Шоларь Сергей Владимирович : другие произведения.

Круг Хроноса (Раб кольца), 1-8 главы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Общий пополняемый файл. С названием есть варианты.


  
   1.
  
   Летним утром 1657 года по старой дороге между провансальским городком Кантабром и замком Ла-Рок тянулись два пароконных фургона. По правую руку, на берегу Роны остался оживленный и людный тракт с кардинальскими заставами и дорожными пошлинами. Здесь же, на вересковых холмах, кроме едва различаемых прошлогодних тележных колей, других следов человека не замечалось; окрестности показывались пустынными.
   Солнце уже поднялось и припекло, играя над полянами легким маревом. Крытые дырявой рогожей шарабаны, поскрипывая, неспешно плыли по цветочному ковру. На козлах переднего возка восседал пышноусый и дородный господин, облаченный в линялый плащ и засаленный камзол с облезшими галунами. Мсье Пужес, хозяин бродячего цирка, дремал, свесив голову на грудь, пуская нитку слюны из раскрытого рта, каким-то чудом удерживаясь на своем месте. Тощие и неухоженные пары лошадей лениво переставляли копыта, самостоятельно находя дорогу между редких каштановых деревьев, рассыпавшихся небольшими живописными островками по пологим склонам.
   В другом шарабане на козлах устроился мальчишка, одетый в рваное цирковое трико. Этому спать не хотелось. Одиннадцатилетний сорванец Фло, выступающий в акробатических номерах, просто привязал вожжи к перекладине облучка, и, не спеша, грыз краюху хлеба, любопытно стреляя вокруг черными глазенками, иногда что-то говоря большому лохматому псу, который, свесив язык от жары, плелся рядом с возком. В обоих фургонах, внутри, за рогожными стенками, слышался храп и посвистывание, как будто там находились какие-то птицы или животные.
  
  
   Обоз потянулся в подъем, мимо вершины очередного холма. Маленький возница на втором фургоне что-то заметил впереди, даже привстал со своего места. Он сейчас с любопытством рассматривал чудные каменные глыбы, вросшие в землю, похожие на древних истуканов, будто расставленные кем-то на пригорке. Острый глаз мальчишки выхватил и небольшую проплешину в траве, в центре каменного круга, похожую на след огня. В кострище что-то сверкало, отбрасывая яркий солнечный блик.
   - Эй, Дого! Как ты думаешь, что это? - обратился любопытный возница к псу. - Может, это золотая монета?
   Запросто оставив фургон катиться дальше по воле лошадей, Фло соскочил с облучка и побежал к скалам на холме, раздвигая заросли желтого вереска. Скоро достигнув вершины, опустился на корточки у горелого пятна. Осторожно разгреб, вычистил пальцами золу и обугленную землю вокруг своей находки.
   Лохматый друг лениво приплелся следом, подошел и ткнулся носом в то, что нашел хозяин. "Что там? Есть что-то ценное-съедобное?"
   Внезапно пес подобрался, отскочил и зарычал, как будто уколол нос об иглы ежа. Заволновался, оскалился и залаял. Всем своим видом Дого показывал: брось, опасно!
   Но мальчишка уже не обращал внимания на собаку, жадно поедая глазами нечто на своей чумазой ладошке.
   - Мсье Пужес! Мсье Пужес! - закричал Фло, сорвавшись от кострища. Подбегая к переднему фургону, позвал еще, громче: - Мсье Пужес! Мсье! Я нашел сокровище!
   Пес бежал за хозяином, заливаясь в сердитом лае.
   - Что, что такое? - от шума возница первого фургона вздрогнул и проснулся. - Что ты, негодный мальчишка...
   - Мсье Пужес, я нашел сокровище! - радостно объявил Фло, протягивая открытую ладошку к пышноусому господину. Разбуженные криком мальчика и лаем пса, из-за линялой рогожи стали выглядывать сонные обитатели домов на колесах.
   - Оно было там, на выжженной траве! - малыш положил на ладонь Пужесу свою находку.
   Старик некоторое время рассматривал то, что ему принес мальчик, часто моргая и шевеля усами. Затем в его глазу мелькнул какой-то хищный огонек, он попробовал находку на зуб.
   - Что там, Жаке? - через плечо возницы из фургончика заглянула моложавая и большегрудая женщина. - Ого, кольцо... Дай-ка посмотреть...
   Пужес сердито глянул на свою спутницу, прикрывая плечом от жадного взгляда кусочек красноватого металла.
   - Что вы зашевелились? Ничего ценного. Начинай готовить завтрак, Лили. Так, пустышка, кусочек меди...
   Под ждущими взглядами мальчишки, черноволосой Лили и пса мсье Пужес спрятал руки под плащ.
   - Идите, идите! Чего уставились!
   И потихоньку, под полой, надел кольцо на палец.
   - Поехали! Погоняй! Нам еще до Ла-Рока два дня ходу! - начал было староста, собираясь замахнуться кнутом, но вдруг...
   Вдруг с директором комедиантов начало твориться нечто невообразимое. Он вскочил со своего места и затряс рукой, как будто дотронулся до раскаленного железа. Его лицо покраснело, глаза выпучились, едва не вылезая из орбит. Старик жадно схватил ртом воздух, тучное тело выгнулось, вроде внутри у него что-то взорвалось. Пужес свалился с козел на дорогу.
   - Что? Что такое? - закричала женщина, а мальчишка испуганно округлил глаза.
   - Святая Дева... Охх! - прохрипел старик, катаясь по траве, стараясь судорожно снять то, что оказалось у него на пальце. - Господи Иисусе..
   Через некоторое время мсье Пужес вроде успокоился. Натужно кряхтя, поднялся с земли. Отряхнул бока, блеснув золотом на пальце. И первым делом замахнулся на маленького акробата:
   - Чтоб тебе... - мальчишка испуганно отскочил и отбежал в сторону. - Дьявольское отродье! Подсунул мне какую-то ересь... Как вроде всю душу адским огнем пропекло! И... Господи Иисусе... Оно не снимается!
   Фургоны окончательно остановились. Люди, до этого прячущиеся за рогожными завесами, наконец, проснулись. Около переднего возка собрались почти все обитатели двух шатров, весь бродячий цирк мсье Пужеса.
   - Нет, никак... - стонал директор, тряся животом, все пытаясь вызволить палец из злополучного кольца. - Не получается!
   - Святая Дева, это колдовство! - минуту понаблюдав за кульбитами Пужеса, уверенно заявила Мадлен, бывшая исполнительница ролей красавиц, а ныне неопрятная седая старуха с навечно въевшимися в кожу лица следами от свинцовых белил. - Кольцо с поганского капища!
   Она несколько раз перекрестилась, ткнула пальцем в застывшие по кругу скалы и плюнула в сторону холма.
   - Это дьявольская отметина! Первым делом нужно исповедаться и все рассказать кюре! А не то гореть тебе, старый греховодник, в геенне огненной!
   И забубнила:
   - Не подай Сатане и мизинца твоего....
   Некоторые циркачи испуганно закрестились вслед за Мадлен, и отошли к своим фургонам, стараясь держаться подальше от жертвы заколдованного кольца. Кто-то оглянулся назад.
   - А это еще кого несет?
   Там, на дороге, из-за холма показался и шел к ним незнакомый человек. Когда он приблизился, обитатели фургонов разглядели, что это очень высокий и крепкий мужчина, настоящий атлет, еще молодой, но уже и не юноша, в длинном дорожном плаще и широкополой шляпе.
   Незнакомец молча прошел мимо комедиантов, ни на кого даже не посмотрев, сохраняя совершенно каменное лицо. Подошел к Пужесу. Снял шляпу, обнажив почти седые волосы, когда-то бывшие темными, и неумело, будто никогда в жизни этого не делал, поклонился обладателю кольца:
   - Позвольте представиться, мой господин! Меня зовут Жюль Ален.
  
  
   * * *
  
   Закрылся, наконец, закрылся этот чертов "Миллениум". Последняя накачанная алкоголем развеселая компания покинула зал, охранники проводили к такси еще одного, самого-самого последнего пьянчужку, дремавшего за столом. Опустели столики в зале, погасли цветные подсветки и огни рампы.
   В банкетном зале сновали усталые официанты, срывая скатерти со столов и переворачивая стулья. Девчонка в переднике, до этого тихонько сидевшая в углу, очнулась от полудремы, вскочила, тут же споткнувшись о шланг пылесоса, подхватила щетку, мусорный мешок и начала обычную утреннюю уборку.
   Для работницы, нанявшейся прибирать в залах после банкетов, рабочий день начинался очень рано - в четыре утра. Но частенько Насте приходилось сидеть вот так, в закутке возле кухни, и дремать, ожидая, когда, наконец, уйдет последний посетитель. Ах, какие сериалы ей иногда снились под грохот клубной музыки и ресторанную суету! О теплом море, о далеких странах, о чернявом принце на красной машине... Отчего-то ей хотелось именно на красной. Но пока ни принца на красной машине, ни на какой другой, ни вообще никакого принца явно не намечалось. Пока все оставалось по-прежнему: съемная комната на троих таких же подружек - провинциалок, подъем в три, уборка в клубе, с восьми - работа в контейнере на китайском рынке...
   Кто бы посмотрел со стороны - девчонка как девчонка. Не красавица, и не уродина какая - так, обычная. Роста невысокого, фигурка тоненькая, спина прямая. На мальчишку похожа. Ноги худоватые, хоть и длинные, сзади джинсам особенно обтягивать нечего. Лицо у Насти круглое, со слегка выступающими скулами, веснушчатым вздернутым носиком и широко расставленными, как будто всегда чуть удивленными серыми блюдцами. Волосы светлые, до плеч; девчонка их обычно собирает дешевой заколочкой в простой пучок на затылке.
   Нет, не красавица. Никто сразу не бросится, никакой принц не упадет от ее вида с золотой лошади.
   Настуня еще раз вздохнула и полезла выгребать пыль между стенкой и столиком в ложе для vipперсон.
   Она его увидела не сразу, а только когда пошевелила щеткой пылесоса за дальней ножкой стола. Выкатилось прямо к ее ногам, блеснув тяжелым рыжим боком. Кольцо. Наверное, кто-то потерял из тех самых персон, которым по карману посидеть в самом престижном месте в самом дорогом ресторане. Настя еще секунду постояла, рассматривая свою находку, гудя вхолостую пылесосом. А затем, воровато оглянувшись, подхватила рукой в резиновой перчатке и бросила в карман.
  
   Рынок шумел и рычал, набегая волнами на торговые палатки, мелькая сотнями разных лиц. Настя была уже здесь; с утра суетилась возле "своих" китайских курток, обслуживая покупателей, улыбаясь и уговаривая (так, как требует Чонь Ли, хозяин), принимая деньги и считая сдачу. Только ближе к полудню она вспомнила о своей находке.
   - Светунь, посмотри, а? Я быстренько... - попросила знакомую продавщицу из соседней палатки.
   - Что, перекур? - осклабился Кузьмич из контейнера напротив, плотоядно шевеля усами.
   - Писать я иду! - отрезала Настуня и пошла к туалетам.
   Кольцо оказалось каким-то странным: большим и тяжелым, совсем не похожим на те колечки и браслетики, которые продавали на многочисленных рыночных раскладках. Гладкое, прямое, оно отсвечивало по золотому густым красноватым цветом. Посередине ободка по кругу виднелась надпись, вязь непонятными знаками. Настя еще немного полюбовалась на свою находку, щуря глаз от дыма сигареты, размышляя, в какую скупку его лучше отнести, и зачем-то одела на палец, заранее сожалея, что кольцо ей явно велико.
   Но кольцо неожиданно пришлось впору! Оно плотно охватило средний палец на правой руке, не соскальзывало и не болталось. Более того, снять его оказалось не так просто. Надев кольцо, Настя вдруг почувствовала, как от него разлилась по телу какое-то совершенно незнакомое ощущение, как будто стало горячо и в то же время укололо в голове и в сердце ледяными иголками. От потрясения девчонка даже выронила окурок. Помучившись еще немножко, пытаясь снять загадочное украшение, зная, что пора возвращаться к китайским курткам, Настуня оставила кольцо на пальце и побежала в свою палатку.
   Торопясь к рабочему месту, Настя отчего-то остро почувствовала, что должно нечто случиться; что-то изменилось. Да, точно. Иголка продолжала ворочаться и колоть в сердце. Лицо горело, будто подтверждая примету: кто-то ее вспоминает или обсуждает. Наверное, бывший хозяин золотой вещи. Она даже усмехнулась про себя: вот дура! Буду теперь иметь проблемы из-за этого кольца.
   Предчувствие печальных событий оправдалось очень быстро. То ли от кольца, то ли еще от какой-то напасти, но возле палатки уже стоял и ждал отсутствующую продавщицу Чонька, или он же, собственной персоной, хозяин торгового места Чонь Ли, вместе со своей женой, отчаянно некрасивой китаянкой, имени которой Настя так и не запомнила.
   - Чонь, я на минутку, в туалет... - сразу начала оправдываться Настуня, с ходу пытаясь сотворить из своих невыспавшихся глазок нечто невинное и соблазнительное. - Чонь, тут с утра целая куча покупателей... Вот денежки... - Она по-быстренькому попыталась протиснуться мимо тщедушного китайца на свое место, за стойку.
   Но Чонь, несмотря на хитрые Настины маневры, скривил картонное лицо и разразился потоком брани, перемешивая китайские и русские слова.
   - Сьонь хай дунь! Ссючка!.. - орал китаец, наступая и угрожающе жестикулируя. - Денги палати!
   - Палати, палати! - брызгал слюной Чонь, протягивая маленькую сморщенную ладошку, чуть не хватая девушку за волосы. - Считать все, ворь хади, деньги палати!
   Чонь все наступал, распаляясь, требуя пересчета товара, обвиняя Настю во всех смертных грехах. Кузьмич, из контейнера напротив, наблюдая за этой сценой, довольно скалился, бросив мимоходом соседке, толстой тетке, торгующей носками:
   - Вишь, наверно не дала Настёна узкоглазому. Счас он ее нагонит, да еще на деньги нагрузит...
   Настя уже плакала. Она еще пыталась как-то уговорить китайца, пересчитывающего товар и выручку, но слезы сами по себе покатились из глаз, застилая пеленой китайские куртки, перекошенное и злобное лицо Чонь Ли и довольную обезьянью рожицу его труднопроизносимой жены. Последнее, что увиделось Настуне сегодня на рынке, была фигура необычного мужчины, вдруг выросшего за спиной китайца. Высокий, на две головы выше тщедушного Чоньки, в темном плаще, с необычными бело-серебристыми волосами и каким-то каменным лицом. Он молча остановился перед палаткой. И, как только он появился, Чонь трусливо оглянулся, угас, забегал узкими глазками. Затем махнул рукой Насте:
   - Иди. Зарплата нет, иди другая работа.
   Обладательница кольца подхватила свою сумочку и убежала с рынка, по пути обернувшись, сквозь слезы скорчив рожу и показав язык Чонькиной обезьянке-жене.
  
   Она сидела за столиком в маленькой забегаловке недалеко от вокзала, дымя неизвестно какой по счету сигаретой и потягивая противный растворимый кофе из пластикового стаканчика. Слезы давно высохли, но мысли в голове роились самые мрачные и нехорошие. Две недели работы - коту под хвост! За квартиру не плачено, сапоги разваливаются, а денег осталось - как раз на пачку сигарет и стаканчик вот этой гадости, который они называют кофе.
   "И отчего я такая несчастливая?" - повторяла про себя бывшая продавщица курток. Конечно, можно продать кольцо и перебиться как-нибудь. Можно опять пойти на рынок - реализаторы нужны всегда. "Но зачем все это? Сколько можно вот так тянуть? Мне уже двадцать четыре..." - с грустью подумалось Настуне. И стало ей себя чудовищно жалко. "И вроде не дурнушка какая, и голова на месте"...
   Настя оглянулась. В кафешке малолюдно, только в углу наливаются пивом трое работяг, и еще один, за столиком в противоположном углу. Бросив мимолетный взгляд на одинокого посетителя, она вдруг задержала взгляд. Но это же... Это же тот, который подходил на рынке! Странный тип. Лицо какое-то угрюмое, и смотрит на нее...
   Ей вдруг стало страшно. Настя рассчиталась за кофе и прожогом выскочила на улицу.
  
   Он шел за ней. Настя спиной ощущала его присутствие, его тяжелый взгляд. Выбежав из кафе, девушка почти сразу запрыгнула в отходящий троллейбус. Но незнакомец каким-то непостижимым образом умудрился оказаться уже в салоне! Настя села на свободное сидение, нервно ерзая на скользкой пластмассе, бросила украдкой взгляд назад. Да, он там, стоит в своем темном плаще, каменнолицый, высоченный, чуть не упираясь головой в потолок. Через пару остановок Настя вскочила и, расталкивая пассажиров, метнулась к выходу, успев прошмыгнуть в уже закрывающуюся дверь. Сразу быстро пошла прочь от остановки, только раз оглянувшись на окна троллейбуса. Но там, где стоял незнакомец, уже находились другие пассажиры...
   Он по-прежнему шел за ней. Улицы мелькали и оставались позади, Настя часто оглядывалась, иногда переходила на бег, уже не думая ни о чем, кроме привязавшегося маньяка. В том, что это маньяк, она уже не сомневалась. Кто бы еще вот так гнался и преследовал ее, кроме спятившего придурка?
   Наконец, Настуня совсем выбилась из сил и решилась на крайнее средство. На людном бульваре, прямо возле таблички на одном из зданий " ...районный отдел милиции" она остановилась и пошла назад, навстречу своему преследователю. Мужчина в плаще тоже остановился, уставившись на девушку все тем же холодным и бесстрастным взглядом. Мимо текла толпа, не обращая внимания на странную парочку.
   - Что вы хотите? - с ходу напала на него Настя. - Что вы за мной ходите? Вы что - маньяк?
   Ничего не изменилось в лице беловолосого. Камень не дрогнул. Вблизи его глаза показались как два стальных буравчика. Столько же выразительности, наверное, бывает в передней облицовке танка, с наведенными на врага спаренными пулеметами на башне. Но вдруг танк заговорил - раздался голос Настиного преследователя, низкий и хрипловатый. Казалось, что он даже не пошевелил губами, когда выговорил:
   - Кольцо.
   Настуня осеклась, раздумывая над сказанным. Кольцо. Кольцо! Ну конечно, у нее же на руке то самое кольцо! Новая мысль пробежала в сознании девушки. Ну, да, кольцо. Ведь чувствовала же, что добром это не кончится.
   - Я отдам... - выговорила обладательница кольца, отчего-то краснея. - Но... оно не снимается...
   - Ты не сможешь его отдать. Кольцо само выбирает хозяина. Теперь хозяин кольца - ты, - так же бесстрастно проговорил мужчина.
   И продолжил:
   - Я - раб Кольца и готов выполнить все, что ты мне прикажешь.
   Насте потребовалось длинная пауза, чтобы обдумать сказанное. До нее никак не доходил смысл последней фразы белоголового. Девчонка обалдело уставилась на застывшее лицо своего преследователя. "Он что - дурак?" - возникла первая мысль. Вторая мысль подошла незамедлительно после первой: "нужно отдать кольцо и избавиться от всей этой чепухи". Но тут, прямо возле таблички "...районный отдел милиции" Настю посетила третья мысль, и она оказалась противоположной первым двум. Следуя этой третьей мысли, она спросила:
   - Если вы - раб, - Настя мысленно поморщилась, удивляясь собственной глупости, - то что можете сделать?
   - Все, что ты прикажешь, хозяйка Кольца. Но мои возможности не безграничны. Если твое желание будет больше моих возможностей, то я об этом скажу.
   "Ага, джинн с ограничителем" - подумалось Настуне, и она еще раз поразилась своей наивности. Но вслед за этим ей пришла в голову идея, показавшаяся замечательной.
   - Так вот, я приказываю. Убирайтесь, и никогда больше не показывайтесь мне на глаза!
   Девушка решительно развернулась, и зашагала по улице, покосившись на милицейскую вывеску. И услышала за спиной голос незнакомца:
   - Я выполняю. - И, уже в отдалении: - Кольцо нужно повернуть.
  
   Через день Настя опять работала на рынке, у другого хозяина, но теперь она торговала не китайскими куртками, а индийскими батарейками. Нужно сказать, что ее бывший хозяин, Чонька, оказался большой сволочью и в тот же день распустил по рынку слух, что Настя - воровка, и что она делала минет всей китайской династии за пять долларов. Поэтому ни на какое приличное место изгнанную релизаторшу китайских курток не взяли. Пришлось довольствоваться мизерным заработком на батарейках.
   Нет, Настя не чувствовала себя в чем то ущербленной или несчастной. За пять лет, прожитых в городе, она многого успела хлебнуть и попробовать. Поначалу ей очень повезло. Уже собираясь уезжать домой, в деревню, после провала с поступлением с институт, она совершенно случайно встретила хорошего человека. Прямо на улице, у витрины с модной одеждой, к ней подошел бородатый мужчина в очках, с мощным профессиональным фотоаппаратом на груди, и предложил сфотографироваться. Девушка согласилась. Сделав несколько снимков, мужчина протянул ей визитку, и попросил позвонить через пару дней. Настя, ни на что не надеясь, все-таки позвонила. И ее пригласили на фотосессию, для рекламы магазина. Художнику зачем-то был нужен именно такой тип лица. Несмотря на свою бьющую в глаза чудаковатость, бородатый фотограф оказался порядочным человеком и заплатил Насте неплохие деньги. Вскоре она увидела свое подретушированное лицо на плакате в витрине. Но, несмотря на кажущийся успех, больше ее никуда не приглашали.
   Полученные от фотографа деньги позволили девчонке снять угол и перебиться первое время. Вскоре она устроилась на работу - продавцом мороженного. Здесь же, за лотком, на углу у компьютерного клуба, она познакомилась со своим первым городским парнем - долговязым Сашкой, или как он себя называл, Алексом. Но дальше компьютерного салона их отношения никуда не пошли: Алекс оказался игроманом, и ничем другим почти не интересовался. Настя с удивлением разглядывала спину своего кавалера, возбужденно объяснявшей ей компьютерные премудрости. Ничуть не вдохновившись виртуальными достижениями молодого человека, Настя встала и ушла. Алекс этого даже не заметил.
   Другой потенциальный жених появился у Насти полгода спустя, весной. После знакомства с Алексом она уже поменяла два места работы, и числилась официанткой в пивном баре. Он сначала сидел в компании таких же, как сам, черных и патлатых неформалов. Но затем черные поссорились, и компания разошлась. А он остался, и сидел до самого закрытия. Настя чувствовала на себе его взгляд - так смотрел, как будто хватал ее за волосы, поворачивал лицом к себе и впивался в губы жестоким поцелуем...
   С Олегом они встречались долго, почти год. Он оказался неплохим человеком, угощал пивом и даже как-то подарил цветок - черную розу. Насте почти нравились его цепочки, черепушки и длинные волосы. Она сама чуть не стала "темной". С Олегом Настя впервые попала в металл-клуб, побывала на рок-концерте, попробовала первую сигарету с марихуаной. Ради своего кавалера она даже выдержала серьезную битву в женском туалете с настоящими "темными" подругами Олега, отделавшись разбитым носом и вырванными клочьями волос.
   Но у Олега все больше стали проявляться два очень серьезных недостатка. Во-первых, он начал склоняться к какой-то чудовищной мистике. "Есть только один свет - это свет темноты" - заявлял Олег, и тащил девушку на какие-то подвальные культовые ритуалы, с марихуаной, и как подозревала Настя, с чем-то из более серьезных наркотиков. Но это бы еще ничего, с этим Настя рассчитывала справиться. Но Олег стал много пить. Как-то, заявившись пьяным, вызвав подругу из общежития, где она снимала комнату, потянул на какую-то очередную "мессу". Настя решительно отказалась; тогда Олег ее ударил, и, озверев, довольно сильно избил. На этом их отношения закончились.
   Настя всем говорила, что замуж ей рано. На самом деле, она иногда чувствовала себя ужасно одинокой. Уже потом, работая на рынке, она как-то забежала в стоматологический кабинет. И познакомилась там с человеком, с которым так и встречалась до сих пор. Городская суета, дневная работа на рынке, ночные заработки в "Миллениуме" почти не оставляли сил и желания искать что-то другое.
  
   Прошло два дня. Белоголовый больше не появлялся, и Настя стала о нем понемногу забывать. Правда, по ночам ее стали мучить кошмары, и появлялось раз за разом все то же предчувствие чего-то страшного и важного. Кольцо снять она так и не смогла, даже с помощью своих подруг по комнате, сколько не намыливала палец. Пришлось скрывать его во время уборки в "Миллениуме" под перчаткой, а на рынке удивлять покупателей индийской чудо-техники роскошным блеском червонного золота на правой руке. Наташка, Настина соседка по комнате, все гудела:
   - Так, Настена, все! Это волшебное кольцо! Загадывай желание! Тока не раскатывай губу. Поскромнее, что-то полезное по хозяйству... Например, загадай моющее средство "Гала"... А то у нас закончилось, нечем посуду мыть.
   - Нет, раз загадывать - так с размахом, - язвительно подпевала Катя, другая соседка. - Ты прямо как Фродо Торбинс и Кольцо Всевластья... Только не "Фродо", а "Фрося", - подруги дружно заржали. - Что там "Гала"? Даёшь "Мистер Мускул"! Вдруг исполнится? Потрешь колечко, и тут же явится черный призрак... нет, лучше бригада бритоголовых парней. Спросят: которая тут Настя? "Мистер Мускул" - заказывали? Получите и распишитесь... А заодно башку снесут за чужое колечко. У нас, в универмаге, в соседнем отделе было такое: забыл покупатель кошелек. Девчонка нашла, в администрацию не сдала. А потом ее так вставили...
   Обладательница кольца внутренне содрогалась и никла, слыша подобные истории. Где-то внутри, глубоко-глубоко, остался, конечно, след от сказанного белоголовым. "Кольцо нужно повернуть". Да, повернуть... Но здравый рассудок и жизненный опыт напрочь отметали всяческие сказочные бредни. Наконец, Настя решила сходить в ювелирную мастерскую и распилить злополучное украшение.
   Пожилой небритый ювелир долго и удивленно рассматривал кольцо вместе с Настиной рукой под увеличительным стеклом. Затем обладательницу кольца пригласили в другую комнату, где уже несколько человек принялись изучать ее руку в электронную оптику. Но результатом этого обследования стала всего лишь одна фраза, которую смог выдавить из себя главный ювелир:
   - Завтра. Приходите завтра.
   Как только девушка вышла из мастерской, небритый, вглядываясь в мелькнувший за окном силуэт, схватился за мобильный телефон.
   - Да, есть кольцо. Какая-то шмакодявка. Я ее на рынке видел. Да, сфотографировали. Да. Всё, как договорились? Жду.
  
   Настю прихватили в тот же день, часа через три, прямо на рынке. Она как раз закрывала свой лоток. К ней подошел местный милиционер, Паша, и очень вежливо, с шуточками: жениться, мол, хочу, повел в отделение. Там милиционер Паша отобрал у Настуни паспорт, выспросил, где и с кем она живет, у кого снимает квартиру, и тут же передал ее документ и ее саму с рук на руки троим очень аккуратным и улыбчатым парням, похожим на менеджеров. Менеджеры коротко представились: "Фээсбэ", подхватили и повели Настю к машине, причем один показывал дорогу, а двое пристроились по бокам, взяв ее под руки.
   Если сказать, что Настуня обалдела от такого поворота событий, то это значит не сказать ничего. Она оторопела, буквально замерев и заледенев внутри. В голове не появлялось ни одной более-менее внятной мысли по поводу того, что нужно этой самой "Фээсбэ" от нее, обыкновенной реализаторши на рынке. Только когда ее уже усаживали в машину, она вдруг догадалась: кольцо! Точно, это оно, это из-за кольца... А за руки ее продолжают держать, чтобы она не смогла с кольцом чего-то сделать. "Вот сволочи улыбчатые" - отчего-то отчаянно подумала девушка. "Как он говорил: поверни кольцо? Ага, повернешь тут, когда вцепились мертвой хваткой... Глупости это все" - решила про себя Настя, и, нащупав большим пальцем кусочек металла на среднем, попробовала его провернуть. У нее получилось чуть-чуть. Но один из парней заметил, что пленница шевелит рукой, и сжал по-настоящему; выкрутил кисть так, что хрустнули кости. Настя уткнулась в переднее сидение лицом, вскрикнув от боли.
   Захлопнулась дверка и машина тронулась. "Ну что, белобрысый, где ты? - с тоской подумалось Настуне, прижатой лицом к холодной коже сидения. - Подсунул мне эту дрянь, а сам в кусты..." И только она так подумала, как автомобиль резко остановился. Раздался сильный удар, на голову обладательнице кольца посыпались осколки, а затем какой-то чавкающий звук, короткий вскрик и стон...
   Девушка почувствовала, как ослабела хватка тех, кто ее держал за руки. Она подняла голову. Лобового стекла в машине не было, вернее оно было, но находилось в салоне, измятое и искореженное, будто попавшее под удар грузовика. В машине, кроме нее, оставались четыре человека. Тот, кто был за рулем, уронил голову, вроде внезапно уснул. Второго, который располагался на сидении рядом с водителем, накрыло стеклом, только была видна его безвольная и еще подрагивающая рука. Повернув голову, Настя наткнулась на жуткое зрелище: рядом на сидении извивался тот, кто выкручивал ей руку. Он схватился за шею, выпучил глаза и мелко-мелко сучил ногами. И из-под пальцев вырывался пульсирующий фонтанчик крови.
   Вдруг с другой стороны раздался еще один несильный удар. В боковом стекле образовалась брешь, в которую проникла чья-то рука, вырвав с мясом запор. Дверка распахнулась, и из нее вывалился на улицу последний из убитых "менеджеров".
   Возле машины стоял белоголовый.
   - Идем, - произнес он, все так же бесстрастно глядя на Настю, протягивая ей руку. - Тебе нужно отсюда уйти.
  
   С трудом выбравшись из покореженного автомобиля, споткнувшись о тело одного из своих похитителей, Настя прошла несколько шагов вслед за человеком в темном плаще. Она сейчас ничего не понимала. Как будто ватная мгла закрыла сознание. Ей казалось, что все звуки замерли, что вокруг стоит мертвая тишина. Только внутри нее все сильнее ворочалась и всхлипывала некая жуткая масса, все сильнее порывающаяся наружу.
   Еще через минуту в ее сознании нарисовался тот парень, который сидел справа - зажимающий руками шею и мелко сучащий ногами. Масса внутри всколыхнулась и подошла под горло. Настю вырвало. Она упала на колени, не в силах удержаться на ногах. Вместе с судорогами желудка вдруг появились слезы, хозяйка кольца зарыдала, исторгая из себя все сразу, присев на корточки, обхватив голову руками.
   Ее спаситель неподвижно стоял в нескольких шагах, совершенно не проявляя никаких эмоций, глядя чуть в сторону застывшим взглядом.
   Она рыдала долго. Наконец, то, что непроизвольно выходило из Насти, стало иссякать; все еще сидя на корточках, глядя сквозь слезы и сопли на свои забрызганные сапожки, у нее в сознании появились идеи по поводу случившегося. Первым, что пришло ей в голову, было длиннющее слово, составленное без пробелов из всех ей известных матерных словосочетаний. В основном оно относилось к белоголовому, ко всем его родственникам и вообще к местности, посмевшей произвести на свет настолько грандиозного дебила. Другая часть этой мысли потекла в сторону собственно девушки Настуни, которая обозначалась как "набитая дура с гребаным кольцом" и произвольных вариантов на эту же тему.
   Обладательница Кольца закрыла мокрое лицо ладонями, выпустив мучительный стон. Посидела еще, потихоньку покачиваясь, не решаясь глянуть туда, где стояла разгромленная машина с фээсбэшниками. Затем ее уколола мысль: а почему еще никто не кричит, не слышно шума толпы и приближающихся полицейских сирен? В том, что в таких случаях должны быть полицейские сирены, Настя точно знала, насмотревшись американских боевиков. Пусть все это у нас, на углу Качинского рынка, пусть милиция в мятых бушлатах на УАЗиках, но сирены должны быть полицейские, чтобы все знали: Настя Самохина - преступник и пособница белоголового маньяка - убийцы федеральных агентов... Сейчас к ней подойдет высокий брюнет со звездой шерифа и раздвоенным подбородком, защелкнет наручники у нее на запястьях и зачитает: "Вы можете сохранять молчание; все, что Вы скажете, может быть обращено против Вас..." Фото в газетах... У нее даже пробилась мысль: а не стоит ли ради такого случая поправить размазавшуюся тушь на ресницах и подкрасить губы? Потекло же все...
   Но ничего такого не происходило. Не было симпатичного полицейского с наручниками. Не поднимая головы, Настя прислушалась. Шуршали проезжающие по Лодейке машины, ворчал китайский рынок, на ступеньках подземного перехода затеяли привычную ссору торговки семечками. Девушка подняла голову, и, преодолевая страх, глянула туда, где должна была находиться машина с растерзанными федералами. Вон там она должна быть, на выезде с рынка, возле троллейбусной остановки. Кажется, черная, приземистая такая, низкая. Насте даже голову пригнули, когда в нее усаживали; такое ощущение, что садишься прямо на асфальт. На троллейбусе ездить лучше, удобнее и привычнее.
   Тут Настуня спохватилась, - какой троллейбус? О чем это она? Где машина?
   Машины не было. Ни черной, ни приземистой - вообще никакой. Стояло несколько человек на остановке; с рыночного проезда выруливал на Лодейку, включив поворотник, пошарпанный микроавтобус. Подрезав маршрутку, почти на переходе припарковался лихой таксист на "копейке", высаживая даму в норковой шубе. Между ларьком с хот-догами и мусорными баками ошивался бомж в огромных ботинках без шнурков. И все.
   Девушка выпрямилась и тупо уставилась на то место, где должна была остаться машина. Подожди, сколько времени прошло? Нет, не может быть... Вот же она только вышла, пять минут назад; был же удар, и треск стекла, и этот, дрыгающий ногами...
   Хозяйка кольца перевела взгляд на свою правую руку. Золото на месте, плотно сидит на среднем пальце. Девушка внимательно осмотрела кисть. На запястье - явный след там, где приложился "менеджер"; будет здоровенный синяк. Болит. Сильно выкрутил, сволочь, чуть не сломал.
   Так где же трупы, где разбитая машина?
   Задумавшись, она продолжала разглядывать бомжа в ботинках. Тот уловил ее взгляд и понимающе подмигнул, собираясь подойти. Увлекшись переглядыванием с бомжем, растерявшаяся жертва похищения даже вздрогнула, услышав рядом с собой голос белоголового:
   - Я должен тебе объяснить что происходит, Хозяйка Кольца. Не хочешь ли ты выслушать?
  
   Они сидели в кафе недалеко от рынка. После пережитых потрясений Настю сотрясал озноб, она слушала своего спасителя, барабаня зубами о чашку горячего маккофе. На столике красовался графинчик со ста граммами дешевой водки и порезанный лимон. Ее теперешний раб и слуга сидел напротив, не прикасаясь к напиткам, и, не меняя застывшего лица, рассказывал.
   - ...Такова воля Гирлангура, познавшего Время. Чтобы постичь дух единых начал и войти к высшему, нужно смирить гордыню и обучиться искусству быть низшим. Я обязан служить Кольцу Времени девять амад, что соответствует чуть более шести столетиям по летоисчислению этого мира.
   Настя совершенно ничего не понимала из того, что рассказывал сидящий перед ней чудак. Она налила в стопку.
   - Будете? - в очередной раз спросила, повертев перед носом бывшего маньяка графинчиком. - Не будете? А я буду... - скривилась, запила водку горячим из большой чашки. Глядя на застывшее лицо своего спасителя, на его бело-серебристые волосы и мощные плечи под черным плащом, она думала с содроганием: "Вот придурок! Что он несет? Какие высшие - не высшие? Куда он подевал "менеджеров" вместе с машиной?" А еще у Насти возникло: "Интересно, сколько ему лет? Наверное, лет тридцать, тридцать пять... А может и меньше. Черт его разберет. С виду ничего, крепкий... Жалко, что маньяк".
   Между тем белоголовый продолжал.
   - Кольцо концентрирует связь между временными потоками. Я его постоянно чувствую. В нем закодирована часть моего сознания. Используя силу Кольца, я могу ускорять или замедлять время, выбирая для этого сферу в пространстве...
   Тут Настя не выдержала; ей надоели глупости, о которых с серьезным видом вещал белоголовый, и она спросила честно и напрямик:
   - Вы можете сказать, куда вы подевали машину с федералами?
   Ее собеседник как-то неохотно прервал свой рассказ о временных потоках, даже дернул бровью, и стал терпеливо объяснять:
   - Когда ты, хозяйка Кольца, позвала меня, я понял, что ты приказываешь устранить людей, которые причиняют тебе неприятности. Я это сделал, создав для себя сферу двойного ускорения, а для тех, кто находился в автомобиле - единичного. Затем я вывел тебя из сферы, и сжал ее до нулевой отметки. Таким образом, все, что находилось внутри временного круга, рассеялось в пространстве.
   - Так значит, это вы их "рассеяли"? - уточнила Настя.
   - Да.
   - Совсем?
   - Да.
   - А они часом не того... не появятся где-нибудь? В каком-нибудь лесу, в виде обгоревших... - в мозгу у Насти пронеслись кадры из недавно просмотренной телепередачи о бандитских разборках.
   - Нет. Восстановить уничтоженное ноль-фактором невозможно, - заверил Настю ее собеседник.
   - Это были федералы?
   - Нет.
   У нее, между тем, появилось еще одно сомнение.
   - Слушайте, а как же Паша, как же люди, которые видели машину?
   - Я не знаю, кого ты подразумеваешь, говоря "Паша", но для людей, которые видели машину, она просто исчезла из их поля зрения. А ты появилась в другом месте, в тот самый момент, когда вышла из временной сферы.
   Настя на минуту задумалась над сказанным, даже встряхнула головой, чтобы как-то упорядочить разбегающиеся, как мыши в амбаре, размышления. Кое-чего начало проясняться.
   - Нда... - протянула она. - Кстати, скажите: я появилась до того, как меня начало рвать, или после? - Настя подозрительно посмотрела на белоголового. По мере того, как спиртное прокладывало дорогу к ее сознанию, она стала понимать все больше и больше.
   - До того. Ты появилась, как только на два шага отошла от машины. Радиус сферы невелик.
   - То есть, все видели, как меня там выворачивало... - сделала заключение Настя. Ее передернуло. - Шли люди себе, никого не трогали, и тут - на тебе, появляется из воздуха красавица, обрыгивающая тротуар... - девушка глубоко вздохнула. - А что, нельзя было по-джентельменски немного подождать?
   Белоголовый промолчал.
   - Тааак, - еще раз протянула Настя. После известия о том, что следы убийства "менеджеров" надежно скрыты, она значительно повеселела.
   - Вам налить? - в очередной раз выдержала традицию повеселевшая хозяйка Кольца. И, уже не ожидая, пока ее знакомый маньяк соизволит официально проигнорировать "Русскую", лихо хрюкнула полстопочки, закусив лимончиком.
   - Дело в том, что меня сдал этим гадам наш Паша, рыночный мент, - делилась печалью Настя, жуя лимон. - Он же видел, как меня забирали...
   - Скажешь, что ему это приснилось. Или разобрались и отпустили. Есть другая, более серьезная опасность. В этом временном проявлении я не один, знающий о силе Кольца.
   Впервые Кольцо попало в этот временной поток в тысячу шестьсот пятьдесят седьмом году по вашему современному летоисчислению. Его первым хозяином был владелец бродячего цирка. Затем он умер, и кольцо досталось одной графине, в поместье которой как раз выступала труппа. - Насте показалось, что при упоминании графини на каменном лице супермена появилось какое-то выражение. Он, между тем, продолжал свой рассказ. И Настя вдруг, незаметно и неожиданно для себя, перенеслась куда-то далеко, увидела и почувствовала.
  
   - А теперь,.. позвольте вам представить... - мсье Пужес, колыхая толстым брюхом, встал на цыпочки, взмахнул руками, как будто хотел обнять небо или взлететь. Говоря первую часть фразы, директор цирка набирал в грудь все больше воздуха. И, наконец, выдохнул: - Неуязвимый человек! Человек - меч!
   Графские слуги и немногочисленные крестьяне, собравшиеся во дворе замка, восхищенно зашумели. Некоторое движение произошло и на балконе, там, откуда наблюдало за представлением семейство графа де Ла-Рок. На арене уже отработали жонглеры на ходулях и акробаты, дрессировщик Фидзолино показал свой лучший номер с говорящей вороной. А теперь зрителям предстояло увидеть нечто новое. Как обещал Пужес, это будет зрелище, которого еще не видел никто. И действительно, номер сложился за два дня, на пути из Кантабра в Ла-Рок, после того, как к труппе прибился этот странный незнакомец, утверждающий, что он раб кольца. Что ж, если раб, то пусть рабствует на площадке.
   Сопровождаемый барабанным боем за ширмой, на завешенную рогожей убогую арену вышел высокий мужчина атлетического телосложения. В каждой руке он нес по огромному двуручному мечу. Зрители сразу зашептались, предчувствуя нечто интересное, определяя на глаз, настоящие ли это двуручники, или какая-нибудь бутафория. Уж в чем - в чем, а в оружии воины гарнизона замка разбирались.
   - Ты смотри, настоящие... - брякнул кто-то, когда атлет, для пробы, легко взмахнул сразу двумя мечами и отрубил кусок толстого каната, тут же, на арене, услужливо подставленного ассистентом на деревянный чурбак.
   Дальше зрители застыли и открыли рты. И было от чего! Тяжеленные мечи, предназначенные не столько для пробивания кольчуг (их обычно даже не затачивали), а в основном для того, чтобы оглушить противника и опрокинуть его за счет веса, в руках циркача превратились в два порхающих перышка. С неимоверной скоростью он жонглировал двуручниками, превращая их в два гудящих страшным гулом стальных круга, или восьмерку, пуская змеей, веером, подбрасывая и ловя за острие... При этом атлет, казалось, танцевал какой-то диковатый танец, слив воедино гудящую сталь и движения человеческого тела.
   Наконец, артист остановился, поймав мечи после очередного эффектного приема. На арене опять появился Пужес.
   - Человек-меч! - сразу выкрикнул он, и поднял руку, антрашируя артиста. - А теперь... А теперь вызывается тот, кто желает испытать неуязвимого человека!
   В это время на сцене появился ассистент, вынося копья. Для пробы он несколько раз потыкал в неуязвимого человека копьем, но тот ловко уклонился.
   - Кто достанет мечом или копьем неуязвимого человека, тому достанется поцелуй красавицы! - заорал Пужес. Говоря о красавице, он имел в виду черноволосую Лили, тоже появившуюся на сцене и посылающую в толпу воздушные поцелуи.
   Зрители подталкивали друг друга в бока, тушуясь и скромничая. Но вот на арену полезли двое рыцарей. Взяв в руки копья, они сначала для виду попробовали уколоть артиста. Но тот легко уходил от этих атак, как-то необъяснимо поворачивая тело. Раззадорившись, солдаты принялись за дело всерьез, пробуя и так, и этак поймать трюкача, посылая быстрые выпады и в голову, и в прикрытую только тонкой рубашкой грудь. Казалось, что острие копья вот-вот заденет, настигнет и пробьет насквозь живое тело. Но артист, казалось, превратился в тень, в подвижную ртуть, ускользающую под самым жалом копья. Так продолжалось долго, пока потные и сердитые добровольцы не покинули арену, сопровождаемые свистом публики. А неуязвимый артист заслужил аплодисменты и восторженные крики.
   - А секирой можно? - спросил кто-то из развеселых графских слуг.
   - Можно! - восхищенно крикнул Пужес. - Выходи, и попробуй сразиться!
   - Гарррра!... - зарычала толпа, когда напротив артиста стал один из опытных гарнизонных рубак. Он отличался в том, что мог одним ударом секиры разрубить человека надвое.
   Воин стал напротив артиста поустойчивей и приготовил секиру.
   - Давай! - заревела толпа.
   - Гаххх! - блеснул топор в руках нападающего и, молниеносно описав дугу, опустился точно в ключицу, между шеей и плечом...
   Тот, кого директор цирка назвал неуязвимым, даже не дрогнул и не отступил. Он принял удар на себя! Но зрители не увидели крови и разрубленного тела. Секира вдруг отскочила, высоко подпрыгнув в воздух, как будто попав не лезвием, а обухом на нечто пружинистое и действительно непробиваемое...
   Рыцарь уставился на ловкого комедианта выпученными глазами. Затем глянул на свою секиру, зачем-то даже попробовал пальцем лезвие и, качая головой, пошел обратно в толпу. Раздались бешеные аплодисменты и поощрительные крики.
  
