Любовь проходит. Иногда она проходит из-за того, что человек, которого любишь, делает тебе больно, иногда - из-за быта, иногда любовь проходит, чтобы вернуться. А иногда она проходит потому, что любимый человек сходит с ума...
... Я стояла на маленьком балкончике моего номера и смотрела на бурю. Ветер сносил небольшие рекламные щиты, играл с пластмассовыми бутылками и слегка припорошенными снегом ветками, качал деревья и фонарные столбы. Впереди, за куполом церкви белел холодными огнями порт, за ним бушевали волны. Я стояла, потягивая красное грузинское вино, невесть как оказавшееся в этом нерусском городе. Ветер, дерзкий, но не холодный, вдруг показался мне особенным, мистическим. Я сказала по-русски:
- Саша, я не могу так больше. Я не хочу. Отпусти меня, пожалуйста.
Ветер перемен вдруг задул под новым углом, пронизав меня колючим холодом.
- Отпусти меня. Не пиши мне больше. Просто отпусти.
Я сделала глоток и вдруг закашлялась, маленькие капли вина заалели красным на тонком слое снега.
- Уходи. Тебе не нужна моя помощь. Оставь меня жить. Я хочу жить без тебя, Саша. Пожалуйста. - Я шептала эти слова как заклинание сквозь холод и ветер, слёзы, вызванные кашлем, капали на следы вина в снегу.
Мне показалось, что ветер принёс в моё сердце кусочек льда - такого холодного и долгожданного.
- Спасибо тебе, ветер. Прощай, Саша.
... Самолёт несколько раз заходил на посадку. Капитан спокойным голосом объяснял, что из-за плохих погодных условий нам придётся снова набрать высоту. Сидевший от меня справа и не понимавший английского языка мальчик становился всё белее.
- Не волнуйся, так бывает. Зима, всё-таки, - пожалела его я.
- Правда?! - в глазах мальчика заблестела надежда. - У вас уже так было?
- Было. И не раз, - браво соврала я. Я никогда не боялась посадки. - Поэтому я и покупаю всегда такую маленькую бутылочку виски. Глотни, не стесняйся.
Он глотнул, мы поменялись местами, и я прильнула к иллюминатору. Снаружи было бело, и в этой белой массе ветер гнал очертания облаков с невиданной силой. Когда показалась земля, в иллюминатор выстрелило снежным дождём, и самолёт приземлился.
В аэропорту меня уже ждал лучший друг, и мы поехали домой, отмечать встречу. На следующее утро на дисплее мобильного я обнаружила вчерашнее непрочитанное сообщение: "Добро пожаловать! Завтра миру придёт конец. Выпей с кем-нибудь напоследок, если сможешь. Саша". Мир в окне выглядел вполне безобидно. На всякий случай я заглянула в Интернет - там тоже никаких концов света не наблюдалось. Господи, Саша, ты и в правду сошёл с ума! Я знала об этом уже несколько месяцев, но всё никак не хотела поверить до конца; я поставила крест на наших отношениях, но всё ещё любила его; я писала ему дружеские письма, как когда-то лет восемь назад, и надеялась, безумно надеялась, что он всё-таки опомнится и всё будет как раньше. С совершенно потерянным лицом и телефоном в руке я вышла на кухню. Мой друг пил кофе и жарил яичницу.
- С добрым... А что с лицом? Тебе плохо? Слишком много выпили вчера?
Я молча протянула телефон. Лицо его помрачнело, когда он прочитал сообщение.
- Опять твой сумасшедший Алекс? - строго спросил он. Я кивнула. - Увидел бы, морду набил!
- Не надо. - Я опустилась на стул. - Господи, он ведь действительно верит в эту ерунду. Конец света, с ума сойти можно! Понимаешь, я ведь знаю его вечность - он был нормальным, правда!
- Ага, был. А потом встретил тебя и сошёл с ума! - попытался пошутить мой друг. Увидев выражение моего лица, он нахмурился. - Давай, ешь и собирайся быстро!
