Пред нами Соломон, плешивый и костлявый.
Совсем не тот, что мудростью своей,
Любовью к женщинам и нравственною силой
Зовет потомков жить роскошней, веселей.
А этот, господи, как жил он, чем питался,
Что на глазах у всех, кто знал его,
Ни разу от души не засмеялся,
В сердцах не плюнул на житье и бытие.
О, нет! Как будто все на свете так, как надо,
Как будто как течет, так пусть течет
Нескладной жизни зримая громада,
В которой сломит ногу даже черт.
И все-ж, в разливах скучных одноликих будней
Пред ним мелькнула звездочкой небес
Живое существо и молодостью чуждой
На серости когтистой водрузила крест.
То существо небес, горя душевным жаром,
Сердечных недругов, кромсая на ходу,
Наказана была, казалось, божьей карой,
Когда, задумавшись, скользнула, вдруг, по льду.
На Соломона враз, как пуля, налетела
И вместе с ним в обнимку на снегу
По тротуару метра два летела,
Прохожих разгоняя на бегу.
Несчастный Соломон, предчувствуя паденье,
Прижал девицу к сердцу своему
В то самое коварное мгновенье,
Когда, казалось, рок готовил ему тьму.
И Дина, милая, безвинная девица,
Увидев, что она опора старика,
И что нет времени ей сходу извиниться,
Схватила Соломона за бока.
Так наш герой в объятьях героини
Вдруг, оказался вмиг в кругу людей,
Которым был обязан он отныне,
Дальнейшею судьбой своей.
-Ну, прямо голубки!
-Мечта!
-Какая встреча!
-Красавица, веди его домой!
Смотри, он даже потерял дар речи
И, видимо, от счастья сам не свой.
И кто-то в руку сунул ей корзину,
В которой наш усталый Соломон,
Нес что ни день блюдя, как дисциплину,
Свой неизменный скудный рацион:
Два яйца, творог и полбуханки хлеба,
Для чая вечером - кусочек колбасы,-
Он сознавал, что есть еще потребность
Хотя бы жить, не глядя на часы.
Любой сочувствующий может догадаться,
Что Дина думала, прокладывая путь,
В котором приходилось упражняться,
Как Соломона к дому дотянуть.
Но, наконец, вот дом, вернее дверь квартиры,
В которой жил и правил Соломон,
И где своим затворническим миром
Ни с кем на свете не делился он.
-Входите - голос был со скованным дыханьем,
Но Дина уловила мягкий тон,
Каким зовут на первое свиданье,
Хотя ее звал старый Соломон.
Ей бы бежать, бежать, услышав обращенье,
И радоваться, что душой своей
В какой-то час согрела на мгновенье
Жизнь старика за много-много дней.
Но то ли жалость ей сковала волю,
Хоть Соломон держался на ногах,
Иль от того, что в заданной ей роли,
Увидит мир, лежащий в двух шагах.
(А любопытство удержать порой - ой, как обидно),
И, сделав осторожно два шага,
Она от окружающего вида,
Могла лишь взяться за свои бока.
Массивной мебелью и мутным светом окон,
Рядами фотографий и картин
Смотрела на нее прошедшая эпоха,
Оцепенев от долгого пути.
Ни телевизора, ни даже телефона,
Родных предметов Дины с детских лет,
В помине не было в хозяйстве Соломона,
В котором Дина их искала след.
Здесь были, правда, книги и газеты,
Желтел трельяж, торшер в углу стоял,
И все это богатство слабым светом
Сам Соломон в квартире украшал.
-И здесь живете Вы...
-Один.
- Вы - одинокий...
И Соломон глядел как Динин взгляд
На лицах из исчезнувшей эпохи
Искал крупицы жизненных наград.
-Но, может быть, уже большими стали...
-Имеете в виду детей?- Их нет.
И Соломон махнул рукой устало,
Как будто мысли Дины - чистый бред.
Зачем ей знать, красивой, беззаботной,
Девчонке, залетевшей невзначай,
Как будто ветром сбитую с полета,
Про то, как мир его родных встречал.
Про тех, кто как она, сквозь годы молодые
Несли в душе цветы любви своей
К родным, друзьям и тем, кто как святые,
Ценил все краски светлых дней.
А результат? Вон брат с семьею, Моня,
Врач и хохмач, страдал от женских чар.
Их поглотил, оставив миру стоны,
Своею страшной пастью Бабий Яр.
А вон племянник и племянница на фото.
Порой их было трудно различить.
Сестра смеялась от простой заботы,
Кому из них колготки подарить.
