Школьников Виктор Наумович : другие произведения.

Lirika

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  
  
  
  
   Автобиография в рифму
  
   Как счастлив я, что это было!
   Что мать меня когда-то родила.
   Что улица меня растила и учила
   И, как могла, в отрочество ввела.
  
   Потом Война. О! как же это было,
   Мы стали взрослыми в двенадцать лет.
   Она кули на плечи нам взвалила,
   И груз потерь, и радости побед.
  
   Какое счастье, что всё это было!
   И море, и корабль,
   и вахта в поздний час.
   И флотская братва
   и вера в свои силы
   И в то, что никому не опрокинуть нас.
  
   Как хорошо, что это было!
   Что ты была, студенчества пора.
   Так много ты в себя
   прекрасного вместила,
   Что сорок лет прошло,
   а будто бы вчера.
  
   Да, сорок лет. Неужто это было?
   Урал, завод и дымная труба.
   Всё память сединой давно запорошила,
   Как будто чья-то, не моя
   была судьба.
  
   Конечно же, конечно же, всё было!
   Был новый институт,
   и новый был диплом.
   Так что же всё прошло,
   в небытие уплыло?
   И можно ставить крест
   на прошлом, на былом?
  
   Не торопись, ещё всё есть.
   Есть дом и сын,
   неразлюбимый внук.
   И память всё хранит.
   И есть Лицо и Честь,
   Лишь только бы не смолк
   негромкий сердца стук.
  
  
  
  
   Нежность
  
   Утра раннего нетронутая свежесть,
   Просыпается задумчивая лира.
   У меня к тебе такая нежность,
   Что её хватило б на полмира.
  
   Поезд спотыкается на стыках,
   Тянется сквозь снежную порошу -
   Видно, совершенно не привык он
   Торопиться к милой с этой ношей.
  
   Что ему с железными мозгами,
   С нервами из неразумной стали?!
   Только человек с его глазами
   Видит то, что позади осталось.
  
   Видит то, что скрыто за снегами,
   Всё, к чему ты мыслями стремишься.
   Только человек с его глазами
   Бродит в скалах мысли альпинистом.
  
   Тянется на горные вершины,
   По долинам дум едва шагая.
   Хорошо вагонам и машинам -
   Никогда им грустно не бывает.
  
  
  
  
   Мои мальчишки
  
   Растут мальчишки - сбитые коленки
   От манных каш на чистом молоке,
   От школьных парт, где первые оценки,
   До томика в усталом рюкзаке.
  
   А там уже совсем немного -
   И он один от дома вдалеке;
   И первый взгляд, и первая тревога,
   И вот её рука в его руке.
  
  
  
  
   Родена "Вечная весна"
  
   Целовать себя не разрешила
   И сказала мне - не торопись.
   Видно, есть в любви своя вершина,
   Да поди, попробуй, доберись.
  
   Это в юности совсем иначе:
   Очень непосредственно и остро,
   Где и летом, и зимой невзрачной,
   Даже осенью - одни лишь вёсны!
  
   Это в юности прикосновенье,
   Взгляд, движенье - всё волнует!
   Это в юности с благоговеньем
   Покрывают руки поцелуем.
  
   Незаметно старость подберётся,
   Сдавит болью сердце и погасит свечи,
   Пылкость юная покоем обернётся
   И объявит: на пороге вечер.
  
  
  
  
   "Ракета" мчит...
  
   "Ракета" мчит на крыльях брызгов пенных,
   А брызги в бликах солнечного света!
   И берега, склонясь к Днепру почтенно,
   Летят назад со скоростью "Ракеты".
  
   А ветер волосы, рубаху рвёт,
   И сердце снова запах воли знает!
   Так вот, что мне покоя не даёт -
   Всю жизнь мне ветра не хватает!
  
   Пусть дует мне в лицо,
   пусть входит в мою грудь,
   Пусть разум мой пьянит
   и сеет в сердце смуту,
   Я больше ни на миг,
   ни на одну минуту
   Не дам себя покою обмануть.
  
  
  
  
   Памяти отца, погибшего на войне
  
   Я становлюсь похожим на отца.
   Мне кажется, что гибелью своей,
   И мысли, и мечты, черты лица
   Он передал мне через толщу дней.
  
   Я становлюсь похожим на отца.
   И через тридцать лет скитаний и разлук
   Все вспоминаю, вспоминаю без конца
   Далекое тепло отцовских рук.
  
   Он все тогда прекрасно понимал,
   Как ясно вижу я это сейчас!
   С какой печалью он нас обнимал,
   И плакал, плакал, уходя от нас.
  
   И нет покоя мне, и нет мне тишины,
   Когда мальчишек снова ставят в строй,
   Когда опять, как в годы той войны,
   Сгустились тучи третьей мировой.
  
   Я стал давно похожим на отца.
   И пережил его на много лет.
   А дорогие мне черты лица
   Покоит нестареющий портрет.
  
  
  
  
   Ты никогда меня не провожала...
  
   Ты никогда меня не провожала -
   Ни взмаха рук, ни губ, ни глаз.
   Не потому ль, что часто расставалась
   И в грусти расставаний не нуждалась,
   А тут вот проводила. В первый раз.
  
   Пахнуло вдруг так явственно разлукой,
   Враз изменив обыденный вояж,
   Как будто бы глаза твои и руки
   Пошли за мной, как неотступный страж.
  
   Мне так приятно с этим милым стражем,
   Мне некуда и незачем бежать.
   И я прошу: пусть не всегда ну, скажем,
   Хоть иногда, а всё же провожай.
  
  
  
  
   Лыжнёю кажется мне жизнь...
  
   Лыжнёю кажется мне жизнь иногда:
   То камнем вниз, то круто повороты,
   А то подъём длинною на года,
   Где ноги вкровь, и солоно от пота.
  
   А гладкая и ровная лыжня
   Легла в другом лесу.
   Прошла мимо меня.
  
  
  
  
   Я, как корабль с потухшими огнями,
  
   Я, как корабль с потухшими огнями,
   Что распростился навсегда с волнами,
   Ветрами и ревущими штормами,
   Что "пропахал" высокими бортами
   Спокойные и бурные моря,
   Рубил и оставлял на рифах якоря.
  
   Ещё вчера ветра его дубили,
   И штормы свирепеющие выли,
   Но крепкими винты и мачты были.
  
   А ныне - клюзы в рже наполовину,
   И стонут под нагрузкою машины,
   И капитан, не выбривший щетины,
   Поблек, как краб, на форменке его,
   Не разглядит за милю ничего.
  
   Но он не режет пуговиц с бушлата -
   Ещё на мёртвый якорь рановато!
   И он вдохнёт, вдохнёт ещё пассата!
   И, прогремев якорными цепями,
   Он выйдет в море полными парами!
  
   Хоть и стоит пока
   с потухшими огнями...
  
  
  
  
   Нам всем сегодня только 25!
  
   Стихотворение прочитано автором
   в Институте на юбилейном вечере
  
   Мы все родились в Донниичермете
   В прошедшие и давние года.
   Мы все его родители и дети,
   И мы не постареем никогда.
  
