Я заблудился. И, стоит особо отметить, заблудился очень глупо. Стоило мне углубиться в тайгу на каких-то сто метров, как дорога назад оказалась для меня закрытой. Я оказался в самых дебрях без малейшего представления о дальнейшем пути. А ведь всё начиналось так хорошо.
Проснувшись поутру, мы с радостью обнаружили пустующий Пеледуйский рейд. На всём его протяжении Лены. На сколько хватало глаз, речные просторы встречали утро непривычной пустотой. По этому поводу можно было сказать только одно: сегодня у нас был нежданный выходной. Кстати, мы - бульдозеристы, приехавшие сюда, в Якутию, за песком. На своих машинах мы перемещали его к берегу, где плавкран грузил песок на самоходки и те везли свой груз в порт Осетрово для нужд Всесоюзной ударной комсомольской стройки БАМ. Там уже он шёл на всякие строительные нужды и ,в первую очередь, на бетон.
Утро этого выходного дня не встретило нас обычной солнечной погодой. Высокая пелена облаков прятала от нас низкое северное солнце. Тогда я ещё не знал о том, что вскоре всё это сослужит мне свою недобрую службу.
Но раз выходной, то почему бы немного и не развлечься. И мы не нашли ничего лучшего, как пойти поохотиться на рябчиков благо те крутились совсем невдалеке от вагончиков. В это же время наши соседи-бульдозеристы треста "ЛенаБАМстрой" предпочли охоте своё обычное занятие - рыбалку. И в этом деле, надо отдать им должное, они здорово преуспели. Не было дня, чтоб они не приносили с близьлежайшей речушки Виски черных, как угли харюсов, а их мастер даже смог выловить прямо напротив вагончиков здорового тайменя. Мы все видели, как его зеленоватое тело дугой выгнулось над поверхностью воды как раз возле того места, где только что скользнула блесна. Чем-то понравился ему этот кусок металла, что и привело его к бесславному концу на сковородке.
Среди нас не было таких заядлых рыболовов. Мы предпочитали коротать время или за картами, или за бутылочкой, другой противной Киренской водки. Конечно, это не означало, что мы только и делали, что играли в карты да пили горькую. Нам совсем была не чужда и рыбалка, и книжку могли почитать, но всё это только ради разнообразия.
На четверых у нас было два ружья. Одностволка и вертикалка. Все шестнадцатого калибра.
Я взял с собой одностволку и три заряда к ней. Больше не стал брать и пошёл в лес налегке: в тонком трико, в резиновых сапогах, в энцифалитке, двумя зарядами в кармане, пачки "Примы" и коробка спичек.
Первые два заряда ушли по назначению. Я отдал свою добычу и решил подняться по склону песчаного вала к опушке, где спряталось несколько птиц. Чуть углубившись в лес, я увидал на стоящем невдалеке дереве пару рябчиков, которые так близко друг от друга устроились на ветке, что у меня тут же родилась соблазнительная мысль снять обоих одним выстрелом. Нет, не зря говорят: "За двумя зайцами погонишься - ни одного не поймаешь ". Дробь кучно легла как раз между двумя птицами, после чего мне ничего не оставалось делать, как лицезреть полёт птиц в только им известном направлении.
Огорчённо вздохнув, я направился обратно. Тут надо особо отметить, что вдоль границы карьера были беспорядочные кучи леса оставшиеся после начала его разработки и теперь для того чтобы добраться обратно до наших вагончикам мне надо было перелазить через это нагромождение брёвен, что было очень нелёгким и даже опасным делом. Чтоб обойти это препятствие я решил чуть углубиться в тайгу, а уже потом по более ровному месту выйти к реке.
Прошёл метров сто. Попытался выйти, но опять напоролся на это нагромождение. Вернулся обратно. Прошел ещё сотню метров и вновь попытался. Опять то же самое. Преодолел ещё сотню. Еще попытался. Все то же самое. А потом я неожиданно обнаружил, что больше не знаю куда мне идти. Можно было бы и покричать и меня наверняка бы услышали, но звать помощь, находясь в каких-то ста метрах от вагончиков не хотелось. Самолюбие не позволяло. Я ещё раз попытался выбраться, но результатом этого стало только то, что я ещё больше заплутал.
Теперь настало время забыть о своей гордости и позвать помощь. Мой крик эхом разносился по тайге, но никакого ответа на мои призывы о помощи я не получил. Видимо забрался слишком глубоко. Позже я узнал, что на участке даже пробовали стрелять, но я этого уже не слышал.
