Онтология перцептивного образа: неразрешимые вопросы
Не насытится око зрением, жопа бздением, нос табаком, а пизда хорошим елдаком. Сколько её не зуди - ей гадине всё мало.
Народная мудрость
Термин “имманентная темпоральность” и прочии штудии, введенные в психологическую науку гештальт-психологами, указывают на целостность и субъективную неразделимость перцептивного образа мира, а главное, на его симультанное существование в субъективном настоящем индивида. Смысловые элементы восприятия существуют не как мысль, не как символ, а как целостные перцептивные образы, и каждый такой образ существует здесь, и сейчас, и весь сразу, а не частями и не порциями. Простейший пример: человек узнаёт фетровую шляпу мгновенно. Он смотрит на предмет и сразу видит, что это фетровая шляпа. Ему не надо смотреть сперва на тулью, потом на поля, потом ещё на что-то. Раз глянул - и дело в шляпе!
В то же время субъективно ощущаемая симультанность смысловых перцептивных образов вступает в противоречие с данными о перцепторных органах, которые явно указывают на физически дискретный характер их работы. Например, у органа зрения эта дискретность обнаруживается уже на уровне сетчатки, совокупность элементов которой представляет собой не что иное как растр с хорошо измеренной физиологами разрешающей способностью. (острота зрения в угловых секундах)
Многие системы машинного зрения используют растровый механизм для распознавания образов Специальные алгоритмы анализируют текущее состояние искусственной “сетчатки” и относят полученное изображение к тому или иному классу. При этом алгоритм работает пошагово, и финальная классификация происходит на последнем шаге алгоритма, после чего проанализированное изображение относится к определённому классу объектов, обозначенному соответствующим символом.
Совершенно очевидно, что “видящая машина” не “видит”, например, квадрата так как его видит человек. Машина анализирует состояние элементов “сетчатки” последовательно, элемент за элементом, накапливая результат. Но и конечный результат обработки данных - это не зрительный образ квадрата, как мог бы подумать неискушенный читатель, а всего лишь символ. Например, слово “квадрат” или какое-то число, которому соответствует это слово в базе данных.
Когда человек смотрит на квадрат, то он не рассматривает каждый элемент своей сетчатки один за другим - его естественный растр вообще скрыт от него абсолютно и полностью (почему???) - а видит одномоментно, непосредственно, и неразложимо совершенно определённый визуальный концепт, который машина может только вычислить пошагово и затем обозначить в виде символа.
Точно так же обстоит дело и со слуховым анализатором. Для машины не существует характерных звучаний интервалов, трезвучий, доминантсептаккорда и т.п. Машина понимает только звуковую волну и ряд Фурье. Музыкальные звуковые концепты как слуховой образ для неё не существуют.
Таким образом, наличие симультанных, неразделимых, неразложимых на составляющие части посредством известных методов анализа перцептивных концептов составляет основное и определяющие отличие перцептивного аппарата человека от его технических моделей.
Более того, машина может нарисовать по заданной формуле круг, эллипс и более сложные фигуры, но при этом характерное, знакомое каждому визуальное представление данных фигур машине неведомо. Для машины отрисовка фигур - это сукцессивная операция, а сами фигуры - алгебраические концепты, сформулированные в виде исполняемого машинного кода.
Перцептивный образ - это привилегия человека и некоторых других живых существ.
Разумеется, конструкторы клеточных автоматов немедленно набросятся на меня с объяснениями, что помимо фон Неймановских машин существует ещё и нейросети, в которых обработка данных осуществляется параллельно. Ну хорошо, пусть все точки квадрата отображаются в машине не последовательно, а параллельно. Ну и что с того? Ведь целостный, неразложимый по времени образ-гештальт всё равно нельзя свести к одновременному существованию дискретных элементов этого образа в природном или техногенном субстрате. Это положение будет разобрано более детально в вопросе номер четыре.