   Вы помните, как место выбирали,
   Где Институту предстояло быть?
   Как мы тогда о будущем мечтали...
   Нам никогда об этом не забыть.
  
   А годы шли и мы мужали,
   И в круговерти тем, договоров,
   Смотрите, кандидатами мы стали,
   Иные доросли до докторов.
  
   "Завидую, но этого секрета
   Не открывал пока что никому:
   Я знаю, что растет мальчишка где-то,
   И очень я завидую ему"***.
  
   Он кончит школу, ДПИ иль Дмети,
   А, может быть, и Университет,
   Он к нам придет, и здесь улыбку встретит,
   И будет принят в Донниичермет.
  
   И он ничуть о том не пожалеет -
   Я сам когда-то выбрал этот путь.
   Мои друзья, отметив юбилеи,
   Лишь поседели на висках чуть-чуть...
  
   Мы все родились в Донниичермете,
   И нам нельзя об этом забывать.
   И пусть мы прожили полсотни лет на свете,
   Нам всем сегодня - только Двадцать пять!
  
   ***Строфа, взятая в кавычки, принадлежит
   Евгению Евтушенко.
  
  
  
  
   Cпасибо, Жизнь,...
  
   Cпасибо, Жизнь, что заключила
   Меня в объятия свои.
   Спасибо, Жизнь, что научила
   Любить! И счастье знать в любви!
  
   За то, что в стороны швыряла,
   Пред носом хлопая дверьми,
   И никогда не позволяла
   Пить водку с "нужными" людьми.
  
   Что очень часто был солёным
   И пот, и след из влажных глаз.
   Спасибо, Жизнь, что быть влюбленным
   Ты мне позволила не раз.
  
   Что я, как в детстве, замираю
   При звуке струн и плеске волн,
   Что фальшь, как в детстве, презираю
   И тех, кто с нею обручён
  
   Спасибо, Жизнь, что мне открыла
   Свою красу, взамен забрав,
   И ясность глаз, и сердца силу,
   И некогда беспечный нрав,
  
   Что радость мне дана любая,
   Что крепок я ещё в седле,
   Что ни к чему мне прелесть рая,
   Коль он не здесь, не на Земле.
  
  
  
  
   Песенка про дон Кихота
  
   Купите дон Кихота!
   Он нынче в моде что-то:
   Повсюду продаётся он
   За грош и за пятак.
   То с книгой, то со шпагою,
   То с клячей бедолагою,
   То с грустью, то с отвагою,
   А то и просто так.
  
   Если ты настроен не скептически
   И не раздирает рот зевота,
   То полюбишь милый романтический
   Образ тощего смешного дон Кихота.
  
   Если жизнь почему-то станет адовой,
   Станет сердцу грустно отчего-то,
   Не грусти, почаще лишь поглядывай
   На идальго хитроумного Кихота.
  
   Он научит мерить жизнь рассветами,
   Верить в роскошь милого чудачества.
   Может быть, романтикам поэтому
   Дорог этот старый черт Ламанческий.
  
   Купите ж дон Кихота!
   Он нынче в моде что-то:
   Повсюду продаётся он
   За грош и за пятак.
   То с книгой, то со шпагою,
   То с клячей бедолагою,
   То с грустью, то с отвагою,
   А то и просто так.
  
  
  
  
   Памяти друзей
  
   Уходят ребята, уходят ребята
   Из нашего поколения.
   Уходят, будто идут куда-то,
   Откуда нет возвращения.
  
   Уходят, уходят совсем молодыми,
   Не дотянув до земного срока,
   И навсегда остаются такими,
   Какими ушли с порога.
  
   Уходят, а жизнь продолжает биться
   И к прошлому нет возврата.
   Порою хочется остановиться,
   Вернуться назад, к ребятам.
  
   Они всё поймут, всё поймут - я верю.
   И не осудят строго.
   Ты только плечом привались у двери -
   Они нас ждут. За порогом.
  
  
  
  
   В соборе Домском...
  
   В соборе Домском, в старой Риге
   Сошли с небесной высоты,
   Как со страниц церковной книги,
   Богов обугленных черты.
  
   Здесь появляются виденья
   Ветхозаветных перемен.
   Здесь для души уединенье
   И в звуках слышатся моленья
   Давно восставшие с колен.
  
   Здесь тень Иисуса под сводами
   Витает с тягостных эпох,
   И над притихшими рядами
   Лик с вознесенными перстами,
   И вздох органа -
   Бога вздох.
  
  
  
  
   Давняя мысль...
  
   Давняя мысль в сердце стучится:
   Как же случилось, сиятельный Боже,
   Что так различны наречья и лица,
   Что люди настолько друг с другом несхожи?
  
   Несхожи привычки, традиции, взгляды,
   Несхожи носы и прически несхожи.
   Несхожи мелодии, танцы, обряды,
   Различен цвет глаз и различен цвет кожи.
  
   Различные нации, расы, народы,
   Различные вероисповеданья -
   Как будто животные разной породы
   В хищной жестокости мирозданья.
  
   Но как же различья ничтожны и зыбки!
   Взгляните: у нас то же сердце и лёгкие те же!
   Как всех нас роднит наше чудо - улыбки!
   Как равно детей мы ласкаем и нежим.
  
   Зачем же, о Господи, дал ты до срока
   Нам разум открытий и разум порока?
   Зачем поселил в нас религий различье,
   Податливость силе печатного слова,
   И низость измены, и славы величье -
   Мы к этому вовсе ещё не готовы.
  
   Снести нам не в силах политиков козни
   И жажду военных оружием бряцать.
   Устали мы от нескончаемой розни,
   Устали,
   устали,
   устали
   сражаться.
  
  
  
  
   Прощайте, други,...
  
   Прощайте, други, я уйду из жизни,
   Как уплывают в море пароходы.
   Рукой взмахните, и не надо киснуть
   И вдаль глядеть в непрожитые годы.
  
   Прощайте, други, и не надо спорить
   С седой судьбой, отмерившей нам время.
   Быть может, мы не растворимся в море,
   А прорастём, как брошенное семя.
  
   А может, в стаю чаек превратимся
   И с криком пронесёмся над волнами.
   Но только вот сюда не возвратимся:
   Довольно здесь намыкались мы с вами.
  
   Но ведь не может просто оборваться
   Такая длинная-предлинная дорога,
   В которой столько было, столько может статься,
   Что под конец и впрямь поверишь в Бога.
  
  
  
  
   Запоздалая весна
  
   Я жил весною в Коктебеле,
   Но запоздалая весна
   Холодным ветреным апрелем
   Не пробудила ото сна
   Ни травы, ни деревья в парке,
   И по-февральски холодна
   Была звезда на небе ярком.
  
   И всё же то была Весна!
   И птицы к сроку прилетели,
   И озабоченно галдели,
   Гнездо сплетая у окна.
  
   Конечно, то была Весна!
   Жилось, дышалось по-иному!
   И горы гнали вон из дома,
   И морем жизнь была полна!
  
   О, запоздалая весна!
   Казалось, что не повторится,
   А вот пришла ко мне и длится,
   Несёт, как пенная волна!
  
  
  
  
   О, даты, даты круглые...
  
