Пожилой человек шёл поздно вечером по дороге, ведущей к Русановке. Было заметно, что он не совсем трезв: шаг был неравномерен, его пошатывало, а иногда и заносило в сторону.
Стоял октябрь месяц: ночью температура уже иногда опускалась ниже нуля градусов, а днём часто лил холодный дождь.
Когда старик подошёл к реке Утка, то услышал позади себя шаги. Он обернулся:
"Вы?"
"Как вы видете",- подтвердил с усмешкой в голосе хорошо одетый, высокого роста и крепкого телесложения, мужчина и добавил,- "Нам по пути".
Молча, плечом к плечу, они взошли на мост, соединяющий берега этой речки, которая впадала здесь, на крайнем юго-востоке Петербурга, в Неву. Река Утка была неширокой, но довольно бурной весной, когда сходил снег с полей и осенью, в период проливных дождей. За этой речкой, ближе к лесу, возле лесопильного завода, распологалась заводская слобода лесоторговца Николая Русанова. От моста вела и дорога к кирпичному заводу, принадлежащему его сестре - в замужестве, Холодовой. В двух километрах от завода, выше по Неве, начиналась Новосаратовка, где проживали немцы-колонисты.
"Вы подумали над моим предложением?",- прервал молчание хорошо одетый мужчина,- "Это очень хорошая цена за вашу землю. Вы будете обеспечены до конца своей жизни."
"Я вам уже сказал: моя земля не продаётся!",- громко и вызывающе прозвучал ответ старика.
Высокий мужчина не проговорил, а простонал с надрывом в голосе:
"Мой завод требует больше места. И его расширение возможно только за счёт
вашего участка земли..."
Пожилой человек ничего не ответил, продолжая, раскачиваясь, шагать по мосту.
"Вы меня слышите? Мне нужна ваша земля!",- вскрикнул с отчаянием и злобой в голосе владелец завода. Он ускорил движение, обогнал старика и преградил ему путь:
"Видит бог, что я этого не хотел! Но ваше упрямство меня вынуждает... Видите: в
этом месте перила едва держатся...,- не закончив фразу, мужчина обхватил старика руками, протащил к краю моста и с силой швырнул на перила.
Тело, сбивая их, рухнуло вниз и скрылось в холодной воде.
2.
Галина Шестакова хорошо знала свою родословную. Её бабушка Лиза принадлежала к известной семье Русановых, представители которой владели лесоперерабатывающими и кирпичными заводами в окрестности Петербурга. В качестве приданого, в её владение перешёл кирпичный завод, расположеный вблизи Невы, между Уткиной Заводью и Новосаратовской немецкой колонией. Лесопильный завод её старшего брата, находился ближе к реке Утка, за которой начинались леса и болота. Заводская свобода, расположеная рядом с заводом, носила имя её владельца - Русановка.
После Октябрьской революции, всё изменилось в жизни Русановых-Холодовых. Семья Николая Русанова выехала во Францию. Владимир Холодов погиб, сражаясь на стороне белых против власти Советов. Заводы Русанова и Холодова были национализированы. Особняк Холодовых был разделён на коммунальные квартиры. Его бывшей хозяйке с детьми выделили в нём две комнаты. Лиза стала работать в конторе завода. Две её дочери выросли, вышли замуж и Лиза стала трижды бабушкой. В начале пятидесятых годов, в корпусах кирпичного завода расположилась Балтийская птицефабрика, а особняк заняли под её контору. Жителям особняка выделили квартиры в новых районах города. От русановского завода и слободы, к тому времени, ничего не осталось. Сохранилось только название Русановского моста через речку Утка.
Последние годы своей жизни, Елизовета Холодова провела в семье Галиной бабушки. Кроме них, из рода Холодовых, в Ленинграде проживала ещё одна семья - Дроновы. Владимир Дронов и познакомил свою кузину с Сергеем Шестаковым, с которым он вместе учился в строительном институте. Галина закончила художественное училище и, в качестве ландшафтного дизайнера, работала в Павловске. По окончании института, Дронов и Шестаков были распределены в одно строительное управление. И вскоре, Галина стала женой Сергея. Женился и Владимир. Они продолжали дружить семьями.