А где они? С друзьями жарким летом
Отправились в поход, в Сибирь, в тайгу.
Исчезли... Как? Молчит тайга с ответом.
Кого спросить теперь - Бабу Ягу?
На удивленье всем муж милой дочки Доры,
Вон бородатый, рядом с ней сидит,
Прекрасно знал традиции и Тору,
Поскольку как-то выучил иврит.
Он был электрик. Страсть любил учебу.
Учил английский, библию, Коран.
Но послан был с бригадой на Чернобыль.
Пропал как все там - без единых ран.
И Сонечка, жена, не вынесла удара
Внезапно сникла - ноги отнялись.
Опять же, где она? За что такая кара?
За что всё близкое, живое крошит жизнь?
Но, если б Соломон не стал спиною к Дине,
А посмотрел бы на лицо её,
Надолго бы запомнил он картину,
Наполнившую, вдруг, его жильё.
Кипела Дина так, как ей не снилось.
Наверно женская природа не могла
Скрывать разбуженные серым видом силы,
Которые она в себе несла.
Глаза с шикарной россыпью крупинок,
Обычно томные, влекущие юнцов,
Сейчас, как будто, целились в картины,
Где пыль губила каждое лицо.
Затем, кусая губы, смерив Соломона
Открытым взглядом строгого судьи,
Она решила вместо всяких стонов
Ему урок надежды поднести.
В конце-концов, пред ней - дорога педагога,
В конце - концов, она- учительница впредь.
Так пусть начнется здесь её дорога,
Хотя придется славно попотеть.
-Как Вас зовут?
-Все звали Соломоном.
-И Соломонов мягкий конопатый нос
И светлые глаза с каким-то сероватым тоном
Готовились, казалось, выстоять допрос.
- А я? Я - Дина... Я здесь Ваша гостья,
Но, если Вы хотите, я приду.
Я...помогу Вам... Да...все очень просто.
Я постараюсь. Время я найду.
-Согласны?
-Да.
_ Ну, хорошо. Я рада.
Вы только извините. Я теперь
Должна бежать. Мне очень, очень надо.
И Дина птицей упорхнула в дверь.
И в самом деле. Как по расписанью,
Хоть раз в неделю, но она была.
И жизнь Соломона засверкала гранью,
Которую судьба девичья заняла.
И только ум, привыкший к схемам быта,
Как бы само собою выделял
Периоды, которые прожиты,
Когда он часто голову терял.
Вот Дина появилась. Дивное творенье:
Пальто до пят и шляпа до ушей,
Зато улыбка словно день весенний,
Сопровождал ее и юркнул в дверь за ней.
Пальто раздела и как будто в доме
Фигура Доры - дочери родной,
Опять пред зеркалом себя с собой знакомит,
Чтоб чувствовать себя вполне собой.
И Дина, осмотрев квартиру по - хозяйски,
Шла к Соломону , губки шевеля,
И, словно убедившись, что есть выход райский,
По деловому, вдруг, произнесла:
- Сначала наведу вам чистоту и глянец,
Чтоб осмелели Вы и пригласили дам,
И, наслаждаясь музыкой, станцуете Вы танец,
Если убрать , конечно, всякий хлам.
"Не обделил Бог юмором девчонку"-
Успел подумать с радостью старик
И, если б мог, не тихо встал в сторонку,
А что-то нежное сказал бы ей в тот миг.
А Дина, быстро нацепив передник,
Велев ему одеться потеплей,
Раскрыла с радостью все окна и все двери,
Чтоб в доме было ярче, веселей.
-Ну вот, отрегулируйте дыханье
И примемся мы с Вами за дела.
И с этого мгновенья он при всем желаньи,
Не мог понять куда она неслась.
Он не подозревал, что шум и звон в квартире,
Его совсем не будут раздражать,
Что кто-то с ним захочет в этом мире
О чем-то говорить, чего то с ним желать.
А Дина, между тем, закрыв все окна, двери,
Трудясь со шваброй, с тряпками возясь,
Ему перечисляла явные потери,
Которые он нес, на жизнь закрыв глаза.
-Ну, кто живет, как Вы в такой квартире,-
Звенел девичий голос горячо,
Кому Вы, извините, в этом мире
Подставить можете плечо?
Конечно, Вы не молоды, понятно,
Но разве быть мужчиной хоть куда
И в Вашем возрасте Вам будет не приятно,
Если взглянуть на правду иногда?
В квартире должен быть уют, несло ее из кухни,
Оранжерея из лианов и цветов,
А не такие признаки разрухи,
Когда паук вам в суп залезть готов.
