Теперь генерал от меня больше не отставал. Его люди постоянно ходили за мной. Я был под его "колпаком". Мать плохо понимала, во что я вляпался, и видела во мне только героя. Отец всячески поддерживал моё реноме, и даже мысли не допускал, что всё это может для меня плохо кончиться. А я же - ждал. Сам не знаю чего, но ждал. И по тому, что в отношении меня пока ничто не предпринималось, можно было догадаться о том, что местное руководство пока само не знало, что со мной делать. Но это не помешало им предпринять кое-какие предварительные меры. В частности, к нам однажды зашла Светлана Зиновьевна и с удивлением поведала, что все результаты моего осмотра вдруг исчезли. Только вчера были, а с утра их уже нет, и никто не знает, куда они могли деться. Я то понял, куда они подевались, но как всё это ей объяснить? Пришлось оставить её в неведении. Пусть будет так, как есть. Для неё это лучше, чем знать всю правду.
Но вот где-то в центре, наконец-то, решили мою судьбу. За мной пришли и вежливо попросили съездить с ними. Доставили прямо в здание КГБ. Второй раз я заходил в этот дом, но впервые прошёл дальше дежурного и попал прямо в кабинет генерала. Он был не один. Напротив него сидел какой-то человек несколько моложе хозяина кабинета, но по его властолюбивому поведению было видно, что он вряд ли уступает хозяину в своем положении.
-Познакомьтесь, Николай Владимирович, это Юрий Васильевич. Он приехал по вашу душу. Очень уж ему захотелось познакомиться с вами, узнать вас поближе.
Юрий Владимирович привстал, протянул мне руку для рукопожатия и после этого обмена любезностями предложил мне сесть рядом с собой. Он с нескрываемым интересом разглядывал меня и, похоже, ему было невтерпёж приступить к своим расспросам, но вначале он решил поделиться со мной всем тем, что смог раздобыть про меня. Потрудились они неплохо. В этом надо отдать им должное. Даже раскопали где-то о том, что я однажды написал рапорт с просьбой послать меня во Вьетнам, чтоб там биться с Американским империализмом. Об этом даже в части никто не знал, а они узнали. Тут уж невольно возникала мысль, что раз уж им такое известно, то нет нечего удивительного в том, что им известно о моих приключениях на БАМе. Это было началом всего и такое им никак нельзя было упускать. По чину не положено. Звание их конторы такое не позволяет. Но ко всему прочему им даже было известно о том, что я в первую же ночь пошёл работать. В общем, хорошую работу проделали. Теперь пришло время всё это собрать в большую перепутанную кучу и попытаться в этом разобраться. И надо отдать в этом должное, я готов ради только этого с ними сотрудничать. Меня самого чрезвычайно интересовало всё то, что со мною произошло. Тем не менее, разговор пошёл по несколько иному руслу, совсем меня не устраивающему. Он вёл себя так, как будто вербовал иностранного агента, а не советского человека. Он пытался запугать меня!
-Ну, как Николай Владимирович, мы ничего не упустили?
-Вроде бы всю мою подноготную выскребли, но что это теперь вам даёт?
-Например, понимание вас, ваших поступков. Вам всегда хотелось быть героем. Хотелось быть тем, кому бы простые обыватели могли завидовать. Вас совершенно не интересовали те блага, которые могли последовать за этим. Вам это было не нужно. Для вас самое главное - через своё геройство самоутвердиться в жизни. Согласен, это само по себе уже немалое достижение, и мы готовы вам в этом помочь, если вы сами нам поможете.
Да, этот Юрий Васильевич достаточно точно смог охарактеризовать меня. Всё правильно сказал, поймал самую суть, самую ниточку моей души. Конечно, о чём же я могу мечтать, если вокруг меня одни примеры для подражания. В школе куда ни глянешь - везде плакаты о пионерах-героях начиная с Павлика Морозова и кончая Валей Котиком. Да и сама школа в начале носила имя Александра Матросова, а потом стала носить имя Чапаева. Не суть важно, что все они погибли, а главное, что они были героями и с них надо брать пример. Только вот в чём? Как надо умирать, или, как надо жить?
А дома? Да, отца каждый раз приглашают на встречи с ветеранами. Он там такого понарассказывает, так только дух захватывает. Не верится, что этот вот человек прошёл через всю войну, столько дел там переделал и ещё и живой остался, да ещё после всего этого сделал меня с братом. Опять геройский пример для подражания. И так всю жизнь. Одни герои вокруг, куда ни глянь. И все такие хорошие, такие правильные, что невольно самому захочется стать таким, а уж если какая каверза осталась с детства, так она после твоего геройства разом исчезнет, померкнет для всех или, самое большее, станет той маленькой чёрточкой, показывающей, что ты всё-таки не только герой, но ещё и человек.
Совсем недавно я был тем, кто только и помышлял обо всём этом с единственной целью утвердиться. И до сих пор мне ещё это требовалось, но уже не перед собой, а перед теми близкими, кто сих пор смотрел на меня, как на непутёвого, как на шалопая. Хотя бы перед отцом. Я же более не чувствую себя слабее окружающих. Нет, теперь я им ни в чём не уступал, а наоборот был сильнее их.
Это всё я понимаю, но вот понимают ли это эти чины из госбезопасности. Похоже, что нет. Их здорово подводит вера в понимании души человека через его прошлое. Видимо придётся их переубеждать.