Так я остался один на один с тайгой, и так начались мои злоключения.
По началу я воспринимал всё происходящее, как ещё одно приключение и потому бодро вышагивал среди первозданного леса, срывая по пути уже созревшие ягоды и между делом отмахиваясь от назойливых комаров пытавшихся найти слабое место в моей защите. Энцифалитка оказалась им не по зубам, и они всё пытались присосаться ко мне через руки или лицо с чем я довольно легко боролся. Но потом я стал уставать и решил немножко посидеть, покурить. Выбрал подходящее поваленное дерево ещё не сильно сгнившее и с удовольствием устроился. Закурил. Грубый аромат табака пошёл в мои лёгкие. До чего же здорово, что можно хоть иногда вот так расслабиться, отдохнуть душой и телом, поразмыслить о происходящем, попытаться прикинуть возможные пути выхода из создавшегося положения. Но природа была совсем не намеренна давать отдыхать своей добыче. Настырное жужжание комара прямо возле уха напомнило мне, что здесь я совсем не один. Недовольный чужим присутствием я лениво отмахнулся от настырного кровососущего и тут же обнаружил, что ещё один уже успел уютно расположиться на моей руке и даже немного напился моей крови. Быстро прихлопнув его, я попытался защититься от этих вампиров с помощью табачного дыма. Комары чуть отлетали от дыма и тут же снова устремлялись на свою добычу. Табак на них никак не хотел действовать. Я понял, что из моего отдыха уже вряд ли что получится. Мне оставалось только одно - опять продолжить свой путь в никуда.
Я уже довольно тяжело шёл через лес, мечтая о том, что вскоре я выйду на какую-нибудь дорогу, и та доведет меня ...Хоть до чего- то доведёт.
Где-то во второй половине дня пройдя уже довольно большое расстояние и уже довольно сильно уставший, я вышел к маленькой речушке. Тонкой, темной змеёй она извивалась среди деревьев, стыдливо прячась от чужих взглядов под густыми зарослями шиповника и смородины. С удовольствием сорвал несколько гроздей чёрных ягод и погрузив голову в воду досыта напился.
Эта река могла меня наверняка вывести к Лене. Вряд ли я оказался за пределами чье го либо другого водораздела. Пошел по берегу вдоль нее. Но вскоре из-за густых прибрежных зарослей понял, что очень запросто потеряю эту путеводную нить, и тогда я пошёл прямо по воде. Идти в начале было легко. Дно было хорошо видно, и я довольно удачно обходил более глубокие места. Но вскоре я оказался в полосе лесоповала, и речка стала старательно прятаться от меня под стволами поваленных деревьев. По началу я довольно успешно пробирался среди них преодолевая препятствия иногда снизу, иногда прямо по стволам, но однажды удача изменила мне и я провалился в одной из промоин сразу же по пояс.
Это стало конечным результатом моего знакомства с речушкой. Выбравшись на место посуше, я вылил воду из сапог, отжал носки, трико и обнаружил, что потерял и сигареты, и спички. Больше надеяться на реку мне не хотелось. Тогда я решил попытаться узнать нужное направление самым простым способом: забраться на дерево повыше и оглядеться. Вскоре нашлось подходящее с ветками внизу по которым я мог бы подняться. По его стволу я забрался довольно высоко, но результатом всех этих моих стараний стала только возможность обозревать безбрежие зелёной тайги без малейшего намёка на присутствие человека.
Мой путь в неизвестность продолжился. Теперь я шёл по тайге и мечтал о том, что мне вдруг попадётся маленький охотничий домик, в котором можно будет спокойно отдохнуть и, если очень повезёт, даже покурить. И мне посчастливилось найти такую бревенчатую избушку, где была дверь, где было махонькое застекленное оконце, где была крыша и, где был небольшой топчан. И все. Больше ничего. Ничего того, чего можно было ожидать от таёжного домика и о чём так часто писалось во всевозможной приключенческой литературе. Там не было ни продуктов, ни курева, ни спичек, а только множество комаров, которые тут же перешли в нападение на меня. Даже не отдохнешь по человечески. Видать все те времена, когда люди хоть немного думали о других канули в лету. В итоге не получился у меня отдых, и я продолжил свой путь.
