Аннотация: История по мотивам скандинавских легенд о богах и героях. Что, если бы весь мир суровой мифологии викингов существовал на самом деле?
Глава 1. Изгнанник
В теплом воздухе последних погожих дней северного лета расплывался зыбким маревом берег Идре-фьорда. Над морем поднимался туман, окутывая очертания каменистого берега, и можно было подумать, будто все, что поднимается вверх, подвешено в воздухе, не имея земной опоры. Четыре длинных корабля с высокими изогнутыми носами - боевые драккары ярла Ингвара, вытащенные на сушу, где их чинили, очищали днища от наросших морских раковин и водорослей, смолили и конопатили заново, казалось, не стояли, а плыли по белым облакам тумана, точно волшебная ладья Фрейра, Скидбладнир. И фигуры работавших вокруг них людей, выглядевшие издалека маленькими, тоже на каждом шагу утопали по колено в молочной мгле. Словно бы в воздухе держался и обложенный торфом, окруженный каменной оградой дом самого ярла, и можно было подумать - вот подует ветер посильнее, и он улетит следом за перелетными птицами. Туман поднял над землей и все постройки вокруг усадьбы ярла - жилища рабов, конюшни и коровники, мастерские и склады, окутывая их почти до крыши. Туман навис и над стоявшими в отдалении домами свободных жителей - бондов, ремесленников и земледельцев, и их длинные дома, крытые торфом, расплывались в сером мареве, будто таяли. А высокие скалы по обеим сторонам от причала угрожающе нависли в пустоте, и казалось невероятным, почему они еще не рухнули вниз. Земля исчезла, остались лишь море и небо.
Но некоторым туман, скрадывающий все движения и звуки, был как раз кстати. В роще, выросшей в ложбинке, поодаль от людских жилищ, что-то коротко треснуло, словно переломилась сухая ветка, потом кусты можжевельника и голубики, покрытые уже созревшими сизо-голубыми ягодами, раздвинулись, и к посаженному здесь когда-то первыми поселенцами ясеню вышел высокий мужчина. Он осмотрелся вокруг, видимо, ожидая кого-то, но, убедившись, что поблизости никого нет, прислонился к слегка наклоненному стволу Дерева Жизни, и стал ждать, скрестив руки на груди.
Если бы не коварный туман, можно было бы разглядеть, что стоявший у ясеня человек довольно молод, хотя по обычаям рано вступавшего в жизни племени фьордов, вероятно, уже зим десять как считался взрослым мужчиной, воином. А что он определенно принадлежал к воинам открытых морей, путешественникам, завоевателям, открывателям новых земель - викингам, было видно с первого взгляда. Ни у согнутых тяжелым трудом земледельцев-бондов, ни тем более у потомков рабов - трэлей не бывает такой гордой осанки, такой легкости и вместе с тем точности движений, без которой не прожить долго ни одному воину, тем паче в море, на драккаре, на полном ходу сцепляющемся с другим таким же Пенителем Морей, посреди бушующей пучины, грозящей поглотить всех. Да и весь облик викинга выдавал старинную благородную северную породу, особенно его волосы, золотые, как солнечный свет, густые и пышные, длиной до плеч, по моде викингов. Короткая, как у большинства молодых мужчин, борода ничуть не скрывала его лица, тонкого и вместе с тем мужественно-красивого. Правда, непривычного человека могли удивить и даже испугать глаза молодого воина - они были не голубыми, зелеными или серыми, как у большинства обитателей фьордов, но черными, глубокими и блестящими, в обрамлении угольно-черных ресниц и с такими же бровями. Необычные глаза, кто увидит их, уже не забудет впредь.
Одежда и снаряжение молодого воина выдавали, что когда-то он знал лучшие дни, хоть в последнее время ему, очевидно, приходилось несладко. Кожаная куртка, обычно надеваемая под доспехи, в сегодняшнюю теплую погоду была, должно быть, надета как хоть какое-то прикрытие на случай возможного нападения; а между тем, сделана была куртка из отличной оленьей кожи и украшена медными заклепками, часть которых теперь выпала. Но в распахнутом вороте куртки виднелась шерстяная рубашка, какой по своей воле не стал бы носить никто из людей знатного рода, да и штаны, сохранившие следы самой грубой штопки, были из такой же серой некрашеной овечьей шерсти. Сапоги из бычьей кожи, хоть и сильно сношенные, были когда-то красиво сделаны, а алый плащ на плечах воина явно напоминал о лучших временах - такой мог носить только ярл или сын ярла. Плащ был сколот пряжкой из чистого золота, в виде пса, вцепившегося в загнанного оленя. А на простом кожаном поясе, но в прекрасной выделки ножнах, висел меч, и в его рукоять был вделан идеально выточенный крупный золотистый янтарь, от которого расходились в разные стороны тонкие золотые лучи, потому что камень символизировал солнце. И этот меч, вероятно, тоже служил своему хозяину и его предкам в более счастливые времена.
За спиной у молодого викинга висел и лук с колчаном, полным стрел, но видно было, что он поджидает здесь не дичь. Сюда, так близко к человеческим жилищам, вряд ли осмелился бы подойти среди бела дня какой-нибудь зверь. Да и внимательно вглядывался и вслушивался воин как раз в сторону фьорда и усадьбы, ожидая кого-то именно с той стороны.
Однако услышал движение он с другой стороны - с той, откуда пришел он сам, словно другой человек шел по его следу. Ожидающий воин встрепенулся, но тут же разочарованно вздохнул: ему навстречу вышел другой мужчина.
- А, это ты, Рунн! Я надеялся, что она, - сожаление было таким глубоким, что молодому викингу не удалось его скрыть.
Тот, к кому он обращался, был на вид его ровесником. Худощавый и подвижный, как рыболовный крючок, с копной светло-каштановых волос, длинноногий, как молодой лось, Рунн по облику и одежде вполне мог быть принят за местного поселянина, даже вместо меча у него на боку висел длинный нож, почти незаметный под простым зеленым плащом. Зато с его губ не сходила веселая улыбка. Вот и сейчас он как ни в чем не бывало смело обратился к своему вождю:
- Не беспокойся, скоро придет! Солнце еще только повернуло на полдень. Наверное, ей не удалось уйти сразу. Потерпи немного, Лейв.
- Если ей не помешали! Если ее брат или мать не заподозрили ничего, - перебил его Лейв, в волнении пройдясь по крошечной полянке от ясеня до подножия скал, за которыми поднимался уже сосновый лес. - Если только... Послушай, Рунн, а ты все точно передал ей? - он схватил собеседника за руку и повернул к себе.
Тот не без труда заставил себя сделаться серьезным, понимая, что смеха по такому важному для него поводу Лейв не простит даже своему молочному брату.
- Клянусь кольцом Фрейи, я передал сестре ярла каждое твое слово в точности, как Властитель Побед называл тайные имена всего сущего йотуну Вафтрудниру!
И он добился своей цели - Лейв рассмеялся и хлопнул его по плечу, как в детстве.
- Берегись, Рунн, как бы Асы однажды не заплели твой болтливый язык за то, что поминаешь их так запросто! Ну хорошо: передал так передал. Если мне удастся выполнить задуманное, я за эту услугу отдам тебе свой меч, - он многозначительно коснулся рукояти, украшенной солнечным камнем.
Вот тут Рунн действительно стал серьезным. Даже не то слово - у него перехватило дыхание, словно он поперхнулся, обычно прищуренные серо-зеленые глаза чуть не вылезли на лоб.
- Ты отдашь мне Солнечный Блеск? Тот самый меч, на который так мечтали наложить лапу твои братцы? Мне, сыну служанки?!
- Я отдам его своему молочному брату за то, что он подарил мне куда большую радость, - решительно ответил Лейв. - К тому же, если все удастся, то мне в скором времени не очень-то понадобится меч. Ведь в Лесной Земле мы будем первыми людьми, там не с кем будет сражаться. Против древесных стволов и диких зверей топор, копье и лук со стрелами полезнее меча.
На подвижном лице Рунна мелькнуло сомнение.
- Ты все-таки веришь песням этого старого колдуна... - протянул он.
В черных глазах Лейва вспыхнули недобрые огоньки, ноздри гневно раздулись, как у боевого коня, почуявшего кровь.
- Да, я верю пророчеству Геста, - произнес он тоном, не терпевшим возражений. - Он не колдун, а скальд, вдохновленный Асами. А может быть... хм, не знаю, кем он может оказаться, но зато я точно знаю, что он открывает для нас единственный выход! Не только для меня и Астрид, хотя Лесная Страна, вероятно, единственное место, где ее брат не найдет ее. Но и для нас, для последних из тех, кто пришел со мной из Норланда! Десяток викингов без дома, без драккара - на что они могут рассчитывать? Скоро лето закончится, а зимы здесь - каждая суровее и дольше предыдущей. Нам залечь в спячку, как медведи, или грабить мирных бондов, как разбойники? Уж лучше попытаться найти обещанную Гестом теплую долину... Но тише, Рунн! Птицы выпорхнули из кустов - кто-то идет. Это она!
И действительно, по каменистой тропинке, ведущей со стороны фьорда, вышла ему навстречу высокая стройная девушка, ступая так тихо, будто и впрямь шла не по земле, а по укрывшему ее покрывалу тумана. Ее пепельные волосы были заплетены в две толстые косы, закрученные вокруг головы, образуя диадему, и скрепленные золотой заколкой в виде драккара. Маленький корабль викингов, выполненный во всех подробностях, с крошечными фигурками гребцов, вращающих весла, плыл по светлым волнам ее волос. Глаза девушки были зеленовато-голубыми, как вода Идре-фьорда в солнечную погоду. Под цвет глаз было и ее одеяние - из самого тонкого льна, богато вышитое по лифу жемчугом и золотой нитью, с легкими, струящимися юбками. По летнему времени, платье имело короткие рукава, оставляя открытыми выше локтей руки девушки, украшенные жемчужными браслетами, белые, как молоко, как крылья лебедя. И вся она, статная и гордая, могла бы быть валькирией, небесной Девой с лебедиными крыльями, дарующей воинам победу и... смерть. Так уже не раз думалось Лейву, а теперь он был в этом уверен, после недавно полученного предсказания. И он гордо улыбнулся девушке, любуясь ею, как будто открыл ее для себя заново.
Такой была Астрид Светлая, младшая сестра ярла Ингвара, владельца Идре-фьорда, и возлюбленная Лейва Изгнанника.