- Куда? - испуганно спросила я.
- В бункер! Прятаться! - тут он снова увидел что-то на моём лице и посерьёзнел. - Да, подруга, ты попала. Ты и полное отсутствие чувства юмора... Кто бы мог подумать! В магазин поедем - будем сегодня конец света отмечать!
Мы привезли ящик вина и стали отмечать конец света. Мы шутили, смеялись, говорили об Алексе, о том, как легко большое количество информации способно изувечить рассудок, о моих угрызениях совести насчёт него и о том, можно ли что-нибудь для Саши сделать. Когда часы пробили двенадцать, мой друг сказал, что будь он на моём месте, то позвонил бы этому придурку и потребовал бы объяснений. Я написала сообщение. Ответ пришёл незамедлительно: "В Америке день ещё не закончился". И мы открыли следующую бутылку и стали отмечать конец света вместе с американцами. Когда на всей земле день однозначно закончился, мы отослали ещё одно сообщение, в котором поинтересовались, что же такое случилось-то с концом света? Ответ звучал так: "Наш источник информации уничтожен, а организация разрушена. Должны искать новые способы доступа. Не отвлекай меня на всякие женские истерики. У нас мало времени". Мой лучший друг покрутил пальцем у виска и пошёл спать, а я собралась и тихонечко вышла в город. Ветер нёс пушистые снежинки, они оседали на ресницах и смешивались со слезами. Я гуляла долго, светало, на улицах было пусто, и никто не мог поинтересоваться, от чего такая симпатичная девушка бродит одна и плачет. А если б кто-нибудь поинтересовался, я бы ответила, что знаете, у меня сегодня такой странный день, день конца моего личного света...
... Ветер дул с юга. На огромном балконе Сашиной квартиры я проводила почти всё время. Было хорошо думать здесь, было хорошо медленно курить и наслаждаться теплом, которое в моих широтах уже давно закончилось. Здесь и только здесь, можно было спокойно ждать Сашу, ждать часами, уже не надеясь, что он наконец придёт с работы и молча упадёт на кровать. На этом балконе я научилась ценить своё счастье, счастье снова быть с ним, снова засыпать рядом, бродить по его странному городу. На этом балконе я пошла на все возможные для себя компромиссы, выразила всю скопившуюся за годы разлуки нежность, убедила себя и его в возможности любви и семейного счастья - счастья вопреки всему: вере и семье, расстоянию и времени, опыту и ошибкам. Только с Сашей я представляла себе свою жизнь на годы вперёд, дом его родителей и наших с ним детей, коз в загоне и странную собаку по имени "Пёс", вишнёвый сад и огромные кусты роз вместо забора. На этом балконе я впервые поняла, что внутри меня есть какой-то магнит, а внутри мужчин есть тот самый пресловутый компас, способный через годы, через перемену века и тысячелетия, через все Любови и увлечения привести их уверенной дорогой к точке назначения. И здесь я поверила, что этот город, этот странный народ, и этот, ещё более странный и необъяснимый мужчина, и есть мой конечный пункт назначения. Но людям свойственно ошибаться...
Я ждала его и думала о том, как же хорошо на самом деле вот так ждать кого-то, и не кого-то вообще, а любимого мужчину, ждать с правом на это ожидание, отвоёванным за долгие годы невероятного для любви срока. Я ждала его и думала, что когда он придёт, я обязательно скажу ему об этом, а он сначала не захочет слушать, потом рассердится, и не будет знать, как реагировать, и, в конце концов, махнёт на меня рукой:
- Господи, почему вы женщины, всегда говорите о чувствах... От них же нет никакой пользы. Пойдём лучше спать.
И я пойду вперёд него, чтобы он был уверен, что я не видела выражения растерянности и нежности на его лице, которое и было самым главным доказательством его любви ко мне и вообще - его способности любить.
