Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Грегор Замза обнаружил, что он у себя в постели превратился в гигантскую картошку. "Интересно!" - В истерике раздумывал он, ощупывая перед зеркалом упругие бугры, с которых кое-где ошмётками свисала полупрозрачная картофельная шкурка - "А я "аврора" или "галла"?" - Он повернулся боком и скептически осмотрел профиль, ничем не отличавшийся от анфаса. "А может и вовсе "невский?"" - Грегор дёрнул за краешек шкурки, который торчал как-то особенно некрасиво, но тут же вскрикнул.
"Ай, твою мать!" - раздался противный чавкающий звук, мало напоминавший человеческую речь. В других обстоятельствах, Грегор бы, конечно, испугался своего голоса, но учитывая произошедшее, лишь горестно вздохнул, одновременно гадая, откуда у картошки могут взяться лёгкие.
Тем временем, телефон его разрывался.
- Ах вы ж твариыыыы... - Арина рыдала так громко, что телефон в картофельных руках Грегора угрожающе завибрировал, стремясь вывалиться - Что ж вы натворили, скотыыыы...ыыыы...ы...ещё и всю политуру перевелиииыыыы - И тут, Грегор понял, что с его другом, почти наверняка, тоже приключилось превращение...возможно даже в сорт "пикассо".
- Алина, я иду! - самоотверженно, то ли пробулькал, то ли прохрустел Грегор, неуверенно косясь в сторону коридора, где на старой вешалке красовалось пальто, явно не расчитанное на его новые параметры. Звуки в трубке на момент стихли, а затем телефон взорвался таким громогласным воем, что Грегор, не выдержав, с раздражением скинул звонок.
- О господи... - перекрестилась Арина, увидев Грегора в дверях. На момент она застыла, а затем неловко отступила, вжавшись в стену, дабы Грегор смог протиснуться в узкий коридор.
- Где?... - спросил он всё тем же нечеловеческим голосом.
- В..в...в...в-в-в-анной...- Арина растеряно разглядывала гигантскую картофелину, одетую в плащ и обмотанную шарфом, а затем, опомнившись, потянулась закрывать дверь. Толпа зевак, очевидно пришедшая с улицы вслед за Грегором, топталась внизу лестницы.
- Пшли вон, собаки! - Арина всхлипнула, злобно зыркнула на них и захлопнула дверь.
"Да что же это такое делается?" - Грегор задумчиво чесал то место, где раньше была голова, наблюдая за тем, как за огромная репа, пискляво матерясь, пытается выбраться из ванной. Он подошёл поближе и принюхался. Да, определённо водка.
- Ну здравствуй, - Грегор видел страдания товарища, цеплявшегося за края ванны гладкими отростками, но с сожалением понимал, что ничем не может помочь. Наконец, спустя непродолжительное время, Александр, раннее будто и не замечавший гигантский клубень, в неуверенности застывший на пороге комнаты, сдался, издал непонятный звук и обессиленно плюхнулся обратно.
- Ты понимаешь, какое дело - запищал Репа-Александр, создавая хвостиком небольшие водочные волны - Я-то тут подумал, что если мы это, того...приняли чего неправильного, дык может нормальная-то будет как раз, так сказать, противоядие... ну...логика ж, дык я б может быть и вовнутрь бы принял, но...это...как его...некуда ж наливать-то - он замолк, перестав вилять хвостом.
- Понимаю - угрюмо произнёс Грегор, но не нашёлся как продолжить. А в это время, сзади, шаркая старыми тапочками, подошла Арина.
- Роднинькие, что ж нам теперь делать-то?! - она скорчила рожицу, словно дитя, и из её и без того красных глаз, вновь полились слёзы.
- А я сказал не ной! - запищал Александр и вновь беспомощно забарахтался в водочном плену - Дура, лучше помоги выбраться! - он перешёл на ультразвук и злобно захлестал хвостом. Арина, всё так же продолжая рыдать, оттеснила Грегора с порога ванной и, на подкашивающихся ногах, затопала в сторону мужа, вытирая слёзы кулаком.
- Ой какой тяжёлый! - Арина тянула на себя вцепившегося в её руку Александра, но было понятно, что вытащить его из ванной ей не под силу.
- Вот дура! Дура! Ничего ты не можешь! - писклявая репа продолжала буйство, что выглядело жалко и комично, однако Грегор молчал, понимая, что он в этой ситуации выглядит не лучше. Арина опять подалась в слёзы.
- Всю жизнь только ноешь и ноешь и ноешь, - уже куда тише произнёс Александр - Прямо как мать, вот она и довела отца-то до смерти, а всё потому что дура! И ты дура, потомственная!
Внезапно, Арина оторвала руку от лица и в глазах её сверкнуло такое недоброе, что Александр, поняв что сказал лишнего, мгновенно замолк. Она выпустила корявый мужнин отросток из рук и низко зашипела, как змея.
- А ты молчал бы лучше, пока шкуру с тебя не спустила, гад, всю жизнь мне испортил, тваааарь!
- Она схватила с полочки дамскую бритву и угрожающе подалась вперёд. Александр завопил и завращался, а Грегор, предчувствуя развязку, упал в обморок и, уже будучи без сознания, с грохотом откатился к стене.
Вечерело. За окном алел закат, а где-то вдалеке орали коты, - то ли, по своему весеннему обыкновению, совокупляясь, то ли сцепившись в беспощадной драке. Грегор, сидя в мягком кресле, прикладывал замороженную курицу к ушибленным бокам и с завистью взирал на чашку горячего сладкого чаю, которую Арина поставила на тумбу. Репа-Александр гладил жену по щеке, тесно прижав к себе, а та, в свою очередь, смиренно смотрела в стену и обнимала его за выпуклые овощные бока.
- Рыбка моя... - по-комариному шелестел Александр, обвив жену тонким хвостиком - Вот увидишь, всё пройдёт, заживём ещё, и не такое терпели, значит и это переживём, ну! - Арина в ответ прерывисто вздохнула, но промолчала. Грегор, ощущая себя третьим лишним в воцарившейся семейной идилии, вглядывался в горячий пар и думал о превратностях любви.