Город был одет во всё мокро-серое. Снег так и не выпал, что для ноября было несколько необычным. Ночи стояли сухие и чуть морозные, днём же: тепло и нередко шёл мелкий, моросящий дождь. Я взглянул на часы: 17.10. - у меня в запасе оставалось ещё достаточно времени, чтобы не спешить. Кафе, в котором была назначена встреча с Лизой Акатовой, находилось поблизости. Как выразился мой друг Валерий Вергун в своей телефонной просьбе ко мне: "Его старая знакомая нуждается в моём совете". Уже наступили сумерки. Влажный воздух стал холодным и я почувствовал, как моё простреленное лёгкое обволакивается подобием мокрой тряпки, сжимая его и затрудняя дыхание. Я не стал выжидать время у входа в кафе и без нескольких минут пол-шестого, открыл входную дверь и вошёл внутрь.
В маленьком кафе посетителей было немного. Неуспел я обвести глазами весь зал и определить, какая из присутствующих здесь женщин - Лиза Акатова, как ко мне обратилась, проходящая мимо меня официантка:
"У вас назначена в нашем кафе встреча? Или вы ищете удобный столик?".
Я подтвердил первое из её предположений и назвал имя. Девушка слегка повернула плечи и, движением подбородка вперёд, показала на столик в переднем углу зала, справа от входа. Я неспеша направился к указанному официанткой столику, вглядываясь в женщину, сидящую за ним: уже явно за сорок, с лицом человека, немало пережившим; ухожена; то, что на ней одето сверху - было не только дорогим, но и говорило о хорошем вкусе. Я был уже совсем рядом, когда Акатова приподняла голову и взглянула на меня, слегка улыбнувшись:
"Виктор Николаевич Худобин? Добрый вечер. Я Елизовета Павловна Акатова. Спасибо, Что согласились встретиться со мной!",- последовал приглашающий жест рукой занять место за столиком.
"Добрый вечер",- ответил я, усаживаясь.
Когда я снова взглянул на Акатову, то улыбки на её лице уже не было. Её серые глаза изучали меня и я почувствовал, что эта женщина внутренне напряжена:
"Наш общий знакомый был таинственен, когда просил меня об этой встречи. Он считает, что будет лучше, если я всё узнаю от вас лично." - обратился я к ней.
"Ах, Валера...",- проговорила Акатова тихо и неопределённо.
Она открыла свою сумочку и достала сигареты и зажигалку.
"Что вы ещё желаете?",- к нашему столу подошла официантка.
"Ещё, пожалуйста, чашку кофе".
"А для вас?",- улыбаясь, обратилась ко мне девушка.
"Тоже чашку кофе".
Моя соседка по столу молча курила. Я, давая ей время решиться на начало нашего с ней разговора, стал рассматривать кафе. Стены, на одну треть, облицованы деревом, в котором отражались, по-домашнему тепло, светильники. Выше панелей: картины в рамах. Маленькие столики, с покрытием под мрамор, придавли характерную особенность: было довольно мило и уютно. Заканчивая осмотр кафе, я встретился со взглядом Акатовой. Продолжая смотреть мне в глаза, она затушила сигарету в пепельнице. Затем наклонилась ко мне, обволакивая приятным запохом духов:
"Я боюсь",- произнесла Елизавета Павловна и взглянула на свои часы.
"Чего вы боитесь?".
"Меня хотят убить". Она снова открыла свою сумочку, недолго в ней что-то искала и на свет появился конверт, который был мне передан в руки.
2.
Конверт был неподписан, никакого адреса получателя и отправителя. Я повертел его в руках:
"Письмо доставлено вам посыльным?",- улыбка мне не удалась.
"Нет, оно находилось под дворниками моей машины",- снова Акатова посмотрела на свои часы.
Женщина явно нервничала. Конверт был так обычен, что было невозможно определить, где он мог быть куплен. Я уже догадывался о его содержании: тоже всё, как обычно в таких случаях:
"Елизавета, ты вскоре должна умереть !". Слова были составлены из газетных строк, наклеенных на обрезе белого листа бумаги. Я вернул ей конверт и письмо обратно. Над нашим столиком повисло молчание. Елизавета Павловна снова закурила, выпустила струю дыма изо рта и лишь тогда обратилась ко мне:
"Что вы скажете на это, Виктор Николаевич?" "Лишь то, что ваше имя "Елизавета" вырезано из другой газеты, чем остальные слова и что слово "вскоре" таит в себе неопределённость".
В её лице ничего не изменилось, лишь серые глаза обдали меня холодом. Я поспешил добавить:
"Я не переношу такого рода письма. А вы что, всерьёз принимаете эти строки?".
"А вы, нет?"
"Нет, если честно. Это абсолютно не типично обьявлять убийство до шантажа. Или вы считаете, что шантаж последует за этим письмом?"
"Нет".
"Это первое письмо такого рода, или были ещё? Или были телефонные звонки?".
"Нет. Это письмо первое. И никаких звонков с угрозами или молчанием в трубке".
"Вот видите...",- сказал я.
"Вы меня не воспринимаете всерьёз",- тихо проговорила Акатова.
"Ну почему же: вас - да, только письмо - нет".
У меня уже не было никакого желания оставаться в этом кафе. Мне хотелось домой. Елизавета Павловна затушила свою очередную сигарету и взглянула на часы.
"Существует что-либо, чем вас можно шантажировать, вымагать деньги?"
"Нет. Но тем не менее, я боюсь. И я пришла на эту встречу с вами с надеждой, что вы сможете мне помочь."
"И каким образом?".
Она пожала плечами.
"Вам разве не сообщил наш общий знакомый, что я пенсионер по инвалидности и занимаюсь разведение цветов?".
"Про цветы он мне не говорил. То что вы по ранению вышли на пенсию - да. Что вы бывший сотрудник милиции. Что вы помогли ему в своё время и советом и делом в одной неприятной для него истории. И что вы видите дальше, чем большинство других людей."
" О, это я должен запомнить. Это он хорошо сказал",- улыбнулся я.
