Аннотация: Памяти моего одноклассника: если бы ты мог, Сашка, то прожил настоящую жизнь, я в этом уверена.
Дети бегали вокруг стола, перелетали через диван и перепрыгивали через пуфики, не обращая ни малейшего внимания на взрослую компанию. Маленькая девочка выбежала из комнаты и с разгона налетела на незнакомого дядю, одиноко сидящего на веранде в наклонном кресле странной конструкции.
- Ты кто?
- Э-э... я? Это я, - растерялся седой мужчина.
- Дядя Саша приехал к бабе Вале в гости, - ответил брат девочки, как всегда подоспевший на выручку. Он ужасно гордился тем, что был старше на целых три года.
- А што ты один деваешь? - не унимался любопытный ребёнок.
- Ну, наверное, думаю...
- Дядя Саша - писатель, - авторитетно заявил мальчик. - Бабушка говорила, что он всё придумывает.
- Шкашки?! Пакаши шкашку, пакаши! - девочка забралась к незнакомому дяде на колени и выжидательно уставилась не него любопытными глазёнками.
- Э-э-э... Дело в том, что я не пишу сказки. Я э-э... выдумываю разные истории. Наверное, это - не по-настоящему... - грустно вздохнул он, нажал рукой на какую-то кнопку, и кресло выпрямилось.
- А ещё баба Валя говорила, что у него все долго дерутся и в конце умирают, - вставил мальчик своё веское слово.
- Да, это невесело, когда умирают, - снова вздохнул незнакомый дядя.
Девочка серьёзно посмотрела на незнакомца, обхватила его голову обеими ручонками и тихо-тихо сказала на ухо:
- Дядя, напиши историю, штобы вше быии наштояшие, и штобы никто не умер.
Не ожидая больше ничего интересного, дети убежали к столу за мороженым, а незнакомый дядя продолжал неподвижно сидеть в своём странном кресле. На какое-то время он задумался, мысленно посещая самые отдалённые хранилища собственных воспоминаний. Отобрал нужное. Отбросил второстепенное. Подсортировал факты, добавил эмоции, изменил акценты.
- Никто не умер... - вздохнул он, наконец. - Оказывается это тяжело, чтобы по-настоящему.
***
Атланты несут свою службу, подпирая могучими плечами балкон на Миллионной, и безучастно взирают на сводчатые окна регионального командного штаба. В день выдачи пособий там выстроилась очередь. Нескончаемая вереница скорбных лиц. Без возраста. Без пола. Они также безучастно стоят вдоль длинного коридора к окошку кассы и стараются не смотреть друг на друга, не говорить лишних слов. Все слова уже сказаны, слёзы выплаканы, но ещё мелькают то тут, то там белые пятнышки платков на траурном фоне, да раздаются редкие всхлипы.
"Эта очередь никогда не кончится", - думает про себя казначей, пытаясь хотя бы вежливым обращением сгладить последнее "прости" от государства родителям погибших.
К обеду коридор пустеет.
- Держи, Валентина, - Светка из секретного отдела хлопнула на окошко кассы стопку документов. - Десять штук - прими и распишись. Руководителем "группы" Поливанов едет.
- Смотри не дошутись, секретка! - казначей с грустной улыбкой приняла документы, расписалась в журнале и передала обратно.
- Да уж как-нибудь, - Светлана сунула журнал под мышку, повертелась возле трюмо, невесть как сохранившегося в полумраке коридора ещё от истинных хозяев особняка, и злобно буркнула под нос. - За собой лучше присмотри, звезда...
Злоба отразилась от тусклой, местами потрескавшейся поверхности старой амальгамы и тонкой струйкой потянулась в окошко, проникая в каждый уголок кассы и оседая на поверхности невидимыми хлопьями. Валя поёжилась, как будто ощутила на плечах всю её тяжесть, но тут же тряхнула головой, отгоняя прочь морок - к окошку уже кто-то подходил.
- Солнышко наше, авансик бы в счёт командировочных!
Она улыбалась всегда. И всем. Так было легче. Так спокойнее. По-настоящему.
После обеда Валентина со вздохом положила перед собой стопку документов для выписки проездных. День сегодня выдался не из весёлых.
- Форма два - требование-накладная... на воинскую перевозку ... груз 200... скоростью ... за счет МВД РФ... от станции... отправитель... - Валентина проговаривала вслух сухие строчки, и ей казалось, что она отдаёт дань памяти совершенно незнакомым людям.
В коридоре послышались топот и возня. Вопреки всем правилам дверь резко распахнулась, и внутрь буквально ввалилось несколько офицеров из разных служб. И без того маленькое помещение кассы стало ещё теснее. Начальник секретной службы, оказавшийся ближе всех к столу, выхватил из-под рук казначея стопку документов и попытался спрятать их за спиной. Пара листков вырвалась из общей массы на свободу и с тихим шелестом плавно опустилась на пол.