Вскрикнув от радости, Лейв хотел обнять девушку, но та отстранилась и взглянула на него так строго, что у юноши опустились руки. Но все-таки он воскликнул, не теряя надежды:
- Астрид, любимая! Я знал, что ты непременно придешь, если только этот бездельник Рунн правильно передал тебе мою просьбу, - тем временем сам Рунн, поняв намек, поспешил исчезнуть в кустах, как и сопровождавшая девушку рабыня. Лейв и Астрид остались одни.
Девушка не сразу ответила; она молчала, опустив голову, теребя пальцами свои браслеты, как будто ей совсем не нравилось то, что она должна была сказать.
- Я пришла проститься, Лейв, - наконец, тихо проговорила она. - Через четыре дня мы отплываем в Сванехольм, к конунгу Харальду. Брат ни за что не оставит меня дома на всю зиму. Он говорит, что я достаточно красива, чтобы кто-нибудь из сыновей конунга взял меня в жены.
- Тут он прав! Если бы королевой становилась прекраснейшая из женщин, то в наше время одна лишь ты могла бы ею стать, - с воодушевлением подтвердил Лейв, снова протягивая руки, чтобы обнять девушку. И снова она отстранилась.
- Не надо, Лейв. Если мне суждено стать женой другого, я не хочу давать своему мужу повод для недоверия. Я буду помнить тебя всегда, что бы со мной не стало.
Стоило ей заговорить о своем замужестве, как лицо Лейва исказилось: зубы хищно оскалились, в глазах вспыхнуло темное пламя, и бледное, как мел, лицо стало почти страшным. Усилием воли он заставил себя успокоиться, и заговорил с девушкой так, словно его ничуть не беспокоило то, что для нее было уже решенным делом. Только вот губы его еще кривились в судорожной усмешке.
- Клянусь Одином, Тором и Фрейей, моя Астрид: ты не выйдешь замуж ни за кого, кроме меня! Тебе кажется, что нет возможности предотвратить то, что для нас готовится, я же не вижу здесь преград! Послушай, что мне открыл Гест...
Услышав это имя, девушка вздрогнула, как от порыва ледяного ветра, хоть и было тепло.
- Ты говорил с Гестом? С этим бродячим колдуном, о котором никто не знает, какого он рода и откуда взялся?
- Подожди, Астрид! Не спеши осуждать его, - Лейв стремительно подошел к девушке и взял ее за руки, причем она больше уже не возражала - прикосновение давно затвердевших, натертых веслом драккара и рукоятью меча ладоней оказалось неожиданно приятным. Ободренный ее реакцией, молодой викинг продолжал еще решительнее:
- Да, я говорил с Гестом. Точнее, он сам заговорил со мной вчера возле реки, а куда и откуда он направлялся - известно ему одному. Он назвал мое имя и имя моего отца - мог ли я не отозваться?
- Не мог, - Астрид перевела дыхание. - Как же он после этого не колдун? Но скажи до конца: о чем он говорил тебе?
- Он сказал... Я помню каждое слово в точности: "Что дороже для викинга: его погибший драккар или живущая сейчас любовь? Ты, Лейв Изгнанник, сын Торкеля Норландца, можешь еще обрести счастье с сестрой ярла. Скажи ей, пусть на четвертое утро, начиная с нынешнего, она приедет со своими служанками на Сосновый Остров стирать праздничную одежду и собирать малину, которой там наспело много. И тогда ты со своими воинами похитишь их и увезешь далеко-далеко, прочь от земли фьордов, туда, где не слышен шум моря, одно лишь море зеленой листвы шумит и колышется под ветром. Следуйте на запад - там вас встретят лес и горы. Как только пройдете их, окажетесь в широкой долине, где смелый и трудолюбивый человек сможет прокормиться, выращивая ячмень и разводя скот. Там теплее, чем повсюду в горах, а из земли бьет горячий гейзер. Увидев его, вы не ошибетесь, куда попали. Если бы не ты, еще не скоро люди племени фьордов забрались так далеко, так что вас никто не найдет. Но решишься ли ты, викинг, уйти в неизвестность? Если ты в самом деле любишь ее, должен быть готов на все, даже начать жизнь сначала, - вот так Гест сказал мне.
Астрид, бледная, сосредоточенная, прислонилась к могучему стволу ясеня, словно у нее задрожали колени. Возможно, так и было - уж очень дерзкие замыслы открывал ей Лейв, да еще с подачи загадочного Геста, которому мало кто доверял по-настоящему.
- И что ты решил? - поинтересовалась она дрогнувшим голосом. - Неужели ты и впрямь захочешь уйти неизвестно куда, где высятся сплошные леса и горы, и больше никогда не увидишь моря? Я дочь и сестра ярлов, Лейв: я знаю, как вы, мужчины, преданы морю. Мой брат даже ради любви самой Фрейи не покинул бы свои драккары, чтобы на всю жизнь поселиться на твердой земле.
Он улыбнулся.
- Но я не Ингвар, и думаю, что для меня не будет такой уж жертвой жить вдали от моря. Если бы пришлось расстаться с тобой, мне было бы куда больнее, даже получи я взамен все драккары конунга Харальда. Тем более, что я с моими соратниками и так уже на берегу, - в этот раз Лейв усмехнулся совсем не весело. - Я в долгу перед теми, кто поддержал меня, покинул со мной родину, столько раз рисковал жизнью ради меня. Их осталось так мало! Я должен и для них тоже найти новый дом. Как видно, Асы и вправду хотят привести нас в Лесную Землю. Решись, Астрид! Если нам обещано счастье, не следует от него отказываться, - он протянул к ней руки ладонями вверх, словно молился перед статуей богини.
Горячая, смелая речь молодого викинга, которого любовь сделала особенно красноречивым, не могла не произвести впечатления на девушку, и она уже готова была отказаться от своих первоначальных намерений, залюбовавшись им. Солнечный луч, наконец, прорвавший пелену тумана, осветил лицо Лейва, окрасил красным золотом его волосы...
Все же Астрид еще колебалась:
- Откуда ты знаешь, можно ли жить в Лесной Земле? Там не бывал никто, кроме немногих охотников, и те рассказывали страшные вещи. Волки и медведи - еще наименьшая из опасностей, что там водятся. Говорят, там живут ведьмы, оборотни, тролли, снежные великаны в два человеческих роста, все в шерсти, белой или рыжей. Когда я была девочкой, один охотник привез голову великана, размером с бычью. Тот охотник один выжил в схватке с тварью, трех других она разорвала голыми руками! Да и он вернулся весь седой, и прожил потом недолго. Вот какие существа водятся в Лесной Земле! Или о них забыл поведать твой Гест?
- Гест не перечислял мне опасности, он лишь спросил, готов ли я ко всему, что доведется встретить. Я готов, Астрид. Одиннадцать вооруженных викингов победят любое чудовище. Поверь мне, Астрид!
Она покачала головой, подавляя последние сомнения.
- Я не знаю... Но я люблю тебя, Лейв, и хочу быть с тобой. Когда тебя нет рядом, я могу воображать, что смогу стать женой другого. А стоит мне увидеть тебя, и я точно знаю, что не смогу быть счастливой ни с кем, кроме тебя... Не слушай женского лепета и женских опасений, Лейв, действуй, как велит тебе сердце, мой храбрый викинг! Через три дня я в самом деле поеду со своими служанками на Сосновый Остров стирать одежду и собирать ягоды. Нас доставят на лодке, но при нас вряд ли будет большая стража.
- Мы справимся с ними! - воодушевленно подхватил Лейв. - Конечно, мне бы не хотелось убивать тех, с кем когда-то дрался бок о бок против общего врага; но пусть не мешают мне увезти тебя.
- А потом мы поедем на запад, в Лесную Землю, - и Астрид, снова поежившись, как от холода, теперь уже не сопротивлялась юноше, когда тот обнял ее. - Лишь бы тебе не пришлось сражаться против Ингвара! Я не хочу ни твоей, ни его крови, мне дороги и брат, и будущий муж.
- Мы поедем через лес так быстро, что Ингвар не увидит и пыли под копытами наших коней, и, в конце концов, повернет назад. Я тоже не хочу драться с ним, я предпочел бы вместо этого назвать его братом, - он сжал руку девушки, и их пальцы сами собой соединились, сплелись вместе.
Астрид подняла на него глаза, мокрые от слез, но попыталась улыбнуться.
- А все-таки Гест, как видно, и впрямь знает будущее. Иначе откуда бы он мог вчера сказать тебе, что я собираюсь делать только через три дня? Мне и самой мать сказала об этом только сегодня утром.
Лейв кивнул.
- Я уверен, он знает и не такое! Его предсказания заслуживают доверия, Астрид.
- Говорят, что никто не помнит Геста молодым, не знает, когда он родился. Я сама знала стариков, которые в дни своей юности видели его точно таким же, как теперь. Так целую вечность и бродит по всем фьордам Приморской Земли, со своей арфой, в своем сером плаще!
Понимая, что девушка пересказывает привычные ей с детства суеверия, Лейв не перебивал ее. Наконец, сказал:
- При всем том, если Гест действительно указал нам путь, я буду всю жизнь благодарен ему. Я верю, что он мудр и знает больше нас. И он вчера, когда я проводил его в нашу пещеру, спел нам песню. Я слышал ее и раньше, но только теперь понял по-настоящему.
- Что за песня? - заинтересованно спросила Астрид.
- Я вряд ли смогу ее спеть: я не скальд, да и арфы здесь нет. Перескажу, как умею... Там говорилось о красивом викинге и валькирии, Деве-Лебеди. Она была послана Одином, чтобы оборвать его жизнь своим незримым копье, принести победу его сопернику. Но, когда она увидела, как храбро он бьется против многих врагов, в ее сердце вселилась любовь. И она нарушила приказ Всеотца, убила другого, подарив своему избраннику жизнь и победу. Ради него она покинула Асгард и стала жить со своим возлюбленным на земле, как самая обычная женщина. Они были счастливы, потому что любили друг друга. Но так продолжалось недолго. Боги не терпят неповиновения. Подлый предатель убил возлюбленного валькирии, убил без предупреждения, ударив в спину, потому что никогда не осмелился бы сразиться с ним честно. Валькирия прокляла убийцу при жизни и после смерти, и вскоре сама умерла на могиле своего возлюбленного.
- Так это же известная песня! Ее знают почти все скальды и часто исполняют ее на пирах, - заметила Астрид, до того внимательно слушавшая, не перебивая.
- Ну да. Я тоже знал ее с детства, - согласился Лейв. - Вернее, думал, что знаю. Гест сказал мне, что валькирия и ее избранник иногда вновь рождаются на этой земле и ищут друг друга, проживают новые людские жизни, нелегкие, но прекрасные. Говорит, теперь они родились вновь. Истории пора дать счастливый конец.