Но стоило мне покинуть это пристанище, начался нудный моросящий дождь. Тучи на небе наконец то сказали своё слово. Сколько мы мечтали о хоть каком-нибудь, самом маленьком дождике пока маялись от жары. Сейчас же он был очень не кстати. Конечно, он немного остудил меня, и даже стало чуть легче идти, но этот дождь вывел на волю целые стаи комаров, которые всем скопом навалились на меня, и тут обнаружился один из недостатков энцифалитки. Пока она была сухая, ей удавалось довольно успешно противостоять натиску комариного семейства, но теперь после того, как намокла, она обтянула мои плечи и предоставила из себя ещё одно великолепное поле для действия этих таёжных вампиров. Но на этом мои беды ещё не закончились. Продолжая идти без всякой дороги, я часто предпочитал не обходить маленькие кустики, а просто пропускать их у себя между ног. Идти это конечно несколько помогало, но если бы это были один, два куста, но совсем другое дело когда их множество. Вскоре трико не выдержало, и у меня между ног образовалась большущая дыра, обильно источавшая в воздух запах разгоряченного, вспотевшего мужского тела. Все эти запахи сработали, как наркотик для величайшего множества мух. Конкурируя с комарами по количеству, они устремились в самый центр источника столь приятного для них запаха. Конечно, они не кусались, но их суетливые лапки создавали неприятнейший зуд на коже, который иногда даже мог соперничать по уровню неудобств с комариными укусами.
Мучаясь, проклиная всё на свете, я продолжал своё движение по тайге. Шел до тех пор, пока не увидал, что уже стало темнеть. Идти ночью по тайге было на моём месте уже верхом безрассудства. Я начал готовиться ко сну. Наломал мягкого кедрового лапника и им застелил себе постель. Из более крупных веток соорудил что-то наподобие одеяла. Лежбище на ночь было готово.
То, что было со мной ночью очень тяжело назвать сном. Хоть я и не испытывал холода и довольно сильно устал за день тем не менее я всю ночь постоянно то нырял в шаткий омут небытия, то выныривал обратно в тёмную реальность ночи, прислушивался к окружающему меня миру и обратно нырял в сон. Так продолжалось всю ночь, и однажды вынырнув из омута небытия, я обнаружил, что уже наступило утро и мне опять пора идти.
Утро встретило меня тонкой дымкой тумана сквозь которую наконец то стал проглядывать красный диск солнца. Наконец то я мог определить направление своего движения, не мотаться по тайге с тяжёлым ружьем, но идти напрямую у меня уже почти не осталось сил. С неимоверным трудом передвигая уставшие ноги, опираясь на болванку ружья, как на дубинку, я ковылял по тайге, слепо глядя на маячившее среди деревьев солнце которое становилось всё ярче и ярче, все больше и больше пока однажды вдруг не закрыло собой всё вокруг. Оно вспыхнуло в моих глазах ослепляющим белым светом, заслонив собою всё вокруг, и отбросило меня навзничь. Мягкий, пушистый мох бережно принял в объятия моё измученное тело, обволок его и погрузил меня в безбрежие беспамятства.
Что-то черное, мягкое обняло меня, обмыло меня, размяло каждую мою самую малую толику, прощупало каждую клеточку моего бренного тела, заглядывая во все его глубины. Разобрало, потискало, помяло, изучило, изменило, а потом собрало всё в ту большую кучу живой плоти, которая называется человеком, и которую мы горделиво величаем венцом природы, Номо сапиенсом. Потом всё чужое вдруг ушло, и я проснулся.
Горячее солнце мутно маячило в моих воспаленных глазах. С заунывным звоном, заслоняя всё вокруг, прямо перед моими слезящимися глазами кружил здоровенный комарище, выискивающий, где ему получше устроиться, чтоб не мешали те многочисленные его собратья успевшие его опередить. Мне захотелось отмахнуться от него, но мне так было лень шевелиться, что я предпочёл просто закрыть глаза и отдаться на волю судьбы. Раз хочет кусать - так пускай кусает. Одним больше, одним меньше - какая разница?
Где-то рядом с лицом послышался шорох. Приоткрыв глаза, я скосил их в сторону слышимого мной звука. Прямо рядом со мной сидел бурундук и, держа в своих маленьких лапках здоровенную шишку, самозабвенно грыз ее. Я видел, как его большой, пушистый хвост вздрагивал от малейшего постороннего звука возникающего в этой живой тайге. Его маленькие глаза-бусинки чёрными капельками поблескивали в лучах тёплого летнего солнца и, самое интересное, при всём этом его ожидании опасности он испытывал ко мне наиполнейшее безразличие, как будто меня или вообще не было здесь или я был тем, кого совсем не стоит опасаться. Например - пнем. Он воспринимал меня совсем не как человека, а как что-то то, что может составить со всем окружающим миром единое целое. Первый раз в жизни я видел эту маленькую зверушку так близко от себя, и теперь мог увидать, до чего же здорово его придумала матушка - природа. Все так просто и в то же время так рационально. Все просто и ничего лишнего. Добавить просто нечего.