В девяностые годы, когда страну охватил бум приватизации и частной предпринимательской деятельности, Владимир Дронов открыл небольшой магазин строительных материалов. Через два года, у него уже было три таких магазина, расположеных на окраинах Петербурга. Дела у него шли успешно. Как он шутил: сказались гены его предков - предпринимателей Русановых. Дронов уговаривал Сергея стать его партнёром в торговом бизнесе. Но Шестаков отказался, продолжая работать в строительном управлении.
К тому времени, бывший кирпичный завод и бывшая усадьба Холодовых представляли собой полуразрушеные строения. Владимир Дронов выкупил участок земли с тем, что осталось от особняка его предков, желая его восстановить. Он выкупил и часть земли, где раньше распологался главный корпус кирпичного завода. Остальная территория, уже несколько лет назад, была выделена бывшим работникам птицефабрики под садовые участки и находились сейчас в частном владении..
Вскоре, стало известно, что проектируется новая, кольцевая дорога, которая соединит берега Невы в местах бывшей Русановки и обеспечит быстрый проезд к центральным районам города. Дронов предвидел, что строительство этой дороги привлечёт внимание инвесторов к Новосаратовке и превратит эту, сейчас запущеную деревню на берегу Невы, в престижный и дорогой коттеджный посёлок. Ему представлялся шанс создать себе состояние на этом строительстве. Владимир вложил все свои средства для постройки большого строительного магазина на выкупленом им участке бывшего кирпичного завода. А Сергею и Галине Шестаковым он предложил восстановить бывший особняк и открыть в нём офис семейной фирмы по строительству коттеджей и обустройства прилегающих к ним участков.
И на этот раз, Сергей Шестаков предложение Владимира принял.
3.
Галина услышала, как щёлкнул замок входной двери: это возвратился её муж. Всё свободное от основной работы время, включая выходные дни, Сергей занимался ремонтом бывшей усадьбы семьи Холодовых. Он зашёл в кухню, где Галина заканчивала приготовление ужина, со свёртком в руках. Выражение его лица было удивлённо-растерянным:
"Смотри, что я обнаружил в замурованной нише подвала дома!",- забыв поприветствовать жену, Сергей спешно стал разворачивать свёрток. Под газетой оказалась мешковина и лишь затем был извлечён холст на подрамнике с портретом мужчины. Картина была небольшого размера и Галине, при первом взгляде на неё, лишь показалось, что она этот портрет уже где-то видела.
"Это Володя, твой кузен!",- сказал взволнованно Сергей.
И только теперь, Галина всмотрелась в лицо, изображённое на холсте:
"Этого не может быть! Портрету минимум семьдесят лет. Но ты прав в том, что
мужчина на портрете - вылитый Володя. Ты нашёл портрет нашего прадеда,
Владимира Холодова. Володя на него очень похож: это мы уже заметили по
нашим старым семейным фотографиям... Подожди...",- Галя стала вглядываться в правый, нижний угол портрета,- "Подписи нет, лишь стоит какой-то знак... Но поверь
мне: это работа талантливого художника!"
Сергей в знак согласия, кивнул головой:
"Слушай, ведь скоро день рождения Володи - это будет нашим подарком!
Давай ему пока ничего не говорить. Заодно, попытаемся выяснить, кто автор
автор портрета вашего прадеда."
Искусствоведу Лобанову, к которому посоветовали Галине обратиться, достаточно было лишь мгновение подержать в руках портрет и, воспользовавшись лупой, взглянуть на знак в углу картины:
"Это определённо подлинный Кухтин... Я вас поздравляю!"
Возникла пауза.
"Как понимать ваше поздравление? Картина стоит каких-то денег? ... Что-то не
припомню такого художника...",- дальше Сергей не продолжил, так как почувствовал толчок Галиной ноги.
