После того, как купил
машину, Виталька заважничал. Вообще-то мы были с ним приятели. Нас трое
приятелей: я, Виталька и Серега. Серега врачом работает, ухо горло нос лечит.
Лор называется. А мы с Виталькой на заводе работаем. Я инженерю, а он
слесарем-сборщиком. У нас на заводе как в советское время всё осталось: рабочий
получает в два раза больше инженера. Виталька тоже был инженером, но соблазнился
зарплатой слесаря. И вот купил машину и заважничал. Я хочу сказать, что не знал,
что он заважничал, но тут кое-что случилось.
Сначала я узнал, что он
Серегу обидел. Заявил Сереге, что, мол, "ты вор". Де "ты был лором, а в
конце концов стал вором." С чего это он на Серегу наехал, я сперва не
понял, а потом догадался, когда узнал, Лариска всем жалуется, что Серега её
без очереди не принял. Ну, а Лариска приняла это за личное оскорбление: как это
так, живём в одном дворе, можно сказать, близкие люди, а Серега с ней так
поступил. А Серега тоже странный, я хочу сказать, принципиальный, за порядок
стоит. Это у него от советских времен принцип такой остался, и он с ним так и
живет, гребет против течения. Да его давно бы уволили, если бы не ценили как
специалиста. А то как чуть что, сразу к Сергей Сергеичу. А Виталька, я так
понимаю, против серегиных принципов решил за дворовую братву заступиться и из-за
бабы против друга пошел, не знаю уж, чем его там Лариска намазала.
Виталька мне говорит: "Я с Олей в ресторан ходил". Я себе думаю: "Подумаешь! Да я тоже с Олей в ресторан пойду". А Оля тоже вроде бы как наша подруга. И вот я Оле говорю: "Давай встретимся". Оля говорит:"Это ты меня на свидание приглашаешь, что ли?" Я говорю:"Ага. Давай в семь часов". Она говорит: "Ладно".
А Виталька себе еще же и гараж купил и на задворках поставил. И всё машину свою моет, пылинки с неё сдувает, пылесосом все внутренности вычищает. А тут вообще начал строить из себя автомобилиста. "Я,- говорит - масло менять буду". И вот слил масло и залил моечного. Завел двигатель на полную катушку, де чтобы всё в двигателе как следует промылось. А двигатель задымился и заглох. Виталька рот раскрыл, но важности своей не потерял. То есть я не знал, что он важничает, но когда он этак безапелляционным тоном мне
сказал: "Вот что, Колян, сгоняйка быстренько за маслом", я начал это дело
понимать. Я сперва, по правде сказать, и дёрнулся
было, чтобы "сгонять", но тут чувствую непонятки: а он-то что, сам не может? И тут я почувствовал, что Виталька передо мной изображает Иван Иваныча. И, опять же, Олю в ресторан водил. Дя я, может, тоже не лыком шит. Я, может, в Москву поеду и в аспирантуру поступлю. Да я, может, в Москву просто так поеду, чтобы в ресторан
только сходить. И тогда я говорю Витальке, можно сказать, с ненавистью в голосе
и с чувством обиженного достоинства: "Впредь никогда меня ни о чем не проси,
никогда для тебя ничего не сделаю". И что вы думаете, Виталька что-нибудь понял?
Только ухмыльнулся и этак на меня свысока посмотрел. И тут я вспомнил, что
он не единожды так на меня взглядывал, только я не знал, что значит его такой
взгляд, а теперь, наконец, уяснил.
Дело, однако, к вечеру пошло, я навел на себя лоск и весь пребываю в ожидании волнующего момента встречи с Олей тет-а-тет. И вот уже седьмой час, и тут меня как обухом по голове: а место, место-то я не назначил! Тут я почувствовал себя лохом во всех отношениях, то есть полным дураком.
То есть совершенно не ожидал от себя этого. То есть в полном смысле стою с
открытым ртом. И тут возникают какие-то мысли, что Оля сама появится, и всё
образуется, и я даже начинаю прислушиваться к голосам, и начинаю оборачиваться
во все стороны, потому что во всех голосах мне слышится Олин голос. Но, конечно,
ничего не образовалось. Прослонялся бесцельно по
улице, и во двор даже заходил, хотя уже решил, что всё бесполезно, и, в конце
концов в угнетенном состоянии духа побрел к Сереге. А у Сереги, как же, сидит
Виталька и что-то ему втюривает. А потом этак берет и снисходительно похлопывает
рукой его по лицу. Серега аж в лице изменился и говорит Витальке: "Шел бы ты отсюда".
Я смотрю на Витальку, и вижу, что у него ни в одном глазу, ему всё равно, что
говорит Серега, он его и не слышит за чувством своей важности.
Виталька ушел, а Серега говорит: "Пойду, умоюсь", и у него такое выражение, как будто его измазали грязью, которую нужно смыть. И тут я подумал: "А ведь в это самое время Виталька,
по-своему, продолжает нас считать своими друзьями", и я про себя усмехнулся.
06.10.11 г.