Несколько минут я смотрел на это чудо, наслаждаясь открывающейся передо мной картиной,
как вдруг над тайгой разнесся хриплое карканье, и надо мной мелькнули большие чёрные крылья ворона. В ту же секунду зверёк недовольно свистнул своим тоненьким голоском и исчез за волнами мха, откуда ещё несколько раз донёсся его недовольный посвист, после чего всё вокруг меня опять замерло.
Я продолжал лежать, прислушиваясь к окружающему меня миру. Ничто более не могло привлечь моего внимания. Все вокруг было обыденно и не интересно. Тогда я попытался прислушаться к самому себе, к своему телу. Оно было живым, теплым и, самое главное, хотело ещё жить, хотело двигаться, шевелиться. Но всё это хотело оно, но никак не мой дух. Он настолько сильно устал, что не хотел воспринимать жизнь в каком-либо другом положении кроме, как глядя на всё вот отсюда, с земли, из этого мягкого ложа созданного для меня природой из этого мха. Я лежал и размышлял о своей жизни, о том, что мне за мои неполные двадцать пять лет мне уже довелось испробовать всякого. С одной стороны вроде бы совсем и не много, но в то же время разве многие могут похвастать хотя бы вот этим моим приключением. Конечно, оно ещё не кончилось, но всё равно когда-нибудь кончится, а когда-нибудь я может быть, даже расскажу кому-нибудь, например своим детям, о том, как плутал по тайге, как меня грызли комары и, как я ночевал в глубине леса без костра и вообще без ничего. А БАМ... Когда я в первый раз приехал в отпуск на Запад, мне было достаточно сказать о том, что я с БАМа, как на меня тут же начинали смотреть с уважением, с нескрываемым интересом. Всех интересовало, каково это жить на великой стройке, испытывать все те трудности, о которых так много говорят по телевизору и, самое главное, во что всё это оценивают. Такое чувство, что для всех в этой жизни это самое главное, что это тот единственный критерий, который определяет все. Я ожидал подобного и потому на все вопросы о заработке сразу же завышал настоящую цифру минимум в два раза. Но если и этого оказывалось мало, то тогда приходилось пускать в ход те льготы, которые государство давало строителям БАМа и самый главный из них - это "целевой". Это была та козырная карта, которая становилась важнее всех остальных. И никто не задумывался о том, что важнее всех этих зарплат и льгот было то, что я и такие, как я, становились причастны к истории, к тому, чем потом могут гордиться потомки, о ком они потом будут с гордостью говорить: "Мой папа строил БАМ!" Звучит! Еще как звучит! И тут я вдруг понял, что всё это ещё далеко впереди и, что всё это может так и остаться в том далёком будущем которое для меня может никогда не наступить если я буду вот так разлёживаться в этом лесу и, что пройдёт ещё совсем немного времени и обо мне вообще все забудут. Все забудут кроме моих родителей и моего старшего брата и всё... Обидно. Разве для того я появился на свет чтобы вот так за здорово живёшь сгинуть в этих мхах? Ну уж нет, меня так просто не возьмёшь! я ещё жив и ещё долго буду жить и умирать в обозримое ближайшее будущее не собираюсь.
Я поднялся настолько легко, что сам даже удивился. У меня создалось такое чувство, будто моё тело только и ждало того момента, когда поступит команда на движение и оно, как великолепно отлаженная машина перейдёт к действию, поднимется и пойдёт туда, куда ему будет приказано.
Я пока ещё не знал, куда мне идти. Конечно, ориентируясь по солнцу, я мог довольно точно выбрать направление своего движения, но в то же время, если учесть все мои многочисленные круговерти, то трудно даже приблизительно сказать куда я приду. Тут я заметил тоненькую тропочку, змеёю извивающуюся среди высоких сосен, и постоянно норовящую спрятаться под мохнатыми кочками мхов. Это была та ниточка, могла ею стать, по которой можно выйти хоть куда-то. Хотя бы просто к людям. А уж там видно будет.