- Я не думаю. Я только чувствовал это - всегда, с того дня, когда увидел тебя, - ответил Лейв и, сжав девушку в объятиях, жадно поцеловал ее, не спеша отпускать.
Но Астрид, собрав остатки сил, вырвалась из его рук и встала, такая же прямая и гордая, как прежде, хоть лицо ее горело от стыда, как заря над морем, а сердце бешено стучало от стыда и от впервые испытанного восторга.
- Не сейчас, Лейв. Только не сейчас, - проговорила она, выставив вперед руки и пятясь от него по устилавшему землю травяному ковру. - Через три дня мы встретимся снова, и больше уже не расстанемся. А сейчас еще рано. До встречи! Я буду молиться за тебя.
И она скрылась в кустах, так же тихо, как и подошла. Ни разу не оглянулась назад. А Лейв непроизвольно сделал еще несколько шагов следом за ней, потом остановился и застонал, прислонившись пылающим лбом к шершавой коре старого ясеня.
- Через три дня, - повторил он сквозь зубы. - Один день - это целая вечность, ведь никто не знает, что произойдет в этот день, никто не может ручаться, доживет ли он до вечера. В каждом "сегодня" заключена целая Бездна Гиннунгагап, "Сегодня" заключает в себе всю нашу судьбу, как кольцо Золотой Змеи. Завтрашний день - то же, что "никогда", а три дня - три "никогда". Три бездны, и каждая из них - навсегда. Как мне дождаться, пока они пройдут?
- Дождешься, и даже скорее, чем ты думаешь, - прозвучал веселый голос, можно было бы даже сказать - насмешливый, но в нем в этот раз слышалось подлинное участие. И чья-то рука легла на плечо Лейву.
- Рунн! - он порывисто схватил руку друга. - Рунн, ты слышал: она согласилась ехать со мной! Если я переживу эти три дня, то стану самым счастливым человеком на свете.
- Конечно, станешь, мой вождь, я никогда в этом не сомневался, - легкомысленному Рунну, похоже, и в голову не приходили тревоги, терзавшие Лейва и Астрид. - Только сейчас нам пора вернуться в пещеру. Гунбьёрн, верно, уже заждался нас, да и попадаться на глаза местным жителям сейчас не стоит.
Лейв молча вздохнул и вместе с ним скрылся в густых зарослях.
Глава 2. Сестра ярла
Вечером того же дня в длинном, прямоугольном, поддерживаемом столбами зале своего дома ярл Ингвар вел напряженный разговор со своей матерью, вдовствующей госпожой Бергторой, и своей сестрой, Астрид. Кроме семьи ярла, в зале никого не было; уже спустилась ночь, ужин давно закончился, с длинного дощатого стола убрали последние кости и крошки, и все, кто имел право есть за этим столом, сейчас отдыхали. Им с утра предстояло выполнить множество дел, какие считались у викингов благородным трудом: подготовить все четыре драккара к скорому отплытию, набить еще дичи и заготовить мясо, чтобы обеспечить на всю зиму тех, кто останется дома, привести в наилучшее состояние оружие, щиты и доспехи, хоть они и без того обычно не ржавели попусту, но нельзя же, пусть и в мирное зимнее время, дать кому-то повод для насмешек! Наконец, следовало выбрать в фамильной сокровищнице ярлов Идре-фьорда подарки для конунга и его семьи, для своих союзников-ярлов и будущих новых викингов, чтобы те охотно шли на службу, для скальдов, чтобы именовали Ингвара щедрым ярлом... Все это - дела, требующие немалой сноровки, а главное - времени. Немудрено, что после них бывает нужен отдых. Да и женщины, как обычно, снаряжая своих мужчин в дальний поход, сбились с ног. Никому из свободных не было дела, о чем их ярл говорит со своей семьей. Ну а возможное любопытство рабов, способных подслушивать под дверью, никого не волновало.
В последние дни ярл Ингвар работал не меньше своих подданных, и устал не меньше их. Даже после горячей бани на его руках темнели намертво въевшиеся капли смолы, а на левой ладони розовел недавно затянувшийся шрам: несколько дней назад, когда ставили новый парус на "Морском змее", оборванный внезапно налетевшим шквалом канат рассек кожу. Но Ингвар не мог сейчас успокоиться и расслабиться, как другие: что-то непонятное тревожило его, лишая сна и покоя, заставляя всех торопиться с отплытием. Кроме того, когда его драккары возьмут курс на Сванехольм, и судьба сестры перестанет висеть на нем, как железная гиря. Для того он и позвал ее вместе с матерью так поздно, чтобы уладить все раз и навсегда. Лейв... Жаль, что так получилось с Лейвом. Лучше него было не найти соратника и друга. Но отдать за него сестру было бы безумием! Особенно сейчас...
Ярл Ингвар с мрачным видом сидел в огромном резном кресле с высокой спинкой, украшенной изображением крыла лебедя и трезубца морского бога Эгира - родовыми знаками владетелей Идре-фьорда. Он был одет по-домашнему - в тонкую светло-серую льняную рубашку с вышитыми на груди и рукавах золотыми узорами и такие же штаны; сложенный зеленый плащ свисал с подлокотника кресла. Длинные светлые волосы молодого ярла, еще влажные после бани, были подхвачены широким золотым обручем с вделанными в него крупными гранатами. Но очевидное богатство, каковым в его кругу было принято гордиться, как даром богов, сейчас плохо подходило к выражению его лица. Приветствовав вошедших в зал мать и сестру, Ингвар снова нахмурился, сосредоточенно вытаскивая острием кинжала занозы из своих ладоней. Наконец, бросил на них пристальный взор. Глаза у него были такие же бирюзово-зеленые, как у сестры, но сегодня в них горел дикий, беспокойный блеск, точно у рыси.
- Ну что, Астрид, готова ли ты быть представленной ко двору конунга Харальда? Я надеюсь, мне не придется стыдиться тебя, - холодно произнес ярл.
Астрид молчала, опустив голову. Этой минуты она ждала весь день, после встречи с Лейвом, зная, что брат обязательно напомнит ей о возложенных обязанностях. Теперь только бы хватило сил выдержать все, не выдать ни одним неосторожным словом себя и Лейва, не вызвать у брата подозрений...
Она молчала, и вместо нее ответила мать, усевшись в кресле возле очага, потому что часто мерзла в последнее время.
- У Астрид целый сундук самых нарядных платьев из льна и тонких чужеземных тканей, все украшены вышивкой и драгоценными камнями. Послезавтра она поедет к реке стирать их и прокатывать гладильной доской. Я сама отобрала для нее лучшие драгоценности: серьги и браслеты, ожерелья, броши и головные обручи, кольца и застежки для плаща, - все самой лучшей работы. Быть может, их носили ваши прародительницы, когда еще пресветлые Асы ходили по земле! Вот так-то, дети мои, - госпожа Бергтора с трудом перевела дыхание и сделала глоток лечебного отвара из полупрозрачной, выточенной из цельного куска светлого янтаря, чаши.
После того, как ярл Эймонд, отец Ингвара и Астрид, погиб в сражении с саксами, его вдова всегда носила темно-серое покрывало, полностью закрывающее волосы, и никаких украшений, кроме обязательного золотого обруча надо лбом, знака старшей женщины рода. Она сильно постарела за это время, некогда стройная фигура расплылась, и ее часто мучили боли в груди. Но при этом госпожа Бергтора по-прежнему свято верила в свое влияние на выросших сына и дочь, и не замечала, что они на самом деле уже давно живут своей жизнью, далеко не во всем советуясь с матерью.
Вот и сейчас ее ответ лишь наполовину успокоил Ингвара, и он снова с подозрением обратился к сестре:
- Дочь ярла Эймонда, сестра ярла Ингвара из Идре-фьорда - достаточно знатная невеста, чтобы стать женой даже сына конунга. Если так случится, ты ведь не опозоришь свой род отказом? Я могу положиться на тебя?
Астрид накинула пушистый плащ из меха северных серебристых лисиц на колени сидящей матери, и сама выпрямилась за ее креслом, гордая и стройная, как молодая береза. Лишь слегка опустила голову под гневным взглядом брата.
- Если бы так хочешь, я выйду замуж за того, кого назовешь. Я верю, что ты не выберешь мне плохого мужа, кем бы он ни был. Но тебе известно, что другой уже владеет моим сердцем. Ты знаешь, кто. Лейв, спасший тебе жизнь - иначе ты погиб бы вместе с нашим отцом. Лейв, которому пришлось уйти из нашего дома, когда ты не позволил ему стать моим мужем...
- Замолчи! - Ингвар ударил по столу с такой силой, что тяжелое золотое кольцо выдавило вмятину в прочном дереве. Затем ярл поднялся, будто подброшенный какой-то силой, широким шагом прошелся по залу. Подойдя к сестре, взглянул мутными от ярости глазами:
- Ты думаешь, я не помню, сколько сделал для тебя Лейв? Будь моя воля, никого другого я не назвал бы братом с такой радостью! Ну а как тебе жить с ним здесь, всю жизнь зависеть от другого, хотя бы и от родного брата, ты подумала? Неужели ты сможешь, став женой простого викинга, слушаться мою будущую жену, как свою госпожу, в своем родном доме? Или я ошибся, и это не оскорбило бы твою гордость?
- Там, где есть любовь, отступает и гордость, - тихо проговорила девушка. Она знала, что теперь от ее удачной игры зависит все. Ей надо сделать вид, что смирилась, как совсем недавно готова была смириться по-настоящему. Но и отрекаться от Лейва слишком рано тоже нельзя: брат и мать не поверят, если она слишком легко даст согласие на брак с другим. Кроме того, девушка еще втайне надеялась убедить брата вернуть Лейва и позволить им пожениться; тогда и не надо будет никуда убегать. Но сейчас она окончательно убедилась, что Ингвар не даст согласия.
Уже ни на что не надеясь, Астрид все-таки возразила брату:
- Лейв - сын ярла, он не менее благородного происхождения, чем мы. Если бы он унаследовал владения своего отца, никто бы не сказал, что не недостоин быть моим мужем.
- Возможно! - резко бросил Ингвар, снова расхаживая по залу, будто хотел уйти от себя и от мысли, что, как ни крути, приходится поступать несправедливо. - Возможно, если бы он пришел за тобой во главе трех-четырех драккаров, привез богатые свадебные дары и предложил выгодный союз между нашими домами. Но вместо этого все наследство ярла Торкеля прибрали сыновья от первой жены, а Лейву, чтобы его не убили, пришлось бежать из Норланда с кучкой викингов и на самом малом драккаре.