- Вы что? - Валентина вопросительно посмотрела на окружающих и машинально опустила взгляд на последний лист, оставшийся лежать под руками на столе. Аккуратным, ровным почерком там было вписано имя. Обыкновенное имя, каких десятки, а может и сотни. Прусов Александр Семёнович. Майор в/ч 3967. Прусов Александр. Саша. Санёк. Её муж. Строчки поплыли перед глазами, мир завертелся бешеным вихрем и резко ухнул в глубокую бездонную пропасть. Валя потеряла сознание.
- Сучка Светка! Специально документы подсунула...
- Сучка и есть, чтоб её...
- Курва злогребучая... перехватить не успел! Вчера целый день держал у себя, а сегодня - совещание... Командир хотел её после к себе вызвать...
- Капитан... нашатырь давай... и что у тебя там есть успокаивающее...
- Бляха-муха... голову держи, голову... да подложи что-нибудь...
Отдельные звуки доносились до Валентины из другого мира, медленные и тягучие. Она пыталась уловить смысл сказанного, но он всё время ускользал от её сознания и терялся в отдалённых глубинах. Здесь было хорошо. Спокойно. Возвращаться не хотелось.
Валя открыла глаза, раздумывая, нужно ли ей это. Потолок кассы то накрывал её своей пыльно-паутинной неухоженностью, то уносился в заоблачные высоты и становился недосягаемым. От резкого запаха нашатыря, проникающего в самый мозг, она закашлялась и попыталась пошевелиться.
- Лежи, лежи, Валюша! - над ней склонился капитан медслужбы.
- Сейчас давление померяем. Укольчик сделаем, если надо...
Манжетка стала надуваться, и Вале показалось, что напор воздуха сжимает не руку, а всю её целиком, не давая возможности ни двигаться, ни говорить, ни думать.
Гроб привезли ближе к вечеру и до завтрашних похорон оставили в подвале. Самое прохладное место. Валентина всё суетилась вокруг и хлопотала: то сбегала наверх за пледом и хотела накрыть холодную поверхность цинкового ящика, то постелить на шершавый цементный пол ковёр. Ей снова сделали укол и увели наверх, в квартиру. Во дворе-колодце долго ещё тарахтел "Урал", с большим трудом разворачиваясь в узком пространстве. Стих поднявшийся было ветер, успокоились редкие прошлогодние листья, голая ветка липы перестала тревожно царапать окно. Старый дом на Таврической снова погрузился в тишину.
Она проснулась среди ночи. Резко и тревожно. Диван скрипнул пружинами и развеял химическую пелену лекарств, клубившуюся в голове все эти дни. Не включая свет, Валя быстро оделась в первое, что сумела нащупать в пугающей темноте шкафа и выскользнула на площадку.
Она спускалась практически на ощупь, по крутой тёмной лестнице, пока не добралась до двери, ведущей в подвал. Звякнул о железо ключ, вставленный дрожащими руками в замочную скважину, гулко ухнули петли - Валя шагнула в тёмную амбразуру дверного проёма и замерла, ожидая яркой вспышки света и людей, снова уводящих её отсюда. Тихо. Пахло цементной пылью и яблоками, догнивающими в деревянном ящике ещё с осени. Несколько десятков секунд растянулись целой вечностью, и Валя успела подумать о том, что Саша так и не сделал здесь мастерскую. Подвал остался почти нетронутым, местами заполненный всяким хламом, местами - гулкой пустотой необжитого пространства. Зато нашлось, куда гроб поставить...
Валя нащупала выключатель и под потолком загорелась тусклая лампочка. В горле застрял ком, и сердце забилось в груди, как будто собралось подыскать себе новое место. Где-то должны быть инструменты... Где-то должны... Просто так этот ящик точно не открыть.
Она стояла перед ящиком, который даже мысленно не могла назвать гробом, и прижимала к себе инструменты как самую великую ценность в мире. Первыми полетели в разные стороны короткие бруски-ручки. Один угодил в шеренгу пустых банок и брызнул осколками стекла. Запахло сосной, совсем по-новогоднему. Поперечные бруски крепились шурупами через металлическую ленту, начинающуюся где-то снизу. Валентина поняла, что не сможет ничего сделать, не перевернув этот ящик. Напряжение достигло критической точки - она схватилась за домовину и попыталась одним рывком достичь желаемого. Неимоверное усилие рассыпалось перед глазами бегущими искрами, а внутри будто треснуло и порвалось, разливаясь по животу горячим потоком. Валя перехватила ручки и со страшным грохотом уронила ящик на другой бок.