Мерно вышагивая, я шёл по своей путеводной тропе, и та постепенно становилась всё более и более приметной. Вскоре её след уже не терялся во мхах, а стал довольно заметен на лесной траве. Чуть далее тропинка углубилась, и вскоре из под опавших иголок выглянул утрамбованный песок, по которому идти было одно удовольствие. Немного погодя тропинка сошлась с ещё более широкой, которая несколько раз вильнула из стороны в сторону и вдруг выскочила из тенистого лога прямо на берег Лены.
Прямо напротив меня, на противоположном берегу, была хорошо видна такая знакомая пристань Пеледуй, а от нее, в белом ореоле брызг, огибая остров, летела наша лодка. Я стал что-то кричать, махать руками, но меня не заметили. Ну и пускай. Теперь то уж я обязательно дойду до карьера. Он же совсем рядом. Просто рукой подать. Даже отсюда хорошо виден.
Я шагал по каменистому берегу радуясь жизни, жмурясь под тёплыми лучами ласкового солнца и мечтая о том, как все обрадуются когда я наконец то заявлюсь обратно. Как все будут меня расспрашивать, и я с деловым видом буду рассказывать обо всём том, что со мною произошло. О том, что мне довелось пережить, как всё это было тяжело и, как всё это я смог осилить. И так, теша своё самолюбие, я довольно быстро добрался до места.
Первым меня увидал крановщик с плавкрана. Разинув рот он смотрел на меня и даже не нашёл слов чтоб что-нибудь мне сказать. Даже рукой мне не помахал в ответ на моё приветствие, хотя и узнал меня
Потом меня увидел Славка Минеев. Радостный он выскочил из вагончика и тут же удивлённо застыл, уставившись на меня. У меня даже создалось впечатление, будто он видит меня впервые. Я же с важным видом прошествовал мимо него в вагончик, бросил ружьё на его же кровать, а сам в наслаждении развалился на своей. Нет, все-таки кровать гораздо лучше кедровых лап. Конечно, те мягкие и пушистые, но разве их можно сравнить с этой обычной панцирной кроватью. Радуясь жизни, я потянулся и тут вдруг обнаружил, что на моей кровати ничего нет, кроме матраца, одеяла и подушки. Все остальное бельё мирно лежало на моей сумке кем-то аккуратно сложенной.
-Слава, а кто собрал моё белье? Или за эти полторы суток пока я бродил по лесу, вы меня уже успели похоронить?
-Сегодня пошли шестые сутки, как ты ушёл, - Минеев сказал это так уверенно сурово, что мне тут же почему-то не захотелось с ним спорить. Но я же не был в тайге шесть суток!
-Что?...А ты не обсчитался случайно?
-Утром с пароходом должен приехать человек вместо тебя. Он уже в пути. Три дня назад были подняты вертолёты для твоего поиска. Пока тебя не нашли...
Шестые сутки... Я же не мог этого не заметить? Да, шутит он все. Неправда всё это. Хотя, в то же время, как же они могли успеть вызвать мне замену? Даже если очень захочется, если ехать не на пароходе, а на"Заре" всё равно тот сможет приехать не раньше завтрашнего вечера или ...Нет, сегодня никак не успеет. Только на самолете, но это вряд ли. А может быть это действительно только шутка?
-Слава, не надо со мной так шутить.
-Никто с тобой шутить и не собирается. Когда ты пропал, мы в начале сами пытались тебя найти. Ходили вдоль леса, кричали, стреляли из ружья. Ты не появлялся. Вечером поехали в порт, сообщили о тебе. Те ждали два дня, а потом вызвали вертолет, сообщили о случившемся местным охотникам, лесникам. Мы же вынуждены были сообщит в Якурим. Кто знал, что там с тобой могло случиться, что ты всё-таки соизволишь появиться, прогуляв где-то в лесу без малого неделю. Сам понимаешь, не могли же мы просто так сидеть и ждать тебя... - тут он как-то загадочно посмотрел на меня. В его глазах мелькнул не совсем добрый блеск, - А может быть ты нигде и не плутал? Может, завис у какой-нибудь красотки, а потом решил изобразить заплутавшего?
-Славка, кончай болтать глупости. Мне может быть ещё и квитанцию у топтыгина получить с указанием мест моей прогулке по его вотчине? Хотя, если честно, мне всё-таки не верится, что я пропадал целую неделю. Понимаешь, первый день и сегодняшний помню, могу поминутно расписать, а вот остальные... Даже не малейшего проблеска.
