Шульчева-Джарман Ольга : другие произведения.

Возложи на очи коллирий. Глава 23

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ГЛАВА 23. ОБ ИППОЛИТЕ И ДИОСКУРАХ
    - Не надо прощаться с отцом, Саломушка! - воскликнул Кесарий. - Погоди с ним прощаться!
    - Сандрион, - проговорил Салом, не отпуская руку Кесария. - Я помню, меня отец однажды поцеловал. Я был так счастлив... Ведь я - его раб... ему, наверное, очень тяжело, что так получилось...
    - Христе истинный... - прошептала Эммелия, вытирая слезы. - Григорий не замечает, какой у него прекрасный старший сын! Ипполит, бедный Ипполит, воистину!
    - Саломушка, ты бредишь, - встревоженно проговорил Кесарий. - Когда это отец тебя целовал? Он и нас-то с Григой почти никогда не целовал.
    - После своего крещения... - прошептал Салом. - Я так и помню: он в белой крещальной рубахе стоит босиком посреди церкви, от него будто свет исходит, и я к нему подхожу, и он меня на руки поднял и поцеловал. Это в церкви было в Кесарии. Как же ты не помнишь?- Я помню, как отец меня на руки поднял и поцеловал... и сказал - "сын мой!" - тут он снова забеспокоился, пытаясь приподняться. - А теперь он умирает... я должен идти!
  - Вот, госпожа Макрина, я тебе принес покушать-то, - говорил Агафон, развязывая корзину и раскладывая козий сыр, жареную рыбу и маслины с луковицами на тонких лепешках. - Ты совсем исхудала, и глазки покраснели от слез... Надо уезжать, да как тут уехать, дома народу полно... В Понте тебе бы полегчало, когда подальше от знакомых мест да людей, то оно и легче...
  -Спасибо тебе, Агафон, - проговорила девушка, вытирая глаза.
  - Ты что, письмо читала? От него, никак? Он прознал, что ты тут? Святые мученики... - всплеснул руками Агафон.
  -Не он, не Кесарий... Это Горгония догадалась...
  - Вот уж пронырливая она, сестрица евойная! До всего ей дело! - недовольно произнес старый вольноотпущенник. - Что ж она пишет-то тебе, что ты так расстроилась, госпожа моя?
  Макрина всхлипнула, и начала читать вслух:
  -"Мы всегда были с тобой подругами, дорогая моя Феклион, но теперь я должна сказать тебе суровое слово, даже если после этого ты возненавидишь меня. Я умоляю тебя оставить в покое моего несчастного брата..."
  Макрина зарыдала, не в силах более произнести ни слова.
  Агафон обнял воспитанницу, прижал к своей старческой груди и начал гладить по худенькой спине с острыми, по подростковому торчащими лопатками, повторяя:
  - Да как она могла... да ты и так все оставила, все бросила... Как она посмела тебя упрекать!
  - Надо ехать, Агафон, надо уезжать... Это безумие - так долго оставаться здесь!
  - Ну, родная моя, что же делать, кто же знал, что с Саломушкой такое приключится. Господин Кесарий ведь уже и уезжать с Каллистом врачом совсем собрались, повозка была заложена, с утра бы и уехали, а вот ты смотри, что случилось... Конечно, он теперь Саломушку-то не покинет, это точно. Вот поешь, а я тебе расскажу, что у нас опять стряслось... Кто бы подумать-то мог! Такие дела...
  - Что-то с Феозвой? - вздрогнула Макрина.
  - Да все с ней в порядке, жива-здорова, ссадины заживают уже, веселая такая, смеется все время, того и гляди, в пляс пустится... Давно ее такой не видел. Уж больно она рада, что Салом жив остался! Это же все на ее глазах, сердешной, произошло!
  - Веселая? Смеется? - всхлипывая, повторила Макрина с тревогой. - Она не тронулась умом, Агафонушка? Она же несмешливая всегда была, неулыбчивая... А тут еще она увидела, как Салом повесился...
