Дома-бункеры таят в себе самые неожиданные сюрпризы. Кроме горючих остатков мебели изредка попадаются консервы и водяные фильтры. На покойников натыкались первые года два, пока их вконец не обглодали крысы, расплодившиеся в то время в неимоверном количестве. Трупоеды доели остальное. Первое время страшновато было по подвалам да по подземным переходам лазить, но потом привыкла. Маленькая и гибкая, я легко пролезала через вентиляционную шахту в бомбоубежище или подвал. Бывало, залезу, а там толпа стоит, и кажется, что одежда шевелится, а то крысы ползали. За десять лет такие ужасы стали редкостью. Мертвяки, если и встречаются, совсем свежие, кто не сумел вовремя скрыться.

Судя по уцелевшей одежке, покойник пролежал около трех месяцев. Стена убила его, спалив изнутри. Вернее, ее - девочку. Грамматические ошибки выдают в авторе малограмотного подростка: не старше меня, но и не моложе десяти. Вряд ли она родилась после катастрофы. На моей памяти ни одной женщине не удалось выносить ребенка.

Бедняжка отстала от своих и заблудилась. Укрылась под землей и рассчитывала на чудо, но все закончилось ожидаемо. От внутреннего огня никакое подземелье не спасет, результат всегда один: безымянная головешка с торчащими культяпками и запрокинутой головой.

Когда Стена накрыла дом-бункер, она не выдержала темноты. Сжигала страницу за страницей, чтобы отогнать ужас смерти. Или пожалела, что написала чересчур личное и поэтому уничтожила записи. Или сошла с ума. Большинство строк выглядит бессмысленно. Какому наемнику понадобилась охотиться за ней? И что такого важного она хотела донести до мира, которого больше нет? Мы и еще несколько общин и есть вся 'цивилизация'.

Две недели подряд ломала голову над пустыми листами. Подтираться жалко, а для розжига костра лучше подходят порезанные автомобильные сиденья. Раньше для подтирания использовали старинные книги, но нынче они попадаются совсем редко. Когда нахожу целехонькую, прочитываю за вечер и только потом 'пускаем по назначению', как говорит наш главарь.

С детства испытывала тягу к литературе. Прочитала гору книг, а сочинительством заниматься не пробовала. Да и о чем писать? О голоде и вечных странствиях по опустошенным штатам? А о себе рассказывать нечего. Мысли только о еде. История всех моих шестнадцати лет на паре листов уложится, если постараться.

Только сейчас сообразила, что два дня назад мне исполнилось семнадцать. Мама и две младшие сестренки не вспомнили об этом, но так даже лучше. Незачем отвлекаться на всякую ерунду. Праздники с воздушными шарами, клоунами и подарками остались в светлом прошлом. О той жизни приятно вспоминать, но нужно жить настоящим.

Странное ощущение. Взялась за фонтмастер, и не могу остановиться. Непослушные пальцы сами пишут. Мысли так и просятся на бумагу. И откуда их столько взялось? Буду писать. Посмотрю, что из этого выйдет. Сжечь дневник всегда успею.

Мое имя Дори. При рождении назвали Дорианной, но я не люблю это вычурное имя героини эротического романа для женщин. Фамилия Кей... Глупо представляться дневнику, будто это кто-то прочтет.

Нас одиннадцать человек, включая меня. Есть еще две собаки. Когда-то община насчитывала под сотню, но голод, болезни и усталость пощадили только удачливых и выносливых. Самые дурацкие смерти были в начале, когда выживший в отчаянии бросался на поиски своих близких. Никто не возвращался. В одиночку не выжить. Вроде трудности должны были закалить, но из года в год община уменьшается: не каждому под силу кочевать в поисках пищи, удирать от Стены, остерегаться ловушек трупоедов. Последние беспокоят меньше всего. Они боятся Стены, а мы как раз обитаем у ее кромки. Мы - крысоеды, или степные люди, кочевники. Открытое пространство - наш дом.

Восемь суток брели на северо-восток вдоль побережья Мексиканского залива. С ноября зимовали на побережье под Хьюстоном - до сих пор называем однотипные руины по названию городов, - где подолгу стояли лагерем на одном месте, так что много ходить не доводилось. Многодневный переход с непривычки дался необыкновенно тяжко. Миль семьдесят прошли, не меньше. Довольствовались короткими остановками для сна по четыре часа. Шли, когда было далеко за полночь, а отправлялись в путь задолго до рассвета. В потемках блуждать - занятие не из приятных, но ночи были лунные, а местность знакомая. Посчастливилось удрать и на этот раз. Вымотались так, что на кровоточащие мозоли больно ступать, будто в подошвы гвозди вбили. Надеюсь, что задержимся здесь хотя бы на несколько дней, отдых нам просто необходим.

Сегодня под вечер разбили лагерь. С пологого холма местность просматривается на много миль. Тут мы установили кухню и единственную палатку, разожгли огонь, развесили одежду, чтобы просохла. Перекусили сушеными мидиями и повалились спать. Мне от переутомления не спится. Я вообще мало сплю. Вывожу эти строки под звездным небом, где космические отели скользят мерцающими точками. Говорят, что, внимательно приглядевшись, можно заметить, как они крутятся, создавая псевдогравитацию. А еще ходят слухи, что в них живут постояльцы. Они наблюдают за опустевшей Землей, и им невдомек, что горстки людей еще борются за свое существование. Я не верю в эти байки. Вряд ли в космосе или за Стеной есть жизнь.

Костер из углепластика почти прогорел. Пища на таком приобретает тошнотворную горчинку, но для кипячения воды в самый раз. Ее всегда должно быть впрок. Никогда не угадаешь, куда заведет нас завтрашний день.

Сестренка заболела! Рано утром община засуетилась по делам, а Сью не смогла подняться. Лежала и беспомощно моргала. С резвостью исчезла и болтливость.

Стянула с ее худющих ножек тяжелые ботинки, из-за большого размера вечно хлюпающие, и ужаснулась. От голода и нехватки витаминов ломкие капилляры растеклись в обширные синяки. Расстегнула задубевшую от грязи куртку, а она пожаловалась, что ей холодно. Да на такой жаре свариться можно! Аллергических покраснений на грязном тельце не заметно, но я знаю, они есть. В декабре ей исполнилось четырнадцать, а первые симптомы уже дали о себе знать. У мамы они не столь отчетливы. Она справляется без таблеток, которые закончились вскоре после катастрофы. В первый год зависимых от лекарств погибло больше, чем от голода. Выживали единицы. Мамин бойфренд, Макс, рассказывал, что лет сто назад аллергия была безобидным недугом, причинявшим небольшой дискомфорт в виде насморка и зуда. С годами эпидемия принимала крайние формы: непереносимость солнечного света, холода, витаминов, пищевых добавок. Таблетки от аллергии вошли в рацион большинства землян. Кто был не в состоянии обогащать биотехнологические компании, агонизировал в страшных мучениях. Дальше - хуже: воспаления перестали поддаваться лечению. Незначительные раны приводили к заражению крови и скорой смерти. Эра антибиотиков - вроде так назывались волшебные лекарства - закончилась. Большие ожидания возлагались на генотерапию, но ее множественные побочные эффекты оказались настоящей генетической рулеткой.

Присела к Сью на край подстилки и напоила ее. Лучше ей не стало. Она со свистом вздохнула и пожаловалась на головокружение: то ли аллергия прогрессирует, то ли что-то подцепила. Я заволновалась, но вида не показала. Наспех смастерила над ней навес из рыхлой ткани. Солнечных ожогов ей только не хватало! Как она выдержит очередной переход, если не поправится? Нам ведь до лета брести, а к осени обратно. Сотни, тысячи миль пешком!

Главарь Чак Стилски разрешил поухаживать за больной, но недолго. Он раздал распоряжения и залез в палатку, из которой не вылезал до вечера, пока другие добывали горючие материалы, исследовали близлежащие территории и охотились на крыс.

Сью заснула, будто и не спала, а я сторожила ее сон. Не заметила, как пролетел целый час, о чем поспешил напомнить Стилски:

- Отдохнула? Марш в разведку! Нечего понапрасну вялиться. В болезнях не смыслишь: тебе что геморрой, что типун - один хрен. Сам посмотрю за твоей Сьюзен. На войне я и не с такими ситуациями сталкивался. Припоминаю случай: двое раненых и я. Вокруг - Сирийская пустыня. Двое суток ждать подмоги, не меньше. Всем не выжить, но я сразу распознал, кто окочурится, вот и не тратил воду почем зря. Сурово, не спорю. В общем, один ушел на увольняшку, зато другой обязан мне своей шкурой. Могу заверить, что Сью твоя не пропадет. Ступай!

Шла наугад целую вечность. Наткнулась на кусок кирпичной кладки, акульим плавником торчащий посреди изуродованного поля, и сделала привал. Хорошо сидеть в прохладной тени и разговаривать с дневником, любуясь просторами. Имея хорошее воображение, можно представить, что из расщелин вырастают лохматые виргинские дубы, а вместо торчащей арматуры и изогнутых труб восстают красивые белые дома. Почему белые? Просто Сью мечтает поселиться в роскошном доме из булыжников известняка. Утверждает, что так надежнее и никакая Стена не страшна.

Записи предыдущего владельца не дают покоя. Бессмысленные и путанные. Откуда эти фантазии про какой-то Бункер-99, наемника Макконнелла и эксперименты над людьми? И что значит фраза про нажатие на ухо? Тайное послание, которое я не пойму? Глупо, конечно, но я отдавила себе обе мочки до посинения, но так и не увидела 'необыкновенного мира', - разве что почувствовала себя полной дурой. Святая наивность! Правильно мама говорит, что пора становиться ответственной. Зря сержусь на нее, когда она сестер мне в пример ставит. Они смотрят на мир практично. Науськивают, чтобы я с Брюсом встречалась. Говорят, что он старый, но надежный. Он в два раза старше меня, но дело не в возрасте, а в его характере. Если бы они знали его получше...

Вспомнила о Брюсе, а он появился тут как тут. Напомнил о нашем давнишнем разговоре и потребовал дать ответ. Он пристает ко мне всякий раз, когда мы остаемся наедине. Я делаю вид, что не понимаю его намеков, но, похоже, его терпение заканчивается. Мое тоже.

Его жизнь складывалась трагично. Со своей девушкой, ее родителями и двумя братьями они иммигрировали подальше от побережья из мексиканского Тампико. В Мемфисе их никто не ждал. По образованию электрик, он не смог найти нормальной работы. Беженцам, наводнившим центральные штаты, платили меньше, чем за электричество, потребляемое производственными роботами. Пришлось подрабатывать перепродажей краденого. Ему исполнилось 24, когда катастрофа унесла его родных. Спаслась только Мира, его девушка. Они бесцельно скитались, пока не примкнули к нам. Брюс не желал осознавать, что былая жизнь не вернется. Он продолжал строить планы на количество детей, размер ипотеки, курсы повышения квалификации. Они безуспешно пытались зачать ребенка, и во множественных неудачах он винил возлюбленную, но никак не тяжелые кочевые условия. Три года назад Стена утихомирилась. Уже в июле, где-то под Далласом, мы повернули на юг. В нас затеплилась надежда, что жизнь нормализуется. Мира выносила ребенка и на восьмом месяце родила. Затишье долго не продлилось: со звериной яростью Стена рванула на север, где внезапно развернулась к Атлантике и далее поползла на юг. Дни и ночи мы бежали по бесплодным землям южной Джорджии до побережья Флориды. От голода у Миры пропало молоко. Она надрезала соски, чтобы кровью вскормить младенца, дать хоть какие-то калории. С затуманенным взглядом брела за нами по пляжу, усыпанному толченым стеклом и кусками пластика. Кроме мелкого мусора океан выплюнул субмарину. Поразительный вид расколотой подводной лодки оживил ее.

- Там еда! - выкрикнула она, сунув мне свое чадо, и помчалась в чрево ржавого монстра навстречу погибели.

- Не ходите туда! Там смерть! - завопила я.

Голова гудела, разлеталась на куски от режущего писка. Они не слышали неистового шума, а меня буквально парализовало. Каждый шаг давался с неимоверным трудом. Своей истерикой я до смерти перепугала общину. Мама схватила сестренок, оттащила их подальше. Возлюбленную Брюса остановить не сумели.

Бедняжка так ничего и не нашла. В тот же вечер ее кожа покрылась полыхающими ожогами, ее вырвало желудочным соком, а наутро она скончалась. Она умирала вдали от лагеря. Более жалобных стонов мне никогда не доводилось слышать.

Днем позже у естественной запруды мы насобирали водорослей и наловили рыбы. Я пережевывала пищу и перекладывала в рот младенцу. Мальчику имени так и не придумали. Сказалась нехватка здоровой пищи...

Мама связала мой припадок у субмарины с паническим страхом морских чудовищ, которых я боялась в детстве. Не возьму в толк, зачем она солгала? С тех пор меня называют 'ведьмочкой'.

В первобытном обществе одиночки не выживают, даже если они - часть общины. Удивительным образом выживают семьи с детьми или пары. Когда один заболевает или попадает впросак - второй выручает, а вместе они отстаивают общие интересы. На интуитивном уровне каждый стремится обзавестись надежным партнером, скрепив неписаное соглашение половым актом. Когда Миры не стало, Брюс панически испугался одиночества. Движимый страхом, он ухватился за меня, как тонущий за соломинку. Его дружелюбность переросла в навязчивую привязанность, а затем - в пагубную зависимость. В иных условиях он был бы милым, заботливым парнем, хорошим другом.

Не найдя общего языка с общиной, он выслеживает меня, лапает, заводит бесполезные разговоры о совместном будущем. Его назойливые приставания хуже камешка в ботинке.

Сегодня он проявил небывалую напористость. Я заявила, что не желаю быть с ним. Друзьями - вполне, но не более. Он разозлился. Сдавил мне нижнюю челюсть и яростно таращился. Я сжала губы, приготовившись к насильному поцелую, но он оттолкнул. Резко.

- Вечно твоя дурная голова чем-то забита. Ты не понимаешь, что упускаешь! Дам тебе еще время подумать, но не надейся, что буду ждать вечность.

Он ушел, а я сидела, оправляясь от встряски. Брюс переутомлен и озлоблен, но это пройдет, я его знаю. Зря я так категорично высказалась, но уже поздно жалеть. Разберусь с ним, когда он поуспокоится.

Отправлюсь в овраг, что заприметила на полпути от лагеря. В низинах мерзко и влажно, зато попадаются ценные вещи. Добычу мы приносим Чаку. Он распределяет добро по принципу: все горючее и съестное - общее, а мелочи вроде пуговиц, зеркал, склянок и этого дневника - личное. За воровство или утаивание жестоко наказывают. Как правило, лишают еды, но как-то был случай, что выгнали из общины. Затравленную Лисбет, близкую подругу Стейси, обвинили в краже шелухи и наказали голодовкой. Из-за гордости или обиды та вины не признала. Ушла и сгинула в пустынных степях.

Сью тихонечко лежала в сторонке под тряпичным холмиком, забытая всеми. Мама подскочила ненадолго, приложила тыльную сторону ладони ко лбу и сказала, мол, посмотрим, что будет дальше.

Дележка вещей прошла вяло. Делить было особо нечего. Деревянный брус, несколько полевок и мертвая змея отправились на кухню. Это я наткнулась на дохлую гадюку, приняв ее за обрезок шланга. Тушка пролежала несколько дней, основательно подгнив. У мигрирующих гадюк мясо жесткое, но съедобное.

Хотела отдать дневник, но вдруг представила, как тщетно полыхнут страницы и рассыплются в золу. Или Стейси попытается отнять его своими пророческими предостережениями, придуманными на ходу. Она изрекла бы что-то типа: 'Мертвецы мстительные. Зря взяла дневник! Повторишь судьбу его прошлого владельца! Я сниму с него порчу, если он достанется мне... Нет? Чак, мне дневник нужнее! Скажи ей'. Когда Сьюзен потеряла свой нательный крестик, та тоже всякие неприятности предвещала. Представляю, как она будет хвалиться своей прозорливостью, раз сестренка захворала.

Я не смогла предать единственного друга. Оставила себе. У меня бессонница, так что буду писать по ночам.

Сью выспалась. Она порозовела и взбодрилась.

- Мне приснилось, будто я принцесса и живу в неприступном замке из соли, а вокруг растут высокие деревья, - похвасталась она. - Такие высокие, в тысячу раз больше меня! Потом набежали тучи, и с неба полилась вода, и волшебный дворец растаял.

- Таких больших деревьев не было, - шутливо возразила я.

- Еще как было! Ты сама не помнишь.

Везет Сью. В своих снах она возвращается в прошлое. А я от кошмара не отказалась бы. Интересно, каково это, видеть сны? По утрам часто слышу рассказы о молочных реках, фруктовых лесах, облаках из сахарной ваты и прочих нелепостях. Когда спрашивают о моих сновидениях, отвечаю, как учила мама, что не помню. Она говорит, что это от бесконечной усталости. В детстве я тоже не видела снов, но мама об этом не любит вспоминать.

Пока болтали, на кухне шла бурная подготовка к завтраку. Младшая сестренка Гертруда, ей всего одиннадцать, помогала шеф-повару Фроди развести огонь увеличительным стеклом. Единственную зажигалку бережем как бесценную реликвию. Когда огонь разгорелся, они поставили греться отфильтрованную воду. Труди обожает готовку, ловко орудует кастрюлями и сковородками, но крутиться под ногами у нее получается лучше всего. Освежевать тушку грызуна, помыть посуду - ее прямые обязанности в отряде 'Кости'. В отличие от меня, она не любит ползать по руинам, надолго покидать лагерь и не переносит одиночества. Как мама не заманивала ее в наш отряд, носящий гордое название 'Разведка', та наотрез отказалась. Мы, разведчики, самые многочисленные, но нам пригодился бы лазутчик щуплой комплекции, чтобы лазить по труднодоступным местам. Мама, ее зовут Марта, главная в нашем отряде. Она как-то пошутила, что я слишком быстро вымахала. Сьюзен тоже разведчица. Ее стихия - разведка местности. Так что приходится мне одной лазить. Иногда собачница Стейси помогает. Если бы не ее генномодифицированные собаки, Саванна и Стикс, мы бы совсем пропали. Их чуткие носы спасают нас от голодной смерти.

Воду добываем путем копания земли. Стена, отступая, оставляет после себя влажную почву и подтопленные подвалы. В разрушенных мегаполисах проблем с водой нет, но зато там гнездятся трупоеды. Они кочуют от одного разоренного города к другому. Добытую жидкость мы процеживаем, пропускаем через старенький графеновый фильтр и кипятим. Процесс приравнивается к торжественной церемонии со строгим соблюдением формальностей. Мы не сразу догадались, что после катастрофы жидкость стала закипать гораздо быстрее, при ста девяноста пяти по Фаренгейту, а не двухсот двенадцати, как было раньше. Одно кипячение не эффективно, поскольку некоторые микроорганизмы выживают. Фильтровать додумались после жуткой вспышки кишечных заболеваний, унесших в могилу треть общины, в том числе и семью Макса. С тех пор он, как командир отряда 'Кости', придирчиво следит за соблюдением гигиены.

В бурлящий котелок Фроди отправил нарезанные кусочки мяса. При длительной варке мясо отслоится от костей, которые пойдут на костную муку для пирога. У нас зазря ничего не пропадает!

Моему капризному желудку подавай только мясную пищу, растительную он не переваривает, как ни старалась его приучить. Зимой наступают суровые времена. Когда другие радуются урожаю водорослей, я вынуждена охотиться на грызунов. Рыбачить бесполезно. Рыба почти вся вымерла, а что попадается, имеет аномальные уродства.