- Его драккар затонул у берегов земли саксов, когда погиб ваш отец, дети, 0 напомнила госпожа Бергтора, качая головой.
- Вот именно! - кивнул Ингвар. - Я сам видел, как его пробило огромным заостренным колом с железным наконечником, поднявшимся со дна реки, будто ореховую скорлупку. "Змей" шел за ним, и тоже чуть не напоролся на ловушку. Лейв спасся тогда всего с десятком викингов, больше никто не выплыл. Такое могло произойти с кем угодно, но случилось с ним. Один не послал ему удачи. Теперь у твоего Лейва нет ничего, кроме меча - какой из него муж для тебя, Астрид?
- Ты прав, - голос ее прозвучал безжизненно, без всякого выражения - так могли бы говорить вырезанные из дерева люди, Аск и Эмбла, пока боги не вложили в них души. - Ну а... Что теперь будет с Лейвом, как ты думаешь? Куда ему идти, раз он не мог больше служить тебе?
Ингвар с напускной небрежностью пожал плечами.
- Он сам сделал свой выбор... Откуда мне знать, что будет дальше? Может, он присоединится к команде Морского Короля Стирбьёрна... Тому как раз нужны такие отчаянные, что не побоятся ухватить Золотую Змею за хвост.
- Стирбьёрн, племянник конунга Харальда? - рестерянно переспросила Астрид. - Но говорят, что он пропал уже больше двух зим назад. Сгинул со своим "Молотом Тора" вместе со всеми, кто рискнул отправиться в никому не известные северные моря. Вряд ли он вернется. И Лейву я бы не пожелала быть с ним, хоть и говорят, что еще не рождалось под солнцем мужа сильнее и храбрее Стирбьёрна.
- Я вспомнил о Стирбьёрне так, для примера. Если бы он оказался жив и вернулся, Лейв мог бы примкнуть к нему. Но раз ты так о нем тревожишься, он, верно, учтет твое желание, сестра. В любом случае, ты больше не увидишь Лейва... - он властно поднял руку, приказывая сестре не перебивать. - Я не только ради тебя хочу породниться с сильным, могущественным человеком, сестра! Я чувствую: творится что-то странное, а может, и страшное - и самым отважным в стране фьордов не стыдно этого бояться. Не время распускать команду, когда надвигается шторм. Ты слышала, о чем десять дней назад рассказывал Аудун Длиннобородый, проплывавший мимо нс с севера? Я специально пригласил тебя послушать.
- Конечно, - Астрид вспомнила старого ярла из Лезанг-фьорда, что останавливался у них в прошлую луну по пути в Сванехольм и рассказывал много жутких историй. - Но я думала, то, что он говорил - просто жуткие сказки, что обычно рассказывают приезжие. Каждый викинг рад похвастаться, что видел что-то небывалое. Ну как могло море, где испокон веков ходили драккары, замерзнуть? И что бы стало с жителями Страны Долгого Света, если там теперь царит вечная ночь, а по морю оттуда не выбраться?
- Это не шутки, - Ингвар сел на одну из пиршественных скамей и заставил сестру присесть с ним рядом. - После рассказа Аудуна я сам ходил в те края на "Морском змее" и "Поцлуе валькирии", под предлогом охоты на кашалотов. Правда, по дороге на нас самих дважды пытались поохотиться какие-то морские чудовища - не то кракены, не то клубок змей, трудно было разобрать, очень уж извивались. Они на обратном пути и сломали на "Змее" мачту.
- Великие Асы! - шепотом воскликнула Астрид, чтобы не разбудить спящую мать. - Ты прежде не говорил, что там случилось... Ну а что вы все-таки нашли на севере?
- Мы не смогли пристать к берегу, - Ингвар покачал головой. - Почти сразу за Лезанг-фьордом сделалось сделалось темно. Солнце всходило совсем ненадолго:: не успешь развести огонь, как оно уже скрылось. Так бывает в тех краях зимой, но сейчас-то еще лето! А потом нам преградили путь плавучие льды. Я сам видел, как одна такая глыба откололась от айсберга покрупнее и поплыла, покачиваясь на черных волнах. Сколько можно было разглядеть - впереди был один лед. Ледники в темноте хорошо видны, они как будто светились, - Ингвар сглотнул и отпил из стоявшего на столе серебряного кубка с ячменным пивом. - И холод... Такого пронизывающего холода не помнили даже самые старые воины, что охотились на моржей и белых медведей севернее Лапландии. Тогда можно было привыкнуть к холоду и почти не замечать его. Но там, где мы были, он проникает прямо под кожу, пытается заморозить каждую каплю твоей крови... Такой холод, наверное, терпят тени преступников в подземном царстве Хель! Клянусь Одином и Фригг, этот холод и льды - из ее царства! Должно быть, ледяные йотуны поднялись против людей... Да и здесь, у нас: разве ты не замечала, сестра, что теперь зима наступает на две луны раньше, чем было во времена нашего детства?
- Мне это казалось странным, с дрожью в голосе согласилась Астрид. - Но пока это происходит незаметно, можно не придавать значения и думать, что не так уж все изменилось. Хоть я слышала, и бонды жалуются на своих собраниях, что урожаи год от года становятся хуже. Но ты говоришь: ледяные великаны? Что же тогда остается делать?
Ингвар пожал плечами и залпом допил свой кубок.
- Что делать с теми, кто во много раз сильнее человека и к тому же владеют древней магией? Откуда я знаю? Если они пойдут и дальше, скоро в Приморской Земле станет невозможно жить. Нам придется уходить отсюда - всему народу, с женщинами и детьми, - и либо завоевать себе новую землю, либо погибнуть. Причем в случае успеха все равно гибель, лишь отсроченная: в новом краю мы уже не сможем сохранить свои обычаи, законы, богов. Новые поколения уже будут считать себя местными жителями, и думать забудут о родине предков. Затем, кто же скажет, не распространится ли эта Великанская Зима и дальше, на другие земли и народы? Нет, я думаю: нам она послана, нам и суждено бороться. Не с зимой, с теми, кто ее вызвал. Великие Асы всегда побеждали их, помогут и теперь.
Астрид глядела на брата, и ей казалось, что еще никогда прежде она не любила и не уважала его так сильно, как теперь, когда собиралась обмануть и, быть может, предать все его замыслы. Но она точно знала, что не сможет отказаться от Лейва. И, слушая о чудовищном, мертвящем холоде, погубившем землю и море на севере, она втайне радовалась, что, если верить предсказаниям Геста, в Лесной Земле, куда они должны отправиться, будет тепло...
- Ты собираешься кого-то известить о своем открытии? - тихо спросила она у брата.
- Для того мы и отплываем на зиму в Сванехлольм, к конунгу Харальду. Я думаю, конунг и сам уже знает, что происходит, но я постараюсь еще больше укрепить его и его сыновей, других ярлов и бондов, что надо защищаться. Конунг еще силен, могуществен и богат, у него много сыновей, от законной жены, королевы Ингрид, и от других женщин. Если они послушают меня мы успеем приготовиться к войне.
- Вот почему ты готов пожертвовать счастьем своей сестры, чтобы надежнее скрепить союз, - слабо улыбнулась Астрид.
- Ради общего блага! - в бледном свете единственной восковой свечи все же заметно было, как покраснел Ингвар. - Потом, что значит " пожертвовать"? Сыновья конунга - далеко не худшие мужчины в племени фьордов. Правда, старший из них, Хельги, женился в прошлом году; а его заслуженно зовут Прекрасным, как Бальдр, самый светлый из Асов. Но и его младшие братья почти не уступают ему. Ты не пожалеешь, став женой одного из них, Астрид, поверь! - горячо произнес Ингвар. Ему было трудно: всего второй год, как он стал ярлом, а приходится решать проблемы, с какими и более опытные воины никогда не сталкивались. Да еще замужество сестры... Ему не хотелось принуждать ее. Ведь Астрид - его единственная сестра, она когда-то в детстве успокаивала его после гнева отца, она перевязывала его первые раны. А теперь, если она не захочет, ему укрощать ее, как норовистую кобылу? Но выбора не было.
К счастью, Астрид, вроде бы, не возражала больше. Она лишь заметила вкрадчивым тоном:
- Но, если уж тебе так необходимо породниться с семьей конунга, есть ведь и другие пути. Если у него красивые сыновья, то есть, как я слышала, и дочь, рыжеволосая Фрейдис, а тебе все равно понадобится молодая хозяйка.
- Лучше всего, конечно, было бы заключить оба союза, - согласился Ингвар. - Но у Фрейдис много поклонников, а сама она горда и разборчива; еще неизвестно, кому отдаст ее отец, да и сочтет ли нужным помогать зятю. Нет-нет, сестра, никуда не денешься, поедешь со мной!
- Ты так торопишься с отплытием, потому что ждешь, что и до нас дойдет зима? - догадалась Астрид.
Ее брат тяжело вздохнул.
- По всем приметам, осенних штормов в этом году стоит ждать на две луны раньше, чем обычно. Эти кошачьи хвосты на небе, этот туман... А тогда - если мы не успеем доплыть до Сванехольма вовремя, окажемся отрезаны здесь до весны.
Он помолчал и сурово произнес, играя золотой цепью на шее:
- Конечно, если весна наступит.
Воцарилось мрачное, тяжелое молчание. Догорающая на столе свеча в бронзовом подсвечнике плакала восковыми слезами. Потрескивали длинные поленья в очаге за креслом уснувшей госпожи Бергторы. За прочными стенами старого дома завывал ветер.
Глава 3. Похищение
Лодка, увозившая Астрид и ее спутниц на Сосновый Остров, не дошла до своей цели. Лейв со своими десятью оставшимися викингами перехватил ее раньше. Как только лодка, которой управляли всего четверо викингов, вошла в один из протоков реки, узкой и мелкой в том месте, им преградило путь огромное поваленное дерево, застрявшее как раз поперек речной отмели. Обойти его не было никакой возможности, и лодка остановилась.
- Чтобы все волки из Железного Леса вечно гнались за тем, кто это сделал! - выругался Бранд, старший из четырех сопровождающих. - Смотрите: срез-то свежий, значит, дерево не само упало... Госпожа, подожди немного, сейчас мы уберем это бревно.