  - Нет, госпожа Макрина, не рехнулась наша Феозва, это дело девичье, отчего же девочке не порезвиться, - ответил Агафон. - А то совсем засушил ее наш Рира своими занятиями. Как бы здоровье не повредилось от них. У нас тут другое стряслось.
  - Что? - с нарастающей тревогой спросила Макрина, испытующе глядя в светлые, почти прозрачные, глаза старого раба.
  - Господин Рира приехал с господином Василием, и прибежал к государыне матушке вашей. А у нее сидят и Крат с Хрисафом, и Кесарий с Каллистом, и Салом у дверей стоял, он ведь скромный, хоть и хозяйский сын, робеет всегда, с господами не садится. Рира наш вбежал в залу да как закричит, будто радость какая случилась - "Кесарий, твой отец помирает!"
  - Ой! - заломила руки сероглазая девушка.
  - А Саломушка-то, - продолжал с сочувствием Агафон, - Саломушка-то от вести такой сразу чувств лишился, и бряк на пол, с высоты своего роста, и зашибся, небось, снова, как бы не повредил чего...
  +++
  - Абсалом! Ахи! Очнись, ахи!
  - Саломушка, ответь мне, это я, ты узнаешь меня?
  - Госпожа Эммелия, - проговорил Салом. - Госпожа Эммелия... ахи... Сандрион... мне надо ехать... проститься с отцом...
  - Нет уж, - резко произнесла вдова Василия-ритора, держа голову Салома на коленях. - Куда ты поедешь, когда ты еще не выздоровел после того случая? Если бы тебя Хрисаф с Кратом не поймали, ты бы лоб себе расшиб, пол-то у нас мраморный в зале... Крат, расстели свой плащ, положим на него Салома, и вы отнесете его в спальню Кесария.
  - Госпожа Эммелия, я должен проститься с отцом... - прошептал Салом. - Может быть, еще что-то можно сделать... я приготовлю ему лекарство... я вылечу его...
  - Святые мученики... Вот кто у вас в семье истинный Ипполит, - вздохнула Эммелия.
  - Ахи, помоги мне подняться... - проговорил Салом, хватая Кесария за руку, но снова осел на пол.
  - Не надо прощаться с отцом, Саломушка! - воскликнул Кесарий. - Погоди с ним прощаться!
  - Сандрион, - проговорил Салом, не отпуская руку Кесария. - Я помню, меня отец однажды поцеловал. Я был так счастлив... Ведь я - его раб... ему, наверное, очень тяжело, что так получилось...
  - Христе истинный... - прошептала Эммелия, вытирая слезы. - Григорий не замечает, какой у него прекрасный старший сын! Ипполит, бедный Ипполит, воистину!
  - Саломушка, ты бредишь, - встревоженно проговорил Кесарий. - Когда это отец тебя целовал? Он и нас-то с Григой почти никогда не целовал.
  - После своего крещения... - прошептал Салом. - Я так и помню: он в белой крещальной рубахе стоит босиком посреди церкви, от него будто свет исходит, и я к нему подхожу, и он меня на руки поднял и поцеловал. Это в церкви было в Кесарии. Как же ты не помнишь?
  - Я не помню, потому что мы с Григой до ветру побежали наперегонки, после яблок зеленых, которые я до отцовского крещения наворовал. Как сейчас помню - мы голодные были, потому что нас заставили пост держать перед батюшкиным крещением, а тут сад рядом, прямо недалеко от церкви! Я залез Григе на спину и давай яблоки за пазуху собирать, такие крепкие, так пахли вкусно! И к концу службы божественной нас так разобрало, что невмоготу стало. А ты от яблок отказался, ты постился и ничего не ел.
  - Я не помню про яблоки, - улыбнулся блаженно Салом. - Я помню, как отец меня на руки поднял и поцеловал... и сказал - "сын мой!" - тут он снова забеспокоился, пытаясь приподняться. - А теперь он умирает... я должен идти!
  - Да расскажите же наконец Салому, в чем дело! - потребовала Феозва. - Или я сама ему расскажу! Салом, успокойся, никто не умирает, это Рира у нас френитом захворал!