Когда Саша вернулся, было далеко за полночь. Снаружи бесновались ветер и, как с удивлением на лице отметила диктор в новостях, "что-то вроде песчаной бури, хотя в наших краях и нет столько песка". Саша посмотрел на экран телевизора и сказал дикторше "да".
- Что значит да? - поинтересовалась я.
- Мир - он меняется, - хмуро ответил мне Саша.
- Конечно, меняется, - поддержала его я. - Аномалии погоды, падение ценности семьи, развитие технологий - мне ли тебе рассказывать. Эволюция, естественный процесс.
- Как ты можешь так говорить? - Саша смотрел на меня тревожно, и как-то отстранённо. - Мир сходит с ума. Он катится в пропасть.
Такие разговоры не были для меня редкостью. Для людей, половину своего образования посвятивших проблемам глобализации, тема была актуальной и интересной. Мир меняется, люди тоже меняются (очевидно, в худшую сторону), но другого мира нам не дано, так выпьем же - так обычно заканчивались долгие дискуссии на эту тему.
- Что поделаешь, любимый. Такова жизнь... Нам остаётся только наслажда...
Саша схватил меня за руку и посмотрел в упор.
- Не смей нести всю эту твою интеллектуальную, гедонистическую чушь! Скоро, совсем скоро начнётся такое, чего ты и представить себе не можешь!
- Что именно? - Сашина увлечённость, свойственная ему во всех занятиях, в данном случае настораживала.
- Города, многие города снесёт с лица земли... - Саша говорил почти шепотом. - Будут отключены системы электроснабжения, коммуникации. Новое оружие, оно уже есть, оно влияет на мозг человека, убивает через монитор компьютера.
Тогда я не испугалась. Меня вообще трудно удивить и напугать. Все эти Сашины бредни были быстро разложены по полочкам моим внутренним компьютером: города снесёт - ну, конечно, когда-нибудь снесёт, или занесёт песком, или затопит; системы - бывает опять-таки, глюкнет какое-нибудь реле и потянулась цепочка; оружие - тоже мне новость, бульварные газеты об этом пишут через день. Только Саша газет и книг не читал, да и телевизор не смотрел.
- А ты откуда всё это знаешь?
- Есть люди, они собирают информацию... Это опасно... Это и тебе опасно знать.
Тут я представила себе сотни агентов Смитов с проводками за ушами, незаметно окружающих нашу квартиру. Мне стало смешно. Но виду я не подала.
- А ты-то каким боком к ним относишься?
- На меня вышли эти люди, по Интернету... Мы обмениваемся информацией, пытаемся понять, когда они начнут управлять миром.
- Кто они-то? - я начинала терять терпение.
- Мы не знаем... Пока не знаем...
- Но если эти твои люди ничего толком не знают, почему ты им веришь?
- Есть доказательства, - заговорщеским шепотом сказал Саша мне в ухо. - Ты действительно хочешь знать?
Конечно, я хотела знать. Я очень хотела знать, во что вляпался мужчина, за которого я собиралась замуж. И тут на меня полился ушат несвязной, местами просто глупой, местами смешной информации. Саша говорил взахлёб, перемежая свой рассказ просьбами молчать об услышанном, какими-то бумагами и чертежами. Когда он закончил, то подключил компьютер к Интернету и сказал:
- Слава Богу, ты с нами. Я перешлю тебе пару файлов, им будет их трудно вычислить, и если вдруг со мной что случится, у тебя останется информация.
Сашины пальцы бегали по клавиатуре, глаза следили за текстом на мониторе, а я сидела сзади него на диване и боялась позволить хоть одной мысли в моей голове оформиться. Если бы я не любила его так сильно, я бы решила, что он сошёл с ума. Если бы я знала его чуть хуже, я бы решила, что он меня разыгрывает.
- Я покурю на балконе, пока ты тут борешься с тайным правительством мира.
- Тише ты, не так громко, - не отрываясь от компьютера, сказал Саша.