   О, даты, даты круглые
   И круглые не очень!
   Спешат девчонки смуглые,
   Пророчествуя осень.
  
   Ручьи стремятся вешние,
   Как в те десятилетия,
   Когда ещё мы - прежние
   Не жили полстолетия.
  
   Какой казалась длинною
   Дорога в годы - радости!
   И сказкою былинною
   Была нам жизнь во младости!
  
   Так что ж тужить печалиться,
   Ведь прожили недаром мы!
   Не собираясь стариться,
   Не кажемся мы старыми.
  
   И дети - продолжение
   Поднялись - не заметили,
   И подались в учение,
   В своё двадцатилетие...
  
  
  
  
   О море трудно говорить
  
   О море трудно говорить.
   Писать ещё трудней.
   Любить? Наверное, любить,
   Но только без речей.
  
   Когда ж в конце на Божий суд
   Тебя, как и других,
   Пред Ясны Очи призовут,
   Средь доблестей твоих,
   Стирающих грехи,
   Тебе зачтётся этот стих
   И прочие стихи,
   Где моря шум затих.
  
   Пускай оно в душе таится,
   Волной смывая муть с души,
   Пускай оно ночами снится
   И плещет ласково в тиши.
  
   Пускай глубинной синевою
   Блеснёт в зашторенных глазах
   И просоленою волною
   Проступит на губах.
  
   Храни, храни его в себе.
   И благодарен будь
   Своей изменчивой судьбе,
   Что в море был твой путь.
  
  
  
  
   Сколько стоит радость?
  
   Сколько стоит радость?
   Сколько радость стоит?
   Сколько стоит счастье?
   Цену лишь назначь!
   Сколько заплатить,
   чтоб сердце успокоить?
   Рубль даю за хохот,
   пять рублей за плач!
  
   Сто рублей отдам
   за ветра дуновенье!
   Ну, а Вдохновенье
   можно ли купить?
   Нет, не продаётся, милый,
   Вдохновенье:
   Грусть, Печаль и Радость -
   нужно пережить.
  
   Нужно, чтоб за ворот
   снег летел колючий,
   Чтобы губы милой
   пахли лебедой.
   Хочешь вдохновенья -
   положись на случай,
   Подружись с тревогой,
   породнись с бедой.
  
   Радости захочешь -
   посиди на склоне,
   Прикоснись к берёзе,
   как к щеке щекой,
   Камень придорожный
   обогрей в ладони,
   Поскобли немного -
   он внутри живой.
  
  
  
  
   Ужели старость
  
   "Оставь надежду всяк сюда входящий".
   Богат, иль сир ты, наг или одет,
   Вдохнул ты райский мирр иль ада мрак смердящий -
   Возврата нет,
   возврата нет,
   возврата нет.
  
   А как ты жил распахнуто когда-то,
   Как будто пел! Но век твой миновал.
   Что было "престо", стало "модерато",
   И улыбаться стал, где прежде хохотал.
  
   Ужели старость? Господи, как рано!
   Ведь я не жил ещё - всё только начинал
   Ужель сонаты "скрипка с фортепьяно"
   Две части отыграл и впереди... финал?
  
   Но чуть лишь ночь, в торжественном мажоре
   Из глубины невозвратимых лет
   Звучит хорал, и в этом дивном хоре
   Струится звёзд давно умерших свет.
  
   Зачем же память по ночам тревожит
   Ту жизнь, где острый глаз и безупречный слух,
   Где на щеках натянутая кожа
   И временем ещё не укрощённый дух.
  
  
  
  
   Себе к шестидесятилетию
  
   Какая жизнь промчалась в одночасье?..
   Как маяка на миг блеснувший свет.
   Вместилось всё - и счастье, и несчастье
   В коротенькие шесть десятков лет.
  
   Я жизнь свою люблю со всеми
   злоключеньями,
   Люблю со всем, что было в ней
   и впрямь и набекрень,
   Со всем, что шло по правилам,
   со всеми исключеньями;
   Люблю и очень радостный,
   и очень горький день.
  
   Люблю со всеми бедами,
   со всеми недочётами,
   Со всем, что испытать
   мне в жизни привелось
   Что никогда не нужно было
   славы и почета мне,
   Что вдоволь только друга смех,
   да недругова злость.
  
   Я рад, что часто виделся
   с людьми невероятными,
   Что жил страстями бурными
   ханжам наперекор.
   Что не лились ко мне
   слова лицеприятные,
   Что и теперь таскает жизнь меня
   за вздыбленный вихор.
  
   И если суждено мне помереть,
   заранее
   Судьбу свою благодарю,
   что так я жизнь прожил.
   Жаль мало лишь отпущено
   мне было утра раннего
   И часто, к сожалению,
   мне поздний вечер был,
   Как будто я судьбу свою когда-то
   огорчил...
  
   Услышала судьба и перестала
   Мотать меня в водовороте дней.
   И жизнь моя, качнув бортом устало,
   Ошвартовалась тихо у причала
   И слушает ночами скрип снастей.
  
  
  
  
   Сентиментальный вальс
  
   Посвящается Динночке Елфимовой
   в память о праздновании 35-летия
   окончания института
  
   На полу паркетном в зале танцевальном
   Пара в ритме вальса кружится, смеясь.
   Дама в платье белом, в платье пышном бальном,
   А партнёр изящен, как грузинский князь.
  
   Вальс пьянит им души, вальс глаза туманит,
   И под звуки скрипок годы вспять летят,
   Юностью прошедшей сердце больно ранит,
   И былые грёзы головы кружат.
  
   В сумасшедшем вихре не остановиться:
   Покачнулись стены, пол и потолок...
   Годы пролетели, что ж теперь кружиться,
   Отойдём в сторонку, милый мой дружок.
  
   Поглядим, как юность новая смеётся,
   Как несётся в вальсе, радость не тая.
   Промелькнёт их время, в уголок забьётся,
   Всё опять вернётся на круги своя.
  
   На полу паркетном...
  
  
  
  
   Оркестр
  
   Льются странные звуки
   настройки оркестра:
   Альт и арфа, корнет и кларнет,
   и гобой.
   И сдвигается мир, уступающий место
   Миру грёз, освященных самою судьбой.
  
   Льются звуки, движенью маэстро
   подвластные:
   Альт и арфа, и скрипка,
   и Гендель, и Бах.
   И являются силы, доселе неясные,
   и душа улетает на белых крылах,
  
   Льются звуки, дыханием неба гонимые,
   И плывут, как в тумане плывут корабли.
   А за ними виденья живые и зримые,
   Как волшебная сказка,
   что от жизни вдали.
  
   Но кончается бал ораторий и месс.
   И усталый оркестр смычок опустил.
   Не спеши, не спеши опускаться с небес,
   Где, хоть краткое время,
   ты только и жил.
  
  
  
  
   Профессия - актер
  
   "Когда строку диктует чувство,
   Оно на сцену шлёт раба.
   И тут кончается искусство
   И дышит почва и судьба".
   Б. Пастернак
  
   Какие тайны мирозданья
   Вложил кудесник в этот стих.
   Какие залежи сознанья
   Он поднял на плечах своих!
  
   Чего раба? Раба кого?
   Немилосердного владыки,
   Чьи многочисленные лики
   Мир заслонили от него?!
  