  - Феозва, как ты разговариваешь в присутствии гостей! - вздохнула Эммелия.
  - Вот, Салом, понюхай этого масла, тебе легче станет, - продолжила Феозва, опускаясь на колени рядом с матерью и склоняясь низко над сирийцем.
  - Спасибо, юная госпожа Каллиопа,- проговорил тот. - Вы очень добры ко мне.
  - Бедный, бедный Салом, - вздохнула девушка, гладя его черные жесткие волосы. - Ты опять забыл, что я не Каллиопа...
  - Ахи, отец немного прихворнул, - начал Кесарий, видя, что Феозва забыла о своем решении все рассказать. - Рира преувеличил опасность. Отец как раз разговаривал с патрицием Филиппом, когда Василий и Рира вошли.
  - Не волнуйся, Салом, не волнуйся, - покровительственно произнесла Феозва, кладя рабу руку на голову. - Филипп уехал не солоно хлебавши.
  - Феозва, иди к себе, - потребовала Эммелия.
  - Сейчас, мама, - ответила девочка. - Бедный Салом, дай я только тебя поцелую... вот так тебя твой отец поцеловал тогда, наверное?
  Она поцеловала смущенного сирийца в лоб.
  - Марш в свою комнату! - закричала Эммелия. - Я отправлю тебя к Макрине в монастырь! Мне стыдно за тебя!
  - Феозва - невинное дитя, мама, зачем ты так, - пробасил Крат.
  - Отец, конечно, очень слаб, но купчую успел составить, - сказал Кесарий и добавил быстро: - Но она куда-то затерялась, и Филипп, не желая обременять нашего отца хлопотами, уехал, взяв с Григи слово, что он его пригласит, когда документы будет готовы.
  - Рира, это ты, что ли, украл купчую из-под носа Филиппа? - удивился Крат.
  - Ей-богу, не я, - растерянно перекрестился ритор.
  - Все, Саломушка, ты слышал, отец не помирает, и более того, даже пока тебя не продает! - сказал Кесарий. - Теперь давай отнесем тебя в комнату, положим в постель, и я кровь тебе пущу, а после укрепляющий и успокоительный отвары приготовлю. А потом пойду в виноградник, помогу работникам лозы обрезать...
  - Кесарий, ты тоже френитом от Риры заразился? - спросил Крат. Каллист в недоумении смотрел на друга, не зная, что сказать. Потом промолвил:
  - Ну, давай и я с тобой пойду тогда. В виноградник.
  "Нельзя оставлять его одного в таком состоянии! У Кесария, однозначно, сильная дискразия после всех этих переживаний - сначала встреча с отцом, выбитый глаз, Макрина, Салом..." - подумал вифинец.
  - Не надо, - ответил Кесарий. - У тебя кожа белая, сгоришь на солнце, кожа слезет. А мне как раз загореть надо побольше, Салом меня смуглее.
  Эммелия с опаской посмотрела на бывшего архиатра.
  - Кесарион... - начала она осторожно.
  - Тетя Эммелия, не волнуйтесь, я в своем уме. Я поеду к отцу.
  - Святые мученики, у него точно френит! - схватился за голову Рира.
  - Нет, у Кесария нет френита, - раздался слабый, но твердый голос вошедшего в комнату Василия. Он был бледен от усталости после визита к Григорию-старшему, но держался.
  - Я и Кесарий решили, что он под видом Салома едет к отцу, а Салом пока останется у нас, - продолжил Василий. - А ты, Рира, поедешь с Кесарием в качестве врача для епископа Григория. И продолжишь убеждать его в том, в чем мы начали...
  - Ахи! - воскликнул Салом, делая движение, чтобы обнять брата.
  - Все хорошо будет, ахи, - ответил бывший архиатр, обнимая сирийца в ответ. - Я не отпущу тебя в имение. Я пойду туда вместо тебя и выведу Феотима на чистую воду, и отец даст мне, то есть тебе, вольную. Все. Я решил. Вот увидишь, приеду с твоей вольной...или купчей на имя Василия, в крайнем случае.