И птички разноцветные, пусть в клетках,
И любоваться ими, с ними петь-
Какое удовольствие! Не редкость!
Но, говорят, не вредно захотеть.
И дышите тогда вы полной грудью!
А гляньте на себя со стороны:
Каким Вы кажетесь живущим рядом людям?
Кому Вы насупившийся нужны?
Вот здесь не мог наш Соломон не улыбнуться.
Улыбкой горькою в душе больной своей:
Какие силы, если есть, возьмутся,
Снять разницу годов за пару дней?
И, как бы отвечая на его сомненья,
Из спальни голос Дины прозвенел,
Наполненный безмерным вдохновеньем,
от предстоящих Соломону дел.
-Вы можете как в Индии быть йогом.
Вы не индус, Вас спутать с ним смешно,
Но разве как и йог, перешагнуть пороги
Болезней, старости - грешно?
И многие из вас, - любой вам это скажет, -
На физкультуру чуть ли не бегут,
А не плетутся с мелкою поклажей,
Ни с кем не топчутся в снегу.
Тут смех, как показалось Соломону,
Наполнил и квартиру и весь дом,
Застрял в ушах и с этим долгим звоном
Ходил он в магазин потом.
В другой раз Соломон без всякого сомненья
Как будто приглашен был на сеанс,
В котором хлопоты, заботы, наблюденья,
Цветущей юности украсили рассказ.
-Как замечательно учиться у ученых!
Чего только не нужно нам учить!
Известно ли сеньору Соломону,
Что в мире знаний все мы новички?
Но...иногда спешишь, чтоб лекцию прослушать,
И, вдруг, знакомо все до мелочей.
Но раз в тебе есть ум, а на тебе есть уши,
То от науки отступать не смей!
Наука что для нас? Наверно мы копаться
Способны в куче книг и словарей
И с умным видом долго разбираться,
Кто стал от этого умней.
И здесь блестит латынь. О, темпора! О, Морис!
О, времена! О, нравы! Аж гудит!
Живет латынь со множеством историй,
Которых на земле хоть пруд пруди.
Но есть истории, которым нужно сбыться,
И нечего о них сказать.
И ты живешь, как в вольной стае птица,
Которая лишь учится летать.
"Не улетай! Не улетай!"- душа у Соломона,
Как будто ей молитву вознесла,
Как будто бы она сейчас с веселым звоном
Вспорхнуть и улететь могла.
И вдруг... Да, он предчувствовал мгновенье,
Когда влекущий зов ее
В словах несвязных, скомканных в гореньи
Наплывших мыслей, обрели полет.
"-Так почему туда не едете Вы все же?
Туда, в Израиль!? Что, Вам нет звонка?"
И Соломон ужасно стал похожим
На сбитого при встрече старичка.
" Ведь Вы - то, Вы - еврей. Евреи едут дружно.
Смотрите: нескончаемый поток!
А Вам что - больше ничего не нужно?
Сидеть здесь и смотреть на потолок?
Америка, Австралия, Израиль и Канада,
Германия... Ну прямо рай земной!
Вы приезжаете и Вам повсюду рады.
Вы - Соломон и значит всюду свой!"
Нет, с юмором у ней, конечно, все в порядке,
Ответа не ждала, шутила от души.
И понимала, что не мог он кратко
Что-то сказать и что-то вмиг решить.
И все же Соломон был явно озадачен...
Никто, порой, не может угадать,
Каким гремучим смехом или плачем,
Придется собственную душу утешать.
И Соломон, как джентельмен, встречая Дину,
Ей эту тему не напоминал,
Хотя всплывали в памяти картины,
Которые навек он потерял.
Ташкент, в котором жил наш Соломон геройски,
Казалось, был приютом золотым:
Он пригревал людей надолго и по - свойски,
Как будто бы никто и быть не мог чужим.
Он, Соломон, любил ходить с друзьями
В толпе базарной, где из всех племен,
Казалось, люди с местными дарами
Ждут вас со сказочных времен.
Узбеки, русские, казахи и таджики,
Татары и цыгане.... Шум и гам...
С кем не столкнешься в массе разноликой,
Порой не веришь собственным глазам.
И вспоминалась часто старая Кашгарка,
Где средь узбекских дружеских семей
В саманных домиках, как в дорогих подарках,
Жила еврейская семья или еврей...
В цехах заводов и на новостройках,
Где из надежды мир казался свит,
Евреи "вкалывали" от души и стойко:
Жить так уж жить -в согласьи и любви.