Я стояла на балконе и вдыхала ветер. Мне не хотелось верить в то, что за месяц моего отсутствия он сошёл с ума. Однако ситуация свидетельствовала об обратном. Ни один из моих логичных вопросов так и не нашёл ответа, они только злили Сашу. Он всерьёз верил, что обладает каким-то особенным знанием, и что его таинственные друзья спасают этот мир, пытаясь добыть информацию о ещё более таинственных Них. Больше всего мне хотелось, чтобы он оказался прав, и я могла ему поверить и остаться с ним, и тоже искать информацию, и бороться за этот мир, и не потерять Сашу навсегда. Но это было совершенно невозможно, всё сказанное было полнейшим бредом. Завтра мне нужно было улетать. Ещё пару часов назад я знала, что нужно лететь, чтобы через месяц вернуться, и встречать новый год, и планировать свадьбу и мой окончательный переезд к нему. Сейчас я чувствовала себя как после неудачного марафонского забега, не хватало дыханья, не было мыслей, не было плана действий, не было ничего, кроме, пожалуй, вертевшегося в голове как юла "не может быть"...
... Я сидела сзади Сашиного друга, крепко обхватив его за торс. Он мчался быстро, но уверенно, сильнейший ветер дул в лицо, царапая незащищённую шлемом шею. Время от времени он делал легкий вираж, мотоцикл на долю секунды склонялся вправо, потом выравнивался, и до меня доносилось:
- Не жалеешь? Не боишься?
- Нет! - кричала я ему в ответ, пытаясь прижаться к шлему. - Это кайф, такой кайф!
Я ехала с другом Саши, потому что сам он, как всегда, задерживался на работе, мы ждали его уже часа три, скоро должно было темнеть, и я позволила себя уговорить ехать с остальными, особенно после их шутки насчёт того, что поездка за Сашиной спиной может неблаготворно повлиять на развитие наших отношений.
Примерно через час мы нагнали длинную колонну польских фур. Наша колонна затормозила и пристроилась за ними, выбирая выгодный для обгона момент. Но, как назло, по встречной полосе постоянно ехали машины, дорога виляла, и мы, смирившись с этим, снизили скорость. Внезапно нас обогнал Сашин мотоцикл и встал во главе нашей колонны. Вдруг он резко выехал на противоположную полосу и, едва разминувшись со встречной машиной, помчался вперёд. Потом сигнал клаксона, грузовик перед нами резко тормозит, наша колонна тоже даёт по тормозам. Моё сердце упало - я представила себе искорёженный мотоцикл, шлем на обочине и Сашу, лежащего в луже крови. Когда я открыла рот, чтобы крикнуть об этом, из-за грузовика, уже навстречу нам, показался Сашин мотоцикл. Саша управлял им одной рукой, держа во второй шлем, и кричал нам:
- Что вы стоите?! Я тормознул колонну фур! Проезжайте! Давайте, быстрее! - Сашины волосы развевались на ветру, он ехал каким-то немыслимым зигзагом, и, в конце своего призыва снова оказавшись позади нас, развернулся, ударил по газам и лихо умчался вперёд. Наши мотоциклисты начали по одному равняться с последним грузовиком и недоверчиво идти на обгон.
Когда мы доехали до места и сошли с мотоциклов, Сашин друг детства зло сказал:
- Я этому сумасшедшему сейчас надаю, как следует! Чтоб на мотоцикл больше сесть не мог! - и быстрым шагом направился к Саше. Я поспешила за ним.
- Классно, да? - Саша радовался как ребёнок. - Классно я это придумал... А то бы плелись ещё час за ними!
- Ты с ума сошёл! - заорал ему в лицо мой водитель. - Да у тебя на всю жизнь права отнять надо за этот фортель! Ты понимаешь, что могло случиться?
- Но ничего же не случилось! - Саша неуверенно улыбался, как ребёнок, которого незаслуженно забыли похвалить. - Вот спроси нашего философа, - кивнул он в моём направлении, - она тебе скажет, раз не судьба разбиться, значит не судьба!