-Юрий Васильевич, я вижу, что вы хорошо потрудились. Только не понимаю, что это вам даёт? Сейчас я во Вьетнам не поеду и даже не хочу туда, а вот назад, на БАМ, так там мне действительно понравилось, и я совсем не против и дальше там же жить и работать. Теперь для меня это не геройство, а самая обыкновенная жизнь. Надеюсь, хотя бы это вы поняли?
-Николай Владимирович, мы догадывались, что вы возможно совсем не тот, кем были раньше и потому мы не рассчитывали на то, что из дружеских побуждений вы броситесь в наши объятия. Мы не так глупы, как вам это может показаться. Мы можем предложить вам что-нибудь гораздо более существенное, чем просто чувство самоутверждения. Например, такие вещи, как немалые материальные блага. Неужели вам не хочется зарабатывать столько, чтобы вы могли удовлетворить все свои потребности?
-Я на БАМе тоже неплохо зарабатываю.
-А кто вам сказал, что вы там всё ещё работаете? Вас уволили по ст.33 КЗоТ РСФСР за прогулы которые вы совершили, будучи в командировке в Пеледуе. Трудовую книжку вам вышлют по вашему адресу.
Вот этого я от них не ожидал. Надеялся, что всё будет чисто, мирно, а они ещё до разговора начали кроить мою жизнь по-новому, по-своему. Как же теперь быть? Бросить всё? Так в любом случае придётся всё бросать и начинать всё с начала. Стоп... А я сегодня ел? Нет, и давно уже не ел. Спал? Тоже не спал с самого момента, как выспался после той аварии. То есть есть мне не надо, спать не надо. Что же тогда мне нужно от этой жизни, от этого общества? Да ничего кроме статуса обычного гражданина и его то они сейчас, как раз меня лишить. Уже можно сказать лишили. Теперь с этой статьёй я нигде не смогу работать, а только на самой низкой не квалифицированной работе. Там мне самому не охота трудиться. Лучше уж каким-нибудь сторожем... Сволочи, подставят элементарно. А может быть вообще не работать, а уйти куда-нибудь в тайгу, подальше от людей... Вот было бы хорошо. Но родители... Они такого не переживут. Неинтересно. Хотя, что это я запаниковал раньше времени, попытался я успокоить самого себя. Может ещё всё не так плохо? Может быть они смогут мне предложить что-нибудь дельное?
-И для чего всё это вам нужно? - С наигранным безразличием в голосе поинтересовался я.
-Вы нам нужны.
-Я это давно понял. Я спрашиваю, для чего всё это нужно? Для чего я вам нужен, раз уж не понятно?
Юрий Васильевич чуть озадаченно стал перечислять всё то, что я получу, если соглашусь с ними работать, но я его резко прервал:
-Я не спрашиваю у вас, что я буду со всего этого иметь. Это особый разговор. Меня интересует, что мне потребуется делать у вас. Какую работу вы собираетесь мне предложить. Хотя, учитывая, как бессовестно вы уже со мной поступили, разговаривать с вами о чём либо мне вообще что то расхотелось? И ещё, вы же не только офицер КГБ, но ещё хоть немного, но юрист. Так вот, если я совершил прогул, по-вашему так получается, то меня должны отстранить от работы. А я же после этого ещё работал. Неувязочка выходит. По юридической линии. Кроме того, сейчас я в отпуске и моё заявление подписано и мне выданы мои отпускные, которые бухгалтерия начислила. И даже билет есть служебный. О каком же тогда увольнении вы говорите? Видите, сколько глупостей вы понаделали, а теперь ещё вздумали мне предлагать какую-то работу. Так вы меня и там подставите. Нет, с таким шлейфом ошибок не быть вам никогда генералом!
Офицер даже немного смутился от такой отповеди какого-то молодого мальчишки. Ну что для него парень чуть больше двадцати лет отроду? Желторотый юнец. Он тут представляет Центр, перед ним местный генерал ведёт себя, как его подчинённый, а этот сопляк ещё учит. И ведь по делу учит. Конечно, отчётливо было видно, что всё шито белыми нитками, но надо же как нибудь ему меня зацепить. Мы оба всё понимали. И генерал, наблюдающий за нашей пикировкой тоже всё понимал. И видел, что мы входим в клинч. И ещё, он видимо не забыл про мою маму. Всё же она много для него сделала. Если бы не она, то сидеть бы ему тут не только без зубов, а ещё и кости начали бы растворяться. А может ещё что-нибудь. Не врач я, а только чуть нахватался верхов от мамы.
Николай Владимирович, вы правы. Мы действительно несколько перешли грань закона, но вы же понимаете, что это всё только ради блага страны. Или вы считаете, что страна должна идти после ваших интересов? В это я не верю. А с работой, то та работа вам может и не понадобиться. Что такого какой то тракторист, которых сотни тысяч и сотрудник Комитета Государственной Безопасности? Это как небо и земля.
-Я не тракторист, а бульдозерист. Тракторист в колхозе землю пашет, а я работаю на стройке. - ни один бульдозерист не назовёт себя трактористов. Это прямое оскорбление.
-Ладно, если вы так хотите, то вы бульдозерист, но всё равно же это не сравнимо с сотрудником КГБ?
-Это понятно. Но Юрий Владимирович почему то так хочет припереть меня к стенке, что готов на любую пакость. Как будто я не в Советском Союзе родился. Неужто я пойду во вред своей стране? Не шпион же я?