Женщина какое-то мгновение бездумно смотрела на мраморные узоры столика. Затем прервала своё молчание:
"Моя жизнь была нелёгкой. Это действительно так: мне многое пришлось пережить. Всё складывалось не в мою пользу. Приходилось приспосабливаться, притворяться. Я чувствовала себя всегда одинокой в жизни. И не только потому, что очень рано осиротела. Мне не на кого было надеяться, всего добивалась сама. И я смогла выстроить свою жизнь почти такой, как мне мечталось в детстве. Приходилось при этом жертвовать чем-то нравственным, кого-то невольно обижать. Но подлости по отношению к другим, я не совершала. И вот теперь, когда я так устала от всего этого, когда уже нет сил, да и желания продолжать борьбу за очередной жизненный успех, когда лишь хочется стабильности и покоя - эта угроза смерти."
3.
Я молчал. Её глаза стали влажными:
"Я многим жертвовала в жизни, идя к своей намеченной цели. Вероятно, эти жертвы не стоили того. Но уже ничего нельзя изменить, необходимо весь путь пройти до конца",- Акатова в очередной раз закурила.
"Ну хорошо" - решил я не продолжать отмалчиваться,- "Вергун мне сказал, что вы с мужем владеете туристической фирмой. У вас есть конкуренты, способные запугивать вас? Или ваша фирма попала в поле зрения банды рекитёров? В таких случаях необходимо выждать некоторое время: они вам обязательно предьявят свои требования. И тогда вам надо обратиться к работникам милиции".
Елизовета Павловна смотрела на меня но, казалось, что мои слова до неё не доходят. Я продолжил:
"Извините за несовсем тактичный вопрос: а какие у вас отношения с мужем? Не может он быть причастен к этому? Кстати, вы ему говорили о письме? И как он к этому отнёсся?"
Акатова продолжала смотреть на меня молча, лишь отрицательно поворачивая голову на все мои высказываваемые предположения и вопросы. И вдруг её лицо изменилось: на нём появилось удивление, как будто она могла ожидать всего что угодно, но не того, что попало в её поле зрения. Я не успел повернуться: за моей спиной раздался грохот выстрела, заложив мне уши. Это было так неожиданно: я замер, оглушённый и не способный к действию. Сквозь шум в ушах, я услышал визг пожилой женщины, сидящей за соседним столиком, с моей стороны. Она увидела раньше то, на что смотрел теперь я. Вся грудь Акатовой была залита кровью, её шёлковая блузка - изорвана в клочья, мраморный столик стал красным. Елизавета Павловна приподнялась, смотря на меня своими серыми глазами. Её губы шевелились, но я ничего не слышал. Затем её туловище согнулось и обрушилось на столик. Она первой упала на пол, столик опрокинулся рядом с ней. Зазвенели, разбиваясь об пол, чашки и блюдца. И наступила тишина. И только теперь, я пришёл несколько в себя: привстал, развернулся - но никого уже не было за моей спиной. Голова закружилась от резкого движения. Я снова опустился на стул и заметил, что мой светлый полувер забрызган кровью.
4.
Старший оперативной группы, майор Дощенко, был высок и строен. И лицом он был приятен. Лишь его жёлтые зубы несколько портили впечатление:
"Так вы госпожу Акатову, до этой вашей встречи, не знали?".
"Не знал",- снова подтвердил я.
"Мы всё проверим".
"Пожалуйста",- сказал я и кивнул понимающе головой.
Майор подошёл к столу, за которым мы недавно сидели. Обменялся парой фраз с прибывшими с ним сотрудниками, которые осматривали место преступления. Указал им на что-то, наклонился, снова распрямился, осмотрел соседние столики и направился к уп равляющему кафе, который вместе со своими работниками выстроились в ряд у стойки бара. Кафе было сразу закрыто, как только прибыла оперативная группа. Приехала и машина скорой помощи, хотя спасти потерпевшую уже было невозможно. Чуть позже, когда врач осмотрел тело Акатовой и были сделаны снимки, вызвали работников похоронной службы. Сотрудники милиции записали данные всех посетителей кафе, спрашивая их при этом, что они видели. Лишь два человека, сидевшие за столиками у входа и официантка, обратили внимание на вошедшего мужчину, который чуть задержавшись у входа, направился к столику, за которым сидела его жертва. Головной убор был надвинут до самых глаз и шарф прикрывал нижнюю часть лица, что не давало возможности его описать. Высказывания очевидцев были противоречивы. Лишь в одном они сошлись: мужчина был среднего роста и крепкого телосложения. Всё проишедшее затем, было так неожиданно для всех присутствующих и вызвало такое потрясение, что никто даже не смог толком вспомнить, как убийца покинул кафе. И наконец, майор Дощенко произнёс слова, которые так желали услышать все посетители кафе:
"Не смею вас больше задерживать. Разумеется, мы вынуждены будем к вам снова обратиться, если возникнит такая необходимость. Ваши адреса и телефоны нами записаны. Если у вас возникнут какие-либо вопросы или вы что-нибудь вспомните, даже на первый взгляд незначительное, звоните нам. Молча люди стали покидать кафе.
Майор подошёл ко мне и в третий уже раз задал всё тот же по сущности вопрос:
"Как же так, господин Худобин, что не зная друг друга, вы встретились здесь в кафе и вели довольно продолжительную и оживлённую беседу, как утверждают ваши соседи по столику и официантка? Неужели встреча по брачному обьявлению? Давайте присядем: мне необходимо во всём этом разобраться",- и он направился к столику в дальнем углы кафе.
Я смиренно последовал за ним.
"Закуривайте, если желаете",- ссказал он мне, когда мы уселись.
"Я не курю".
"О, вы тоже принципиальный противник курения, как и я?".
Оказывается, его жёлтые зубы не результат действия на них никотина, как я было подумал:
"Да нет, состояние моего здоровья не позволяет мне курить. Раньше я курил и довольно много."
"Ну что ж, рассказывайте",- майор откинулся на спинку стула и приготовился меня слушать.
"Много времени это не займёт...",- начал я и рассказал ему всё, что знал. Я сообщил о телефонном разговоре с Валерием Вергуном, о встрече с Елизаветой Павловной Акатовой, о содержании нашего разговора с ней, и разумеется о самом убийстве, так, как я его пережил.
"Значит это всё, что вы знаете",- произнёс Дощенко задумчиво.
"Да, немного, совсем мало",- подтвердил я.
"И как Акатова пришла к идее, просить у вас совета и помощи?"