Этот год выдался неурожайным: собрали фунт мидий и столько же морской травы - единственная зелень, уберегающая общину от авитаминоза, поскольку земля больше не плодоносит. Изобилие прошлых лет сошло на нет. Токсичные светлые водоросли, вызывающие потерю сознания, вытеснили съедобные бурые. Единственная надежда на коренья, встречающиеся в глинистых пластах, но и они основательно подъедены мигрирующими грызунами. Когда корешки исчезнут, то крысы, полевки и мыши вымрут, а вместе с ними и мы.

Сью получила небольшую добавку к своему пайку. Она без аппетита проглотила кусочек мяса, приправленный морской солью и отваром из корня дуба.

День пролетел быстро. Пока сестренка набиралась сил, я обследовала местность, сторонясь Брюса. Он недостаточно подобрел для выяснения отношений.

Когда стемнело, собрались у огня, потягивая маленькими глотками воду.

Труди радостно суетилась. Она собирала пластиковые тарелки, обтирала их тряпкой, которую потом, как появятся излишки воды, постирает. Когда работа была выполнена, она вприпрыжку подбежала к Максу и попросила рассказать историю. Большая девочка, а в сказки верит! Как-то я пыталась приучить сестер к старинным книгам, читая им по вечерам, но классика их не заинтересовала. Одно название романа 'Унесенные ветром' навеяло дикую меланхолию. Соглашусь, звучит зловеще, но ведь речь в нем не о катастрофе, а о взаимоотношениях между людьми! Что-то более современное они не воспринимают. С трудом представляют элементарные вещи: пищевой принтер, прическу на генетическом уровне или человекоподобного робота. Для меня самой эти истории уже звучат как небылицы. Я попробовала выдумать свой приключенческий рассказ, но, как выяснилось, сочинительница из меня никудышная. Сказки о добрых людях, обитающих в космических отелях, навеивали скуку. Девочки возразили, мол, никто не придет нас спасать, сколько хороших дел ни делай! Мама как-то почитала Библию. Эпопея с Моисеем, когда тот водил свой народ по пустыням сорок лет, нанесла моральный вред не только детям. Вырванные страницы побоялись прикладывать к 'вратам преисподней', а просто сожгли, хотя в тот момент туалетной бумаги не хватало. В конечном счете, страшилки Макса восторжествовали. Иногда такого насочиняет, аж жутко становится.

Этим вечером Макс пребывал в хорошем настроении, что случалось нечасто, поэтому согласился рассказать новую историю, которую даже взрослые слушали с удовольствием. Байками он пытался залатать незнание истинной природы вещей. Он мастак приплести инопланетян, тайные эксперименты правительства, климатическое оружие и супервспышки на солнце. Последнее звучит убедительнее всего, но многого не проясняет. Беда пришла неожиданно. Никто не знает, что стряслось на самом деле.

- Сказка называется 'Красавица и чудовище'. Жил да был на свете гениальный ученый-климатолог, и была у него любовница, хирург по генной пластике. Жили не тужили, и вот однажды они сильно поссорились. Обиженная любовница превратила горемыку в чудовище. Помните, я вам рассказывал про человека-какашку из космоса? Так вот, ученый мутировал в нечто похожее, только во сто крат ужаснее. А любовница изваяла из себя сексапильную красотку. И похвастала она ему: 'Своей красотой я поражу весь мир!' Ученый, униженный и озлобленный, прорычал в ответ: 'Тогда я уничтожу этот мир, и никто не оценит твоих стараний'. И нажал он на зеленую кнопку, и в небе над южными штатами возник гигантский обруч. Подобно огромному занавесу, он опустился на поверхность земли, окружив половину Джорджии. Нам повезло оказаться в пределах этой ширмы, которую мы прозвали Стеной. А за ее пределами всех людей, вместе с домами, дорогами и деревьями, смело в океаны. Ученый эвакуировался на звездолете в космическую резиденцию, откуда наблюдал гибель человечества, потягивая капучино. И все-таки горстки смелых и отважных выжили. И тогда он нажал на красную кнопку. И Стена ожила, двинулась по континенту, обращая в прах все живое, но не ожидал он, что мы окажемся стойкими и просто так не сдадимся!

- И этой любовницей был ты? - задорно сострил Зак, сын главаря.

- Нет, это королева трупоедов Мэгги! - добавила Стейси.

Сестры не постеснялись задать свои вопросы:

- А почему жена не убила любовницу? Она была красивее нашей мамы?

- Что такое капучино, и почему он сразу не нажал на красную кнопку?

- Хватит на сегодня, - буркнул Макс.

Перед сном мама вспомнила о моем дне рождения. Поздравила. Светловолосый Зак Стилски, услышав, что мне семнадцать, съехидничал:

- Взрослая уже, трахать пора!

Невоспитанный! От его пошлых шуточек устала не я одна.

До глубокой ночи общалась со своим немым другом, а как глаза прикрыла, провалилась в сон без сновидений. Темнота до самого утра, словно умерла.

Проснулась от толчка Зака, когда рассвело. Он сообщил, что главарь зовет меня для утренних процедур. Для бритья Фроди отлил мне драгоценную воду. Он поднялся раньше всех и уже заканчивал возиться с утренней похлебкой.

Сонная, проковыляла к палатке главнокомандующего.

Скребла бритвенным ножом его впалые щеки, а он разглагольствовал об интимном одиночестве его сына. Так он охарактеризовал отсутствие постоянной подруги у Зака. Его отпрыск эпизодически спал со Стейси и предпринимал неоднократные попытки 'подружиться' с мамой, наплевав на разницу в возрасте и ее близкие отношения с Максом. За такую наглость Заку чуть не влетело. Своевременное вмешательство папаши уберегло от перелома челюсти. С Максом шутить рискованно, как и с Дикой. Она - особый случай, как-нибудь напишу о ней поподробнее.

Я поддерживала болтовню, периодически издавая 'ага' и 'угу', пока до меня не дошли его намеки. Чак беззастенчиво сватал своего сынка. Только этого мне не хватало! Он даже не удосужился спросить моего мнения, а поставил перед фактом, что пора бы вступать во взрослую жизнь. Когда я напомнила ему о свободе выбора, он изменился в лице, задергался, зафыркал, а потом выдал:

- Что соплячка смыслит в свободе? Мы - одна семья, стая. Тут принято делиться хавкой, подшивами, бэтэрами, - так он называл еду, одежду и вшей. - Людоеды переварили бы вас в коричневые кучки и удобрили бы дикие просторы юга, не держи я вас в... - он хотел сказать 'в кулаке', но осекся. Упоминание о конечностях было для него больной темой, ведь кулаков у Чака Стилски не было.

Я промолчала. Скоблила его жилистую шею и молчала. Он смотрел на меня высокомерно, сидя на складном стульчике, а вдоль тела болтались обездвиженные бионические протезы. Будь в них хоть капля заряда, он поколотил бы меня за непослушание.

Чак Стилски предпочитал не распространяться о несчастном случае, превратившем его в киборга, но все были наслышаны о том печальном происшествии. Он отправился служить военным консультантом на очередную бессмысленную войну на Ближней Восток, где Алавитская республика выясняла отношения с Курдистаном. Служба в штабе шла спокойно. Что стукнуло Чака поспорить на бутылку пива, что он сумеет на ходу отремонтировать боевого робота - осталось загадкой. Результат: проигранный спор и перемолотые в фарш руки. Министерство обороны Северо-Американского Союза выплатило ему денежное довольствие, достаточное для регенерации обеих конечностей, но Чак решил сэкономить: он заказал роботизированные протезы, на которые нарастили живую ткань. В мире без электричества цепкие и сильные руки превратились в обузу, а неосторожность привела к гноению. Раскаленным ножом ему срезали кожу от плеча, оголив искусственную требуху. Чак сделался похожим на робота в футболке из человеческой кожи. На жаре стальные протезы перегреваются, как бы тщательно их не паковали под свободным плащом, вызывая зуд в плечевых суставах. В такие часы Чак срывается на всех подряд.

- Бэтэры совсем замучили. Тебя-то они не кусают, патлы аж до плеч отрастила.

- У меня кровь невкусная.

- Не дерзи!

Завершив умывание, попросила у него водички для сестры. Ее необходимо обтереть, чтобы уберечь от заражения. Во сне она расчесывает аллергическую сыпь до крови. Он отказал. Пришлось использовать часть своего питьевого запаса.

Грязь со Сью отслаивалась большими лоскутами. Я привела ее в порядок: расчесала волосы и обтерла тело влажной тряпкой. Как она умудрилась так завшиветь, ведь месяца не прошло, как мы купались? Вечно она везде ползает! Когда стягивала засаленную кофту, Стилски-младший стоял рядом и пялился. Попыталась прогнать, а он с издевкой кинул:

- Тут поможет или отвар с тиной, или шалаш с мужчиной. Могу организовать палатку на часок-другой. Впрочем, боюсь, моими услугами она воспользоваться не захочет, так что колдуй, ведьмочка, я дневной паек воды на тебя поставил.

Взрослый парень, 25 лет, а ведет себя хуже подростка! К слову, он и его отец - два сапога пара. Прекрасно дополняют друг друга: одна голова и пара рук на двоих. А еще у них есть допотопный пистолет, который Зак держит при себе и при каждом случае размахивает им. Разумеется, его угроз всерьез не воспринимают. Тут поважнее проблемы имеются! Ох, чую, перегнет он когда-нибудь палку, да огребет по полной.

Сью оценила колкость светлой улыбкой. Пара дней и она встанет на ноги. Хоть бы не пришлось срываться с насиженного места.

Когда подвернулся момент, осторожно спросила у мамы, что она думает про Брюса и Зака. Она будто обо всем догадалась:

- Они - мужчины выносливые. А что те мальчики, с которыми ты дружила? Где они? Брюс и Зак могут за тебя постоять. Пришла пора задуматься о твердом мужском плече, а не дружбы водить.

- Разве мне что-то угрожает?

- Дори, если со мной что-то случится, кто позаботится о тебе и сестрах?

- Мама, я не допущу, чтобы у тебя были неприятности.

Вместо ответа она тяжело вздохнула. Макс позвал ее помочь с ремонтом оси для тачки, на которой он перевозил бутылки с водой. Сквозь стук молотка до меня донеслись обрывки их перешептывания:

- Марта, оставь ее. Пусть сама решает, она уже взрослая.

- Ты всегда заступаешься за нее. Полюбуйся результатом своего воспитания.

- А ты поздно спохватилась воспитывать...

Брошенная невпопад фраза стала для Макса роковой... Когда остынут, помирю их незаметно для них самих.

Позапрошлой ночью сработала сигнализация. Атмосферное давление резко скакнуло; на консервной банке вздулась натянутая мембрана из рыбьей кожи, стальной шарик скатился, ударившись со звоном о днище посудины.

Сигнал означал приближение Стены.

Люди оживились, забегали, закопошились. В потемках собирали пожитки, не глядя распихивая их по сумкам и рюкзакам. Второпях массу полезных вещей забыли: обожаемую Фроди сковородку, выкройки, моток брезентовой ткани, кое-что из колющего оружия, деревяшки для костра и армейский бинокль. Бинокль особенно жаль. Расстояние он давно не измерял, но полезен был донельзя. Такой больше не сыскать.

Отступали двое суток без сна и отдыха. С первыми звездами зажигали факелы, переводя ценную автомобильную обивку, старые тряпки, веревки, бинты. Пожгли все заначки. Ничего не сберегли. Днем, закутанные с головы до ног, передвигались без остановок. Пот лился под ветровкой; голова, обтянутая платком - куфией, нестерпимо чесалась; лыжная маска, защищающая глаза от ультрафиолета, запотевала изнутри. Ориентировались по барометру Макса в его наручных часах. От компасов нет никакого проку: стрелки беспорядочно крутятся или указывают неверное направление. Все они разом сломались задолго до катастрофы.

Труди разносила воду; бутылки пустели с устрашающей скоростью. Макс замыкал пешую процессию, толкая тачку, груженную звенящей тарой.

Чак поторапливал нас, покрикивая, что мы еле-еле плетемся, и, случись война, неприятель разнес бы нас в пыль. Палатку не ему нести... Нам с мамой выпала 'честь' тащить его пожитки, да еще и Сью на носилках. Когда мама попросила Макса поменяться, он заворчал, что телега тяжелая и она не справится. Вечно поорёт, а потом пойдет на попятную. Так они изо дня в день пар выпускают. Может поэтому такая нестерпимая жара стоит?

Сьюзен стойко выдержала переход. Она не жаловалась, когда её обмазали иловой грязью. Тина защитит кожу от солнечных ожогов и снимет аллергический зуд, а настойка из корня дуба эффективна от воспалений и вшей.

С наступлением весны Стена оживает. К лету приходится пик активности, когда она мигрирует вглубь континента, чтобы к концу осени вернуться на юг, к берегам Мексиканского залива. Четыре года назад она оттеснила нас аж до самого Канзаса, а годом ранее - до Миссури. Невероятно чудовищные года выдались, многие не вернулись.

Начиная с февраля, вот уже которую неделю подряд, Стена уверенно ползет на северо-восток по направлению к Атланте - моему родному городу. Иногда останавливается, а подчас агрессивно наступает, но направление сохраняется. Согласно приметам Стейси, постоянно твердящей: 'Две недели в пути - так до лета идти', - к июлю мы вновь дойдем до побережья Атлантики. К океану выходили пару лет назад, но выше Чарльстона не поднимались. Сложный год был, особенно для Брюса.

Нас ожидает сложный путь по бездорожью через засушливые равнины и разрушенные города. Обрубки небоскребов будут служить ориентиром, а звезды подскажут направление. Если избегать руин и держаться ближе к Стене, то не страшны нам ни разбойники, ни трупоеды. Как однажды сказала мама: 'Мы заняли свою нишу, в ней и будем жить'.

Переживаю за Сью. Она обязана поправиться, иначе не выдержит вынужденного паломничества. Пока нашей семье, в отличие от многих других, несказанно везло: мы никого не потеряли. А отца у нас никогда не было.

О больных беспокоятся только их родные. Был случай, когда целая семья заболела, и их оставили умирать. Отряд 'Лекарь' к тому времени был расформирован. Чак Стилски, к всеобщему неодобрению, пресек, как он сам выражался, нецелесообразную трату ресурсов, заняв врачебных тружеников в других отрядах. Стейси определили в 'Разведку'. Зак потребовал ее перевода в отряд 'Бронь', отвечающий за защиту лагеря, но Чак решил иначе. Отказ вывел сына из себя. Он грозился оружием, скандалил, угрожал. Как он потом утверждал, это было в шутку, - но отец был непреклонен. Не прислушался он и к требованию сына сменить Макса в отряде 'Кости'. Интересно, на кого он думал заменить его? Макс лучше всех разбирается в хранении пищи, добыче и фильтрации воды, да и подчиненные - младшая сестренка Гертруда и Фроди - обожают его. Словом, Стейси перешла в 'Разведку' к маме, и теперь неразлучна со своими питомцами - Саванной и Стиксом. Будь она в отряде Зака, пришлось бы ей нести ночные дежурства с Брюсом или Дикой.

До катастрофы Стейси и Лисбет разводили экзотических щенков. Молодая пара собачниц ехала на выставку, когда разразилась катастрофа. Животные будто почуяли гнев природы, загавкали, взбесились, рвали сиденья. Девушки остановились на обочине. Собаки вырвались и убежали. Заминка спасла им жизнь. Жаль, что суровые условия рассорили пару. Лисбет не стало, но дело ее живет. Она натаскала собак отыскивать еду и горючие материалы, безошибочно проводить нас сквозь запутанные сети городских катакомб. Саванна - более спокойная, а Стикс бывает агрессивным, особенно с чужаками; усталая и голодная Саванна не откажется поохотиться, а Стикс включит упрямца; Саванна - женственная, а Стикс выпячивает самцовую заносчивость. Из всех щенков выжили только они. Благодаря измененному геному их шерсть защищает от ультрафиолета, а глубоко посаженные глаза днем подергиваются третьим полупрозрачным веком, как у рептилий. Единственное слабое место - лапы, которые мы регулярно обматываем прочной тканью, уберегающей подушечки от порезов и щелочных ожогов. Эта парочка короткошерстных монстров питается лучше всех, заслуженно получая самый сочный кусок. Увы, к размножению они не способны.

Три недели назад община пополнилась молодой девушкой, Дикой, о которой я коротко писала. Новоприбывшая - неразговорчивая и замкнутая - появилась неожиданно. Настоящее имя Ирэн не прижилось, и ее прозвали Дикой по аналогии с ее оружием, колючей битой, нашпигованной шипами, напоминающими иглы дикобраза. Дика - дикобраз. И смешно, и глупо.

Дика принесла весть от банды Расмуса. Их главарь, хорошо знакомый с обоими Стилски, предложил сотрудничество, поскольку не доверяет конкурирующим бандам, а его горстка людей не способна в мгновение ока произвести масштабные работы. Джон Расмус вознамерился совместными усилиями откопать в центре Атланты линию гиперлупа - туннель вакуумного поезда, соединяющий между собой крупнейшие агломераты Северо-Американского Союза. По нему он планирует пешком добраться до Чикаго, Оттавы или Торонто, подальше от южных штатов. В этом году Стена должна пройти через Атланту, и город станет ненадолго доступен. Не каждый год выпадает шанс посетить крупный мегаполис. Он сравнивал авантюру с побегом из тюрьмы, с той разницей, что рыть подкоп под стенами не придется - его прорыли строители половину столетия назад.

Стилски-старший отнесся к посланию скептически. Во-первых: дренажные насосы не работают, и туннели давно затоплены. Во-вторых: Стена убивает всякого, кто пытается укрыться под землей. И в-третьих: нет доказательств, что жизнь существует на севере или вообще на планете.

Но девушка не отступала. Она заверила, что Расмус обладает тайными познаниями: технология гиперлупа не требовала наличия дренажных насосов, поскольку герметичный туннель создавался из специального материала, удерживающего сверхнизкое давление, а значит, там суше, чем в пустыне. Бояться неопознанного феномена, сжигающего людей заживо, тоже не стоит, поскольку туннель залегает глубоко в земной коре. Неведомая сила природы попросту не дотянется до такой глубины. По третьему пункту Дика ничего возразить не могла. Никто не ведал, что находится по ту сторону, никто не приходил из-за Стены.

Стилски отклонил предложение. Он не мог позволить рисковать людьми ради призрачной идеи. Он считал, что семена цивилизации сохранились только здесь, в пределах Стены, а за ней - мрак и хаос, а следовательно, нет смысла покидать кочующий островок безопасности. Стена, отступая, сеет после себя смерть, оставляет выскобленную дочиста землю, раскромсанные города и обугленные трупы. Никто не выживет за ее пределами. А если ненадолго допустить, что человечество где-то уцелело, то почему в небе не видать разведывательных самолетов? Где армия и спецотряды? Ни намека на разумную жизнь, кроме холодных сигнальных огней космических объектов, проносящихся по запрограммированной траектории.

Дика не отступила. Она изъявила желание побыть с нами месяц-другой, вдруг мы передумаем. Возможно, ей не хотелось возвращаться в малочисленную банду Расмуса, бесконечно враждующую с трупоедами, и она осталась с нами, чувствуя себя более защищенной. Не стоит осуждать ее за такой поступок. Каждый выживает, как может.

Железное правило общины гласит: 'Найденыша бери или прогони'. Зак Стилски, не раздумывая, взял Дику в отряд 'Бронь'. Он рассчитывал сменить статус на 'интимное многообразие', но жестоко просчитался - Дика не подпускает его ближе взмаха своей колючей биты. Собственно, она ни с кем не сблизилась, не завела сторонников. Ее мрачные, подчас пугающие предостережения о неизбежной гибели планеты, наводят страх, тоску и уныние. Стейси избегает ее, как ядовитых болот. Говорит, что, наслушавшись о концах света, обдумывает безболезненные способы самоубийства. Сестренки тоже не жалуют 'найденыша', отчего у нее сложилось неверное представление, что и я избегаю общения.