  - Мар Григорий тебя, Кесарий, Филиппу в рабство продаст. А если три раза продаст, то ты будешь эмансипирован, прямо как я или Крат, и не будет над тобой отцовской власти, патриа потестас, - заметил Рира.
  -Перестань, Рира, шутить - вы эмансипированы, потому что ваш отец умер, - прервала его Эммелия. Если бы он был жив, ты бы таким не вырос... да и Крат бы в лесу не поселился... стали бы порядочными, ответственными людьми на государственной службе, как Каллист...и Кесарий!
  +++
  Ранним утром, когда еще только восходило солнце, Эммелия с сыновьями и Феозвой, а также Каллист и Салом, провожали Кесария и Риру в имение мар Григория.
  -Хрисаф поедет с вами возницей, чтобы наших рабов в тайну не вовлекать, - сказал невыспавшийся Крат, зевая. Хрисаф уже запрягал лошадей в повозку. - И наведываться будет к вам, весточки передавать. А то мы беспокоиться будем, как там у вас дела.
  - Да, лекарства всякие якобы Григорию-старшему привозить... - промолвила Эммелия. - Если что, вызывайте Василия... хотя ему и нездоровится...
  -Келено! - вдруг воскликнул с тревогой Рира, заметив медленно подходящую к ним молодую женщину. Та вздрогнула, и, пошатнувшись от головокружения и слабости, оперлась о постамент статуи, на которой танцевали три нимфы.
  - Зачем же ты пришла, ты так слаба, - с нежностью упрекнул жену подбежавший ритор, обнимая ее. - Давай, я отведу тебя в комнату. Я же сказал, что все будет хорошо, ты бы отдыхала. Подниматься в такую рань! Это вредно для смешения жидкостей. Будет дискразия.
  - Я так тревожусь за тебя, Григорий! - вздохнула Келено. - Григорий-старший такой же суровый, как и мой отец. А мой отец лишил моего младшего брата наследства и выгнал из дому... прямо как Кесария... и тот вскоре умер от лихорадки где-то на постоялом дворе в Тиане, мы даже не знаем, где его могила...
  - Ничего, Келенион, не бойся за меня! Я же не один! А мы с Кесарием справимся с этим ипсистарием. Я скоро вернусь, ты не переживай! - бодро отвечал ритор.
  - Я тоже очень волнуюсь за тебя, Рира, - Эммелия подошла к ним и взяла невестку за талию. - Меня тревожит твой неуемный нрав вомолоха!
  - Ну, я же буду все время рядом с Рирой, не волнуйтесь, тетя Эммелия, - проговорил Кесарий. На нем был надет длинный сирийский хитон, скрывавший спину и покрывавший руки почти до локтей. Рядом в таком же, только немного более поношенном, хитоне стоял печальный и серьезный Салом.
  - Рира, ради всех святых Сорока мучеников, помни о клятве, что ты дал Василию и не вздумай использовать его перстень не по назначению! - заломила руки Эммелия.
  -Нет, что ты, матушка, я его употреблю только для освобождения Салома! - произнес Рира, опасливо поглядывая на Василия, что-то обсуждающего с Кесарием.
  Эммелия порывисто перекрестила Кесария и Риру. Кесарий обнял Каллиста, и тихо попросил его следить за Саломом, чтобы тот ничего с собой не сделал.
  Потом он повернулся к Салому и обнял его:
  - Ну что, шлама, ахи! - сказал он. - Поеду. Молись за меня.
  - Ахи, я так волнуюсь за тебя, ты задумал опасное, - проговорил Салом по-сирийски.
  -Ничего, Салом, все у меня получится, приеду с вольной для тебя, - ответил Кесарий тоже по-сирийски.
  - Все отлично будет, Саломушка, шлама ахи шувха ламшиха тайбу лейхун! - сказал Рира, тоже обнимая Салома.
   - Эк ты понабрался! - заметил Крат.