- Нет конечно. Просто у него видимо сработала привычка. Простим его за это?
-А куда же мне деваться. Правда я до сих пор так и не понял для чего я ему так понадобился? Или не ему а Комитету?
-Мы пока ещё точно не знаем. Это всё будет известно после того, как мы узнаем ваши способности. С этого всё и начнётся.
-Это меня тоже интересует. Считаем, что пока наши цели сходятся, а вот насчёт остального, - там будет видно. Ни вы, ни я ничего определённого на эту тему сказать не можете. Правильно я понимаю?
-Вы правы, всё это будет видно после работы с вами. Кстати, вы, может быть, всё же поделитесь с нами, откуда у вас появились такие способности, кто это вас ими наградил? Не инопланетяне же постарались?
-Не знаю.
-Ну, раз не хотите говорить, то не говорите, но учтите, об этом вас наверняка будут спрашивать, и там уже вы не отвертитесь своим незнанием.
-Им я отвечу то же самое.
Московский начальник захотел было мне ещё разочек возразить, но потом передумал. Решил не нагнетать обстановку заранее. Пускай...
. Буквально на следующий день я вместе с Юрием Васильевичем вылетел в Москву. Кроме генерала нас в аэропорту никто не провожал. Даже моим родителям не разрешили. Я с ними простился дома. А оттуда на генеральской "Волге" махом домчались прямиком к самолёту, и тут же маленький Як-40 взвился в небеса.
Москву я не видел. Пару раз подпрыгнув, самолётик приземлился на каком-то военном аэродроме и опять к нему подрулила практически такая же "Волга", как и у нашего генерала, которая, приняв в себя пассажиров, тут же лихо развернулась, даже колёса завизжали, и помчалась по какой-то узкой, асфальтированной дороге, пронзающей лес насквозь. Потом машина оказалась на какой-то трассе, по которой мы выехали почти к самой Москве, но туда так и не заехали. По кольцевой дороге объехали её, а потом свернули ещё на один ухоженный проселок, после чего оказались в каком-то небольшом городке, въезд в который преграждал полосатый шлагбаум, взметнувшийся вверх ещё до того, как мы к нему подъехали. Там меня встретили люди в белых халатах. Они вежливо провели меня в большое здание, где для меня уже были подготовлены апартаменты. Довольно большая двухкомнатная квартира с полной обстановкой и телевизором с большущим экраном. Наверняка цветной. Юрий Васильевич тут же продемонстрировал мне его, включив, пощёлкав каналы. Их оказалось много, целых четыре.
После этого он провёл меня в мою спальню, потом показал ванную комнату, в которой всю так и сияло, а голубая ванна вообще меня шокировала. Такого я ещё не видел. Да и откуда я мог такое увидеть. Да, я никак не могу сказать, что мои родители жили плохо. Они немного позволяли себе пораскошничать, но это всё было в таких жёстких рамках, что иногда эти рамки становились даже уже, чем того могли потребовать от моего отца. Он был довольно большим начальником в строительстве, и потому у него всю дорогу были нелады с ОБХСС. На другого, может быть, те и не очень то обратили бы внимание, но свою беду он поругался с одним из руководителей области не дав его будущему зятю квартиру, которая ему не полагалась. Кстати, тот так зятем и не стал, но своё чёрное дело всё же сделал.
Осмотрев своё новое жилище, я захотел разобраться с окружающим меня миром. Оставив свои вещи, я переоделся в обыденную одежду отдыхающих - трико и кеды, и направился к выходу. Но тут обнаружил, что у меня нет ключа от входной двери. Тщетно я перевернул всё в прихожей. Его нигде не было. Тогда я решил сделать то же, что делал с входной дверью в свою квартиру, когда был ещё первоклассником: установил дверь на защёлку и мягко прикрыть её. Единственно, что я решил ещё добавить к своему малолетнему творчеству полоску картона, которую намеревался подсунуть между дверью и стеной, чтобы сквозняк ненароком её не открыл. Снарядившись таким образом я уверенно направил свои стопы к выходу. Толкнул дверь. Она не поддалась. Тогда толкнул её посильнее. Результат оказался тем же самым. Закрыт, как какой то шкодливый мальчишка. Закрыт точно так же, как тогда, когда собрался пойти прогуляться после того, как сломал ногу. Всё опять повторяется со всей той неизбежностью, с которой я так старательно боролся. Растерянный, я отошёл от двери. От нечего делать вышел на балкон. Прямо передо мной росли прекрасные кудрявые сосны. Они были совсем не такие, какими я привык их видеть и у себя дома, за Волгой, и в бескрайных сибирских лесах. Там они стремились все ввысь, стараясь урвать друг у друга самую малость света. Тут это им было не нужно и, пользуясь этой своей свободой, они широко разбрасывали свою густую крону. Одна из ветвей довольно близко приблизилась к окну в спальне. "Чтож, надо это будет запомнить - моё услужливое сознание без моего ведома, занесло этот фактик в память. Кто знает, может когда и пригодится.