Посланница Расмуса худо-бедно прижилась, взяв на себя роль ночного дозорного. Она неплохо справляется с обязанностями: не засыпает, не жалуется на усталость. Даже сейчас, когда при свете тлеющих головешек я пишу эти строки, она бродит на отдаленных подступах. Остальные спят. Доносится храп и слабое постанывание Макса, мучающегося гнилыми зубами.

Заночевали на хайвэе. Разбили лагерь на одном из уцелевших пролетов, с трудом вскарабкавшись по обвалившейся эстакаде. Несмотря на протесты усталых и измотанных людей, главарь захотел поутру насладиться видами, поглощая пирог из костной муки. К слову, открывающийся пейзаж на окружающее безжизненное пространство был скучен и однообразен. Мертвый край, обильно усеянный содранным грунтом да перемолотыми обломками зданий, принесенных из необозримых просторов юга. Торчащие из расщелин корни когда-то питали дремучий лес, глухим частоколом обступавший скоростную трассу. Исполины осушали почву, а листья испаряли влагу, которая проливалась благодатным дождем; текли реки, наполняя озера. Красота того мира осталось на картинках, которыми разжигают костры. Нет больше ни облаков, ни осадков, а только палящее солнце и удушливый воздух.

Проснулась, когда Фроди вовсю стучал кастрюлями. Лагерь еще крепко спал. Сторожевой слух натренирован лишь на звон стального шарика, при прочих обстоятельствах даже землетрясение не разбудит. В костную муку он замешивал размельченную кору деревьев, смачивая солоноватым отваром из сушеных водорослей. В прохладной воде растворялся желатин, полученный из рыбьей кожи. Завтрак будет сытным.

- Прячься, прячься поскорей, чтоб никто тебя не съел, - насвистывал он мотив любимой песенки.

Он встрепенулся, когда я предложила помочь. Темные зрачки бывшего людоеда на секунду задержались на моих выпирающих коленных чашечках, которые он как-то сравнил с улитками, синхронно ползущими по стеблям камыша. Бугристые волокна мышц зашевелились в оскале, демонстрируя анатомическое устройство лица. Он поинтересовался, выспалась ли я, а потом заявил:

- Мы должны держаться у побережья. Куда мы отправимся без еды? Полюбуйся, - показал он на охапку коряг, - обглоданные. А что дальше? Камнями питаться? Мы не можем поворачивать на север. Скажи Стилски, что там нет дорог.

Фроди просил меня солгать. Ко лжи я прибегала в крайних случаях, поэтому приходилось выкручиваться и оправдываться. Ложь угнетала, заставляя страдать. Я всегда говорила правду, за исключением вопросов жизни и смерти, то есть почти всегда.

- Он упрямый, делает по-своему, - уклончиво ответила я.

- Пришла за ветровкой?

Он передал мне серую от пыли и грязи куртку. Одежда проветривалась, пока тело дышало ночной прохладой. Я поблагодарила.

Вдруг из-за пазухи выпал дневник. На миг оторопела. Промямлила какое-то оправдание, будто поймали на краже.

- В моей общине жила Даниэлла, любимица Мэгги. - От упоминания этого имени у меня дрогнули поджилки. В памяти воскрес рассказ Макса. - Даниэлла была на удивление милой и хорошей девочкой. Тоже много писала. - Повар покрутил дневник в своих сморщенных руках, не придав значения моему смущению, и протянул мне его со словами:

- Жаль, что не книга рецептов 'Как из ничего приготовить а-ля фуршет'.

- Кто такая Даниэлла? Она жива?

Фроди пожал плечами и отвернулся, показав затянутый тончайшей бугристой кожей затылок. Он вывалил из миски тесто на металлическую пластину с островками блеклой краски дорожного указателя. Чудом уцелевшие губы продолжили присвистывать жуткую мелодию.

Главарь называл Фроди 'трофеем', неустанно напоминая нам о славной победе над трупоедами. Прошлой весной наши пути невероятным образом пересеклись на развалинах химической фабрики. Никогда до этого трупоеды не подходили столь близко к Стене. Собаки не учуяли их приближения. Нас едва не застали врасплох. Бдительность Макса помогла вовремя занять оборонительную позицию и дать отпор. Завязался бой. Преимущество было на нашей стороне. Они отступили с потерями, а одного удалось окружить. Бедолага норовил спрятаться в бочонке. Остатки кислоты опрокинулись ему на голову: лицо потекло, плечевые кости оголились. Из одной сплошной раны прорывались мольбы о пощаде. Его захлебывающиеся вопли рвали мне сердце. Зак потребовал казни из милости, а я не могла позволить ему умереть. Я подговорила Макса дать Фроди шанс. Макс согласился и принял Фроди в отряд 'Кости'. Согласно установленным правилам, он получил членство в общине с некоторыми условиями. Зак досадно ухмыльнулся и предупредил, что когда нам надоест ночной скулеж, мы от недосыпа собственноручно линчуем пленника. Меня он назвал умственно отсталой. Конечно, он прав: я - глупая дурочка. Кому нужен лишний рот, когда самим не хватает? Но что делать, если я не могла вынести его мук? Я стащила просроченный плюрипотентный крем, предназначенный для лечения небольших ран и ожогов, и восстановила кожный покров. Тюбик был совсем малюсенький, но я экономно размазала его по бугоркам мышц. Крем лег неровным слоем, но, как ни странно, прижился. Вышло комично: на афроамериканском лице Фроди возникли белые островки - или скорее континенты новой кожи. Думали, что помрет, но он не из тех, кто легко сдается. За потраченный крем меня наказали. Лишили половины пайка на длительный срок, назначили дополнительные ночные дежурства, а Стейси настаивала, чтобы меня выгнали, как это сделали с Лисбет. Перепало и маме, защищавшей меня.

Пока готовилась еда, община постепенно просыпалась. Зак побежал в туалет со своим неизменным поскребком. Макс и Труди перетасовывали в тележке пустые банки. Дика отправились на прогулку, а Стейси с Саванной - на ловлю полевок. Мама проверяла самочувствие Сьюзен, а Брюс затачивал клинок своего топорика, периодически размахивая им, будто боролся с невидимым врагом. Я побрила Чака, по ходу дела отбиваясь от сватовства за его сынка, и отвечала на неудобные вопросы.

После завтрака под сводами хайвэя состоялось сходка. Присутствовали все, кроме больной Сью и Дики. Она до сих пор не вернулась, но ждать ее не стали. Ее воспринимали как чужака и мнения не спрашивали.

Свежевыбритый Чак Стилски так взволнованно держал речь, что еще чуть-чуть, и он бы зажестикулировал бионическими протезами:

- Я с вами уже семь лет втухиваю. Будь это армия, вы дослужились бы до шакалов. Однако это не армия и не война - это мясорубка, и победить мы сможем только на доверии. Вы доверяете мне, я - вам. Доверие - вот основа успешного выживания. Доверьтесь мне и в этот раз. За зиму нам не удалось нахомячить провианта. Год выдастся суровый. Стена оживилась раньше обычного и выдавливает нас в пустыни. Вывод напрашивается один: поход на северо-восток в сторону Бирмингема по траектории движения Стены, - он выдержал короткую паузу, как бы давая возможность возразить, но едва прозвучал вопрос: 'А что дальше?', он вскинул голову, на лице заиграла палитра эмоций, заменявших ему жестикуляцию. Он торжественно произнес: - Мы идем в Атланту, где бросим живую силу на расчистку станции гиперлупа. С Расмусом или без него.

Мнения насчет неожиданного предложения главаря разделились. Его поддержал сын. Макс и мама пожелали продолжить путь вдоль побережья, насколько это было возможным, и по протоптанной дороге, вдоль шестьдесят пятой трассы, дойти до Атланты через Монтгомери. Никто не возражал относительно планов раскопки гиперлупа. В основном вопросы сводились к маршруту, но не к цели. Грандиозный проект, представленный Чаком так, будто он сам додумался до его реализации, воодушевил, вселив в сердца надежду, и в мое тоже.

Носком ботинка на пыльной земле он начертил линию побережья с основными дорогами, от которых в действительности не осталось и следа:

- Наступление на восток ничего не даст. Стена по любому погонит нас вглубь континента, атаковав с моря. А потом что? Гусячить по двадцать миль в день? Предлагаю немедля свернуть с двенадцатой трассы на север. Что даст побережье? - И чтобы окончательно переубедить, добавил: - И не забывайте о нестационарном госпитале. Как-никак, у нас на шее висят больные и немощные.

- Что выдаст ведьмочка? - вдруг спросил Зак. - Семнадцатилетние получают право голоса.

Я не ожидала, что меня захотят выслушать, да еще и на сходке. Я замешкалась, начав расплывчато разъяснять про еду, подводя разговор к тому, что мы обсуждали с Фроди.

- Что за бестолочь подрастает! - рявкнул нетерпеливо Чак, так и не дав закончить мысль.

- Повернув на север сейчас, мы слишком отдалимся от Стены, - буркнул Макс. Затухающий циферблат его часов с барометром подсказывал, что Стена далеко и нет нужды повторять деяния библейского Моисея.

- У ведьмочки не будет возражений? - повторил вопрос Зак. Он нарочно издевается надо мной, выставляя полной дурой!

- Мне незнакома местность, - ответила я. - Будет надежнее дойти до пятьдесят девятого шоссе, чем плутать по неизвестной пустоши.

- Полностью 'за', - поддержал Фроди.

- Я тоже, - сказала мама.

Стилски воспринял спор как лично оскорбление. Он поморщился. Сдерживающимся тоном повторил уже сказанное, но другими словами:

- Мы попремся до новоорлеанского шоссе, чтобы потом свернуть на юг? Да это крюк в девяносто миль! Вспомните, два года назад вы накосячили, и в какие людские потери вылилась ваша самонадеянность!

Он частенько приминал тот роковой год, когда община чуть не сгинула в незнакомых долинах. Каждую неделю кто-то умирал от истощения или безнадежно отставал. Тогда не существовало правильного решения. Мы попросту оказались заложниками положения, из которого выпутались благодаря небывалой удаче.

- К гиперлупу быстро не подкопаешься, это вам не смазливая телочка, - вставил Зак. - Тут нужно временем запастись, а если постоянно у Стены тереться, как мы это уже с десяток лет делаем, то откуда оно у нас возьмется? Мы и приступить не успеем, как нас сметет. Нужно отойти от Стены на несколько дней пути.

- No suena mal, - поддержал Брюс. Он слабо владел английским и частенько бросал фразы по-испански.

- Отбой, недовески! Час на раздумья и сбор вещей, - скомандовал Стилски.

Община разбрелась по своим рутинным делам. Мама со Стейси и Стиксом отправились в разведку, а я укрылась в тени колонны, чтобы побыть наедине с дневником. Свои вещи я покидала в рюкзак еще утром.

На исходе отведенного часа содрогнулась от истошных криков Зака. Когда взлетела по эстакаде на обрубок хайвэя, в ход уже пошло оружие. Онемевший повар жался под дулом пистолета. Побагровевший Зак матерился во весь голос:

- Суч! Тварь! Я спалил твою фишку! Язык свой мерзкий проглотил? Я отсеку его и заставлю сожрать, но сначала ты все по чесноку расскажешь! Что ты им передал? Считаю до пяти, а потом отстрелю тебе ухо! Жаль, что оно у тебя одно...

За потасовкой наблюдали все, но никто не вмешивался. Труди спряталась за маму. Стейси гладила белую с черными пятнами Саванну, острые уши которой подергивались в напряжении от громких воплей. Дика пересчитывала шипы на своей бите. Макс уставился в электронные часы с барометром и календарем.

- Четыре!

- В чем я виноват?

На анатомической маске Фроди застыла смесь страха и непонимания.

- Три! Что означала та фигура из змеиных костей?

- Не знаю.

Сгорбившись, сидя на коленях, он машинально продолжал тереть кастрюлю. Зак потряс перед его белым кончиком носа змеиными позвонками, предназначавшимися для костной муки.

- Два!

- Я могу прикончить говнюка, - предложил Брюс.

Подумала, что ослышалась, но нет - он сказал это на полном серьезе, хоть и без огонька. Брюсом скорее руководило желание выслужиться, отчего он поддерживал любые начинания обоих Стилски, но прислуживал старшему: собирал палатку, правда, таскать ее не любил, часто кормил его с ложки, помогал облегчаться.

Предложенную услугу проигнорировали. Чак безучастно наблюдал за сыном.

- Один! Прощай!

- Это остатки моего завтрака, - заступилась я, собрав на себе недоумевающие взоры. - Обглодала кости и забыла их, - махнула в сторону, откуда пришли разведчики. Я не могла молчать, не могла поступить иначе. Мы не должны наказывать невиновного, какое бы преступление он ни совершил в прошлом.

Тотчас я оказалась изгоем в глазах общины. Их ядовито-кислотные взгляды прожигали не хуже сточных вод химической фабрики. Даже родные сестры смотрели с каким-то пренебрежением. На мамином лице читалось скорее неодобрение.

Зак спрятал пистолет.

- В следующий раз для искусства выбери что-нибудь менее съедобное! - произнес он с интонацией, в нотках которой звучало: 'Я знаю, ты лжешь'.

- За такой косяк будешь носить мою палатку целую неделю. - Последовало наказание от главаря.

Загадочный символ, сложенный из змеиных позвонков, на первый взгляд походил на нелепую шалость. Выброшенные кости не могли сложиться в геометрическую фигуру случайным образом. Если это не глупая проделка, то объедки вполне могут служить тайным посланием трупоедам о нашем передвижении. Их собаки с легкостью, присущей улучшенному на генном уровне нюху, обнаружили бы их. Нас выследили бы и атаковали так же неожиданно, как и год назад. И кому понадобилось доносить о нашем передвижении? Стилски примкнули к нам семь лет назад. Они свои до мозга костей. Макс однажды доказал свою преданность. С Брюсом я знакома почти с первых дней катастрофы, как и со Стейси. Она, собственно, и нашла эти необъяснимые метки. Захворавшая Сью не покидала лагерь, а Труди и мама не пойдут на такую подлость. Как я вообще могу подозревать свою семью?! Сама идея омерзительна! Что касается Фроди и Дики, то они новенькие. Она, кстати, все утро где-то пропадала. Фроди не имеет права без разрешения отлучаться из лагеря. Впрочем, этим правилом он частенько пренебрегает, когда, проснувшись засветло, бегает по зову природы. Сомневаюсь, чтобы он подставился, ведь в первую очередь заподозрят его. Нет, все же это была чья-то дурацкая выходка!

Главарь Стилски подозрительно смерил нас взглядом, задержав его на мне.

- Трупоеды уже запаслись туалетной бумагой, но мы-то прошареннее! Отправимся на северо-восток, не жалея портосов, и будем гусячить на опережение, чтобы без палева войти в Атланту, - произнес он на своем армейском жаргоне. Спорить не стали, уповая на опыт бывшего военного.

Брюс не искал поводов, чтобы завести со мной разговор. Он подошел и небрежно высказался о моем проступке. Я с облегчением подумала, что он рассердится и не захочет какое-то время разговаривать, но не тут-то было. Оказывается, мне нужен мужик, чтобы выбить всю дурь из башки. Он дал мне три дня, чтобы я приняла 'правильное решение'. Фактически это был ультиматум: или я объявляю его своим парнем, или... Он многозначительно не договорил, но подозреваю, что подключит к решению вопроса маму или Чака, а может - их обоих.

Закутавшись в тряпье, двинулись сквозь затертый до дыр наискучнейший ландшафт. На старых картах все еще значились населенные пункты, леса и дороги. В действительности рельеф изменился до неузнаваемости: возвышенности сровнялись, овраги разрослись до каньонов, озера и реки пересохли, но иногда угадываются автострады по бороздам от искусственных насыпей.

Стейси разведывала местность далеко впереди в сопровождении верных псов.

Сью порывалась идти самостоятельно, но ей категорически запретили. Мы с мамой тащили ее на носилках, а каркасные трубки палатки, хоть и были изготовлены из облегченного наноматериала, болтались за спиной в такт шагам, шлепая по ягодицам. Они неудобно сползали, но поправить их я не могла. Фроди, увешанный кастрюлями, канистрами и посудой, так что торчали только ботинки, тихо плелся за нами. Поравнявшись, он шепнул слова благодарности. За Фроди двигался Брюс. За ним числились запасы еды, одежды и горючие материалы, а также орудия труда и инструменты. Макс катил тележку с запасами воды, а маленькая Труди волочила, как на санях, ворох спальных подстилок. Дика, оправдывая кличку Дикобраз, несла за спиной копья, пики и клинки. Она плелась в хвосте, а Зак замыкал группу, прикрывая тылы. Чак, двигаясь налегке, возглавлял процессию.

Это был длинный и тяжелый день.

Путь пролегал через топкую низину. Почва была чуть вязче каши из толченых водорослей. Торчащие из земли извилистые стержни гнутых железнодорожных шпал приняли издалека за стволы деревьев.

Прошли совсем мало. Макс вконец выбился из сил, буксируя телегу. Воды почти не осталось, и мы вполне унесли бы каждый свою порцию, но Чак Стилски настаивал на централизованном хранении, дабы ни у кого не возникало соблазна.

Разбили лагерь в поле, усеянном домами-бункерами со сводчатыми крышами, волдырями выпирающими над поверхностью. Такой вид застройки обрел популярность незадолго до катастрофы, а законодателем строительной моды была известная на весь мир компания K&K, принадлежащая нашей семье. Мама реформировала и приумножила перешедший ей по наследству строительный бизнес. Идея возведения умных автоматизированных домов пришла ей на ум после посещения соляной шахты Величка в предместьях Кракова. Она приняла смелое решение, купив контрольный пакет акций компании Underground Robotics, разрабатывающей строительных роботов. Слияние положило начало новому бизнесу. Из-за ухудшающейся экологии прибыль от продаж механизированных зданий, опускающихся под землю при каждом капризе природы, росла взрывными темпами. Люди хотели чувствовать себя защищенными от ураганных ветров, обильных осадков и нестерпимой жары.

Никогда не забуду тот июльский день, перечеркнувший старый мир. Ранним утром мама прилетела из Нью-Йорка. Выиграв подряд на возведение саморегулируемой океанской дамбы, она пребывала в отличном настроении. Ее удивительная способность везде успевать негативно сказывалась на нашей семье, но тот день она захотела провести с нами. Трехчасовая поездка до нового коттеджного поселения, где маме предстояло сдать сотню домов-бункеров заказчику, обещала быть захватывающей. Она редко брала меня в деловые поездки, а всей семьей мы поехали впервые. Она усадила годовалую Труди рядом, а Сью закатила истерику, когда ей досталось заднее сиденье джипа - совместное путешествие оказалось на грани срыва, но все обошлось. Компьютер рассчитал маршрут с учетом остановки в придорожном кафе, и мы поехали. Автомобиль въехал на шоссе, влившись в плотный поток. Мама затемнила окна, чтобы голографическая проекция планшета была более четкой, и погрузилась в изучение конструкторских чертежей, а я листала журнал 'Форбс', по версии которого состояние нашей семьи оценивалось в полтора триллиона амеро. В старых долларах США сумма звучит, конечно, не столь внушительно. В отредактированной фотографии я не сразу признала маму: ее красивое от природы женственное лицо потеряло яркие отличительные черты - с глянцевой обложки смотрело гендерно нейтральное существо. Настоящую внешность мама скрывала от широкой общественности. Она выдавала себя за одну из своих секретарш или замов, чтобы инкогнито посещать строящиеся объекты и лично знать о состоянии строительной империи до самых низов. Сидя на заднем сиденье, Сью игралась с функцией затемнения стекла, действуя нам на нервы. Когда она завопила, мама не выдержала и грозно заявила, что больше не возьмет нас с собой. Внезапный ливень обрушился со всех сторон. Градины небывалого размера ударили в лобовое стекло, вминая его внутрь салона. Под страшный грохот потолок проминался, будто машину шваркнули под наковальню. Автомобиль экстренно остановился, перейдя в режим ручного управления. Вдруг все стихло. Пронзительная тишина. Безоблачное небо. Штиль. И тогда мы увидели то, что впоследствии прозвали Стеной. Бескрайний грязевой вал надвигался на нас, сметая на своем пути постройки и деревья. Мама не растерялась. Она вырулила на обочину, и мы в слепую помчались по кукурузному полю, по примятым ледяными глыбами стеблям и мертвым птицам. Аккумулятор без подзарядки от дорожного покрытия быстро сдох. Мы остановились. Выскочили. Мама схватила на руки пятилетнюю Сьюзен, я - ревущую Труди, и мы побежали. Вязкий чернозем облепил ступни. Я, будто с кандалами на ногах, продолжала бежать как беглый каторжник, плача, что не поспеваю. Бежали без остановок, пока не наткнулись на дом-бункер, построенной нашей компанией.