Астрид, сидевшая на носу лодки, поднимавшемся в виде изящно выгнутой лебединой шеи, вздрогнула от неожиданности. Она не была в точности посвящена в замысел Лейва, и сегодня провела всю бессонную ночь, ворочаясь и невольно толкая спящих вместе с ней подруг, вся в мечтах и тревогах о новой встрече. И, когда дно лодки ударилось о затопленную часть дерева, сердце девушки сладко заныло: вот, начинается! Но вслух она еще не спешила выдать своих чувств, только выпрямилась во весь рост, обняв белоснежную шею деревянной птицы, погладила голову лебедя с глазами из янтаря. Астрид всегда любила лебедей, и иногда, особенно весной, жалела, что не может превратиться в одного из них, полететь далеко, туда, где летом не заходит солнце, увидеть земли за морем... Но вот теперь она действительно скоро уйдет с Лейвом в ту сторону, куда весной улетают лебеди. Это уже не сон и не мечта. И она напряженно вглядывалась в склонившиеся над водой заросли ив и осин, ожидая его.
И все-таки он появился неожиданно - как только четверо воинов из Идре-фьорда вышли на берег, собираясь вытащить из воды преграждавшее им путь бревно, навстречу вышел вдвое превышавший их числом отряд, с мечами и топорами наготове. Викинги были в полном вооружении, их доспехи и шлемы сверкали на солнце.
- Я пришел за своей невестой! - голос их предводителя под шлемом прозвучал глухо, и все-таки Астрид расслышала его с лодки и радостно воскликнула:
- Лейв!
Он на мгновение обернулся к ней, и девушка поймала его горящий взгляд из прорезей шлема, почти полностью скрывающего лицо.
Одновременно по сигналу Лейва, незаметному для посторонних, еще трое викингов прыгнули, казалось, с самого неба, а вероятнее всего - из густых крон прибрежных деревьев, прямо в лодку, стремительно спустившись по веревкам, как паук по своей паутине. В лодке теперь оставались только женщины, и иные из них, испуганные этим непонятные вторжением, с криком заметались, грозя перевернуть лодку, кое-кто готов был прыгнуть за борт...
- Стойте! - крикнула им Астрид, спеша успокоить тех, кто вместе с ней сделался жертвой похищения. - Не бойтесь ничего! Даю слово, что вам не причинят зла. Эти люди - не разбойники, не бродяги, и пришли за мной, а не за вами. Просто так получилось... Но и отпустить вас вряд ли можно будет. Вы поедете с нами, и все вместе построим новый дом в Лесной Земле.
Она прошла по лодке, спокойная и уверенная, наводя порядок среди своих подруг и служанок.
- Успокойся, Оддни, никто тебя не оскорбит. У тебя будет новый дом и, если захочешь, будет муж не хуже, чем могли бы выбрать тебе родители, - говорила она своей родственнице, вместе с ней выросшей в усадьбе ярла. - И ты не бойся, Сигне. Мне не меньше, чем тебе, жаль покинуть свою семью, но такова судьба, - это относилось к другой девушке, плачущей навзрыд. Третью, маленькую белокурую славянку Астрид в последний момент успела оттащить от борта лодки - та готова была броситься в воду. - Ну что ты, Людмила? Ты же еще не знаешь: может быть, тебе будет и не хуже, чем раньше. Я попрошу своего мужа, Лейва, сына Торкеля, чтобы он не позволял своим викингам жестокости к женщинам, свободным или рабыням, - она погладила остриженную голову девушки, и та взглянула на свою госпожу с вновь родившейся надеждой. Такое выражение, разве что не настолько явное, можно было разглядеть и у других пленниц.
Болтливый Рунн, вместе с двумя другими викингами захвативший лодку, не преминул заметить:
- А если кто из нас твоим девушкам не понравится, госпожа, так мы его сами утопим, пусть только Лейв прикажет! Но я думаю, такого не случится.
И, хоть шутка была грубоватой, а два других викинга в лодке, совершенно одинаковые рыжие близнецы, громко расхохотались в ответ, захваченных женщин успокоило их веселье. Пример Астрид показал им, что они, во всяком случае, попали не к совершенно незнакомым или враждебным людям и, следовательно, могут надеяться на некоторую снисходительность. Для рабынь, вроде Людмилы, в их положении все равно мало что менялось, ну а гордым жительницам земли фьордов, дочерям викингов и бондов, оставалось лишь смириться, так как ясно было, что добродушные с виду захватчики все равно их не выпустят и не позволят сбежать.
Теперь все взгляды обратились на берег, где, среди камышей и узловатых ивовых корней, похитители женщин еще сражались с их защитниками. Правда, бой был недолгим - людей ярла было вдвое меньше, и они, не собираясь всерьез ни с кем сражаться так близко от дома, не надели доспехов, хоть и взяли, как всегда, мечи и топоры. Но Бранд, разъяренный внезапным нападением и узнавший Лейва, не хотел ничего понимать.
- Так вот куда ты делся, паршивый щенок, отродье Волка Преисподней! - рычал воин, нанеся такой удар своей огромной секирой, что Лейв с трудом закрылся щитом, и тот оказался расколот надвое.
Юноша понял, что с берсерком бесполезно пытаться договориться, хоть ему и не хотелось убивать никого из людей Ингвара. И все же, если он не хотел погибнуть на самом пороге своего счастья с Астрид, следовало принести эту жертву. И он поднырнул под очередной взмах секиры - такой только рубить столетние дубы, - и вогнал меч в грудь Бранду, прикрытую только кожаной курткой, прямо в сердце. Тот покачнулся и рухнул вниз лицом в воду, ломая хрупкие стебли тростника. По воде прошли круги, как от падения тяжелого камня, потом все стихло.
Лейв огляделся по сторонам. Как он и надеялся, его спутникам удалось окружить трех оставшихся людей ярла и взять их живыми. Те тоже узнали своих бывших соратников по оружию, да и пример Бранда никого больше не привлекал...
Лейв, еще держа в руках секиру убитого, подошел к пленникам. Снял шлем, чтобы каждый мог его разглядеть, хоть они и без того знали, кто перед ними.
- Попутного ветра в ваши паруса, викинги, - приветствовал он их. - Доброго дня вам, Эгиль, Веф, и тебе, Торфинн - это ведь с тобой мы вместе захватили дозорную башню в земле саксов, чтобы оттуда не могли послать сигнал их кораблям. Вы видите, я помню вас всех. Мы четыре года жили под одной крышей, сражались вместе. И мне не хочется вас убивать. Хватит мне и Бранда, который сам вынудил меня. Но и отпустить вас к ярлу Ингвару, чтобы он поднял погоню, я не могу. Что же с вами делать?
Пленные молчали. Происходящее, должно быть, казалось им странным, затянувшимся сном, да и какое решение тут можно было принять? Зато один из воинов Лейва, уже немолодой богатырь Гунбьёрн, бывший наставник Лейва в воинском мастерстве, проворчал, как бы для вида приставив меч к шее ближайшего пленника:
- Что с ними разговаривать, Лейв? Были нам когда-то друзьями, ну так и прошлогодний снег тоже был, а попробуй-ка его поищи! Оставить их нельзя, и взять с собой - все равно сбегут к своему ярлу. Придется, видно, все-таки прикончить.
Пленные, несмотря на свою выдержку, заметно побледнели. Викинги умели смотреть в лицо смерти, но это не значило, что они стремились к ней. Да еще к такой нелепой - оказаться захваченными врагами так близко от дома, и чтобы их, обезоруженных, зарезали, как баранов. О такой смерти не поют скальды, и в Вальхаллу их вряд ли возьмут.
Торфинн, которому Лейв напомнил о прежних походах, первым шагнул ему навстречу, протянув руки ладонями вверх.
- Лейв, сын Торкеля! Если мы поклянемся впредь служить тебе, ты примешь нас? Ярл Ингвар все равно нам не простит, что не защитили его сестру. Я клянусь Одином и Фригг, и коровой Аудумлой, вылизавшей изо льда прародителя богов и людей, что последую за тобой и буду впредь верно сражаться за тебя. И, если я нарушу эту клятву, пусть моя душа после смерти вечно стынет в царстве Хель и пьет змеиный яд в доме, сплетенном из змей, как все предатели.
Это была страшная клятва, какой по своей воле не нарушил бы ни один человек в стране фьордов, хоть немного веривший, что древние силы имеют значение.
Двое других пленных поспешно повторили ее, а спутники Лейва глядели на них с удивлением - они не ждали, что у недавних противников хватит смелости таким способом отрезать себе пути назад.
Лейв подал знак своим викингам вернуть оружие новым товарищам. И улыбнулся широко и светло - Астрид, наконец, с ним, и все прошло лучше, чем можно было ожидать. Он поднялся в лодку и поцеловал свою невесту, не стыдясь никого, на несколько мгновений забыв об окружающем их народе.
- Ты ждала меня, моя лебедь? - спросил он с надеждой и тревогой.
- Я знала, что ты придешь, - тихим голосом ответила Астрид, склонив голову ему на плечо, еще закрытое сверкающим железом. Теперь она уже не сопротивлялась объятиям, признав Лейва своим мужем.
- И ты не испугалась, когда мы напали? - спросил Лейв, целуя ее глаза, лоб, губы, шею.
- Немножко. Но я видела, что другие боятся больше.
- Ты подумала об этом, когда вокруг дрались? - он удивленно покачал головой. - О, я еще не знал, какая храбрая у меня будет жена! Такой бы по справедливости и королевой быть - еще недостаточно чести...
- Избавь меня от разговоров о королевствах! - Астрид, смеясь, вскинула руки. - Я не хочу быть королевой ни при одном конунге, кроме тебя!
- Тогда мне придется стать конунгом Лесной Земли, чтобы ты не оказалась обделенной! - рассмеялся вместе с ней и Лейв.
Старый Гунбьёрн, наблюдавший за своим воспитанником из-под нахмуренных косматых бровей, поторопил его:
- Надо спешить, Лейв! А то твое будущее королевство может и не дождаться. Рано или поздно ярл Ингвар хватится пропавших. За это время мы должны уйти подальше.
Его слова сбросили Лейва с небес на землю, разрушив упоение об близости желанной Астрид, которым он наслаждался, пробуя на вкус ее поцелуи, гладя ее волосы, ее лицо и руки... Но приходилось признать правоту Гунбьёрна. Они еще не свободны настолько, чтобы позволить себе только любить друг друга и ни о чем больше не беспокоиться. Сперва нужно было добраться до Лесной Земли.
Лейв обернулся к своим воинам, на мгновение задержав руку на плече девушки. Усилием воли заставил только что сияющее счастьем лицо стать серьезным. как подобало ярлу, к тому же ведущему своих людей в легендарные, пока еще никем не исследованные края.