Итак, интуитивно понятно, что главная особенность перцептивного образа состоит в том, что он существует “вне времени”. Наблюдая или представляя себе квадрат, мы не мыслим о нём последовательно, отдельными частями. Он весь перед нами, одномоментно, он не разделён во времени на “часть квадрата в недавнем прошлом и часть квадрата в ближайшем будущем”. Данное положение справедливо не только по отношению к зрительному образу - квадрату, но и к перцептивным образам других модальностей. Например, музыкальная мелодия как образ обладает длительностью, то есть, она существует в физическом времени. Но при этом она пронизывает физическое время своего существования своим ритмом, характером, настроением настолько плотно и непрерывно, что это время, физически делимое на прошлое и будущее, тем неменее спрессовывается в затянувшееся настоящее, которое существует в сознании даже тогда, когда какая-та часть мелодии физически уже отзвучала. Это очень своебразное ощущение только что отзвучавшей ноты или аккорда даёт сложнейшие преднастройки к продолжению музыки, позволяет предвидеть варианты развития темы, даёт возможность почувствовать будущую, ещё не прозвучавшую часть мелодии, подготавливая для неё почву. Если вычленять части музыкальной фразы из контекста и проигрывать их отдельно, смысл музыки полностью теряется. Именно это обстоятельство заставляет трактовать музыкальный образ как слитный, неразложимый, и по этой причине тоже “вневременной”, разумея под этим словом абсолютную отличность музыкального времени от времени физического.
Всё вышеперечесленное приводит к возникновению сразу нескольких трудных вопросов:
1. Если мы не имеем ни одной модели, которая объективизирует перцептивные концепты, если не геометрическая формула круга, не физическое изображение круга на любом материальном носителе, а субъективное “чувство круга”, возникающее при взгляде на нарисованный круг не может быть частью ни одной известной модели, то нет никаких оснований считать, что вещи являются таковыми какими мы их воспринимаем органами чувств. Возникает вопрос: а позволительно ли бездоказательно считать вслед за некоторыми философами, что перцептивные механизмы дают нам истинное представление об эмпирических объектах внешнего мира, а не кодируют его неизвестным науке способом (теория символов Гельмгольца), репрезентируя сознанию перцептивный результат посредством особого класса субъективных явлений?
2. Создаётся впечатление, что перцептивный акт содержит два принципиально разных вида явлений: (1) физиологическое перцептивное действие, которое состоит из определённым образом структурированного во времени изменения состояния метамерных единиц нервного субстрата, модулированного взаимодействием с внешней средой, и (2) субъективный образ, формирующийся на основе смены вневременных перцептивных концептов-гештальтов. Внятных объяснений механизма формирования второго вида явлений на основе первого не существует. Даже убедительного объяснения самого смысла существования второго вида явлений тоже не существует.
Если исходить из теории символов Гельмгольца как наиболее корректной теории перцепции, не делающей никаких необоснованных допущений относительно связи перцептивных субъективных феноменов и внешнего мира, и подумать о её философском значении, то сразу становится понятно, что то, что многие психологи считают “образами” и противопоставляют символам, с точки зрения функциональной является тоже ничем иным как символами, только более сложными. Образ - это наиболее сложный из символов, которыми оперирует человек. Дальше этих символов уже ничего нет. Образ переживается и ощущается совершенно по-другому чем вторичный, речевой символ, обозначающий этот образ. В виду сложности образа как символа и невозможности его механического переноса в сферу мышления, он трансформируется в понятие, фиксируется в речевой деятельности и именно в таком виде им оперирует мышление.
Психологи признают, что образ может свертываться в символ, а символ развертываться в образ. Вот только с чего философы взяли, что образ более похож на Гегелевскую вещь в себе, нежели символ, его обозначающий - это совершенно непонятно. Только потому что образ содержит больше информации чем вторичный символ, его замещающий? Ну и что с того? Это не аргумент. Аргументом может являться только сравнение психического образа вещи с оригиналом этой вещи. Но как можно знать, что есть оригинал, если нельзя выйти за пределы образа? Положительно нет ничего, что позволило бы считать образ вещи самой этой вещью, а не сложным символом, продуцируемым перцептивными механизмами посредством сканирования некоторых характеристик вещи-оригинала, доступных для восприятия.
Итак, человек мыслит символически, потому что он воспринимает мир символически. Перцептивные механизмы отражают бесконечно сложный мир, отбрасывая часть информации, которая несущественна для выживания субъекта восприятия и кодирует оставшуюся информацию посредством её символизации. “Перцептивный символ”, то есть, “образ” отличается от мыслимого символа тем, что он связывается с воздействием внешних объектов на органы чувств и отождествляется с ними. “Перцептивные символы” стоят ближе всех к внешнему миру, что, однако, не делает их менее символичными чем все остальные символы, вторично порождённые механизмами мышления на их основе. Все остальные инструменты мышления используют образы как исходный материал для анализа. Именно образы связываются между собой по времени, смежности, сходству или контрасту, абстрагируются, обозначаются абстрактными символами и так далее. Уникальность образа как субъективного явления заключается в специфичности представления и в образовании ассоциаций между ними. Вторичные символы ассоциаций не образуют, а только фиксируют найденные ассоциации между образами дополнительным рядом символов. Ассоциация же образов сама по себе уникальна тем, что является спонтанной, не является ещё одним образом, не является также и вторичным символом, и для своего образования и последующего воспроизведения из памяти ни в каких дополнительных средствах не нуждается.