Искусствовед заулыбался и потирая руки, с явным удовольствием, стал пояснять:
"Кухтин был большим оригиналом и сумасбродом. Это мешало признанию его таланта со стороны питерской знати, владельцев галерей и богатых коллекционеров. Он исповедовал анархизм: этот знак на его картинах и является одним из его символов. Картины Кухтина байкотировались, не выставлялись и не покупались. Ему изредка, удавлось расплачиваться ими в счёт долга за квартирную плату, в трактирах и лавках... Периодически, чтобы заработать на краски, кисти и холсты, Кухтин нанимался в работники. Он облюбовал себе немецкую колонию в Новосаратовке. Колонисты были зажиточны и по-доброму к нему относились, давая работу и ночлег. Изредка, заказывали у него свои портреты и покупали его картины. Могу предположить, что и ваш прадед, проживающий рядом с Новосаратовкой, заказал ему свой портрет... А что касается стоимости картин Кухтина... Внезапная гибель художника и пересуды о ней, привлекли внимание искусствоведов и коллекционеров к его полотнам. Спрос на них в те годы и стоимость были достаточно высоки. Несколько его картин преобрели музеи Петербурга и других городов. Две картины находятся в Третьяковке. Около тридцати - в частных коллекциях. После Революции, в первые годы Советской власти, о нём писали как о пролетарском художнике - противнике самодержавия.
Затем, с годами, Кухтина всё реже стали вспоминать. А в наше время, этот художник практически забыт. Но коллекционеров, которые специализируются на картинах дореволюционного периода, несомненно заинтересует этот портрет, Вы, если пожелаете, сможете выручить за него приличную сумму."
4.
"А что случилось с художником? Вы сказали, что он погиб?",- спросила Галина у искусствоведа.
"Известно лишь, что он утонул. Это случилось осенью 1913 года. Его тело всплыло и прибилось к сваям Обуховского моста. Были разные предположения о причинах его гибели: не исключали и самоубийство. Полиция особо и не расследовала этот случай - ведь Кухтин числился у них в списке "неблагонадёжных особ".
Все трое немного помолчали. Лобанов снова взял в руки портрет, перевернул его другой стороной, присмотрелся, взял в руки лупу, провёл пальцем по холсту и, с удивлением в голосе произнёс:
"Что это у нас? Вы посмотрите - холст с обратной стороны закрашен. Это, знаете ли, необычно. Да и краска не художественная, а малярная. Очень интересно! Послушайте, вы не могли бы мне доверить этот портрет на несколько дней? Я дам вам, разумеется, расписку. Под слоем этой краски, возможно находится другая картина или хотя бы набросок её. Думаю, что снять этот слой не представит особых затруднений. Если моё предположение окажется верным, то стоимость картины, несомненно, возрастёт."
Галина и Сергей Шестаковы не возражали: их очень заинтересовало всё то, о чём поведал им Лобанов.
Через несколько дней, искусствовед Лобанов позвонил Шестаковым и пригласил их к себе, в удобное для них время.
Лобанов встретил их радушно, но казался растеряным и смущённым:
" Я готовился к нашей встрече, но так и не решил, с чего начать разговор... Для меня будет проще, если вы сразу ознакомитесь с тем, что было под слоем краски на обратной стороне холста",- и он протянул им портрет.
Галина увидела чуть расплывшуюся надпись, нанесённую красной краской при помощи тонкой художественной кисти, и стала читать вслух:
"Портрет убийцы. я готов забыть то, что видел на Русановском мосту.
За приличное вознаграждение."
" Это почерк художника Кухтина",- произнёс тихо Лобанов.
Наступила долгая пауза: Галина прикрыла глаза. По ней было заметно, что она осмысливает прочитанное: губы её шевелились, а на лбу появились продольные складки.
Через минуту-другую, она приоткрыла глаза и обратилась к искусствоведу:
" Кухтин шантажировал моего прадеда? Он что, обвинял его в убийстве? Неужели, в самом деле такое убийство было совершено? Моим прадедом? Этого не может быть!"