"Ну, в прошлом я был вашим коллегой",- и посчитал необходимым уточнить,- "Был сотрудником уголовного розыска Всеволожского района".
"Вот как! А теперь вы, так называемый, частный детектив?"
"Нет. После ранения, я вышел в отставку, пенсионер. Просто, мой друг считал, что мой прошлый опыт и моя интуиция, могли бы как-то помочь его знакомой".
"И что же ожидала от вас Акатова? Хотела вам предложить её охранять?".
"Я не знаю. Она мне ничего об этом не сказала. Но, не думаю, что она видела во мне человека, способного её защитить физически. Наш общий друг поведал ей о моей инвалидности" .
"Она не высказала никакого предположения, кто мог быть автором этого письма?".
"Нет. Я вам уже говорил, что все мои высказанные предположения, она отвергала".
"Как вы считаете, почему она не обратилась с этим письмом в милицию?".
"Не имею ни малейшего представления".
"Она действительно выглядела испуганной этим письмом?".
"Всё говорит об этом: Агатова обратилась ко мне с просьбой о помощи и была убита. Значит угроза была реальной и она это осознавала".
Я не хотел сообщать майору о собственных сомнениях по поводу содержания письма и о том, что мной читалось в лице Акатовой во время нашей беседы и в момент её убийства. Возможно, это всё было плодом моего воображения.
"Ну что же, на сегодня достаточно. Но всё говорит о том, что нам следует снова встретиться. Вы не возражаете? Завтра в 10.00. в нашем управлении? Устраивает вас? Кабинет 14. Фамилию мою вы знаете".
"Да, конечно...".
Майор Дощенко встал, кивнул мне, произнёс:
"До завтра",- оставив меня одного.
Я продолжал сидеть за столиком с мраморным покрытием. На миг мне показалось, что он окрасился в красный цвет. Колейдоскопом промелькнули воспоминания. Я содрогнулся. Переждав ещё немного, я поднялся, снял с пристенной вешалки свою одиноко висевшую куртку и головной убор, вышел из кафе.
5.
Зайдя в свой дом в Новосаратовке, я сразу же снял всё с себя и одежду запихнул в мешок. Затем напустил горячую воду в ванну, погрузился в нею по шею и попытался расслабиться. Вначале это мне не удавалось, но со временем, стал чувствовать, как разлившееся по телу тепло, начинает клонить ко сну.
"Только не заснуть",- подумал я и потянулся за мочалкой и мылом.
Когда я вышел из ванной, то чувствовал себя уже лучше. На кухне приготовил себе кофе и с чашкой в руках поплёлся в комнату. Не успел я ещё опуститься в кресло, как позвонил Валера Вергун:
"Ну что, как прошла ваша встреча? Всё в порядке?".
"Нет, не в порядке....Она убита".
"Она...Что?".
"Она убита. Застрелена в кафе на моих глазах".
Пауза в телефоне. Я слышал, как Валера тяжело задышал и выдавил с хрипотцой в голосе:
"Это ужасно. Я еду к тебе, Виктор".
"Обязательно! Ты должен ответить на все мои вопросы".
"Да, конечно... я понимаю."
Кофе у меня хорошего качества, но оно не смогло пробудить во мне желание что-нибудь сьесть., как я на это надеялся. Несмотря на то, что Лиза Акатова убита, есть необходимо. И выспаться тоже. Я понимал, что мне не избежать в ближайшие дни черезмерных нагрузок, в связи с проишедшим. Сколько времени потребуется майору Дощенко, чтобы расскрыть это преступление? Я знал эту работу не по наслышке и понимал, что мне предстоит пережить, как главному свидетелю: официальные показания, бесконечный ряд бесед, выезд на место преступления, опознания и прочее. Да и самому мне покоя не будет, пока я не разберусь в этом деле. Я направился на кухню, чтобы приготовить на скорую руку ужин на двоих.
Когда мы молча пожали друг другу руки, прошли в комнату и уселись за стол, я подробно рассказал Валере всё, что произошло в кафе. Сообщил ему, что милиция непременно обратится и к нему. Мой друг сидел напротив меня с бледным лицом и округлившимися глазами.
"Так, Валера, теперь ты мне обьясни, как всё это понимать и воспринимать? Извини,что я вспоминаю старое, но ты меня уже во второй раз втягиваешь в криминал (см.рассказ "Цветы зла"). То, что я сегодня пережил благодоря тебе, мне уже не по силам".
"Извини, Виктор. Но я не мог предположить, что так всё получится. Лиза позвонила мне и сообщила, что ей угрожают. Последний раз, когда мы с ней случайно встрети лись в городе, я ей сообщил, что работаю сейчас в управлении внутренних дел, в лаборатории. И поведал ей историю с моим лекарством. О том, что только благодаря другу, конец её оказался хорошим. Вот Лиза и решила, наверное, что и ей ты сможешь помочь. Обращаться в милицию она считала преждевременным. Я пытался её, как мог, успокоить и пообещал ей уговорить тебя с ней встретиться. Лизу это немного успокоило. Когда ты дал своё согласие на встречу, я ей сообщил об этом, назвал твоё имя и немного рассказал ей о тебе".
"Ах да: то что я всё вижу насквозь. Дальше, чем все сотрудники милиции вместе взятые. Спасибо за такую высокую оценку моих способностей. Но ты оказался не прав: я уже мало на что способен. И сегодняшний вечер в кафе это подтвердил: я был расстерян, заторможен, не смог отреагировать должным образом на проишедшее. Ведь я был рядом с убийцей, но не смог ни то, чтобы его задержать, но и даже рассмотреть. Я инвалид, комиссованный из милицейских рядов. Пора это мне осознать и принять как неоспоримый факт. И не пытаться доказать себе обратное... А откуда ты вообще знаешь эту женщину?",- несколько помолчав, спросил я своего друга.
"О, это давняя история. Господи, сколько лет уже прошло...",- он вздохнул, чуть улыбнувшись.
"Жил-был один, ещё незрелый и неопытный юноша, который познакомился с более старшей, очень интересной, умной и привлекательной женщиной. И к нему пришла его первая любовь. Но эта женщина...".
"Валера",- прервал я его,- "Оставь в покое эту сказочную лирику: рассказывай нормальным языком о себе и Лизе из реальной вашей жизни".