- Пожалуйста, ради бога, впустите! У меня трое детей, - молила мама, колошматя по закрытой двери, плавно уходящей со всем сооружением под землю. Видеокамера у входа шевельнулась, но никто не вышел. Признай они в маме женщину с обложки 'Форбс', то история пошла бы другим путем... Когда Стена отступила, все без исключения жители супернадежных коттеджей были мертвы. Их скрюченные тела обугленными спичками валялись в самых разнообразных позах. На многих уцелела одежда, обувь, украшения; кто-то расслабленно сидел на диване, сжимая почерневшими костяшками хрустальный бокал с вином. Уверенные в своей защищенности, они погибли от чего-то неведомого.

Всякий раз, когда на пути встречаются дома-бункеры, в памяти возникают картинки из детства.

Разбив лагерь, отряд 'Кости' загремел посудой; Стейси с собаками отправилась на охоту за грызунами; Дика занялась латанием изношенных штанов, сменивших не одну заплатку; Брюс взялся копать яму для сбора воды. Нам с мамой предстояло обследовать подземные дома. Из проделанных дыр в крышах давным-давно вынесли все съедобное и горючее, отчего предприятие казалось бесполезной тратой времени. Потрошили все без разбора: срезали нейлоновые мышцы подъемных механизмов, пластиковые трубы и кабели, вынимали ячейки для очистки воздуха. Впрочем, в прошлый раз мне повезло, и я нашла этот дневник.

Спустились в гнетущий запах сырости. Под ногами хрустел мусор вперемешку с битым стеклом. С вентиляционных труб лохмотьями свисала ободранная изоляция. Пол устилали островки ковролина. От мягкой мебели уцелели бесполезные стальные обода и пружины. Давным-давно, когда натыкались на работающие генераторы, Брюс запускал их, ненадолго пробуждая призрак сгинувшей цивилизации. Первым делом мама пролезла в технический люк в полу, где под днищем дома проходили инженерные коммуникации. Нынче этот секрет был известен даже камням, но нам несказанно повезло: фильтр для воды оказался нетронутым, его хватит до лета!

Собранных крох углепластика хватило, чтобы развести костер.

Я любовалась искорками, когда заприметила вдалеке мигающую точку. Кто-то готовил еду или кипятил воду.

- Не спится, ведьмочка? - голос Зака нарушил спящую тишину. В который раз он вторгается в мое уединение, в тайное общение с дневником. Засиживается допоздна, когда другие уже дрыхнут и видят сны.

В ответ я выдала какую-то дежурную фразу.

Он уселся рядом. Я поднялась и пожелала спокойной ночи:

- Я устала. Хороших снов.

- Нет, не устала. Садись, побалакаем!

Настроилась, что из меня будут выпытывать, почему я вступилась за Фроди.

- Дори, этакая защитница невиновных и угнетенных. Прям как наш физрук в школе.

- Защитница? В прошлый раз ты назвал меня тупой дурой.

- А ты не перестаешь удивлять. Опять покрываешь этого нигера, - хотела возразить, но он перебил: - Не собираюсь проповедовать, и так все ясно.

Он скормил огню кусок пластмассы. Разговор обещал быть долгим.

- А что тогда?

- Предостеречь.

Зак поведал историю своей жизни, заслуживающую, как мне кажется, внимания. И хотя он потребовал о ней не распространяться, я не могу не увековечить ее в дневнике. По правде сказать, не вижу причин, почему они с отцом ни разу не упоминали о пленении Зака. Думаю, написав об этом, я не совершу страшного посягательства на его личную жизнь.

Зак Стилски родился в Оттаве. Когда любовь в семье иссякла, как это часто случается, суд предложил ему выбрать одного из родителей. Выбор пал на мать, но та отказалась, и Зака оставили с отцом - на тот момент чужого для него человека. Для Чака армия была настоящей семьей и домом, пока он не лишился рук.

Подросток, в пятнадцать лет сменившей семьдесят одну подругу, - да, он назвал точное количество! - не воодушевился идеей путешествия в Атланту на скучную встречу ветеранов. Однако ради отца он перекроил плотный график свиданий. А вдруг получится замутить с какой-нибудь молоденькой связисткой или набраться нового опыта со зрелой боевой пловчихой? По прилету из аэропорта, прямиком до банкетного зала, Стилски отправились на метро - в беспилотном такси не перед кем трясти памятными медалями. У него их было две: в честь пятидесятой годовщины окончания войны с Ираном, к которой он не имел никакого отношения, и знак отличия инженерного сухопутного корпуса.

Худосочный военный в мундире контрастировал с курносым, прыщавым подростком в бунтарской футболке с изображением канадского флага. Они ловили взгляды случайных пассажиров до самого центра, как вдруг неожиданно погас свет. Поезд не остановился. Ускоряясь, он промчался мимо Файв Поинтс. На пролетающей станции в свете аварийного освещения метались человеческие фигуры. Кто-то из пассажиров дернул стоп-кран. Магнитная подушка отключилась. Состав рухнул на шасси. На мгновение ход замедлился, но вскоре вагоны понеслись с нарастающей скоростью. Пассажиров объяла паника. Одни пытались вышибить двери, другие попадали на пол. Чак не растерялся. Подхватив сына, он пробежал по лежащим пассажирам в хвост состава, где порвал ветровое стекло стальными протезами, обернутыми в живую оболочку. Вывалившись на пути и чудом не сломав ни единой кости, они отделались легкими ссадинами. Поезд, будто носок, всасываемый пылесосом, летел в трубе, в конце которой выскочил на открытую эстакаду и разлетелся на осколки, словно конфетти из хлопушки.

На поверхности их ждал другой мир. Они убегали от падающих людей, деревьев, машин. Самолет, потерявший управление, исчез в одном из небоскребов делового центра; от взрыва горючего здание стряхнуло с себя зеркальную кожу. Тот день дал старт отсчета новой истории.

Стена обрушилась на Атланту, вынудив людей бежать подальше от осыпающихся зданий. Выжившие объединились в группы. Те, кто предпочел спрятаться, погибли. Сформировавшиеся банды воевали за воду и еду. Антиквариат, ювелирные украшения, нанотехника и коллекционные автомобили никого не интересовали.

Стилски примкнули к банде Джона Расмуса, добывающей пропитание грабежами и собирательством, попутно воюя с трупоедами. Сын и отец-военный были вынуждены подчиняться приказам священника Расмуса и его молоденькой воспитанницы Ирэн - той самой Ирэн, которую в будущем прозовут Дикой. (В то время Ирэн, юная и дерзкая, была ярой последовательницей секты Понятых Говы. Всегда полагала, что Гова - имя некоего божества, но Дика утверждает, что Гова означает Голографический Вселенский Апокалипсис или что-то типа того. Возможно, я ошибалась, поскольку в богословии не сильна.) Чем голоднее становилось, тем больше воззрения главаря банды приобретали напыщенную благочестивость, используемую для распределения ресурсов внутри общины. При таком раскладе Стилски ничего не светило. За день до расставания с Расмусом трупоеды атаковали банду, захватив нескольких ее членов в плен, в числе которых оказался Зак. Привыкшего к легкой жизни подростка, закованного в полицейские наручники, гнали с другими невольниками, как скот. Собственно, их скотом и считали. Чтобы пленники не умирали от голода, их подкармливали малосъедобными внутренностями своих же собратьев, которым повезло меньше. Молодых и выносливых берегли на потом. Трупоеды, в прошлом цивилизованные люди, потеряли человеческую сущность. Они устраивали пытки, оргии и кровавые пиры на глазах будущих жертв.

Сила жизни в молодом парне пересилила боль от вывернутого большого пальца и содранной кожи. Зак освободился и бежал. Он отыскал поседевшего отца, и они отправились искать счастье у кромки Стены, где и наткнулись на общину мамы.

После тех событий минуло семь долгих лет. За эти года Стилски-младший возмужал, обрел самостоятельность и твердость в поступках, но в душе он до сих пор ученик Карлетонской средней школы в Оттаве.

Зак окончил рассказ словами:

- Не будь я таким отпадным, то давно прикончил бы Фроди. В самых ужасных кошмарах не приснится то, что ему подобные вытворяли с людьми.

- Не предполагала, что ты был знаком с ним раньше.

Зак впал в задумчивость, а потом ответил, не отрывая взгляда от огня:

- Я был у других трупоедов, но они все одинаковые. Я их ненавижу! Всех до единого.

В его зрачках плясали чертики. Гримаса затаенной злобы исказила симпатичное лицо. Он демонстративно разломил кусок пластика и кинул его в огонь. Я пересела к нему на дружеское расстояние, положив руку на плечо. Его рука накрыла мою - и так же быстро соскользнула.

- Еще долго тут будешь? - спросил он довольно обыденно, но мне показалось, что в вопросе кроется подвох: он хотел, чтобы я осталась или поскорее ушла?

- Мне не спится.

Он пожелал сладких снов и удалился на покой, чем немного разочаровал меня.

На завтрак разделили последние крохи еды. Паек сушеных водорослей отдала Сьюзен. У меня от них несварение, а ей нужны витамины.

Брели на северо-запад через пустошь. Лыжная маска окрашивала землю под цвет свинцовых туч, усеянных осколками. По такому раздолью без самодельных ботинок на толстой подошве, подбитых полосками автомобильных шин, не побегаешь. Иногда взгляд цеплялся за покосившиеся опоры столбов с болтающимися проводами. Без таких ориентиров казалось бы, что мы буксуем на месте.

Шли молча. Тележка Макса протестующе скрипела, вгоняя в сон. Ритмично постукивали кастрюли Фроди, шаркали ботинки Чака и шелестели свободные одежды мамы. Саванна тяжело дышала раскаленным воздухом, лениво водя носом. Во время короткой остановки для отдыха и питья никто не проронил ни слова; все делалось на автомате. Сьюзен не жаловалась, стойко перенося трудности.

Нюх Стикса привел нас к прогоревшему пеплу. Наверное, его мерцающий свет я заприметила прошлой ночью. Тут же валялись головки берцовых костей - их сложнее всего растолочь в муку. Никто не задавался вопросом, чьи эти останки, а попросту прихватили с собой.

Когда начало смеркаться, Зак сунул огрызок карты Миссисипи:

- Покажи, ведьмочка, свое колдовство. Где мы находимся?

Я внимательно разглядела карту, запечатлев в памяти географический ландшафт. Закрыв глаза, я уже видела несуществующие населенные пункты, изгибы рек и дорог. Точная локация появлялась откуда-то из глубины, и я никогда не ошибалась, указывая местоположение. Не представляю, как это у меня выходит.

- Рожай уже что-нибудь, - поторопил он. В моей голове стоял полный штиль, пустота, как ни прислушивалась я к внутреннему голосу.

- Мы за пределами карты.

- Хотя бы примерно!

- Мы не в Миссисипи, это точно. - Я вернула потрепанный клочок.

- Другой нет, ведьмочка.

- Мы в Луизиане, но не представляю, где именно.

- Заблудились! - раздраженно прокомментировал Макс. Он включил циферблат часов с показаниями барометра: - Стена далеко.

- И без тебя ясно, - гаркнул Чак.

Подступивший голод заставил растереть обглоданные кости в муку, из которой наспех приготовили клейстер, показавшийся изможденным людям пищей богов.

Легла на голодный желудок пораньше.

- Давление ниже некуда. Так далеко от Стены мы еще не заходили, - сказал Макс, теребя наручные часы. - Она милях в пятидесяти. И запомните этот день: среда, тринадцатое марта 2121 года. - Он выбросил часы, экран которых померк навсегда. Отныне придется ориентироваться по банке с натянутой рыбьей кожей.

Пустыня заманивала миражами. Голод сводил с ума, но надежда добраться до Атланты росла с каждым часом.

От недоедания мама еле передвигала ноги. Сьюзен бил жар и мучила тяжелая хрипящая одышка. Она скинула накидку. Кожа вмиг покрылись сыпью и зашелушилась. Силой заставили накрыться. Стейси, мечтавшая работать ветеринаром, осмотрела ее и сказала, что больная пошла на поправку. Хотелось бы верить!

Пройдя несколько миль, Сью впала в прострацию. Взвалила ее на носилки, подметив, как она потеряла в весе, приспособила рядом с ней разобранную палатку и поволокла. Мама порывалась помочь, но я убедила ее, что справлюсь сама. Брюс держался подальше, чтобы не помогать. Первые шаги дались легко, но потом ноша с каждым шагом тяжелела.

Волокла в одиночку, вспахивая две маленькие бороздки от рукояток. Община удалялась все дальше и дальше, а я словно застряла: ступлю шаг - другие уже сделают три. На неровностях носилки ходуном ходят, подскакивают; головка Сью трепыхается, как у болванчика. Когда совсем невмоготу стало, остановилась. Думала, отдохну и продолжу, а силы неожиданно иссякли. В глазах темно. Двоится.

- Чую, спор я проиграю. Отойди-ка, дай мне. - Зак перехватил носилки и поволок. А я шла рядом и мысленно благодарила его; сухой язык не поворачивался.

К полудню догнали общину, отдохнули и повернули на восток. Сью пришла в себя, но подняться так и не сумела: в легких свистит, слизистые отекли, а от лихорадки мелко трясет. Я попросила Стейси повнимательнее осмотреть больную, на что та огрызнулась:

- Она - обуза! Из-за нее мы тормозим. Она приносит беды! Не потеряй она крестик...

- Мы все скоро умрем... - трагично вставила Дика.

- Я собираюсь жить долго, - заявила Стейси. - И вообще, захлопни свою мидию!

- От вашей трепотни у меня башка раскалывается, - проревел Макс. Мама попыталась урезонить закипающего бойфренда, но тот рассвирепел пуще прежнего и виноватыми сделались все мы.

Перессорившиеся и озлобленные брели дотемна, покуда не наткнулись на обрезки пятьдесят девятого шоссе. Покосившиеся сваи многоуровневой развязки сторожили дикую пустошь. Мы проковыляли бы мимо, но неожиданно ко мне пришло понимание того, что мы в Миссисипи. Не представляю, откуда - просто меня охватила абсолютная уверенность в том, где мы. Этот эффект сравним с неким мистическим озарением, будто ангел, о которых в детстве рассказывала мама, шептал, куда следует повернуть.

Настроение поднялось даже у Макса, несмотря на мучительный голод. Труди беззаботно напевала какую-то песенку, а Стейси заявила, что на раскопках не будет таскать тяжестей. Чак Стилски и мама сохранили серьезность. Они-то понимали: до Атланты - сотни миль, через Алабаму и половину Джорджии.

У костра долго не сидели. Спать легли рано, без страшилок. По выражению лица Брюса догадалась, что он ищет повод заговорить о своем холостяцком положении. Его ультиматум истек. Подходящего момента не нашлось, но завтра он своего не упустит. Пусть говорит с кем угодно! Пусть мама обижается на меня. Я не какая-то вещь и не собираюсь жертвовать собой, чтобы кого-то порадовать.

Труди распределила воду, и все разошлись.

Постелила рядом с больной. Стыдно сознаться, но я хотела лечь подальше, чтобы выспаться, но Сью очень просила, а я никак не могла отказать. В свете луны на ее прозрачной шее блеснул крестик.

- Ты нашла его? - удивилась я.

- Нет, - прохрипела она. - Труди отдала свой, когда разносила воду. Знаю, ты не веришь в эти глупости...

- Не обращай внимания на Стейси. Она преувеличивает. Удивляюсь, как она еще не додумалась основать собственный магический орден.

- Я не об этом. Когда ребенок умирает, он превращается в ангелочка.

- Не мели ерунды! Я не дам тебе зачахнуть!

- Вот поэтому я и хочу, чтобы вы ушли, а меня оставили, - слова прозвучали по-взрослому, отчего внутри что-то больно кольнуло. - Не желаю быть обузой. Я устала хвататься за эти бесконечные дни, чтобы как-то продержаться вам на радость.

- Я не брошу тебя! Слышишь? Мы откопаем гиперлуп, дойдем по туннелю на север, а потом будем вспоминать этот момент и вместе смеяться над его нелепостью.

- Сестренка, отпусти. Не мучай ни меня, ни других.

- Я люблю тебя, Сью... - На глаза навернулись едкие слезы.

- Ты глупая! Дура! Идиотка! Оставь меня!

Ее разум затуманен. Она устала, наслушалась гадостей от Стейси и депрессивных излияний Дики. Неудивительно, что расстроилась.

Утром мы обязательно помиримся. Я взяла ее за горячую ладонь, но она одернула руку.

Ничего, когда уснет, я тихонечко подержу ее.

Просунулась, а сестренки не стало.

Открыла дневник и не знаю, о чем писать. Минуту назад думала, что листов не хватит, а сейчас - пустота.

Больно. Не выразить словами.

Перелистываю страницы и понимаю, какими чужими мы были, отчего больнее вдвойне. Писала, как таскала Сью на носилках, а о ней как о близком и родном человечке - ни слова. Ее внутренний мир, переживания, страсти - от меня был закрыт, хотя мы и были родными сестрами и жили бок о бок.

Ее больше нет.

Сью не заслужила такой участи! Она была ребенком, пережившим столько испытаний, что их с лихвой хватило бы на несколько жизней взрослого. Смерть состарила ее. За одну ночь она постарела. Из четырнадцатилетней девочки превратилась в старуху. Растрепанные золотистые завитки, в точности как у мамы, окаймили ее осунувшееся личико. Казалось, смерть не забрала с собой ее тяжкий груз. Сью не выглядела спящей, как поэтично пишут в книгах, - тревожные складки никуда не делись, наоборот, они прорезались отчетливее.

Дележка вещей. Жуть. Звероподобный кошмар. Стейси набросилась на еще не остывшее тело и стянула хлюпающие ботинки, оголив раскромсанные бесконечными переходами ножки... Фроди разогнул одеревеневшие пальцы и присвоил чарку для питья. Дика забрала куфию и солнцезащитные очки. Мама хотела снять крестик, но он уже был на Труди, когда она подошла попрощаться и пошарить в карманах. Брюс выпросил себе какую-то яркую безделушку.

От лицемерных утешений типа 'Она ушла в лучший мир' хотелось кричать. Лавина бессмысленных стандартных фраз...

- Она растворилась на внешнем пузыре голографической вселенной, - сказала Дика.

В глазах общины я прочитала облегчение. Во всех, без исключения.

- Мы умираем от голода. Я приготовил бы из Сьюзен... - Фроди тщательно подбирал выражения, а я чуть не потеряла сознание. Не ожидала от него такого. - Вы уйдете подальше, а я предельно деликатно разделаю. В лучшем случае ее заберет Стена, так почему бы не избавить нас от голодной смерти?

Сквозь душащую пелену слез услышала голос мамы:

- Прикоснись к ней, и я отрежу тебе яйца!

Поразило отношение Труди к кончине сестры. Она поплакала, а на второй день уже весело играла с Саванной, бегая наперегонки. Она - дитя этого мира, где нет сочувствия и сострадания и каждый живет ради себя. Наверное, младшая сестренка не приспособилась бы к цивилизованному обществу. Она - ребенок примитивных правил выживания в апокалиптическом мире, где смерть - это жизнь. Она привыкла обходиться малым, а об умерших не вспоминать. Плакать - значит тратить драгоценную жидкость впустую.