  Салом улыбнулся и произнес:
  - Не надо просто так, к месту и не к месту, говорить "шувха ламшиха", господин Рира!
  - Брат, это великое дело, которое ты можешь сделать в своей жизни - освободить благородного человека из рабства! - воскликнула Феозва, целуя Риру.
  - Да, мы с Кесарием... - начал Рира, но Василий строго прервал брата:
  - Рира, не называй его Кесарием, он Салом! Ты его сразу выдашь.
  -Да, папаша тебя тогда убьет, ты и так отступник, - заметил бывший ритор. - Надо быть осторожнее.
   -Ну, сейчас папаша болеет, так что не так опасен, - отозвался Кесарий.
  -Ты не вздумай только, Кесарион, дитя мое, называть епископа Григория "папашей" и "ипсистарием"! - взволнованно воскликнула Эммелия.
  -Ты его зови - "мар Григорий", - с сирийским акцентом изобразил Крат.
  -Ой, Кесарий врач, у вас же на груди ваш ихтюс, а у Салома его крест медный!- закричала Феозва. - Вы забыли поменяться!
  - Святые мученики! - воскликнул Кесарий, стаскивая с себя ихтюс, - Вот те раз, нас бы разоблачили во мгновение ока, несмотря на все наши хитоны и мой загар из виноградника!
  - Спасибо, маленькая госпожа Каллиопа, - улыбнулся Салом Феозве и, сняв крест с шеи, отдал брату в обмен на серебряную рыбку с надписью YXTYC. Медальон с виноградной гроздью и птичкой остался висеть на его смуглой шее.
  - Это рыбка Крата, - улыбнулся Кесарий. - Он мне ее перед своим крещением подарил.
  - Он крестился и из риторов в лес ушел, - заметил Рира.
  -Ты же некрещеный, Кесарий, - заметил Крат. -А как же, если тебя Григорий-старший причащаться потащит?
  -Что-нибудь придумаю. Причащусь, в конце концов.
  - Это грешно, - покачала головой Эммелия.
  - Грешно сына бичевать, - ответил Кесарий.
  - Если ты случайно причастишься, будешь крещеным считаться, - важно произнес Рира.
  - Рира, как он может причаститься с л у ч а й н о ? Ты соображай головой! - сказал Навкратий.
  - Ох, как вы похожи с Саломом, это не к добру! - снова заговорила Эммелия. - Вы же не близнецы, и от разных матерей вдобавок. Не должно такого быть.
  И она несколько раз перекрестила Кесария, Салома и с некоторым раздражением уворачивающегося Риру.
  - Держи глаза долу, Кесарий, ты же раб, что ты так пялишься, - сказал Рира бывшему архиатру Нового Рима. - У тебя же синие глаза, их не перекрасишь, тебя сразу узнают.
  - Не слушай этого вомолоха, Кесарион. Я вас с Саломом едва различаю! - твердо произнесла Эммелия, сдерживая слезы. - И хитон мы тебе сшили отлично, он закрывает несуществующие рубцы на спине, как у Салома, и скрывает существующий шрам на бедре, как у Кесария.
  - У Салома борода немного вьется и волосы тоже, - заметила Феозва. - Может быть, завить Кесария немного? Ведь их же очень легко отличить...
  - Типун тебе на язык! - разозленно вскрикнул Рира. - Замолчи, сестрица! Я не могу их различить, а ты, Каллист?
  - Я тоже уже начинаю путаться, - признался вифинец. - Особенно, когда они по-сирийски говорят между собой.
  - Уверяю вас, никто в имении Григория-старшего не будет вдаваться в подробности, вьются у Салома слегка волосы или нет. Только матери могли бы вас различить, но они и так знают о нашем уговоре, - произнес тихо, но весомо Василий.
  - Да, я их предупредил, когда ездил второй раз, - важно сказал Рира.
  -Как мы решили, Рира лечит Григория-старшего и держит Кесария-Салома при себе, как бы для услужения. Так он меньше будет общаться с рабами и Феотимом, который опаснее всех. Нонна и Мирьям помогут вам в этом. Кесарий не пойдет на конюшню работать, а будет при Рире, как его подручный раб, - продолжил Василий.
