[Шпак Алексей. Сон с пятницы на субботу. 09.2003 Корректура 12.09.2013]
...Что он здесь делает? Навязался на мою голову.
Вот кого-другого, а его я никогда не хотел случайно встретить в Городе. Если б только я его сразу увидел, то поспешил бы уйти, чтобы не вступать в разговор. Но теперь разговор неизбежен, хотя односторонний монолог сложно назвать разговором. Я лишь стою, удерживаясь за поручень, слушаю в пол уха его бубнящую болтовню и рёв мотора, повторяя время от времени: "Да... Нет. Угм гм!.. Хм-м?" - и ещё что-нибудь в этом духе. Чувствую себя как во сне, честное слово!
За окном проплывает жаркий, зыбкий мир. Красивые девочки улыбаются не мне, их обнимаю не я. Всё слишком реально, чтобы быть правдой. Я хочу вырваться из душного мира! Хочу проснуться.
Автобус заворачивает и останавливается возле вокзала, но не на своём обычном месте: из-за ремонта перекрыли дорогу, по которой мы всегда проезжаем.
Мы выходим на улицу, залитую солнечным светом. Асфальт плавится и пружинит под ногами.
-Андрей, - говорю я, отчаянно проклиная себя за то, что вообще открыл рот, - перейдём по подземелью.
Согласия мне не нужно. Не хочу ничего слышать. Я уже спускаюсь по ступеням вниз, в переход. Запахи сырости и прохлады ударяют в нос.
"Кто там кричит в густом лесу?
Наверно Леший встал давно.
Я наточил свою косу,
Хоть мне, признаться, всё равно."
Панки в своём репертуаре: босые, грязные, воняющие пивом и спиртом, таблетками и травой. Они поют песни "Сектора Газа" под растроенную гитару не попадая в ноты и такт. Они часто обитают в этом подземном переходе вместе с продавцами второсортных книг, порнографических плакатов, календарей, цветов, открыток, газет и прочей никому не нужной ерунды. Маргиналы, такие же, как пьяный бомж, валяющийся в луже собственной мочи. Вечные жители смертного мира. Сменялись цивилизации и расы, классы и касты, но маргиналы оставались везде. Это плата за культуру. Достойная цена.
Мы доходим до вокзала и идём к кассовым окошкам. Андрей покупает билет, и до меня доходит, почему он за мной увязался. Я-то езжу зайцем.
Что делать? Моя электричка только через час, поезд Андрея минут через двадцать. Мы идём к торговым палаткам, чтобы купить чего-нибудь попить. Солнце в зените. Оно обозлилось и бьёт лучами в затылок. От него не спасают ни бейсболка, ни минеральная вода. Я стою посреди колыхающейся тени, жадно поглощая жидкость.
Глоток. Ещё глоток.
Раздаётся до боли знакомый звуковой сигнал. Вокзальный диктор объявляет поезд Андрея. Оторвавшись от бутылки я протягиваю ему руку. Он кладёт в неё свою. Его рука мягкая, вялая. Наощупь напоминает руку девушки. Пальцы пухлые и скорее выглядят как сосиски, нежели как настоящие мужские пальцы. Зато густые рыжие волосы покрывают кожу от пальцев до манжетов пиджака. Скорее всего весь Андрей покрыт этими жуткими волосами. Его рукопожатие такое же вялое и мягкое, как рука, словно он не придаёт ему особого значения, касается моей ладони нехотя, даже с омерзением.
Мне тоже мерзко пожимать его нежную ручку. Хотя я не очень силён, я привык к крепким рукопожатиям.
Он наконец-то уходит, оставляя меня одного. Впрочем это моё состояние длится недолго. Я предлагаю помощь проходящей мимо женщине с тяжёлыми сумками. Женщина уже в летах, полная, её огромные телеса колыхаются в такт движению, едва не вываливаясь из узкой одежды. Она не задумываясь принимает мою помощь. Когда я беру сумки, они кажутся мне не очень тяжёлыми.
Мы идём вглубь торговых лотков. Алюминиевые каркасы, обтянутые жёлто-голубой тканью, сменяют один другой. Мы проходим мимо продавцов безделушек,никчёмной бытовой химии, абсолютно ненужных вещей, одежд, книг, открыток и останавливаемся у палатки, где торгуют нижним бельём.
