Она вошла, и в комнате стало как бы светлей. На губах ее играла тихая полуулыбка, тонкое платье мягко белело, словно матовая аура, слегка размывая линии ее тела. Она была как будто нарисована незаточенным карандашом, нечеткая, не совсем реальная, в тоже время живая и теплая. Свет был приглушен, тихонько наигрывало фортепьяно и вся комната была наполнена мягким золотистым полумраком. Слабый аромат духов и шелковистой кожи исходил от нее. Дождь барабанил в окно. Не переставая улыбаться, она сделала несколько шагов вперед, подошла вплотную. Капли дождя на ее лице, губы, подставленные для поцелуя. Он почувствовал тепло ее тела сквозь ткань платья, ощутил кончиками пальцев ее мягкую, чуть влажную, податливую кожу. Вся она была тепло и тонкий аромат, свет и тень и переход от света к тени, плавность линий и легкая порывистость движений. Была напоенная шорохами комната и прерывистый лунный свет в окне, дождь снаружи, терпкое красное вино и тихий джаз и серебристый смех. Была слетевшая бретелька и обнаженное плечо и капли на стекле и милое лицо, слегка освещенное сбоку. Ослепительно сверкнула молния, на мгновение превратив комнату в кошмарное подобие черно-белой фотографии. Она вздрогнула и прижалась к нему всем телом. Ее волосы казались золотистыми в неярком свете бра. Широко распахнутые глаза, запрокинутое лицо, полураскрытые губы. Что-то тяжело бухнуло и железная дверь повернулась с отвратительным скрежетом.
- Заключенный 21072, на выход!!!
Комната растворялась, расползалась, как лист бумаги под дождем, превращаясь в сырую, холодную, серую камеру...
- На выход!
Серые бетонные стены с желтоватыми мерзкими пятнами, о происхождении которых даже подумать было жутко...
- На выход!
Тошнотворный запах параши в углу, запах, от которого темненло в глазах и кружилась голова...
- На...
И нестерпимо яркая люминисцентная лампа на потолке...
Шаги... Тяжелая железная дверь. Кто-то проверил, заперты ли наручники и цепь на ногах. Несколько коротких фразпо интеркому. Гудение и скрежет. Щелчок затвора. Дверь открылась и за ней показался небольшой внутренний двор, окруженный высокими бетонными стенами. Подчеркнуто чистый, слишком чистый бетонный пол, полустертая белая черта у одной из стен. Пять или шесть человек с ружьями в серой тюремной униформе стояли возле противоположной стены. Его подвели к белой черте.
- Заключенный 21072, знате ли вы, что вас ожидает?
- Да - спокойно ответил он.
- Хотите ли вы исповедаться или помолиться перед смертью?
- Нет.
- Ваше последнее желание.
Он осклабился, обнажив неровные желтые зубы.
- Чтоб вы все сдохли.
- Понятно. Встаньте лицом к стене.
Он прислонился лбом к холодному бетону. Стена была вся в выбоинах от пуль и тоже подчеркнуто чиста. Удаляющииеся шаги за спиной. Резкие лающие команды. Лязг затворов. Он закрыл глаза и откинулся на сидении. Нельзя все же так распускать воображение. Слишком уж реальной была эта серая бетонная стена, запах сырости и смерти, ощущение направленных в спину стволов. Он посмотрел в окно. Автобус несся сквозь бесконечную степь вперед, вперед, к огромному шумному городу вдали. Там, впереди, широкие людные улицы, свет фонарей, громкая музыка. Там, впереди, скромная, уютная квартирка на верхнем этаже старого замшелого дома, запах готовящейся еды, запах семьи. Там, впереди, Крошка Нелли, миниатюрная, подвижная, улыбчивая, самая большая, и, видимо, последняя любовь его жизни. И разумеется, Дэйв, этот пятилетний ураган, беспокойный, непоседливый, и так похожий на него самого...
Несколько секунд он неподвижно глядел в окно остановившимся взглядом.
- Милый, ты о чем-то задумался?
Он повернулся всем телом и на мгновение утонул в ее бесконечно глубоких черных глазах. Она улыбнулась, ее лицо приблизилось, ее губы коснулись его губ... Свет померк, музыка затихла, и только звон в ушах, подгибающиеся колени, комната плыла перед глазами, сердце бешенно колотилось.