Если предположить, что существует некая “алгебра”, описывающая переходы от определённых состояний перцептивного аппарата к определённым субъективно переживаемым целостным перцептивным процессам, то это означает, что различительная сила перцепции и психики в целом не может превзойти некий изначально заданный уровень, определяемый тем, насколько богатой является перцептивная символика. Однако никто до сих пор не поднимал вопрос о количественной оценке пространства состояний, которое может быть создано перцептивным аппаратом. В наиболее продвинутом состоянии, вероятно, находятся исследования наиболее древнего вида чувств - обоняния. Существуют каталоги и образцы различных запахов, но при этом также никто не пытался задаться вопросом, а сколько вообще в принципе запахов способен различать человек.
Задаваясь вопросом о выяснении размерности пространства состояний перцептивного аппарата, мы разумеется, напрочь отбрасываем вопрос о соответствии перцептивных ощущений реальным вещам, как не имеющий никакого смысла. Замкнутые в этом пространстве состояний, мы можем понимать внешний мир только в терминах той перцептивной символики, которой располагает человеческая психика, в полном соответствии с теорией символов Гельмгольца. Пространство образов, которое может породить психический аппарат человека представляется огромным, но всё-таки не бесконечным. С этих позиций необходимо ещё раз внимательно взглянуть на проблему “тождества неразличимых”, поставленную ещё Лейбницем, и честно признаться себе, а что же мы на самом деле различаем.
3. Совершенно неясно, каким образом становится возможной вневременной, симультанный характер сложного прецептивного образа. Как возникает гештальт? Представим себе, что некто внимательно рассматривает фетровую шляпу. У фетра имеется весьма характерная текстура, определямая зрительно (а кстати, и тактильно). Итак, каждая палочка и колбочка зрительного растра принимает определённое состояние, которое после передачи по зрительному нерву обрабатывается зрительной корой. Вопрос состоит в том, каким образом в “субъективном зрительном поле” индивида состояние элементов растра увязывается в характерную, легко узнаваемую текстуру - в зрительный концепт, который представляет собой нечто гораздо большее чем состояние всей совокупности элементов зрительного растра, взятых по отдельности? Какой механизм лежит в основе создания перцептивных, в частности, зрительных концептов, из раздельных элементов растровой мозаики, которые сами по себе не содержат этих концептов вовсе?
Создаётся впечатление, что именно эта необъяснимость гештальт-концептов, их несводимость к элементарным процессам, лежит в основе существования субъективных явлений, делает их необходимым классом явлений, а не “эпифеноменом”. Другими словами, гипотеза состоит в том, что если бы не существовало перцептивных образов, то мышление было бы скорее всего неосознаваемым, автоматическим процессом наподобие того как функционируют ЭВМ.
Вероятно следует обратить внимание, что субъективный образ как целостное явление, является также и субъективно непрерывным. То есть, на субъективном уровне мы не наблюдаем никакой перекадровки изображений или дискретных смен яркости, громкости и прочих характеристик, относимых к качеству самого субъективного образа, а не к изменениям отражаемых посредством него объектов. Поэтому доказанная экспериментально дискретность психофизиологических явлений заставляет подозревать, что дискретными являются только корреляты психических явлений. Субъективно мы никакой дискретности не замечаем, даже смотря дискретное кино, дискретный телевизор и слушая дискретную цифровую музыку. Главный фокус, который проделывает психический аппарат человека, заключается в переходе от дискретных явлений, происходящих в субстрате, к непрерывным явлениям, происходящим хрен знает где, потому что каждый ощущает это только в своей голове и не ощущает в чужой, и собрать всё это вместе и посмотреть со стороны никак нельзя. Однако если отрицать наличие субъективных явлений только на том основании, что их нельзя взять в руки и пощупать, и говорить, что их вообще нет, а есть только явления, происходящие в субстрате, как предпочитают некоторые учёные - это всё равно что признать, что человека вообще нет, а есть машина, которая не думает и не чувствует, а только обучается и действует. Но ведь каждый чувствует свой внутренний мир! Куда его денешь? Надо не игнорировать его, а изучать и пытаться строить адекватные модели.