Чак произнес пылкую речь, из которой я поняла, что трудности нас закаляют, а в других общинах еще хуже. Пустая болтовня о сплочении вокруг лидера и тому подобное. После так называемой панихиды подошел Зак. Он приобнял и произнес одно слово, безо всякого драматического пафоса:

- Сочувствую.

Я ощутила сиюминутное духовное единение, пусть и с совершенно чужим человеком. Именно этой естественности, чуткости, моральной опоры мне так не хватало.

Брюс был неразговорчив и терся возле меня, отчего становилось мерзко. Его присутствие отягощало, а он думал, что делает мне приятно.

Желающих копать могилу в каменистой глине не нашлось. Макс отобрал лопату:

- Копание займет много времени, а нам пора в путь.

Я разозлилась на него. Стукнула его в грудь, а он обнял, прижал к себе и сказал:

- Поплачь. Станет легче.

Отмучившийся комочек, у которого совсем недавно были переживания, характер, привычки, фантазии и грезы, оставили в котловине.

После короткой похоронной речи Чака мы отправились в Меридиан. Голод заставлял двигаться быстрее в надежде, что в необитаемых развалинах удастся отыскать что-то съестное. По дороге съели обожаемую Фроди кожаную куртку.

Все напоминает о сестренке. Мысленно тащила ее носилки к покосившимся бетонным коробкам, именовавшимся когда-то Меридианом. Представляла, как, отдохнув здесь денек-другой, мы двинулись бы в Алабаму, а далее через Бирмингем в Атланту. Ее ботиночки на ногах Стейси пробуждали болезненные воспоминания.

Стилски приказал осмотреться и организовать лагерь.

Мы с мамой ни разу не поговорили о смерти Сьюзен - меня тяготило, а она избегала, - поэтому я охотно отправилась с ней в разведку, где мы поплакали бы наедине. Мы отправились в лес из высоток, кучно стоявших в окружении холмов из серых руин. Верхние этажи зданий обгоревшей листвой разлетелись по ветру; устоявшие обугленные стволы в виде лифтовых шахт удерживали на себе ошметки полуистлевших железобетонных скелетов. Шаткие перекрытия надломленными ветками свисали над непроходимым буреломом.

Что-то полезное можно найти только на цокольном этаже.

Работали слаженно: мама разгребала десятифутовый занос грязи, а я исследовала его содержимое. Попадалось множество осколков посуды и столовых приборов. Сделав перерыв, она заговорила с напускной беспечностью, изрекая непонятные лозунги:

- Дорианна, ты возмужала. Когда-нибудь мы выберемся отсюда и заживем полной жизнью! Мужчины сделают за нас всю тяжелую работу, а пока мы вынуждены жить по их правилам.

Ни слова о Сьюзен, скорби или сожалении. Она очерствела.

К теме смерти мы больше не возвращались.

Она ловко махала лопатой, а я украдкой разглядывала ее, невольно сравнивая с собой. Раньше не задумывалась над тем, какие мы разные, как не похожи. Я - курносая, высокая, у меня темные густые волосы, а мама - полная противоположность. Незнакомец принял бы нас скорее за подруг. Нас роднит лишь худоба, кошачья гибкость и некоторые черты лица, скорее черточки. А что уж говорить про характеры! Я не смогла бы управлять крупной корпорацией и командовать подчиненными. Фирма обанкротилась бы в первый же квартал. Я наняла бы всех безработных и обездоленных, организовала бы благотворительные фонды, которые закупали бы лекарства от аллергии и раздавали бы их всем страждущим. В свое время мама организовала нашу общину, устроив ее по принципу корпорации: с подразделениями, отделом продаж и системой бонусов для распределения еды. Вооруженные Стилски узурпировали власть, внеся свои коррективы: добываемые артефакты Чак распределял самолично, 'отдел продаж', занимающийся обменом с конкурирующими общинами, упразднил, а подразделения переименовал в отряды. Мама не переживала свою отставку. Она признала Стилски более эффективными 'исполнительными директорами', способными в трудные времена быть жесткими. Настоящий лидер, желающий процветания своей компании и ее сотрудникам, передаст власть более продуктивному преемнику. Она разглядела в Стилски возможности и поступила по своим убеждениям.

Лопата, которой я орудовала в куче, лязгнула о металл. Под покровом земляного слоя обнаружился покореженный автомобиль, протаранивший витрины кафешки. Обшивка сидений была уцелевшей, а в бардачке отыскалось несколько интересных, но бесполезных вещиц. Улов был скуден: грубая ткань, требующая тщательной сушки, флакон из-под духов, кукла Барби и неработающий планшет. Найденное отлично горит, но лучше бы нашли еду.

В соседние дома заходить не рискнули. Они, словно сморщенные старцы, покрытые жуткими трещинами, привалились друг к другу, держась из последних сил. Их раны кровоточили обсыпающейся штукатуркой, а легкое дуновение ветерка вырывало свист из их каменных чрев. От очередного прикосновения Стены они рассыплются в пыль.

В полдень случилось частичное солнечное затмение. Стейси, безоговорочно верящая во всякое потустороннее, вспомнила, что в древности это предвещало войну. Недаром она назвала своего пса Стиксом в честь реки мертвых из древней мифологии.

Вода закончилась, а свежую добыть не удалось. Подвалы замело песком, а от копки каменистой почвы не было проку.

- Здесь нечего ловить, - заключил Чак. - Отбой. С утра стартуем.

- Куда? Впереди пустыня, а тут хоть какая-никакая тень! - запротестовал Макс.

- Дори, есть тут какая низина? - спросил Зак.

Я закрыла глаза. Из темноты проявились образы: нечеткие, размытые контуры, но стоило мысленно сфокусировать внимание на Меридиане, как отчетливо прорисовались изгибы улиц с названиями и номерами домов. Это было похоже на сон - если бы мне снились сны, то они наверняка выглядели бы именно так. Мысли сами собой парили над паутиной улиц, увлекая меня на пересечения двадцать второй, шестой и Конститьюшн-авеню. Стоило мне распахнуть глаза, как видения рассеялись, но хаотичные руины окружающих зданий точно повторяли пятиугольный перекресток.

- В нескольких милях на юго-восток есть... был парк с озерами. Там вполне могут быть сырые низины, - ответила я.

До позднего вечера община под чутким предводительством Чака, ковыряла донные отложения. До живительной влаги не докопались.

Мы спасены! Макс обнаружил в одном из домов кусок уцелевшего пожарного водопровода. Отряд 'Кости' слил протухшую воду, пропустив ее через фильтр, а потом тщательно прокипятил, благо на хороший костер удалось насобирать множество углепластика. Коричневатая жидкость закипела быстрее обычного. Зак активно участвовал в фильтрации, ему не терпелось утолить жажду.

На сходке единогласно решили задержаться в Меридиане на сутки. Один день погоды не сделает, а людям необходим отдых.

Стейси ушла с Саванной на охоту. Собака утянула ее в парк, где накануне, охваченные отчаянием, мы копали землю. Ее привлекли тропы грызунов. Животные активны в ночное время, а днем забираются в расщелины, поближе к корневым системам. Задолго до того как определенные закономерности в движении Стены прояснились, мы безошибочно определяли ее направление по миграции грызунов. Они превосходно чуют опасность. За десять лет животные неплохо приспособились к окружающей среде, претерпев значительные изменения: шерсть удлинилась и посветлела, передние резцы вытянулись, а поведение стало необычайно агрессивным.

Полуденное солнце накрыла тень. Подумалось, что дежавю, но записи за вчерашний день обманывать не могут. Разве затмение бывает два дня подряд? Впервые Стейси и Дика нашли общий язык: обе заявили, что это знак свыше и нас ждет какая-то кара.

Днем выдалась свободная минутка на общение с дневником. Предпочитаю писать тихими вечерами, но в последнее время Зак сидел дольше обычного, почти до ночи. Говорит, что бессонница. Сидим подолгу, будто пересидеть друг друга пытаемся. Вроде и обсуждать нечего, а он все не уходит. Я уж думала признаться, что дневник утаила, и в открытую писать, но ведь накажут: отберут моего бумажного друга и пустят на растопку.

Стейси вернулась с мертвой Саванной на руках. Никто не вышел ей навстречу. Труди стонала и плакала. Мама бредила, покрывшись крупными каплями пота. Фроди выворачивало наизнанку. Дика грохнулась в обморок. Стикс заполз в палатку и жалобно скулил. Брюс, выпучив глаза, дышал коротко и поверхностно.

Ближе к вечеру прояснилось: массовое отравление из-за воды. Люди корчились в рвотных позывах. Сонными движениями они показывали, что хотят пить. Некоторые лежали без движений. Редкие моргания подсказывали, что в них еще теплится жизнь. Я переворачивала больных на живот, чтобы они, лишившись сознания, не захлебнулись собственной рвотой.

Я единственная не пострадала, хотя пила со всеми.

Мамочка в бреду повторяла одно и то же:

- Дори, ты - моя дочь. Мы - половинки одного целого!

В минуты просветления сознания она спрашивала о моем самочувствии. Я отвечала, что со мной, как ни странно, все хорошо. Она одобряюще кивала. Однажды изрекла довольно странную фразу:

- Ты никогда не заболеешь.

Помогая больным, задумалась над ее словами. А ведь она права! Я отродясь не болела: не страдала аллергией, от авитаминоза не кровоточили десна, а любые царапины заживали быстро и не гноились. Единственная проблема - желудок, мучивший меня еще с детства и отказывающийся переваривать любую пищу, кроме мясной. В школу, где нас учили социальным навыкам и поиску информации в Сети, таскала с собой специальные ленчи из запакованных кубиков. В первые годы после катастрофы обходилась кормом для генномодифицированных собак и кошек да картриджами для пищевых принтеров. Желудок научился дружить с полуфабрикатами, но со временем они пропали, а привыкнуть к сырой пище - водорослям и кореньям - как ни старалась, не получилось.

Опорожнила бутылки. Стейси подползла к растекшейся луже, уткнув в нее лицо. Еле оттащила. Обезумевшая от жажды, она пыталась сопротивляться, изрыгая матерные ругательства.

- Потерпите. Милях в пяти отсюда должно быть огромное озеро Окатиббе. Надеюсь, оно не пересохло. Я натаскаю воды! Для всех вас!

Загрузила тачку и покатила. И как Макс таскается с ней? Колеса кривые, скрипят, тянут куда-то вбок. На ухабах бутыли подпрыгивают, гремят. Такой трезвон за милю слышно. Только бы на людоедов не напороться. В одном из пустых окон померещилась размалеванная фигура, но это скорее от усталости.

Уже смеркалось, когда сделала небольшой привал. До озера еще полторы мили, но к закату успею. Только бы в лагере никто не умер!

Прикатила тачку далеко за полночь. Часть бутылок пришлось оставить, поскольку груженую доверху тачку было не сдвинуть. Под горку еще нечего, а обратно - никак.

Озерная вода, хоть и не тухлая, как из старых труб, но рыжая из-за глины. До утра процеживала, фильтровала, кипятила. Едва жидкость остывала, отпаивала больных. Стейси отказалась пить, пока я не напоила ее четвероногого любимца.

По совету Фроди приготовила лекарство: растертую до мелкого порошка глину обожгла на огне в закрытой банке, а потом смешала с водой. Полученный абсорбент эффективно выводил из организма токсины. Стикс отказывался лакать эту дрянь. Пришлось зажимать его морду и насильно вливать в пасть. Ослабленный, он почти не сопротивлялся.

Их рвало. Мучительно вытекающие слизкие массы воняли на половину Миссисипи.

К полудню многие почувствовали себя лучше. Труди оправилась быстрее других, ушли озноб и рвота. Слабость не помешала ей заняться фильтром, пока я оттаскивала тяжелобольных в тень развалин от убийственного ультрафиолета. Погружала их на носилки и тянула. Древко привычно ложилось на натертые мозоли, и я невольно вспоминала Сьюзен. Тащила носилки и представляла, что везу сестренку. Живая, но слабенькая, и если потороплюсь, то она обязательно выздоровеет.

- Сью, родная, потерпи чуть-чуть, - вырвалось невзначай, но Чак не придал этому значения. Он, тощий как скелет, весил больше динозавра из-за своих искусственных конечностей.

Так набегалась, что не заметила, было затмение или нет. Да что затмение, я даже не подумала, чтобы крысиный хвостик на зуб положить. Фроди подсказал покопаться в его вещах, где отыскалась скромная заначка: мешочек протеиновой крупы непонятного происхождения. Разбавила ее водой до клейкой массы, проглотила и побежала за бутылками на озеро.

Со вчерашнего дня Окатиббе заметно обмелело. Болотистые берега опоясали ржавую гладь, до которой я добиралась по скользким от ила валунам, перепрыгивая с одного камня на другой. Не удержалась - соскользнула и рухнула прямо в трясину. Разом провалилась по пояс. Безуспешно скребла ногтями по ослизлому склону. Чем отчаяннее рыпалась, тем крепче сжимались объятия. Запаниковала. Легкие искали воздух. Болотистый ил проглатывал меня. Прочная трость, которой я проверяла глубину, была с собой. Ткнула ею поглубже в надежде, что нащупаю под ногами что-то твердое. Бездна. Топь переварит меня. Останется на берегу одинокая тачка да дневник в рюкзачке.

Кричать, звать на помощь - бесполезно. Попробовала замереть и не двигаться, а что толку: увязнуть с головой немедля или часом позже?

Как-то изловчилась упереть трость меж двух валунов. Получилось что-то вроде натянутого троса. Вцепилась в него и потихоньку потянулась. Кое-как вытащила себя из клоаки. Хорошо, хоть ботинки на ногах плотно сидели, а то как обратно-то добираться? Выбралась, наполнила бутыли и вернулась в Меридиан.

- Где так долго шлялась? - спросил Чак.

На сердце полегчало. Пошел на поправку.

Меридиан чуть не стал братской могилой. В дикие минуты отчаяния меня накрывали кошмарные видения, где я стою одна среди беспорядочно разбросанных тел.

Едва появились первые признаки выздоровления, общину обуял чудовищный голод. Саванну, под дикие вопли хозяйки, освежевали и съели. Аппетит не отбили даже расплодившиеся длинные черви, забившие пищевод. Протухшие внутренности изъяли, а мясо с перемолотыми костями хорошенько прожарили и съели. Опарышей засушили до худших времен.

В тяжкие дни Макс опекал маму. Мне было отрадно видеть их вместе. До катастрофы он работал в Атланте специалистом по разрешению сложных жизненных ситуаций с экологическими беженцами. Тихий и спокойный, он превосходно ладил с трудными подростками, находил общий язык с неуравновешенными взрослыми. Макс заменил нам отца. Труди называла его 'папой', но продолжалось это недолго - мама пресекла. 'Мы слишком привязываемся к человеку, придумывая ему ласковые имена. Люди приходят и уходят, а горечь утраты остается', - учила она. Она не доверила бы Максу мыть полы в гараже или подстригать газон за воротами особняка. Мама вырастила нас, троих дочерей, без мужа, а когда мир рухнул, она не собиралась что-то менять. 'Пережили апокалипсис, проживем и без мужика', - поговаривала она. Судьба посмеялась над ее высокомерием. Макс, потерявший семью, нашел подход к бизнесвумен через нас, ее детей. Он нянчился с маленькой Труди, играл со Сью, рассказывал нам сказки и подшивал одежду. Сделавшись импульсивным, он частенько заводился и ссорился по мелочам. После грандиозной ссоры из-за щипцов для орехов мама прогнала его, и тут-то ему воздалось сторицей - мы встали на его сторону. Через год она не представляла жизни без Макса, а щипцы пригодились на кухне для колки мидий, нежели для завивки волос. Наш приемный папа так и не догадался, что встречается с женщиной, чье отредактированное лицо видел бессчетное количество раз на обложках всевозможных журналов.

Мембрана из рыбьей кожи на примитивном барометре вздувалась день ото дня - Стена уверенно направляется в нашу сторону. Ее изогнутый край угрожающе нарастает на горизонте.

Солнечные затмения повторялись ежедневно в полдень. Их продолжительность заметно увеличилась. Макс предположил, что это околоземный астероид из пояса Койпера по добыче полезных ископаемых. Возможно, он потерял управление и болтается в космосе.

Дика набожно предупредила о грядущем апокалипсисе. Интересно, а что тогда мы пережили десять лет назад?

Покинув на рассвете Меридиан, напоролись на свежую стоянку трупоедов. Неужто, находясь в трех кварталах от ослабленных людей, не способных к сопротивлению, они не заметили нас? Три дня назад я не могла отделаться от ощущения тревоги, что за нами следят. Поделилась с Чаком опасениями, но он был слишком слаб, чтобы что-то предпринять.

Подгоняемые страхами и пережитым ужасом, преодолели миль пятнадцать. На горизонте замаячили бесконечные просторы Алабамы - такие же безжизненные степи и уцелевшие обрывки трасс, соединяющие разрушенные города. Известная по прошлым скитаниям карта местности обрывками вырисовывалась у меня в голове. До Таскалузы дойдем, не заблудимся, а далее - как-нибудь до Бирмингема и Атланты.

Встали лагерем меж параллельных кирпичных стен. Типичное сельское сооружение, некогда служившее складом, амбаром или фермой по разведению протеиновых насекомых.

Уединиться не получилось. Брюс присел рядом, благодарил меня за спасенную жизнь. Мы разговаривали на его родном испанском с мексиканским наречием, которому я случайно обучилась у сиделки. Мама наняла Мариту по рекомендации, знакомые отговорили ее от няньки-робота. Женщина, родом из Мехико, превосходно владела английским, но частенько болтала сама с собой на своем родном языке. Как же она переполошилась, когда в два годика я неожиданного затараторила по-испански.

Брюс казался добродушным, но когда я попросила оставить меня, он тотчас изменился. Холодно спросил, почему я избегаю его. Неужто сложно догадаться, что у меня умерла сестра и мне необходимо побыть одной? Я напомнила ему о его скорби по любимой девушке:

- Мне больно за то, что судьба была несправедлива к тебе, к твоей семье и близким...

- Я позабочусь о тебе! Не Зак. Ему нужен только sexo! - Его тон прибрел жесткость. - Я не отдам тебя. Ты принадлежишь мне!

- Брюс, пойми, отношения не строятся на желании и чувствах одного.

- Но ты заботилась о bebe как о нашем!

- Я старалась выходить вашего сына. Это был дружественный порыв, не более. Я не стремилась заменить собой Миру. Брюс, ты неплохой друг, не более.

- Какая разница? Любовь не спасет мир.

Он ткнул пальцем в пустоту, как бы показывая: смотри, ничего больше нет - мир не будет прежним, тебе не найти никого лучше меня. В его словах не было обреченности; напротив, он торжествовал от моей - как ему виделось - безвыходности. 'Размножайтесь и наполняйте Землю', - поговаривала Дика, но сама не стремилась забеременеть, утверждая, что у нее слишком узкий таз, и она в третьем поколении ребенок из искусственной утробы.

Брюс неожиданно ожесточился. Больно схватил, но я вырвала руку, утопив ее в складках одежды. Он разозлился пуще прежнего, без конца твердя: 'Te quiero', что значит 'ты мне нравишься'. Он попытался обнять меня. Я вскочила, отпрянула. Он тоже поднялся и, прежде чем уйти, сказал:

- Я не оступлюсь, и Заку тебя не отдам.

Половина пути до Атланты пройдена. Завтра доберемся до Таскалузы - в прошлом богатого города с химической промышленностью. Его развалины стоят на отравленных грунтовых водах, но мы пересечем их с приличным запасом воды.