   После своего номера, когда Ален в одиночестве сидел на земле за шатром, пережидая, пока хозяин и Лили соберут монеты - плату за представление, ему в спину вдруг ударила арбалетная стрела. И в этот раз тот, кто хотел поразить трюкача, добился своего. Железо вошло в спину глубоко, по самое оперение. Артист судорожно дернулся и потихоньку завалился набок.
   - Видишь, а говорили - неуязвимый, - удовлетворенно проговорил тот самый воин, который пытался ударить циркача копьем, наблюдая из крепостной бойницы за вытянувшимся неподвижно "неуязвимым". - Ты что хочешь вытворяй, любое дьявольское колдовство и отвод глаз принимай, а против доброй стрелы... ничего не сделаешь. - Он похлопал по прикладу арбалета, и отдал его другому воину, стоящему рядом.
   Стрелки отошли от окна, и направились обратно во двор. Они не увидели, как вдруг стало истончаться и растаяло тело убитого ими комедианта. Только старая Мадлен, открыв рот, побледнев еще больше и ежеминутно осеняя себя крестным знамением, через щель в рогоже наблюдала за странными превращениями. Через некоторое время, пока комедианты увлеченно собирали монеты, а затем принялись складывать арену, Ален опять появился, на том же месте. Мадлен даже охнула и опять закрестилась, когда ее коллега по ремеслу вдруг возник живой и уже без стрелы в спине, все так же спокойно сидящий на камне. Он посмотрел тяжелым взглядом на бойницу, откуда в него стреляли, отвернулся и опять застыл, ожидая зова хозяина Кольца.
  
   После представления, собрав богатый урожай монет, которыми простолюдины расплатились за зрелище, Пужес кроме всего получил от графа увесистый мешочек, в котором позванивало золото, а так же кое-что из еды и из платья. На радостях старшина циркачей закатил пир в местной корчме.
   Свистела флейта, дым стоял коромыслом, слышались громкие крики и смех. Сытые и пьяные артисты переходили из компании в компанию, из-за стола за стол, везде встречая кружку с вином и угощение. Мсье Пужес, совершенно пьяный, сидел за залитым вином столом, и, обняв одной рукой Алена за плечи, говорил:
   - Я хочу... Вот как ты думаешь - что хочет старый Пужес? Золота? Земель и замков? Ты говорил, что можешь принести мне золото... Нет! Нет! И знаешь почему? Потому что это тюрьма для души. Есть другое...
   Пужес выпил еще вина.
   - Я хочу... Я хочу сочинить трагедию. Такую, чтобы весь мир сжать в кулаке, - старик показал, как именно он будет сжимать, - и показать зрителям, что осталось... Чтобы они рыдали, и не могли сдержать смеха... Чтобы они тысячу раз умирали, и тысячу раз возрождались, очищая души и возносясь к милости Господа... Да, трагедию. Софокл, Диаклит...Чтобы люди знали и чтобы.. чтобы... ыхх, - директор комедиантов в порыве чувств грохнул кулаком по столу. Обратил свой помутневший взор на Алена:
   - Зря ты вот так. Зря. Отчего ты не хочешь со мной выпить? Ты же раб Кольца? Раб! Так вот, я тебе приказываю, раб, - Пужес грозно сдвинул брови, выпрямился и возвысил голос, - выпей со мной за здоровье графа! Слышали все? За здоровье графа де Ла-Рок!
   Тот, кто называл себя Жюлем Аленом, сидел молча, с каменным лицом, никак не отвечая пьяному директору цирка. Никто бы не смог разглядеть ни тени брезгливости или отвращения на его лице. Ален и в этот раз ответил просто:
   - Я не могу выполнить это желание.
   - Не можешь? Не можешь? Он не может! - грозно взревел старик. - Да я... я тебя... - Пужес вдруг схватился за сердце и уронил кружку с вином. Его ноги ослабели, он упал, потянув за собой лавку.
   - Лили... Лили... - жалобно звал старик черноволосую, когда его несли в фургончик. Однако Лили не слышала, она оставалась там, где свистела флейта и гремели застольные песни.
   Послали в замок за лекарем и священником. Но вместо тщедушного и злого монаха, исполнявшего в замке обязанности коновала, а заодно и врачевателя графского семейства, в фургончике циркачей появилась закутанная в глухое покрывало особа, которую сопровождали кюре и двое придворных дам. Она присела у изголовья хрипящего и пускающего пену Пужеса, положила руку в темной перчатке ему на лоб. Одна из сопровождающих дам достала пузырек с какими-то снадобьями. Гостья наклонилась над стариком, вроде уделяя все внимание ему. Но Ален, находящийся тут же, вдруг уловил одинокий и мгновенный взгляд из-под накидки, предназначенный не мечущемуся в пьяном угаре директору цирка, а ему, простому актеру и "человеку-мечу".
   - Мадам,.. мадам, - прохрипел в это время Пужес. - Я не успел сочинить трагедию... Во имя Святого Духа, я завещаю это кольцо Вам...
   - Он отходит, - прошептала одна из придворных и перекрестилась, - позовите святого отца...
   Мадам медленно встала и посмотрела в последний раз на старшину комедиантов. Он лежал навзничь, и его глаза уже начали стекленеть. Рука безвольно свисала, касаясь пальцами пола. Возле руки лежало кольцо.
   - Он завещал его Вам, - проговорила одна из фрейлин, подняла и с поклоном протянула кольцо графине. - Возьмите, а то эти простолюдины мигом утащат... - служанка бросила опасливый взгляд на Алена, - ой, какое разбойничье лицо...
  
  
   * * *
  
   Настя очнулась. Она по-прежнему сидела в кафе, а ее собеседник рассказывал:
   - После этого кольцо через ростовщика попало к некоему драгунскому майору... Оно прошло через многие руки. Почти никто не сумел воспользоваться его силой. Но последний хозяин Кольца, тот, которого Оно покинуло в ресторане, почти разгадал Его существо, и познал часть Его силы. С помощью Кольца он стал одной из самых влиятельных фигур своего времени. Этот человек сейчас стремится вернуть утраченное.
   Люди, которые тебя похитили, были слугами последнего моего хозяина. Он рассчитывал, что ты еще не знаешь, как воспользоваться Кольцом. Поэтому, узнав от того самого ювелира, у которого ты хотела распилить Кольцо Времени, у кого находится артефакт, он послал своих людей, чтобы тебя схватить. Он надеялся, что, убив тебя и отрезав палец, он вернет себе Круг Хроноса...
   Эту часть рассказа Настя слушала очень внимательно, не замечая истлевшей до фильтра сигареты и собственного приоткрытого рта. У нее даже помутилось в голове, когда она услышала, что ее хотели убить и отрезать палец. "Ой, - подумалось ей. - Нифика себе, в какую заваруху я попала... Бедная моя головушка".
   Но приподнятое настроение уже не покидало девушку. Ей отчего-то казалось, что раз прошла стороной такая ужасная беда с этими похитителями, то и дальше все должно быть хорошо.
   - Но ведь Вы... ты меня защитишь? - кокетливо уставилась на своего избавителя Настя. И ей, возбужденной всем произошедшим и подогретой алкоголем опять подумалось: "Так сколько ему лет? Мужчина явно холостой... Хотя... в каком он говорил году? Тысячу шестьсот... каком?"
   - Послушайте, а как вас зовут? Вы что, жили в этом, тысячу шестьсот... каком-то году?
   Белоголовый ответил, четко разделяя ответы на оба вопроса.
   - Последний хозяин Кольца называл меня Халем. Да, я нахожусь в этом временном пласте чуть меньше пяти с половиной амад.
   Настя задумалась. А затем спросила:
   - Халем... Можно, я буду называть вас на "ты"? Слушай, Хал, а ты можешь раздобыть немного денег?
   - Да, я это сделаю. Сколько нужно принести денег, и в какой валюте?
   "Нет, он все-таки дурак до невозможности" - захихикала внутри себя Настя. "Но ничего, я за него возьмусь".
   - Ну... хотя бы долларов двести... - выдохнула она. Перед глазами появились неоплаченная квартира, стоптанные сапожки, выцветшая прошлогодняя голубая куртка и множество разных необходимых женских мелочей. И тут же поправилась: - нет, долларов пятьсот. Да, пятьсот, если можно? - Настя просительно заглянула в равнодушные буравчики Халема.
   - Я выполняю, - произнес белоголовый, поднялся и вышел из кафе.
  
   Настя ненадолго осталась одна. "Раб, говоришь?" - подумала она. И размечталась, что именно она попросит у волшебного Кольца.
   "Так, что я хочу? Много денег? Да! Что еще? Квартиру. Машину... Красную, такую, как на картинке... Но это потом. Главное, не очень раскатывать губу. А этот "раб" - очень даже ничего". Она потянулась, как довольная кошка, прогнув спину и выпятив грудь. А затем спохватилась, торопливо достала из сумочки косметичку и стала поправлять макияж, заглядывая в крошечное зеркальце одним глазом.
   - Знаешь, что я подумала, - сказала Настя, когда ее спутник вернулся через несколько минут, молча выложив на стол пять стодолларовых купюр и опять присев за столик, - я забыла в машине свой паспорт. Ты не можешь его забрать?
   - Нет, этого сделать я не могу. Все, что там находилось, больше не существует, и восстановить его никоим образом нельзя.
   - Как же я теперь без паспорта? Ты можешь сделать новый? - плаксиво прочирикала Настуня, сгребая купюры со стола.
   Ей показалось, что белоголовый несколько скептически глянул в ответ.
   - Нет, этого я сделать не могу. Тебе придется заняться этим самой.
   - А что ты вообще умеешь делать? - строго повела бровью похорошевшая под косметикой Настя.
   - Один генерал, владея Кольцом, называл меня Разрушитель. По воле людей я в основном воевал, уничтожал и мстил.
   - Даа, - протянула Настя, - не густо. Слушай, а ты можешь отомстить за меня... Чоньке-китайцу? Гаденыш он недоношенный... Сделаешь?
   - Да, я это сделаю.
   - Но... постой, давай завтра. Поздно уже, - Настя глянула за окно, где давно уже разлилась темнота, прорезаемая светом неона. - Тем более, я хочу это видеть...
   Настя помолчала, обдумывая что-то свое.
   - Ну, все, пока, - внезапно попрощалась она, закуривая очередную сигарету. И добавила, глянув на кольцо: - Завтра я тебя позову.
   Ни слова больше не говоря, сохраняя каменное лицо, Халем-Разрушитель поднялся и вышел из кафе, махнув полой длинного плаща.
  
   Настя еще некоторое время посидела, подперев щеку рукой, задумчиво дымя сигаретой. Ее слегка покачивало. Алкоголь шумел в голове, смешиваясь с остатками нервного потрясения, отдаваясь ватной слабостью в ногах, играя и щекотливо задевая за особый нерв, соединяющий низ живота и грудь. Прислушиваясь к себе, плавая в новых и неожиданных ощущениях, она достала мобильный телефон, и стала набирать сообщение.
   "Привет витя! как дела? преижай мне плохо" - появилось на экранчике, свернулось в конвертик и улетело адресату.
  
  
  
   2.
  
   Когда Настя мечтала о чернявом принце на красной машине, в уверенности, что такого нет, и не намечается, она отчего-то никак не принимала в расчет получателя отправленного в тот вечер из кафе сообщения. Нет, принца пока не было. Зато в Калинском микрорайоне, в панельной девятиэтажке недалеко от областной поликлиники проживал некий Виктор Алексеевич Чирков, техник-стоматолог, тритцатидевятилетний молодящийся мужчина, обозначенный в мобильном Насти как "Витюня". Этот не принятый в расчет Настин кавалер был обладателем двухкомнатной квартиры, болезненной сухопарой жены и двоих великовозрастных детей. Кроме этого, у лысоватого принца имелась и машина, но не красная мечта, а просто автомобиль "Нива" бежевого цвета, с голой девушкой-присоской на лобовом стекле, пошлой розочкой в ручке переключения передач и продавленными скрипящими сидениями. В том, что сидения в этой машине ужасно скрипят, Настя убедилась сразу же после знакомства с бойким стоматологом, и затем убеждалась не раз, при выездах в ближайший лесок за объездной дорогой.
   Нельзя сказать, что Витюня как-то ей мешал или влиял на жизнь. Был - и все. Настя почти не обращала внимания на его периодические пламенные заверения в вечной любви и обещания немедленно все бросить к чертям, разойтись с женой и увезти свою возлюбленную к теплому южному морю. Обычно все эти заверения сменялись похотливым сопением на заднем сидении машины, а затем и вовсе пустым молчанием на обратной дороге. Но иногда Насте он был нужен, и она пару раз в месяц терпеливо выслушивала привычную трепотню подпитого стоматолога где-нибудь в отдаленном кафе, ехала с ним за кольцевую и там, пересев на заднее сидение, неторопливо стягивала трусики, подставляясь под скоротечные Витюнины ласки.
  
   Вот и сегодня, после пережитого за день, после пугающего и загадочного посланца из других миров Насте захотелось, чтобы кто-то просто был рядом. Пусть Витюня, - но свой, знакомый и понятный.
   Стоматолог появился неожиданно быстро, и уже будучи слегка навеселе. Сразу, только войдя, он сыпанул многократно затертыми шутками и ущипнул Настю за спину.
   Они сидели в кабинке, и пили водку, запивая пивом. Настя попыталась ему рассказать о сегодняшних потрясениях, о сволочи-китайце, о привязавшемся к ней маньяке, убившем четырех фээсбэшников, но Виктор не слушал, одной рукой наливая, а другой втихомолку под столом больно щупая ей колено, перебираясь все выше, туда, где на джинсах бывает змейка. Девушка смотрела на изгаляющегося и на глазах пьянеющего Витюню, и ей отчего-то стало противно.
   Глядя прямо в глаза, спросила:
   - Ты что, только из-за этого сейчас приехал?
   Она теперь жалела, что вызвонила этого хлыща. В душе скрипнула какая-то потайная дверка, даже не отворилась, а просто дала течь, прохудилась от обильной ржавчины и открыла прорехи. В эти неприкрытые дыры вдруг потекло холодное и темное, больно и неприятно касаясь тела. Как будто кто-то плеснул помоями.
   "Да, только из-за этого" - сама себе ответила Настя.
   Ее сегодняшний принц и кавалер считал иначе. В ответ на Настин вопрос одна из половин Витюниной улыбочки стала злой.
   - Ты чего выкобениваешься? - выговорил он, - сама же позвала. Я из-за тебя, между прочим, не пошел в сауну с друзьями... Так что давай, поехали, мне еще домой надо вовремя заявиться.
   Он сильнее сжал ее ногу под столом.
   Настя с силой отбросила его руку, затем поникла, сгорбилась, уткнула лицо в ладони и так сидела некоторое время. Потом, не поднимая головы, сказала:
   - Убирайся.
   Витек слегка опешил, а затем заюлил, расплылся, хватаясь за бутылку:
   - Да что ты, в самом деле? Давай бахнем еще по чуть-чуть... Да что ты? Все же хорошо...
   - Ничего не хорошо, - мрачно отрезала Настя. И вдруг махнула рукой, ударив по налитому стакану с водкой.
   - Все, проваливай! На сегодня концерт окончен.
   Витя застыл на несколько секунд с бутылкой в руках, сверля недобрым взглядом затылок девушки, опять уткнувшейся лицом в скрещенные на столе руки. Затем швырнул:
   - Ссука!
   Вскочил, надевая на ходу куртку, сделал шаг к выходу, но затем опять рванулся к столу, схватил стакан и опрокинул водку в рот.
   - Я из-за тебя... чуть с женой не развелся! Детей мог осиротить. К морю хотел... А ты просто блядина подзаборная!
  
   На следующее утро хозяйке Кольца было плохо. Если бы сейчас кто-то сказал: Настя, тебя расстреляют, порежут на куски и съедят, - вставай, Настя бы ответила слабым и дурным голосом: стреляйте, режьте, делайте что хотите, но я не встану. Она заявилась в свою съемную квартиру около двух часов ночи, вдрызг пьяная, в измазанной куртке и задрипанных джинсах, и долго пугала унитаз, так и уснув в туалете. Девчонки, злые со сна, раздели и перетащили ее на кровать. Спустя час, ровно в три, по давнему инстинкту походов в "Миллениум", Настуня поднялась, похожая на зомби, и стала одеваться, чтобы идти на работу. Но здесь в ней что-то подломилось. Она открыла один глаз, посмотрела на кольцо у себя на руке, посветив мобильным, стянула полуодетый свитер и завалилась спать дальше.
   То ли "магнитные бури" бушевали в эту ночь над городом, или пережитое за день не давало покоя, или выпитый алкоголь смешался с Витюниным крысиным лицом, только Насте спалось отвратительно. Она металась на подушке, вскрикивала и что-то бормотала во сне...
   Снилась ей женщина в старинном замке. Высокая и красивая женщина, заточенная в башне, в комнате - келье, в каменной ловушке. Серые камни-лица обступали ее со всех сторон, незыблемо и строго сохраняя темноту и холод. Камни протягивали щупальца сквозняка из похожих на глазницы черепа окон-бойниц, дотрагивались до тела, осуждающе удивляясь остаткам тепла. Зачем, зачем тебе это? - скрежетали гранитными зубами валуны, и презрительно плевали промозглой сыростью на белую шею, на высокую грудь, на горячее лоно... Но этого каменным стражам было мало; изображение казни на кресте висело на гранитной спине, и пило ее глаза, высасывало дыхание... "Вот так нужно", - говорили камни. "Видишь, ему вбили в руки гвозди, и одели на голову терновый венец; вот чего достоин теплокровный... Теперь он - наш, холодный и равнодушный. Так нужно. Отдай, смирись, быстрее становись старой, истлей и превратись в холодную грязь..."
   Казалось, сотни лет провела женщина в этой западне. В отместку за высосанные частицы тепла, камни пометили ее венцом; горделивой короной хозяйки каменного гнезда. Возложили на чело тяжелое бремя знатного рода, а на грудь - холодную цепь графской супруги.
   Но вдруг блеснуло в гранитной норе необычное и небывалое. Из черноты за окном соткался, и взмахнул крыльями, и появился в келье ангел. Нет, не белый. И не темный. Но ... живой. Живой, и оттого не бывающий ни холодно-белым, ни безжизненно темным. Живой, огненно живой, несущий в себе искры звериных глаз, и отблески пожара, и сияние солнечных бликов на лепестках дурман-травы. Он стал перед ней, сильный, неотвратимый, и не знающий поражений, не подвластный каменным пересудам. "Я твой" - сказал ангел, и склонил голову, преклоняясь перед нею, женщиной, отлученной от теплоты.
   Она почувствовала и поняла. И нисколько не удивилась ночному гостю. "Это я, это мое существо" - догадалась узница каменной тюрьмы, и сделала шаг навстречу ласковому урагану, приблизилась и вдохнула его запах. Она провела ладонью по его обнаженной груди, и ощутила, как через кожу возродился в нее огонь, казалось, до конца выпитый камнями. Пламя перетекло из глаз ангела в нее, полыхнуло и в миг возродило существо запертой в графском застенке пантеры. Или волчицы? Или крылатой птицы?
   Его губы коснулись ее губ. А она обвила руками его шею, и прижалась грудью, и всем телом, истосковавшимся в каменном плену.... И почувствовала, как растворяется в этом огне, падает, падает назад, как в огненное море, спиной вперед, со скалы...
   А затем наступило утро. Настя проснулась.
  
   Около полудня этого же дня, в одном из городских скверов можно было увидеть одиноко сидящую на скамейке девушку в голубой куртке с опушенным искусственным мехом капюшоном. Ранняя весна давилась низким и серым небом, шелестел тревожный и холодный ветерок, заставляя прохожих кутаться в воротники. В голых ветках кричали вороны.
   Когда она все-таки встала, то сразу оделась и пошла, сама не понимая куда, пока ноги не занесли ее в этот сквер. Никаких особых мыслей у Насти не было. Была дикая головная боль, холод, одиночество и глухая обида. На кого? А... так. Бог его знает. Витюня? А что Витюня? Сволочь этот Витюня, и морда у него сволочевская, хоть и зубной техник. Хотя... Сама виновата. Сидела бы в своей деревне, нарожала бы уже кучу детей...
  
   В родном селе о Насте говорили, как о девушке серьезной и порядочной. В школе она до самого выпускного носила волосы на прямой пробор, с подстриженной домашними ножницами челкой и нетронутой длинной косой, даже не думала курить и била деревенских мальчишек увесистым школьным портфелем. Ни на какие танцы и дискотеки в клубе не ходила, с парнями не гуляла, сидела дома и зубрила химию с алгеброй. Не потому, что ей были особо интересны галогены или синусы с косинусами, или она надеялась на какие-то особые успехи в науках. Где-то внутри, в душе, кто-то еще в детстве закрыл дверку на волю, и Настино существо оставалась запертым, бледным и невзрачным, как растение, случайно выросшее в подвале. Растению нужен был рост, - вот и заполняло оно собой темные и бессмысленные углы биологии и геометрии.
   Закончилась школа, и комнатное растение было вынесено на улицу, под палящее солнце и жестокий ветер. Первый удар по Настиному восприятию окружающей действительности нанесло поступление в институт. Как-то вечером, после выпускного, когда обладательница русой косы сидела в своем закутке и отчаянно повторяла предметы вступительных экзаменов, зашла мама.
   - Знаешь, дочка, - глубоко вздохнув, заговорила она, - мы вот с папой решили... В субботу поведем бычка на базар, продадим. Дядя Коля говорил, что у него есть знакомый замдекана в твоем технологическом...
   - Нет! - хохорилась девчонка в ответ на предложение мамы дать взятку за поступление. - Я сама...
   Но "сама" не получилось.
   Поступать Настя поехала вместе с отцом. Самохин-старший, памятуя слезные наказы супруги, крепился всю дорогу по города, только слегка опохмелившись в поезде парой бутылок пива, жадно прислушиваясь к бульканью особого рода жидкости в багаже. На время экзаменов они с Настей поселились в квартире у далеких родственников. В день приезда, по поводу счастливой встречи с двоюродным братом жены, на свет божий появилась та самая заветная пятилитровая канистрочка с самогоном, вареная курица, огурчики, и разная прочая домашняя снедь. Застолье закончилось пением песен и грандиозным скандалом сначала с соседями по лестничной площадке, а потом и самих двоюродных родственников между собой.
   На следующее утро инвалид труда (Самохину когда-то на колхозном току оторвало кисть руки) пропустил встречу с замдекана. Настя надолго запомнила беспомощное выражение на лице у отца, и его глаза, задернутые поволокой, с пьяной искрой внутри, похожие на собачьи.
   Взятку замдекана отец так и не отдал, хотя несколько раз торжественно отправлялся в институт, нацепив измятый галстук, соскребя седую щетину на подбородке и надушившись каким-то ужасным дешевым одеколоном. Как-то Настя заметила его, бродящего в сквере перед корпусами, и тоскливо заглядывающего в окна. Обычно, набравшись смелости, подойдя к двери в деканат, Самохин спрашивал:
   - Гм. Гм...Есть... Иван?
   Ему привычно отвечали, раздраженно и с издевкой:
   - Какой... Иван? Иван Николаевич? Замдекана? Есть, но занят. А вы кто?
   - Да так, надо мне...- Самохин-старший тут же потухал, извинялся, начинал отступать, и уходил, бормоча себе под нос какие-то сердитые слова.
   Сдав все экзамены, Настя долго изучала список зачисленных абитуриентов, но своей фамилии так и не увидела. Долго плакала, но делать было нечего, и они уехали домой. По дороге отец напился страшно, до потери сознания, просадив в привокзальных забегаловках почти все деньги, предназначенные для взятки. Насте пришлось тащить его на себе от станции до деревни.
   Помаявшись дома неделю, несостоявшаяся студентка устроилась на подвернувшееся место нянечки в едва живом колхозном детском саду, где работала ее старшая сестра. По выходным Настя помогала матери окучивать картошку, ухаживать за коровой и продавать молоко на рынке, чувствуя за всем этим, как тают и надежно выветриваются школьные синусы и косинусы. Кроме всего прочего у нее появился ухажер - Вадик, по уличной кличке Молдаван.
   Именно Вадик первым и приоткрыл дверку в Настиной душе. Они, конечно, до этого знали друг друга, как жители одного села, но Вадик был на четыре года старше, успел отслужить в армии и работал в соседнем районном городке, приезжая в родное село на выходные.
   - Эй, - как-то вечером, в субботу, крикнул Вадик проходившей мимо соседке. Именно с этого слова и начались их отношения. - Эй, куда идешь?
   Настя шла домой, безразлично скользнув взглядом по компании пацанов с мотоциклами.
   - Слышь, подруга... - Молдаван пристроился рядом, паясничая и подмигивая назад своим дружкам. - Слышишь... Может, пойдем вместе?
   Настя молчала до самого дома, а Вадик все шел и шел рядом, трепля языком, рассыпаясь в сельских остротах. И от его присутствия, от его запаха и еще непонятно от чего у Насти вдруг закружилась голова, ей хотелось вот так идти и идти, и чтобы Вадик был.
   Зимой была свадьба у старшей сестры. Во время застолья говорливые тетки заставили Настю выпить несколько стаканов вина, отчего она у нее поплыло все кругом, и она стала плохо понимать, где находится. Приехал на мотоцикле Вадик-Молдаван, навеселе, и стал виться вокруг девчонки, заставляя ее выпить еще водки. Потом Вадик с кем-то дрался у ворот, и пьяная Настя ходила его выручать. А затем они оказались в какой-то темной каморке, и было холодно и в то же время горячо, Настя чувствовала его жадные руки у себя на груди и в трусиках, и полыхнуло болью внизу живота, и подошло что-то гадкое и противное...
   После того дня Вадим стал часто искать встреч с Настей. Но она не поддавалась, с содроганием вспоминая произошедшее на свадьбе. По селу, с хвастливых слов Молдавана, поползли сплетни.
   Настя еще больше замкнулась, старалась пореже выходить за калитку. Она никак не могла понять, почему так: некоторые девчонки вовсю гуляли с парнями, курили и пили пиво в компаниях возле клуба, но их никто не называл "шалавами" или еще как-то по-другому, так, как сельские урвители теперь кричали вслед Насте.
   Прошла зима, и закончилась весна. Вадик Молдаван срочно "по залету" женился на одной из тех самых "подруг", крутившихся возле клуба; невеста прятала под фатой заметный животик. Настя опять уехала в город, поступать в институт, теперь одна, не надеясь ни на чью помощь. И опять не поступила, срезавшись на первом же экзамене. Но домой, в деревню, решила не возвращаться, осталась в городе, перебиваясь на съемных квартирах, поменяв множество мест, где по объявлению требовались уборщицы, официанты, "реализаторы на овощной ларек" и тому подобное. Оказавшись в городе, где ее никто не знал, Настя обрезала и покрасила волосы, приучилась курить и познакомилась с Витюней. В конце концов, она оказалась за торговой стойкой на Качинском рынке. Жизнь продолжалась.
  
   Через пустой сквер пробежала стая разнокалиберных бродячих псов, собачья свадьба. Сука-невеста на секунду остановилась напротив скамейки, посмотрела как-то виновато-приветливо на человека и вильнула хвостом. На нее тут же попытался взгромоздиться рослый кобель с разорванным ухом. Но бегущие рядом псы взъярились на счастливчика, пошла грызня.
   Насте отчего-то вспомнился "Чайф":
  
   Мир прост: есть кобели и есть суки.
   Одни ходят на блядки,
   Другие рожают в муках...
  
   Эхх, жизнь... Настя проводила взглядом бегущих дальше псов, посидела еще немного, глянула на свою правую руку и решительно крутанула кольцо. Оно повернулось неожиданно легко, Настуня даже успела подумать, а отчего так? Сниматься не снимается, а вот так запросто поворачивается...
  
   Белоголовый появился спустя минуту со стороны бульвара. Настя смотрела на приближающуюся высокую фигуру и у нее внутри вдруг родилась и поползла по телу горячая волна. Нет, не от кольца, сживавшего палец. Откуда-то из живота, снизу, и из грудной пустоты, как будто во мраке загорелся фонарик. Сердце прыгнуло и забилась часто-часто.
   Явился. Нет, правда, явился. Значит, все, что было вчера - правда? Не показалось с пьяных глаз? Неужели она действительно может распоряжаться вот этим громилой? А он действительно странный. Не такой, как все. Чистый какой-то, прямо ангел. Как тот, из сна. Темный ангел. Или не темный? Во всяком случае, не нам чета. "Хотя тоже сволочь порядочная" - зачем-то мысленно добавила Настя, и то ли от этого заключения, то ли от присутствия своего "раба" вдруг развеселилась.
   Халем подошел и молча нацелил на госпожу каменное лицо.
   - Слушаю тебя, хозяйка Кольца.
   Она только сейчас по-настоящему разглядела своего "раба". Он действительно высокий. Настя прикинула: даже встав на цыпочки, едва дотянется макушкой ему до подбородка. Плечи широченные, покатые, грудь выпуклая, мощная шея. Но в его фигуре не чувствуется тяжеловесности. Никакого отвисшего живота или жировых складок не наблюдается; под распахнутым плащом, даже под пиджаком заметно, что живот у мужчины сухой, и в талии он не широк. Ноги у него ровные и стройные, походка мягкая и пружинистая, будто у большого хищника. Настя отчего-то всегда обращала внимание, оценивая мужчин, на икры и задницу. Если крепкие, поджарые, значит - хорошо, достойный самец. Если нет, присутствует что-то женское - оценка отрицательная, не нравится.
   Что первое замечалось в лице Халема? Да ничего не замечалось. Лицо показывалось застывшим. Никаких эмоций или движений не угадывалось ни в выражении глаз, ни в глубоких складках возле крыльев короткого и слегка кривоватого, будто сломанного носа. Ничего. Просто лицо, как панель радиоприемника с сигнальными кнопочками. Внутри - сложная и загадочная машина, а сверху - темное стекло, каменная маска.
   В целом казалось, что этот "представитель внеземных цивилизаций" - великолепно отлаженная и быстрая машина. Во всех смыслах. "И в сексе, наверняка - тоже" - отчего-то подумалось Насте.
   Закончив разглядывать своего вчерашнего спасителя, девчонка вызывающе подбоченилась и выдала:
   - И что это ты прохлаждаешься? Вальяжно так, не спеша, идет себе... Не видишь, что хозяйка помирает? - в глазах у Настуни уже прыгали бесенята. - И не стыдно?
   В ответ на совершенно наглый Настин наезд Разрушитель никак не поменял выражения, лишь в самых уголках глаз у него наметились едва заметные морщинки - то ли он действительно улыбался, то ли просто слегка прищурил глаза.
   - Слушаю тебя, хозяйка Кольца, - повторил Халем.
   - Слушаю, слушаю,.. - проворчала Настя. - А я еще не говорю ничего.
   И вдруг ляпнула:
   - Пива принеси? Видишь, плохо мне?
   Раб кольца чуть дольше промолчал, чем следовало бы, но ответил:
   - Я выполняю.
   Развернулся, и, не особенно торопясь, пошел, как показалось Насте, к ближайшему гастроному. Ветер накинулся на него и затрепал полы длинного плаща.
   - А с двойным ускорением можно? - уже откровенно издеваясь, крикнула вдогонку Настя.
   Сейчас Настя представляла собой как бы две половины. Одна хорошая, мягкая и застенчивая, но тяжелая, как старая мамина перина из чулана. А другая - тоже хорошая, озорная и легкая, как ветерок в открытое окно. И они, эти обе половинки, громоздились в душе, как два берега у реки, состоящей из обычной жизни, из повседневных событий и рутины... Как, к какому берегу выйдет то или другое из жизненных событий, сказать наперед было сложно. Настя и сама очень часто не могла себя понять. Вот так же, как сейчас. Вот так получилось: взяла и нахамила малознакомому человеку... Заставила пойти за пивом... Настя почувствовала, что покраснела. Ей стало стыдно за свой выпад.
   "Интересно, неужели сейчас посланец других миров по прозвищу "Разрушитель" просто сходит в гастроном, возьмет бутылку пива, станет в очередь возле кассы?..." - подумала Настя, чувствуя, что вот сейчас, уже, взяла верх и взыграла ее другая, "легкая" половина, состоящая из детского озорства и лукавства. Стыдливая волна мелькнула и прошла. Девчонка стала ждать, сидя на том же месте, любопытствуя, что будет дальше.
   Прошло минут пять. Из потока машин на бульваре вдруг на бешеной скорости вырулил микроавтобус и припарковался прямо на дорожке сквера, проехав, сколько можно, до бетонных заграждений. Из машины моментально выскочил водитель и бросился открывать боковую дверку. Из отъехавшей в сторону двери показался парень в белой рубашке с бабочкой, в наспех накинутой куртке. Вдвоем с водителем они осторожно извлекли и поставили на асфальт хромированную тележку, подобную тем, на которых в ресторанах подвозят к столу заказы. Парень с бабочкой достал из нутра машины еще парочку каких-то судков и торопливо покатил тележку к скамейкам.
   Все бродячие собаки, рыскавшие в сквере, вдруг замерли, как парализованные, шевеля носами по направлению хромированного чуда. Несколько случайных прохожих остановились, любопытствуя, куда же так несется роскошная тележка.
   Любительница опохмелки поначалу растерялась, вытаращив глаза на приближающегося официанта. А затем до нее вдруг дошло, что это к ней, что вот это все, по мнению белоголового, и называется "принести пива". Мамина перина моментально навалилась тяжелой грудой смущения. Настя моментально покраснела, вскочила на ноги, а когда тележка оказалась совсем рядом, вдруг подхватилась и бросилась убегать в другую сторону... И столкнулась грудь в грудь с обладателем длинного плаща.
   - Я выполнил твое желание. Вот пиво.
   Настя покосилась на тележку. Там, в зеленых салатно-укропных зарослях, на крахмальном белом сияла серебром супница, в которой, судя по умопомрачительному духу, могли находиться только они - гневно красные и могучие раки. В причудливые фигуры выложились гроздья усатых креветок. Рядом, сквозь прозрачные покрывала выглядывала бледная осетрина, розовый лосось и балык, пускал слезу сыр - пармезан. Даже под тусклым небом мелькали искры на боках утопающего в крахмале хрусталя, в тонкогорлой вазочке красовалась живая роза. Из серебряного ведерка со льдом выглядывало шампанское стекло, стояла совершенно окоченевшая бутылка водки. А на второй, нижней полке тележки вокруг маленького деревянного бочонка с золотым краником и выжженным по натуральному дубу словом "beer" выстроились плотным строем пивные бутылки.
   Настя растерянно оглянулась. Одна ее половина продолжала стесняться и краснеть от такого внимания и необычности ситуации. Вторая пока молчала. Парнишка - официант глядел на нее, подрагивая под холодным ветром, пряча за приклеенной "клиентской" улыбкой совершенно ошарашенное и мучительное выражение лица. За спиной официанта, в двух шагах застыла вся собачья стая, прикипев горящими глазами к кастрюлькам на тележке. Какая-то женщина остановилась поодаль, на тротуаре, перешептываясь с другой такой же теткой и показывая на происходящее в сквере пальцем.
   - Ты... Это же... - выдавила из себя Настя. - Это что, пиво?? - гневно выстрелила в своего благодетеля.
   - Да, это то, что ты пожелала, - безразлично заявил Халем, отчего-то не глядя хозяйке в глаза.
   Наступила тягучая пауза. Настя понимала, что нужно как-то выходить из этой ситуации. И вдруг очнулась "легкая" половинка. Эта половина Насти приняла простое, и, как ей показалось единственно верное в данной ситуации решение.
   - Заставь дурня Богу молиться... - проворчала любительница пива, оглянулась еще раз, поискала глазами, куда можно лучше присесть, и умостилась на скамеечку, преувеличенно показывая, что ей все равно.
   - Ну что, давай, что ли, что там у тебя? - скомандовала до сих пор молчавшая вторая половина Настиной души несчастному официанту, дрожащему все сильнее.
   Ресторанный страж тут же схватился за бокалы. Но девушка повелительно показала пальцем на одну из бутылок на нижней полке.
   - Открой.
   Как только слетела крышечка, Настя забрала из рук официанта бутылку и приложилась к горлышку, игнорируя роскошные бокалы. И тут же поперхнулась, закашлялась, опустив голову... Парень в белой рубашке, улыбаясь одними губами, с тоской посмотрел на свою клиентку и взялся за крышку супницы, под которой, в пару и пылу, открылись взору...
   Нет, никакому взору там ничего не открылось. И не потому, что там ничего не было. Под крышкой, в кастрюльке, все находилось на месте, раки ждали своей участи. Но в это время произошло событие, которое никак не позволило обратиться к раковому великолепию.
   Где-то рядом раздался хлопок, задавленный шумом улицы; вроде кто-то бросил плашмя на асфальт лист железа. Как будто тугая плеть вдруг ударила в людей, находящихся в сквере. Следом полыхнуло еще, трижды подряд: та-та-та!
   Настю спасло пиво. Кода она махнула головой, кашляя, то почувствовала, как по волосам, прямо возле уха свистнуло огненным ветерком... Краем глаза Настя успела заметить, как взметнулся фонтанчик бутылочного стекла на тележке.
   А дальше... Дальше все остановилось. Застыл парнишка-официант, взявшись рукой за крышку супницы, слегка вывернув плечо, на котором вдруг зацвела неподвижная красная розочка в том месте, куда ударила пуля. Зависли в воздухе и никак не падали вниз осколки и брызги из разбитой бутылки. В полуметре от асфальта, расправив неподвижные крылья, застыли напуганные выстрелами голуби. Замерли машины на проезжей части, и та из них, что секунду назад вдруг вынырнула из потока, приостановившись у ажурного заборчика сквера. Автомобильные стекла сейчас были опущены, из окон выглядывали два курносых ствола, возле которых никак не развеивался синеватый дымок.
   Настя беспомощно оглянулась. Вокруг висела мертвая тишина. Больше всего ее поразило, что стоящий поодаль Халем тоже замер, пригнувшись, как волк перед броском.
   Взрыв дикого страха вдруг захватил девчонку. Она взвизгнула как-то по-заячьи, зачем-то вскочила с ногами на скамейку, перепрыгнула через тележку и неподвижную руку официанта и побежала, побежала, сколько было сил...
  
   Настя шла по улицам, не понимая, куда идет и зачем. Страх еще сидел у нее на воротнике, иногда проходя холодными пальцами по спине, заставляя содрогаться всем телом. Временами, прямо на ходу, она вспоминала о кусочке золота на пальце правой руки и отчаянно пыталась еще и еще все-таки стянуть злополучное кольцо. Перед глазами рисовались картины произошедшего в сквере.
   Как только Настя отдалилась от скамеечки на несколько шагов, на нее хлынула волна звуков. Зашумели машины, зашелестел ветер. Но среди всего этого, там, позади, ворочалось нечто чудовищное и непонятное.
   - Та-та-та, - громыхало за спиной. И еще раз, длиннее и злее: - Та-та-та-та-та!
   Что-то изнутри заставило Настю оглянуться на бегу. Парнишка-официант уже лежал на земле, рядом с перевернутой тележкой. На его белой рубашке полыхало красное. Халем виднелся чуть дальше. Он упал на одно колено, и к нему тянулись из открытых окон машины синие пороховые росчерки. Там полыхало огнем и стучало по железу:
   - Та-та-та-та...
  
   Вечер наступал на город, расползаясь по подворотням под хмурым взглядом насупленного неба. Возле сверкающих витрин и самораздвижных дверей покуривали скучающие охранники, пустынные внутренности магазинов светились неживой и пугающей яркостью. В яркие двери заходили такие же яркие и неживые красавицы, по улице текла автомобильная река, выплескиваясь на тротуары мелкими серыми волнами.
   Настя подошла к обменному пункту и поменяла одну из купюр, доставленных белоголовым. Зашла в супермаркет, долго примерялась, выбирая покупки. До самого вечера она бродила по городу, переживая и обдумывая случившееся. Наконец, она вспомнила, что целый день ничего не ела, и решила устроить себе праздник. Праздник - не праздник, а так, поминки по белоголовому чудаку. Она пыталась покрутить кольцо - но ничего не получалось. Халем не появлялся. Настя вертела золото и так и так - нет, ничего... "Наверное, пал герой в неравной схватке" - горько усмехнулось Насте. И тут же возникал другой вопрос: а что же мне теперь делать? Что делать с этим гребаным кольцом? Палец себе отрезать, что ли?
   Глядя на супермаркетовские россыпи всяческих деликатесов, ей отчего-то, впервые за сегодняшний день, захотелось плакать. Вот так, мелькнуло счастье, показалось одним краешком, и все, тут же накрылось. А я-то, дура, чуть не размечталась... Куда же мне теперь?
   Сжимая в руке пакет с покупками, Настя вышла из маршрутки на одну остановку раньше, не доехав до своей улицы Авиационной, на которой снимала квартиру. "Девчонки просили купить..." - вспомнила Настуня и забежала на минутку в магазин моющих средств. Затем пошла к своему дому пешком, срезав в обход новостройки.
   Выглянув из-за угла здания в свой двор, она тут же отпрянула и подалась назад. Почувствовала, сразу почувствовала, что там... Да, вон они. В джипе. Точно, они там. Поставили машину так, чтобы видно было, кто идет от остановки. Каким-то шестым или седьмым чувством хозяйка кольца уловила, что они ждут именно ее.
   Настя постояла еще немного, прислонившись к стене, а затем посмотрела на свой пакет, грустно вздохнула и побрела прочь, назад в центр города.
   - Витя? Витюнечка, извини меня, пожалуйста. За вчерашнее, - на ходу говорила девушка в мобильный, шагая к остановке. - Нет, я скоро буду в центре... Да? Да ладно, - заулыбалась возле трубки, - ничего... Увидимся? У меня проблемы... Ты не знаешь, где можно снять квартиру?
  