   Или толпы, чей грозный рёв
   Немилосердно лезет в уши.
   И, как подушкой, мерзко душит
   Ниспровергателя основ.
  
   А, может быть, всё много проще,
   И раб он самого себя?
   И всякий раз, в себе губя
   То, что в душе невольно ропщет,
  
   Он тайной думою томим
   О дне, который в эти лета
   Судьба пошлёт ему за это,
   И он, создателем храним,
  
   Взойдёт однажды на подмостки,
   Свободный от себя и всех!
   И в платье, где цветы и блестки,
   Придет неслыханный успех,
  
   Он в этот миг любую цену
   Готов за это заплатить,
   Чтобы однажды встав на сцену
   С неё до смерти не сходить...
  
   Но для того, чтоб задышала
   Под ним и почва и судьба,
   Он должен с самого начала
   В себе самом убить раба!
  
   И тут, доверяясь небесам,
   Ступить, как к пропасти, на сцену,
   И беспощадному рентгену -
   Подставить грудь прожекторам!
  
  
  
  
   Когда, как цирковая лошадь...
  
   Когда, как цирковая лошадь
   В нарядной шелковой попоне,
   Под звуки плещущих ладошек
   И марш-галоп на саксофоне
  
   Ты скачешь, мчишься круг за кругом,
   Грызя мундштук, роняя пену,
   И акробаты друг за другом
   То на хребет, то -- на арену.
  
   Когда никак не отвернуться:
   Узда пристёгнута к подпруге;
   И не уйти, не увернуться -
   Ты скачешь, скачешь в тесном круге.
  
   Тогда одно лишь остаётся:
   Бежать, бежать, пригнувши шею.
   И знать, что мимо жизнь несётся,
   Пока ты на скаку стареешь.
  
   А сверху, сбоку, отовсюду
   Прожектора и лица, лица!
   Я не хочу скакать, не буду!
   Но я приговорён носиться!
  
   Мне кажется, меня взнуздали,
   Когда я лишь хотел родиться.
   И били, щёлкали, свистали,
   Чтоб я не мог остановиться.
  
   И время стрелками по кругу
   бежит со мной, не отставая ,
   Мы приспособились друг к другу,
   И так друг друга понимаем.
  
   Но вот открыт форганг с арены.
   Открыт в последний раз. Навечно.
   А время путь обыкновенный
   Всё продолжает. В бесконечность.
  
  
  
  
   Я безнадежно старомоден
  
   Я старомоден, как ботфорт
   на палубе ракетоносца...
   Григорий Поженян
  
   Я безнадежно старомоден.
   Век двадцатый остановил мое движенье
   к вершинам восприятия искусства.
   Прокофьев, Шнитке, даже Шостакович
   мне стали непонятны, как Малевич
   с его квадратом, треугольником и кругом.
  
   Поклонник старых мастеров,
   я никогда уже не перестану
   искать усладу в Моцарте и Глинке,
   искать спасенья в Пушкине и Фете.
   Крамской и Ренуар, и Репин
   моей душой владеют безраздельно,
   как, сердца моего не задевая,
   мне радость неизменно доставляют
   полотна импрессионистов.
  
   Но если в музыке не слышу я мелодий,
   но если нет гармонии в полотнах,
   я глух и слеп. Искусство не волнует.
   И я, ничуть досады не изведав,
   иду спокойно в прошлые столетья,
   осознавая, как я старомоден.
  
  
  
  
   День Победы
  
   Посвящается Авраму Захаровичу Сокольскому,
   моему отцу и всем погибшим и уцелевшим
   в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 годов
  
   Мы возвратились с той большой войны.
   Детей родили. Те родили внуков.
   Война ушла в стихи, рассказы, сны
   И стала достоянием науки.
  
   Мы пережили страшную войну.
   Нас не сожгли в печах, не расстреляли в гетто,
   Не превратили в адовом плену
   В затравленных рабов, похожих на скелеты.
  
   В кошмарной уцелели мы войне,
   Где жизнь солдата стоит меньше скатки!
   И маршал - в орденах и на коне -
   Скакал по трупам, а не по брусчатке
  
   И мы поднимем полные стаканы
   За тех, кто не вернулся с той большой войны.
   Вернувшиеся ветераны,
   Мы с ними перед совестью равны.
  
  
  
  
   Талисман
   "Храни меня, мой талисман..."
   А.С.Пушкин
  
   Храни меня, мой талисман.
   От бед, несчастий и недугов,
   От тяжких дум, от смерти друга,
   От горя и душевных ран
   Храни меня, мой талисман.
  
   Храни меня, мой талисман.
   От липкой лести и обмана,
   И от тщеславия дурмана,
   Коль буду я от славы пьян,
   Храни меня, мой талисман.
  
   Храни меня, мой талисман.
   От искушений и соблазнов,
   От неги и от жизни праздной,
   От сытой тяги на диван
   Храни меня, мой талисман.
  
   Храни меня, мой талисман!
   И пусть любовь моя и мука
   Хранит детей моих и внуков
   От бед, идущих на таран!
   Храни их, верный талисман!
  
  
  
  
   Не нужно мысли торопить
  
   Не нужно мысли торопить.
   Пускай текут неторопливо.
   Настает время, молчаливо
   Их блеск сумеешь ощутить.
   Не нужно мысли торопить.
  
   Слова не нужно торопить.
   Пускай звучат несуетливо.
   Не громогласно, не кичливо
   Давайте их произносить.
   Слова не нужно торопить.
  
   Не нужно чувства торопить.
   Пускай проявятся нелживо,
   Тогда, наверное, счастливо
   Сумеем нашу жизнь прожить.
   Не нужно чувства торопить.
  
   Не нужно время торопить.
   Оно, как рок, неумолимо
   Идёт сквозь нашу жизнь незримо,
   Судьбы разматывая нить.
   Не нужно время торопить.
  
   Не нужно жизнь торопить
   Сама закончится когда-то.
   Как день с восхода до заката
   Ее нам суждено прожить.
   Не нужно жизнь торопить.
  
  
  
  
   Влюбленных шопот к уху прислони...
  
   "И море, и Гомер
   - всё движется Любовью."
   Осип Мандельштам
  
   Влюбленных шепот к уху прислони -
   Он будто волны в тихий час прибоя,
   О чём-то очень странном меж собою
   Бессвязно в пене шепчутся они...
  
   Язык их странен, а покой обманчив;
   Лишь только страсть своим огнём дохнёт,
   Восстанут волны, как быки на ранчо,
   Их страшный рокот слух твой обожжет!
  
   И сколько б ни прошло веков, тысячелетий,
   Пока жива любовь, её живой прибой
   Из трёх коротких слов и глупых междометий
   Сроднит, соединит влюбленных меж собой!
  
  
  
  
   Гимн бессоннице
  
   Люблю бессонницу! Бессонными ночами
   Бывает на боку, а чаще - на спине
   Подолгу я лежу с закрытыми глазами,
   Не то я наяву, не то живу во сне...
  
   Вот я красив, и ловок, и удачлив,
   А вот лечу на взмыленном коне!
   Я - на войне! И я от боя счастлив!
   Но бьюсь не наяву, но вроде не во сне...
  
   Я - акробат! На крохотном батуте
   Скачу, как мячик, с небом наравне!
   И океан гигантской каплей ртути
   Сверкает подо мной в каком-то полусне.
  
   А вот могуч, широкоплеч и статен!
   Улыбки все и взоры все - ко мне!
   Я нравлюсь всем! Но вот, замечу кстати:
   Не то, чтоб наяву, но всё ж и не во сне.
  
   А вот влюблен я и в ответ обласкан,
   Плыву куда-то на морской волне!..
   Живу, как в доброй детской сказке,
   Нет-нет, не наяву, на этот раз во сне.
  
   И я судьбе сердечно благодарен
   За дар любить, но ясно не вполне,
   Как существуют в этом дивном даре
   Мечты не наяву и грёзы не во сне?
  
  
  
  
   У крымских вод струится тишина
  
   У крымских вод струится тишина.
   Ее ничто нарушить не посмеет,
   И лишь тихонько чуткий слух лелеет
   Морская, говорливая волна.
  
   О, прелесть неразгаданных мгновений!
   Как мёд густой неспешно мысль течёт,
   И всё во мне волнуется, живёт
   В каком-то зыбком мире ощущений.
  
   В том мире спутались начала и концы,
   Исчезли очертания и краски,
   И лишь, закутавшись в плащи и полумаски,
   Летят созвездий тайные гонцы.
  
   Не прекращайся, ночи волшебство,
   Пускай продлится чудо тихих бдений!
   И, ощущая с звёздами родство,
   Я вновь забудусь в мире ощущений...
  
   Когда со мною шепчется волна
   У новых берегов далёкой части света,
   Мне вспоминается задумчивое лето
   И крымских вод родная тишина...
  
  
  
  
   Гимн гитаре
  
   О, друг Гитара, сердце чаруя,
   Ты не исчезнешь в веках грядущих,
   Как давний предок - седая лютня,
   Что, став тобою, почила в бозе.
  
   И электронов холодный ветер
   Не охладит колорит горячий
   Шести сосудов с живою кровью,
   В себе несущих сердечный пламень.
  
   Тебе дано в тишине созвездий
   Пересказать глубину раздумий
   И чувств сокрытых немую прелесть,
   И жар души, обращенной к людям.
  
   Тебе дано полнозвучней лиры
   Вести рассказ о веках минувших,
   О тех, кто пел, наслаждаясь жизнью,
   И песнь свою нам в тебе оставил.
  
   Лишь ты, Гитара, дрожащей декой
   Биенье сердца так чутко слышишь
   И звуком нежным поющей ели
   Любовной лаской мир наполняешь.
  
   В тебе сокрыты и пенье скрипки,
   Контральто страстной виолончели,
   И прелесть трелей фортепиано.
   Живи, Гитара, души бродяжьей
   Надежный кров средь житейской бури,
   Дари в тревоге живущему сердцу
   Покой и робкую в счастье веру.
  
  
  
  
   Болезнь не щадит ...
  
   Болезнь не щадит ни бедных ни богатых.
   Бессильны здесь и слава, и старинный род,
   Равно подвержены врачи и бюрократы,
   Наследный принц, красавец и урод.
  
   Питайся хоть икрой, хоть только кашей манной,
   пей только молоко, а коньяку не пей,
   Ходи ты лишь в музей, а не по ресторанам,
   И в церкви всем святым поставь по сто свечей.
  
   Хоть пой одни псалмы, не трогай детективов.
   Они куда вредней, чем на ночь съесть бифштекс,
   А, чтобы безусловно, быть всегда счастливым,
   Совсем забудь про спорт, не вспоминай про секс...
  
   Не езди на метро - оно вредит здоровью.
   Коль хочешь быть здоров, ходи всегда пешком,
   Газеты не читай - сплошное пустословье,
   И женщин избегай, живи холостяком.
  
   Хоть, пусть тебя здоровым в госпиталь положат -
   От собственной судьбы никак ты не уйдёшь!
   Поэтому живи, как хочешь и как можешь!
   И сколько суждено, безбедно проживёшь.
  
  
  
  
   Весна в Нью-Йорке
  
   Опять весна вернулась в этот город
   И распустила листья на ветвях,
   И прошлых распрей ненавистный ворох
   Пропал куда-то, обратившись в прах
  
   Весна, Весна! Какое время года!
   Прохладный ветер на сухих губах,
   И к жизни пробужденная Природа
   Играет свежей зеленью в садах.
  
   И синь небес, нимало не смущаясь,
   Покоится на белых облаках,
   А облака разнежились, качаясь,
   На океанских медленных волнах.
  
   Весна! Кричат над морем чайки,
   Стрелой -- к воде на сомкнутых крылах,
   И на карнизе голубь без утайки
   Зовёт голубку - старый вертопрах.
  
   Весенний дождик мокрою ладошкой
   Оставил метки на моих плечах,
   Взъерошил волосы, побыл немножко
   И испарился в солнечных лучах.
  
   И мне весной ночами плохо спится,
   Стучится кровь в прожилках на висках.
   Я вновь живу, пусть это только снится:
   Весной живём мы даже в наших снах.
  
  
  
  
   Метро в Нью-Йорке
  
   Пассажиры, пассажиры
   На скамье сабвея
   Собрались со всего мира,
   Облик свой лелея.
  
   Вот индус в чалме цветастой,
   В сари индианка,
   Житель Африки мордастый,
   Рядом с ним испанка.
  
   Мирно спит островитянин,
   Чёрный, словно галка,
   А напротив египтянин,
   Высохший, как палка.
  
   Вон прелестная мулатка
   В юбке ультра-мини:
   Ноги стройны, кожа гладка,
   Ногти ярко-сини.
  
   Два китайца с китаянкой
   Весело лопочут,
   Итальянец с итальянкой
   Спорят, что есть мочи...
  
   Молодые шалопаи
   В кольцах и наколках.
   Толь смеются, толь икают,
   Толь живут без толка.
  
   Кипа, взгляд подслеповатый,
   Бороды не брея,
   Летом в пиджаках на вате
   Едут два еврея...
  
   И никто им не укажет,
   Что одет не модно.
   Белый, желтый, вовсе сажа,
   Носят что угодно!
  
   В обиходе сто наречий,
   Милых от рожденья,
   Но английский стал навечно
   Языком общенья.
  
   И акцент их узнавая,
   Всех без исключенья,
   Всех охотно понимают,
   Всех охотно принимают
   В торжество общенья!
  
  
  
   50-летию потока
  
   Приветствую тебя, поток сорок девятый!
   Как веха в нашу жизнь вошел ты навсегда,
   С тобой соразмеряли мы все наши дни и даты,
   И вот уже к семидесяти стремглав летят года...
  
   Как замечательно, что это было,
   Что ты была, студенчества пора!
   Так много ты в себя прекрасного вместила,
   Полсотни лет прошло, а будто бы - вчера...
  
   Полсотни лет! И вот при дружной встрече
   Как многих ты, Поток, сейчас не досчитал:
   "Иных уж вовсе нет, а многие далече",
   Как мудрый Сади некогда сказал.
  
   Полсотни лет, а было всем по двадцать...
   Так стоит ли гадать, сколь долог человек!
   Мы молоды ещё! И если постараться,
   Под семьдесят шагнем мы в двадцать первый век!
  
   Что семьдесят? - пора расцвета иль упадка?
   Несбывшихся надежд, достигнутых вершин!
   Иль сонм воспоминаний, от которых сладко?
   Иль сеточка бедой наброшенных морщин?..
  
   А может, это мудрость, что пришла так поздно,
   Собою заменив мальчишескую дурь,
   Иль старость, наползающая грозно,
   Чтоб заглушить остаток прежних бурь?..
  
   Но верить хочется, хоть это невозможно,
   Что порох есть еще в глубоких погребах,
   Что мы еще живем, что все не безнадежно,
   Что не угас огонь ещё в слабеющих сердцах,
  
   Что мы ещё нужны. Не детям. Может, внукам,
   Что есть, кому багаж огромный передать.
   Поэтому не стоит предаваться мукам,
   Смотреть с тоскою вдаль, до срока умирать...
  
   Пусть каждый день грядёт, как жизни откровенье,
   Пусть шутка, как и встарь, рождает дружный смех,
   Мы молоды ещё! Отбросьте все сомненья,
   Годны - не по годам - для всех земных утех!
  
  
  
  
   Живешь, как будто в зале ожиданья...
  
   Живешь, как будто в зале ожиданья,
   То ждёшь рассвета, то исхода дня,
   То вдохновения, как первого свиданья,
   Себя за лень душевную кляня.
  
   Ждёшь доброй вести, взгляда, приговора,
   У светофора ждёшь зеленый глаз,
   Ждёшь, что мечты осуществятся скоро,
   И чья-то благодать слегка коснётся нас.
  
   Ждёшь летнего дождя, как духа очищенья,
   Покоя ждешь на самом склоне дней,
   Морской волны к плечу прикосновенья
   И просто -- добрых слов от выросших детей...
  
   Всё ждёшь и ждёшь, когда ж такое будет,
   Что ссоры позабыв и став на миг добрей,
   Всю злобу от себя к чертям отправят люди!
   И станут хоть на миг похожи на людей...
  
   Нас годы жрут, как жадные пираньи,
   Остаток сил съедая день за днём,
   И мы живем, как в зале ожиданья,
   А скорый поезд-жизнь мелькает за окном.
  
  
  
  
   Мне никогда не стать американцем
  
   Мне никогда не стать американцем.
   Пускай я сносно выучу язык,
   Пусть обучусь их музыке и танцам
   И прочитаю сто английских книг...
  
   Мне никогда не стать американцем.
   Пусть к их еде привыкну и питью,
   Пусть даже сдам экзамен на гражданство
   И проскочу отлично интервью.
  
   Мне никогда не стать американцем.
   Я к той стране навеки пригвожден.
   И навсегда останусь иностранцем
   Для тех, кто здесь, в Америке рождён.
  
   И сколько мне ещё прожить дано
   Я думать так уже не перестану.
   Я сколько б ни старался, всё равно,
   Американцем никогда не стану!
  
  
  
  
   Кем нужно было мне родиться?
  
   Кем нужно было мне родиться?
   Врачом, пилотом, маляром?
   А, может, день и ночь молиться,
   Главу склонив пред алтарём?
  
   Или, макая кисти в краски,
   Перенести на холст весь мир?
   Или, как в старой взрослой сказке,
   Найти бессмертья эликсир?
  
   Или, смычком исторгнув звуки
   Из нерасплесканной тиши,
   Взывать то радости, то муки
   Из человеческой души?
  
   А, может быть, на свете этом
   В бесплодных поисках пути
   Мне б нужно было стать поэтом,
   Чтобы излитым сердца светом
   Кого-то от тоски спасти.
  
  
  
  
   Я строил себя...
  
   Я строил себя постепенно и прочно,
   Как храмы возводят и строят суда.
   Учился всю жизнь то заочно, то очно
   И не был доволен собой никогда.
  
   И тратил себя безоглядно и щедро:
   Эмоций не мерил и чувств не таил -
   Так терпкая хвоя душистого кедра
   У комля собой выстилает настил.
  
   Я знаю души непокорной смятенье,
   Со страхом и риском я с детства знаком,
   Мне ведом и сладостный миг вдохновенья,
   И к горлу поднявшийся горестный ком.
  
   Кураж мне знаком, от азарта пьянея
   Пускался и в дело, и в яростный спор,
   Набил синяков, но о том не жалею,
   Хоть память о них сохранил до сих пор.
  
   И выросли дети, и тянутся внуки,
   И есть кому всё, что скопил, передать,
   Ещё не ослабли ни плечи, ни руки.
   И в сивых кудрях ещё черная прядь!
  
  
  
  
   Тишина
  
   Тишина - это лучшее,
   из того, что слышал.
   Борис Пастернак
  
   Какое это благо - тишина!
   Осенний ветерок едва-едва колышет
   Сухую ветку прямо у окна,
   И чуткий слух ее качанье слышит.
  
   Когда ночная мгла поглотит все
   Дневные звуки на своем пороге,
   Я слышу как предутренний рассвет
   Крадется тихо по ночной дороге.
  
   И только рокот медленной волны
   Мне мил. Лишь он один покоя не нарушит.
   Лишь он один в безмолвьи тишины
   Врачует мою раненную душу.
  
   Она больна, больна. И эта боль
   Пока еще не каждому видна.
   И я твержу - как будто в этом соль -
   Какое это благо - тишина...
  
  
  
  
   Душа, духовность...
  
   Душа, духовность, одухотворенность.
   Как много здесь таинственного смысла!
   Неукротимая, как время, устремленность
   К вершинам всеохватной мысли.
  
   Непрекращающийся, радостный полет
   Над суетой, над неустройством быта,
   Туда, где в муках творчество живет,
   Где тайна вдохновения сокрыта.
  
   Как сладко пребыванье там,
   Где сам ты - плод воображенья!
   Где самым дерзким мыслям и мечтам
   Всегда найдется способ воплощенья.
  
   Тебе предложат масло, холст и кисти,
   И тыщи слов, отчетливей стаккато,
   Ценней, чем лот с аукциона Кристи,
   Как россыпь бриллиантов в три карата.
  
   И звуки, что звучнее водопада,
   Разливчатее трели соловьиной -
   Бери, дерзай! И, как награда,
   Нахлынет вдохновение лавиной!
  
   Как замечательно! Но только возвращаться
   Тебе придется. Здесь твоя обитель.
   И снова в быт, как в бездну, погружаться.
   Ты не небес, ты преисподней житель.
  
   Но в час, когда мучительно скудеет
   Душа, и по ночам стенает исступленно,
   Духовность смрад болотный одолеет,
   И встанет одухотворенность непреклонно.
  
  
  
  
   Антракт
  
   Теперь, когда кончается антракт
   Аккордами мелодии старинной,
   И третий акт пойдет, последний акт,
   Не стой в проходе с потускневшей миной.
  
   Садись в отведенное кресло поскорей,
   Устраивайся в кресле поудобней,
   И наслаждайся жизнею своей,
   Как будто жизнь кончается сегодня.
  
  
  
  
   Чужие стихи
  
   Чужие стихи читаю,
   Стихосложенье любя,
   И собственные слагаю,
   Сонмища слов теребя.
  
   Чужие стихи читая,
   Пофантазирую всласть,
   И мысль совсем простая
   Явится, не спросясь.
  
   Откуда она явилась?
   Может, порой ночной
   Мне невзначай приснилась
   И унесла покой.
  
   А, может быть в споре буйном
   Неслышно вошла в мой дом
   Невидимая колдунья
   И принесла тайком?
  
   Но нет, я слукавил, видно,
   И главного не сказал,
   Хоть это признать обидно,
   Чужие стихи читал...
  
  
  
  
   В огромной армии поэтов...
  
   В огромной армии поэтов
   Есть свой солдат и генерал,
   Есть свой полковник и капрал,
   Свои майоры и сержанты,
   Ефрейторы и лейтенанты,
   Гардемарины и кадеты,
   И просто так - поэты.
  
   Но в этой армии огромной
   Я труженик вольнонаемный.
   Не за чины и эполеты,
   Не за награды и портреты.
   А только за живое слово,
   Которое свежо и ново,
   Что душу чью-нибудь согрело
   Хотя б на маленькую малость.
   И в той душе навек осталось.
  
  
  
  
   Всего мне больше хочется...
  
   Всего мне больше хочется
   Душевного покоя,
   Застывшей страсти зодчества,
   Полуденного зноя,
   Заплесневелой прелести
   Заросшего пруда
   И прошлогодней прелости
   Грачиного гнезда,
   И неба предрассветного
   В заплатах облаков,
   И языка заветного
   Живых, нестертых слов,
   И марева душистого
   Степного травостоя,
   В лесу заката мглистого,
   Душевного покоя.
  
  
  
  
   Я воду сызмальства люблю...
  
   Я воду сызмальства люблю.
   В застенках тонкого стакана,
   Или в просторах океана,
   Или в колодце утром рано,
   Или тугой струей из крана
   Губами жадными ловлю -
   Я воду сызмальства люблю.
  
   Я воду сызмальства люблю.
   Когда она по горным склонам
   Из ледникового полона,
   Как меч горда и непреклонна,
   Нисходит в солнечное лоно,
   Доверясь горному ручью.
   Я воду сызмальства люблю.
  
   Я воду сызмальства люблю,
   Когда осенними дождями,
   Прохладно-чистыми струями
   Она летит к оконной раме,
   И мы тогда не знаем сами,
   Как выразить любовь свою.
   Я воду сызмальства люблю.
  
   Я воду сызмальства люблю
   В потоках грозных водопада,
   Или зимою в виде града,
   Или - для лыжников отрада -
   Сверкает после снегопада,
   Надеясь на любовь мою.
   Я воду сызмальства люблю.
  
   Я море сызмальства люблю!
   Когда корабль, с волнами споря,
   Форштевнем чешет спину моря,
   Или, волнам гигантским вторя,
   Он гибнет в бешеном просторе
   И нет спасенья кораблю.
   Я море сызмальства люблю.
  
   Я море сызмальства люблю.
   Когда плечом волны касаясь,
   И слиться с ней порой стараясь,
   В просторе пенном растворяюсь
   И тот простор безбрежный пью -
   Я море сызмальства люблю!
  
  
  
  
   Остров в океане
  
   Есть остров в Океании. Он населен деревьями
   И травами душистыми, и всяческим зверьем,
   И птицами горластыми с раскрашенными перьями
   А солнце на ночь прячется за синий окаем.
  
   Здесь пищи всем достаточно плодами и кореньями,
   А воду звери мирные берут из чистых рек,
   Но не было здесь отроду до сих венца творения,
   Здесь не ступал пока еще один лишь человек.
  
   Так шли года неспешные. Прошелестев столетьями,
   Жил островок затерянный в соцветии ветров.
   Здесь холодов не ведали, все дни здесь были летними,
   Как никогда здесь не было больных и докторов.
  
   Но вот однажды раннею порою предрассветною,
   С лучами солнца первыми на девственном песке,
   Очнулись, будто силою какой-то неприметною
   Два существа заброшенные в дальнем далеке.
  
   Он был мужчина в возрасте, украшенный сединками,
   Глаза, как море, синие и дума на челе.
   Она - годами юная, прелестная блондинка,
   Каких не часто встретишь ты средь женщин на земле.
  
   Обоих жизнь не гладила. Ночами одинокими
   Они не раз, наверное, молили об одном,
   Чтоб где-нибудь, когда-нибудь, не ограничив сроками
   Им встретился единственный на шарике земном.
  
   Они дивились острова красами несравненными:
   Она на бреге западном, он обживал Восток.
   Им было замечательно! Но будем откровенными -
   Не будет счастлив человек, пока он одинок.
  
   Тянулись годы долгие в слепом уединении,
   А их пути на острове ни разу не сошлись,
   Но - то ли по случайности, а, может, провидение -
   Они однажды встретились в лесу с названьем "Жизнь".
  
   Они друг друга тотчас же узнали! Без сомнения
   Они такими виделись и грезились себе.
   И факт их неизбежного, как вздох, соединения
   Угоден был всевидящей, всезнающей Судьбе.
  
   Он щеголял небритою щетиной многолетнею,
   Она - с цветком магнолии в роскошных волосах,
   Но сколько ни старайтесь вы, нарядней и приметнее,
   Влюбленнее и трепетней не сыщите в веках!
  
   Прелестны были в юности Монтекки с Капулеттями!
   Их страсть была естественной в их юные года.
   И, не дожив до старости, не знав ее отметины,
   Они остались юными в объятьях навсегда.
  
   Совсем другое значится, совсем другое помнится
   Для тех, кто знал жестокие и злые времена,
   Кто выжил в одиночестве, и горем этим полнится,
   И для кого безлюбие страшнее, чем война!
  
   Когда душа исполнена любви великой жаждою,
   Она невольно тянется не к тем, кто недурен,
   А к тем, кто каждой жилочкой минутой жизни каждою
   Себя несчастным чувствует, когда он не влюблен!
  
   И, может, будут счастливы они назло пророчествам,
   Друг друга отыскавшие на торжище людском.
   По крайней мере, этого мне очень сильно хочется!
   Пусть будут они счастливы на острове своем.
  
  
  
  
   Наваждение
  
   Я снова в стареньком порту...
   Рейс отложили. Засыпаю.
   Мне кажется, что в пустоту
   Я уношусь и пропадаю.
  
   Мне чудится тропа, и дом
   В обоях из земной печали.
   Он мне знаком. Когда-то в нем
   Меня любовь и нежность ждали.
  
   И мнится мне, что я опять
   Вернулся с нею в эти стены.
   И снова в сердце благодать,
   И мир исчез, лишь мы нетленны.
  
   Я вижу тусклый свет лампад,
   Иконный лик, и лик любимой,
   И взгляд - зовущий, жадный взгляд!
   Но я лечу все дальше, мимо...
  
   Мне не вернуться в этот дом.
   Он опустел, и стены мертвы.
   Хоть все благопристойно в нем -
   Уютно. И паркет натертый.
  
  
  
  
   Не спеши
  
   "Пускай же все пройдет неспешно..."
   Александр Блок
  
   Теряя почву под ногами
   В минуты жизненных тревог,
   С надеждой тайной и мольбами
   Глядим мы в темный неба свод.
  
   Чего мы ждем, от этой дали,
   Непостижимой глубины?
   Не избавленья ль от печали,
   Не возвращенья ль в наши сны?!
  
   Но что за глупое желанье
   Прожить без боли и тревог,
   Без неустройства и страданий,
   Без трудно пройденных дорог.
  
   Пускай же все пройдет неспешно.
   Как точно выразил поэт!
   Печаль, как время, быстротечна.
   А что вослед? Ну, что вослед?
  
   Какое нам грядет терпенье?
   А может, счастья новый взлет?
   Какое новое творенье?
   А может, новый груз невзгод?
  
   И кто там после разберет -
   Что было славно, что потешно,
   Что шло нормально, что вразброд...
   Пускай же все пройдет неспешно.
  
  
  
  
   Дружба
  
   На чем покоится душа?
   На сказке в поздний час,
   Когда ребенок, чуть дыша,
   Твой слушает рассказ.
  
   На ласке маминой, когда
   В вечерней тишине
   Тревожно сердцу иногда
   При блещущей луне.
  
   На дружбе яростной потом,
   Когда взрослеть начнешь,
   Охотно растворишься в нем,
   И в друге заживешь.
  
   Но испытанье дружбе есть,
   Когда в твоей судьбе
   От Бога, как благая весть,
   Любовь придет к тебе.
  
   Она отнимет у тебя
   Привычки жизни всей,
   Но только бы она, любя,
   Не отняла друзей...
  
  
  
   Читая библию
  
   Мы биографию себе не выбираем.
   Она случается, как стихотворный слог.
   Потом кончается. Конечно, лучше б раем,
   Но где нам быть, решает только Бог.
  
   Когда родиться, у кого родиться,
   Какую выбрать из путей-дорог?
   Не мучайся, не стоит суетиться -
   Все знает о тебе один лишь только Бог!
  
   Все едут, едут, а зачем, не знают.
   Спешат скорее за родной порог.
   И утешаются: да, знать, судьба такая.
   Не ведая, что так придумал Бог.
  
   Так, кто же Он?! Какое провиденье
   Дано ему, что нами правит Он?
   И, если любит, мрак уничтоженья
   Детей своих, зачем бесовству разрешен?!
  
   И что молиться, ежели веками
   Он, видя все, не защищает нас!
   А, может быть, мы виноваты сами,
   И смертный час - лишь искупленья час
  
   За все грехи, что со времен рожденья
   Творим, в душе не ведая тревог.
   И молимся, прося о снисхожденьи.
   И верим, что его доставит Бог.
  
   И в том находим для души спасенье.
  
  
  
  
   Прощание
  
   Невыносимо расставаться
   Под монотонный перестук.
   И на перроне оставаться -
   Извечной паперти разлук.
  
   Еще ужасней расставаться,
   Когда кладбищенский мороз
   Уносит в звездное пространство
   Комок из радостей и слез.
  
   Но есть иные расставанья.
   Они, как тысячи разлук,
   Где ни минут, ни расстояний,
   Ни взмаха загрустивших рук.
  
   Была судьба на перевале.
   И, чтоб осилить перевал,
   В каком-то истовом запале
   Я снимки, что в шкафу лежали,
   И пачки писем в клочья рвал.
  
   Смешались платья, волны, лица,
   Дома, носы, зубов оскал,
   Я рвал! Не мог остановиться,
   И плакал, будто душу рвал.
  
   Я с прошлой жизнью расставался,
   Все в клочья - кроны, города,
   Все, что любил, чем восхищался,
   С чем расставался. Навсегда!
  
   Прощайте веси, что когда-то
   Мне домом были невзначай.
   Прощайте, лица, судьбы, даты,
   Родные, милые пенаты,
   Вся жизнь прошлая - прощай.
  
  
  
  
   Кому писать стихи
  
   Кому писать стихи, о ком слагать сонеты,
   Какие оживлять надежды и мечты,
   Каким вопросам отыскать ответы,
   Чьи в строчках сохранить заветные черты?
  
   Какие, размышляя, разрешить проблемы,
   Какие описать природы чудеса,
   Поднять какие непростые темы,
   Каких пророков слушать голоса?
  
   Не надо мучаться, обсасывая пальцы,
   Придумывать не нужно ничего.
   Мечтай, смотри, живи, не бойся ошибаться,
   Копи в душе своей то, что милей всего...
  
   Растрачивай себя, не экономь эмоций,
   Дружи, люби друзей наотмашь, без препон!
   А срок придет и встретить смерть придется,
   Не спорь, ты жил не зря, когда был в жизнь влюблен!
  
  
  
  
   Завещание
  
   Когда умру, когда меня не станет,
   Земле не торопитесь предавать
   Мой хладный труп. Об этом я заране
   Прошу вас, чтобы после не гадать,
  
   Какой обряд избрать для погребенья:
   С молебном ли, с оркестром провожать
   В последний путь. А может, песнопенья
   Вернут душе усопшей благодать?
  
   Или в торжественной гражданской панихиде
   Всем рассказать, что этот милый труп
   При жизни фальшь смертельно ненавидел
   И, в общем, был нескучен и неглуп.
  
   И что он жизнь любил сильнее жизни!
   Был выпить не дурак и море обожал!
   И если б с нами он сидел на этой тризне,
   Со всеми вместе песни б пел и жрал!
  
   А может лучше вовсе без обряда?
   Без громких отпеваний и речей?
   Ни памятников, ни могил не надо,
   Ни в плошках оплывающих свечей!
  
   Я вас прошу: велите в пепел серый
   В печи мои останки превратить.
   И тем земную оборвать карьеру
   И с миром оборвать живую нить.
  
   А после (это тоже важно очень!)
   Над милым морем пепел разбросайте,
   И ясным днём иль непроглядной ночью
   Седой волне мой пламень передайте.
  
   А я останусь на Земле нетленным
   Не камнем над могилой, не плитой,
   А в памяти у тех, с кем сокровенно
   Делил и хлеб, и дух смятенный свой.
  
   Я не хочу ни стел, ни пьедестала,
   Ни пышного обряда погребенья
   Я не хочу, чтобы моя могила стала
   Ни местом скорби, ни страной забвенья.
  
  
  
  
   Любовь, как море
  
   Когда любовь, как море, заливает
   Седой души окаменелый грот,
   Меня волна на гребень поднимает,
   И в край чудесный, в молодость несет.
  
   Там все другое, все совсем иначе -
   Любви тревоги, пламень и азарт,
   И счет потерям все еще не начат,
   И круглый год волшебный месяц март!
  
   И я всегда оттуда возвращаюсь
   Помолодевшим на десятки лет,
   И скрыть от окружающих стараюсь
   Из глаз любви непобедимый свет.
  
   Он для тебя лишь только предназначен,
   Тебе одной любовь моя дана!
   И ничего поэтому не значат
   Года, морщины, боль и седина.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"