" Мне очень жаль, но этому есть косвеное подтверждение. Я все эти дни провёл в архивах. В 1913 году, по заказу правительства, в Уткиной Заводи бельгийское акционерное общество начало строительство электростанции. Это стало звёздным часом для заводчика Русанова и Холодова: они были основными поставщиками леса и кирпича для этой стройки. Холодов задался целью расширения своего предприятия, чтобы добиться максимальной прибыли в удачно для него сложившейся ситуации. Он скупил участки земли, прилегающие к заводу. В архиве я нашёл сообщение в газете о исчезновении землевладельца как раз в то время и из тех мест. Полицейское расследование пришло к мнению, что он, возвращаясь домой в поздний час и переходя Русановский мост, был неосторожен и упал с него в воду. Было установлено, что этот вечер он провёл в трактире и возвращался домой в нетрезвом состоянии. Осенью, река Утка становится бурной и выносит всё, что в неё попадает, в Неву. Через несколько дней, это предположение подтвердилось: тело этого человека всплыло и было опознано."
Сергей всё это время с тревогой наблюдал за женой. И сейчас, по выражению её лица, он определил, что она уже начинает верить во всё то, что услышала от Лобанова.
5.
Снова возникла продолжительная пауза, после которой Галина, запинаясь, спросила:
"Вы...вы предпологаете, что мой пре...что Холодов подобным образом... избавился
и от Кухтина?"
"Похоже, что это так... Только я не понимаю, почему он сохранил свой портрет,
лишь закрасив надпись."
"Это обьясняется нашим родовым суеверием: у нас никогда не уничтожались и
фотографии. Считалось, что это приводит к болезни и смерти, изображённого на
ней человека."
Лобанов понимающе покивал головой:
"А ещё существует суеверие-предупреждение и я его вспомнил, когда обдумывал
нашу с вами сегодняшнюю встречу: "Не вороши прошлого!" И первым моим желанием,
как человека, было уничтожить надпись на портрете, чтобы вас этим не тревожить... Но ведь существует и понятие правды и справедливости. Эта надпись обьясняет судьбу двух человек, причины их смерти. Вам трудно будет смириться с мыслью, что ваш прадед...лишил их жизни. Постарайтесь быть выше ваших родственных чувств. Пусть не покажется вам жестокой моя просьба...",- он чуть помолчал и продолжил,- "Я, как искусствовед, не могу подавить в себе желания, обьяснить судьбу художника Кухтина. Этот портрет, шантаж с его помощью! - как это всё важно знать тем, кого интересует личность и творчество этого художника! И я прошу вашего разрешения на подготовку мной монографии об Кухтине, с учётом всех новых, с вашей помощью, открывшихся фактов. Это известие станет маленькой сенсацией в среде искусствоведов и коллекционеров! Но я уверяю вас: это ничего плохого вам не принесёт. Наоборот, после моего сообщения, интерес к художнику Кухтину возрастёт и я помогу вам продать этот портрет на аукционе за большие деньги. И если вы пожелаете: анонимно. Я смогу..."
Лобанов переменился: лицо его покрылось красными пятнами, глаза разгорелись, он жестикулировал руками... И стал чем-то неприятен Сергею:
"Предпологаю, что наши чувства и наши интересы, вас меньше всего интересовали",- перебил он искусстоведа,- "Да и правда, и справедливость - тоже! У вас появился тоже шанс, как когда-то у Холодова. У предпринимателя - взыграла страсть к наживе, а у вас - исследовательская страсть, страсть к сенсации. И судьба художника, думаю, вызывает у вас, в первую очередь, профессиональный интерес. Ваше предположение, что он погиб от руки Холодова, возникло на этой почве. Этой надписи на портрете, может быть совсем другое толкование. Её появлении на нём - совсем другие причины. Существует вероятность простого совпадения: оба человека могли утонуть по неосторожности и их смерти совершенно не связаны между собой. Вы же этого не желаете замечать: вам очень хочется, чтобы было так, как вы нам изложили! Как же иначе: ведь такого рода сообщение вызовит, как вы выразились "маленькую сенсацию" в вашей профессианальной среде и ваше имя будет на устах ваших коллег!"