   - Нет, не верилось мне в эту затею изначально. - Говоривший неторопливо прошелся по кабинету, нервно играя желваками на породистом лице. - Не верю я, что вот так взяли и ликвидировали объект. Где, где доказательства? Где Седой? Где девчонка? Наделали шуму на весь город, а толку - пшик... Говорил же - безнадежно это все...
   - С девчонкой совсем непонятно. Как сквозь землю провалилась. Но говорят, что в нее попали. Вот видеосъемка. И наблюдение возле дома докладывает, что не появлялась, - рапортовал молодой и холеный, разложив на столе, примыкающем к начальственному, какие-то бумажки. - А по поводу Седого - совсем бессмыслица получается. В него всадили полрожка - точно всадили: там работали профессионалы. Спецназ, зверье, порвут кого угодно. Снайпер опять же. Но пока добежали до трупа - он растворился в воздухе. Спецэффекты какие-то.
   - Спецэффекты... - протянул хозяин кабинета, выстрелив в своего собеседника презрительным взглядом. - Насмотрелись боевиков.
   Отвернулся, походил еще, скрестив руки на груди.
   - Ты, Игорек, больше самодеятельностью не занимайся. И меня в глупости не втравливай. Не вижу я в тебе отчего-то хватки. Ты за безопасность отвечаешь, а получается все наоборот, - жестко бросил пожилой. - Взыщется, ой как взыщется... - добавил. И, помолчав недолго, вдруг выругался:
   - Пидоры все. Засранцы и пидоры. Только о своей жопе думают.
   - Михал Рафаилович... - визгнул было тот, кого назвали Игорек, но хозяин резко прервал своего начальника службы безопасности:
   - Значит так. Без моей команды больше никаких шоу со стрельбой не устраивать. Не вам тягаться с Разрушителем. С девчонки глаз не спускать. Каждый ее шаг - слышишь? - каждый ее шаг мне докладывать. Всё: с кем была, что делала, сколько раз, под каким кустом поссать присела, - хозяин нервно провел ладонью по скуле, будто стирая позорный плевок. - Сегодня к семнадцати, в крайнем случае, - завтра, - список всех связей, родственников и знакомых. И аккуратно, чтоб никакого выхлопа!
   Готовьте ей женихов. Человек десять. Работайте над сценариями внедрения. Случайное знакомство, через кого-то, на улице, сделайте ДТП, в конце концов. Готовьтесь, что в ближайшее время она рванет за границу - скорей всего, в теплые края. А там, - хозяин многозначительно потряс пальцем, - и даже там будет лучше, - она должна трахаться только с теми, кого мы ей подставим. Это единственный способ.
   Михаил Рафаилович в упор посмотрел на Игоря, в то же время не видя его, углубив глаза сквозь своего подчиненного.
   - Единственный. Только через бабью слабину.
   Бесшумно закрылась дверь, выпустив начальника службы безопасности. А хозяин кабинета долго еще нервно расхаживал по кабинету, заложив руки назад. Затем остановился, и привычно покрутил место на пальце, где когда-то было надето кольцо.
  
   Вечером того же дня Настя оказалась в коммуне. Настоящей коммуне, из тех, что расположены в тихом центре, в старинных полуразрушенных особняках, с проходными дворами, арками, полуподвальными окнами и извечно висящим поперек двора стиранным бельем. После звонка Виктор подъехал на своей "Ниве" и подобрал Настю на проспекте Космонавтов. Но ему нужно было еще куда-то заехать, кого-то еще отвезти.
   - С бензинчиком напряженка, - сразу заявил Витюня, раскошелив подругу на заправку автомобиля, прихватив еще двадцатку "на мелкие расходы". Они порядочно поколесили по городу, потом Настя долго ждала "делового" стоматолога, сидя в машине. Витюня суетился, вызванивал каких-то своих друзей, у кого могла быть свободная квартира.
   - ...У тебя подруга есть? - спрашивал Витюня у Насти, оторвавшись от трубки, - нету... Говорит, что нету. - Витюня сально хихикал: - Нет, на троих не захочет. Да просто на ночь перекентоваться... Ну ладно, пока.
   Явно назревала перспектива оказаться в роли бомжа. Без паспорта ни в какие гостиницы даже пробовать не стоило. Они посидели в баре, но Настя пила только кофе, наотрез отказавшись от спиртного, и так же категорически не соглашаясь на традиционный выезд за кольцевую. В этот момент Витю посетила идея:
   - Возле вокзала бабки толкают квартиры на ночь. Цены, правда, как за родную маму...
   Настя пошелестела оставшимися долларами в кошельке, глубоко вздохнула, и они поехали к вокзалу.
  
   После секса покурили в темноте, слушая, как журчит в поломанном унитазе вода, и ругаются соседи за стенкой. Пахло больницей и стариковским духом. Комната, похожая на стакан, щерилась уличными отблесками на высоченном лепном потолке.
   Витюня, удовлетворившись и покурив, сразу отвернулся и захрапел. А Настя, натянув колючее одеяло на голую грудь, неподвижно изучала игру теней на потолке. Она никак не могла отделаться от ощущения чужого дома, и от брезгливости к самой себе, к тому, что к ней прикасалось вот это вдруг ставшее ненавистным тело с вонючим ртом и проволочными подмышками, и что они сейчас лежат на простыни, на которой, может быть, сотни парочек до них...
   Настя всегда по-своему ложилась спать. Она обычно поджимала коленки к груди, скручиваясь калачиком, накрывала одеялом ухо и мечтала. Мечтала, даже когда очень уставала за день, и когда ужасно хотелось спать. Перед закрытыми глазами возникали картины другой, необычной и небывалой жизни. У нее даже были особые мечты для каждого своего настроения. Иногда, улегшись, спрашивала сама себя: ну что? О чем сегодня? Я - на острове? Или о красной машине? Нет, давай вот так: я - принцесса в замке...
   Сегодня Настю посетили другие мечты. Калачиком скрутиться не получалось - мешал Витюня. Старые, обычные мечтания тоже не приходили, этому противился чужой запах и колючее коммунальное одеяло. Но явилось другое. Вытянувшись на спине, глядя в потолок, Настины мечты понеслись туда, откуда появился белоголовый рыцарь. Интересно, как все там, откуда пришел Халем? Там, наверное, все по-другому...
   Посреди скал и лесов - высоченные замки с магами-волшебниками, королями и принцессами. В лесах живут эльфы, в подземельях - гномы, а на горных вершинах обитают мудрые драконы - хранители времени. Вот если бы он взял меня туда... Я была бы, конечно, принцессой. И утром мне приносили бы нектар в цветочных чашках смешные гномики, а эльфы одевали бы на роскошные белокурые волосы золотую корону...
   Или нет: это громадный город, с летающими машинами, полный роботов и чудесной техники. Там все люди счастливы, потому что обо всем заботится мировой разум. И можно запросто полететь в космос, открывать таинственные планеты. Настя представила себя в облегающем серебристом комбинезоне, и шлеме, с лучевым бластером в руках. Поодаль страшное инопланетное чудовище бросает в Халема огненными шарами, клубится синий дым.
   - Вот, получай! - кричит Настя и стреляет в монстра, еще и еще. Чудище страшно воет и рассыпается в прах. Настя подбегает к поверженному Халему, срывает шлемофон, целует его в губы: не умирай, только не умирай...
  
   Витюня всхрапнул, зашлепал губами и перевернулся. Затем вдруг вскочил, подняв ветер:
   - Сколько времени? Все, мне пора...
   Ударив по глазам, появилась жестокая хозяйка комнаты - голая лампочка-старушка на длинном запачканном известью шнурке из потолка. Настя не пошевелилась, ненавидяще глядя, как Витюня натягивает брюки. Только ее руки нервно шевелились под одеялом, сцепив пальцы, по привычке покручивая кольцо...
   Громкий и решительный стук в дверь прервал Витюнино копошение. Торопливый любовник так и застыл, скорчившись, надевая носок.
   - Кто это? - глянул на Настю выпученными глазами Витюня. - Неужели Вероника нашла? Сдал кто-то?
   Стук повторился. За дверью кто-то был, и тот, кто там находился, требовал немедленно открыть дверь. Казалось, что от этого стука полетели кусочки штукатурки и паутина с потолка. Было понятно, что через несколько секунд тот, кто пришел, просто вынесет дверь. В соседней комнате сильнее заворочались соседи.
   Витюня панически оглянулся на окно, и, убедившись, что оно наглухо закрыто решеткой, бросился к старинному пузатому шкапу.
   - Ты, ты открой... - зашипел в сторону Насти, оскалив зубы, прячась за мебельной дверкой.
   Настя вздохнула, встала в рост на постели. Запахнулась в одеяло, блеснув голым телом, и, соскочив на пол, пошла открывать.
   - Кто? - спросила у двери, уже повернув ключ. Но услышать ответ не успела. Дверь сразу распахнулась, и в комнату вошел...
  
   Под безжалостным светом лампочки Настя сразу заметила, что он вроде похудел и потемнел лицом. Боль оставила на камне явный след. Куда-то пропал длинный плащ; сейчас он был одет в короткую потертую кожаную куртку и джинсы. Сложно было теперь сказать о нем "белоголовый": свои необычные волосы он накрыл черной спортивной шапочкой.
   - Слушаю тебя, хозяйка Кольца. Ты меня звала, и я пришел.
   Настя заметила, что, произнося слова, Халем как-то необычно дергает щекой. От подбородка вверх, к уху, под щетиной протянулся свежий шрам.
   Что-то необычайное и светлое вдруг захлестнуло и заполнило Настю. Она кинулась на шею своего "раба", забыв придерживать руками одеяло...
   - А что такое? - вдруг раздался позади голос Витюни. Он уже успел вылезти из-за шкапа, одеть, наконец, носок и воинственно выпрямиться.
   - Слышь, чувак, ты, ващще-то, кто? - грозно приступил к незнакомцу Виктор.
   Настя обернула сияющее лицо.
   - Это мой... брат.
   - Брат... - подозрительно проворчал Витюня. И уже к Насте: - ты бы хоть закрылась, что ли?
   Настя проигнорировала слова Виктора, не замечая, что стоит совершенно голая. Затем спохватилась, оторвалась от белоголового, схватила одеяло, запахнулась.
   - Что же это... что же я... - очнувшись, залепетала Настя. Посмотрела на Виктора, затем на Халема, и вдруг покраснела.
   - Это Витя... - зачем-то стала объясняться перед Халемом, неопределенно махнув рукой по направлению к Витюне.
   Но ретивый стоматолог решил повернуть ситуацию по-своему.
   - Не понял... - протянул он, воинственно выгнув грудь. - Что - Витя? Что за Витя? Слышишь, я уже тридцать лет, как Витя. Слышь, ты? Ты нафига его сюда притащила? - напал Витюня на девушку.
   Халем молчал, как всегда безразлично ожидая приказаний, уставившись в одну точку.
   - А тебе что? - огрызнулась Настя. - Получил, что надо - и проваливай!
   - Чтооо? - протянул Витя. - Ах ты ж...
   Витюня глянул куда-то в сторону, вроде спрашивая у воображаемых зрителей: как назвать вот эту сучку после такого?
   И нашелся:
   - Да ты тварюка, животное. Только одно и умеешь!
   Стоматолог нервно подхватил пальтишко и двинулся по направлению к двери.
   - Халем! - вдруг бешено крикнула Настя, блеснув глазами. - Хал! Сделай так, чтобы он больше не появлялся.
   Но, прежде чем раб Кольца успел что-либо сделать, добавила, уже потише:
   - Только не убивай его. Пожалуйста.
   В этот момент Виктор как раз выходил из комнаты, специально со злости сильно толкнув плечом застывшего в дверях Настиного "брата". Не сдвинувшись с места, Хал вдруг схватил уходящего Виктора за сзади шиворот, потянул обратно в комнату, придав таким образом разбег, а затем, с силой раскрутив, вышвырнул мимо себя в коридор. Раздался ужасный грохот. По звуку угадывалось, как Витино тело рушило в темноте какие-то тазики и велосипеды.
   Через некоторое время поздние прохожие на улице Петровской могли наблюдать небезынтересную картину. В глубине двора в одном из парадных резко распахнулась дверь под воздействием летящего изнутри, с лестницы, необычного снаряда - молодого человека в мятом кашемировом пальтишке. Этот человек, вылетев из двери, довольно неудачно приземлился на асфальт, проехав лицом от самой двери почти до колес припаркованной рядышком во дворе старенькой "Нивы" и там замер, по-видимому, пребывая в тяжелейшем нокдауне. Следом за обладателем пальтишка из двери появился здоровенный детина, в обычном наряде всех хулиганов - кожаной куртке и черной шапочке. Здоровый схватил упавшего за пальтишко и поднял, прислонил к стене и там пока оставил. Затем ударом кулака выбил в машине боковое стекло, схватился двумя руками за дверку и вырвал ее с мясом. Обошел с другой стороны машины и то же самое повторил с другой дверкой, превратив тем самым обычную "Ниву" в открытый джип "сафари". Затем этот, в кожаной куртке, слегка присев, взялся за багажник автомобиля и легко приподнял его, понес, разворачивая "Ниву-сафари" передом к выезду со двора.
   Приготовив таким образом автомобиль, здоровяк взялся за молодого человека. Первым делом он его опять поднял. Распахнул его пальто, оборвав оставшиеся пуговицы. Достал из внутреннего кармана бедолаги мобильный телефон. Найденный аппаратик громила тут же разломал надвое, извлек из обломков карту, тоже ее тщательно изломал и выбросил. Обломки телефона обладатель спортивной шапочки засунул молодому человеку обратно в карман кашемирового пальто. После этого здоровяк схватил бесчувственного, перевернул, и засунул в машину на место водителя, но так, что голова последнего оказалась внизу, возле педалей управления, а ноги завернулись куда-то к лобовому стеклу. Потрогав какие-то рычаги внутри машины, здоровый быстро обошел ее кругом и сильно толкнул плечом. "Нива" бойко покатилась к выходу со двора, аккуратно вписавшись в узкий проезд...
   Настя, запахнутая в все то же колючее клетчатое одеяло, стояла на лестничной площадке, у окна, и наблюдала за происходящим во дворе. Ей хотелось плакать, потому что заканчивалась прошлая жизнь, все, что ее связывало с Витюней. Но она не плакала, а наоборот, счастливо улыбалась, потому что начиналось что-то новое, чем она была обязана вот этому заросшему щетиной белоголовому громиле, загадочному чужаку, уже ставшем для нее самым близким человеком.
  
  
  
   3.
  
   За городом, в роскошном особняке, окруженном собачьеглазыми охранниками и высоким забором с камерами наблюдения, в части дома, отведенной под зимний бассейн и тренажерный зал, находились сейчас три человека. Хозяин особняка, Михаил Рафаилович Лисович, известный в криминале как Миха, одетый в майку и тренировочные брюки, зло и натужно крутил педали тренажера под наблюдением роскошной брюнетки, хищной и стройной, облаченной в облегающее трико. Рядом напряженно ерзал на стуле молодой человек в строгом костюме и модном галстуке, теребя папку, разложенную на летнем столике.
   - Самохина Анастасия Павловна, - докладывал сидящий за столом, глядя в бумаги, - двадцать четыре года, родилась двенадцатого апреля, в селе Новая Николаевка Володарского района. Там же окончила среднюю школу. Отец - Самохин Павел Афанасьевич, инвалид труда, не работает. Мать - Самохина Вероника Ивановна, работает в конторе... Есть старшая сестра и младший брат...
   Докладчик коротко глянул поверх бумаг на хозяина - слушает ли? Это ли он хотел услышать? Но хозяин продолжал монотонно крутить педали, внешне не особенно обращая внимание на то, что читал человек в костюме.
   Немного ободренный, тот продолжал.
   - После школы поступала в технологический институт, не прошла по конкурсу. Вернулась к себе в деревню, работала воспитателем в детском саду. На второй год в институт опять не поступила, но в деревню больше не вернулась, осталась в городе, устроилась реализатором на рынок. Живет в съемной квартире, на Калинках, по улице Авиационной. Не замужем, детей нет, в браке не состояла, на учете в милиции, в наркологических или вендиспансерах не значится.
   Докладчик нажал на кнопку пульта, и на экране в углу зала появилось изображение той, о ком шла речь. В момент съемки Настя выходила с проездного двора на Петровской. Заметно было, что по времени это еще ночь или раннее утро. Тоненькая фигурка в голубой курточке пугливо пробежала мимо, и заторопилась по улице, придерживая рукой воротник. В какой-то момент камера выхватила ее лицо. Здесь изображение остановилось.
   Хозяин слез с велотренажера, обмахнулся полотенцем и остановился перед телевизором. Туда же, на экран, из-за спины своего подопечного бросила любопытный взгляд женщина-тренер.
   - А вот и новая хозяйка, - полувопросительно, полуутверждающе произнес опальный олигарх. - Ну что, красавица, а? Как она тебе, Игорек? Нравится? - В голосе Лисовича чувствовалась глухая угроза.
   Тот, кого назвали Игорек, позволил себе скептически усмехнуться, дескать, видали мы и не таких красавиц.
   - А что, очень даже ничего, - гнул свое пожилой, - малость худовата, недокормлена, а так - очень даже... Типичное русское лицо. Гляди, какие веснушки симпатичные. Натуральная блондинка, к тому же.
   И, повернувшись к докладчику:
   - Это что, все? Есть еще фотографии?
   - Михал Рафаилыч, пока, к сожалению... - Игорь замялся. - Наблюдение работает, через час будут свежие. Но здесь вот есть еще, вчерашнее. Взгляните, довольно интересные кадры.
   На экране сменилось изображение. Снимали из окна, сверху, скорей всего, откуда-то из чердака. Появился двор на Петровке, тот самый, где камера поймала выходящую утром Настю. Поплыли слегка засвеченные красным кадры: из двери парадного выпадает человек; высокий мужчина, в куртке и спортивной шапочке, обрывает двери на автомобиле, поднимает и несет...
   - Ну-ка, останови. - Пожилой подошел ближе к экрану. - Ага, а вот и наш Седой, - Лисович вздохнул и выругался. - Вишь, как бывает, Игореня...
   Наступила пауза, во время которой бывший хозяин Кольца молча созерцал изображение на экране.
   - Что там у тебя еще? - обернулся Михаил Рафаилович, глянув в упор на своего начальника службы безопасности.
   Игорь слегка растерянно мазнул глазами, кашлянул и стал читать дальше.
   - До настоящего времени Самохина проживала на улице Авиационной, в съемной квартире...
   - Слышь, а кто это? - перебив подчиненного, босс ткнул пальцем в экран, туда, где рядом с Седым скрючилась невзрачная фигурка в кашемировом пальто.
   - Это... некий Чирков, - Игорь заглянул в бумаги, - Виктор Алексеевич. Техник-стоматолог. До этого времени состоял с Самохиной в любовной связи.
   - В любовной связи? Так это она своего ебаря заставила выкинуть? - прищурил глаза Миха. - Наташка, вот ты бы так выкинула своего ебаря? - обратился он к брюнетке-тренеру, молча ожидающей позади свого часа.
   - Есть мужчины, которых не стоит выбрасывать. Никак и никогда, - вкрадчиво пропела спортсменка, сузив кошачьи глаза.
   - Вот, вот, и я говорю. Не стоит...
   После этих слов опять наступила пауза, по-видимому, у Лисовича появилась какая-то идея и он ее обдумывал. Игорь уже открыл было рот, чтобы продолжать свой доклад, но тут зазвонил телефон хозяина. Михаил Рафаилович, не спеша, взял со столика и приложил к уху мобильный.
   - Да.
   Он минуту послушал, затем переспросил:
   - На каком рынке?
   Послушал еще и нажал на кнопку отбоя. Повернулся к Игорю.
   - Вот, звонил начальник ГУВД. Наш Седой появился на Качинском.
  
  
   Да, на рынке что-то происходило. Три торговые улицу были закрыты. Возле рыночного отделения милиции с утра выстроились гуведевские машины. Особо навороченные из них проезжали прямо в ряды, туда, где стоял милиционер с автоматом, и висели красные лоскутки, обозначающие место происшествия. Периодически блестели фотовспышки; работали эксперты.
   Поговаривали, что приезд высокого начальства и вся сегодняшняя возня вызвана интересом к этой пусть необычной, но все-таки рядовой краже на рынке кого-то из первых лиц в правительстве. Откуда-то выползла фамилия самого Лисовича, опального миллиардера и олигарха.
   Нельзя сказать, что у экспертов было особо много работы. Точнее сказать. что ее вообще не было. Чего стоит сфотографировать пустое место! И местные милиционеры, и начальство из ГУВД, и самый главный человек на рынке - Марат Артазиевич в который раз разглядывали ржавые бока контейнеров, поставленных один на другой, образующие небольшое прямоугольное ущелье - место, где еще вчера вечером находился контейнер номер сто четыре. Теперь этого двойного контейнера, вместе с чердачным - не было!
  
   Охранники клялись своими мамами, что еще в четыре - пол пятого контейнеры были на месте. А потом... потом в те же четыре - пол пятого они пропали! Сравнив рассказы сторожей, получалось, что два двадцатитонника вместе с товаром загрузили и вывезли с территории рынка всего за две-три минуты.
   Ничего не складывалось, и ничего не было понятно. Кроме всего прочего милицейские эксперты обнаружили явные следы от крановых опор, а так же на месте остались комья грязи, отвалившиеся от рессор и колес контейнеровоза в момент надавливания груза... Получалось, что на рынок ночью заезжали мощный тягач и автокран, и проводились работы по демонтажу двух контейнеров. Но этого никто не видел и не слышал!
   К часам десяти по рынку полетела новость: нашли контейнеры! Где-то на свалке. Вся милицейская братия свернулась и срочно выдвинулась по направлению к городской мусорке, забыв возле пустого места на рынке молоденького сержанта с автоматом.
   - Да, не повезло китаезе, - гудел усатый Кузьмич, дожидаясь в толпе торговцев разрешения занять свои места. - Говорят, Чонька пропал вместе со всей своей династией. Да хрен с ним, с китайцем - кто их считает? А нас-то за что? Заработок-то уходит... Как вроде дневную выручку на благотворительность перевели.
  
   Той ночью, после изгнания Витюни, Халем на минуту зашел обратно в квартиру и сказал Насте, что она сейчас и вообще может делать все, что угодно, но он советует ей ложиться отдыхать, а завтра, в полпятого, ждать его на остановке у кинотеатра.
   - Ты увидишь то, что хотела, - добавил белоголовый и очень быстро ретировался из коммуналки.
   Настя отчего-то задавила в себе желание его остановить, помаялась еще немного на продавленном диване под пронзительные крики из соседней комнаты, и уснула.
   На следующее утро, в назначенное Халом время она подошла к остановке. Он был уже там, сразу распахнул дверку ждущего рядом такси, усадил свою спутницу и они поехали; как поняла Настя, за город.
   За вторым мостом, на трассе, белоголовый приказал таксисту остановиться, рассчитался и отпустил машину. Утреннее шоссе еще было пустынным. Мимо них проскочил мотоцикл с двумя пассажирами. Дальше они пошли пешком, свернув на усыпанную мусором дорогу к старой городской свалке.
   Рассветало, плыл клубами туман, оседая влагой на одежде. На обочине дороги из серого марева показывались изломанные ветки кустов, увешанные грязными полиэтиленовыми пакетами. Появился бетонный забор и проем в нем, с висящим поперек дороги облепленным грязью тросом, обозначающим ворота.
   Перешагнув через заграждение, девушка увидела сквозь туман высокие терриконы мусора, обступившие широкую площадку. На площадке стояли, тихо урча двигателями и пробивая туман габаритными огнями два больших автомобиля. В одном из них Настя узнала подъемный кран. На кузове другого, представляющем собой длинную открытую платформу, и еще на таком же прицепе виднелись две темные железные громадины, - контейнера, похожие на те, в которых она работала на рынке.
   Как только девушка со своим спутником ступили на площадку, позади них, в воротах, блеснули фары еще одного автомобиля. Старенький "Москвич" - пирожковоз с фургончиком лихо подкатил к грузовикам. Из кабины выбрались двое крепких парней в камуфляже, с натянутыми на лица шапочками с дырками для глаз.
   - Выгружать, что ли? - обратился к Халему один из них.
   Белоголовый молча кивнул.
   Похожие на спецназовцев действовали быстро и согласованно. Они открыли заднюю дверку в фургончике и вытащили оттуда около десятка измятых и сонных китайцев, мужчин и женщин, тут же, возле машины, построив их в две шеренги. Кто-то из пленников попытался заговорить по-китайски, но моментально получил крепкую затрещину и умолк.
   Халем, увидев, что зрители готовы, махнул рукой, и представление началось.
   Натужно заурчал двигатель крана, медленно поплыла вверх стрела. На одном из контейнеров, сверху, появились двое рабочих, зацепляя крюки тросов. Через минуту огромный контейнер поднялся в воздух, и лениво поворачиваясь, опустился на землю. Двое стропальщиков сноровисто вскарабкались на него опять и как-то по-другому зацепили крюки. Стрела снова потянула вверх, но теперь поднимая двадцатитонник только за заднюю часть, так, что двери оказались внизу.
   По мере того, как контейнер поднимался, двери все больше открывались. И, наконец, из этих раскрытых дверей сначала выпал прилавок, еще какие-то стулья, а затем хлынули знакомые Насте пачки китайских курток, образуя нарастающую гору.
   Отведя пустой контейнер в сторону, там его отцепив от крюков и бросив, монтажники полезли на второй.
   Настя отчего-то прятала глаза и никак не могла посмотреть на Чонь Ли, стоящего в первом ряду китайских пленников. Сколько раз она мысленно проклинала этого паука, называла его ублюдком и недоноском, желала всех бед, которые возможны на его уродливую плоскую голову. А сейчас ей стало жалко этого раздавленного человечка.
   - Хал... - дотронулась до рукава своего спутника Настя. - Может...
   Халем вопросительно глянул на Настю. И, наверняка, представление было бы закончено, если бы Чонька не усугубил свое положение и сам себе не подписал приговор.
   - Ссючка! - вдруг заорал Чонь. - Сючка, ворька! Минет делай, делай!
   Сильный удар сзади по шее опрокинул Чоньку на землю. Один из камуфлированных парней добавил по упавшему китайцу берцем. Другие пленники испуганно сгрудились и подались назад.
   Наконец, и со второго контейнера было вытряхнуто содержимое, и он лег, покосившись, на мусорные кучи рядом с первым. Грузовик и кран поспешно уехали.
   Чоньку к этому времени подняли и подвели к огромной куче его родного барахла, которое те же монтажники, перед тем как уехать, щедро окропили горючим.
   Один из камуфляжников открыто достал Макарова и передернул затвор, направив ствол в голову Чонь Ли. Другой рукой бросил к ногам китайца коробок спичек.
   - Сам. Или это, - спецназовец показал на пистолет.
   Чонь медленно присел и стал шарить руками по земле, выискивая коробок, не отрывая глаз от дула пистолета.
   - Стой, - вдруг проговорил Халем, - подведи его сюда.
   Спецназовец схватил Чоньку и поставил перед Халом и Настей.
   - Отдай ему деньги.
   Второй камуфляжник достал из кабины "Москвича" прозрачный полиэтиленовый пакет, до половины заполненный россыпью скомканных долларов и рублей. Поверх пачек с деньгами лежало несколько паспортов. Увидев этот пакет, китайский хор Чонькиных родственников тут же начал дружно подвывать. Охранник вытащил паспорта и оставил у себя, а пакет с деньгами всучил Чонь Ли в руки.
   - Твои деньги? - строго спросил Халем. И, не дожидаясь ответа, продолжил, - нужно оплатить работу и рассчитаться с долгами. Значит так. За доставку контейнеров в экстремальных условиях - шесть тысяч долларов. Крановому, водителю грузовика и монтажникам. Считай.
   Чонька затравленно оглянулся, сотрясаясь крупной дрожью, и не видя никакого для себя спасения, принялся отсчитывать деньги.
   - Отдай ему, - Хал указал на охранника, - он передаст.
   - Теперь за проезд в такси, - Хал показал на "Москвич", - одиннадцать пассажиров. А так же за бухгалтерские услуги. Ваши деньги считали? - и сам ответил, - считали. Собирали - собирали. Так что давай людям то, что они заработали. За проезд - пять тысяч, и за подсчет - тоже пять. Всего десять. Дорого, конечно, но зато быстро и надежно.
   Чонька долго молча отсчитывал, и, наконец, отдал камуфлированному указанную сумму.
   - Теперь она.- Халем показал на Настю. - За сколько дней ты ей должен зарплату?
   Китаец молчал, опустив голову. Один из парней слегка поддал ему сзади по печени:
   - Отвечай!
   Чонька от удара согнулся, затем выпрямился, зло блеснул и забегал черными щелочками, но, поймав взгляд Халема, опять сник и прошепелявил:
   - Цетыле дня.
   Хал глянул на охранника. Тот еще раз стукнул китайца.
   - Нет, нет, десат... - Чонька опасливо оглянулся, и сразу поправился, - цетылнацать дня.
   - Сколько он платил тебе за день? - спросил Халем у бывшей Чонькиной работницы.
   Настя немного помолчала, но ответила пересохшими губами:
   - Триста пятьдесят.
   - Долларов?
   Настя горько усмехнулась, дескать, каких долларов? Наших, отечественных.
   - Давай, за четырнадцать дней, - приказал Халем китайцу.
   Чонька отсчитал без малого пять тысяч отечественных.
   - Давай, давай. Ей давай, - и к Насте: - А ты пересчитай. Правильно?
   Она опустила деньги, не глядя.
   - Правильно...
   Ей отчего-то было ужасно стыдно и неловко присутствовать при этих разборках. Страха никакого не было, она испугалась только в один момент, сразу, когда из контейнера начали сыпаться куртки. Настя в тогда даже сжалась вся и закрыла глаза. А теперь ей было просто противно. Хотелось быстрее уйти отсюда и закончить все это безобразие. Деньги в руке жгли огнем; даже свои, честно заработанные. Она никак не решалась куда-то из положить, так и держала в руке, как какую-нибудь дохлую мышь.
   Хал между тем продолжал:
   - А теперь ей же, за моральный ущерб. За то, что обманул и испортил репутацию честной девушки, и вообще, за то, что она с тобой, обманщиком и дурилой соглашалась работать. Сколько раз ты ее использовал, как женщину?
   Настя вспыхнула еще больше и отвернулась. Китаец молчал, бросив испуганный взгляд в сторону своей плосколицей жены.
   - Не быль такой...
   - Так значит, ты ее оклеветал? Что теперь нужно делать?
   Чонька обреченно вздохнул.
   - Палати нада...
   - Еще пять тысяч. Долларов. Считай.
   Несчастный китаец опять полез в пакет. Но денег там осталось уже не так много. Чоньке пришлось выбрать почти все долларовые купюры, чтобы набрать необходимую сумму. Пока ее бывший работодатель копошился в целлофане, Настя рассерженной кошкой вцепилась в рукав Халему. Отчаянно зашептала:
   - Мне не нужны его деньги...
   Белоголовый безразлично отмахнулся.
   - Ничего, не захочешь брать - выбросишь.
   И к Чоньке:
   - Быстрее давай!
   Наконец, китаец протянул Халему требуемую сумму. Через прозрачные стенки пакета было видно, что там остались сиротливо лежать только рубли.
   Хал, не особенно раздумывая, взял доллары и протянул Насте. Она отскочила назад, как от змеи. Белоголовый, никак не удивившись, сам взял из рук Чоньки доллары и положил себе в карман.
   - Я ей передам, - успокоил китайца Хал. И, обращаясь к охраннику, - забери у него остальное.
   Камуфляжный вырвал из рук Чонь Ли пакет с остатками денег. Халем спокойно объяснил главе китайского семейства:
   - Это вам на билеты до Пекина. Вам купят. Улетят все. Кому не хватит, тех зайцами отправим. А теперь... - Хал пристально посмотрел на желтолицего, - теперь ищи спички и зажигай.
   До Чонь Ли не сразу дошло, что это еще не все, что ему все-таки предстоит сжечь собственный товар своими же руками. Он упал на колени:
   - На нада товар зажигай! Не нада!
   Охранник схватил тщедушного китайца за шиворот и поволочил к куче, ткнул его лицом в землю. Снова достал пистолет. Чонька закричал дико, пронзительно, подхватил с земли коробок, чиркнул спичкой и бросил в куртки. И от этой спички сразу побежал веселый огонек, захватывая выше и выше, вдруг выбросив синеватое пламя. Занялось быстро и сразу. Настя, не глядя, услышала, как затрещало и зашипело, запахло паленой пластмассой, а затем потянуло жаром.
   Хал скрестил руки, подавая своим помощникам какой-то знак.
   - Все, представление закончилось, - объявил пленникам один из камуфляжников. - Все в машину.
   Китайцы испуганно полезли в кузов. "Москвич" шатался и принимал в будку китайскую семью. Чоньку затащили в машину его же родственники одним из первых. Но отчего-то трое пленников не поместились: или будка стала меньше, или китайцы от переживаний потолстели.
   Камуфлированный навел на оставшихся пистолет и объявил:
   - Кто не поместится, пристрелим и бросим в огонь.
   За несколько секунд в будке поместились все.
   Помощники Халема захлопнули и закрыли на засов заднюю дверь и запрыгнули в кабину. Москвич натужно застонал двигателем и тронулся, выезжая из мусорки.
   - Идем, - сказал Халем, увлекая Настю к дороге. - Тебе тоже пора уходить. Я выполнил твое желание.
   Вскоре площадка на свалке опустела. Разгорелся и пылал до неба огонь, найдя для себя великолепный горючий материал - китайские куртки. У подножия мусорных терриконов остались только выпотрошенные контейнера, на стенке одного из которых при свете пламени явно виднелась нарисованная краской цифра сто четыре.
   За забором, там, где от бетонной плиты отвалился небольшой уголок, кто-то зашевелился, и погас отблеск костра в оптическом глазке.
   - У нас все... - раздался приглушенный голос. - Они уходят. Двое на "Москвиче": пикап, красного цвета, госномер: пять, семьдесят два.... В кузове - одиннадцать заложников. Предположительно, по направлению к аэропорту. Да. Наш объект двигается в сторону водохранилища, пешком. С нею Разрушитель. Встречайте.
   Двое отделились от забора, свернули видеокамеры, вытащили спрятанный в кустах мотоцикл и торопливо уехали в сторону города.
  
   Они шли к трассе, но по какой-то другой дороге, петлявшей по леску, а затем по заброшенному полю, поросшему кустарником. Все выше поднималось солнце, разгоняя клубы утреннего тумана. Идти пришлось долго. Настя молчала, обдумывая произошедшее и переживая все заново. Халем тоже шагал молча, глядя прямо вперед, никак не удостаивая свою спутницу внимания. На его лице совершенно ничего не отражалось, только раннее солнце играло на каменных скулах, застревая в седой щетине на щеках. Наконец, Настя не выдержала и спросила:
   - Послушай, а куда повезли китайцев? Их что, убьют где-нибудь?
   - Нет, не убьют. Им купили билеты на рейс до Пекина. Они уже в воздухе, только что взлетел их самолет.
   - Но ведь до аэропорта... - произнесла Настя, желая возразить, что они никак не успели бы за каких-нибудь десять минут доехать до аэропорта через весь город, но осеклась, вспомнив, какие фокусы Хал может вытворять с временем. И спросила:
   - А как же они прошли регистрацию, и таможню...
   - При большом ускорении объект внутри сферы невидим с близкого расстояния.
   - А эти, двое, в камуфляже, кто они? Их же поймают...
   - Когда я выполнял приказы прошлого хозяина Кольца, ко мне была приставлена специальная группа. Эти двое - из этой группы, но сегодня они работали не на хозяина, а просто оттого, что им заплатили. Они где-то угнали автомобиль, собрали китайцев на их квартире, отобрали у них деньги и документы и привезли всех на свалку. После того, как все закончилось, они в сфере ускорения отвезли китайцев в аэропорт, посадили на самолет, и вышли перед самым закрытием бортовых люков, убедившись, что их подопечные улетели. После этого я снял с них временное ускорение. Автомобиль, скорей всего, подбросили владельцу.
   Помолчали. Ветерок относил и сдувал запахи мусорки. Пахло прелой листвой и свежей весенней землей. Настя вдруг заметила, что вокруг начинает хозяйничать весна. Сквозь черное и тусклое, через отжившее и растоптанное временем проявляется новая жизнь. На ветках уже проснулись, подошли, и вот-вот начнут пробиваться почки. Новая жизнь? Неужели не будет больше этого вампиреныша Чоньки, и китайского рынка, и подъемов в три утра?... Настя глянула на своего спутника. Шагает молча, здоровенный, под курткой мышцы шевелятся, глухой и безразличный ко всему. Скосила глаза на кольцо: вот оно, на месте. Только надолго ли вся эта сказка? Вдруг он возьмет и не появится?
   - А почему ты не приходил, когда я тебя вызывала?
   Тот, кто называл себя рабом кольца, тут же стал объяснять, как вроде ждал этого вопроса:
   - Я говорил, что мои возможности не безграничны. В тот момент, в сквере, когда на тебя напали люди бывшего хозяина, я успел только поставить защиту вокруг тебя, но сам попал под обстрел. Переход в состояние ускорения тоже требует определенного времени и усилий. Убить меня они не смогли, но нанесли серьезный ущерб. Пришлось уходить в параллельный временной слой и там восстанавливаться.
   Настя долго обдумывала сказанное. До нее не вполне доходило, что значит "параллельный слой" и вообще она мало что понимала, когда Халем начинал говорить о всяких загадочных вещах. Но отчего-то ей очень хотелось во всем этом разобраться, а в особенности в одном вопросе. Это ее на данный момент интересовало больше всего.
   Настя спросила:
   - А там, в "параллельном слое", у тебя есть женщина?
   В ответ Халем все так же монотонно прогудел:
   - Я не могу ответить на твой вопрос, так как он бессмыслен.
   - Почему же "бессмыслен?" Я разве что-то не то спрашиваю? Ладно, не хочешь, так не отвечай, я просто так спросила, - надулась Настя.
   Но Халем все-таки решил объяснить.
   - "Параллельный слой" - это не то место, где кто-то может быть или не быть. Просто я сдвинул вокруг себя хронос на несколько минут. И оказался в другом потоке. Там нет всего того, что существует здесь. Там вообще ничего нет. Это можно сравнить... с настройкой радиоволны. Волна или есть, или ее нет, чистый эфир. Но мне нужно было восстановиться. И я пробыл вне этого мира семь с половиной ламид, что соответствует чуть более четырем ваших месяцев.
   - Так долго? - удивилась Настя.
   - Разве я отсутствовал долго? - ответил вопросом на вопрос Халем. - Четыре месяца прошло для меня, но я находился в сфере замедления... Для тебя прошло всего несколько часов.
   Настя совершенно запуталась. Ускорение, замедление... Когда-то в школе она была отличницей и лучше всех знала математику и физику. Но дальше в ее жизни знания алгебры под влиянием рыночных наук трансформировались в простое умение считать сдачу для покупателей китайских курток. А вот насчет ускорений всяких...
   Она решила больше о подобных вещах не спрашивать. Из смутных и непонятных ответов Халема она поняла одно: у белоголового нет никакой женщины и быть не может. Тогда у любопытной Насти возникло другое, совершенно дикое предположение. Раз у человека нет женщины, значит он...
   - А ты вообще кто? Может ты... робот? - Настя вспомнила фильм о Терминаторе.
   - Нет, - Насте показалось, что Халем усмехнулся. - Я такой же биологический объект и мой организм подобен человеческому. Отличие в том, что я получаю энергию не из биологической массы, а непосредственно из временных потоков, за счет колебания временных пластов. Я не нуждаюсь в человеческой еде и никогда не сплю, имею гораздо большую физическую силу, чем в обычном человеке, мой мозг имеет гораздо большие возможности к анализу и усвоению информации. Таких, как я, у вас называют многими именами: духи, ангелы, боги, демоны...
   - А этот твой мир... какой он?
   - В моем мире каждый стремится к совершенству, понимая, что абсолюта достичь невозможно. Именно из-за стремления познать и приблизиться к истине, я и дал клятву служить хозяину Кольца в этом закутке временного измерения. Истина не всегда проявляется в совершенном...
   Как только Хал начал разглагольствовать о высоких материях, Настя поняла, что опять сделала ошибку, спросив о его мире. То, что он рассказывал никак не связывалось с ее мечтами о принцах и астронавтах в облегающих комбинезонах. Халем, между тем, продолжал, и уже добрался до совершенно странных вещей. "Какой же он чудак" - думала про себя Настя, и ей отчего-то стало светло и спокойно. Она сорвала сухой стебелек, и шла, помахивая им, делая вид, что слушает своего спутника.
   - В этом временном потоке люди еще не научились управлять временем. Они бессознательно повышают темп, не замечая, и не подозревая, что их время летит все быстрее, самопроизвольно ускоряется. Промежуток между рождением и смертью у вас становится все меньше. Но время течет для каждого с разной скоростью. У вас тоже есть такие, кто приблизился к разгадке. Стоит остановиться, перестать спешить - и время успокаивается, замедляет ход. У вас это называется медитация, достижение нирваны...
   - Послушай, расскажи мне о той... графине. Что было дальше?
  
   * * *
  
   Ночь накрыла землю и съела луну, тревожно ухая совой на крыше донжона. Внутри восточной башни замка, в маленькой молельне, горела одинокая свеча перед распятием, с трудом отодвигая в углы комнаты застоявшуюся темноту. У молитвенного столика склонилась одинокая женская фигура, покрытая темной накидкой.
   Казалось, что женщина истово молится. Но, спрятавшись здесь в одиночестве, мадам Антуанетта, графиня де Ла-Рок, сейчас была занята не молитвой. Повернувшись так, чтобы свет пламени освещал ее руки, она усердно пыталась что-то сотворить с одним из своих пальцев. У нее не получалось; Антуанетта яростно вскинулась, даже заскрипев зубами, встряхнула руками, будто отбрасывая от себя нечто мерзкое и отвратительное, закрыла в порыве отчаяния лицо ладонями... Затем стала на колени, устремив заплаканное лицо к распятию, и зашептала молитву. Однако, как только она подняла руку для крестного знамения, пламя свечи затанцевало и выстрелило в глаза на диковинном украшении, сжимающем палец... Графиня подавила крик отчаяния, опять взмахнула рукой, и отвела прочь, подальше от глаз, как будто хотела навсегда избавиться от собственной плоти, помеченной неизвестно чем, а скорей всего - печатью дьявола. Можно ли осенять себя крестом, сотворенным оскверненной ладонью?
   Кольцо. Массивный червонного золота перстень, с замысловатыми символами по кругу. К Антуанетте он попал вчера, у постели умирающего комедианта.
   - Я завещаю его Вам, - прохрипел старик, и вскоре Терезия, фрейлина, подняла и подала графине коварное золото. Графине запомнился тот, другой, который тоже находился возле умирающего. Высокий и сильный простолюдин, комедиант. Но в нем Антуанетта вдруг разглядела и почувствовала нечто такое, что подобно вспышке врезалось в память и засело ледяной иглой в сердце. Может быть, страх? Да, наверное, страх. Она испугалась себя, замужней женщины, высокородной графини, способной вот так принять в себя безумную мечту о близости с шутом...
   В детстве Антуанетту звали Анит. Она родилась в знатной, но обедневшей семье ла Васкон, в Сент-Жаке. В четырнадцать ее выдали замуж за наследника графа де Ла-Рок, чтобы поправить положение семьи. Однако никаких выгод от этого брака ее отец не получил: вскоре Сент-Жак и Ла-Рок разделила политика. Набожные католики ла Васконы оказались в партии кардинала Мазарини, а владетели Ла-Рока отчаянно упирались на Фронду. Анит совсем не интересовалась государственными делами.
   Она почувствовала свою женскую сущность очень рано. В пятнадцать в первый раз понесла, но родила девочку, за что была жестоко избита супругом. Малышка родилась слабенькой и вскоре умерла, а графиня потеряла способность к деторождению. Из-за этого граф стал ее открыто игнорировать, зачастую, после вина, называя пустой телкой, и святошей для плотских утех, не стесняясь откровенно водить в свою спальню женщин мимо покоев графини.
  