Полная дама долго рассматривает прилавок, к чему-то приценивается, приглядывается. Иногда её взор обращается ко мне, будто бы вопрошая: мне это подойдёт? Я стою, рядом со мной стоят сумки, я отвечаю взглядом на взгляд: "Мне побарабану!"
Откуда-то из-под прилавка выныривает продавщица. Мне кажется, что она рыжая, хотя волосы её золотисто-белые, почти хлопкового цвета. Она заискивающе улыбается полной даме и задаёт вопрос, от которого я выпадаю в осадок:
-Хотите купить фестоны? Какого цвета?
Полная дама всплёскивает руками, с явной неохотой и такой же лживой, как у продавщицы, улыбкой, указывает на фиолетовый бюстгальтер со словами:
-Заверните этот. А сколько он стоит?
-Шестьдесят девять, - отвечает продавщица, заворачивает бюстгальтер и кидает свёрток на край лотка. Она поворачивается к другой покупательнице, чтобы снова лживо улыбаться и лгать в глаза о низкой цене и высоком качестве товара. Мы долго стоим. Полная дама извлекла кошелёк и теперь ждёт, когда ей снова уделят внимание, но история повторяется и с другой покупательницей. Однако та исчезает за углом, а продавщица испаряется под прилавком. Время от времени оттуда доносятся глухие стоны и стук, похожий на стук вагонных колёс, но разобрать, что там происходит невозможно.
Через минуту появляется вторая покупательница с листочком, на котором начертаны какие-то цифры, и отдаёт этот листочек невесть откуда взявшейся продавщице. Продавщица отдаёт ей свёрток и покупательница вновь скрывается за углом, откуда в тот же момент, похожая на продавщицу как сестра-близнец, выскакивает ещё одна женщина с кассовым аппаратом. Со словами "Вечно я должна за вами бегать!" она отбивает чек полной даме. Меня удивляет количество отбиваемых налогов: налог на продажу, налог на добавленную стоимость, налог на передачу собственности, налог на каждую цифру в чеке... Цена увеличивается почти в три раза, но полная дама не желает этого замечать и выплачивает всю сумму до копейки.
Порою память выкидывает странные штуки. Бывает, кажется, что вот это с тобой точно произошло, а на самом деле ничего не было. В другой раз случается наоборот: вроде бы и случилось что-то, но ничего не можешь вспомнить.
Купе поезда. Только две койки.
Откуда я могу знать эту девушку? Знаю ли я её вообще? Но она точно знает меня.
Старше меня на год, или два, хотя я не помню своего возраста... своего имени, как выгляжу, где живу. Но я знаю это. Я тысячи раз видел её лицо, похожее на луну, рыжие волосы и бездонные тёмные глаза...
Она вдруг подсела ко мне, её рука оказалась на моём колене, плавно поднялась выше и проскользнула в брюки. Кто расстегнул молнию? Неужели я?
Её рука! Я подскочил, как ошпаренный, разе что не вскрикнул. Рыжая залилась смехом. Красивый голос, красивые глаза, стройное тело. Пальчики, которые только что бесстыдно влезли ко мне в брюки, поднялись к вороту её коротенького платьица и расстегнули его.
Купе. Поезд. Стук колёс. Когда ещё представится такой случай?
Я запер дверь и сделал шаг вперёд. Девушка поднялась. Её тело так прекрасно в белом полумраке. Пока она возилась с застёжками платья, я обнял её. И коснулся губами шеи. Чуть пониже мочки уха. От неё пахло чистотой и немного лимоном; она горячая и хрупкая. Я боялся сделать ей больно, но желание пересилило страх. Мы слились. Мы - единое целое. И ничто нас не разлучит.
Под ногами стучали колёса...
Это не поезд, а электричка. Тамбур. С трудом я стряхиваю сонливость.
Что я здесь делаю? Кур везу. Куда? Мать просила выбросить. Зачем? Вот чего не знаю, того не знаю.
Электричка - можно сказать, мой дом. Я провожу тут по шесть часов каждый день. Трачу их, в основном, на сон. Я ведь студент.
Я не знаю более общественного места, чем электричка. Здесь и туалет, и театр, и аптека, и супермаркет, и распивочная. И кого здесь только нет. В основном, конечно, престарелые садоводы и энергичные молодые люди, способные за ночь прокутить столько, сколько садоводы за год не зарабатывают. Первые вечно ворчат, что молодёжь нынче не та; вторые любят высмеивать первых. Мне же всегда было невдомёк, чего и тем и другим дома не сидится?