- Уберите бревно из реки. Лодка нам будет кстати: на ней можно первые дни везти женщин и припасы. Это облегчит груз лошадей и позволит нам выиграть время.
- Но ведь река течет на запад не так долго, и лодку придется бросить через два или три дня, - возразил вождю осторожный Снорри Охотник, исходивший окрестности Идре-фьорда вдоль и поперек. - Дальше река поворачивает к югу, а ты ведь говоришь, что нам надо на запад? Хоть я и не вижу, чем одна сторона света лучше другой, да и никто этого не поймет...
- Но Гест обещал, что теплая долина в Лесной Земле, где бьет гейзер горячей воды, лежит именно на западе, - напомнил Лейв. - Пусть лодка поможет нам двигаться быстрее. Ингвару будет труднее догнать нас. Ну вот, проход свободен! Четверо - на весла, остальные - по коням.
Когда Лейв, рассорившись с ярлом Ингваром, оставил его, уведя своих людей, они забрали беспрепятственно свое оружие, долю боевой добычи и своих лошадей - это было законное имущество каждого викинга, в котором даже конунг не имел права отказать. И вот, пока Лейв и его соратники скрывались в горах, готовясь к будущим подвигам, их кони паслись в удаленной ложбине, куда не заглядывали местные жители. И, хоть гордым воинам и мореплавателям было не слишком лестно превратиться в пастухов, и по этому поводу ценившие острое слово викинги не уставали обмениваться насмешками, но приказ Лейва был точен: лошадей следовало сохранить! Молодой вождь понимал, что, в любом случае, те им еще послужат.
И вот, небольшой табун лошадей ждал своих хозяев, уже снаряженный к далекому путешествию. Они были не слишком изящными, эти северные лошадки, невысокого роста, казались даже слишком низкими для рослых викингов; коренастые, толстоногие и мохнатые, с крупными головами, длинной гривой и пышным хвостом. Зато они были выносливы и неприхотливы, умели даже зимой добывать себе корм из-под снега, почти не нуждаясь в помощи людей, а по горам лазали не хуже коз. Теперь их помощь была неоценима для маленького отряда. Лейв ласково погладил между ушей своего любимца, золотисто-рыжего Грома.
Помимо коней, изгнанники также собирались привести в Лесную Землю трех коров и быка да десяток овец, чтобы ни в чем не нуждаться в этом совершенно диком краю, от которого будет много дней пути до ближайшего человеческого жилья. Викинги умели устраиваться надолго, переселяясь на новое место. Этих животных Лейв совсем недавно купил у местных бондов за сбереженные им остатки золота. Товарищи было противились, говоря, что медлительные животные будут задерживать ход, но молодой вождь настоял на своем. Когда он ехидно спросил, собираются ли они вечно питаться одной лишь дичью и носить одежду из шкур, как последние дикари, и на чем будут пахать свои будущие поля, возражения стихли. И, по мере того, как каждый занял свое место в отряде, двое всадников поехали сзади с кнутами, чтобы подгонять животных и не давать им отстать. В этом им помогали собаки - огромные длинноногие поджарые псы, лохматые как медведи или как лесные великаны, якобы водившиеся в земле, куда они держали путь; они с лаем носились позади коров и овец, не позволяя им разбегаться. Эти собаки в лесу легко догоняли любого зверя, и любая из них могла один на один справиться с матерым волком. Их предков когда-то привез с острова Эрин еще отец Лейва, и очень гордился ими; собаки тоже были частью наследства, с великим трудом сохраненного Лейвом.
Вспомнив о наследства, молодой вождь усмехнулся и, сняв с пояса меч, звавшийся Солнечный Блеск, протянул его Рунну, к удивлению всех, не знающих о данном им обещании.
- Бери и владей им за помощь в сватовстве. И пусть он всегда хранится в твоей семье, - он чуть заметно покосился в сторону женщин, намекая, что теперь за семьей дело не станет.
Рунн от растерянности поклонился ему куда ниже, чем полагалось по обычаям викингов.
- Так и будет, но лишь до тех пор, пока в моей семье будут помнить, что этот меч - подарок Лейва Щедрого, - заверил он. - Но как же ты будешь теперь без меча?
- У меня есть добытая в бою секира. Я думаю, ей рубить деревья будет удобнее, чем мечом. - отозвался вождь викингов без тени сожаления.
И вот, бросив еще один пламенный взгляд на Астрид, он выехал вперед и занял место во главе отряда. Всадники и лодка двинулись одновременно, стараясь держаться вровень друг с другом. Лейв и Астрид, стоявшая на носу лодки, опираясь на лебединую шею, часто перебрасывались взглядами. Да и остальные женщины время от времени поднимали глаза на воинов, которым, судя по всему, предстояло стать их мужьями, уже присматривались, какой из них будет лучшим господином.
Те, что ехали берегом, старались все время не терять из виду лодку, но это было не так просто. Постоянно приходилось то объезжать совсем уж непроходимые заросли, то огибать острые прибрежные скалы, то поджидать, пока пастухи и собаки подгонят скот. Все это, хоть и не слишком значительно, но задерживало путников, а все понимали, как важно сразу же выиграть время. Тем, кто плыл в лодке, определенно, приходилось легче. Правившим ею четверым викингам даже приходилось отдыхать, поджидая, пока их догонят сухопутные товарищи. Хоть и приходилось грести против течения, но разве трудно вести даже большую и тяжелую лодку могучим гребцам, привычным вращать огромные весла драккара! "Викинг" и означает "вращающий весло", они привыкли к труду, достойному мужчины, как сами просмоленные черные драккары - к морским волнам. Да и речная дорога - тишь да гладь, на ней не встретишь преград, как в лесу. Далеко могла бы лодка вырваться вперед, если бы не наказ Лейва!
В первый день путешествия все очень спешили, желая как можно дальше уйти от владений ярла Ингвара. Все понимали, что рано или поздно он хватится своей сестры, поедет вдоль реки и найдет труп Бранда и поваленное дерево, а, если возьмет с собой собак, они сразу же найдут след. Никто не мог в точности сказать, на каком расстоянии от них враги, но что они идут, знали все. В первый день викинги не снимали доспехов, в любой момент готовые к сражению. Однако спустилась ночь, а их никто так и не догнал.
Ночевали в огромном шатре из сшитых вместе шкур и парусины, поддерживаемом высокими шестами. Все вместе - мужчины и женщины, с ними и лошади, скот и собаки, поодаль от костра, но под общей крышей. Никому не следовало в такую ночь, в глухом, темном лесу, отбиваться от своих. Жилые земли уже далеко, вокруг лес, в нем высятся сосны в три обхвата, и в этом лесу живут медведи, волки, рыси, росомахи, и - как знать, - кто еще?
В наскоро сложенном каменном очаге горел огромный костер, в нем жарко пылала длинная лесина, специально горящая целиком, чтобы тепла и света хватало на всех. Никто не мог заснуть в эту первую ночь, даже когда было дочиста съедено мясо подстреленного днем кабана. Слышно было, как перешептываются женщины, припоминая все страшные рассказы о лесе, запугивая друг друга еще больше. Завернувшись в меховые плащи, сбившись в кучу возле костра, они все равно дрожали. Когда в лесу послышался дикий, заунывный вопль, робкая Ильза истошно закричала, вскочила, запутавшись в плаще, и чуть не выкатилась кувырком из шатра, не подхвати ее Гунбьерн. Старый воин легко встряхнул ее, как куклу, и хрипло расхохотался:
- Эх ты, бельчонок! То ж сова была, птица. И кто таких, как ты, берет в поход?
Ильза всхлипнула, глядя широко раскрытыми испуганными глазами:
- П-птица? И все?
- И все, - Гунбьерн легко поднял ее и усадил к остальным, проворчав что-то вроде: "Только не хватало под старость нянчить глупых девчонок".
После этого маленького приключения женщины, вроде бы, держались посмелее, хоть глаз так и не сомкнула ни одна. Гудело, иногда потрескивало пламя костра. Грызли кости собаки, иногда топала копытом какая-нибудь из лошадей, но в целом животные вели себя спокойно - верный признак, что угрозы поблизости пока нет. Воины, стоявшие на страже, тоже переговаривались между собой, хоть и более сдержанно, чем женщины.
Лейв с Астрид лежали поодаль от остальных, накрывшись огромной шкурой белого медведя; но их объятия были горячее меха. На время они отвлеклись от трудного пути в Лесную Землю, от своих спутников, от опасностей ночного леса и от преследующего их Ингвара, - забыли обо всем на свете, кроме своей любви. Прошло, наверное, больше половины ночи, прежде чем они, наконец, вспомнили, что остались не одни на свете. Тогда Лейв тихо спросил, лаская под шкурой ее обнаженные плечи:
- Ты не жалеешь теперь, что сбежала со мной? Теперь, когда видишь, как нам придется жить? - он обвел рукой помещение внутри шатра.
Она придвинулась к нему и поцеловала сама, уже без девичьей робости:
- Что ты, мой белый лебедь, мой единственный конунг? О чем я могу жалеть, тем более теперь? Я буду тебе преданной женой и верной помощницей впереди, в Лесной Земле. И мне не будет трудно, потому что я рядом с тобой. Или это ты уже жалеешь, что взял меня в жены?
- Нет, поверь, любовь моя! - Лейв испуганно приподнялся, чтобы в отблесках пламени разглядеть ее лицо. - Что ты, Астрид, моя небесная дева с лебедиными крыльями? Я спросил об этом лишь потому, что беспокоюсь за тебя. Обещаю, что там, в Лесной Земле, сделаю все, чтобы ты жила лучше, чем здесь. Мы построим настоящий дом, а со временем - и усадьбу, не хуже, чем у твоего брата. Только потерпи.
- Я согласна терпеть сколько угодно. Я согласилась на это, сразу же, как только последовала за тобой, - Астрид доверчиво положила голову ему на плечо и закрыла глаза, пригревшись, как кошка. Лейв замер, не шевелясь, чтобы не побеспокоить ее.
А рано утром, как только над лесом поднялось зарево утренней зари, маленький отряд двинулся дальше на запад, на поиски Лесной Земли.