   Она стояла на коленях, на каменном полу у молельного столика. Слезы капали из закрытых глаз. Вот оно, скорое и беспощадное наказание Господа за минутную слабость. "Не протягивай и мизинца своего Сатане; ибо врагу рода человеческого достаточно твоего мизинца, чтобы завладеть бессмертной душою..." - так говорил падре Игнасий в проповеди. Да, сбылось.
   Что, что дальше? Как спастись? Перед мысленным взором Антуанетты возникло видение: костер, на котором месяц назад сжигали на медленном огне сельскую ведьму. Она кричала... Как она кричала! Когда огонь добрался до босых ступней, и скользнул дальше, под подол изорванной юбки, она начала биться в цепях, и ужасно, нестерпимо жутко кричать... Этот крик боли до сих пор стоит в ушах. И вот теперь она, Анит, мадам Антуанетта, истовая католичка попалась в дьявольские цепи...
  
   После того, как старый комедиант умер, графиня позаботилась, чтобы он был достойно похоронен на сельском кладбище, но сама на похороны не пошла. О кольце она вспомнила только сегодня, думая о том молодом актере. И, вспомнив, зачем-то надела кольцо на палец.
   Как только золотой обруч коснулся ее кожи, она почувствовала... Да, она сразу почувствовала, что Сатана протянул руку к ее душе. Все ее тело пронзила горячая волна; так бывает только тогда, когда входит мужчина... Почти забытое чувство. В тот момент она затрепетала и даже на некоторое время потеряла сознание, ощутив дикое, шальное наслаждение...
   Антуанетта подняла голову и посмотрела на лик Святой Девы затуманенными глазами. Свеча в молельне сквозь слезы плыла разноцветными радугами. Графиня встала с колен, подошла к ларцу, стоящему на подставке в углу комнаты, и достала оттуда маленький кинжал. Положила руку на столик, примерилась клинком к среднему пальцу, стараясь не смотреть на дьявольское кольцо. Закрыла глаза, и...
   - Позволь объяснить тебе предназначение Кольца, госпожа! - раздался в молельне негромкий мужской голос. Женщина испуганно обернулась.
   Он стоял позади, скрестив руки на груди, высокий и сильный, одетый в ту же, что и на арене, холщовую рубаху с расстегнутым воротом и узкие брюки. На его лице не выражалось никаких чувств, казалось, скудный свет пламени играет на каменном изваянии.
   - Не спеши, выслушай своего раба, - добавил актер, и низко поклонился.
   - Как ты сюда проник? - высокомерно начала графиня, чувствуя, как по спине побежало липким холодом, и вдруг осеклась, поняв, что этот может проникнуть везде.
   Наступила тягучая пауза, во время которой Антуанетта отступила в угол, затравленно оглядываясь, пыталась собрать воедино свои чувства и мысли. Ее неожиданный собеседник так и застыл в поклоне, опустившись на одно колено и склонив голову.
   Графиню сотрясала крупная дрожь. Даже в полутемной комнате было заметно, насколько побледнело ее лицо. Наконец, она выдохнула, безумно сверкнув очами.
   - Я тебе не подвластна, враг людской! Поди прочь, порождение ада! - женщина порывисто начала осенять себя крестным знамением, не обращая внимания на блеск кольца на руке, и зашептала молитву. Затем она схватила со столика серебряный крестик и протянула его перед собой, вроде этот символ мог защитить ее от напасти.
   - Ты ошибаешься, Хозяйка Кольца, путая меня с персонажами твоих религиозных верований. Но, если хочешь, можешь считать меня ангелом. Вот, посмотри.
   Актер повернулся к алтарю, и несколько раз неумело перекрестился, так же как и минуту назад сама графиня, по обычаю добрых католиков, открытой ладонью, и поклонился распятию. Женщина подозрительно наблюдала за его движениями, не опуская крестика. Спиной гость заслонил пламя свечи. И в неверном свете ей вдруг показалось, что на его голове засветились волосы, а белая рубашка вздулась, как будто проявив крылья. Анит внезапно захлебнулась воздухом и потихоньку осела на пол, уронив серебро.
  
   Когда графиня очнулась, ее гость все так же стоял перед алтарем, повернувшись к ней спиной. Женщина вздохнула, провела ладонями по лицу, и потихоньку стала подниматься, путаясь в юбках и упавшей накидке. Услышав, что она пришла в себя, бывший комедиант повернулся, и протянул ей руку.
   Когда графиня дотронулась до его кожи, ей показалось, что она коснулась к чему-то неживому. Как будто камень или металл оказались ей упором. Нет, рука у ангела оказалась не холодной; было такое ощущение, будто ее рука лежит на поверхности драгоценного дерева - теплого, и в то же время твердого.
   - Выслушай меня и позволь объяснить тебе, госпожа, существо Кольца, - в третий раз предложил бывший актер, и на этот раз Антуанетта не сказала ничего, жадно утопив взгляд в лицо своего гостя.
  
   В рыцарском зале шумел пир. Антуанетта сидела в господской, и вместе с фрейлинами
   перебирала пряжу. До женщин доносились пьяные крики, свист флейты и хохот рыцарей. Иногда кто-то стрелял из аркебузы; при звуках выстрелов фрейлины вздрагивали и виновато-смущенно поглядывали на графиню. Там, в каминном, происходило новое развлечение, придуманное графом.
   Где-то в деревнях лихие друзья графа де Ла-Рок собрали несколько распутных девок, вырядили их в шаровары, размалевали лица, дали в руки палки и заставили драться между собой, иногда подстегивая ударами плетей и выстрелами.
   - Сегодня у них весело, - нарушила тягостное молчание одна из фрейлин, но, взглянув в сумрачные глаза хозяйки, тут же осеклась.
  
   Антуанетта истово молилась, стоя на коленях, иногда прикладываясь губами к кольцу. Затем легла, погасив свечу. Но уснуть ей долго не удавалось. В уши непроизвольно вливались хохот, женский визг и рев рыцарей в нижнем зале. Далеко за полночь, наконец, затихло.
   Вдруг, сквозь полудрему, Анит услышала тяжелые и уверенные шаги за дверью. Сон мгновенно улетел; она узнала своего мужа, графа, - это его походка. Распахнулась дверь, повеяв сквозняком, в комнате заплясали отблески приближающейся свечи. Вот как, не прошло и года, как он вспомнил о ней... После свидания с грязными простолюдинками... Антуанетта притворилась спящей. Граф постоял над ней, покачиваясь, источая запах паленого мяса и винный дух. Сыто рыгнув, он тяжело уселся на кровать. И вдруг сорвал со спящей одеяло и отбросил в сторону.
   Анит вскочила и сжалась в уголке, обхватив руками колени, щурясь на пламя свечи. Граф, ничего не говоря, повелительно указал на свои ботфорты. Антуанетта на миг протестующе подалась назад, но затем покорно вздохнула и спустилась с постели. Став на колени, она начала стягивать мужу сапоги.
   Он протянул руку и схватил ее за волосы. Потянул, молча втащил на кровать. От возмущения воздуха пламя свечи затрепетало и погасло.
   - Нет, нет... - хрипло зашептала Анит, пытаясь вырваться, но пьяный наотмашь ударил ее по лицу, а потом еще, в живот, и еще, повернул к себе спиной, с силой сдавив шею...
  
   В старой часовне замка Ла-Рок гнездилась тишина, нарушаемая лишь шорохом голубиных крыльев на крыше. Горели свечи перед распятием, выхватывая из полумрака вырезанное из темного дерева изображение Христа с подрисованными краской подтеками крови из-под тернового венца.
   В исповедальне слышались тяжелые вздохи и приглушенный плач. Мадам Антуанетта, графина де Ла-Рок, в неурочное время вдруг пришла к пастору на исповедь.
   - Оно давит... Оно давит, давит сердце, выжигает душу... - в голосе за шторкой слышалось отчаяние.
   Падре Игнасий хмурил брови и молчал, в волнении закусывая губу, теребя крест на груди. Он уже больше десяти лет пребывал в сане пастора Ла-Рока, но с подобным случаем сталкивался впервые. Кольцо... Кольцо Сатаны на руке у мадам... Нужно срочно спросить совета у отца настоятеля.
   Мадам Антуанетта, перемежая слова приглушенными рыданиями, продолжала:
   - Он является ко мне, стоит только повернуть кольцо. Я... я подумала, что он ангел Господень. Я желала его... Всем сердцем, и помыслами, и плотью...
   Потом... граф избил меня. На следующее утро я вызвала демона и приказала убить моего мужа. Но так, чтобы никто не заподозрил в этом меня.
   Я не успела даже выйти из комнаты, как он появился у ворот замка, переоблачившись в знатного дворянина. Вскоре они уже о чем-то беседовали с графом. А еще через некоторое время они дрались на дуэли, и шпага демона пронзила графа в самое сердце.
   Я, только я виновата в смерти графа. Святая Дева, помилуй меня и спаси...
  
   - Через три месяца графиня де Ла-Рок была обезглавлена, как уличенная в колдовстве и сговоре против кардинала, - продолжал рассказывать Халем. - Замок отошел церкви. После смерти Антуанетте отрубили и сожгли правую руку. Но в пепле инквизиторы не нашли страшного для них кольца; год спустя оно откуда-то появилось у ростовщика, который ни разу так и не попробовал его надеть, и вскоре расстался с ним при весьма загадочных обстоятельствах...
   - А разве ты не мог ее спасти? - спросила Настя.
   - Я мог бы ее спасти. Но та, что была хозяйкой кольца, сама приказала не мешать божьему промыслу. Я выполнил ее приказ.
  
  
   Пока Халем рассказывал, они дошли до какого-то забора, за которым виднелось запыленное двухэтажное строение с побитыми окнами, похожее на водокачку или что-то этому подобное. Из земли выходили и загибались внутрь здания толстенные трубы, местами оголившиеся, а местами обмотанные изоляцией. Возле одной из таких труб, с тыльной стороны забора, прилепился шалаш, собранный из веток, картонных ящиков и старой полиэтиленовой пленки. Земля возле входа в шалаш была утоптана, рядом в камнях горел костерок. У огня сидел оборванный и грязный бомж.
   - Смотри, вот человек, для которого время остановилось. Он будет жить гораздо дольше, чем другие, хотя, возможно и умрет раньше, - показал на бродягу Хал. - Да, истина не всегда проявляется в совершенном.
   Они пошли дальше, оставив позади водокачку, и старика, и все, что уже прошло и потерялось в беге времени. Впереди показалась асфальтированная дорога. Они свернули на нее и зашагали к городу. Вскоре перед ними выросли привычные многоэтажные дома, собравшие в оконное стекло все золото утреннего солнца.
  
  
  
  
   4.
  
   Большая милицейская возня по поводу кражи контейнеров на рынке закончилась так же быстро, как и началась. Контейнера нашли в тот же день, на городской свалке; Марат Артазиевич, покряхтев и повозмущавшись, прислал кран и контейнеровоз и поставил "малые архитектурные формы" на то же самое, сто четвертое место. Через пару дней там уже торговали другие арендаторы, тоже китайцы. Чонь Ли, бывший съемщик сто четвертого торгового места, пропал; однако через неделю от него директору рынка пришло письмо, в котором совершенно понятно, китайскими иероглифами было написано, что он, Чонь Ли, решил свернуть свой бизнес в городе и выехал в Китай, вместе со всем своим имуществом. Никаких претензий к кому-либо не имеет. К письму были приложены ксерокопии авиабилетов. Сверив все по данным регистрации в аэропорту, милиция радостно вздохнула и отказала в возбуждении уголовного дела по факту кражи. По поводу исчезновения китайской семьи дела никакого и не думали заводить; никто никуда не обращался и никак не обеспокоился. Пропали, так и пропали, десятком нелегалов меньше. Материалы по-быстрому сдали в архив, где они тут же благополучно потерялись. Все вроде затихло.
   Но следует сказать, что на этом неприятные события, связанные с Качинским рынком не закончились. В милицию обратились родственники четырех работников одной очень серьезной частной охранной фирмы. Все четверо исчезли несколько дней назад, при весьма загадочных обстоятельствах, так же как и автомобиль, на котором они уехали. Как удалось выяснить заявителям, их родных видели в последний раз именно на Качинском. Трое парней вывели из местного отделения милиции какую-то невзрачную девицу, и усадили в машину, где ждал четвертый, водитель. Но дальше следы обрывались; ни в своей фирме, ни дома, ни в каком-либо другом месте эти числящиеся охранниками не появлялись. Мистика, да и только! Милиционер Паша, который до этого был замечен с пропавшими парнями, настойчиво отмораживался; дескать, знать ничего не знаю, никаких девиц никуда не водил, никого не видел.
   В милиции отказались принимать заявления, мотивируя тем, что человек может быть признан безвести пропавшим только через полгода, и посоветовали подождать.
   - Явных признаков, что в отношении ваших родных совершено преступление, в деле не усматривается, - сыпал официальной канцелярщиной районный прокурор перед заплаканными женщинами, которые пришли жаловаться на внутренние органы. - Может, они и появятся где-то, может, они в срочную командировку уехали. У них работа, - прокурор многозначительно потыкал пальцем себе за спину, - с госбезопасностью связана. Так что ожидайте. Если через полгодика не появятся - будем заводить дело по розыску безвестно отсутствующих.
   Оставалось, конечно, еще одно загадочное преступление, которое вызвало большой резонанс в городе, и от которого веяло явной чертовщиной. Другой окружной прокурор, увидев материалы о перестрелке и убийстве официанта ресторана "Медея" в сквере на Калининском бульваре, посерел лицом, смачно выругался, отчего-то назвав тех, кто осматривал место происшествия и допрашивал очевидцев "дебилами", и сделал заключение:
   - И я тоже скоро вместе с вами стану дебилом. Кто исчез? Как исчез? Нет в процессуальном кодексе такого слова - "исчез"!! И писать это слово надо без буквы "ща"! Его вообще не надо писать в процессуальном документе!
   Но вскоре прокурору кто-то позвонил, и после этого телефонного разговора старший советник юстиции значительно повеселел, оставил свои сомнения по поводу буквы "ща" и "дебильности" или "не дебильности" происходящего, пустил дело на самотек и вскоре о нем совершенно забыл, автоматически поставив в отчете, в графе нераскрытых, вместо цифры "81" цифру "82".
  
   Первым желанием Насти, которым она озадачила Халема после произошедшего на городской свалке, стал поиск жилья. "Мне негде жить. Мне нужна квартира" - так очень просто сформулировала Настя свой приказ, как только они вошли в город и остановились, чтобы на конечной остановке подождать маршрутку. Халем лишь уточнил "Где?" Услышав, что Насте все равно, но только не в Калинках, Разрушитель оставил ее в здешнем кафе (посидеть на скамеечке в сквере Настя наотрез отказалась) и исчез, и не волшебно-временным способом, а попросту вызвав радиотакси по своему мобильному.
   Через полчаса Разрушитель вернулся, и, не отпуская машину, забрал Настю. Они поехали в центр. Там, на одной из тихих улиц, недалеко от посольства какой-то страны, Халем отпустил такси и повел Настю в подъезд нового дома с замысловато сияющим стеклянным фасадом и подземным паркингом. Пройдя мимо консьержки, которая, увидев девушку, заулыбалась ей, как вроде бы в подъезд вошел Президент страны, они на лифте поднялись на девятый этаж, вошли в бронированную дверь, которую Халем открыл имеющейся у него электронной карточкой и оказались в роскошных апартаментах.
   Настя поначалу даже не поняла, что это квартира. Ей показалось, что она находится в каком-нибудь мебельном магазине или в зале ресторана. Из широкого, как футбольное поле, холла вело несколько дверей в другие комнаты. Здесь же начиналась витая лестница на второй уровень. Мебель в квартире стояла завернутой в чехлы, как будто хозяева надолго отлучились, или вообще собрались переезжать.
   - Это квартира? - удивилась Настя, - Ого! - вырвалось у нее.- А кто здесь живет? - спросила.
   - Теперь здесь живешь ты, - ответил Халем.
   - А как же... - растерялась хозяйка Кольца. - И надолго?
   - Насовсем. Это твоя квартира. Собственная, - огорошил Настю ее "раб", и добавил: - Только нужен твой паспорт, чтобы ее оформить.
   Девушка из провинции, открыв рот, долго бродила по комнатам, разглядывала диковинный зимний сад, водила пальцем по хромированным перилам лепестковой лестницы.
   - А зачем здесь три туалета? - единственное, о чем она спросила у белоголового перед тем, как он испарился из квартиры.
   - Жильцы подобных квартир очень много едят, - заявил Халем, выходя в дверь и оставляя на полке карточку. Настя задумалась, но совершенно не поняла, пошутил он, или сказал что-то серьезное.
  
   Хозяйка кольца осталась в квартире одна. Ей отчего-то стало страшно. Настя забралась с ногами на диван и затаилась, прислушиваясь к тишине. Затем ей надоело вот так сидеть, и захотелось кушать. Она нашла кухню и долго определяла, где что находится. Наконец, она нашла, то, что искала, но внутренности огромного холодильника светились девственной чистотой. Прошуршав остатками долларов в кармане, проголодавшаяся владелица элитной квартиры решилась выйти на улицу.
   Купив в ближайшем магазине продукты и сигареты, окончательно потратившись, она вернулась в квартиру, сопровождаемая все той же лучезарной улыбкой консьержки. "Интересно, что он ей внушил, чтобы она вот так улыбалась?" - подумала Настя.- "Наверное, что я какая-то подпольная миллионерша". Вернувшись домой, она разобралась, наконец, где находятся кастрюли, как включать плиту, и как действует вот такая штука... нет, не разобралась. Неизвестно, что это такое. И эта вот дверка как открывается?.. "Ладно, потом разберусь" - решила хозяйка.
   Напившись чаю и повеселев, она еще раз пробежалась по комнатам, чувствуя, как внутри нарастает буйный восторг. Не выдержав радостного приступа, схватилась за телефон.
   - Алло, Катя? Катюня, ты не представляешь... - защебетала Настя, спеша донести до своей подруги по прошлой съемной квартире колоссальную новость. - А где Наташка? У меня теперь есть своя квартира! Огромная! Приходите сегодня в гости!
   Исследовав новые хоромы еще некоторое время, Настя задумалась о своей дальнейшей жизни. Всплыло несколько щепетильных вопросов. Во-первых, новую хозяйку квартиры озаботило: а кто будет за все это платить? Например, за коммунальные услуги? Новоиспеченная владелица недвижимости даже не представляла, в какой сумме это может выражаться. Второй проблема полыхнула еще острее: паспорт. Вспомнилось: он сказал, что нужен паспорт для оформления собственности. А Настин документ, как известно, пропал вместе с улыбчатыми менеджерами. "Придется ехать домой, в село. Новый паспорт наверняка могут сделать только по месту прописки" - подумала познавшая рыночные университеты Настя. "Это срочно. Потом, все оформив, можно будет эту громадину продать". Но пока...
   Но пока возник последний вопрос, извечно-древний: где взять денег? Пятьсот долларов, которые дал позавчера Халем, сегодня закончились.
   Настя глубоко вздохнула, подумала еще немного и принялась крутить кольцо.
  
   "Ух ты, звонок здесь тоже классный" - восхитилась Настя, услышав спустя пару минут мелодичные трели от входной двери и пошла открывать. На пороге стоял Халем.
   - Слушаю тебя, хозяйка Кольца.
   - Заходи! Что ты стоишь на пороге, - призывно улыбнулась Настя.
   Белоголовый вошел и остановился посреди комнаты, сохраняя на лице привычную непроницаемость. Он давно потерял свою шапочку, оставшись в той же потертой куртке и джинсах. "Интересно, а где он моется и стирает вещи?" - возникло у Насти. "Выглядит ничего так, аккуратный мужчина, только опять не брит. Нет, у него определенно есть женщина. А может, все-таки нет? Может, пригласить его зайти вечером?..." Девушка отчего-то смутилась, засуетилась, и даже покраснела.
   - Да ты не стой, присядь. Чаю хочешь?
   - Нет, - отрубил Хал, - опускаясь в кресло. - Слушаю тебя, хозяйка Кольца.
   Поняв, что лишние слова и телодвижения сейчас не уместны, Настя сразу приступила к делу. Первым делом она глубоко и скорбно вздохнула, показывая, насколько ей тяжело. Затем, опустив глазки, проворковала:
   - Знаешь, я вот подумала... А ты не мог бы со мной поехать в деревню? Мне нужно восстановить свой паспорт. А денег нет уже... Я с этими твоими приключениями все растратила.
   Халем молчал, по-видимому, пережидая, когда Настя перестанет юлить и скажет по существу. А Настя, между тем, сыпала:
   - Я с этими китайцами так испугалась, так испугалась... Там же еще эти за нами следят, которые на машине. А они нас не найдут? Ты когда пропал, я так переживала...
   Поговорив еще некоторое время, выговорившись, Настя опять глубоко вздохнула. Но увидев, что на Халема ее болтовня не оказывает решительно никакого впечатления, сказала проще:
   - Хал, принеси еще денег.
   Халем шевельнулся:
   - Сколько и в какой валюте?
   Настя отчего-то даже огорчилась, услышав ту же, показавшуюся ей и раньше неуместной фразу. Она сморщила лоб, опять вздохнула.
   - Да что ты спрашиваешь? Какая разница...
   Она вдруг решила обидеться.
   - Вот ты всегда так. Стоит мне попросить, а ты начинаешь...
   Наступила пауза, во время которой Халем все так же неподвижно сидел с каменным лицом, а Настя зачем-то ужималась, вздыхала, картинно опиралась локтями на спинку стула и закрывала ладонями лицо. Она даже попыталась выдавить слезку, но этого никак не получалось.
   Потом Настя пошевелила бровью, поджала губы и перестала обижаться, сменив гнев на милость.
   - А ты можешь принести много денег? - спросила она Халема.
   - Да, я могу принести столько, сколько ты скажешь.
   - А где ты их берешь? - поинтересовалась Настя.
   - Я их беру там, где они есть, - исчерпывающе ответил Халем, и умолк, по-видимому, ожидая, когда хозяйка Кольца, наконец, сформулирует задачу в приемлемой форме.
   Настя еще подумала, и, наконец, произнесла:
   - Принеси... принеси тысячу долларов, - глянула на Халема, вроде спрашивая: не многовато ли? Вдруг скажет: ну, у тебя, девушка, и аппетиты...
   Халем ничего не сказал, молча поднялся и пошел к двери.
   - Извини, но понимаешь... - зачем-то бросилась вслед Настя. - Я же не знала...
   Но дверь уже аккуратно закрылась, выпустив Разрушителя. Настя в который раз вздохнула, уже предчувствуя счастливую развязку. Чуть постояла у двери и решила подождать, забравшись на полюбившийся диван. Но она еще не успела добраться до мягких подушек, только намерившись попереживать и почувствовать угрызения совести оттого, что заставила малознакомого человека приносить ей деньги, опять раздался звонок. Удивленно оглянувшись, Настя пошла открывать.
   В дверях показалась все та же высокая мужская фигура. Халем переступил через порог, и молча протянул ей несколько купюр.
   - Ух ты, как быстро! Спасибо, - заскромничала Настуня, - понимаешь...
   Говоря это, у хозяйки Кольца возникла мысль: а собственно, что здесь такого? Ведь как он говорил: раб? Ну и пусть вот, занимается. Не нужно ничего объяснять. Мне надо - вот и все.
   Настя расхрабрилась до такой степени, что, спрятав деньги, повелительным тоном приказала:
   - Завтра мне нужно будет много денег. - И, сама не зная почему, брякнула: - Десять тысяч. В двенадцать часов.
   Халем, сохраняя полную непроницаемость на лице, ответил:
   - Я сделаю то, что ты приказала.
   Хозяйка немного подумала, а затем поправилась:
   - Нет, не в двенадцать. В десять. В полдвенадцатого электричка отправляется. Мы с тобой поедем в село.
   - Я сделаю так, - согласился Хал.
   Настя не знала, что говорить еще. Белоголовый все так же стоял, глядя прямо перед собой, никак не располагая к дальнейшим разговорам. Не дождавшись других приказаний, он повернулся и, не торопясь, направился к двери, решив, по-видимому, что в этот раз его миссия исчерпана. Насте вдруг захотелось его остановить. Но никак не придумывалось, что еще сказать. Когда Халем был уже у самой двери, она вдруг нашлась:
   - Эй! Подожди. - Халем остановился, вопросительно взглянув на Настю. - Слушай... Слушай, а почему эта... в подъезде мне так улыбается? Она что, меня знает?
   - Нет, - секунду помолчав, проговорил Хал. - Она тебя не знает. Но она осведомлена, что ты отныне живешь здесь. У жильцов этого дома принято давать консьержам и другой обслуге чаевые. По сто долларов к праздникам.
   - А если у меня не будет сто долларов? - глупо спросила Настя.
   - Такого здесь не бывает, - чуть не усмехнулся Халем, - здесь живут обеспеченные люди.
   - Но ведь я... - заикнулась было Настя, но осеклась, вспомнив, что у нее в кармане шуршат купюры, и какую громадную сумму она заказала на завтра. "Как-нибудь выкрутимся" - подумала хозяйка, и, уже весело, кинула Халему:
   - Ну все, пока. До завтра.
  
   Спустя некоторое время, пока Настя разбиралась, как включается телевизор, что обозначает стопка пультов с множеством кнопочек и зачем в ванной вот такие сияющие штучки, вдруг ожил загадочный аппарат, похожий на телефон, выдав ненавязчивое пощелкивание. Настя сначала даже не поняла, откуда может раздаваться такой звук. Затем неуверенно взяла трубку, и еле слышно сказала: "да?"
   - К вам две девушки, не представились, говорят, что подруги. И парень. Пропустить? - раздалось в трубке. Настя долго молчала, раздумывая, какие могут быть подруги, и вообще, кто ей может звонить. Ей очень хотелось сказать, что ошиблись номером, но что-то ее удерживало, заставляя мучительно размышлять, что же это может быть? Затем она робко спросила:
   - А кто это?
   - Это консьерж, - вежливо проговорила трубка и Настя поняла: это снизу, та самая улыбающаяся женщина. А две девушки - это Катя и Наташа, из ее бывшей квартиры, она же сама им звонила, приглашала в гости.
   - Так пропустить? - еще раз вежливо спросила трубка.
   - Да, да, пропустите... - все еще до конца не понимая, что нужно говорить в таких случаях, пропела хозяйка квартиры.
   Вскоре раздался звонок в дверь. Первой ворвалась Наташка, сразу бросившись Насте на шею.
   - Настена, какая же ты счастливая! - завизжала подруга, больно давя в щеку дешевой бижутерией.
   Если бы Наташка выступала где-нибудь на ринге, то была бы там хоть и не в супер, но явно в тяжелом весе. О таких обычно говорят: баба - гренадер. Работала она "на овощах" - реализатором в овощном ларьке. В свои двадцать четыре имела крутые бедра, мощную грудь, жиденькие выжженные перекисью волосы и обычно чудовищно разукрашенное дешевой косметикой лицо с вылезающими из-под белил усиками. Кроме этого, Наталья носила растоптанные сапоги-ботфорты сорок второго размера, светя между высокими голенищами и короткой юбкой затянутыми в крупносеточные колготки могучими окороками. По ночам она, подобно мужику, ужасно храпела, за что частенько была нещадно толкаема и бита во сне соседками по комнате, но никогда не обижалась.
   Вслед за Наташей в комнату просочилась Катя, или, как называли ее девчонки между собой - Катёна. Взглянув впервые на трех подруг, скользнув взглядом по обычно неяркой, бледненькой и скромно одетой Насте, чуть не сломав глаза на пышно-кричащих прелестях Наташи, каждый остановился бы на Катеньке. Среди троих она показывалась красавицей. Первый же взгляд на Катю утверждал: невысокая, с точеной фигуркой и правильными чертами лица, она казалась бы красивой, если бы ее не портила ее манера одеваться. Чуть приглядевшись, оказывалось, что на востроносеньком лице красавицы плавает несколько хищное выражение. Маленькие и симпатичные уши Катены были проколоты во многих местах, и усыпаны мелкими колечками. Кроме ушей, у нее были украшены висюльками нос, бровь и нижняя губа. Одевалась Катена исключительно во все черное, носила мешковатые брюки с множеством заклепок и карманов, чудом держащиеся на самом краешке лобка и попы, и обычно сотворяла из своих коротко стриженых волос нечто загадочное и торчащее. Она работала в большом универмаге, на продаже компьютерной техники, и считалась девушкой исключительно продвинутой и стильной. Там ее называли Кет. Возле нее всегда крутилось множество ребят; но то ли компьютеры не совсем хорошо влияли на кавалеров, то ли кавалеры больше внимания уделяли компьютерам, чем собственным жизненным потребностям, но до сих пор, как и у всех трех подруг, сердце Кет оставалось свободным и никаких перспектив даже не намечалось.
   - Привет! - из-за мощной Наташиной спины рядом с Катей показался еще один гость. Незнакомый гламурный парень предъявил Насте американскую улыбку, помахал рукой "хай ду ю ду?", и, не особенно тушуясь в чужом доме, вслед за девчонками пошел рассматривать хоромы, держа одну руку в кармане таких же как у Кет, приспущенных джинсов, а в другой имея открытую бутылку пива, которую он принес с собой и периодически прикладывался к горлышку, вроде без пива не представлял свое существование.
   - Это Макс. Это Настя, - пропела Катена, представляя своего друга хозяйке квартиры.
   Наташка сделала большие глаза, показывая за спиной на парочку:
   - Вот, дождались. Катькин кавалер.
   Девчонки принесли Настины вещи с прошлой квартиры.
   - А ниччо так, курятничек, - восхитился Макс, и прихлебнул пивка. - Годиццо. Я уже здесь живу.
   Настя удивленно вытаращилась на нежданного гостя, но Наташка опять молча подсказала, скептически скривив лицо: ничего, не слушай, это он так шутит.
   Не особенно заморачиваясь на девичьи щебетания трех подружек, Макс деловито оглядел обстановку, и направился на кухню.
   - Слышь, пипл! А у вас есть что-то пожрать? И дринкнуть не помешало бы. А то у вас скучно, как на похоронах.
   Гость немедленно открыл холодильник и скептически уставился на скромные Настины пакетики, доставленные днем из супермаркета. Затем вытащил одну из упаковок и предъявил компании:
   - Пельмени будете?
   - Надо сходить, взять что-нибудь, - засуетилась Настя, - я сейчас денежку дам...
   - Ну, че, Кот, слетаешь? - тут же озадачил свою подругу Макс.
   - Сам иди, - огрызнулась Катена. - я, может, хочу с подругой пообщаться.
   - Лады, схожу, - согласился новоявленный командир. - Кому чего брать? Вам мартишку, или ударим по водовке?
   И хохотнул:
   - Водовка - самый классный дамский напиток для продвинутых герлов.
   - Нет, мне - "Лонгер" - заскромничала Настя.
   - Да ладно, там определимся, - заверил Макс, получая из рук Насти стодолларовую купюру. - О, гуляем!
   Выдав по дороге к двери еще пару незамысловатых приколов, Макс ушел. А подруги принялись болтать, с наслаждением выкладывая друг другу последние новости, как вроде виделись не пару дней, а пару лет назад. Конечно, Настины новости превосходили все, что можно было бы представить. Кольцо, шпионы, "фээсбе", пришелец из другого мира, и, наконец, вот это чудо - элитная квартира в центре города превосходили даже суперизвестие о появлении у Катены жениха. В глазах Наташи, а особенно Кати, то и дело появлялись особые искорки, которые обозначают зависть и ревность.
   - Дааа, повезло тебе. Он, конечно, может быть кем угодно, - мудро вещала Наташа, - но ты, главное, квартиру оформи. А потом продавай, забирай деньги - все, ты свободный человек - ничего не знаю, делайте, что хотите.
   - Не, он точно какой-то маньяк. Придуриваеццо. Сказок не бывает, - добавила Кет по поводу Халема. - Но с квартирой - это да, нужно срочно оформить.
   - Ой, девчонки, даже не знаю... Я и верю, и не верю... - счастливо повизгивала Настя.
   Вскоре разговор перешел на другое. Катя рассказывала, как познакомилась с сегодняшним бой-френдом.
   - А ничего так. Он классный. Подошел ко мне в отдел, еще до обеда, вроде сидишки смотреть, а потом разговорились, поболтали. Взял телефон, позвонил в шесть. А тут ты со своим новосельем. Ну, вот и потащили его с собой - не оставлять же парнишу без присмотра.
   - Классно! Хорошо, что пришли. Сейчас чай пить будем... - ворковала Настя, разомлевшая от навалившегося на нее счастья. Что человеку нужно для того, чтобы быть счастливым? Что-то приобрести, заиметь? Нет, рассказать об этом подругам - пусть завидуют! Вот где настоящее удовольствие!
  
   Если бы кто-то из подружек, болтавших сейчас в квартире на девятом этаже, надумали выглянуть в окно, то, конечно, ничего необычного во дворе дома не увидели. Наверное, только наметанный глаз профессионала смог бы зацепиться за неприметный микроавтобус, разрисованный рекламой какой-то фирмы, устанавливающей металлопластиковые окна, припаркованный на другой стороне улицы. В салоне автомобиля действительно находилось оборудование, имеющее отношение к окнам. Два человека в наушниках сидели за мониторами компьютеров. А на экранах отражались уже обработанные данные, полученные в результате направленного сканирования вибрации оконных стекол той самой квартиры на девятом этаже.
   "Классно//хорошо//что=пришли//сейчас=чай=пить=будем" - промелькнул на экранах текст расшифрованной фонограммы, сразу сохранился и лег в архивированный файл.
  
   - Ну, что там, как наша красавица? - спрашивал в это время Михаил Рафаилович своего начальника службы безопасности. - Давай быстрее, по существу. Я на встречу с европейцами опаздываю.
   - Седой поселил объект в квартире на Проездной улице, дом номер четырнадцать.
   - Это там, где эти,... возле венгерского консульства?
   - Да. Настоящий хозяин квартиры - Водье, Станислав Казимирович, сейчас находится во Франции. По бумагам он два месяца назад продал квартиру некой Шаманской... Но ее мы пока не нашли.
   - Так, что ты мне голову забиваешь? Нафига мне твои квартирные разборки? Что с девкой? Где она? Или она вас водит, как баранов на привязи? А вы подглядываете, когда она срать садится, и дрочите?!
   По лицу Игоря поплыли красные пятна. Он растерянно забегал глазами по распечаткам. Но затем, справившись с впечатлением от начальственного гнева, стал докладывать дальше.
   С его слов выходило, что, войдя сегодня около полудня в квартиру вместе с Седым, Анастасия Самохина покидала квартиру только один раз, чтобы купить продукты в ближайшем магазине. Появления Седого возле дома наружное наблюдение больше не зафиксировало. Однако по расшифровкам голоса, главного объекта в настоящий момент в квартире нет.
   - Она приказала Седому сначала принести тысячу долларов.
   - Сколько? Тысячу? Круто живет девка... - презрительно усмехнулся Миха.
   - Получив требуемое, она поставила другую задачу - еще десять тысяч долларов, и установила срок - завтра, к десяти часам. Деньги ей нужны якобы для поездки в деревню.
   - Чего, чего? В деревню собралась? - встрепенулся Михаил Рафаилович. - Интересно...
   Подождав минуту, пока шеф о чем-то раздумывал, Игорь продолжил:
   - Сейчас в квартире находится четыре человека. Кроме объекта, - две ее подруги, из бывших соседок по съемной комнате. И еще один, - начальник безопасности блеснул глазами, гордясь своим успехом, - из привлеченных к операции. Удалось установить контакт через одну из подруг.
   Но Миха только глянул на своего помощника, и протянул:
   - Поглядим, поглядим. Пусть попробует ее чем-нибудь накачать. Есть у вас средства?
   - Да, Михаил Рафаилович, есть. Обработаем метаксеном...
   - Ну, ты мне всяких глупостей не рассказывай. Чем вы там будете кого обрабатывать, мне не интересно. Ты мне скажешь, когда эта девка будет готова, - бросил на ходу Миха.- Если будет результат - немедленно мне докладывать. Слышишь? Немедленно! Чем бы я не был занят. Я сам поеду, к кольцу никому не дотрагиваться...
  
   Нет, не выглядывали из окон девчонки, и не рассматривали улицу, увлеченные своей беседой. А если бы и рассматривали, то ничего бы не увидели. За углом соседнего дома тихо припарковался еще один автомобиль.
   - Серый Шевроле.... - молодой человек, неторопливо идущий по тротуару с прижатым к уху мобильным и пакетом в другой руке, обвел взглядом припаркованные неподалеку автомобили. - Ага, вижу.
   Макс подошел к машине, еще раз воровато оглянулся и нырнул в открывшуюся дверку.
   - Что там у тебя, доставай...
   Катин знакомый стал выкладывать на сидение содержимое пакета. В полутемном салоне показались две бутылки водки, пиво, сыр, банка маслин, колбаса...
   - Вот это дай! - приказали Максу, показывая на семсотграммовую "Мартини".
   Один из находившихся в машине взял рукой в медицинской перчатке бутылку и внимательно осмотрел, особо обращая внимание на закупорку горлышка. Второй из находившихся рядом с ним тихонько затрещал стеклом, вскрывая ампулу.
   - Ничего, аккуратненько.... Слышь, сколько она весит? - вдруг спросил у Макса тот, который рассматривал напиток.
   - В смысле? Там же написано - семьсот грамм, - не понял Макс.
   - Да не бутылка, а та, которая будет пить! - разъяснили парню.
   - А... Не знаю... - протянул Макс, - не, там одна подруга есть - здоровенная, что твоя лошадь. А эта - худая, так, обыкновенная...
   - Значит, где-то килограмм пятьдесят - шестьдесят. Давай четыре кубика, чтоб с запасом....
   Бутылка перешла из рук в другие руки, тоже в перчатках. Затем все, кто находился в машине, замерли, ожидая, пока жидкость из шприца по особой, очень тонкой игле, воткнутой в пробку, перетечет в бутылку.
   - Все, собирай в пакет, - скомандовали Максу. - Смотри, как только отключится...
   - Знаю, знаю, - огрызнулся Макс. - А это... который обещали...
   - На, - вспомнили в машине, и бросили на сидение совсем малюсенький пакетик. Макс жадно схватил его и тут же спрятал за резинку носка. - Свободен.
  
   В квартире было жарко. Настя не знала, как регулируется отопление, да и привычных батарей под окнами не было. Зато пол был теплый и приятный, и девчонки запросто бегали по кухне босиком, собирая на стол. Собственно, особо накрывать было нечем, ждали Макса. Наташа варила пельмени.
   В ожидании праздничного застолья по поводу новоселья хозяйка квартиры решила приодеться. Пересмотрев сумку со своими вещами, которые накопились у нее за время жизни в городе, Настя печально вздохнула. Пара джинсов, теплый свитер, несколько кофточек, стопка летних маек, пакет с застиранным бельем... Дешевая косметика. Бижутерия. Если говорить по-честному, то кольцо, найденное в ресторане - только вторая золотая вещь, которая появилась у Насти. Первой были маленькие детские сережки, которые подарила мама. Да, не разбежишься. Выбрав самую "парадную" кофточку, с блестками и полуоткрытой спиной, и темные джинсы, одевшись и слегка подкрасившись, Настя оглядела себя в зеркало.
   Она невысокая, но фигурка вроде ничего: грудь крепкая, попа маленькая, целюллитных складок пока явно не намечается. Ноги тонковаты, но зато длинные. Лицо... Настя вгляделась в зеркало. Лицо какое-то круглое, скулы выступают... Глаза непонятного цвета - то ли серые, то ли зеленые. Брови выщипанные, шнурочком. Веснушки на курносой кнопочке. Волосы светлые, до плеч, даже без бигудей слегка вьются крупными кучеряшками. Ничего так... Может, кому-то и понравится.
  