Лицо Лобанова полностью залилось краской, он возмущённо-протестующе замахал руками, пытаясь возразить Шестакову. И Галя, выражением лица и жестами, пыталась остановить своего мужа, вероятно, не соглашаясь с ним. Но Сергей, уже с горечью в голосе, всё же продолжил:
"Я сожалею, что мы обратились к вам с этим портретом. И вообще о том, что я его нашёл. "Джина выпустили из бутылки". И теперь мы оказались в ваших руках. Наше несогласие на придание гласности истории с этим портретом, вас врядли уже остановит. Я думаю, что после всего, что мы услышали от вас, этот портрет лучше всего уничтожить. Но это, разумеется, лишь моё мнение. Окончательно решать, как поступить с картиной и вашим предложением - моей жене."
Галина поочерёдно посмотрела на лежащий на столе портрет, на Лобанова, на мужа:
"Сергей, не горячись так. Я верю в порядочность Олега Викторовича. И в то, что окончательное решение, как поступить с портретом, принадлежит нам. Портрет уничтожить я не позволю! И не только из-за нашего родового суеверия: Владимир Холодов давно умер. Ведь это портрет моего прадеда, это память о нём, каким бы он человеком не был, это - семейная реликвия. Сергей, ты совершенно забыл о Володе. Ведь это и его портрет!И он жив! Если уж кому и решать, как поступить в данной сетуации, то прежде всего - ему!"
И, видя, непонимание на лице Лобанова, посчитала необходимым ему обьяснить:
"Мы вам не говорили, что этот портрет решили подарить моему брату на день рождения. Холодов - наш общий с ним прадед. Мой брат поразительно похож на него - одно лицо. И он очень гордится тем, что происходит из рода известных предпринимателей Русановых. И Холодова он почитал. Мой брат - успешный бизнесмен, он продолжил традицию рода Русановых-Холодовых. Если я и прислушаюсь к мнению своего мужа, то не уверена, сто мой брат согласиться с ним,- и Галина обратилась к Сергею,- "Я не могу себе представить, как мы сообщим обо всём этом Володе."
Молчавший всё это время Лобанов, оживился:
"Разрешите мне взять это на себя. Мне будет проще: я - человек ему посторонний. Надеюсь, что он, как деловой человек, воспримет эту историю не так, как вам представляется, а именно так - по деловому."
Галина посмотрела на мужа: он кивнул головой в знак согласия. Портрет остался лежать на столе в квартире искусствоведа. Шестаков продиктовал её хозяину номер рабочего телефона Владимира Дронова. Прощаясь с Лобановым, Сергей обратился к нему:
"Олег Викторович, вы сами заявили, что никаких неприятностей нам этот портрет и ваша деятельность, не принесёт. Я вас предупреждаю: независимо от того, какое решение примет Дронов, вся ответственность теперь ложится на вас. Если вся эта история с портретом как-то негативно скажется на чувствах моей жены, пеняйте на себя!"
6.
Владимир Дронов стоял, с архитектором и прорабом, возле забора, который отделял его будущий магазин, от территории садовых участков:
"Итак, решено: не будем дожидаться завершения строительства складского помещения - приступаем, одновременно, и к возведению торгового зала. А здесь, слева- разместим площадки для парковки машин. У меня есть возможность всё это финансировать одновременно. Участки под торговый зал уже полностью выкуплены. Снята и проблема покупки последнего участка для стоянки машин. Человек, который никак не мог решиться на продажу своего садового участка, внезапно умер. Его сын мне уже позвонил и сообщил, что препятствий для продажи участка не будет. Учитывая постигшее семью горе, я обещал им заплатить на двадцать процентов больше, чем за соседние с ними участки. Так что, приступайте немедленно к планировке: я не хочу терять время!"
Владимир, пожав руки прощаясь, направился к своей машине.
"А что случилось с тем человеком?",- обратился архитектор к прорабу.