4. Вневременной, целостный характер перцептивного концепта, его “гештальтность”, указывает на то, что все подчинённые процессы, лежащие в основе его построения, должны сходиться строго в одной временной точке субъективного времени - в противном случае единый концепт просто субъктивно “развалится”.. Если мы не видим этого схождения во времени при наблюдении за физической стороной работы перцептивного аппарата, то это означает, что физическая концепция времени совершенно непригодна для изучения субъективных явлений. Но с другой стороны, если множество единичных, нуклеарных перцептивных процессов (threads) сходятся в одной временной точке, то они должны быть разделены в некоем условном пространстве, потому что находясь строго в одной временной точке и в одной пространственной точке, они, с точки зрения обычного пространства-времени, вступят в непонятный конфликт между собой: непонятно даже, какой процесс затрёт все остальные, ибо все они приходят в эту точку строго одновременно с равным приоритетом.
Итак, разнести по времени приход элементарных сообщений в “точку образования перцептивного концепта” мы не имеем права, потому что иначе мы теряем симультанность перцептивного концепта. Остаётся только разнести приход элементарных сообщений в пространстве. Разносим, и тогда получившаяся модель субъективного зрительного концепта будет представлять собой не что иное как тот же самый растр, только перенесённый в субъективное пространство, в котором он почему-то вдруг начинает обладать свойствами симультанного зрительного концепта - субъективного образа фетровой шляпы (кто б знал, как эта самая шляпа выглядит объективно, то есть безотносительно к особенностям человеческого восприятия!). Но какое отношение имеют друг к другу точки-элементы, собранные в субъективном пространстве? Почему констелляции этих точек выглядят как фигуры, контуры, текстуры и другие сложные концепты? Что добавляется к точкам, делая их из скопления ничем друг другу не обязанных и ничего друг про друга не знающих элементов сложным, характерным и узнаваемым монолитным концептом, формой, существующей в моментальном настоящем? В какой связи находятся динамические состояния элементов перцептивного аппарата и сложных перцептивных концептов?
Другими словами - кто-то может, в конце концов, внятно объяснить мне, почему некоторое число точек различной цветности и яркости, никакого отношения друг к другу не имеющих, собранных в человеческой голове, начинают выглядеть как самая натуральная фетровая шляпа? Ведь точки между собой никак не могут быть связаны! У них времени нет связаться друг с другом, потому что объект - это гештальт, существует “здесь и теперь”! А любой физический процесс требует хоть минимального, но времени. Однако этого субъективного времени для связи точек в шляпу даётся совершенный ноль - потому что иначе вместо шляпы появится последовательность точек. Времени нет - а шляпа есть! Вот такой парадокс. Физическая концепция времени для моделирования субъективных явлений оказывается абсолютно непригодной! Связь между психическим образом-гештальтом и составляющими его элементарными физиологическими процессами совершенно непонятна.
Все эти парадоксы лишний раз говорит о том, что психические механизмы, посредством которых создаётся концепция пространства-времени (восприятие, мышление), невозможно изучать в рамках самой этой концепции. Для представления данных процессов требуется абсолютно идиотская идея, до которой пока, к сожалению, ещё никто не додумался. Эта идея должна игнорировать физическую концепцию пространства-времени, которой мы все пользуемся и предложить абстрактный механизм, который как минимум способен сделать психические явления полноправной частью модели и при этом уберечь модель от логических парадоксов.
Вполне очевидно, что суть проблемы (и источник парадоксов) состоит в том, что наше мышление основывается на доступных способах перцепции. Инструменты мышления и концепты, используемые в процессе мышления, все без исключения являются дериватами перцептивной сферы (здесь я только вольно пересказываю латинскую пословицу). Попытка исследовать процесс и способ перехода от физиологических процессов к субъективному образу является не чем иным как попыткой использовать перцептивные, а вернее “перцепто-генные” концепции для расшифровки самих себя. Невольно приходит на ум ассоциация с проблемой автоприменимости в логике.