В это раз я была совершенно согласна с мнением Сашиного друга. Но в данном случае я не могла его поддержать, и лишь пожала плечами.
- Господи, как ты живёшь с Алексом? Как ты его выносишь? - спросил он, фактически не обращаясь ко мне, и обречённо покачал головой. - Хоть бы ты его вразумила как-то, а?
- Я стараюсь. - Улыбнулась я. - Но не всё сразу. Пошли лучше удочки закидывать.
К рыбалке я относилась отрицательно. Точнее, я к ней до сих пор вообще не относилась, потому что рыбу никогда не ловила. Но на предложение Саши поехать с его друзьями на рыбалку согласилась - хоть вытащу его с работы.
Мы сидели с Сашей на берегу искусственного озера, образовавшегося на месте старых каменоломен, и удили рыбу. Хотя я скорее делала вид, что удила, на самом деле просто наслаждаясь летом, свежим воздухом и красивейшим пейзажем. Саша удил рыбу так активно, что я на месте рыбы его б испугалась и спряталась. Он постоянно вскакивал, вглядывался в воду и кричал друзьям через озеро, что рыбы, наверное, тут давно нет, и какой тогда смысл в рыбалке. Насколько я понимала, смысл рыбалки от рыбы не зависел, рыбу можно купить и в магазине, а поэтому смысл был в чём-то другом. Это я и озвучила Саше.
- А ведь ты права! - сказал он, секунду подумав. - Гениальная мысль!
Саша все мои мысли считал гениальными.
- А зачем мы сюда тогда приехали? - на полном серьёзе спросил он меня. Я расхохоталась. Меня до слёз умиляла эта Сашина непосредственность.
- Ну, кто зачем... - насмеявшись, ответила я. - Мои соплеменники ездят на рыбалку, чтоб выпить. Я, например, чтоб с тобой побыть на природе. Анджей, по-моему, чтоб подумать о чём-то, вон какой сосредоточенный, Роберт от жены сбежал. Вот ты зачем приехал - это не понятно! - улыбнулась я.
- Наверное, чтобы не лишать тебя редкой возможности побыть со мной на свежем воздухе! - Саша расслабился и обнял меня, ткнувшись носом в мои волосы. - Знаешь, так хорошо с тобой, даже не верится. Вот ты приезжаешь, и я думаю, что всё будет плохо... И потом несколько дней жду, когда же наконец будет плохо-то. А потом, вот как сейчас, понимаю, что плохо не будет, а тебе и уезжать скоро... - Саша ещё глубже зарылся в мои волосы и прошептал - Не могу привыкнуть. Не могу. К тому, что ты снова есть - не могу. К тому, что с тобой так хорошо - не могу, не верю... И к тому, что ты уезжаешь, тоже не могу.
Я гладила его по голове и думала о том, что же он пережил за время моего отсутствия в его жизни, чтобы так не верить в возможность счастливой любви. Иногда мне казалось, что у меня не хватит сил доказать ему, что я - это не сон, не иллюзия, что люди, любящие друг друга, просто обязаны жить счастливо, а иначе и смысла в любви нет. Иногда я думала, что ещё чуть-чуть, и мне не хватит терпения ждать, когда он поверит в своё счастье. Только чудо этой вернувшейся любви заставляло меня сдерживаться и радоваться тому, что я с ним.
Саша поднял лицо и вдруг сказал:
- Слушай, а ведь если ты останешься тут со мной, всё изменится. Мы поженимся, и ты больше не станешь уезжать, и я не буду бояться, что ты вернёшься другой, злой, чужой... - Сашино лицо просветлело, а потом, через секунду, словно вновь задёрнулось тучей. - Только ведь ты не останешься, и не выйдешь за меня замуж, да? У тебя там родина, родители, работа, друзья. Ты не сможешь их бросить.
Саша судил по себе - для него бросить свой город, свою родную деревню, родителей было невозможно. Для меня это было привычно.