"Он утонул. Вероятно, свалился пьяным с моста. Только позавчера выловили его тело из воды. Ох, и попортил он нам крови! Без его участка, нам невозможно было обойтись. Он это понимал и этим пользовался: то согласится на продажу, то снова подымит цену. Неприятный был человек, хотя о покойниках и не принято говорить плохо."
Когда Дронов возвратился в своё бюро, секретарь сообщила ему:
"Звонил некто Лобанов и просил назначить ему встречу с вами. Вы собирались во второй половине дня быть у себя: я назначила ему на два часа."
"А кто он? И что у него за дело ко мне?"
"Что-то, связанное, вероятно, с оформительными работами: художник или дизайнер. Но представился он, как искусствовед. Сказал, что это очень важно для вас."
"Странно...",- лишь пробурчал в ответ Владимир, проходя в свой кабинет. А через пол-часа, после телефонного разговора, он вышел из кабинета и сообщил секретарю, что ему срочно надо уехать по делам. А когда Дронов вернулся в бюро, то секретарь сообщила, что тот человек, которому она назначила встречу на два часа, приходил. Прождав в приёмной около часа, он попросил разрешения оставить свёрток для её шефа. Обьяснив это тем, что свёрток имеет большую ценность и поэтому он не хочет снова возвращаться с ним в метро. На свёрток мужчина приклеил листок с номером его телефона: он просил перезвонить ему, чтобы договориться о встрече. И секретарь, пожав плечами, добавила, что этот посетитель какой-то странный: настоял на том, чтобы я этот свёрток положила в сейф.
Дронов тоже пожав плечами, прошёл к сейфу, достал свёрток и скрылся за дверью своего кабинета.
А через пятнадцать минут, он появился в прёмной с портфелем в руках:
"Я сегодня уже не буду в бюро: мне необходимо побывать в магазинах и заехать на наш строящийся обьект."
Лицо шефа показалось секретарю бледнее обычного.
7.
Владимир позвонил по указанному телефону:
"Это вы приходили ко мне в бюро и оставили портрет?"
"Да...да...,- Лобанов хотел обьясниться, но Дронов перебил его,-
Давйте встретимся на Обухово, в ресторане речного вокзала. Я заранее
закажу отдельный столик, чтобы нам не мешали. А вы приезжайте туда к
восьми часам",- и добавил,- "В лицо вы меня знаете",- голос его прозвучал насмешливо. Лобанов был слегка озадачен: Шестаковы обещали, ничего не говорить Дронову о портрете, до его с ним встречи. Но он вспомнил слова Галины о поразительном сходстве её брата с их прадедом:
"Вероятно",- подумал Лобанов,- "Дронов сразу узнал, чей это портрет. И
предположил, что Лобанов выяснил по архивам их родство и, даже - их сходство."
Лобанову стало неловко от мысли, что Дронов, возможно, думает, что он решил на этом портрете заработать.
"Может, он совершил ошибку: лучше всё же было бы Шестаковой поговорить с братом? Но что сделано - то сделано",- и он стал готовиться к встрече , обдумывая ещё раз, как лучше повести свой разговор с предпринимателем.
Лобанов не сразу нашёл столик в углу ресторана, за которым сидел Дронов. Но узнал его, действительно, сразу: сходство с портретом было удивительным. Столик уже был сервирован: стояли холодные закуски и напитки. Оба обменялись взглядами и, несколько замявшись, рукопожатием. Дронов произвёл на искусствоведа впечатление: высок, крепкого телосложения, не суетлив - чувствовалась в нём сила, ум и расчётливость. Взгляд был прямой, изучающий, слегка насмешливый. И Лобанов как-то сник: ему уже не хотелось, как он планировал, сразу взять инициативу в разгоаоре на себя. Пауза затянулась. Дронов усмехнулся, глядя на Лобанова:
"Зачем нам портить вечер с неприятного для нас обоих разговора: давйте посидим, вкусно поедим, выпьем немного хорошего коньяка, полюбуемся прекрасным видом на Неву... И, уже в заключении этого вечера, быстро решим нашу проблему, придя к обоюдному согласию. А расставаясь, забудем о нашей с вами сегодняшней встрече. И, вообще, о существовании друг друга."