-По тебе и не скажешь, что ты проплутал более суток. Слишком хорошо ты выглядишь.
В это время из-за берега выскользнула наша лодка. В ней было двое. Еще издалека я разглядел, что это наш лодочник и второй бульдозерист-Вася Евсеенко. Вообще то мужика, которому уже гораздо больше пятидесяти трудно называть просто по имени, но у меня откуда то развилась привычка всех называть так. Единственное кого это не касалось, были только большие начальники. Их по имени назвать просто язык не поворачивался. В отношении же остальных я старался не изменять своей привычке, и никто на это ни разу не обиделся. Видимо они сразу же понимали, что в этом я не выражаю неуважения к ним, а скорее даже совсем наоборот.
-Я сейчас съезжу на пристань. Надо предупредить их о твоём возращении, а уж потом договорим обо всём. -бросил мне на бегу несколько слов Славка и чуть ли не скатился к самому берегу как раз к тому месту куда ткнулась наша лодка. Из той выбрался Василий и тут же, взревев своим "Нептуном", она умчалась в обратный путь. А я неторопясь разделся, стянул с себя сапоги от чего весь вагончик тут же пропах запахом пота, снял своё изодранное трико и забросил его себе под кровать. Теперь оно вряд ли мне когда пригодится. Энцифалитку повесил на верёвку на улице и пошёл к реке смывать с себя лесную грязь. Около самой реки меня ждал Василий. Он как-то не совсем добро посмотрел на меня, но всё же поздоровался и, чуть отойдя в сторону, стал с интересом наблюдать за мной. В другое время я может быть и поговорил бы с ним но сейчас для меня наиважнейшим была вода и ничего кроме воды.
С каким наслаждением я плюхнулся в холодную Ленскую воду. Течение тут же подхватило меня и попыталось увлечь меня куда-нибудь подальше от берега, но я крепко вцепился в донные камни и так и остался висеть на них, разрешая потокам воды держать моё тело над дном, а тому трепыхаться на усмотрение водной стихии. Я же испытывал при этом что то невыразимое. Я балдел самым натуральным образом. Я млел от чувств, ощущая всей кожей, как вместе с потоками воды уходят в никуда все мои тревоги, все то плохое чем наградил меня лес. Все мои плечи, только недавно горевшие от множества комариных укусов, махом прошли. Я чувствовал, как вспухшая кожа сжимается, стягивается, выдавливает зудящий комариный яд и становится здоровой. Лицо, уши и руки, получившие свою порцию, постепенно возвращались в своё исходное положение. Все лечилось простой холодной водой и от этого я не испытывал ничего, кроме того ощущения чистоты которое я с жадностью ловил и о котором я так долго мечтал.
Только тогда, когда я наконец то почувствовал чистоту и здоровье своего тела, я разрешил себе покинуть эти гостеприимные воды. И видимо это продолжалось достаточно долго, потому что вместе с моим появлением на берегу из-за острова появился и наш катер и теперь мне представилась возможность видеть удивлённое лицо нашего лодочника по совместительству, и бригадира грузчиков по должности Андрея. С самого начала у меня с ним не заладились отношения. Он был приблизительно моего роста, но более сухой и еще, самое главное, я нутром чуял, что его дух гораздо сильнее моего и по всему было видно, что он понимает это, и очень старательно пользовался этим. А может быть он по жизни был такой наглый и другим ему быть было просто не суждено.Вот и сейчас, когда он увидел меня в добром здравии, он тут же отказался верить в то, что я прошатался почти неделю в тайге и я тут же понял откуда родилось Славкино предположение о моём время провождении где-нибудь в поселке. Ничего удивительного в этом нет. Во-первых, они, Славка и Андрей друзья, и Андрей даже может как-то повлиять на Славку, не смотря на то, что именно Славка является его непосредственным начальником. Во-вторых, Андрей никогда не был противником немного погулять на стороне, а как сказал один философ, не помню, как его звать, о том, что каждый судит о поступках других в меру своей испорченности. Если он может исхитриться загулять у какой-нибудь бабенки, то почему бы другому не сделать это, придумав какую-нибудь фантастическую историю типа моего блуждания по лесу. Все просто и вполне понятно. Понятно и его настроение. Как же так, он сидит тут безвылазно и без единого романтического приключения, а кто-то смеет обойти его и развлечься да ещё не на одну ночь, а на целых шесть. Безобразие, да и только!