Простое ласковое слово "уваженье"
Висело будто в воздухе порой,
Когда нужны были сноровка и решенье
И поработать силой как и головой.
Признаться, это уваженье дорогого стоит:
Его нельзя купить, продать иль в долг отдать,
Оно - к народу, что сумел достойно
Себя трудолюбивым показать.
И, вдруг, как дом саманный развалился
Союз, стальным казавшийся для всех,
И мир в одно мгновенье развалился,
Сквозь слезы вызывая смех.
В Одессе, например, жила родная мама,
В каком-то городе Союза жил твой сын.
И что же? По причине этой самой
Она гражданка там, он чей-то гражданин.
" Зачем все это нам?" - молва шаром катилась
По бывшему Союзу без преград.
" Какие нам нужны средства и силы,
Чтоб жили мы, как день назад?"
Увы, способность резать быстро по живому
Здесь проявилась как железный трюк,
И никому, казалось незнакомо,
Как избавлять людей от новых мук.
Нарушилось снабженье фабрик и заводов,
Проекты гибли прямо на глазах
И инженеры как опущенные в воду,
Едва ходили на своих ногах.
Ученые по логике развития событий
Не в сосотяньи были предсказать,
Во что им верить и как быть им
И что в науку от событий взять.
И тут взыгралась радость быть евреем!
Наверно, никогда за много лет
Никто из будущих потомков Маккавеев
Не знал, как близок Родины рассвет.
Призыв Израиля, звучавший год за годом:
" Евреи мира, ждем мы вас к себе!"
Вдруг, как набат услышан был народом,
Как будто зов шел чуть ли не с небес.
И свет, вдруг, стал в глазах как будто ярче,
Возникло чувство встречи красоты:
" Туда, в Израиль, там нас ждет удача,
Там Бог евреев, счастья и мечты! "
И Соломон встречал знакомых и соседей
И будто каждый сообщить ему был рад:
" Вы слышали - евреи ваши едут,-
Точнее говоря - летят.
Что Вы сидите? Скиньте же усталость!
Хотя б немножко поживите всласть.
Поверьте в Вашу будущую радость-
Не дайте времени пропасть."
А что же Соломон? Однажды в день весенний,
Когда еврейский Песах наступил,
Измученный надеждой и сомненьем,
Свой чемодан исследовать решил.
Старинный, сморщенный, как Соломон усталый,
Казалось он беззвучно говорил,"
" Эх, нам трястись, брат, больше не пристало:
Ни у тебя, ни у меня нет сил.
Что повидали в жизни, то мы повидали,
Готов тебе служить в последний раз:
Вели, чтоб все старье собрали
И спрячь меня от посторонних глаз."
И в позе тяжкого раздумья Соломона
Была такая тяга разорвать
Узлы мученья и отбросить стоны,
Что он как раз готов был зарыдать.
И в этот миг беседы с чемоданом
Внезапно голос Дины зазвенел:
" Ах, деда Соломон, я знаю, что Вам надо,
Чтоб план у Вас какой-нибудь созрел.
Чтоб Вы могли весь мир, с Израилем, конечно,
Перед глазами видеть день за днем...
Вы догадались о моей идее встречной?
Да телевизор Ваш украсит дом"
.
И не прошло какой-нибудь недели,
Как парни - Динины друзья,
Пред Соломоном целый час вертелись,
Показывая, вдруг, веселые глаза.
И крупный телевизор после их ухода
Экраном матовым притягивал, манил,
Казалось вдаль и на свободу,
Где мир без Соломона жил.
Теперь он в курсе всех мирских событий:
Картины жизни - радость, горе, стыд-
Мелькают перед ним, как будто кто-то нитью
Их тянет за собой, меняя внешний вид.
И размышляет он, порой кряхтя и лежа,
Куда идет наш мир, зачем, к чему идет,
Теряя, как и он, родных и все, что может
Цвести и жить и радовать народ.
И тут же Соломон наш вольно и невольно,
Душой горя, пытается решить,
Каким путем избавиться от боли-
Евреев и арабов примерить....
Послесловие
Случиться может все; и встрча с Соломоном
Для нашей Дины даром не прошла:
В ее девичью жизнь с каким-то тоном
Чужая жизнь с доверием вошла.
Однако, повзрослев, узнав себя получше,
Она осталась прежней для друзей,
Как будто с ней произошедший случай
Ничто не изменил ни для нее, ни в ней.
Но мы скрывать не станем - Дина изменилась
И в сердце- дар судьбы - любовь росла:
Девичья жизнь еще с ней не простилась,
Но женщиной она уже была.
-