Слова предпринимателя, их смысл - был не совсем понятен Лобанову. И у него снова возникло предположение, что Шестаковы всё рассказали Дронову. И что тот, уже всё заранее решил и за себя, и за него. И как-то не совсем ясно, искусствовед чувствовал недосказанность, двухсмысленность в словах этого человека.
"Может всё к лучшему",- подумал Лобанов,- "Он будет прав, если потребует от меня забыть и не предавать огласке эту историю с портретом. Надо признаться самому себе, что в словах Шестакова было много правды: он поддался искушению, желая стать первооткрывателем в обьяснении судьбы художника Кухтина. И в жертву этому искушению, принёс чувства и переживания и Шестаковых, и Дронова. Ему стало стыдно перед человеком, сидящим напротив. Он был готов принести свои извинения за доставленные ему и его сестре неприятности. И дать ему слово, что впредь не потревожит прошлого...
Они молча поужинали, каждый занятый своими мыслями. Дронов подозвал официанта и расплатился, не принимая возражения Лобанова. Искусствовед уже понял, что не может противостоять силе характера Дронова, и смирился с этим, позволяя тому решать, когда приступить к обсуждению того, для чего они с ним встретились.
"А теперь настало время завершить нашу встречу",- Дронов взял в руки меню и раскрыл его. Затем, достал из внутреннего кармана пиджака конверт, вложил его туда и положил на стол около Лобанова:
"Здесь десять тысяч долларов. Надеюсь, что эта сумма удовлетворит вас. Иначе, мне придётся принять другие меры, чтобы вы не доставляли мне неприятности. И хорошо запомните: я плачу вам первый и последний раз - дальнейшего шантажа я не потерплю!",- лицо его стало жёстким, глаза сузились,- "Вы видели, как человека легко можно лишить жизни: дорожите своей! Мне уже нечего терять". У Лобанова пробежал холодок по спине:
"Я...я вас не понимаю, Что вы такое гоаорите? Какой шантаж? Почему вы угрожаете мне? У меня к вам лишь просьба...",- он не успел закончить: перед их столиком, внезапно, появились несколько мужчин. Лобанов почувствовал пожатие сильных рук на своих плечах. Напротив него, точно также, другой человек, прижимал плечи Дронова. Один из возникших перед ними мужчин, раскрыл удостоверение:
"Управление внутрених дел. Майор Дегтярёв. Вы арестованы!..."
В одном из отделов УВД, куда их доставили, искусствовед поведал следователю всю предисторию своего знакомства с Дроновым и рассказал, как проходила их встреча в ресторане. Когда Лобанов подписал протокол допроса, ему обьявили, что вынуждены его временно задержать, с целью проверки этих показаний. Лишь на следующий день, ближе к вечеру, он оказался у себя дома.
8.
А через несколько дней, Лобанов был вызван в прокуратуру для уточнения его показаний. Ему обьяснили, что готовят постановление для передачи в суд: предприниматель Дронов обвиняется ими в реализации в своих магазинах "левой", неучтёной продукции Невского завода строительных материалов. Отдел УВД по работе с экономическими преступлениями, разоблачил преступную группу лиц на этом заводе. Как догадался, позже Лобанов, за Дроновым была установлена слежка и его хотели арестовать с поличным, в момент передачи причитающей доли от вырученых им денег. Сотрудники УВД приняли Лобанова за курьера между владельцом магазинов и преступной группой завода. И они, ведя наблюдение за их встречей в ресторане, зафиксировали передачу денег Дроновым.
Но следователя прокуратуры интересовало то, что Лобанов рассказал на предворительном допросе о портрете и что последовало за тем, когда он его передал Дронову.