Тут рядом с собой я услышал осторожное покашливание. Мгновенно обернувшись, я встретился взглядом с глазами своего любопытного соседа. Несколько полноватый мужчина в полосатой пижаме с интересом разглядывал меня. Он даже и не подумал о том, чтоб отвернуться, или хотя бы изобразить смущение. Похоже, это его ничуть не волновало. Насмотревшись вдоволь, он демонстративно отвернулся и, не прощаясь со мной, вышел с балкона. А у меня после всего этого внутри создалось впечатление, будто в мою душу заглянул кто-то липкий и противный. Полазил по ней своими холодными руками-щупальцами, выведал всё и ушёл, даже не подумав скрыть следы своего пребывания там. Холодок прополз по спине. Неприятное соседство. Но я тут же постарался отбросить всё. Ерунда всё это! Ну, почудилось что-то такое. Мелочь всё это. Главное - это то, что я сейчас здесь, и наконец-то смогу хоть немного разобраться в самом себе. Понять, что же, наконец, произошло со мной, и теперь весь цвет нашей советской науки будет помогать мне в этом. Мне даже стало не по себе от предчувствия всего того, что меня ожидает в своём, таком недалёком будущем.
Но такой эйфории суждено было продолжаться совсем не долго. Моё прозрение началось сразу же после первой встречи с теми, кому суждено было передо мной представлять всю нашу науку. Это было несколько довольно молодых учёных, глядя на которых мне так и казалось, что они потирают свои руки от удовольствия в ожидании всего того, что предстоит им в общении со мной в самое ближайшее время. Но они были всего лишь мелкими сошками рядом с тем, кто был во главе всего их предприятия. Им был до неприличия полный человек с огромной лысой головой и вечно потными руками. Да не только руки, он весь сам так и истекал влагой которая всюду находила себе место, но при этом, к моему удивлению, от него совсем не пахло потом. Раньше, до встречи с ним, мне казалось, что от полного человека нельзя ждать плохого. Всем своим видом они располагали меня к себе и я им верил, и жалел их за это физиологическое страдание, которое им суждено нести через всю жизнь. Теперь я увидал и того, кто смог убедить меня в ошибочности тех предубеждений. А начиналось всё так хорошо. Он с самым учтивым видом стал расспрашивать меня обо всём том, что приключилось со мной за последнее время. Очень заинтересовался тем, как я смог пережить свои злоключения в тайге, как узнал о своих вдруг появившихся возможностях. И когда он слышал все мои излияния, он даже не пытался скрыть свою радость от общения со мной. И при этом всё потел и потел.
-Вы рассказали нам о себе столько интересного, что мне, вместе с моими молодыми коллегами, захотелось разузнать о вас как можно больше ещё чего-нибудь интересного. Узнать то, о чём вы даже сами ещё не знаете о себе. Но благодаря нам, я уверен, совсем скоро узнаете.
-Если это вам удастся, то я буду только рад вам помочь. Меня самого интересует что это со мной такое приключилось и чем всё это для меня может закончиться.
-Вот и хорошо, вот и ладушки, - он даже прихлопнул от радости своими пухлыми ладошками, - теперь то мы и поработаем!
На этом разговоры кончились и начались эксперименты. Они всё пытались найти границу моих способностей и потому я всегда ходил по самому краешку жизни. К счастью, они всё же не могли до конца представить всех моих возможностей и потому только один раз, во время водного испытания, я действительно заглянул за тот край, из-за которого уже не было возврата. К счастью, они вовремя заметили, что я "ухожу" от них, и эксперимент был остановлен. Они что-то потом долго обсуждали о причинах произошедшего и потом пришли к выводу, что вода становится как бы экраном, который отгораживает меня от всех остальных источников энергии при одновременном повышении потребности в ней. Теперь становилось ясно, почему после моего тогдашнего "отдыха на Волге" мне экстренно понадобилась подпитка в виде самых простых продуктов питания.
Конечно, узнать такое о себе было любопытно. Но я тогда ещё не знал, что не всё желательно знать для посторонних. Как хорошо, что процесс моих изменений проходил постепенно и тот "пузырь" мог ознакомиться только ещё с "зародышем" того, во что я должен был со временем превратиться. "Пузырь" же не оставил свои эксперименты и продолжал мои пытки. Я чувствовал, что я для него уже давно перестал быть человеком, а стал чем-то наподобие того кролика, на котором измывалась вся его наука, прежде чем приступить к кардинальным действиям. И однажды мне повезло удостовериться в этой своей догадке.
Обычно после экспериментов я сразу же уходил отдыхать, но в этот раз всё было слишком просто, и я совсем не устал. Я неторопливо переодевался в своей раздевалке, когда услышал разговор Пузыря с одним из своих коллег. Оба они были, что называется "одного поля ягода" и потому общались они довольно свободно:
-Знаешь, мне иногда так и хочется разобрать этого вундеркинда и посмотреть из чего он устроен. Совсем не удивлюсь, если в нём найду всякие там "лампочки, резинки, конденсаторы и прочую ерунду". Как в той песне про мальчишек...
-Из чего сделаны мальчики?
-Вот-вот. Я просто не верю, что всего этого в нём нет.
-Но мы же делали ему рентген?
-Может он его меняет? Может быть, он как нибудь воздействует на рентгеновскую плёнку? Он же феномен и от него всего можно ожидать.
-Мне иногда тоже так кажется. Но нам пока не разрешают его исследовать вплотную. Берегут для каких-то своих нужд. Вот когда разрешат...
-Да, вот тогда то мы и разберёмся в нём по настоящему...
-Только неизвестно, сможем ли мы потом его собрать...
-А это уже не имеет никакого значения. - И она весело рассмеялись. Так весело, что у меня мурашки поползли по коже, хотя этого уже давно со мной не было. И я понял, что я испугался. Испугался самым натуральным образом. Я даже смог представить себе, как эти холодные руки режут мою плоть, заглядывают в неё, и чуть ли не пробуют её на вкус.... И смеются. Этот смех просто выводил меня из себя. Он бесил меня. Со злостью я распахнул дверь раздевалки и оказался перед этими смеющимися "учёными". Смех мгновенно прекратился. Со всей злостью, какая во мне была в тот момент, я посмотрел им в глаза и увидал, что они меня испугались. Они боялись меня, и этот их страх был тем самым источником их садизма в отношении меня, прячась за который они пытались справиться с самим собой.
-Я - человек! Запомните это. И не надейтесь забраться в меня. Даже через мой труп! Скорее будет наоборот. Подумайте об этом. Ненавижу менгелей!
Они меня испугались. Я чувствовал это. И радовался этому. Прямо через кожу я почувствовал, как их страх липким поток проистекает наружу и становится той основой, ради чего они сейчас живут. Он стал для них всем. Заменил собой всю сущность существования их жизни. И тогда я решил ещё его подстегнуть. Я обернулся к ним и с полным презрением к ним бросил им всего одну фразу:
-Может быть, всё это случится совсем скоро. Подумайте об этом. Ночь очень подходит для этого.
Вот теперь то они испугались уже по настоящему. И теперь они даже не пытались скрыть своего страха. Меня же всё это только радовало. Я даже представил, как они теперь будут дрожать ночью в своих кроватях, прятаться под одеяло, обнимать своих томных женщин, надеясь найти у них успокоение. Но не смогут его там найти. И тогда они в начале просто напьются, а потом выпрыгнут в окно. А может быть и с балкона. Лишь бы высота была подходящей. Я так живо представил себе всё это, что даже смог разглядеть их разбившиеся о жёсткий асфальт тела. И тут же поймал себя на том, что всё это и вправду случится. Сегодня ночью и случится. Не знаю, почему я так посчитал, но я был уверен, что так будет! И я испугался этого. Во мне вдруг проснулся Человек, который понял, что он может сделать что-то нечеловеческое. Это было уже страшно.
Я резко остановился. Повернулся к дрожащим "учёным" лицом. Те смотрели на меня, даже не пытаясь скрыть своего страха. Он для них сейчас был гораздо важнее их жизни.
-Не бойтесь. Сегодня я добрый. Я дарю вам жизнь, но при условии, что вы уйдёте отсюда. Я не хочу вас больше видеть. Если конечно вам всё ещё дорога ваша жизнь!
Теперь я дал им свой шанс. Пускай живут, но подальше от меня. А я пошёл к себе, по пути стараясь разобраться в себе. Только что я открыл в себе ещё одно умение, которое так не свойственно простому, обычному человеку. Ещё одно отклонение...
Я отпустил их, но в то же время задумался. Только что я смог заставить этих ... изуверов от науки убить себя. Я был в этом уверен. Абсолютно уверен. И от страха за это, за то, что мог с ними сделать, пожалел их. Я испугался самого себя.... И в то же время я был всё же человеком, и, как и положено человеку, ничто человеческое мне было не чуждо. А раз так, то почему бы не проверить эти мои способности? Это было уже так заманчиво, так интересно, что эта идея тут же стала для меня той идеей фикс, которая на ближайшее время заняла все мои мысли. Но так как я всё-таки себя считал человеком, то и начинать я свой эксперимент не мог ни с чего другого, кроме как с всё тех же милых домашних животных, которых человек в давние времена пригрел подле себя. Наиболее подходящими существами для этого были те собаки, которые так и вертелись по городку. Множество раз местные власти пытались избавиться от этих бродячих животных. Проводили организованный отстрел, травили их, но всё было бесполезно. На смену ушедшим тут же приходили новые и в ещё большем количестве. Вот и сейчас они усиленно разгребали контейнер с бытовым мусором полностью игнорируя таких случайных прохожих, каким был я.
Подойдя поближе к этому увлечённому добычей своего пропитания стае, я выбрал самого большого, вислоухого пса с большими рыжими пятнами на боках. Похоже было, что он тут за главаря. Вожак. Пёс меж тем энергично разрывал обёртку какого-то пакета, и никто даже не пытался посягнуть на его приоритетное положение. Серьёзный пёс. Вполне подходящий для моего эксперимента. Когда я к нему чуть приблизился, он даже злобно заворчал на меня и, подхватив свою добычу, отошёл в сторону. Я ему не понравился. Тогда я попытался представить себя его другом, товарищем. Но на пса это не возымело никакого действия. Собака продолжала сторониться меня враждебно поблескивая в мою сторону глазами и на каждый мой шаг реагируя сдержанным рыком и демонстрацией своих клыков. Ничего не понимая, я отошёл в сторону. У меня ничто не получалось. Неужто то, что только что произошло в лаборатории, было не больше, чем самообман? Неужто мне только показалось, что я мог заставить тех людей убить себя? Стараясь понять всё это я сел на скамейку возле подъезда. Наверно со стороны я был похож на того Роденовского "мыслителя", потому что ни один прохожий даже не приблизился ко мне. А может быть я их просто отпугивал, как какой-то недочеловек?... И вдруг при этой мысли меня словно укололо. Для всех, чуть знающих меня - я не человек. Ну, не совсем человек. И свой первый опыт я проводил именно с человеками. Может и на того пса я смотрел, как на тех человеков? А если я буду смотреть на него, как на собаку? И тут же я опять себя поймал на некоторой неувязке: как это смотреть на собаку, как не на человека? Мы же, люди, только и можем смотреть на неё так и никак иначе. Значит надо искать другую точку отсчёта.