"Но так всё и было в действительности",- сделав обиженное лицо, проговорил он,- "Ты делаешь мне больно... Я на самом деле любил Лизу и многим ей обязан, несмотря на то, что она не ответила на мои чувства, как мне бы хотелось. Потому я и просил тебя, Витя ей помочь".
Я сидел молча, ожидая, когда Вергун продолжит:
"У Лизы сейчас фамилия её второго мужа. А я знал её ещё, как Лизу Риттер. Когда я поступил после школы в химико-технологический институт и успешно сдал свою первую сессию, то преподавтель химии пригласил меня в группу для научных занятий в студенческой лаборатории. Старшей этой группы была Лиза Риттер, которая училась уже на четвёртом курсе, была приезжей и жила в общежитии. Лиза ко мне отнеслась с симпатией, охотно делилась со мной своими познаниями и опытом. Лиза была умной, целенаправленной и... очень красивой. Неудивительно, что я проникся не только благодарностью к ней, но и любовью. Мы проводили много времени вместе в лаборатории после лекций, в читальном зале... А однажды, она попросила меня познакомить её с местами Ленинграда, которые мне дороги. Оказалось, что за эти годы в институте, она не только отлично училась и дополнительно занималась в нашей лаборатории, но и находила время для изучения города, его исторических мест. Она любила этот город, многое знала о нём намного лучше, чем мы, коренные ленинградцы. И мы по выходным дням стали встречаться: гуляли по улицам города, ездили в пригородные районы. До этого, я как-то не задумывался о происхождении её фамилии. А тут обнаружил, что Лиза знакома со всеми местами, где до войны были немецкие колонии. Она хорошо знала историю российских немцев. Знала десятки имён деятелей искусства, науки, исторических деятелей немецкого происхождения, проживающих в России. И на мой вопрос, откуда у неё этот интерес и эти познания, она и рассказала мне о себе.
Лиза Риттер - российская немка, родилась в Красноярском крае, куда была выслана в сорок втором году из Ленинграда семья её матери. Лиза родилась в начале пятидесятых годов, когда все советские немцы находились ещё под комендатурой и не имели права покидать свои места поселения. Отца она своего не знает: в свидетельстве о рождении у неё стоит в этой графе прочерк. Когда Лиде было три года, умерла её мать и она оказалась в детском доме. Через несколько лет, её разыскала тётя, сестра матери, которая проживала на Урале. Лиза воспитывалась в её семье. Тётя была замужем тоже за немцем из бывшей поволжской немецкой республики. В семье говорили на немецком языке. Лизин дядя занимал до войны высокий пост в этой Республике. От него она и узнала впервые о истории российских немцев, заинтересовалась ею. Этот интерес возрос, когда она по окончании школы с золотой медалью, поступила в наш институт. Лиза непременно хотела учиться в Ленинграде, где родилась и жила её мама, где была "малая" родина её предков. По окончании института, Риттер вышла замуж за завкафедрой института, который ради неё разошёлся с женой и был более чем на двадцать лет старше её. Она работала в этом же институте, защитила кандидатскую диссертацию. А затем у Лизы приключился роман с работником городского отдела по туризму, выпускника института иностранных языков, курирующего немецко-язычные туристические группы. Она развелась с мужем, ушла из своего института, поступила на работу в НИИ химической промышленности, где снова встретилась с Вергуном. Когда в начале девяеостых годов, этот институт был закрыт, Лиза, вместе со своим вторым мужем, Акатовым, создала собственную туристическую фирму, которая смогла заинтересовать западных партнёров из немецко-говорящих стран. Лиза разработала ряд совершенно новых тематичкских маршрутов на основе своих познаний истории немцев Петербурга и его окрестностей. Они оказались восстребованными у иностранных туристов и позволили не только выдержать конкуренцию, но и принести процветание их семейной фирме.
7.
В этом месте своего повествования о жизни Лизы Риттер-Акатовой, мой друг сделал паузу или задумавшись, или посчитал его законченным. Я счёл необходимым кое-что для себя уточнить:
"А её первый муж ещё жив?"
"Нет".
"А дети у Лизы есть?".
"Да, совсем забыл тебе сказать: у неё дочь от первого брака. Она была беремена ею ещё в конце пятого курса. Сейчас дочери должно быть чуть более двадцати лет. Но о ней, теперешней, мне ничего не известно. А вот её детскую судьбу знаю: она чем-то напоминает судьбу самой Лизы. Назвали девочку Эрной, в честь её бабушки, матери Лизы. Родители были заняты своей работой: отец пропадал на своей кафедре; мама готовила диссертацию - девочка мало их видела. Её растила тётя: незамужняя сестра Лизиного мужа. После развода, отец настоял, чтобы дочь осталась сним. И Лиза была согласна: она, я полагаю, не испытывала особых материнских чувств. Да и была переполнена в этот момент своей первой по-настоящему, любовью. Тётя Эрны поселилась в доме брата и продолжала заниматься девочкой. Затем, почти одновременно, умерли отец и тётя...".
"И девочку забрала к себе мать?".
"Нет. Лиза и её новый муж в это время были заняты созданием собственной фирмы и у них не было времени для неё. Эрну определили в интернат. И лишь позже, она оказалась в семье своей матери. Андрей Акатов даже официально удочерил её".
Валера снова замолчал.
"Выходит: Елизавета Павловна шла к своей цели, не жалея ни себя, ни других. Использовала ситуацию и людей для её достижения, была жестка, по отношению к окружающим, а порой и жестока",- в раздумье, произнёс я,- "И что, при всём этом, она не нажила себе врагов?".
"Ты знаешь: нет! Как-то это ей удавалось. Обиды, конечно, были. Но она их умела заглаживать. Нет-нет, я не могу себе представить, что бы Лизу кто-нибудь так возненавидел, что пожелал её смерти!"
"А что ты знаешь о теперешнем её муже? Так уж безупречен их брак, живут они в любви и согласии?".
"Подозревать Андрея Агатова не надо: он на такое не способен. Из семейного окружения, уж скорее пожелать Лизиной смерти могла дочь. Но это так: моё предположение, основаное лишь на словах самой Лизы. Она как-то сказала, что Эрна не может простить ей, что она была плохой матерью. И что порой ей кажется, что она её просто ненавидит".