На основании показаний искусствоведа, следственная группа УВД, помимо обвинения Дронова в незаконой реализации строительных материалов, подготовила материал для обвинения его в убийстве владельца садового участка на Русановском мосту. По версии следствия, Дронов или подкараулил, или случайно встретился на мосту с человеком, препятствующим ему в строительстве нового магазина. Тот пребывал в нетрезвом состоянии. Воспользовавшись этим, Дронов сбросил его в реку. Лобанова он принял за случайного свидетеля его преступления. А портрет своего предка, как свой портрет, выполненный художником Лобановым по памяти. И что Лобанов разыскал его с целью шантажа. Отсюда, и странное поведение обвиняемого по отношениию к Лобанову и странность его разговора с ним в ресторане и передача ему денег за его молчание.
Но вся эта версия основывалась только на показаниях искусствоведа. Сам Дронов отрицал свою причастность к смерти владельца садового участка. А своё поведение по отношению к Лобанову обьяснил так: накануне, он получил письмо, в котором сообщалось, что его автору известно о его незаконой деятельности со строительными материалами. Шантажист требовал от него определёную суму за молчание, которая его удовлетворит. В письме говорилось, что он готов встретиться с Дроновым в его бюро для передачи денег. И что у шантажиста есть документы, подтверждающие его незаконую деятельность. И когда Дронову его секретарь сообщила о посетителе, он решил, что это тот самый шантажист. А в переданом им свёртке - копия документов, которыми он решил его шантажировать.
И далее: письмо он не сохранил, сжёг его. Свёрток положил себе в портфель, сразу не раскрыв его. Во-первых: это всё равно были копии, а во-вторых - он и так догадывался какие это могли быть документы. И если искусствоведу показалось из их телефонного разговора и разговора в ресторане, что он что-то знает о портрете, то он ошибается. Это результат того, что они оба были введены в заблуждение: каждый воспринимал своего собеседника неверно.
Дронов заявил, что не знает куда делся его портфель, где находился свёрток искусствоведа. Он послеобеденое время, вплоть до встречи с Лобановым, провёл в поездках: был в своих магазинах и на строительстве в Русановке. Вероятно, он где-то оставил, забыл портфель. Он помнит, что брал его с собой, когда выходил из машины, так как там находились и некоторые важные документы. Выразил надежду, что портфель ещё будет обнаружен в местах, где он бывал. Но, возможно, он мог портфель и оставить в машине, а машину не закрыть. Вероятность кражи его из машины, он тоже не исключает.
То, что заявлял Дронов, не вызывало доверия, но и отрицать возможность такого было нельзя. Уличить его в даче ложных роказаний показаний не удалось. При обыске его квартиры, бюро, машины, магазинов - ни портфель, ни портрет найдены не были. Кто-то из тех, с кем он встречался в этот вечер на своих обьектах, видели в его руках портфель, кто-то -нет. Следователи посчитали, что Дронов уничтожил портфель вместе с портретом. Были ещё раз опрошены свидетели, которые видели погибшего владельца садового участка в последние часы его жизни. Им предьявили для опознания фотографию Дронова. Двое из них признали его: они видели его, в это время, вблизи Русановского моста. Но на самом мосту вместе с потерпевшим, его никто не видел. То, что Дронов там был, ничего не доказывало: строительство его нового магазина находилось в непосредственной близости к Русановскому мосту.
Показания четы Шестаковых могли подвергнуть сомнению то, что утверждал искусствовед. Шестаковы подтвердили находку портрета и сходство Владимира Дронова с его прадедом. И то, что они обратились к Лобанову, желая выяснить автора этого портрета. Что услышали от него историю жизни и смерти художника Кухтина. Что они согласились с его предложением переговорить с Дроновым о его согласии продажи этого портрета. Единственное, что они не подтвердили - это наличие надписи на обратной стороне полотна. И что Лобанов им её демонстрировал.
В результате этого, прокуратура, в связи с отсутствием доказательст, обвинение Дронова в убийстве владельца садового участка, не поддержало.
Лобанов, и во время следствия, и на суде, чувствовал себя не жертвой обстоятельств, а причиной всех несчастий: и своих, и - Шестаковых. И, даже - Дронова: