Шорстов Евгений Александрович : другие произведения.

Гробики

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Какие тайны хранят стены деревенской школы? Перед каким ужасным выбором должен встать человек, чтобы доказать всем, что он действительно "взрослый"? История о том, как молодой учитель отправляется работать в родное село. Всё идёт гладко, пока однажды он не встречает странную девочку в пустом классе. Она, выпучив жуткие глаза и оскалившись шепчет: "Гробики".
  Я давно понял, что 'взрослый' - это понятие эфемерное, условное. Были разные времена, и взрослыми тоже становились в разном возрасте. Да и по сей день ничего ровным счётом не изменилось, кто-то уже в четырнадцать лет идёт работать, чтобы прокормить младших братьев и сестёр, а кто-то и после сорока остаётся инфантильным глупцом, витающим в облаках.
  
  Мои отношения с взрослостью я не могу назвать иначе, как регулярным обманом. Вот, думаю, окончил школу, теперь взрослый. А потом поступаю на первый курс и тут же осознаю, что ничего толком не изменилось: я всё такой же оболтус. Затем начинаю жить один, казалось бы, вот она, эта неосязаемая взрослость! Но тут дело доходит до готовки и снятия показания счётчиков, и вот я уже судорожно набираю номер мамы, чтобы узнать, как правильно заполнять страшные квитанции и где брать эту пресловутую красную воду для борща.
  
  Но все эти обманы оказались безобидными и даже милыми, в отличие от последнего, о котором я и хочу вам рассказать.
  
  Случилось это летом, я окончил институт, получил диплом бакалавра и, как высококлассный историк, специалист в вопросах отечественной историографии и новейшей политической истории, уехал косить от армии в своё родное село. На работу в школу взяли без проблем. Директор знал меня ещё с детства: мы с друзьями частенько наведывались в школьный спортзал, прыгали через козла, похожего на глазированный сырок на четырёх спичках, и лазали по шведской стенке. Никто из нас не знал о страшной тайне.
  
  ​
  
  Дипломированных историков в селе не было. Завуч, по образованию биолог, со словами 'Дети! Книга - лучший друг человека! Читайте!' оставлял учеников корпеть над учебниками, а сам удалялся решать важные дела в столовой. Поэтому с моим приходом у ребят появилась отличная возможность получить более глубокие знания по предмету. Кабинет мне выделили на втором этаже и даже выдали ноутбук для работы.
  
  Всего в школе было около пятидесяти учеников, в это число входили и приезжие скромняги из близлежащих деревень и совсем не говорящие по-русски цыгане, разделение по буквам отсутствовало, да и в самих классах сидело максимум четверо.
  
  На первый учебный год все уроки мне поставили на субботу, шесть занятий в шести классах - с пятого по десятый, с девяти утра до трёх часов дня. Один день в неделю работал, в остальное время улаживал вопросы с военкоматом, очень много гулял, загуливал, по ночам писал рассказы. Казалось, взрослость воистину свершилась.
  
  В тот роковой день стукнуло ровно полгода с начала моей работы. Начало марта выдалось солнечным, природа за окнами моего кабинета оживала, в село мчалось долгожданное тепло.
  
  После пятого урока зашёл директор. С новогодних праздников его доверие ко мне заметно возросло. По субботам он отводил свои уроки и уходил домой, оставляя мне ключ. В мои обязанности входило проводить приезжих пятиклашек до автобуса, закрыть школу и во время своей вечерней прогулки отдать ключ директору.
  
  Ничего не предвещало кошмара, суббота была отличная, все занятия я отвёл с удовольствием, сидя рядом с большим окном и частенько поглядывая на раскинувшийся за ним школьный сад. Дать звонок было некому, поэтому ровно в четырнадцать тридцать я с улыбкой на лице постучал карандашом по столу и объявил об окончании занятий. Четверо пятиклашек подскочили, смели в портфели учебники и, болтая о своём, помчались в коридор. Я накинул пиджак, спустился на крыльцо, убедился, что все четверо уселись в автобус, и не спеша поплёлся обратно, забрать пальто и ключ.
  
  Каково же было моё удивление, когда я увидел девочку, стоящую спиной ко мне у дальнего окна кабинета. Ростом она была чуть выше только что уехавших пятиклашек, но так как девочки в этом возрасте растут быстрее, я принял её за их одноклассницу и поначалу очень испугался, что забыл отправить ребёнка домой.
  
  - Так, - говорю, пытаясь не выдать волнения, - а ты чего тут стоишь?
  
  Сам же тем временем быстро шагаю к столу, хватаю мобильник, смотрю в заметках, сколько детей и после какого урока должны быть посажены в автобус. Всё сошлось: после шестого - четверо мальчиков. Значит, девчонка из местных.
  
  - Ты из пятого класса, солнышко моё? - спросил я.
  
  Однако в голове моей уже созревал страшный ответ, ведь я мог поклясться, что последние сорок пять минут читал материал четверым озорникам, среди которых не было никаких девочек.
  
  Таинственная ученица молчала.
  
  Тогда я взглянул на сад за окном, тяжело вздохнул, подумал, что всё это похоже на дешёвый ужастик: здоровый мужик испугался своей маленькой ученицы. Какой же он после этого взрослый? Потом я вновь посмотрел на неё. Девочка стояла, наклонив голову на бок. Я видел только её затылок: аккуратные русые косички, касающиеся кончиками старомодного кардигана с белым воротничком.
  
  В верху живота закололо, я нахмурился, вся ситуация казалась неправильной, совершенно ненужной, точно соринка, попавшая в глаз. Хотелось отменить её, пропустить магическим образом и забыть. А ещё лучше забросить в долгий ящик свою мнимую взрослость и сбежать от проблемы в родительский дом.
  
  - Ты чего молчишь? - услышал я свой нарочито серьёзный и грубый голос.
  
  В ответ тишина, сводящая с ума, давящая на затуманенный рассудок. Меня пробрало, как от резкого дуновения ветра, я двинулся к девочке и аккуратно похлопал её по плечу.
  
  - Уроки закончились, домой надо, пойдём.
  
  Девочка едва слышно хмыкнула, я поёжился, но всё не спешил разворачивать её, предчувствуя что-то плохое. Я будто балансировал на тонком канате, служившем границей человеческого страха: сверху безопасно, но одно неловкое движение - и всё, падение в лапы к лишающему рассудка ужасу.
  
  Для собственного успокоения весь этот страх я объяснял предвзятым отношениям к мужчинам-педагогам, пытался убедить себя, что за излишние прикосновения с меня спросят по всей строгости, но в глубине души прекрасно осознавал, что до смерти боюсь отвёрнутого от меня ребёнка.
  
  От неё веяло холодом, то же я испытывал, сидя рядом с гробом в ночь перед похоронами бабушки, и то же частенько чувствовал, проходя мимо аутентичных манекенов в торговых центрах.
  
  - Слушай, я тебя закрою сейчас и уйду, будешь все выходные тут сидеть, - уговаривал её я, - давай-ка ручку, пошли вниз.
  
  И, пересилив себя, взял её за сухую прохладную ладошку и ловким движением развернул. Мурашки, будто осколки разбитого о мою спину стеклянного бокала, режущей россыпью пробежали вниз. Девочка выпучила на меня глаза, а рот её был раскрыт и растянут в улыбке; щербатые зубы не смыкались, придавая гримасе ещё более жуткий вид.
  
  Я присел перед ней на корточки.
  
  - Ого, - чудом выдавил из себя удивление, - какая ты у нас пугательница, я же так в обморок упаду.
  
  Мне хотелось рассмешить её или расстроить, одним словом - вывести на эмоции, лишь бы жуткая рожа сменилась милым детским личиком.
  
  - Послушай, мишка Фредди, мне надо школу закрывать, пошли, на улице меня попугаешь.
  
  Но она не реагировала на уговоры. Тогда, обозлившись, я выпрямился и потащил девочку за собой, но она вдруг одёрнула руку и захрипела.
  
  Перед глазами в мгновение сменился вид, как будто поменяли картинку в фильмоскопе. Я обнаружил себя сидящим в коридоре на подоконнике, неподалёку от распахнутой двери кабинета.
  
  Мысли крутились в голове беспорядочными потоками, изворачивались лентами Мёбиуса и рассыпались помехами. От пережитого испуга в первые секунды я даже позабыл о жуткой девочке, хотел было списать всё на странный сон или предобморочное состояние с последующими галлюцинациями, но противный скрип двери кабинета уничтожил все мои нелепые отговорки.
  
  Там остались пальто и ключ, и если без первого я ещё мог трусливо сбежать, то без второго не смел даже выйти за школьный забор.
  
  На подоконнике я просидел ещё с минуту, потом решил забрать вещи, запереть школу и вызвать директора, но стоило мне приблизиться к двери, как в груди будто разлился упавший с плиты чайник с кипятком. Девочка, не изменяя гримасы, стояла в дверном проёме, огромными глазами смотрела на меня и издевательски следила за каждым движением.
  
  Клянусь, в этом взгляде было что-то демоническое, потустороннее. Так обычные дети попросту не смотрят.
  
  Мне было достаточно и инцидента в кабинете, а это её появление в дверном проёме поставило жирную точку. Я попятился по коридору, свернул за угол и опрометью бросился вниз по лестнице. Но оказавшись на первом этаже, возопил от ужаса - улыбающаяся девочка стояла у гардероба.
  
  Я грязно выругался, прижался спиной к стене и медленно, боясь раздразнить чудовище в обличии пятиклассницы, двинулся к выходу.
  
  И тут девочка, убрав с лица гримасу, одним лишь словом, подобно грому и молнии, разнесла всё вокруг:
  
  'Гробики', - сказала она тонким детским голосом.
  
  По ушам ударили хлопки слетающих с петель дверей, и взмывающая в воздух серая пыль вперемешку с ярко-красными огненными вспышками ослепила меня, сознание помутилось. Я схватился за голову, упал, свернулся, поджав колени к груди, и закричал. Когда силы открыть глаза наконец нашлись, я увидел, что всё вокруг цело, кроме меня, лежащего посреди коридора с клоками собственных волос в зажатых кулаках.
  
  Девочка бесследно исчезла, хотя, буду честен, я и не искал. В кабинете её не было, а оттуда я сразу же припустил на выход и запер дверь снаружи.
  
  Ключ я оставил жене директора, а сам вечерним автобусом уехал к родителям. Так моя взрослость подорвалась в третий раз, однако об этом я никому не сообщил.
  
  Взял больничный, созвонился с директором, сказал, что приболел. Две недели пичкал себя успокоительными, жевал по три таблетки глицина несколько раз в день, перед сном заправлялся валерьянкой, благо хватило ума после всего пережитого не уйти в запой. Впрочем, все эти потрясшие меня события были лишь началом ужасной истории загадочных гробиков.
  
  ​
  
  На работу я вернулся в середине марта. Коллеги странно косились на меня, директор тоже поглядывал с недоверием. Он стал задерживаться по субботам, лично провожал детей, ждал, пока я уйду, и сам закрывал за мной дверь. Меня такой расклад немного настораживал, но в то же время очень сильно успокаивал.
  
  Я и сам знаю, что вёл себя странно. Приходил в школу по будням, сидел на больших переменах в столовой, вглядывался в детские лица в поисках той самой девочки и никому не рассказывал о причинах такого поведения. Затем я взял в голову, что видел призрака. Под предлогом исторических исследований для кандидатской выпросил у директора ключ от школьного архива, где среди сотен послевоенных документов и пыльных альбомов искал фотокарточку со странным ребёнком, но ничего.
  
  В начале апреля в село приехал мой хороший товарищ Макар. Он несколько лет занимался фотографией и частенько выбирался на природу, чтобы поснимать красивых футажей на продажу. Макар никогда не отличался приторным скептицизмом, и я точно знал, что мой рассказ он воспримет серьёзно.
  
  Мы прогулялись до леса в километре от села, и я рассказал другу обо всём произошедшем.
  
  - А по другой лестнице она не могла тебя обогнать? - спросил он, не отрываясь от процесса съёмки.
  
  - Да ну, - отмахнулся я, - моя лестница сразу за поворотом, а вторая в другом крыле. То есть даже если девочка хотела меня обогнать, то сначала ей нужно было пробежать весь второй этаж, а потом столько же, но уже по первому. А я только спустился...
  
  - И она уже стояла... - продолжил за меня Макар, опустив фотоаппарат.
  
  - Я ещё думал, может, близняшки, но как они мне взрывы наколдовали? Гипнозом что ли? И ладно бы потом хотя бы одну из них в школе встретить, но нет их - ни на старых фотках, ни на новых.
  
  - Так, так, а что за гробики? - оживился друг. - Про них узнал?
  
  Я пожал плечами.
  
  - Нет, - Макар развёл руками, - ну ты даёшь. Я вот не сказать, что верю во всё такое, но и совсем не верить тоже как-то глупо. Если правда призрак пришёл, то не ради шутки же?
  
  Моего друга очень заинтересовала эта история, он загорелся помочь мне и согласился остаться на время. Макар предложил расспросить школьных старожилов. Однако начинать следовало не с интеллигентных педагогов, умеющих держать язык за зубами, а с обычных возрастных работяг. По его совету через пару дней я прикупил две бутылки водки и после уроков пошёл с ними в каморку дворника. Дядя Гриша, как его все называли, работал около часа в день, вставал в пять утра, быстро подметал территорию и уходил в свою деревянную коробку, что располагалась на заднем дворе школы в большом кирпичном гараже. На моей памяти он никогда не использовался по назначению и всё моё детство стоял закрытым, а в юности, когда упавшее в грозу дерево проломило крышу, туда сразу въехал дядя Гриша. За три дня он сколотил себе каморку из вагонки, притащил откуда-то металлическую койку с панцирной сеткой, забрал списанный школьный стол с парой стульев, а в конце осени протянул от уличного столба провод и снабдил своё место электричеством.
  
  Гостей дядя Гриша всегда принимал тепло. Несмотря на свою сварливую хамоватую жену, с которой они прожили целых сорок лет, человеком он остался добродушным и вежливым, и никогда не позволял себе походить на неё даже в мелочах. На старости лет она окончательно сошла с ума и возненавидела весь мир вокруг себя, поэтому дядя Гриша никогда не спешил возвращаться домой, предпочитая целыми днями отдыхать в самодельной комнате, бывало, даже ночевал там.
  
  Меня он принял с распростёртыми объятиями, провёл по усыпанному разбитым стеклом и осколками шифера земляному полу в каморку, учтиво усадил на покрытую зелёным байковым одеялом койку, поставил на стол закуску и два гранёных стакана. После первой бутылки я решился спросить у него:
  
  - Дядь Гриш, а ты в мистику веришь?
  
  - Ну как, - он многозначительно махнул рукой, - в церковь иногда хожу, булавку над дверью воткнул, так что мистика до меня не доберётся.
  
  - А ты знаешь что-нибудь про гробики? - спросил я и тут же пожалел о сказанном.
  
  Дядя Гриша замер, покосился в мою сторону с недобрым подозрением, а потом отвёл взгляд.
  
  - Откуда знаешь? - его хриплый голос стал выше. Дворник откашлялся, хлебнул водки и уставился на меня.
  
  Глаза дяди Гриши показались мне демоническими, такими же, как у таинственной молчаливой девочки. В свете настольной лампы они пугающе отдавали жёлтым. Дворник наклонил голову, и от его бровей по щекам потянулась жуткая тень, точно на лице выросли два продолговатых фингала.
  
  - Кто наплёл про гараж? - наконец спросил дядя Гриша, и я увидел, как дрожат его потрескавшиеся губы. - Что ты знаешь?
  
  - Да ничего не знаю, - выпалил я, боясь, что старик, скорчив жуткую рожу, вцепится дряхлыми веснушчатыми руками мне в горло. - Вот у вас хотел спросить.
  
  - Не знаю я, - быстро ответил он, поднимаясь. - Налил мне бормотухи какой-то... а ну пошёл отсюда, пока я тебе по харе твоей не врезал.
  
  Я подскочил с кровати, спотыкаясь, выбежал из каморки и спешно покинул гараж.
  
  Макар, сгорающий от нетерпения всё узнать, стал расспрашивать меня уже на пороге дома.
  
  - Конспиратор ты тот ещё, конечно, - расстроился он. - Сказал бы, что один из учителей тебе намекнул или старшеклассники сболтнули. Ну ладно, главное - ты не сумасшедший, и какие-то гробики действительно есть.
  
  - Или дворник сам девочку видел, - сказал я, потирая уставшие глаза.
  
  - И зачем так набрасываться, раз сам когда-то видел? - нахмурился Макар.
  
  Ещё не протрезвевший, я совсем забыл о, возможно, ключевой фразе, выпаленной перепуганным дядей Гришей. На часах было около двух ночи, когда в памяти всплыл этот странный вопрос. Я, шатаясь, доковылял до дремавшего друга, разбудил его и дрожащим голосом сообщил: 'Гараж! В гараже что-то было!'
  