Так, для всех людей я - не человек! Начнём с этого. Они и смотрят на меня, как на неизвестно что и готовы были ожидать от меня чего угодно. Даже очень плохого. Будем считать это истиной. То, от чего надо плясать. Если это так, а это именно так, то для собаки я так же должен быть не человеком! Да, она меня не знает. Но она во мне видит человека. А раз для неё я человек, то от меня нельзя ожидать ничего хорошего. Этот же пёс наверняка пережил все эти травли, когда пытались вытравить его племя. И сейчас он смотрит на меня, как на врага и никак иначе. В то же время одно противоречие никак не отпускало меня: А кто сказал, что я всё равно ему не остаюсь врагом? Я же сейчас пытаюсь заставить его исполнить мою волю. Может быть и враждебную ему. Значит я не должен подходить к нему, как друг. А как кто же? Как враг, который заведомо сильнее его и которому он обязан подчиниться? Пускай он знает, что я сильный, что я не боюсь его. Пускай он меня боится!
С такими мыслями я вновь двинулся к всё той же стае. Рыжебокий был там же. Он ещё издалека почувствовал моё присутствие и сдержанно заворчал. Маленькие шавки, крутящиеся по той же помойке, постарались спрятаться за ним и оттуда поглядывали на меня, пытаясь понять причину угрозы. Но тут одна из них, самая маленькая и самая наглая, выскочила вперёд и с громким тявканьем бросилась ко мне норовя цапнуть меня сзади за ногу. Её звонкий заливистый лай послужил, как сигнал для всей стаи. Разразившись громким лаем они бросились ко мне стараясь при этом перелаять друг друга и тем самым показать свою храбрость. Я остановился не зная что предпринять. Если продолжать заниматься только тем псом, то тогда эти шавки однажды настолько осмелеют, и начнут пробовать свои зубки на мне. А мне этого пока не хотелось. И я решил начать с них. Со всех сразу же. Я представил себя чем-то огромным и страшным для них. Чем-то тем, чего они наверняка должны боятся. Но шавки продолжали прыгать вокруг меня полностью игнорируя мои призывы. Я почувствовал, что ещё немного, и они перейдут от пустого лая к делу. Начнут кусаться. И тут я вспомнил один случай: когда я работал на БАМе, на базе УПТК, тамошние сторожа рассказывали мне, как один наш бульдозерист отчебучил шутку с местными собаками. Обыкновенно они целой сворой кружили возле сторожки и своим лаем всегда объявляли о появлении чужого. Но однажды сторожа не обнаружили рядом ни одной собачонки. Все они крутились метрах в ста от входных ворот и никак не хотели приближаться. Сторожа и звали их, и подманивали всякими собачьими сладостями, но те только поджимали к брюху свои хвосты и не думали подходить. Утром охрана пожаловалась на такое непонятное поведение собак всё тому же бульдозеристу. Тот был весёлый человек, любил пошутить. Здесь он то же пошутил: под козырёк ворот подложил пару прошлогодних медвежьих когтистых лап. Забрал у своего тестя - местного охотника. Старые те - не старые, а для тех псин этого оказались вполне достаточными. Их застарелого запаха хватило на то, чтоб вся эта сторожевая свора оказалась настолько напугана, что даже запах свежего угощения оказался для них недостаточен для того, чтоб они смогли перебороть свой страх. А ведь они скорее всего в жизни не встречались с этим хозяином тайги. Помня именно о последнем, я решил попытаться втемяшить этим неугомонным шавкам, что я медведь. Эффект превзошёл все мои ожидания. В доли секунд вся эта мелочь, никогда не видевшая медведя живьём, не знавшая даже о существовании этого зверя, бросилась с визгом прочь. И во главе всего этого "войска" был тот самый рыжебокий. От радости я даже проулюлюкал им в след.
Теперь я знал, как можно найти подход к собакам. Конечно, это вряд ли можно было проделать с людьми, но зная сам принцип, всегда можно найти то, что станет главным. Жалко конечно, что пока тут подходит только страх, но возможно я когда нибудь смогу, а я на это очень надеялся, какой-нибудь более добрый подход. Мне от таких мыслей даже стало смешно. Это что же значит получается, всякие учёные исследуют меня, а я в это время буду исследовать их? Так сказать, взаимовыгодное сотрудничество. От таких мыслей моё настроение разом улучшилось и довольный самим собой я пошёл к себе отдыхать. Что-что, а уж отдых то я себе сегодня заработал.
Утро встретило меня со скандала. Я сидел у себя в квартире, развлекаясь опытами с передвижением небольших предметов усилием мысли. Как это не удивительно, иногда получалось. Но сегодня был видимо не мой день и даже лёгкая пушинка не хотела меня слушаться.