Горячий поток в животе постепенно опускался всё ниже, но она не обращала на это внимание. Цинк не поддавался и от досады Валя заплакала. Мутная пелена слёз мешала видеть. Мешала думать. Валентина с криком стала молотить по запаянной кромке металла, тяжело поднимая кувалду вверх, сбивая в кровь пальцы и обламывая ногти.
А потом кто-то невидимой рукой стёр все краски жизни. Сплошная серость. Серый город. Серые улицы. Серые стены. Серый песок тонкой струйкой высыпа̀лся из проломленного ящика. Там был один песок.
Из последних сил Валентина добралась до подъезда и стала подниматься по лестнице. Обеими руками держась за живот, медленно, ступенька за ступенькой, переставляя ставшие вдруг неподъёмными ноги.
К дому подъехала машина, резко сверкнув фарами по окнам. Валентина вскрикнула от неожиданности, потеряла равновесие и кубарем скатилась вниз. Который уже раз мир вокруг закружился в бешеном хороводе и мгновенно сжался в одну точку.
- Где ты, родная?
- Я здесь... и нигде... А где ты, любимый?
- Я нигде... и здесь...
- Ты со мной?
- С тобой... и везде... В этом городе ... в каждом камне его мостовых... в его реках, одетых в серый мрамор... в каждой капле дождя, омывающего его улицы...
- Но тебя нет... и я пуста, как фонтаны в зимнем парке.
- Нет-нет. Я здесь... и в тебе... и с тобой...
Валентина глубоко вздохнула, открыла глаза и улыбнулась. На неё смотрели такие знакомые глаза и захотелось снова зажмуриться, чтобы наваждение не исчезло, не обмануло её тайных надежд и терзаний.
Он не исчез. Он сидел рядом на скрипучем больничном кресле с большими колёсами. Настоящий. Живой. Что-то рассказывал, улыбался и старался не отпускать её руку.
Потом было всё. Слёзы радости. Радость обретения. И снова слёзы. Настоящие, выстраданные.
Она пролежала в коме почти два месяца. Последние сутки рядом сидел седой подполковник с грустными серыми глазами. Её муж.
Луна таинственно освещала улицы спящего города. Редкие машины спешили попасть домой до развода мостов, а редкие прохожие останавливались понаблюдать за величественной картиной.
С вечера плохо задёрнули шторы. Тонкий лунный луч делил кровать на две равные половины, а часы своим мерным "тик-так" делили время на прошлое и будущее. Настоящее будто растворилось, растеклось по ночным улицам спящего города. А в тёмных углах комнаты поселился страх. Он клубился и ширился, отвоёвывая себе всё больше пространства.
Валентина никак не могла заснуть. Всё ворочалась и ворочалась с боку на бок. То подтыкала под себя одеяло, то наоборот раскрывалась, то переворачивала подушку, убирая из-под головы нагретую сторону. В конце концов, она встала и тихо, стараясь не шуметь, пошла на кухню. Стакан холодной воды немного помог, но не принёс спокойствия. Валя вернулась в спальню, нырнула под одеяло и привычно подсунула руку Саше подмышку, стараясь прижаться к нему всем телом. Глаза закрылись. В полудрёме, где-то на самой границе сна и яви, пришло жуткое осознание. Она не чувствовала рядом человека. Стараясь не дышать, Валентина подняла руку чуть выше и прижала к Сашиной груди. Чуть в сторону. Ещё левее. Совершенно не понимая, что делает, она схватила мужа за руку и лихорадочно стала нащупывать пульс. Свет от включённой лампы был равносилен взрыву. Валя зажмурилась. Сотни предположений вихрем закрутились в её голове, ложась на благодатную почву. Хорошо подготовленную событиями последних месяцев. Прессой, смакующей наши жизни в самых необычных ракурсах. Кинолентами. Сплетнями соседок.
Александр пытался её успокоить. Тихо что-то говорил, гладил по голове, прижимал к себе.
- Т-ты не настоящий... - только и смогла выдавить через силу Валентина. - Кто же ты, кто?
- Что ты, маленькая моя, ты просто не расслышала, - Саша прижал её голову к своей груди. - Что ты. Всё нормально, послушай. Ну, хочешь, я себе вены порежу, чтобы ты поняла?! Что же ты надумала?..
Валя начала понемногу успокаиваться, не переставая всхлипывать и дрожать всем телом.
- П-правда?..
- Глупенькая! Что же это пришло тебе в голову? - Саша обнял жену и стал тихонько убаюкивать. - Спи, моя родная, упокойся. Это очень трудно быть настоящим в наше время. Настоящим в поступках. Настоящим в мыслях. Просто настоящим. Я стал немного не таким, но это всё равно я. Настоящий я. Другого просто не будет... Тебе лучше не знать всё то, что знаю я, но будь уверена - теперь мы больше никогда не расстанемся. Спи спокойно... Всё будет хорошо. По-настоящему хорошо, я обещаю.