  -А Феотим?- с тревогой проговорил Рира.
  -Госпожа Нонна все-таки главнее Феотима, тем более, когда отец так болен, - заметил Кесарий.
  -Святые мученики! Ты его и там назовешь отцом! - воскликнула Эммелия.
  - Не назови госпожу Нонну матерью, а Мирьям по-имени! - продолжил Василий.
  -Святые мученики, лишь бы ты ничего не перепутал, и Рира не перепутал, - заломила руки Эммелия и снова начала крестить всех, включая Василия, Крата, Хрисафа, Каллиста, Келено и Феозву.
  +++
  Кесарий сел рядом рядом с Рирой в повозке.
  - Я хочу с тобой серьезно поговорить, Кесарий, - начал вдруг ритор, волнуясь.
  -Ты? Серьезно? - расхохотался новоявленный раб мар Григория.
  -Обещай мне, - продолжал Рира, даже немного заикаясь от волнения, - обещай, если, мало ли, я что-то не так сделаю.. ну, ошибусь...или ты на меня просто разозлишься... короче, обещай, что ты не будешь меня бить. Я как-то видел, как вы с Саломом деретесь! Ты от меня мокрого места не оставишь.
  -Перестань глупости говорить, Рира, - еще больше развеселился Кесарий.- Салом мой брат, мы вместе росли, мы привыкли и подраться иной раз. Тем более, Салом меня сильнее немного. Но ты, Каллист, Грига - это совсем другое дело. Разве я с Григой так общаюсь? И с Каллистом? И потом, разве я тебя тогда прибил за подложное письмо?
  - Какое? - напрягся бывший ритор.
  - Да давно, помнишь, когда я в Новом Риме был, ты написал от моего имени Василию, что, дескать, я хочу принять крещение, с условием, что он поставить меня епископом? - Кесарий поправил ворот своего сирийского хитона. - Мне потом пришлось выкручиваться, объяснять, что это шутка, а ты чуть маслинами с курятиной не подавился.
  -Да... - задумчиво проговорил Рира, - хорошие были времена. А мы сейчас с тобой, как Дионис и его раб, Ксафий, или как там у Аристофана, когда Дионис в Аид с рабом спускается. Только ты больше на Гермеса, чем на Диониса, похож, ты и на сирийском умеешь, и на латыни, и на коптском...
  Рира уже совершенно успокоился и начал рассуждать, помахивая рукой в такт:
  -Да и сейчас ты меня не убил после александрийских ванн для Василия. Хотя матушка после этого случая в тебе несколько разочаровалась и уже не так часто будет приводить тебя нам с Кратом в пример. Ты, Кесарий, как-то уже не по столичному выглядишь, провинциальные замашки появились - грубость, в зубы рабам давать...
  Кесарий неожиданно спрыгнул с повозки на ходу, крикнув Рире:
   - Забудь вообще меня Кесарием называть!
  - Ты, Салом, пешком пойдешь до имения, а я в повозке поеду, - важно сказал Рира. - Это ты хорошо придумал, Кес... Саломушка!
  -Хорошо, что сундук тащить не заставил, - засмеялся Кесарий, садясь рядом с возницей- Хрисафом.
  -Пропахнешь по-человечески потом, а то пахнешь как барин из бани, - продолжал кричать Рира. Хотя бы пол-дороги пройдись!
  - Ты осторожнее, Кесарий, не подведи Салома, ведь ты его жизнью рискуешь, тебе-то ничего не будет, ты свободный, - негромко сказал могучий Хрисаф. -Вот у тебя и привычки свободного, смотри, тебя быстро раскусят.
  - Ты думаешь, Хрисаф? - недоверчиво спросил Кесарий молочного брата и вольноотпущенника Крата. - Мы же в детстве и юности сколько раз это проделывали, в смысле, переодевались, нас только матери различить могли.