"А что ты так уверен в непричастности к убийству её мужа? Ты что, хорошо его знаешь?".
"Да. Мы случайно познакомились с ним, когда прошлым летом отдыхали с женой в Сочи. Я с ним быстро сошёлся: он весёлый и жизнерадостный человек. С ним легко и приятно общаться. И он ко мне проникся ответной симпатией. Мы с ним всречались и этой осенью, уже в Питере".
"И как на ваши дружеские чувства отреагировала Лиза?".
"Да в том-то и дело, что она не знает о нашем знакомстве!"
"Так она не была с ним в Сочи?".
"Нет. Он был там со своей любовницей: девушкой, лет на двадцать младше его".
"Вот оно что! Вот тебе и мотив для убийства жены",- усмехнулся я.
"Да нет же. Я тебе уже говорил, что он на такое не способен. Да и Лиза знает о его подружке и не делает из этого трагедии. Их брак носит теперь лишь формальный характер. У каждого из них своя личная жизнь".
"Так почему же они остаются вместе, не разводятся? Разве такие отношения естествены в браке? Уверен, что на их основе возникает взаимная ненависть".
Вергун посмотрел на меня. Его голубые глаза заискрились и губы расплылись в улыбке:
"Витя, ты категоричен, прямолинеен и наивен. Это издержки твоей холостой жизни. Ты судишь так, исходя из твоего опыта непродолжительной семейной жизни и твоего представления о основе брака. Да и времена сейчас несколько иные...",- Валера стал серьёзен и продолжил,- "В жизни случается, что люди уже безразличны друг другу, возможно, не могут и терпеть друг друга, а вынуждены оставться рядом, не могут себе позволить разойтись по разным причинам: дети, репутация, карьера, жилищные и материальные проблемы... В случае Акатовых: их фирма процветает, приносит доход. Они - деловые партнёры. Раздел фирмы невозможен: это приведёт к её краху. Это и является основной причиной того, что они продолжают сохранять видимость брака".
"А теперь проблема решена",- заметил я.
"Ты снова о своём: нет, я не верю, что Андрей стоит за всем этим! И эта твоя версия неверна. Также как версия избавления от жены ради любовницы! К началу романа Андрея и Вали Терениной, Акатовых уже связывали лишь деловые отношения: никакой обоюдной ревности! Они не вмешивались в личную жизнь друг друга. И стремились обоюдно, чтобы внешние приличия соблюдались. Я уверен, что и у Лизы был кто-то. Да и она знакома была с Терениной: ведь Валя подруга её дочери, они вместе были в интернате".
"Высоеие, высокие отношения",-словами из кинофильма прокомментировал я это сообщение, снова усмехнувшись, с выражением недоверия на лице.
"Но это действительно так",- пожал плечами Валера,-"Я знаю это не только со слов Андрея, но и со слов Лизы".
"Ну хорошо. Закончим на этом. Пора отдыхать. А утром я поразмыслю над всем тем, что произошло и над тем, что ты мне сказал. Ничего важного больше ты мне не забыл сообщить?".
Валера неопределённо пожал плечами, на миг замялся, но мотнул затем головой:
"Да нет, вроде бы всё...".
"У тебя есть телефон Акатова? И ещё: вы отдыхали вместе и сдружились за это время. Не фотографировались ли вы вместе? Есть у тебя фотография Акатова и Терениной?".
"Виктор, ты хочешь всё, что я тебе рассказал, сообщить следователю? Или решил заниматься расследованием самостоятельно? Прошу тебя: постарайся, чтобы это не помешало моим отношениям с Андреем. Его номер телефона я могу тебе дать прямо сейчас. У меня он записан",- и Валера поднялся, чтобы пройти в прихожую, где осталась висеть его куртка.
Когда он вернулся и я стал переписывать номер телефона, то мой друг продолжил:
"Да, у меня есть фотография, где мы сняты все вместе. Разумеется, она дома. Я могу её завезти тебе завтра после работы или ты заедь к нам вечером. Вера уже вспоминала тебя, что мы уже давно не встречались".
"Давай лучше поступим так: ты захвати снимок с собой на работу. Я буду завтра в городе: мне необходимо явиться в ОВД к десяти часам для дальнейших дознаний.... И все эти неприятности мне выпали благодаря тебе, Валера. Ты кому больше сочувствуешь, о ком больше печёшься: обо мне, своём старом друге, которого так подвёл или о Акатове? Я с ним и с той информацией, что получил от тебя, буду поступать так, как сочту нужным. И если будет необходимым, то принесу в жертву и ваши отношения с твоим новым другом - не обольщайся. Да, и как Вера относилась к Акатову и его подружке? Тоже была в восторге от них обоих?".
"Ну зачем ты так, Виктор?",- он нахмурился, но через мгновение, на его лице заиграла улыбка,- "Вера, при первом нашем знакомстве, приняла Валю за дочь Андрея: получился конфуз. Правда, Акатова и Теренину это мало смутило, даже развеселило: они оба - лёгкие люди, просты в отношениях и самоироничны. Вера пару дней, после этого, избегала общения с ними. Но затем, между нами всеми сложились самые настоящие дружеские отношения. И Вера согласилась с тем, что Андрей и Валя действительно любят друг друга и имеют много общего, несмотря на большую разницу в возрасте. Хотя и некоторая настороженность в отношениях к ним у ней сохранилась",- Валера снова улыбнулся,- "Думаю, что это - чисто женское: жёнам наверняка не нравитсся такой наглядный пример для их мужа: когда его ровесник заводит себе молодую подругу, которая годится ему в дочери, и вполне счастлив с ней.".
"Так ты говоришь, что Вера хорошо относилась к Андрею",- в раздумье проговорил я,-"Это большего стоит, чем твоё безоговорочное утверждение, что Акатов не может быть причастен к убийству. Извини меня, Валера но в оценке людей, я Вере и её женскому чутью доверяю значительно больше, чем твоему. Надеюсь, что ты непротив, если я позвоню вам и поговорю с Верой о Акатове. Думаю, что заехать мне к вам не удастся: будет много дел в связи с этим убийством. Передавй её от меня привет и предупреди её, что я ей завтра вечером позвоню Да, незабудь приготовить фотографию по возвращении домой...".