До наступления темноты нас ждали рутинные дела: охота и собирательство. Мама и Труди отправились расставлять ловушки на грызунов. Зак убежал собирать углепластик, а Макс надеялся отыскать запасное колесо для тачки - в низинах полно скопившегося хламья.

Брюс воспользовался затишьем. Макс уже дал ему совет: по-хорошему сбавить обороты, но тот продолжал навязывал свою близость, только делал это без лишних свидетелей. Когда я штопала куртку, он подошел сзади и схватил меня за талию. Я отпихнула его. Вскочила. Рядом со мной лежал рюкзак Фроди, из которого торчал кухонный нож. Выдернув лезвие, направила его на Брюса. Он засмеялся, наигранно подняв руки, а я продолжала целиться в него. Подоспевший Фроди забрал из моих рук трясущийся нож и прогнал Брюса. Тот покинул лагерь.

Стейси, стоявшая в стороне, подскочила со своим колким поучением:

- Совет лучшей подруги: не нравится, когда лапают, выбери Чака. Он ревнивый и не позволит обижать тебя. Да и кому захочется делить такую милую мордашку?

- Кто звал старого вояку? - Заспанный Чак вылез из палатки. Не предполагала, что отсутствие рук компенсируется хорошим слухом.

- Рассказывала Дори, что настоящий мужчина без женщины как без рук.

- Да что лесбуха в этом шарит? С моим сыном-то пошуршать нормально не можешь, а советы раздаешь.

- Конечно не могу. Где мне с малолеткой тягаться? У вашего сынка на нее портянки колом стоят.

- У тебя постоянно кто-то виноват: то Дори, то Лисбет. Благодаря твоим стараниям она увольняшку получила. Завистливая сука! Отравила ей жизнь!

- Мы были счастливы, а Зак совратил мою невинную подруженьку.

- И ты отомстила ей, подсунув объедки. Сделала из нее щипача!

Стейси побагровела. Ей бросили в лицо правду, о которой все догадывались: Лисбет - не воровка.

- Не я выгнала ее из общины, - заявила она.

- Конечно нет. Но ты посодействовала.

Словесную перепалку неожиданно оборвали вопли взъерошенного Стикса. Клубок окровавленной шерсти выпрыгнул из ниоткуда. Он порычал на Фроди, но мигом переключился на Дику, которая безучастно бродила поблизости. Когда она впервые появилась у нас, он показательно облаял ее, демонстрируя свое неуважение к чужакам. На сей раз пес не гавкал, а прицельно набрасывался, выбирая для клыков место помягче. Девушка рассекала воздух битой. Чем более рьяно она размахивала, тем ожесточеннее становились нападки. Убей она животное, и мы пропали бы. Чак был беспомощен что-либо предпринять, а Стейси не осмелилась пресечь бесчинство своего питомца.

- Дори, не стой как идиотка! - прогремела она.

Я позвала пса по имени, но мой голос утонул в заливистом лае. Поймать собаку за огрызок поводка не получилось.

Фроди кинул Стиксу обглоданную кость. Его внимание рассеялось. Дика, воспользовавшись моментом, сиганула за наши спины.

Первым на скулеж прибежал Зак, ходивший где-то поблизости. Мама и Труди побросали мышеловки и вернулись в лагерь позже. Макс подоспел незадолго до появления Брюса.

Я гладила рычащую морду, пока хозяйка заботливо смывала запекшуюся кровь с шерстяных складок. Косая рана была небольшой, но очень болезненной. Ее ровные края поддались обработке. Лишь бы не загноилась!

- Обо что же ты зацепился? - приговаривала я во время перевязывания, поглаживая жесткую шерсть.

- Его будто ножом полоснули, - ответила собачница. - Или метнули чем-то острым: копьем или стрелой. С рождения ни единой царапинки, а тут бац - и бочина разодрана до самых ребер!

Фроди припомнил, что пес прибежал из оврага, залегавшего в полумиле от лагеря.

- Трупоеды? - спросил Макс.

Мы обошли широкую низину, заваленную острыми железяками. Нашелся второй конец поводка, болтавшийся на ржавом пруте, а рядом - лужица крови.

- Дори верно бормочет, - сказал Зак. - Стикс постарел, плохо видит. Кто его хотел порешить? Если, конечно, кто-то не настолько голоден, чтобы приготовить из него собачью отбивную...

- Что за намеки? - вскипел Фроди.

- Я никого не прессую. Ты ж вроде не ешь собачатину... или ветчинку? Да, помню, свинину не ешь, но человечина подходит. И собачатина тоже.

- Я был поблизости, когда Стикс прибежал.

- Ты мог увести псину подальше, где его скулеж не услышат, привязать, чиркнуть ножичком и припереться обратно. И нашли бы животинку обескровленную. А потом: 'Ой! Несчастный случай, машина задавила! Я деликатненько разделаю, чтобы мяско не пропало'. Напомнить, кто предложил зажарить сеструху Дори?

- Мелкий ты говнюк! Тебя тоже не было.

- И что? И Макса не было, и Труди, и Марты, и Брюса. Но обжора-то ты!

- Чревоугодие - грех, - вставила Дика.

- Отбой, заморыши! - оборвал Чак. - Представление закончилось. Займитесь работой!

Железобетонные руины Таскалузы в дымном мареве выглядели парящими в пространстве кубами. Ночь застала бы нас среди покосившихся каменных джунглей с их зловещим безмолвием, а Стейси неустанно верещала бы о своем плохом предчувствии и мертвых духах.

Встали лагерем в нескольких милях от города. Обогнем его в светлое время суток.

Очередь дозора выпала Заку. Мне не спалось, но и составлять ему компанию я не спешила. Лежала и ворочалась с боку на бок. Отвернулась, повернулась, - а Зака и след простыл, будто испарился. Подумалось, что живот прихватило, у нас это обычное явление. Уже и костер прогорел, а его все не видать. Заволновалась, но звать не стала, чтобы никого не разбудить. Вдруг разыгрывает?

Ушла в темноту, держась дорожной борозды. Костер исчез за ухабами, а я все шла и аукала. Ступала в бездну, проваливаясь в выбоины и спотыкаясь. Когда зашла совсем далеко, решила повернуть обратно, чтобы лагерь разбудить. Неожиданно услышала вдалеке приглушенный писк. Это был он.

Зак, боясь пошевелиться, стоял в темноте на краю обширного провала.

- Как ты здесь очутился? - почему-то шепотом спросила я.

- Я что-то услышал и пошел позырить, кто тут шляется. Заблудился, а по звездам ориентироваться не умею.

- А что не разбудил?

- Здесь опасно. Двинули копытами, - он схватил меня за руку, и мы побрели в спящий лагерь. Я невольно провела пальцем по шероховатости его шрама. Сдается мне, он заметил.

Когда вернулись, он попросил никому не говорить о произошедшем. Он не имел права самовольно покидать пост, за что понес бы наказание. Он спросил, сколько стоит мое молчание. Мне и в голову не пришло бы что-то требовать. Я поклялась держать язык за зубами, хотя вовсе не собиралась болтать.

Отправила его спать, взяв дежурство на себя. Все равно не спалось.

На рассвете обнаружились многочисленные грязевые следы. Утреннее солнце подсушило их до ржавой корочки. К счастью, никто не придал этому значения, иначе пришлось бы объясняться, когда мы успели так наследить. А наследили мы на удивление много, будто целая армия прошла.

В тысяче ярдах от лагеря, где мы с Заком блуждали, в земле чернел рваный пролом. Обвалившиеся подземные этажи парка аттракционов, какие строили близ городов, образовывали колодец. Сырое дно устилал ржавый металлолом, со стен свисала корявая арматура с островками бетона, налипшего, будто комья глины на корни деревьев. Спуститься по покатым плитам и стальным лианам на нижние ярусы не составило бы труда. В подземных пещерах огромного развлекательного комплекса могло бы найтись множество полезных вещей, но мы спешно прошли мимо.

Порванные полусферы силосов хромированным блеском освещали путь сквозь развалины производственного района Таскалузы.

Солнце нещадно лило желтый свет. Крохотная искра, и наши темные одежды полыхнули бы ярким факелом. Вода в бутылях, прикрытых плотной тканью, буквально закипала. От такой воды, обжигающей язык, пить хотелось еще больше. Стикс держался в тени тележки, свесив тяжелую морду, и дышал часто-часто.

Ежедневное затмение было дольше обычного. День ото дня его продолжительность увеличивается. Стейси пересмотрела свое отношение к уже не редкому явлению природы, прозвав его 'милостью небес'. В этот раз насладиться дарованной 'милостью' в полной мере не удалось: мы продолжили идти без остановок, чтобы поскорее преодолеть останки промышленной периферии.

Обычно я внимательно смотрю под ноги, но тут споткнулась о торчащий из земли кусок полиэтилена. Настоящего полиэтилена! Биополиэтилен уже исчез из природы, а этот был старый, добротный, пылился у кого-нибудь на чердаке лет пятьдесят. Предложила его сжечь.

- От углепластика тошнит, а этот еще хуже. Оставь себе, вдруг пригодится, - отозвался Стилски-старший.

Положила находку в рюкзак. Стейси предложила обменять его на осколок зеркала. Зачем мне оно, когда у меня свое имеется?

- Чак, почему Дорианне достаются лучшие вещи? - закипела она. Назревал скандал. Тогда я расстегнула рюкзак и вытащила находку:

- Забирай.

- Что хочешь взамен?

- Ничего.

- Я передумала. На хрен мне он сдался?!

Когда укладывала полиэтилен, Стейси заметила дневник, но промолчала. Когда ей стукнет в голову приподнять себе настроение очередным скандалом, она обязательно припомнит...

Брюс, притихший, второй день подряд волочился в хвосте. О нашем разладе узнала вся община, но появились и плюсы: Зак стал относиться ко мне более внимательно и, к счастью, с расспросами не приставал.

Старинные здания небольшой этажности почти не пострадали, в отличие от делового центра Бирмингема, растекшегося в холмы из каменных глыб. Главным образом досталось пригороду - о легких постройках напоминали колодцы от ливневой канализации. В одну из таких ям провалилось колесо тележки. Макс, матерясь, собирал разлетевшиеся бутылки, а потом долго чинил ось.

На сходке договорились переждать в Бирмингеме конец марта. Стена замедлилась, а мы так стремительно маршировали, что почти уперлись в ее западную дугу. За ней, примерно в неделе пути, простираются руины Атланты.

Мы заняли трехэтажный дом, возведенный лет двести назад, каменная кладка которого выдержала многократный натиск стихии. Со второго этажа до земли, будто крытый мостик, перекинулся мятый железнодорожный вагон. Он так удачно протаранил фасад, что смотрелся вполне естественно, как по задумке архитектора. Третий этаж лишился крыши и арок оконных проемов, отчего здание приобрело облик крепостной стены с бойницами средневекового замка. До сих пор мы избегали строений, но сейчас выбирать не приходилось, да и крепкая кладка будет понадежнее открытой местности.

Члены отряда 'Бронь' перегородили входные двери огромными блоками с торчащей арматурой, окна надежно заколотили, а железнодорожный вагон завалили поломанной мебелью, что нашлась в доме. Новое жилище превратили в настоящую крепость. Торчащий из стены дома деформированный вагон будет служить эстакадой на крышу. Его придется сторожить круглые сутки.

Мне досталась отдельная комната, без обстановки и дверей, но возникло приятное ощущение родного дома. Из подручных средств создала некое подобие уюта. Сдирая уродливые настенные панели для очага, наткнулась на старую газету прошлого века от 2098 года с застывшими электронными чернилами, отображающие новости той эпохи: 'Последний белый медведь скончался в зоопарке Москвы', 'Родился двенадцатимиллиардный ребенок', 'Стоимость квадратного фута в Антарктик-сити превысила 5000 амеро'. Отголоски золотого века...

Очередь дежурства в первой половине ночи выпала на мою долю, чему я обрадовалась. Посидеть наедине с дневником, когда ночная прохлада ласкает кожу и движения не стеснены сальным тряпьем - бесценно. С крыши открывается захватывающий вид на силуэты близлежащих зданий. Из пустых комнат доносится гавканье, шумиха, галдеж: Стейси выясняет отношения с Заком под рычащий аккомпанемент Стикса; мама помогает безрукому Чаку установить палатку в одной из зал, так как тот не желает менять своих привычек; Фроди препирается с Максом относительно устройства кухни; Труди как угорелая носится по коридорам; Брюс и Дика усиливают баррикады. От этого гомона возникает нереальное чувство, что город жив.

За полночь, когда звуки поутихли, пришел Стилски-младший сменить меня на посту. Он пребывал в приподнятом расположении духа, настроенный для откровений. Мы побеседовали, вернее, я слушала, а он говорил.

- Я был четырнадцатилетним шкетом, когда влопался в одну деваху, учившуюся в параллельном классе. Она всячески игнорила меня, как назло тусила с одним уродом из колледжа, а я страдал. Страдал так, что даже мой папаша, кроме себя никого не замечающий, обратил на меня внимание. Он утер слезы разочарований и попытался залечить: 'Бери бабу с башкой или амеросами, вагины есть у всех'. Смысл его проповедей тогда не докатил, я был зациклен на той симпотной дуре, имя которой - не поверишь! - даже не вспомню. Прошло несколько месяцев. Я разлюбил. Конец истории. Но не для меня! Я захотел, чтобы она страдала. Не очень по-джентльменски... Это не было обидой или злобой. Наверно, она олицетворяла для меня мать, которая кинула нас с отцом. Я напускал на себя веселость и беззаботность, но в действительности мой процессор прокручивал кубиты мести, предназначавшиеся для той суки. Я предвкушал, что добьюсь ее, и тогда она присядет у меня на пенис, втюрится, а потом я жестоко кину ее. И вот мой звездный час пробил: я со скандалом послал ее подругу, сделав достоянием общественности наши сношения. Телка, от которой у меня тек чердак - и не только он - подкатила ко мне и брызнула, мол отскочим-побормочем после продлехи. Я ответил: 'Говно вопрос, детка!' За школой какой-то амбал по беспределу наехал. На следующий день в столовке я подкатил к ней, перевязанный, с фингалом. Харя опухла от регенерирующего биогеля. Излишки этой дряни вытекали из носа, будто я плакал. Полный отстой! Толкую ей: 'Красавица, а ты так и не пришла на свидаху!'

- И что потом?

- Я добился ее. Она присохла, но бросить ее не успел. Отец утащил меня в Атланту. Однако я извлек из этой истории неплохой жизненный урок.

- В отношениях должна быть взаимность?

- Не совсем. Когда идешь на свидаху, имей при себе пушку.

- Думаешь, идея с гиперлупом сработает? - спросила я, меняя тему. Его юношеская заносчивость низвергала его как взрослого мужчину, который был старше меня на восемь лет. Мне не хотелось видеть на его лице маску подростка.

- Почем мне знать? Ты же ведьмочка. Кстати, я порвал со Стейси.

Я выразила сочувствие, но он возразил:

- Послал ее ради тебя!

- Тогда мне жаль вдвойне, - завершила я разговор.

Макс погиб! Мы окружены! Это западня!

Трупоеды как-то перебрались через укрепления и захватили подвал. Ранним утром, когда все спали, Макс услышал какой-то подозрительный шум и спустился вниз проверить. Его предсмертный вскрик поднял всех на ноги.

Брюс размахивал факелом, а Дика - битой. Они удерживали лестницу, но под свирепым натиском мало-помалу сдавали позиции. Зак оставил сторожевой пост на крыше. С оружием в руках он ринулся к нам на помощь. На мгновение остолбенел от вида ожесточенной борьбы. Он так и стоял бы с открытым ртом и остекленевшим взглядом, если бы Дика не гаркнула на него.

Помощь Зака подоспела слишком поздно. Нас оттеснили.

Вторая группа атаковавших вскарабкалась по вагону на незащищенную крышу, отрезав выходы. Нас зажали на втором этаже.

Нападавшие загнали нас в глухой торец здания. Каменная коробка, разделенная на несколько комнат с холлом, не имела прямых выходов на улицу или хотя бы лифтовую или вентиляционную шахту. Внешний мир схлопнулся до струек утреннего света, лившихся сквозь щели массивных щитов, надежно прибитых отрядом 'Бронь'. Припасы и часть вооружения достались нападавшим. Молоток, гвозди и маленькая бутылка воды - все, чем мы располагали.

Во дворе кипела работа: собиралась жаровня, кололась дрова, туда-сюда сновали сухотелые войны в набедренных повязках, измазанные красной глиной, защищавшей от солнца.

Нами овладело безмолвие. Стейси трясло. Труди тихонько всхлипывала. Брюс неустанно облизывал губы. Затихли, будто мыши. После бесконечно долгого молчания мама заговорила первой, разорвав давящую тишину:

- Сколько патронов?

- Ни одного, - ответил Стилски, отшвыривая пистолет.

- Как так? - Общему изумлению не было предела.

- Чем, по-вашему, отстреливались год назад? Думали, я добренький и поэтому Фроди не кокнул?

Враждебные взоры упали на растерянного повара.

- Как они пронюхали наши слабые места в обороне? - забрюзжала Стейси. - Спасибо Максу, что нас во сне не порубили.

- Я не верю в совпадения. Среди нас стукач! - продолжил мысль Чак. - Кто-то сливает им инфу. Они не тухнут от страха. Уверены, что мы безоружны.

Предвкушая нападки, Фроди встал в воинственную позу, готовый отражать нескончаемые обвинения.

- Накажем мерзавца! - тыча пальцем в повара, вставил Брюс.

- Отставить, недовесок! Не хватало еще междоусобной грызни. Оставим внутренние разборки на потом. Трупоеды загнобили нас и не ожидают контратаки от уставших салаг. Чем дольше тянем, тем хуже будет: мы вконец ослабеем, а они лучше подготовятся.

- Согласен, - подпел Брюс.

- И с 'трофея' глаз не спускать!

Далее Чак распорядился сколотить из оконных рам противопехотный еж - многоконечную звезду с острыми осколками по краям. Стикса привязали к трубе, чтобы он не мешался под ногами. Пока Чак сыпал командами и планировал атаку, записала сегодняшние события. Спрячу дневник, чтобы он не достался дикарям.

Схватка окончена. Мы по-прежнему в западне, но обошлось без потерь. Мы отвоевали залу.

Фроди рванулся в бой первым, доказывая свою преданность. За ним наступали Брюс, Зак и Дика. Мама и Стейси замыкали ударную группу. Для меня оружия не хватило. Я, Труди и Чак засели в задней комнате с завывающим Стиксом. Чак поручил мне в случае поражения перерезать ему глотку складным армейским ножом, которым мы чистили коренья. Он посоветовал сделать то же самое сестре, собаке и самой себе.

Размалеванные охранники не ожидали сопротивления. Фроди, яростно горлопаня и шинкуя тесаком воздух, набросился на коренастого типа в набедренной повязке. Дика выбрала женщину в длинном плаще.

Противник Фроди отбился и выскользнул прочь.

Бита рассекла пустоту. Соперница Дики увернулась. Она ринулась к выходу, но Зак и Брюс преградили ей путь, оттеснив вглубь залы. Фроди, Стейси и мама замкнули круг. Женщина заметалась. Ее тесак клевал направо и налево, ища слабые звенья. И он нашел. Мама и Стейси дали слабину. Обманный маневр. Удар. Стейси, схватившись за плечо, уронила мачете.

Дикарка вырвалась из окружения. Она проскочила в заднюю комнату, оттолкнув Чака. Попыталась схватить Труди в заложницы, но прыткая сестренка юркнула под защиту Стикса. Пес бешено залаял, выскребая когтями пол. Поводок натянулся, выгибая трубу, к которой был привязан.

Забившись в угол, она загнанным зверем глядела на нас.

Она сидела в двух шагах от меня. Перекошенное испугом лицо косилось на мой складной нож. Она отбросила тесак, показывая, что сдается.