   - Что-то долго его нет, - беспокоилась Катя, между делом разглядывая стопки дисков в гостинной. - Ацтой...
   - Ага, получил сто долларов и дрыснул, - гудела от плиты Наташа, пробуя горячий пельмешек. - Надо было с ним идти.
   В прихожей раздался звонок.
   - Нет, не дрыснул, - удивилась Наташа.
   - Девчонки, ваша папа пришел! - весело заорал Макс, вваливаясь в дверь. - Сейчас будем делать дринк-дринк!
   - О, мои любимые маслинки, - восхитилась Настя, выкладывая продукты и бутылки из пакета. - А это для кого? - удивилась, достав пачку "Беломора"
   - А это так, для смеху, - туманно разъяснил Макс и загадочно улыбнулся.
   Под неустанную болтовню Катиного кавалера девчонки очень скоро все порезали и разложили на столе.
   - С чего начнем? - спросил единственный оказавшийся за столом мужчина, когда все расселись. - Предлагаю девишкам по мартишкам...
   - Нет, оставь, - Наташа остановила тяжелой рукой взявшегося за бутылку Макса. - Давай лучше по водочке... Девчонки, вы как?
   - Я буду "Лонгер", - пропела Настя, только вчера давшая себе страшное клятвенное обещание никогда больше не пить ничего крепче минеральной воды.
   - А я - пиво, - категорически заявила Катя. И Максу: - если хочешь - налей "Мартини" себе...
   - Нет, я такого не пью, - отчего-то растерялся Макс.
   - Тогда со мной водочки, под пельмешки горячие, - пророкотала Наташа, накладывая в тарелку. - Кто придумал эти одноразовые...
   "Мартини" Макс все-таки открыл. Но сколько он не уговаривал Катю, а в особенности Настю выпить этого напитка, они не поддавались. Макс упрямо налил всем троим по полному стакану и оставил на столе. "Все равно пойдет, когда водка кончится" - заявил Макс и пока оставил эту тему.
   Застолье пошло своим чередом. Катин кавалер сыпал шуточками и болтал, не переставая. Катя смотрела на него во все глаза, смеялась всему, что он говорил, а затем подсела поближе, и положила ему руку на плечи - моё! В перерывах между едой и выпивкой они стали целоваться. Наташка налегала на водочку, и уговорила Настю поддержать компанию, тоже выпить окаянной. Хозяйка квартиры чуть продержалась, перебиваясь "Лонгером", а потом согласилась. Втроем с Максом (Катя по-прежнему держалась пива) они быстро приговорили поллитровку.
   - Ну что, теперь "Мартини"? - спросил слегка осоловевший Макс.
   - Нет, давай вторую беленькую, - скомандовала Наташа. Настя только глупо улыбалась. Ей уже совсем похорошело. Квартирная хозяйка любовно поглядывала на своих гостей. До чего же они хорошие! Девчонки, миленькие... А этот Макс - вот классный парень. Повезло же Катьке...
   - Слышь, Настена? А ты можешь показать своего этого...Харлея? - вдруг спросила Наташа. - Давай вызовем... У него друга нет, случайно, такого же, чтобы доллары приносил?
   - Нет, что ты, неудобно, - стала отнекиваться Настя. - Поздно уже...
   - У него что, рабочий день уже закончился? Он же вроде раб? Пусть отрабатывает, раз соблазнил порядочную девушку...
   - Ничего он никого не соблазнял, - нахмурилась Настя. - Не буду никого вызывать. Я и так перед ним все время пьяная появляюсь...
   - Девчонки, а давайте покурим, - предложил Макс, отчего-то продолжая поглядывать на "Мартини".
   - Кури здесь, мы же курим, - озаботилась хозяйка квартиры, подумав по простоте, что Макс отчего-то застеснялся дымить в помещении.
   - Нет, ты че, не догоняешь? Курёха есть. Курюха- маруха. Пыхнем, чтоб была веселуха, - загадочно подмигнул гость.
   - Давай, давай, - чуть не захлопала в ладоши Катя. - Чего молчал? А трава хорошая? Вставит? - поинтересовалась подруга.
   - Не вставит, а порвет. Настоящая "чуйка" - похвастался Макс. - Двести баков кораблик...
   - Ну, давай, - согласилась и Настя, которой сейчас безразлично было, чем отвлечь подруг, только бы не заставили показаться Халему в таком виде. При упоминании о Разрушителе она сейчас чувствовала себя школьницей, опять получившей двойку.
   - Куда, наркоманьё? Лучше выпить бутылку водки, чем эту гадость... - загудела Наташа, но все уже собрались и потянулись на лоджию, вернее - в зимний сад. Наташка обижено надулась и осталась за столом, на кухне.
   На лоджии Макс достал ту самую пачку "Беломора", выпотрошил одну папиросу, высыпав табак в кадушку с пальмой, и натянул каким-то особым чертом на картонную гильзу прозрачную папиросную бумагу. Затем из маленького джинсового карманчика извлек спичечный коробок, и отсыпал из него себе на ладонь темно-зеленой массы, похожей на сенную труху. Пустой папиросой он стал ловко черпать зелье, стараясь не потерять ни крошки. Наполнив папиросу, Макс прикурил ее, глубоко затянулся, и, стараясь как можно дольше не выдыхать дым, передал курево Кате. Катена сделала глубокую затяжку. На лоджии поплыл особый сладковатый и резкий запах. Настя осторожно приняла папиросу из рук подруги и также набрала в легкие терпкого дыма.
   Макс курил как-то по-особому, будто пил дым, короткими затягами, почти не выпуская из себя воздуха. При этом он держал папиросу, сложив ладони домиком. Катя поступала точно так же.
   После третьей или четвертой затяжки Насте вдруг показалось, что у нее выросла нижняя губа. Взяла и выросла, стала толстенной и свесилась на грудь. Тело размякло и стало ватным, играя внутри какими-то шальными искорками. Она представила себя с вот такой губой, и ей стало смешно. Кто-то засмеялся; нет, не кто-то, - это она сама! Стоит дурочка с воттакенной толстой губой и хохочет! От этого захотелось смеяться еще больше!
   Ты кто? Ааа, Максик.. Чертик с мордочкой. Катюххха-ха-ха...
   - Девки, давай приколов! Включай музон!
   Нет, Настя все понимала. Они находятся у нее в квартире, на четвертом этаже, на белой стене. Между полосками обоев. Здесь нет обоев. Зато есть... Уссы. Тара-тара-тара-кан.
   Там-там-тара-там...
   - Ккуда? Катька, куда ты меня тянешь... Танцевать? Да, танцевать!
   - Уууууу!... эни фоли фекшн!! Дафай-дафай!! Прикольный музон! Пипл диджей!
   В полутьме скачет огромный плоский телевизор.
   - Наташка! Наташ! Иди к нам!
   - Веселуха! Слышь, девки, давай стриптиз!
   Музыка бьет в стены и качает пол.
   - Ацтой! - визжит Катюша.- Филлип Киркоров!
   Макс содрал батник и уже извивается с голым торсом. Он худой и на груди растут волосы. На плече татуировка, кельтская вязь. Катька исполняет вокруг него эротический танец, вихляет бедрами, положила руки ему на плечи...
   - Девчонки, по Мартишке! Давай сюда дринк! - радостно вопит Макс, положив руку Катьке на животик, между топиком и приспущенными модными штанами.
   - Я, я принесу, - тут же вызвалась Настя, наблюдая, как пляшет и разбегается в стороны светлое пятно - дверь на кухню. - Идуу.... Целуйтесь без меня.
   Пронесла себя в дверь. На кухонном столе - остатки еды, пепельница, полная окурков, две пустых бутылки из-под водки. Два стакана с золотистым напитком - это ее и Катькин. Один пустой - Наташка после водки все-таки выпила мартини?
   - Наташка! Наташка, вставай! Пошли танцевать! - шумно дыша и пьяно качаясь, Настя прихватила со стола свой стаканчик с напитком и поднесла к губам.
   - Наташка!
   Но Наташка отчего-то не слышала, навалилась на стол, лежит лицом в тарелке. Ее рука перевернула баночку с маслинами.
   - Ты что, пьяная? Эй! - позвала Настя, так и не выпив. Отложила стаканчик в сторону и принялась тормошить подругу за плечи, - эй...
   Стоп. Что, что такое?
   - Эй? Наташка? Ты что?
   Ой...
   Ой...
   - Ребята! Наташке плохо!
   Ой!!
   Потревоженная толчками Наташа начала сползать со стула вниз. Настя растеряно схватила за плечи и попыталась удержать грузное тело, но не смогла, так и свалилась на пол вместе с подругой, стянув к тому же клеенку со стола и разлив все, что там оставалось.
   - Наташка, ты что... - прошептала Настуня и приподняла безвольную тяжеленную голову подруги. Показалось совершенно белое лицо Наташи, запачканное остатками кутчупа. И глаза. Совершенно незрячие и остекленевшие.
   - Она... она умерла...
   - Эй! Эй, вы, там! Наташка умерла!! - завизжала Настя из-под стола, отчаянно пытаясь выбраться из-под ставшего страшно тяжелым тела. Но там, в комнате, гремела музыка, ее не слышали.
   Настя все-таки выбралась, выползла на четвереньках, резко вскочила и рванулась в гостиную, но спиртное и марихуана покачнули ее. Подвели ноги, Настю повело в сторону, она промахнулась мимо двери, налетев со всего разбега лбом об угол... В мозгу взорвалась синеватая вспышка, свет померк.
  
   В комнате продолжала греметь музыка.
   - Что там, где наш дринк? - раздался из гостиной веселый голос Макса. Спустя пару минут он показался на кухне. Как только гость увидел лежащую у дверей Настю, благодушное и разбитное выражение на его лице сменилось жестокостью и брезгливостью. Макс оглянулся в комнату, неторопливо обошел лежащую хозяйку квартиры, заглянул за стол, посмотрел на Наташу. Затем он метнулся взглядом по рассыпавшимся на полу продуктам и поднял ту самую бутылку мартини. Взвесил ее в руке, еще раз оглянулся, прищурив глаз, и поставил рядом с Настей.
   - Катя! Катя!! - позвал Макс, перекрикивая музыку.
   В дверях появилась растрепанная Катена, застегивающая змейку на сползающих джинсах. Увидев лежащих подруг, она перестала поправлять брюки и закрыла ладонью рот, чтобы подавить невольный вскрик.
   - Что ты стала? Посмотри, что там с ней? - набросился Макс на свою подругу, показывая на Настю. Катя послушно опустилась на колени, явив оголенную поясницу и тоненькую веревочку трусиков, и стала тормошить бесчувственную хозяйку квартиры. Макс тихонько отступил за спину, взял с полу бутылку, и, коротко размахнувшись, ударил по модно торчащим крашеным волосам. Зазвенели рассыпающиеся осколки, Катя упала рядом с Настей. Из разметанных по полу волос тут же появился густой красный ручеек.
   Макс схватился за мобильный.
   - Алле. Ну че там? Тетки готовы... - проговорил в трубку Макс, дрожа кадыком. - Ага, понял...Жду.
   Макс глянул на лужицу крови под головой Кати, судорожно сглотнул и вышел из кухни. Через несколько секунд в гостиной замолкла музыка. Макс заглянул еще раз на кухню, опять сглотнул и тихонько пошел в ванную. Там он достал из носка тот самый маленький пакетик, полученный в машине, протер локтем подзеркальную полку, осторожно высыпал дорожку белого порошка...
   На некоторое время в квартире стало тихо. Только Настя тихонько стонала. Она начала приходить в себя. И первое, что она вспомнила... Кольцо. Так же, как и тогда, в машине, Настя пошевелила пальцами, чуть проворачивая заветное колечко.
   От входной двери раздался короткий звонок. "Пришел Халем" - догадалась Настя. В прихожей послышались осторожные шаги Макса, идущего открывать дверь.
   Кто-то вошел, и не один.
   - Где она? - раздался приглушенный и тревожный голос. Это был не Халем! Настя подняла голову, и, превозмогая дикую головную боль, пошевелилась, судорожно переворачиваясь лицом к двери. В остатки сознания ударила ледяная глыба панического ужаса.
   По коридору пробежали торопливые шаги. Возникли двое, сразу схватив Настю за руки. Один из них захватил палец с Кольцом, вытянув его и силой загнув другие пальцы в кулак. А затем появились еще несколько. Впереди всех шагал пожилой и холеный мужчина в дорогом плаще и костюме. Настя на миг уловила выражение его глаз: наверное, так смотрит палач на свою жертву, уже положившую голову под топор. В руке у пожилого сверкнул нож.
   - Стреляй! - властно каркнул пожилой, и кто-то еще вышел у него из-за спины, нацеливая на Настю пистолет с длинной насадкой на стволе...
  
  
   5.
  
   Михаил Рафаилович Лисович, о котором давно, уже лет пять, говорили в городе, как об одном из самых богатых и изворотливых дельцов, начинал с самого низа, не имея ни богатых родителей, ни высокопоставленных родственников, или каких-либо других жизненных трамплинов. Да и особыми талантами Мишка Лисович в юности не отличался, разве что имел хорошо подвешенный язык и умел показывать карточные фокусы.
   Когда Миша с грехом пополам окончил школу, его родители, научные сотрудники - археологи, каким-то чудесным способом устроили его на филфак "дружбы народов". Но в университете Миша проучился недолго - подвели те самые фокусы, но уже не с картами, а со строго запрещенной в советское время валютой. Лисович, пойманный на обмене долларов у иностранных студентов, получил по приговору "самого гуманного" три года колонии общего режима.
   Несмотря на возможность условно-досрочного освобождения, Миша отсидел весь срок. Именно в колонии он прошел свой первый университет. Здесь нагловатый и дерзкий "студент", несмотря на малоуважаемую валютную статью, получил ножевой шрам через весь живот, наколку "Миха" и знакомства с некоторыми авторитетными в криминале людьми.
   Освободившись, Миша Лисович отбыл надзор, ковыряясь в какой-то малоприметной заготовительной конторе грузчиком, а затем укатил на юг, в курортные города. Там ему опять пригодились карточные фокусы, усовершенствованные за время пребывания в колонии. Миша "работал" в поездах, разводя за картишками доверчивых пассажиров, часто не брезгуя клофелиновыми кражами. Уже на пороге девяностых Миха загремел на второй срок, имея в багаже четырнадцать доказанных эпизодов хищений и мошенничества, отхватив пять лет, теперь в колонии строгого режима.
   На пятом, последнем году отбытия наказания Михе довелось встретиться с одним из самых авторитетных на то время в стране воров в законе. С очередным этапом на зону прибыл Арчил Шалвович Гурамишвили, знаменитый Гурам, или как его еще называли - Кавказский Слон. К этому времени Миха уже сам числился в "правильных" ворах, украсил грудь пятью куполами и имел доступ к элитной компании "законников".
   На Владимирской зоне Гурама встретили со всем возможным почетом и уважением. Но воровской "король" оказался весьма загадочным и непонятным для многих. С его появлением в ИТК стало твориться много чего такого, что выходило за понимание даже умудренных опытом зеков.
   Охрана лагеря боялась Гурама, как огня. Стоило кому-либо из конвойных или прочих "вертухаев" заговорить с кавказцем без должного уважения, или хотя бы просто обратиться не по имени отчеству, провинившегося через некоторое время находили мертвым, с перерезанной глоткой или вообще разорванного на части. На зону нагрянули следственные комиссии, но никаких следов или улик, ведущих к виновникам преступлений, следователи и эксперты найти не могли. Казалось, что убийца появлялся по воздуху, проникал в закрытое помещение, не оставляя никаких следов взлома, в течение секунды делал свое дело, и так же бесследно исчезал. Один из солдатиков, позволивший себе утром грубо окрикнуть Арчила Шалвовича, был убит прямо на глазах всего лагеря, двумя часами спустя, на караульной вышке. Вот только стоял, положив руки на автомат, разглядывая узкими азиатскими щелочками шеренги зеков, выстроившиеся на плацу. И вдруг пропал, а по опорам вышки потекли красные ручейки. Заключенного Гурамишвили в это время как раз допрашивали в кабинете начальника колонии, так что коронованный вор имел стопроцентное алиби, как и во всех случаях расправы с сотрудниками ИТК.
   Говорили, что Гурам за свой теперешний срок успел побывать на четырех зонах, и везде творилось то же самое.
   В кругу уважаемых зеков кавказский слон оказался фанатичным приверженцем старых воровских законов.
   - Ты ничего нэ гавари, - вещал Гурам, глядя в карты, в своей одноместной камере, затаренной продуктами, сигаретами и чаем, - ты ничего нэ знаешь. У вора нэт семьи, у нэго на зоне семья... У вора нэт богатства - любое богатство - понты, мусор, чтоб било выпить и поиграть.У вора нэт дома, у него дом - тюрьма. Смерть лягавим от ножа.
   Да, вторая кличка Гурама, - СЛОН, так и раскрывалась на воровском языке - "смерть лягавым от ножа". Именно для подтверждения статуса коронованный "законник" пошел "на лагерь", почти добровольно приняв на себя незначительную кражу.
   Как-то Миха засиделся в картишки в камере Слона-Гурама. В этот вечер Королю хронически не везло. Нет, здесь фокусы не проходили, игра шла по-честному. Чувствовалось, что горячий кавказец нервничает. Получилась такая ситуация, что Гурам должен был поставить кон против Михи. Зеки рангом поменьше настороженно переглянулись.
   - Для вора закон один, - криво усмехнулся Слон, - в долг не играю.
   С этими словами он вытащил из особого кармашка, устроенного под кожей в паху, кольцо, и бросил на стол:
   - Сдавай.
   И проиграл кон.
   Миха тогда не придал никакого значения кусочку золота - впервые, что ли, в "картину" куш сорвать? Но в ту же ночь, уже под утро, его вызвал в свою камеру Гурам.
   - Ти пэрстенёк бэреги, - проговорил Слон. Миха заметил, что Король еще не ложился. На столе выстроились три чифирные кружки, а под глазами старика залегли черные мешки.
   - Никому его нэ отдавай, и сам сейчас нэ одэвай. Спрячь. Когда выйдешь на волю - одэнешь. И помни воровской закон - любое богатство - понты и мусор.
   Нужно сказать, что с этого времени расправы над охраной прекратились. Спустя пару месяцев Гурам лично пырнул заточкой офицера - оперативника. А еще через месяц грузина прямо из карцера увезли куда-то дальше, в Мордовию, где он, говорили, вскоре умер.
   Миха выполнил наказ старого вора, закопал кольцо на промзоне и не пробовал надеть до самого окончания срока. Освободившись, через знакомого вертухая забрал кольцо, и поехал в город.
   На свободе он увидел новую страну. "Перестройка" разыгралась не на шутку, породив жирных овец - кооператоров и их пастухов - рэкетиров. Многие ниши, где можно было бы устроиться, оказались занятыми. Помыкавшись в разные стороны, пару раз вспомнив о кольце, чтобы сдать его в скупку, но, так и не сдав, Миша Лисович, прикупив свежую колоду, выехал на привычный маршрут, на юга. В первый же вечер в поезде, стоя возле оконного стекла в коридоре купейного вагона, он достал и надел на палец кольцо Короля воров.
   Первое ощущение было таково, будто перстень сделан из раскаленного металла. Миха чуть не выбил головой вагонное стекло. Затем боль затихла, кольцо крепко село на палец и уже никак не снималось.
   На следующей остановке в вагон вошел еще один пассажир, высокий и атлетично сложенный мужчина, похожий на рэкетира. Он сразу подошел к Михе, и запросто сказал:
   - Я - раб Кольца. Готов выполнить твои приказы.
   Через полгода бывший зек имел четыре квартиры, два дома за городом, пару "Мерседесов" и несколько схронов с деньгами. Памятуя воровской наказ о том, что богатство - грязь, он годика три вовсю попил и погулял, регулярно отчисляя щедрые взносы в воровской общак. Тратился на моделей и стал баловаться кокаинчиком. Прикупив загранпаспорт, съездил на острова, завел себе дачку на Мальдивах... Но вдруг почувствовал недомогание. Диагноз был малоутешительным.
   - Этот приказ я выполнить не могу, - безразлично ответил Седой на просьбу Михи помочь вернуть здоровье.
   Хозяин Кольца кинулся к врачам, надолго лег в швейцарскую клинику. Заграничные доктора буквально сотворили чудо, штопая и латая сердце, печень и прочие части бывшего зека. За время, пока Лисович за бешеные деньги валялся в клинике, почти все его богатство в родной стране смыло криминально-государственной волной.
   Но у Михаила Рафаиловича осталось кольцо. Правда, как-то Миха почувствовал, что оно стало шире и свободнее. Золото больше не казалось вросшим в кожу на исперщеном наколками пальце. Попробовав его снять, хозяин кольца с удивлением обнаружил, что теперь оно легко покидает свое привычное место.
   В жизни бывшего зека наступил переломный момент. Выйдя из клиники, он вернулся в страну, бросил пить совершенно, забыл воровские дела и начал заниматься бизнесом. С помощью Седого с конкурентами удавалось разбираться очень быстро. Лисович проворачивал удивительно бездарные и безнадежные сделки; наверное, только у него, под защитой кольца, могли получаться настолько тупые "наезды" и захваты чужого имущества. Через четыре года Лисович добрался до нефти, самолетов и торговли ракетными комплексами.
   Но Миха все больше чувствовал, что с кольцом творится нечто странное. Оно стало совершенно свободным, и часто самостоятельно соскальзывало с пальца. Михаил Рафаилович теперь его даже не носил на руке, а прятал в специальный чехольчик на цепочке. Надевал, только когда нужно было вызвать Седого.
   Уже в солидном возрасте Миха засел за магические трактаты и учебники оккультизма, пытаясь понять действие кольца. Несколько специально подобранных ученых по заказу Лисовича разрабатывали тему физических явлений во времени, пытаясь выявить возможности влияния на временное изменения.
   Кое-каких успехов в науке добиться удалось. Исследовав кольцо, нанятая группа ученых-физиков создала уникальный комплекс, способный ненадолго замедлять или ускорять время. Лисович сам опробовал действие технического чуда. Взглянув на часы, презрительно скривив лицо, он, сидя в лаборатории, впервые перенесся в хроносе, почувствовав Великую пустоту. Но действие рукотворной техники не распространялось на материальные тела, так, как воздействовало Кольцо. Человек при помощи рукотворного ускорителя мог увидеть; но, увидев, не мог изменить.
   Что увидел хозяин кольца под действием прибора? Ничего не увидел. В его мозгу пронеслись какие-то неясные тени; стены лаборатории исчезли, показав вместо себя гулкую пустоту. Затем опять все появилось на своих местах. Взглянув на часы, Лисович увидел, что он пробыл в "ускорении" ровно четыре минуты.
   - Ну, и какого хрена? - раздраженно спросил Лисович у восхищенно рассматривающих его ученых. После "эксперимента" он почувствовал себя разбитым и уставшим, вроде не спал пару ночей подряд. - Напустили тумана... Я вам за что деньги плачу? За туман?
   - А вы взгляните на дату, - посоветовали физики.
   Лисович посмотрел на свой золотой "Роллекс" и его брови удивленно поползли вверх. Бесстрастный и никогда не ошибающийся швейцарец показывал, что с момента начала испытания прошло четыре дня.
   Испытав прибор, хозяин кольца немедленно устроил его создателям пышный банкет за городом, у себя на даче. Правда, автобус, перевозивший ученых, по дороге попал в ужасную аварию. Не выжил никто, кроме двоих, наиболее ценных. Их заранее усадили в другую машину и вывезли в неизвестном направлении.
   Повернув кольцо и вызвав Разрушителя, Лисович подолгу разговаривал с ним, расспрашивая о временных потоках, о структуре хроноса, о действии Кольца.
   - Слушай, я понимаю все - Кольцо, долг, время... Но ты сам, без Кольца - кто ты? По каким понятиям живешь? - спрашивал иногда Миха у своего раба.
   - Моя задача - служить хозяину Кольца. И никаких других законов для меня не существует, - отвечал Разрушитель.
   Новоявленный миллиардер знал, что Кольцо вместе с Седым рано или поздно его покинет. И никак не мог понять, почему этому кусочку металла не сидится на пальце у такого замечательного человека... Он даже пробовал заниматься благотворительностью, помогать старикам и бездомным детям. Но, видимо, на Кольцо такие жертвы не произвели особого впечатления, и оно продолжало упрямо соскальзывать.
   Однажды, после званого банкета в честь австрийского посла в "Миллениуме", Лисович обнаружил, что кольца нет в чехольчике. Немедленно была выслана розыскная группа. Однако кольцо пропало, и вскоре появилось уже на руке какой-то рыночной торговки... "Нет, гонишь, оно моё, - думал про себя Миха, - вот когда помру - берите, делайте что хотите. А пока живой - дулю вам, а не колечко. Мое кольцо! Вместе с пальцем оторву, и голову прихвачу! Гадом буду! Крысы, ворье сплошное. А ты его заработала? Ты разве по лагерям и тюрьмам свое отсидела, баланды похлебала, чтобы власть над человеками иметь?" Михаилу Рафаиловичу до сих пор отчего-то казалось, что власть над людьми приходит только вместе с "баландой".
  
   Настя встретилась взглядом с черным отверстием в пистолетном стволе. Ее пронзило ужасом. Миг, - и все, мир взорвется и рассыплется на мелкие осколки, не будет больше девушки Настуни. Отчего-то промелькнуло лицо мамы, родной дом в деревне. Она судорожно сжалась и зажмурилась, ожидая выстрела. Но вместо этого услышала приглушенную возню; кто-то упал.
   Настя открыла глаза.
   Пожилой мужчина в дорогом костюме по-прежнему был перед ней, но теперь смотрел не на хозяйку Кольца, а на другого человека, вдруг появившегося рядом с ним. Этот, другой, стоял спиной; Настя видела только знакомый широкий размах плеч и короткий ежик седых волос. У ног белоголового хрипел и пускал кровавую пену тот, который направлял на девушку пистолет. Пистолет валялся тут же, на полу, возле Настиных ног.
   - Ггахх! - страшно крикнул пожилой и, резко взмахнув рукой, попытался ударить Халема ножом. Белоголовый успел отбить руку. Но главный из нападавших прыгнул, как вроде играл в американский футбол, ударил Седого всем телом, захватил и сбил с ног. Они покатились по полу.
   Двое молодчиков, до этого удерживающие хозяйку Кольца за руки, бросили ее и кинулись на выручку своему хозяину. Откуда-то сзади появились еще двое, навалившись на Настиного спасителя. Мужчины захрипели и задышали, пытаясь скрутить Халема.
   - Ее, ее держите, - прохрипел тот, в дорогом костюме, барахтаясь на полу, и протягивая жадные пальцы к Насте. Вытаращенные глаза поедали кольцо у нее на руке.
   Настя отдернула руку и отчаянно поискала глазами, как уползти в сторону. Но тут ее взгляд зацепился за пистолет. Не долго думая, она схватила показавшееся очень тяжелым оружие, неловко, двумя руками направила ствол в сторону ползущего к ней главного из нападавших, закрыла глаза и нажала на спусковой крючок. Пистолет глухо бухнул, сильно дернувшись отдачей и выплюнув из глушителя струйку синеватого дыма.
   Когда Настя опять открыла глаза, то увидела, что тот, который к ней полз, замер, закрыв голову двумя руками. А другой из суетящихся над Халемом мужчин, сейчас оказавшийся к Насте спиной, вдруг выгнулся, пытаясь нащупать руками что-то у себя сзади, на позвоночнике, и стал падать. У Настуни в голове, до сих пор затуманенной "куревом" и алкоголем, полыхнуло злорадным азартом. Она хищно оскалилась, и стала нажимать на крючок раз за разом, направляя ствол в сторону нападавших. Однако большого эффекта следующие выстрелы не произвели. Опытные телохранители бывшего хозяина кольца сразу присели, спрятались, кто-то перекатился в другую комнату, доставая свое оружие. Настя еще несколько раз нажала на спусковой крючок, пистолет дергался в руках и кашлял пороховыми выхлопами, выбрасывая звонкие гильзы. Зазмеились трещины на зеркале в прихожей, разлетелся разбитый витраж, посыпалась штукатурка из потолка; там, за дверью, кто-то охнул, матюгнулся и схватился за руку.
   Но главного она добилась: Халем освободился от своих противников. Как только Настин пистолет дернулся в последний раз и замолчал, отбросив назад затворную раму, белоголовый тут же стал на ноги, взвился волчком, пахнув ветром, и с неимоверной скоростью прошелся по всем, кто спрятался в квартире. Настя слышала, как хлопнула входная дверь, и в прихожую влетели с лифтовой еще два бесчувственных тела. После этого установилась тишина, нарушаемая лишь стонами выложенных в коридоре в ряд всех, кто пытался завладеть кольцом. Халем оказался стоящим над ними, с двумя пистолетами в руках. На кухне остался лежать лишь тот, в которого Настя попала первым выстрелом.
  
   Настуня все еще держала в вытянутых руках ставшее бесполезным оружие, как будто пытаясь защититься от всего, что произошло в этот вечер. Халем, не глядя на хозяйку Кольца, продолжая следить за пленниками, произнес:
   - Собирайся. Тебе нужно отсюда уходить.
   Девушка огляделась. Рядом с ней лежала в луже крови Катя. Настя охнула, подавила возникшую в животе волну тошноты и бросилась к подруге. Катена тихо стонала и всхлипывала.
   - Помоги мне! - позвала Настя Халема. Но он не пошел на зов, а пнул ногой одного из лежащих на полу.
   - Вставай!
   Из ряда пленников, все еще держа руки за головой, поднялся... Макс. Халем повел одним из пистолетов: иди, иди к ней. Макс покрутил головой, нащупал каким-то совершенно отрешенным взглядом Настю, и, пошатываясь, побрел к ней.
   - Давай, давай быстрее, - закричала Настя. Вдвоем с шатающимся и отчего-то глупо улыбающимся Максом они перетащили Катю в гостиную и уложили на диван. Настя наспех замотала голову подруги полотенцем. Катена слабо стонала и вскрикивала. У Насти вдруг в голове возникла, подобно молнии, мысль: нужно позвонить в "скорую" Тут же, забыв обо всем, она кинулась к телефону. Схватив трубку, она нажала две кнопки и, даже не дождавшись гудка, закричала: "Алло, скорая? Скорая?" Трубка вежливо-тревожно вдруг ответила: "
   - Да? У вас что-то случилось?
   - Да, да, - закричала Настя. - Срочно, срочно приезжайте! Тут девушке плохо! - затем чуть-чуть подумала, глянула пьяными глазами на учиненный в квартире разгром, им добавила: - Двум девушкам! Одна уже умерла. И одному мужчине. Я его застрелила...
   В трубке что-то тревожно стукнуло, слышно было, что там кто-то поперхнулся и закашлялся, а затем из наушника выполз злой голосок:
   - Вы перепутали. Это не скорая помощь. Это консьерж. Я сейчас вызову скорую и милицию.
   Настя еще что-то хотела сказать, но на том конце провода больше никто ее не слушал. Девушка нашла взглядом Халема, все еще стоящего с пистолетами в руках. Белоголовый смотрел на нее.
   - Что? Я опять что-то сделала не так?
   - Тебе нужно отсюда уходить, - напомнил Халем.
   - А она? - Настя показала в сторону Кати. - А Наташка...
   Настя вспомнила о своей второй подруге и, поскользнувшись в красной луже, вытекшей из спины убитого, лежащего поперек кухни, кинулась туда, где лежала любительница пить мартини в одиночку. Наташа все так же находилась под столом. Насте показалось, что ее тело чуть дергается, изо рта текла пена.
   - Ой.... - застонала Настя и закрыла лицо руками. - Что же... что же я наделала...
   У входной двери раздался длинный настойчивый звонок. Затем сразу еще один. Настя глянула на Халема, вздрогнула всем телом и пошла открывать. Как только щелкнул замок, дверь распахнулась, и в квартиру ворвались парни в сером камуфляже с закрытыми черными масками лицами, нацеливая на всех присутствующих автоматы. За ними виднелся кто-то в белом халате, и еще, в милицейской форме.
  
   - Фамилия, имя, отчество, - спрашивал бледную и притихшую Настю строгий милицейский капитан, строча ручкой в протоколе. В квартире блестели фотовспышки, бродило множество незнакомых людей. - У тебя есть какие-либо документы?
   Настя вяло отвечала, совершенно подавленная и слабо представляющая, чем это все может закончиться.
   - Так, где твои документы? Пропали? Так и запишем... Как ты оказалась в этой квартире?
   После того, как милиция ворвалась в квартиру, спецназовцы в черных масках сразу скрутили Халема, отобрали у него пистолеты и увели. Врачи из скорой переложили на носилки и унесли Катю и Наташу. Появившиеся вслед за группой захвата и врачами милиционеры в обычной форме долго расшаркивались и лебезили перед тем самым пожилым, главным, даже попытались отряхивать пыль с его дорогого костюма. Главный презрительно скривился, растолкал милиционеров и направился к Насте. За ним потянулся угрюмый клин его телохранителей.
   - Эту девчонку я забираю, - заявил милиционерам главный, и показал пальцем на Настю. Но тут служители правопорядка заерзали, переглянулись и заступили Настю широкими серыми спинами.
   - Извините, Михаил Рафаилович, но никак... Никак не возможно. Она у нас подозреваемая в убийстве. Нам нужно ее допросить.
   Лисович сверкнул глазами, матерно выругался и стремительно вышел, потянув за собой шлейф побитых и хромых помощников.
   - Так все-таки, как ты оказалась в этой квартире? - настаивал следователь.
   - Не знаю... - прошептала Настя. - Меня сюда привел Халем...
   Капитан строчил дальше. Настя слышала, что в соседней комнате другой милиционер допрашивал Макса.
   - Как давно ты употребляешь наркотики? - задал следующий вопрос капитан. Так как Настя молчала, следователь интересовался дальше:
   - С какого времени ты начала заниматься проституцией?
   Так и не добившись от Насти вразумительных ответов, как она проникла в квартиру, кто такой Халем, и откуда у нее пистолет, милиционер начал нервничать и горячиться.
   - Рассказывай!! - вдруг накинулся она на Настю, приблизив вытаращенные глаза и обдав дурным запахом изо рта. - Ты - убийца! Ты человека застрелила! Пойдешь за умышленное убийство и за хранение огнестрельного оружия! А еще за наркотики и проституцию!
   Настя вдруг расплакалась. Она даже не расплакалась, а отчаянно зарыдала, закрыв ладонями лицо. Все, что накопилось в ней за этот день, хлынуло из нее, выливаясь слезами.
   В комнату вошел кто-то постарше, в большой фуражке.
   - Что здесь, Клименко? Не колется? Что рассказывает? - спросил начальник.
   - Товарищ подполковник... В принципе, картина ясна. Квартиру снимал тот, которого мы взяли первым, с оружием. Скорей всего, он со своим дружком, - следователь кивнул в сторону соседней комнаты, где слышался плаксивый голос Макса, - притащили сюда этих "бабочек", и устроили бордель с выпивкой и наркотиками. Затем появился этот...Лисович, со своими людьми, - не могу сказать, что ему здесь было нужно, - и началась перестрелка. Вот она, - следователь кивнул на Настю, - застрелила телохранителя Лисовича.
   Начальник подошел к Насте ближе, наклонился и посмотрел на нее, стараясь заглянуть в лицо. Но девушка продолжала плакать, закрывая лицо ладонями.
   - Смотри, - обратился вошедший к своему подчиненному. - А колечко-то у нее на руке - любопытное. А? Видал? Да, знатное колечко, приметное. Нужно будет пробить по картотеке, по украденным вещам...
   Услышав такое, Настя отдернула и спрятала руку.
   - Видишь? - хохотнул важный милиционер, продолжая обращаться к капитану. - Точно, ворованный голдячок...
   - Я... - вдруг заикнулась Настя, отчаянно выстрелив в милиционера заплаканными глазами, - я... никого не убивала! А кольцо мне Халем подарил... Я его нашла, - тут же поправилась Настя, с ужасом поймав себя на мысли, что сказала какую-то глупость.
   Начальник опять криво усмехнулся и переглянулся со следователем понимающими взглядами.
   - Ну, ну, давай дальше... - миролюбиво проворковал важный милиционер. - Давай, давай, дочка, рассказывай. Засчитается, как явка с повинной и помощь следствию. Колечко тебе подарил Халем. А где он его взял?
   - Я не знаю... Я его нашла.
   - Так нашла, или подарил?
   Настя посмотрела снизу вверх на того, кто ее допрашивал. Теперь она его разглядела. Высокий и плотный мужчина, в какой-то особой, из хорошего материала милицейской форме, в широкополой внушительной фуражке, и с двумя большими звездами на погонах. Лицо у этого милиционера показывалось тоже внушительным и солидным: круглое такое лицо, морщинистое, с мясистым носом и маленькими острыми глазками под кустистыми бровями. Но что-то в его лице показалось Насте неправильным. Будто у лиса, ласково выманивающего из норки кролика.
   - Так все-таки подарил, правда? - сладко напомнил внушительный лис.
   - Нет, я это кольцо нашла, - твердо ответила Настя.
   Подполковник на секунду отвернулся, а затем с разворота хлестнул девушку по лицу тяжелой пощечиной, вдруг оскалившись в тигрином рыке:
   - Что, скотина?? Воров прикрываешь?? Убийца, мокрушница! В камеру пойдешь, в тюрьму!! Будешь говорить? У кого Халем украл кольцо?
   От удара у Насти в глазах вспыхнули яркие звезды. Всколыхнулась багровая мгла, засевшая в мозгу еще раньше, после удара об угол двери. А затем наступила темнота. Девушка побелела, сползла со стула и упала на пол, лишившись сознания.
   - Придуривается, - неуверенно сказал капитан, рассматривая лежащую Настю.
   - Нет, не похоже... - прищурил глаз подполковник. - Видно, она сегодня уже побывала в нокдауне... - добавил он, показывая на ссадину у виска девушки. - Кто-то приложился. Ладно, в любом случае - забирай ее в КПЗ, только в отдельную камеру.
   И, уже уходя, добавил:
   - А колечко мне потом занесешь в кабинет. Рассмотрю его поближе.
   - Товарищ подполковник... - раздался тревожный голос от двери. - Разрешите... Звонили из дежурки. Задержанный исчез. Тот, которого с пистолетами взяли.
  
   Подполковник Миронов сейчас навис над своими подчиненными, как ядерный гриб над Хиросимой. Оперативный дежурный, пара оперов, эксперт и следователь замерли и опустили головы, ожидая, в какие причудливые формы в этот раз выльется гнев вспыльчивого первого заместителя начальника райотдела.
   Прошло около четырех часов с момента регистрации в дежурной части факта перестрелки из огнестрельного оружия и убийства в доме номер четырнадцать на Проездной улице. По горячим следам были задержаны трое преступников - неустановленный мужчина, местный наркоман и девушка определенного рода занятий. Но рапортовать руководству о раскрытии преступления было нечего.
   Тот самый мужчина, так и оставшийся неустановленным, во время конвоирования в дежурную часть каким-то непостижимым образом ... исчез. Только его подвели к спецавтомобилю, и начали загружать в изоляторный отсек, он будто растворился в воздухе, вместе с надетыми на него наручниками. На конвойных только ветерком пахнуло, как вроде бы мимо них промчался товарный поезд.
   К большому милицейскому огорчению, на этом странные события вокруг загадочного преступления не закончились. В дежурную часть по подозрению в совершении убийства была доставлена та самая девушка определенного рода занятий, без документов, со ее слов некая Самохина Анастасия Павловна, одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения. Как значилось в протоколе, "...при задержании гражданка оказала неповиновение законным требованиям работником милиции, и против нее были применены приемы рукопашного боя, вследствие чего она имела видимые повреждения и ссадины в области головы и на лице, и находилась в бессознательном состоянии. Для определения возможности содержания гражданки Самохиной в камере предварительного заключения и оказания медицинской помощи была вызвана фельдшер травмопункта..."
   Во время личного досмотра у гражданки было выявлено на руке "кольцо желтого металла". (О том, что кольцо - золотое, или не золотое, милиционеры никогда не пишут, ссылаясь на то, что подобные заключения дает только эксперт). В присутствии понятых (одного пола с обыскиваемой) была "...предпринята попытка снять украшение с пальца подозреваемой. Однако это не представилось возможным, ввиду того, что кольцо из-за своего несоответствующего размера не выходило за пределы первой фаланги на среднем пальце подозреваемой..."
   - Потом она это... ну, очнулась как бы. Мы как раз с нее кольцо снимали, - докладывал высокий и сутулый эксперт, одетый в милицейскую куртку и гражданскую кепку. - Посмотрела вот так, и говорит: давайте я сама попробую снять. Мы думали - пусть попробует... Она покрутила, покрутила кольцо, говорит, - нет, не получается. И тут исчезла.
   Там же полная дежурка народу - наши ребята, понятые, все же видели... Блин, чудеса какие-то, - разводил руками криминалист, будто собирался ловить в комнате невидимку.
   - Мы думаем... - загадочно протянул Миронов. - Мы думали. А нафига вы это делали?? Кто вас заставлял думать??? - заорал, наконец, подполковник.
   Заместителю начальника райотдела сейчас хотелось выйти из-за стола, и размозжить эти тупые лица о стены. Для таких переживаний была еще одна весьма веская причина.
   Когда подполковник, побывав на месте происшествия, вышел из подъезда дома номер четырнадцать на Проездной улице, и уже собрался садиться в машину, в дорогущем "Мерседесе", припаркованном неподалеку, открылось тонированное стекло, и оттуда его поманили пальцем. Ну, машину самого миллиардера Лисовича не узнать было трудно. Заранее сделав угодливое лицо, тряся раскормленной задницей, придерживая рукой шитую на заказ фуражку, Миронов поспешил на высокий вызов и нырнул в открывшуюся навстречу дверку. "Такие шансы бывают в жизни только один раз" - думал при этом подполковник.
   А вот теперь - "исчезла". Вместе с кольцом, за которое Лисович пообещал сделать его, подполковника Миронова, минимум замом министра МВД. А они "думали..."
  
   Старуха - электричка тряслась на стыках всеми суставами, протяжно вздыхая и сопя открывающимися на остановках дверями. Из неплотно закрытых окон тянуло сквозняком. Несмотря на раннюю весну, дачники уже потянулись на свои участки, ощетинившись верхушками саженцев. Настя приткнулась у мутного вагонного стекла, наблюдая, как проплывают мимо голые кустарники и бетонные опоры электропередач. Рядом, на пыточно-неудобной лавке неподвижно сидел Халем, с трудом помещая широченные плечи между двумя пассажирами.
   Насте не хотелось думать о том, что произошло. Как это все... гадко, страшно и некрасиво получилось. Зачем, ну зачем нужно было затевать эту пьянку? Ведь была же квартира, и все было хорошо... А теперь... А теперь она убила человека, и ее ищут. Да, наверняка уже на всех остановках ее портрет с надписью "их разыскивает милиция". Что теперь делать, куда податься?
   После того, как в милиции она покрутила кольцо, вызывая Халема, белоголовый сразу появился, такой же спокойный и безразличный ко всему. Все, кто находился в момент появления раба Кольца в дежурной части, замерли и застыли. Настя в этот раз сразу догадалась, что Халем создал то самое "ускорение".
   - Идем, - предложил Халем. Настя собрала со стола отобранные к нее во время обыска вещи, прихватила мобильный телефон, и направилась вслед за Халемом. Они прошли мимо застывших милиционеров на улицу. Отойдя от райотдела на пару кварталов, бывшая задержанная спросила:
   - Куда мы теперь?
   - Я жду твоих приказаний, хозяйка Кольца, - уклончиво ответил Халем. Настя поняла, что ему, по большому счету, все равно, что с ней дальше будет происходить. Город вокруг них постепенно ожил, задвигался и зашумел. Теперь они просто шли по ночной улице.
   - Я хочу уехать из города, - заявила Настя, - хочу домой. И хочу, чтобы ты поехал вместе со мной.
   После всего пережитого, Настя панически боялась опять оказаться одна, без своего защитника. Почему он не может быть рядом? Куда он прячется? Ведь как только он исчезает, происходят всякие неприятности. Пусть будет здесь, со мной. "А то вызывай его потом", - слабо возмутилась Настя.
   - Если ты хочешь добраться до вокзала, то нужно вызвать такси, - проговорил Халем. - Иначе нас сейчас опять задержат. Он наверняка уже объявили общегородскую тревогу.
   - Да, да, - согласилась девушка. - Только... только давай не на вокзал, а на вторую Сортировку, знаешь? Там, где электричка останавливается.
   Халем вызвал по мобильному радиотакси.
   На освещенной железнодорожными фонарями остановочной платформе сейчас, ночью, было совершенно безлюдно. Настя подошла к расписанию, долго смотрела на него, а затем сказала:
   - Первая электричка в четыре двадцать. Осталось пять с половиной часов.
   Настя зябко поежилась.
   - Давай посидим на лавочке. Если что, скажем, что мы влюбленные.
  