Глава 4. За Черным лесом
Лес становился все темнее и глуше, чем дальше углублялись в него путники. К концу второго дня исчезли растущие по берегам реки высокие сосны, похожие на звонкие медные трубы. Вместо них на много дней вперед стал непроглядной стеной сплошной еловый лес. Высокие, с раскидистыми узорными ветвями, черные ели, даже при свете солнца не становившиеся светлее. Можно было подумать, что эти мрачные деревья стремились дорасти до того, как смогут сплестись, сцепиться между собой колючими пальчатыми "лапами", навсегда затмить белый свет и больше уже не пропускать под свои своды ни лучика солнца. Временами викингам приходилось браться за топоры и прорубать себе дорогу, когда лес впереди становился совсем уж густым, мешая всадникам проезжать. Отрубленные ветки и целые стволы плохо горели, душа людей дымом, будто мстили за себя. И, хоть казалось, что в этом мрачном лесу, кроме них, нет ни души, люди чувствовали кожей: за ними наблюдают.
Страшнее всего было на третью ночь. Незадолго до того путникам пришлось бросить лодку: река сворачивала к югу, а им надо было продолжать свой путь, указанный Гестом. Сперва лодку хотели сжечь, но старый Гунбьерн указал Лейву, что большой костер вернее укажет Ингвару, если тот продолжал преследовать их, где именно искать. И лодку оставили на берегу. Астрид украдкой положила в ней букетик фиалок, перевязанный синей лентой - прощальный подарок брату.
Уже темнело, и, переложив весь походный скарб заново, путники не успели отъехать далеко - в черном еловом лесу ночь спускалась сразу и надолго, и ехать в темноте было нельзя. Пришлось остановиться и разбить шатер в неглубоком сухом овраге - похоже, что здесь когда-то протекала река, пока ей не вздумалось повернуть к югу.
Еще с вечера как-то непривычно беспокоились собаки, суетливее обычного бегали кругом вверенного их попечению скота, совались под самые копыта коней и лаяли не своими голосами. Когда стали на ночную стоянку, их тревога только усилилась. Все повернулись в одну сторону и неистово лаяли - жуткий хор из шести мохнатых, клокочущих яростью звериных глоток. Напрасно Лейв пытался их успокоить.
- Вы что-то почуяли там, да? - тихо спрашивал он, теребя их щетинистые загривки и подсовывая лакомые кусочки мяса. - Ну, что случилось, Малыш, Дикий? Кого ты почуяла там, Быстрая?
Но огромная серая с рыжим подпалом сука, самая старшая и умная в своре, заунывно взвыла и поднялась на задние лапы, положив передние на плечи хозяину, так что оказалась с ним одного роста. Она жалобно скулила, как маленький щенок; казалось, ее мучила невозможность что-то объяснить людям.
- Что с тобой, Быстрая? - снова спросил Лейв, гладя ее. - Ну, не бойся ничего. Никто сюда не придет. Не пугай мою жену!
Однако собака вновь принялась лаять в темноту, еще злее, чем прежде, однако же не решаясь покинуть шатра. Взглянув на нее, Снорри Охотник, лучше всех знающий собак, покачал головой:
- Как есть, лает на человека.
Астрид, в это время расчесывающая волосы костяным гребнем, вскинула голову - в блеске пламени она выглядела увенчанной сияющим ореолом.
- Значит, люди? Неужели Ингвар пришел?..
- Нет, нет! - Лейв обнял жену за плечи, любуясь переливающимся водопадом ее прекрасных волос. - Если бы Ингвар догнал нас, то уже напал бы, он не станет медлить. Может, собаки и почуяли след человека. Какой-нибудь охотник или нидинг-преступник, скрывающийся в лесах. Но бояться нечего, мы справимся, кто бы там ни был.
Он успокоил Астрид, да и другие уже не так сильно боялись леса, как в первую ночь, но все же мужчины постоянно держали под рукой оружие, - на всякий случай, по воинской привычке. Всерьез никто не ждал нападения среди ночи. Даже собаки одна за другой успокаивались и ложились отдыхать, поближе к костру и к людям. Одна только Быстрая продолжала бесноваться у самого входа в шатер.
Вдруг что-то тяжелое, брошенное с неимоверной силой, пробило прочную стенку шатра и ударило собаку в бок. Та, не взвизгнув, упала замертво. Все викинги немедленно вскочили на ноги, подняли мечи, секиры и копья, но пока не спешили пускать их в ход, не видя врага. С визгом жались к их ногам уцелевшие собаки. Женщины молились всем богам и плакали.
- Ой, мамочка! Куда нас привели! - всхлипывала Сигне.
А славянка Людмила кричала на своем языке, от ужаса забыв речь земли фьордов:
- Леший! Это Леший разозлился, мы пропали!
В дальнем углу шатра топали стреноженные лошади, тщетно пытаясь вырваться и убежать. Страшно ревел бык, привязанный к опорному шесту за кольцо в носу; а то бы уж он поднял кого-нибудь на рога! Жалко блеяли сбившиеся в кучу овцы.
Что или кто бы ни ждало снаружи, в ночи, оно, похоже, и само было обескуражено таким гвалтом, потому что снаружи более не доносилось ни звука. Но викинги знали теперь, как опасно доверять обманчивой тишине; ужас собак и тревога, охватившая других животных, показывали, что угроза еще не миновала. И они, вооружившись, окружили изнутри весь шатер, готовые отразить нападение, с какой бы стороны оно не последовало. Ощетинившийся железными остриями, прикрытый щитами еж из четырнадцати закаленных воинов. Ну? Кто сунется?!
Лейв задумчиво подняв валявшийся рядом с трупом собаки толстый древесный сук, тяжелый и покрытый уродливо торчащими в разные стороны обломками веток. Удивленно покачал головой. Чтобы так бросить, нужны руки в сочетании с силой больше, чем даже у самого могучего воина...
И, следуя не столько сознательно принятому решению, сколько внезапно вспыхнувшему вдохновению, он, точно зная, что делать, шагнул ко входу в шатер и заговорил, держа наотмашь секиру - на ее лезвии в свете костра вспыхивали и гасли яркие синие искры.
- Именем великого Одина, отца богов и людей, я заклинаю тебя, кем бы ты ни был, чудище Черного Леса: уйди! Если нас ведет в Лесную Землю предназначение и воля Асов, пусть они дадут нам сил выдержать все испытания в пути. А мужества и воли нам хватит своей. Ну, кто там прячется в темноте и швыряется ветками? Пусть войдет и примет бой - или пусть убирается к Хель, где ему и место! Именем Одина и всех Асов!
Голос вождя викингов, чистый и звонкий в глухом Черном Лесу, прозвучал как боевая труба; его невозможно было не услышать. И викинги, вместе с ним готовые отразить неведомого врага, уверенно выпрямились и приободрились, а женщины почти успокоились.
Лейв подождал еще некоторое время, потом опустил топор. Он сразу же, едва произнес пришедшее на ум заклинание, почувствовал, как Неведомый отступает перед ним, пятится, уползает в темные, глухие дали мрачного леса. Но еще подождал - воину не подобает сразу воображать себя в безопасности. Однако, обернувшись к своим, он увидел и на их лицах то же выражение. Напряжение разом отпустило их, как будто ничего не было. Только Рунн по своему обыкновению высказал вслух то, о чем наверняка думали все:
- Хоть озолоти меня - ни за что сейчас не выйду из шатра.
Никто его не упрекнул, никто не подшучивал, как бывало обычно между воинами. Они привыкли сражаться с людьми, а не с неизвестно каким чудовищем из леса, и нежелание покидать шатер никому не показалось трусостью.
Наконец, и Лейв присел к костру возле Астрид. Она успела подобрать волосы, чтобы не попали в огонь, и казалась спокойной, но, сев рядом, ее муж почувствовал, что она еще дрожит. Но не только из-за пережитого только что. У нее был слух, как у рыси, и молодая женщина первой услышала далекое завывание.
- Волки! - испуганно воскликнула она.
Лейв бережно поцеловал ее в лоб, прижимая к себе.
- Да, волки, - подтвердил он, прислушавшись. - Но, я думаю, нам нечего их бояться. У нас тут, конечно, стадо животных, но ведь и людей не меньше, не осмелятся они напасть. Сейчас только начинается осень, стая не могла оголодать. Да и далеко отсюда, вряд ли почуют нас.
И верно: лошади и скот, взволновавшиеся было, заслышав вой, теперь спокойно улеглись, коровы пережевывали жвачку. Только собаки, лежа у костра, то и дело поводили ушами, иногда глухо взрыкивали, слыша свою родню и одновременно смертельных врагов.
Но Астрид все равно тревожилась:
- А Ингвар? Вдруг они нападут на него?
- Милая, твой брат Ингвар - воин, такой же, как и мы. Если волки вздумают напасть на него и его людей - тем хуже для волков, - успокаивал ее Лейв.
Так прошел остаток ночи. Когда в дымовом отверстии шатра стал виден бледнеющий кусочек серого неба, все без исключения несказанно обрадовались. Когда вышли из шатра, оказалось, что пожухлую траву под черными елями укрывает первый осенний иней. Но и на нем не отпечаталось ни малейших следов, указывающих на таинственного ночного гостя.
Собаку Лейв решил похоронить в том самом овраге, где ночью стоял их шатер. Когда это было сделано, и все приготовились двигаться дальше, молодой вождь взглянул на вершину высокой ели. Там сидел огромный черный ворон. Будто догадавшись, что ее заметили, птица снялась с дерева, прокричала трижды и полетела в сторону запада.
- Это знак! - воскликнул Лейв, следя за полетом ворона. - Прошлой ночью я воззвал к Одину, и он отвел от нас чудовище, а теперь послал своего ворона, чтобы проводить нас в Лесную Землю! Ворон указывает нам путь - значит, боги хотят, чтобы мы пришли туда!
И, хоть мрачный Черный Лес не внушал никому доверия, все же путники двинулись вперед с окрепшей в сердцах надеждой.
А в это время позади, примерно в четверти дневного перехода от них, ярл Ингвар скрежетал зубами от ярости, ожидая, пока его викинги переловят разбежавшихся по лесу лошадей. Когда ночью завыли волки, лошадям каким-то образом удалось разорвать стреноживающие их путы и пуститься бежать, кто куда. Как только забрезжил свет, воины принялись их разыскивать, но это оказалось не так-то просто. Но не сама по себе эта задержка, хоть и нелепая, приводила Ингвара в ярость. Сильнее всего его мучило понимание, что, потеряв время, он, скорее всего, уже не сможет догнать проклятого Лейва, наказать похитителя своей сестры и привезти ее домой. Подумать только: ведь он уже приближался к преследуемым, и на следующий день, несомненно, догнал бы их. А теперь они, конечно, уйдут далеко вперед, и снова отыскать их в этом мрачном лесу будет еще труднее.