- Убей трупоедку! - гаркнул Чак.А я была не способна на убийство. Внутри меня что-то сопротивлялось. Одно дело защищаться, но совсем другое - вонзить лезвие в живой комок плоти.

Кто-то из общины повторил приказ.

- Она может быть полезна, - сказала я, не понимая в тот момент смысла собственных слов.

- Они не пойдут на сделку! - сказал Зак. - Сделай это.

- Зарежь ее! - Это был детский голос Труди, пробившийся сквозь лай Стикса.

- Отомсти за Макса! - подначивала Стейси.

Дикарка восприняла мою нерешительность за проявление милосердия, за сигнал к действию. Она поднялась и неуверенной походкой зашагала к выходу.

Меткий удар.

С залитыми кровью глазами и прилипшей к голове битой раненая затрепыхалась. Гортань клокотала рвотными звуками. Стукнувшись о косяк, она рухнула. Агония скоро затухла.

Дверной проем, ведущий в коридор к лестничному пролету, перегородили 'ежом' до того, как подоспела подмога.

- Цела? - заботливо спросил Зак. - Растерянность - это о'кей. Я сам чуть в штаны не наделал.

- Я в порядке. Стейси ранена.

Собачница уселась у трупа и таращилась снулым взглядом в пустоту. Мама осмотрела ее неглубокую ссадину и перебинтовала плечо оторванным рукавом.

Фроди склонился над убитой. Он стер с уцелевшей половины лица камуфляжную маскировку.

- Я был знаком с ней, - сказал он непонятно кому. От его слов внутри похолодело.

- Ты такая заботливая. - Зак по-дружески приобнял меня, чем вызвал дикое раздражение Брюса. Он подошел к Заку и ткнул в него пальцем, как бы говоря своим провоцирующим поведением: 'Я не боюсь тебя, безоружного неудачника!' В слух он произнес:

- Не трогай ее!

Зак стряхнул взглядом точку, в которую его ткнули. В его незаметном кивке головы читалось: 'Вызов принят!'

Чак обрисовал незавидную обстановку, после чего вкус победы сменился горечью безнадежности.

- Ситуация патовая. Коридор слишком длинный. Они расставляют ловушки. Без потерь не прогусячить. Отступать некуда. Без снабжения протянем дня три. Если посчастливится, то с приближением Стены трупоеды уберутся, но ждать этого события можно не одну неделю.

Странный термин - 'снабжение', будто мы на войне.

Когда стемнело, потолки залы разукрасились багровым полосками от полыхающего под окнами костра. Щели оконных заграждений манили - интригующие и одновременно жуткие.

- Мэгги - королева трупоедов, - произнес Фроди. Прижавшись к щиту, он следил за происходящим на улице.

- Она не попадет на внешнюю голографическую сферу, - набожно вымолвила Дика. - Упаси Гова попасться ей в лапы.

Я прильнула к окну, чтобы глянуть одним глазком, но Мэгги куда-то ушла. Ее крючковатая тень заползла на фасад противоположного здания, похожее на затаившееся чудовище.

Нагое тело Макса без одежды, подвешенное вверх тормашками, узнала не сразу.

От их улюлюканья и праздных воплей хотелось проколоть себе барабанные перепонки. Стикс душераздирающе подвывал их ликованью.

Мама обернула голову куфией. Лежала, уткнувшись в угол. Не двигалась. Испугалась, что умерла, но нет - доносилась глухое рыдание.

Ночевать предстояло в разных комнатах по двое, по трое с оружием под боком. Нам со Стейси досталась угловая комнатушка. Я расположилась подальше от окон, втягивающих в себя клубящуюся дымку. Запах гари чувствовался повсюду. Пробивающиеся сквозь щели алые лучи обрисовали на пороге высокую фигуру. Это был Брюс.

- Стейси с Чаком на дежурстве, - сказал он, а затем перешел на испанский. Он спросил, какие парни мне нравятся.

Какого ответа он ожидал? Описания мужчины моей мечты или конкретное имя? Я ответила, что день был трудный. Мучить себя разговорами было выше моих сил. Брюс не отступал. Присел рядом. Его пальцы залезли под мою ветровку, обгрызенные ногти оцарапали грудь. Он навалился, облизывая меня. Липкий от обезвоживания язык раздвинул мои губы, натолкнулся на плотный ряд зубов.

Вскрик оборвался пощечиной.

- Давай, детка. Не будь подлюкой. Оторвемся по полной. Все равно сдохнем.

Я отпихнула его, но он продолжал налегать, больно выкручивая запястья. Рвал одежду. Я с таким усердием ее зашивала. Изловчившись, дернула его за пучок сальных волос. Он отпрянул, но лишь для того, чтобы стянуть с себя штаны и измазанную калом полоску ткани, заменявшую трусы. Зловоние немытого тела ударило в нос, такое едкое, что им впору было отгонять людоедов.

Отползла. Вжалась в стену. Обняла колени, прижав их к груди с фатальностью жертвы тарантула.

Набрала воздуха в легкие, чтобы заорать, но от удара по шее лишилась сознания.

Очнулась обнаженной.

Он одновременно извинялся и унижал. Просил прощения у Девы Марии, а оскорблял меня: что недотрога, что избалована, что у меня маленькие груди.

Пришла Стейси. Ее привлек шорох возни.

- Пошла прочь! Ты нам мешаешь.

Сдавленное горло издало мышиный писк вместо крика о помощи.

Собачница исчезла.

Брюс, приговаривая, что хочет взять от жизни все, насиловал меня. Я боялась кричать. Боялась опозориться перед членами общины. Боялась, что он ударит. Прикусила язык, чтобы не завыть.

Его взбесило мое перекошенное от спазмов лицо.

- Я разбужу в тебе страсть! Ты застонешь от блаженства, маленькая стерва.

Меня будто распиливали пополам. Невыносимая, дикая резь. Каждый толчок отдавал пронизывающей болью. Я хотела потерять сознание, но не могла. А он продолжал долбить, и разряды колющего тока зябью расходилась по нервам. Не могла дышать, в легкие будто насыпали горячего пепла.

Я постаралась отделиться от тела, думать о чем-то отстраненном: об убийстве Макса, о смерти Сью. Я мысленно разговаривала с дневником. Неожиданно из темноты сознания всплыла бывшая владелица дневника и ее откровение: 'Я не жалею, что нажала на мочку уха и открыла для себя новый мир'.

Брюс с животным всхлипыванием впился в губы, кусая их до крови. Я отвернулась, подставляя ему ухо.

На миг почудилось, что он откусывает его.

А потом я увидела призрака...

Я выживаю в мире, где радуга только в воспоминаниях, пения птиц не слышно, а полевые цветы не радуют глаз. Есть только грязь и пыль. Я привыкла к беспросветной обыденности, найдя радость в общении с людьми, но теперь меня лишили и этого. Меня вышвырнули из моего уютного мирка в темноту, в безлюдную пустошь.

Заставляю себя дышать. Больно, но не плачу.

Сквозь заколоченные окна в комнату заглянуло утро. Жаль. Лучше бы оно не наступило. Заснула бы бесконечным сном без сновидений...

Мир съежился до каменного куба. Тупо разглядывала трещины в стене, представляя, что это вены, по которым течет темная жидкость. Соскребала с пола пыль и заталкивала ее в трещины.

Стейси нарушила мое одиночество, присев рядом. Осада, трупоеды, община утратили для меня всякий смысл. Она заговорила о чем-то далеком. Я не улавливала смысла, но догадалась, что от меня ждут какого-то ответа.

- Ладно, - прошептала я невпопад. Она ненадолго умолкла, а затем продолжила тараторить сквозь глухую пелену непонимания.

Вдруг возникло непреодолимое желание выплакаться не бездушному дневнику, а человеку. В минуты одиночества я иногда делилась со Стейси о наболевшем. Она как взрослая состоявшаяся женщина понимает меня лучше всех. С мамой я не люблю откровенничать. Как-то сказала ей, что у меня ни разу не было месячных. У всех женщин они есть, даже у Сьюзен начались года полтора назад, а у меня - нет. Она не восприняла мои страхи всерьез. Я долго переживала, но потом по секрету открылась Стейси. До мамы дошел наш разговор. Не сохранился он в тайне и от общины. Маме пришлось оправдываться о моем... редчайшем генетическом заболевании.

Сплетенные в клубок мысли не распутывались. Тянущиеся ниточки переплелись в узел из обиды, боли и фантастического видения. Призрак возник из пустоты. Смуглый мужчина в стильном костюме. Он улыбался, такой реалистичный, но ненастоящий. Вчера, когда он появился, я вскрикнула:

- Кто ты? Что ты тут делаешь?

Брюс опешил. Он оглянулся по сторонам, а затем перевел на меня жесткий взгляд:

- Умеешь испортить кайф! - Пощечина обожгла. Вторая. Еще одна. Щеки полыхали. Он слез с меня, перевязался полосками ткани, отвернулся и захрапел, а призрак исчез. Он безучастно наблюдал за моим унижением.

Об этом я хотела поделиться со Стейси. Она не поверит, посчитает меня сумасшедшей, но какая разница?

Стейси много болтала, но смысл не доходил до моего смутного сознания. Я начала понимать с фразы:

- Община - это большая семья, а, как известно, - в семье все общее. Своей недоступностью ты ставишь себя выше других. Не обижайся, но ты сама виновата в случившемся!

Меня затошнило от ее наставлений. Резкая боль ужалила в пах. Свернулась в клубочек, накрылась ветровкой и погрузилась в свои мысли.

Собачница схватила мой рюкзачок и вытащила дневник со словами:

- Воровка! Мы, видите ли, жопу пальцем вытираем, а она розовые слюни размазывает! - И выбежала.

Оставшись одна, сжала саднившую правую мочку уха - вернее, маленькую выпуклость у ушной раковины. Ранее не обращала внимания на это уплотнение.

В комнате появился он - мужчина в белом костюме. Он не отбрасывал тени, но был вполне реален. Он повторил ту же фразу, что и вчера:

- Приветствую тебя, пользователь. Введи код активации НБИ.

В этот раз я не испугалась и вступила с ним в разговор:

- Где мне получить этот код?

- Кодом активации является идентификационный номер вашего хоста. - На вопрос об НБИ я получила короткую справку: - НБИ означает нейробиологический имплантат.

- Что такое хост?

- С кем разговариваешь? - спросил Зак из-за спины. Он обошел комнату. Пройдя сквозь галлюцинацию, вручил мне дневник: - За мной числился должок. Держи и больше не теряй.

- Какой долг?

- Ты не проболталась, когда я сходил в самоволку. Я поговорил с отцом. Он не против, чтобы ты юзала дневник. Он твой. А теперь ответь, что у вас приключилось с Брюсом?

Я замотала головой.

Он схватил меня за плечи и потребовал выложить правду.

- Ну! Стейси все растрепала. Это правда?!

Я сжала кулаки, чтобы не разреветься. Пришлось сознаться, опустив мерзкие подробности, что Брюс взял меня силой. Чем дольше Зак слышал мой скомканный рассказ, тем сильнее он закипал. Я попыталась заверить его, что почти не обижаюсь.

Он вылетел из комнаты, а спустя мгновение донеслась возня и глухие удары. Командирский голос Чака и вмешательство Фроди прекратили драку.

- Достаточно! Мы с людоедами должны сражаться, а не убивать друг друга!

Проковыляла в залу. Мама сидела на том же месте, где и накануне, когда разделывали Макса. Взгляд у мамы был отсутствующий - такой пустой и безразличный. Рядом приютилась Труди. Голова Стикса возлежала на ее коленках. Когда я вошла, Дика даже не повернулась, продолжая всматриваться в темноту коридора. И только в Заке и Брюсе кипело остервенение.

У моего защитника из рассеченной брови хлестала кровь, а Брюс лишился передних зубов. Он сплюнул кусок десны с торчащим резцом и прошипел:

- Безоружный кусок дерьма! Ты проспорил мне дневную норму воды. Сьюзен подохла! - К акценту добавилось беззубая шепелявость.

Стейси не поленилась сказать мне на ухо гадость:

- Рано радуешься, ведьмочка! Он вернул твою колдовскую книгу, чтобы понравиться тебе и разозлить меня. Он вытрет о тебя свою спермокачку, как вытер ее об меня, а потом вышвырнет.

Даже перед смертью в ней говорило задетое женское самолюбие. Она строит планы, будто мы выберемся из этой передряги.

День тянулся долго и мучительно. Трупоеды заняли выжидательную позицию и не предпринимали попыток ворваться на нашу территорию. Они были сыты, и спешить им было некуда.

Понимание того, что шансов вырваться из западни нет, пришло сразу и всем. Чак перестал строить планы атаки, а Зак - побега; Фроди больше не ковырял стены в надежде найти потайной лаз или замурованный дымоход. Разговоры о религии стали главенствующими. Не было места шуткам, колкостям и анекдотам. Все разом заговорили о спасении души. В них жила надежда, что после смерти сознание сохранится или трансформируется в некую сущность. Я не могла заставить себя, как ни старалась, поверить в рай, перерождение, охапку девственниц на небесах или голографическую сущность бытия. Смерть в моем понимании -- это прекращение страданий, затухание разума, темнота. Это как сон без сновидений, который никогда не кончится.

Вода закончилась. Бутылку умудрились растянуть на два дня. Тринадцать крышечек на человека в день. Стейси увидела в числе нехороший знак. Кто бы сомневался?

К невыносимому голоду добавился тошнотворный трупный запах. Слишком поздно я вспомнила о куске полиэтилена, которым можно было обвернуть покойника. Труп вытолкнули в коридор, а противопехотный еж немедля вернули на место.

Обрывочные мысли то и дело возвращались к призраку. Похоже, у меня от голода галлюцинации или я лишаюсь рассудка. Одеревеневшие пальцы и те с трудом удерживают фонтмастер. Пиши я обычной ручкой, почерк было бы не разобрать.

Ночная атака была молниеносной, но обошлось без потерь и ранений с обеих сторон. Две группы нападавших штурмовали с разных сторон: одни долбили оконные щиты, - но это было скорее отвлечением внимания, - другие, прикрываясь ржавой автомобильной дверью как щитом, пересекли коридор и подцепили крюком подгнивший труп своей боевой подруги. Они не предпринимали попыток перелезть через противопехотный еж, их целью было мертвое тело, которое они уволокли с собой.

Три дня блокады позади. Обезвоживание и голод превратили людей в сонных мух, ползающих в полудреме. Почему воспоминания о еде притупляют остальные чувства? Редкие разговоры исключительно о еде, способах ее разделки и добычи. Попробовали питаться всем, что нашлось в пустых комнатах, помещалось в рот или жевалось: капли смолы с деревянных балок, ломтики краски, засохший клей, испражнения Стикса, ремни, лямки.

Мы уже не способны к сопротивлению. Очередной готовящийся штурм мы не переживем.

Рана на плече собачницы загноилось, а прижечь нечем.

Я продолжаю писать, хотя желания никакого нет.

Пришел Зак. Сел рядом. Прижался ко мне плечом. Почему-то захотелось, чтобы он обнял, просто так, по-человечески. Этого не случилось.

Удивилась выдержке Труди. Она не плакала и не билась в истерике, воспринимая происходящее как некую необратимость.

Приходила мама. Попрощались.

Чудо! Невероятное чудо! Иначе бесследное исчезновение трупоедов никак не объяснить. Именно так мы подумали, когда они скрылись в неизвестном направлении, чего-то испугавшись, но только не Стены, которая была довольно далеко.

В то утро Чака разбудили выстрелы. Дика, сторожившая подступы, тоже слышала непонятные звуки. Покидать темницу не спешили, опасаясь западни.

После затхлых помещений свежий воздух опьянял. Бесконечная синева неба ослепляла. Мы щурились. Держались кучно. Несмотря на жару, от голода леденели конечности и кончик носа. Тело казалось невесомым. Подуй ветерок, и нас бы сдуло.

На улице нас поджидало еще одно чудо: молодой человек в опрятной одежде без прорех, с пистолетом наперевес и с сумкой через плечо. Ворот белоснежной рубашки с длинными рукавами, засученными по локоть, прикрывал повязанный вокруг шеи темный платок, с легкостью натягивающийся на голову, оставляя прорези для глаз. Мужчина показался невероятно толстым.

Оружие исчезло в кобуре, висевшей на ремне. Широкий ремень поддерживал коричневые штаны из грубой ткани, спадавшие на громоздкие ботинки. Мужчина сдернул солнцезащитные очки, задержав на секунду блуждающий взгляд на обугленном черепе Макса, а потом посмотрел на нас -- толпу ходячих скелетов, крадущихся ему навстречу. Простое, бесхитростное лицо приобрело оттенок печали.

- Я это тоже вижу? - удивилась Дика.

- Кто-нибудь, держите собаку! - завопила Стейси.

Пес набросился на незнакомца. Он уткнулся в стальные наколенники штанов, лизал руки, гладившие его короткую шерсть. Не просто руки - две болтающиеся головешки, - а ковши от экскаватора. Лопатообразная ладонь заботливо мяла висевший на выпирающих ребрах грубый мех, отчего бугристые мышцы предплечья наливались силой, а засученная ткань рубашки трещала.

- Кто ж тебя так исполосовал? - Его ковши, зачерпнув складки шерсти, наткнулись на незаживший порез. За такую наглость Стикс оттяпал бы любому руку по локоть, но незнакомцу он жалостливо тявкнул, жалуясь на боль.

- Он обязательно поправится, - заверила Стейси.

Мужчина улыбнулся, продемонстрировав плотный ряд белых зубов. Впечатление нереальности довершала его здоровая кожа - светлее клыков Стикса, без признаков аллергии, язв, гнойников, болячек и укусов вшей - и темные. ровно подстриженные волосы, упрямо торчащие над широким лбом. Когда подошла поближе, поняла, как ошиблась: он не был толстым. Его атлетическую фигуру, какими обладали герои из комиксов Зака, легко было спутать с нездоровой отечностью.

- Кёртис, - представился незнакомец.

- Кёртис, значит. Докладывай, Кёртис, какая нелегкая тебя занесла? - сказал Чак, выйдя ему навстречу.

Чужак вкратце поведал, как спасся от надвигающейся Стены, пока не натолкнулся на людоедов. Пары выстрелов хватило, чтобы распугать их. Откуда у него взялось оружие, он не уточнил. Вообще, он показался немногословным, в чем-то надменным.

- Мне некуда податься. Не откажете в любезности влиться в ваше племя? - попросил он. Его вежливые выражения звучали необычно: 'отказать в любезности', 'влиться в племя'. Кто ж так говорит?

- Нам нужно посоветоваться, - ответил Чак.

Мужчина отошел на почтительное расстояние, а мы собрались в круг. Чак, наконец-то признав во Фроди полноправного члена общины, заслужившего доверие, дал ему право высказаться первым. Повар не увидел в нем опасности:

- Человечиной он явно не питается, от голода не страдает, а тогда какой смысл убивать нас? Ничего ценного у нас нет.

С его мнением согласились все, кроме мамы. Она безучастно стояла каменной статуей, держась за Труди. Она была далеко. Приобняла ее. Она удивленно посмотрела не меня и прошептала:

- Это ты? А где Макс?

- Будем считать, что воздержалась, - заявил Чак, и более громко объявил: - Кёртис, ты принят.

Мужчина подошел к нам.

- Чак Стилски, командующий ротой, - представился наш предводитель. - Это мой сын Зак, командир 'Брони'. Семейство Марты с тремя... двумя дочерьми: мелкая - Гертруда, долговязая - Дори. Марта руководит 'Разведкой'. Пса звать Стиксом, а его хозяйку - Стейси. Не перепутай! Дика - новобранец - хорошенькая, но только снаружи. Это Фроди. Башка как футбольный мяч, но вкусно готовит хавчик. Смуглый - это Брюс. По-английски понимает на уровне Стикса, но если говоришь по-мексикански - или на каком языке он лялякает? - то можете подружиться, что, впрочем, вряд ли.

