|
|
||
Анализ категории философского "Я" | ||
Я и Мы.
Предмет идеализирующей философии, вспомним, построен как правило на интересе к внутреннему миру личности. Поэтому принадлежность к идеалистической тенденции философской мысли иной раз позволяет определить ее по подсознательно характерному мыслителю желанию преувеличивать смысл философской категории "Я". Естественно, не следует и удивляться склонности ряда авторов к подобным построениям рассуждения.
Здесь, между тем, проникая в логику предмета, я обязательно должен пояснить следующий аспект: та грубая работа, которая в истории отечественной мысли в силу некоторых недоразумений была названа ненадлежащим именем "материалистической философии", пыталась принижать "Я", элементарно не признавая сложный характер самой проблемы самоидентификации.
Не обладающее же никакими внешними признаками подсознание идеалистов вполне реально воплощается в их осязаемые представления о субстанции "Я", как о материи точно такой же необъятности как, например, космос. Какие же тогда основания, позвольте спросить, находит их мысль для того, чтобы допускать построение подобных "равенств"?
Если с подобным вопросом обратиться к неким воображаемым собеседникам, то можно представить себе сюжет их воображаемого же нами ответа. Такой воображаемый нами собеседник как Ленин, он верно не утруждал бы себя размышлением, и прогремел бы в ответ, что с помощью некоего "трюка" идеализм производит над категорией "Я" некоторую расширяющую модификацию. Конечно, этот воображаемый наш собеседник окажется прав в том, что трудно себе представить как "Я" равнялось бы космосу в смысле масштаба, но встречным аргументом тех, кто мыслит подобные огромные масштабы "Я" предстает иного рода сравнение.
Идеалистическое понимание, мне бы хотелось заострить внимание именно на этом, представляет категорию "Я" совершенно особым образом. Идеалист присваивает "Я" ранг вседостаточно исчерпывающей саму в целом возможность самоидентификации; в области самоидентификации "Я" занимает как бы "все доступное" пространство, отчего исключается всякая иная возможность какой-либо формы идентификации, той, что способна была бы составить конкуренцию "Я". Категорию "Я" в отводимой ей сфере бытования идеализм мыслит вне какой-либо конкуренции других категорий.
Именно признак "невозможности замещения" так легко позволяет сопоставлять категорию "Я" с категорией "космос", и именно условие подобного запрета позволяет идеалистической философии так легко находить все нужные ее построению приравнивания и сравнения. Моя склонность превращать теоретический принцип в образную метафору позволяет описать выраженное в такой самодостаточности философское "Я" в образе того Адама, которому бог пока еще не нашел подруги в лице Евы.
Воспользуемся теперь средствами эмпирического анализа чтобы понять, существуют ли реально основания для того, чтобы мы позволяли себе изображать "Я" как подобное незамещаемое состояние. Разберем случай: человек указывает свою национальность, прибегая к выражению "я - русский". Имеет ли в его высказывании место, при том условии, что лексически избрано как раз само слово "Я", представление себя именно через "Я - форму"? На деле "я - представления" нет здесь по той одной причине, что мыслить себя единственно русским невозможно; люди способны идентифицировать себя признаком национальности именно потому, что могут относить себя к группе тех, кто составляет национальную общность.
Следовательно, в данном примере мы видим иной, нежели форма "Я", образец представительства личности. Конечно, речь здесь идет о "МЫ - репрезентации". Не одна проблема национальности, но и всевозможные потребности социальной практики заставляют человека прибегать к "МЫ" - репрезентациям. Это и "мы выиграли у соседней команды", "мы построили город в тайге", "мы шли под грохот канонады", "мы выбрали депутата", "нам татарам все равно" ... и - упражнений в подобных примерах коллективного представительства можно обнаружить бесконечное множество.
"МЫ - репрезентация" существует, по крайней мере, где-то в окрестностях "Я", ее действительностью отражено реальное положение вещей, и, более того, она и довольно активно используется. Внимательный взгляд на эмпирику "МЫ" представления себя скажет нам даже и о том, что нелегко указать и функции, что не позволяют их выражение посредством "МЫ - репрезентации". Даже такие вещи как здоровье и чувство вполне определенно находят свое выражение и при помощи категории "МЫ". Вспомним как "мы утомились в пути", "мы переболели гриппом", "мы влюбились в Машу", "в нас вспыхнуло страстное желание".
Если же поставить вопрос о специфике выражений передаваемых только посредством "Я" и только посредством "МЫ", то с некоторым трудом можно найти что-то подобное. Например, только "МЫ" можем дружно радоваться, и только "Я" готово что-либо "внутренне переживать" (или - внутренне верить какой-либо идее).
Ход нашего рассуждения теперь позволяет нам ввести понятие обобщающей категории личностная репрезентативность (слово, впрочем, не вполне удачное, я согласился бы заменить его выражением, лучшим по звучанию) и сопоставить в ее пределах разные производные категории - "Я" и "МЫ". Подумаем над проблемой того, какими бы функциональными качествами мы могли бы выразить состояние переживающей успех личности? Это в любом случае пример человека, связи которого с внешним социальным окружением более насыщенны, чем в альтернативном случае личности уже обделенной успехом. (Бывает и иная, авторитарная успешность, но нам, в нашем рассуждении достаточно знать, что существует и вот такая вот, "демократичная" успешность.) Следовательно, доля общностного посыла в составе репрезентативности успешного человека конечно повышена.
Интересна сама данная позиция: "Я" и "МЫ" фактически могут вступать в соревнование друг с другом за пространство сферы личностной репрезентации.