- Я не останусь сейчас, любимый. Я не могу бросить всё так, прямо сразу. Но я вернусь и выйду за тебя замуж, и буду жить здесь с тобой всегда... Родина для меня там, где мой дом. А дом - там, где ты. Поверь мне.
Я замолчала, и подумала, что этот вечер, на берегу этой старой каменоломни, наверное, самый счастливый в моей жизни. Я знала, что теперь, когда через долгие годы эти слова Сашей сказаны, он никогда не передумает, и всё будет именно так, как я и хотела, с тех пор, как снова встретилась с ним...
... Любовь всегда приходит, когда её совсем не ждёшь, как поётся в старой советской песне. Вот и эта любовь неожиданно вернулась, когда мы случайно встретились с Сашей в клубе, и он предложил подвести меня до дома. Мы долго болтали в подъезде, а потом он вдруг весь задрожал и встал на колени.
- Я не хочу терять тебя снова. Я увидел тебя и понял, что этой мой последний шанс. Моя единственная возможность вернуть ту любовь, которая была. Поедем со мной, куда-нибудь, всё равно куда, найдём гостиницу. Я не могу тебя отпустить.
И была какая-то безумная гонка по ночному спящему городу, скрип Сашиного древнего Фольксвагена на поворотах, поиск гостиницы, виски из мини-бара дорогущей сети NH, длинная жаркая ночь и позднее утро, в котором мы просыпались, обнявшись, по очереди, так и не меняя позы, смотрели друг на друга и снова проваливались в сон, как в спасение от реальности, чтобы никогда больше не разлучаться.
Когда мы, наконец, встали, Саша долго курил у окна, а потом подошёл к постели, и, опустившись рядом с моим лицом, сказал:
- Нам лучше забыть об этой ночи... потому что если я буду помнить о ней, я не смогу жить... как раньше, как все эти годы, воспоминанием о той старой, о единственной моей любви... я сойду с ума или покончу с собой.
Я совсем не испугалась, я не могла себе даже представить, что он сейчас поднимется и уйдёт, и всё действительно останется в прошлом. Я улыбнулась.
- Ты не сошёл с ума и покончил с собой шесть лет назад. Поверь, из-за меня ты не будешь страдать, никогда, я не позволю... Я просто буду снова любить тебя, и всё будет хорошо.
... Мы с Сашей везли из города прожекторы для моего выступления, когда он снова недоверчиво переспросил меня:
- Так ты получила работу и служебную машину. - Я кивнула. - Прямо так просто, во время учёбы. - Я снова кивнула. - И как ты собираешься всё это объединять?
- Ну, потому я и поставила условием машину - буду ездить туда обратно, как-нибудь справлюсь, - уверенно ответила я.
- И ты водишь машину?
- Саш, ну а на чём я приехала - на мотоцикле что ли? Вожу я, вожу. Давно кстати вожу, лет с семнадцати, просто права не было время оформить.
- Ты ездила без прав? - Саша смотрел на меня сначала с ужасом, а потом развеселился. - Всё-таки вы русские - ненормальные! Ездить без прав - зачем, когда можно пойти и сдать на права!
- Мы-то как раз нормальные. Вот машина появилась, бумажка понадобилась, я и сдала. А раньше-то зачем? - Искренне пожала я плечами. Саша резко затормозил и выскочил из машины.
- Давай за руль! - крикнул он. Я удивилась, но послушалась - спорить с Сашей было себе дороже, да и хотелось показать, на что я способна. - Выезжай на автобан.
Я вырулила на автобан и набрала скорость. Немецкие автобаны были моей страстью - они давали мне чувство свободы, как будто чувствуя, чего мне хочется, и то мчали меня бесшабашно весёлой на бешеной скорости, то ловили со мной меланхолическую нотку и плыли медленно, в такт блюзу.
- Уходи в левый ряд, - скомандовал Саша. Я включила поворотник, глянула в зеркало и собралась уходить налево, когда Саша резко крутанул руль на себя.
- Ты что - с ума сошёл, что ли? - по инерции дав по тормозам, закричала я.