8.
Я проснулся на следующее утро с чувством голода: накануне вечером, Валера отказался от моего скромно приготовленного ужина, ссылаясь на то, что уже поужинал дома. А я так и не смог заставить себя, что-либо сьесть, кроме бутерброда и кофе. У меня в Новосаратовке, помимо двух теплиц для разведения орхидей, нашлось место и для небольшого огорода и сарайчика для нескольких кур и петуха. Так что проблем с завтраком я не имел: разбил три яцца на сковородку и дополнил их, ещё вчера вечером поджаренной, колбосой. Достал из банки несколько консервированных мной с осени огурцов. Так сказать: картина "Завтрак холостяка". Позавтракав, стал неспеша собираться на встречу с майором Дощенко. Когда я без пяти десять оказался перед кабинетом 14, то молодая женщина, опередив меня, уже стучала в дверь. Послышался голос майора:
"Войдите",- и женщина скрылась за дверью.
Минутой спустя, дверь открылась и майор Дощенко обратился ко мне:
"Доброе утро, господин Худобин. Спасибо за вашу пунктуальность. У меня к вам просьба: не могли бы вы перенести нашу встречу на 11 часов? У меня случилась, неожиданно для меня самого, накладка",- он просительно смотрел на меня.
"Хорошо. Я подойду позже".
"Извините, что так получилось. И большое спасибо!",- сказал он мне, улыбнулся и скрылся за дверью кабинета.
Я направился коридором к выходу из здания управления. В вестибюле, на скамье, ранее пустой, сидел мужчина в дублёнке. Когда я поравнялся со скамейкой, он посмотрел на свои наручные часы: большие золотые, на позолоченом браслете. Внешность его не вызывала у меня симпатии: у меня не было желания с ним сидеть рядом и я, несмотря на неприятную, ветренную погоду, решил прогуляться. Когда я возвратился обратно, то встретил этого мужчину у входа. Он выходил из здания управления под руку с той молодой женщиной, из-за которой майор перенёс нашу встречу. Она что-то рассказывала своему спутнику. Он слушал её, улыбаясь.
Кабинет у майора Дощенко был мал и неуютен: письменный стол с настольной лампой, шкаф, тумба, с взгромоздившим на неё небольшим сейфом, два стула для посетителей. На окне не было гардин. На подоконнике: письменная машина и стопка дешёвой, серой бумагой для неё.
"Чашку кофе?".
"Да, спасибо",- ответил я на предложение хозяина кабинета, промёрзнув после часовой прогулки.
Из тумбы под сейфом, он извлёк кофеварку, уже заполненную водой, две чашки с ложками в них, банку растворимого кофе, сахарницу и начатую коробку с печеньем. Всё это майор поместил на свой письменный стол, промолвив:
"Так, так..."
Когда мы сделали по первому глотку, Дощенко проговорил:
"Хорошо".
Мне же кофе был не по вкусу.
"Ну что ж, я навёл о вас вправки: пообщался по телефону с вашим бывшим начальником Сурниным. Он отзывается о вас очень хорошо и готов за вас поручиться. Полковник посоветовал не только доверять вам, но и выслушать ваше мнение обо всём проишедшем не только как свидетеля, но и как оперативного работника. Он утверждает, что вы не потеряли навыки сыскной работы за прошедшие годы вне службы. И совсем невероятное",- Дощенко рассмеялся,-"Полковник Сурнин рекомендует мне использовать вас в процессе розыска, если вы на это согласитесь. И что у вас есть официальный документ внештатного сотрудника ОВД",- майор снова расмеялся,- "Что-то я о таких сотрудниках не слышал в наше время. Прироминаю, что в советские времена такая практика существовала. Ну и как",- он слегка усмехнулся,- "Готовы вы оказать нам посильную помощь?"
И не дождавшись моего ответа, вероятно, воспринимая всё им изложенное не всерьёз, попросил:
"Расскажите ещё раз всё подробно: как вы оказались участником этих событий, их последовательность и ваше мнение о случившемся, ваши личные впечатления о Лизавете Акатовой."
И на этот раз, я поведал майору всё более подробно: не умолчав о том, что мне казалось, что я читал по лицу Акатовой во время нашей беседы и в момент её убийства. В заключении, я рассказал и то новое, что узнал вчерашним вечером от Вергуна.
"Так, так.",- промолвил Дощенко, когда я закончил,- "Ещё по чашке кофе?".
Я отказался.
"Посмотрите, что я имею, Виктор Николаевич",- майор приподнял со своего стола газету, раскрыл её, повернул к окну. От света окна было хорошо различимо, что некоторые буквы из неё были вырезаны.
"Вы пользуетесь этой газетой при необходимости вести незаметную слежку за обьектом наблюдения? Я видел такое в детективных фильмах", пошутил я , несколько обидевшись на него за то, что он обратился ко мне с этим вопросом явно не как к своему коллеге, хотя и бывшему.
"Нет-нет. Это не тот случай",- вполне серьёзно возразил Дощенко,- "Вот я сейчас проверю каких букв нехватает в этой газете." Он взял со стола карандаш и придвинул к себе блокнот.
"Я могу сэкономить вам время",- усмехнулся я,- "Эти буквы составят фразу: "Ты скоро должна умереть...".
"Совершенно верно",- майор не дал мне закончить,- "Так вы, наверное, и скажете мне, что это за газета?".
"Нет, не скажу",- невозмутимым голосом, в тон ему, ответил я и продолжил: "Но я могу вам сообщить, какого слова в ней нет: "Елизавета".
Дощенко рассмеялся:
"Ну хорошо, убедили, прав полковник Сурнин: не расстеряли вы навыки следственной работы и мыслите вы хорошо!".
Он замолчал, продолжал с улыбкой смотреть на меня. Не дождавшись от него продолжения нашего разговора, я посчитал необходимым задать ему вопрос:
"Неужели вы нашли эту газету в квартире Акатовой?".
"В квартире было несколько газет и не только тех, что выписывает Акатова. Среди них этой газеты не оказалось, хотя именно такую она выписывает. Она вышла три дня на назад. Мои сотрудники просмотрели все найденные газеты и газеты за прошедшую неделю, выписываемые Акатовой, но не обнаруженные в квартире: газета, которую я вам показал, полностью отвечает возможности нарезки строк письма с угрозой.".