   Иногда мимо проносились пассажирские поезда, гремя и сотрясая платформу, светя из окон веерами тревожных огоньков. Халем рассказывал, а Настя слушала.
   - Он совсем запутался в долгах. Единственным спасение было как можно быстрее уехать в заокеанские колонии. Капитан давно уже завербовался, оставалось только ждать отхода эскадры. В день отплытия мсье Дюваль заглянул к тому самому ростовщику. Неизвестно, о чем они разговаривали, но соседи утверждали, будто слышали из квартиры скупщика выстрел, а затем видели торопливо убегающего мужчину.
   Настя слушала и удивлялась. До чего бывают глупые и недалекие люди. Неужели непонятно, что бог видит все? И нигде, ни в каких заокеанских странах не скрыться от собственной совести.
  
   ... Из западных ворот французского форта Сент-Руан, лязгая сбруей и высекая искры подковами о камни, вытягивалась длинная колонна кавалерии. Утреннее солнце играло на батальонных знаменах и синих мундирах драгун, жмурилось искрами на эфесах палашей, кончиках пик и на заклепках конской упряжи. Ослепительно сверкнула начищенная медь в руках горниста, ехавшего замыкающим.
   На границах колонии полыхала война. Вождь алгонков Вахочита, клявшийся в вечном мире и союзе с французами, вдруг перешел на сторону англичан. Соединившись с племенами западных ирокезов, под прикрытием британского экспедиционного корпуса черноногие устроили жуткую резню в долине Читтальпо.
  
   Через два дня отряд вышел к реке. Широко разлившаяся, но неглубокая Читтальпо, что в переводе с языка сиу означает "земляная вода", несла свои желтоватые волны, раздвинув плечи девственного леса по обоим берегам. За рекой начинались индейские территории. Лошади первых всадников, всхрапнув, ступили в воду, и пошли к другому берегу, оскальзываясь и спотыкаясь на подводных камнях. За передовыми начал подтягиваться к переправе весь драгунский полк.
   - Майор Дюваль! Вы с первым эскадроном отрежете их от англичан. Вот здесь, - полковник показал рукой в белой перчатке место на карте, - со стороны поселения. Капитан Нави, майор Фажерак! Вы атакуете противника в центре...
   - Мсье! Простите, но я настаиваю, что атаковать в конном строю дикарей, прячущихся в лесу...
   - Капитан Нави! Выполняйте приказ! И будьте уверены, что дикари разбегутся, лишь только увидев французского драгуна.
   Офицеры поклонились полковнику и заспешили к своим подразделениям. Но полковник окликнул командира первого эскадрона:
   - Майор Дюваль! Мсье... Я бы хотел с вами поговорить...
   Их лошади пошли рядом, направляясь к переправе.
   - Мсье Дюваль! Я обдумал ваше предложение. Оно для нашей семьи весьма лестно... Вы богаты и добились звания майора. Когда придет время, вы будете полковником. Но понимаете... Мари так молода... Я очень люблю свою дочь и искренне желаю ей добра. Я искренне восхищаюсь вашей смелостью и военными удачами, однако считаю этот брак преждевременным.
   - Мсье... К вашим услугам! - склонился в поклоне майор, пряча бешеную искру в глазах.
   - Первый эскадрон! За мной, рысью... - в сердцах крикнул собеседник полковника и, раздирая шенкелями лошадиные бока, разбрызгивая речную воду, поскакал вперед, обгоняя своих солдат.
  
   Основные силы драгунского полка, внезапно вырвавшись из леса, атаковали поселок краснокожих. И не нашли никакого сопротивления. Селение встретило завоевателей тишиной. Индейцы недавно ушли: их вигвамы были пусты, но очаги еще дымились. Драгуны принялись жечь все, что осталось в поселке.
   Когда все французы собрались возле горящих хижин на открытом пространстве, в лесу раздался боевой клич. Грянул нестройный залп немногочисленных ружей, которыми англичане снабдили алгонков. Затем в кавалеристов полетела туча стрел.
   Драгуны вслепую, с седел, начали обстреливать окрестные заросли, наспех собираясь в боевой порядок в центре поселка. Но индейские лучники, по-видимому, мало пострадали от шальных пуль; стрелы стали лететь гуще, выбивая из седел все больше солдат. Из леса раздался еще один залп, алгонки успели перезарядить оленебои. Выстрелив, краснокожие выпустили еще более жуткий крик, и высыпали из леса, потрясая ножами и томагавками.
   Солдаты ответили поспешным залпом. Несколько дикарей упало. Но основная масса индейцев успели добежать до поселка. Завязалась отчаянная рукопашная.
  
   Майор Дюваль спокойно сидел на поваленном дереве, в менее чем полумиле от места сражения, и чистил ногти. Он тщательно работал пилочкой, иногда поглядывая на массивное кольцо червонного золота, одетое на палец. На поляне, недалеко от южной переправы через Читтальпо, сгрудился первый эскадрон, напряженно прислушиваясь к звукам выстрелов и индейскому боевому кличу, доносившемуся из поселка. Но командир не отдавал пока приказа к атаке.
   - Ален, - негромко позвал майор, и зачем-то покрутил кольцо. Возле него тут же вырос рослый драгун, с отметками капрала. - Полковник должен погибнуть в этой схватке. От рук индейцев.
   Дюваль поиграл желваками на скулах.
   - Мы сейчас поедем выручать полк из засады. Ты поскачешь вперед.
   - Я выполню этот приказ, - ответил беловолосый капрал, склонив голову, и вскочил на лошадь, махнув косичкой из-под форменной треуголки.
  
   Когда первый эскадрон ворвался в поселок, там почти все было закончено. Немногие оставшиеся на ногах драгуны из второго и третьего эскадронов, потеряв лошадей, став друг к другу спиной и выставив пики, отбивались от размахивающих томагавками краснокожих. Поселок был усыпан телами погибших. Индейцы, радостно вопя, размахивали окровавленными скальпами.
   Свежий резерв французов, выстрелив на ходу, вклинился в неприятеля. Краснокожие увлеклись добычей скальпов и не ожидали нападения. Впереди своего эскадрона на горячем скакуне летел майор Дюваль, размахивая саблей в руке. Индейцев сбивали лошадьми, надевали на пики и рубили палашами. Алгонки бросились врассыпную и побежали в лес.
   Майор соскочил с лошади и присел возле поверженного полковника. Лицо командира полка залила кровь - какой-то краснокожий негодяй успел содрать у него с головы седые волосы вместе с кожей. Его скальпировали живым. В груди полковника зияла ножевая рана.
   - Мари... - прохрипел полковник. - Мари... доченька...
   - Быстрее сюда, полковник ранен! Лекаря! Нужно перевязать раны, - закричал Дюваль своим солдатам.
   - Бросьте, бесполезно, - прохрипел рядом капитан Нави, давясь и захлебываясь кровью. - Твой капрал... Будь ты проклят. - Капитан еще несколько раз дернулся в предсмертных судорогах и замер. В его мертвых глазах застыла ненависть.
  
   Собрав свих драгун и уцелевших солдат из других подразделений, майор Дюваль принял командование полком на себя, спешил первый эскадрон, и повел французов в атаку на засевших в лесу дикарей. Но алгонки, выпустив оставшиеся стрелы, не приняли боя и бросились убегать в чащу. Майор приказал преследовать индейцев, и лично сам возглавил атаку, размахивая саблей. Увлекшись погоней, он незадолго оторвался от своих солдат и выбежал на обрывистый в этом месте берег Читтальпо.
   Тяжело дыша, оглядевшись, и не увидев преследуемых, майор уже набрал в легкие воздуха, чтобы позвать солдат. Но тут позади него из зарослей неслышно поднялся индейский воин, размахнулся и метнул в майора томагавк. Топор глубоко вошел в спину, по самый обух, перебив позвоночник.
   Офицер медленно повернулся, еще не веря, что его, всегда удачливого и неуязвимого, мог поразить какой-то дикарь. Затем пошатнулся и упал набок, покатившись по крутому откосу. Тело остановилось у самой воды.
   Дюваль был еще жив. Он мучительно застонал и попытался пошевелить рукой, стараясь дотянуться до кольца. Но приказы из гаснущего мозга уже не достигали тела, рука не подчинялась. Сверху, с откоса, сейчас же посыпалась глина, и на берег спрыгнул тот самый индеец, метнувший томагавк. Не теряя времени, он схватил майора за косичку, приподняв голову, и в секунду отделил скальпировочным ножом кожу на голове. Затем взметнул скальп вверх и испустил торжествующий клич.
   Заметив на руке майора перстень, индеец быстро наклонился и одним движением ножа отсек палец. Снял с обрубка золото и спрятал в походную сумку, а отсеченный палец выбросил в реку. Оглянулся по-волчьи, прислушиваясь к шуму погони, и нырнул в прибрежные заросли.
  
   * * *
  
   Слушая рассказ Халема, Настя даже не заметила, как прошло время. Вот-вот должна была появиться первая электричка, на платформе уже собрались пассажиры. Заранее тоскливо взвыв сигналом, незадолго показался и поезд. Настя и Халем с трудом нашли свободные места в вагоне. Дверь закрылась, поезд тронулся, оставляя за собой так и не принявший хозяйку Кольца город.
  
  
  
   6.
  
   Поезд, поезд, рельсы, шпалы... Перестук колес. Перегоны и мосты, мелькание чужой жизни за окном. Чай в анахроническом стакане с подстаканником, вторая полка, простенькая книжка, купленная в последний момент на вокзале. Купейная скука о ценах, погоде и политике. Ни к чему не обязывающее знакомство: "У вас не будет зажигалки?" Да, пожалуйста. Будет. И разговор допоздна, до полуночной станции, о Цветаевой, Высоцком и Асадове...
  
   Я могу тебя очень ждать,
   Долго-долго, и верно-верно,
   И ночами могу не спать
   Год, и два, и всю жизнь, наверно!
  
   Пусть листочки календаря
   Облетят, как листва у сада
   Только знать бы, что все не зря,
   Что тебе это вправду надо!
  
   Хорошо ехать в поезде, оторвавшись от привычной суеты, оставив где-то там, позади, все надоевшее и будничное. А еще лучше ехать, если знаешь, что впереди ждет нечто важное и значительное. Знать, что завтра этот поезд привезет тебя в новый город, большой и сильный, ждущий тебя, чтобы развернуться и показаться во всей своей мощи. И, выйдя из вагона, ты втянешь ноздрями его запах, глянешь этому городу в глаза, и подумаешь: я тебя завоюю. Иду на вы! Ты уже предвкушаешь свою победу, ты уверен, что новый город смирится, как объезженный конь, ляжет тебе под ноги, как уставший и покорный пес. Вперед, вперед, поезд, быстрее стучите колеса!
  
   Да, хорошо бывает ехать в поезде. Но не похоже, чтобы поездка радовала двоих пассажиров,
   приткнувшихся сейчас в переполненном вагоне электрички. Выйдя утром из одного поезда, Настя со своим спутником пересели на другой, идущий через нужную им станцию. Место, куда стремилась неудавшаяся горожанка, в расписании обозначалось как "ост. платформа Н.Николаевка - 16.07, стоянка - 2 мин". Именно так, с маленькой буквы.
   Они сидели рядышком. Уставшая и не спавшая всю ночь хозяйка Кольца склонила голову на плечо своего защитника и дремала. Халем сидел совершенно прямо и неподвижно, уставившись в одну точку.
   Поезд остановился на очередном полустанке. Белоголовый пошевелился, осторожно освободил плечо из-под головы Насти, и полез в карман куртки.
   - Что? - испугано и непонимающе со сна подняла голову девушка.
   Халем вдруг повернулся к ней и протянул пачку долларовых купюр.
   - Десять часов. К этому времени ты приказывала принести десять тысяч долларов. Я выполнил приказание.
   Настя обалдело переводила глаза то на деньги, то на своего спутника. На них стали обращать внимание другие пассажиры, посмеиваясь и заглядывая через спинки сидений на странную парочку, выедая жадными глазами кучу денег в руке здоровенного седого мужика, ошивающегося рядом с какой-то пичужкой с побитым лицом.
   - Вот бы меня кто-то так испугал! - завистливо выдохнула бойкая бабенка, сидящая напротив, осуждающе разглядывая бледное лицо и обтянутые джинсами худенькие ноги спутницы седого мужчины.
   Настя, не зная, что ей делать дальше, неуверенно взяла деньги и засунула их в поясной карман куртки.
   - Спасибо, - выговорила хозяйка Кольца. Ее губы отчего-то задрожали, она отвернулась к окну, глотая вдруг хлынувшие слезы. Еще не затянувшаяся и едва-едва переставшая кровоточить рана воспоминаний о недавнем прошлом опять полыхнула болью, уколола в душе обидой, страхом, неуверенностью и всем тем, что чувствует молодая девушка, полдня назад нечаянно застрелившая человека, чуть не попавшая в тюрьму, потерявшая квартиру, лучших подруг и веру в себя. Никому не приходилось такое ощущать? Нет? Ага, ага...
   Халем вновь застыл, по-видимому, посчитав свою миссию исчерпанной. А Настя, посидев еще немного, встала со своего места и полезла через ноги и сумки других пассажиров в тамбур, курить.
   Дымя сигаретой, бывшая владелица городской квартиры думала о том, что произошло с ней несколько часов назад. Какая же она неудачница! Халем принес деньги. Вспомнил ведь! Он - как машина. Куда направишь, туда и поедет. Что ему: вон сидит, ждет, наверное, пока закончится срок его ссылки в этот проклятый мир.
   Настя вздохнула, выбросила окурок в промежуток между тамбурными дверями и пошла на свое место. По дороге столкнулась с каким-то пассажиром, молодым парнем со скользкими глазами.
   - Извиняюсь... - промурлыкал паренек, протискиваясь в узком проходе, и незаметно выхватил из Настиного кармана денежную пачку.
   Ничего не заметившая девушка прошла на свое место и села, по привычке засунув озябшие руки в карманы. И вдруг замерла и еще больше побледнела.
   - Деньги... Я потеряла деньги.
   Настя спохватилась, и, снова расталкивая пассажиров, поспешила в тамбур, искать доллары.
   Спустя некоторое время она вернулась, совершенно бледная и с пустыми глазами, похожая на мертвеца.
   - Халем. Я потеряла деньги.
   Ее спутник никак не отреагировал на мрачное сообщение, продолжая быть неподвижным. Даже голову не повернул.
   - Халем. Ты можешь их найти? - с глухим отчаянием спросила Настя.
   - Да, - ответил, наконец, белоголовый.
   - Найди, пожалуйста... - попросила хозяйка Кольца.
   Халем встал.
   - Я выполню твой приказ, - обнадежил он хозяйку, и стал быстро пробираться по проходу в ту строну, куда несколько минут назад прошел паренек со скользкими глазами.
   Перейдя в соседний вагон, белоголовый пошел еще быстрее, ловко пронося свое большое тело мимо толпящихся у выходов пассажиров. Электропоезд сейчас подходил к очередной станции.
   Скользкий парнишка, воровато оглядываясь, с довольным выражением на лице, - как у кота, съевшего сметану, как раз спрыгнул на платформу со ступенек последнего вагона. Но вдруг большое тело с неимоверной скоростью вылетело из двери соседнего, предпоследнего вагона, мелькнуло на платформе, и, буквально подняв в воздух, занесло парня обратно в тамбур. Перед незадачливым воришкой возник высокий мужчина с какими-то необычными белыми волосами. Он одной своей рукой, твердой, как поручни автобуса, схватил парня за горло, совершенно перекрыв доступ кислорода, а другой быстро обыскал и достал запрятанную под рубашкой пачку.
   В это время двери вагона закрылись, электричка тронулась, набирая ход. Спрятав деньги себе в карман, Халем, не выпуская шею воришки, другой рукой легко отжал половинку дверей и вышвырнул сметанного кота на платформенную щебенку. Пассажиры электрички могли наблюдать из окон, как рядом с вагонами покатился кубарем какой-то паренек, но затем вроде поднялся, оторопело рассматривая удаляющийся поезд.
   - Вот, - буркнул Халем, явившись спустя пару минут в своем вагоне и протягивая Насте ту же долларовую пачку. - Я выполнил твой приказ.
  
   Поезд остановился на станции почти точно по расписанию. Настя с помощью Халема на дрожащих ногах сошла с вагонных ступенек на перрон. Ее совсем разморило после бессонной ночи и долгого пути.
   Остановочная платформа полностью соответствовала своему названию. Прав был тот, кто написал ее с маленькой буквы. Никакого жилья вокруг не наблюдалось. С обеих сторон железной дороги тянулись лесопосадки. Единственным свидетельством наличия той самой платформы служили несколько бетонных плит, уложенных у колей, и табличка "ост. пл. Н. Николаевка".
   От бетонного берега в лес уходили грунтовая лужистая дорога и пара размытых тропинок. Несколько сошедших на полустанке пассажиров потянулись по этим проходам, и вскоре скрылись из виду. Затрещав двигателем, завелось и поплыло по лужам через лес единственное транспортное средство, до этого ждавшее прибывших пассажиров - мотоцикл с коляской. Наверное, какой-то заботливый папаша встречал семью, побывавшую в городе.
   - Пойдем, - позвала Настя своего спутника, - нам далеко идти. Добраться бы до темноты.
   Они перешли через лесопосадку, и вышли на полевую дорогу. Повевал холодный ветерок, нагоняя тяжелые тучи. Начал накрапывать мелкий дождик. Настя с трудом переставляла ноги. У нее уже давно жутко болела голова и перед глазами плыли сиреневые круги. Пройдя еще немного, Настя остановилась.
   - Давай отдохнем... - выговорила она побелевшими губами. Халем молча остановился.
   - Нужно добраться до дороги. Там, может быть, кто-то подвезет, - обнадежила сама себя Настуня. - Ты можешь сделать так, чтобы мы дошли быстрее? - спросила она белоголового.
   - Да, я выполню твой приказ, - ответил раб Кольца. С этими словами он подхватил девушку на руки, и легко зашагал по дороге.
   Плывя в железных объятиях своего спасителя, Настя вдруг почувствовала, что все плохое осталось там, внизу, а она сейчас соединилась с какой-то могучей и небывалой силой, поднявшей ее на небеса. Вроде бы она, такая маленькая и беззащитная, стала частью этой мощи. Проснулось и укололо кольцо на руке, головная боль и усталость как-то спрятались и растворились. Шея Халема пахла особым духом, какой бывает у горькой полыни, у сосновых стружек, табака и новой кожи. А возможно, она ничем и не пахла. Но Настуне казалось, что лучше ничего не бывает. "А что будет, если она, Настя, войдет в свое село вот так, на руках у сказочного рыцаря?" - размечталась девчонка, и ее мысли полетели куда-то далеко, совершенно в другую сторону от вчерашней милиции, грязной электрички и синяка под глазом.
   Халу нужен конь. Вороной рыцарский конь, бешено грызущий удила, всхрапывающий и раздувающий ноздри, бьющий копытом землю и косящий огненным глазом. С высоким седлом и посеребренной сбруей. Кроме коня, ему самому стоит переодеться. Что за одежда у рыцаря: потертая косуха и джинсы? Нет, не то. Нужен черный кожаный колет, с блестящими наплечниками, нагрудником и усеянными шипами рукавами. На ногах - высокие сапоги со шпорами, на боку - меч в ножнах (нет, лучше за спиной, два меча). И длинный плащ - накидка, с капюшоном. Но не такой, в котором Халем появился впервые: это не рыцарский плащ, а сплошное безобразие. Плащ должен быть длинным, черным, с кровавым или белым подбоем... Классно было бы: вороной конь, черные латы с серебряными заклепками, накидка... И его белые серебристые волосы. Лучше бы он запустил длинные, а то вот этот короткий ежик... Вот появится такой рыцарь у них в селе, а у него впереди, на седле - она, Настя, королева магического кольца. Нет, лучше рядом, на белой лошади...
   "Так, интересно, сколько мне лет?" - спросила сама у себя мечтательница. "Тринадцать, от силы - пятнадцать" - так же самостоятельно ответила Настуня. И опять же сама себя огорчила: "Нет, не пятнадцать, а двадцать четыре года, здоровая дылда, а мозгов - ноль абсолютный. Размечталась".
   Продолжая нести девушку, Халем вышел на проезжую дорогу и зашагал по обочине. Вскоре позади них раздался шум двигателя.
   - Стой, отпусти меня, - попросилась Настя. Она сразу застеснялась, что кто-то увидит ее вот так, на руках у кавалера. Халем опустил ее на землю.
   Показался автомобиль, красные "Жигули" с прицепом, торопливо прыгающий по выбоинам на дороге. Настя замахала рукой, останавливая машину.
   - Это дядя Гарик, наш сосед, - пояснила она Халему. - Дядя Гарик, подвезите!
   - Залезай! - из окна выглянул усатый, еще не старый водитель, - а я вот отвез мясо в приемку, еду домой. Гляжу - вроде знакомая, с каким-то кавалером. А это ты, Настуня. Рассказывай, как дела? Что в городе слышно?
   - Да так, ничего, - откликнулась бывшая горожанка, трясясь на заднем сидении. Как только Халем сел рядом, Настя взяла его за руку, и так и ехала, украдкой сжимая железную ладонь своего раба. - Что нового в Николаевке? Что там мой родитель, пьет по-прежнему?
   - Ай, что там у нас может быть нового? Стоит деревня, все по-старому.
   Вопрос по поводу Настиного родителя водитель "Жигулей" предпочел опустить. И, в свою очередь, поинтересовался:
   - Настунь, а ты, никак, с женихом? Извиняюсь... - зыкнул Гарик в зеркало на белоголового спутника Насти, обращаясь уже к нему: - я ее просто сызмальства, вот с таких знаю. Хорошая девушка, скромница и работница... В школе все время отличницей была. Я своим балбесам говорил всегда: вот, берите пример...
   - Да что вы, дядя Гарик, это ... это Халем. Мы... ну, знакомый просто... - открестилась Настя. В машине ей опять стало плохо, она с трудом слушала трепотню веселого односельчанина, изо всех сил цепляясь за руку Халема, стараясь не потерять живительный источник силы.
   Так, подпрыгивая на ухабах под хриплое рычание жигулевского мотора и оживленную болтовню дяди Гарика, они вскоре доехали до самой Новой Николаевки.
   - Ну, все, маме привет! - сказал на прощание дядя, махнув рукой, оглядываясь со своего водительского места вслед выходящим из машины пассажирам. - Хорошая девушка, - убедительно заверил он выбирающегося из салона "жениха".
   Скрипнула калитка, залаял и вдруг приветливо замахал хвостом дворовой пес, узнав свою хозяйку. Настя приехала домой. Увидев остановившуюся у ворот машину, навстречу уже спешила мама.
  
   * * *
  
   Самое главное, что сейчас занимало Настю, был вопрос, куда пристроить Халема. Первая волна охов и вздохов при встрече с мамой, наконец, иссякла. Мама Вера, загадочно глянув на Настиного спутника, кинулась на кухню, готовить ужин.
   - Вам стелить одну постель, или разные? - поинтересовалась мама, когда дочка присоединилась к ней, переодевшись и умывшись.
   - Нет, мама, ты не понимаешь... - смутилась Настя, - это просто... друг. Он меня защищает.
   Находясь на кухне, хозяйка Кольца старалась чаще заглядывать в комнату, где, усевшись на стул, неподвижно застыл ее плечистый спутник.
   - Защищает? От кого? - уточнила мама. - А что у тебя с лицом? Кто это тебя так? Он? - спросила Вера Ивановна, разглядывая ссадины на лице у дочки.
   - Нет, нет, что ты! Он - хороший. А это так, ничего страшного. Упала, - соврала Настя.
   Вскоре откуда-то на велосипеде приехал отец, однорукий Самохин-старший. На удивление, сегодня он оказался почти трезвым.
   - Явился, - ворчала мать. - Хоть сегодня при памяти. Целую неделю не просыхает.
   - Здрасьте, - увидев долгожданную гостью, поздоровался хозяин. - Что-то ты, дочка совсем нас забыла. И похудела-то как... Здрасьте, - дополнительно поздоровался Самохин-старший с Халемом.
   Настин друг молча кивнул.
   Женщины еще некоторое время возились на кухне. А Самохин уселся напротив Халема, видимо, решив развлечь гостя беседой. Долго молчал, кряхтел, затем выдал:
   - Да, жизнь... Помирает село. Все разворовали. Такой завод был в районе, - все растянули...
   Гость продолжал молчать.
   - А сами-то вы откуда? - поинтересовался глава семейства.
   - Из города, - буркнул белоголовый.
   - Да... Ну, город есть город. Да....
   Ни мужской, ни какой другой разговор никак не завязывался. Самохин это чувствовал, поэтому решил пока ретироваться.
   - Ну, это... Вы пока располагайтесь, а я пойду, велосипед в сарае закрою. Тут у нас воруют...
  
   Настя так и не придумала, куда устроить своего спутника. Она помнила, как Халем рассказывал: он не ест человеческую пищу и не спит никогда. Со сном дело обстояло проще - не хочет спать, так пусть просто лежит и делает вид, что спит. А вот с едой все выглядело намного сложнее. Как объяснить гостеприимным родителям, особенно маме, что здоровый мужик, после дороги, совсем не будет ужинать, и вообще ничего не ест? А еще надо объяснить папе, почему гость ничего не пьет... Настя улучила минуту и вызвала Разрушителя во двор.
   - Ты будешь кушать? - осторожно спросила Настя.
   - Нет, этот приказ я выполнить не могу, - ответил Хал.
   - А если я очень попрошу? Ну, пожалуйста, ты же можешь как-то приспособиться...
   Халем немного подумал и ответил:
   - Да, приспособиться я могу.
   - Вот спасибо, - обрадовалась девушка.
  
   Приблизительно через полчаса в хозяйстве Самохиных стали происходить удивительные события. Но единственным свидетелем этих чудесных явлений оказался тот самый дворовой пес, который первым встречал Настю.
   Сначала откуда-то появилась и вошла во двор Молодая хозяйка (хороший человек), с каким-то страшным, огромным, и, с собачьей точки зрения, совершенно нестерпимым Пугалом (плохой человек, чужой). Самое страшное, что "Пугало" вообще никак не пахло, а это все равно, что для людей человек, который не отбрасывает тени. Молодая хозяйка с плохим человеком вошли в дом, спрятались, но псу все равно было неспокойно, потому что пугало в любой момент могло выйти и наброситься.
   Затем явился Хозяин, (странный человек) на своем двухколесном посмешище, но не такой, как всегда, не воняющий особым духом, от которого хочется чихать. Без чихательного запаха Хозяин обычно строгий и безразличный, а с чихательным - почти всегда добрый, и лезет целоваться. Правда, под чихательным духом он иногда рычит и гоняет Главную хозяйку (особенно хорошего человека, можно сказать - главное божество), и она на него рычит - но это ничего. Их ссоры - дело хозяйское, это нас, дворовых псов, не касается.
   Завечерело, на небе нарисовалась белая морда, плывущая в лохматых облаках. Из двери дома потянулся съестной дух. Ух, как живот подвело. Хозяйка, хозяйка, дай чего-нибудь! Помру же с голодухи на этой цепи... В миске пусто, в животе - кошки скребут, дождик холодный сечет... Ав, ав!.. Люди, я здесь!
   Вдруг произошло то самое событие, которое и вызвало чрезвычайное недоумение цепного сторожа. Пахнуло ветерком, даже не ветерком, а тугой волной, будто вот сейчас, рядом промчалось четырехколесное уличное чудовище. Почудился тот самый, без запаха... И вдруг полыхнуло духом вкусной еды. Откуда? Пес отчаянно закрутился на месте, обнюхал все - и нашел! В своей же миске, минуту назад совершенно пустой и вылизанной старой кастрюльке - еда! Правда, немного, но вкуснотищща...
   Моментально проглотив все, пес тщательно вылизал миску, поискал и обнюхал вокруг (вдруг что-то потерялось?), облизнул морду, и посмотрел настороженными влажными глазами на дверь. Ничего себе - подарочек! Откуда, кто принес? Но еда есть еда, откуда бы она не взялась. Покрутившись на месте, пес приготовился опять скучать.
   Вдруг повеяло тем же ветерком! Пес, удивившись уже меньше, подбежал к своей миске. Точно! Есть! Очень хорошо...
   И опять то же самое. Ну, вы, ребята, и даете! Есть, есть на небе собачий бог! Он все видит!
   Снова ветерок. Давай, давай, могу слопать, сколько дадите...
   Ай, нет... Что за гадость... Чих!
   Фу. Чихательная вода, которой обычно пахнет от Хозяина. Зря вы так. Мы такого не употребляем. Я же дворовой пес, а не "ал-ко-го-лик", как иногда обзывает "особенно хорошая" Главная хозяйка "странного человека"...
  
   Настя поглядывала на Халема, и тихо радовалась. Он все-таки выполнил ее приказ, и вел себя за столом вполне прилично. Даже лицо сделал не такое каменное, изображая на обличье нечто подобное вниманию и благодарности к хозяевам дома. Он даже отвечал на вопросы, правда всегда односложно: "да", или "нет".
   - Мать! - хохорился Самохин-отец. - Мать! - мучительно-приказывающе заглядывая в глаза Вере Ивановне. - Надо бы в честь приезда дочки по капельке...
   Вера Ивановна с ненавистью глянула на мужа, оценивающе на гостя, и вышла из комнаты. Спустя несколько минут она вернулась, и поставила на стол фигурную бутылку из-под дорогой водки, наполненную прозрачной мутноватой жидкостью.
   - Не побрезгуйте. Вы в городе, наверное, к "казенке" привыкли... А у нас - вот такая. Сама делала, на смородине.
   Самохин тут же оживился, хищно блеснув глазами.
   - Ну, давайте, за знакомство! - проговорил он, наливая в стаканы самогон.
   Насте показалось, что Халем чуть насмешливо глянул на нее, поднимая полный стакан. Он поднес водку к губам, наклонил... и стакан вдруг опустел. Хозяйка кольца даже глаза раскрыла от удивления: неужели выпил? Интересно, каким он будет, если опьянеет?
   Но в поведении Халема совершенно ничего не поменялось, даже после нескольких полных стопок. Он все так же безразлично-искусственно делал вид, что ест, пьет, и что его интересует происходящее за столом. Даже когда опустела вторая бутылка.
   Зато Настин отец, приняв "дозу", наконец, наполнился "чихательным" духом, и почти силой вырвал у жены третью порцию самогона. Самохин принялся скандалить, все больше пьянея и становясь агрессивным.
   - Вот, человек... - пьяно качался Самохин, и лез обниматься с белоголовым. - Мужик! А вы - бабы. А я... Я! - однорукий грохнул уцелевшим кулаком по столу: - Хозяин!
   Вернулся домой Валерка, младший Настин брат, сел за стол. Мать положила перед ним тарелку с едой. Но Самохин накинулся на сына, в чем-то упрекая, обзывая его лоботрясом и бандитом. Валерка насмешливо и дерзко отвечал, поглощая мамину жареную картошку с яичницей, не отказавшись от стопки самогона. Пьяный Самохин вдруг поддал Валерке здоровой рукой тяжелую оплеуху. Тарелка с едой перевернулась.
   - Ты что? Да пашол ты н....й! - выругался и возмущенно вскочил младший.
   - Что? Отца? - взревел пьяный.
   Увидев такое, покраснев и даже поджав пальцы на ногах от стыда, Настя поспешила закончить праздничный ужин.
   - Спасибо, - хозяйка Кольца взяла за руку Халема, и вывела из-за стола.
   - Куда? Что за "спасибо"? - возмутился совершенно захмелевший Самохин и свалился со стула на пол, стянув культей скатерть. - Стоять... - прохрипел он, стараясь встать, опираясь одной рукой. - Мы щас... Ыть! Мать! Мать!!
  
   Настя отвела Халема в приготовленную для него комнату. Там, за столом, в другой половине дома продолжал бушевать отец, слышался возмущенный голос мамы, бубнение Валерки и звон посуды.
   - Вот, - сказала Настя. - Ложись. Если не хочешь спать...
   - Я выполню твой приказ, - безразлично ответил гость, и лег на кровать, не раздеваясь и не снимая обуви. Пружины старенького дивана жалобно заскрипели и прогнулись почти до самого пола под тяжелым телом. Халем улегся на спину, скрестив руки на груди и направив лицо в потолок, и так застыл.
   - Все, спокойной ночи! - пожелала Настя, и пошла в свою комнату. Она чувствовала, что держится из последних сил. На ватных ногах Настя добрела и свалилась...
  
  
   * * *
  
   В последний год империю Лисовича сильно трясло и лихорадило. Признаки разрушения появились давно, еще до потери кольца. Слишком много врагов нажил себе Михаил Рафаилович, шагая по трупам к могуществу. Слишком многие страстно горели местью, изо всех сил стремясь увидеть его раздавленным, затоптанным в грязь и уничтоженным.
   Последние выборы показали, что он многое упустил. Его ставленник проиграл; страшно, с треском провалив все, что можно было бы провалить. Не помогли ни заокеанские друзья, ни куча денег, вложенных в пиар-компанию. Соперник "демократического" кандидата от Лисовича оказался выше на две головы. И, только войдя во власть, начал целенаправленную войну против пресловутого олигарха. Отваливались, как отжившая кора, сопутствующие компании. Яростно вспыхнула невидимая и незаметная для непосвященных "четырехдневная" война за нефть, закончившись сокрушительным поражением "Михи энд компани". Новая власть рвалась к телеканалам, подконтрольным миллиардеру, вытесняла и задвигала капиталы Лисовича, размещенные в промышленности и банках.
   Раньше, при помощи кольца, Михаил Рафаилович мог бы решить многие из существующих проблем. Неугодных можно было легко устранить; материалы для шантажа добывались одним движением окольцованного пальца. Но теперь наступили другие времена. Созданная служба безопасности без Седого явно не справлялась с новыми задачами. Чтобы хоть как-то удержаться на плаву, приходилось подключать все возможности, надеяться на людей, с которыми раньше Лисович побрезговал бы и поздороваться. Миха чувствовал себя без кольца, как будто голым выставленный на холодный ветер.
   - Коля. Коля, слушай меня. Ко... Коля, я тебя прошу! - раздраженно бросал в трубку Михаил Рафаилович. - Найди мне ее! У тебя целое эм вэ дэ! Я... Послушай, дорогой мой, я не угрожаю, я просто больше не дам денег. Да мне похеру! - взбешенно заорал в трубку Лисович. - Ты - замминистра, так заставь своих ленивых ментов поработать! А если некому, так подними задницу и сам найди девчонку! Она человека убила, а вы сопли жуете.
   В последнее время Лисович все больше чувствовал, что и в нем самом что-то меняется. Как будто надломилось; пропала хватка, быстрота реакции, и, наверное, основное - кураж и жажда победы. А самое главное, все чаще возникал вопрос - зачем все это? Сколько нужно для одного человека? Пожрать, да выпить, да в сортир теплый сходить. Разве для этого обязательно нужны миллиарды?
   - Игорь! Что там, вы ищете девчонку? И что? Куда нужно ехать? В деревню? Так какого хрена... вы еще здесь! Сам езжай! Через полчаса чтоб был там!
   Лисович приказал установить у себя в загородном доме тот самый прибор, изобретенный для исследований времени. Его усовершенствовали и сделали мощнее. Михаил Рафаилович приобрел привычку часами "зависать" в хроносе. После первого эксперимента, когда ему удалось только почувствовать пустоту, он решил попробовать еще раз. И ему вдруг удалось нащупать слабенький сигнал, импульс иного временного потока, разнящегося от привычного, земного. Действительно, это как настройка радиоволны: вроде бы ничего нет, пустой эфир, а затем чуть-чуть, легкий попорот настроечной ручки - начинает кое-что проявляться... Главное, сконцентрироваться, и можно разглядеть. Бывший зек, погрузившись в транс, нашел какие-то застывшие формы, напоминающие серые пирамидальные скалы посреди желтой пустыни. Отчего-то казалось, что время здесь остановилось; и действительно, отключив прибор, Лисович всегда с удивлением обнаруживал, что пробыл в хроносе всего несколько минут, хотя ему казалось, что несколько часов. И, обрадовавшись, что потратил так мало времени, опять пускался бродить под серыми скалами.
   - Да. Нашли? Где? Седой там? Не отходит от нее? Ладно, не светитесь особенно. Но наблюдение держать. Мне докладывать через каждые полчаса. Все.
   Как-то бывшему хозяину Кольца удалось заглянуть еще дальше, в другой поток. Но здесь ничего невозможно было разглядеть: все мелькало и мчалось с огромной скоростью, перерезая пространство огненными росчерками. Сразу же отпрянув от такого видения, Миха очень удивился, обнаружив, что полминуты, проведенных в иномирной суете, оттяпали от его жизни почти месяц. Больше в этот поток Лисович не заходил. И вообще не стал искушать судьбу и что-то дальше искать. "Вот так и жизнь пролетит за какую-то минуту" - подумал Михаил Рафаилович и остался верен серым скалам. Его сюда тянуло со страшной силой. Работая с прибором, Миха вдруг понял, насколько коротка человеческая жизнь, и что ему уже пятьдесят четыре года, и что рано или поздно все равно придется навсегда уходить в какой-нибудь другой поток... "Но, если находиться в этом... замедленном, можно притормозить старость, и прожить гораздо больше" - сделал для себя вывод Лисович, и стал все чаще отщипывать от своего плотного рабочего графика часы и минуты на свидание со временем. Кто-то из спецов, в разговоре, окрестил это явление "хроновирт".
   Вот и сейчас, прибыв на загородную резиденцию, Миха, разогнав прислугу, уселся в наблюдательное кресло, сам ввел в вену стимулятор и включил обозреватель хроноса...
  
   Медленно, медленно, медленно течет песчаная река, вылизывая бока женских грудей - серых скал. Здесь нет неба - только зеркальное отражение желтого лица пустыни, здесь нет ветра - только дыхание каменных самок... Песчинки - это глаза. Мириады глаз, живущих самостоятельной жизнью, но подчиняющихся общему ритму. Песок - жизнь, песок - кожа, песок - кровь и пища для солнца. Вот оно, светило. Растворилось в зеркале, оставив только следы морщинок у глаз.
   Серая кожа. Нерв. Под песком, в глубине, скалы соединяются, образуя одно тело, одно ложе и лоно для песчаной реки...
   Не спеша. Не торопясь и зная другого смысла, ползут тени по песку, наслаждаясь безмолвием... Они колышутся, увеличиваясь; увеличиваются, достигая пика, а затем выдыхают, выпуская силу... Серые скалы, похожие на женские груди. В чем еще может состоять истинность наслаждения?
  
   Он очнулся, и, как всегда, взглянул на часы. Глубоко и удовлетворенно вздохнул, потянулся. Отстегнул провода и встал с наблюдательного кресла.
   Вроде из другого мира, искусственно и тревожно запищал мобильный. Лисович вздрогнул и нехотя нажал кнопку.
   - Нда... Что? Ударили? По нашему "Кредитному"? И насколько обвалили курс?
  
  
   Насте приснился удивительный сон. Ей причудился старинный замок, объятый темнотой и тишиной. Плыла полная луна, заливая молоком островерхие кровли башен, и изображение шута на флюгере, и разорванный темный стяг на главном бастионе. Вокруг стен замка угрожающе сомкнулся черный лес.
   На одной из крыш, на самом гребне, вылилась из лунного света человеческая фигура. Голый по пояс мужчина присел на высоте, опираясь на одну ногу, подперев рукой щеку. Серебрились его волосы, и за спиной шевелились на ветру сложенные мощные крылья.
   По крутому скату крыши, отчаянно цепляясь руками за выступы черепицы, ползла вверх молодая женщина, похожая на графиню, о которой рассказывал Халем. Вот она взобралась выше, подняла глаза, и протянула к крылатому руку. Но тот, к которому она стремилась, только на миг поднял голову, глянул в полные слез и мольбы глаза... и остался неподвижен, отведя взгляд. Что-то надломилось в женщине. Она гордо выпрямилась, и разжала руки. Тут же соскользнув с крутизны, полетела вниз, вниз, вниз, туда, где колыхалось и ждало ее месиво жадных рук и лиц в шутовских масках...
  
   Бывшая горожанка отсыпалась почти до полудня. Нигде так сладко не спится, как дома! В комнате пахло сеном и лампадным маслом, умиротворенно тикали старые ходики; мама осторожно заглядывала в дверь, и уходила на цыпочках, чтобы не разбудить... Из кухни пахло свежеиспеченными пирогами.
   Проснувшись и умывшись, Настя заглянула в комнату, где она вчера оставила Разрушителя. Здесь ничего не изменилось: Халем лежал в той же позе, на спине. Казалось, что за всю ночь он ни разу не пошевелился.
   Отца дома не было, он с утра ушел по каким-то своим делам. Мама Вера, суетясь на кухне, выглядела расстроенной и сердитой.
   - Как же мне надоели эти его пьянки! - делилась она своей бедой с дочкой. - Быстрей бы уже умереть, отмучиться, и не видеть всего этого... Он меня сведет в могилу.
   Насте и сама, еще с детства, впитала в себя исконное бабье возмущение пьяным мужиком. После вчерашнего безобразия, учиненного Самохиным, заметив свежую отметину, - синяки на запястье у матери, глянув на лицо преждевременно состарившейся женщины, она все больше и больше наливалась злостью по отношению к своему родителю. Вспомнилось вечные скандалы и драки, и то, как Самохин у нее же на глазах пропил деньги для поступления в институт...
   - Пока трезвый - человек как человек, а как только выпьет - дураком становится. Как зверь какой-то... - всхлипывала мама.
   - Вот что, мама. Вот, возьми, - Настя протянула матери половину денег, доставшихся ей от Халема. - Возьми. Купи себе новое пальто, и поедь в район, к стоматологу... Что ж ты ходишь без зубов...
   Потом мама с дочкой долго сидели рядышком, тихо журча о чем-то своем, о женском, и рыдали в голос обе сразу, и так и замерли, обнявшись...
  
   После обеда Настя собралась в гости, к сестре. У ее девочки, Настиной племянницы, как раз сегодня выходил день рождения. Посетовав, что не приготовила подарка, хозяйка вспомнила о Кольце и тихонечко его повернула. Через несколько минут Халем откуда-то доставил большущую мягкую игрушку. Но у хозяйки Кольца для Халема было еще одно задание.
   - Послушай, если я тебя попрошу - сделаешь? - заглядывая в кажущиеся равнодушными буравчики своего раба, допытывалась Настуня, - сделаешь? Ну очень нужно!
   Белоголовый, как всегда, молчал, дожидаясь, пока хозяйка заговорит по существу.
   - Я хочу... Мне нужно... - Настя никак не решалась сказать что-то очень важное. Затем все-таки решилась и выдохнула:
   - Я хочу, чтобы отец бросил пить. Совсем. Ты можешь такое сделать?
   Однако раб Кольца не спешил с ответом. Наконец, проговорил:
   - Я могу выполнить любую задачу, связанную с материальными предметами. Но человека я переделать не могу.
   - Но ты же наказал Чоньку-китайца? Помнишь?
   - Ты мне приказываешь, чтобы я твоего отца тоже наказал?
   Настя задумалась. Нет, не надо, не надо так, как с китайцем. Она вспомнила, как дергалась голова у Чоньки, когда его бил по печени камуфлированный спецназовец.
   - Нет, не нужно его наказывать. Просто... Ну придумай что-нибудь? Ты же говорил, что твой мозг больше развит, чем у обычного человека...
  