Зрительное восприятие отличается и ещё одной поразительной особенностью: способностью существовать, несмотря на собственную значительную неполноту. В реальном мире такого быть не может. Дом не может быть построен и существовать при отсутстви в нём 90% кирпичей. Но в мире субъективных явлений такое вполне возможно. Например, человеку можно предъявить изображение лабиринта, и он будет его видеть одномоментно. Но при этом видящему нужно основательно потрудиться, чтобы найти в лабиринте, который он видит, сквозной проход от точки входа до точки выхода. Человек также не знает и ещё целой кучи вещей о том, что он видит - например, количества веток и листьев на дереве, взаиморасположения отдельных веток - какая исходит из какой. Он видит дерево как бы в общем, а все подробности должен просчитывать и запоминать отдельно. При этом человек легко может отличить так и не разгаданный лабиринт от лабиринта другой формы и одно дерево от другого, не просчитывая специально ничего. Более того, человек с эйдетической памятью может запомнить лабиринт, хотя в момент запоминания он еще не нашел в нём сквозного прохода, и потом найти этот проход, восстанавливая в памяти зрительный образ лабиринта.
Этот очевидный факт из области восприятия говорит о том, что перцептивная кодировка не предназначена для моментального извлечения специальных знаний об объекте, а предназначена для построения системы моментальных различий между объектами. Специальные же знания извлекаются из перцептивного образа посредством других (интеллектуальных) действий - навигации и логического мышления (кстати, возникает вопрос, почему логикой человек пользуется хоть в какой-то мере осознанно, в то время как топологией как формальной наукой владеет исключительно узкий класс специалистов? Почему логике отдается такое предпочтение по сравнению с топологией? Ведь и тот и другой инструментарий надстраивается над перцептивными механизмами. И первая и вторая носят отчётливый налёт симультанности/гештальности, поскольку концепция времени в обеих отсутствует, а имеется лишь концепция пространства, и различие между этими двумя науками состоит в том, что они по-разному трактуют пространство).
Однако человек не замечает неполноты перцептивного знания не только в повседневной жизни, но и в науке. Вследствие этого факта в точных науках возникает своеобразная ситуация: аксиоматика построения формальных объектов создаётся таким образом, что свойства построенных объектов не имеют шансов быть описанными, предсказанныами и доказанными посредством аксиоматики, использующейся для их построения. Вероятнее всего, эта ситуация объясняется тем, что формализованные аксиоматические системы создаются изначально с помощью вполне определённого инструментария: перцептивногомышления. Можно усилить эту формулировку и сказать, что всякое мышление является по своей природе перцептивным, другого просто не бывает. Поскольку перцептивное мышление предполагает неполноту в инструментарии и в концептах, то и построенная на его основе формальная арифметика содержит эту неполноту. То есть, объект построен и существует, но свойства объекта не могут быть исследованы и доказаны с помощью аксиоматики, посредством которой объект был построен.
Мы уже выяснили, что наши механизмы перцепции умеют моментально строить сложные образы, и при этом внутренние взаимозависимости между структурными фрагментами никак не представлены на субъективном уровне. Так почему же мы решили, что наше мышление работает по-другому. Оно тоже строит кубики по определенным правилам, но при этом само не ведает, какие дополнительные взаимозависимомти имплицитно порождаются в полученных конструкциях, и как оные могут быть извлечены. Максимум, на что оказались способны мыслители в осознании этого процесса - это привязка его к некоторым математическим объектам и введением понятия неполноты формальных систем. То, что эта неполнота проистекает из общих принципов работы механизмов построения образов и механизмов абстрактного мышления, пока никому на ум как-то не приходило.
Исходя из предложенной гипотезы, можно также предположить, что логика как инструмент мышления является частным механизмом, который (как и топология) дополняет процессы перцептивной кодировки, механизмы которой нам ныне совершенно неизвестны и непонятны, прежде всего концептуально. Логика необходима для извлечения дополнительных знаний из перцептивных концептов, другими словами, для снижения неполноты знаний в требуемых частях модели. Однако, логика никак не может пойти дальше тех данных, которые предоставлены перцепцией. Неполнота знаний обусловлена не логикой, а перцепцией (точнее, характером объектов, с которыми работает логика, а объекты эти - не что иное как дериваты перцептивных концептов), поэтому она принципиально неустранима.