И вот, когда я, сгораемый от своего бессилия, сорвал свою очередную попытку, ко мне вошёл Юрий Васильевич. Точнее, он даже не вошёл, а прямо таки влетел, неся на себе целый воз самых разнообразных эмоций, среди которых желание растерзать меня граничило с не меньшим желанием понять всё и потом, если очень повезёт, использовать. Конечно, я пока не мог распознать мысли человека, но всё это было так ясно написано на его лице, что надо было быть самым бездарным физиономистом, чтоб не понять этого.
-Ты что себе позволяешь? - И изрыгнул он на меня, попутно окатив меня целой кучей вони изо рта, сдобренной ещё и брызгами слюны.
-А что случилось? - Я смотрел на него с самым безобидным видом, какой только мог изобразить на своём лице.
-Наши лучшие специалисты отказались с тобой работать! Они все вместе сегодня утром подали рапорт с требованием отстранить их от работы с тобой! Все разом! Ты хоть понимаешь, что это значит?
-Это значит, что вам или надо искать более хороших специалистов, или оставить всё так, как есть. - Я переждал несколько секунд, чтоб он понял мои слова, и уже потом жёстко добавил, - Я - человек! И прошу ко мне относиться только так, а не как к бездушному подопытному кролику, на котором можно защитить не одну диссертацию, а потом выкинуть его на помойку. Или я вам всем нужен только для этого? Если это так, то нам придётся расстаться.
-Как это расстаться?
-Я уйду от вас. Буду жить своей жизнью. Той жизнью, которой хочу. Но тогда ни вам, ни вашей конторе в моей жизни места уже не будет!
-Ты не сможешь уйти от нас!
-Вы что ли мне помешаете? Не уверен в этом. Да вы и сами то не очень в это верите.
Юрий Васильевич несколько оторопело посмотрел на меня, не зная, как реагировать на такую наглость. Видимо он до такой степени привык к тому, что его слово - закон, что требования кого-то другого было просто нонсенсом, чем-то тем, чего никак не могло быть, ни при каких обстоятельствах. Он удивлённо хлопал своими безбровыми глазами и пытался что-то сказать в своё оправдание, но я решил добить его окончательно:
-И ещё, в следующий раз, если будет этот следующий раз, прежде чем войти ко мне постучитесь и, будьте добры, пожалуйста, прополощите рот, а то из него тянет, как из помойки. Как будто вы в сортире завтракали.
Его рот, только ещё изготовившийся для продолжения своего каскада ругательств, вдруг заткнулся, словно он боялся испортить окружающий воздух своим смрадным дыханием.
-Кроме всего прочего, я бы очень хотел, чтоб обо мне, о моей дальнейшей работе с вашей организацией решали бы не только вы, а и кто-нибудь более высокого уровня. Честно говоря, мне уже порядком надоело иметь дело только с мелкими подручными. С теми, кого в известной вам среде называют не иначе, чем самой низкой картой.
-Шестёрка иногда бьёт туза!
-Я рад, что мы поняли друг друга. Теперь я смогу надеяться, что мои пожелания окажутся выполненными. Вы хотя бы попытаетесь их выполнить?
И вдруг Юрий Васильевич не стал огрызаться, не стал доказывать передо мной своё право сильнейшего. Он просто сел в кресло и устало посмотрел на меня.
-Я вижу, тебе тоже порядком всё это надоело. А думаешь, мне всё это не опротивело? Думаешь интересно возиться с этими "яйцеголовыми", для которых нет ничего важнее их долбаной науки. Им только попади в руки, и они из чего угодно состряпают такое, что сами потом гадают, что же это у них такое получилось.
-И что же, их некем заменить? Неужто нет никого, кто бы мог делать дело, не порча исходный материал? Думая об его целостности.
-В том то и дело, что всем этим могут заниматься только вот такие вот тронутые. А если среди них окажется и какой-нибудь нормальный, так он быстренько или сбежит, или сам тронется умом. И наше начальство обо всём этом превосходно знает. Знает и о тебе. Думаешь ты им нужен? Да ни капельки. Им важнее всего узнать, как можно сделать таких, как ты. Ты представляешь, какие бы из таких воины могли получиться? Да это была бы самая непобедимая в мире армия. И наши, и американцы о такой уже давно мечтают. Пытаются создать её, но ни у кого никак не порлучалось, и тут вдруг нам так сумашедше повезло. Кто же не захочет использовать тебя на все сто. Ты один - это здорово. А сто, тысяча вас?... Чуешь разницу? Вот из-за этой то разницы с тобой и не будет никто церемониться.
Тут уже наступила моя очередь удивляться. Этот начальничек вдруг открыл мне глаза на всё то, что творится вокруг меня. На то, что должно было со мной произойти. Словно прозрев, я с трудом нашёл для себя место, где можно было бы присесть. Не часто же бывает, чтоб вот так вдруг разом оказались сорваны со своих устоявшихся мест все идеалы на которых держалось всё моё мировоззрение. Но человек, каким бы он не был, ни за что не захочет отказываться от всего того, ради чего он живёт на этом свете, от всего того, что он впитал в себя с молоком матери. Даже сейчас, узнав столько всего, что очень было похоже на правду, я всё равно не хотел во всё это верить. Я продолжал цепляться за тоненькую соломинку надежды, которая должна была бы вытащить меня из этого затхлого болота.
-Всё равно, это не может быть то сборище изуверов, каким вы его представляете. Оно просто не может быть таким. Ведь ещё Дзержинский завещал всем вам...
