При царе был боцманматом. И матом владел в совершенстве. Как и положено боцману. Участвовал в Германской. В восемнадцатом вступил в Партию. Бил беляков на Каспии. Отличился при подавлении Кронштадтского мятежа. После войны поступил в штурманский класс Спецкурсов комсостава ВМС РККА. Участвовал в дальнем плавании посыльного судна "Воровский" из Архангельска во Владивосток. Через четыре океана. После окончания курсов был штурманом и старпомом. Затем четыре года командовал эскадренным миноносцем. И два года - крейсером. В тридцать втором окончил тактические курсы командиров кораблей при Военно-морской академии имени товарища Ворошилова. Командовал дивизионом эсминцев и бригадой крейсеров. Был начштаба Черноморского флота.
  - Это касается всех! - рявкнул командующий так, что вздрогнули даже те, кого это не касалось. - Мать-перемать, шрапнель-шимоза! Увидели несколько торпед и засуетились, как тараканы на камбузе! А если бы отстрелялись все катера, и торпед было бы в десять раз больше?!
  Досталось на разборе многим. Можно сказать, всем и каждому! И командирам кораблей, и командирам соединений, и флагманским специалистам штаба флота. И за одиночную, и за групповую подготовку.
  Проведённые манёвры позволили выявить множество недоработок. А, значит, были проведены не зря!
  В приказе комфлота указывалось, что Черноморский флот овладел методом сложного взаимодействия всех сил в ударе и в бою, на базе БУМС-37, с применением его к специфическим условиям театра военных действий. Было отмечено высокое политико-моральное состояние, дисциплина, боеспособность и боеготовность личного состава, а также возросшая боевая и морская выучка экипажей, командиров и штабов.
  Вместе с тем, в приказе командующего флотом отмечалась недостаточная сплаванность эскадры в походе, грубые ошибки командиров кораблей в маневрировании (запаздывание с поворотом, вступление в строй под прямым углом, пересечение курса перед носом корабля), растянутость и нарушение строя. Слабая противовоздушная, противокатерная, противолодочная и противоминная оборона. Неотработанные приёмы постановки дымзавес. Недооценка авиаразведки, корабельной разведки и дозора. В результате чего эскадра подставила себя под комбинированный удар воздушных, надводных и подводных сил условного противника.
  Тем не менее, все поставленные задачи были решены, а цели достигнуты. Впервые в РККФ осуществлена воздушно-морская операция по уничтожению эскадры, имеющей в своём составе не только тяжёлые артиллерийские корабли и лёгкие силы. Но и авиаматки.
  Учитывая подавляющее военно-морское превосходство враждебного империалистического окружения на всех театрах будущих военных действий, полученный опыт имел просто неоценимое значение!
  На Дальнем Востоке, например. Где молодому советскому Тихоокеанскому флоту (два эсминца, четыре сторожевика, сто девять торпедных катеров и шестьдесят шесть подлодок) угрожал Императорский флот Японии (десять сверхдредноутов, восемнадцать тяжёлых и семнадцать лёгких крейсеров, шесть авиаматок, сто двадцать три эсминца, сорок канонерок и пятьдесят три подлодки).
  Впрочем, опасность на Тихом океане представлял не только флот Японии.
  И в бухте Золотой рог. И на Черноморье. И на Балтике. И в Заполярье. В любой момент могли появиться корабли англофранцузов (двадцать два сверхдредноута, двадцать один тяжёлый и шестьдесят два лёгких крейсера, семь авиаматок, двести сорок два эсминца и сто тридцать пять подлодок). Которые ходили по всем морям, где хотели и когда хотели.
  Словом, тема учений была очень актуальна. И нуждалась в дальнейшем развитии и отработке. Не только на Черноморском флоте, но и на всех остальных.
  В конце осени Сергей окончил курсы и вернулся в родную бригаду. В смысле, в полк. Поскольку 105-я морская тяжёлая бомбардировочная авиационная бригада, после того как сдала вконец изношенные "поплавки" и "крейсера" в ГВФ, была переформирована в 15-й морской бомбардировочный авиаполк (три разведывательных эскадрильи и эскадрилья дальних бомбардировщиков). При этом из состава бригады был выведен 4-й авиапарк, переименованный в 4-ю авиабазу, и 105-я школа младших авиаспециалистов ВВС КБФ, преобразованная в объединённую ШМАС ВВС КБФ.
  При расформировании бригады поменялось не только наименование. Но и статус. Потому что полк - это воинская часть. Даже, если он отдельный. А бригада - соединение. Даже, когда не является отдельной, а входит в состав дивизии.
  Поменялся и комначсостав. Иных уж нет, а те - далече, как сказал бы писатель А.С. Пушкин.
  Кто-то пошёл на повышение. Как, например, командир 20-й дальнеразведывательной эскадрильи майор Кузнецов. Который в феврале был назначен начштаба ВВС флота, а в июле - исполняющим должность командующего ВВС КБФ. Или старший политрук Бессонов, в мае назначенный военным комиссаром 5-го отдельного истребительного авиаполка.
  Кого-то направили на учёбу. Как, например, майора Казакова. Который в феврале вернулся в бригаду и был назначен комэска 121-й минно-торпедной эскадрильи, а в марте - командиром формирующегося 15-го полка. Но пробыл им недолго. Так как поступил на командно-авиационный факультет Военно-морской академии имени товарища Ворошилова.
  А кого-то арестовали. Как, например, полковника Вирака. Которого взяли в начале июля. За связи с "фонтанниками" (завсегдатаями Клуба эстонских политэмигрантов, который находился на Фонтанке), завербованными эстонской разведкой и входившими в ленинградский филиал эстонской троцкистско-зиновьевской террористической организации.
  Впрочем, свято место пусто не бывает. Во всяком случае, должности командно-начальствующего состава.
  Сразу после возвращения из Липецка Сергей был назначен командиром 20-й разведывательной эскадрильи, а пересевший на СБ Василий Раков - командиром второй эскадрильи 57-го скоростного бомбардировочного авиаполка, сформированного этим летом на базе 139-й авиабригады ВВС КБФ.
  57-й авиаполк сидел на аэродроме Котлы. В девяноста пяти километрах от Ленинграда.
  Военному человеку с одного места службы убывать на другое - не привыкать стать. Собраться - только подпоясаться! У семейного, само собой, хлопот побольше, чем у холостого. Но эти хлопоты обычно ложатся на плечи боевой подруги. Потому что глава семейства иногда успевает только за тревожным чемоданчиком забежать. Обнять жену да детей поцеловать. И лишь когда передислокация плановая - при отъезде на учёбу, переводе в другую часть по замене или на повышение - может устроить отвальную.
  Перед отъездом в Котлоград, улучив момент во время проводин, Василий отвёл Сергея в сторонку. На пару слов.
  - Не стал бы разговор заводить, - пощёлкал он зажигалкой, протягивая ему огня. - Но, уж лучше друг, чем кто попало.
  - А что такое? - спросил Сергей, прикуривая.
  - "Женсовет" судачит, - затянулся папиросой Василий. - Что видели твою в городе. В ресторане.
  - И что с того?
  - Не одна она там была, - тихо сказал Раков.
  Сергей молчал. А что тут скажешь?! Зная Тамару. И положа руку на сердце. Разве мог он сказать, что этого не может быть, потому что не может быть никогда?! Нет, не мог. И люди просто так наговаривать не станут. Даже бабы! Даже со зла. Хотя с баб-то, как раз, и станется! Они и не такое могут наговорить! Особенно, со зла.
  - А, может, сочиняют? - спросил он.
  - Всё может быть, - пожал плечами Василий. - Однако дыма без огня не бывает, - пыхнул он беломориной. - Ты, Серёга, на меня не обижайся. Я должен был тебе сказать!
  Сергей отвернулся. Ни на кого он не обижался. Неприятно, конечно, это всё. Чего уж тут скрывать! Ясное дело, неприятно. Но не очень. Перегорел он уже, что ли? А Вася, вообще, тут ни при чём. Вася - молоток! Не каждый решится сказать такое другу. Он, вот, не решился бы!
  Скорее всего, "женсовет" судачил не зря. Но это уже не имело значения. Поэтому ничего выяснять он не будет. Поздно, дядя, пить "Боржоми"! Когда печень отвалилась.
  За одиннадцать месяцев, пока Сергей учился в Липецке, они с Тамарой успели настолько отвыкнуть друг от друга, что встретились почти как чужие люди.
  С одной стороны, это несколько оживило их отношения. И внесло разнообразие. В исполнение супружеских обязанностей. На какое-то время. С другой стороны, возникшее между ними отчуждение, с каждым днём становилось всё глубже. Незаметно превращаясь в пропасть.
  Казалось, ничего не изменилось. И внешне всё было как всегда. Вино, посиделки, скандалы. И даже постельные дела. Хотя Сергею теперь всё чаще приходилось включать фантазию. И воображать, что он с другой. Дабы довести начатое до конца. И не опростоволоситься.
  Но Сергей понимал, что это только кажется, будто всё у них как обычно. Потому что он снова стал обращать внимание на красивых женщин. И даже влюблялся в некоторых.
  Нет, ничего такого! В смысле, никаких измен и прочих адюльтеров! Просто он снова ощутил себя свободным. Словно был приворожен когда-то, а сейчас отворожен обратно. И очнулся от этого морока! А, может, так оно и было?
  Жаль только, что очнулся он слишком поздно...
  Сергей познакомился с Анастасией позапрошлой весной. Когда прогуливался по Ваське. В смысле, по Васильевскому острову. Забрёл в Дом культуры ВЦСПС имени товарища Кирова. И решил записаться в читальный зал. На свою беду.
  Она дежурила за библиотечной стойкой и выдавала книги. Невысокая, стройная, рыжеволосая. С короткой стрижкой. Как физкультурница с агитплаката 2-й Всесоюзной физкультурной спартакиады профсоюзов СССР.
  Когда он пристроился в конце маленькой очереди у стойки, Анастасия стрельнула в его сторону глазами и улыбнулась. Так заразительно, что и Сергей не удержался от улыбки. Любуясь ладной фигуркой девушки и рыжим облаком её волос. Да, так и стоял. Заглядевшись. Пока она его не окликнула:
  - Хотите что-нибудь взять, товарищ старший лейтенант? Вы уже что-то выбрали?
  - Да, - кивнул Сергей. - Вас!
  - Меня? - сделала она большие глаза и засмеялась. - Вы шутите! Я же на работе!
  - А после работы? - спросил он. - Можно вас подождать?
  - Долго же вам ждать придётся! - кокетливо покачала она головой. - Библиотека допоздна работает. До десяти вечера.
  - А я не тороплюсь, - улыбнулся Сергей.
  - Мне надо подумать, - взглянула она на него искоса. - Мы, ведь, с вами не знакомы!
  - Ну, так давайте знакомиться! Меня зовут Сергей, - сказал он, протягивая ей командирское удостоверение. - А вас?
  - Анастасия...
  В тот вечер, само собой, никто никого не дожидался. Потому что Сергей, действительно, просто пошутил. Заигрывая с симпатичной библиотекаршей. Без какого-либо умысла.
  Впрочем, они ещё не раз потом встречались.
  В читальном зале. Где Сергей, сам того не замечая, стал бывать очень часто. Может, даже чересчур! Проводя там очень много времени. Может, даже слишком! Глядя не столько на страницы, сколько на Анастасию. Которая выдавала ему какую-нибудь книжку. А потом подменялась у стойки. И принималась ходить вдоль стеллажей. Раскладывая на полках книги, газеты и журналы. И улыбалась, ловя на себе его взгляд.
  А ещё они иногда виделись на танцевальных вечерах в Мраморном зале Василеостровского Дома культуры. Анастасия хорошо танцевала. И старалась эти вечера не пропускать. Когда позволяло время. Поскольку читальный зал работал без выходных.
  Заметив Анастасию среди танцующих, Сергей приглашал её. На танго. Или на вальс. Если успевал, конечно. Так как кавалеров вокруг было в избытке. И в военной форме, и в гражданке. А она была привлекательной девушкой. И любила потанцевать. Особенно с комначсоставом. Хотя явно выделяла Сергея среди остальных.
  Женщины отличали военных во все времена. И Анастасия не являлась исключением. А даже наоборот! Так как выросла в семье краскома. Детство провела в гарнизонах. И мужчин, носивших цивильное, к мужскому полу относила с большой натяжкой. Поэтому выскочила замуж за одного из сослуживцев отца, едва закончив школу. Но вскоре развелась. Когда устала прощать супруга. Не пропускавшего мимо ни одной юбки.
  С момента развода прошло не так уж много времени. Но Анастасия, судя по всему, уже оправилась. И против новых отношений не возражала. В отличие от Сергея. Который к такому развитию событий был не готов.
  Да, он часто думал о ней. Как о женщине. Но, ощутив, что она потянулась к нему, стал её избегать.
  А потом, вообще, уехал в Липецк. На курсы.
  И это был наилучший выход из положения! Ведь, лёгкий ни к чему не обязывающий флирт - это одно, а серьёзные отношения - совсем другое! А он для них не годился. Потому что не мог на ней жениться. К сожалению. Так как давно уже был женат. И с этим ничего нельзя было поделать.
  Если бы он только знал тогда, как ошибается!
  В Липецке о девушках слушателям думать было некогда. Потому что первым делом - самолёты! И никаких "потом"! Разве что по очень большим праздникам. На 23-е февраля или 1-е мая. После торжественного собрания и концерта. Когда можно было немножко подержаться за девичью талию. Во время танцев в фойе гарнизонного Дома Красной Армии и Флота. А затем проводить красавицу. И даже сорвать поцелуй. Если повезёт, конечно. Хотя это было уже из области антинаучной фантастики.
  Однако Сергей был везучим парнем! И на годовщину РККА познакомился с очень симпатичной липчанкой. Учительницей немецкого по имени Люба.
  Вечер был поистине волшебный! Тихо искрились сугробы. Сверкали огромные звёзды. И ясный Месяц. Посреди небес. Липы стояли вдоль дороги, всё в белом, как невесты. А под ногами поскрипывал снег.
  Сергей травил весёлые байки из жизни лётчиков. А Люба смотрела на него своими васильковыми глазами. И звонко смеялась. А потом закружилась, раскинув руки в стороны и запрокинув голову в небо.
  И вдруг пошатнулась, заваливаясь в сугроб. Он подхватил её. Но не удержался на ногах. И упал вместе с ней. Едва успев поднырнуть. Чтобы принять её на себя.
  Вокруг не было ни души. Только уличные фонари. Месяц, звёзды, липы. Тишина. И они с Любой.
  Сергею было так хорошо в этом сугробе, так уютно! Что не высказать! А она уткнулась холодным носиком ему в щёку. И замерла, притихнув. А потом повернулась. И их губы нечаянно соединились...
  Это была очень грустная история.
  Они подружились. И стали иногда встречаться. Если у Сергея выпадало свободный вечер. Что, как уже упоминалось, случалось редко. Но всё-таки случалось. И тогда они гуляли в Нижнем парке. У подножия Соборной горы. Болтая обо всём на свете. А потом брали билеты на последний сеанс в кинотеатре "Октябрь". И принимались целоваться. Как только в зале гасили свет.
  Люба была чудесной, чистой и светлой девушкой! Она нравилась Сергею. Но ничего, кроме поцелуев, он себе не позволял. Потому что не желал её обманывать!
  Ведь, он был женат. К сожалению. И с этим ничего нельзя было поделать. Хотя Сергей уже начал в этом сомневаться.
  Так или иначе, но он продолжал встречаться с Любой. Надеясь как-нибудь выкрутиться из ситуации. Которая к осени окончательно запуталась.
  Потому что Люба взяла и влюбилась в него.
  И плакала навзрыд. На вокзале. Уткнувшись в его реглан. Когда, окончив курсы, Сергей уезжал из Липецка. Навсегда. Плакала так горько, так безпомощно, так безутешно! Спрятав лицо в ладошки. Что сердце у него разрывалось.
  Сергей пытался успокоить несчастную девушку, как мог. Обещал приехать. Обязательно! Уже скоро. Сразу, как только сможет! И был настолько убедителен, что даже сам себе поверил. И её сумел убедить. А потом поцеловал на прощание. И запрыгнул в отходящий вагон.
  Он, и правда, планировал по приезде, разобравшись со служебными обязанностями, взять отпуск, чтобы разобраться с семейными.
  Однако отпуск пришлось отложить. На неопределённый срок. Потому что надо было принять эскадрилью (двадцать летающих лодок и сто шестьдесят человек личного состава). Привести в чувство подчинённых, расслабившихся за время формирования. Наладить внутреннюю службу. Организовать боевую, политическую и техническую подготовку.
  И только наведя порядок в служебных делах, Сергей смог, наконец, заняться личными. В которых к этому времени воцарился полный бардак и безповоротный хаос.
  Он никому об этом не рассказывал. Но спать ему давно уже приходилось в одиночестве. На тахте. Потому что Тамара в кровать его больше не пускала. И спала с дочкой. С самого Нового года. Когда он, подвыпив, брякнул во время очередных разборок, что полюбил другую.
  И это была истинная правда!
  Сергей, действительно, влюбился. Как мальчишка! Сам того не ожидая. Внезапно. Страстно. Безнадежно. Поэтому и не сдержал обещания. Не вернулся в Липецк. И не написал Любе ни строчки.
  Ни этой зимой. Когда голова у него кружилась от любви. Ни этой весной. Когда он, наконец-то, развёлся. Чтобы сделать предложение той, о которой грезил. Ни этим летом. Когда разбились вдребезги все его мечты и надежды.
  Любовь к Анастасии наполнила его жизнь печалью.
  Но. Оглядываясь назад, Сергей не мог не признать. Что сам был виноват во всех своих бедах. Сам упустил собственное счастье. Когда оно шло ему в руки...
  
  Глава 8
  
  ...Любовь непредсказуема.
  Люди пробираются по жизни, словно корабль по минному полю. Параваны за бортом. Сигнальщики начеку. Душа в пятках. Рванёт или не рванёт?
  И это, действительно, опасно. Ведь, любовь очень часто приносит боль. Но. Лишь она может принести счастье!
  О любви мечтают. Ждут её. Как чуда. Но, к сожалению, очень редко находят. Можно прожить в супружестве долгие годы. Но так и не узнать. Что такое любовь...
  В тот далёкий, но памятный, ноябрьский вечер Сергей зашёл в библиотеку Василеостровского Дома культуры, чтобы посидеть в читальном зале над трудами товарища Сталина. И сделать конспекты к политзанятиям по "Краткому курсу истории ВКП (б)". В спокойной обстановке. Потому что в полковой Ленинской комнате его всё время дёргали. То подчинённые, то начальство. Он, конечно, мог взять книжки на дом. Но дома позаниматься тоже не получалось. По разным причинам.
  Задумавшись, он шёл по длинному широкому коридору, когда Анастасия выпорхнула из читалки прямо ему навстречу. Летящей походкой. Пушистая. И улыбнулась мимоходом:
  - Здрасьте!
  - Привет! - кивнул он. Почти что вслед.
  Потому что она уже упорхнула. Цокая своими твёрдыми каблучками. Статная. В плиссированной юбке вразлёт.
  А он взялся за дверную ручку. Завершая начатое движение. И замер. На несколько безконечных мгновений. Начисто забыв. Зачем пришёл. И что, вообще, здесь делает.
  Почему до этого он не замечал, какая она красивая?
  Нет, он замечал, конечно. Но смотрел отстранённо. Как на картину, которая висит в музее. В смысле, принадлежит народу. И никогда не будет твоя. Так что и переживать не к чему!
  А теперь всё было иначе.
  Что же произошло? Отчего Сергей смотрел на неё теперь не так, как раньше? Отчего, завидев её, терял дар речи? Отчего всё замирало у него внутри, кружилась голова, а сердце начинало стучать через раз?
  Может, оттого что у неё были такие удивительные глаза? Зеленовато-серые. С карими лепестками, расплескавшимися вокруг зрачков. И тёмным ободком по краю. Глубокие и прозрачные. Как гладь лесного озера, пронизанная яркими лучами полуденного Солнца.
  А может, оттого что у неё были такие чудесные волосы? Цвета тёмного пламени. Бархатистая кожа. Цвета парного молока. И лакомые губы. Цвета утренней зари.
  Впрочем, всё остальное у неё тоже было необыкновенное! Округлые плечи. И нежные руки. Тонкие предплечья, хрупкие запястья, узкие ладони. А ещё - стройные ноги. Которые замечательно смотрелись. Особенно в спортивных трусах. Во время первомайского физкультурного парада.
  Как странно! Ещё год назад, Сергей мог запросто болтать с Анастасией. О чём угодно. Травил баланду. И лихо отвешивал комплименты. А сейчас язык у него примерзал к гортани, едва она оказывалась поблизости.
  Раньше ему ничего не стоило пригласить её на танго или фокстрот. А сейчас требовалось приложить огромные усилия. Сначала, чтобы уже решиться. В конце концов. Потом, чтобы справиться со слабостью в коленках. И подойти. А затем, чтобы одолеть головокружение. И не рухнуть. Прямо ей под ноги. Когда Анастасия положит ладони ему на плечи. Тоненькая, лёгкая и трепетная, как птица.
  Шли дни. И с каждым днём внезапно вспыхнувшее чувство разгоралось в сердце Сергея всё сильнее. Бушуя словно пламя в мартеновской печи. Сжигая его изнутри. Мучительным огнём! А он молчал.
  И тащил службу. Вникая в каждую мелочь. И гоняя личный состав. Как сидоровых коз. Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей об Анастасии. И о том, что увидит её лишь вечером. Может быть. А, может, и нет. Потому что она стала реже выходить в зал. После того как была назначена заместителем заведующей.
  Иногда Сергею не удавалось увидеть её несколько дней! Целых три. А то и больше! И он ташился домой. Не находя себе места от тоски. И уходил на кухню. Чтобы никому не мешать. А, самое главное, никого не видеть и не слышать! Доставал бутылку красного крепкого. И пил. Уставясь в разрисованное ледяными узорами окно. Пока бутылка не заканчивалась. А за ней и вторая.
  Однажды, промучившись так почти всю шестидневку, Сергей решился на отчаянный поступок. И сам зашёл в кабинет к Анастасии. А что такого? А, может, ему для политзанятий надо! И вообще.
  Словом, взял, и зашёл. И был за это вознаграждён. Потому что никогда ещё не видел её такой!
  Анастасия подняла на него свои безкрайние глаза. Слегка удивившись. А потом улыбнулась. И откинулась на стуле. Положив ногу на ногу. И покачивая туфелькой.
  Гладкая. Гибкая. Грациозная. Как пантера.
  Она что-то говорила. А он смотрел, как шевелятся её губы. И думал лишь о том, как ему хочется их поцеловать.
  И это было очень хорошо, что их разделял её рабочий стол. Со служебными бумагами. И Сергей не мог до неё дотянуться. Иначе попросту не смог бы справиться с собой.
  Он не помнил, о чём они говорили. Может, о погоде. А, может, и, правда, о политзанятиях. Но это было уже не важно. Потому что, попрощавшись и закрыв за собой дверь, он вдруг вернулся обратно. И сказал, наконец, то, что должен был сказать ей ещё полтора года назад.
  Он сказал:
  - Просто я люблю тебя!
  И выбежал из кабинета...
  В этот вечер он не пил вина. Но был пьянее зюзи. Как не преминул бы отметить писатель А.С. Пушкин.
  Сначала Тамара не обращала внимания на происходящее. Ну, мало ли, отчего может запить красный командир! Особенно после досрочного повышения.
  Во-первых, из-за неуверенности, вызванной некоторым служебным несоответствием. Во-вторых, из-за резко возросшей ответственности. И за людей, и за матчасть. Свалившейся на плечи свежеиспечённого комэска. И, наконец, в-третьих. И в главных. Из-за того, что большинство должностей в нынешнее непростое время освобождалось не в результате естественного карьерного роста комначсостава. А в связи с арестами. Так что этот рост больше походил на русскую рулетку.
  Однако вскоре Тамара стала подозревать, что причина поведения Сергея кроется в другом. Не в неуверенности, не в ответственности и не в рулетке. А в женщине!
  И тогда пошли допросы.
  Сергей, само собой, отпирался из последних сил. Не был, не участвовал, не привлекался! Тем более что каяться ему пока было не в чем. К сожалению.
  Но продержался он недолго. Не зря в народе говорится - что у трезвого на душе, то у пьяного на языке.
  Как-то раз. Далеко заполночь. Когда Сергей был уже в изрядном подпитии. Тамара сумела-таки его разговорить. И он признался. Что влюбился. Что не может с этим справиться. И не собирается.
  Что тут началось! Страшно вспоминать!
  Потому что ему припомнили всё! И загубленную молодость. И несбывшиеся надежды. И поруганную любовь. И так далее. И тем более.
  Эти пьянки его безконечные. Смотреть на которые сил уже никаких нет! Эти скандалы его постоянные. Которые все нервы уже вымотали! Эти потаскухи его гарнизонные. На которых печати ставить уже негде! Эта теснота! Эта нищета! Эти тягости и лишения! Которым ни конца, ни края. И лучше уже развестись нафиг, чем такая жизнь!
  Выплёскивая всё это на Сергея, Тамара рассчитывала, что он, как всегда, взорвётся. И тогда она уже отведёт душу. Как следует! В смысле, со всеми вытекающими последствиями. Вплоть до швыряния стеклянной и фаянсовой посуды на пол. Но Сергей молчал, как рыба об лёд, и ей не возражал. А даже наоборот! Дал согласие на развод.
  Впрочем, если бы Тамара, действительно, хотела с ним развестись, то давно могла бы это сделать. Не то, что без его согласия. А даже без его участия!
  В соответствии с Кодексом законов о браке, семье и опеке расторжение брака осуществлялось в органах записи актов гражданского состояния. По заявлению одного из супругов. При этом явка второго супруга в ЗАГС была не обязательна. Его извещали повесткой. А отметку о разводе в удостоверении можно было сделать и в милиции.
  Но тогда Тамаре пришлось бы заплатить за регистрацию развода самой. Ни много, ни мало, а целых триста рублей! Очень большая сумма. Для домашней хозяйки. Ползарплаты инженера, или зарплата библиотекаря, или две с половиной зарплаты гардеробщицы!
  Сергей получал тысячу двести пятьдесят рублей. Плюс надбавка для лётно-подъёмного состава. Минус партвзносы. Минус алименты. Минус квартплата. Тысяча на руки. Кроме того, у Тамары этот развод был третьим, а у Сергея - вторым. Так что с него в ЗАГСе взяли бы всего полторы сотни.
  На том и порешили.
  А ещё порешили. Что с этой минуты! Он будет спать на тахте. За ширмой. Один!
  По правде говоря, Сергей уже недели три там спал. С тех пор, как стал задерживаться после службы. В библиотеке. А потом ещё долго сидел на кухне. Наедине с бутылкой.
  И это было даже к лучшему. В смысле, не то, что он сидел наедине. На кухне. А то, что спал один. За ширмой.
  Как странно! Сергей прожил с Тамарой столько лет. Любил её. Когда-то. Так что дух захватывало! И всё такое. А сейчас был рад перебраться на тахту.
  Потому что грезил лишь об Анастасии! Лишь о её ласках мечтал безсонными ночами! Лишь её нежность, лишь её губы, лишь её руки были ему нужны.
  Поэтому он и согласился развестись. Хотя прежде, чем они с Тамарой разошлись, ещё много чего произошло...
  Новогодний вечер в Мраморном зале Дома культуры ВЦСПС имени товарища Кирова значил для него гораздо больше. Чем обычные танцы.
  Как он ждал этого вечера! Сколько воздушных замков себе понастроил! Надеясь провести его в обществе Анастасии. Потанцевать. А потом заглянуть в ресторан. И даже проводить до дома. Если она разрешит. А вдруг! Ведь, он уже провожал её один раз. Позапрошлым летом. Когда ещё не был в неё влюблён. То есть, был, конечно. Но не настолько.
  А ещё он очень надеялся. В глубине души. Что Анастасия тоже любит его. И теперь, после того, как он признался в любви, поверит ему. И ответит тем же.
  Но всё пошло не так. И все его мечты рассыпались. И все воздушные замки. Когда он пригласил её. И она кивнула. А он замешкался. И она подала руку какому-то интенданту 1-го ранга (три шпалы и колесо со спицами на тёмно-зелёных петлицах с красной окантовкой), выскользнувшему из-за спины Сергея.
  Интенданту было уже за сорок. Но он ещё молодился. И довольно неплохо выглядел. Для своих лет. Холёный. С этакой благородной сединой на висках, щепоткой усов под носом и медалью "ХХ лет РККА" на груди. Сергей иногда замечал его в читальном зале. И видел, как он кокетничает с Анастасией. Но не придавал этому значения. Судя по всему, зря!
  Дальнейшее было одной сплошной катастрофой. Поскольку Сергей действовал инстинктивно. Не раздумывая! И перехватил ладонь Анастасии в полёте. Прищурившись на этого наглеца. Так, что тот осёкся на полуслове.
  - Вообще-то, я первым подошёл! - сказал Сергей, увлекая опешившую Анастасию за собой.
  А лучше бы этого не делал!
  Потому что она очень рассердилась на него. За такое самоуправство. И пока они танцевали, не проронила ни слова. А когда музыка смолкла, холодно отстранилась. И ушла. Не оборачиваясь. И больше ни разу не посмотрела в его сторону. Танцуя со всеми подряд. А с этим интендантом - чаще всех!
  Какое-то время Сергей мрачно наблюдал за тем, как она прижимается к нему во время фокстрота. Улыбаясь, обнимает за шею. И что-то щебечет на ухо.
  А потом в сердцах махнул рукой. И ушёл с этого праздника жизни. Куда глаза глядят! В смысле, в ближайший ресторан. Ведь, он собирался туда заглянуть. Вот, и заглянул! Да, так, что приплёлся домой на автопилоте!
  К счастью, являться на службу поутру не требовалось. По случаю шестого дня шестидневки. То бишь, выходного. И можно было чуток подправить пошатнувшееся здоровье. Вот, Сергей и подправил. Да, так, что опять еле-еле дотянул до тахты. Ибо "лекарственные средства" употреблял в больших количествах. И в самом широком ассортименте.
  Сначала лечился дома. При помощи "Массандры". Пока запасы не иссякли. Потом в "Пиво-Водах" на Малом Гаванском. С помощью "Полярного". Пока за окном не стемнело. После чего перекочевал во вчерашнюю ресторацию. Поскольку пиво не помогало. И он никак не мог опьянеть. В связи с чем, приналёг на "Московскую Особую". И не успокоился до тех пор, пока не добился нужного эффекта...
  Больше в библиотеку Сергей не ходил. Наступил на горло песне. И перестал там появляться!
  После полётов торчал в ангаре. Или сидел в Ленкомнате. А по пути домой нырял в рюмочную. Намахнуть сорокаградусной. Пару раз по двести. Под бутерброд с килькой и огурцом.
  Впрочем, легче ему от этого не становилось. Тоска терзала его душу. И рвалась наружу. Он даже стихи начал сочинять! И у него неплохо получалось. Для начинающего. К примеру, это: "Умчалось чудное мгновенье, как мимолётное виденье". Правда, потом Сергей вспомнил, что где-то уже читал что-то такое. И бросил это дело. Тем более что стихи его были никому не нужны. Как и он сам.
  Это было просто невыносимо! Сергей думал об Анастасии безпрерывно. Все ночи, все дни! Стоило ему зажмуриться, и он видел её всю! Целиком. И жар, который охватывал его при этом, мог бы растопить даже арктические льды! Но он отдал бы всё на свете, чтобы увидеть Анастасию на самом деле! Хотя бы издали! А лучше вблизи.
  Однако случилось это лишь в конце января. Во время траурного заседания в Государственном академическом театре оперы и балета имени товарища Кирова, посвящённого памяти великого Ленина. В котором приняли участие представители партийных, советских и профсоюзных организаций Ленинграда, Управления НКВД по Ленинградской области, Ленинградского военного округа и Краснознамённого Балтийского флота.
  Огромный сияющий золотой лепниной зал был украшен цветами, алыми знамёнами и чёрными лентами. И забит до отказа. Рабочими и работницами, руководителями предприятий, научной и творческой интеллигенцией, бойцами и командирами. Коммунистами и безпартийными большевиками. От партера до самого верхнего яруса балконов.
  Сергей раньше уже бывал в ТОБИКе. Перед отъездом в лётно-тактическую школу. На премьере народно-героической оперы орденоносца Чишко "Броненосец "Потёмкин". Которая произвела на него сильное впечатление. Особенно финальный хор: "Как бы тучи ни грозили - воли враг не отберёт, нет предела нашей силе. Эй, потёмкинцы, вперёд!". А ещё он смотрел там сказочно красивый балет "Щелкунчик". С Галиной Улановой в роли Маши. И, если честно, балерины в кружевных пачках ему понравились гораздо больше. Чем басы и теноры в матросских робах. Не говоря уже о музыке. Хотя оперу сочинил свой пролетарский композитор, а балет - старорежимный. Со смешной фамилией Чайковский.
  На этот раз вместо театральных декораций на авансцене была установлена трибуна и длинный стол со стульями для членов президиума. А также бюст Ильича. Под транспарантом "XV лет без Ленина - по ленинскому пути". В окружении увенчанных славой боевых знамён и почётного караула.
  Место Сергея находилось на третьем ярусе. Почти под потолком. Зато оттуда он мог обозревать весь зал. И это было очень кстати! Поскольку в фойе Сергей неожиданно столкнулся с Анастасией. Тоже оказавшейся в числе приглашённых.
  К счастью, она его не заметила. В толпе народа. Резко отвернулась. И направилась в противоположную сторону.
  А у Сергея всё внутри словно оборвалось. Когда он увидел ненаглядные глаза. И нежный профиль. Подойти поздороваться он не посмел. Но. Отыскав в зале, смотрел, не отрываясь.
  Ибо, кто знает, когда ему снова выпадет такая удача!
  К этому времени Сергей уже голову сломал, придумывая, как бы вымолить прощение. И, наконец, придумал!
  Тридцатого января ей исполнялось двадцать пять лет. И он просто не мог упустить такой случай. И не упустил!
  Войдя в кабинет, Сергей подошёл к Анастасии. С цветами. И она встала. Удивлённо. Распахнув свои необъятные глаза. А он взял её за руку. И поздравил с Днём рождения. Безбожно переврав заученные наизусть слова. Но всё же сумел справиться с собой. И действовал так решительно, что она ничего не успела понять. И только ахнула. Когда он прижался губами к её прохладной щеке. На целое мгновение!
  А потом, уже в дверях, обернулся и тихо сказал:
  - Скоро у меня развод...
  - Всё так серьёзно?! - раскрыла она глаза ещё шире.
  - Да, - кивнул Сергей.
  И ушёл. Оставив её в совершенном замешательстве.
  Что же касается развода. То всё прошло спокойно. И без эмоций. Хотя Сергею было как-то не по себе. Пока длилась эта процедура. Да, и Тамара заметно нервничала. С трудом сдерживаясь. Чтобы не заплакать.
  Серым, сырым и ветреным, февральским днём они пришли в Василеостровское райбюро записи актов гражданского состояния. И подали заявление. Сергей заплатил сколько положено. В районной гострудсберкассе. После чего, поскольку от примирения они отказались, а общих детей у них не было, им дали расписаться в книге регистрации прекращения браков. Выдали по выписи. И поставили соответствующий штамп. Ей - в паспорте, ему - в удостоверении.
  Из ЗАГСа они вышли чужими людьми. Какими в сущности и были. Уже давно. А, может, всегда...
  А двадцать третьего февраля, в XXI-ю годовщину РККА и РКВМФ, произошло событие, важность которого невозможно переоценить!
  Вместе с товарищем Сталиным. Вместе со всей Красной Армией и Военно-Морским Флотом. Сергей принял присягу. Стоя у развёрнутого знамени. Перед строем товарищей.
  - Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Кре?стьянского Военно-Морского Флота, принимаю присягу и торжественно клянусь! Быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, безпрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников, - голос Сергея креп с каждым словом. - Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Рабоче-Крестьянскому Правительству! - неслось над замершим строем. - Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского Правительства выступить на защиту моей Родины - Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Рабоче-Крестьянского Военно-Морского Флота, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами! - звенел его голос. - Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся!
  Собственно говоря, Сергей уже принимал присягу. Будучи курсантом. Но тогда они клялись хором. И расписались в общем списке. А сегодня каждый клялся сам!
  Закончив, он поставил подпись под текстом присяги, вручил её военкому и встал в строй. В его груди клокотала какая-то гигантская сила! Это было не просто обещание что-то делать, а что-то нет. Это была настоящая воинская клятва! Исполнить которую настоящий воин обязан даже ценой жизни...
  Новая присяга была утверждена Указом Президиума Верховного Совета СССР в начале января. И это было далеко не случайно. Международное положение в наступившем году обещало стать ещё более сложным. Японо-китайская война приобретала всё больший размах. Угрожая перекинуться на соседние страны. Интервенция в Испании завершилась. Но мира Европе это не принесло. Мюнхенский сговор привёл к разделу Чехословакии между III-м Рейхом, Польшей и Венгрией. И кардинально изменил расстановку сил.
  Кроме огромных людских ресурсов (три миллиона судетских немцев!), Гитлер получил весь чехословацкий золотой запас (триста миллионов рейхсмарок!) и груду оружия, достаточную для оснащения полусотни дивизий (полторы тысячи самолётов, пятьсот танков, три с половиной тысячи орудий, сорок три тысячи пулемётов и миллион винтовок)! А также военно-промышленный комплекс, удельный вес которого на мировом рынке вооружений составлял до сорока процентов.
  В конце зимы 15-й морской бомбардировочный авиаполк вошёл в состав недавно сформированной 8-й авиабригады.
  В ходе состоявшейся на КБФ двусторонней оперативно-тактической игры "Взаимодействие военно-воздушных сил с флотом при выводе и обратном возвращении подводных лодок, действующих на морских коммуникациях", стало ясно, что новая структура флотских ВВС, в смысле, наличие большого количества самостоятельных частей (авиаполков и отдельных эскадрилий), не вполне соответствует задачам, стоящим перед авиацией флота. А точнее, вообще, им не соответствует!
  Подводя итоги игры, начальник штаба Краснознамённого Балтийского флота капитан 1-го ранга Трибуц, отметил, что учебные цели, поставленные Главморштабом, в основном достигнуты (а кто бы сомневался!), но имеется ряд упущений. И, в первую очередь, недостаточно отработанное взаимодействие и боевое управление. А точнее, вообще, не отработанное!
  Одной из мер по скорейшему исправлению ситуации стало восстановление бригадного звена. Хотя с прежними бригадами новые мощные соединения (более ста восьмидесяти самолётов в каждом) не имели ничего общего. Кроме названия.
  В 8-ю бомбардировочную авиационную бригаду ВВС КБФ вошли три авиаполка (1-й минно-торпедный, 15-й морской бомбардировочный и 57-й скоростной бомбардировочный), в 61-ю истребительную - две отдельные истребительные эскадрильи (12-я и 13-я) и два истребительных авиаполка (5-й и 13-й), в 9-ю разведывательную - три отдельные морские разведывательные эскадрильи (12-я, 43-я и 44-я).
  Командиром 8-й авиабригады был назначен командир 57-го полка майор Суханов.
  Александр Суханов был старше Сергея всего на год. Тоже окончил высшую школу морских лётчиков и летнабов. Правда, летал на колёсном Р-5. В одной из штурмовых эскадрилий Белорусского военного округа. И ещё год назад был всего лишь комзвена. Но. Привёз из Испании два ордена. И резко пошёл в гору. Получил внеочередное воинское звание "майор". И был назначен комэской. Три месяца спустя ему дали полк. А ещё через три - бригаду.
  Молниеносная карьера! И, вместе с тем, вполне обычная по теперешним временам. Когда лейтенант, отличившись в боях, мог в одночасье выйти в полковники, а то и выше.
  Как, например, тот же Иван Проскуров. Герой Советского Союза. Однокашник Сергея по авиашколе. Который уехал в Испанию старшим лейтенантом. А возвратился майором. И сразу же был назначен командиром бригады. Вскоре привинтил по третьей шпале на петлицы. И значок депутата Верховного Совета СССР. Рядом с тремя орденами. Ещё через полгода получил звание "комбриг" и был назначен командующим авиационной армией особого назначения. За два года пройдя путь от командира отряда (четыре самолёта), до командующего армией (более трёхсот самолётов!). А недавно стал комдивом, заместителем Наркома обороны СССР и начальником 5-го (разведывательного) управления Генштаба РККА, а также членом Главного военного совета!
  И таких примеров было много:
  Герой Советского Союза трижды орденоносец Анатолий Серов, который, вернувшись из Испании, шагнул из старших лейтенантов сразу в полковники, сейчас был уже комбригом, начальником Лётной инспекции РККА, а также членом Совета по авиации СНК СССР.
  Кавалер двух орденов Ленина (за лётно-испытательную работу и за бои в Испании) и двух орденов Красного Знамени (за бои в Китае и на Хасане) Герой Советского Союза Павел Рычагов, который до испанской командировки был старшим лейтенантом, сейчас носил уже по два ромба в петлицах и командовал ВВС 1-й Отдельной Краснознаменной армии.
  Кавалер пяти орденов (два за бои в Испании, два за бои в Китае, один за успехи в бэпэ и тэпэ) Григорий Тхор, который ещё три года тому назад командовал звеном, сейчас был уже комбригом и командующим 1-й отдельной авиационной армией Резерва Главного Командования.
  Герой Советского Союза дважды орденоносец Сергей Денисов, который до Испании был старшим лейтенантом и командиром звена, после возвращения на Родину проходил капитаном всего два месяца, майором - месяц, а полковником - чуть более полугода, сейчас был уже комбригом и командовал 2-й отдельной авиационной армией РГК.
  Герой Советского Союза дважды орденоносец Фёдор Полынин, который до "особой командировки" в Китай носил капитанские шпалы, сейчас тоже был комбригом и командовал 3-й отдельной авиационной армией РГК.
  И так далее, и тому подобное.
  За два года в справедливой борьбе испанского и китайского народов против иностранной интервенции приняли участие более шести тысяч военных специалистов из СССР. Средних и старших командиров. Лётчиков и танкистов, артиллеристов и связистов, пехотинцев и моряков.
  Четыреста советских добровольцев отдали свои жизни в жестоких боях с германо-итальянским фашизмом и японским милитаризмом. Но остальные вернулись из-за Пиренейских гор и Великой Китайской стены, овладев опытом современной войны. Маневренной. Механизированной. Массированной. Не мыслимой без применения новейшей боевой техники и вооружения - танков, авиации, артиллерии, радиосвязи.
  Назначение "испанцев" и "китайцев" на высокие посты было вполне заслуженным. И весьма своевременным. Армии и флоту срочно требовались обстрелянные командиры. Ибо война была уже не за горами. Не за стеной. А на пороге.
  Однако многие из тех, кто мог послужить Родине на полях сражений, были оклеветаны врагами. И лишь благодаря товарищу Сталину, сумевшему распознать предательство там, где никто не ждал - в чекистских (!) рядах - социалистическая законность была восстановлена.
  Сергей так и не смог поверить, что полковник Вирак - враг. В том числе, ещё и потому, что многие чекисты сами оказались врагами! Все эти фриновские, заковские, леплевские, цесарские и берманы, во главе с бывшим Генеральным комиссаром госбезопасности СССР Ежовым, в чью кристальную честность и беззаветную преданность делу Партии Сергей, как и весь советский народ, искренне верил, оказались мерзкими иудами и продажными наймитами империалистических разведок!
  После того, как Член ЦК ВКП (б) 1-й секретарь КП (б) Грузии Берия был назначен сначала 1-м заместителем наркома внутренних дел и начальником 1-го управления НКВД СССР, а затем наркомом, было арестовано и расстреляно три четверти работников центрального аппарата наркомата. Включая бывшего наркома, всех его заместителей (кроме тех, кто сам успел застрелиться, ясное дело!) и членов Коллегии НКВД СССР. Всех наркомов внутренних дел союзных республик (за исключением Грузинской ССР, само собой!). Всех начальников и всех заместителей начальников управлений (госбезопасности; особых отделов; транспорта и связи; административно-хозяйственного; исправительно-трудовых лагерей и трудовых поселений; рабоче-крестьянской милиции; пограничной и внутренней охраны; пожарной охраны; особого строительства; шоссейных дорог), а также всех начальников отделов, входящих в управления. Начальников самостоятельных оперативно-чекистских специальных отделов, инженерно-строительного и переселенческого отделов. Кроме того, были арестованы и расстреляны почти все наркомы внутренних дел автономных республик и начальники краевых и областных управлений. И даже комендант Московского Кремля.
  А всего за этот год усилиями товарища Берии из органов было вычищено несколько тысяч выходцев из чуждых классов, соплеменников Троцкого и лиц нетитульных национальностей (немцев, поляков, латышей, литовцев, эстонцев, финнов, корейцев, турков, румын, венгров и болгар). Вместо которых по путёвкам ЦК были призваны новые молодые кадры - ударники производства, партийные и комсомольские работники.
  После проведённых ими проверок из лагерей и тюрем были освобождены сотни тысяч человек, необоснованно осужденных по сфабрикованным ежовцами делам.
  Вернулся домой и полковник Вирак. Его жену и троих детей так и не выселили из четырёхкомнатной квартиры на Гаванской. Поскольку он до сих пор находился под следствием. Ибо не признал ни одного из предъявленных обвинений. И не подписал ни одного протокола. Несмотря на применение методов физического воздействия.
  В этом Вираку, безусловно, помогла твёрдая уверенность в собственной невиновности. Несгибаемая воля. И присущее ему от природы упорство. Его товарищи по несчастью, не выдержав побоев, сдавались. А он держался. Ему отбили почки, требуя признаться в шпионаже и диверсионно-подрывной работе в военно-воздушных силах КБФ, а также в подготовке перелёта советского самолёта за границу с целью вызвать пограничный конфликт с Эстонией. А он стоял на своём. И выстоял!
  Следователь, выбивавший из него показания, сам оказался матёрой рыко-бухаринской и гитлеро-троцкистской сволочью. Шпионом и диверсантом. В чём сразу же сознался. Когда к нему его же собственные методы применили.
  Дело Вирака было прекращено за отсутствием состава преступления. Ему вернули документы, орден Красной Звезды и медаль "ХХ лет РККА". Отобрали подписку о неразглашении. И отпустили домой.
  Когда он открыл дверь своим ключом и вошёл - худой, седой и бледный - его жена едва не лишилась рассудка. От счастья! Всё это время она перебивалась, как могла. Продавая носильные вещи. Чтобы прокормиться. И каждый день ждала, что за ней придут. И её, конечно, арестовали бы. А детей сдали в детдом. Если бы Вирак признал вину. Но обошлось.
  Звание полковника он сохранил. Но в должности комбрига его так и не восстановили. Во-первых, потому что авиабригада, которой он командовал, была переформирована. Во-вторых, потому что командовать он сейчас никем не мог. По состоянию здоровья. А в-третьих, потому что потому! В смысле, мало ли что! До ареста он врагом не был. Поэтому его и освободили. А, вот, не стал ли он врагом после, надо было ещё поглядеть! Поэтому ему выплатили зарплату за всё время пребывания под следствием. И отправили в Сочи. В Центральный санаторий РККА имени товарища Ворошилова. Вместе с семьёй.
  За год, прошедший с момента создания, 15-й морской бомбардировочный авиаполк превратился в полноценную боевую единицу. Хотя до окончания этого процесса было ещё довольно далеко.
  Перефразируя известную поговорку о том, что переезд хуже пожара, можно сказать, что любой пожар по сравнению с переформированием воинской части - просто детская забава. Даже если это всего лишь перевод на другой штат. Не говоря уже о создании новой воинской части (или нескольких частей) на базе существующей. С переименованием, переподчинением, передислокацией и перевооружением. Если же к обычной кадровой чехарде и прочему бардаку, который всегда сопровождает организационно-штатные мероприятия, добавить перманентную чистку комначсостава, то никакой пожар (потоп, землетрясение) с переформированием не сравнится.
  Так или иначе, к весне все четыре эскадрильи были укомплектованы личным составом и боевой техникой. Экипажи сдали зачёты. Так что можно было приступать к боевому сколачиванию. Чем и занялся майор Бартновский. В середине апреля назначенный на многотрудную и хлопотную должность командира полка.
  Между тем, Сергей, наконец, решился. И сделал то, что давно уже должен был сделать.
  "Милая, милая Анастасия!
  Я понимаю, что это слишком быстро. Ведь, прошло всего два месяца. С тех пор как я признался, что люблю тебя. Но дело в том, что влюбился я гораздо раньше. С первого взгляда, наверное! Но это уже не важно.
  Я прошу тебя стать моей женой.
  Это официальное предложение.
  Если ты ответишь "я согласна", мы можем сразу же подать заявление.
  Если ты ответишь "я подумаю", обещаю, что не стану тебя торопить. Просто хочу, чтобы ты знала, что у меня серьёзные намерения.
  Если ты ответишь "нет", я исчезну из твоей жизни. И тебе не придётся об меня запинаться. Каждый день.
  Я очень прошу тебя ответить "согласна"! Но приму любой твой ответ. Потому что люблю тебя!
  Сергей".
  Он пожалел о том, что написал это письмо, как только опустил его в почтовый ящик! Потому что предложения руки и сердца по почте не делаются. Это, во-первых. А во-вторых, потому что сообразил, что теперь придётся ждать. У моря погоды. Ибо, даже в самом лучшем случае, ответ будет не раньше, чем через две недели. А это значит, что всё это время Сергею придётся мучиться от неизвестности!
  Вот, он и мучился. Проверяя ящик по десять раз на день. Пока не обнаружил заветный конверт. Аккуратно надписанный женской рукой. Её рукой!
  Кое-как распечатав письмо, Сергей вынул сложенный вдвое тетрадный листок в косую линейку. И попытался прочесть. Хотя это и было нелегко. Ровные каллиграфические строчки скакали у него перед глазами. То разбегаясь в стороны, то собираясь в кучу. Как кролики на лугу. Кровь бухала в висках. Заглушая все остальные звуки. Поле зрения сузилось до размеров клочка бумаги. Ужасное предчувствие охватило его.
  И, увы, не обмануло:
  "Сергей, я выбираю третий вариант. То есть "нет". Не хочу я замуж! Да и любить я не могу. Не дано мне это чувство почему-то или за что-то. Прости, но так будет лучше".
  "Ну, вот, и всё" - подумал он отрешённо.
  Занавес...
  