  Макар заметно перепугался, присел на диване, покосился на черноту распахнутого окна, потом вновь посмотрел на меня и, глубоко вздохнув, переспросил:
  
  - Что было в гараже?
  
  - Дед спросил, кто мне наплёл про гараж, - чуть не крича, тараторил я, хватая друга за плечо. - Там надо искать, там гробики!
  
  - Тихо, тихо, - шептал Макар в испуге, - дай свет включу, а то с ума сейчас сойду, не кричи только, жутко как-то.
  
  Как только яркий свет заполнил комнату, мой друг занавесил пугавшее его окно и заодно отодвинулся от взвинченного меня.
  
  - То есть... - он покачал головой. - Ты хочешь сказать, что под гаражом зарыт кто-то?
  
  Я кивнул.
  
  - Ну, слушай, тогда всё не так просто. - Макар задумчиво посмотрел на гудящую лампочку на потолке. - Бетонный пол проломить, потом копать...
  
  - Там земля, Макар, - тихо проговорил я и чуть не вскрикнул, когда тут же в комнате внезапно погас свет.
  
  Снаружи дома что-то скрипнуло, затем последовало несколько ударов во входную дверь. В кромешной тьме я нащупал гриф от разборной гантели, которую хранил под диваном, сжал железо в руке и неслышно поднялся. Дверь, запертая на тяжёлый засов, не поддавалась таинственному визитёру. Немного потоптавшись в грязи у крыльца, он приблизился к окну. Макар спрыгнул на пол и пополз к моей кровати, я же встал на диван и замахнулся, готовый проломить голову незваному ночному гостю, если тот вдруг решит разбить окно и залезть внутрь.
  
  - Будешь ещё гробики искать? - донёсся сквозь окно грубый мужской голос. И, точно контрольный выстрел в лоб, с той стороны прилетел новый вопрос: - Не тяжёлая железка-то?
  
  Слова обожгли меня, тело схватил обездвиживающий спазм. Я услышал, как тихо заскулил Макар. Голова всё ещё кружилась, а во рту было ужасно сухо, я чувствовал, что вот-вот рухну. Голос за окном молчал, Макар тоже притих. Простояв в полной боевой готовности ещё с минуту, я медленно протопал по дивану к подушкам, слез на пол, на ощупь добрался до стола и схватил телефон.
  
  - Пошли, - сказал я Макару и хлопнул его по плечу, тот дёрнулся и вновь заскулил, но не встал. - Пошли быстро, в коридор выйдем, - мой голос дрожал, шёпот рвался сквозь стиснутые зубы.
  
  - Ты чего? - услышал я знакомый шёпот друга со стороны своей кровати, что стояла впритык к стене в паре метров от меня. - Ты с кем?
  
  Рука, которой я трогал неведомое скулящее нечто, вмиг покрылась мурашками. Я отшатнулся и застыл на месте, а тёмный, еле различимый комок, что я принял за друга, резко поднялся и сбил меня с ног. Железный гриф выскочил из рук, глухо стукнулся о линолеум и покатился под диван. Макар подпрыгнул на кровати и громко закричал, а неизвестный монстр, хрипя и качаясь, понёсся к комнатной двери и с грохотом выскочил в коридор.
  
  - Ты видел, видел? - вопил Макар.
  
  Я не нашёл в себе сил ответить, молча включил фонарик на телефоне, нащупал гриф, ползком добрался до окна и обжёг пыльные стёкла белым лучом. Никого. Тогда, сжав железку покрепче, я твёрдым шагом поспешил в коридор, обыскал кухню и веранду, но и там никого не нашёл.
  
  Мы не рассуждали логически, эмоции топили нас в бурных водах страха. Я вернулся в комнату, Макар тем временем накинул на себя куртку и вооружился поднятым с пола двухкилограммовым блином от гантели.
  
  - Лопата есть? - спросил он.
  
  - Ты чего? - воскликнул я. - У меня тварь какая-то в доме, пошли чердак проверим.
  
