Он мял меня, бесформенный комок глины. Бесформенный и безмысленный. Он мял, разминал, обхлопывал, перекатывал в руках, разминал пальцами, стучал кулаком и снова разминал, а я становился все мягче и мягче. Чем дольше он мял меня, тем больше появлялось во мне чего? Мыслей? Сознания? Самосознания? Я не помню сейчас, потому что тогда этого осознания себя было мало, очень мало. Смутные проблески, ощущения - да, не мысли, но ощущения. Вот тут хорошо, а вот тут, когда он стучит и давит - больно. А вот здесь можно посильнее. И не надо так тянуть!
Он добавлял мне новые и новые куски глины, такие же мягкие и безмысленные, как я. Я становился больше, чуть больше, чуть больше мыслей, чуть больше сознания.
Потом он отложил меня в сторону и взял нож. Что-то горячее капнуло на меня. Капнуло В меня. И я вдруг увидел - нет, не увидел, почувствовал его, его боль, его страх и его предвкушение. А он снова взял меня в руки и продолжил мять и тянуть. Он вытянул из меня руки, потом ноги, а потом голову. Ногтем прочертил глаза, рот и уши. Я прозрел. И прослух. Мой рот пока не слушается меня. Я не знаю, как говорить, я не умею говорить, но я хочу. Я хочу говорить, и видеть, и слышать. Про нос он забыл, хотя у него самого был огромный горбатый нос. Он держал меня на руках и смотрел. Я смотрел на него.
- Ну хорошо, - сказал он. - А теперь готовься. Будет больно. Не так, как раньше.
Я увидел его сочувствие, я понял, что ему будет больно так же, как мне. И он положил меня во что-то красное и очень горячее. Не такое горячее, как было то, что капнуло в меня, хуже. Оно было очень горячим, оно обжигало, оно приносило боль. Такую боль, которую никто никогда не выдерживал. Кроме меня. И я становился сильнее.
- Да, - сказал он. - Ты прав. Если это не убьет тебя, то сделает сильнее. Боль, знаешь ли, всегда делает нас сильнее. Если мы выживаем, конечно.
Я выжил. Я стал гладким и твердым, и видел яснее, и слышал лучше, и понимал больше. Я слышал, как потрескивает моя плоть, остывая. И в моей в безносой голове становилось яснее, и отчетливее я понимал: это еще не конец.
И тогда он взял меня в руки и зашептал слова, которых я не понимал. Он шептал долго, я ждал, он шептал. Слова, слова и слова. И вдруг я начал расти, и рос, и пробил головой потолок в этой крошечной и захламленной комнатушке, и вырос выше крыш и выше деревьев, и почувствовал всю свою силу, свою мощь и могущество.
Он стоял, такой крошечный, у моих ног, а я чувствовал его ужас. Тогда я взял его в свои руки и засмеялся.