   Настина сестра, Татьяна, жила со своим мужем на краю села, в новопостроенном доме. Новым этот дом можно было назвать совершенно уверенно, а вот сказать, что он построенный, только очень покривив душой. В селе так бывает: поставили стены и крышу - уже хорошо. Но ничего, семья обжила одну комнату, особо не обращая внимания, что нигде, кроме этой комнаты и кухни, в доме нет пола и потолка, и что в остальных частях дома окна заложены штабелями пиленого камня - когда-нибудь достроится. Зато размахнулись на целых два этажа: муж Татьяны работал дальнобойщиком, в подворье часто стоял большой грузовик. Они считались, по сельским меркам, весьма зажиточной семьей.
   Из кухни пахло дымом и жареным луком. В той самой единственной жилой комнате, возле дивана, купленного сразу после свадьбы, стоял праздничный стол, копошились над тарелками с холодцом и звенели стаканами гости. Тут же ползала под столом виновница торжества - трехлетняя Виктория.
   В числе приглашенных гостей оказался и Вадик Молдаванчук со своей женой, беременной вторым ребенком. Их первенец, пятилетний Максим, сейчас находился тут же, за столом, на руках у подпитого деда Гриши, который настойчиво пытался уговорить внука попробовать вино. Мальчишка вертелся, плевался и бил деда по лицу.
   Бывший Настин ухажер за последнее время отпустил животик, раздобрел физиономией и потерял часть курчавой шевелюры. Но его бесстыжие черные глазелки все так же стреляли по девкам, а с языка, не переставая, сыпались сальные шуточки. Оказавшись за столом рядом с Настей, он отвернулся от жены, сидящей с другой стороны, и все ближе пододвигался к своей прошлой пассии, пытаясь ущипнуть ее за коленку. За раздобревшей фигурой Молдавана Настя иногда замечала выступающий живот и светящийся неприязнью глаз его жены.
   Праздник продолжался допоздна. Кто-то из гостей уже попрощался и ушел; кто-то, например, Настин "малый" - Валерка, с каким-то своим другом, только пришел. За столом осталась в основном "молодежь". Гремела музыка, Виктория давно отплакалась и уснула под столом, выпустив лужицу, на это уже никто не обращал внимания. Ждали другого деда, Самохина, и маму Веру. Но они так и не появились поздравлять внучку.
   - Что-то дед пропускает мероприятие. На него это не похоже, - высказался кто-то из родни.
   - Так, все, я хочу танцевать, - заявила порядочно опьяневшая Татьяна. Хозяйку поддержали присутствующие за столом и не менее пьяные тетки - коллектив сельского детского садика в полном составе. Особенно старалась беременная жена Вадика, пытаясь отвлечь прилипшего к чужой девке мужа.
   - Пошли. Все идем в клуб, - скомандовала одна из подруг Татьяны, качаясь на ногах. Вскоре гости вместе с детьми погрузились в "девятку" Молдавчука, частью поместились в кабине "КАМАЗА" совершенно пьяного Татьяниного мужа и поехали на дискотеку, так и не дождавшись деда, чуть не забыв под столом виновницу торжества.
  
   Для Самохина-старшего, или, по определению дворового пса, "странного человека", сегодняшний день начался тяжело и плохо. После вчерашнего застолья нутро пекло огнем. Первым делом, проснувшись, Павел Афанасьевич, в майке и семейных трусах, одев калоши на босую ногу, пошел в сарай, где у него в особом месте находилась "заначка". Вытащив открытую поллитровку, в которой немного болтыхалось на донышке, Самохин моментально проглотил водку прямо из горла. Посмотрев со жгучей тоской на пустую бутылку, "странный хозяин", пнув ни в чем не повинного пса, вернулся в дом, собрался, вывел велосипед и поехал на работу.
   Однорукий инвалид числился сторожем в вымирающем дачном поселке у железной дороги. Там, с парой местных мужиков, они разламывали и вытягивали все, что можно было разломать на заброшенных участках. Особенно ценился металлолом - добыв за день полсотни килограмм, можно было тут же его сдать и купить водки.
   Ближе к вечеру, в руках добытчиков оказалась вожделенная добыча - полторалитровая пластиковая бутылка самогона.
   - Ну, че? Давай, давай, не томи душу, - торопил Самохин похожего на медведя медлительного Петра. - Мне еще сегодня идти внучку поздравлять.
   Аркашка, малюсенький пожилой мужичонка, суетился рядом. На ящике, приспособленном в сторожке в качестве стола, стояли три пощербленных гранчака, булка хлеба, пару луковиц и кусочек сала. Рядом, в углу, громоздились ломики, кувалды и лопаты.
   Ловким движением, выученным за многолетнюю практику, Петро начислил по сто пятьдесят.
   - Ухх... - выдохнул Павел Афанасьевич, подхватывая здоровой рукой водку, жадно вытягивая губы навстречу стакану. Под языком тут же закипела слюна, ожидая чудесного огня... В лицо повеяло каким-то ветерком. Миг - и стакан уже у рта, голова по инерции запрокинулась...
   Павел Афанасьевич непонимающе вытаращился на дно стакана. Водки там не было. И в рот ничего не попало.
   Глупо пожевав разочарованными губами, Самохин ошарашено глянул на своих сотрапезников. Они уже закусывали, хрустя луком.
   - Эй... - растерянно выдавил Самохин. Его мозг замер, не в силах понять происходящее. - Ты что, мне не налил? - подозрительно глянул однорукий на собутыльника.
   - Ты че, Паша? - удивился Петруха, жуя хлеб. - Белка подошла, что ли?
   Дрожащей рукой инвалид сам схватил бутылку и налил себе в стакан.
   - Эй, эй, че ты? - возмутился Петро. - Всем начисляй!
   Но Самохин, выстрелив глазом внутрь гранчака, мигом оценив наличие в нем жидкости, - есть, есть, теперь все нормально, - быстро опрокинул водку в рот.
   Но ничего не почувствовал! В стакане опять ничего не было.
   Павел Афанасьевич обалдело огляделся вокруг, будто спрашивая у облупленных стен сторожки: вы видали? Да что ж это такое? В сознании затрепетало и пронеслось искрой по кругу, опоясывая мозг, единственное слово, состоящее из трех, и заканчивающееся на "...мать".
   - Ты че? - осторожно поинтересовался Петро. - Ты это... Бросай такие манцы.
   - Да какие манцы?? - взревел Самохин. - Водки в стакане нету! Я не выпил нифига!
   - Со мной тоже такое бывало, - вставил Аркашка. - Мне моя баба подсунула. Я думал - винцо, а оказалось - компот. - Аркашка мелко захихикал, показывая впереди голые десна.
   Самохин взволнованно встал, и глубоко вздохнул. В сердце вонзилась тупая игла, уколов болью.
   - Да ты не переживай, - успокоил друга Петро. - Ну-ко ся, давай-ко по второй...
   Опять забулькало из пластика, наполняя стаканы. Павел Афанасьевич, все еще стоя, осторожно, будто ежа, взял свой стакан. Поднес к лицу, почти к губам, принюхиваясь к знакомому и привычному сивушному запаху. Вот она, плещется рядышком, налито "по поясок". И резко бросил водку в рот.
   - Епт... - возмущенно бросил голову на сторону и развел руками Самохин. - Ничего...
   - Да что ты придуриваешься? - возмутился Петро. - Выпил же, выпил, - мы же видели! Скажи, Аркашка? Что ты гонишь дурку?
   - Чеегоо? - протянул инвалид. - Я - гоню? Да я... - Петро Афанасьевич люто оскалился, кинулся и схватил Петра за грудки здоровой рукой. Самодельный стол перевернулся. И случилось самое ужасное: упала на пол и начала выливать из себя жидкость заветная бутылка. Аркашка кинулся спасать водку.
   - А вот это ты зря, - мрачно изрек медведеподобный Петро, и, широко размахнувшись кирпичным кулаком, зацедил Павлу Афанасьевичу в глаз.
  
   Самохин частенько приходил домой побитым. Для многострадальной Веры Ивановны никак не было новым, что ее муж-инвалид в подпитии имеет скверный характер. Как напьется, так обязательно драку устроит. Вот и сегодня, глянув через окно на вползающего во двор "хозяина", она закрыла лицо руками и зарыдала.
   Распахнулась входная дверь. Самохин с трудом стоял, опираясь на дверной косяк. Лицо "странного хозяина" в этот раз показывалось разбитым не на шутку: один глаз совсем заплыл под багровым отеком, из брови и развороченной губы текла кровь, заливая шею и грудь.
   - Мать... - позвал раненый. - Мать... помоги... Сердце...- он схватился культей за левую половину груди. И вдруг добавил: - Я бросил пить. Насовсем.
   Вера Ивановна несказанно удивилась, не услышав от мужа привычного сивушного духа. И забегала, затревожилась над "родненьким".
   Уже умытый и уложенный на постель, охая и выпуская мучительные стоны, Павел Афанасьевич вдруг отпрянул от стакана с валерьянкой, поднесенного женой.
   - Что... - оцепенел он, рассматривая сосуд с лекарством, как вроде нацеленный ему в самое сердце нож. Но потом осторожно прикоснулся разбитыми губами к краю. И почувствовал горьковатый вкус валерьяновой настойки. Выпив лекарство, вздохнул и покачал головой.
   - Колдовство какое-то. Валерьянку, значит, можно.
  
   7.
  
   Индейский воин, добывший скальп большого вождя хугузи, носил в своем племени имя Таммучахичча, переводимое с языка сиу как "Пестрый опоссум крадущийся в утренней воде". Но белые скупщики пушнины называли этого вечно угрюмого и дерзкого охотника короче - Тамучи, или просто Опоссумом.
   Присоединив волосы майора к еще трем окровавленным солдатским косичкам, привязанных на лосинах, Опоссум затрусил волчьим бегом по берегу реки, уходя прочь от разгромленного поселка. Вскоре он добрался до излучины Читтальпо, где "земляная вода" поворачивала к востоку, к Великим озерам. Здесь Пестрый Опоссум перебрался вброд на другой берег, выбрался на сухую землю, и, не останавливаясь, побежал дальше.
   Ничего не может быть легче и неутомимей обутых в мягкие оленьи мокасины ног индейского охотника. Только волк или дикий кот может сравниться в легкости бега. Алгонков среди союзных племен называли "черноногие", из-за ставшей легендой неутомимости их воинов. К вечеру Тамучи ушел далеко от долины Читтальпо. В походной сумке индейца все дальше на запад американского континента переносилось кольцо белого вождя, из тех, которыми бледнолицые любят украшать пальцы на руках.
   На берегу ручья, впадающего в заводь, безымянную для белых колонистов, а для окрестных индейских племен носящего название "Вигвам бобра", Тамучи встретил двоих соплеменников, уже добравшихся сюда, в место сбора, после битвы у Читтальпо. Незадолго пришел еще один, зажимающий рукой окровавленный бок; и еще трое воинов, несущие тело еще одного - погибшего в битве.
   К утру возле бобровой заводи собрались почти все взрослые мужчины из их племени, кто участвовал в сражении и выжил - около пяти десятков воинов. Многие были ранены. Удалось вынести десять и четыре тела охотников, чьи души уже находились на пути во владения Мониту.
   Подождав полдня, убедившись, что остальные три десятка воинов уже никогда не найдут дороги в родные вигвамы, предпочтя изобильные леса Отца земли, черноногие сняли временный лагерь у бобрового ручья и потянулись в лес, на запад, туда, куда заранее были отправлены старики, женщины и дети племени.
   - Тамуччахичча - великий воин, - хвасталась спустя пару дней среди женщин Такка-Олоа, Трава У Камня, жена Пестрого Опоссума. - Его томагавк разит без промаха! У него на жердях сушится четыре скальпа хугузи, а мне Крадущийся В Утренней Воде подарил кольцо великого вождя бледнолицых.
   И действительно, на груди Олоа поверх оленьей парки пускало рыжие искры массивное золотое кольцо, висящее на нитке рядом с россыпью индейских бус и ожерелий.
   Покинув долину Читтальпо, алгонки ушли к западу, на территории, контролируемые ирокезами и их союзниками - англичанами. Но очень скоро между хозяевами охотничьих угодий и пришлыми черноногими трубка мира погасла, и был откопан томагавк войны. Воинственные ирокезы напали на обескровленное в сражениях с бледнолицыми племя чужаков, беспощадно вырезав всех, кому не удалось убежать и спрятаться в лесах. Маленькое племя алгонков было рассеяно. Несколько семей, оставшихся в живых после разбойничьего набега бывших союзников, отправились дальше, на северо-запад, искать охотничью удачу в пустынных скалистых лесах предгорий.
   Тамучи с Олоа и детьми тоже уберегли скальпы от ирокезских томагавков, но на запад вместе с племенем не пошли, разбив свой вигвам на пепелище, на месте разгромленного поселения.
   Никогда Опоссум даже не думал о кольце, и не подозревал о той громадной силе, которая в нем таилась. Его держало здесь, на ирокезских территориях, вблизи поселка бледнолицых совсем другое.
   Возможно, Пестрый Опоссум со своей скво и отправился бы вместе с остатками племени, однако помешало одно обстоятельство. Крепкая рука и верный глаз никогда не подводили на охоте Таммучахиччу. Но, меняя шкуры бобров и куниц у белых скупщиков, здесь, поблизости, в поселке инглизи, Опоссум буквально за несколько месяцев пристрастился к огненной воде. Он уже не мог оторваться от проклятого источника. Попробовав один раз, Тамучи вскоре, буквально за полгода из знаменитого охотника превратился в законченного пьянчужку, и его все чаще видели спящим на мусорных кучах у поселка бледнолицых. Его уже называли не "Пестрым", а "грязным" и "пьяным" опоссумом.
   Однажды он пришел в свой прохудившийся и обнищавший вигвам трезвым, но с горящими дикой жаждой глазами. Молча, ничего не говоря, Опоссум сорвал с груди Олоа золотой перстень вождя хугузи, и поспешил к поселку бледнолицых...
  
  
   В Новониколаевском клубе, недавно арендованном одним из предприимчивых местных, по средам, субботам и воскресеньям происходило действо, называемое "дискотека". Тот самый местный арендатор, из предприимчивых, жаловался:
   - Как зверье какое-то... Что не сломают, то побьют. А что не побьют, то хоть обоссут...
   Подъехав на "КАМАЗЕ" прямо к дверям, чуть не протаранив компанию "пацанов" на мотоциклах, Татьянины гости посыпались из кабины и повалили на танцы.
   В большом неотапливаемом зале было темно и сыро. Блестели несколько слабеньких разноцветных лампочек, изо всех сил долбили по ушам хрипловатые колонки. В углу вихляли задами трое девиц. Кроме них желающих танцевать не находилось. Остальные посетители клуба частью сосали пиво и сигареты на крыльце, а частично дымили за несколькими пластиковыми столиками возле старой общепитовской витрины, обозначающей барную стойку.
   Первым делом прибывшие гости заказали для виновницы торжества плитку шоколада, а для себя еще водки, дружно выпили из пластиковых стаканчиков и пошли танцевать, побросав на стульях сумочки, куртки, пьяного Татьяниного мужа и сегодняшнюю именинницу.
   Настя осталась за столом, слабо понимая, что происходит. Она в этот вечер почти не пила, и все происходящее показывалось ей бредом. Настуня держала на руках спящую Вику, и мечтала об одном - чтобы Татьяна быстрее натанцевалась, и чтобы этот праздник, наконец, закончился.
   В клуб зашел где-то задержавшийся Молдаванчук. Видимо, ему все-таки удалось в этот вечер избавиться от надоевшей жены. Увидев, что его давняя пассия еще здесь, он радостно блеснул глазами и тут же подсел рядышком, схватив Настино колено.
   - Ну че... Давай это, пошли в машину, - настаивал Молдаван, крича бывшей подруге в самое ухо,- пока я свою дуру сплавил. Ну, че? - стараясь схватить ее за грудь, - пока эти колбасятся, поехали к деду? Там хата свободная. Или что, в машине плохо? Давай, не строй целку...
   Девушка попыталась отгородиться племянницей, но не тут-то было. Молдаван, отчего-то разозлившись, схватил ребенка и начал тянуть на себя. Вика проснулась и заплакала. Но Вадим зло вырвал ребенка из Настиных рук и швырнул на стул, будто куклу. Затем схватил строптивую "горожанку" за руку и потащил к выходу. Оторопевшая от такого поворота Настя пыталась что-то сказать, крикнуть, позвать Татьяну, но в грохоте колонок она даже сама себя не услышала. Окончательно испугавшись, Настя изловчилась, выдернула руку, и крутанула кольцо. Правда, Молдаванчук тут же схватил ее снова, за локоть, и опять потащил к выходу. Уже у самых входных дверей, он, продолжая тянуть за собой Настю, вдруг уперся в загородившего эти самые двери рослого незнакомца с какими-то необычными седыми волосами.
   Халем быстро сделал шаг навстречу, приблизился к Настиному похитителю вплотную, и почти незаметно дернул рукой, как-то снизу, ткнув кулаком в бок. Молдаван, по-видимому, сразу разучился дышать, хватая ртом воздух, и начал превращаться в вопросительный знак, выгибаясь на одну сторону и бледнея. Настя вырвалась и побежала к столику, чтобы забрать Вику. Но возле столика уже опять собрались Татьянины подруги и сама Таня, пьяные, потные и раскрасневшиеся после плясок. Всей толпой они кинулись засюсюкивать испуганного и уставшего ребенка.
   - Ты чего дитё оставила? - накинулась Татьяна на Настю. - Вот такая хорошая сестра у меня... Только блядки в голове.
   - Так, мы идем домой, - решительно сказала Настя, подхватывая на руки девочку. - Вы тут веселитесь, а я пошла. Положу Викторию спать у бабушки.
   С ребенком на руках девушка решительно вышла из клуба. У дверей, на свежем воздухе, ее ждал Халем. В сопровождении белоголового Настя быстро пошла прочь от "очага культуры".
   Но беспрепятственно им довелось пройти недалеко. Халем с Настей не успели сделать и двух шагов от крыльца, и дойти до стоящего рядом "КАМАЗА", как вслед им донеслось:
   - Стоять, б....ь! - и длинное ругательство. Сзади затопотало и зашевелилось, взревели моторы мотоциклов.
   Халем оглянулся, торопливо подошел к кабине грузовика, и чуть повозившись, открыл дверку.
   - Залезай, - скомандовал он, буквально забросив Настю вместе с Викой в кабину. И захлопнул за ними дверь, сам оставшись внизу, на земле.
   Спрятав хозяйку Кольца, Халем обернулся. От клуба к ним спешил еще не до конца выпрямившийся после удара в печень Молдаван. За ним собирались в стаю с десяток местных "пацанов".
   - Стоять! - орал Молдаванчук, скрипя зубами, - убью, суку!
   Но, подойдя ближе, встретив напротив себя страшную глазную сталь и внушительную каменную фигуру, Молдаван резко затормозил, и даже подался назад. Но не оставил своих мстительных планов.
   - Пацаны! - заярился Молдаван. - Пацаны! - И опять прошелся злобным матюгом в отношении чужака и "драной лахудры", приехавшей из города.
   Вдохновленные таким напутственным словом, "пацаны" обступили неподвижно стоящего Халема со всех сторон, подбадривая сами себя еще более заковыристыми матюгами. Понеслось обычное в таких случаях "Ты чё?" и "Да ты щас будешь..." Кто-то первым выскочил сзади, пытаясь ударить белоголового ногой. Но отчего-то не попал, пролетев как-то "сквозь" чужака, и упал на землю, корчась от боли в паху. Не поняв такого намека, и убедившись, что чужой все-таки "чё", "пацаны" кинулись все разом, на миг сомкнувшись вокруг белоголового темным кругом. Нужно сказать, что уже наученный горьким опытом Молдаванчук предусмотрительно остался немного позади.
   Чужак почти никак не отреагировал на нападение, во всяком случае, со стороны никто бы и не заметил каких-то его особых действий Но, пытавшиеся его ударить, схватить или сбить с ног "пацаны" вдруг почти все разом полетели в разные стороны. Если бы данное действо в этот момент увидел какой-нибудь врач-травматолог, или стоматолог, или вообще хирург, то сразу бы радостно потер руки: есть работенка по специальности. У некоторых были свернуты челюсти, и из ртов плескала кровь вместе с осколками зубов; кто-то держался за живот, хватая ртом воздух. А некоторые просто повалился здесь же, подкосившись на ногах и превратившись в мягкую тряпку в результате тяжелейшего нокдауна.
   Но подобная картина не успокоила некоторые горячие (читай - пьяные) головы сельских подростков, жаждущих славы "уличных королей". Взревело несколько мотоциклов, замелькали фары "Яв" и "Ижаков". В руках мотонаездников появились цепи и куски арматуры.
   - Халем! Халем! - отчаянно кричала из кабины и стучала ватным кулачком в лобовое стекло Настя. Она видела все происходящее, будто на ладони. - Халем! Уходи! Они тебя убьют...
   Но раб Кольца или не слышал свою хозяйку, или просто не желал слышать, повернувшись лицом в сторону наступающих на него мотоциклистов. Первого "наездника", подъехавшего слишком близко, пытающегося достать чужака железным прутом, он обезвредил очень быстро, просто выставив в сторону руку. В эту непреодолимую преграду наездник и ударился, как-то глухо и утробно охнув, и остался на месте, выпустив из-под себя мотосредство катиться дальше самостоятельно, по его усмотрению.
   Оценив опасный трюк своего товарища, другие наездники уже не так спешили нападать на каменную статую. Их пылу пока хватало лишь только на то, чтобы носиться вокруг, ревя моторами, на безопасном расстоянии от необычного противника. Поверженные во время первого приступа пешие "бойцы" начали понемногу приходить в себя и тихо расползаться, не желая больше сражаться за честь такого хорошего парня, как Вадик Молдаван. Сам Молдаванчук, видя такое положение дел, сник, понемногу подал назад, незаметно растворился в своей "девятке" и на первой передаче покинул поле боя. Он наверняка срочно вспомнил о своей беременной жене, не желая больше воевать за любовь горожанки.
   Вдруг мотоциклисты-кавалеристы разом сильнее затрещали моторами, и, вслед за "девяткой" своего предводителя поспешно потекли куда-то в боковую темную улицу. Побитая "пехота" стала активнее и быстрее расползаться, переваливая через заборы. Послышался шум автомобильного мотора, резануло фарами. На площадку возле клуба въехал милицейский "УАЗик".
  
   Петр Васильевич Самохин обслуживал эти села давно, лет семь-восемь, став участковым в уже зрелом возрасте, дослужившись за это время аж до звания старшего лейтенанта. Фамилия у него была такая же, как и у Настиной родни - Самохин, но родственниками они вроде не значились. Хотя, кто его знает: в Новой Николаевке - полдеревни Самохиных, а еще на хуторе, и в Татарке. Кто кому родственник, ведали только древние старухи (есть такая категория неистребимых старух, которые все ведают). С вымиранием стариков, родственные связи терялись и все больше запутывались и обрывались. Получалось, что Новониколаевские Самохины Самохину-участковому - не родня, а только однофамильцы.
   Но, хотя и жил Петро Васильевич в соседнем селе, Кировском, и не являлся родственником многочисленным деревенским Самохиным, он часто наезжал в Новую Николаевку и знал здесь каждого, многих молодых - с самого младенчества. Был строг, иногда крут, но никогда особенно не подличал, из-за чего в селе его уважали, и почтительно называли Василичем.
   Увидев выходящего из милицейской машины однофамильца, понимая, что сейчас они будут задерживать Халема, предчувствуя новую беду, Настя стала отчаянно теребить ручку, пытаясь изнутри открыть дверку КАМАЗа. Она поглядывала в окно на происходящее у машины, и, стиснув зубы, дергала никак не поддающийся дверной запор. Три милиционера в форме неспешно высадились из УАЗика, и уже неторопливо шли, поигрывая резиновыми дубинками, к тому месту, где несколькими минутами раньше происходила драка.
   Все "пацаны", до этого отлеживающиеся вокруг места побоища, успели скрыться. Возле КАМАЗа остался только Халем, совершенно не обращающий на приближающихся стражей порядка никакого внимания. Убедившись, что у его недавних противников жажда подвигов полностью иссякла, он спокойно подошел к кабине, и открыл снаружи ту самую дверку, которая никак не поддавалась Насте.
   - Пойдем, - позвал он хозяйку Кольца, - ты ведь собиралась домой?
   Настя спрыгнула на землю.
   - Стой! - раздался голос у Халема за спиной. - Предъявите документы!
   Все три милиционера уже стояли рядом, у машины, насторожено меряя глазами рослую фигуру чужака. Один из них, молодой, незнакомый Насте, с какими-то блестящими прямоугольниками на погонах бушлата, даже держал руку на открытой пистолетной кобуре.
   У Насти прыгнуло сердце в предчувствии нехорошего и страшного. Халем... Он же сейчас их развеет в порошок! Но для нее это обозначает новые страшные беды и проблемы. И Настя пустилась на обычную сельскую уловку. Она выскочила перед милиционерами, загораживая Халема своей худенькой фигуркой.
   - Дядя Петя, что вы? Вы чего? Это мой жених, из города. Он... - Настя отчаянно тужилась, что бы соврать, - он... чемпион по боксу, и знаменитый... - никак не приходило на ум, как закончить фразу, - знаменитый... Просто знаменитый. Дядя Петя, мы пойдем домой, а? Тут все нормально...
   - А с документиками как? - не поддался на Настино явное вранье молодой милиционер.
   - Дядя Петя... - просительно продолжала Настя, заглядывая в глаза Василичу, и одновременно пытаясь сотворить нечто соблазнительное из своих глазок в сторону молодого.. - Так мы пойдем? Вот еще Викторию нужно спать уложить... Дома, дома документы.
   Василич молча обошел Настю и заглянул в кабину КАМАЗА, где на сидении спала Вика. Убедившись, что Настя в этом не соврала, участковый, присветив фонариком, оглядел кровавые пятна на земле, а затем прошелся фонарным лучом по окрестным кустам.
   - Дома, говоришь? - загадочно переспросил матерый старший лейтенант.
   - Да, да, - закивала головой Настя. - Так мы пойдем?
   - Что, местные пацаны пошаливают? - вдруг обратился Василич к "чемпиону по боксу".
   - Нет, здесь все спокойно, - не моргнув, сказал Халем.
   Участковый очень внимательно посмотрел на чужака, так, как могут смотреть только фотографы и милиционеры. Наверное, у него в памяти сейчас отстукивало: "около тридцати пяти - сорока лет, рост - метр девяносто пять, волосы - седые, короткие; лицо..." Но, оглядев Настиного "жениха", Петр Васильевич махнул рукой:
   - Ладно, идите.
   И добавил:
   - Только - домой. Хватит уже безобразничать. Глядите, чтобы опять с местными не поцапались!
   - Спасибо, дядя Петя, - обрадовалась Настя, хватая Халема за рукав и увлекая за собой.
   - Дитё не забудьте, - проворчал старший лейтенант, не выпуская странную парочку из-под глазного прицела. - А то дело молодое, а ребенку давно спать пора.
   Халем взял на руки Викторию, закрыл дверку грузовика, и они втроем заспешили в темноту.
   - Василич... ты что? Он же у нас по министерской ориентировке проходит! - зашипел молодой милиционер, глядя вслед удаляющейся парочке. - Да и она тоже! По убийству с огнестрельным оружием! Надо задерживать!
   - Задерживать... - скептически протянул дядя Петя. - Давай, задерживай! Ты ориентировку внимательно читал? Написано - особо опасный, соблюдать меры предосторожности, - опытный Василич назидательно потряс указательным пальцем. - А ты - задееерживать... - опять передразнил молодого. - Он здесь только что полсела положил. Видал? - дядя Петя показал лучом фонарика на кровавые пятна на земле.
   Молодой только вздохнул и покачал головой.
   - Вот доложим в дежурную часть, как положено - а там пусть думают. Нам по любому медалей не дадут. Пусть присылают дуболомов, ОМОН, вот они пусть и задерживают. Все рано другого делать не умеют, они для этого предназначены. Пойдем, - позвал Василич милиционеров, - надо парочку админпротоколов по пьянке составить. Ориентировка - ориентировкой, а показатели нужны... Эти все равно никуда до утра не денутся.
  
   Утром следующего дня, далеко от села, в том самом городе, откуда так поспешно недавно уехала Настя, в одном из офисов головной компании Лисовича раздался телефонный звонок.
   - Михаил Рафаилович... - в селекторе раздался голос секретаря, - на второй линии на проводе Пятаков, замминистра МВД... Говорит, не может выйти по мобильному...
   Хозяин огромного кабинета, потерявшийся среди дорогой кожи и дерева, оскалился, как голодный волк, блеснул золотой оправой очков, и нажал на кнопку.
   - Да, - выдохнул в трубку.
   - Здравия желаем, Михаил Рафаилович. Пятаков беспокоит, - возник из пульта какой-то излишне бодренький, как у весеннего скворца, голос замминистра.
   - Привет, - буркнул Лисович, и больше ничего не спрашивал, ожидая, что скажут на том конце провода.
   - Ну что, есть, есть ваша покрестница, нарисовалась, так сказать, на горизонте. Сегодня ночью взяли, - в голосе Пятакова явно трепетало довольство.
   - Та ну? - не поверил Лисович. Здесь, из кабинета, было заметно, что его не очень вдохновило и обрадовало известие. Даже больше того: по лицо Лисовича пробежала тень брезгливости и отвращения. Но ничего подобного миллиардер в голосе не выдал. - Неужели менты стали, наконец, шевелиться? - притворно-шутейно выдал Миха, - уже и воровать нечего, а вы шевелиться начали.
   - Так уже и нечего? - отреагировал голос, намекая на что-то особое, известное только пресловутому гению приватизации и чиновнику МВД.
   - Нечего, нечего. Да ладно. Так что, где нашли?
   - Дома, Рафаилыч, в деревне. Появилась у родственников. Там и взяли. Уже сидит в КПЗ.
   - И что, прямо сидит и вас дожидается? - делано удивился Лисович.
   - Ну... да. А куда ж ей деваться? - не понял Пятаков.
   Михаил Рафаилович ненадолго умолк, переваривая услышанное.
   - Слушай, а этот,.. седой такой мужик - с ней? - спросил в трубку Лисович, озабоченно прищурив глаз.
   - А как же! - восхитился Пятаков, как будто ждал такого вопроса своего собеседника. - И его взяли! Там же, сидит уже, как миленький! В смысле, как положено, в разных камерах, для мальчиков и девочек. Взяли всех, всю группу!
   - Ну, ну, - скептически протянул Лисович. Как только он услышал, что Седого тоже "взяли", он понял, что его свиноподобный ставленник в МВД нагло заливает, утверждая, что смог поместить в камеру Халема. Для того, чтобы окончательно убедиться, Лисович спросил:
   - Слышь, Пятаков, а где ж ты своих узников содержишь? Они уже в городе?
   - Нет, ну, не все так быстро, Михаил Рафаилович. Они пока в районном отделе, но машина за ними уже пошла.
   - Ага, ага, - загадочно бросил Лисович. Услышав, что Разрушителя удерживают в сельском отделе милиции, он окончательно убедился в том, что Пятаков ситуацией не владеет. - Ну, готовь ордена, и звони, если что... - и нажал на кнопку отбоя.
   Тут же нажал другую.
   - Начальника безопасности ко мне.
   Игорь явился в кабинете сразу же. Он действительно дожидался под дверью, спеша доложить шефу события сегодняшней ночи.
  
   - ... мы установили еще один канал наблюдения через спутник. И, конечно, направили на место группу. Но, понимаете, в селе провести нормальную "наружку" почти невозможно, только нагло, в лоб. Поставь машину в любом месте - все равно стоишь, как тополь посреди поля. Пришлось так и стоять, - развел руками собеседник Лисовича. - Мы у них висели прямо на хвосте. Кстати, не знаю, как Седой, но, похоже, что девушка так ничего и не заметила.
   Заметно было, что Игорь явно гордится своей ролью "полевого командира".
   - ...Они прибыли в деревню два дня назад, девятого, в семнадцать двадцать четыре, я вам это уже докладывал по телефону. Мы отработали по ее прошлым связям. Нарисовался некий Молдованчук, с которым у нее раньше были какие-то отношения. Дерьмо редкостное, - решился высказать свое собственное отношение и охарактеризовать бывшего Настиного ухажера начальник службы безопасности.
   - С ним вступили в контакт, договорились, что этот бывший возобновит отношения. Он потребовал пять тысяч. Конечно, пообещали; только после выполнения работы. Выдали триста задатка.
   Вчера, ночью, объект наблюдения, одна, без Седого, в компании односельчан, - Игорь заглянул в записи, - в 23 часа 54 минуты появилась у сельского клуба, и вошла в помещение. Следом за ней появился Молдованчук. Подсел к объекту наблюдения и начал ей что-то рассказывать. Не похоже было, что ей это понравилось. Тогда наш клиент тупо накинулся на нее и потащил к выходу. По-видимому, Самохина в этот момент каким-то образом успела подать сигнал, так как у двери появился Седой.
   - Понятно, понятно, - закивал головой Лисович, очень внимательно слушая рассказ своего подчиненного. Его взгляд сфокусировался где-то в стороне от лица докладчика. - Давай дальше.
   - Сразу по прибытию Седой нейтрализовал Молдованчука. Вместе с Самохиной и малолетним ребенком Разрушитель попытался покинуть центр села, но был остановлен группой местных жителей, организованных нашим сельским помощником...
   - Слушай, кто тебе писал эти протоколы? - вдруг возмутился Лисович. - Я понимаю, что у тебя там одни менты бывшие, только у меня в ушах эти "местные жители" как замки на лагерных решетках лязгают... "Нейтрализовал"... А нельзя сказать проще, по-человечески - "дал в морду"?
   - Я понял, Михаил Рафаилович, так и будем писать, - вполне серьезно ответил начальник безопасности, и продолжил:
   - На площадке перед клубом Седого остановили и попытались... избить несколько... местных жителей. Седой в этот раз отработал очень щадяще, только припугнув нападавших. Сразу после драки прибыла милиции, наряд в количестве трех человек. Но, переговорив с Седым и Самохиной, они обоих отпустили. Те сразу ушли к родителям Самохиной. Один из наряда - местный участковый - позвонил в районную дежурную часть и доложил, что в селе появились подозреваемые.
   В пять двадцать пять дом объекта окружило около тридцати человек местных районных милиционеров - их подняли по тревоге. Через минут пятнадцать из центра на вертолете прибыл спецназ.
   Они сами вышли и сдались, ничего особого не произошло. Просто вышли и подняли руки.
  
   * * *
  
   Вырвавшись от назойливого внимания милиционеров на площадке у клуба, Настя и Халем заторопились прочь, в темноту, по глухим сельским улочкам. К дому, где жили родители Насти, идти было далеко, на дальний конец села. Хал нес на руках уснувшую Вику.
   Настя легко ориентировалась и угадывала в темноте знакомые с детства тропинки. Она даже иногда пыталась помочь Халему, заботливо предупреждая о луже или яме на дороге. Белоголовый шел молча, сотворив из своих рук уютную колыбельку для ребенка, иногда пригибаясь и проскальзывая под низко нависшими над тропинкой ветками.
   Вот так пробираясь по темному селу, Насте вдруг стало весело и хорошо. Нет, даже не просто весело. В ее крови зашевелился восторг оттого, что все произошедшее возле клуба удачно закончилось. Ночь вдруг расчистилась, потеплела и выпустила в небо россыпь звезд под присмотром полнолицей луны. Настя с наслаждением втягивала в себя ночной весенний воздух, сдобренный сельским коровьим духом. Ей даже захотелось петь. Она вдруг поняла, что ей не хватало в этой жизни. Ей не хватало... Да, его. Вот такого, способного свернуть горы по одному ее слову. Да, именно вот такого, молчаливого, мощного и широкоплечего защитника. Защитника, которого она сегодня выручила из затруднительного положения. Ведь это она, Настя, уговорила дядю Петю отпустить подозрительного чужака! Ощущение маленькой победы возносило Настю на крыльях, трепетало в лице, как стяг над завоеванной крепостью.
   Придя домой, Настя разместила спящую племянницу у себя на кровати и отправила Халема в его комнату. Стараясь не скрипнуть дверью, сходила на улицу покурить втихомолку (дома, в селе, Настя не признавалась, что курила, и пряталась за сараем). Покурив, помылась из чайника, переоделась в ночную сорочку, и улеглась на свою кровать с краешку, возле Виктории.
   Ей не спалось. В голове прыгали разные мысли, не похожие друг на друга и порою самые противоречивые.
   Она дома. Здесь, на своей кровати, в своей комнате, где на стенах - собственноручно вдвоем с мамой поклеенные обои в цветочек. На пузатом серванте, на белых вышитых салфетках - фотографии мамы и папы, ее самой, общее фото выпускного класса Новониколаевской школы... Здесь начало, самый-самый исток ее, Настиной сущности. Она здесь появилась на свет. И сюда вернулась после всех приключений... Что ей в жизни удалось? А ничего не удалось. Одни проблемы... Хотя? А вот это? Настя потрогала кольцо на руке. Ведь это дается не каждому. Только нужно умно распорядиться.
   "Чего я хочу?" - спросила сама себя Настя.
   Я хочу... Я хочу чтобы все было хорошо. И чтобы было счастье, как в мечтах...
   Ластилось синее море, и плескались в легком бризе листья пальм. Из красной машины с открытым верхом выходил красивый загорелый парень и приближался к ней...
   Ей чудились какие-то вскрики, будто в соседней комнате, там, где родители... Нет, ничего. Ей вдруг очень захотелось... Повернувшись на бочок на краешке кровати, чуть передвинув ногу племянницы, Настя запустила руку себе в трусики и потрогала себя. Пошевелила средним пальцем в волосиках, под лобком. И еще. Еще. Затем другой рукой провела по груди, легонько пощипала и покрутила сосок, затем другой... Ей вспомнился Витюня, и скрипучие сидения в его машине, и его торчащий внизу, из темного волосяного куста кусок мяса.... А затем Насте вспомнилась шея у Халема, и жилка возле кадыка...
   Уснуть никак не получалось. Настя поднялась, села, глянула на раскинувшуюся на кровати Вику. Затем для чего-то стянула свои трусики, спрятала их под одеяло, и потихоньку, на цыпочках, подошла к двери в комнату, где находился Халем. Прислушалась. Там было тихо, будто белоголовый спал или его вообще не было. На секунду даже усомнившись, что Халем выполнил ее желание и находился до сих пор в комнате, Настя приоткрыла дверь и заглянула внутрь. В скудном лунном луче, перерезавшем комнату, было видно, что на кровати растянулась темная мощная фигура.
   Понимая, что Халема не обмануть, что он все прекрасно видит и понимает, Настя сделала шаг в глубину комнаты. Ей отчего-то вспомнился свой давний сон, о женщине, взбирающейся по крыше к крылатому ангелу.
   Настя потихоньку сделала еще пару шагов и присела на самый краешек кровати, ощутив бедром твердый бок своего раба. Халем лежал поверх покрывала одетый, даже не сняв ботинок.
   - Я не могу уснуть, - задыхаясь, зачем-то стала шептать Настя, - тебе здесь не холодно? - задала она совсем бестолковый вопрос, пытаясь как-то оправдать вот такое свое поведение.
   Халем молчал, никак не реагируя на вот такое явление.
   - Тебя не поранили? - заботилась дальше Настя. И дотронулась сначала одним пальчиком, а затем и всей ладонью, провела рукой по груди своего защитника, вроде проверяя, нет ли ран на его теле.
   - Нет, - вдруг раздался из темноты низкий голос. Настя с удивлением обнаружила, что на нее как-то реагируют. Ее рука, действуя почти самостоятельно, все гладила Халема по груди, чувствуя под собой мощные выпуклости мышц.
   Горячая и тягучая волна обдала девушку. Она вдруг легла рядом, прильнула к большому телу своего защитника, обняла за шею и нашла его губы своими губами... Старенький диван даже не скрипнул под дополнительными сорока пятью килограммами.
   Ее саму душило и рвалось наружу горячее. Но, дотронувшись до губ Халема, у нее возникло такое ощущение, будто она целует каменную статую, или что-то неживое. Упругое, жесткое и безжизненное. Халем не шевелился и никак не отвечал. Никакого ответного ощущения близости не возникло. "Ну, ничего, - пронеслось в голове у Насти, - сейчас ты растаешь! Не бывает такого... "
   Девчонка принялась изо всех сил греть и вдыхать жизнь в эти губы и это тело. Она целовала его глаза, и складочку возле носа, и ту самую жилку возле кадыка... Оторвавшись на секунду от своего желанного, она сбросила ночнушку, блеснув в лунном луче голой грудью. Настя взгромоздилась сверху на своего раба, и начала стягивать с него куртку и рубашку. Затем принялась за ремень и змейку на джинсах. Приникла долгим поцелуем к животу, и ниже, еще ниже... Провела рукой в паху... И ощутила, что там нет того, что она искала.
   - Я не имею первичных половых признаков, - огорчил Настю Халем. - У меня нет потребности размножаться в этом временном потоке.
  
  
   * * *
   Давиду Менштайму с легкой руки и бойкого языка колонистов прочно прилепилось прозвище Шкура. Так и называли его - Дэвид Скин. Он попал в эти леса недавно, года три назад, в третьей или четвертой волне переселения. Сложилось так, что ему пришлось срочно покинуть побережье; поговаривали, что этого отчаянного семита, представляющего себя истинным британцем, уже давно и упорно разыскивают какие-то весьма влиятельные в метрополии враги. Тому, что у Дэвида могут быть враги, удивляться не приходилось. Его и здесь, в поселке колонистов, многие возненавидели лютой ненавистью.
   Скин прибыл в поселок вместе с переселенским квакерским обозом, босой и оборванный, не имея ни цента в кармане. Но, моментально сориентировавшись в ситуации, он одолжил у одного из более зажиточных и сердобольных пуритан пару долларов. И начал свое дело. Закупив на одолженные деньги несколько бутылок самого дрянного виски, он тут же поменял их у индейцев на целый ворох куньих и бобровых шкур. Через год Дэвид во всю развернул меновую торговлю с краснокожими. Принимал шкуры, оленьи рога, барсучий жир, выгодно сдавая индейские товары оптовикам. Потихоньку поставил где-то в лесу собственную гуральню, начал принимать дикий мед и кленовый сок. Говорили, что индейцы, хлебнув пойла, произведенного Скином, умирали десятками, так как в "огненную воду" изворотливый делец добавлял карбидную известь. Индейцы наградили его прозвищем Гнилой скунс... Что для него характерно - занятых денег он так и не отдал до сих пор, слезно сетуя и жалуясь на жизнь, продолжая ходить в тех самых обносках, в которых прибыл в поселок.
   Именно к этому человеку в руки и попало кольцо, добытое Пестрым Опоссумом на берегах Читтальпо.
  