- Это ты с ума сошла. Ты посмотрела, что у тебя слева? - гаркнул он. Я кивнула. - Ни черта ты не посмотрела! Ты знаешь, что такое мёртвая точка?
Этого я не знала. Как человека, умевшего водить, инструктор натаскивал меня на маневрирование, заносы, сложные скоростные развороты, но мёртвой точки мы не проходили.
- Господи, ты меня в гроб вгонишь, - выдохнул Саша, объяснив мне, что это за мёртвая точка, чем она опасна, и как с ней бороться. - А теперь попрактикуемся.
И я начала оглядываться через плечо, весь плечевой корпус уходил влево вместе с головой, Фольксваген, повизгивая шинами, дёргался сначала влево, потом, когда Саша выкручивал руль назад, вправо, редкие машины мигали дальним светом. Где-то через полчаса я приноровилась.
- А теперь съезжай с автобана, и будем ездить задним ходом. - Сашу в роли инструктора было не остановить.
Мы выехали на развилку, и свернули к шлагбауму. Саша вышел из машины, поднатужившись, приподнял шлагбаум, и я покатила по какой-то пустой дороге. Он убрал зеркало заднего вида, и мы, развернувшись головами назад, поехали. Мы ехали так километра два, машина вихляла, иногда пытаясь съехать в кювет, шея затекла от неудобного положения, когда вдруг раздался голос:
- Чёрный Фольксваген, немедленно остановитесь! Повторяю - немедленно остановитесь!
Повернув головы к лобовому стеклу, мы увидели полицейскую машину, ехавшую за нами, то есть перед нами. Я остановилась, и полицейский подошёл к окну. Не дав ему открыть рот, Саша заговорил:
- А я тут девушку учу задним ходом ездить. Как - правда, хорошо придумал? Дорога пустая, можно потренироваться!
- Права! - мрачно сказал полицейский.
Я молча достала свои заграничные корочки, а Саша продолжил:
- А то, представляете, дают им там права, а они выезжают на автобан и даже про мёртвую точку не знают!
Полицейский потребовал документы на Сашину машину и ушёл в свой автомобиль.
- Ты чего такая нервная? - спросил Саша. Он был в великолепном настроении. Признаваться ему, что я испугалась, потому что меня впервые в жизни остановила полиция, да ещё на дороге, по которой ездить было скорее запрещено, чем разрешено, я не хотела. Тут вернулся полицейский, непонятно почему молча протянул нам документы, и, посоветовав учиться дальше на другой дороге, уехал.
- Ура! Он нас понял! - закричал Саша. - Теперь последнее задание - резкое торможение. - Я удивлённо подняла брови. - Я буду бежать перед машиной, потом резко останавливаться, а ты должна это почувствовать и затормозить. Это очень важно! Тормозить до конца, понимаешь... Так ты можешь потом спасти свою жизнь.
Ни с кем бы другим никогда в жизни мне бы в голову не пришло учиться экстренному торможению, так сказать, на человеке. Но Сашу я любила, пусть уже не так сильно, как когда-то, но всё ещё настолько сильно, что никогда не показала бы ему, что я чего-то боюсь. Моё сердце выстукивало дикий ритм, когда я аккуратно поехала позади него. Саша кричал "быстрее" и потихоньку я начала набирать скорость, и тормозила, снова ехала и тормозила, и через какое-то время не видела уже ничего кроме его чёрных джинсов и чёрного же угла бампера его машины... Раз на десятый я его сбила. Закрыв лицо руками, я уткнулась в руль машины и разревелась. Я плакала, даже не от страха, что он упал и покалечился, я ревела в голос оттого, что сбила именно его, мою, первую и тогда ещё единственную любовь. Я не хотела поднимать головы, боясь того, что он всё ещё лежал где-то там под машиной, и боялась увидеть перед собой его лицо, и что он, увидев моё, поймёт, что я его люблю. Никогда, даже когда он бросил меня, я ему не говорила об этом. Я держалась холодно, и только сказала "ну, если ты так хочешь..." Никогда, за все эти годы нашей дружбы, пришедшей после любви, он не видел моих слёз.