Ингвар сидел на своем сером коне, нашедшемся одним из первых, погруженный в тяжелые размышления, и викинги не решались подступаться к нему. Отчаяние почти уже сделало берсерком молодого ярла; окажись сейчас перед ним Лейв, он с великой радостью расправился бы с ним, забыв о былой дружбе. Но выместить ярость было не на ком, и приходилось принимать решение, оценивая окружающую обстановку.
Вернуть всех лошадей удалось лишь под вечер. Удивительно, что все уцелели, так как некоторые забрались очень далеко. День был потерян зря; оставалось только заночевать на старом месте, на этот раз более тщательно позаботившись о безопасности.
Может быть, при других обстоятельствах ярл Ингвар и решился бы продолжать погоню, хоть это почти наверняка было теперь бесполезным предприятием. Но надвигалась осень, ему нужно было отплывать в Сванехольм до начала штормов, и нельзя было терять времени.
Рыча и ругаясь сквозь зубы, он велел поворачивать домой.
Черный Лес тянулся долго. Более двадцати дней изгнанникам Идре-фьорда пришлось идти через сплошной ельник. Лишь иногда встречались, как напоминание о позабытом прошлом, чахлая вытянутая сосна или бледная, почти выцветшая от недостатка света осина или береза, - они казались пленниками в окружении мрачных черных фигур высоких елей. А так - изо дня в день один и тот же мрачный лес, неизменный на всем протяжении. Если бы не случайное расположение тропинок и родников, которые все-таки на каждой стоянке приходилось отыскивать заново, даже опытные лесные жители могли бы заподозрить, что не продвигаются вперед, а кружат на одном месте. Никто пока не пытался роптать, но все выглядели усталыми, а женщины превратились в тени себя прежних. У всех без исключения глаза были красными недосыпа и от дыма в шатре по ночам, и в глубине души даже самые отчаянные из воинов мечтали, наконец, дойти куда-нибудь, где можно будет вдоволь отъесться, отоспаться и согреться у очага.
Но Лейв был по-прежнему уверен в своей цели. Явление ворона - вещей птицы Одина, - не оставляло ему сомнений. Астрид разделяла его веру, а остальные шли за ним - это было главным. А больше или меньше времени займет их путь, не имело значения, тем более что в Черном Лесу солнце видно было слишком редко, чтобы можно было следить за его ходом по небу. Правда, викинги все равно спорили по этому поводу, потому что вообще любили спорить и потому что других развлечений трудно было найти. Рыжеволосые близнецы Фрам и Фрост утверждали впоследствии всю жизнь, что поход через Черный Лес занял двадцать один день; Эгиль, один из бывших воинов Ингвара, ставил на двадцать шесть, а неугомонный Рунн 0 на двадцать четыре дня. Они готовы были уже поставить в заклад все остатки былой добычи, вот только потратить выигрыш все равно было негде, и от этой затеи пришлось отказаться.
В Черном Лесу зима наступала гораздо раньше, чем на побережье - там, должно быть, только пришла осень, а здесь в одну прекрасную ночь начал падать самый настоящий снег, густой и пушистый. За ночь целую снежную горку намело в дымовое отверстие шатра, а, встав наутро, путники увидели Черный Лес занесенным снегом. Он придал мрачным высоким деревьям более мирный и даже почти нарядный вид.
Впрочем, викингам раннее наступление зимы было как раз на руку. Прочь с лошади, не отягощай ее и без того немалый груз, становись на лыжи, до сих пор ожидавшие своего часа среди прочих вьюков, обернутыми в промасленную оленью шкуру! Пусть женщины едут верхом, а дело настоящих мужчин - скользить по сверкающей россыпи живого серебра на невесомых плоских дощечках, взлетать на них вверх по склону быстрее, чем могла бы лошадь, и головокружительно спускаться под гору, как некие духи зимы, летящие над сугробами, не оставляя следов... В этой бешеной лыжной гонке под сводами Черного Леса была своя поэзия, пусть дикая, как завывание северного ветра в горах, но подлинная, и она пьянила викингов сильнее ячменного пива или хмельного меда.
Даже некоторым из женщин передавалось это зимнее безумие, и они, желая согреться и отдохнуть от лошадиных спин, тоже становились на лыжи, у кого на сколько хватало сил и желания. Астрид в течение трех дней бежала впереди отряда рядом с Лейвом; как дочь, сестра и жена вождей, она не могла, конечно, не проявить себя лучше других, а муж за это, кажется, стал любить ее и гордиться ею еще сильнее, чем прежде. Но, как следует показав, на что она способна, Астрид, казалось, утратила интерес к лыжам и охотно вернулась к своей белоснежной кобылице Серебрянке.
А вот Оддни, ее родственница, стройная гибкая красавица с волосами цвета дикого меда, - та никогда не уставала бегать на лыжах. Словно богиня Скади, она мчалась впереди всех, и мало кто из мужчин, бывших сильнее, но и тяжелее ее, мог догнать девушку, если она того не хотела. А она нарочно дразнила их; и вот, у иных из викингов "Поймай Оддни" сделалось еще одним из способов соревнования: каждое утро они мчались вперед с хохотом и свистом среди мрачных елей, никогда не видевших на своем веку ничего подобного. По пути они часто вспугивали ничего не подозревающих лосей, косуль и зайцев, иных из которых тут же подстреливали. Лейв не запрещал этих забав, видя, что они сильно продвигают его отряд вперед... Да и могли ли викинги остановиться, видя, как каждый день дразнит их смеющаяся красавица с волосами цвета меда?
Наконец, однажды, когда Оддни, позволив почти уже догнать себя, вдруг резко свернула в сторону, один из викингов, Эрик, которого дома звали Забиякой, не очень высокого роста, но весьма беспокойного нрава воин, разгадал эту уловку и бросился за ней. Оддни скатилась вниз, с крутого края оврага, надеясь, что туда уж ни один мужчина не спустится, не рискуя сломать лыжи, а то и ноги. Но разве можно было остановиться, когда перед тобой развеваются по ветру волосы девушки, не скрытые слетевшим на спину капюшоном, а в ушах звучит ее звонкий смех?! Эрик догнал Оддни, когда та искала в овраге более удобное место для подъема. Забежал вперед, усмехнулся:
- Ну вот ты и добегалась, рысь моя рыжая! Все ждала, кто тебя догонит? Довольна ли теперь?
Разве что на мгновение смутилась дерзкая Оддни, да и сравнение с рысью рассмешило ее.
Присев на устланную толстым ковром сухих еловых иголок, она расстелила свой меховой плащ и сладко потянулась:
- А что же! Думала: раз уж не дали мне боги такой любви, как у Астрид, так лишь бы не последний муж достался, пусть покажет и силу, и ловкость, и упорство. Иначе за что вас любить-то? - она рассмеялась. - Одной мужской силы мало, знавала я сильных мужчин, которым плевать на жену и детей, хоть с голоду умирай. Ты ведь не из таких?
- Нет! Клянусь тебе, - викинг ударил себя кулаком по мускулистой груди. - Только сама больше уж с другими не бегай, а за себя я ручаюсь. Но если вздумаешь перед другими вертеть лисьим хвостом, берегись!
Она словно бы и не особенно встревожилась, лишь медленно принялась развязывать завязки на вороте и на рукавах своего платья.
- Зачем мне теперь другие? Кто же выбирает худшего мужчину, когда тебя уже завоевал лучший?
Пара пропала из виду надолго. Только когда в лесу прогудел сигнальный рог Лейва, оповещая беглецов, что их ищут, те вернулись к остальным, обнимая друг друга. Увидев их, иные из мужчин, тоже гонявшиеся за Оддни, мрачно потупились, досадуя, что повезло не им. Но вступать в соперничество тоже не решились, так как Лейв еще до начала похода запретил любые раздоры и драки. И то сказать: подруг и служанок Астрид взяла с собой вполне достаточно, на всех хватит, а товарищеские отношения между соратниками по оружию важнее, тем более в новых землях.
Пример Эрика с Оддни подействовал и на других; мужчины и женщины стали внимательнее приглядываться друг к другу, во время ночных стоянок в шатре то и дело слышался шепот и тихий смех. Жизнь брала свое, несмотря на тяжелые условия многодневного похода. Теперь уже не только Лейв с Астрид, но и половина из спутников спешили в обещанную Лесную Землю, как птицы по весне, летящие домой, чтобы вить новые гнезда.
Первыми признаками, что их цель близка, стали, наконец, другие деревья, постепенно сменяющие мрачный Черный Лес. Словно они были слепы, а теперь постепенно протирали глаза навстречу солнечному свету - такими ясными, светлыми теперь показались путникам медноцветные стволы сосен, их светло-зеленая хвоя! А когда увидели в заветрии тонкую белоствольную березку, еще одетую золотой осенней листвой, Астрид обняла ее, как лучшую подругу, да и другие были растроганы. Ужасы Черного Леса остались позади.
Впервые Лесная Земля открылась им с высокого нагорья, которым пришлось двигаться, следуя течению извилистой горной речки, единственного источника воды поблизости. Путники, которым была необходима вода, увидели теперь, что река падает с высокой скалы почти черного цвета, состоящей, по-видимому, из очень прочной породы, такой она выглядела гладкой, а у ее подножия не виднелось никаких обломков, даже самых мелких. Но, к счастью, в стороне от водопада скалы были куда ниже, и по ним легко поднялись не только путники, но и лошади, собаки и скот.
Стоя на вершине, Лейв и Астрид увидели обещанную им загадочным старым скальдом Лесную Землю. Было время после полудня, и в ясном свете поднявшейся высоко над горами Солнечной Повозки видны были вдалеке такие же поросшие лесом горные склоны, казавшиеся издали темной полоской за раскинувшейся впереди просторной долиной. Но сильнее всего их поразил лес, растущий в этой долине, пышный и до сих пор совершенно зеленый. Там росли деревья, какие мало кто знал в земле фьордов, разве что на самом юге! Высокие стройные буки, широколистые дубы и липы, любящие плодородную почву и много солнечного тепла, и даже каштаны, на которых уже созрели блестящие темные орехи. Но - такое изобилие среди заснеженных гор и мрачных хвойных лесов?!
Первым общее мнение выразил старый Гунбьерн, когда подошел и удивленно свистнул, глядя вниз:
- Клянусь всеми норландскими драккарами! Я предпочел бы увидеть с этих гор море - его всегда будет не хватать старому бродяге вроде меня, - но ты, Лейв, можешь быть доволен! Все-таки существует эта земля, а я-то не верил, шел за тобой, потому что оставить не мог... Но пусть меня проглотит кашалот, если это не она, твоя Лесная Земля!