-И ты мне будешь ещё рассказывать сказки о том, как проплутал в тайге целых шесть дней? У меня вилки нет и лапшу мне на уши вешать не надо. Я видел Найдёшкина после того, как он проплутал неделю. По нему сразу же было видно, что он действительно заблудился. А ты даже не похудел...
-Насчёт того гулял я с кем-то или блуждал по тайге - это моё дело и тебе до него нет никакого дела, а насчёт лапши, то ты и сам её можешь превосходно состряпать. Я тебе в повара не нанимался!
Впервые я так вызывающе разговаривал с Андреем. Мне даже самому было это удивительно, а уж каково было ему самому... Он удивленно смотрел на меня, пытаясь найти достойный ответ, но наверно впервые в жизни у него это почему-то не получалось. Меня же абсолютно не интересовала его реакция. Мне это было всё равно. После такого таёжного приключения у меня больше не было ни малейшего желания лебезить перед ним, пресмыкаться, уходить от чуть назреваемого конфликта. Сколько можно! Кто он такой, чтоб я должен был перед ним отчитываться? Да, там на базе, он бригадир стропалей, но я же не в его бригаде и теперь он не на выгрузке УПТК, а на Пеледуе где главнее нас - бульдозеристов только мастер. А он же - просто, лодочник обслуживающий нас, которого если даже не будет, работа всё равно будет делаться. И с катером мы уж как-нибудь найдём общий язык. Все это я понимал давно, но только сейчас мне так сильно захотелось отстаивать своё право на спокойную, размеренную жизнь, в которой от меня будет требоваться только одно - работа, а всё остальное будет на втором плане. И я готов был это отстаивать любым доступным способом. И Андрей вдруг понял это. Он вдруг как-то разом сник, отступил в сторону и больше не проронил ни слова. Мне пока этого было вполне достаточно.
Славка Минеев с Василием видели, что между мною и Андреем происходит довольно серьёзный разговор, но оба предпочли в него не вмешиваться. Славка, скорее всего из-за своих приятельских отношений с Андреем, а Вася уже давно вышел из того возраста, когда человек ещё пытается что-то кому-то доказать. В своей жизни он уже всё доказал.
Промолчали они и тогда, когда я вернулся в вагончик, обтерся полотенцем, раскочегарил паяльную лампу, поставил на неё чайник и распечатал банку сгущенного молока. Не смотря на то, что я почти неделю проболтался в тайге, есть мне не хотелось. Видимо мой организм уже настолько сильно адаптировался к ограниченному потреблению пищи, что сейчас никак не желал менять рацион. Да и раньше то, когда весь день печёт солнце, не очень тянуло на что-нибудь особенное. Горячим было в основном молоко с чаем, что я и собирался сейчас сделать, а в дополнение к нему тушёнка или паштет. Последнее было более предпочтительным.
Так вот, сварганил я себе чай и стал спокойненько его попивать, наслаждаясь спокойствием и красотами открывающейся передо мной картины. И вдруг в эту самую картину почти бесшумно выползла с высоко задранным носом "чешка". Всё ясно, судно пришло на погрузку. Я глянул в сторону наших соседей. Там было тихо. Видимо, пришла наша очередь поработать. В это время из вагончика вышел Василий и направился к своему Т-130.
-Вася, это наше судно? - и зачем спрашивать, если итак всё видно.
-Да. Вчера был у соседей. Им "верблюд" достался. Поздно ночью закончили.
-Да, с этими "верблюдами" одна морока. А пока я пропадал, у тебя много было?
-Один "Сибирский", один СОТ, один "верблюд".
-Тяжко тебе было. Куда же тогда ты собрался? Иди, отдыхай. Пора и мне поработать. Машина то заправлена?
-Конечно... А тебе не слишком тяжело будет?
-Ничего, справлюсь. В первой что ли?
Не переодеваясь, я забрался в машину, завел пускач и вскоре окрестности огласил тихий щебет основного движка, дизеля. Постоял немного, давая мотору чуть прогреться и заодно самому прочувствоваться работой. Помигал фарами, пару раз газанул и пополз наверх, в карьер. Вася молча смотрел мне вслед, а потом вернулся в тёмный вагончик, где все уже наверно спали.