"И вы пришли к выводу, что письмо составлено из этой, отсутствующей газеты? Если даже и так, то вероятность того, что это простое совпадение почти сто процентна. Да и то, что составивший это письмо выписывает такую же газету тоже!"
"А ещё мы нашли в ящике её письменного стола ножницы и клей",- не соглашаясь и не возражая моим словам, продолжал Дощенко,- "Наши эксперты установили, что на кисточке бумажного клея остались частицу типографской краски. На ножницах это определить сложней, но похоже на то, что и ими в последние дни резали бумагу очень сходную с газетной. Экспертам нужно время для окончательных выводов".
"Вы хотоите сказать, что письмо было составлено в квартире Акатовой?".
И снова не получил ответа на мой вопрос: майор только кивнул головой и продолжил:
"А ещё мы обнаружили перчатки в ёмкости для мусора: на них те же частицы".
"Не выглядит ли это очень откровенным? Вы подозреваете кого-либо из близких, кто вхож в её квартиру?".
На лице Дощенко промелькнула, как мне показалась, лёгкая тень преимущества, но в его дальнейших словах прозвучало иное: "Правильно мыслите и делаете выводы! Но мы в своих выводах пошли дальше: а не сама ли госпожа Акатова подготовила это письмо?" "Зачем? Она не произвела на меня впечатление легкомысленной особы. Если бы она что-либо задумала подобное, то наверняка не оставила после себя столько улик".
"В вашей оценке Акатовой я согласен. Да, в случае, если бы она решила обратиться в милицию - да. Но она обратилась лишь к вам. Надеюсь, вы не рассердитесь снова за слово "лишь"? Согласитесь: возможности ваши и наши нельзя сравнивать".
"Оказывается майор не так прост, как мне казалось: даже оттенки моего голоса смог уловить в процессе нашего с ним разговора",- мысленно проговорил я себе.
А он продолжал рассуждать вслух:
"Акатова практически ничем не рисковала: завтра пятница - день уборки квартиры. К ней, в этот день приходит домработница: мусор, все старые газеты были бы выброшены. Газеты, из которых вырезаны строчки письма, я думаю, она всё же из предосторожности сожгла: в камине есть пепел, в количестве и по качеству, соответствующему как раз двум сожжённым газетам. О клее и ножницах, она могла и не подумать",- Дощенко помолчал, раздумывая, и продолжил,- "Да и ничего такого уж предосудительного она не совершала. Для нас важно другое. Вы праильный задали перед этим вопрос: "Зачем?". Зачем это ей было надо, если, конечно, наши соображения по поводу Акатовой, вообще верны. Она что, хотела придать этим письмом вес своему выдуманному рассказу? Или действительно чувствовла угрозу своей жизни и прибегла к этому трюку, чтобы сделать её очевидной? Как вы считаете?"
9.
Этот вопрос он задал мне уже совсем другим тоном и с другим выражением лица. Но, видя, что я не спешу с ответом, понял это по свойму, продолжил:
"Да не обижайтесь вы на меня! Сам знаю за собой такой грех: негибок, недоверчив и так далее...",- майор улыбнулся,- "Ну посудите сами: сразу же в кафе я дал задание своему помощнику выяснить, что вы собой представляете. Он по телефону связался с управлением. И уже к началу нашего с вами первого разговора, я знал, что вы бывший сотрудник уголовного розыска, вышли в отставку в связи с тяжёлым ранением, пенсионер. А дальше: проживаете в Новосаратовке, в своём доме, у вас машина. Что я мог подумать? Немного ли всего для бывшего офицера милиции? Вы же сами знаете, что сейчас происходит в стране в целом, и у нас, в ОВД в частности. Я не по газетам знаю о так называемых "оборотнях в погонах". К сожалению, и у нас в отделе такое было. Можете себе представить, как тяжело это всё воспринимается теми, кто честно выполняет свой долг? Да, я получил ответы, на возникшие у меня вопросы, от полковника Сурнина. Ну не смог я сразу перестроиться по отношению к вам! Да и не особо верил в то, что вы не расстеряли, за все эти годы, розыскных навыков. Да и кое-что насторожило меня в вашем рассказе о событиях в кафе, особенно в момент убийства...".
Дощенко замолчал, пытливо всматриваясь в моё лицо. Пауза затянулась и я не выдержал первым:
"И что вас насторожило, кроме того, что я не проявил нужной реакции, что не простительно для оперативного работника, пусть даже бывшего. Да, ваши сомнения по поводу моих качеств, вполне справедливы. Я сам не нахожу обьяснения и опровдания этому."
Майор чуть помолчал и ппроговорил, продолжая всматриваться в моё лицо:
"Нет, дело совсем не в этом... Ведь было два выстрела, Виктор Николаевич...".
"Что?",- невольно, я подался вперёд.
"Да, мои сотрудники нашли след второй пули в деревянной обшивке стены за вашей спиной." Я откинулся снова на спинку стула: "Ну хорошо. Я признаюсь вам в том, в чём не хотел признаваться себе... Думаю, что я на некоторое время, буквально на секунду-другую, впал в оцепенение. Вероятно, это шоковое состояние, следствие того ранения, когда я получил две пули в спину с близкого расстояния. Ситуация была схожа",- я помолчал и продолжил,- "Я не слышал второго выстрела..."
"Когда мне доложили о втором выстреле, меня, конечно, насторожило то, что вы мне об этом не сообщили. И удивило, что пуля прошла мимо, не задев вас. Ведь выстрел в Акатову был точен: рука убийцы не дрогнула, хотя жертва смотрела на него. Вы же сидели к нему спиной, ещй ближе, чем она: не попасть в вас было просто невозможно. Это и вызвало недоверие к той вашей роли, которую вы изложили при нашем первом разговоре в кафе".
"Понятно... Вы имели на то основания. Мне надо обдумать всё это и попытаться найти обьяснение...Дайте мне время...".
"Да, непонятного много. Можно, конечно, предположить: убийца пытался создать впечатление, что Акатова - жертва случайная, что покушение было на вас, но по какой-то нелепой случайности, пули вас не задели. Или он хотел просто её соседа по столику приобщить к этому убийству, поэтому и оставил его в живых. Одно ясно: если бы вы не были, как вы выразились "в оцепенении" в момент убийства, если бы проявили какую-либо реакцию, попытались бы рассмотреть или задержать преступника, то последовал бы третий выстрел: живым бы вас не оставили".