-Да бросьте вы... Какой там Дзержинский? Чистые руки, холодный разум и горячее сердце? Забудьте об этом, как забыли об этом мы сами. Давно забыли. Ещё когда сгоняли в ГУЛАГи миллионы людей, не заботясь об их невиновности. Ваши же родственники сгнили там. Забыли о своём деде, который именно там подхватил туберкулёз, пока его раскулачивали, когда он сам раскулачивал в другом районе. И вилы-тройчатки, что он получил в бок только помогли ему в этом.
-Но его же отпустили, после того, как моя бабушка написала Сталину.
-Отпустили умирать! - Юрий Васильевич, искренне недовольный такой моей непонятливостью встал, подошёл к холодильнику, открыл его, достал бутылку Боржоми и одним глотком выхлебал её. Испытав в себе ту самую благородную отрыжку, что так освежает голову, он опять повернулся ко мне.
-До чего же вы - люди, наивные. Вами вертят, как хотят, а вы продолжаете верить во всякие байки о добром и хорошем Хозяине, который только и думает, что о вашем благополучие. И только его злые помощники творят в тайне зло, за которое он вынужден теперь отвечать. Наивная простота! Всё он превосходно знал. Всё делалось с его согласия. Знал, и допускал только ради того, чтоб никто уже не мог помещать ему устранять своих главных врагов.
-Не верю! Всё равно не верю. Это такие, как вы творили беззаконие, прикрываясь его великим именем, прикрываясь делом партии. Вы хватали чины и награды, а народ в это время побеждал в великой войне, осваивал космос, вставая из руин, обживал великие Сибирские просторы. А теперь во всём виноват он один? А вы то где тогда были? Чем занимались? За что получали свои звёзды на погонах? - Меня всю дорогу бесило, когда вот такие вот дельцы пытались свалить всю вину на одного "стрелочника", совсем забывая о своём личном участии во всём. Конечно, в душе я понимал, что многое из того, что сейчас сказал Юрий Васильевич соответствует действительности, но вот так запросто отказаться верить в то, во что верил всю свою сознательную жизнь я был ещё не готов. Не просто не готов, а категорически не готов. Я вообще не хотел верить во всё это. Совсем недавно я стал совсем другим и до сих пор пытался попробовать жить в мире со своим новым Я. Теперь мне предлагалось ещё и смотреть на окружающий мир по новому. Не слишком ли много для такого простого человека, как я, привыкшего жить в своём простом мире, где чёрное оставалось быть чёрным, а белое - белым.
-Юрий Васильевич, хватит об этом. И вообще, давайте не будем больше болтать о политике. Я не кухонный интеллигент, да и вам до них явно далеко. Мы с вами делаем одно общее дело и надо думать о том, как его сделать лучше. Я согласился вам в этом помочь, но не ценой своей жизни. Поэтому можете доложить своему начальству о том, что в дальнейшем обо всех экспериментах мы будем договариваться заранее, как и об учёных, которые со мной будут заниматься в дальнейшем. Надеюсь, у вас найдутся более подходящие для этого люди? И ещё, не надо из себя и вам подобных делать мелких шестёрок, идлущих на поводу у сильных мира сего. Даже церковь что-то там ляпнула о сотворении себе кумира. Народ в своё время создал себе этого кумира, от которого вы сейчас открещиваетесь, и с его именем нередко ходил в атаку. Человек, идущий на смерть, не будет кривить душой. Они верили в него, а вы его потом предали и теперь пытаетесь замарать его имя. Я не знаю кто там был в ГУЛАГах, но уверен, что и там хватало тех, кто свои руки в достатке вымарал в крови невиновных. А дед, так его же сажал не Сталин, а те, кто врал ради того, чтобы пробиться наверх. Оставим эту тему. Вы мекня не переубедите, а я вас и не пытаюсь. Каждый верит в своё. Вернёмся к нашим "баранам"? Найдутся у вас учёные, которых можно назвать Человеком?
-Найдутся... Но я не знаю, как на это отреагирует моё начальство.
-Как нибудь, да среагирует. Ему же деваться просто некуда. Или оно не получит ничего, или будет обладать хоть чем-то. Надеюсь, вы сможете доходчиво всё ему объяснить? И ещё, в дальнейшем поменьше болтайте о политике. Даже с такими, как я. Это может для вас плохо кончиться. И не только простой отставкой...
-Ладно... Может быть, это была всего лишь проверка, санкционированная моим начальством? Нам же надо знать, как вы отреагируете на проявление подобной враждебной пропаганды.
Его холодные глаза с усмешкой посмотрели на меня. У меня даже мурашки побежали от его взгляда, столько в них было льда. Не ужели это была правда? От таких мыслей мне даже стало не по себе. Неужто вот так запросто они могут втянуть самого лояльного человека в задушевный разговор, окончанием которого станет "небо в клеточку". Разве кто нибудь сможет устоять против этого, против того, что задевает его самые потаённые мысли. К счастью, это испытание я выдержал вроде бы неплохо, но теперь, познакомившись с одним из грязных приёмов ГПУ, мне становилось понятно, как люди сами подписывали себе приговор. Знание этого не прибавило для меня уважения к типам, подобным этого Юрия Васильевича.
-А меня не волнует проверка это была или нет. Но мои условия остаются теми же! Запомните их хорошенько, чтоб когда будете о них докладывать своему начальству, что нибудь не приврать. Так сказать, для проверки их реакции.