  И в тот же миг над нами кто-то громко закашлял, словно никак не мог отхаркнуть застрявший в горле зеленоватый комок слизи. Я в ужасе поднял голову и обдал потолок светом от фонаря. Дёргался бледно-розовый абажур, крошечными хлопьями опадала побелка. Существо, прятавшееся на чердаке, с силой топало на одном месте. Мерзкий кашель межевался с отзывающимся в груди грохотом. Макар дёргал меня за руки и воротник, кричал, что из дома надо бежать, но я не реагировал на его мольбы.
  
  Перед моими глазами в бесконечном мраке тёмной бездны плыли рычажные весы, на одной чаше покоился жуткий образ молчуньи с нездоровой улыбкой, а на другой хаотично дёргался в разные стороны неописуемый сгусток чистого ужаса. Она - до безумия страшная - молила меня разгадать тайну гробиков, а он - неправильный и сводящий с ума своей необъяснимостью - сурово приказывал остановиться и не лезть, куда не следует. А затем с боков на инфернальную картину стал наплывать непрозрачный туман, и рассеялся он лишь под утро. Я обнаружил себя лежащим на кровати, Макар сидел рядом, в одной руке он сжимал гриф, а в другой - железный блин.
  
  Тем же утром мой друг уехал первым автобусом, я сам настоял на этом, и по сей день ни в чём его не виню. А уже днём ко мне в кабинет зашёл дядя Гриша, он был мрачный и грустный, не отрывал взгляда от пола, однако говорил быстро и чётко, будто заученный текст. Извинился за своё вчерашнее поведение, сказал, что перебрал со спиртным, а потом, уже уходя, заявил, что меня ждёт директор.
  
  Чувство тревоги вновь вернулось ко мне, когда я сжимал ручку директорского кабинета, точно сухую ладонь молчаливой девочки, и боялся потянуть её на себя. Но начальник вышел сам, пригласил меня войти и первым завёл разговор.
  
  - От прошлого, - говорил он, - нам никогда не избавиться. Мы тянем его за собой, как гирю на цепи. У кого-то эта цепь длинная, такая, что гири не видать, а у кого-то настолько короткая, что прошлое приходится тащить на спине, тут уже от человека зависит. А иногда это и не гиря вовсе, а бочка с навозом или... ты знаешь.
  
  Я вопросительно посмотрел на директора, а он, наклонившись ко мне, чуть тише заключил:
  
  - Забудь. То, что произошло в школе - случайность. Не тащи за собой чужое прошлое и тем более не копайся в нём. - Он выпрямился и скрестил руки на груди. - Хочешь - оставайся, работай спокойно, когда-нибудь моё место займёшь, тогда так уж и быть... уйду на пенсию и приоткрою тебе завесу. А о гробиках не вспоминай и к гаражу не приближайся, иначе вылетишь отсюда с такой характеристикой, что о приличной работе забудешь, или того лучше, по статье... Настало время повзрослеть и не совать нос в чужие дела.
  
  На слове 'повзрослеть' в моём солнечном сплетении будто взорвался ледяной шар. Глаза налились слезами, а к горлу подкатил удушающий ком обиды. Я жаждал оскорбить директора, высказать ему всё, что думаю, и добиться страшной правды. Но губы мои сжались до боли, а челюсть свело судорогой. В глазах своего начальника я увидел животную ненависть.
   В тот день я твёрдо осознал, что мистическая взрослость приходит с неожиданной ответственностью. Ей, как и окружающим людям, плевать на твои внутренние противоречия. Если все решили, что с тебя пора спрашивать, как со взрослого, то так отныне и будет. Выбор за тобой: принять правила этой игры или нет. Я принял, не отказался от работы и по сей день преподаю историю и обществознание в сельской школе. Несколько недель назад умер дядя Гриша. На педсовете директор распорядился закрыть гараж, но сносить его запретил и мельком покосился на меня. Это был единственный раз, когда он напомнил мне о гробиках.
  
  Гараж я обхожу стороной, с головой зарываюсь в книги и рукописи, лишь бы не думать о страшной тайне из школьного прошлого.
  
  Но на веранде моей со дня отъезда Макара, затесавшись между тумбочкой и холодильником, пылится лопата. Я иногда поглядываю на неё, представляю, как в свете бледной луны, бьющем сквозь дыру в крыше, рою полную осколков стекла землю, нахожу дюжину маленьких детских гробиков и дрожащими грязными руками откидываю деревянные крышки... впрочем, это всё мысли.
   2022
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"