Логика работает на основе фактов, накопленных посредством наблюдения - то есть на основе статистики образов, набранной посредством использования перцептивных механизмов. Ясное дело, попытка использовать логику для исследования перцептивной сферы, которая содержит её в себе как частный механизм, обречена на неудачу. Единственная возможность пойти дальше в понимании субъективного мира лежит не во всё более интенсивном применении логики к данным перцепции, а в создании более сильных видов перцепции, в которые можно погрузить существующую перцептивную реальность (мысль не моя, а Гёделя, только перетащена она в корректное место). Другими словами, для понимания природы субъективного мира нужен супер-субъективный мир, для которого наш субъективный мир является вещным, зримым, осязаемым - примерно так, как обычные объекты окружающего мира зримы, осязаемы и представляемы в нашем обычном субъективном мире. В супер-субъективном мире мысль и образ можно потрогать как предмет, а используя суперлогику, можно сделать ряд умозаключений по поводу увиденных “субъективных предметов” - мыслей и чувств. Однако, с точки зрения обычной перцепции и мышления все образы и выводы супер-субъективного мира будут лишены смысла. Точнее, они просто не будут для него существовать. Примерно так, как они не существуют сейчас. Будут ли они существовать в будущем - также неизвестно. Понятно также, что если они появятся, то став носителями оных, мы будем уже не мы, а будет чем-то другим, содержащим прежних нас внутри себя в качестве незначительного рудимента - примерно как многоклеточный организм содержит в себе одноклеточный организм-первоклетку, из которого он произошёл, напоминая его каждой своей клеткой - но при этом совокупность этих клеток даёт абсолютно новое качество, о которых каждой отдельной клетке организма ничего не дано знать. Вероятно также, что наши супер-потомки, обладающие суперсознанием, будут содержать в себе то, что сейчас является обычным нашим сознанием, на тех же началах, что и наш организм содержит отдельные клетки. То есть, суперсознание будет чувствовать работу составляющих его “элементарных сознаний” столько же, сколько мы сейчас знаем о наших ощущениях на уровне отдельной клетки.
Поясню: чувство, например, боли - есть сугубо субъективный процесс, хотя и обусловленный материальными причинами. Нельзя поэтому исключить, что одноклеточный организм способен генерировать чувство боли единственной клеткой, но при объединении клеток в организм, генерация чувства боли была делегирована организму как целому. Точно также объединение субъективных процессов в более сложные констелляции могут принципиально изменить качество субъективной жизни (как именно - сказать невозможно). Очевидно, что создать всё это техногенным путём нельзя, но вероятно, новые технологии могут создать предусловия для начала нового стихийного процесса усложнения разума.
В заключение хотелось бы отметить, что известные психофизиологические модели не используют релятивистских эффектов для объяснения психологических явлений. Попытки найти экспериментальное подтверждение релятивистских выкладок пытаются физики, но им мешает скорость света, которая слишком велика в сравнении с масштабом экспериментальных установок. Между тем, скорость проведения возбуждения по нервному волокну не превышает 100 м/с, и можно предположить, что для получения субъективного образа на смысловом уровне треки, которые проходят нервные импульсы, формирующие эти субъективные образования, могут составлять десятки, а возможно и сотни метров. Вне зависимости от того, какое конкретно состояние какой части нервного субстрата ответственно за наличествование перцептивного образа в субъективном мире индивида, эти состояния не могут быть достигнуты одновременно в виду того что нервная проводимость обладает конечной, и довольно-таки небольшой скоростью. Вот здесь и следует в первую очередь искать релятивистские эффекты - в собственной голове, а не в физическом мире.
В качестве методологического подхода предлагается обещанная идиотская идея: в то время как Эйнштейн добавил в трехмерную модель четвертую координату и обозначил её буквой t, я предлагаю убрать из модели понятие пространства вообще, и оставить только t. Но при этом t будет совершенно индивидуальное для каждого элемента перцептивного аппарата, и будут справедливы следующие правила:
1. Вопрос о том, в каком из элементов En состояние C наступило раньше не имеет смысла, если между этими элементами не имеется связи.
2. Если между двумя элементами имеется связь, и при элементарные перцептивные события в этих элементах этом они обслуживают они и тот же смысловой образ, необходимо считать эти события происходящими одновременно, вне зависимости от физической картины явления (то есть, со стороны наблюдателя-экспериментатора эти события будут не одновременны).
3. Субъективное течение времени возможно только в том случае, если в субъективном мире происходят какие-либо события. Природа событий при этом не важна - то есть это могут быть перцептивные, когнитивные или моторные акты. В отсутствие событий субъективное время теряет смысл.
4. Объективного физического времени как такового не существует. Существует субъективное время и физические модели, которые объективизируют концепцию “перцептивного времени”, то есть тех интуитивных пространственно-временных моделей, которые формируются на уровне здравого смысла в процессе практической деятельности. Если есть возражения против такой постановки вопроса, спросите у физика, что такое время. Он ответит: это параметр t в основных физических формулах. Когда ответ станет иным, я с удовольствием сниму пункт 4 как неподтвердившийся жизнью постулат.