"Да, пожалуй",- я согласно кивнул головой,- "Но давайте, вернёмся к вашему вопросу. Ваше предположение, что Акатова выдумала историю с угрозой можно исключить: ведь она действительно была убита!" Майор закашлялся: "Смерть Акатовой единственное, что не подаётся обьяснению. Но вы сказали, что выражение её лица, в момент убийства, скорее выражал удивление, чем страх. А ведь должно было быть наоборот, если угроза была реальной".
"Быть может, она не ожидала её так рано",- предположил я.
"Или.... Или она узнала убийцу и была удивлена его появлением в кафе и тем, что за этим последовало ",- подхватил Дощенко.
Мы с пониманием смотрели друг на друга какое-то мгновение, затем одновременно улыбнулись: между нами возникло то чувство, что называют взаимной симпатией. И ещё чувство, которое испытывают коллеги по оперативной работе, получившие в результате своих совместных логических рассуждений, нить расследования, порученного им дела.
10.
Майор продолжил свои рассуждения:
"Из показаний свидетелей следует, что убийца принял меры, чтобы быть не опознанным: лицо его было закрытым, они смогли только описать его фигуру в общих чертах. из этого следует, что если Акатова узнала убийцу, то это мог быть только близкий ей человек".
"Настолько близкий, что ей не было необходимости видеть его лица, она узнала его на подсознательном уровне",- добавил я,- "Выходит, что всё таки главным подозреваемым является Андрей Акатов. А что он сказал вам по поводу её смерти? Ведь вы повидались с ним ещё вчера вечером? И что, у него есть алиби на время убийства? Вы его уже успели проверить?".
"Сколько вопросов сразу. Мне и самому интересно знать, что он об этом думает и как провёл вчерашний вечер. Но мы его досих пор не разыскали. Вчера вечером нам удалось связаться лишь с дочерью потерпевшей. От неё мы узнали, что он не проживает вместе с женой. У него есть загородный дом. Она дала нам его адрес. Номер домашнего телефона у нас уже был, но дозвониться мы ему не смогли. Мои сотрудники там были и сейчас ещё там находятся. Но он так и не появился. Телефон его продолжает молчать. Сегодня утром получена санкция прокурора: если до обеда Акатов не обьявится, то мы вскроем дом и произведём обыск. Но похоже, что он, так сказать, исчез".
"Что значет исчез? Скрылся?"
"Думаю, что так. Он не явился сегодня в бюро своей фирмы. Его дочь была сегодня у меня. Да вы, вероятно, видели её у моего кабинета. Это из-за её прихода пришлось вас просить подойти попозже. Она девушка с характером: вчера вечером, когда мы ей по телефону сообщили о смерти матери, она наотрез отказалась с нами всретиться. Заявила, что постарается сегодня утром сама приехать к нам. Пришлось на это согласиться".
"Как-то странно ведут себя близкие убитой",- заметил я,- "И дочь, и муж. Но, возможно и то, что Акатов до сих пор не знает о убийстве жены.А не явиться сегодня в бюро совсем по другой причине".
"Может и так. Но сегодня мне Эрна Акатова дала ещё один номер его телефона. Она сказала, что вчера совершенно забыла о нём, так как это номер мобильного телефона, ко торый её отец лишь недавно преобрёл. Вы наверное знаете,- майор обратился ко мне,- "Он всегда находится при хозяине и позвонить ему можно где-бы он не находился. Удобная вещь. Этот телефон имеет и память. Я прямо при ней позвонил, но на связь отец не вышел: пришлось лишь оставить сообщение, в виде просьбы срочно явиться ко мне. На мой вопрос: звонила ли Эрна ему вчера или сегодня, она ответила положительно. Да, она сообщила ему о смерти матери. Но разговор их был коротким, с помехами, вероятно, отец был не в городе. А мобильная связь ещё у нас нестабильна.".
Это, вообщем, соответствовало действительности. В 95 году, когда произошло это событие, мобильные телефоны только начинали появляться в России. А тем временем, Дощенко продолжал:
"До сих пор Акатов мне не позвонил. А ведь он должен понимать, что обязан обьявиться, узнав о смерти жены!"
Мы помолчали. И я обратился к майору:
"Так передо мной вас посетила Эрна Акатова. Как я заметил: она выглядела не особо печальной".
"Да, она не разыгрывала опечаленную дочь: ни каких слёз, по случаю убийства матери. Она мне поведала о своих отношениях с матерью. То, что вы узнали от своего друга".
"Расскажите мне о ней. Вы знаете, что её сопровождал молодой человек: скорей всего, её друг. Он ожидал Эрну в вестибюле. А когда они выходили из управления, то она ему что-то рассказывала, а он с интересом её слушал. Думаю, что она передавла ему содержание вашего разговора".
"Так, так... Нет, она не сказала мне, что явилась в управление не одна. Но я распросил её о личной жизни и она поведала мне, что собирается в скором времени выдти замуж."
"И кто же этот счастливец?".
Дощенко заглянул в свой блокнот: "Некто Валентин Рычков. По её словам: он владелец пивного бара в районе порта. Дальше я не стал распрашивать. Мы наведём о нём справки. А понадобиться: и познакомимся ближе".
"И как же этот бар называется?",- поинтересовался я.
Майор улыбнулся, покачал головой:
"Как я вижу: вас заинтересовало расследование этого дела?".
"Конечно. На моих глазах убили женщину, которая обратилась ко мне за помощью. Я сам мог при этом быть убитым."
"Только очень прошу вас: ни одного шага, не предупредив меня заранее и не получив моего согласия! Могу я быть в этом уверен?"
"Разумеется, майор. Я всё прекрасно понимаю и не в коем случае не подведу вас".
"Ну что ж, запрещать я вам ничего не могу...",- Дощенко не стал продолжать, замолчал.
"Так как же называется бар?",- напомнил я.
Майор снова заглянул в свой блокнот:
"Прикольный"- так он зовётся. Вы что, собираетесь там побывать?"
"Да, как частное лицо и любитель пива",- улыбнулся я.