  Глава 9
  
  ...Безответная любовь не может жить долго.
  Потому что никому не нужна. Ибо приносит одни мучения. Тем, кто любит. И одно безпокойство. Тем, кто не испытывает ответного чувства. Поэтому и те, и другие рады распрощаться с этой любовью. Чтобы она никого уже больше не безпокоила. И не мучила.
  По-настоящему долгой бывает только настоящая любовь. Которая живёт, пока дышат любящие. И даже после того, как их не станет. Но дело в том, что лишь взаимная любовь бывает настоящей...
  Безпрестанно вспоминая случайные встречи с Анастасией. Каждое её слово, каждое движение, каждый взгляд! Сергей уверил себя, что она к нему неравнодушна. И с тех пор смотрел на мир сквозь волшебную призму этого сладкого заблуждения. Толкуя всё происходящее в желанном ему смысле. Ибо. Как всякий влюблённый. По словам писателя А.С. Пушкина. Был сам обманываться рад.
  Так, нарочитую холодность Анастасии по отношению к нему Сергей объяснял присущей ей скрытностью. Что же касается её горячих объятий с интендантом на танцах, то это был не флирт, а обычное женское кокетство! Столь откровенно заигрывая с этим хлыщом, она просто дразнила Сергея. Тем самым лишь подтверждая, что он ей не безразличен! Во всяком случае, так Сергей полагал. Пока она не отвергла его предложение.
  Что же тут удивительного, что он опять напился? Получив такой ужасный удар.
  Сергей, конечно, не рассчитывал, что Анастасия тут же согласится. Стать его женой. Но, если честно, был совершенно не готов к её отказу.
  Просидев в знакомом ресторане до самого закрытия, он сунул бутылку "Юбилейного" в реглан. И до утра шатался по заснеженным проспектам, линиям и набережным Васьки.
  Вечерняя смена давно закончилась. А до окончания ночной ещё оставалась уйма времени. И улицы были пусты. Ни прохожих, ни трамваев, ни троллейбусов с автобусами.
  Тихо падал снег. Огромные белые хлопья кружились в воздухе. Укутывая деревья. И ложась пуховым одеялом на тротуары, подоконники и крыши.
  В полном отчаянии Сергей скитался по безлюдному городу. То трезвея. То снова пьянея. После нескольких глотков коньяка. И незаметно для себя. Совершенно случайно! Оказался во дворе дома, где жила Анастасия.
  Она сама показала ему своё окно. Белой июньской ночью. Когда он провожал её после работы. Однажды. Полтора с лишним года тому назад.
  Вот, и пригодилось!
  Целый час стоял Сергей под заледенелым клёном. Возле песочницы напротив её подъезда. В глупой надежде. А вдруг?! Она проснётся. И там. На пятом этаже. За шторами. Мелькнёт любимый силуэт.
  Но никто не просыпался. И за шторами не мелькал. Потому что было ещё очень поздно. А, может, уже очень рано.
  Сергей вздохнул. Отхлебнул из бутылки. И пошарился по карманам в поисках курева. Однако вместо папиросной пачки нашёл двухцветный командирский карандаш. И это было, как раз, то, что нужно!
  Решительно войдя в дом, он вынул карандаш. И написал на межэтажной лестничной площадке. Прямо на стене. Синим по белому: "Ты - лучше всех на свете!". Чтобы кое-кто увидел. Когда будет спускаться. А на следующей площадке написал: "Ты - самая красивая!". А между пятым и четвёртым этажами: "Я тебя люблю!". А возле её дверей: "Настя любимая".
  Оглядываясь назад, Сергей не мог не признать. Что это было настоящее хулиганство! Недостойное высокого звания красного командира. И всё такое. А, главное, ещё неизвестно было, как к его художеству отнесётся сама Анастасия! Когда ей придётся объясняться с соседями. И с управдомом. Хотя кое-какие догадки у него появились. Но позже. Когда он проспался. И вспомнил. Что учудил.
  По вышеупомянутой причине пришлось ему опять обходить ДК имени товарища Кирова десятой дорогой.
  А, ведь, он не видел Анастасию уже более трёх месяцев! Сначала оттого что перестал появляться в библиотеке. Из-за этой новогодней истории. Затем оттого что сделал ей предложение. По почте. И боялся показаться на глаза. До получения ответа. А теперь со стыда. Точнее, во избежание взбучки! Между прочим, вполне заслуженной!
  И, всё же, худа без добра не бывает. Оперативная пауза, возникшая на любовном фронте, оказалась весьма кстати.
  Приняв дела и должность, новый командир полка взялся за проверку боеготовности вверенной части. Начав, само собой, с шамшуринской эскадрильи. По старой дружбе, так сказать.
  Зная характер Бартновского, никаких поблажек для себя Сергей не ожидал. А даже наоборот! Но это его не пугало. И в людях, и в технике он был уверен. За зиму Сергею удалось облазить каждый "амбарчик". Сверху донизу! И личный состав он подтянул, как следует! Так что серьёзных замечаний к нему у Бартновского возникнуть не могло. И не возникло.
  Несмотря на значительную разницу в возрасте (шесть с половиной лет) у них с командиром имелось много общего.
  И тот, и другой до призыва были железнодорожниками. Правда, Сергей окончил деповскую школу ФЗУ, а Бартновский - железнодорожный техникум. Затем оба учились в одной и той же авиашколе. Правда, Бартновский поступил туда девятью годами раньше. После второго курса Морского инженерного училища. Потом оба служили на Чёрном море, окончили курсы усовершенствования (один - в Липецке, а второй - в Москве) и стали комэсками. Правда, у Бартновского, в отличие от Сергея, случился небольшой перерыв. В службе. С лета прошлого года до этой весны. В августе его сняли с эскадрильи "по служебному несоответствию". И уволили в запас.
  К счастью, ему хватило ума убраться из Севастополя сразу же после увольнения. Дабы не мозолить флотским особистам глаза! Убыл он по-английски. В смысле, ни с кем не прощаясь. Благодаря чему и уцелел, наверное. А весной приехал в Москву и добился приёма у нового начальника авиации ВМФ комдива Жаворонкова.
  До того, как пойти на повышение, Жаворонков командовал 106-й морской тяжёлой бомбардировочной авиабригадой ВВС Черноморского флота. И помнил Бартновского. Как надёжного товарища, отличного лётчика и крепкого комэска.
  Разобравшись в его деле. Которое и выеденного яйца не стоило (хотя, по тем временам, могло стоить ему головы!). Жаворонков дал указание восстановить Бартновского в кадрах. И рекомендовал на должность командира полка.
  Кадровый голод в морской авиации к этому времени уже достиг апогея. Во-первых, из-за её количественного роста, резко усилившегося в последние годы. А, во-вторых, в связи с постоянными чистками комначсостава. Кроме того, комдив, как и любой другой недавно назначенный начальник, стремился везде расставить своих, проверенных годами совместной службы, людей.
  С головой окунувшись в служебные дела, Сергей пытался забыть Анастасию. Но у него это плохо получалось. В смысле, совсем не получалось! Он изо всех сил старался не думать о ней. И, вероятно, поэтому думал о ней постоянно.
  Тем временем, незаметно прокравшись сквозь мартовские метели, в Ленинград пришла весна. Холодная, пасмурная и слякотная. С подтаявшими грязными сугробами, огромными лужами и мутными потоками воды вдоль обочин. Со шквальным ветром и косым дождём. Чередующимся со снежной крупой. Такой же ледяной и острой. С белёсым туманом над рекой и низкими тёмно-серыми тучами без единого просвета. Неделя за неделей. Ни лучика Солнца! С начала марта до конца апреля. Пока не вскроется Нева. И не унесёт. Сначала собственный зимний панцирь. А немного позднее - ладожский.
  Часами бродил Сергей по продуваемым насквозь улицам. Кочуя от рюмочной к рюмочной. И с тоской вглядываясь в маленькое, шесть на девять, фото. Добытое самым, что ни на есть, преступным путём! Проще говоря, краденое. Точнее, срезанное. При помощи перочинного ножа. Со стенгазеты, посвящённой очередной годовщине Великого Октября.
  Увидев фотографию Анастасии в разделе "Стахановцы библиотечного дела", он весь вечер отирался вокруг этой стенгазеты. Как кот вокруг крынки со сметаной! Пока не улучил момент, когда рядом никого не было. Стащил фото. И с тех пор носил его во внутреннем кармане вместе с партбилетом и удостоверением личности. Бережно завёрнутое в целлофан.
  Когда весна окончательно вступила в свои права, Сергею стало совершенно невмоготу.
  Он просто обязан был с ней встретиться! И объясниться.
  А вдруг он слишком поторопился? Со своим предложением. Да ещё и в письменном виде! Ведь, они почти не знают друг друга! Вот, она и растерялась. От неожиданности. И отказала. Сгоряча. А на самом деле не возражает. И уже, наверняка, пожалела, что ответила "нет".
  И вообще! Как сказал персонаж известной оперетты. Если женщина говорит "Нет", она подразумевает "Может быть". Если женщина говорит "Может быть", она подразумевает "Да". Если женщина говорит "Да", значит, она не женщина!
  Анастасия жила на набережной реки Смоленки. Напротив государственного завода ? 4 имени товарища Калинина (бывший трубочный). В десяти кварталах от своей библиотеки. Поэтому ходила на работу пешком. Предпочитая прогуляться по свежему воздуху. Вместо того чтобы трястись в тесном вагоне. И протискиваться от входа к выходу. Рискуя остаться не только без пуговиц, но и без кошелька.
  С работы она всегда возвращалась одной и той же дорогой. По тропинке, через пустырь, до трамвайного кольца. Затем вдоль проспекта имени композитора Мусоргского до Клуба табачной фабрики имени товарища Урицкого. А потом по 12-й линии до Смоленки.
  Мимо широких (по восемь выездов!) красных корпусов депо Василеостровского трампарка имени товарища Леонова и длинного (на целый квартал!) фасада Всесоюзного научно-исследовательского геологического института. С белыми колоннами и высокими зелёными шатрами на крыше. Мимо четырёх- и пятиэтажных многоквартирных домов. Когда-то приносивших нетрудовые доходы всяческим буржуям. А теперь принадлежавших народу. Мимо бывших приютов для бедных, меблированных комнат, домов призрения и прочих богаделен. И укрывшихся за чугунными оградами и тенистыми палисадами особняков бывших. В которых теперь располагались различные советские учреждения и конторы.
  При этом. Чем дальше от Галерной гавани стояли здания, тем выше они становились. Чем ближе к стрелке Васильевского острова они находились, тем богаче и вычурней выглядели. От обычных деревянных бараков на Малом Гаванском проспекте. До дворцов в стиле "барокко" на первых линиях в начале проспекта Пролетарской победы.
  К встрече с Анастасией Сергей готовился всерьёз. Как к боевому вылету! С детальной отработкой всех элементов. Начиная с командирского решения по выполнению боевого задания (маршрут и профиль полёта; скорость; основные и запасные цели; силы и средства противовоздушной обороны противника; манёвр у цели; бомбовая нагрузка; варианты маршрута и профиля на случай ухудшения метеорологической обстановки; условия прекращения полёта и возвращения на базу). Заканчивая навигационным планом. Включающим в себя расчёт полёта (время взлёта, исходный пункт маршрута, время прохода контрольных и поворотных пунктов, путевые углы, путевая скорость и путевое время), условия самолётовождения (перечень методов самолётовождения; зоны и способы маневрирования; указания на случай потери ориентировки) и справочную информацию (метеорологические данные, время наступления темноты и рассвета, восхода и захода Луны).
  Короче, не спал до утра. Соображая. Где будет ждать её. И когда. Придумывая. Как подойдёт. И что скажет. Прикидывая. Что она подумает. И что ответит.
  И, ведь, всё придумал! Всё прикинул. И сообразил. И как, и что. И где, и когда.
  Но всё вышло совсем не так, как ему представлялось...
  В качестве исходного пункта маршрута Сергей выбрал конечную остановку трамвая. Где можно было стоять сколько угодно. Не привлекая внимания. Потому что все приезжающие сразу же расходились. По своим делам. А все ожидающие тут же набивались в подошедшую "американку". Как сельди в бочку. И уезжали.
  На пронизывающем ветру было зябко даже в кожаном меховом реглане. И пробирала дрожь.
  Но трясло Сергея не поэтому. А оттого что. Вот-вот. В просвете между Домом культуры Всесоюзного Центрального Совета профсоюзов имени товарища Кирова, возвышавшимся посреди пустыря, как сверхдредноут на рейде, и аллеями Василеостровского сада, раскинувшегося у его форштевня, могла показаться Анастасия!
  По всем расчётам она уже должна была появиться. Но никак не появлялась. И он всматривался вдаль. До рези в глазах. Не решаясь отвести взгляд даже для того чтобы взглянуть на хронометр. И отсчитывая секунды про себя. Одну тысячу за другой.
  Смеркалось. Прохожие то и дело выныривали из-за угла. Направляясь к остановке. И каждый раз у Сергея всё словно вспыхивало внутри. Но это была не Анастасия. И Сергей остывал. Чтобы в следующее мгновение вспыхнуть снова.
  В какой-то момент он не выдержал. И вынул из кармана часы. А когда поднял глаза, увидел на тропинке тоненькую девичью фигурку. В коричневой мутоновой шубке и вязаной красной шапочке.
  Сердце у Сергея подпрыгнуло. До самого горла. А потом рухнуло вниз. До самых пяток.
  Ещё можно было сбежать. Но он всё же сумел удержаться от этого искушения. И остался.
  - Здравствуй, - сказал Сергей, когда она подошла.
  - Привет... - удивлённо замедлила шаг Анастасия.
  - Ничего, если я пройдусь вместе с тобой? - спросил он, пристраиваясь к ней в левый пеленг. - Мне тоже надо в эту сторону.
  - Пожалуйста, - пожала она плечами.
  Расценив это как хороший знак, Сергей немного осмелел. И даже поддержал её под локоть. Когда они переходили через рельсы у трампарка. Но Анастасия покосилась на него. Молча. И он убрал руку.
  - Как дела в библиотеке? - поинтересовался Сергей квартал спустя, почувствовав, что пауза слегка затянулась.
  - Как обычно, - ответила она. - Аврал.
  И это была чистая правда!
  Объём работы с книжным фондом рос как снежный ком. Неумолимо превращаясь в настоящую лавину. Тиражи книг, журналов и газет к началу третьей пятилетки достигли поистине заоблачных высот.
  Но дело было не в этом. Борьба с троцкистскими и иными двурушниками после их расстрела не заканчивалась. А просто переходила в другую плоскость. Потому что эти изверги были очень плодовиты и использовали любую возможность для публикации своих провокаторских материалов. Которые теперь предстояло вычистить из библиотек наркомпроса, военных, профсоюзных, учрежденческих и прочих библиотек.
  Постановления ЦК ВКП (б), ЦИК, СНК и ВЦСПС СССР по библиотечному делу, а также секретные циркуляры и приказы Управления уполномоченного Совнаркома СССР по охране военных и государственных тайн в печати (Главлит), Библиотечного управления Наркомата просвещения СССР и Книгоцентра при объединённом государственном издательстве (КОГИЗ) с перечнями идеологически вредной, устаревшей и не подходящей литературы спускались одно за другим.
  С полок требовалось убрать не только все книги Троцкого (он же Бронштейн) и штрейкбрехеров революции Зиновьева (он же Апфельбаум) и Каменева (он же Розенфельд). Но и брошюры по истории партии и "теоретические труды" по ленинизму остальных осуждённых троцкистов и зиновьевцев (таких, как Рейнгольд, Пикель, Лурье, Эльвов, Зайдель, Шацкин и так далее). Сборники, учебники и хрестоматии, выпущенные в качестве учебных пособий или массовой литературы под редакцией упомянутых лиц, или с их статьями, или выдержками из них. Листовки и плакаты с изображениями врагов народа и цитатами из их произведений, а равно их портреты.
  Только за этот год появилось до двухсот приказов Главлита и КОГИЗа на изъятие семнадцати тысяч (!) наименований печатных изданий, в соответствии с которыми было вычищено свыше двадцати четырёх миллионов экземпляров! Что-то легло в спецхран, но большая часть пошла в утильсырьё.
  При этом в соответствии с "Инструкцией о порядке изъятия произведений авторов, причастных к контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации, из библиотек общественного пользования и книготорговой сети" Ф.И.О. авторов и названия изымаемых книг вычеркивались из всех библиотечных описей. А списки книг, которые подлежали изъятию, по окончании работ уничтожались по акту.
  Так что почётное звание "Стахановка библиотечного дела" Анастасия получила не за красивые глаза. Хотя они у неё и в самом деле были изумительные! А за ударный труд.
  С радостью ухватившись за предложенную Сергеем тему, она болтала о работе всю дорогу. Не давая ему и словечка вставить.
  Впрочем, он и не пытался это сделать. Просто шёл рядом. Позабыв обо всём на свете. Слушая её удивительный голос. И любуясь её красотой.
  Тонкой прядью цвета червонного золота, чуть выбившейся из-под шапочки. Раскрасневшимися на холодном ветру щеками. И нежными розовыми губами.
  Иногда она поворачивалась к нему. И её чудесные глаза проникали в него до глубины души. Наполняя её гулким искрящимся трепетом.
  Опомнился он только на углу 13-й линии. Когда Анастасия вдруг остановилась и сказала:
  - Ну, вот, и всё. А дальше меня провожать не надо. До свиданья.
  А потом перешла на другую сторону улицы. И ушла. Ни разу не обернувшись.
  Мимо проходили люди. Проезжали трамваи и автобусы. А он стоял и смотрел ей вслед. Долго-долго. До тех пор, пока её силуэт совершенно не растворился в сумерках...
  Сергей вздохнул.
  Ну, и ладно. Ну, и пусть. Ну, и что, что ему опять не удалось поговорить с Анастасией о любви! Зато он, наконец-то, сумел увидеться с ней. И даже проводил! Ну, и что, что не до дома. Это не важно! Может, в следующий раз удастся.
  Завтра, например.
  Ибо. С этого момента Сергей стал поджидать её после работы. Как только у него появлялась такая возможность.
  К сожалению, случалось это не так часто, как ему хотелось бы. Поскольку служба есть служба. Но, всё же, случалось.
  Сначала он делал вид, что столкнулся с Анастасией случайно. Дескать, шёл себе по своим делам, шёл. То бишь, уже возвращался. На гидроавиабазу. Мимо трампарка. А тут она! Но потом махнул рукой на эти условности и дожидался её у самого Дома культуры. Под высоким раскидистым клёном. На краю Василеостровского сада.
  Однако это мало что изменило. Она была приветлива. Но не более. И по-прежнему не позволяла провожать себя дальше перекрёстка. Прощаясь с Сергеем на переходе.
  Удивляться, завидев его, Анастасия перестала. И шаг не замедляла. Только смотрела искоса. Не зная, останется ли он стоять возле ограды. Или догонит её и пойдёт рядом. Хотя, скорее всего, нисколько в этом не сомневалась. Женщины просчитывают влюблённого в них мужчину безошибочно.
  Естественно, такая короткая, чуть более четверти часа, прогулка Сергея абсолютно не устраивала. И он не оставлял попыток прорваться в запретную зону. Но Анастасия неизменно пресекала эти поползновения. Легко раскусывая все его уловки и хитрости. Так что проводить её дальше проспекта имени Железнякова ему ни разу не удалось.
  А время шло. Весна заканчивалась! А они были так же далеки друг от друга, как и год назад.
  Сергей был уже на грани отчаяния. Неужели он ошибся?! Неужели всё напрасно?! Неужели Анастасия, действительно, его совсем не любит?!
  Настала майская теплынь. Невские волны унесли в залив последние льдины. Тучи над Ленинградом растаяли. И с небес хлынуло Солнце. Умытый весенними грозами, город расцвёл и зазеленел. Раскрылись почки на каштанах, тополях и клёнах. А на газонах появилась трава. И первые цветы - подснежники, нарциссы и тюльпаны.
  Но май промелькнул ещё быстрее, чем апрель. А Сергей всё ждал, всё надеялся. Что горячие солнечные лучи растопят ледяной айсберг. Который был у Анастасии вместо сердца.
  Однако сбыться его надеждам было не суждено.
  В Ленинграде стояли белые ночи. Самое прекрасное, самое удивительное, самое светлое время года! Словно нарочно созданное для любви. А в душе Сергея царила тьма.
  Он сам лишил себя единственной радости, что оставалась ещё в его никчёмной жизни - встреч с Анастасией!
  - Это ты написал? - спросила она как-то раз во время их ежевечерних прогулок, почти пробежек.
  - Где? - невинно моргая честными глазами, прикинулся дурачком он.
  - В моём подъезде, - прищурилась Анастасия.
  - Да, - потупился Сергей.
  - Никогда больше так не делай! - строго сказала она.
  И он больше никогда так не делал.
  Бродил вокруг да около целыми вечерами. Стоял, с тоской вглядываясь в любимое окно. Но в дом не заходил.
  Потому что ему было запрещено всё! Переходить через этот ненавистный перекрёсток. Провожать её до дверей. Обнимать, целовать, ласкать!
  И он сходил с ума. Когда она, по-быстрому простившись с ним на углу, уходила вдаль. Стройная. В лёгком ситцевом платье. И свежий ветер обнимал её. Лаская ноги, грудь и плечи. Трепал пушистые волосы. И целовал уста. Сколько хотел.
  А Сергей плёлся в рюмочную. Молча употреблял. Глядя в пыльное, засиженное мухами, окно. И думал, думал, думал.
  Пока однажды. Изрядно употребив для храбрости. Не придумал ничего лучше, чем притащиться к Анастасии. Очень поздним вечером. Но с цветами. Благо, росло их тут во дворе на клумбах в изобилии. Всяких разных. Даже розы.
  К счастью, она ещё не спала. И вышла к нему. В длинной тельняшке. И спортивных штанах. С убранными и затянутыми в пучок волосами. Вся такая домашняя. И тёплая. Что у него перехватило дыхание.
  Сергей вытащил из-за спины букет. И протянул ей.
  Анастасия сделала большие глаза. Но розы всё-таки взяла. А потом нахмурилась.
  - Никогда больше так не делай! - строго сказала она.
  И он больше никогда так не делал.
  Точнее, сделал. Но. Лишь раз. Когда, не послушавшись Анастасию, опять принёс ей цветы. На следующий же день. Только уже не с клумбы, а из магазина! А её не оказалось дома. Он ждал-ждал. Во дворе. А её всё не было и не было. Так что пришлось к соседям обратиться. Пока совсем не стемнело. И попросить ведро. С водичкой. Чтобы букет поставить. У неё под дверью. Что-то подсказывало Сергею, что сегодня вряд ли он её дождётся. Даже если до самого утра простоит. А он всё равно стоял. И ждал. Всю ночь. Но так и не дождался...
  В первых числах июня вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР "Об увековечивании памяти героев Хасана". В соответствии с которым Посьетский район Приморского края переименовывался в Хасанский. Для участников боёв учреждался нагрудный значок. А шестое августа объявлялось праздником 1-й Отдельной Краснознамённой армии, как день взятия высоты Заозёрной и очищения Советской земли от японских захватчиков.
  Гражданская война на Дальнем Востоке окончилась в октябре двадцать второго. После взятия Спасского укрепрайона частями Народно-революционной армии Дальневосточной республики. Однако раны, полученные в штурмовые ночи Спасска и Волочаевские дни, были далеко не последними.
  Сначала не давали покоя недобитые золотопогонники и китайские милитаристы. Затем полезли японские самураи.
  Захватив в тридцать первом году Северо-Восточный Китай, они расквартировали на территории созданного ими буферного государства Маньчжоу-Го огромную армию, нацеленную на советское Забайкалье, Приамурье и Приморье - более трёхсот пятидесяти тысяч человек, тысячу орудий, четыреста танков и триста пятьдесят самолётов!
  Провокации, которые японцы всё чаще и чаще устраивали на советской границе, становились всё наглее и наглее.
  Только за последние два года имело место пятьдесят четыре нарушения сухопутных границ Советского Союза (в том числе, двадцать шесть обстрелов погранпостов и шесть серьёзных боестолкновений с японо-маньчжурскими войсками, самым крупным из которых стал вооружённый конфликт у озера Хасан в июле-августе минувшего года), двадцать пять нарушений воздушного пространства и двадцать нарушений морских границ, двадцать шесть случаев заброски подрывной литературы и сорок четыре иных нарушения пограничного режима! В одном только тридцать восьмом году при переходе границы было задержано до тысячи восьмисот агентов японской разведки! А всего за эти десять лет советские пограничники задержали до ста тридцати тысяч (!) нарушителей и уничтожили свыше ста пятидесяти банд.
  В Хасанских боях с советской стороны участвовало пятнадцать тысяч бойцов и командиров, двести сорок орудий, двести восемьдесят пять танков и двести пятьдесят самолётов. С японской - двадцать тысяч солдат и офицеров, двести орудий и три бронепоезда. После десятидневных боёв самураи были отброшены. С большими потерями.
  К сожалению, прошлогодний урок ничему не научил агрессора. Который продолжал бросаться на соседние страны, как сорвавшаяся с привязи бешеная собака. И в начале мая вторгся на территорию дружественной Монголии в районе Тамцаг-Булакского выступа. В излучине реки Халхин-Гол.
  Выступая на сессии Верховного Совета, Член Политбюро ЦК ВКП (б) Председатель Совета Народных Комиссаров СССР товарищ Молотов заявил: "Кажется, уже пора понять, кому следует, что советское Правительство не будет терпеть никаких провокаций со стороны японо-маньчжурских воинских частей на своих границах. Сейчас надо об этом напомнить и в отношении границ МНР. Границу Монгольской Народной Республики, в силу заключённого между нами договора о взаимопомощи, мы будем защищать так же решительно, как и свою собственную границу! Соответствующее предупреждение нами сделано через японского посла в Москве. Мне нет необходимости говорить и о нашем отношении к Китаю. Вы хорошо знаете заявление товарища Сталина о поддержке народов, ставших жертвами агрессии и борющихся за независимость своей Родины. Это в полной мере относится к Китаю. Советский Союз уже не тот, каким он был десять лет тому назад. Силы СССР окрепли. Приходится об этом напомнить, так как до сих пор некоторые наши соседи не могут, видимо, этого понять".
  Однако упомянутые соседи закусили удила. Не внимали никаким предостережениям. И не желали ничего понимать.
  Используя все виды маскировки и дезинформации, советское командование сумело скрытно подтянуть в район нового конфликта свежие части и соединения. Что позволило добиться двукратного превосходства в артиллерии (пятьсот шестьдесят стволов против двухсот восьмидесяти) и семикратного в бронетанковых частях (восемьсот двадцать танков и бронемашин против ста двадцати). Господство в воздухе (пятьсот восемьдесят самолётов против четырёхсот пятидесяти) было достигнуто в ходе жестоких воздушных боёв. Однако общая численность советско-монгольских войск (пятьдесят семь тысяч человек) к началу Халхин-Гольской наступательной операции не превышала численность японо-маньчжурской группировки (до шестидесяти тысяч человек).
  Тридцатого июля войска Забайкальского фронта перешли в наступление, четвёртого августа завершили окружение и к шестому числу полностью очистили монгольскую землю от оккупантов. Потерявших свыше двадцати двух тысяч человек убитыми.
  И это были самые большие потери армии Великой Японской империи за все семьдесят лет её существования! В полтора раза больше, чем было потеряно в крупнейшем сражении русско-японской войны под Мукденом.
  Увы, но даже такое позорное поражение не смогло утихомирить зарвавшуюся японскую военщину.
  В течение всей следующей недели в советской печати ежедневно публиковались сообщения ТАСС о новых пограничных инцидентах. Шестого августа: "Японцы не успокаиваются". Седьмого: "О нападении японо-маньчжурской авиации на территорию Монгольской Народной Республики". Восьмого: "Японские провокаторы не успокаиваются". Девятого: "Новое нарушение границы японскими войсками". Десятого: "Японо-маньчжурская провокация продолжается". Одиннадцатого: "О столкновениях на советско-маньчжурской границе".
  В конце концов, терпение советского Правительства иссякло. И было принято решение о срочном хирургическом вмешательстве. С целью вскрытия маньчжурского абсцесса. И зачистке этого гнойника. От самураев и прочих болезнетворных микробов.
  Собственно говоря, необходимость проведения данной операции стала ясна ещё год назад. После Хасанских событий. Когда и началась переброска на Дальний Восток новых частей и соединений. К этому лету все подготовительные мероприятия (сосредоточение войск и накопление материальных запасов) были завершены. Так что можно было начинать.
  Двенадцатого августа решением Наркома обороны СССР товарища Сталина были приведены в повышенную боеготовность 1-я и 2-я отдельные Краснознамённые армии, войска Забайкальского фронта и всех военных округов, а также 1-я, 2-я и 3-я отдельные авиационные армии Резерва Главного Командования. Флоты и военные флотилии были приведены в оперативную готовность ? 1 решением Наркома ВМФ СССР флагмана флота 2-го ранга Кузнецова (боевое ядро флота в одночасовой готовности к выходу в море; весь состав флота в четырёхчасовой готовности; зенитная артиллерия изготовлена к бою; усилена воздушная разведка и дозорная служба; авиация рассредоточена по оперативным аэродромам и готова к действию; подводные лодки рассредоточены и готовы к немедленному выходу в море; форсированно заканчивается ремонт кораблей; тылы развёрнуты).
  В тот же день Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП (б) была создана Ставка Главного Командования Красной Армии на Дальнем Востоке во главе с командармом 1-го ранга Тимошенко. А тринадцатого августа на основании директивы Ставки на базе 1-й и 2-й ОКА были образованы Приморский и Дальневосточный фронты. Которые вместе с Забайкальским фронтом при поддержке 1-й, 2-й и 3-й отдельных авиационных армий РГК, Тихоокеанского флота и Краснознаменной Амурской военной флотилии нанесли мощный ответный удар по японо-маньчжурским поджигателям войны.
  Мировое сообщество отреагировало на действия СССР по защите своих дальневосточных границ весьма неоднозначно.
  Японские газеты бесновались. Чего и следовало ожидать. Тогда как III-й Рейх и Королевство Италия, несмотря на то, что были членами Тройственного Пакта, проявили, мягко говоря, большую сдержанность. Так же как и Северо-Американские Соединённые Штаты. Хотя и по другим причинам.
  Как это ни странно, больше всех по поводу жестокой агрессии против Великой Маньчжурской Империи возмущалась Антанта. А, ведь, ни Англия, ни Франция, Даманьчжоу-диго до сих пор так и не признали. Ни де-факто, ни де-юре.
  Сначала в Лондоне и Париже воцарилась мёртвая тишина. А потом поднялся невообразимый лай. Совет Лиги наций, полностью контролируемый англофранцузами, тут же принял резолюцию, резко осуждающую безчеловечные бомбардировки мирного населения. Но этим дело и ограничилось.
  Тучи на западных границах Советского Союза ходили хмуро. Но пока было тихо. Тревожно. Как всегда. Но не более того. Притом, что на Дальнем Востоке вовсю ревели танковые и авиационные моторы, гремели пушки и строчили пулемёты.
  Однако пули и осколки свистели не только там.
  В начале августа во время аэрофотосъёмки белофинских береговых батарей самолёт Сергея был обстрелян с земли, получил повреждения и совершил вынужденную посадку в территориальных водах Финляндской республики в десяти кабельтовых от южной оконечности острова Койвисто. И лишь благодаря умелым действиям экипажа сумел вернуться на свой гидроаэродром. Глиссируя по водной поверхности Сейскарского плёса около двадцати миль под шквальным огнём сторожевых катеров Береговой охраны Финляндии.
  За геройство, проявленное при выполнении специального задания командования, всех членов экипажа представили к наградам. Стрелок-радист отделком Петренко получил медаль "За отвагу", флаг-штурман эскадрильи старший лейтенант Николаев - орден Красной Звезды. А наградные документы на Сергея были отозваны назад. Но об этом чуть позже.
  Больше Анастасию он не провожал.
  И дело было не в том, что она не пришла ночевать домой. Тогда. В середине июня. Когда он всю ночь проторчал у неё под окном. И чуть не свихнулся от ревности.
  Нет! Дело было совсем не в этом. Ну, мало ли, отчего может не придти ночевать домой молодая симпатичная женщина! Особенно, если она ещё не замужем. В смысле, уже разведена.
  Во-первых, её могли задержать на работе. Для выполнения срочного производственного задания. Во-вторых, она могла задержаться в гостях. Допоздна. И остаться ночевать у подруги. Поскольку все мосты развели. И, наконец, в-третьих. Она могла попросту уехать из города! Чтобы навестить своих родителей, например. Которые после выхода отца Анастасии в отставку переехали в один из посёлков недалеко от Ленинграда.
  Впрочем, это было уже не важно! Потому что он всё понял! Мог бы и раньше догадаться, конечно. С его-то навыками морского разведчика, способностью замечать малейшие детали и по самым мелким признакам отыскивать противника! Но, как говорится, уж лучше поздно, чем вообще!
  На самом деле, всё оказалось куда проще! Незачем было и голову ломать.
  Анастасия не влюбилась в Сергея, невзирая на все его ухаживания, не оттого что не могла любить, как написала ему когда-то. А потому что была уже влюблена. Но в другого.
  И с этим ничего нельзя было поделать...
  
  Глава 10
  
  ...Воистину, нет у человека худшего врага, чем он сам! И ни один даже самый изощрённый и коварный недоброжелатель, мерзкий завистник или клеветник не сможет принести никому столько вреда, сколько его собственные неосторожные слова и необдуманные поступки...
  Долгое время Сергею сходили с рук походы по рюмочным, пивным и ресторациям. Появление на службе с запахом. В смысле, с бодуна. И даже опохмелка. В каптёрке. Однако ничто не длится вечно.
  - Товарищ Шамшурин, - как-то после построения подозвал к себе Сергея военком 15-го морского бомбардировочного авиаполка батальонный комиссар Сафонов. - Давай отойдём. Надо поговорить.
  И они отошли. И поговорили. И разговор этот был не из приятных.
  - Мне очень не хочется поднимать данный вопрос, товарищ капитан, - сказал Сафонов. - А тем более, ставить его ребром. Но. Поступают сигналы...
  Военком многозначительно посмотрел на него. Ожидая реакции. Однако Сергей служил не первый день. На эту наживку не повёлся. И молчал. Сделав непроницаемое лицо.
  Поскольку сигналы могли быть самыми разными. Начиная с недостатков в караульной службе. Или строевой подготовке. До потери политической бдительности. Так что, прежде чем начинать каяться и посыпать голову пеплом, стоило выяснить, в чём, собственно, дело.
  - Вам доводили директиву ? 3/СС Наркомвоенморфлота и Начполитупрафлота? - поинтересовался комиссар.
  - Так точно! - вытянулся Сергей, руки по швам.
  И незаметно перевёл дух. Так как в упомянутой директиве речь шла всего лишь о пьянстве и недисциплинированности в рядах РККФ. А не о вредительстве.
  Иными словами, ему предстоял обычный втык. Нагоняй и пропесочка. То бишь, взбучка, вздрючка, выволочка. И прочая головомойка. Процедура для военного человека привычная. Можно даже сказать, рутинная. Являющаяся неотъемлемой частью повседневной службы, важнейшей составляющей и главным её содержанием.
  Ибо. В соответствии с уставом, каждый начальник несёт полную ответственность за политико-моральное состояние личного состава. И обязан! В обращении с подчинёнными быть строгим. И требовать точного и сознательного выполнения ими воинской дисциплины, правил и порядка, установленных уставами и инструкциями.
  Во флоте, так же как и в армии, все начальники (включая наркомов) в обязательном порядке находятся у кого-нибудь в подчинении. И свою долю матерков получают регулярно. Вне зависимости от количества золотых галунов на рукавах. И их ширины. При этом высшему и старшему комначсоставу достаётся не меньше, чем среднему или младшему. И в столь же цветистых выражениях.
  Что же касается пьянства, которое стало бичом и РККА, и РКВМФ, то борьба по выведению этого родимого пятна велась неустанно. Хотя и без особого успеха. К сожалению.
  В январском приказе командующего ВВС Краснознамённого Балтийского флота приводились ужасающие цифры. Только за полгода в частях флотской авиации было совершено свыше тысячи дисциплинарных нарушений (двести пьянок и дебошей, сто самовольных отлучек, девяносто оскорблений начальства и так далее), более половины из которых совершили кандидаты в члены и члены ВКП (б), "отличившиеся", в том числе, и в прогремевшей на весь флот пьяной драке тридцать первого декабря с участием командного и политического состава 1-го минно-торпедного полка - ответсекретаря политрука Мазура, начсвязи полка старшего лейтенанта Бабушкина, начштаба эскадрильи старшего лейтенанта Хохлова и других.
  Напрямую связывая недисциплинированность с низкой боеготовностью и ростом аварийности (в том же 1-м минно-торпедном авиаполку, где было зафиксировано полторы сотни проступков, за то же время случилось шесть аварий и поломок), исполняющий должность командующего ВВС КБФ полковник Кузнецов в своём приказе требовал: "Борьбу с пьянством и борьбу за установление железной дисциплины считать одной из главных задач в работе комсостава и партийно-комсомольских организаций. Решительно и безпощадно наказывать всех лиц, замеченных в пьянстве. На неисправимых пьяниц представлять материал для отдачи под суд военного трибунала".
  Сергей не снятых взысканий не имел. К "неисправимым" не относился. И хотя, по словам военкома, был уже "замечен", ещё ни разу не залетал по-настоящему. Поэтому их "беседа" никаких серьёзных последствий не имела. Несмотря на всю свою суровость.
  Впрочем, это был лишь первый звоночек. Вслед за которым последовали другие. Уже не столь безобидные.
  Как странно! Каких-то семь лет назад он и представить себе не мог, что его будут прорабатывать за пьянку. Потому что до призыва этим делом не увлекался! Невзирая на трудное детство и прочие тягости и лишения военного коммунизма и новой экономической политики.
  Более того, возглавлял деповскую ячейку Общества по борьбе с алкоголизмом. В качестве партийного поручения. Организовывал антиалкогольные митинги и демонстрации. И распространял билеты безпроигрышной лотереи "Книга вместо водки!". Устраивал агитсуды над пьяницами, прогульщиками и бракоделами. И участвовал в рейдах по борьбе с подпольными шинкарками и самогонщиками.
  И, вот, когда победа над этой, поистине общенародной, бедой была уже совсем близка. Вдруг возобладало мнение, что пьянство исчезнет само собой. По мере продвижения страны к социализму. В связи с ростом благосостояния и культуры. И поступило указание перейти от узкой антиалкогольной работы к развёрнутой борьбе за оздоровление бытовых условий. Журнал "Трезвость и культура" был закрыт. Общество по борьбе с алкоголизмом слилось с обществом "До?лой безграмотность" и Союзом безбожников в общество "За здоровый быт". А в число ударных строек тридцать третьего года был включён целый ряд крупных винокуренных заводов.
  Сергея вызвали в райком. И разъяснили политику Партии. В данном вопросе.
  А дело было в том, что к концу первой пятилетки затраты на строительство промгигантов превысили плановые в полтора раза. И все резервы оказались исчерпаны. То, что можно было продать за валюту (нефть, лес, хлеб, пушнина, золото), было продано. Церковные ценности изъяты. Прогрессивный налог с нэпманов собран. Зарплаты рабочих и служащих заморожены. Обязательные "займы индустриализации" среди населения распространены. Так что, единственным источником дохода осталась водочная монополия.
  - Конечно, без водки было бы лучше, ибо водка есть зло, - сказал товарищ Сталин во время одной из встреч с трудовыми коллективами. - Но тогда пришлось бы пойти в кабалу к капиталистам, что является ещё большим злом.
  Сергей от курса, указанного товарищем Сталиным, никогда не отклонялся. Справедливо считая, что товарищу Сталину виднее. Куда должна вести генеральная линия. Поэтому взял, как говорится, под козырёк. И развернул работу ячейки в нужную сторону. И сам развернулся. В смысле, стал вносить посильный вклад в финансирование ускоренного развития тяжёлой промышленности. И прочей металлургии. Дабы не идти в кабалу.
  Начинал он как все. С кружки пива. Возле бочки напротив деповской проходной. Но вскоре уехал в Ейск. И познакомился с Тамарой. Которая предпочитала проводить время в более культурной обстановке. То бишь, в ресторане. С бокалом вина. И тогда он переключился на портвейн.
  Довольно долго "Массандра" помогала им поддерживать гармонию в браке.
  Пока Сергей прохлаждался на своей гидроавиабазе, Тамаре приходилось тащить на себе все домашние дела. И она очень уставала. От этого однообразия. И скуки. Поэтому вечер старалась провести как можно веселее. С обязательным скандалом в оконцовке. Зато потом они мирились. И это было очень романтично.
  И всё бы было хорошо. Поскольку Тамару такие отношения вполне устраивали. Хотя она и утверждала обратное. Однако Сергея эти безконечные качели просто выматывали. Настолько, что иной раз и домой идти не хотелось.
  А потом он влюбился в Анастасию.
  И незаметно для себя перешёл на крепкие напитки. Чтобы заглушить тоску от безответной любви.
  А когда развёлся с Тамарой, стал злоупотреблять не только по вечерам. Дома. Или в какой-нибудь забегаловке. Но и днём. Даже в расположении. Вот, и нарвался.
  Зла на военкома Сергей не держал. А за что? Всё верно! Каково сеется, таково и веется! Директиву читал? Читал. Под роспись, между прочим! И приказ тоже. А сам!
  - Международная обстановка обострена уже до крайности. Антанта клыками клацает. Самураи мечи точат. Белофинны совсем обнаглели. А дисциплина хромает. И негативно влияет! На боеготовность и на аварийность. А рыба с головы гниёт! - рубил наотмашь комиссар. - Ну, хочешь ты напиться, так напейся уже. Но не на службе! Запрись себе дома. В сортире! И пей, сколько влезет. Только вестовому скажи. Где тебя, сволочь такую, искать. Если враг на Родину нападёт. И, не дай Бог, эскадрилья по тревоге в срок не уложится! Пойдёшь по пятьдесят восьмой. За контрреволюционный саботаж! Со всеми вытекающими. Вплоть до высшей меры!
  Анастасию после работы Сергей больше не ждал.
  И вовсе не оттого, что она однажды не ночевала дома. Что произошло, кстати, по абсолютно уважительной причине! Так как в тот выходной Анастасия ездила к отцу с матерью во Всеволожский. Как она сама позднее ему и объяснила.
  Нет! Сергей перестал провожать её не поэтому. А потому что! Как-то вечером. Когда он догнал Анастасию. И уже пристроился, чтобы проводить. До "пограничного" перекрёстка. Она сказала с возмущением:
  - Ты меня преследуешь!
  И прищурилась на него так! Будто он враг народа.
  А он совершенно не преследовал её! Просто стоял. Под знакомым клёном. И ждал. Битых три часа. Успев практически опустошить свою карманную фляжку с "Юбилейным".
  А она, всё равно, рассердилась. За то, что он так долго маячил возле Дома культуры.
  И тогда Сергей перестал караулить её по вечерам. И проходил, не останавливаясь. И мимо этого угла. И мимо этого клёна. И мимо этой чугунной ограды. Где отстоял не одну вахту! А теперь шёл мимо. Шаг за шагом. Лишая себя единственной возможности увидеть Анастасию! И насладиться. Хоть чуточку! Милыми глазами. И улыбкой.
  Зато теперь он мог безпрепятственно пересекать границу её "владений". Сколько угодно бродить по 13-й линии. Вдоль набережной реки Смоленки. И в Камском саду.
  И он пересекал. И бродил. И даже стоял во дворе её дома. Любуясь заветным окном. Разнузданно и безудержно.
  А потом прекратил и это.
  Ибо. До него дошло. Наконец-то! Что Анастасия. Никогда! Его уже не полюбит. Потому что любит уже! Но не его. А этого! С тремя шпалами на петлицах, усиками и медалькой.
  В последнее время Сергей очень плохо спал. Очень много пил. И очень много думал. Пока не додумался.
  Тосковать ему никто не мешал. Тамара отправила дочку в пионерлагерь на всё лето. И уехала в Ейск. Ещё в начале июня. Чтобы подготовиться к предстоящему переезду. Так что он мог до утра сидеть на кухне. Беседуя с бутылкой. И вспоминая встречи с Анастасией. Пока не довспоминался.
  И вдруг понял. Что к чему.
  А мог бы и раньше. Понять! Она, ведь, даже не скрывала. Своего отношения к интенданту. Ни в читальном зале. Просто расцветая, когда он подходил к стойке. А она улыбалась ему так! Как никогда не улыбнётся Сергею. Ни на танцах. Просто млея, когда этот ловелас приглашал её. А она смотрела на него так! Как на Сергея не посмотрит никогда...
  Ранним утром тринадцатого августа на всём протяжении советско-маньчжурской границы загрохотали пушки.
  Главный удар в направлении на Харбин (из района Тамцаг-Булак) осуществил Забайкальский фронт. При поддержке 3-й отдельной авиационной армии РГК. Навстречу Забайкальскому ударили Дальневосточный (из района Благовещенска и вдоль реки Сунгари) и Приморский (из района Гродеково) фронты. При поддержке 1-й и 2-й отдельных авиационных армий Резерва Главного Командования и Краснознаменной Амурской военной флотилии. После освобождения Харбина все три фронта должны были двигаться в направлении на Мукден. И далее на Бэйпин, Порт-Артур и Сеул. Кроме того, силами двух конно-механизированных групп Забайкальского фронта был нанесён вспомогательный удар в направлении на Бэйпин (из района Эрдени-Цаган).
  Первые скупые упоминания о боях в Северо-Восточном Китае и Японском море в центральных газетах появились лишь через полторы недели. Уже после того, как были освобождены Харбин, Чаньчунь и Мукден. И разгромлена самурайская "Эскадра возмездия". После того как были произведены массированные бомбовые удары по Японским островам. Когда, в ответ на варварские воздушные налёты на Владивосток и попытки обстрелять его с моря, были сожжены сотни японских населённых пунктов. Начиная с таких крупных, как Токио и Киото, и заканчивая никому неизвестной Хирошимой.
  В сообщении ТАСС от двадцать четвёртого августа указывалось: "Ряд иностранных газет, основываясь на неверных сообщениях министерства флота Японии, даёт сведения о столкновениях между японским военно-морским флотом и советским Тихоокеанским флотом в Японском море. Японские газеты лживо утверждают, что советский флот первым нарушил японскую границу. В то же время японские газеты хвастливо кричат о "больших" потерях, понесённых советским флотом. На основании данных, полученных из Главного морского штаба РКВМФ, ТАСС имеет возможность сообщить проверенные данные о событиях в Японском море.
  В действительности в Японском море произошли следующие события.
  Семнадцатого августа военно-морской флот Японии в количестве сорока боевых кораблей нарушил морскую границу СССР и совершил попытку прорваться к Владивостоку для его бомбардировки. В составе так называемой "Эскадры возмездия" находились тяжёлые артиллерийские корабли, в том числе, сверхдредноуты типа "Фузо", а также авиаматки, крейсера и эсминцы.
  Японские боевые корабли были обнаружены советскими самолётами-разведчиками в советских территориальных водах. Когда намерения японского командования стали полностью ясны, советская военно-морская авиация получила приказ атаковать японские боевые корабли.
  По данным Главморштаба бомбами и торпедами были потоплены сверхдредноут и два тяжёлых крейсера, один из которых взорвался. Три сверхдредноута и два тяжёлых крейсера были повреждены. Кроме того, были потоплены две авиаматки, два лёгких крейсера и пять эсминцев. Потери советской авиации - шестьдесят два самолёта.
  Двадцать второго августа военно-морской флот Японии совершил новую попытку прорваться к Владивостоку. Эта попытка была пресечена советской авиацией, подводными лодками и торпедными катерами. Кроме того, на подступах к Владивостоку в прибрежных районах было выставлено оборонительное минное заграждение.
  По данным Главморштаба потери военно-морского флота Японии двадцать второго августа от бомб, торпед и морских мин составили не менее десяти тяжёлых артиллерийских кораблей, в том числе, два сверхдредноута. Ещё три сверхдредноута получили сильные повреждения. Потери советской авиации - восемьдесят самолётов".
  Двадцать восьмого газеты сообщили об освобождении Бэйпина и Порт-Артура. А двадцать девятого августа был опубликован новый, уже второй за этот месяц, Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза.
  За Хасан этого звания было удостоено двадцать шесть воинов, за Халхин-Гол - тридцать три (в том числе, двое - уже по второму разу), за Северо-Восточный Китай и Японское море - тридцать девять!
  При этом из двадцати пяти пилотов, ставших Героями Советского Союза двадцать девятого августа, двадцать два служили во флоте.
  В военно-морской авиации, которая без сомнения является самым элитным видом ВВС, как в деревне, все друг друга знают, или, как минимум, имеют общих друзей и знакомых. Кто-то вместе учился. Одни - в ВШМЛ, другие - в ВЛТШ, третьи - в ВМА. А кто-то вместе служил. На Чёрном море или на Балтике, за Полярным кругом или на Дальнем Востоке.
  Сергей был искренне рад такой высокой оценке боевой работы своих товарищей. Хотя эта радость была приправлена огромной долей горечи. Так как половина Героев получила это звание посмертно.
  Когда во время крайнего совещания комначсостава им довели совершенно секретную информацию о воздушно-морской операции Тихоокеанского флота по уничтожению самурайской "Эскадры возмездия", Сергею сразу вспомнились прошлогодние манёвры. На Чёрном море. В ходе которых отрабатывалась сходная боевая задача. Вспомнился и "разбор полётов", которым руководил комфлота флагман 2-го ранга Юмашев. В апреле возглавивший ТОФ. И реализовавший в настоящем бою наработки, сделанные во время тех учений. Только применительно к возможностям Тихоокеанского театра военных действий.
  Творчески развив идею комбинированного торпедно-бомбового удара по соединению врага, Юмашев отказался от привлечения тяжёлых артиллерийских кораблей и лёгких сил. Ввиду полного отсутствия наличия таковых. Использовать имеющийся москитный флот (сто четырнадцать торпедных катеров) на значительном удалении от берега также не представлялось возможным. Поэтому основная роль в разгроме вражеской эскадры досталась торпедоносцам (тридцать Р-5Т и сто двадцать ДБ-3Б и ДБ-3Т) и скоростным бомбардировщикам (шестьдесят два СБ). Которые после обнаружения вражеского ордера морскими дальними и ближними разведчиками (восемь МДР-6 и сто двадцать МБР-2) под прикрытием истребителей (сто восемьдесят шесть "ишаков") должны были атаковать противника. Кроме того, на путях отхода повреждённые японские корабли поджидали четыре подводных минных заградителя типа "Ленинец" и двенадцать средних подводных лодок типа "Щука".
  Впрочем, это было ещё не всё. В конце июля на Дальний Восток был переброшен 85-й отдельный смешанный авиаполк ОСНАЗ (десять тяжёлых бомбардировщиков ТБ-3 "Звено СПБ" и двадцать истребителей И-16 СПБ), сформированный на базе НИИ ВВС РККА и укомплектованный лётчиками-испытателями. Обученными нанесению бомбового удара по морским целям с пикирования. Этот тактический приём ещё не получил широкого распространения. Однако уже доказал свою исключительную эффективность во время опытных бомбёжек на испытательном полигоне НИИ ВВС.
  "Составной пикирующий бомбардировщик" (один ТБ-3 и два И-16) явился блестящим решением неразрешимой задачи. Компромиссом, соединившим в себе огромный радиус действия и грузоподъёмность медлительного бомбовоза ТБ-3 с высокой маневренностью и скоростью маленького, но юркого ястребка И-16, обладавшего незначительной дальностью полёта и бомбовой нагрузкой.
  И-16 мог бросить бомбы с крутого, практически отвесного, пикирования. Но поднимал всего две 100-кг фугаски. Которые сверхдредноуту были, что слону дробина. В смысле, как об стенку горох. И не могли пробить даже палубу. Не говоря уже о башнях главного калибра и прочих пороховых погребах. Закованных в многосантиметровую броню.
  Тогда как один бомбардировщик ТБ-3 "Звено СПБ" нёс на своих подкрыльевых фермах два пикировщика И-16 СПБ с двумя бронебойными бомбами БРАБ-220 каждый. А десять таких звеньев - двадцать таких пикировщиков! Способных вывалить на вражеские корабли сорок таких бомб! На изготовление которых пошли морские одиннадцатидюймовые полубронебойные снаряды.
  Неудивительно, что они оказали такое убийственное действие на самурайские сверхдредноуты. Ибо на конечном участке траектории разгонялись до скоростей, не уступающих подлётным при стрельбе из орудий. При несравнимо большей точности попадания в цель!
  А точность, судя по результатам фотоконтроля, была просто феноменальной! Бомбы рвались на крышах огромных орудийных башен. Пробивали широкие палубы. И крушили надстройки-пагоды, дымовые трубы и мачты, спасательные шлюпки и катапульты с гидросамолётами.
  Круче всего досталось флагману. Получив и в нос, и в корму, он накренился и выкатился из строя. Дымя и разгораясь. Перепало и его охвостью. Начались пожары. А потом один из кораблей взорвался! Такого Сергей ещё не видел. Даже на фотоиллюстрациях к описаниям Ютландского боя. Огненный столб взметнулся метров на триста, а чёрный гриб дыма поднялся на высоту более километра! Что же касается авиаматок, то они загорелись не сразу. Но уж когда загорелись, дымом накрыло всю округу.
  Вслед за пикировщиками на врага ринулись торпедоносцы. Сквозь огонь, прошивающий всё видимое пространство. Смотреть на который было страшно даже на фотографиях. А они шли. Тройка за тройкой. Натыкаясь на разрывы зенитных снарядов, раскалённые трассы и белоснежные водяные столбы. Разваливаясь на куски. И падая. Или вспыхивая. И разматывая хвосты чёрного как смоль дыма. До самых вражеских бортов. Врезаясь в них вместе с торпедами. Но, не сворачивая с боевого курса.
  Сергей не знал, кто эти парни. Ведущие эти самолёты. Но так уж вышло, что он знал очень многих из тех, кто мог идти в эту атаку. И сам пошёл бы, если бы пришлось. И обязательно пойдёт! Однажды. Когда настанет его час...
  Будь интендант один, ничего бы не случилось.
  После "беседы" с комиссаром Сергей на службе пьяным уже не показывался.
  Тем вечером он отдыхал не в рюмочной. Не у ларька "Пиво-Воды". А как человек. В смысле, настоящий красный военморлёт! В конце концов. И с самого начала. Который имеет право! И возможность. Выпить по-людски. Не в подворотне. А в ресторане "Астория"! С окнами на площадь имени товарища Воровского, памятник кобыле царя Николая I-го (он же Палкин, он же Романов, он же Готторп, он же Гольдштейн) и золотые купола Государственного антирелигиозного музея.
  Пил он по-обыкновенному. То есть очень много. Как говорил писатель А.С. Пушкин.
  Расположившись, как всегда, у оркестра. Сергей заказал себе красной икры. Ассорти из свежих овощей. Осетринку под сметанным соусом. С картошкой на гарнир. И водочки ледяной. Чтоб изморозь по графинчику! А ещё, само собой, ясное дело, а как же иначе! Клюквенный морс. Ибо. Пьют, не запивая, только неисправимые пьяницы. А он не абы как. А целый капитан! Два с лишним галуна на рукавах. Комэска! И всё такое.
  И тут. Нарисовался этот. Да, не один, а с барышней! В модной шляпке. Маникюр-педикюр. Глазки подмалёваны. Губки накрашены.
  И так Сергею вдруг стало обидно. За Анастасию. Что даже не высказать! Она, значит, влюблена. В этого. Интенданта. Прижимается к нему. Надышаться, значит, им не может. А он! По ресторациям шляется. С кем ни попадя.
  Да, ещё официантке хамит.
  И тогда Сергей сделал ему замечание.
  Конечно, это было ошибкой. Не надо было так поступать! Но промолчать он не мог. Во-первых, потому что успел крепко накатить. И уже ополовинил свой графинчик. Во-вторых, потому что недавно побывал под огнём. И ещё не совсем отошёл от свидания со смертью. А в-третьих, эта береговая крыса сама напросилась.
  Поэтому. Позабыв о субординации. Сергей сказал:
  - Товарищ интендант 1-го ранга! Вы не на овощебазе. Сейчас же, извинитесь перед официанткой!
  Вот, тут-то всё и началось.
  Интендант, который был уже совсем кривой, извиняться не пожелал. А даже наоборот. Повысил голос. И приказал Сергею заткнуться. Потому что не его собачье дело!
  И тогда. Сергей встал. Подошёл к этому невеже. А потом оглянулся. Якобы на оркестрантов. И врезал ему в челюсть. Почти без замаха. Но. От души.
  Под ноги танцующим, звеня, посыпались тарелки и бокалы. Стянутые интендантом со стола. Вместе со скатертью. Когда он полетел со стула.
  Барышня взвизгнула. На весь зал. Словно у неё сумочку в трамвае подрезали. А её незадачливый кавалер, пытаясь подняться, ползал по узорному паркету. На четвереньках. Посреди салатов и битой посуды. Матерясь последними словами. И нарываясь на повторение. Мать учения.
  Но ему повезло. В ресторане оказалось немало военных. Они и вмешались в воспитательный процесс. К счастью. Для воспитуемого. Ибо. Сергей мог не удержаться от искушения. И продолжить воспитание. Уже ногами.
  А потом было отделение милиции. И протокол.
  Сергей успел допить свой морс. Перед тем как прибежал постовой. И постарался протрезветь. Насколько возможно. Поэтому вёл себя вежливо. И вскоре был отпущен.
  В отличие от интенданта. Оравшего, что он член Партии с дореволюционным стажем. И учинившего безобразный скандал. Так что дежурному пришлось отправить его в вытрезвитель. На улице имени Марата, дом семьдесят девять. Где ему был поставлен диагноз: "Полное опьянение с возбуждением". И оказана первая медицинская помощь.
  Именно из-за такого поведения "пострадавшего", должным образом зафиксированного в милицейском протоколе и показаниях свидетелей, Сергею и удалось избежать обвинения по сто сорок шестой статье УК РСФСР (умышленное нанесение удара, побоев и иные насильственные действия, сопряженные с причинением физической боли). Поскольку он имел полное право подать на этого хама в суд по сто пятьдесят девятой (оскорбление, нанесённое кому-либо словесно). А под признаки воинского преступления данное деяние не подпадало. Хотя оскорбление насильственным действием подчиненным начальника или младшим старшего (статья сто девяносто три - пять, пункт "а") и произошло, отсутствовало главное условие привлечения виновного к уголовной ответственности - упомянутое деяние должно быть учинено при исполнении, хотя бы одним из них, обязанностей по военной службе.
  В результате и тот, и другой отделались лишь партийными и дисциплинарными взысканиями. Получили строгий выговор с занесением в учётную карточку. Были сняты с занимаемых должностей. И понижены в воинском звании. Интендант - на одну ступень, а Сергей - на две. За недостойное поведение, дискредитацию звания и чести красного командира.
  Вот, так он и шагнул из капитанов сразу в лейтенанты. Минуя, как говорится, все промежуточные ступени.
  Впрочем, "тройчаткой" (понижение в звании, должности и строгач по партийной линии) дело не ограничилось. Во всяком случае, для Сергея. Которого решили наказать так, чтобы другим неповадно было. Отозвав назад представление к ордену Красного Знамени.
  И, если к разжалованию Сергей отнёсся с философским спокойствием, то лишение заслуженной боевой награды воспринял очень болезненно.
  Поскольку этот орден был ему жизненно необходим! Чтобы она увидела. И поняла! Что этот холёный интендант (теперь уже не 1-го, а 2-го ранга) Сергею и в подмётки не годится! Со своей юбилейной медалькой.
  Но орден проехал мимо. И она так ничего и не поняла.
  Между тем, фитиль, подожжённый в Мюнхене премьер-министром Великобритании Чемберленом, наконец, догорел. И мир, по меткому выражению одного дипломата, являющийся всего лишь промежутком между двумя войнами, кончился.
  Пока "мировое сообщество" возмущалось по поводу жестокой агрессии большевиков против многострадального народа Китая, Совет Народных Комиссаров согласился на торговые и политические предложения Фюрера Германского народа. Девятнадцатого августа в Берлине было подписано Германо-советское торговое соглашение, а двадцать третьего в Москве - Пакт о ненападении между Германией и СССР.
  И в первый осенний день тридцать девятого года III-й Рейх атаковал Польшу.
  В тот же день к немцам присоединилась Словакия. Два дня спустя за поляков заступилась Антанта. А ещё через неделю число участников новой европейской войны выросло до десяти. Германия и Словакия - с одной стороны. Польша, Франция и Великобритания со своими доминионами (Австралия, Новая Зеландия, Британская Индия, Канада и Южно-Африканский Союз) - с другой.
  Как бы цинично это ни звучало, но для Советского Союза эта война оказалась, как нельзя, кстати!
  В течение месяца, минувшего с начала Маньчжурской стратегической наступательной операции, вся территория Северо-Восточного Китая была освобождена от японских захватчиков и их прихвостней.
  Осенью прошлого года штаб Квантунской армии разработал План действий ? 8 (так называемый план "Хачи-го"), предусматривающий наступательные действия против СССР в районе рек Уссури и Амур, а также в Забайкалье. С целью перерезать Транссибирскую магистраль и отторгнуть Восточную Сибирь и Дальний Восток. Однако всё вышло наоборот.
  К началу сентября войска Приморского фронта вышли на рубеж реки Ялуцзян и приступили к освобождению Кореи. При поддержке Корейской Народно-революционной армии. А войска Забайкальского и Дальневосточного фронтов нанесли удар во фланг и тыл группировки японских войск в междуречье Хуанхэ и Янцзы в направлении на Циндао, Сюйчжоу, Нанкин и Ухань. В тесном взаимодействии с частями КПК, Гоминдана и партизанами (Объединенной Северо-Восточной антияпонской армией, 8-й Национально-революционной армией и Новой 4-й Национально-революционной армией).
  Временное правительство Маньчжуро-Китайской Народной Республики было образовано в первый же день наступления на первых же метрах освобождённой территории. Так же как и Временные правительства Корейской и Восточно-Китайской Народных Республик. С помощью советских политработников они сумели быстро организовать свои рабочие органы на местах. И приступили к налаживанию мирной жизни.
  СНК СССР немедленно признал все вновь возникшие государства, а Верховный Совет сразу же ратифицировал заключённые с ними договоры о дружбе и сотрудничестве. И протоколы о взаимной безопасности. Такие же, какой в своё время был заключен с МНР.
  К осени тридцать девятого года дальневосточные границы СССР, двадцать лет подряд подвергавшиеся безконечным атакам недобитых царских атаманов, белокитайцев и японо-маньчжур, были достаточно укреплены.
  Пришло время укрепить западные рубежи, подвергавшиеся безпрерывным нападениям со стороны белополяков, белоэстонцев, белолитовцев и прочих белолатышей. А также северо-западные, все эти годы подвергавшиеся постоянным провокациям со стороны белофиннов.
  Семнадцатого сентября ясновельможное правительство Речи Посполитой во главе с Президентом паном Мосьцицким эвакуировалось. Вместе с депутатами сейма и сенаторами. Для начала в Румынию. А потом кто куда. Заодно с ними Верховный убыли Главнокомандующий маршал Польши Рыдз-Смиглы и начальник Генерального штаба Войска Польского генерал Стахевич. Вслед за которыми и остальные паны генералы посмывались. Оставив своё войско на произвол судьбы. Вместе с гражданским населением.
  И тогда Красная Армия перешла бывшую советско-польскую границу. Чтобы защитить от ужасов войны украинцев и белорусов, проживающих на территории этого "уродливого детища Версаля". Как очень точно охарактеризовал распавшееся польское государство товарищ Молотов.
  Поход был недолгим. Вскоре бойцы и командиры РККА встретились со своими товарищами по оружию - офицерами и солдатами Вермахта. И провели совместный военный парад в городе Бресте-над-Бугом, отошедшем к СССР в соответствии с секретным протоколом к Пакту о ненападении.
  В ходе сражения в Японском море ВВС Краснознамённого Тихоокеанского флота сумели защитить родные берега от озверевшего врага. Но и сами понесли тяжелейшие потери. В первую очередь, минно-торпедная авиация. Для пополнения которой было переброшено три эскадрильи с Чёрного моря и одна с Балтики.
  В связи с чем, 15-й морской бомбардировочный авиаполк передал свою бомбардировочную эскадрилью (пятнадцать бомбардировщиков ДБ-3Б) в 1-й минно-торпедный авиаполк. Вместо эскадрильи, убывшей на Тихий океан. После чего был выведен из состава 8-й бомбардировочной авиабригады и преобразован в 15-й отдельный морской разведывательный авиационный полк ВВС КБФ.
  Но это было ещё не всё.
  В отличие от ВВС Краснознамённого Балтийского флота, насчитывавших до двухсот пятидесяти истребителей, свыше ста бомбардировщиков, сто двадцать разведчиков и десять корректировщиков, в ВВС Северного флота имелось всего три десятка разведчиков. Что было совершенно недостаточно. В свете предстоящего укрепления границ. И эту диспропорцию нужно было в срочном порядке ликвидировать!
  Поэтому, в целях усиления ВВС СФ, было принято решение о передислокации в Мурманск нескольких авиачастей, в том числе 20-й морской разведывательной эскадрильи (двадцать МБР-2-АМ-34НБ).
  Хмурым сентябрьским утром, сделав прощальный круг над Синефлагской мелью и Галерной гаванью, Сергей покачал крылом оставшемуся далеко внизу Дому культуры ВЦСПС имени товарища Кирова и Василеостровскому саду. Где провёл столько томительно долгих, но таких прекрасных, часов. В ожидании, когда вдали появится стройный девичий силуэт. Длинная юбка. Рыжие волосы, плещущие на весеннем ветру. И глаза цвета лесного озера.
  Которые ему никогда уже больше не увидеть...
  
  
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  НОРВЕЖСКАЯ УВЕРТЮРА
  
  Полетит самолёт, застрочит пулемёт,
  Загрохочут могучие танки,
  И линкоры пойдут, и пехота пойдёт,
  И помчатся лихие тачанки!
  
  На земле, в небесах и на море
  Наш напев и могуч, и суров:
  Если завтра война,
  Если завтра в поход,
  Будь сегодня к походу готов!
  
  В. Лебедев-Кумач
  
  Глава 1
  
  ...Безконечно долго можно смотреть только на костёр. Да на текущую воду.
  Не оттого ли, что жизнь людская так на них похожа?
  Вспыхивает однажды. Почти из ничего. От самой крохотной искорки! А потом разгорается. И полыхает. И гудит. Взлетая к звёздам. Светлым пламенем. Пока не исчезнет. Растворившись в ясных небесах.
  Или заплещет внезапно. Практически на пустом месте! Чистым и прозрачным родником. И запрыгает вниз по камням. Быстро превращаясь в ревущий белопенный поток. Покуда не перебесится. Вырвавшись на равнину. Где потечёт спокойно. И плавно. Чтобы закончить свой путь. Слившись с морем.
  Недаром наши предки, превыше всего почитая Солнце, сравнивали жизнь с рекой. Посредине - стремнина. Несёт, не своротишь! Это - Сутьба. Ближе к берегу становится потише. Это - Рок. А с краю - совсем медленное течение. Толкающее человека к пониманию происходящего и называемое "урок". Поскольку возле Рока пролегает. Который не является чем-то страшным и неумолимым. А всего лишь означает состояние, когда человек, прошедший свой у-Рок и понявший его смысл, сам начинает формировать обстоятельства собственной жизни. Пожиная Сутьбу...
  Сергей был членом Партии. И в поповские сказки о Божьем промысле не верил. Но. В том-то и дело, что древнеславянское понятие Сутьбы, в отличие от церковного, не противоречило марксизму! Утверждающему, что свобода - это осознанная необходимость.
  Царизм путём религиозного дурмана пытался внушить народу рабскую покорность своей Сутьбе. Которую якобы провидел сам Господь. Дабы народ безропотно терпел. Ярмо помещиков и капиталистов.
  А народ осознал! Необходимость. И вымел и тех, и других. Поганой метлой. А которые не захотели выметаться, пошли в расход. И поделом! Ибо. Сколько уже можно на чужом горбу-то ездить! Пора и честь знать!
  Было ли это предопределено? Возможно. Потому что. Чему быть, того не миновать. В смысле, желающих Сутьба ведёт, а не желающих - тащит. Как говорили латиняне. А они ведали толк в мудрых эпиграфах! И прочих эпитафиях.
  Сергей, как уже упоминалось ранее, всегда сам принимал решения, касающиеся его дальнейшей жизни. Полностью осознавая их необходимость.
  Ну, скажем, почти всегда. Осознавая. Поскольку частенько действовал, не раздумывая. И мог наломать дров. И нередко наламывал. Ругая себя потом последними словами. Хотя, судя по всему, у Сутьбы каждое лыко было в строку.
  Оглядываясь назад, Сергей не мог не признать этого. Но если бы он только знал! Куда она его ведёт. Какими сложными и окольными путями тащит. Туда, где он должен оказаться. В конце концов...
  От Ленинграда до Мурманска всего тысяча километров по прямой. Однако значительная часть этой прямой лежит над вражеской территорией. В смысле, белофинской. В связи с чем, в ходе перелёта "амбарчикам" 20-й морской разведывательной эскадрильи предстояло сначала сделать трёхсоткилометровый крюк на восток. И лишь там повернуть на север.
  Маршрут был проложен таким образом, чтобы летающие лодки всё время шли над водной поверхностью. Сначала над Ладожским озером и рекой Свирь. До Ошты. Потом над Онежским озером. До Медвежьегорска. Далее над Беломорско-Балтийским каналом имени товарища Сталина и Белым морем. До Кандалакши. А затем над озёрами Имандра и Колозеро, рекой Кола и Кольским заливом. До Мурманска. Точнее, до гидроавиабазы в Губе Грязная.
  Теоретически они могли дойти до места без промежуточных посадок. Максимальная дальность МБР-2-АМ-34НБ, которыми была укомплектована эскадрилья, это позволяла. Но. Лишь теоретически. С новыми двигателями. И при ясной погоде.
  Между тем 20-я эскадрилья много летала. И весной, и летом. И поиздержала моторесурс. Что же касается погоды, то осенью хорошие метеоусловия бывают редко. И на Беломорье, и на Мурмане.
  Поэтому перелёт осуществлялся в два этапа. С посадкой в Беломорске. Для дозаправки. А также, для того, чтобы не дожидаться у моря погоды. В смысле, для того чтобы не ждать, пока она установится одновременно на всём протяжении от Ленинграда до Мурманска.
  В связи с резким обострением международной обстановки, на подготовку к переброске на Север была отпущена всего одна неделя. Так что о замене моторов речь даже не заходила. Более того, следуя прямому указанию исполняющего должность командующего ВВС КБФ полковника Кузнецова, наименее изношенные машины и наиболее опытные экипажи были переданы в другие эскадрильи полка.
  Сергей приложил немало усилий для отработки групповой слётанности. Добиваясь, чтобы ведомые научились понимать ведущих с полуслова, с полувзгляда, с пол кивка. И, вот, все его труды пошли псу под хвост!
  Личный состав эскадрильи обновился на три четверти. И её надо было сколачивать заново. Притом что большая часть пополнения была ещё совсем желторотой. Вчера из училища. Рвалась в бой. В смысле, в перелёт. Но была к нему абсолютно не готова! Так как могла летать лишь днём. Только в простых метеоусловиях. И не имела опыта длительных полётов.
  Новым комэской был назначен старший лейтенант Павлов. Комзвена из 41-й отдельной морской ближнеразведывательной эскадрильи. Хороший лётчик. Из которого мог бы получиться неплохой отрядный. После окончания курсов. А его поставили сразу на эскадрилью. Да ещё и перед передислокацией.
  Старший лейтенант не вылезал из ангара. И сутками не спал. Пытаясь объять необъятное. И хоть как-то подготовить людей и технику к выполнению поставленной задачи. Но нигде не успевал.
  Если бы Сергея не сняли, он сделал бы всё возможное, чтобы не допустить переформирования своего подразделения. Да ещё и перед перелётом.
  И, очень может быть, что у капитана Шамшурина, героя и орденоносца, это получилось бы! Тогда как мнение лейтенанта Шамшурина, разгильдяя и пьяницы, никого не волновало.
  Майору Бартновскому всё происходящее тоже было не по нутру. Однако приказ есть приказ. И его надо выполнять! А не рассуждать.
  С другой стороны, стремление исполняющего должность любым путём сохранить боеспособность вверенной воинской части, особенно такой специфической, как отдельный морской разведывательный авиаполк, было вполне объяснимо. Лётчики-разведчики - товар штучный.
  Полковник Кузнецов прекрасно знал это. Поскольку сам не один год ходил на морских разведчиках. И ближних, и дальних. И летнабом, и пилотом.
  Хотя, по словам Василия Ракова, прослужившего вместе с ним (и под его командованием) шесть лет, пилотом он был никаким. Взлёт-посадка.
  Зато умел ладить с командованием! При отдании рапорта вид имел лихой и придурковатый. И блестяще исполнял подход к начальнику и отход от него. Что и во флоте, и в армии, всегда ценилось (да, и сейчас ценится!) превыше всех остальных добродетелей. Являясь необходимым условием для повышения по службе. Достаточным же условием служебного роста всегда было наличие протекции.
  В чём и заключался секрет столь стремительной карьеры Кузнецова. За полтора года доросшего от комэски (двенадцать самолётов) до исполняющего должность командующего ВВС КБФ (пятьсот самолётов!). С лёгкой руки нынешнего комфлота Трибуца. С которым его связывали дружеские отношения ещё со времён совместной учёбы в военно-морском училище.
  До призыва Александр работал слесарем на винзаводе. Был членом укома комсомола. Затем учился в Петроградском институте гражданских инженеров. В двадцать третьем по спецнабору ЦК РКСМ был мобилизован во флот. Окончил военно-морское подготовительное училище и полный курс Военно-морского училища имени товарища Фрунзе. В двадцать пятом вступил в члены РКП (б). Ходил помощником вахтенного начальника на линкоре "Парижская коммуна". Однако вскоре был направлен в Севастопольскую военную школу морских лётчиков. После окончания которой был летнабом, а затем командовал корабельным авиазвеном на крейсере "Червона Украина". В тридцать третьем окончил курсы при Высшей школе морских лётчиков и летнабов ВВС РККА имени товарища Сталина. Получил звание "военлёт" и был назначен командиром отряда, а затем командиром и комиссаром 20-й морской дальнеразведывательной эскадрильи.
  Той самой, которую теперь должен был передать на Северный флот. Хотя передавать не хотелось. Поскольку она являлась лучшей в полку. Во всяком случае, до тех пор, пока по его же указанию не была раздёргана по сусекам до такой степени, что стала практически небоеспособной.
  Ирония Сутьбы заключалась в том, что три года назад, будучи ещё капитаном, Кузнецов был награждён орденом Ленина за успехи в боевой, политической и технической подготовке, именно, этой эскадрильи. Правда, тогда ещё летавшей на "крейсерах".
  Приказ о передислокации пришёл семнадцатого. А уже двадцать четвёртого восемь самолётов (первый отряд и звено управления) с комэской во главе, вылетели в Беломорск. Война уже стояла на пороге. И надо было поторапливаться.
  Долгосрочный метеорологический прогноз был не слишком благоприятным. Мягко говоря.
  Холодный фронт раскинулся от Новгорода до Кандалакши. Двигаясь в восточном направлении. Тёплый протянулся от Тромсё до Архангельска. Перемещаясь на юго-восток.
  Слоистые, слоисто-дождевые, мощные кучевые и кучево-дождевые облака. Восемь октантов. Иногда - семь. Нижняя граница - триста метров. И ниже. Верхняя - шесть километров. И выше. Как оно и положено в осеннюю пору. Со всеми вытекающими, в прямом смысле этого слова, последствиями. В виде обложных осадков, ливней и гроз. Местами - ясно. Но. Лишь местами. В виде исключения. Дневная температура: + 17⁰ С в Ленинграде, + 14⁰ С в Беломорске, + 12⁰ С в Мурманске. Приземный ветер: на Ладоге и Онеге - северо-восточный, в Карелии - северный, в Лапландии - северо-западный. Умеренный до сильного. Иногда - крепкий. Внезапно превращающийся в шквал. Словом, все прелести полярных и арктических воздушных масс.
  Наилучшим временем для перелёта в Заполярье является середина лета. Когда устанавливается относительно хорошая погода. Хотя и не везде. И ненадолго. Но тем не менее.
  Герой Советского Союза Полина Осипенко свой рекордный перелёт из Севастополя в Архангельск совершила в начале июля. Целый месяц дожидаясь разрешения на вылет. И всё равно угодила в сложные метеоусловия на заключительном этапе полёта.
  Герой Советского Союза Валерий Чкалов дважды прошёлся от Москвы до Баренцева моря. И далее. В июле тридцать шестого, когда летал на Дальний Восток. И в июне тридцать седьмого, когда летал в Северо-Американские Соединённые Штаты. Оба раза по несколько недель ожидая погоды. И всё равно большую часть пути пробивался сквозь хляби небесные. То в облаках. По приборам, вслепую. То над облаками. На большой высоте, в условиях кислородного голодания. То под облаками. На бреющем, рискуя зацепить крылом волну.
  Герой Советского Союза Сигизмунд Леваневский тоже два раза ходил из Москвы на север. Мимо Мурманска. Пытаясь перелететь в Америку через Северный полюс. Сквозь циклоны, фронты, окклюзии и прочее обледенение. Но. Оба раза в конце лета. И оба раза - неудачно.
  Впрочем, в тридцать пятом ему ещё повезло. Обнаружив неисправность маслосистемы, он не стал рисковать. Вернулся с полдороги. И уцелел. А два года назад, оказавшись в сходной ситуации, решил всё-таки рискнуть. Не стал возвращаться. И пропал без вести.
  Поиски не дали результатов. И год спустя экипаж Леваневского признали погибшим. Его именем были названы улицы в нескольких городах, ледокольный пароход и военно-морское авиаучилище в Николаеве.
  Причины трагедии остались неизвестны. Хотя догадаться о том, что произошло, было нетрудно.
  В последней радиограмме сообщалось: "Вышел из строя крайний правый двигатель. Высота четыре тысячи шестьсот метров, идём в сплошной облачности. Ждите". Судя по всему, наткнувшись на сильный циклон, Леваневский стал набирать высоту. Преодолевая встречный ветер. И поднимался, пока не сдал один из моторов. А, может, и не один. Так что пробиться вверх он уже не мог. А нижний край облаков, скорее всего, доходил до самой поверхности воды. В смысле, многолетних льдов. То бишь, торосов и ропаков. Приледниться на которые было практически невозможно даже на исправной машине.
  Первая авиачасть на севере появилась три года назад. Когда в сентябре тридцать шестого из Ленинграда в Мурманск по железной дороге прибыли три МБР-2-М-17 из состава 105-й морской тяжёлой бомбардировочной авиационной бригады. В разобранном виде.
  Правда, в связи с этим 7-е отдельное морское разведывательное авиазвено ВВС Северного флота смогло приступить к полётам лишь в июне следующего года. Поскольку при температуре ниже - 4⁰ С эксплоатация летающих лодок с воды не допускалась по инструкции.
  Зато обошлось без лётных происшествий - поломок, аварий и катастроф. И при передислокации, и при освоении нового района полётов.
  Оно и сейчас могло бы обойтись. Если бы переброска не осуществлялась в такой спешке. Одна неделя на подготовку. Если бы самолёты были отправлены в Мурманск не своим ходом, а по железке. Или, хотя бы, в начале лета. А не осенью. Если бы на всех машинах поменяли изношенные моторы. И оставили прежние экипажи. А не посадили вместо них ни разу не ходившую на полную дальность молодёжь из полковой тренировочной группы.
  Если бы не подвела погода. Если бы не подвела матчасть. Если бы экипажи были опытные.
  Если бы, если бы, если бы...
  Хотя сначала всё шло гладко. Первая группа прибыла в Беломорск в полном составе. После многочасового полёта над облаками. На пятикилометровой высоте. Фактически вне видимости земли.
  Молодые пилоты, опасаясь оторваться, жались к ведущему изо всех сил. Комэска периодически их отгонял, напоминая об установленном интервале и дистанции. Но это мало помогало. Поскольку под крыльями лохматилось серое облачное одеяло. От края до края. А в редких просветах темнели безкрайние леса. Или муаровая водная равнина. Такая же безкрайняя. И никаких точечных, линейных или площадных ориентиров! До самого Повенца.
  Ну, скажем, почти никаких. Флаг-штурман эскадрильи лейтенант Иваницкий вёл прокладку, проверяясь в разрывах облаков по изгибу береговой линии, пятнышкам лесных озёр и ленточкам рек. По одному ему ведомым признакам. И не выпускал из рук ветрочёт и навигационную счётную линейку. Регулярно уточняя направление и скорость ветра. Чтобы определить снос.
  По сравнению с остальными штурманами эскадрильи, едва оперившимися и носившими по одной средней нашивке на рукавах, Иваницкий был старым морским волком. Три с лишним года ходил над Финским заливом. Был штурманом звена. Летал в сложных метеоусловиях. И днём, и ночью. И внеочередное повышение получил вполне заслуженно.
  Ему бы подучиться! На курсах. И получился бы неплохой флажок. А его сразу воткнули на эскадрилью. Да ещё перед передислокацией.
  Раньше решать такие сложные задачи Иваницкому не приходилось. Как, впрочем, и никому другому на флоте. Ибо задачи такой сложности перед флотской авиацией ещё не ставились. Но лейтенант не спасовал. Энергично взялся за дело. С утра до ночи гонял штурманский состав, добиваясь прочного усвоения навигационного плана полёта. Так, чтобы от зубов отскакивало! И без конца отрабатывал действия в случае потери ориентировки. Снова и снова заставляя молодых штурманов поднимать слепую карту. По памяти!
  И эти усилия оказались не напрасны.
  Одной из лодок второй группы пришлось прервать перелёт из-за перегрева двигателя. И сесть на воду милях в десяти от Чеболакши. Во избежание заклинивания мотора.
  Несколько часов спустя, когда движок, наконец, остыл, командир экипажа младший лейтенант Клименко принял решение продолжить путь самостоятельно. Под облаками. И сумел-таки привести машину в Беломорск.
  На вопросы товарищей, как ему удалось не сбиться с курса на такой малой высоте да в такую непогоду, штурман экипажа младший лейтенант Квасов только пожимал плечами:
  - А что такого? Пробили облачность. Сели. Посидели. И дальше полетели, - улыбнулся он. - Курс мы ещё в Кондопоге уточнили. Вместе со всеми. В аккурат перед вынужденной посадкой. Поэтому на Повенец вышли тютелька в тютельку. А там - как по проспекту Пролетарской победы! - махнул рукой Квасов. - Вдоль Беломорско-Балтийского водного пути имени товарища Сталина. Правда, за "Повенчанской лестницей" облака нас сильно прижали, - он даже присел на корточки, показывая ладонью, насколько сильно их прижали облака. - Я предлагал обождать. Пока не развиднеется. Но командир сказал: "Сталинским соколам отсиживаться не к лицу!". Вот, мы и не стали. Отсиживаться. И два часа шли на бреющем. От шлюза к шлюзу, - выпрямился Квасов. - Ну, я вам, братцы, скажу, это было что-то! Дождь как из ведра. Видимость меньше километра. Под форштевнем лайбы мелькают. Одна за другой. Баржи гружёные. Буксиры. И берег на расстоянии вытянутой руки. Слева - железная дорога. Паровозы, вагоны, платформы с техникой. Состав за составом! А справа - лес. Верхушки елей выше центроплана. Ветвями за тучи цепляются, - поёжился он. - Зато хрен заблудишься! Вот, мы и не заблудились.
  Что же касается Клименко, то ему после такого экзамена по технике пилотирования пришлось выжимать не только тельник, но и китель. Насквозь промокшие от пота.
  Больше всех, однако, натерпелся младший воентехник Левашов, который сидел рядом с пилотом. В правом кресле. Судорожно вцепившись в сиденье и стараясь не смотреть на мелькающий пейзаж. В небо он ещё ни разу не поднимался. И впредь зарёкся. На всю оставшуюся жизнь.
  На самом деле, ребятам просто повезло. Повезло, что было, где приводниться. Когда двигатель перегрелся. Повезло, что успели определить свои координаты незадолго до того, как остались одни. И внесли поправки в курс. Повезло, что надёжный ориентир имелся. До самого моря. А ещё повезло, что облачность ниже не опустилась. И не вынудила их садиться на узкий, забитый речными судами, канал.
  Но удача - дама капризная и ветреная.
  У младшего лейтенанта Стулова из третьего отряда мотор остановился над лесом...
  Последние шесть машин 20-й морской разведывательной эскадрильи покинули Гребной порт на рассвете двадцать девятого сентября. Построились на кругу в пеленг звеньев. И направились на восток.
  Холодный фронт к этому времени уже сместился из Приладожья в Прионежье. Заливая дождями берега озера. От Свирской губы до Повенецкого залива.
  Белоснежная "наковальня" огромного грозового облака, расплющилась на высоте более восьми километров. Тёмная клубящаяся стена заслонила весь горизонт. "Катился гром издалека, и гнал, стоная, вихрь летучий порывом бурным облака!" - воскликнул бы писатель М.Ю. Лермонтов.
  Поэтому, вместо того, чтобы идти на Ошту. Вдоль реки. Третья группа повернула на север. В районе Свирьстроя. И, обходя грозу с запада, пошла прямиком на Петрозаводск. Над лесным массивом.
  Сергей летел левым ведомым во втором звене. И видел, как "амбарчик" младшего лейтенанта Стулова, шедший справа от командира отряда, вдруг стал отставать. Теряя высоту. Прозрачный диск воздушного винта потускнел. Пропеллер замельтешил, замедляя вращение. И замер. Самолёт повалился вниз. И скрылся в облаках.
  - Товарищ лейтенант, - в наушниках Сергея раздался голос стрелка-радиста. - Пятнадцатый телеграфирует: "Вышел из строя мотор, иду на вынужденную".
  - Твою мать! Растак её и так, и эдак! - выругался Сергей. - Какая ещё, к чёрту, вынужденная?! Лес внизу. Чубарь! Передай пятнадцатому, чтобы немедленно прыгали! - приказал он, позабыв, что кроме собственного экипажа никем больше не командует.
  - Есть! - отозвался отделком Чубарь и добавил, помолчав. - Только комотряда им уже приказал. Покинуть самолёт на парашютах.
  - Отставить передачу! - рассердился Сергей. - Стрелок-радист, доложите, почему вовремя не сообщаете о приказах командира? По гауптвахте заскучали?
  - Виноват, товарищ лейтенант! - сказал Чубарь. - Не успел доложить. Только-только принял радио. Больше такого не повторится. Честное комсомольское!
  - Ладно, проехали, - поджал губы Сергей. - Штурман! Сколько отсюда до железной дороги?
  - Километров двадцать по прямой, - ответил младший лейтенант Матвеев. - Ближайшая станция - Таржеполь.
  - Ничего, за день дойдут, - склонившись к Сергею, прокричал сидевший рядом с ним воентехник 2-го ранга Спицын. - В крайнем случае, за два.
  - Пятнадцатый подтвердил получение приказа, товарищ лейтенант, - сообщил стрелок-радист. - Выполняет. Пишет: "До скорой встречи в Мурманске!".
  - Добро! - улыбнулся Сергей с облегчением. - Будет ему встреча! С цветами, флагами и транспарантами.
  За эти дни он, незаметно для себя, очень привязался к молодому пополнению. Зелёные, как огурцы на грядке, коротко стриженые мальчишки ловили каждое его слово. А он глядел на них с высоты своих тридцати с лишним лет. И всяческого жизненного опыта. Как на младших братьев. Нуждающихся в постоянном присмотре. Во избежание какого-нибудь озорства. И прочего хулиганства. Называл их "соколятами". И переживал за каждого.
  Поредевшая группа сомкнула ряды и продолжила перелёт. Который, к счастью, обошёлся без новых потерь.
  На подходе к Беломорску, который был полностью затянут тучами, командир отряда связался с комэской. И получил приказ пробивать облачность по одному и садиться южнее города. На канал. Перед девятнадцатым шлюзом. Дождь уже кончился. И нижняя граница облаков достигала семисот метров. Но ветер к полудню посвежел. И по Сорокской Губе гуляла полутораметровая волна.
  Сергей, как самый опытный пилот в группе, встал крайним на шкентеле.
  Вынырнув из облаков прямо над Беломорском, он увидел под собой речные перекаты, вспенившиеся у низколобых скалистых порогов в устье Выга, северного рукава реки Нижний Выг. Под левым крылом виднелись железнодорожные пути и станция "Сорокская" Кировской железной дороги. Высились штабеля брёвен возле лесопилок. И длинные ряды складов с полукруглыми крышами в Сорокском торговом порту. Под правым крылом, на нескольких островках посреди бурной протоки и на Выгострове, рассыпались коробочки двухэтажных жилых домов, пятистенки, амбары и сараи, огороды и палисадники. А прямо по курсу, в нескольких километрах от берега грузились с баркасов морские суда, которым осадка не позволяла зайти в порт.
  И на рейде, и у причалов, вовсю кипела работа. В связи с усилением военной угрозы со стороны Антанты и её белофинских и белонорвежских прихвостней, объём перевозок резко вырос. А до окончания летней навигации осталось всего ничего, меньше месяца.
  Пройдя в сторону моря, Сергей развернулся. Зашёл с оста. И начал снижение. Вдоль узенького русла Шижни, правого рукава Нижнего Выга. Приводнился сразу за плотиной. И на малых оборотах подтянул "амбарчик" к пологому берегу. Где на мелководье покачивались на якорях летающие лодки его эскадрильи.
  За исключением восьми машин первой группы. Которые ещё позавчера вылетели в Губу Грязная, воспользовавшись некоторым улучшением погодных условий.
  Свалив на помкомэска хлопоты по обустройству на новом месте, старший лейтенант Павлов вернулся в Беломорск на "Полярной стреле". Решив лично возглавить третий отряд.
  Вместе с собой он привёз флаг-штурмана. Иваницкий должен был проинструктировать штурманов второй и третьей группы. И отправиться обратно вместе со вторым отрядом.
  И тот, и другой, усевшись в поезд, отключились, как только голова коснулась подушки. В течение этих двух суматошных недель ни тому, ни другому не удавалось поспать и четырёх часов кряду. Если бы не проводник, оба проспали бы до Петрозаводска. Как минимум. Или до самого Ленинграда. Как максимум.
  Остальные могли им только позавидовать. Потому что передышка после посадки оказалась совсем короткой. Все прибывшие машины требовалось осмотреть, обслужить и заправить.
  Пока авиамеханики возились с двигателями, а штурманы изучали метеосводки и проходили дополнительный инструктаж, пилоты и стрелки-радисты, засучив рукава, заправляли свои самолёты.
  Что в условиях базирования на необорудованной площадке являлось далеко не простым делом. Потому что заправляться пришлось вручную. Переливая бензин сначала из бочек в вёдра. А потом из вёдер в баки - два основных, размещавшихся внутри центроплана, и два дополнительных, установленных между двенадцатым и четырнадцатым шпангоутами. Общей ёмкостью в тысячу сто тридцать литров. Иными словами, почти сто сорок вёдер. Которые надо было подвезти на лодке к каждому "амбарчику" и поднять на крыло!
  Даже с помощью экипажей второй группы завершить заправку удалось лишь далеко заполночь. И только после этого совершенно вымотавшийся лётно-подъёмный состав смог прикорнуть. Прямо в самолётах. Под громкий стук и бряканье над головой. Пополам с матерками. Потому что этой ночью у техсостава прикорнуть так и не получилось.
  Впрочем, крепкому и здоровому сну лётно-подъёмного состава не были способны помешать ни громкий стук, ни бряканье, ни матерки. Разбудить его теперь не смог бы даже последний трубный глас седьмого ангела Страшного суда! И никакой другой трубный глас не смог бы. Кроме специального сигнала на горне ? 17, разумеется. В смысле, сигнала "Боевая тревога!".
  К обеду боеготовность была полностью восстановлена. И оба отряда могли немедленно подняться в хмурое карельское небо. Если поступит приказ.
  И он поступил. Этим же вечером. Хотя погода по-прежнему оставляла желать лучшего.
  В Беломорске моросило. Шёл дождь и севернее - в Кеми, Лоухах, Кандалакше и Апатитах. Где проливной, где обложной, где моросящий. Зато в Губе Грязной дождя не было. И это радовало. Но туда было ещё лететь и лететь.
  Они и полетели. Первого числа - второй отряд, четвёртого - третий.
  К этому времени объявился, наконец, младший лейтенант Стулов со своим героическим экипажем. Который несколько суток пробирался к железной дороге. Сквозь таёжные дебри, безчисленные озёра, ручьи, речушки, речки и болота. С неудачно приземлившимся и вывихнувшим ногу воентехником на руках.
  Когда они вышли к Таржеполю - с кровавыми расчёсами от укусов мошкары на лицах, заросшие трёхдневной щетиной, оборванные и промокшие - их едва не арестовали. Как белофинских шпионов и диверсантов. Но потом разобрались. Оказали первую медицинскую помощь, отмыли, накормили, переодели и посадили на поезд до Мурманска...
  Последний этап перелёта оказался не менее сложным. Сто семьдесят пять миль над морем. При сильном встречном ветре. И сто десять - над Кольским полуостровом. При сильном боковом. В том числе, шестьдесят миль - в горах. Точнее, между ними. Внизу - холодные волны Имандры. А по сторонам - скалы и снежники. Справа - крутые склоны Хибин, слева - хребты Кыма-тундра, Чуна-тундра и Монче-тундра. Голые столообразные вершины и каменистые плато, высотой до тысячи двухсот метров. Насквозь продуваемые ураганными ветрами. Скорость которых достигает пятидесяти (!) метров в секунду.
  Второму отряду пришлось нелегко. Особенно, на крайнем участке пути, когда облачность загнала его на шесть километров. Поскольку самолёты были укомплектованы всего тремя кислородными приборами. На четверых. По каковой причине, все вздохнули с облегчением, когда настало время снижаться. Хотя и предстояло пробить облака.
  Учитывая слабую подготовку молодых лётчиков к слепым полётам, это было довольно рискованно. К счастью, нижний край облачности над Губой Грязная находился на высоте километра. И у пилотов было время выйти из штопора. После того, как они по одному вывалились из облаков.
  Зрелище было впечатляющим. Однако закончилось вполне благополучно. В смысле, без катастроф.
  Все катастрофы выпали на долю третьей группы...
  Снова наткнувшись на грозу, комэска решил пройти под ней. Грозовой фронт протянулся на сотни километров. С запада на восток. И обойти его не было никакой возможности.
  Дождь, сам по себе, полёту не препятствует. Даже ливень. Опасность представляют сопутствующие явления - низкая облачность, плохая видимость и возможность обледенения. Которые могут привести к трагическим последствиям.
  Они и привели.
  Отряд шёл над Имандрой на высоте всего триста метров. Сквозь серый полог моросящего дождя. Когда на машине комэски зачихал мотор. И он решил садиться. Пока движок не сдал окончательно.
  Но, чем ниже опускался самолёт, тем хуже становилась видимость. Вскоре упав почти до нуля. Из-за тумана, накрывшего озеро вместе с моросью. И это было очень опасно! Учитывая тот факт, что посадочная скорость МБР-2-АМ-34НБ составляет тридцать метров в секунду.
  Между тем, "амбарчик" мчался уже над самой водой. Комэска, вглядываясь за борт, примерялся к посадке. Казалось, что всё уже позади.
  Но это только казалось.
  - Скала! - вдруг крикнул штурман и обернулся, отчаянно вцепившись в борт.
  Вынырнув из серой дождевой пелены, на них стремительно надвигалась каменная стена.
  Павлов среагировал мгновенно. Рванул штурвал на себя и дал левую педаль вперёд. Летающая лодка подпрыгнула. Задрав нос и резко накренившись. Но было уже поздно.
  Высоты, чтобы проскочить над неожиданным препятствием, не хватило. Зато скорости оказалось более чем достаточно. Для повреждений, несовместимых с жизнью.
  Самолёт с размаху врезался в скалу. И рухнул в воду. Мотором вниз. С исковерканным корпусом и переломанными крыльями. И сразу же затонул.
  Старший лейтенант Павлов, младший лейтенант Крученых, воентехник 2-ранга Кулишов и отделком Григорьев погибли. А младший лейтенант Заикин был выброшен из штурманской кабины. Как камень из пращи. И упал в озеро. Каким-то чудом отделавшись одними ушибами да царапинами. Несмотря на то, что пролетел добрых три десятка метров.
  Окунувшись в ледяную воду, Заикин быстро пришёл в себя. Отстегнул парашют. И сумел кое-как вылезти на берег.
  На месте падения самолёта расплывалось маслянистое пятно. А рядом. В прибрежном сосняке. Разгорались обломки ещё одного "амбарчика"...
  Командир третьего отряда старший лейтенант Грязнов, летевший ведомым у комэски, пошёл на посадку вслед за ним. Чтобы оказать помощь. Или забрать экипаж, если не получится устранить неисправность.
  От скалистого мыса, невесть откуда возникшего на их пути, Грязнов увернуться успел. А от сосен, растущих на берегу, уже не смог. Зацепил верхушки. И упал.
  Всё случилось в мгновение ока.
  - Твою мать! - только и нашелся, что сказать Сергей. - Растак её и так, и эдак!
  Строй звена нарушился. Молодые пилоты, ошарашенные происшедшим, совершенно растерялись. Лодки болтались во все стороны, готовые столкнуться в любой момент.
  Сергей стиснул зубы. Он сумел бы здесь приводниться. Но не остальные. Нет. Не в такую погоду! И оставить их одних он тоже не мог. До конечного пункта оставалось около часа лёту. Но без него им не дойти. Побьются на хрен! Он вышел вперёд и поморгал бортовыми огнями, привлекая внимание:
  - Чубарь! Передай: "Слушай мою команду! Перестроиться в пеленг. Курс - норд. Делай, как я!".
  И это сработало! Получив твёрдый и ясный приказ, пилоты подчинились, не раздумывая. Привыкнув выполнять приказы Сергея ещё с того времени, когда он был комэской.
  - Матвеев! Наше место! Быстро!
  - Шестьдесят семь градусов тридцать минут северной широты, тридцать три градуса восточной долготы! - отозвался тот. - Милях в десяти к западу от станции Апатиты.
  - Стрелок-радист! Радиограмму в штаб флота: "Потерпели аварию в районе Апатиты. Нуждаемся в помощи!".
  "Скоро им помогут!" - прищурился Сергей, сжимая штурвал. - "Кировка" близко! Скоро им помогут!".
  Зона моросящих осадков закончилась лишь за Тайболой. В семидесяти километрах от Мурманска. А полчаса спустя последнее звено 20-й морской разведывательной эскадрильи уже кружило над гидроаэродромом в Губе Грязная.
  Перелёт завершился.
  Хотя и не так, как полагал Сергей.
  Точнее, именно, так...
  
  Глава 2
  
  ...Не зря в народе говорится - не всё коту творог, иногда и яйцами об порог.
  Седьмого октября исполняющий должность командующего ВВС Краснознамённого Балтийского флота полковник Кузнецов был, наконец-то, утверждён в должности командующего.
  Вот, только командовать военно-воздушными силами ему предстояло не на Балтике. Из огромного кабинета с окнами на Финский залив. А на Севере. Диком. Из комнатушки с окнами на голые скалы Екатерининского острова. И ютиться в маленькой квартирке. В селе Полярное. А не в пятикомнатных хоромах со всеми удобствами на проспекте имени 25-го Октября. В колыбели Пролетарской революции.
  По сравнению с ВВС КБФ (три авиабригады, отдельный авиаполк и семь отдельных эскадрилий) ВВС Северного флота (отдельный авиаполк и одна отдельная эскадрилья) были довольно невелики. Так что, это назначение, выглядевшее как "повышение", фактически было понижением. Более того, являлось самой настоящей ссылкой.
  И поделом!
  Так как вина за потери, понесённые 20-й эскадрильей при перебазировании (три самолёта и четыре члена экипажа), вне всякого сомнения, лежала на исполняющем должность.
  И не потому, что до прибытия на место новой дислокации эскадрилья оставалась в составе, вверенных ему ВВС. Это само собой. А потому, что вместо того, чтобы отправить в этот сложнейший перелёт наиболее подготовленные кадры и надёжную боевую технику, полковник Кузнецов, следуя своим местническим интересам, поступил с точностью до наоборот. Что не могло не привести к тяжёлому лётному происшествию. И, ясное дело, привело.
  И это не могло не привлечь внимания командования. И, ясное дело, привлекло.
  Тем более, что похожие случаи в биографии полковника Кузнецова уже были.
  Четыре года назад на летних маневрах Балтийского флота разбился комзвена Кузьмин, которого комэска Кузнецов послал сбросить вымпел с донесением на линкор "Марат". Не взирая на ухудшение метеоусловий. И без всякой на то необходимости! Поскольку вымпел дублировал радиограмму, переданную ещё за два часа до этого.
  А дело было в том, что на учениях присутствовал сам Нарком обороны СССР Маршал Советского Союза товарищ Ворошилов. А также 1-й секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП (б), секретарь ЦК и член Политбюро ЦК ВКП (б) товарищ Жданов. И другие товарищи.
  Упустить такой случай выслужиться перед начальством. И показать, что его подчинённым никакие метеоусловия не помеха, Кузнецов не мог. И не упустил.
  Но всё пошло не так. Сильным порывом ветра самолёт ударило о мачту, "крейсер" рухнул в воду, и лётчик погиб.
  Тогда никаких обвинений Кузнецову предъявлять не стали. Списав происшедшее на случайность.
  На этот раз блестящая карьера исполняющего должность могла закончиться. Не заступись за него товарищ Жданов. Который запомнил "молодого и перспективного командира-комиссара и надёжного партийца" по его выступлениям на партконференциях. Рекомендовал разобраться. Получше. И не шельмовать кадры, которых и без того не хватает.
  Наркомвоенморфлота флагман флота 2-го ранга Кузнецов своего однофамильца и однокашника знал не только по годам совместной учёбы в Военно-морском училище имени товарища Фрунзе, но и по совместной службе на крейсере "Червона Украина". И нисколько не заблуждался на его счёт. Но перечить товарищу Жданову не посмел. Рекомендации учёл. И приказал назначить этого "молодого и перспективного" с повышением. Но. Куда-нибудь подальше. Например, на Северный флот.
  Во-первых, чтобы вынуть этого "надёжного" из-под тёплого крылышка члена Политбюро. Во-вторых, чтобы впредь этому "партийцу" неповадно было. Саботировать указания наркома. И, в-третьих, чтобы этот "командир-комиссар" сам занялся восстановлением боеготовности своей же бывшей лучшей эскадрильи. Благо такой опыт у него уже имеется.
  Словом, кто яму для других копать трудился, тот сам в неё упал. По выражению писателя М.Ю. Лермонтова.
  И всё бы было хорошо. И просто замечательно. Если бы комполка не оставил Сергея в улетающей эскадрилье. Чтобы убрать с глаз начальства, заимевшего на него зуб.
  Но Сутьбу не проведёшь...
  118-й морской ближнеразведывательный авиаполк ВВС СФ и 15-я морская вспомогательная авиабаза дислоцировались на юго-восточном берегу Кольского залива в посёлке Губа Грязная. В девятнадцати километрах от Мурманска.
  Акватория гидроаэродрома охватывала залив от мыса Белокаменный до мыса Шестакова. А на берегу располагались деревянные спуски для летающих лодок, бревенчатая пристань с краном для подъёма катеров, бетонированная маневренная площадка и самолётные стоянки, огромный ангар, сигнальная вышка с мачтой, штаб, ремонтные мастерские и склады (табельного имущества, горючих и смазочных материалов, вооружения и боеприпасов, хозимущества и инвентаря).
  В мае тридцать седьмого, когда сюда перебазировалось 7-е отдельное морское разведывательное авиазвено, вскоре преобразованное в 45-ю отдельную морскую ближне-разведывательную авиационную эскадрилью, а затем в 118-й авиаполк, ничего этого и в помине не было. Кроме пристани, спусков и маневренной площадки. Ангар ещё только строился. Как и все остальные сооружения. А военные строители жили в землянках. И варили кашу в полевой кухне.
  За два года, благодаря их усилиям, а также участию в стройке личного состава части (каждый, включая пилотов и штурманов, должен был ежедневно отработать по четыре часа на строительстве), долина в устье реки Грязная совершенно преобразилась.
  Рядом с гидроавиабазой вырос целый городок: котельная, баня и прачечная, клуб, несколько двухэтажных домов для семей комначсостава и полтора десятка бараков, в которых размещались столовая, командирское общежитие и казармы рядового и младшего начальствующего состава, а также начальная школа, хлебопекарня и магазин.
  Однако после развёртывания отдельной эскадрильи (двадцать одна летающая лодка) в полк трёх эскадрильного состава (по тринадцать летающих лодок в каждой эскадрилье и звено управления) количество гидросамолётов и численность лётно-подъёмного и технического состава увеличились в полтора с лишним раза. Так что впору было приступать к стройке заново.
  А пока, в порядке уплотнения, прибывшее пополнение поселили в командирском общежитии и казарме младшего начсостава. По койке с рундуком. На душу населения.
  В тесноте, как говорится, да не в обиде!
  Экипажи получили сутки на отдых. А на следующий день уже приступили к дальнейшему прохождению службы.
  Техсостав приводил в порядок утомлённые движки. А пилоты и штурманы изучали гидроаэродром и район будущих полётов. Географические, гидрологические, метеорологические и климатические условия. Запоминали ориентиры. Зубрили лоции Баренцева и Белого морей. И описание береговой линии, составленное штурманом 7-го звена лейтенантом Глуховым зимой тридцать седьмого года во время ознакомительного похода вдоль побережья Кольского полуострова, устроенного командованием для лётно-подъёмного состава.
  Несколько дней спустя состоялись торжественные похороны авиаторов, погибших во время перелёта. В скорбном молчании их тела, доставленные из Апатитов, опустили в холодную Мурманскую землю. На склоне прибрежной сопки. Под троекратный залп почётного караула.
  Во время траурного митинга командиры, политработники и краснофлотцы, все как один, поклялись над могилами героев до последнего дыхания быть преданными делу Ленина-Сталина. И, не щадя своей крови и самой жизни, защищать священные границы своей Родины - Союза Советских Социалистических Республик. Для достижения полной победы над врагами.
  Которых было более чем достаточно!
  Во-первых, Entente Cordiale. То бишь, Сердечное Согласие. В смысле, Союз. Великобритании и Франции. В просторечии, Антанта.
  На летучках по тактике экипажи соревновались между собой, кто быстрее определит по силуэту тип англофранцузских сверхдредноутов, крейсеров, эсминцев и авиаматок. Которые в любой момент могли появиться и в Баренцевом море, и в Белом. Как это не раз уже бывало. И во время Северной войны, и во время Крымской, и во время Гражданской.
  А, во-вторых, Королевство Норвегия.
  Состав военно-морских сил которого, в отличие от состава флотов Антанты, и так хорошо известных каждому красному военморлёту и летнабу, Сергею предстояло ещё учить и учить. Поскольку норвежские ВМС насчитывали свыше ста вымпелов. И представляли серьёзную угрозу. В первую очередь, четыре броненосца береговой обороны (водоизмещение - четыре тысячи сто шестьдесят пять тонн; скорость - семнадцать узлов; вооружение - два 210-мм, шесть 152-мм и восемь 76-мм орудий; бронирование: башни - 203 мм, борт - 178 мм, боевая рубка - 152 мм, казематы - 127 мм, палуба - 51 мм). А также семь паротурбинных эсминцев (из них, четыре новейших типа "Слейпнер"), семнадцать миноносцев (три нефтяных и четырнадцать угольных), десять минзагов, восемь тральщиков, пятьдесят семь сторожевиков и девять подводных лодок.
  И хотя треть кораблей вступила в строй в начале века, а две трети - ещё раньше, все они неплохо сохранились. Имели обученные экипажи. И в бою могли доставить противнику немало хлопот.
  Морская авиация белонорвежцев (семнадцать разведчиков и одиннадцать торпедоносцев) тоже устарела. Зато обладала развитой системой базирования. В смысле, была разбросана. Вдоль береговой линии. Длина которой с учётом фиордов превышала одиннадцать тысяч (!) миль.
  Что же касается белофиннов, то у них на Баренцевом море ни гидросамолётов, ни боевых кораблей (один сторожевик не в счёт), не было.
  Оставались ещё немцы. Которые в Империалистическую чувствовали себя здесь как дома. Потопив более шестидесяти англо-франко-русских транспортов. Но с немцами с недавнего времени был полный фройндшафт. И брудершафт.
  Установление дружеских, почти союзнических, отношений с Германией немного разрядило ситуацию. Однако большой роли это не сыграло.
  Потому что даже белонорвежцам ничего, кроме минно-артиллерийских позиций, Советский Союз противопоставить пока не мог. Северный флот, самое молодое оперативно-стратегическое объединение ВМФ СССР, назывался таковым лишь в пропагандистских целях. На страх врагам! А на самом деле с трудом тянул и на флотилию. Имея в своём составе всего пять эсминцев (из них, три устаревших, типа "Новик"), три сторожевика, минный заградитель (переклассифицированный из гидрографического судна весной этого года), два тральщика (переоборудованных из портовых судов), четыре сторожевых катера и шестнадцать подводных лодок.
  Фактически же к походу и бою была готова лишь половина кораблей - два эскадренных миноносца, два сторожевика, одна подводная лодка, тральщики и катера. Эсминец, сторожевик и две подлодки стояли на капремонте. Два новейших эсминца типа "Гневный", шесть малых подлодок типа "М" и четыре средних типа "Щ" перешли с Балтики на север в конце июня и проходили сдаточные испытания. А минный заградитель до сей поры так и не получил полагающегося вооружения.
  В несколько лучшем положении находились ВВС СФ, насчитывающие пятьдесят четыре морских ближних разведчика (в том числе, сорок семь исправных). Правда, средний налёт на одного пилота составлял всего пятьдесят часов, а количество бомбометаний на одного штурмана - ноль целых пять десятых. Что в чрезвычайно сложных условиях Заполярья было явно недостаточно.
  Однообразность и слабая оснащённость навигационными знаками побережья Баренцева и Белого морей сильно затрудняют ориентировку по береговым предметам даже при хорошей видимости. Которая здесь бывает довольно редко. Так как две трети года приходится на пасмурную погоду и низкую облачность. И самым частым явлением после тумана и курения воды, являются снежные заряды - внезапное кратковременное ухудшение погоды с обильными осадками.
  Опять же, полярная ночь. Которая характеризуется полным отсутствием дня. Вследствие чего, зимой за Полярным кругом лишь четыре часа в сутки отдалённо напоминают сумерки. А в остальное время темным-темно. Как у негра за пазухой.
  118-й морской ближнеразведывательный авиаполк в ходе формирования был доукомплектован новенькими самолётами. Прямо с авиазавода. И такими же новенькими лётчиками и штурманами. Прямо из авиаучилища. Но, если первое весьма положительно сказалось на общем уровне его боеготовности, то второе этот уровень серьёзно подкосило.
  Полностью боеготовой была лишь Береговая оборона СФ, состоявшая из Мурманского и Беломорского укрепрайонов. В которые входили одна 120-мм (четыре орудия), две 130-мм (четыре орудия) и две 152-мм (семь орудий) открытые и две 180-мм башенные (восемь орудий в четырёх башнях) береговые батареи. Укомплектованные приборами управления стрельбой и подготовленные к решению огневых задач в сложных условиях в светлое и тёмное время суток. Полтора десятка стволов (в том числе, четыре 180-мм башенных) прикрывали минные поля у входа в Кольский залив, остальные - в горле Белого моря. И были способны отогнать вражеские тральщики. Вместе с прикрывающими их эсминцами, крейсерами и сверхдредноутами. Как это сделали героические балтийские моряки во время Моонзундского сражения.
  Флагман флота 2-го ранга Кузнецов, в середине сентября прибывший в Полярное, чтобы лично убедиться в готовности Северного флота к выполнению стоящих перед ним задач, таки убедился. Что флот к их выполнению готов не в полной мере. Мягко говоря.
  Поэтому приказал. Срочно! Усилить корабельный состав, морскую авиацию и береговую оборону СФ.
  Во-первых, перевести на Север ещё два эсминца типа "Гневный". А также переоборудовать двадцать рыболовецких траулеров в сторожевики и тральщики. Во-вторых, установить на полуострове Рыбачий и острове Кильдин полевые батареи. И, в-третьих, передать ВВС СФ эскадрилью морских ближних разведчиков.
  Переброска лучшей балтийской эскадрильи "амбарчиков" должна была поправить положение с боеготовностью в военно-воздушных силах Северного флота. И, несомненно, поправила бы! Не вмешайся в планы наркома хитроумный полковник Кузнецов. По вине которого в 118-м авиаполку теперь имелось лишь пятнадцать экипажей, допущенных к полётам в сложных условиях днём и ночью, вместо тридцати.
  Так что, не будь у исполняющего должность командующего ВВС КБФ такой поддержки (в лице члена Политбюро товарища Жданова), наркомвоенморфлота отдал бы его под трибунал.
  Недаром все начальники и командиры, аттестуя будущего наркома, указывали в его характеристиках: "Решителен, выдержан, смел. Говорит коротко, толково, командирским языком. Обладает характером, волей. Умеет работать с людьми. Любит море. И не шутит с ним".
  В свои тридцать пять Николай одолел немало жизненных университетов.
  Рано осиротев, он ушёл из родной деревни в Архангельск. Работал в порту. В пятнадцать лет, прибавив себе два года, добровольцем вступил в РККФ. Служил военмором в Северо-Двинской военной флотилии. Участвовал в Гражданской войне. После окончания которой был направлен на подготовительные курсы при военно-морском училище. В двадцать пятом вступил в РКП (б). В двадцать шестом в числе пяти лучших выпускников окончил Военно-морское училище имени товарища Фрунзе. За время учёбы в совершенстве изучив английский и французский языки (к которым позднее добавил немецкий и испанский). Служил старшим вахтенным начальником на крейсере "Червона Украина". В тридцать втором с отличием окончил Военно-морскую академию РККА имени товарища Ворошилова и был назначен старпомом на крейсер "Красный Кавказ", а через два года - командиром крейсера "Червона Украина".
  В декабре тридцать пятого года за успехи в боевой, политической и технической подготовке капитан 1-го ранга Кузнецов был награждён орденом Красной Звезды. А ещё через полгода назначен военно-морским атташе при полпредстве СССР в Испании.
  После возвращения из годичной загранкомандировки за образцовое выполнение специальных заданий Правительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза Николай был награждён орденами Ленина и Красного Знамени, досрочно получил очередное воинское звание "флагман 2-го ранга" и назначен сначала заместителем, а через четыре месяца - командующим Тихоокеанским флотом. Став самым молодым комфлота в РККФ.
  Это он, выступая на XVIII съезде ВКП (б), заявил с высокой трибуны: "Установка товарища Сталина нам ясна. Если враг попытается на нас напасть, флот должен превратиться и превратится, как и вся Красная Армия, в самый нападающий флот, который не только не допустит флот противника к нашим берегам, но и разгромит его в его собственных водах!". После чего был избран в члены ЦК. Получил внеочередное воинское звание "Флагман флота 2-го ранга". И был назначен сначала замнаркома, а месяц спустя - Наркомом ВМФ СССР. Став самым молодым Народным комиссаром Советского Союза.
  За эти полгода наркомвоенморфлота объездил все свои флоты. В мае провёл Большие отрядные учения на Чёрном море, в июне - на Балтике. В июле-августе обезпечил общее руководство подготовкой и проведением воздушно-морской операции ТОФ по уничтожению самурайской "Эскадры возмездия". А в сентябре появился с проверкой на Севере.
  И, ознакомившись с положением дел, был вынужден признать, что Северный флот ещё очень слаб. Хотя и Партия, и Правительство, и лично товарищ Сталин, прилагали огромные усилия по его укреплению.
  Точнее, возрождению.
  В начале семнадцатого года во Флотилию Северного Ледовитого океана входил линкор, два крейсера, шесть эсминцев, минзаг, сорок три тральщика и одна подлодка.
  Увы, всего через три года от этого великолепия ничего не осталось.
  К концу Гражданской войны в составе Морских сил Северного моря числилось всего два эсминца, отряд моторных катеров-истребителей и двенадцать тральщиков. Но и этого троцкистским и иным двурушникам показалось слишком много. И в мае двадцать второго по указанию тогдашнего Наморси Республики ныне разоблачённого врага народа Панцержанского МССМ были расформированы. Самым вредительским образом! Эсминцы проданы на слом, катера переданы погранохране, а тральщики переоборудованы в рыболовецкие траулеры.
  А, ведь, даже царские сатрапы понимали, какое огромное значение имеет для страны свободный выход в океаны!
  Черноморский флот можно было запросто запереть, перекрыв Босфор и Дарданеллы (не говоря уже о Гибралтаре), Балтийский - перекрыв Эресунн и Каттегат (не говоря уже о Скагерраке), а Тихоокеанский - перекрыв пролив Лаперуза (не говоря уже о Цусиме). И лишь Северный флот, базируясь на незамерзающий Мурманский порт, мог в любое время выйти не только в Ледовитый или Атлантический, но и в Тихий океан (по Северному морскому пути).
  Но дело было даже не в этом. А в том, что русский Север в любое время мог быть атакован врагами! Как это уже бывало. И при царе Петре, и при обоих Николаях. Причём, в последний раз обстрелом мирных городов дело не ограничилось. Высадив пятнадцатитысячный десант в Мурманске и Архангельске, интервенты (Британия, Канада, Франция, Италия и Северо-Американские Соединённые Штаты) занялись грабежом.
  За год они вывезли почти три миллиона пудов разных грузов на сумму девятьсот пятьдесят миллионов рублей золотом. Более пятидесяти тысяч местных жителей, от мала до велика, было брошено в тюрьмы и концентрационные лагеря, около шестнадцати тысяч расстреляно, тысячи умерли от голода, холода и эпидемий.
  К тому же самому стремилась и троцкистско-зиновьевская банда изменников и предателей! Когда оставила полярные рубежи СССР без защиты. И лишь благодаря прозорливости товарища Сталина коварный замысел удалось сорвать.
  В августе тридцать третьего был принят в эксплоатацию построенный по его инициативе Беломорско-Балтийский канал. В рекордно короткий срок каналоармейцы Белбалтлага ОГПУ в тяжелейших условиях вручную вынули двадцать один миллион кубометров грунта и возвели сто двадцать восемь сложных гидротехнических сооружений (шлюзы, плотины, водоспуски, дамбы). Заплатив за это двенадцатью тысячами жизней.
  Но эти жизни были отданы не напрасно! Благодаря им стал возможен межтеатровый манёвр с Балтики на Север.
  Десять лет английские и норвежские промысловики открыто грабили советское Заполярье! Англичан прикрывала целая флотилия с крейсером во главе, а белонорвежцев - миноносцы и сторожевики.
  В одном только двадцать втором году и только в Белом море, за две с лишним тысячи миль от своих берегов, норвежцы добыли свыше девятисот тысяч тюленей! Воспользовавшись расформированием Морских сил Северного моря Рабоче-Крестьянского Красного Флота, несколько сот браконьерских судов каждый сезон вели хищнический зверобойный промысел в советских территориальных водах. Забивая самок и бельков. И оставляя умирать на льду множество подранков. Будучи не в силах вывезти всю добычу.
  Лишь после пуска Беломорско-Балтийского канала имени товарища Сталина северные границы СССР были, наконец, закрыты на замок.
  К сожалению, глубина канала не позволяла перебрасывать крупные корабли. Поэтому дальнейшее усиление Северного флота предполагалось осуществлять иным образом.
  На стапелях завода ? 402 в Молотовске, который после выхода на проектную мощность должен был стать крупнейшим судостроительным предприятием в мире, со дня на день планировалась закладка линкора "Советская Белоруссия" (водоизмещение - шестьдесят пять тысяч тонн; скорость - двадцать девять узлов; дальность плавания - семь тысяч двести миль; вооружение - девять 406-мм и двенадцать 152-мм орудий, восемь 100-мм и тридцать две 37-мм зенитки; бронирование: башни главного калибра - 495 мм, боевая рубка и броневой пояс - 420 мм, палуба - 230 мм).
  В соответствии с десятилетним планом строительства кораблей ВМФ, в ближайшие три года в устье Северной Двины намечалось построить два сверхдредноута, один тяжёлый и четыре лёгких крейсера, три лидера и шестнадцать эсминцев, четыре крейсерских подлодки, двенадцать сторожевиков и девять тральщиков. Ещё через пять лет СФ должен был пополниться авианосцем, тремя тяжёлыми и двумя лёгкими крейсерами, лидером, четырьмя эсминцами, двенадцатью крейсерскими подлодками, шестью сторожевиками и минзагом.
  Но до реализации этих планов было очень далеко.
  А пока суд да дело в Мурманске и Архангельске спешно вооружались мобилизованные рыболовные траулеры. Большая часть которых (пятнадцать единиц) готовилась к сторожевой службе, а остальные (пять единиц) - к минно-тральной.
  Между тем, жизнь шла своим чередом.
  Советские люди ударными темпами строили светлое будущее. Под водительством великого Сталина. Под защитой несокрушимой и легендарной Красной Армии и Военно-Морского Флота. И доблестных органов внутренних дел.
  В середине октября с большим размахом была отмечена 125-летняя годовщина со дня рождения великого русского поэта М.Ю. Лермонтова. Имя писателя было присвоено селу Тарханы, тысячам улиц и площадей во всех городах СССР. Повсюду прошли Лермонтовские дни. Состоялась Всесоюзная Лермонтовская выставка. Вышло первое полное академическое собрание сочинений писателя. И множество других изданий. Стихотворения поэта учили наизусть и дети, и взрослые.
  В начале ноября во всех кинотеатрах страны с триумфом прошла премьера звукового художественного фильма "Минин и Пожарский", в котором было показано, как русский народ изгнал польских интервентов, посягавших на русскую землю, мучивших и убивавших стариков, женщин и детей. А на следующий же день на внеочередной сессии Верховного Совета СССР были приняты законы о включении Западной Украины и Белоруссии в состав Советского Союза.
  Обращаясь с приветствием к личному составу ко дню XXII-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции Нарком Военно-Морского Флота СССР Флагман флота 2-го ранга Кузнецов с удовлетворением отметил:
  "Народы Советского Союза запомнят истёкший год как год новых достижений и побед. Народное хозяйство неуклонно идёт в гору. Повышается производительность социалистического труда. Растут ряды стахановцев ударников. С энтузиазмом претворяет в жизнь наш народ решения XVIII-го исторического съезда Партии.
  Вместе со всей страной за этот год вырос и ещё более умножил свою мощь Военно-Морской Флот. 23 февраля 1939 года весь Военно-Морской Флот в соответствии со Сталинской Конституцией был приведён к военной присяге. Краснофлотцы, командиры, начальники, комиссары и политработники, весь вольнонаемный состав дали торжественную клятву на верность своему народу, своей Советской Родине и своему Рабоче-Крестьянскому правительству и выполнили эту торжественную клятву в сражениях с японскими захватчиками.
  В этом году, как и в прошлом, не по нашей вине Красная Армия и Военно-Морской Флот вынуждены были ещё раз продемонстрировать свою сокрушительную силу и высокую боевую мощь, наголову разгромили окончательно зарвавшихся японских агрессоров и заслужили всенародную великую благодарность.
  Яркой страницей в жизни советского народа является освобождение наших братьев украинцев и белорусов от тяжкого "ясновельможного" панского ига. За какие-нибудь 15 дней войны с Германией панская Польша как государство перестала существовать, а его правительство и командование польской армии позорно сбежали за границу. Красная Армия взяла под свою защиту население Западной Украины и Западной Белоруссии. Любовь к Советскому Союзу, к вождю народов товарищу Сталину получила своё выражение в единодушном решении населения Западной Украины и Западной Белоруссии о воссоединении Западной Украины с Украинской ССР и Западной Белоруссии с Белорусской ССР.
  Советский Союз, как и раньше, ведёт последовательную политику мира. "Мы стоим за близкие и добрососедские отношения со всеми соседними странами, имеющими с СССР общую границу, стоим и будем стоять на этой позиции, поскольку эти страны будут держаться таких же отношений с Советским Союзом, поскольку они не попытаются нарушить, прямо или косвенно, интересы целости и неприкосновенности границ Советского государства" (И.Сталин).
  Исходя из этих основ своей внешней политики, СССР в течение последних месяцев заключил с Германией договор о ненападении и договор о дружбе и границе. Заключены договоры о дружбе и сотрудничестве с Маньчжуро-Китайской, Корейской и Восточно-Китайской народными республиками. Такие же, какой был заключен с Монголией. Заключены также пакты о взаимопомощи между СССР, Эстонской и Латвийской республиками и договор о передаче Литовской республике города Вильно и Виленской области и о взаимопомощи между Советским Союзом и Литвой. Все эти договоры имеют огромное историческое значение и являются торжеством подлинно народной Сталинской политики мира.
  Европейская война, в которой Англия и Франция выступают как зачинщики, ещё не разгорелась в бушующее пожарище, но англофранцузские агрессоры всё делают для усиления войны и распространения её в другие страны.
  Договор о дружбе и границе между СССР и Германией как нельзя лучше отвечает интересам народов двух крупнейших государств Европы. Он построен на прочной базе взаимных интересов СССР и Германии, и в этом его могучая сила. Этот договор явился поворотным пунктом в отношениях между двумя великими странами и самым существенным образом отразился на всём международном положении.
  Советский народ, опираясь на победоносную Красную Армию и Военно-Морской Флот, спокойно и уверенно продолжает свой мирный труд, одновременно зорко следя за современной сложнейшей и кровавой международной обстановкой. Никакие события не застанут его врасплох. Он хорошо отличает друзей от врагов. И всегда готов выполнить свои обязательства по договорам о дружбе и сотрудничестве и пактам о взаимопомощи!".
  Экипаж Сергея в числе первых сдал зачёты по знанию гидроаэродрома и района полётов. И был отдан приказом по части о допуске к несению боевого дежурства.
  После инцидента с двумя британскими эсминцами, которые преследуя германский грузовой пароход, вторглись в территориальные воды СССР у полуострова Рыбачий и были отогнаны огнём недавно установленной там 122-мм полевой батареи, комфлота приказал организовать непрерывный воздушный дозор по линии мыс Цип-Наволок - остров Кильдин. И постоянную воздушную разведку в открытом море между тридцать вторым и тридцать четвёртым меридианами восточной долготы. От мыса Немецкий до семьдесят первой параллели северной широты. С целью заблаговременного обнаружения иностранных боевых кораблей.
  Тут-то и сказалась нехватка экипажей, способных летать в любую погоду. Которая редко балует северян безоблачным небом. На октябрь, к примеру, пришлось только два солнечных дня, а на ноябрь и того меньше!
  Не говоря уже о том, что в ноябре продолжительность светового дня уменьшается с катастрофической быстротой. Вплоть до окончательного наступления полярной ночи. Когда все вылеты становятся ночными. Что усложняет ситуацию ещё больше. Особенно, в ненастье.
  Понятно, что в сильный туман, грозу или снегопад никто самолёт в воздух не выпустит. Но в том-то и беда, что в Заполярье погода может полностью измениться за четверть часа.
  Налетит снежный заряд (он же снежный шквал, он же снежный ливень). Вдруг. Нежданно-негаданно. Закроет всё кругом. Сплошной белой стеной. И делай, что хочешь.
  Хочешь, вверх пробивайся. Пока хватит кислорода. Так как кучево-дождевые облака поднимаются на шесть километров. И выше.
  Хочешь, иди вперёд. Если высота позволяет. Поскольку внутри заряда ливневый поток снега валится вниз со скоростью шесть метров в секунду. И может приложить машину со всего маху. Об землю. Или воду. С теми же последствиями.
  Если же самолёт попал в заряд на малой высоте, во время посадки или на взлёте, остаётся только молиться. Ибо у земли резкое ухудшение видимости (до ста метров в очаге заряда) сопровождается не менее резким усилением ветра. Порывы которого могут достигать двадцати метров в секунду.
  Наткнувшись на такой заряд, пилот должен неукоснительно соблюдать одно правило: "Не входить, не приближаться, уходить". Иначе несдобровать.
  Сергей слепые полёты не любил. Находя мало радости в созерцании серой слякоти. Окутывавшей "амбарчик" так, что даже подкрыльевые поплавки было не видать.
  То ли дело, пройтись на бреющем над самыми гребешками волн! Или подставить серебристые плоскости Солнцу. Оставив далеко внизу и облака, и море.
  Бирюзово-синее Баренцево море было не таким, как седое голубовато-зелёное Белое, свинцовое с желтовато-зелёным отливом Балтийское, зеленовато-синее Чёрное, коричневато-жёлтое Азовское или ярко-зелёное Каспийское.
  Сергею нравилось любоваться морскими просторами. И в штиль, и в шторм. И повидал он уже немало. Но снежные заряды пока ещё не встречал.
  А посмотреть было на что.
  Во время первого же вылета на разведку на его пути оказалась целая группа таких зарядов.
  В голубом небе отдельными островами величественно плыли гигантские башни мощных кучево-дождевых облаков. Словно галеоны Великой и славнейшей Армады. С чёрными смолёными днищами, серыми бортами и высоченной грудой белоснежных парусов.
  Каждый "галеон" обрушивал вниз плотный столб снега. Так что казалось, будто облака закатали штаны. Как в тетраптихе агитатора, горлана-главаря. И переходят океан вброд.
  Сергей доложил о местонахождении и интенсивности зарядов, их размерах и направлении смещения. И продолжил выполнение задания.
  Во-первых, потому что кто-то должен нести дозор. А если не он, то кто? Во-вторых, потому что обстановка (высота полёта, расположение, интенсивность и размеры зарядов) позволяла. И, в-третьих, потому что ни приближаться, ни, тем более, входить в эту круговерть, Сергей не собирался.
  Лавируя между снеговых столбов, как лыжник-слаломист во время скоростного спуска, летающая лодка обходила шквал за шквалом. И всё-таки задела краешек одного из зарядов. Внезапно метнувшегося ей наперерез.
  В кабине мгновенно потемнело. Мокрые хлопья залепили плексиглас. Тут же превратившись в лёд. Слой льда нарос на крыльях и поплавках, стойках подмоторной рамы и воздушном винте, пулемётных турелях и хвостовом оперении. Утолщаясь каждую секунду. Машина отяжелела. Скорость упала. Зазвенел от напряжения двигатель.
  Сергей вцепился в штурвал. Пытаясь удержать высоту. И последними словами ругая себя за самонадеянность.
  К счастью, обледенение длилось совсем недолго. Минуту спустя самолёт выскочил из снежного ливня. И солнечные лучи растопили уродливые белые наросты. "Амбарчик" стряхнул свой ледяной панцирь. Под набегающим потоком воздуха. И воспрянул. И выровнялся.
  Полученный урок Сергей усвоил. И больше не рисковал. Так что дальнейший полёт прошёл без приключений.
  Если бы он только знал. Что это был его последний вылет в мирном полярном небе.
  Война стояла уже у самого порога. И остановить её было никому не под силу. Тем более, что никто этого делать и не думал. А даже наоборот...
  
  Глава 3
  
  ...Была без радостей любовь, разлука будет без печали - уверял писатель М.Ю. Лермонтов.
  И в чём-то был прав, наверное. Во всяком случае, так полагал Сергей, убывая на Север.
  Действительно, с глаз долой - из сердца вон. И, вообще! Баба с возу - волки сыты. И всё такое. В смысле, до свадьбы заживёт. То бишь, время вылечит.
  Однако время шло, а тоска не проходила...
  На новом месте Сергей освоился быстро. Но в общежитии появлялся редко. Пропадая на аэродроме. Летал. Если погода позволяла. А если не позволяла, сидел в учебном классе. Изучая лоции. Или торчал в ангаре. Помогая технарям.
  Причина тут была простая. С головой окунувшись в дела, Сергей пытался позабыть свою неразделённую любовь.
  Решение забыть Анастасию он принял ещё в Ленинграде. А решений Сергей никогда не менял.
  Однако сказать было легче, чем сделать!
  Иногда тоска одолевала его с такой невыносимой силой. Что хотелось убежать куда-нибудь. В сопки. Чтобы никого не видеть. И выть. Уткнувшись головой в сугроб.
  Но он держал себя в руках. И остервенело зубрил описание побережья Баренцева моря. А когда закончил с Кольским полуостровом, взялся за норвежские фиорды.
  Спиртное из рациона он исключил. Во-первых, потому что дал слово. А слов на ветер Сергей не бросал. Во-вторых, потому что выпивка от тоски не помогала. А даже наоборот. Только хуже делалось. И, в-третьих, одной бутылки ему не хватало. А после второй он остановиться уже не мог. И пил. До потери пульса. И мог начудить. Так, что поутру тошно было не только с похмелья. Но и со стыда.
  Так или иначе, но с выпивкой Сергей покончил. И больше на эту тему комиссару с ним беседовать не пришлось.
  Что же касается комполка, то майора Нижегородцева, который был на год моложе Сергея, тот знал ещё с тех пор, когда Михаил носил на рукавах полторы нашивки. И был таким же командиром воздушного корабля в том же авиаотряде той же авиаэскадрильи 106-й морской тяжёлой бомбардировочной авиабригады Морских сил Чёрного моря, что и Сергей.
  Вместе с Нижегородцевым он учился на курсах командиров звеньев в Ейске. Одновременно с ним стал командиром отряда. Одновременно получил капитанские галуны. Хотя в это время уже служил в Ленинграде, а тот - всё ещё в Севастополе. Вместе с ним учился в Высшей лётно-тактической школе ВВС РККА в Липецке. И даже жил в одной комнате в командирском общежитии. А потом, как и он, был назначен комэской.
  Правда, Михаил уже тогда сильно обогнал Сергея.
  Вместе с большой группой комначсостава РККА и РККФ в мае тридцать шестого года его наградили орденом Ленина. За успехи в боевой, политической и технической подготовке. Поэтому капитан Нижегородцев получил под командование отдельную эскадрилью. Которая по численности личного состава превосходила неотдельную в полтора с лишним раза. Имела собственный тыл со всеми необходимыми службами (штаб, политчасть, техническая эксполоатационная часть, отделение интендантского снабжения, санитарная часть, финансовое отделение и автотранспортный взвод), а также аэродромно-техническую роту для обезпечения полётов и охраны гидроавиабазы. И, будучи самостоятельной воинской частью, напрямую подчинялась командующему флотом.
  До тех пор, пока и здесь, на Севере, не было сформировано Управление ВВС с командующим во главе. Который прибыл в Мурманск в середине октября. Курьерским поездом "Полярная стрела". В спальном вагоне прямого сообщения. И, засучив рукава, сразу же взялся за наведение образцового порядка во вверенных ему военно-воздушных силах. Начав с Губы Грязная. Где царил просто образцовый бардак!
  Понятно, что, раздавая фитили, полковник в выражениях не стеснялся. Как оно и положено в таких случаях. Тем более что в полку, действительно, имелись отдельные недостатки.
  А что вы хотите? За эти два года часть выдержала три переформирования и две передислокации. Ни на мгновение не прерывая выполнение основной боевой задачи по охране и обороне воздушных рубежей Родины. Прокладывая маршруты в совершенно неосвоенном районе. В суровых условиях Севера. И отстраиваясь собственными силами. В голых скалах.
  Впрочем, все понимали, что командующий прав. Ибо враг никаких скидок на природные условия делать не станет...
  История Государства Российского - это, прежде всего, борьба за выход к морям.
  Безконечные русско-турецкие войны (одна в шестнадцатом веке, две в семнадцатом, четыре в восемнадцатом, четыре в девятнадцатом и одна в двадцатом) за выход к Чёрному. И безпрерывные русско-шведские (четыре в шестнадцатом, три в семнадцатом, три в восемнадцатом и одна в девятнадцатом веке) за выход к Балтийскому. Щедро оплаченные британским золотом.
  Так, в феврале тысяча восемьсот восьмого года, перед началом последней русско-шведской войны, Англия обязалась платить Швеции миллион фунтов стерлингов за каждый месяц войны с Россией, сколько бы она ни продлилась.
  Впрочем, англичане и сами не раз воевали с русскими (дважды в восемнадцатом веке, дважды в девятнадцатом и один раз в двадцатом) в составе различных "коалиций". Ими же и сколоченных. В смысле, щедро оплаченных.
  Швецию Россия проучила. Как следует. Поэтому война тысяча восемьсот восьмого - девятого годов, действительно, стала последней русско-шведской. И, вообще, последней. В истории этого зубастого королевства. Регулярно ходившего на Русь. За зуботычинами. Пока, наконец, не дошло до кое-кого. Что кто к нам с чем, тот от того и того! И зареклись тогда шведы воевать на веки вечные. И объявили о нейтралитете. Который с тех пор соблюдали неукоснительно. Отвергая все посулы. И британские, и германские.
  Чего нельзя было сказать о норвежцах, финнах и прочих прибалтах, веками лизавших шведские сапоги. И получивших независимость лишь недавно. Из рук Антанты. Приспособившей этих, мягко говоря, лимитрофов в виде этакого "санитарного кордона". Вокруг первого в мире государства рабочих и крестьян.
  Целый год белофинны хозяйничали на захваченной ими карельской земле. Грабили, жгли и убивали! Пока Страна Советов отбивалась от золотопогонников и их хозяев - английских, французских, германских, чехословацких, польских, румынских, греческих, итальянских, американских, китайских и японских интервентов. А когда отбилась, вышибла и финских бандитов.
  Боевые действия на северо-западе Советской России окончились в марте двадцать второго года. После взятия Реболы и Ухты частями Красной Армии. И разгрома белофинских войск по всему фронту. От Поросозера до Кестеньги. В ходе очередной, второй уже по счёту за пять лет, советско-финской войны.
  Полученный урок, однако, ничему финнов не научил.
  Обстановка на границе оставалась напряжённой. До такой степени, что год спустя Советское правительство было вынуждено заявить, что при повторении бандитских налётов на нашу территорию оно будет вправе полагать, что со стороны Финляндии против РСФСР начались военные действия со всеми вытекающими последствиями.
  Это немного помогло. Но ненадолго. В тридцатом году на советско-финской границе было задержано до тысячи двухсот шпионов, диверсантов и контрабандистов. В тридцать первом - две с половиной тысячи. В тридцать втором - семь тысяч двести. Несмотря на только что заключённый советско-финский Договор о ненападении и о мирном улажении конфликтов.
  Дальше - больше. В декабре тридцать пятого Финляндия заявила о своём нейтралитете. И тут же договорилась с Эстонией о совместном блокировании Краснознамённого Балтийского флота в Финском заливе.
  Морская крепость императора Петра Великого, прикрывавшая подходы к Петрограду, к осени семнадцатого года насчитывала свыше шестидесяти береговых батарей на обоих берегах залива. Имевших на вооружении более двухсот орудий. В том числе, восемнадцать 305-мм, четыре 254-мм, четырнадцать 234-мм, восемь 203-мм, шестьдесят семь 152-мм, четыре 130-мм и тридцать восемь 120-мм. Большинство из которых в целости и сохранности досталось белоэстонцам и белофиннам.
  Военно-морские силы Эстонии и Финляндии ежегодно проводили секретные маневры по постановке мин и отработке взаимодействия береговой артиллерии. Используя для этого глубоководный кабель, проложенный по дну залива от Таллина до Хельсинки.
  Таким образом, при попытке прорыва советским кораблям пришлось бы сначала форсировать обширные минные поля, затем преодолеть тридцать миль под шквальным огнем дальнобойных батарей (до двухсот крупнокалиберных снарядов в минуту!), после чего подвергнуться атакам подводных лодок, торпедных катеров и авиации. И морской, и сухопутной.
  Именно по этой причине Советский Союз и заключил в начале осени пакты о "взаимопомощи" с Эстонией, Латвией и Литвой. Благодаря чему КБФ получил три новых военно-морских базы (в портах Палдиски, Лиепая и Вентспилс) и две якорные стоянки (в портах Рохукюла и Таллин), а также семь гаваней для кораблей и одну для гидроавиации. А самое главное, мог больше не опасаться эстонских береговых батарей и подлодок!
  Для полного и окончательного счастья оставалось лишь заключить такой же договор с Финляндией.
  Которая внезапно заартачилась. Вне всякого сомнения, с подачи англофранцузов. А, может, немцев.
  Но это было уже не важно. Потому что тринадцатого ноября, отвергнув все советские предложения (надо сказать, очень мягкие, для нынешней международной обстановки), финская делегация сложила чемоданы. И отбыла восвояси.
  На вокзале министр иностранных дел Финляндии Эркко заявил, что у него есть более важные дела.
  После такого циничного демарша продажных белофинских политиканов обнаглевшая белофинская военщина, и без того оголтелая, словно с цепи сорвалась!
  Двадцать шестого ноября на участке 2-й линейной заставы 5-го Краснознамённого Сестрорецкого пограничного отряда в районе Майнила на Карельском перешейке орудийным огнём был обстрелян резервный погранвзвод, проводивший полевые занятия в излучине реки Сестры. По сообщению ТАСС, четверо бойцов погибло, а ещё девять было ранено.
  Предсовнаркома СССР товарищ Молотов вызвал к себе посланника Финляндии и вручил ему ноту с решительным протестом по поводу этого возмутительного факта. Предложив финляндскому правительству незамедлительно отвести свои войска подальше от границы на Карельском перешейке на двадцать - двадцать пять километров, и тем предотвратить возможность повторных провокаций.
  В ответной ноте от двадцать седьмого ноября белофинны беззастенчиво утверждали, что выстрелы были произведены с советской стороны. Основываясь на явно подтасованных результатах проведённого в срочном порядке "расследования", финляндское правительство отклонило протест Советского Союза и его справедливое требование об отводе финских войск от границы.
  Между тем, провокации на северо-западных рубежах СССР не только не прекратились, а даже участились.
  И тогда директивой Наркома обороны СССР товарища Сталина войска Ленинградского военного округа были приведены в полную боеготовность. КБФ и СФ в оперативную готовность ? 1 были переведены директивой Наркома ВМФ СССР флагмана флота 2-го ранга Кузнецова.
  С этого момента боевое ядро СФ находилось в часовой, а остальные корабли - в четырёхчасовой готовности к выходу в море, подлодки и авиация были рассредоточены и готовы к действию, усилены воздушная разведка и дозорная служба.
  И сделано это было очень своевременно!
  Двадцать восьмого числа три финских военнослужащих нарушили советскую границу на участке 6-й линейной заставы 82-го отдельного Рестикентского пограничного отряда в районе Погост Сангельский. Но тут же скрылись. Заметив приближение "зелёных фуражек". С собаками.
  Так же безславно закончилось нарушение белофиннами советской границы и на участке 7-й линейной заставы того же погранотряда в районе Три Озера.
  Но провокаторы на этом не успокоились. И в тот же день с финской стороны был обстрелян советский пограничный наряд, проверявший линию госграницы на участке 5-й линейной заставы 82-го погранотряда в районе Ремит-озеро. К счастью, вражеские пули прошли мимо. Вонзившись в землю рядом с пограничниками.
  А вечером, на перешейке между полуостровами Средний и Рыбачий, подвергся обстрелу ещё один наряд.
  Устроив засаду на советской территории, белофинны, судя по всему, рассчитывали застать наших пограничников врасплох. Чтобы ударить их в спину. Но просчитались. В ходе короткого, но ожесточённого боестолкновения нападение было отбито. Два нарушителя убежали. А трое - офицер и два солдата - были задержаны.
  С каждым часом ситуация обострялась всё больше.
  Приказ командующего Северным флотом о задачах по ведению боевых действий против Финляндии ? 04/оп от двадцать восьмого ноября тысяча девятьсот тридцать девятого года гласил: "Финская армия отмобилизована, закончила сосредоточение и развертывание у границ СССР.
  Задачи флота. Содействуя артиллерийским огнем кораблей из Варангер-фиорда продвижению частей 14-й армии, остальными средствами не допустить прорыва кораблей противника в Кольский и Мотовский заливы и препятствовать высадке десанта противника на мурманском побережье.
  Командующему ВВС с двадцать девятого ноября вести воздушную разведку моря, в светлое время до Тана-фиорда на западе и до Харлова на востоке с целью обнаружить появление иностранных военных кораблей на театре и быть готовым к ночному поиску кораблей противника. По особому приказанию в течение светлого времени суток иметь непрерывный воздушный дозор в Варангер-фиорде и вести наблюдение за Петсамо. Быть готовым по моему сигналу бомбить Пумманки. Иметь одну авиаэскадрилью для действий по моему приказанию по кораблям противника в море. Не допустить воздушных налётов противника на корабли и базы флота в Кольском заливе".
  Собственно говоря, Северный флот находился в состоянии повышенной боеготовности с конца сентября. Когда стало ясно, что финский лев готовится к прыжку.
  Финляндия никогда не оставляла своих завоевательских планов. Год назад из печати вышел секретный "Военный путеводитель финской армии по Восточной Карелии 1938" со шпионской военно-статистической и военно-географической информацией о Карельской АССР и Мурманской области, необходимой для планирования вторжения на территорию СССР. С целью установления новой советско-финской границы по юго-восточной границе Балтийского геологического щита. То бишь, по Неве (с включением Ленинграда), южному берегу Ладожского озера и реке Свирь, Онежскому озеру (с включением Петрозаводска), Беломорканалу (с включением Беломорска) и Белому морю (с включением Кольского полуострова). Подготовка к чему была уже завершена.
  К ноябрю это абсолютно нейтральное и совершенно миролюбивое государство под видом учений тайно провело мобилизацию, увеличило численность своей армии в десять (!) раз и сосредоточило у советских границ три пехотных корпуса, четыре пехотных и одну кавалерийскую бригаду, три авиаполка и десять артдивизионов. А также тридцать пять отдельных егерских подвижных батальонов и более семидесяти отдельных егерских подвижных, пехотных, сапёрных и прочих рот. Свыше трёхсот тысяч солдат и офицеров!
  Долго держать без дела такую ораву вооружённых до зубов людей было нельзя. А, самое главное, очень накладно.
  В связи с чем, провокации, которые белофинны, стремясь развязать новую войну, всё чаще и чаще устраивали на советской границе, становились всё наглее и наглее. В попытке сохранить насквозь лживый образ якобы "нейтральной" страны Финляндия любыми путями старалась подтолкнуть СССР к применению силы. Чтобы выставить его перед Лигой наций в качестве агрессора.
  Но Советский Союз на провокации не поддавался. Хотя и был вынужден принять необходимые меры. Поэтому в Заполярье были переброшены не только эсминцы, подводные и летающие лодки. А также большое количество стрелковых, кавалерийских, артиллерийских, авиационных, бронетанковых и мотомеханизированных соединений. Со штатным вооружением и боевой техникой.
  Двадцать девятого ноября совместным Постановлением СНК СССР и ЦК ВКП (б) была создана Ставка Главного Командования Красной Армии и Военно-Морского Флота во главе с Наркомом обороны СССР товарищем Сталиным.
  На основании директивы Главнокомандующего на базе штаба ЛенВО в тот же день было образовано Командование Северо-Западным направлением в составе Ленинградского (Карельский перешеек), Карельского (от Ладожского озера до Костамукши) и Северного (от Костамукши до Баренцева моря) фронтов. Полевые управления которых были сформированы на базе полевых управлений Приморского, Дальневосточного и Забайкальского фронтов, высвободившихся после окончания боёв на Дальнем Востоке.
  А наутро, сразу после побудки, во всех ротах, эскадронах, батареях, эскад?рильях, командах, кораблях, складах, штабах, управлениях и учреждениях от Кронштадта до Мурманска, был зачитан приказ Командующего Северо-Западным направлением командарма 1-го ранга Тимошенко и члена Военного совета Жданова: "Товарищи красноармейцы, командиры, комиссары и политработники! Терпению советского народа и Красной Армии пришёл конец. Пора проучить зарвавшихся и обнаглевших политических картёжников, бросивших наглый вызов советскому народу, и в корне уничтожить очаги антисоветских провокаций и угроз Ленинграду! Выполняя священную волю Советского правительства и нашего великого Народа, приказываю! Войскам Ленинградского, Карельского и Северного фронтов перейти границу, разгромить финские войска и раз и навсегда обезпечить безопасность северо-западных границ и города Ленина - колыбели пролетарской революции!".
  Личный состав 15-й морской вспомогательной авиабазы и 118-го морского ближнеразведывательного авиаполка ВВС СФ (за исключением экипажей и техсостава, рассредоточенных на оперативные гидроаэродромы в Полярном, на мысе Великий, озере Средне-Ваенгское и острове Кильдин) построился на митинг перед распахнутыми настежь воротами ангара.
  За спинами лётчиков, штурманов и стрелков-радистов, инженеров и техников, писарей, баталёров и краснофлотцев из аэродромной команды гордо возвышались украшенные алыми звёздами белоснежные форштевни грозных боевых машин. Красиво расставленных на залитой ярким светом прожекторов маневренной площадке. Под широкими крыльями летающих лодок виднелись чёрные тела осколочно-фугасных авиабомб. Пулемётные турели с заправленными лентами были вздёрнуты в усыпанные звёздами небеса. А двигатели прогреты.
  На импровизированную трибуну (полуторка с откинутыми бортами) с кумачовым транспарантом "Не просунуть финским свиньям своё свиное рыло в наш советский огород!" поднялась группа командиров и комиссаров во главе с командующим ВВС СФ комбригом Кузнецовым.
  Очередное воинское звание (в соответствии с занимаемой должностью) ему присвоили всего неделю назад. По каковой причине новоиспечённый комбриг, не в силах удержаться от искушения, то и дело косился на рукава своей шинели. Любуясь новенькими золотистыми "кирпичами" на обшлагах.
  - Товарищи! - срывающимся голосом воззвал к замершим в строю авиаторам командующий. - Как вы знаете из выступления Председателя Совета Народных Комиссаров СССР товарища Молотова, на все миролюбивые предложения советского правительства незадачливые финляндские горе-правители, подстрекаемые своими англофранцузскими хозяевами, ответили враждебным отказом, издевательским отношением и неприкрытым стремлением и впредь держать Ленинград под непосредственной угрозой своих войск! - Кузнецов сделал паузу, переводя дух. - Поэтому советское правительство дало распоряжение Главному командованию Красной Армии и Военно-Морского Флота быть готовым ко всяким неожиданностям и немедленно пресекать возможные новые вылазки со стороны финляндской военщины!
  Кратко охарактеризовав умственное развитие (точнее, полное отсутствие оного) у свиноголовых шутов гороховых и прочих каяндеров, сующих своё свиное рыло, куда не следует, командующий от лица присутствующих дал клятву родной большевистской Партии, советскому правительству и лично товарищу Сталину отучить финских свиней лазить в огороды.
  Вслед за ним с такой же пламенной речью выступил военком ВВС Северного флота полковой комиссар Скобелев.
  И далее по списку. Начальник политотдела ВВС СФ батальонный комиссар Степанов. Командир 118-го авиаполка майор Нижегородцев. Военком полка батальонный комиссар Обухов. Начальник 15-й базы капитан Галичий. Военком базы старший политрук Васильев. Представители лётно-подъёмного и инженерно-технического состава. Коммунисты, комсомольцы и безпартийные большевики.
  Прямо во время митинга четырнадцать человек подали заявление о приёме кандидатами в ВКП (б), а четыре человека - о переводе из кандидатов в члены ВКП (б).
  Полковой комиссар Скобелев, глубоко растроганный таким порывом, предложил немедленно рассмотреть все заявления. И даже вызвался дать одну из требующихся рекомендаций. Вторую согласился дать комбриг Кузнецов.
  Открытое партийное собрание, в которое перерос митинг, заслушало вступающих. И единогласно приняло их в свои ряды. А члены парткома после короткого заседания, проведённого тут же у трибуны, утвердили решение собрания.
  Военком ВВС горячо поздравил молодых большевиков с важнейшим днём в их жизни. А потом вытянулся по стойке "смирно" и запел:
  - Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущённый и смертный бой вести готов!
  И все вокруг. Тысяча человек! Стали ему подпевать. И над безкрайней ширью залива разнеслось: "Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем!". А потом огромный хор грянул: "Это есть наш последний и решительный бой!".
  Когда припев отзвучал в последний раз, комбриг объявил митинг закрытым.
  Экипажи, которым предстоял вылет, отправились в штаб. На предполётный инструктаж. А остальные - на занятия. В соответствии с учебным планом. Аэродромная команда принялась закатывать обратно в ангар те самолёты, которым была объявлена "готовность два". А техсостав занялся теми, которым объявили "готовность раз". Дозаправляя их маслом, бензином и кислородом. Ещё раз осматривая вооружение и оборудование. И прогревая подстывшие моторы.
  Честь совершить первый боевой вылет была доверена капитану Жарову. Комэска-один должен был провести разведку в Варангер-фиорде. Разведка в районе от острова Кильдин до Харловки была поручена командиру 3-й эскадрильи. Капитан Бойко не раз ходил этим маршрутом и хорошо его знал. Что же касается разведки в Тана-фиорде, то её поручили лейтенанту Шамшурину. Как одному из самых опытных пилотов (а, может, и самому!). С общим налётом в полтора раза превышающим налёт любого другого лётчика полка. Включая командира.
  Инструктаж проводил майор Нижегородцев. Который начал с того, что довёл до присутствующих наземную, воздушную и морскую обстановку:
  - Сегодня в восемь ноль-ноль, - комполка посмотрел на часы. - То есть два часа назад, части 14-й армии перешли границу, имея ближайшей целью захват западного побережья полуостровов Средний и Рыбачий, взятие Петсамо и выход к норвежской границе. По данным разведывательного отделения флота противник имеет в районе Петсамо до батальона пехоты, одну артиллерийскую и одну зенитную батарею. Авиации у финнов тут нет. Однако инфраструктура, созданная ими в предвоенный период, позволяет в короткий срок перебросить в Луостари четыре бомбардировочных и две истребительных эскадрильи. Военно-морские силы противника насчитывают тральщик и два катера. Сторожевой и лоцманский.
  Лётчики и штурманы, до этого момента внимательно слушавшие комполка, заметно оживились. Задвигав стульями и переглядываясь. Тут и там замелькали пренебрежительные усмешки.
  Майор Нижегородцев нахмурился и слегка напряг голос:
  - Товарищи командиры!
  Собравшиеся притихли.
  - Давайте посерьёзнее! Без шапкозакидательства. Нельзя недооценивать противника! Каким бы слабым он ни казался.
  Возразить на это было нечего. Даже особисту. И гул сразу же затих.
  - Не забывайте, что за спиной у белофинской военщины, - продолжил майор. - Стоят англофранцузы. А также белошведы и белонорвежцы. Которые только и ждут, чтобы нанести удар из-за угла. Поэтому командование поставило перед нашим полком ответственейшую боевую задачу по заблаговременному обнаружению кораблей противника. И предотвращению высадки вражеского десанта.
  Комполка взял указку и подошёл к висевшей на стене крупномасштабной карте Баренцева моря:
  - Прошу внимания. В соответствии с приказом комфлота об усилении дозорной службы одна средняя подлодка с двадцать седьмого ноября дежурит у мыса Маккеур, а одна малая - у островов Варде. Два сторожевика находятся в дозоре у входа в Мотовский залив, два - у входа в Кильдинский, два - в горле Белого моря, а три пограничных корабля - в губе Зубовская, у Иоканьги и Териберки. Кроме того, в море несут дозор эсминцы "Куйбышев", "Гремящий" и "Сокрушительный". Здесь, здесь и здесь, - ткнул указкой в карту Нижегородцев. - Со вчерашней ночи флот приступил к боевому развёртыванию. Эсминец "Либкнехт" перешёл в бухту Мотка, - опустил указку пониже майор. - С целью оказания огневой поддержки наступления частей 14-й армии на полуостровах Рыбачий и Средний. Эсминцы "Грозный" и "Громкий", один сторожевик и четыре тральщика вышли в Варангер-фиорд с целью захвата пристани в Лиинахамари. - переместилась командирская указка ещё ниже. - И содействия частям 14-й армии при взятии Петсамо. Два минзага в сопровождении двух сторожевиков и двух тральщиков вышли в море для постановки минного заграждения на подходах к Кольскому заливу. Одна средняя подводная лодка направлена для наблюдения за движением норвежских боевых кораблей в районе мыса Нордкап, - снова взмахнул указкой Нижегородцев. - Две малые - в Варангер-фиорде. А нам приказано произвести поиск противника в море от Тана-фиорда на западе до Харловки на востоке.
  Затем начштаба полка майор Колесниченко зачитал боевой приказ и план боевых вылетов, флаг-штурман полка капитан Сечкин доложил навигационные планы и расчёт полёта по каждому маршруту, а дежурный метеоролог воентехник 2-го ранга Щукин - фактическую метеорологическую обстановку и прогноз погоды на маршрутах.
  Со стороны Норвегии, подгоняемый шквалистыми ветрами, надвигался очередной циклон. Неся в своём набухшем кучево-дождевом чреве тысячи тонн мокрого снега. Суля обильные снегопады. И сильные метели.
  Над Мотовским заливом и Мурманским берегом пока ещё было ясно, а над Финнмарком клубились тучи. Предвещая скорое ухудшение метеоусловий и на Кольском полуострове.
  Зима уже отряхивалась в прихожей. Но крайний день осени ещё не кончился. Точнее, ещё не начался. Так как тридцатого ноября Солнце в Губе Грязная выходит из-за горизонта лишь в четыре пополудни. Чтобы в начале шестого зайти обратно. Потом выглянуть в первый день зимы на двадцать минут. И снова скрыться. Почти на полтора месяца.
  Комполка дал экипажам один час на подготовку к вылету.
  Больше он не мог. А меньше было нельзя. Каждому из них предстоял длительный полёт. Фактически в тёмное время суток. Причём двум из трёх - по большей части в чужом воздушном пространстве. И в сложных метеоусловиях. Хотя это-то, как раз, было на руку. Ибо плохая погода - лучший друг разведчика!
  Что же касается темноты, то полярная ночь, в отличие от тропической, не так уж и темна. И больше походит на сумерки. Особенно, в астрономический полдень. Когда заря окрашивает горизонт в жёлто-розовые тона. Опять же, Луна. Которая светит очень ярко. Особенно, в полнолуние. Плюс безкрайнее белое безмолвие. В смысле, заснеженная тундра и льды. Прекрасно отражающие лунный свет. И северное сияние. Опоясывающее зелёными сполохами полнеба...
  Преодолевая сильный встречный ветер, Сергей вёл свой самолёт над холодными неприветливыми волнами Варяжского залива (он же Варангер-фиорд).
  Продуваемые насквозь, голые и безлюдные, но такие родные, скалистые горы Мурмана остались далеко позади. Прямо по курсу поднимались окаймлённые рваной линией прибоя чужие, мрачные и высокие (до пятисот метров над уровнем моря!), круто обрывающиеся к самой воде, чёрные берега полуострова Варангер.
  На финской стороне полуостровов Рыбачий и Средний, так же как и в устье Петсамовуоно, не было видно ни одного огонька. Маяк Вайталахти тоже был погашен.
  Как, впрочем, и все советские маяки в округе (Сеть-Наволокский, Кильдинский-Северный, Цип-Наволокский и другие). Которые, в связи с началом боевых действий, были тотчас выключены. Или переведены в разряд манипуляторных. С изменением цвета и характера огня, периодичности и длительности вспышек, а также секторов освещения. Дабы затруднить непрошеным гостям навигацию.
  Слегка накренив лодку, Сергей покосился из-под крыла на вражеский берег.
  На зюйде сверкали зарницы артиллерийских залпов. И полыхало, разгораясь всё больше и больше, оранжево-красное зарево пожаров. Корабли Северного флота вели беглый огонь по Лиинахамари.
  А на побережье Норвегии, до которой война пока ещё не докатилась, было тихо. Светились мирные рыбацкие посёлки. И, как ни в чём не бывало, каждые пятнадцать секунд моргал маяк Бекфиорд.
  Сергей заложил крутой вираж. И направился к Варде - крупнейшему норвежскому порту за Полярным кругом (длина причального фронта - один километр, глубина у причалов - пять с половиной метров, в гавани - четырнадцать).
  Как уже упоминалось, полярная ночь в полдень мало чем отличается от сумерек в средних широтах. К тому же норвежцы их визита явно не ожидали. И никакой светомаскировки не соблюдали. Так что осветительные бомбы для аэрофотосъёмки не требовались.
  С высоты тысячи метров хорошо просматривался длинный клин северной бухты, отделённой от моря защитным молом с высоким белым маяком у входа в гавань. Ярко освещённые причалы и крановое хозяйство. Рыбные, шкиперские, угольные и прочие склады. Множество мелких рыбацких судёнышек. Два больших грузовых парохода под разгрузкой.
  И военный корабль. Как волк в овчарне.
  Узкий хищный корпус. Водоизмещением до семисот тонн. Одна дымовая труба. На полубаке - орудие главного калибра с коробчатым щитом. Ещё два таких же - на юте. А на шкафуте - поворотный торпедный аппарат.
  "Слейпнер!" - мгновенно опознал цель Сергей. - "Вот, свезло, так свезло! Застукали голубчика прямо со спущенными штанами!" - весело подумал он.
  Это, конечно, был не броненосец береговой обороны. Но, между прочим, новейший корабль Королевских ВМС Норвегии! Местонахождение которого теперь было точно установлено. А значит, слетали они не зря! И свои пять копеек в копилку будущей Победы таки вложили.
  Между тем, погода, как и предупреждал воентехник 2-го ранга Щукин, становилась всё хуже и хуже.
  Сплошная облачность, окутавшая Варангер и прилежащие районы Баренцева моря, опускалась всё ниже и ниже. Над Варде нижняя граница облаков находилась на высоте полутора тысяч метров, над портом Хамнингберг - на высоте тысячи, над мысом Маккеур - на высоте пятисот, а в Берлевоге, у входа в Тана-фиорд, тучи опустились до двухсот метров. Улёгшись на столообразные вершины прибрежных скал.
  Обычно весьма оживлённая судоходная линия, по которой, огибая полуострова Нордкап, Нордкин и Варангер, ходили в Мурманск суда из Ленинграда, Ньюкасла, Лондона и Ливерпуля, была пуста. То ли из-за начавшейся сегодня войны. То ли из-за начавшегося ещё вчера шторма.
  Лишь на траверзе маяка Маккеур стрелку-радисту удалось разглядеть блеснувшую среди высоких белогривых волн рубку подводной лодки. Тип и государственную принадлежность которой установить не удалось. В связи с кратковременностью визуального контакта и очень плохой (практически нулевой!) видимостью. А, может, это была не подлодка, а кашалот.
  Так что ничего Сергей на этот раз больше не обнаружил. Хотя весь экипаж до рези в глазах всматривался в бушующее под крыльями "амбарчика" море.
  Заходить в Тана-фиорд было безсмысленно. Ибо в этакую круговерть хороший хозяин даже собаку из дому не выгонит! Но. А ля гер ком а ля гер. В смысле, приказ есть приказ. А приказы надо выполнять!
  Больше всех доставалось штурману. Который не прерывал наблюдение ни на минуту. Опускаясь внутрь лишь для того, чтобы проверить курс. Да сделать запись в бортжурнале.
  Сергею тоже было нелегко. Потому что машину трепало не по-детски. Вырывая штурвал из рук. Но он, по крайней мере, сидел в закрытой кабине.
  Обратный путь был ничуть не легче. Пока они не вырвались в море. И облака не поднялись повыше. А крепкий боковой ветер не превратился в попутный. Всё ещё сильный. Однако уже не такой порывистый.
  На пятом часу полёта они миновали Варде. И встретили рассвет над Мотовским заливом. Успев приводниться в Губе Грязной ещё засветло. Хотя на берег их вытаскивали уже при свете прожектора...
  
  Глава 4
  
  ...Война без потерь не бывает.
  Не случайно, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского Флота или Пограничных и внутренних войск НКВД СССР, каждый военнослужащий даёт клятву не щадить своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
  И это далеко не пустые слова! Как указывал Великий Ленин: "Война не игрушка, война стоит миллионов жертв!".
  Ибо враг хитёр и коварен. И нападает только тогда, когда его не ждут. И требуются огромные усилия для того, чтобы отбить это нападение. А потом раздавить врага в его же собственном логове.
  Поэтому потери во время войны неизбежны, неминуемы, неотвратимы. И, как бы ужасно это ни звучало, подчас даже необходимы.
  Как гибель трёхсот воинов-спартанцев. Остановивших под Фермопилами четвертьмиллионную армию персидского царя Ксеркса и позволивших античным грекам собраться с силами, чтобы дать отпор захватчикам. Или гибель балтийских матросов в ходе Моонзундского сражения в октябре семнадцатого. Остановивших флот кайзера Вильгельма II (до трёхсот боевых кораблей, в том числе, одиннадцать дредноутов!) на подступах к революционному Петрограду и позволивших восставшему пролетариату скинуть Временное правительство.
  Однако потери потерям рознь!
  В соответствии с классификацией, которую изобрели буржуазные военные теоретики для маскировки антинародного характера своих захватнических войн, потери могут быть боевыми (от вражеского огня) и небоевыми (аварии, катастрофы и так далее). И делятся на безвозвратные (убитые, умершие от ран, попавшие в плен и пропавшие без вести) и санитарные (раненые, больные и тому подобное).
  Советская же военная наука, вооружённая знанием законов общественного развития и марксистско-ленинской теорией диалектического и исторического материализма, творчески переработанной товарищем Сталиным для текущего момента, основное внимание уделяет оправданности потерь с точки зрения классовой борьбы...
  За четыре недели, что продлилась третья советско-финская война, боевых потерь Северный флот практически не имел.
  Чего никак не скажешь о небоевых. Начавшихся задолго до того, как заговорили пушки.
  Ничего удивительного. Белофинские вооружённые силы в Заполярье были чрезвычайно малы. И на земле, и в небесах, и на море. Так что воевать североморцам по большей части пришлось с непогодой. Помноженной на человеческий фактор. То бишь, на халатность, расхлябанность и разгильдяйство. А также на граничащее с вредительством пренебрежение к требованиям уставов, наставлений и инструкций. Которые, как известно, написаны кровью.
  Четвёртого октября во время передислокации в сложных метеоусловиях разбились три летающих лодки 20-й морской разведывательной эскадрильи. Четыре человека погибло.
  Двадцатого октября в Кольском заливе в условиях плохой видимости столкнулась с рыболовным траулером Мурманского госрыбтреста и затонула подлодка Щ-424. Унеся с собой жизни тридцати двух подводников.
  Капитан таранившего лодку траулера "Рыбец" Дружинин, по чьей вине произошло столкновение, и старший на борту "Щуки" капитан 3-го ранга Шуйский, не сумевший организовать борьбу за живучесть, были приговорены к расстрелу. Находившийся на борту траулера военный лоцман лейтенант Соколов получил шесть лет трудлагерей. Военком подлодки политрук Кондаков - десять. Остальным спасшимся членам экипажа Щ-424 (помкомандира, штурману, электрику, радисту и торпедисту), бросившим товарищей и в панике выскочившим из центрального поста, даже не задраив за собой люки (из-за чего, по сути дела, лодка и погибла, хотя могла бы остаться на плаву), "за непринятие активных и действенных мер по спасению подводной лодки и личного состава" были объявлены дисциплинарные взыскания.
  В конце ноября на Кольском полуострове на несколько дней установилась ясная погода. Уже третьего декабря сменившаяся яростным двенадцатибалльным штормом. Температура воздуха упала до двадцати градусов ниже нуля. Гигантские водяные горы обрушивались на скалистые берега, доставая укрывшиеся от стихии суда даже в защищённых волноломами гаванях.
  Но хуже всего пришлось тем, кого буря застигла в море.
  Четвёртого числа пропал без вести эскадренный миноносец "Сокрушительный", а сутки спустя погиб сторожевик "Бриз".
  Причиной гибели "Бриза" стала ошибка в счислении. Шторм. И снежные заряды. Ухудшившие видимость до нуля.
  Сторожевик возвращался в Полярное после проводки конвоя. Опасно приблизился к берегу у мыса Сеть-Наволок. И был выброшен пятнадцатиметровой волной на камни.
  О происшедшем сразу же были оповещены особый отдел флота, дивизион пограничных сторожевых кораблей, бригада эсминцев, бригада подводных лодок, охрана водного района, управление тыла флота, экспедиция подводных работ особого назначения и все корабли, находящиеся в море. К месту аварии немедленно вышли сторожевик и буксир. А с береговых батарей Мурманского укрепрайона на берег по тревоге были отправлены бойцы. Для оказания помощи.
  Но, несмотря на предпринятые меры, спасти корабль так и не удалось. И все тридцать восемь членов экипажа погибли.
  В 20.09 "Бриз" налетел на камни, в 21.50 - разломился, а в 23.55 всё было кончено.
  Когда корпус затрещал, оседая в воду, часть команды успела перейти на полубак. А те, кто не успел, в отчаянии стали прыгать в ледяные волны. И тонуть. Один за другим.
  Баренцево море зимой не замерзает. Из-за Гольфстрима. Однако тёплым может считаться лишь с большой натяжкой. Являясь таковым разве что для моржей. Да белых медведей. Поскольку температура воды не превышает четырнадцати градусов по Цельсию даже в июле. А в декабре не достигает и четырёх. Так что, оказавшись за бортом, человек умирает от переохлаждения уже через четверть часа.
  Спасатели находились рядом с искалеченным кораблём. Но из-за сильного прибоя так и не смогли к нему подойти.
  А море просто бесновалось! Обрушивая на "Бриз" один девятый вал за другим. Пока не оторвался нос. Скрывшись под водой вместе с людьми.
  Какое-то время над поверхностью вконец рассвирепевшего моря ещё виднелась рубка, на которой оставался один человек. Но затем исчезла и она...
  Экипажу "Сокрушительного" повезло значительно больше. В ходе спасательной операции погибло всего тридцать пять членов экипажа из двухсот двадцати шести. Правда, некоторые из спасённых (командир корабля, военный комиссар, старпом, лекпом и командиры боевых частей) по прибытии на берег были сразу же арестованы. И преданы суду военного трибунала. За проявленное малодушие.
  А дело было так.
  "Сокрушительный" вместе с эсминцем "Гремящий" и четырьмя сторожевиками сопровождали конвой из восьми транспортов, доставивших в Лиинахамари части 47-го стрелкового корпуса 14-й армии.
  На борту эсминца находилась специальная комиссия штаба флота во главе с членом Военного совета СФ бригадным комиссаром Кулаковым. Комиссия должна была определить задачи по обороне новой маневренной военно-морской базы флота и осмотреть трофейное имущество, здания, причалы и портовые сооружения.
  Проверив организацию партийно-политической работы и устроив жестокий разнос военкомам за срыв выпуска боевых листков, член Военсовета поднялся на борт "Сокрушительного" и приказал возвращаться обратно в Полярное. Не дожидаясь завершения работы комиссии. И не взирая на резкое ухудшение погоды. Что и привело к трагедии.
  Николай Кулаков был ровесником Сергея. Так же как и он, учился в школе фабрично-заводского ученичества. А потом слесарил на паровозоремонтном заводе. Покуда не выдвинулся по партийной линии. Став инструктором райкома. В тридцать втором году по партмобилизации призвался во флот. Опять же, как и Сергей. Но, в отличие от него, был направлен не в военную школу, а сразу в академию. Как ответработник. После окончания военно-морского факультета Военно-Политической академии РККА имени товарища Толмачева комиссарил на подлодке. А затем на линкоре "Марат". Но как-то так вышло, что за это время ни разу не выходил в море (манёвры в "Маркизовой луже" не в счёт). И, может быть, поэтому так и не стал моряком. В отличие от Сергея. А, может быть, оттого что не любил море. Опять же, в отличие от него.
  Что, впрочем, не помешало Николаю всего за три года дорасти от политрука до бригадного комиссара. Беспощадно выкорчёвывая троцкистских и иных двурушников в партийных организациях Краснознамённого Балтийского флота и поднимаясь по служебной лестнице. Всё выше, и выше, и выше. Благо новые вакансии открывались чуть ли не ежедневно. При непосредственном участии самого Кулакова.
  Пока полгода назад его не назначили членом Военсовета Северного флота. По рекомендации члена Главного военного совета ВМФ, 1-го секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), секретаря ЦК и члена Политбюро товарища Жданова. Который верных людей никогда не забывал.
  Уезжать из Ленинграда Кулакову, само собой, не хотелось. Но отказываться от повышений он не привык.
  Проклиная теперь себя за это! Лёжа в болтающейся во все стороны каюте. Зелёный от морской болезни.
  Огромные волны швыряли несчастный эсминец то вверх, то вниз. Валяя его с боку на бок. Гуляя по обледеневшей палубе. И захлёстывая мостик вместе с дальномером.
  В 14.30 по юту "Сокрушительного" пробежала трещина. Три минуты спустя переломились гребные валы. Корма эсминца (четверть корабля!) оторвалась. И мгновенно затонула. Унеся с собой в ревущую пучину шесть краснофлотцев. А также руль, винты и четвёртое орудие главного калибра. Корабль потерял ход. Его развернуло лагом к волне. И положило на борт. А потом на другой. И снова. И опять...
  Получив радиограмму о случившемся, комфлота отправил на помощь "Сокрушительному" эсминцы "Грозный", "Громкий" и "Валериан Куйбышев". "Гремящий", единственный корабль, находившийся поблизости от места катастрофы, сам получил сильные повреждения. И ничем помочь не мог.
  Почти полсуток измученная команда из последних сил боролась за спасение корабля. Точнее, за отсрочку его гибели. Которая означала гибель экипажа.
  Терпящий бедствие эсминец представлял собой жуткое зрелище. Кормы нет. Мачты сломаны. Леера и шлюпки смыты за борт. Палуба и надстройки покрыты толстым слоем льда.
  "Грозный" несколько раз пытался подойти и взять его на буксир. Но штормовые волны рвали как нитку и стальной канат, и даже якорную цепь.
  И тогда бригадный комиссар, успевший за это время уже тысячу раз проститься с жизнью, приказал (потому что член Военного совета и имеет право!) снять с корабля экипаж. Хотя эсминец ещё можно было спасти.
  Командир корабля капитан-лейтенант Курилех, который тоже чувствовал себя не лучшим образом, охотно подчинился приказу старшего по званию (потому что начальству виднее!).
  Искусно отрабатывая машинами, то назад, то вперёд, к "Сокрушительному" подошёл "Куйбышев". Старые миноносцы типа "Новик" держались на волне гораздо лучше "семёрок". И "Куйбышеву" удалось подать на обреченный эсминец конец. И принять сто человек.
  Начав с бригадного комиссара. Вслед за которым, одним из первых, переправился Курилех. Также сказавшийся больным. Затем - политрук Калмыков. Военком был здоров. Но опасался отстать от командира и члена Военного совета. Так как по уставу был обязан систематически информировать и того, и другого, о политико-моральном состоянии части и о мерах, принятых к устранению отрицательных явлений.
  Вслед за ними поспешило эвакуироваться и остальное корабельное начальство. В порядке старшинства, так сказать. Только наоборот. А лекпом и связист так спешили, что даже подрались, выясняя, чья очередь вперёд спасаться. В смысле, кто за кем занимал. А кого тут, вообще, не стояло.
  Но вскоре канат лопнул. И эвакуация застопорилась.
  После ряда неудачных попыток снова подать конец на "Куйбышеве" стали вязать к канату спасательные круги. И бросать так. Моряки на "Сокрушительном" их вылавливали. Привязывались к ним. И прыгали в море. А их вытягивали на палубу "Куйбышева". Тех, кто уцелел, само собой. Потому что людей отрывало от кругов, било о борт, затягивало под винты. А несколько человек умерли от гипотермии уже в лазарете. Потому что слишком долго находились в холодной воде.
  Когда палуба "Сокрушительного" опустела, спасательная операция была свёрнута. И лишь на берегу, после переклички, выяснилось, что на брошенном эсминце осталось пятнадцать человек во главе с командиром БЧ-3 старшим лейтенантом Лекаревым и военкомом БЧ-5 политруком Владимировым, боровшимися за живучесть корабля пока шла эвакуация.
  В море вышло несколько кораблей, чтобы снять моряков, забытых на эсминце. Но найти его так и не смогли.
  Следствие по делу "Сокрушительного" длилось недолго. По случаю военного времени. Суд был скор. А приговор - суров. Но справедлив.
  За оставление погибающего корабля не выполнившие до конца своих служебных обязанностей (статья сто девяносто три - двадцать три УК РСФСР) капитан-лейтенант Курилех и командир БЧ-2 старший лейтенант Исаенко были приговорены к расстрелу, военком политрук Калмыков и старпом старший лейтенант Рудаков - осуждены на десять лет трудлагерей, командир БЧ-4 старший лейтенант Анисимов и лейтенант медслужбы Иванов - на восемь, командир БЧ-1 старший лейтенант Григорьев и командир БЧ-5 старший лейтенант Сухарев - на шесть. С лишением воинского звания.
  Оставшиеся верными присяге и воинскому долгу командир минно-торпедной боевой части старший лейтенант Лекарев и военком электромеханической боевой части политрук Владимиров были награждены орденами Красного Знамени (посмертно). А их имена присвоили двум новым эскадренным миноносцам, строящимся на заводе ? 402 в Молотовске.
  Что же касается бригадного комиссара Кулакова, то его взяли сразу же, как только "Куйбышев" ошвартовался у пирса в Полярном. Но не за трусость. Хотя он этого и заслуживал. А в связи с раскрытием военно-фашистского заговора на КБФ.
  Начальник Особого отдела НКВД Северного флота майор госбезопасности Горюнов провёл первый допрос Кулакова ещё до его отправки в Москву. С применением необходимых мер убеждения.
  Бывший член Военсовета не стал запираться. Осознал вину перед партией и народом. И дал признательные показания. В том, что в тридцать шестом году, будучи военкомом подлодки С-1, был завербован в контрреволюционную террористическую организацию помощником по политчасти командира 1-й бригады подлодок КБФ ныне разоблачённым врагом народа бригадным комиссаром Горбом, а после его ареста выполнял вредительские указания флагмана 2-го ранга Трибуца.
  "Сокрушительный" искали ещё три недели. Сторожевики и подлодки осмотрели огромную акваторию. Но эсминец как в воду канул.
  Ничего не дали и поиски с воздуха. Летающие лодки 118-го авиаполка сделали полтора десятка вылетов. В сложнейших метеоусловиях. По личной просьбе командующего СФ. Ибо приказать лететь в такую погоду он не мог.
  Из-за сильного волнения в Кольском заливе взлёт и посадка на гидроаэродроме были невозможны. Поэтому несколько "амбарчиков", включая шамшуринский, поставили на лыжи. И перевели на строящийся сухопутный аэродром, в четырёх километрах южнее Губы Грязной.
  Сергей совершил семь вылетов на поиски пропавшего эсминца. Пробиваясь сквозь снежные заряды. И обшаривая бушующее море квадрат за квадратом. Над самыми верхушками волн. Но всё было тщетно. И никаких следов "Сокрушительного" отыскать не удалось...
  Увы, потери Северного флота на этом не закончились.
  В течение одного только декабря-месяца ВВС СФ потеряли двадцать пять самолётов. И все - по небоевым причинам.
  Второго числа один из "амбарчиков" прямо перед спуском на воду был сильно помят "Коммунаром". Из-за лихачества тракториста. А другой пробил днище плавающим бревном во время взлёта. Из-за недосмотра штурмана.
  К счастью, никто не пострадал. Кроме самих "виновников торжества". Получивших по строгому взысканию.
  К сожалению, так везло не всегда. И не всем.
  Пятого декабря во время передислокации из Быхова в Ваенгу в сложных метеоусловиях потеряли ориентировку и разбились пять скоростных бомбардировщиков 5-й эскадрильи 39-го скоростного бомбардировочного авиаполка Белорусского Особого военного округа.
  Все экипажи погибли.
  Тридцать истребителей И-15 (две эскадрильи), которые вместе с двенадцатью скоростными бомбардировщиками СБ планировалось включить в состав формирующегося 72-го смешанного авиаполка ВВС Северного флота, доставили по железной дороге. А бомбардировщики было решено перегнать лётом. Вот, и перегнали.
  Впрочем, один И-15 всё-таки был потерян. При облёте после сборки. Неделю спустя. Когда во время взлёта зацепился на краю лётного поля за деревянный контейнер, никому до этого момента не мешавший. И скапотировал. Пилоту повезло, и он отделался лёгкими ушибами, а самолёт был разбит.
  Весь месяц метеорологическая обстановка в Баренцевом море оставалась очень сложной. Штормовая погода простояла девятнадцать суток, плохая видимость отмечалась в течение двадцати пяти дней, облачность наблюдалась практически ежедневно.
  Пятнадцатого числа во время снижения резким порывом ветра ударило об землю связной У-2. Машина превратилась в груду обломков. Но экипаж уцелел. Каким-то чудом.
  Семнадцатого при посадке с сильным боковым ветром не удержался на полосе, сломал лыжу и, завалившись, получил серьёзные повреждения один из "амбарчиков", переброшенных на сухопутный аэродром.
  Однако самые чувствительные потери 118-й полк понёс в конце войны.
  Двадцать пятого декабря дотла сгорел огромный ангар (гордость североморской гидроавиации!) в Губе Грязной. От находившихся внутри четырнадцати летающих лодок остались лишь угольки, почерневший искорёженный металлолом да дуралюминиевые лужицы.
  Кроме того, были сильно повреждены ещё два самолёта, стоявшие на маневренной площадке. На одном пришлось почти полностью менять обшивку. И фанеру, и полотно. А второй потерял руль поворота, который снесло прилетевшей железной бочкой из-под авиабензина.
  Эти бочки, которые какой-то умник зачем-то закатил в ангар (а кто именно и зачем, следствие разберётся!), взрывались одна за другой. Пробивая пылающую крышу. И взлетая огненными болидами на высоту ста метров.
  Но рвались не только они. Взорвались все топливные баки на самолётах (двадцать восемь основных по триста тридцать литров, двадцать восемь дополнительных по двести пятнадцать и четырнадцать расходных по семьдесят). И двадцать восемь масляных (четырнадцать основных по сорок восемь литров и столько же дополнительных по сорок семь).
  Грохот взрывов доносился до Мурманска и Кильдина. А зарево было видно даже из Титовки!
  А, может быть, и дальше. Пламя ночью издалека видать. Особенно, если эта ночь - полярная.
  Сергей, к примеру, заметил оранжево-красные сполохи на зюйде километров за пятьдесят от берега. Когда возвращался из очередного вылета на поиски "Сокрушительного".
  Как выяснилось в ходе следствия, причиной возгорания послужило грубое нарушение правил пожарной безопасности механиком одного из самолётов, который полез осматривать потёкшие бензобаки с керосиновой лампой. Пользоваться которой в таких случаях категорически запрещается.
  Судя по всему, он и раньше допускал подобные нарушения, работая при свете керосинки. Просто раньше это сходило ему с рук. А на этот раз не сошло. Лампа разбилась. Бензиновые пары вспыхнули. Да так, что бедняга едва успел выскочить из "амбарчика". И отбежать. До того, как рванули баки. Раскидав куски горящей обшивки по сторонам.
  И пошло, и поехало. Летающие лодки загорались одна за другой. А пламя прыгало с колонны на колонну. Разбегаясь по балкам и стропилам. Пока не охватило всю крышу.
  Все пожарные щиты были полностью укомплектованы огнетушителями, вёдрами, баграми, топорами и лопатами, а ящики с песком и бочки с водой - полны. Но. Справиться с пожаром такой силы не смогли бы и несколько пожарных расчётов на машинах ПМГ-1. Со стендерами и центробежными насосами, трёхколенными выдвижными лестницами, забирными и выкидными рукавами.
  Уже буквально через четверть часа подойти к ангару стало практически невозможно. Так что весь личный состав, включая писарей и баталёров, был брошен на подачу воды к другим зданиям и сооружениям. В первую очередь, к штабу и складам горюче-смазочных материалов, боеприпасов и вооружения.
  Семьи комначсостава в срочном порядке были выведены в сопки. И наблюдали за происходящим оттуда. Со смешанным чувством ужаса и восхищения! Гигантский костёр ревел, вздымаясь к небу. И освещая всё вокруг. Широкий столб чёрного, как смоль, дыма поднялся к облакам. Постепенно оттягиваясь на восток. А снег растаял в радиусе километра.
  Пожар бушевал восемь часов. И затих лишь тогда, когда гореть было уже нечему.
  В тот же день в полку начались аресты. Что называется, по горячим следам. В смысле, на неостывшем ещё пепелище.
  У каждого чрезвычайного происшествия имеется фамилия, имя и отчество. И не одно. Не стало исключением и это ЧП.
  Непосредственный виновник случившегося авиамеханик отделком Ахматов был осуждён на десять лет трудлагерей. Механик звена старшина Чернов, помкомэска по эксплоатации воентехник 1-го ранга Склянкин и техник по спецоборудованию воентехник 2-го ранга Рухимович, при попустительстве которых систематически нарушались правила пожарной безопасности, получили по три года. Инженер полка военинженер 3-го ранга Либерзон и комэска капитан Кравцов, не обеспечившие надлежащий контроль за деятельностью подчинённых, были сняты со своих должностей и понижены в воинском звании.
  Можно сказать, всем им сильно повезло. Сгори ангар днём раньше, то есть, до подписания финнами капитуляции, а не после, пошли бы под суд по той же статье, но по другому пункту (те же деяния, совершённые в условиях военного времени или в боевой обстановке). И получили бы по максимуму. Вплоть до высшей меры социальной защиты. Однако обошлось. Хотя три года, это, конечно, долго. Не говоря уже о десяти.
  С другой стороны, весьма печальные события частенько становятся для кого-то счастливым стечением обстоятельств. Ибо свято место пусто не бывает! И в армии, и во флоте, и на совпартработе! Так что понижение одних обычно приводит к повышению других.
  Не был обойдён вниманием Сутьбы и Сергей.
  Но об этом чуть позже...
  Активные боевые действия за Полярным кругом длились всего неделю. Ввиду полного отсутствия всякого присутствия белофинских войск.
  После взятия Петсамо и выхода к норвежской границе 14-я армия продолжила победоносное наступление в направлении на Соданкюля. Силами одного стрелкового полка.
  Так как численность противника была сильно преувеличена разведорганами. И фактически не превышала роты. Способной противостоять стрелковому полку, укомплектованному по штатам военного времени, лишь при наличии долговременных оборонительных сооружений. И то недолго. А так как никаких сооружений у противника не имелось, противостоять полку эта рота не могла никак. Даже недолго. По каковой причине смазала лыжи салом.
  Поэтому все остальные силы 14-й армии (мотоброневая бригада, одна горно-стрелковая и три стрелковых дивизии) выдвинулись в район Салмиярви - Ивало - Инари. Где и заняли оборону. В связи со сложной международной обстановкой.
  А все решающие сражения третьей советско-финской войны происходили гораздо южнее - на Карельском перешейке, в Приладожье и в Карелии.
  Сообщения ТАСС об освобождении многострадального финского народа от буржуазно-помещичьего ига и очерки военных корреспондентов о подвигах пехотинцев, разведчиков и сапёров, танкистов, кавалеристов, артиллеристов, лётчиков и моряков, регулярно печатавшиеся в "Правде", "Известиях" и "Красной звезде", перепечатывались в "Полярной правде". И зачитывались на политинформациях в краткие мгновения отдыха между боями, во время привалов на марше, в корабельных кубриках, авиационных ангарах и береговых артиллерийских казематах.
  В ходе ожесточённых боёв безсмертной славой покрыли себя парашютисты 201-й отдельной воздушно-десантной бригады имени С.М. Кирова. Которые, выбросившись в тылу врага в ночь на тридцатое ноября, заняли стратегические мосты в Кивиниемском горле. И, несмотря на яростные контратаки шюцкоровцев, удерживали их более трёх суток. До подхода основных сил. Которые переправились на захваченный плацдарм. И вырвались на оперативный простор.
  Не меньшую славу заслужили бойцы отдельных инженерных батальонов особого назначения, находившихся на острие главного удара и сыгравших важнейшую роль в прорыве долговременной глубоко эшелонированной обороны противника на Карельском перешейке.
  По одному такому батальону (сапёрная, разведывательная и три мотострелковых роты на бронетранспортёрах БТП-5), усиленному танковой (десять танков Т-28) и огнемётной (десять химических танков ОТ-130) ротами, отдельным гаубичным артиллерийским дивизионом (четыре 203-мм гаубицы Б-4) и отдельной крупнокалиберной батареей особой мощности (две 305-мм гаубицы БР-18) Резерва Главного Командования, было придано каждой стрелковой дивизии первого эшелона.
  Деревоземляные огневые точки белофиннов от заката до рассвета жгли разведчики. А долговременные - от рассвета до заката долбили артиллеристы. Прямой наводкой.
  После удаления многометровой гранитной насыпи с напольной стенки и крыши ДОТа к процедуре подключались сапёры. Которых по проходам, проделанным в надолбах, колючке и прочих минных полях, подвозили к обречённому "миллионнику" танкисты. В специальных бронесанях. Вместе с взрывчаткой в количестве нескольких тонн. Сапёры укладывали её на ДОТ. И взрывали его. Заодно с гарнизоном.
  А затем, ещё до того, как попадают вниз обломки, поднятые гигантским взрывом в небо, по тем же проходам при поддержке огнемётных танков в атаку бросались мотострелки. Занимая выжженные окопы. И добивая всё, что ещё шевелится...
  К исходу второй недели боёв войска Ленинградского фронта, взломав линию Маннергейма на всем её протяжении, вышли к Антреа и Кякисалми. И взяли город-крепость Виипури. Который весело горел. Точнее, догорал.
  Потому что десятого числа был подвергнут бомбовому удару. Силами 1-й и 3-й авиационных армий РГК, ВВС КБФ и Ленинградского фронта, 1-й Отдельной Краснознамённой и 13-й армий. Совершивших более пяти тысяч самолётовылетов (из них четыре тысячи - бомбардировщики).
  Сначала тонными и полутонными фугасками по Виипури отбомбились триста ТБ-3. При этом во всех домах были выбиты окна и двери, повреждены стены и сорвана черепица с крыш. А затем три с половиной сотни ДБ-3 и шесть с половиной сотен СБ высыпали на город семьсот тонн зажигательных бомб. Под вечер повторив налёт и сбросив ещё столько же.
  При попадании зажигательной бомбы пламя, вспыхнув на чердаке, тянуло воздух с улицы через выбитые окна, словно камин. И потушить его было невозможно.
  Виипури пылал как огромная свеча! Пламя было видно из Ленинграда, Котки и даже из Хельсинки!
  Такая же незавидная участь постигла и Рованиеми. На окраине которого окопался целый пехотный полк белофиннов. Преградив путь 3-й Отдельной Краснознамённой армии (две танковых и стрелково-пулемётная бригада, три стрелковых, три мотострелковых и две кавалерийских дивизии).
  В результате недельных массированных бомбардировок город, оказавшийся в ненужном месте в ненужное время, был сожжён дотла. После чего 3-я ОКА продолжила наступление в направлении на Торнио. И вышла к шведской границе.
  Чуть южнее, взяв Оулу и раскроив территорию Финляндии на две части, отмыла свои копыта, колёса и гусеничные траки в ледяной водице Ботнического залива конно-механизированная группа (сводная танковая бригада, одна стрелковая и две кавалерийских дивизии) 9-й армии Карельского фронта.
  Не везде, однако, дела шли так же успешно.
  В Северной Карелии в районе Кухмо была прижата к берегу озера и порезана на части одна из стрелковых дивизий 9-й армии. А в Южной, между реками Уксунйоки и Лоймоланйоки, попали в тактическое окружение стрелковая дивизия и танковая бригада 8-й армии. Ещё две стрелковых дивизии умылись кровью под Иломантси, а две - под Сортавалой.
  Переломить ситуацию удалось лишь в середине декабря, когда Ладожская военная флотилия, понёсшая в начале месяца серьёзные потери, была пополнена боевыми кораблями. И высадила в Сортавале целую дивизию.
  Ворвавшись в гавань, отряд первого броска (двенадцать катеров с десантно-штурмовым батальоном на борту) с ходу захватил пристань. Вместе с кораблями финских Морских сил Ладожского озера. Затем отряд артиллерийской поддержки (две канлодки, сторожевик и два тральщика) выгрузил две тысячи бойцов. К полудню освободивших город. А потом в порт вошли буксиры с баржами, доставившие главные силы десанта.
  И только после потери Сортавалы вражеская оборона в Приладожье, наконец, рухнула.
  К этому времени бои шли уже на окраине Хельсинки. Части 1-й Отдельной Краснознамённой, 7-й и 13-й армий были ещё далеко. Но. Пока они прогрызали одну оборонительную полосу за другой. В самое сердце врага ударили сначала два воздушно-десантных корпуса (более двенадцати тысяч бойцов и командиров, четыреста пулемётов, сто шестьдесят миномётов, восемьдесят шесть пушек и сто плавающих танков), высаженные парашютным и посадочным способом. А затем - отдельная специальная стрелковая бригада Береговой обороны КБФ (шесть с лишним тысяч человек, двести тридцать пулемётов, шестьдесят пушек и двенадцать плавающих танков). Доставленная на боевых кораблях и военных транспортах.
  Отряд дальнего прикрытия (линкор, два эсминца, три тральщика и семь подводных лодок) обезпечивал высадку с моря. Отряд корабельной поддержки ? 1 (лидер, эсминец, три канлодки, три сторожевика и семь тральщиков) осуществлял противолодочную, противовоздушную и противоминную оборону, а также артиллерийскую поддержку десанта. Отряд корабельной поддержки ? 2 (пять эсминцев, восемнадцать торпедных и четырнадцать сторожевых катеров) высаживал десантно-штурмовые группы. Отряд транспортов ? 1 (тридцать один вымпел суммарным тоннажем двадцать три тысячи тонн) доставлял главные силы. Ещё две стрелковых дивизии вёз Отряд транспортов ? 2 (четырнадцать вымпелов суммарным тоннажем свыше ста десяти тысяч тонн) в сопровождении Отряда корабельной поддержки ? 3 (лидер, два эсминца, два сторожевика и два тральщика).
  Для Балтфлота это была единственная возможность хоть как-то реабилитироваться за неудачи, постигшие его в первые дни боёв. Когда в ходе артиллерийской дуэли с береговой батареей линкор "Октябрьская революция" получил тяжёлые повреждения. А эсминец "Стремительный" и крейсер "Киров" подорвались на минах. И погибли. Вместе с экипажами.
  "Стремительный" пошёл ко дну почти сразу, а "Киров" - во время буксировки. Успев телеграфировать открытым текстом: "Погибаю, но не сдаюсь! Прощайте, товарищи!".
  Всё это явилось результатом подрывной деятельности диверсантов, шпионов и предателей, окопавшихся в штабе КБФ под крылышком ныне разоблачённых врагов народа бывшего комфлота флагмана 2-го ранга Трибуца и бывшего начштаба флота капитана 1-го ранга Пантелеева. Арест которых, конечно же, не мог компенсировать гибель двух новейших кораблей и девятисот моряков.
  Дерзкий прорыв эсминцев в Ботнический залив, потопление десяти белофинских и белошведских судов и уничтожение портовых сооружений в Раумо, Пори и Вааса, слегка сократило разрыв в счёте. Однако сравнять его теперь могло лишь взятие вражеской столицы.
  Восемь бомбардировочных и смешанных авиабригад ВВС Краснознамённого Балтийского флота и Ленинградского фронта полторы недели безпрерывно бомбили береговые батареи на подступах к Хельсинки. Пока не стёрли их с лица земли.
  Семнадцатого декабря пикирующие бомбардировщики 80-й смешанной бригады ОСНАЗ утопили последнюю надежду финнов - броненосец "Ильмаринен".
  А уже на следующее утро в двадцати пяти километрах от Хельсинки корабли 3-го тяжелобомбардировочного авиаполка 1-й авиационной армии РГК (пятьдесят шесть ТБ-3) и Особой транспортной авиагруппы (двенадцать ДБ-3, двадцать четыре ТБ-1 и двадцать шесть Г-1) выбросили на парашютах 212-ю дважды Краснознамённую отдельную воздушно-десантную бригаду. Которая захватила аэропорт Мальми. Перерезала все дороги, ведущие в город. И, не дожидаясь прибытия второй волны десанта, ворвалась в столицу.
  Противник был совершенно ошеломлён. Но быстро пришёл в себя. И бой закипел. Смертельный бой! Как не преминул бы отметить писатель М.Ю. Лермонтов.
  Окружённый гарнизон (самокатная рота, зенитный артполк, экипажи потопленных кораблей и несколько рот, спешно сколоченных из пожарников и полицейских) дрался с яростью обречённых. Сражаясь за каждый квартал, каждый дом, каждый этаж. Маршал Маннергейм слал радиограмму за радиограммой. Приказывая, угрожая, умоляя. Держаться, держаться и ещё раз держаться! Любой ценой!
  Но было уже поздно.
  Потому что. В ночь на двадцатое. На помощь советской воздушной пехоте подоспела морская. А сутки спустя у причалов Южного порта встали под выгрузку суда Отряда транспортов ? 2. И это была уже окончательная финита.
  И этому гарнизону. И этой войне...
  
  Глава 5
  
  ...Что там ни говори, а с командирами и начальниками Сергею покуда везло. И на Черноморье, и на Балтике, и здесь, в Заполярье.
  За редким исключением, которое, как известно, лишь подтверждает правило, ему попадались только хорошие люди. И прекрасные лётчики. Влюблённые в небо. И в море. Вкладывающие душу в порученное дело. И умеющие ценить это качество в других.
  Где бы ему ни приходилось служить, а жизнь уже изрядно помотала Сергея по Союзу, он всегда очень быстро налаживал отношения с начальством. И деловые, и товарищеские. Плавно переходящие в дружеские. Не в последнюю очередь оттого, что твёрдо придерживался принципа: дружба - дружбой, а служба - службой...
  Потерявший половину своих самолётов, 118-й морской ближнеразведывательный авиаполк нуждался в срочном пополнении материальной частью.
  Только что окончившаяся война показала, что морские ближние разведчики МБР-2-АМ-34НБ в основном справились с поставленными задачами. В то же время, стало ясно, что ограниченный радиус действия (триста тридцать миль) и невысокая скорость полёта (двести сорок пять км/ч), малая бомбовая нагрузка (пятьсот килограмм) и слабое вооружение (два пулемёта ШКАС), а также недостаточная мореходность, не вполне соответствуют условиям североморского театра военных действий.
  В ближайшие годы Северный флот должен был получить от наркомсудпрома два сверхдредноута, авианосец, четыре тяжёлых и шесть лёгких крейсеров, четыре лидера, двадцать эсминцев и шестнадцать крейсерских подлодок. Поэтому ВВС флота был просто необходим современный морской дальний разведчик.
  Требования, предъявляемые к этому разведчику, были весьма высокими (дальность - не менее четырёх тысяч километров, скорость - не менее трёхсот километров в час, бомбовая нагрузка - не менее полутора тонн, вооружение - четыре пулемёта).
  И такая машина (лицензионный вариант летающей лодки PBY-1 "Consolidated") уже имелась. Полтора года назад под названием ГСТ (гидросамолёт транспортный) была запущена в серию в Таганроге на заводе ? 31 имени товарища Димитрова наркомата авиационной промышленности СССР. И уже начала поступать на вооружение в ВВС флота.
  Первые десять лодок вошли в состав 80-й отдельной дальнеразведывательной эскадрильи ВВС Черноморского флота в начале этого лета. Второй десяток был отгружен на Тихий океан в конце минувшей осени. Третий планировалось отправить в Ленинград в начале будущей весны.
  Однако командующий Северным флотом флагман 2-го ранга Дрозд сумел убедить наркома, которого хорошо знал по войне в Испании, что на Севере ГСТ гораздо нужнее. Чем в Финском или Ботническом заливе. Где им и развернуться-то негде! Это, во-первых. А, во-вторых, после заключения пактов о взаимопомощи с прибалтийскими республиками и завершения войны с Финляндией Балтийский флот получил несколько отличных гидроавиабаз на западе. И мог обойтись без дальних разведчиков. Во всяком случае, до того, как со стапелей сойдёт очередная партия.
  Вскоре после новогодних праздников, которые в 118-м полку из-за пожара и последовавших за ним событий прошли не очень весело, майор Нижегородцев получил приказ направить в Севастополь в Лётно-испытательный институт авиации РКВМФ руководящий лётно-подъёмный состав перевооружаемой эскадрильи (комэска и командиров звеньев с экипажами). Для переучивания на ГСТ. А руководящий инженерно-технический состав (помкомэска по эксплоатации и механиков звеньев) - в Таганрог на завод ? 31 имени товарища Димитрова. Для переподготовки на новый тип самолёта, получения принятых военной приёмкой машин и отгрузки их в часть.
  Сергея в группу для переучивания не включили. Но не из-за того, что он не относился к руководящему лётно-подъёмному составу. Относился уже. А из-за того, что освоил "американку", ещё будучи на курсах усовершенствования в Липецке. Налетал на ней тридцать часов. И даже в дальний перелёт сходил.
  И вообще. Надо же кому-то командовать сотней с лишним человек! Пока весь руководящий состав учится.
  Вот, его и оставили. Командовать.
  Невзирая на недавний суд чести. И всё такое. В смысле, строгач с занесением, разжалование и понижение. Из-за этой истории с интендантом.
  С другой стороны, у Сергея было полтора десятка боевых вылетов. Все ночные, все в сложных метеоусловиях, все на максимальную дальность. И выговор с него уже сняли. За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с финской белогвардейщиной и проявленные при этом доблесть и мужество. И даже представили к правительственной награде. Так что ничего удивительного в том, что он был назначен помкомэска, не было.
  Хотя для командира части, у которого только что сгорела целая эскадрилья (да, ещё и с ангаром!), это был смелый шаг - настоять на повышении человека, совсем недавно наказанного за серьёзное нарушение дисциплины (да, ещё и представить его к награде!), зная об отрицательном отношении к нему высокого начальства. В лице командующего ВВС флота.
  Но таков уж был характер у майора Нижегородцева!
  При необходимости он мог не хуже любого другого снять стружку с нерадивого подчинённого. Но за своих всегда стоял до конца.
  - Нельзя же дважды за одну и ту же провинность наказывать, товарищ комбриг! - воскликнул майор. - Шамшурин уже представлялся к ордену, ещё на Балтике, а его наказали. И отозвали представление.
  Кузнецов нахмурился.
  - А, ведь, командир полка прав, Александр Алексеевич, - примирительно сказал военный комиссар ВВС СФ полковой комиссар Скобелев. - Человек оступился. С кем не бывает! А потом осознал. И встал на путь исправления. Так, ведь, товарищ Нижегородцев?
  - Точно так, товарищ полковой комиссар, - кивнул тот. - У Шамшурина самый большой налёт в полку! Семь вылетов на бомбёжку. Восемь вылетов на дальнюю разведку. Семь - на поиски "Сокрушительного". В абсолютно нелётную погоду! По личной просьбе комфлота.
  Кузнецов поморщился.
  - Роман Васильевич, а каково ваше мнение? - повернулся Скобелев к военкому 118-го авиаполка батальонному комиссару Обухову.
  - Парторганизация полка рассмотрела персональное дело коммуниста Шамшурина, товарищ полковой комиссар, - выпрямился Обухов. - Коммунист Шамшурин честной боевой работой загладил свою вину. Поэтому коммунисты полка сочли возможным снять с него партийное взыскание.
  Кузнецов отвернулся.
  - А с этим делом у него сейчас как? - пощёлкал пальцами по воротнику Скобелев.
  - Никак, - покачал головой Обухов. - Даже от наркомовских ста грамм коньяка в столовой отказывается.
  Кузнецов скривился.
  - Я полагаю, что можно представить Шамшурина к награде, Александр Алексеевич, - мягко сказал Скобелев. - Раз боевые товарищи ему доверяют. И взыскание сняли. Но, - повернулся он к Нижегородцеву и Обухову. - Я согласен с командующим. С представлением Шамшурина к ордену Ленина командование полка несколько поторопилось. А, вот, к ордену Красной Звезды, его представить можно. И даже нужно, - прищурился он. - Как вы думаете, Александр Алексеевич?
  Тот недовольно дёрнул плечами. Но всё-таки кивнул.
  - На том и порешим, - подводя черту под обсуждением, сказал Скобелев. - Наградной лист переписать. И сегодня же мне на стол...
  Когда помкомэска принял эскадрилью, на его место был назначен лейтенант Шамшурин. Могли, конечно, и кого-нибудь другого назначить. В порядке продвижения. Но командир полка решил иначе.
  Не из-за того, что знал Сергея как облупленного. По годам совместной службы в Севастополе и в других местах. И не из-за дружеских отношений. Хотя и из-за них тоже. А потому что понимал, что лучшей кандидатуры не найти. Учитывая его опыт. Умение работать с людьми. И авторитет среди товарищей.
  А ещё понимал, что для восстановления в прежнем звании Сергею обязательно нужно себя проявить. Успешные боевые вылеты - это хорошо. И орден тоже. Но для того чтобы вернуть капитанские нашивки, необходима капитанская должность.
  Вот, так он и оказался по второму разу на эскадрилье.
  Пока исполняющим. Вместо убывшего на переучивание командира. Но это было не важно. Первый шаг к возвращению к нормальному должностному росту был сделан!
  И сделан вовремя. Ибо ситуация в эскадрилье была близка к критической. Пожар, допросы и аресты, волна взысканий и кадровых перестановок, а самое главное, безлошадность, не могли не сказаться на боевом духе. И сказались.
  Тем не менее, Сергей сумел довольно быстро исправить положение. Привести в чувство подчинённых, поникших за время следствия. Наладить внутреннюю службу. Организовать боевую, политическую и техническую подготовку. И вдохновить личный состав на подвиги. Использовав весь свой авторитет, умение работать и опыт.
  Так что, будь у него матчасть, подразделение можно было бы считать боеспособным.
  Но матчасти не было (одна исправная и две неисправных летающих лодки вместо тринадцати, положенных по штату). Поэтому Сергей так обрадовался. Узнав, что вскоре его эскадрилья получит новые самолёты.
  Да ещё какие! В Липецке "американка" произвела на него совершенно неизгладимое впечатление. И своими размерами, и своими возможностями, и своей красотой. Сжимая штурвал этой необыкновенной машины, он ощущал себя настоящим хозяином неба. И повелителем морей...
  Между тем, в начале февраля Сергею всё же пришлось ненадолго покинуть Заполярье. И тоже прокатиться на поезде. Хотя и не так далеко, как его товарищам, уехавшим в Севастополь на переучивание. А всего лишь до Москвы.
  Девятнадцатого января "Правда", "Известия Советов депутатов трудящихся СССР", "Красная звезда" и другие газеты вышли не на четырёх полосах, как обычно, а на шести. Две страницы были целиком заняты Указом Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями командиров, политработников, инженеров, техников, младших командиров, красноармейцев и краснофлотцев Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-Морского Флота.
  Комбриг Кузнецов был награждён орденом Красного Знамени "за смелое руководство действиями авиации флота в сложных погодных условиях и выполнение спецзаданий штаба флота". Кроме командующего, ордена получили ещё четыре командира (по одному от каждой служебной категории - комполка, комэска, комзвена и командир экипажа) и один политработник. Два младших командира (стрелок-радист и механик) были награждены медалями.
  Заслуженные боевые награды им вручал в Колонном зале Дома Союзов сам Михаил Иванович Калинин. Член Партии с тысяча восемьсот девяносто восьмого года, член ЦК с девятьсот двенадцатого, член Политбюро ЦК с двадцать второго. Председатель ВЦИК, рекомендованный на этот пост самим Ильичом. Ближайший соратник товарища Сталина. Безсменный Председатель ЦИК со дня его образования, а теперь - Председатель Президиума Верховного Совета.
  Сергей ещё ни разу не видел живых Членов Политбюро. И был сильно разочарован. Потому что представлял их себе иначе. Былинными богатырями, что ли. Во всяком случае, гораздо выше ростом. А перед ними стоял маленький сухонький старичок в круглых очках, бородка клинышком. И рукопожатие у него было совсем никакое.
  - До новых встреч, товарищи лётчики, - сказал Всесоюзный староста, прощаясь после заключительного фотографирования. - Не увлекайтесь достигнутым. Антанта развязала в Европе большую войну. Может статься, что и к нам подступит эта война. Так что овладевайте боевой техникой. Готовьтесь ко всяким неожиданностям...
  Они и готовились. И овладевали.
  Пятнадцатого февраля вместе с экипажами, вернувшимися из Севастополя, прибыла бригада инструкторов ЛИИ АРК ВМФ (лётчик-инструктор, ведущий инженер, техники по самолёту, по вооружению и по спецоборудованию) с грудой инструкций по эксплоатации и прочих плакатов с чертежами, таблицами и графиками. Для обучения остального личного состава.
  Ещё через неделю вместе с техниками, возвратившимися из Таганрога, приехали заводские специалисты (инженер, бригада слесарей, моторист и контролёр ОТК) и представители военной приёмки (военпред и лётчик). Для оказания помощи в сборке самолётов, эшелон с которыми ожидался прибытием в начале марта. Для облёта собранных машин. И устранения выявленных недостатков.
  А пока суд да дело, вся эскадрилья уселась за парты. И взялась за изучение новой материальной части. Что было далеко не простым делом.
  Выпускавшийся по лицензии ГСТ строился с применением большого количества узлов американского производства и оснащался импортным радиооборудованием и навигационными приборами, незнакомыми строевому лётно-подъёмному и техническому составу. Такими, как автопилот системы "Сперри", радиополукомпас фирмы "Ферчайльд" и приёмо-передающая телеграфно-телефонная симплексная станция фирмы "Бендикс".
  Исключение составляла лишь винтомоторная группа ГСТ. Поскольку новейшие звездообразные 9-цилиндровые двигатели воздушного охлаждения М-62ИР мощностью в тысячу лошадей, изготавливались в Перми на заводе ? 19 имени товарища Сталина. Впрочем, и они мало чем отличались от "родных" движков Wright R-1820-G3, устанавливаемых американцами на PBY-1. Являясь дальнейшим развитием М-25 (лицензионный вариант двигателя Wright R-1820-F3).
  Так что действительно отечественным на ГСТ было лишь вооружение. Четыре пулемёта ШКАС (носовой турельный, два бортовых и нижний люковый). И шесть подкрыльевых держателей для фугасных, зажигательных и противолодочных бомб. Или двух выливных авиационных приборов ВАП-500 с отравляющим веществом или зажигательной смесью.
  Новенькие летающие лодки пришли в Мурманск двадцать девятого февраля.
  Из всей партии на заводе был облётан лишь один самолёт. Таганрогский залив покрылся льдом очень рано. И произвести лётные испытания остальных лодок не было никакой возможности. Поэтому было принято решение отгружать готовую продукцию без облёта на заводе, с последующим облётом в части. С целью скорейшего переучивания.
  Зима в этом году выдалась на редкость суровой. Можно сказать, аномальной. И в Западной Европе. И в Северной. И даже в Южной. Всю осень горели города и веси, поля, леса и перелески. Сначала в Польше. Потом в Финляндии и Карелии. И тушить их было некогда. И некому. Ибо шла война.
  Разгоревшись четыре года назад в Абиссинии, год спустя в Испании, а ещё через год в Китае, война затягивала в свою кровавую воронку всё новые и новые страны. И природа не выдержала. На Рождество ударили такие жуткие морозы, что полностью замёрзли и Балтийское море, и Азовское с Белым. И даже прибрежные районы обычно незамерзающих Чёрного и Баренцева морей. Включая Севастопольскую бухту и Кольский залив. Хотя лёд продержался там всего пару месяцев...
  Самолётные ящики сгрузили с железнодорожных платформ в посёлке Роста. На территории судоремонтного завода ? 35 наркомата судостроительной промышленности СССР.
  Который был определён местом сборки гидросамолётов, прибывающих из Таганрога в разобранном виде, не только оттого что у его причалов заканчивалась железная дорога, пролёгшая от Азовского моря до Баренцева. Это само собой! Но ещё и оттого что, во-первых, СРЗ ? 35 являлся режимным объектом и тщательно охранялся. Что значительно упрощало процедуры обезпечения секретности. А во-вторых, оттого что на судоремзаводе хватало места для обработки всех десяти ГСТ одновременно. Методом групповой сборки. Небольшими бригадами из нескольких человек, выполняющих лишь одну операцию и переходящих к следующей лодке. Что повышало производительность труда и качество работы. Кроме того, на СРЗ имелось развитое крановое хозяйство. Позволяющее облегчить сборку двухмоторных гигантов, а затем быстро спустить их на воду.
  К этому времени весь техсостав эскадрильи сдал экзамен на знание матчасти. И был закреплён за своими машинами. Помкомэска по эксплоатации воентехник 1-го ранга Крюков, назначенный старшим приёмочной команды, разбил их на бригады (в том числе, параллельные) во главе с заводскими специалистами. И распределил по рабочей площадке.
  Сборка, заключавшаяся в стыковке отдельных частей самолёта (передних отсеков фюзеляжа с кормой, центроплана с крыльями), установке двигателей и соединении трубопроводов, тросовой и электрической проводки в местах разъёмов, заняла почти две недели.
  Собранные и законченные монтажом летающие лодки по мере готовности отправлялись в Губу Грязную своим ходом. Глиссируя четыре мили по заливу. С целью проверки мореходности и работы моторов. После чего осматривались контролёром ОТК завода ? 31 имени товарища Димитрова. И облётывались лётчиком заводской Лётно-испытательной станции. Затем проверялись лётчиком военной приёмки в воздухе, а военпредом - на земле. И передавались в полк. При отсутствии замечаний. А при наличии таковых, предъявлялись заводчанам. Для доработки. Или оформления рекламации. Если исправить дефект на месте не получалось.
  К счастью, замечания оказались немногочисленны. И легко устранимы. К концу месяца все ГСТ вошли в строй. И лётный состав, сдавший зачёт по технике пилотирования лётчику-инструктору ЛИИ АРК ВМФ, приступил к полётам.
  Первым на новой машине поднялся в небо комэска-два капитан Сечкин. Как оно ему и положено. А вторым вылетел помощник командира эскадрильи (он же командир первого звена) Шамшурин. На рукавах которого снова золотились две средних нашивки.
  Майор Нижегородцев ничего не делал наполовину. И в День Красной Армии и Флота приказом наркома Сергею было досрочно присвоено воинское звание "старший лейтенант".
  С переучиванием рядовых пилотов проблем тоже не возникло, несмотря на впечатляющую разницу в габаритах. Поскольку ГСТ, как и "амбарчик", имел двойное управление. Что создавало почти идеальные условия для обучения.
  Летать на новой "гидре" было одно удовольствие!
  Лодка легко отрывалась от воды. Обладала хорошей устойчивостью при наборе высоты, в горизонтальном полёте и на планировании. На разбеге энергично выходила на редан и уверенно глиссировала. В случае выбрасывания волной на скорости меньшей взлётной почти не проседала и быстро набирала скорость, продолжая полёт без приводнения.
  Большой запас топлива, наличие в экипаже двух лётчиков, которые в длительном полёте могли подменять друг друга за штурвалом, а также роскошные бытовые условия (кухня с печкой, спальный отсек с откидными койками и санузел с унитазом), позволяли новому дальнему разведчику находиться в воздухе более суток. Осматривая огромные пространства.
  И хотя погода оставляла желать лучшего, Сергей много летал. Тренируясь с утра до ночи. Благо продолжительность светлого времени уже перевалила за шестнадцать часов.
  Поторапливался он не зря.
  Да, орудийные залпы в Заполярье отгремели. Но. Ни старший лейтенант Шамшурин, ни майор Нижегородцев, ни комбриг Кузнецов, даже представить себе не могли, насколько короткой окажется передышка.
  Флоты и армии Великобритании, Франции и Германии, пересидев на зимних квартирах самые суровые за сто лет холода, готовились к решающим боям. Которые по воле военно-политического руководства воюющих держав должны были развернуться в Скандинавии.
  Страна фиордов издавна находилась в сфере жизненных интересов британского льва. Именно Англия, не остановившись перед применением военной силы против Дании (вплоть до сожжения её столицы!), добилась выхода Норвегии из датско-норвежской унии, в которой та состояла четыреста лет, и передачи её Швеции. В счёт оплаты за участие шведской армии в борьбе с Наполеоном. А в тысяча девятьсот пятом, готовясь развязать очередную войну в Европе, инспирировала выход Норвегии из шведско-норвежской унии и провозглашение ей собственной независимости. Хотя на самом деле никакой независимости новоиспечённое Королевство Норвегия так и не получило. Превратившись благодаря родственным связям в ещё одного члена Британского Содружества.
  Супруга короля Норвегии Хокона VII королева-консорт Мод Великобританская была младшей дочерью Эдуарда VII Божиею Милостью Соединённого Королевства Великобритании и Ирландии и Британских Доминионов за Морями Короля, Защитника Веры и Императора Индии. И доводилась новому королю, защитнику и императору Георгу V сестрой, а его сыновьям и преемникам Эдуарду VIII и Георгу VI - тёткой.
  Беззаветное служение интересам Метрополии не осталось без вознаграждения. За услуги, оказанные Антанте во время предыдущей общеевропейской бойни, Норвежское королевство получило архипелаг Свальбард (Шпицберген).
  Торговый флот Норвегии (две тысячи судов суммарным тоннажем до пяти миллионов брутто-регистровых тонн) занимал четвёртое место в мире, уступая лишь британскому, северо-американскому и японскому. И традиционно рассматривался лордами Адмиралтейства как важнейший мобилизационный резерв. Особенно, танкерный флот (двести шестьдесят пять судов суммарным тоннажем до двух миллионов брт!), "зафрахтованный" Англией сразу же после начала войны.
  Это, как говорится, раз. Плюс шведская железная руда, которая, вопреки бытующему мнению, вывозилась через Нарвик не в III-й Рейх, а в Англию. Составляя львиную долю поставок железа на британские острова. И это - два. А третьего не дано. В смысле, третьему.
  С чем этот "третий лишний" мириться не собирался. А даже наоборот. Учитывая всё вышесказанное. А также те преимущества, которые получали Кригсмарине, базируясь на незамерзающие норвежские порты. Расположенные вдали от аэродромов королевских ВВС Великобритании и главной базы Флота Метрополии.
  Как показал опыт империалистической войны система базирования германских военно-морских сил, ограниченная побережьем Балтийского моря и "мокрым треугольником" Гельголандской бухты в Северном море, совершенно не подходила для решения стоящих перед ними задач. Главной из которых была морская блокада Британии.
  И всё же перед войной Верховное главнокомандование Вермахта (ОКВ) не рассматривало Норвегию ни в качестве противника, ни в качестве союзника. Собственно говоря, и ОКХ (Верховное командование сухопутными войсками), и ОКЛ (Верховное командование Люфтваффе), и ОКМ (Верховное командование Кригсмарине) вполне устраивал нейтралитет скандинавских стран.
  Второго сентября, ещё до того, как Антанта превратила спровоцированный ею же локальный польско-германский конфликт в полноценную Мировую войну, правительство Германии заявило, что не станет "ни при каких обстоятельствах нарушать неприкосновенность и целостность Норвегии и будет уважать норвежскую государственность". И так бы оно, скорее всего, и было. Если бы норвежскую государственность и прочий нейтралитет уважали не только немцы. Но и англичане.
  Пятого сентября британское правительство опубликовало список товаров, квалифицируемых как военная контрабанда, в который угодил весь норвежский экспорт. Девятнадцатого числа Первый Лорд Адмиралтейства Черчилль заявил, что нельзя допустить, чтобы германские суда, пользуясь нейтралитетом Норвегии, безпрепятственно ходили в её водах. И потребовал их заминировать. Одиннадцатого ноября Англия принудила Норвегию передать союзникам половину своего торгового тоннажа. Но и этого Черчиллю было мало. И в конце декабря он представил Комитету начальников штабов меморандум, в котором указывалось: "Малые нации не должны нам связывать руки, если мы боремся за их права и свободу". И предложил ввести в Норвегию войска. Для защиты её нейтралитета.
  Так как финляндский "нейтралитет" Антанта защитить уже не успевала. Хотя план десантной операции был разработан. Силы и средства экспедиционного корпуса определены. И даже началось их выдвижение к месту погрузки. Которую пришлось срочно отменять.
  Потому что пока союзники определяли, кто-кому-что и где-кто-куда, части победоносной Красной Армии вышли к финско-шведской границе у Торнио и Колари. Всего в ста пятидесяти вёрстах от рудников Еливаре и Кируны. И к финско-норвежской границе у Киркенеса и Оннели. Всего в ста сорока вёрстах от Альтена. В связи с чем, несостоявшаяся англофранцузская "экспедиция" в Мурманск была перенацелена на Осло, Берген, Ставангер, Тронгейм и Нарвик.
  План высадки в Осло получил кодовое название - "Фалмут", в Бергене и Ставангере - "Плимут", в Тронгейме - "Эвонмаут", в Нарвике - "Стрэтфорд". И к концу марта в Клайде, Шербуре, Гавре и Бресте было сосредоточено четыре военных транспорта, танкер, шесть пассажирских лайнеров, семь грузовых судов и пять вспомогательных крейсеров, предназначенных для перевозки четырёх британских пехотных бригад, полутора французских (двух полубригад альпийских егерей и одной полубригады Иностранного легиона) и Подгальской польской бригады.
  Прикрывать десант должен был Флот Метрополии, который базировался в Скапа-Флоу, Фёрт-оф-Клайде, Розайте, Харвиче и Блайте: шесть сверхдредноутов, авианосец, четыре тяжёлых и семнадцать лёгких крейсеров (из них один французский), два лидера эскадренных миноносцев (оба французских), пятьдесят четыре эсминца (из них три польских), минзаг и двадцать пять подводных лодок (из них три французских и одна польская). А также французская эскадра "Форс де рейд", базирующаяся в Бресте: два сверхдредноута, три лёгких крейсера и восемь лидеров эсминцев.
  В ответ на слухи о готовящемся вторжении Хокон VII направил Георгу VI телеграмму с просьбой этого не делать. Ибо подобная акция нарушит нейтралитет его страны, "вовлечёт её в войну и явится опасностью для существования её как суверенного государства". Но Божиею Милостью Король (и протчая, и протчая, и протчая!) остался глух к мольбам дяди. Может быть, тёте удалось бы отговорить племянника от агрессии. Но она скоропостижно скончалась год назад.
  Приготовления англофранцузов к нападению на Норвегию не могли остаться без внимания немецких шпионов. И не остались. Поскольку никто эти приготовления не скрывал. И о десанте знала каждая собака.
  Военное руководство III-го Рейха (в первую очередь, ОКМ) было серьёзно обезпокоено. Балтика, рассматривавшаяся в Кригсмарине чуть ли не как внутренний водоём, становилась районом боевых действий. Захват союзниками норвежских аэродромов представлял огромную угрозу для германских коммуникаций, военно-морских баз, судостроительных верфей и учебных центров по подготовке личного состава.
  Но если бы только это! Оккупировав Норвегию, Антанта получала стратегическое преимущество, способное повлиять на исход войны. Поскольку оккупация Швеции при таком раскладе была лишь вопросом времени. А без шведской руды III-й Рейх продержался бы недолго. Без меди - семь месяцев, без железа - девять, без никеля - тринадцать. Торговое соглашение с СССР могло продлить агонию. Но спасти было не способно. Ибо советские поставки не составляли и четверти шведских.
  В середине декабря в Берлине состоялась встреча Фюрера и Рейхсканцлера германского Народа Гитлера с Фёрером норвежской партии "Национальное собрание" Квислингом, поделившимся с Гитлером своими опасениями по поводу намерений Великобритании. И рассказавшим о предательской проанглийской политике короля Хокона. О засилье плутократов в Госсовете. Об антиконституционном решении депутатов Стортинга, незаконно продливших свои полномочия ещё на год. И разжигании в стране антигерманских настроений.
  Результатом беседы стало распоряжение Гитлера "изучить вопрос". И подготовить предложения о мерах противодействия англофранцузской агрессии на Скандинавском полуострове.
  Штаб оперативного руководства ОКВ разработал план операции, получившей кодовое наименование "Везерюбунг". К участию в которой привлекался весь наличный состав Кригсмарине: два дредноута, три тяжёлых, шесть лёгких и пять вспомогательных крейсеров, двадцать эсминцев и тридцать восемь подводных лодок. Для перевозки двух горно-стрелковых и пяти пехотных дивизий было сформировано три транспортных отряда (сорок пять транспортов суммарным тоннажем около двухсот пятидесяти тысяч брт).
  Все силы были разбиты на шесть групп, которые действуя самостоятельно, должны были захватить Осло, Эгерзунд, Кристианзанд, Берген, Тронгейм и Нарвик. Грузовые суда, танкеры и вспомогательные крейсера "авангардного отряда", замаскированные под торговцев, выходили в море за неделю до дня "Х". Чтобы заблаговременно прибыть в норвежские порты и под различными предлогами (ожидание буксиров, прохождение таможенных формальностей) дождаться момента, а затем включиться в операцию.
  Ввиду явного неравенства сил основная тяжесть борьбы с англофранцузским флотом ложилась на авиацию. В связи с чем требовалось защитить неприкосновенность и целостность не только Норвегии, но и Дании. Чьи аэродромы позволяли значительно увеличить радиус действия Люфтваффе...
  Зима была долгой. Тёмной, ветреной и морозной.
  Люди воевали друг с другом. И враждовали с природой. И она, не скупясь, отвечала им той же монетой. Пока не пришла, наконец, весна.
  Небо по-прежнему было затянуто тучами. Но снежные заряды превратились в дождевые. Сугробы осели. Зажурчали ручьи. И сопки полиняли, поменяв свой окрас. С бело-серо-бурого на серо-буро-зелёный.
  А потом появились первые северные цветы. Маленькие и невзрачные. Но, по-своему, очень красивые. Запушились серёжки ивы лопарской. Распустился сиреневый норвежский первоцвет. Розоватые пятицветия гвоздики. Белые крестики ложечницы. И светло-коричневый берёзовый стланик.
  Материковые муссонные ветра, резкие и пронизывающие, сменились морскими, свежими и бодрящими. Волнующими сердце и тревожащими душу.
  Оказавшись в Ленинграде по дороге в столицу, Сергей не стал даже выходить из вагона прямого сообщения, пока его перецепляли к другому составу. А смысл? Никаких дел в городе у него не было. Встречаться с бывшей женой не имелось ни малейшего желания. Сарафанное радио сообщало, что Тамара жила всё там же, устроилась при штабе машинисткой и даже кого-то себе завела. Что, впрочем, Сергея нисколько не интересовало. Повидаться с Анастасией хотелось, но было абсолютно противопоказано. А друзья разъехались по новым местам службы.
  И он весь день провалялся на полке в своей каюте. В купе, то есть. С книжкой в руках. Наслаждаясь безсмертным романом "Герой нашего времени" писателя М.Ю. Лермонтова. Который утверждал устами одного из персонажей: "Где не будет лучше, там будет хуже, а от худа до добра опять недалеко!".
  На обратном пути, однако, сохранить сие философическое настроение и не съездить на Васильевский остров, в Дом культуры ВЦСПС имени товарища Кирова, оказалось гораздо труднее. На груди у него вишневой эмалью и серебром сверкал боевой орден. И Сергея просто подмывало встретиться с той, которая так и не ответила на его любовь. Точнее, ответила "Нет!". Чтобы она увидела. И поняла! Какую совершила ошибку. А он кивнёт ей. Совершенно безразлично. И уйдёт. Не оборачиваясь.
  Искушение было очень сильным. И всё же Сергей сумел устоять. Наступил на горло песне. И никуда не поехал.
  Да, его появление в библиотеке, в полном, так сказать, сиянии славы, могло произвести требуемое впечатление. И он достиг бы желаемого. И заполучил эту женщину. Но в этом ли он нуждался?
  Да, теперь, когда он стал орденоносцем, у него появился шанс добиться, в конце концов, её благосклонности. Услышать заветное "Да!". И овладеть несокрушимой доселе твердыней. Но этого было мало!
  Да, Сергей мечтал об Анастасии. Грезил о ней одинокими ночами. И чем дольше длилось его одиночество, тем ярче становились грёзы. Но требовались ему не только её ласки, её поцелуи, её объятия.
  Постельные утехи, какими бы жаркими они ни были, могли утолить лишь телесные потребности. А Сергею была нужна любовь. Безкрайняя, как море. И чистая, как небеса в безоблачный июньский полдень.
  А её Анастасия подарить ему не могла. Даже согласившись стать его женой. Ведь, если женщина не полюбила мужчину сразу и безусловно, то никогда уже не полюбит. Даже выйдя за него замуж. И никакие ордена и нашивки на рукавах тут не помогут. В чём в чём, а в этом Сергей убедился на собственном горьком опыте. Кто-кто, а он знал об этом не понаслышке. И нарываться на повторение мать учения не собирался.
  И, всё-таки, не мог найти себе места. До самой отправки поезда. И лишь когда "Полярная стрела" дёрнулась и, лязгая буферами, отвалила от перрона. Когда состав набрал ход, и за окном замелькали пригороды. Его, наконец, отпустило.
  Не то, чтобы совсем. Но, тем не менее. Стало чуть легче. "Полярная стрела" летела в ночную темноту. Звеня колёсами на рельсовых стыках. И ничего нельзя было изменить.
  Да, и не надо уже, наверное...
  
  Глава 6
  
  ...Давно известно, что на войне никогда и ничего не идёт по плану. Поскольку ни один даже самый хороший план не переживает встречи с неприятелем. Однако. Как говорили древние римляне, а они отлично разбирались в стратегии, плох тот план, который нельзя изменить...
  Грузиться на боевые корабли и транспортные суда немцы и англофранцузы начали одновременно. Немцы - в Куксхафене, Вильгельмсхафене, Везермюнде, Свинемюнде, Готенхафене, Гамбурге и Штеттине. Англофранцузы - в Клайде, Скапа-Флоу, Розайте и Бресте. Даже не подозревая о том, что происходит в стане противника.
  Омерзительная погода - сплошная облачность, снежные заряды и сильнейший шторм - не позволили ни тем, ни другим обнаружить вражеские приготовления. Авиация отсиживалась на аэродромах. Поэтому обе стороны пребывали в неведении относительно намерений друг друга. Пока не начали поступать доклады с подводных лодок, развёрнутых в Норвежском и Северном морях.
  К этому времени ОКМ располагало информацией лишь о патрульной группе британцев (лёгкий крейсер и два эсминца), разбойничавшей у берегов Норвегии. И двух больших конвоях с эскортом из трёх лёгких крейсеров и восьми эсминцев.
  О соединении, вышедшем для минирования норвежских территориальных вод (сверхдредноут, минзаг и восемнадцать эсминцев), в Берлине ещё не знали.
  Так же как и обо всех остальных.
  Два сверхдредноута, авианосец, два тяжёлых и шесть лёгких крейсеров, одиннадцать эсминцев и шесть транспортов шли в Тронгейм и Нарвик. Два сверхдредноута, два тяжёлых и пять лёгких крейсеров, девять эсминцев и четыре транспорта - в Берген и Ставангер. Сверхдредноут, лёгкий крейсер, шесть эсминцев и один транспорт - в Осло.
  Если бы Оберкоммандо Кригсмарине хотя бы на сутки раньше проведало о том, что весь Флот Метрополии покинул свои базы, "Учения на Везере" были бы отменены. Но маховик операции "Везерюбунг" настолько раскрутился, что попытка его остановить могла привести к катастрофе.
  Авангардный отряд (пять вспомогательных крейсеров, семь судов с имуществом и восемь танкеров) уже прибыл на место. 1-й транспортный отряд вскоре должен был прибыть (три транспорта с десантом - в Ставангер, три - в Берген, четыре - в Кристианзанд и пять - в Осло). Два линейных, три тяжёлых и шесть лёгких крейсеров, шестнадцать эсминцев, шесть миноносцев, двенадцать торпедных катеров, двенадцать тральщиков и учебно-артиллерийский корабль находились на пути к цели. Задержавшись из-за шторма.
  Который, прежде чем разгуляться в Гельголандской бухте, Скагерраке, Каттегате и прочих Бельтах, вдоволь повеселился в Ирландском море, у Гебридских и Оркнейских островов.
  Постепенно перемещаясь на восток, холодный фронт очередного североатлантического циклона, образовавшегося в конце марта над Исландией, к середине первой декады апреля левым своим крылом окутал весь океан от Шетландов до Лофотенов, а правым - южную часть Скандинавии, Ютландию с Зеландией и северные земли Германии.
  Если бы не этот шторм, немецкий десант вполне мог бы опередить англофранцузский и первым высадиться в Норвегии. И тогда славу самого вероломного агрессора всех времён и народов стяжал бы рейхсканцлер III-го Рейха Адольф Гитлер, а не премьер-министр Великобритании Чемберлен.
  Увы, история не знает сослагательного наклонения. И все планы, и британские, и германские, пошли псу под хвост.
  В ночь с седьмого на восьмое апреля в Осло-фиорд вошла эскадра в составе линейного крейсера "Худ", лёгкого крейсера "Аврора", шести эсминцев и мобилизованного пассажирского лайнера "Ян Собески" с первым батальоном Его Королевского Величества полка Ирландской гвардейской пехоты на борту. В качестве почётного эскорта при специальном военно-морском атташе адмирале Эвансе.
  Сэр Эдвард Рэтклифф Гарт Расселл Эванс, командор ордена Бани и кавалер многих других высших британских и иностранных орденов, в том числе, Королевского Норвежского ордена св. Улафа, ректор Абердинского университета и член множества географических обществ, дважды удостоенный Полярной медали за участие в покорении Южного полюса, имел широкую известность в Норвегии. Как полярный исследователь и путешественник. И даже женат был на норвежке.
  Задача у королевского посланника была непростая - убедить короля Хокона сдаться без боя. Во имя борьбы Англии за права и свободу малых наций. А также во избежание ненужных жертв.
  Едва оправившись от морской болезни, гвардейцы стали готовиться к предстоящему параду. Чистить серебряные, четыре плюс четыре, пуговицы на красных гренадёрских мундирах-туниках и вычёсывать высокие медвежьи шапки-беарскины с синими плюмажами. Считая, что никаких проблем со взятием норвежской столицы под охрану не возникнет.
  Но сильно просчитались.
  В отличие от королевской семьи, членов Совета обороны, министров Государственного совета и депутатов Стортинга, простые норвежские офицеры, солдаты и матросы помнили, что обещали верность своей стране. А не клялись Всемогущим Богом быть преданными и сохранять истинную преданность Его Величеству Королю Георгу VI.
  За час до полуночи "Худ" со свитой миновал маяки Фэрдер и Турбьёрнскьер у входа в Осло-фиорд. Тут же погрузившийся во мрак. Как только до норвежцев дошло, что данный визит не является ни официальным, ни дружественным.
  Столь негостеприимный приём вызвал недовольство у англичан, вынужденных сбавить ход. Но остановить их не сумел. Также, как не сумел их остановить и сторожевой корабль "Пол III", вставший на пути у непрошенных визитёров. Ослепив прожектором вахту на ходовом мостике головного корабля. И запросив его национальную принадлежность.
  Как будто можно было не узнать безсменный флагман Хоум Флита! Символ Империи. "Могучий Худ". Самый большой. Самый быстроходный. И, вне всяких сомнений, самый красивый линкор в мире!
  Клиперский форштевень, широкий развал бортов в носовой оконечности и длинный, простирающийся до грот-мачты, бак. Громадные орудийные башни и выдвинутую далеко вперёд боевую рубку. Огромную трёхногую фок-мачту с боевым марсом и дальномером на пятидесятиметровой высоте.
  Стремительный, хищный и чрезвычайно опасный (длина - двести шестьдесят два метра, ширина - тридцать один; осадка - десять с половиной метров; полное водоизмещение - сорок восемь тысяч шестьсот тонн; скорость - тридцать два узла; дальность плавания - шесть тысяч триста миль; вооружение - восемь 381-мм, шесть 140-мм и четырнадцать 102-мм орудий, три восьмиствольных 40-мм зенитных автомата, четыре 533-мм торпедных аппарата; бронирование: борт - 305 мм, траверсы - 152 мм, палуба - 76 мм, боевая рубка - 280 мм).
  Тягаться с таким исполином маленький сторожевик, бывший китобоец (водоизмещение - двести четырнадцать тонн; скорость - одиннадцать узлов; вооружение - одна 76-мм пушка; экипаж - пятнадцать человек), не мог. Но свой долг исполнил до конца. Радировал на базу о нарушении границы. И сделал предупредительный выстрел.
  Важнейшее правило британской внешней политики гласит: "У Англии нет ни вечных врагов, ни вечных союзников, есть только вечные интересы". За ради которых англичане ничем не брезговали. Никогда никого не жалели. И были готовы на любое клятвопреступление и любую низость.
  "Пол III" успел выстрелить только один раз. И тут же был накрыт залпом 140-мм орудий любимца нации, мгновенно превратившего храбрый кораблик в груду пылающих развалин. Менее чем через минуту скрывшихся под водой. Вместе со своим героическим экипажем.
  Который, впрочем, недолго оставался неотмщённым...
  Сначала всё шло довольно гладко. Батареи "Мокерё" (две 305-мм гаубицы), "Булерне" (три 150-мм и четыре 120-мм пушки) и "Рауой" (четыре 150-мм пушки), эскадра проскочила в тишине. Укомплектованные одними новобранцами (и то лишь на треть!) форты не успели изготовиться к стрельбе. Но затем удача от англичан отвернулась.
  В состав крепости Оскарборг входили артиллерийские батареи "Сёр Кахольм" (три 280-мм орудия) и "Копас" (три 150-мм пушки). А также береговая торпедная батарея "Нур Кахольм" (три 457-мм желобных торпедных аппарата). Такие же недоукомплектованные такими же ни разу не обученными призывниками. Зато имевшие очень опытных командиров.
  Комендант крепости шестидесятичетырёхлетний полковник Эриксен, через полгода собиравшийся на пенсию, получив донесение о вторжении (кто вторгся, в телефонограмме не указывалось, но это было и не важно), приказал немедленно привести орудия в боевую готовность. И вызвать на "Нур Кахольм" (вместо заболевшего несколько дней назад комбата) шестидесятилетнего командор-капитана Андерссена. Долгое время (до выхода в отставку в двадцать седьмом году) командовавшего этой самой батареей. А теперь жившего по соседству, на другом берегу фиорда.
  Поэтому, когда несколько часов спустя, "Худ" появился на траверзе городка Дрёбак, расположенного в одноименной узости в пятнадцати милях южнее столицы, все батареи Оскарборга были готовы оказать супостату горячий приём.
  - Либо меня наградят, либо отдадут под трибунал, - сказал полковник, опуская бинокль. - Огонь!
  Старый артиллерист (сорок семь лет безпорочной службы!) классифицировал цель мгновенно. Во-первых, как выше уже упоминалось, не узнать этот силуэт было нельзя. А, во-вторых, Эриксен его уже видел. В двадцатом году, когда "Худ" заходил в Кристианию с визитом вежливости.
  Минута, выражаясь словами писателя М.Ю. Лермонтова, была решительная.
  До показавшегося из полосы белёсого утреннего тумана бронированного гиганта оставалось не более трёх кабельтовых. Так что была видна каждая заклёпка на его тёмно-сером борту. Без всякого бинокля. И промахнуться по нему не могли даже новобранцы. Они и не промахнулись.
  Одиннадцатидюймовый снаряд орудия, носившего имя "Йосва" (то есть, Иисус) попал в мостик. И не нанёс серьёзных повреждений. Но оказал фатальное воздействие на исход всей кампании, не говоря уже об операции "Фалмут". Так как вместе с командиром корабля кэптеном Гленни, в соответствии с существующей традицией (а флотские традиции - это святое!), находившимся не в бронированной рубке, как это положено по боевому расписанию, а на ничем не защищённом адмиральском мостике, погиб и сэр Эдвард с сопровождающими лицами.
  Снаряд орудия, прозванного "Мосес" (то есть, Моисей), угодил в спардек и, разорвавшись под второй дымовой трубой, вдребезги разнёс четвёртое котельное отделение. Полностью разрушив шесть водотрубных котлов. И обварив перегретым паром всех, кого не убило при взрыве.
  А снаряд, выпущенный из орудия по имени "Арон", пробил верхний броневой пояс позади грот-мачты. Вызвав сильный пожар в районе кормовой четырёхдюймовой артустановки.
  Больше ни одного залпа одиннадцатидюймовки Эриксена сделать не успели. Хотя, как показали дальнейшие события, и этого вполне хватило.
  Двигаясь восьмиузловым ходом, "Худ" вышел из сектора обстрела батареи "Сёр Кахольм". Войдя в сектор батареи "Копас". Сумевшей дать пять залпов. Что называется, в упор. Превратив палубу самого красивого линкора в мешанину из искорёженного металла и обломков корабельных плавсредств. Ибо ни один шестидюймовый снаряд не был потрачен зря.
  Отбиваясь из вспомогательного калибра и зенитных автоматов, огромный корабль медленно продирался сквозь огонь. Так и не успев развернуть свои гигантские башни. Которые столько лет наводили страх и на врагов, и на друзей. А на деле оказались обычным балластом.
  Между тем, к процедуре подключилась, наконец, торпедная батарея Андерссена.
  Вырубленная в сплошном скальном массиве, способном выдержать прямое попадание и пятнадцатидюймового снаряда, и полутонной фугасной авиабомбы, батарея имела три канала с рельсовыми путями для выпуска 457-мм торпед Уайтхеда.
  Пятиметровые бронзовые "рыбки" с алыми мордочками выскользнули из-под скалы. И со скоростью пятнадцать метров в секунду помчались к обречённому исполину. Неся в своих носовых частях по сто килограмм тринитротолуола каждая.
  Двадцать секунд спустя три оглушительных взрыва слились в один. И в этот же момент между второй трубой и грот-мачтой "Худа" к облакам взметнулся высокий столб яркого оранжевого пламени. Тут же превратившийся в закрывшее весь корабль грибообразное облако клубящегося дыма и разлетающихся кусков, клочков, осколков.
  Линейный крейсер замер, сильно накренившись влево. И разломился в районе задних башен. Кормовая часть затонула мгновенно. А носовая сначала вздыбилась. Заваливаясь набок. И только потом ушла вниз.
  Прошло едва ли пять минут с начала боя. А от красы и гордости королевского флота осталось лишь воспоминание. Огромное пятно разгорающегося мазута. И мелкий плавающий мусор. Среди которого, взывая о помощи, барахтались раненые, контуженные и обгоревшие моряки. Не больше десятка. Из тысячи четырёхсот двадцати, вышедших двое суток назад из Фёрт-оф-Клайда.
  - У короля много, - с трудом придя в себя от шока, пробормотал командир 'Авроры' кэптен Гамильтон. Отдавая дань старинной британской традиции. И принял командование осиротевшим соединением, получив по этому случаю временное звание 'контр-адмирал'. После чего приказал отойти. Высадить десант в Дрёбаке. И захватить 150-мм батарею с суши. А затем вызвал авиацию. Чтобы уничтожить 280-мм батарею с воздуха.
  Около полудня дюжина двухмоторных бомбардировщиков "Веллингтон" из 9-й и 115-й эскадрилий Бомбардировочного командования Королевских ВВС высыпала на Южный Кахольм двести шестнадцать 250-фунтовых фугасных авиабомб. Выведя из строя все три его орудия. После чего, сочтя дальнейшее сопротивление безсмысленным, Эриксен сдал Оскарборг.
  Путь к норвежской столице был свободен.
  Приспустив флаги, британская эскадра миновала место гибели своего флагмана. И направилась в Осло. Ещё не зная, что утренняя катастрофа будет не последней.
  На рейде и у причалов Бьервики (правой части порта, где швартовались грузовые пароходы) стояло с десяток нейтралов. Одни грузились. Другие разгружались. Третьи ожидали своей очереди.
  Притулившийся в углу гавани сухогруз "Аббекерк" ничем не отличался от остальных. Чёрный корпус с намалёванными во весь борт словами ABBEKERK - HOLLAND (чтобы издалека в перископ прочитать можно было) и красно-бело-синими нидерландскими флагами по обе стороны надписи (на случай, если подводники буквы не разберут). Серая рубка, жёлтые деррики и труба с зелено-бело-зелёной каймой. Обычный торговец, на первый взгляд. И даже на второй.
  Но это был не торговец.
  За откидывающимся фальшбортом и маскировочными деревянными щитами на палубе новейшего вспомогательного крейсера Кригсмарине "Атлантида" (длина - сто пятьдесят метров, ширина - восемь; водоизмещение - семнадцать тысяч шестьсот тонн; скорость - семнадцать с половиной узлов; дальность плавания - шестьдесят тысяч миль; вооружение - шесть 15-см и одно 7,5-см орудие, один 3,7-см спаренный и четыре 2-см зенитных автомата, четыре однотрубных 53,3-см торпедных аппарата, девяносто две мины и два гидросамолёта) у орудий замерли комендоры.
  Во время минувшей войны немецкие рейдеры нанесли большой урон торговому флоту союзников, потопив более ста пятидесяти транспортов общим тоннажем свыше шестисот тысяч тонн. Поэтому, как только Англия объявила войну III-му Рейху, было принято решение о переоборудовании нескольких грузовых судов во вспомогательные крейсера.
  К весне первая пятёрка была готова отправиться на охоту. Однако открытие сезона пришлось отложить. Ибо проведение операции "Везерюбунг" потребовало от Кригсмарине полной самоотдачи. К операции были привлечены даже учебные лодки школы подводного плавания.
  Перед войной британский флот превосходил германский по линкорам в семь с половиной раз, по тяжёлым крейсерам - в три, по лёгким - в восемь, по эсминцам - в четыре с половиной раза. При этом вес залпа главного калибра двух немецких дредноутов и трёх броненосцев (тридцать шесть 28-см орудий) уступал залпу пятнадцати английских сверхдредноутов (восемнадцать 406-мм и сто 381-мм орудий) в девять с половиной раз! Если же добавить к британским стволам французские (двадцать восемь 340-мм, шестнадцать 330-мм и двадцать четыре 305-мм), это превосходство, становилось просто подавляющим - почти в тринадцать раз!
  И лишь благодаря необыкновенной прозорливости Фюрера, выбравшего для операции "Везерюбунг" наивыгоднейший момент, перевес союзников удалось свести к минимуму. И снизить разницу в весе залпа до трёх к одному.
  К этому времени один британский сверхдредноут был уже потоплен, четыре стояли на ремонте, а ещё четыре охраняли конвои, не вылезая из Индийского океана и Атлантики. В связи с чем, соотношение сил на театре по количеству линкоров (с учётом учебных) и крейсеров (с учётом вспомогательных) в начале апреля составило один к одному, а по количеству эсминцев (с учётом миноносцев) - два к одному.
  И это вселяло надежду на успех. Учитывая высокий боевой дух и отличную выучку немецких экипажей. А самое главное, их страстное желание рассчитаться с англофранцузами за Версальское позорище.
  Командир рейдера "Атлантида" капитан цур зее Рогге слыл опытным боевым моряком. Был награждён Железным крестом 1-го класса за участие в Ютландском бою - величайшем морском сражении мировой истории. И самой славной победе Кайзерлихмарине! После войны ходил на лёгких крейсерах "Эмден" и "Карлсруэ". А затем командовал парусным учебным кораблём "Горьх Фок", в дальних океанских походах прививая любовь к морю будущим офицерам Кригсмарине.
  Глядя на вражескую колонну, в кабельтове от "Атлантиды" скользящую к причалам Пипервики (левой части порта, где швартовались пассажирские пароходы), Рогге хладнокровно обдумывал план предстоящего боя. Исход которого, несмотря на значительный перевес британцев в силах, виделся ему не таким уж безнадёжным.
  "Аврора" (водоизмещение - шесть тысяч семьсот тонн; скорость - тридцать два узла; дальность плавания - шесть тысяч сто миль; вооружение - шесть 152-мм орудий в трёх башнях и четыре спаренных 102-мм артустановки, два трёхтрубных 533-мм торпедных аппарата; бронирование: борт - 70 мм, палуба - 25 мм, рубка - 76 мм) была серьёзным противником. Как и эскадренные миноносцы (водоизмещение - тысяча девятьсот тонн; скорость - тридцать пять узлов; дальность плавания - шесть тысяч триста миль; вооружение - четыре 120-мм орудия, два счетверённых 12,7-мм пулемёта и два четырёхтрубных 533-мм торпедных аппарата).
  Зато Рогге имел несколько тактических преимуществ. Способных склонить чашу весов в его пользу. Во-первых, владел инициативой. Поскольку сам решал, когда атаковать. Во-вторых, внезапностью. Поскольку враг не ожидал нападения. В-третьих, более удобной позицией. Ведь, после того как англичане уткнулись форштевнями в берег, половина их артиллерии и все торпедные аппараты лишились возможности участвовать в бою. И, наконец, в-четвёртых. В отличие от них, немцы могли маневрировать. Уклоняясь от огня.
  Однако главное преимущество капитана цур зее Рогге было в том, что он уже знал. А контр-адмирал Гамильтон ещё нет. Что к Осло-фиорду подходили два тяжёлых и один лёгкий крейсер и три миноносца V-й корабельной группы Кригсмарине с двумя пехотными батальонами. И три десятка транспортных самолётов Ju.52/3m с двумя ротами парашютистов. А также в том, чего пока ещё не знал даже Рогге. Что к Осло подходили два штаффеля пикирующих бомбардировщиков Ju.87R с полутонными бомбами под фюзеляжем.
  Дождавшись, когда ничего не подозревающие англичане начнут выгрузку, Рогге снялся с якоря. Развернулся бортом к "Авроре", прильнувшей к причалу возле крепости Акерсхус. Приказал поднять флаг. И открыть огонь.
  Взвыли ревуны. Нидерландский триколор, полоскавшийся в качестве маскировки на кормовом флагштоке "Атлантиды", соскользнул вниз. А германский военно-морской флаг взлетел вверх, затрепетав на гафеле. Распахнулись люки бортовых ниш с торпедными аппаратами. Панели фальшборта, скрывающие баковые шестидюймовки, поднялись. А щиты, прикрывающие ютовые, рухнули на палубу.
  Пушечные стволы и торпедные трубы резко повернулись в сторону английского крейсера. И тут же две семиметровых стальных сигары нырнули в воду. Умчав к цели более пяти с половиной центнеров взрывчатки. А из орудий вырвались длинные языки пламени и клубы порохового дыма. Умчав к цели четыре сорокапятикилограммовых снаряда. И снова. И опять. Один залп за другим. Каждые восемь секунд!
  Собственно говоря, это был не бой. А избиение.
  Когда полминуты спустя в небо взметнулись гигантские водяные столбы, и два мощных подводных взрыва сотрясли "Аврору" от киля до клотика, приподняв её так, что обнажилось днище, она уже успела получить два десятка попаданий. Защитить от которых тоненькая противоосколочная броня крейсера была не способна.
  Снаряды крушили надстройки, борта и орудийные башни. Повсюду разгорались пожары. А через огромные пробоины внутрь гибнущего корабля рвались ледяные волны фиорда.
  Так и не сделав ни единого выстрела, "Аврора" тяжело осела в воду. Накренилась. И с душераздирающим скрежетом. Охваченная облаками пара. Под грохот срывающихся с фундаментов механизмов. Улеглась на левый борт.
  Глубина у причалов Осло составляет около двенадцати метров. Даже в прилив. Поэтому затонувший крейсер остался возвышаться над водой. Словно левиафан, выброшенный морской волной на отмель.
  Разделавшись с самым опасным врагом, Рогге перенёс огонь на остальных. Которые, надо отдать им должное, быстро пришли в себя. И сразу же открыли ответную стрельбу.
  Пора было уносить ноги.
  "Атлантида" выпустила две оставшихся торпеды в сторону "Собески", стоявшего рядом с эскортом у одного из пирсов перед недостроенной столичной ратушей. И, поставив дымовую завесу, дала задний ход. Продолжая отстреливаться. Несмотря на град попаданий.
  Между тем, вдали над фиордом показались две колонны "штукас". Уже перестроившихся для атаки. И эсминцам стало не до "Атлантиды".
  Избитый британскими снарядами рейдер пятился к выходу из гавани. Закутавшись в густой дым. Клубящийся из форсунок дымовой аппаратуры. Вырывающийся из посеченной осколками трубы. Вздымающийся над пылающими надстройками.
  Однако англичане уже не обращали на него внимания. Всё видимое пространство над пристанью было исчерчено иссиня-белыми трассами счетверённых полудюймовых пулемётов. А небо заляпано грязными кляксами зенитных разрывов.
  Эскадренные миноносцы палили по "юнкерсам" из всех стволов. Но пикировщики упорно шли вперёд. А потом переворачивались. И валились вниз. Один за другим. Выходя из пике практически над самыми мачтами. А чёрные капли пятисоткилограммовых осколочно-фугасных бомб продолжали падение. С леденящим душу свистом. И врезались в палубы. Взрываясь. Одна за другой.
  Узкий корпус, высокая скорость, отличная манёвренность и мощное вооружение делали эсминцы трудной целью. На ходу. Однако в стоявшие, прижавшись друг к другу, неподвижные корабли попасть было гораздо легче. Хотя плотность зенитного огня значительно возрастала, шансов уцелеть под бомбами пикирующих бомбардировщиков у них почти не было. Они и не уцелели. Ни один.
  "Юнкерсам" тоже досталось. Один был сбит. И врезался в воду рядом с горящими и тонущими миноносцами. Ещё два, разматывая лохматые дымные хвосты, со снижением ушли в сторону аэродрома Форнебу.
  Но это было уже не важно! Потому что эскадра, менее суток назад вошедшая в Осло-фиорд под белоснежными вымпелами с алым крестом Св. Георга, оказалась на дне этого самого фиорда. А деморализованные остатки экипажей - в подвалах крепости Акерсхус. За исключением раненых и контуженных, обожжённых, ошпаренных и переохлаждённых. Отправленных в Риксгоспиталь, превратившийся в тюремную больницу.
  Узнав о вторжении, король Хокон VII вместе с наследным принцем Улафом и прочими высочайшими особами покинул Осло. Чтобы "возглавить борьбу с интервентами". Вслед за ним убежали министры и депутаты. Одновременно из столицы выехало двадцать грузовиков с золотом из национального банка и три грузовика с секретными документами министерства иностранных дел.
  И лишь после уничтожения вражеской эскадры король вернулся обратно.
  Не везде, однако, всё закончилось так же благополучно.
  Ставангер, никак не защищённый с моря, был захвачен без единого выстрела. Хотя и здесь англичане понесли серьёзный урон. Два эсминца столкнулись во время маневрирования и вернулись в Скапа-Флоу, а крейсер "Эффингем" налетел на подводную скалу, был оставлен командой и добит торпедой.
  Крепость "Берген" (пять 240-мм, пять 210-мм, три 150-мм орудия и три 457-мм торпедных аппарата) сумела дать отпор захватчикам. Но продержалась недолго. Береговая торпедная батарея форта "Карвен", к сожалению, не успела изготовиться к бою. Зато в ходе артиллерийской дуэли линкор "Родней" получил два попадания. Не нанёсших, впрочем, ему больших повреждений. Кроме того, один эсминец подорвался на минах, выставленных минзагом "Тюр" прямо перед появлением врага, а еще один был торпедирован миноносцем "Сторм".
  Гарнизон крепости "Агденес" в устье Тронгеймс-фиорда (четыре 210-мм и семь 150-мм орудий) спохватился слишком поздно. Будучи сбит с толку сигналом с линейного крейсера "Рипалс": "По распоряжению своего правительства следую в Тронгейм, никаких недружественных намерений не имею". Пока комендант висел на трубке, пытаясь дозвониться в Адмирал-штаб, неприятель спокойно проследовал мимо. После чего "ввиду безнадёжности положения" крепость сдалась.
  А в Нарвике развернулась настоящая трагедия. Когда путь многократно превосходящим силам противника (сверхдредноут, авианосец, один тяжёлый и три лёгких крейсера, четырнадцать эсминцев и три войсковых транспорта) преградили броненосцы береговой обороны "Норге" и "Эйдсволд" (свыше сорока лет в строю без единой модернизации, по две стареньких восьмидюймовки и шесть шестидюймовок у каждого). Оба корабля, вечная им память, были предательски расстреляны британскими торпедами. Самым подлым образом! И затонули со всем экипажем.
  Но. Не зря в народе говорится - недолго музыка играла. На следующий же день оккупанты умылись кровавыми слезами. И в Нарвике, и в Тронгейме, и в Ставангере с Бергеном...
  Жестокая агрессия против нейтрального государства повергла мир в шок. Нападение Антанты на маленькую беззащитную страну вызвало справедливое возмущение всего прогрессивного человечества.
  Фюрер немецкого народа выразил королю Норвегии свои самые искренние соболезнования в связи с трагической гибелью норвежских военнослужащих и мирных жителей. И заявил, что III-й Рейх сделает всё возможное, чтобы защитить нейтралитет Скандинавских государств от наглых посягательств англофранцузской плутократии.
  И слова эти были немедленно подкреплены делом.
  Девятого апреля германские войска вошли в Данию и взяли под охрану балтийские проливы.
  Тем же утром под звуки оркестра и радостные крики горожан в забитой свежепотопленными британскими кораблями гавани Осло ошвартовались тяжёлые крейсеры "Лютцов" и "Блюхер", лёгкий крейсер "Эмден" и три миноносца, высадившие две с половиной тысячи солдат. А на аэродром Форнебу, ещё с вечера занятый немецкими парашютистами, перелетело несколько десятков истребителей и пикирующих бомбардировщиков. И было переброшено самолётами около двух с половиной тысяч человек.
  В Кристианзанд прибыла IV-я корабельная группа (лёгкий крейсер, три миноносца, тысяча двести солдат). III-я группа (два лёгких крейсера, два эсминца, учебно-артиллерийский корабль, тысяча девятьсот солдат) вместо захваченного англичанами Бергена высадила десант в Олезунде. II-я (тяжёлый крейсер, четыре эсминца, тысяча семьсот солдат) вместо Тронгейма в Намсусе, а I-я (десять эсминцев, две тысячи солдат) вместо Нарвика в Харстаде.
  А в Ставангере уже шёл бой. Между двумя батальонами новоявленных завоевателей, выгрузившихся в порту. И батальоном освободителей, выброшенных на парашютах и доставленных посадочным способом на аэродром Сола. Английские корабли ничем своей пехоте помочь не могли. Так как и сами угодили под удар. В том числе, из-под воды.
  Хотя торпедный кризис, охвативший германский флот минувшей осенью, едва не оставил Рейх безоружным перед лицом безжалостного врага. Ведь, ничего кроме подводных лодок противопоставить армаде британских сверхдредноутов Германия не могла. А новейшие безследные электрические торпеды G-7е, недавно принятые на вооружение, оказались ненадёжны. Не выдерживали заглубление. Взрывались на полпути к цели. Или не взрывались вовсе, даже воткнувшись в самый борт корабля.
  Первый звонок прозвучал в октябре. Когда из восьми торпед, выпущенных подлодкой U-49 по линкору "Ройял Оук", сработали только три.
  Две недели спустя прозвенел второй звоночек. Когда после попадания трёх торпед, из которых ни одна (!) не взорвалась, от заслуженной кары ушёл сверхдредноут "Нельсон" с Первым лордом Адмиралтейства Черчиллем на борту. Из-за чего у командира лодки случился нервный срыв, так что пришлось списать его на берег.
  Третьего звонка начальник подводных лодок Кригсмарине контр-адмирал Дёниц ждать не стал. Все лодки были отозваны назад, а торпеды изъяты и отправлены на проверку.
  Тестовые стрельбы показали наличие серьёзных неполадок в гидростате, магнитном и контактном взрывателях.
  В ходе следствия было установлено, что контактный взрыватель имел заводской брак. Магнитный - вредительским образом испытывался на старых торпедах и после установки на новые, более скоростные, из-за возросшей вибрации стал срабатывать преждевременно. А в оказавшийся негерметичным гидростат (прибор, предназначенный для удержания торпеды на заданной глубине) конструктивные недостатки были внесены саботажниками ещё при разработке.
  Инспектор торпедного вооружения Кригсмарине вице-адмирал Гёттинг, директор экспериментального института торпедного вооружения контр-адмирал Вер и несколько инженеров пошли под трибунал. Новое руководство инспекции, института и завода-изготовителя приложило все усилия для скорейшего исправления ситуации.
  А пока суд да дело, подводникам пришлось использовать устаревшие торпеды G-7a с простейшими контактными детонаторами и парогазовыми двигателями. Которые оставляли демаскирующий пузырьковый след во время движения. Зато хотя бы взрывались при попадании.
  В реализации плана "Хартмут", крупнейшей операции подводных сил Кригсмарине за время их существования, были задействованы все (!) подводные лодки, находившиеся в строю. Включая учебные. Двадцать две единицы обезпечивали десант (семь в Вест-фиорде и у Лофотенов, три у Тронгейма, по две на подходах к Намсусу и Олезунду, пять у Бергена и три у Ставангера). Четырнадцать единиц действовали на вражеских коммуникациях (семь единиц к северо-востоку от Шетландских островов, три к востоку от Оркнейских, четыре в районе пролива Пентленд-Фёрт). Две - прикрывали собственные пути снабжения (обе у мыса Линнеснес).
  И этот риск был оправданным!
  Никогда ещё Норвежское море не бороздило столько целей сразу. Одна жирнее другой! Сверхдредноуты, авианосцы, крейсера. И бывшие океанские лайнеры. Сотни тысяч тонн! У командиров подлодок просто глаза разбегались. Любая атака могла обезпечить Рыцарский крест.
  И таки обезпечила. Да, не один.
  За эту неделю, самую чёрную в истории британского флота, подлодки отправили на дно два линкора, два тяжёлых и три лёгких крейсера, десять эсминцев и семь транспортов.
  Если же добавить к ним потопленные (два лёгких крейсера, тринадцать эсминцев и два транспорта) и повреждённые (один линейный, два тяжёлых и три лёгких крейсера) авиабомбами, а также погибшие от артиллерийского огня (линейный и лёгкий крейсеры) и навигационных ошибок (два лёгких крейсера), новое поражение Англии по своим масштабам превзошло Ютландское побоище.
  Что же касается потерь Кригсмарине (лёгкий крейсер, три эсминца, две подлодки и пять транспортов) и Люфтваффе (десять самолётов), то это была горькая, но неизбежная на войне, плата за победу.
  Советский Союз внимательно следил за развитием ситуации в Европе. Одиннадцатого числа газета "Известия" вышла с передовицей "К последним событиям в Скандинавии", в которой указывалось: "После вторжения Англии и Франции в Норвегию, имевшего своей целью подорвать военные позиции Германии, и после контрмер со стороны Германии, Дания и Норвегия оказались перед необходимостью примкнуть, так или иначе, к Германии. Англия и Франция под видом борьбы с большевиками, под лозунгом борьбы с СССР и "защиты" Финляндии хотели утвердиться в Скандинавии для расширения войны против Германии. Заключение советско-финляндского мирного договора сорвало эту махинацию и заставило Англию и Францию сбросить с себя маску "зашиты" Финляндии. Оставшись же без удобной для них маски, они были вынуждены поставить вопрос прямо и открыто о занятии Норвегии вооружёнными силами Англии и Франции. О "помощи" Финляндии уже не было речи, ибо она, эта "помощь", нужна была лишь для маски, пока была возможность прикрываться этой маской. Речь шла теперь уже прямо и без маски, которая была выбита у них из рук Советским Союзом, о расширении войны против Германии".
  Развязанная Антантой война вплотную приблизилась к советским границам. И оставаться к этому безучастным Союз ССР не мог. И не остался...
  
  Глава 7
  
  ...Зачин дело красит. Спору нет. Зато конец - делу венец. Ибо сколько ниточка ни вьётся, а кончик всегда найдётся. В смысле, кто ищет, тот и наищет. То бишь, наскребёт.
  Вот, англофранцузы и наскребли...
  Всю осень и зиму на франко-германской границе шла "фальшивая война". Как в своих репортажах отзывались о боевых действиях в Европе (точнее, полном их отсутствии) языкастые американские журналисты.
  Война и, в самом деле, больше смахивала на водевиль. Ни ужасающих артобстрелов, ни кошмарных бомбардировок, ни кровавых атак. Одним словом, "смехотворная война". Она же "забавная", она же "курьёзная". Как легкомысленно называли её французы. Или "сидячая". Как называли её немцы. По своей природе более склонные к сарказму, нежели к юмору.
  В своём выступлении на Совещании начсостава по сбору опыта боевых действий против Финляндии, товарищ Сталин так охарактеризовал происходящее: "Воевать-то они там воюют, но война какая-то странная, то ли воюют, то ли в карты играют".
  И был, как всегда, прав. За полгода этой, действительно, довольно странной войны потери обеих сторон не превысили трёх тысяч человек. Столько же, сколько во время "Верденской мясорубки" погибало всего за сутки!
  Хотя пассивность III-го Рейха, в отличие от бездействия союзников, была вполне объяснима. Поскольку Германия к новой полномасштабной войне с Антантой была не готова. И в ближайшем будущем воевать с ней не планировала.
  По численности личного состава и количеству орудий, танков и самолётов германская армия значительно уступала противнику. Даже до объявления мобилизации в Англии и Франции. А по населению две эти колониальные империи превосходили Германию более чем в десять раз! Даже с учётом присоединения к ней Австрии и Судет.
  Военно-экономический потенциал стран Антанты также был гораздо мощнее немецкого. Кроме того, Британия фактически монопольно владела некоторыми важнейшими видами сырья (оловом, вольфрамом, молибденом, каучуком, джутом) и имела свободный доступ ко всем остальным. Германия стратегических запасов почти не имела. И очень сильно зависела от ввоза. Но, в отличие от союзников, обезпечить его в условиях морской блокады не могла. Ибо германский торговый флот был меньше англофранцузского в пять раз, а военно-морской - в четыре.
  Готовясь к ликвидации "Польского коридора" и аннексии Данцига, Гитлер о войне с Англией и Францией даже не помышлял. Справедливо полагая, что мелкий территориальный спор, касающийся лишь немцев и поляков, удастся разрешить без кровопролития. Как это не раз уже удавалось в процессе возвращения исконных германских земель. Поэтому все боеспособные части Вермахта находились на востоке. И лишь после разгрома Польши началась переброска войск на запад. Завершившаяся только к концу весны. Когда "ситцкриг" вдруг превратился в "блицкриг".
  Полгода в "воюющей" Европе было тихо. Газеты изо дня в день уныло повторяли: "На Западном фронте без перемен". Военные корреспонденты вместо репортажей с полей сражений сочиняли издевательские фельетоны, а художники рисовали сатирические карикатуры.
  И вдруг в одночасье всё переменилось! Газетные страницы запестрели телеграммами о жестоких боях в Скандинавии. На земле, в небесах и на море.
  Военные сводки заполонили и советские газеты:
  "ЛОНДОН, 8 апреля. (ТАСС). Как сообщает агентство Рейтер, сегодня на заседании палаты общин Чемберлен заявил, что им только что получено сообщение об обстреле английских кораблей норвежскими береговыми батареями. Английские корабли, сказал он, утром вошли в Осло-фиорд и были обстреляны. При этом английский линкор "Худ" наскочил на мину и взорвался. Остальные корабли вошли в порт Осло, где подверглись атаке германских самолётов. Пять самолётов было сбито. Во время боя получили повреждения английский крейсер "Орора" и шесть эсминцев. В заключение Чемберлен сказал, что завтра не будет секретного заседания палаты общин, на котором предполагалось обсудить вопрос о ведении экономической войны. Вместо этого завтра состоятся прения по вопросу о последних событиях и об общем ведении войны".
  "НЬЮ-ЙОРК, 9 апреля. (ТАСС). Агентство Ассошиэйтед Пресс передаёт из Лондона, что в порт Осло прибыли шесть германских военных кораблей с десантом на борту".
   "БЕРЛИН, 10 апреля. (ТАСС). Как передаёт агентство Трансоцеан, поздно ночью верховное командование германской армии опубликовало следующее заявление: "Военные мероприятия в Норвегии и Дании были проведены вчера в тесном взаимодействии частей армии, флота и авиации под главным командованием генерала фон Фалькенхорста. Военно-морскими силами командовал вице-адмирал Лютьенс. Военно-воздушными силами командовал генерал-лейтенант Гейслер. Мотобронемехчастями командовал генерал Каупиш.
  Предусмотренное Англией занятие важнейших норвежских опорных пунктов произошло позавчера рано утром после установления английских минных заграждений в норвежских водах. После воздушной бомбардировки и артиллерийского обстрела английские войска высадились в Осло, Ставангере, Бергене, Тронгейме и Нарвике. Норвежские вооружённые силы оказали ожесточённое сопротивление и потопили английский линкор "Худ". Во время боя было также потоплено несколько норвежских военных кораблей. Имеются большие жертвы среди мирного населения.
  Германские контрмеры были направлены на защиту Норвегии от нападения английских войск. Предназначенные для высадки десанта английские военные корабли и транспорты с войсками были обнаружены германской воздушной разведкой и атакованы. По имеющимся сведениям, германской авиацией потоплен линкор и крейсер противника, повреждения получили два линкора и два крейсера. Подлодки доложили о потоплении двух линкоров, двух крейсеров и пяти транспортов.
  Для защиты Норвегии германские войска заняли форты в Осло-фиорде. Экипажи потопленных в порту Осло английских кораблей интернированы. Прибывшие по железной дороге из Осло германские части после двухчасового боя принудили англичан оставить Ставангер. Также в руках немцев находятся Харстад, Намсус, Олезунд, Эгерзунд и Кристианзанд. Во время занятия германскими частями этих пунктов норвежские войска не оказывали сопротивления. Дальнейшее занятие норвежской территории осуществляется быстро и планомерно.
  Германские войска также перешли вчера германо-датскую границу и, быстро продвигаясь вперёд через Апенраде, заняли Ютландию. В ходе этого продвижения имели место отдельные стычки с датскими войсками. Эти стычки были прекращены, когда датские войска получили приказ своего правительства не оказывать сопротивления. Одновременно с занятием Ютландии германские войска высадились в проливе Малый Бельт вблизи Миддельфарта и в проливе Большой Бельт вблизи Нюборга. Копенгаген был занят вчера рано утром без боя".
  "НЬЮ-ЙОРК. 11 апреля. (ТАСС). Агентство Ассошиэйтед Пресс сообщает, ссылаясь на Рейтер, что, по сведениям, опубликованным шведской газетой "Социал-демократен", английские военные корабли потопили торпедами в порту Нарвик два самых больших норвежских военных корабля "Норге" и "Эйдсволд" по четыре тысячи сто шестьдесят пять тонн водоизмещением каждый".
  "БЕРЛИН. 12 апреля. (ТАСС). Германское информбюро сообщает, что вчера вечером министр иностранных дел Швеции вручил германскому посланнику в Стокгольме ответ на меморандум германского правительства. В своём ответе шведское правительство заявляет, что оно будет по-прежнему придерживаться своей традиционной политики нейтралитета и не намерено предпринять какие-либо шаги, направленные против германских мероприятий в Дании и в Норвегии".
  "ЛОНДОН. 13 апреля. (ТАСС). Как передаёт агентство Рейтер, вчера состоялось заседание норвежского стортинга, на котором выступил премьер-министр Нюгорсволд. По заявлению Нюгорсволда, сейчас происходят переговоры о создании нового правительства на более широкой основе. Согласие на участие в новом правительстве дали все политические партии".
  Вместе с фронтовыми сводками в газете "Известия Советов депутатов трудящихся СССР" была опубликована, перепечатанная затем в остальных советских газетах, большая редакционная статья о тяжёлом и совершенно безправном положении скандинавских саамов, всячески угнетаемых и обкрадываемых местными феодалами и промышленниками, ростовщиками и кабатчиками.
  Саамы (они же "лопари" или "лопь", как их называли в дореволюционной России, или "саамь", как называют себя сами саамы) являются коренными жителями Лапландии (она же "Северный Калотт", как эту часть Фенноскандии называют финны, шведы и норвежцы, или "Сапми", как называют свою землю сами саамы). Двенадцать тысяч лет назад племена саамов занимались оленеводством, рыбной ловлей, охотой и собирательством на берегах Мансийского озера, одного из крупнейших приледниковых озёр Евразии, раскинувшегося от Салехарда и Свердловска до Семипалатинска и Красноярска. Когда последняя ледниковая эпоха, длившаяся сто тысяч лет, завершилась, и начался пребореальный период голоцена, саамы двинулись на северо-запад вслед за отступающими льдами. Пока не осели, наконец, на Кольском полуострове, в Северной Финляндии (ляани Лаппи), Северной Швеции (лены Норрботтен, Вестерботтен и Емтланд) и Северной Норвегии (фюльке Финнмарк, Тромс, Нурланн и Нур-Трёнделаг).
  В отличие от других коренных малочисленных народностей Севера - эвенков, ненцев и прочих чукчей - черноволосых, плосколицых и узкоглазых монголоидов, саамы относятся к белой расе. Имеют европейские черты лица. И, если не считать низкорослости и худосочности, вызванной однообразным и скудным питанием, очень похожи на своих славяно-арийских родичей, оставшихся жить в Беловодье - святорусов, харийцев, дарийцев и расенов - светло-русых с озёрными, серебряными и зелёными глазами и тёмно-русых с карими.
  Считается, что саамские языки (пятьдесят пять диалектов, составляющие девять живых языков) входят в группу финно-угорских (финский, венгерский, эстонский и так далее, и тому подобное). Однако классификация эта весьма условна. Так как значительная часть лексики саамских языков гораздо древнее (протосаамский субстрат) и не имеет аналогов среди остальных наречий вышеупомянутой языковой группы.
  Этот добродушный, гостеприимный и доверчивый народ с весёлым беззаботным нравом и покладистым характером, живёт в ладу с природой. Поклоняется духам умерших предков и священным камням - сейдам. Славит древних Богов - Бога Солнца Пейве, Бога грома Айеке, Бога непогоды Бадо-мая и многих других. А также почитает невидимых духов тундры Гофитерак, владеющих стадами невидимых оленей. Духов-покровителей оленеводства Оленьего хозяина Луот-хозина и Оленью хозяйку Луот-хозик, имеющих человеческий облик, но покрытых шерстью. Духа-покровителя рыболовства человека-рыбу Аккруву, духа-покровителя охоты хвостатого Лесного хозяина Мец-хозина и иных, несть им числа.
  В сыйт (общину) саамов входит от нескольких десятков до нескольких сот семей. Которые летом кочуют по тундре вслед за оленями. От пастбища к пастбищу. Обитая в куваксах - походных шалашах-времянках из длинных жердей, обложенных оленьими шкурами. Заготавливают рыбу на реках и озёрах. Охотятся. И собирают морошку. А потом съезжаются в погосты (зимние стойбища). Теснясь в пыртах - небольших деревянных избушках-сарайках, три метра на четыре, с односкатной крышей из тёса, земляным полом и маленьким камельком у входа. Обмениваются новостями. Устраивают праздники и игрища. Справляют свадьбы. Рожают детей. И занимаются дуоджи - саамским народным рукоделием. Мастерят домашнюю утварь. И шьют национальную одежду - пэск (зимняя верхняя глухая рубаха до колен мехом наружу), стикак (глухие меховые штаны), яры (высокие сапоги с заостренными носками) и каньги (низкие сапоги), капперы (суконные шапки на меховой подкладке) и шамшуры (летние женские головные уборы).
  И всё бы было хорошо!
  Если бы не постоянные набеги алчных и безжалостных соседей - норманнов, финнов-квенов и карел. Грабивших беззащитных саамов. Убивая мужчин и насилуя женщин.
  Не многим лучше вели себя и сборщики податей. Каждый год присылаемые за рыбой и пушниной. Сначала норвежскими конунгами и новгородскими боярами, а затем шведскими королями и московскими царями. Так что в течение сотен лет бедным лапландцам, так и не сумевшим создать собственное государство, пришлось платить двойную дань. И тем, и этим. До тех пор, пока сто тридцать лет назад Шведское королевство и Российская империя не поделили, в конце концов, Лапландию между собой. Разрезав её по живому. От Киркенеса на берегу Баренцева моря до Торнео на берегу Балтийского.
   На чём, увы, делёжка не закончилась. В тысяча девятьсот пятом году получила независимость Норвегия. При поддержке Англии оттяпавшая себе половину шведской территории. А ещё через двенадцать лет - Финляндская Республика. Отхватившая большую часть русской Лапландии.
  Вот, так и вышло, что эта страна, целые тысячелетия населяемая лишь одной народностью, пускай и малочисленной, была пошинкована на четыре куска, а единый народ, некогда свободно кочевавший по родным просторам, был поделён на части государственными границами.
  Но если бы только это!
  В конце девятнадцатого века во всех скандинавских государствах была резко активизирована ассимиляция саамов. В Швеции интенсивно проводилась шведизация, в Финляндии - финнизация, в Норвегии - норвегизация. Направленная на полное искоренение саамского языка и культуры. Коренное население открыто притеснялось, его права игнорировались, преподавание родного языка запрещалось, любое проявление национальной идентичности преследовалось, а традиционные верования осуждались. При этом всячески поощрялся переезд на север представителей титульной нации - шведов, финнов и норвежцев. В Финнмарке, к примеру, соотношение норвежцев и саамов всего за сто лет изменилось с трёх к одному в пользу саамов до двух к одному в пользу норвежцев. Исконные саамские земли - оленьи пастбища, охотничьи угодья и места рыбной ловли - отошли государству. И передавались в частную собственность исключительно гражданам, имевшим норвежские имена и умеющим говорить, читать и писать по-норвежски.
  В царской России лопарей насильственной русификации не подвергали. Но жилось им несладко. Их обсчитывали на каждом шагу. И спаивали. Загоняя в кабалу.
  У них даже письменности своей не было!
  И лишь Великая Октябрьская социалистическая революция позволила им вырваться из мрака невежества, нужды и лишений, холода, голода и болезней. Вместо оскорбительного прозвища "лопь" советская власть официально утвердила самоназвание "саамы". Подарила алфавит. Даже, целых два! На основе кириллицы и на основе латиницы. И издала первый букварь саамского языка. Собрала бедноту в колхозы, артели и кооперативы. Построила больницы, фельдшерско-акушерские пункты, избы-читальни, клубы и школы-интернаты для детей оленеводов. Организовала подготовку национальных кадров на саамском отделении Мурманского педагогического техникума и трёх отделениях (государственного права и госуправления, экономическом, педагогическом) в Институте народов Севера ВЦИК СССР. В погостах появились саамы-учителя, саамы-медработники, саамы-счетоводы, саамы-милиционеры, саамы-судьи и другие совслужащие. А недавно был сформирован 1-й отдельный Красносаамский олений транспортный дивизион (сто пятьдесят четыре бойца и командира, в том числе семьдесят семь оленеводов, двести тридцать семь грузовых и семьдесят шесть легковых нарт, тысяча пятнадцать оленей и пятнадцать оленегонных собак).
  Между тем, боевые действия в Норвегии становились всё ожесточённее. Германские части, высвободившиеся после взятия Ставангера, были переброшены под Берген. Войска, высадившиеся в Намсусе и Олезунде, наступали на Тронгейм. А харстадский десант атаковал позиции англофранцузов в Нарвике. Норвежское море вспенивали форштевни боевых кораблей и перископы подлодок. Рвались снаряды, бомбы и торпеды. Пламя войны охватило всю страну.
  Пятнадцатого апреля по Всесоюзному радио выступил Председатель Совнаркома СССР товарищ Молотов: "События, вызванные войной в Европе, показали несостоятельность и явную недееспособность европейских государств. Правящие круги Дании и Норвегии обанкротились также как до этого обанкротились правящие круги Польши. Всё это произошло за самый короткий срок.
  Прошла всего неделя, а Норвегия уже потеряла несколько крупных портов и промышленных центров. Англофранцузские интервенты захватили большую часть норвежской территории. Норвежская армия из-за своей малочисленности и слабого вооружения оказалась не способна отразить нападение объединённых вооружённых сил Антанты. И лишь благодаря помощи германской армии, флота и авиации всё ещё продолжает удерживать столицу и некоторые другие города.
  В Северной Европе создалось положение, требующее со стороны Советского правительства особой заботы в отношении безопасности СССР. После нападения Англии и Франции Норвегия стала удобным полем для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Советское правительство до самого последнего времени оставалось нейтральным. Но в силу указанных обстоятельств более не может нейтрально относиться к создавшемуся положению.
  От Советского правительства нельзя также требовать безразличного отношения к судьбе братского славянского народа саамов, издавна проживающих в Северной Норвегии и раньше находившихся в положении безправной нации, а теперь и вовсе брошенных на волю случая. Советское правительство считает своей священной обязанностью подать руку помощи своим братьям-саамам, населяющим Северную Норвегию.
  Ввиду всего этого правительство СССР вручило сегодня утром ноту норвежскому послу в Москве, в которой заявило, что Советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество мирного населения Северной Норвегии.
  Правительство выражает твёрдую уверенность, что Рабоче-Крестьянская Красная Армия покажет и на этот раз свою боевую мощь, сознательность и дисциплину, что выполнение своей великой освободительной задачи она покроет новыми подвигами, героизмом и славой.
  Народы Советского Союза, все граждане и гражданки нашей страны, бойцы Красной Армии и Военно-Морского Флота сплочены, как никогда, вокруг Советского правительства, вокруг нашей большевистской партии, вокруг своего великого вождя, вокруг мудрого товарища Сталина, для новых и ещё невиданных успехов труда в промышленности и в колхозах, для новых славных побед Красной Армии на боевых фронтах".
  Как только товарищ Молотов завершил свою речь, соединения 14-й армии пересекли норвежскую границу. 52-я Краснолапландская стрелковая дивизия и 9-я Краснознамённая мотоброневая бригада вошли в Киркенес, а затем двинулись на Варангерботн и далее на Вадсэ и Танен. 104-я горнострелковая дивизия вошла в Карасьйок, а затем двинулась на Лаксэльвен и далее на Чистранд. Одновременно с этим заранее вышедшие в море корабли и суда Северного флота высадили части и подразделения 14-й и 88-й стрелковых дивизий в портах Тромсё, Гаммерфест, Хоннингсвог, Берлевог и Варде. А также в некоторых других прибрежных населённых пунктах. Таких как Лебесбю, Альтен, Хасвик, Нуррейса, Люнген и Сёррейса.
  С воздуха их действия поддерживали пять авиаполков ВВС СФ и 14-й армии (сто четырнадцать истребителей, сто десять скоростных бомбардировщиков, двадцать шесть ближних и десять дальних разведчиков).
  Впрочем, никакого сопротивления армия-освободительница на своём пути не встретила. Благодаря выдающемуся военно-стратегическому чутью товарища Сталина. Который выбрал наиболее удачный момент для начала операции. Когда ни одного норвежца с оружием в руках в приграничных районах не осталось. Хотя ещё совсем недавно долины Финнмаркена были просто забиты армейскими частями, подразделениями ландсверна и отрядами ландштурма, а фиорды - кораблями военно-морских сил Норвегии.
  Начиная с осени, несмотря на громогласные заявления политиков всех мастей о полном, вечном и нерушимом нейтралитете, милитаризация северных губерний страны с каждым днём только набирала обороты. Осенью здесь был образован 3-й военно-морской округ со штабом в Харстаде. И сосредоточено боевое ядро флота - дивизион броненосцев, дивизион эсминцев, дивизион подлодок, патрульный дивизион и морская авиагруппа. Одновременно с этим в 6-м дивизионном округе (Финнмарк и Тромс) была проведена частичная мобилизация. И сформирована 6-я полевая бригада (четыре пехотных батальона и артиллерийская батарея), к концу зимы развёрнутая в 6-ю дивизию (три пехотных полка, два отдельных батальона и артиллерийский дивизион). Кроме того, в округ была передислоцирована вся противотанковая артиллерия (четыре 37-мм пушки), имевшаяся в норвежской армии.
  Однако остановить хлынувшую с востока стальную лавину (до двухсот семидесяти танков и ста тридцати бронемашин, трёхсот орудий и четырёхсот пятидесяти миномётов, двух тысяч ста пятидесяти ручных и станковых пулемётов и тридцати трёх тысяч штыков) было им не под силу. Да, и не пришлось.
  Командующий 6-м округом генерал-майор Фляйшер, узнав о внезапном нападении англофранцузов, впал в ступор. Придя в себя лишь тогда, когда в Харстаде высадились германские горные егеря. И с чувством огромного облегчения выполнил поступивший из Осло приказ о переходе войск округа в оперативное подчинение командующего немецким десантом генерал-майора Дитля. После чего 6-я дивизия и все силы местной обороны были сосредоточены под Нарвиком.
  Что же касается военно-морских сил. То их уже просто не существовало. Броненосцы, все оба-двое, лежали на дне Уфут-фиорда. А остальные корабли сдались британцам. За явным превосходством противника.
  Реакция на новый освободительный поход Красной Армии была неоднозначной. От искренней и решительной поддержки со стороны Финляндской Демократической Республики и Союза Дальневосточных Народных Республик (Тувинская Аратская Республика, Монгольская, Корейская, Маньчжуро-Китайская и Восточно-Китайская Народные Республики) до полного и безоговорочного осуждения со стороны Королевства Бельгия, Королевства Египет, Королевства Канада, Королевства Новая Зеландия, Королевства Австралия и прочих англофранцузских прихвостней. Не говоря уже о самих англофранцузах. Которым лучше было бы помалкивать. В тряпочку.
  Однако большинство стран проявило сдержанность.
  Швеция ещё раз подтвердила свой нейтралитет. Италия, выразив обезпокоенность эскалацией вооружённого конфликта на континенте, призвала все воюющие державы к скорейшему заключению мира. А Северо-Американские Соединённые Штаты снова заявили о необходимости введения "морального эмбарго" на торговлю с СССР. Но этим и ограничились.
  Позиция III-го Рейха была изложена в совместном германо-советском заявлении, опубликованном после завершения кратковременного рабочего визита в Москву министра иностранных дел Германии Риббентропа:
  "Германо-советское коммюнике. 17 апреля 1940 года. (ТАСС). Во избежание всякого рода необоснованных слухов насчёт задач советских и германских войск, действующих в Норвегии, правительство Германии и правительство СССР заявляют, что действия этих войск не преследуют какой-либо цели, идущей вразрез интересов Германии или Советского Союза и противоречащей духу и букве пакта о ненападении, заключённого между Германией и Советским Союзом. Задача этих войск, наоборот, состоит в том, чтобы восстановить порядок и спокойствие в Норвегии, нарушенные нападением Англии и Франции, взять под свою защиту жизнь и имущество населения Норвегии и помочь правительству Норвегии отразить нападение Англии и Франции".
  Чуть позже было опубликовано ещё одно заявление, окончательно расставившее по местам все "яти" и "еры":
  "Германо-советское коммюнике. 19 апреля 1940 года. (ТАСС). Правительство Германии и правительство СССР установили демаркационную линию между германскими и советскими войсками в Северной Норвегии, которая проходит от шведско-норвежской границы по реке Салангсэльва до её впадения в озеро Эвреватнет, далее по озёрам Эвреватнет и Нерватнет, далее по заливу Анс-фиорд между архипелагом Вестеролен и островом Сенья".
  А два дня спустя Телеграфное Агентство Советского Союза сообщило, что в городе Киркенес в Норвегии состоялся I-й Съезд северных саамов, принявший Декларацию о создании Северо-Саамской Народной Республики и избравший Совет саамских оленеводческих, охотничьих и рыбацких депутатов. В который вошли представители саамов Северной Норвегии и Финляндии.
  В тот же день СССР, ФДР и СДВНР официально признали новую народную республику. И заключили с ней договоры о дружбе и взаимопомощи. Внеочередная сессия финляндского парламента одобрила передачу ССНР исконных саамских земель, входящих в состав Финляндии, а именно, Фьельдовой и Северной Лапландии. А исконные земли, отнятые у саамов норвежским королем, а именно, Финнмарк и Тромс, были возвращены народу благодаря усилиям Советского Союза.
  Совет Лиги наций отказался признать Северо-Саамскую Народную Республику. Но мнение этой продажной, насквозь прогнившей и полностью обанкротившейся организации СССР больше не интересовало. Как и мнение её хозяев - Англии и Франции. По уши увязших в своей скандинавской авантюре.
  Что же касается озабоченности, которую проявил министр иностранных дел Германии Риббентроп в ходе очередного кратковременного рабочего визита в Москву, то её удалось смягчить. Путём подписания дополнительного протокола к договору о дружбе и сотрудничестве СССР и Германии, предусматривающего гарантии соблюдения нейтралитета и территориальной целостности Швеции, а также увеличение поставок зерна, леса, угля и руды в Германию.
  Основные силы советского десанта - три стрелковых полка, гаубичный артиллерийский полк, разведывательный, отдельный сапёрный и отдельный танковый батальоны 14-й стрелковой дивизии - выгрузились в Тромсё, Люнгене и Сёррейсе. В других местах высадилось от батальона до роты из состава 88-й стрелковой дивизии. А на маяках - от взвода до отделения.
  В Альтене была высажена усиленная стрелковая рота (четыреста бойцов и командиров, две 122-мм корпусных пушки, три 50-мм миномёта, три крупнокалиберных зенитных пулемёта, три ручных и три станковых пулемёта). А также взвод аэродромно-эксплуатационной роты 15-й морской вспомогательной авиабазы ВВС СФ с запасом горючего и необходимым оборудованием. Так как помимо развёртывания пункта временного базирования подлодок Северного флота тут планировалось создать оперативный гидроаэродром 118-го морского разведывательного авиаполка. Три летающих лодки которого приводнились на рейде уже на следующий день.
  Глубины Альтен-фиорда - от четырёхсот сорока метров у входа во фиорд до семидесяти на рейде Альтена и тридцати у причалов - позволяли без опаски принимать корабли с любой осадкой. От эсминцев и крейсеров до сверхдредноутов. Гигантская акватория - около мили в ширину и двадцати в длину - могла вместить весь англофранцузский флот!
  Впрочем, в Альтене англофранцузам делать теперь было нечего. Потому что теперь здесь обосновались советские корабли. Плавбаза подлодок "Умба". И сторожевик "Торос", высадивший десант и оставшийся для охраны и обороны нового пункта временного базирования флота.
  Бывший рыболовный траулер Мурманского госрыбтреста (водоизмещение - тысяча сто тонн; скорость - десять узлов; вооружение - две 45-мм пушки, два пулемёта и восемнадцать глубинных бомб; экипаж - сорок два человека), ясное дело, ни крейсеру, ни эсминцу противостоять был не способен. Не говоря уже о сверхдредноутах. Зато мог нести дозорную службу. Перебросить в нужную точку до батальона пехоты со штатным вооружением, боеприпасами и продовольствием. И оказать десантникам огневую поддержку. А большего от него и не требовалось.
  Полёт от Губы Грязная до Альтена занял три с половиной часа. Приводнившись и бросив якорь в полукабельтове от мыса Боссекопбергет, Сергей приказал стрелкам и бортрадистам остаться на вахте, а с остальными членами экипажей отправился в посёлок. Лежащий возле горы Комсафьеллет - колоссальной круглоголовой скалы двухсотметровой высоты, вспучившейся на самом краю широкой речной долины у места впадения Альтаэльвы в море.
  Стояло чудесное весеннее утро. Тёмно-сапфировая гладь залива искрилась под солнечными лучами. Одинокие облака пушистыми островами величаво плыли по небу. Отражаясь в прозрачных ледяных волнах.
  Слух у Сергея, наконец, отошёл от оглушающего рёва авиамоторов. И он услышал звонкие птичьи голоса. И тихий шелест прибоя.
  Выбравшись из надувной лодки на усеянную валунами и крупной галькой отмель, Сергей огляделся. И даже присвистнул от восхищения. Потому что такой необыкновенной красоты ещё нигде не видел. Ни в Крыму, ни на Балтике, ни на Мурмане. Хотя красивых мест и там было немало.
  Заснеженные горные цепи исполинской стеной окружали залив. Так что он был похож на огромное озеро. Серебряные вершины вонзались в небеса. Вздымая из воды отвесные склоны. А зелёные берега заросли берёзами и соснами.
  Воздух был чист и свеж, словно поцелуй ребёнка. Как сказал бы писатель М.Ю. Лермонтов.
  Разбросанные тут и там среди деревьев живописные группы жилых и хозяйственных построек удивительным образом дополняли величественную картину дикой северной природы. Будто подчёркивая истинные размеры километровых обрывов, утёсов и пропастей.
  При этом домики, издали казавшиеся такими игрушечными, на самом деле были довольно крупными строениями. В два этажа. С обшитыми тёсом стенами. И двускатными, укрытыми толстым слоем земли и дёрна, крышами. На которых уже поднялась трава. А кое-где паслись домашние козы.
  Большинство зданий было красно-коричневого охристого цвета с белыми наличниками окон и входными дверями. Но попадались и целиком белые.
  Позднее Сергей узнал, что только богачи красили дома в белый цвет сверху донизу. Ибо привозные белила стоили в семьдесят раз дороже охры местного производства.
  Военком полка во время торжественного митинга перед вылетом долго распространялся о бедственном положении трудового народа в Норвегии. Страдающего от пещерного феодализма и буржуазно-помещичьей эксплуатации.
  Однако признаков нищеты в посёлке не наблюдалось. А даже наоборот. Улицы были метёные. Дворы опрятные. Лавки - овощные и хлебные, мясные и рыбные, бакалейные, скобяные и суконные - полны товаров. А угнетённое население радости от освобождения не выражало. Ни бурной, ни какой.
  Всю зиму норвежские газеты, не жалея красок и не брезгуя самой низкопробной клеветой, раздували антисоветскую истерию и писали об ужасных "зверствах большевиков", якобы творившихся в соседней Финляндии. Запугивая обывателей мифической "красной угрозой". Пока наркомат иностранных дел СССР не направил правительству Норвегии ноту протеста, в которой указывалось, что "в последнее время норвежская пресса развернула ничем не сдерживаемую кампанию против Советского Союза, призывая к войне против СССР", и потребовал немедленно прекратить всю эту вакханалию.
  Продажные писаки умерили свой пыл. Но цель их была уже достигнута. Красной Армии теперь боялась не только правящая верхушка. Часть которой была настроена проанглофранцузски, часть - прогермански. Простые люди, одурманенные лживой пропагандой, также испытывали страх и недоверие.
  Пока сами не увидели, что советские бойцы и командиры не бандиты и не насильники, а защитники и спасители...
  С расквартированием Сергею и его парням повезло.
  Вариантов у них было немного. Спать на борту своих лодок. Повахтенно. На откидных койках. Либо ночевать на пловучей базе. В общем кубрике. На подвесных. Или, с благословения коменданта, определиться на постой к местным жителям.
  Что они и сделали. Поселившись в маленьком портовом трактирчике с экзотическим названием "Пирамида" (гостевые номера на втором этаже, питейный зал на первом, туалет на улице). И это была большая удача! Разместиться всего по трое в комнате. С пружинными кроватями! Плюс полный пансион. В смысле, настоящее горячее питание! А не галеты. Размоченные в кипяточке. Да консервы. Разогретые на примусе.
  - Хозяйка заведения, вдова Фискерсен, хорошо говорит по-русски, - сказал писарь из комендатуры и, дыхнув на печать, что есть силы саданул ей по талону на размещение. - Так что толмач вам не потребуется. Тут, кстати, многие русский язык знают. И норги, и лопари. Вот, только к русским относятся не очень, - поморщился он. - Понаслушались брехни всякой...
  В гостинице Сергей ожидал увидеть старую каргу. В чёрном клобуке. И прочей схиме. С поджатыми губами и колючим взглядом. Но вдова оказалась далеко не старой. И вовсе не каргой. Одевалась как все нормальные люди. И встретила новых постояльцев без неприязни.
  Это была молодая женщина. Лет двадцати пяти на вид. Небольшого роста. Плотно сбитая. Но стройная и гибкая. С фигурой гимнастки. Или цирковой акробатки. Спортивная. И вместе с тем очень женственная. Ладная. И радующая глаз. Крепкие ноги и сильные руки. Короткая шея, узкая талия и высокая грудь.
  А ещё Сергея поразило, насколько фру Фискерсен была похожа на его первую жену. Только без горбинки на переносице. Впрочем, у Катерины горбинка была не от рождения - в детстве с качелей сорвалась. В остальном же сходство было весьма заметным. Такие же пушистые тёмные волосы. Чёрные брови вразлёт. Зеленовато-карие, ореховые глаза. Маленький рот. С вишнёвыми пухленькими губками. И твёрдый подбородок с родинкой. Впрочем, у Катерины родинки не было. Кажется. Сергей уже не помнил. Но это не имело значения.
  Какое-то странное, но отрадное чувство охватило его душу. Словно он очень долго искал. Что-то давно потерянное. И, вот, наконец, нашёл.
  Хотя тогда этого ещё не понял...
  
  Глава 8
  
  ...Человек сам куёт собственное счастье. И несчастье.
  Свобода воли дана от рождения каждому. И люди делают свой выбор. Ежедневно, ежечасно, ежеминутно. То осознанно, то не очень. По большей части даже не представляя, насколько этот выбор может изменить их дальнейшую жизнь...
  После перебазирования в Альтен летающие лодки ВВС СФ могли дотянуться и до Скапа-Флоу, и до Вильгельмсхафена. Однако так далеко заходить от них не требовалось.
  Основной задачей шамшуринского звена была разведка в прибрежных районах к весту от Тромсё. У островов Сенья, Квалё и Рингвассё. И южнее. У Лофотенов и архипелага Вестеролен. А также в Анс-фиорде и Вест-фиорде.
  Штаб флота нуждался в достоверной информации о том, что творится в Харстаде и Нарвике. Ибо. Столько иностранных боевых кораблей, да ещё с десантом на борту, не появлялось вблизи от советских границ (всего сутки 25-узловым ходом до Мурманска) со времён Гражданской войны и интервенции!
  Да, немцы и англофранцузы были так заняты друг другом, что только пух да перья летели! Но. Чем чёрт не шутит, пока Бог спит? Так что и за теми, и за этими нужен был глаз да глаз.
  А посмотреть было на что!
  На выходе из Уфут-фиорда на камнях сидел английский крейсер типа "Аретуза" (семь тысяч тонн, две прямые трубы, три двухорудийные башни). Накренившийся и безлюдный. В Нарвике прямо у пирса торчали из воды полузатопленные туши трёх быстроходных войсковых транспортов. Один трёхтрубный, водоизмещением около двадцати пяти тысяч тонн. И два двухтрубных, до двадцати тысяч тонн каждый. А в Харстаде, тоже у причала, виднелись надстройки двух затонувших по самый полубак германских эскадренных миноносцев. И ещё один эсминец чуть поодаль. Носом на отмели. Весь побитый снарядами и чёрный от копоти.
  К этому времени политический кризис, разразившийся в стране фиордов после нападения Англии и Франции, достиг своего апогея.
  Волна патриотизма захлестнула не только крайне правые и крайне левые газеты. Такие как национал-социалистическая "Нашуналсоциалистен" и коммунистическая "Арбедерейн". Но и центристские. Такие как консервативная "Афтенпостен", либеральная "Дагбладет" и крестьянская "Нашунен". С критикой соглашателей и капитулянтов, окопавшихся во дворце на площади Слоттплассен, выступила даже "Арбедербладет" - главный рупор правящей Норвежской рабочей партии.
  Депутаты стортинга, четырежды за эту зиму обсуждавшие во время дебатов возможность вовлечения Норвегии в войну и четырежды принимавшие решение ни в коем случае (!) не предпринимать (!) никаких действий (!) против Великобритании, осознали, наконец, нависшую над Родиной опасность. Осудили пораженческую позицию Госсовета. И призвали короля сложить с себя корону.
  Пятнадцатого апреля под тяжким грузом обвинений в англофранцузской ориентации и предательстве национальных интересов Хокон VII был вынужден отречься от престола. В пользу сына. Взошедшего на трон под именем Улаф V.
  Премьер-министру Нюгорсволду также пришлось покинуть свой пост. Заодно с другими членами Государственного совета. В тот же день. И по тем же причинам.
  После консультаций с германским послом новый король назначил нового премьера. Которым стал Фёрер партии "Национальное собрание" Квислинг.
  Командор Превосходнейшего ордена Британской Империи, югославского ордена св. Саввы и ордена Короны Румынии Видкун Квислинг был одним из самых харизматичных политиков Норвегии (в тридцать третьем его даже увенчали титулом "Человек года"). Кадровый офицер (майор Генерального штаба в отставке), бывший разведчик (хотя разведчики бывшими не бывают) и дипломат, за десять лет прошедший путь от военного атташе до министра обороны, а теперь - лидер быстро набирающей силу политической партии, был хорошо известен в стране и за рубежом. И, невзирая на некоторый антисемитизм (сказывались долгие годы работы в Советской России, где после Октябрьского переворота в органах власти оказалось слишком много евреев), обладал авторитетом во всех слоях общества, а не только среди единомышленников - патриотов и национал-социалистов. Квислинга поддерживали военные. Принимала культурная элита. С ним считались и в деловых, и в политических, и в церковных кругах.
  Родившись в семье влиятельного священника, известного историка и писателя, он и сам неплохо владел пером. И даже написал книгу "Россия и мы". Немало повидав (в смысле, насмотревшись) за время работы в норвежском посольстве в Москве и в Нансеновской комиссии по оказанию помощи голодающим Поволжья, увлёкся философией. И даже создал новую философскую систему - универсизм. Суть которой можно было выразить латинским изречением "Universum, summa rerum". То бишь, Мир как целое.
  Помимо прочего, овеянный ореолом романтики и тайны (как и положено "рыцарю плаща и кинжала"), высокий белокурый атлет с серыми глазами производил неизгладимое впечатление на дам. Что имело весьма немаловажное значение! Учитывая тот факт, что Норвегия была первой суверенной страной, в которой женщины получили право голоса наравне с мужчинами. И участвовали в парламентских выборах.
  Так или иначе, но львиная доля населения с энтузиазмом встретила его назначение премьер-министром. А некоторые газеты даже объявили Квислинга "Спасителем Отечества".
  Больше всего надежд на него возлагали жители фюльке Нур-Норге и Трёнделага, где под Нарвиком и Тронгеймом в жестоких боях с англо-франко-польскими захватчиками крепло германско-норвежское боевое братство.
  А бои здесь, действительно, развернулись нешуточные.
  В одном из вылетов Сергей заметил на горизонте огромное чёрное облако. Очень подозрительное на вид! Поскольку так надымить мог только большой конвой. В сопровождении всего британского флота.
  В том, что это англичане, он даже не сомневался. У немцев ничего кроме эскадренных миноносцев здесь не было (да, и тех после бойни под Харстадом осталось раз, два и обчёлся!). Тяжёлые и лёгкие крейсера, высадив десант, сразу ушли. Нах Фатерлянд. А линейные, оказавшиеся дальше всех от родных берегов, не успели.
  Прорываться на юг под градом английских 15-дюймовых снарядов, 500-фунтовых авиабомб и 533-мм торпед было чистейшей воды самоубийством. Поэтому "Шарнхорст" и "Гнейзенау" отправились на северо-восток. И затаились на секретной базе Кригсмарине в губе Большая Западная Лица.
  Сергей развернулся. Добавил движкам оборотов. И с набором высоты направился в сторону облака. Чтобы на месте разобраться, что происходит. Чьи это суда. И куда они идут.
  Погода после вчерашнего шторма установилась почти безоблачная. Но ветреная. Волнение до четырёх баллов. Всё море в "барашках".
  Обстановка, между тем, стала понемногу проясняться. Несмотря на клубы дыма, затянувшего полгоризонта.
  - Два тяжёлых корабля, справа сорок, сто двадцать кабельтовых, - доложил штурман, устроившийся с биноклем в носовой стрелковой башне.
  - Британские?
  - Нет. Линкоры типа "Шарнхорст", - классифицировал обнаруженные цели лейтенант Матвеев. - Направление - ост. Скорость - двадцать узлов.
  - Раздолбали конвой и делают ноги! - не удержавшись, влез поперёд батьки со своим авторитетным мнением второй пилот младший лейтенант Вася Воронков, их штатный зубоскал, трепач и в каждой бочке затычка.
  - Не усидели в логове, голубчики. Вышли поохотиться, - прищурился Сергей. - И, судя по всему, охота удалась. Не иначе как танкер подловили! А теперь уходят. Но что-то не торопятся. Или догонять некому?
  - Концевой корабль идёт с лёгким креном и дифферентом на корму, - выглянув из башни, сообщил Матвеев. - Вероятно, имеет повреждения.
  - Зубастая дичь попалась, - усмехнулся Воронков. - Сама охотников покусала!
  - Лёва, я сейчас подойду поближе, а ты сделай пару фото на память, - приказал Сергей штурману. - Стрелкам усилить наблюдение! У этих красавцев по три гидросамолёта на борту. Если сунутся, отгонять предупредительным огнём!
  С каждой секундой силуэты кораблей становились всё отчётливей. Вздымая тучи брызг, два океанских хищника с огромными свастиками на полубаке, намалёванными на палубе от борта до борта, резали острыми "атлантическими" носами волны Норвежского моря.
  Сергею уже доводилось их видеть. Несколько месяцев назад. Когда "Шарнхорст" и "Гнейзенау" зашли в Мурманск после одного из боевых походов.
  Красота и мощь германских линейных крейсеров (длина - двести тридцать пять метров, ширина - тридцать, осадка - десять; водоизмещение - тридцать восемь тысяч тонн; скорость - тридцать узлов; дальность плавания - десять тысяч миль; вооружение - девять 28,3-см орудий в трёх башнях, четыре спаренных и четыре одиночных 15-см орудия, семь спаренных 10,5-см универсальных артиллерийских установок, восемь спаренных 3,7-см и восемь одиночных 2-см зенитных автоматов; бронирование: борт и боевая рубка - 350 мм, верхняя палуба - 50 мм, нижняя - 105 мм) поразила его тогда до глубины души.
  Советские линейные корабли - "Октябрьская революция", "Марат" и "Парижская коммуна" - грозно смотрелись лишь во время праздничного парада в День Рабоче-Крестьянского Военно-Морского Флота. Под флагами расцвечивания. На бочке. А в море устаревшие ещё до революции дредноуты с прямым форштевнем, широкими и плоскими утюгообразными корпусами, линейным расположением башен главного калибра и противоминными пушками в бортовых спонсонах-выступах были похожи на самоходные пловучие батареи. И по сравнению с иностранцами выглядели довольно архаично. Даже после модернизации.
  Новейшие шестидесятипятитысячетонные сверхдредноуты с 16-дюймовой артиллерией, строившиеся в Ленинграде, Молотовске и Николаеве, значительно превосходили все зарубежные линкоры, находившиеся в строю. Ни в чём не уступая аналогам, заложенным одновременно с ними. Однако до спуска на воду "Советского Союза" и его сестричек - "Советской России", "Советской Белоруссии" и "Советской Украины" - было ещё далеко.
  - Горящее судно, прямо по курсу, двадцать кабельтовых, сильный крен на правый борт... - доложил Матвеев. - Нет, братцы, это не танкер. Это - авианосец!
  - Вот почему столько дыма! - воскликнул Вася. - У них же полно горючего! И мазут, и авиабензин!
  - Да, уж! - поджал губы Сергей, закладывая вираж над погибающим кораблём. - Заполыхает, мама не горюй! Только спичку поднеси.
  Это, действительно, был авианосец.
  Судя по длине полётной палубы, обрывающейся, не доходя до полубака, маленькому островку ходовой рубки и отсутствию дымовой трубы - "Фьюриес".
  Заложенный как линейный крейсер, он достраивался уже как авианесущий. И по мере развития взглядов на авианосцы ещё три раза подвергался серьёзной модернизации. Пока не принял, наконец, нынешний вид (длина - двести сорок метров, ширина - двадцать восемь, осадка - восемь; водоизмещение - двадцать семь тысяч тонн; дальность плавания - семь с половиной тысяч миль; скорость - тридцать узлов; вооружение - восемнадцать торпедоносцев "Суордфиш", шесть спаренных 102-мм артиллерийских установок, три восьмиствольных 40-мм зенитных автомата и два подводных торпедных аппарата; бронирование: борт - 76 мм, палуба - 25 мм), став своеобразным полигоном для проверки новых конструкторских решений, отработки новых тактических приёмов и доводки новых типов вооружения и оборудования.
  Несмотря на все переделки, боевая ценность "Фьюриеса" была довольно невелика. Даже по сравнению с его систершипами "Корейджесом" и "Глориесом", которые несли до пятидесяти самолётов каждый. Поэтому после очередного капитального ремонта он использовался только для обучения пилотов палубной авиации.
  До тех пор, пока немцы не потопили "Корейджес". После чего "Фьюриес" вывели из резерва и включили в состав Флота Метрополии.
  В ходе проведения операции "Стрэтфорд" он обеспечивал противовоздушную оборону корабельной группировки в районе Нарвика. И авиационную поддержку десанта.
  Потеряв за две недели боёв почти всю авиагруппу (шестнадцать машин из восемнадцати, имевшихся на борту), "Фьюриес" возвращался в Англию в сопровождении двух эскадренных миноносцев. И на свою беду оказался в ненужном месте. В ненужное время.
  Да, видно, уж так на роду у него было написано, как говорил писатель М.Ю. Лермонтов.
  В течение сорокаминутного боя в авианосец угодило три 28,3-см полубронебойных снаряда. В верхний ангар, ходовую рубку и машинное отделение. Первый вызвал сильный пожар, быстро распространившийся по кораблю. Второй уничтожил всех, кто находился на мостике, включая капитана. А третий пробил борт ниже ватерлинии и разрушил две паровые турбины из четырёх.
  Ирония сутьбы заключалась в том, что, если бы "Фьюриес" остался в своём первоначальном виде, исход сражения мог бы оказаться несколько иным.
  Впрочем, даже без 15-дюймовой артиллерии, этот корабль представлял собой очень серьёзную опасность. Но лишь тогда, когда его "меч-рыбы" находились в воздухе. С авиаторпедами наперевес.
  Собственно говоря, "Шарнхорсту" и "Гнейзенау" крупно повезло, что противнику нечего было поднять в небо. Две эскадрильи "Суордфишей" могли бы оправить их на дно. Но вышло, как вышло. И на дно отправился "Фьюриес".
  Пытаясь хоть как-то защитить своего подопечного, эсминцы поставили дымзавесу и, отчаянно паля из всех восьми 120-мм пушек, отважно вступили в бой. Героический, но совершенно безнадёжный. Учитывая соотношение сил.
  Используя единственный шанс нанести противнику хоть какой-нибудь ущерб, они выскочили из-за дымовой завесы и устремились в торпедную атаку. Абсолютно безумную. Учитывая плотность заградительного огня.
  Противоминные и зенитные батареи линейных крейсеров били в упор. Посылая до ста 15-см, двести пятьдесят 10,5-см, более тысячи трёхсот 3,7-см и свыше тысячи 2-см снарядов в минуту. Семь тонн раскалённой крупповской стали и более двух тонн тринитротолуола. Каждые шестьдесят секунд!
  Уцелеть в таком аду было просто невозможно.
  Никто и не уцелел.
  Теряя ход, пылая и взрываясь, миноносцы сбились с курса. И вскоре замерли. Окутавшись облаками перегретого пара и густого чёрного дыма, тут и там прорезываемого оранжевыми языками пламени. Заваливаясь на бок. И уходя под воду. Прямо на глазах.
  Но. Всё же успели разрядить свои торпедные аппараты. И погибли не зря. Несмотря на то, что цели достигла только одна торпеда из шестнадцати выпущенных.
  Противоторпедные були новейших германских дредноутов были спроектированы так, чтобы противостоять взрыву 250 кг тротила. И могли выдержать попадание 450-мм авиаторпеды (вес боевой части - 211 кг). Поражение 533-мм торпедой (вес боевой части - 365 кг) с эсминца или подводной лодки было гораздо опаснее. Но даже в этом случае бронирование наружной обшивки (16 мм), противоторпедная переборка (45 мм) с пустыми отсеками за ней и стальные стенки нефтяных цистерн (8 мм), не говоря уже о главном броневом поясе (от 70 до 350 мм), были способны спасти линкор от гибели. Хотя от серьёзных повреждений и не уберегли.
  Вот почему "Шарнхорст" плёлся за "Гнейзенау" с креном и дифферентом. Вместо того чтобы, как обычно, идти рядом. Строем фронта. Вот почему германская эскадра отходила на восток. Вместо того чтобы продолжить свой рейд. На запад. Вот почему она отходила со скоростью всего двадцать узлов. Вместо того чтобы мчаться вдаль. На полном ходу.
  Позабыв обо всём, Сергей кружил над "Фьюриесом". Не в силах оторвать взгляд от агонизирующего корабля. Который горел. Глубоко осев кормой и сильно накренившись. С каждым мгновением оседая всё глубже. И кренясь всё сильнее. Пока вдруг не опрокинулся. Задрав нос. А потом ушёл вниз. Быстро. И плавно. Оставив на поверхности лишь пятно мазута. Какие-то обломки. Мусор. И ни одной спасательной шлюпки.
  - Всё отснял, Лёва? - с трудом приходя в себя после увиденного, спросил Сергей штурмана.
  - Всё, - кивнул Матвеев, выбираясь из башни.
  - Место уточни, - приказал Сергей.
  - Есть!
  - Колесников! - окликнул Сергей бортрадиста.
  - Я, товарищ командир!
  - Отправь радиограмму в штаб полка...
  Конец "Фьюриеса" произвел тяжёлое впечатление на всех. Даже Вася Воронков притих.
  Да, англичане были врагами. И получили по заслугам. На войне как на войне! И всё такое. Но. Смерть полутора тысяч человек в поднявшихся на дыбы задымлённых отсеках и коридорах, в полной темноте и ледяной воде, с грохотом врывающейся внутрь корабля, сминая переборки и заглушая крики утопающих, была поистине ужасной.
  Новая трагедия в Норвежском море вызвала неожиданно сильный резонанс. Потеря старого авианосца и двух столь же изношенных эсминцев, весьма прискорбная, но вовсе не фатальная, оказалась той самой соломинкой, которая сломала верблюжью спину. В смысле, стала последней каплей. Переполнившей чашу терпения британской общественности. И привела к целой серии отставок. Не только в Адмиралтействе, но и в Кабинете министров.
  Но об этом чуть позже...
  В глубине Альтен-фиорда, надёжно защищённого высокими горами от пронизывающих ветров, волны были значительно ниже, чем в открытом море. Короткие, без белых гребешков.
  Приводнившись, Сергей обогнул мыс Амтманснесет. Вошёл в гавань. И подрулил на малом ходу к широкому деревянному спуску. Законченному постройкой пару дней назад. На радость и экипажам, и техническому составу, и аэродромной команде.
  До этого летающим лодкам приходилось стоять на якорях посреди бухты. Что было крайне неудобно для обслуживания. Особенно для заправки топливом. Выматывающей у людей все силы. Даже в полный штиль.
  Долгий, переполненный событиями день подходил к концу. Яркий круг Солнца спустился к острым белоснежным зубцам, вонзающимся в небеса далеко на западе.
  Прилив достиг максимума. И волны плескались под самыми соснами у подножия горы Комсафьеллет.
  Разница между отливом и приливом в Альтене составляет более десяти футов. Так что во время отлива море отходит назад на несколько десятков метров. А в дельте Альтаэльвы пологое каменистое дно обнажается на протяжении более полумили. Но сейчас вода стояла высоко.
  Краснофлотцы, не мешкая, закрепили перекатное шасси и буксирный конец. Вытянули с помощью полуторки огромный воздушный корабль на берег. Установили его на манёвренной площадке рядом с другими. И пришвартовали к дюймовым стальным штырям, загнанным в грунт на метровую глубину.
  При такой парусности, как у ГСТ, предосторожность совсем не лишняя!
  Сергей покинул борт крайним. Как и положено командиру. Поблагодарил построившийся экипаж за отличное выполнение боевой задачи. А потом обошёл корабль, осматривая, всё ли в порядке. И похлопал его по фюзеляжу. Похвалив за полёт. И удачную посадку. По старой, подхваченной ещё в авиашколе, привычке.
   Затем заглянул в штабную палатку. Изучил солидную пачку документов - радиограммы с приказами, сводки погоды, боевые донесения, отчёты, накладные, сведения о состоянии матчасти и расходах горючего. Не уставая удивляться той быстроте, с которой накапливаются бумаги. Даже в таком небольшом подразделении! Проверил навигационные планы и утвердил расчёт полётов на завтра, штурманские указания и указания по радионавигации и по радиосвязи, профиль и режим полёта. Подписал список экипажей, вылетающих на боевое задание. План вылетов, боевой приказ и приказ по авиагарнизону. А также отчёт о собственном вылете, составленный Матвеевым, пока он разбирался со всей этой документацией.
  И ещё нашёл в себе силы, чтобы почитать свежий боевой листок, подготовленный секретарём партячейки. Лишь после этого отправившись в "Пирамиду". Поспать хоть пару часов перед тем, как снова встать. Незадолго до восхода Солнца. Для проведения предполётного инструктажа экипажей лейтенантов Клименко и Горохова.
  Клименко предстоял очередной разведывательный вылет в Норвежское море. А Горохову - очередной почтовый рейс в Полярное. С заходом в Тромсё и Лиинахамари. За пассажирами и прочими посылками.
  Когда дневальный разбудил Сергея, ему показалось, что он только что закрыл глаза. Но уже почти рассвело.
  Облившись во дворе водой по пояс, Сергей окончательно проснулся. Поднялся обратно в номер. Достал из рундука бритвенный прибор, собираясь побриться. И вдруг замер у окна. Залюбовавшись статной фигурой фру Фискерсен, снимающей с верёвок проморозившееся за ночь стираное бельё. И вдруг смутился. Когда она обернулась, почувствовав его взгляд, и с улыбкой помахала ему рукой.
  Сергей кивнул в ответ. И отступил вглубь комнаты. Пытаясь справиться с внезапно участившимся сердцебиением.
  Да, что это с ним такое?!
  Заглядываться стал на хозяйку. Всё чаще. Думает о ней. Всё больше. Теряется в её присутствии. Всё сильнее. И молчит, как вкопанный. Ни два, ни полтора. Влюбился что ли?
  А как же Анастасия?
  Не слишком ли вы круто поменяли курс, товарищ красный военморлёт? Ведь, вот же, совсем ещё недавно, полгода тому назад, с ума по ней сходили! Не зная, куда деваться от тоски и ревности.
  Не слишком! А что было, то прошло. И быльём поросло. Ну, не полюбила его Анастасия! Чего уж тут поделаешь. Сердцу не прикажешь. Ну, и ладно.
  Теперь это было уже не важно.
  Потому что Сергей очень сильно изменился за две крайние недели. И не только внутренне. Но и внешне. Так что с трудом узнавал себя в зеркале.
  Взгляд. То ли посветлел, то ли прояснился. Черты лица. Заметно потеплели и разгладились. Улыбка. Снова стала походить на улыбку. Возле глаз собрались лучистые морщинки, а в зрачках заискрились солнечные зайчики.
  Со временем тоже что-то непонятное творилось. Иногда ему даже казалось, что он провёл в Альтене чуть ли не полжизни. Хотя со дня их прилёта не миновало и полмесяца.
  Отправив лодки на задание, Сергей оставил своего заместителя штурмана звена лейтенанта Матвеева на хозяйстве. А сам пошёл в гостиницу. Чтобы отоспаться уже как следует.
  Но по дороге вдруг передумал.
  Утро выдалось такое пригожее, что спать было просто грешно! Небо как новорождённое. Ни облачка! Солнце словно золотой расплав в тигле. Даже сквозь ресницы слезу вышибает! Ветер два балла - дым над трубами чуть набок, флаги висят, ветки не колышутся. Теплынь. Красота, да и только!
  Глубоко задумавшись, Сергей медленно брёл по тропинке, сам не зная куда. Без всякой цели.
  Тёмно-синяя ширь фиорда была подёрнута лёгкой рябью. Отлив уже начался. И волны, с тихим шорохом вылизывая берег, раз за разом отступали всё дальше и дальше.
  Округлые коричневато-серые скалы, поднимаясь вдоль прибоя одно-двух ярусным амфитеатром, у северо-восточного склона Комсафьеллет растекались в широкий плоский партер. Метров четыреста на четыреста. Образуя загибающийся к югу, поросший сосняком и кустарником, мыс.
  Сергей дошёл до самой его оконечности. Спустился с невысокого гребня. И присел. Решив малость передохнуть, прежде чем идти назад.
  Несмотря на довольно ранний час уже изрядно припекало. Он скинул свой реглан. И устроился на нём в гладкой скальной выемке, как в уютном домашнем кресле.
  Перед ним светился синевой огромный залив. Окружённый заснеженными хребтами и вершинами. Над головой раскинулся бездонный небосвод. Украшенный сияющим солнечным диском. А в ногах, под Сергеем и за его спиной лежала гранитная глыба. Кое-где покрытая мхом и лишайниками. Кое-где совершенно голая. Исчерченная тонкими линиями трещин. Вдоль и поперёк. И узенькими шершавыми канавками. Тут и там. Сплетающимися в странный, похожий на детские каракули, узор.
  Что же делать? Как же быть-то ему теперь?
  Эта женщина, так неожиданно появившаяся в его жизни, наполнила её новым удивительным смыслом. Как горная река наполняет обмелевшее за зиму озеро своей весенней, чистой и прозрачной силой. Долго дремавшей в ледяном плену. Но ожившей, наконец, под жаркими лучами Солнца.
  Заразительная улыбка, смеющиеся глаза и непослушная чёлка фру Фискерсен неотступно стояли перед его внутренним взором. Сергей командовал звеном, руководил боевой работой и повседневной служебной деятельностью полусотни человек. С утра до ночи и с ночи до утра. Сам совершал боевые вылеты. Через день да каждый день. И постоянно думал о ней. Даже во время полёта! Где она сейчас? Во дворе или в доме? А может, пошла в лавку? Что она сейчас делает, с кем разговаривает, о чём думает? Как она сейчас выглядит, какое на ней платье, как прибраны волосы? Эти мысли, кружась где-то в глубине его сознания, не оставляли Сергея ни на мгновение. Отступая на задний план, когда обстановка требовала от него полной сосредоточенности. И возвращаясь, как только появлялась такая возможность.
  А ещё. Само собой, ясное дело, а как иначе! Он думал о ней как о женщине.
  Потому что не мог так о ней не думать! Наблюдая, с какой необыкновенной грацией двигается фру Фискерсен, занимаясь, казалось бы, самыми обычными делами. Хлопоча на кухне. Подавая постояльцам обед в столовой. Убираясь в номерах, меняя полотенца и перестилая простыни. А она, заметив, как он смотрит на неё, двигалась ещё грациознее. Словно нарочно. А может, действительно, нарочно?
  Сергея взволновало это предположение. Но он отбросил его. Как совершенно нереальное. И абсолютно несбыточное.
  Между тем, накопившаяся усталость всё же брала своё.
  Сергей буквально на секунду опустил ресницы. Вдыхая солёную морскую свежесть и вслушиваясь в гортанный крик чаек. И тут же заснул. Будто в омут провалился...
  Его разбудили лёгкие шаги. И шуршание скатывающихся с тропинки камешков.
  Открыв глаза, он увидел стройный женский силуэт на фоне безоблачного неба. И тотчас же догадался кто это. Даже не разглядев толком. А просто почувствовав.
  И не ошибся. Это и правда была она!
  Сергей поднялся. Сообразив, что случайно занял чужое место. И чертыхнулся про себя. Как же он сразу об этом не подумал?! Тоже мне разведчик! Ведь, кто-то же должен был протоптать сюда тропинку!
  Фру Фискерсен, например. Которая, похоже, здесь не раз уже бывала. Сидела на этой же скале, наверное. Наедине со своими мыслями. Смотрела на фиорд. И грустила.
  - Извините, - виновато улыбнулся он.
  - Извините, - смущённо сказала она. С ним в один голос. И покраснела, сконфузившись ещё сильнее.
  Сергей тоже стушевался. Сам не зная почему. И просто стоял. Молча глядя на неё. И не мог наглядеться.
  Фру Фискерсен была одета, как всегда, очень скромно. Но нарядно. На ней были маленькие сапожки-каньги с загнутыми вверх носками, длинная синяя юбка с цветным орнаментом понизу, крытый сукном полушубок с воротником-стойкой и украшенный тесьмой и бисером каппер на голове.
  Приталенный полушубок удачно подчёркивал достоинства её чудесной фигуры. Чёрная прядка выбилась из-под шапочки. Губы приоткрылись. Щёки горели. А в глазах отражалось море, горы и небеса.
  - Я вам помешала. Я не хотела... - растерянно сказала она. Безпомощно озираясь. В поисках путей к отступлению.
  Сергей вдруг испугался, что она сейчас уйдёт.
  - Нет! - воскликнул он.
  Такой роскошный случай познакомиться с фру Фискерсен поближе, в стороне от чужих глаз и ушей, Сергей упустить не мог! Кто знает, когда снова повезёт. И повезёт ли вообще!
  Нужно было что-то срочно предпринять. Чтобы удержать её. Задать какой-нибудь вопрос. Поинтересоваться чем-нибудь. Что-нибудь спросить. Пока она не ушла.
  - Где вы так хорошо научились говорить по-русски? - спросил он первое, что пришло в голову.
  И это сработало! Фру Фискерсен остановилась.
  - Мои родители - саамь. Мы переехали сюда из Лаппи. Саамь все хорошо говорят по-русски, - улыбнулась она. - Не то, что квены.
  Дальше - больше. Сергей спрашивал, фру Фискерсен отвечала. И мало-помалу они разговорились. Он предложил ей присесть на реглан. А сам устроился на валуне напротив. Почти что рядом. Не сводя с неё глаз. И впитывая каждое слово.
  У неё было необыкновенно поэтичное имя - Мёрэсь.
  То есть, морем данная. Морская. В переводе с саамского языка. Хотя так её звали только под родительским кровом. Отец с матерью да сёстры с братом. Все остальные, включая мужа, обращались к ней на норвежский лад, называя Мариной.
  - Мёрэсь... - протянул Сергей нараспев, наслаждаясь звучанием её имени. - Какое красивое у вас имя! Прямо под стать хозяйке.
  - Ну, что вы! Ничего особенного... - покачала головой она. И отвернулась, залившись краской от его незамысловатого комплимента.
  Чтобы загладить неловкость, Сергей спросил, не трудно ли ей одной управляться с гостиницей.
  - Да, нет. Не трудно совсем, - пожала плечами Мёрэсь. - Пароход из Гаммерфеста ходит часто. Привозит почту, товары всякие. Но приезжих бывает мало. Так что в гостинице пусто, - развела она руками. - Только по вечерам люди в зале сидят. Пьют пиво. Или грог. Вообще-то, она у меня не так уж и давно, эта гостиница.
  И, слово за слово, рассказала ему всю свою жизнь. То ли обстановка была такая располагающая. Тихо, тепло и солнечно. То ли слушатель попался такой внимательный. Родственная душа. То ли просто время пришло. Излить наболевшее.
  История её, при всей своей трагичности, была очень простой и вполне обычной для здешних мест. В семнадцать лет она познакомилась со шкипером случайно зашедшего в Альтен китобойца. И вскоре вышла замуж. Через год родила. А ещё через год, так и не побыв толком женой, овдовела. Как это часто случается в рыбацких посёлках, где всё связано с морем. Которое даёт жизнь. И забирает её. Безвременно, безжалостно и безнадежно.
  Судно уходит в море. И больше не возвращается. Никогда. И никто и никогда не узнает, что произошло. Что его погубило. Внезапный шквал или ужасный многодневный шторм. Жуткий мальстрём, острые скалы или удар раненого кашалота.
  Она долго ждала. Пока не смирилась с неизбежностью. Как и другие вдовы. Но вековать свой вдовий век под присмотром свёкра со свекровкой не захотела. И вернулась в Альтен. Имевшихся у неё сбережений и страховых выплат, полученных после смерти мужа, с трудом хватило на покупку маленького трактира. Доход с которого был не Бог весть какой. Но всё же позволял сводить концы с концами.
  Поэтому десять тысяч крон (целое состояние!), которые так щедро (да ещё за месяц вперёд!) заплатили ей за проживание советские лётчики, были настоящим подарком Сутьбы!
  - Ах, как было бы здорово, если бы вы задержались у нас подольше! - мечтательно вздохнула Мёрэсь. И посмотрела на него искоса. Кокетливо поправляя волосы.
  - А уж как мне этого хотелось бы, - сказал Сергей.
  Между прочим, совершенно искренне!
  Она почувствовала это. И звонко рассмеялась. Довольная произведённым эффектом.
  Он сначала смутился. А затем тоже засмеялся. Ему так легко было с ней рядом. Так светло и радостно! Как ещё ни с кем и никогда.
  - Это ничего, что я такая меркантильная? - спросила она, когда они насмеялись вдоволь. - Вы не разочарованы?
  - Нет, - сказал Сергей.
  Между прочим, совершенно серьёзно!
  Она почувствовала это. И опустила свои глубокие глаза. Зашторив их густыми чёрными ресницами.
  А потом попробовала поменять тему.
  - Ваши товарищи часто пишут письма домой. Я видела. А вы не пишете. Ваша жена, наверное, очень за вас переживает.
  - Не люблю писать письма, - сказал Сергей. Глядя вдаль.
  Мёрэсь помолчала немножечко. И попробовала поменять тему ещё раз.
  - У вас такая интересная профессия. Но опасная. Ваша жена, наверное, очень за вас переживает.
  - У меня нет жены, - сказал Сергей. - Я разведён.
  Её глаза широко распахнулись. И она отвернулась, чтобы он этого не заметил.
  А он и не заметил. Поскольку в этот момент внимательно рассматривал собственные руки. Сжимая и разжимая пальцы. Словно в первый раз увидев, как замечательно они сгибаются. И разгибаются.
  А потом вдруг рассказал ей обо всём. Как на духу. И о Катерине, и о Тамаре, и даже об Анастасии.
  Было уже за полдень, когда Сергей спохватился, что ему давно пора возвращаться в штаб. Да, и у Мёрэсь тоже было много дел. Сделать уборку. Приготовить ужин. Сварить грог. И так далее, и тому подобное.
  И они вернулись.
  Но, возвращаясь, оба думали вовсе не о делах. А совсем о другом. И он. И она...
  
  Глава 9
  
  ...Любовь часто сравнивают с войной. И не только потому, что в любви, как и на войне, все средства хороши.
  Отношения между влюблёнными, не говоря уже о супругах, действительно, иногда смахивают на артиллерийскую дуэль. И неудачный первый брак с данной точки зрения - это не промах, а так называемый "холодный" выстрел. Он же, "прожоговый". Он же, "согревательный". Который в обязательном порядке производится при подготовке орудия к боевой стрельбе.
  Исходя из той же аналогии, два следующих непопадания (то бишь, ещё две неудачных попытки создать семью) - тоже не беда, а всего лишь пристрелка. Чтобы взять цель в "вилку". Внести корректировку. И открыть шквальный огонь...
  Сии глубокомысленные рассуждения, коим меланхолично предавался Сергей во время очередного длительного боевого вылета, позволяли объяснить многое. Из того, что произошло с ним в недавнем прошлом. Того, что происходило с ним сейчас. И того, что могло произойти в недалёком будущем.
  Женитьба на Катерине, как это ни печально, оказалась "холодным" выстрелом. Жили они нормально. Как все. И ему даже казалось, что он любит её. Но это только казалось.
  Ибо. Как говорят на Востоке. Можно соблазнить мужчину, у которого есть жена. Можно соблазнить мужчину, у которого есть любовница. Но нельзя соблазнить мужчину, у которого есть любимая.
  А он поддался соблазну. Так что и говорить тут было не о чем! Соблазнила его Тамара. И увела из семьи. Как бычка на верёвочке. Да, только не любовь это была, а самый настоящий приворот! Со всеми вытекающими. Поэтому и жили они как в той поговорке. Як нема, купив би, а як е, то вбив би! В смысле, вместе - тошно, врозь - нельзя! С постоянными скандалами. На почве "культурного" времяпровождения. И прочего бытового пьянства.
  Что же касается Анастасии, то, несмотря на то, что Сергей влюбился в неё без памяти (было дело, чего уж тут скрывать!), влюблённость эта так и не переросла в настоящую любовь. Ведь, только взаимная любовь бывает настоящей. Большой, глубокой, истинной.
  Поэтому женитьбу Сергея на Тамаре (то есть, их развод!) следовало считать первым "пристрелочным" выстрелом. А предложение руки и сердца, сделанное им Анастасии (то есть, её отказ!) - вторым.
  При этом так уж вышло, что одна была старше его на полгода, другая - младше на пять с половиной лет, а Мёрэсь, по странному совпадению тоже родившаяся под созвездием Водолея, оказалась младше одной и старше другой ровно на три года. Что внушало надежду.
  Вилка!
  Прицел больше три. Наводить выше. Левее ноль-ноль семь. Десять снарядов, беглый.
  Огонь!
  А, может, это было и не совпадение. Может, именно, эта женщина была предназначена ему Сутьбой! А всё, что было до неё, являлось лишь прелюдией.
  Оставшись сиротой, Сергей уехал в Ново-Николаевск. А когда вырос, встретил там Катерину. Которая очень походила на Мёрэсь. По каковой причине он на ней и женился. Но это была не она.
  И тогда Сергей уехал в Ейск. Встретил там Тамару. И сошёлся с ней. Хотя Тамара не имела с Мёрэсь ничего общего. А он всё равно женился. Потому что она его приворожила. Это было нехорошо, неправильно, не по-людски! Но если бы не приворот, он никогда не бросил бы жену и сына. Такой уж он был человек.
  А потом Сергея перевели в Ленинград. И он встретил там Анастасию. Которая имела такую же фигуру. Была молода и красива. И даже родилась под теми же звёздами, что и Мёрэсь. И тогда он снова развёлся. И сделал ей предложение. Но получил отказ. Очень переживал. И только сейчас понял, что всё, что не делается - к лучшему! Ведь, всё это было ещё не то, что нужно. Не то, что суждено. Не то, что предначертано.
  Какими же длинными, извилистыми путями Сутьба тащила его в Альтен!
  А, ведь, всё могло бы быть иначе. Сергей, к примеру, мог окончить не Высшую школу морских лётчиков и летнабов ВВС РККА имени товарища Сталина, а обычную военную школу. Скажем, пехотную или артиллерийскую. Или курсы политруков. И попасть в Норвегию в составе 88-й стрелковой дивизии.
  Или, скажем, завербоваться на Крайний Север. К примеру, в Мурманский госрыбтрест. Матросом. И прибыть в Альтен на сторожевом корабле "Торос" - мобилизованном вместе с командой бывшем рыболовном траулере РТ-60 "Рабочий".
  Хотя это мало что меняло. Какая разница, артиллерист ты или пехотинец, лётчик или матрос! Ведь, от Сутьбы не уйти.
  А он и не собирался. А даже наоборот. Готов был принять свой жребий. Более того, даже мечтал об этом! Представляя. Как та, о ком речь, станет его женой. Той самой! Любимой, единственной!
  Сергей помотал головой, отгоняя страстное видение. А потом пробежался взглядом по приборной доске.
  Всё было в порядке. Курс - двести два с половиной. Высота - три тысячи. Скорость - двести.
  Монотонно ревели двигатели. Слева щербатой полосой темнели скалистые берега Сёр-Трёнделага. А справа до самого горизонта синели безкрайние просторы Норвежского моря.
  - Штурман, где мы сейчас? - спросил Сергей.
  - Шестьдесят четыре градуса северной широты, девять градусов сорок пять минут восточной долготы, - ответил Матвеев. - Сорок миль к норд-норд-осту от острова Фрейа.
  - Добро! Подходим к Тронгеймс-фиорду. Экипажу усилить наблюдение!
  На днях Клименко засёк какую-то суету в порту. Корабли, до этого спокойно стоявшие на рейде Тронгейма, вдруг оказались у причалов. Судя по всему, англофранцузы, дела у которых шли здесь совсем плохо, собирались сматывать удочки. И стоило за ними присмотреть. Чтобы убедиться, что они отправились восвояси. А не куда-нибудь ещё.
  Собственно говоря, им следовало убраться отсюда три недели тому назад. Когда закончилась провалом операция "Фалмут". В связи с чем, все прочие телодвижения Антанты в Норвегии стали излишни. И могли привести (и привели!) только к ненужным потерям.
  Во-первых, потому что Кригсмарине взяли под контроль Осло - важнейший морской порт и железнодорожный узел, промышленный, финансовый и политический центр страны. Вместе со стортингом, Госсоветом и королевской семьёй.
  Во-вторых, потому что Люфтваффе взяли под контроль не только аэродромы Форнебу в Осло и Сола в Ставангере, но и все остальные крупные аэродромы. И полностью захватили господство в воздухе.
  В-третьих, потому что Вермахт, свободно оперируя по внутренней дорожной сети, при поддержке норвежской армии сумел заблокировать вражеский десант в местах высадки.
  И, наконец, в главных. Гибель "Майти Худа" в теснинах Осло-фиорда, стала одной из величайших трагедий в истории британского флота. Однако потопление одного линкора (даже, если это самый большой и самый красивый линкор в мире!) не может повлиять на исход войны. Линкоры для того и строят, чтобы они шли в бой и тонули! Но дело в том, что на борту упомянутого линкора находился специальный военно-морской атташе адмирал Эванс. Который был единственным человеком, способным остановить кровопролитие. И добиться заключения перемирия, а затем и союзнического договора на условиях, приемлемых для обеих сторон. Так как обладал огромным авторитетом. И в Соединённом Королевстве, и в Норвегии. И в высшем обществе, и среди простого народа.
  Но сэр Эдвард погиб вместе с "Худом". А с ним погибли и надежды на быстрое урегулирование скандинавской проблемы. Хотя газеты об этом и не писали. Поместив лишь некролог с длинным списком почётных званий и наград погибшего. Полный мрачного пафоса. И упрёков, обращённых к подлым убийцам национального героя. Путешественника. Учёного. Писателя. Посла мира. И протчая, и протчая, и протчая...
  - Дым на горизонте! - сообщил штурман. - Конвой. Справа сорок пять. Двести восемьдесят кабельтовых.
  - Уточнить состав конвоя и элементы движения! - приказал Сергей и накренил машину, доворачивая в сторону цели. Чтобы поглядеть, что к чему.
  Однако близко подходить к англофранцузам и лезть под зенитный огонь он не собирался. Кроме того, по его мнению, вот-вот должны были появиться германские самолёты. Которые в суматохе могли и не рассмотреть, что у них красные звёзды на крыльях. И атаковать. Лодка-то лицензионная. Таких и у Антанты полно!
  - Пятнадцать вымпелов, - прервал ход его мыслей рапорт Матвеева. - Сверхдредноут, четыре крейсера и войсковой транспорт в охранении эсминцев. Направление - вест. Скорость - девятнадцать узлов.
  - Хватай мешки, вокзал отходит! - как всегда, встрял со своим непрошеным комментарием второй пилот младший лейтенант Вася Воронков. - Смазали пятки. Вояки хреновы!
  - Две девятки бомбардировщиков! - доложил младший сержант Денисов. - Одномоторные. Слева сто двадцать. Тридцать кабельтовых. Высота четыре с половиной тысячи.
  - А, вот, и провожающие, - усмехнулся Сергей. - Явились, не запылились!
  - Ещё две девятки! - добавил Денисов. - Идут следом. Слева сто двадцать. Полсотни кабельтовых. Высота та же.
  - Сейчас начнётся! - прищурился Сергей и приказал. - Экипаж! К бою! Колесников, радиограмму в полк: "Обнаружил британский конвой. Движется на запад. Состав. Координаты. Скорость". Воронков, Матвеев, приготовиться к фотосъёмке! Ксёндзов держать обороты. Чубарь, Денисов, не зевать! Бомберы редко ходят в одиночку. При появлении истребителей приказываю сразу же открывать огонь на поражение!
  Английские корабли были уже хорошо различимы. Конвой шёл пятью колоннами. В центре - линейный крейсер типа "Ринаун" (две трубы, три башни) и большой трёхтрубный транспорт, бывший пассажирский лайнер, водоизмещением не менее двадцати тысяч тонн. Справа от них - тяжёлый крейсер типа "графство" (три трубы, четыре башни) и крейсер ПВО типа "Кейптаун" (две трубы, четыре башни). Слева - два лёгких крейсера типа "Аретуза" (две трубы, три башни). А по краям - эсминцы.
  Приближение "юнкерсов" не осталось незамеченным. Контуры кораблей украсили вспышки выстрелов. И в небе тут и там запестрели зенитные разрывы. Всё гуще и гуще.
  Конвой располагал внушительным арсеналом из полутора сотен стволов универсальной и зенитной артиллерии калибром от 120-мм до 40-мм (в том числе, восемь четырёхствольных и три восьмиствольных 40-мм автомата типа "пом-пом"). А также двадцатью восемью четырёхствольными 12,7-мм пулемётными установками. Так что огонь был очень плотным! Семь тысяч восемьсот снарядов и пять тысяч шестьсот крупнокалиберных пуль - более четырёхсот пятидесяти килограмм раскалённой виккерсовской стали и почти центнер тринитротолуола! Каждую секунду.
  Однако попасть из зенитного орудия в летящий самолёт не так-то просто. Особенно, если этот самолёт пикирует. А орудие установлено на палубе. Которая качается. Во всех плоскостях. Плюс психологический фактор. Точнее, минус. Рёв падающего на корабль пикировщика и жуткий свист полутонных бомб меткости зенитным расчётам не прибавляет.
  Между тем, первые девятки "штукас" настигли, наконец, противника. Решительно переворачиваясь, бомбардировщики по очереди переходили в пике. Атакуя, как сапсан, делающий "ставку" на дичь во время соколиной охоты.
  Смотреть на происходящее было страшно даже издалека! Залпы зениток сверкали сквозь облака порохового дыма, как огни китайского фейерверка. Ослепительно белые пулемётные трассы исполосовали всё окружающее пространство. А рваные чёрные пятна, остающиеся после подрыва осколочно-фугасных снарядов, заполнили небеса. Сверху-донизу.
  Избавившись от своего смертоносного груза, "юнкерсы" выравнивались чуть ли не над трубами кораблей. Взмывали на сотню-другую метров. И со скольжением уходили в сторону берега. Несколько самолётов тянули за собой белёсые хвосты. Теряя топливо. Один уже горел. Ещё один, с остановившимся мотором, попытался сесть. Но зацепился за гребень волны. И кувыркнувшись, тут же ушёл под воду.
  А бомбы рвались на палубах и надстройках, вздымая вверх огромные султаны из пламени, клубящегося дыма и всяческих обломков. А если падали возле бортов, то поднимали в небо высокие белоснежные столбы из пены.
  Но это было ещё не всё. Едва осели водяные всплески, и стали разгораться пожары, как в атаку ринулись ещё две девятки "штукас". Со столь же зловещей неотвратимостью. И столь же ужасающей эффективностью.
  Перепало и войсковому транспорту, и линейному крейсеру, и тяжёлому с лёгкими. Но больше всего досталось эскадренным миноносцам. Особенно, трём. Которым не удалось уклониться от прямых попаданий.
  Пятисоткилограммовые осколочно-фугасные авиационные бомбы SC-500 (вес боевой части - 220 кг) были серьёзным угощением даже для сверхдредноутов. Тяжёлый крейсер могли запросто превратить в калеку. Лёгким крейсерам наносили увечья малосовместимые с жизнью. А лидеры и эсминцы сразу же отправляли на дно. Без долгих прелюдий и прочих предварительных ласк.
  Германский одномоторный пикирующий бомбардировщик Junkers Ju.87R, он же "Рихард", нёс на внешней подвеске всего одну такую бомбу. Но в том-то и дело, что охотились они только стаями. А группа "юнкерсов" (четыре штаффеля и штабное звено) несла уже тридцать девять SC-500! Или же, как в данном случае, тридцать шесть. Учитывая исключительную точность бомбометания, этого было вполне достаточно для разгрома и более крупного конвоя.
  А разгром был катастрофический.
  Сергей держался на небольшом удалении от места боя. Дабы штурман мог отснять его во всех деталях. И со всех ракурсов. А полюбоваться было на что.
  Поймав несколько фугасок подряд, потерял ход и загорелся транспорт. К обречённому судну подошли корабли охранения и стали снимать пассажиров и команду.
  Три эсминца, как выше уже упоминалось, имели прямые попадания. И, ярко пылая, доживали последние минуты. А их экипажи пытались спустить с накренившихся палуб на воду хоть что-нибудь из уцелевших плавсредств.
  Оба лёгких крейсера сумели как-то увернуться от бомб (близкие разрывы не в счёт) и не пострадали. Во всяком случае, внешне. Ни крена, ни пожаров.
  В отличие от крейсера ПВО, которому досталось по полной программе. Хотя пожаров на нём тоже видно не было. Так как он уже завалился на бок. А те немногие члены экипажа, что успели выскочить из его чрева, взывали о помощи, сбившись в кучки на обнажившемся днище.
  Тяжёлый крейсер получил две бомбы. В районе кормовых башен. И, судя по значительному дифференту, был вынужден затопить артиллерийские погреба. Так что полубак задрался вверх, а на юте по палубе катались волны.
  Прилетело и сверхдредноуту. Не менее двух бомб. Но он остался на ровном киле. Однако заметно осел в воду. Видимо, выровняв крен затоплением отсеков, противоположных тем, что были повреждены.
  Картина, в общем и целом, была ясна.
  Безвозвратные потери англофранцузов в военной технике и вооружении составили крейсер, три эскадренных миноносца и транспорт. Возвратные потери - линейный и тяжёлый крейсеры. Нуждавшиеся, как минимум, в полугодовом ремонте. В доке. А также два лёгких крейсера и шесть эсминцев. Которые ожидала стоянка у причальной стенки судоремонтного завода. На срок от пяти до тридцати суток. Безвозвратные потери в живой силе - до пятисот убитых и пропавших без вести. Возвратные потери - до тысячи раненых, контуженных, обожжённых, обваренных и переохлаждённых.
  Германские безвозвратные потери - два сбитых самолёта и два погибших экипажа. Возможно, ещё кто-нибудь из подранков не долетит до дома. Но не факт.
  В любом случае, этот бой Люфтваффе выиграли.
  - Всё! - сказал Сергей. - Спектакль окончен. Как говорится, финита ля-ля. Всем спасибо, все свободны!
  Они находились в воздухе уже около семи часов. Задание было выполнено. Пришло время возвращаться домой.
  "Пора домой!" - подумал Сергей. И сердце у него забилось чаще. А на душе потеплело. Потому что. Всего через несколько часов! Он снова увидит Мёрэсь.
  - Штурман, обратный курс!
  - Норд-норд-ост, командир.
  Развернув лодку, Сергей передал управление Воронкову, а сам решил пройтись по кораблю. Экипаж у него был слётанный. И в подзатыльниках не нуждался. Но подбадривать личный состав проверками давно вошло у Сергея в привычку. Которую он считал полезной. И менять не собирался.
  Прочитав радиограмму о боестолкновении англофранцузов и немцев, Сергей кивнул Колесникову, разрешая выход в эфир. А потом проверил штурманскую прокладку и бортжурнал. На Матвеева он полагался полностью. Но порядок есть порядок! Одобрительно похлопав его по плечу, Сергей ткнул кулаком в меховой сапог сидящего в пилоне бортмеханика. И махнул ему рукой, чтобы тот уступил ему своё место. Забравшись по вертикальному трапу в "кочегарку" и осмотрев оба мотора в иллюминаторы, Сергей изучил показания многочисленных тахометров, манометров и термометров. И, оставшись доволен, молча показал Ксёндзову большой палец. "Дед" у Сергея был толковый. Ещё до призыва окончил механический техникум и курсы судовождения Совторгфлота. И дело своё знал надёжно. У Чубаря с Денисовым тоже всё было в ажуре. Оба несли службу бодро, ничем не отвлекаясь, стойко переносили и бдительно охраняли. Прошлой весной, ещё будучи комэской, Сергей сам уговорил Чубаря остаться на сверхсрочную. А когда был снят с должности и остался без экипажа, выпросил его у комполка. И ни разу об этом не пожалел.
  В конце осмотра он заглянул в гальюн. С целью проверки его санитарного состояния, технической исправности и прочей боеготовности.
  Появление ватерклозета на самолётах Сергей считал одним из важнейших достижений современного авиастроения. Наряду с изобретением автопилота и радиокомпаса. Лётчик-истребитель мог продержаться час-другой в воздухе и без туалета. А экипажи тяжёлых бомбардировщиков и дальних разведчиков во время многочасовых полётов сталкивались с этой проблемой вплотную. Решая её каждый по-своему. В смысле, кто во что горазд. Кто в баночку, кто в ведёрко. И так далее, и тому подобное. Что было довольно неудобно, не очень гигиенично и совершенно неромантично.
  Завершив обход корабля, Сергей вдруг вспомнил, что ничего кроме "ворошиловского" завтрака (он же, стартовый) с ночи ещё не ел.
  Благодаря американскому происхождению на ГСТ помимо санузла и спального отсека имелась и кухня с электрической плитой. Но кашеварить им теперь не требовалось. В нескольких термосах хранилось и первое, и второе, и третье. И кофе, и какао с чаем. Приготовленные заботливыми руками Мёрэсь.
  А готовила она так, что пальчики оближешь! И мясо, и рыбу. И дичь, и птицу. И супы, и каши. И овощи, и десерт. Не только традиционные саамские блюда из оленины и лосося. Но и шведские, и норвежские, и русские, и даже украинские! Пекла и блины, и оладьи, и булочки, и пирожки, и даже пирожные.
  Поэтому его ребята являлись теперь на приём пищи, минута в минуту. Точнее, чем на утреннее построение! И самым страшным наказанием для них было остаться без горячего питания (завтрака, второго завтрака, обеда или ужина).
  Сегодня на первое была густая уха из сёмги с ржаными лепёшками, на второе - оленья поджарка с картофельным пюре, солеными огурчиками и сладким брусничным вареньем, а на третье - крепкий чай и горячий хлебный сыр с мёдом.
  Заморив червячка, Сергей вернулся в пилотскую кабину. Посмотреть, как идут дела у Васи Воронкова.
  Дела шли замечательно. Курс - двадцать два с половиной. Высота - три тысячи. Скорость - двести.
  - Добро, - сказал Сергей. - Так держать!
  - Есть, так держать! - ответил Вася.
  - Через час сменю, - сказал Сергей.
  И ушёл в спальный отсек. Массу притопить. В смысле, вздремнуть немного. Пока тихо. Ибо. "Адмиральский час" на флоте - это святое!
  Устроившись на нижней койке, он отвернулся к стене. И уснул, как только голова коснулась подушки. И ничто не могло нарушить этот сон. Ни рёв двигателей. Который не мешал, а только успокаивал. Ни воздушные ямы. Которые не трясли, а только убаюкивали.
  А час спустя Сергей уже снова сидел за штурвалом.
  Как ни странно, но при всём его недосыпе, для того чтобы восстановиться, ему хватало часа послеобеденного сна.
  Была, однако, ещё одна причина, почему он старался не упускать возможность поспать после обеда. Дневной сон не просто делил рабочий день пополам, а каким-то необъяснимым образом трансформировал его в два! Время растягивалось. Так что возникало стойкое ощущение, что всё, что происходило до обеда, произошло не сегодня, а вчера.
  В старые добрые времена, когда у Сергея ещё была семья, таким необычным способом ему удавалось превратить один короткий командирский выходной в два. Чтобы подольше побыть с женой. Но потом, когда чувства угасли, он стал растягивать уже не свободное время, а служебное. С прямо противоположной, так сказать, целью.
  Забавно. Раньше он не знал, куда девать целые дни, а теперь берёг каждую минуту! Чтобы провести её с Мёрэсь.
  На людях он, само собой, старался ничем не выказать, как к ней относится, дабы не скомпрометировать её. Но Мёрэсь это совсем не волновало. Увидев Сергея, она словно вспыхивала вся. Глаза сияли, щёки розовели, а на губах цвела улыбка. Будто свет включали в тёмной комнате!
  А он пытался выглядеть серьёзным. Изо всех сил напуская на себя солидность, строгость, даже мрачность. Но у него плохо получалось. Потому что рот сам расползался во все стороны, хоть завязочки пришивай.
  Невзирая на все беды и горести, выпавшие на её долю, Мёрэсь сохранила удивительную жизнерадостность. Оставшись такой же весёлой, озорной и смешливой девчонкой, какой была когда-то. И смотрела на мир восхищёнными глазами ребёнка. Встречая наступающий день с надеждой. И провожая уходящий с благодарностью. Утром здороваясь с Солнцем, а вечером - с Луной и звёздами. Дружила с деревьями и цветами. Ладила со зверями и птицами. И почитала Богов и духов-покровителей своего народа.
  Рядом с ней Сергей забывал и о войне, и о служебных делах, и о неустроенной личной жизни. Хотя, что касается его личной жизни, то назвать её неустроенной было уже нельзя.
  Каждый вечер, поужинав, он спешил на берег. Устраивался на своём валуне. И ждал. Разглядывая узоры на скалах. Точнее, рисунки. Охотников с луками, рыбаков в лодках, оленей в загонах. В которые, если присмотреться, складывались линии, выбитые, как уверяла Мёрэсь, первыми саамь, поселившимися в Сапми после окончания Великой Стужи.
  Но ожидание его было недолгим. Потому что по тропинке. Вслед за ним. Всего через несколько минут! Спускалась она. Чуть-чуть запыхавшаяся, слегка раскрасневшаяся, радостно улыбающаяся.
  - Тиррв! - махала рукой Мёрэсь ещё издали. - Привет!
  - Привет! - поднимался Сергей ей навстречу.
  И молча брал за руки. Утопая в завораживающей глубине ясных ореховых глаз. С трудом справляясь с желанием сжать её в объятиях. И поцеловать уже, наконец!
  Иногда ему казалось, что она не оттолкнула бы его. И даже ответила на поцелуй. Но Сергей не решался это проверить. Страшась потерять то, что у него уже есть, в погоне за тем, чего пока ещё нет. И, если поспешить, может, никогда и не будет.
  И он отступал назад. Со вздохом. Не замечая, что она тоже тихонько переводит дух. А если и замечал, то не придавал этому значения. Считая, что у неё просто сбилось дыхание от быстрой ходьбы.
  А потом они садились рядом. И говорили. Обо всём на свете! О природе. О погоде и непогоде. О далёких странах. О музыке и литературе. И просто о жизни. Наслаждаясь одним из тех разговоров, которые, по словам писателя М.Ю. Лермонтова, на бумаге не имеют смысла, которых повторить нельзя и нельзя даже запомнить.
  Начитанность и кругозор Мёрэсь, прекрасно разбиравшейся не только женском рукоделии, иногда просто поражали его! Где могла набраться всего этого, простая девчонка из маленького посёлка, прильнувшего к скалам на самом краешке земли?
  Начать с того, что помимо родного саамского, она хорошо владела ещё несколькими языками - норвежским, шведским, датским, финским и русским. Сносно объяснялась по-немецки и по-английски. А на шведском, норвежском и русском языках умела читать и писать.
  Хотя, насчёт языков, как раз, всё было понятно.
  По-русски и по-фински говорили все саамь, проживавшие в российской Лапландии. Откуда была родом Мёрэсь. А датский, шведский и норвежский языки входят в восточный кластер континентальной подгруппы скандинавской группы германских языков. И имеют больше сходства, чем различий. Жители Норвегии, долгое время принадлежавшей Дании, а затем Швеции, продолжали общаться на шведско-датско-норвежском "суржике" даже после того как в середине прошлого века, благодаря усилиям филологов и литераторов, из этой смеси выделились национальные языки. Что же касается английского и немецкого, тоже, кстати, относящихся к германским языкам, то им в портовом трактире несложно было выучиться.
  Начальное образование Мёрэсь получила в приходской школе. А остальные знания почерпнула из жизни. И из книг. Стоявших у неё в гостиной в резном двухстворчатом шкафу. Книги были в основном на хёгсвенска (шведский "высокий" язык) и букмол (норвежский "книжный" язык). Но попадались и на русском. Те же Пушкин и Лермонтов, например.
  Самое почётное место на полках занимала энциклопедия - комплект из тридцати с лишним томов "Nordisk familjebok" в роскошных переплётах из свиной кожи с золотым тиснением на корешках. Рядом с которыми стояли переводные издания - Шекспир и Шиллер, Гёте и Гюго, Байрон и Бальзак. Тоже на шведском. А также сочинения современных норвежских авторов - Бьёрнсона, Гамсуна, Ибсена и Унсет. А ещё, само собой, ясное дело, а как иначе! Толстая поваренная книга.
  Мёрэсь очень любила читать. И в этом они с Сергеем были похожи. В том числе, и в этом. Ибо они были похожи не только в этом, а почти во всём!
  Одинаково смотрели на мир. Восхищаясь его красотой и сообразностью. Одинаково относились к людям. Уважая одни и те же качества характера. Имели одинаковый взгляд на вещи. Вообще, не придавая им никакого значения! А мысли их были настолько созвучны, что иногда, сами того не ожидая, они хором произносили одно и то же слово. Или целую фразу.
  И каждый раз, когда это происходило. А происходило это не раз и не два, а постоянно! Сергей улыбался, а Мёрэсь смеялась счастливым смехом.
  Такой унисон мог означать (и, конечно же, означал!) только одно. Что они были созданы друг для друга. Что встреча их была предопределена, предрешена, предуготовлена. Что это - настоящая Любовь...
  Сергей не сомневался в этом. И что-то подсказывало ему, что и Мёрэсь думает точно так же. Потому что тоже любит его. Не может не любить!
  От этих умозаключений его бросило в жар. Хотя в кабине было, мягко говоря, прохладно. Как и полагается на высоте три тысячи метров над уровнем моря. Особенно, в Арктике.
  "Нет! - твёрдо сказал себе Сергей. - Так продолжаться больше не может! Ты должен ей признаться. Во всём!".
  И его тут же обдало холодом. От принятого решения. Труса он никогда не праздновал. Но сейчас, сказать по чести, был к этому весьма близок.
  "Да! - твёрдо сказал себе Сергей. - Ты должен признаться. И ты признаешься! Но не сегодня, - добавил он. - Сегодня - среда. Ну, кто же признаётся в любви по средам! Среда - не подходящий день для признания. Вот, настанет воскресенье, тогда и признаешься".
  - Остров Верёй на траверзе. Час до Нарвика, - ворвался в его мысли голос штурмана. - Курс - норд-ост-тень-ост.
  - Есть, норд-ост-тень-ост! - повторил Сергей и, слегка накренив машину, взял на четыре румба правее.
  В соответствии с планом полёта на обратном пути им надо было зайти сюда ещё раз. Посмотреть, не изменилось ли что-нибудь с утра. Передвижения кораблей и судов в гавани могли много рассказать о намерениях англофранцузов.
  Под крылом в широких просветах между облаками, словно вулканическое стекло, мрачно поблёскивало тёмное зеркало Вест-фиорда. Враждебного, холодного и пустого.
  Боевые действия, в полную силу развернувшиеся у берегов Норвегии, серьёзно ударили по её экономике. И, в первую очередь, по морским грузоперевозкам и рыбодобывающей промышленности. Большинство траулеров ржавело на приколе. Каботажное судоходство практически полностью прекратилось. Так же как и вывоз руды из Нарвика. И море опустело.
  Если не считать рыскающих тут и там английских крейсеров и эскадренных миноносцев. Хотя после нескольких серьёзных столкновений с пикировщиками Люфтваффе и подводниками Кригсмарине их количество здесь сильно поубавилось.
  Норвежская кампания дорого обошлась Британии.
  Менее чем за месяц было потеряно три сверхдредноута из шести, участвовавших в высадке. "Худ" потопили береговые батареи. "Уорспайт" и "Вэлиент" - подлодки. Ещё три линкора было повреждено. "Родней" - двумя 9-дюймовыми снарядами и 1000-кг бомбой в Бергене, "Ринаун" - двумя 500-кг бомбами в Тронгейме, "Рипалс" - двумя торпедами в Вест-фиорде. Авианосец уничтожили германские дредноуты. Из четырёх тяжёлых крейсеров два было потоплено подлодками ("Бервик" и "Йорк"), два повреждено пикирующими бомбардировщиками ("Саффолк" и "Девоншир"). Из семнадцати лёгких крейсеров уцелело четыре. "Аврору" отправил на дно рейдер. "Глазго", "Саутгемптон", "Шеффилд", "Каиро" и "Эмерод" - подлодки. "Кэрлю" и "Кардифф" - пикировщики. А "Эффингем" и "Пенелопе" добили свои же эсминцы, после того как те сели на камни (один - в районе Ставангера, другой - под Нарвиком). Ещё три крейсера были повреждены близкими разрывами тяжёлых авиабомб ("Эмиль Бертен" в Тронгейме, "Кюрасао" в Ставангере, "Карлайл" в Бергене). Из двух лидеров не осталось ни одного. "Бизон" потопила авиация, а "Майе Брезе" затонул после пожара, вызванного случайным выстрелом из собственного торпедного аппарата. Из пятидесяти четырёх эсминцев погибло тридцать. Один подорвался на мине, четыре было уничтожено артиллерийским огнём, одиннадцать - подлодками, четырнадцать - авиацией. Кроме того, было потоплено восемь быстроходных войсковых транспортов общим водоизмещением сто пятьдесят тысяч тонн.
  Какая-нибудь другая страна не скоро оправилась бы после такого кровопускания. Но только не Туманный Альбион! Военно-морские силы Соединённого Королевства помимо Флота Метрополии включали в себя Средиземноморский флот, Северо-Атлантическое, Южно-Атлантическое, Американское, Вест-Индийское и Ост-Индийское командования, Австралийские ВМС, Новозеландский и Канадский дивизионы. Насчитывающие ещё семь сверхдредноутов (не считая ремонтирующихся и модернизирующихся), четыре авианосца, восемь тяжёлых и пятнадцать лёгких крейсеров, сто шестьдесят шесть лидеров и эсминцев, сорок тральщиков и семьдесят подводных лодок. Конечно, все эти силы находились вдали от Англии. И требовалось время для того, чтобы передислоцировать их поближе. Но это было не важно. Британский лев крепко получил по носу. Однако всё ещё был очень силён.
  Тем не менее, Первому Лорду Адмиралтейства Черчиллю пришлось держать ответ. За проигранную войну. В качестве главного козла отпущения. Он сдал дела. И вернулся к литературной деятельности.
  Командующий Флотом Метрополии адмирал Форбс получил звание Адмирал флота (высшее воинское звание в британском флоте, за два с половиной века присваивавшееся не более ста раз!). Был возведён в Рыцари Большого Креста Почётнейшего ордена Бани (высшая степень ордена, после Суверена, которым является Король Англии, и Гроссмейстера, которым является Принц Уэльский). А затем отправился в отставку. Отбыл в своё поместье в Суррее. И занялся игрой в гольф.
  Но этим дело не ограничилось. Парламентская оппозиция жаждала крови. И неделю спустя, после слушаний в Палате общин, посвящённых поражению в Норвегии, и голосования о доверии правительству, оставил свой пост Премьер-министр Великобритании Чемберлен.
  А ещё через неделю последний англо-франко-польский оккупант покинул негостеприимные берега страны фиордов.
  Однако прежде чем уйти из Норвегии Антанта, задыхаясь от бессильной ярости и злобы, нанесла ещё один удар. Точнее, несколько ударов.
  Эта операция английского флота, проведённая по указанию Черчилля за день до его ухода, не имела ни стратегического, ни оперативного, ни тактического значения. Являясь, по сути дела, мелкой и подлой местью уязвлённого своими провалами чиновника. Ради утоления собственных амбиций готового пойти на любое преступление! Не считаясь ни с какими потерями (не ему же тонуть, захлёбываясь в ледяной воде и мазуте!). Ни с какими жертвами среди мирного населения (не его же родным и близким погибать под развалинами своих домов!). Ни с какими дипломатическими осложнениями (не ему же расхлёбывать их последствия!), которые могли усугубить и без того нелёгкое положение страны.
  Ничего этого Сергей тогда не знал. Да, и не мог знать!
  Но очень скоро ему предстояло лицом к лицу сойтись в смертельной схватке с озверевшим врагом. Потерявшим всякое представление о добре и зле...
  
  Глава 10
  
  ...Жизнь иногда похожа на роман.
  Но это не роман. В жизни всё происходит на самом деле. Роман можно отредактировать. Переписать целиком. Или сжечь неудачную рукопись. Хотя считается, что рукописи не горят. Горят. И ещё как! Но жизнь не перепишешь. И заново не проживёшь. Она даётся только один раз. Поэтому приходится жить её сразу набело. Без черновиков.
  К сожалению, люди слишком поздно приходят к осознанию этой истины. Успевая наделать множество ошибок. Исправить которые очень трудно...
  Постоянно думая о Мёрэсь, мечтая быть с ней рядом, Сергей снова и снова благодарил Сутьбу за всё, в чём упрекал когда-то. Тогда, когда ещё считал отказ Анастасии выйти за него замуж катастрофой. И окончательным крушением всех и всяческих надежд. Ещё не догадываясь, что это не конец, а только начало. Что, если бы не вся эта история, он не был бы сейчас свободен. По-прежнему жил бы с нелюбимой женой. И пил. Скатываясь всё ниже. Пока не вылетел бы с флота. И не оказался в сточной канаве. Где и закончил бы свою никчёмную, никому не нужную жизнь. А самое главное! Никогда не оказался бы в Норвегии. И не встретил Мёрэсь.
  Нет! Нахмурился Сергей. И выкинул дурацкие мысли из головы. Они не могли не встретиться!
  В ближайшее же воскресенье он признается ей во всём. И сделает предложение.
  Да! Зажмурился Сергей. Мёрэсь должна стать его женой! Только так и не иначе!
  Ну и что, что она иностранно-подданная! В соответствии с Кодексом законов о браке, семье и опеке Российской С.Ф.С.Р. от 1926 года, браки между иностранцами и советскими гражданами регистрируются на общих основаниях по месту жительства одного из заявителей.
  При условии взаимного согласия, достижении ими брачного возраста и предоставлении документов, удостоверяющих личность. Если, разумеется, они не являются родственниками по прямой восходящей или нисходящей линии, а также полнородными или неполнородными братьями и сестрами, не признаны в установленном законом порядке слабоумными или душевнобольными и не состоят в другом зарегистрированном или незарегистрированном браке.
  А они с Мёрэсь не состоят, не признаны, не являются и уже достигли! Так что надо лишь прийти в коммунальный совет, предоставить документы и сообщить о взаимном согласии.
  Кстати! Не такая уж она была и иностранно-подданная! Ведь, теперь Киркенесская губерния (бывшая фюльке Финнмарк) входила не в буржуазно-помещичье Королевство Норвегия, а в Северо-Саамскую Народную Республику. Которая по форме правления была советской. Так же как и остальные недавно образованные народные республики. И, так же как и они, вскорости могла войти в состав СССР.
  И происхождение у Мёрэсь было самое, что ни на есть, рабоче-крестьянское. Хотя классовая принадлежность малость и подкачала.
  Формально её можно было отнести к мелкой буржуазии. Но. Только формально. Так как, даже являясь хозяйкой трактира, она вела абсолютно пролетарский образ жизни. Наёмных работников отродясь не держала. И крутилась весь день, как белка в колесе. Одна за всех. И уборщица, и прачка, и кухарка. И подавальщица, и посудомойка. И горничная, и экономка.
  Впрочем, никаких требований к происхождению и классовой принадлежности в Кодексе законов о браке, семье и опеке не предъявлялось. Так что дело было за малым.
  "Однако... - вздыхая, почесал в затылке Сергей. - Легче сказать, чем сделать! Жених-то согласен. А, вот, невеста?"
  Помимо многих других замечательных качеств, у Мёрэсь было ещё одно. Высоко ценимое Сергеем в женщинах. Более того! Имевшее для него наиважнейшее значение! Будучи от природы целомудренной и чистой, Мёрэсь, овдовев, ни с кем не встречалась. Никогда! Потому что без любви встречаться с мужчинами не могла. И не хотела.
  Молодая и привлекательная вдовушка вызывала немалый интерес. И у местных, и у приезжих ухажёров. И у холостых, и у женатых. Но в жёсткой форме (а иногда и в очень жёсткой!) пресекала все поползновения в свою сторону. Невзирая на семейный статус, имущественное и общественное положение претендентов. Заслужив репутацию самой неприступной вдовы на берегах Нур-Норге.
  Делать, однако, было нечего. В смысле, пора было делать! Предложение. "А там будь, что будет!" - решил Сергей.
  Он стоял у воды, наблюдая за подготовкой ГСТ Клименко (тактический номер "32") к взлёту. "Дунька-письмоносица" Горохова (тактический номер "33"), полчаса назад ушедшая в сторону Тромсё, уже скрылась из виду. А его собственная лодка (тактический номер "31") тихо покачивалась возле дощатого спуска, ожидая очереди на вылет.
  Солнце, коснувшись горных вершин на западе, но так за них и не спрятавшись, продолжало как ни в чём не бывало катиться по небу. В середине мая в Альтен приходит полярный день. Который характеризуется полным отсутствием ночи. И длится до конца июля. Поэтому в подходящих метеоусловиях летать можно было круглые сутки.
  А условия были подходящими. Судя по крайней сводке в ближайшие двое суток ухудшения погоды не ожидалось. Ни в Норвежском море, ни в Баренцевом. И это радовало. Где-то над океаном, наверняка, уже зародился очередной циклон. Но сюда он доберётся лишь через несколько дней. Значит, "тридцать третья" успеет вернуться домой.
  Сергей улыбнулся. Поймав себя на мысли, что уже считает Альтен домом.
  А разве может быть иначе? Ведь, твой дом не там, где ты прописан. А там, где ты живёшь с любимой женщиной. Которая думает о тебе. Которая любит тебя. Которая тебя ждёт.
  Клименко поднял руку, запрашивая разрешение на взлёт. Вернувшись к действительности, Сергей кивнул дежурному по гидроаэродрому. Стартёр махнул белым флажком. Взревели моторы. И огромная машина с цифрой "32" на руле поворота, расталкивая волны, двинулась к выходу из порта.
  На бомбодержателях под её крыльями, так же как и на ГСТ Сергея, темнели 250-килограммовые авиабомбы.
  Битва на берегах Уфут-фиорда близилась к завершению. После сдачи Тронгейма участь Нарвика была фактически предрешена. К исходу дня четырнадцатого мая германско-норвежские войска прижали англо-франко-польские части к окраинам города. Стоявшие на рейде британские корабли подошли к причалам. Явно готовясь к эвакуации. Поэтому Сергей получил из штаба полка приказ - усилить разведку и подниматься в воздух с полной бомбовой нагрузкой. В связи с резким обострением международной обстановки.
  Это несколько снижало дальность полёта. Зато в случае необходимости позволяло немедленно нанести ответный удар по озверелому врагу. А такая необходимость могла возникнуть в любой момент.
  "Ну, а потом, когда мы с Мёрэсь распишемся, - размышлял Сергей, провожая взглядом выруливающий на старт самолёт. - Надо будет усыновить её ребёнка".
  К деткам, в общем и целом, он относился положительно. Но по-разному. Младенцев брать на руки остерегался. Не зная, что с ними делать. Остро ощущая свою неуклюжесть и полную безграмотность в данном вопросе. И рядом с ползунками чувствовал себя не лучше. Находясь в постоянном напряжении из опасения упустить этих непосед из виду. С подростками, особенно с девочками, то замкнутыми и молчаливыми, то дерзкими и самоуверенными, общий язык находил с трудом. Как и большинство взрослых. А, вот, с детьми дошкольного и младшего школьного возраста, особенно с малышнёй от двух до пяти, возился с удовольствием.
  Но так уж вышло, что повозиться с собственным сынишкой ему не пришлось. Сначала не давали то работа, то учёба. То с утра до вечера, то с вечера до утра. Родное паровозное депо, партийная ячейка, институт. Аэроклуб и угольные склады. А затем его направили в школу морских лётчиков. Он уехал в Ейск. И с тех пор с сыном уже не виделся.
  Что же касается дочери его второй жены, то Зиночка была уже далеко не ребёнок, когда приехала в Ленинград, и стала жить вместе с ними. Более того! Вернувшись с Липецких курсов, Сергей увидел зрелую, полностью сформировавшуюся девицу, хоть нынче замуж. Очень похожую на свою мамашу. В смысле, такую же раннюю. Что делало его отношения с ней довольно двусмысленными.
  Сергей поёжился. Сейчас, по прошествии времени, многое из того, на что он раньше не обращал внимания, приобрело иное значение. Её обмолвки, томный взгляд из-под ресниц, случайные прикосновения. То, что она переодевалась в его присутствии. Без тени смущения. И ходила по квартире в одном белье. Или в тельняшке (его же, кстати!), которая была у неё вместо сорочки. Под которой вообще ничего не было! Кроме пышущего жаром девичьего тела.
  Так что ещё неизвестно, кто больше злился и ревновал его, Зина или Тамара!
  "Свят, свят, свят!" - подумал Сергей.
  И снова поблагодарил Сутьбу. За то, что она забросила его на Север. Подальше и от той, и от другой.
  Потому что, едва отделавшись от старых грабель, он чуть-чуть не напоролся на те, что поновее. То бишь, помоложе. В том состоянии сумрачного отчаяния и алкогольного дурмана, в котором он находился, это было немудрено. И совершенно фатально. Как надгробная плита.
  Сергей встряхнулся. К счастью, всё это уже в прошлом. И грабли, и дурман, и отчаяние. Теперь его ожидало настоящее счастье, настоящая любовь, настоящая семья!
  Когда высадился десант и в "Пирамиде" поселился Сергей с ребятами, Мёрэсь отправила семилетнего сына к своей матери, жившей на другом краю посёлка. Но вскоре поняла, что опасалась напрасно. Молодые и весёлые русские парни были совсем не похожи на тех кровожадных людоедов, о которых всю зиму писали газеты. Однако забирать мальчика не стала. Чтобы не расстраивать бабушку. Тем более что она каждый день приходила помогать Мёрэсь по хозяйству и приводила Дана с собой. Любознательный и не по годам смышлёный малец скоро стал любимцем лётчиков. А Сергею так напоминал его Егорку, такого же бойкого, светловолосого и сероглазого, что у него щемило сердце.
  Был ли он виноват в том, что оставил сына без отца?
  Оглядываясь назад, Сергей не мог не признать. Был!
  Приворот приворотом. Но повод-то для него дал он сам! Не глазел бы на девок, не таскался бы по бабам, не пил бы из чужих рук что попало, глядишь, и не угодил бы на крючок.
  Ладно! Что было, то прошло. И хватит уже об этом. Надо жить дальше! Долго и счастливо. В смысле, столько, сколько на роду написано. Но счастливо! Вместе с Мёрэсь.
  А сейчас ему предстоял очередной разведывательный вылет. Клименко должен был патрулировать в районе мыс Нордкап - мыс Нордкин. И севернее. А Сергей - в районе Лофотенского архипелага. И южнее.
  Забравшись в самолёт, он прошёл в кабину. Устроился в командирском кресле, выслушал доклады членов экипажа и, осмотрев приборную доску, привычными движениями рук и ног опробовал управление. Всё было в порядке. Высотометр - высота ноль, давление семьсот сорок. Авиагоризонт проверен. Рули и элероны свободны. Триммеры рулей отрегулированы. Баки под пробку. Двигатели прогреты. Можно отправляться. Сергей отодвинул боковое сдвижное стекло фонаря назад и дал знак дежурному.
  "Тридцать вторая" уже освободила линию старта и, быстро набирая скорость на глиссаде, неслась навстречу Солнцу.
  Мелькнул, опускаясь, флажок стартёра. Плавно увеличив обороты, Сергей отвалил от спуска.
  Ничто не предвещало беды. Обычное утро. Рядовой вылет. Простое задание.
  В пяти кабельтовых от них Клименко оторвал лодку от воды и, развернувшись над заливом, перешёл в набор высоты.
  В этот момент и прогремели первые взрывы...
  Артиллерийский налёт был просто ужасающим! Тяжёлые морские снаряды рвались повсюду. Вздымая вверх огромные султаны из огня и дыма, обломков зданий и осколков скальной породы.
  Повернув голову, Сергей увидел на фоне дальних гор у выхода из фиорда яркие вспышки орудийных залпов. Каждые пять секунд освещающих два узеньких двухтрубных силуэта. И мгновенно классифицировал цели. Эсминцы. Судя по числу орудий, расположению и высоте труб - британские. Новейшие. Типа "Н" или "I".
  Сволочи! Бьют по гражданским! По мирному посёлку!
  Он скрипнул зубами. От ярости.
  И вдруг похолодел. Осознав. Что в этом посёлке! Живёт и та, которая дороже ему всех на свете. Что она тоже оказалась под этим огнём! И может погибнуть.
  Нет! Ни за что! Он никогда этого не допустит!
  - Ну, держитесь, твари! - прорычал Сергей и дал газ. - Экипаж - к взлёту! Радист, передай Клименко: "Приказываю атаковать корабли противника!". Штурман, приготовиться к бомбометанию. Высота - пятьсот метров. Один заход. Стрелки, вести огонь самостоятельно. Патронов не жалеть!
  Тридцать секунд разбега показались ему очень долгими. А сейчас была дорога каждая из них! Но он держал себя в руках. Да, спешил. Но спешил, не торопясь! При резкой даче газа ГСТ мог зачерпнуть носом волну. Что ухудшило бы обзор. И лишь замедлило взлёт. Вместо того чтобы его ускорить.
  - "Умбу" накрыло, товарищ командир! - доложил Чубарь. - Двумя снарядами.
  Плавбаза подводных лодок "Умба" с пришвартованной к ней "Малюткой" стояла у причала недалеко от маневренной площадки шамшуринского звена. Рядом со сторожевым кораблём "Торос". Тут же, в какой-то паре сотен метров от самолётных стоянок, находились крытые брезентом штабеля с боеприпасами и бочки с маслом и бензином. Да и на самой пловучей базе этого добра имелось в избытке. И горюче-смазочных материалов, и снарядов с патронами, и торпед. А на юте сторожевика хранилось восемнадцать глубинных бомб. Так что рвануть было чему. И рвануть неслабо! Хватило бы и одного попадания.
  - Твою мать! Растак её и так, и эдак! - выругался Сергей. - Быстро пристрелялись. Плохо дело!
  Пока они развернутся, пока наберут высоту, пока встанут на боевой курс, эсминцы успеют произвести ещё по тридцать залпов! Надежда оставалась только на Клименко.
  - Денисов, как там "тридцать вторая"? - спросил он.
  - Идёт с набором. Слева сто. Восемнадцать кабельтовых. Высота пятьсот. Наблюдаю разрывы зенитных снарядов.
  Сергей поджал губы. Полуавтоматические 120-мм орудия британских эсминцев (вес снаряда - 22,7 кг; скорострельность - 12 выстрелов в минуту; дальность стрельбы - 15,5 км) имели двойное назначение. И могли вести стрельбу не только по морским или наземным, но и по воздушным целям. Кроме того, эти миноносцы имели на вооружении по две четырёхствольные пулемётные установки калибром 12,7 мм (вес пули - 37,4 г; скорострельность - 700 выстрелов в минуту на ствол), каждая из которых на девятисотметровой высоте создавала сплошную стену огня размером пятнадцать на восемнадцать метров.
  В данной ситуации ударить парой было бы тактически правильней. Вероятность попаданий в атакующий самолёт при таком раскладе снижается в два раза. Вдвое увеличивая шансы уцелеть. И поразить врага.
  Сергей мог приказать Клименко ждать над заливом. Вдали от зениток.
  Но он приказал ему атаковать.
  И в сложившейся обстановке это было единственно верное решение! Ибо. Каждую секунду! На Альтен падало два с лишним пуда снаряжённой тринитротолуолом смертоносной стали. Разрушая дома. И унося человеческие жизни. Которые Рабоче-Крестьянская Красная Армия и Военно-Морской флот взяли под защиту. И которые он со своими ребятами должен был теперь защитить. Любой ценой!
  И они это уже сделали! Приняв огонь на себя.
  Заметив приближающийся самолёт, противник прекратил стрельбу по посёлку, полностью сосредоточившись на машине Клименко.
  Развернувшись над самой водой, Сергей выжал рукоятки сектора газа вперёд.
  Самый полный!
  Там, вдалеке, продираясь сквозь дымные клочья разрывов, шла к цели одинокая летающая лодка. И нужно было догнать её как можно скорее. Чтобы встать рядом. Крылом к крылу!
  Он оглянулся. Посмотреть, что делается в Альтене.
  Издали разрушений было почти не видно. Если бы не подымающиеся тут и там чёрные столбы пожаров.
  В порту тоже горело. "Умба" уже накренилась на левый борт. И заметно осела на корму. "Малютка" исчезла. Вероятно, отработала срочное погружение. Как оно и положено по инструкции. Благо глубина позволяла. А над трубой "Тороса" клубился дым. По-видимому, сторожевик разводил пары, чтобы выйти из бухты. И дать бой.
  "Ну, куда ж ты лезешь-то! Со своими сорокапятками против двух эсминцев!" - покачал головой Сергей.
  А потом подумал, что и сам поступил бы так же. На месте капитана.
  А потом усмехнулся. Потому что именно так он и поступил! На собственном месте.
  В устье Альтаэльвы что-то сверкнуло.
  "Артиллеристы очнулись!" - сообразил Сергей.
  Две 122-мм пушки, приданные усиленной стрелковой роте, высадившейся в Альтене, стояли в долине реки. Как раз на такой случай. Командир береговой батареи разместил свой наблюдательный пункт на вершине горы Комсафьеллет. И за это время успел неплохо пристреляться по фиорду.
  Советские 122-мм корпусные пушки образца 1931/37 годов (вес снаряда - 25 кг; скорострельность - 4 выстрела в минуту, дальность стрельбы - 19,8 км; бронепробиваемость - 90 мм на дальности 4 км) были серьёзным аргументом в бою. Так что уйти безнаказанно у англофранцузов не получится!
  Кровь за кровь! Как сказал писатель М.Ю. Лермонтов в своей безсмертной повести "Измаил-бей".
  - Петька горит! - воскликнул вдруг Воронков. - Товарищ командир, Клименко подожгли!
  Сергей резко повернулся. И увидел. Как "тридцать вторая" опустила нос. И пошла вниз. Разматывая за собой кудлатый смоляной хвост. Центроплан лодки был охвачен пламенем.
  "Баки..." - отрешённо подумал он. И приказал:
  - Колесников! Передай Клименко: немедленно прыгать!
  Самолёт мог взорваться в любое мгновение. Два основных бензобака ГСТ находились в центральной части крыла. И вмещали 6620 литров авиабензина. Два дополнительных бака общей ёмкостью 600 литров были размещены в мотогондолах. Плюс полторы тонны бомб под крыльями.
  - "Тридцать вторая" не подтверждает приём, товарищ командир! - доложил радист. - Нет связи.
  - Передавать! - рявкнул Сергей, сжимая штурвальное колесо. - Без перерыва! Может, услышат!
  Между тем, лодка Клименко быстро снижалась. Разгораясь всё сильнее. Но не падала вниз, безпорядочно кувыркаясь. А шла на ровном киле. Удерживаемая на курсе твёрдой рукой пилота. И покидать её, судя по всему, никто не собирался.
  - Что он делает?! Куда его несёт?! - не сводя глаз с пылающей машины друга, взволнованно спросил Воронков. - Нельзя же с такой высоты бомбить! Ведь, подорвутся же!
  Сергей ничего не ответил. Потому что уже догадался. И что. И куда. И вообще.
  Прошлой осенью "Красная Звезда" опубликовала серию очерков о моряках-тихоокеанцах - Героях Советского Союза. В том числе, о лётчиках-торпедоносцах, получивших звание Героя посмертно. За огненный таран.
  Очерки горячо обсуждались лётно-подъёмным составом. И на политзанятиях, и в курилках между полётами, и во время домашних посиделок в дружеском кругу. И каждый соглашался (постучав по деревяшке!), что в сходной ситуации сделал бы то же самое.
  Случиться в бою могло всякое. Пуля - дура, а осколки тем более. И никто от них не застрахован. Можно прыгнуть, конечно. Для того и парашюты на лямках. А смысл? Если внизу - верная смерть. В ледяной воде. Даже летом. Даже вблизи от берега. Так что лучше уже как Герой. Во вражеский борт! Погибать, так с музыкой!
  Так считал Сергей. Так считали и все его товарищи.
  Крупнокалиберные пулемётные установки миноносцев били по пылающей, словно падающая звезда, "тридцать второй". Шестнадцать раскалённых добела трасс вонзались в мчащийся прямо на них огненный болид. Пытаясь его остановить.
  Но не сумели.
  Гигантский грязно-серый гриб из клубов дыма, пара и разлетающихся обломков поднялся над головным эсминцем. Который разломился пополам. И затонул. Почти мгновенно. Сначала повалился на правый бок и, вскинув нос, пошёл ко дну полубак. А следом, задрав винты к небу, нырнула корма.
  Сергей стиснул зубы. С такой силой, что на глазах у него выступили слёзы.
  Однако горевать было некогда. Горевать они будут потом. Сейчас надо было уничтожить врага! Чтобы отомстить за экипаж Клименко. Чтобы защитить Мёрэсь. И её сынишку. Всех, кого хотели убить эти нелюди!
  - Штурман! - спросил он. - Сколько ещё?
  - Десять кабельтовых, - ответил Матвеев и скомандовал. - На боевом!
  - Есть, на боевом! - отрепетовал Сергей.
  Опомнившись, англичане снова начали стрелять. И лодку затрясло от близких разрывов.
  Но было уже поздно. На полном ходу ГСТ делает почти девяносто метров в секунду. Однако товарищи подарили им не только их. Плотность огня снизилась в два раза. Кроме того, зенитчики очень спешили. И били неточно. А может, просто боялись. Попасть. Из-за того, что только что случилось. Ведь, от авиабомбы ещё можно было как-то увернуться. А от идущего на таран самолёта не уйдёшь.
  И всё же лодке сильно доставалось. Осколки молотили по обшивке, будто град по крыше. Оставляя десятки пробоин. В остеклении - с трещинами во все стороны. А в бортах и днище - с острыми загнутыми внутрь заусенцами.
  Кабина уже светилась как решето. Но моторы работали. А экипаж пока был цел. Царапины не в счёт.
  - Левее два, - скомандовал Матвеев. - Так держать!
  - Есть, так держать! - ответил Сергей.
  - Сброс!
  Летающая лодка ощутимо подвсплыла, освободившись от полуторатонного бомбового груза. И тут же напоролась на очередь счетверённого пулемёта. Прошившую самолёт по всей длине. От носа до хвоста. И снова! И опять!
  Их так протрясло, что у Сергея потемнело в глазах.
  Он помотал головой, чтобы прийти в себя. Почувствовав во рту кровь, сплюнул. И провёл языком по зубам. Вроде целые. Только губа прокушена. А всё остальное - в порядке. Руки-ноги. И так далее.
  Он осмотрелся. От лобового стекла мало что осталось. Так что пришлось опустить на глаза лётные очки. Приборная доска была вся разбита вдребезги. Педали болтались. Видимо перебило тросы управления рулём поворота. Но рули глубины и элероны слушались. И на том, как говорится, спасибо!
  Второй пилот повис на привязных ремнях, уронив руки вниз и склонившись набок. Сергей окликнул его:
  - Вася! Воронков!
  Но он был без сознания. А может, убит.
  Из носовой башни выполз окровавленный штурман.
  - Лёва, ты как? - спросил Сергей, склоняясь к нему.
  - Ноги... болят, - бледнея на глазах, простонал тот.
  - Держись, Лёва! Ползти можешь? - ухватил его за плечо Сергей. - Давай ползи в штабной отсек! Лёва, ты понял?
  - Понял... - кивнул Матвеев. А потом упал на палубу. И отключился.
  И тут с жутким скрежетом остановился правый двигатель. И их повело в сторону.
  - Твою же ж мать! И так её, и эдак! - выругался Сергей, хватаясь за штурвал обеими руками. - Экипаж! Осмотреться в отсеках! Доложить о повреждениях! - крикнул он, оборачиваясь назад. - Николай, что с движками? Колесников, где связь! Чубарь, Денисов! Почему не ведёте огонь?
  - Станции - каюк, товарищ командир, - сказал Колесников, заглядывая в пилотскую кабину. - Ксёндзов убит. И Денисов. А Чубарь тяжело ранен.
  - А сам?
  - Осколками посекло немного. И всё. Пустяки!
  - Добро! Отнеси Матвеева в спальный отсек. И Воронкова тоже. Да перевяжи по-быстрому. И надень на них жилеты, - приказал Сергей. - Лодка дырявая вся. Минут пять продержится на плаву, не дольше. Даже, если сядем нормально.
  А посадка им, действительно, предстояла непростая. Без приборов. Без рулей поворота. И на одном моторе.
  Двигатели располагались на крыле вплотную друг к другу, и разворачивающий момент, возникающий из-за отказа одного из них, был невелик. Но компенсировать его было нечем. В связи с неисправностью управления. Не говоря уже о том, что второй мотор сильно грелся. И в любую минуту тоже мог заклинить.
  Аккуратно завершив вираж, Сергей направил израненную машину назад. К мысу Амтманснесет.
  Отлив только начался. И уровень воды пока ещё позволял приводниться у самого берега, не рискуя при этом наскочить на камни и окончательно угробить самолёт. Кроме того, отсюда было гораздо проще его эвакуировать.
  На обратном пути никто по ним не стрелял. Хотя лодка прошла совсем близко от атакованного миноносца.
  Зафиксировать попадания бомб им не удалось - один борт-стрелок был убит, другой без сознания - но и без того было ясно, что Матвеев не промахнулся. Неприятельский корабль потерял ход, ярко горел и сильно накренился. А на палубе и надстройках то и дело что-то взрывалось. Его орудия молчали. Однако гюйс, вымпел и флаг на гафеле не были спущены. Поэтому береговая батарея продолжала вести огонь. Добивая обездвиженного лётчиками супостата.
  Подправляя курс то правым, то левым креном и медленно снижаясь, Сергей кое-как дотянул до родной гавани.
  Несмотря на то, что расчёт элементов захода на посадку ему пришлось делать на глазок, ГСТ остановился всего в нескольких метрах от линии прибоя. И опустился на каменистое дно, набрав совсем немного воды, так что она не поднялась даже до рифлёных трапов под ногами.
  До порта было рукой подать. И оттуда, размахивая руками, уже бежали люди.
  Сергей отключил мотор. Снял шлем и краги. И расстегнул привязные ремни.
  Как здорово было бы вылезти сейчас из машины. Рухнуть на землю. Раскинув руки в стороны. Просто смотреть в небеса. И слушать тишину. Не думая ни о чём.
  Сергей вздохнул. Да, это было бы здорово. Но сейчас было не до отдыха. Отдых придётся отложить! Сейчас надо было сделать очень много. И очень быстро!
  Первым делом отнести раненых в медпункт. Где им окажут доврачебную помощь - остановят кровотечение, поставят противошоковый укол, сделают транспортную иммобилизацию и наложат шины. А затем отозвать Горохова. И срочно отвезти их в Тромсё. В дивизионный медсанбат. Где им будет оказана квалифицированная медицинская помощь. А лучше сразу же отправить в Мурманск! В военно-морской госпиталь. Где их прооперируют. Как полагается. Там и хирурги более опытные. И всё необходимое оборудование имеется. Даже рентген.
  "Да, лучше в Мурманск! - решил Сергей. - Перевязать, посадить с ними санинструктора и доставить в госпиталь!".
  Кроме того, надо было организовать срочную эвакуацию самолёта. Пока снова не начался прилив. Заткнуть пробоины. Откачать воду. Отбуксировать его к спуску. Вытащить на сушу. И начать ремонт.
  А ещё надо было составить боевое донесение. Целый ворох отчётов. И кучу других бумаг.
  Близилось к вечеру, когда он вернулся в "Пирамиду".
  Посёлок сильно пострадал от обстрела. Пожары были уже потушены. Но разобрать завалы и засыпать воронки жители ещё не успели. Многие дома были разрушены до основания. Многие сгорели дотла. А в уцелевших вышибло все окна. Некогда такие чистые и ухоженные улочки были засыпаны обломками кирпича и досок, битым стеклом, щепками и прочим мусором. Возле обуглившихся стен с провалившимися крышами и зияющими дырами дверных и оконных проёмов был свален домашний скарб, который несчастным хозяевам удалось спасти от огня. Тут же лежали тела погибших. Плакали осиротевшие дети. Рыдали матери, потерявшие детей. Стенали вдовы. И горевали вдовцы.
  О том, что Мёрэсь тоже могла погибнуть, Сергей старался не думать. Но никак не мог с собой справиться. И, сам того не замечая, всё ускорял и ускорял шаг. Пока не увидел её трактир. Целый и невредимый. Если не считать разбитых окон, уже заткнутых подушками и одеялами.
  В столовой было темно и пусто. И у него защемило сердце. Потому что ещё совсем недавно, всего лишь несколько часов назад, этот зал был переполнен его ребятами. Которые обсуждали предстоящий вылет, шумно делились какими-то новостями и весело подтрунивали друг над другом. Громко нахваливая завтрак и рассыпаясь в комплиментах, когда мимо них с подносом проходила хозяйка.
  Поднявшись по лестнице на второй этаж, он заметил узкую полоску света под дверью своего номера. Вошёл. И замер, затаив дыхание.
  На столе тускло светилась керосиновая лампа. У стены стояло ведро с осколками стекла. И совок с веником. А на его койке. Свернувшись калачиком. Спала Мёрэсь. В обнимку с его кителем.
  Под ногами Сергея скрипнула половица. Мёрэсь открыла глаза. И ахнула. И бросилась к нему. И обняла.
  - Мне сказали, что все лётчики погибли... - прошептала она. - Но я знала, я знала, я знала, что ты жив!
  Её руки сплелись, обвивая его шею. Всё крепче и крепче. Огромные, безконечно прекрасные ореховые очи смотрели на него в упор. Затягивая в свою кристально чистую, прозрачную глубину. Всё сильнее и сильнее. А уста были безумно близко. Такие свежие. Такие сладкие. И манящие. Что он не удержался. И поцеловал их. Уже. Наконец.
  И опьянел. Мгновенно, окончательно и безвозвратно.
  Потому что губы Мёрэсь ответили на поцелуй. Так нежно. Горячо. И страстно. Что у Сергея закружилась голова.
  Его качнуло. И он обнял её за талию. Чтобы не упасть. Прижал к себе. И поцелуй их стал ещё горячей. И глубже.
  Время замерло. Даже ходики на стене примолкли.
  Мёрэсь тихонько застонала. Руки Сергея скользили по её телу. Ничего не пропуская. Обжигая её. Даже через толстую вязаную кофту. Даже через сарафан. И полотняную рубашку. Сергей пылал с такой силой, что Мёрэсь чувствовала этот жар через все одежды! И его, и свои.
  И тогда она запустила ладони под лётную меховую куртку Сергея. И сбросила её на пол. Стащила с него свитер. Тельняшку. И расстегнула на нём ремень. Продолжая отвечать на поцелуи. Когда Сергею удавалось перехватить её губы. А он выскользнул из лётных меховых штанов. Оставив их на полу рядом с курткой. Вместе с кальсонами. А затем снял с Мёрэсь кофточку. Расстегнул и уронил вниз сарафан. Она подняла руки. Глядя прямо ему в глаза. И тогда он стянул с неё рубашку. А потом подхватил на руки. Полностью обнажённую. И отнёс на кровать...
  За двадцать лет, прошедшие после Гражданской войны, Антанта и её прихвостни тысячи раз устраивали провокации на советских границах. На Дальнем Востоке и в Средней Азии, на Украине, в Белоруссии и в Карелии. В приграничных районах СССР зверствовали белокитайские, японо-маньчжурские и басмаческие банды, белополяки и белофинны. Красная Армия каждый раз отгоняла их обратно за кордон. Но. Науськиваемые англофранцузами, они возвращались и опять жгли сёла, деревни и кишлаки, убивая ни в чём не повинных мирных жителей.
  Всему, однако, приходит конец. Пришёл конец и терпению советского народа. В двадцать девятом году огребли своё белокитайцы. В тридцать пятом завершился разгром басмачей. В минувшем тридцать девятом году получили по заслугам японские самураи, маньчжурские, белопольские и белофинские бандиты. Император Даманьчжоу-диго сидел во внутренней тюрьме Управления НКВД по Хабаровскому краю. Микадо совершил сэппуку. В смысле, харакири. То бишь, ритуальное самоубийство методом вспарывания живота. А польский и финский президенты, у которых кишка оказалась тонка для того чтобы покончить с собой, скрылись за рубежом.
  Теперь пришло время разобраться с их хозяевами. Антанта долго скребла на свой хребет. И наскребла! Нападение на советские корабли в Альтене, Тромсё и Гаммерфесте стали последней каплей. Советский Союз был готов рассчитаться с англофранцузами.
  И лучший момент найти было невозможно!
  "Странная война" закончилась.
  Десятого мая, воспользовавшись тем, что всё внимание противника приковано к Норвегии, вермахт нанёс мощный удар в Бельгии, Голландии и Люксембурге. Обойдя "Линию Мажино" с севера. В ходе боёв войска союзников показали свою полную небоеспособность, военное командование проявило вопиющую бездарность и некомпетентность, а политическое руководство - глупость, трусость и предательство. Люксембург был занят в первый же день наступления. Амстердам - пятнадцатого. Брюссель - семнадцатого. Переправившись через Маас у Седана, германские танки устремились к проливу Ла-Манш. Преодолевая до пятидесяти километров в день. И двадцатого мая вышли к морю. Окружив почти четыреста тысяч британских, французских и бельгийских солдат.
  Но окружить ещё не означает уничтожить. Тем более, что окружение было не полным, так как союзники контролировали береговую полосу на значительном протяжении.
  Ситуация была критической. И поддержка СССР - военная, материально-техническая и дипломатическая - могла сыграть решающую роль в развитии событий. И сыграла.
  Но об этом чуть позже. Точнее, в другой раз...
  Сергей и Мёрэсь стояли рядом у воды. Держась за руки. Полуночное Солнце, пробившись сквозь облака, повисло над самыми горами. Волны шуршали у их ног. Кроны сосен шумели над головами. Они смотрели друг другу в глаза. И всё-всё было у них ещё впереди.
   конец 3-й книги
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"