  - Смотри сам, - продолжал Хрисаф. - Вот ты ушел от Риры, пересел ко мне, а ты спросил его разрешения? Да тебе это попросту в голову не пришло. И сидел ты рядом с ним, а не на дне повозки, как рабы обычно садятся. А ты должен помнить, что ты теперь раб, хотя и временно! И ты на все должен спрашивать разрешения у хозяина, не давать приказания, не возмущаться. Имей в виду. Это тяжело, ты ведь не имеешь представления, что такое - жизнь раба. Извини, что я тебе все это говорю.
  Кесарий молча перебирал пальцами край своего полосатого хитона.
  +++
  -Нет, я не могу допустить, чтобы Сандрион так поступил! - рванулся вдруг Салом в сторону конюшни, где стоял его белый Ахат. - Я остановлю его!
  Каллист и Крат схватили было сирийца, но Салом оттолкнул Крата и легко высвободился из рук Каллиста.
  - Ахат! Ахат! - позвал он коня, который оживился, услышав голос хозяина, и негромко заржал, прядая ушами.
  Крат и Каллист помчались за Саломом, но догнать его не смогли.
  - Салом, остановись! - в отчаянии вскричал Каллист. - Я обещал Кесарию, что ты...
  - Каллиопа! - завопил Салом. - Не смей! Он норовистый! Не смей, юная госпожа! Убьешься!
  Но было уже поздно. Феозва проскакала на спине белоснежного Ахата, сидя в седле Салома, перед Эммелией и Василием и всеми присутствующими.Эммелия закричала что-то, но уже было не слышно, что именно.
  Ахат храпел, раздувал от возмущения ноздри, но слушался девочку.
  Салом вскочил на другую лошадь, быстро отвязав ее и не седлая, и помчался вслед за Ахатом и Феозвой, ловко и ладно сидящей в седле, в поле. Каллист растерянно смотрел им вслед, а Крат поддерживал мать, близкую к обмороку.
  - Не бойся, мама, я сам учил ее в седле держаться, она не упадет, - бодро сказал Крат.
  -Как, как ты научил сестру ездить? - еле проговорила Эммелия. - В мужском седле? Как ты мог! Так нельзя, это опасно... Она так с тобой и каталась все это время?
  -Так гораздо безопаснее, матушка, - сказал Крат. -Так упасть сложнее. Ну да, так и каталась, Кесарий же давно Феозве прописал для укрепления здоровья на лошади кататься...
  -Я не про это, Крат, дурная твоя голова! Ты хуже Риры! - простонала Эммелия и обратилась к старшему сыну, перебирающему тонкими нервными пальцами жидкую бороду. - Василий! Что ты стоишь!
  - А что ему делать, будто он лошадь с Феосевией поймать сможет, - вступился Крат.
  -Государыня матушка, не беспокойтесь, Салом сейчас ее поймает и приведет, - сказал Василий и непонятно было, кого он имел в виду, сестру или лошадь.
  Каллист тем временем оседлал третьего коня и поскакал вслед за Саломом.
  Он быстро их нагнал. Салом сидел на успокоившемся Ахате, придерживая Феозву и осторожно прижимая ее к себе. Буланый конь, покинутый сирийцем, удивленно плелся следом.
  -Клянусь Гераклом... - начал Каллист и смолк: ему показалось, что впереди, навстречу ему, в сторону гор Армении, на белом коне едет Кесарий, укравший Макрину...
  - Каллиопа, ты прекрасная наездница, конечно, но больше так никогда не поступай, - услышал он, словно пробуждаясь от своего видения, мягкий, глубокий голос Салома. - Тем более, с такими норовистыми конями, как Ахат. Это чудо, что я вовремя подоспел, и он тебя не скинул. Он у меня скидывает всех чужих.
  - Ну, не скинул же! - ответила девочка. - Значит, я ему не чужая. И не называй меня Каллиопой. Это моя старшая сестра, она на меня не похожа, она просто дура. А я - Феозва.
  -Если будешь так себя вести, скоро все тебя будут называть Каллиопой, - сказал Салом, и они вдвоем весело рассмеялись.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"