Народу сегодня полно.
Зелёная змея электрички трясётся и кряяхтит от натуги. Она отрыгивает меня на свалке рядом с гаражами, клетка лопается, и куры выбегают. Я сплёвываю от досады и иду к гаражу дяди Вани.
Дядя Ваня недавно пал жертвой несчастного случая, а по неофициальной...
У гаража меня поджидает дружелюбный сосед. Я нутром чую, что это он убийца добродушного дядьки, и потому не могу выдавить из себя ни звука, кроме суховатого "Здрасьте!". А вот и соседский сынок. Не исключено, что он сообщник, хотя как раз в этом я сильно сомневаюсь, ведь он полный дурак.
Мало по малу во мне разрастается страх. Я боюсь этих людей. Спешно я открываю гараж, постоянно оглядываясь. От страха желудок сводит спазмом. Лишь минуту спустя я понимаю, что зверски голоден. Мне приходит на ум, что неплохо бы зажарить одну из курей; я беру топор и верёвку и возвращаюсь на свалку, чтобы поймать себе ужин. Возле брошенной клетки валяются окоченевшие птицы: все мои куры отчего-то передохли. Зато здесь же бегают чьи-то чужие.
Когда я уже почти решился сцапать одну из чужих, некстати появляется Славка. Как всегда, он выпаливает одну из своих дурацких шуточек:
-Что, охотник, патроны кончились? Решил из топора птичек пострелять?
Славка рассказывает, что дома у меня творится полный кавардак и советует скорее возвращаться. Я убираю топор и верёвку в гараж, но вдруг замечаю соседского сынка. Он сидит на пеньке и что-то царапает в тетрадке, повторяя наши со Славкой фамилии. Безо всякого предупреждения Славка подлетает к пареньку и выдёргивает тетрадь из рук со словами: "Попался шпион!", - я заглядываю ему через плечо. В тетради нет ничего, кроме коряво выведенных слов из упражнений по русскому языку. От досады Славка раздражается. Он отшвыривает тетрадь, хватает меня за локоть и тащит к дому.
Дома и впрямь кавардак. К нам переехали соседи. Даже не соседи, а так знакомые, с параллельной улицы. Девчонка, что на полгода младше моей сестры, ходит по дому и повторяет:
-Ну всё. Теперь вы все заболеете свинкой.
-Эй, погоди! - кричу я, - У вас что, дом сгорел?
-Нет, - отвечает она.
-Тогда какого дьявола вы здесь забыли?
Славка не даёт мне выслушать ответ. Он тычет меня локтем в бок и кивает на окно:
-Смотри, кто пришёл...
За окном стоит она - моя первая любовь.
Она улыбается мне. Её чёрные волосы треплет ветер. Её карие глаза блестят счастьем. Каким-то чудом я оказываюсь на улице возле неё. Она берёт меня за руку и ведёт за собой. Сень навеса, прихожая, её комната. Это странно: такая тишина во всём мире. Совершенно беззвучно она снимает с себя одежду. Она худа. Едва ли не костлява. У неё маленькая грудь и тонкие ноги. Но она прекрасна.
Она садится мне на колени. Нежно целует. Моя одежда падает на пол.
Мы вместе. Мы одни.
Рай. Блаженство. Толчок.
Ещё толчок, разрывающий реальность пополам. Ещё толчок, и мы на грани экстаза...
А я на грани сознания. Толчки сливаются в стук.
Я наконец проснулся.
Купе поезда приглушало звук, но я всё равно слышал размеренный стук колёс и шелест воздуха по металлической обшивке. Рядом со мной мирно спала она. Её рыжие волосы рассыпались по подушке, простыне и моей груди. Она спит, тихонько посапывая, чему-то улыбаясь во сне. От неё пахнет лимоном и чистотой, и той особой нежной женственностью, которая присуща всем юным девушкам. Она младше меня на два года.
Её точёное бедро проступает бод белой тканью простыни, завораживает меня; край отогнут. Её прекрасная грудь обнажена, и я натягиваю простыню повыше, чтобы милая не озябла. Как же я мог не узнать её? Как же я мог не узнать... Она прижалась крепче. Тепло её тела обволокло меня.
Я вспомнил оба обрывка сна, и недоумённо вглядевшись в них, подумал:
"Господи, при чём тут куры?"
[9.07.2006(корректура 13.09.2013) Шпак Алексей <Дело о подохших курях>]