Тут, наверху, работа была довольно простая. Забирай песка побольше, сталкивай его вниз под откос и быстро назад за новой порцией. Как челнок взад-вперёд и так всё то время, пока судно не загрузят. Обычно всё это делается на второй передаче, изредка на третьей, но в таком темпе очень быстро устаешь, и потом приходится всё равно переходить на более низкую скорость. Слишком трудно вести машину и при этом ещё и постоянно балансировать на грани затухания мотора. Сегодня же всё это получалось у меня очень легко и даже грациозно, если можно себе представить грациозный бульдозер. Машина как будто сама носилась по своей песчаной тропе, выводя каждый раз к откосу полный отвал грунта. Мне было легко и весело. В кабине было тепло не смотря на то, что дверцу я не закрывал, а на улице так светло, что никакой нужды в фарах я просто не ощущал. Так продолжалось часов шесть, а потом я увидел, как снизу прямо по откосу поднимается человек. Матюгнувшись, я остановил машину. Похоже, это человек с крана. Видимо у них там что-то случилось. Не может же он полезть сюда просто ради любопытства. Оно могло для него дорогого стоить: не заметил и завалил песком.
-Слушай, может быть перекуришь?
-Некогда курить, работать надо.
-Куда работать? Ты уже столько навалил, что и на это, и на полследующего хватит. Иди, отдыхай лучше.
Я неторопясь согнал машину вниз, заправил её - бак был почти пуст, и поставил её на старое место. Спать всё не хотелось и я, стараясь не шуметь, запустил лампу, собираясь попить чайку. Но к моему удивлению в вагончике никто не спал. Конечно, Славка мог и не спать: совсем скоро ему придётся отписывать судно, а вот почему не спят Андрей с Василием? Или они маются от бессоници, или... меня ждёт серьёзный разговор. Последнее оказалось верным.
-Может быть, ты наконец то скажешь, где пропадал целых шесть дней?
Я мог бы запросто и сейчас огрызнуться на Андрея, но дело в том, что сейчас он говорил не от себя лично, а от имени небольшого, но всё-таки общества. Все они наверняка переживали за меня, искали меня в тайге. А каково было Славке сообщать обо мне в Усть-Кут? Вряд ли его похвалили за это ЧП, и ещё неизвестно чем всё это для него закончится.
-Мужики, я правда заблудился в тайге. Но вспомнить могу только первый день и последний. То, что было между ними, я не знаю. Похоже, что я просто заснул. Больше мне просто нечего сказать. А о том, что меня не было целых шесть дней, я узнал только когда пришёл.
-Ты правда ничего не помнишь?
-Вась, ну зачем мне тебе врать? Незачем. Я действительно правду сказал.
-А я всё равно ему не верю! - Андрей оказался гораздо упорнее, чем я рассчитывал, - Проблядовал где-нибудь в поселке, а теперь нам тут сказки рассказывает.
-А я ему верю! - Славка сказал это так спокойно и так надежно, что поначалу Андрей только и мог, что беззвучно раскрывал рот становясь от этого похожим на выброшенную на берег рыбу, но потом он всё же набрался сил и смог более-менее членораздельно промямлить:
-Пп-по-о-че-мууу?
-Посмотри на моё ружье. Ты помнишь, каким оно было, когда он уходил с ним? Я помню. Только перед тем, как сюда ехать я обновил всю лакировку. Где она сейчас? Ее нет и в помине! Так, как будто кто-то очень старательно всю её соскоблил, но сделал всё это так старательно, что сошла только лакировка, а дерево осталось целёхонько.
-За шесть дней и не так можно отскоблить.
-Так невозможно. Специально это не сделаешь. Это может быть только работой тайги и без участия человека. Кроме того, посмотри на ствол снаружи. На нём даже следа не осталось от воронения. То же скажешь, он это сам сделал? Может быть, он и ржавчину в стволе развёл? Нет, такое возможно сделать только в том случае, если пройти по его маршруту. У тебя не возникает желания попробовать проверить?
Андрей молча крутил в руках Славкино ружье, рассматривал его в слабых лучах восходящего солнца, но ничего определённого сказать не мог, а может быть, просто не хотел. Потом молча отдал одностволку хозяину и вышел на улицу.
На этом разговор закончился, а совсем скоро к плавкрану подскочила "Заря ", на которой приехал мой сменщик. Я перекинулся с ним несколькими дежурными фразами, отметил у Славки свои бумаги и на этой же "Заре" уехал. Вечером следующего дня уже другая "Заря", на которую я пересел в Киренске, ткнулась в щебенчатый берег напротив небольшого Бамовского посёлка Якурим. День был рабочим, и никто не видел моего приезда.