На моё плечо легла Сашина рука и он каким-то беспомощным голосом спросил:
- Ну, что ты?...
Непредвиденная обида на то, что ни тогда, ни сейчас он так и не понял, "что я", выплеснулась наружу потоком слов и я, через годы и сквозь слёзы, наконец, сказала ему всё, о чём не хотела говорить никогда. Саша молчал, а потом тихо сказал мне:
- Знаешь, а я все эти годы думал о тебе и не мог понять, почему ты меня бросила... Я ведь считал, что это ты меня бросила. - Я подняла заплаканное лицо и увидела, как он улыбается. Улыбка, именно улыбка, делала его лицо невероятно светлым и красивым. Я перестала плакать, мы помолчали. Я сидела и думала, что, может, сейчас мы начнём всё сначала, а Сашина рука горела сквозь мою майку, и мне хотелось быть с ним до боли. Но Саша вдруг отнял руку, и хрипло, как сквозь рану протягивая каждое слово, сказал:
- Ничего не вернёшь... Это был сон, настоящий сон, похожий на сказку. Пусть он и останется таким прекрасным. Если мы сейчас...- он замялся... - тогда мы только всё испортим. Прости меня и... спасибо, что сказала, что не бросала меня тогда. - И Саша выскочил из машины и побежал прочь. А я сидела в его Фольксвагене и плакала ещё отчаяннее, чем до этого...
... Прошёл мой первый месяц за границей. Сегодня, в главной зале замка нам выдали первые сертификаты нашей учёбы. В моём стояли отличные оценки и надпись о том, что по своим личным качествам я совершенно не подхожу для этой профессии. Я вышла с бутылкой белого вина на широкий двор перед замком и опрокинула первый бокал. Ко мне подошёл молодой человек, стал рядом и сказал:
- Не расстраивайся. Поверь мне, ты будешь одной из лучших - так всегда бывает. Именно те, кто в начале ведёт себя независимо и заслуживает такой сертификат, всегда становятся лучшими.
Я посмотрела на него, и вспомнила, что его зовут Алекс, и мы уже виделись на какой-то из посиделок за этот месяц.
- Давай, выпьем за это, рашен мэфиа, - Саша белозубо улыбнулся и добавил. - Если все ваши женщины, такие же, как ты, я заочно влюбился в Россию.
И я раскрылась. В первый раз за этот сумасшедший месяц с дикими учебными нагрузками, с бесконечными вечеринками и проектами, я заговорила с человеком, от души, перебивая сама себя. Я рассказывала Саше о своих родителях, о жизни после развала СССР, о зарплатах врачей и учителей, на размер которых цивилизованные немцы обычно реагировали вопросом: "В час?", а я с горечью отвечала "В месяц". О своей невероятной для семнадцатилетней девчонки работе в порту и одновременной учёбе в вузе, о бандитах на улицах и перестрелках в ночных клубах, о бывших директорах школ, собирающих бутылки на помойках, и гадании на картах. А Саша слушал, не перебивая, кивал головой и иногда улыбался, и от этой улыбки мне становилось светло на душе. А потом он взял меня за руку и сказал:
- Пойдём, пройдёмся до озера. Я всегда хотел погулять здесь вечером.
И мы пошли, поднялись на скользкий, крутой склон, и на самом верху я поскользнулась и упала, увидев над головой яркие, не такие как в родных краях звёзды, а Саша наклонился ко мне и поцеловал.
А потом, целуясь, мы катились по мокрой траве склона и я смеялась от счастья, потому что знала, что исполнилось предсказание гадалки, и здесь, за границей я встретила своего мужчину, и, как она и говорила, в двадцать лет выйду за него замуж, и у нас будет трое детей и чудесный старый дом в красивой немецкой деревне... Но людям свойственно ошибаться.