Характеризуя успешного человека сферой репрезентации, в которой наступает передел в пользу "мы", вспомним о тех случаях, где этот передел вводится не естественным, а искусственным порядком. Первая в списке подобных проблема - это фанатизм; в данном случае "Я" искусственно репрессируется его обладателем в пользу вытесняющего все и вся "МЫ". Фанатиком, по определению, становится тот, кто отказывается от каких бы то ни было эгоистических интересов. С моей точки зрения, схема фанатизма представляет собой искусственную конструкцию успешной личности, где успех не достигается, а имитируется посредством фиктивного "единомыслия". Другой случай искусственной замены "Я" на "МЫ" - персонализация монарха. Монарх как бы теряет права говорить от своего лица, поскольку обязан говорить только от лица коллектива своих подданных. Подданные обезличиваются в пользу но не "Я", но "МЫ" монарха.
(Здесь наши рассуждения необходимо дополнить комментарием: как же мы тогда будем понимать теорию Э. Гуссерля о нулевом репере познания? Таковым, согласно этой теории, является именно "Я"-представительством. В данном случае я представляю себе этот предмет таким образом, что любая форма обобщенного личностного представительства сознательной природы, в том числе "МЫ", может выполнять функцию нулевого репера познания. Как "Я" отличается от не-"Я", так и "МЫ" от не-"МЫ".)
Завершить разговор о функциях категорий "Я" и "МЫ" в пределах единой среды личностной репрезентации следует, на мой взгляд, тем, что подметить - возможно, личностная репрезентативность не замкнута в раскладе упомянутых здесь репрезентаций. Возможно, такое вероятно, что репрезентации "здоровье" и "темперамент" также вливаются в коллектив личностной репрезентативности. Во всяком случае, я готов согласиться с высказанным мне замечанием, что личностная репрезентация может реализоваться даже через категорию "ОНИ". Как, например, прислуга может понимать себя через волю своих хозяев или родители через поступки своих детей.
Теперь очередная проблема: "Я" уже не как категория, а как вид психологического механизма, совмещающее собой получатель, источник, узел воздействий и реакций. Идеалистическая философия видит "Я" только лишь как доминантное условие и потому для нее изначально неоспорима разделенная схема функционирования "Я" в качестве получателя воздействий и источника реакций. ("Я" для идеалистического понимания нераздельно, потому-то и все его взаимодействия - одноактные.) То есть, согласно подобному пониманию, воздействие обязательно должно состояться, и - только по его совершении имеет место развитие реакции. Для проверки мы вновь воспользуемся возможностями эмпирического анализа.
Подчиненного вызывает начальник. Предмет разговора подчиненному не объявлен, рабочее место начальника, поставим такое условие, находится вдали от рабочего места подчиненного. Подчиненный имеет время, чтобы дойти до начальника, и эти минуты он вполне может потратить на построение реакции на то воздействие, которое еще не состоялось. То есть практика заставляет нас говорить о параллельном осуществлении, далее - предполагать развитие реакции в предвидение воздействия; в типическом случае воздействие началось, реакция начинает следовать чуть с запозданием, при этом они вполне допускают свое параллельное присутствие в данном субъекте.
Но философия упрощает суть проблемы, представляя себе воздействие и реакцию разделенными барьером, которое "по умолчанию" философский опыт характеризует именем "Я". Это даже в каком-то смысле разумно, если оценивать именно прошедшие события, когда нам уже безразлично как там вся эта событийная конструкция "варилась" (так нам удобно понимать большую часть информации о прошлом), нашему нынешнему пониманию важным остается лишь то, что имевшее место воздействие сопровождала определенная реакция.
То есть философия обращает "Я" таким условием порядка понимания, благодаря которому создается модель, существенной функцией которой становится само реализовавшее ее состояние условие приведения. То есть в одном случае мы пониманием "Я" именно как описанный выше барьер, в другом - можем понимать каким-либо более сложным образом.
Теперь - немного о практике, которая оживит все эти объясняемые до сих пор формальным языком "барьерные" проблемы. Незабываемый Жванецкий преподнес нам знаменитую шутку о студенте Авасе и доценте по фамилии Тупой. В чем парадокс мышления доцента с такой фамилией? Именно в четком следовании императиву барьерной модели. Он инициирует направленное к нему же самому воздействие (ответ на вопрос об имени); не понимая ответа, он определяет ожидаемое воздействие как не состоявшееся. В силу последнего его сознание задерживает свою реакцию; другое дело, что нормой его мышления оказывается установка "параллелизм недопустим". При отмене подобной установки, предположим, что ответ студента в силу своей специфики равно непонятен, можно ввести параллельную операцию: " Ну, хорошо, когда-то я узнаю, как Вас зовут, а сейчас переходим к занятиям".
Еще один любопытный аспект, на что обратили мое внимание слушатели подобных рассуждений, то - это проблема неформального лидера. Некто, кто руководствуется в общении с окружением завышенной самооценкой, строит диалог с окружающими так: "Они должны думать, как говорить со мной, а не я - как говорить с ними". То есть принцип лидерства этот человек видит в том, что следует выдвигать идеи, которые в оценке окружения признавались бы небанальными в такой степени, что заставляли бы задумываться об отношении к этому человеку.
Такое "Я", о котором мы говорили - моделируемое и наделенное антисостоянием "МЫ", явно просится включить его в списку всяких прочих философских категорий производного плана. Производного но от чего, спросим мы - от человека (не лишим и животное права выразить свои "Я" и "МЫ" - здесь нам подойдет та любая тварь, которой присуще сексуально конкурентное поведение, стремящееся к постоянству отношений - брачные пары, гаремы)? А дальше - шаг за шагом вглубь, и вот они, голубчики, атомы, в прошлом названные так за способность выражать "неделимость" как категорический признак собственного состояния.