   Над лесом прошелся порыв ветра, сыпанув снегом с хвойных лап на крышу полуземлянки, прилепившейся на краю поселка. Внутри хижины, в дымном затхлом полумраке, дрожащая рука невидимого пока хозяина запалила лампадку на медвежьем сале. Выстрелив несколько раз трескучими искрами, огонек ожил и вырос, выхватив из темноты фигуру маленького человечка с острым носатым лицом и запавшими щеками. Пользуясь светом, Дэвид Скин первым делом тщательно сгреб со стола хлебные крошки, оставшиеся после ужина и бросил их в рот. Пожевал, задумчиво щурясь на коптящий светильник. Неторопливо достал из-за пазухи тряпицу, в которой было замотано нечто совсем маленькое, но тяжелое.
   Развязав узел, Скин, не торопясь, растягивая удовольствие, развернул материю. В неверном свете лампадки блеснул рыжий металл.
   Гнилой Скунс осторожно взял кольцо и поднес его к свету. Долго рассматривал, любуясь красноватым благородным переливом. Затем глянул на свою грязную пятерню с широкими траурными ободками давно нестриженных ногтей, и надел кольцо на безымянный палец. Тут же отвел руку в сторону, чтобы еще полюбоваться...
   - Ииии... - вдруг тонко завыл хозяин землянки. Сорвался с места и запрыгал, потрясая рукой. Заметались тени, светильник мигнул и погас... Стоя на коленях, Дэвид пытался стянуть с пальца индейское золото, отчего-то опалившее его, словно раскаленное железо.
   Сильный удар в дверь заставил его вздрогнуть и торопливо спрятать руку под полу рваной дохи. Скунс молчал, спрятавшись под столом, хотя стучали еще и еще. До утра он так и не открыл дверь.
   Утром следующего дня Дэвид осторожно выглянул наружу. Поблизости никого не было, хотя у двери, на снегу, явно виднелись следы ночного гостя. Скин запер хижину и торопливо затрусил по едва протоптанной дорожке в поселок. Там он поднял Джека и черного Фила, своих наемных работников, и вместе с ними пошел на склад.
   Возле двери склада его ждали. Высокий и мощный белый мужчина, в волчьей шубе и лохматой шапке. Он сидел на санях, запряженных парой крепких першеронов. Как только Дэвид приблизился, мужчина встал, и обратился к нему:
   - Сэр... Вы стали обладателем кольца. Мне нужно Вам кое-что рассказать...
  
  
  
   Настя проснулась от необычного и назойливого шума. Дребезжали и звенели стекла в оконной раме. Будто в небе над селом повисла громадная мельница и работала крыльями, взбивая воздух тугим железным рокотом. Девушка даже сразу не поверила, что это реальность, считая вот такие всполохи света за окном продолжением сна. Но она уже проснулась. Встала с кровати, стараясь не потревожить Викторию, подошла к окну в своей комнате. Там, за окном, что-то происходило.
   Отчаянно заливался дворовой пес. В предрассветных потемках за забором, у ворот, в саду за деревьями копошились какие-то тени.
   - Что там? Кто это? - в комнату вошла встревоженная мама. - Что это за люди?
   Настя все поняла. Спокойный отдых в деревне закончился. Это злой и мстительный город догнал ее. Ей вспомнилась квартира на Петровской, и убитый охранник, и сползающая под стол Наташка. И Настя решительно крутанула кольцо, наспех натягивая джинсы.
   - Слушаю тебя, хозяйка Кольца, - немедленно появился из соседней комнаты Халем.
   - Кто это? - спросила Настя, показывая на копошащиеся за окном тени.
   - Это милиция. Нас пришли задерживать.
   - Что делать? - деловито осведомилась Настя.
   - Ты можешь делать все, что считаешь нужным, Хозяйка Кольца. Я готов выполнить твои приказания, - как всегда высокопарно отреагировал Халем.
   Настя немного раздраженно глянула на своего раба. Отмораживается, гад, предоставляя ей самой принимать решение. Что ж, нужно решать быстро. Если сейчас она прикажет Халему по-быстрому вывести ее куда-нибудь в другое место или время, они ворвутся в дом и всех здесь испугают. У мамы сердце больное... И ребенок же здесь, Вика!
   Настя приняла решение.
   - Халем! Мы должны выйти к ним. Ты тоже не сопротивляйся. Потом, когда выедем за село, заберешь меня оттуда. Хорошо?
   - Я выполню твой приказ, - безразлично ответил Халем.
   Мама Вера растеряно переводила глаза то на дочку, то не гостя.
   - Ну, все, пошли, - скомандовала Настя, застегивая змейку на куртке. - А то сейчас начнут в мегафон орать, всех соседей разбудят.
  
   * * *
  
   Они шли вдвоем по пустынной дороге. Настя все вздрагивала и зябко ежилась: то ли от утренней прохлады, то ли от оставшегося привкуса позора и унижения.
   Когда они вместе с Халемом вышли навстречу милиционерам, на них тут же накинулись омоновцы, скрутили и обыскали. Настя, несмотря на то, что внутренне настраивалась и готовилась к этой встрече, очень испугалась. Чуть не потеряла сознание, когда увидела направленное на нее оружие. "Стоять, сука, милиция! Брось оружие! Лицом к стене!" Девчонку сразу схватили за волосы, уперли к стенке, раздвинув ноги. Грубые мужские руки обшарили ее тело. Никакого оружия вроде не нашли.
   Ей еще ничего; к Халему тут же кинулось человек десять, нацелив на него автоматы, наперебой выкрикивая команды и ужасно матерясь. Так, наверное, матюгами, милиционеры подбадривают себя, чтобы не бояться преступников. Седого бросили на землю, навалились кучей, защелкивая наручники. Настя заметила вскользь, как рослые омоновцы пинали его, неподвижно лежащего и скованного, берцами под дых. Какой-то толстый в галстуке уже наяривал в мобильный телефон, радостно крича в трубку: "Да! Взяли! Так точно! Обоих! Везем в город!" Ужасно плакала и причитала мама, когда их грузили в машины. Настя еще раз вздрогнула всем телом. Мамин вопль до сих пор звучал в ушах.
   Вся эта история с задержанием закончилась довольно быстро. На полпути между Новой Николаевкой и районным городом милицейский УАЗик, в котором везли Настю, вдруг остановился. Вернее, даже не остановился, а замер, застыл как вкопанный, как и все находящиеся в нем, кроме хозяйки Кольца. Скованная наручниками девушка по инерции качнулась вперед и больно ударилась головой о решетку. Да, это в ход милицейской операции по поимке "ужасных преступников" вмешался Халем, сотворив свое "ускорение".
   Установилась мертвая тишина.
   В этой тишине, где-то там, на дороге, в другой машине, вдруг раздались глухие удары, посыпалось битое стекло, заскрежетал металл. Затем послышались приближающиеся шаги, захрустел гравий на дороге. Минуту спустя лязгнул запор на задней дверке Настиной тюрьмы. Халем, освободившись сам, успел, по-видимому, найти ключи от замков у кого-то из сидящих в УАЗике милиционеров. Узница ступила на асфальт.
   - Где мы? - спросила потерявшая ориентацию девушка.
   - Где-то... где-то на дороге, - расплывчато ответил Халем, расстегивая наручники на худых запястьях Насти маленьким ключиком из общей связки. Сначала один, а затем другой зубчатый язычок вышел из зацепов, освобождая руки. Закинув бесполезные железки вместе с ключами в открытую дверь "стакана", они обошли застывшие на асфальте УАЗики и легковые машины, в которых виднелись неподвижные люди в милицейской форме, и пошли по той же дороге, но в обратную сторону, по направлению к Настиной родной Новой Николаевке, откуда их только недавно увезли. Настя выбрала это направление инстинктивно, как кошка, которая всегда возвращается домой. Белоголовому, скорей всего, было безразлично, куда они идут. Он молча шагал рядом.
   - Нас скоро найдут? - спросила девушка у своего защитника, когда колонна с милицейским эскортом осталась позади.
   - Мы сейчас в сфере ускорения, - ответил Халем, - и движемся очень быстро по отношению ко всему, что осталось вне сферы. Но как только я эту сферу сниму, они примутся нас искать и найдут настолько быстро, насколько далеко мы сумеем отсюда уйти.
   - Подожди. - Настя думала о чем-то своем. - Погоди снимать, подержи их там. Мне нужно подумать.
   Они шли по застывшей и глухой дороге. Вокруг простирались черные вспаханные поля, отгороженные от дороги жидкими кустарниками и деревцами. Настя думала - а что же дальше? В деревне для нее тоже теперь жизни не будет, опять приедет милиция... Жалко маму... Мама, мамочка, прости меня...
   - Халем... - произнесла хозяйка Кольца, пустив на лоб серьезную морщинку. - Халем, послушай меня. Для тебя нужно покрутить кольцо, или просто можно приказать?
   Во всей фигуре, и облике Насти, и в ее лице сейчас показывалось, что она задумала нечто важное. Разрушитель промолчал еще мгновение и ответил:
   - Я же тебя слышу... Приказывай.
   - Значит так. - Настя остановилась и в упор посмотрела на своего раба. - Я хочу... Я хочу уехать отсюда. Далеко. Туда, где меня никто не найдет. И чтобы там был дом, и все-все... И чтобы было море. Ну,.. я не знаю... - хозяйка кольца вдруг потухла, и на ее глазах навернулись слезы. Она закрыла лицо ладонями и заплакала, впервые за сегодняшнее утро.
   - Я понял, - проговорил Халем. - Выполняю. Подожди меня здесь.
   - Постой! Не оставляй меня одну! Я пойду с тобой, - испуганно кинулась девчонка.
   Белоголовый, уже собираясь уйти, на миг обернулся, и слегка шевельнул бровью, успокаивая свою хозяйку:
   - Я вернусь очень быстро.
   И буквально растворился в воздухе, шевельнув порывом ветра листья на застывших придорожных кустах.
  
   Настя осталась одна. Оглянувшись, она отошла к обочине дороги и опустилась на корточки, уперевшись локтями в колени и закрыв ладонями лицо. Ей отчего-то очень хотелось плакать. В тот момент, когда она произносила свое желание, в ней что-то сломалось. Как будто река прорвала плотину.
   Сколько же можно? Почему так? Вот не было ничего, никаких колец и никаких белоголовых громил - и все было нормально, привычно. Она знала, что счастье есть, существует, но очень далеко, и предназначено оно вовсе не для нее. А тут... Размечталась. И - облом... Нет ничего больнее и хуже, чем получить надежду, увидеть краешек счастья, и не получить ничего...
   Настя плакала, слезы неудержимыми ручейками капали на побитый асфальт безмолвной Новониколаевской шоссейной дороги.
  
   Недалеко послышался шум приближающегося автомобиля. Настя, не разглядев сквозь слезы, и не поняв, почему этот автомобиль двигается, когда весь мир замер, подхватилась и полезла прятаться в кусты. Кто это? Спрятавшись, она тревожно глянула на дорогу. Там быстро приближалась серебристая иномарка с темными затонированными стеклами.
   Автомобиль остановился прямо возле кустиков, за которыми притаилась Настя. Открылась водительская дверка, и оттуда выглянул седоволосый Халем.
   - Садись, поехали! - нетерпеливо позвал Настю ее спаситель. Бывшая заключенная выскочила на дорогу и, не раздумывая, вмиг умостилась на переднем сидении. Взревел двигатель, Халем осторожно вывернул руль, вписывая иномарку в разворот, и повел машину опять к тому месту, где остановилась милицейская колонна.
   Легковушка как-то необычно, отчаянно подпрыгивала на разбитом асфальте, отчего Настю подбрасывало до потолка. Казалось, они едут совсем медленно; но машина будто взлетала в воздух на малейших неровностях дороги.
   Халем чуть прибавил скорости. Иномарка совсем запрыгала как заяц, цепляя защитой кузова дорожное полотно.
   - Почему нас так бросает? - задала вопрос Настя, в очередной раз грохнувшись макушкой в потолок, - эта машина неисправная?
   - Нет, мы просто двигаемся с относительно большой скоростью. От времени, за которое машина преодолевает определенный участок, отнимается время ускорения. Вот и получается, что мы сейчас едем со скоростью около двухсот километров в час. Но даже для этого пришлось почти до минимума уменьшить коэффициент нашего ускорения. Ничего, сейчас я поменяю сферы: для милиционеров создам замедление, а мы поедем в обычном времени.
   Милицейские машины все еще стояли на том же месте, но их пассажиры уже высыпали на дорогу и очень медленно, как показалось Насте - лениво и тяжело оборачивались к их машине лицом. Совсем сбавив скорость, Халем очень осторожно, по обочине объехал легковушки и УАЗики. Настуня успела заметить, что на придорожной траве зачем-то улеглись два человека, и один из них тот самый в галстуке, который полчаса назад кричал в трубку "так точно" и "взяли обоих".
   - Что это с ними? - спросила Настуня у Халема.
   - Лежат себе люди, отдыхают, - безразлично ответил Разрушитель. - Заместитель начальника местного райотдела и его водитель.
   - Ты их убил? - тревожно уточнила девушка.
   - Нет, зачем же, видишь - шевелятся, ручками машут? - чуть не улыбнулся Халем. - Просто пришлось одолжить у них машину. Вот эту, - белоголовый чуть кивнул, показывая, что именно этот автомобиль он "одолжил" у местного начальства. - А они пока пусть отдохнут на травке.
   Объехав колонну, Хал совсем остановил автомобиль. На секунду замер, сосредоточившись. Настя почувствовала укол в палец: проявилось кольцо. А затем вдруг послышался шум - зашелестели деревья, заговорили птицы.
   - Все, поехали, - проговорил похититель милицейской автотехники, выруливая на середину дороги. - Нам нужно торопиться.
   Хозяйка Кольца успела оглянуться: милиционеры перестали шевелиться, опять застыв на дороге.
   - Теперь мы движемся в обычном временном режиме, - объяснил Настин спаситель, до упора вжимая в педаль акселератора. - А они - в замедлении. Когда мы отъедем, их сфера рассеется сама. У нас есть в запасе полчаса.
  
   Через минут двадцать они доехали до райцентра, промчались по центральной улице и опять выскочили на другую местную шоссейную дорогу, ведущую к столичной трассе. Халем гнал машину не шуточно: ускорение ускорением, машина уже не так прыгала, но теперь Настя почувствовала настоящую скорость в настоящем времени. То ли Халем был очень опытным и умелым водителем, то ли милицейское начальство имело привычку передвигаться на добротной технике, но серая лента дороги стремительно стелилась под колеса, мелькали придорожные деревеньки, на спидометре стрелка уверенно держалась между цифрами "130" и "150".
   Вскоре они доехали до главной трассы, повернули и помчались по направлению к городу, откуда только недавно вернулась неудавшаяся реализаторша китайских курток.
   Настя, убаюканная движением, думала о своем. Куда они едут? Как Халем собирается выполнить ее неясное и туманное желание? Ведь что она попросила? Дом? Море? Где такое может быть?
   "Не знаю, ничего не хочу" - вдруг решила Настя. "Пусть делает все, что хочет" - мысленно отмахнулась она. И даже слегка задремала...
  
   - Бензин заканчивается... - заметил Халем, нарушив молчание. Настя посмотрела в окно. Халем сбросил скорость и сворачивал к придорожной заправочной станции. Их машина остановилась за большим черным внедорожником, заправляющемся у колонки.
   - Дальше мы поедем на этой машине, - заявил Разрушитель, кивнув на хромированное чудище. - Пересаживайся.
   Дождавшись, пока в переднюю машину заправят полный бак, Халем на миг сосредоточился. Трасса замерла. Разрушитель вышел из угнанного у милиционеров автомобиля и пошел к джипу. Очень аккуратно вытащил из-за руля дорогого внедорожника водителя - толстого и лысого мужчину в золотых цепях и перстнях. На руках его перенес и усадил на парапет возле колонки. Затем заглянул в салон новой машины, вынес оттуда пухлый бумажник и вложил хозяину автомобиля в руки.
   - Все, поехали. Садись быстрее, - заторопил Халем Настю. Она робко уселась в роскошное сидение. Халем повернул ключ в замке зажигания. Заурчал мощный двигатель...
   - Когда работаешь с человеком в ускорении, главное - не задеть его обо что-то. Да и зафиксировать нужно грамотно. Ведь в замедленном теле сохраняется мощная инерция... - не отрывая взгляда от дороги, зачем-то стал объяснять Разрушитель.
   Как только они выехали на трассу, там все ожило. Они опять ехали очень быстро, в реальном времени. Халем нещадно гнал внедорожник. Теперь стрелка спидометра подбиралась к цифре "170".
   На посту на них направил локатор и тут же отчаянно замахал полосатой палкой бойкий милиционер. Но Халем проскочил пост, не уменьшив скорости, не обращая на стража порядка никакого внимания.
   - Они решили со мной поиграть? - бесстрастно заметил Халем, посмотрев в зеркало заднего вида. Позади слышалось завывание сирены. Их пытался догнать автомобиль с мигалкой.
   - Ну, это они зря... - пробормотал про себя Халем, и чуть прищурил глаза... Стрелка спидометра качнулась и забежала за цифру "200". Сирена потихоньку затихла позади.
   Машина с Халемом и Настей приближалась к городу. Вдоль трассы замелькали рекламные щиты, машин стало больше. Как только они въехали в город, на первом же светофоре показался длиннющий затор, пробка.
   - Мы спешим. Нам нужно быстрее, чем вам, - проворчал Халем, обращаясь, по-видимому, к стоящим в заторе. Вывернув руль, бросил машину через разделительною полосу, отчаянно залавировал между медлительными встречными...
  
   - Все, приехали, - заявил Разрушитель, припарковав разгоряченный и запыхавшийся после гонки внедорожник недалеко от аэропорта. - Дальше пойдем пешком.
   Настя вышли из машины, стала на ватные затекшие ноги и пошла вслед за своим рабом к зданию аэропорта.
   - Подожди меня здесь, - приказал Халем, кивнув на скамеечку в скверике перед кассами. - Мне нужно кое-что узнать.
   Настя послушно села. Белоголовый моментально растворился в толпе.
   Через несколько минут он вернулся.
   - Мы вылетаем через два с половиной часа. Нужно подождать. Если хочешь, я могу нас ускорить. Но это ускорение, как и всякое другое, отнимет время твоей жизни.
   - Ускоряй. Ускоряй! Я хочу быстрее! - заявила Настя.
   Халем присел рядом на скамейку. Настю укололо кольцо. Мимо них вдруг со страшной скоростью замелькали люди, звуки города перешли в оглушительный рев.
   - Все, пошли, - сказал Халем. Еще раз проявилось кольцо, все вокруг пришло в норму. - В аэрпопорту мы опять будем передвигаться в ускорении.
   И действительно, не успели они подойти к проходу к самолету, как все вокруг замерло.
   - Нет, не туда, - остановил Халем Настю, попросту направившуюся к столику регистратора.
   - Там проходят только те, у кого есть паспорта и билеты. У нас нет ни того, ни другого. Мы пойдем другой дорогой.
   Халем помог Насте перелезть через ограждение у металлоискателя. Затем они прошмыгнули в дверь мимо застывшего охранника.
   - Не останавливайся, - на ходу инструктировал Настю Халем, пока они шли по летному полю к самолету. - Мы сейчас в сфере ускорения с большим коэффициентом. Нас никто не видит, пока мы в движении. Но если будешь стоять на одном месте - заметят. Когда войдем в самолет, я уменьшу коэффициент, чтобы взлететь быстрее. Возникнет большой риск быть замеченными. Постоянно двигайся, перемещайся, хотя бы на полшага вперед-назад. Тогда тебя не увидят, таковы свойства фокусировки человеческого глаза. Все будет хорошо.
   Они прошли мимо шеренги замерших у ангаров крылатых машин. Настя никогда не летала на самолетах, сегодня ей предстояло впервые подняться в воздух. Было жутковато от самой мысли, что сейчас такая вот такая алюминиевая птичка с неподвижными крыльями понесет ее в себе на огромную высоту. И, конечно, не давало покоя отсутствие билетов и документов: было осознание, что сейчас, в этот момент, она совершает преступление, проникая на чужой самолет, пытаясь выехать в чужую страну... Что-то сродни ощущениям парашютиста, впервые заглядывающего в открытый люк.
   - А нас не высадят по дороге? - глупо спросила Настя. Ей представилось, что их, безбилетных "зайцев", действительно выбрасывают с парашютами...
   - Когда самолет взлетит, я совсем сниму ускорение, а то так мы будем лететь несколько лет, - не обращая внимание на Настины фантазии продолжал инструктаж Халем. - В воздухе, когда нас обнаружат, однозначно будут конфликты с обслугой. Делай что хочешь, это будет не важно. Они составят бумаги - не сопротивляйся, но назовись другим именем и ничего не подписывай, если не хочешь проблем в стране, куда мы летим. Ничего не бойся: когда самолет зайдет на посадку, я опять нас ускорю, и мы станем для них невидимыми.
   Подойдя к самолету, они не сразу поднялись по трапу. Халем опять что-то сотворил со временем, отчего все вокруг задвигалось и зашумело, но как-то медленно и тягуче. Они долго топтались вокруг самолета, наблюдая, как, едва шевелясь, появляются из автобуса и восходят по трапу пассажиры этого рейса. И только когда последний из них, наконец, исчез в салоне, и бортпроводница повернулась, чтобы тоже скрыться в проеме люка, Халем потащил Настю в самолет. Они проскочили в самый последний момент, в уже закрывающуюся дверь.
   В салоне резал глаза искусственный свет, пахло тревогой и особым чемоданным духом. Долго, очень долго пришлось ждать, пока эта махина хотя бы начнет движение. Настя нервно расхаживала по салону, и уже стала закрывать руками уши, чтобы не слышать тягучего противного мычания, доносящегося из динамиков. Ни одного слова Настя понять не могла; наверное, это объясняли, как себя правильно вести во время полета...
   Наконец, самолет нехотя прополз по взлетной полосе. Машину качнуло, земля в иллюминаторах провалилась вниз. И в это время пропало противное мычание динамиков, и вместо него возник нормальный человеческий голос, что-то действительно объяснявший на иностранном языке.
   - Девушка, а как вы как здесь оказались?? - услышала Настя за спиной. Она обернулась. Симпатичная бортпроводница в голубой рубашечке смотрела на нее, вытащив глаза, будто увидела перед собой живой призрак Бена Ладена.
  
  
   8.
   У Кости Шарапкина уже несколько дней было предчувствие больших неприятностей. Неизвестно от чего: то ли от затянувшегося штиля в служебных делах, то ли от подозрительного молчания родственников, в частности, бывшей супруги, уже почти месяц не требовавшей денег, то ли от этого осеннего мокрого снега, летящего черт знает откуда из тумана и тут же умирающего на асфальте и на лобовом стекле автомобиля. Все вроде ладилось, погода - не в счет: но какая-то тонкая жилка, нервный узелок где-то под желудком уже улавливали признаки приближающейся серьезной проблемы.
   Ну, распутывать сложные дела для Константина Павловича было не ново. Такая уж у него профессия, заключающаяся в решении чужих проблем. Мало кто знал, чем занималась фирма, в которой работал теперь бывший (или не бывший - кто его знает?) сотрудник службы госбезопасности Шарапкин. Была такая контора, и все: - кто там работал, что делал, куда и в какие заграничные командировки выезжал - непонятно. Да и не нужно никому этого знать. Меньше знаешь - крепче спишь.
   Конечно, Костина бывшая жена кое-что подозревала. Она даже как-то разболтала подругам, что ее муж работает в "международной детективной компании". Но такого ведь не бывает, правда? Не будем повторять кухонную женскую болтовню. Детективная - это понятно. Но вот чтобы "компания", да еще и "международная"... Нет, такого не бывает. Кстати, именно за женский треп Костя получил свой первый выговор от руководства. Где-то получился "выхлоп", прокол; узнало, стало быть, руководство, что Костина жена произнесла где-то в разговоре заветное слово "фирма прикрытия". Выговор, строго-настрого. За утечку оперативной информации. А Костя, считался, между прочим, в свои тридцать два одним из самых толковых и перспективных.
   В офисе чувство крупного дела усилилось. И сразу екнуло и превратилось в уверенность, как только поступил вызов от шефа.
   - ... На изучение материала - два дня. Выезжаешь четырнадцатого. Оформишь командировку по "легенде", как обычно.
   Шеф пронаблюдал, как рука Шарапкина вывела подпись в журнале выдачи совсекретных материалов.
   - Еще раз повторю: задача двойная. Во-первых, выход на самого Лисовича и сбор компрматериалов на него же. Во-вторых, нужно приглядеться к этой его проблеме: что там за фантастика? Какие-то кольца, перемещения во времени, гора трупов... Во всяком случае, сигнал поступил. Надо проверить.
  
   Море лежало до самого горизонта, как огромный ласковый зверь. Здесь, на побережье, как нигде в другом месте чувствовалось, что вот он - край земли. И показывалось, что на этом краю собралось довольно много людей, не нашедших для себя другого места, чтобы расположить свое жилище. Все побережье, тут и там, обложили роскошные виллы, утопающие в зелени. Скалы прорезали аккуратные асфальтированные дороги. Константин, хоть и не раз бывал в Сан-Сьерро, всегда удивлялся: дорожное покрытие здесь красноватого цвета, в черную крапинку. Это из-за пемзовой крошки, которую добавляют в гудрон. Прочно, гладко, и к тому же красиво, черти б вас побрали! И в этом нас опередили...
   Автомобиль, не спеша, покатил по ухоженным дорожкам поселка. Сейчас, в девять утра, на улице было совсем малолюдно. Над морем, в безоблачном небе, царствовало солнце, играя золотыми бликами на лазурных отмелях. Через дорогу (строго по пешеходному переходу) по направлению к пляжу трусцой пробежал пожилой мужчина, с купальным полотенцем на шее, голый и сморщенный, но исполненный собственного достоинства. Отечественный октябрь с холодным ветром и мокрым снегом в лобовое стекло остался где-то нереально далеко, как на другой планете.
   Нынешний напарник Кости, Олег, ответственный за страну пребывания по линии фирмы, сидя за рулем, рассказывал:
   - Появилась она здесь как-то странно. Вроде бы стояла себе вилла, два года продавалась - прошлые хозяева загнули цену просто космическую. Тем более, понимаешь ведь, что творится на рынке недвижимости. Риелтер даже не надеялся... А тут вдруг - раз, и нашелся покупатель. Отдал все сумму, не торгуясь. Сразу, переводом, через Банк-Женевьен... Происхождение денег - темное. Интерпол сразу зацепился, работает, но, скорей всего, там ничего не получится.
   Так вот. Через пару дней после продажи соседи замечают, что на вилле живет наша красавица. Ты знаешь, тут принято подглядывать в замочную скважину и "стучать" на ближнего, хотя живут сплошь богачи и знаменитости. Дали знать в полицию. Те приехали, но им с порога какой-то амбал-охранник показал документы - и все, до свидания. Нету, говорит, нашего позволения проникать на частную собственность. Ордер давайте. Наркотики не производим, террористов не укрываем, налоги платим исправно. Тут, говорит, проживает некая знаменитая особа, так сказать, инкогнито, и нефиг ее тревожить. А здешней полиции, сам знаешь, собственность, а, тем более, собственность знаменитостей - святое. Поулыбались, поизвинялись и уехали. И забыли сюда дорогу.
   Машина плавно проехала мимо розария и стриженых газончиков перед фасадом белоснежного двухэтажного бунгало. На газонах вертелись фонтанчики полива. Возле крыла дома, у гаражных ворот, стояли красный родстер "Феррари" и внедорожник "Мерседес". У машин хлопотал паренек в рабочем комбинезоне. За домом, между пальм, блестело море. Там уже начиналась пляжная зона.
   - Это, в принципе, все, что удалось узнать. Она заселилась весной, чуть больше полугода назад, - проехав интересующую их усадьбу, Олег слегка прибавил скорости. - Ах, да. Чуть не забыл. Где-то через пару месяцев наша хозяйка выписала из России себе подруг - двух кошмарного вида теток. Одна огромная, толстомясая, другая - маленькая, похожая на панка. И еще появился парень, вроде бой-френд маленькой. Так и живут, вчетвером.
   - Видишь, вот что значит увидеть вживую, - заметил молчавший до сих пор Константин. - О всех этих сожителях в материалах не было...
   - А вот другая интересная вилла. Догадываешься, кто здесь поселился? - Олег кивнул на очередную домину, в отличие от других, окруженную высоким кованным забором.
   - Это его? А заборчик-то по нашим, совковым понятиям Миха отгрохал, - засмеялся Константин.
   - Да, не может он, наверное, без заборов... - подпел Олег, и они принялись разглядывать проплывающую мимо Сан-Сьеррскую дачу того самого господина Лисовича. Из-за частых копий забора на проезжающий автомобиль злобно смотрела пара огромных кавказских овчарок.
   - Этот прискакал где-то месяца два назад. Оформил в аренду особнячок. Между прочим, сейчас живет здесь. Вон, его "Мерс" стоит. Видно, в России дела совсем плохи.
  
  
   Говорят, что есть в мире нечто такое, что нельзя купить за деньги. И это, скорей всего, правильно. Нельзя купить за деньги то, что можно купить только за Большие деньги. А если уж и большие деньги не помогут, то придется покупать за Очень большие деньги.
   Именно так и обстояло дело у Насти, оказавшейся без документов в чужой стране. Нельзя сказать, что её это сильно тревожило, но было как-то... неуютно. Вроде, как принято здесь говорить, все "окей", но мышка неуверенности где-то скреблась. И даже не мышка, а большая такая, зубастая и серьезная мышь.
   В первые дни Настя забилась в самую дальнюю комнату и сидела там, не высовывая носа. Но в доме не оказалось ни продуктов, ни белья, ни других необходимых в быту мелочей, хотя все остальное - мебель, электроприборы и такое прочее осталось от прошлых хозяев. Все это покрывал толстый слой пыли, но большинство находилось во вполне приличном рабочем состоянии.
   Настя категорически настояла, чтобы Халем постоянно находился рядом. Поначалу, проголодавшись, она робко попросила своего раба добыть что-нибудь съедобное...
   - Чей это дом? - вот вопрос, который больше других интересовал хозяйку Кольца. - А нас отсюда не выгонят? - спрашивала бывшая реализаторша китайских курток. - Мы, вообще, в какой стране находимся? - выясняла Настя.
   Халем объяснял, что этот дом отныне принадлежит ей, и что в этой стране ее никто не выгонит и не станет ни о чем спрашивать.
   - А ты мне сделаешь какие-нибудь документы? - настаивала девушка.
   Но Халем наотрез отказался заниматься бумажной волокитой. "На это я пойти не могу" - так, шутейно, можно передать смысл категорических открещиваний Разрушителя от всяческих юридических тонкостей. Для него, скорей всего, было проще и привычнее надавать по башке паре десяткам китайцев или милиционеров, или добыть крупную сумму денег, или провезти кого-нибудь контрабандой через пять границ. А вот дела с бумагами для раба Кольца оказались неподходящими. Но Халем посоветовал, учитывая то, что принял на себя обязательство обеспечить спокойную жизнь Насти: обратись к адвокатам. И даже подсказал номер телефона.
   - Но это же, наверное, дорого стоит? - выразила сомнение Настя.
   Халем только пожал плечами, мол, какие мелочи...
   Тогда Настя всерьез рассердилась.
   - Если ты такой умный, принеси мне пару миллионов долларов! - сгоряча брякнула Настуня.
   Халем безразлично глянул на свою хозяйку и произнес:
   - Хорошо, я выполню этот приказ.
   И исчез.
   Через минут двадцать он опять появился, имея при себе спортивную сумку.
   - Вот, я исполнил твое желание, - заявил Халем своей хозяйке.
   Заглянув внутрь, Настя увидела пачки денег.
   - А что мне с ними делать... - растерялась Настя.
   - Если ты не собираешься их сейчас тратить, было бы умно положить их на счет, и завести себе карточку, - посоветовал Халем. - Если хочешь, могу подсказать, в каком банке выгоднее условия.
  
   В адвокатскую контору Настя все-таки позвонила. Изложила, как смогла, суть дела, не раскрывая имен. На другом конце трубки сначала долго не понимали русского языка, потом отнекивались, и говорили, "это не йесть возможен". Но, узнав о том, что клиентка проживает в собственной вилле в элитном поселке, и что готова оплатить все расходы, согласились на встречу.
  
   В один из дней, спустя чуть более месяца после приезда, в ее бунгало появились два юриста из столицы. Один пожилой, невысокий и упитанный, с лысиной, обрамленной остатками кучерявой шевелюры вразлет. Другой - моложавый и подтянутый красавец, жгучий брюнет, настоящий смуглолицый мачо в идеально сидящем модном костюме. Как звать пожилого, Настя не запомнила, а вот имя красавца - Жескар, она запомнила очень хорошо. Как выяснилось, из них двоих только Жескар довольно сносно мог изъясняться на русском языке. Ах, как он белозубо улыбался, играя искрами в карих глазах... Прямо как на обложке глянцевого журнала.
   Что-то в нем такое сразу прыгнуло Насте в глаза, заставило затрепетать сердечко...
  
   Встреча получилась весьма примечательной. Хозяйка бунгало принимала гостей в плотно зашторенной комнате, от этого полутемной и мрачной. Она сидела в кресле, напряженно и скованно, сложив руки на коленях, наглухо закрытая темным платьем.
   Нужно сказать, что Настя пару дней назад, ожидая гостей, решила приодеться. Нельзя же было постоянно ходить в джинсах и единственной кофточке, надетых еще в Новой Николаевке, при сборах в милицейскую камеру! Во время своего затворничества новоявленная хозяйка недвижимости и банковского счета нашла в доме старый халат, постирала его своими руками (отчего-то не воспользовавшись автоматом), надела, и ходила пока в таком виде. Так и не решившись выйти на улицу, она решила заказать кое-что из одежды через службу доставки, по телефону. Но, не зная языка, самостоятельно ей этого сделать не удалось. Пришлось использовать Халема в качестве переводчика. Неизвестно, от чего: то ли Разрушитель так напереводил, то ли у Настю подвел не совсем отточенный вкус и боязнь показаться вульгарной, но в пакетах, которые пару часов спустя доставили ей домой, оказались вещи, больше подходящие для похорон, чем для деловых переговоров. Вот теперь хозяйка бунгало и выглядела, как приготовленная к постригу сестра-послушница в женском монастыре, или только что наказанная слушательница колледжа.
   Халема она попросила обязательно присутствовать при разговоре, и теперь за её спиной, на фоне мрачной комнаты маячила внушительная фигура этакого телохранителя-вышибалы.
   Гости вначале заметно занервничали, обнаружив таковую обстановку. Но затем рассыпались в любезностях, особенно после согласия хозяйки дома оплатить задаток их работы - около двухсот тысяч евро. Переводили синхронно - Жескар с русского для своего напарника, а Халем нашептывал на ухо Насте, о чем говорили иностранцы.
   - Медмуазель, мсье, ми довольен сотрудничество, и приложьим все усилий...
   Чувствовалось, что юристы весьма озадачены и сбиты с толку своей клиенткой, но стараются этого не показывать. Сошлись на том, что представитель конторы выедет в Россию, по линии международных правозащитных организаций, изучит обстановку и будет искать способ снять с Насти все обвинения. Кроме этого, юристам предстояло решить вопрос о предоставлении хозяйке поместья гражданства страны пребывания.
   - Только черьез вид на жьительство... - задумчиво лепетал Жескар, с откровенным любопытством разглядывая "сестру-послушницу", застревая взглядом на массивном кольце червонного золота у нее на пальце. Кто-то более внимательный и искушенный в подобного рода сделках, чем Настя, мог бы легко заметить в глазах красавца мелькание цифр, как в электронном калькуляторе. Цифры появлялись одна за другой, складываясь, делясь и умножаясь, выдавая в итоге довольно приличное "Итого:". Видимо, впечатлившись поучившейся суммой, столичные юристы расплылись в дополнительных любезностях. Старший раскланялся и прошел на выход, а его напарник чуть задержался.
   - Медмуазель Анастасия! Я буду сам приложит все силы... - заверил Настю Жескар, когда хозяйка дома вышла провожать гостей до двери. Они на секунду остались наедине. Красавец приложил руку к груди и чуть склонил голову. Поцеловал Настину ручку. Затем поднял взгляд и выстрелил мягким карим огнем прямо в душу:
   - Позвольте мне... воспользоваться телефон... Ви прекрасны!
   Когда гости ушли, Настя некоторое время бесцельно слонялась по комнатам, ничего не замечая вокруг себя. На ее лице плыла блаженная улыбка. Сняла платье перед зеркалом, распустила волосы. Что-то ей привиделось в зеркальном отражении. Что-то прорвалось и подошло изнутри. Настуня испустила радостный вопль, и закружилась, затанцевала по комнате.
   На следующий день Настя обнаружила, что рядом с домом есть море! И что вокруг дома растут восхитительные цветы, и что здесь все чудесно и великолепно. А в гараже стоит машина. Та самая, красная, с картинки. Правда, водить Настя совсем не умела.
   На предложение немедленно прокатиться на красном чуде Халем буркнул нечто невразумительное и отвернул железобетонную физиономию. Видимо, и это он посчитал для себя пустым и глупым занятием. Настя немного подумала и поручила рабу Кольца немедленно нанять водителя, а заодно и горничную. И чтобы оба понимали по-русски.
   Гулять, так гулять, решила про себя хозяйка бунгало. Она как-то сразу и вдруг избавилась от убеждения, впитанного с детства, и заключающегося в том, что настоящее призвание женщины - все делать самой, своими руками. И, чувствуя в груди волнительный холодок, в тот же вечер впервые сама вышла из дома и пошла к морю, на пляж. Прижмурилась, играя солнечными искрами в ресницах, вдохнула полную грудь пьянящего воздуха... Вот оно какое, море. Море, моречко... Ух, большое... Огромное.
   Она до этого никогда вживую не видела моря.
  
   Что нужно женщине (или девушке) для полного счастья? Ага, ага, точно. Да, все это так, правильно. Но есть еще одна человеческая слабость, которой в большей мере подвержены именно представительницы слабого пола. Конечно, мужики тоже горазды, за рюмкой, похвастаться. Но женщине нужно обязательно с кем-то поделиться новостями, иначе теряется добрая половина ощущений от радости или горя. Нерассказанная женская новость жжет как огонь, зудит как комар, заставляя руку саму потянуться к трубке телефона и набрать номер подруги...
   Здесь Насте звонить было некому. Хозяйка кольца вспомнила о родне, о маме, оставшейся там, далеко, в Новой Николаевке. Вспомнив, попросила Халема отправить телеграмму... и денежный перевод. И купить ей новый пакет с роумингом для мобильного телефона, так как оператор, которым пользовалась Настя у себя на Родине, здесь не действовал.
   - Приветик... Приветик, лапа! - Настя даже прослезилась, услышав голос Катены. - Как вы там? Как Наташка? Выздоровела? Ой, девчонки...
   Оказалось, что и Катя, и Наташа без особых потерь вышли из передряги в квартире на Проездной улице. Обе некоторое время пролежали в больнице, но уже вышли. Следователи их долго мучили допросами, но что-то сказать по существу никто из них ничего не сказал, потому что ничего и не знал.
   - Ты где? - удивленно спрашивала Катя. - Откуда звонишь?
   - Ой, Катенок, я за границей... У меня теперь здесь собственный дом, огромный такой, море видно из окон...
   - Настёна, забери нас к себе! - слезливо ворковало в трубке... - Я тоже хочу...Что тебе стоит?
   - Заберу, - решительно заявила хозяйка кольца. - Решено. Только ничему не удивляйтесь и слушайте его...
  
   Через пару дней в доме появился паренек, которого звали Филипп. Он немного понимал по-русски, так как его мама... Впрочем, Настя не особенно вникала в подробности. Уже через час после появления Филиппа, или как его окрестила Настя - Фили, из гаража вырвался застоявшийся "Феррари" и унес хозяйку дома в ближайший модный салон.
   Найти русскоговорящую горничную так сразу найти не удалось. Агентство прислало молчаливую и меланхоличную тетку, на которой было решено пока остановиться.
  
   Если бы Халем мог удивляться, он непременно бы удивился, увидев бывшую реализаторшу с Качинского рынка спустя несколько часов. Филя подрулил к самому входу. Из машины вышло нечто сверкающее и кудрявое. Настя больше не напоминала сестру-послушницу. Глядя на живописные химические кудри, появившиеся у нее на голове вместо невзрачного хвостика и дешевой заколочки, на какое-то экстравагантное вечернее платье, обнажающее плечи и руки, с длинным хвостом сзади и короткое впереди, открывающие худые Настины ноги до того самого места, где им положено соединяться, вспоминались невесты, или школьницы - дочки местных богатеев, нарядившиеся на выпускной бал. В ушах, на груди, на запястьях и на пальцах недавней затворницы красовалась броская бижутерия, напрочь затмевая скромный блеск красноватого кольца на руке.
   Вежливо сопроводив хозяйку, Филипп начал доставать из багажника и носить в дом целый ворох пакетов, пакетиков и обувных коробок.
  
   Устав всё перемерять и вертеться перед зеркалом, Настя едва доползла до кровати и уснула, оставив разбросанными по всем комнатам наряды и упаковки. На следующее утро она проснулась рано, отчего-то злая и недовольная всем на свете.
   - Зачем вы, оставьте... - кинулась Настя к горничной, собирающейся вынести за дверь целую кучу картонок. Мадам вежливо оскалилась и вопросительно подняла брови, не понимая, чего хочет от нее хозяйка. Насте показалось, что тетка решила выбросить ее вчерашние покупки. Но, сообразив, что это только картонки, махнула рукой и поплелась на кухню.
   - Хал! - позвала Настя, прихлебывая кофе.
   Ответа не было. Халем, хотя и находился в соседней комнате, на окрик не явился.
   - Халем! - еще раз капризно позвала хозяйка кольца, начиная сердиться. Но и на этот раз ее окрик проигнорировали.
   - Ты что, не слышишь? - возмутилась Настя, врываясь в комнату. Халем лежал по своему обычаю на спине, не раздевшись, на неразобранном диване. Казалось, что он спит. Но глаза раба кольца оставались открытыми.
   - Так... - зло протянула Настя и схватилась за кольцо, резко его провернув. И обнаружила, что от прокручивания оно покинуло свое привычное место. Кольцо ослабилось и перестало казаться вросшим в кожу. Хозяйка почувствовала, что теперь Кольцо можно снять.
   - Слушаю тебя, хозяйка кольца, - привычно проговорил Халем, поднимаясь. Но Настя уже забыла, что хотела сказать своему рабу. Ее захватила и потрясла мысль: что же это... Как это получается... Кольцо можно снять? И - что? Почему?
   - Слушаю тебя, - повторил Халем. Настя несколько мгновений непонимающе смотрела на него, а затем выговорила, вспомнив, наконец, зачем пришла:
   - Я хочу... Я хочу чтобы ты привез сюда Катю и Наташу.
   О том, что с кольцом произошли перемены, Настя решила пока Халему не говорить.
   - Я выполню твой приказ, - несколько запоздало ответил Разрушитель и неторопливо вышел из комнаты, бросив на хозяйку взгляд, в котором можно было бы прочитать легкую насмешку.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 7.44*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"