- Брюс? - неожиданно спросила мама. - Что ты сделал с Максом?

- Проснись! Твоего Макса сожрали, - завопила Стейси, - а твою дочь изнасиловали!

Мама будто очнулась от гипнотической дремы. Округлившимися глазами она обвела общину, называя каждого по имени. До нее дошли события той жуткой ночи. Грудь тяжело хватала воздух, вздымаясь в приступе бешенства. Ее взгляд застыл на Брюсе. Она выкрикнула что-то невнятное, похожее на боевой рев, и вцепилась в его волосы мертвой хваткой.

Реакция незнакомца была молниеносной. Мощными клешнями он отшвырнул обеих, будто топориком полено разрубил. Мама удержалась на ногах, сжимая меж пальцев клочья волос. На Брюса силенок не пожалел; тот растянулся на земле. Мама со злости притопнула, рванулась в бой, но чужак преградил ей путь, а Фроди схватил ее железной хваткой.

Мне стало жутко стыдно. Я отстранилась, спрятавшись за спины товарищей.

- А у вас здесь весело! - заключил Кёртис.

- Макс, командир отряда 'Кости', получил увольняшку, - кивнул Чак на пепелище костра. - Займешь его место. Будешь озадачивать Фроди и Гертруду, если, конечно, умеешь обращаться с провиантом...

Мужчина согласился и тут же приступил к новым обязанностям. Пока одни охотились на грызунов и искали доски для костра, - благо в городских условиях полно и того и другого, - он с Труди занялся подготовкой питьевой воды. Сестренка показывала ему, куда нужно заливать жидкость, как создать давление и дезинфицировать водосборник.

Голодный Стикс унюхал крысиное логово в подвале соседнего дома. Мы едва успевали махать сачками и набивать мешок оглушенными тушками.

Вернулись в лагерь. Чан с водой уже закипал, а небо коптилось сизым дымом. Сунули мешок растерянному Кёртису. Он вытянул двумя пальцами за хвост будущий обед, и, скрывая брезгливость, спросил, что делать дальше.

- Прокипятить и выпотрошить, - ответила сестра. Выхватив крысу, она нетерпеливо кинула ее в чан. Туда же вывернула содержимое мешка. Дав, как следует, повариться, она извлекла порозовевшие тушки, разложила их на резальной доске. - Теперь будет легче свежевать. Двумя пальцами зажимаешь кожу на брюхе и осторожно вспарываешь, не повреждая пищевода, иначе придется кипятить еще раз. Потом надрезаешь вот тут и выворачиваешь содержимое в ту миску. - Новичок в точности копировал ее движения. - Подожди, она брюхатая! Зародышей мы не выкидываем, а едим целиком. Можно сырыми, но иногда жарим. - Кёртис натужно сглотнул.

- Будет запеканка! - объявил шеф-повар.

Около полудня солнце накрыла полутень. Наступили короткие сумерки.

Кёртис отказался от своей порции, чем вызвал удивленные вздохи облегчения. Потрескивание полыхающей груды паркета сопровождалось жадным чавканьем и плевками. Готовили в спешке, да и дробилка Фроди затерялась, отчего меж зубов застревали осколки плохо перемолотых косточек и крысиные коготки. Стейси попался кусочек мордочки с торчащими усами.

После трех дней голодухи запеканка показалась волшебным деликатесом. Зак поделился со мной водичкой, а я отблагодарила его теплой улыбкой.

Брюс обедал в одиночестве. Я не простила его, но и не злилась, не испытывала ненависти и не желала ему зла. Его поступок был продиктован затуманенным рассудком. Любая другая девушка на моем месте прикончила бы его, а не придумывала бы оправдания, но это не излечит меня. Я не хочу потерять себя, ставя перед собой цель мстить и ненавидеть.

По окончании трапезы навалилась усталость. Нервы после многодневного напряжения наконец-то расслабились. Захотелось спать, но голос Чака взбудоражил:

- Мы покидаем Бирмингем! Собираем шмотки!

Три дня плена состарили его: лицо прорезали глубокие морщины, движения приобрели неуклюжесть, а осанка - сутулость, но голос был по-прежнему по-командирски звонким.

Возвращаться в ужасный дом, с торчащим вагоном поезда, походивший теперь скорее на рычаг огромной мышеловки, страшило. Я поспешно покидала свои пожитки в рюкзак, как появился Зак. Его опухшее лицо расплылось в улыбке. Он спросил, что я думаю о Кёртисе. Я пожала плечами и сказала, что он своеобразный. Зак склонился к самому уху и чуть слышно шепнул:

- Он приперся из-за Стены. Веди себя естественно, и тогда он выведет нас из этого дерьма.

По-видимому, о принадлежности новичка к цивилизованному обществу догадывались все. Меня охватило чувство ликования и одновременно беспокойства: как же Труди будет тяжко привыкать к современному обществу. За других я не волновалась. Маму излечат от аллергии, Чак обзаведется современными протезами, а Фроди восстановят былое лицо. Стейси возобновит разведение генномодифицированных животных. Брюс познакомится с какой-нибудь милой девушкой, которую полюбит, и у них родится много детишек. Безумно жаль, что Лисбет, Сью, Макс и многие другие не дожили до этого момента.

Разрушенный Бирмингем пересекли через центр, но времени это не сэкономило. Огромные баррикады завалов приходилось обходить, перелезать или расчищать там, где тележка Макса, перешедшая в пользование Кёртиса, буксовала. Он с легкостью катил под двести фунтов воды, попутно болтая со Стейси. Она красочно рассказывала о своей прошлой жизни, приврав про возраст. Женщина в двадцать восемь, выглядевшая за сорок, хвасталась, что ей девятнадцать. Она жаловалась, что ей приходится питаться мерзкими несъедобными водорослями и кореньями и страдать от диареи.

Первые звезды застали нас в лабиринте улиц. Заночуем среди глыб домов.

Труди разводила огонь. Стейси вырвала у нее увеличительное стекло со словами:

- Отдохни, дорогая. Я сама справлюсь.

Красуясь в ботинках моей покойной сестры, она тщетно пыталась разжечь кучу мусора - солнечные лучи уходящего дня задыхались меж двух многоэтажных громадин. Лупа в ее пальцах лихорадочно дрожала. В тусклом свете лоб покрылся каплями пота. Наигранная веселость дня куда-то испарилась.

- Огоньку даме? - Кёртис поднес лазерную зажигалку к огрызкам бумаг, немедля вспыхнувших ярким пламенем; закапал крошеный углепластик.

Он кивнул на перевязанное плечо и, получив немое согласие, осторожно снял отяжелевшие полоски ткани. Запах гноя ударил в нос даже тем, кто стоял на почтительном расстоянии. Заражение сразит ее очень скоро. Она горько глянула на меня, стягивая ботинки:

- Не стоило брать вещи мертвецов. Они мстительные.

Ах, Стейси! Такая мнительная.

- Я дарю их тебе. Мне они ни к чему.

Стейси, к изумлению всех, попросила у меня прощения. Она погрузила худые ноги в бутсы и поблагодарила за подарок. Пусть носит на здоровье!

Кёртис пошарил в своей сумке и извлек из нее 'набор бойскаута'. Он продезинфицировал рану и нанес на нее ровный слой плюрипотентного крема. Воспаление как рукой сняло, а ссадина чудесным образом затянулась. Таблетки придется пить каждый день в течение недели.

- Кого еще подлечить? - поинтересовался он. И тут к нему потянулись толпы страждущих: Чак с омертвевшими бионическими протезами, мама с аллергией, Фроди с лицом-калейдоскопом, Брюс с прорехой в зубах. Вылечить подручными средствами удалось лишь рассеченную бровь Зака и бок Стикса.

Заметила, что чужак избегал мужчин, предпочитая женское общество: полдня шушукался со Стейси, пытался заговорить со мной, подкатывал к Дике.

Засиделась допоздна в ожидании, когда все разойдутся, чтобы спокойно в свете костра записать события уходящего дня.

Прошлым вечером, закончив писать, уже собиралась лечь спать, как нарисовался Кёртис. Он уселся напротив, подкинул головешку в костер и принялся расспрашивать. Это не было похоже на разговор, скорее - на допрос. Его интересовал мой возраст, сестры, отношения с мамой. Он спросил про имя Дори: реальное оно или кличка. Назвала свое настоящее имя и призналась, что имя Дорианна больше подойдет грудастой блондинке, а не заморышу, которым я являюсь. О себе он ничего не говорил. Когда я спрашивала, он отвечал невпопад или переводил разговор в другое русло. Иногда отмалчивался. Несомненно, меня подмывало разузнать о навязчивом госте какие-либо подробности, но каждый раз я сталкивалась с недосказанностью или некой фальшью. Например, он утверждал, что всегда был волком-одиночкой. Я удивилась, как он обходился без общины, на что услышала:

- Всю жизнь справлялся один, не только последние десять лет. А ты как выживала все эти годы?

И так каждый его ответ. Боялась, что он вот-вот спросит про изнасилование, а мне совсем не хотелось обсуждать это с незнакомым мужчиной. Я пожелала ему спокойной ночи и хорошо выспаться, ведь вставать придется рано.

- В твоем возрасте я тоже мало спал, - сказал он.

- Давно ли он у тебя был! - Это был не вопрос, а ироническое утверждение. Я посчитала его не многим старше себя.

- Смею предположить, что лет десять назад.

Посмеялась над его самоиронией, но каково же было мое удивление, когда он клятвенно заверил, что ему двадцать девять.

- Ухо подлечить?

- Само пройдет, - огрызнулась я и ушла прочь.

Ночь прошла тихо и спокойно. Проснулась от громких восклицаний Дики. Та сетовала Кёртису на мучившие ее кошмары, в которых людоеды прижигали ее груди каленым железом.

Кёртис внес сумятицу в наши ряды. Его появление отразилось на поведении всех членов общины. Показная веселость и дружелюбие обуяли всех без исключения. Зак сделался очень внимательным не только ко мне, но и к сестре, помогая ей и Фроди с дозированием дневной нормы воды. Мама подкрасила губы капелькой крови, непрестанно называла меня и Труди 'дочурами'. Дику сразила словесная диарея о снах, гиперлупе и религиозности Джона Расмуса, граничащей с гениальностью. Чак, выпускающий ядовитые шипы всякий раз, когда что-то делалось наперекор его воле, расцвел, по-отцовски отчитывая Брюса за распускание кулаков. Даже Стикс был одурманен новичком. Он тыкался в него свирепой мордой, сопел, урчал, не отходя ни на шаг, будто выбрал себе нового хозяина. Стейси прикрывала ревность заезженными анекдотами, над которыми кудахтали самые угрюмые из нас. Я чего-то не поняла или прослушала: когда этот Кёртис объявил конкурс на самого вежливого? Интересно, а призом будет поездка за Стену?

Есть было нечего, и вместо завтрака готовились к дневному переходу: собирали скарб, обувались, закутывались в ткани. У Кёртиса не оказалось никаких других вещей, кроме тех, что были на нем. Ему следовало бы обзавестись одеждой получше, а то беленькая рубашка, за один вечер посеревшая от копоти и пыли, долго не протянет. Когда он натянул куфию, сделался похожим на тряпичную куклу, как и все мы.

Дорогу, ведущую в Атланту, отыскали не сразу. Долго кружили по равнине, усыпанной проржавевшими болванками. Когда-то тут змеились заброшенные железнодорожные пути, на смену которым пришел гиперлуп.

Подступивший голод и изнеможение вернули людей в привычное состояние: раздраженных, вспыльчивых и враждебно настроенных ко всему живому.

Сделали привал вблизи разрушенных строений.

- Когда вертушки прибудут? - Чак задал новичку вопрос в лоб.

- Повтори!

Чак, имея в виду эвакуацию, переспросил более внятно, но получил повтор вчерашней истории.

Главарь разозлился. Он вывалил на Кёртиса массу доводов, доказывая его принадлежность к цивилизованному миру, упомянув и чистую одежду, и упитанный вид, и отвращение к грызунам, и аккуратную стрижку, и вычурную речь, и специфичные словечки, выдающие в нем северянина. Как уроженец Оттавы, он разбирался в северных наречиях.

- Мне плевать, что ты себе нафантазировал. Твои проблемы, веришь или нет, - прозвучал грубый ответ, не терпящий возражений.

Авторитет Чака в глазах общины пошатнулся. Он прервал вздохи разочарования, подхлестнув нас кратким приказом: - Что вылупились? За работу!

Отряд 'Бронь' подверг близлежащие руины беглому осмотру, после чего в них отправились мы, разведчики, на поиски еды. Я забрела в строение из толстых блоков с обвалившейся внутрь крышей. В производственных цехах ловить нечего, но я выкроила время на дневник.

Много писать не могу. Оторванный рукав футболки почти прогорел, а тесное пространство заволокло дымом. Изложу все события подряд.

Уже собралась уходить, как услышала голос Кёртиса:

- Я догадался - это ты. Стейси болеет и переваривает углеводы, Дике снятся сны, Марта - стара, а Гертруда слишком юна, Брюс агрессивен, а Зак похож на своего отца. Это же ты! Сознайся!

- В чем сознаться? - промямлила я.

Он заговорил что-то про мое необычное имя, но тут из-за обвалившихся стропил, словно из-за деревьев, выскочил Зак. Очевидно, он следил за нами.

- Дори, все о'кей?

- Мы говорили об общине, но уже закончили. Здесь пусто, пойду в следующую развалюху. Составишь компанию?

- С удовольствием. Кстати, новобранец, - обратился он к Кёртису, - тебя искали на кухне.

Мама совершила крупную находку: нетронутый подземный гараж с дюжиной пыльных автомобилей и магазинный склад. Склад был подчищен еще в первую волну грабежей, но на нижних полках завалялись просроченные консервы, инструменты и аптечка. Еды хватит на несколько дней. Домкраты, тросы и лебедка пригодятся в расчистке развалин вокзала гиперлупа. В аптечке, среди просроченных лекарств, затесался рабочий дефибриллятор. Чак Стилски потребовал от Брюса приспособить прибор для питания своих конечностей, но тот убедил его, что батарея не предназначена для постоянного питания.

Найденную добычу окружили плотным кругом. Главарю надлежало распределить вещи, выслушивая споры, пререкания и торг. Далее следовали жалобы на перегруженность, а затем происходил обмен товарами. Устоявшаяся традиция грубым образом была нарушена Брюсом:

- Среди нас есть вор!

- До тебя еще не дошло, но я повторю медленно: мы проехали эту историю, - нетерпеливо изрек Чак. - Дорианна может юзать дневник, сколько захочет.

- Она украла другой предмет! Я видел собственными глазами.

Я подозревала, что он способен на подлость, но обвинить меня в такой мелочи! Тем более, я ничего не присваивала.

- Обвинения серьезные, - подоспела вставить Стейси.

Чаку Стилски ничего не оставалось, как приказать меня обыскать. Фроди галантно копался в моем рюкзачке, но меня трясло от унижения и обиды. Дневник, полиэтилен и... какая-то цепочка со стеклянным кулоном и голограммой внутри.

Я поймала на себе удивленные взгляды.

- Это мой! - спохватилась Дика.

- Впервые вижу! - не замедлила я с ответом. - Постой... это твое. Верящие в Понятых носят такие штуковины.

- Это не штуковина! Это символ! В голограмме скрыта карта Вселенной.

- Дорианна - преступница. Ее следует наказать! - потребовал Брюс.

Воспитанница Расмуса подхватила проклятия, не скупясь на оскорбления.

- Ладно, так и быть! - сдался Чак. - Запрем ее в чулане, а наутро забудем об этом инциденте. Будем считать это гауптвахтой.

- Воровка. Сначала дневник спрятала, а теперь и это! - Стейси заломила мне руки, сложив меня пополам.

Кёртис попытался воспрепятствовать, но, к своему удивлению, обнаружил, что его пистолет исчез. Не дав опомниться, Брюс рукояткой разбил ему нос. Очевидно из-за болевого шока тот не шелохнулся.

Брюс отскочил, наведя на нас пистолет. Для рукопашной схватки момент был упущен.

- Всем лечь! Руки за голову!

Прозвучавший приказ выполнили быстро, но нас со Стейси он не коснулся.

Кёртис не подчинился. Тихое бешенство завладело им: кулаки надулись, пульсирующие вены проступили на бычьей шее. Хлеставшая из носа кровь обагрила подбородок и рубашку

- Тебя тоже касается!

Брюс увеличил дистанцию, держа нас на прицеле.

- Парень, это штука опасная. Отдай мне ее! - сказал Кёртис.

Выстрел оглушил. Пуля прошила несколько автомобилей, стоявших в ряд. Посыпалось крошеное стекло.

- Следующая продырявит тебя!

Чужак нехотя подчинился.

Дальнейшие события выпали из моего поля зрения. Меня заперли до утра в складском помещении.

Власть перешла к Брюсу и его сторонникам - Дике и Стейси. Последняя разыграла представление с украденным кулоном, чтобы отвлечь внимание, когда Брюс вытаскивал пистолет Кёртиса. Стейси с удовольствием отомстила Заку, припомнив, как тот бросил ее. Во мне она разглядела причину их расставания. Ее месть в полной мере коснулась Чака: за пережитые унижения, за Лисбет, которая в одночасье сделалась предметом ее скорби. Она потребовала для бывшего командира соразмерного наказания - изгнания, - но Брюс разрешил Чаку остаться на условиях, что Зак будет заботиться о своем отце. Отныне один паек будет делиться на них двоих.

Дика догадалась, что воровство ее бижутерии было блефом, но поддержала Брюса. Ее сделали помощницей нового главаря. Собственно, ее не беспокоили перестановки: 'Всяка власть от Говы. Вселенная дала, Вселенная взяла'.

Собачницу наградили за лояльность. Она сделалась заместителем, правой рукой вожака. Фроди, натерпевшись от Стилски унижений, не воспрепятствовал новомодным порядкам, а продолжил заниматься кухней с маленькой помощницей Труди. Сестренка переживала за меня, но виду не показывала. В итоге в проигрыше остались оба Стилски, мама, я и Кёртис.

Переворот расколол общину, уничтожив старый добрый порядок. Отряды перестали существовать, приказы исходили напрямую от главаря.

Кёртису здорово досталось. Его обыскали. Конфисковали пищевые батончики, фонарик, лазерную зажигалку и навигатор. Добиться вразумительных ответов от неразговорчивого чужака не удалось. Брюс, связав его, понапрасну потратил силы на избиение - тот не проронил ни звука, даже когда в его сломанный нос засовывали гвозди, а угрозы закопать живьем ни к чему не привели. В конце концов его обвинили в неподчинении. В наказание приковали наручниками к рукояткам тачки. Брюс назвал самосуд проявлением добродушия, но в действительности он рассчитывал заполучить грубую силу для расчистки станции гиперлупа.

На этом расправы не прекратились. К уже имеющимся обвинениям мне вменили в вину предательство, припомнив выложенный из костей знак трупоедам. Стейси переврала очевидные факты, будто я лично пригласила трупоедов на банкет в Бирмингем, расчленила Макса и съела. В порыве гнева Дика была готова проломить мне череп. Самое страшное, что все поверили этой нелепице - или притворились, что поверили, дабы найти крайнего, на кого можно свалить неудачи. Омерзительное ощущение, будто меня принесли в жертву, чтоб вызвать дождь в вечной пустыне. Вместо попытки оправдать меня мама молила о моей пощаде. Она на коленях упрашивала не причинять мне вреда, взывая к всепрощению. Брюс нарочно тянул, рассуждая вслух о навигаторе; в моих способностях ориентироваться нужда отпала. Вдоволь насладившись мольбами, он согласился закрыть глаза на 'страшное предательство', но с условием: мама должна будет спать с ним. Для утех он мог выбрать Стейси или Дику - они не возражали, - но так он хотел унизить нас еще больше. Я была безмерно рада, что он не тронул Труди.

На меня надели ошейник Саванны, а короткий поводок привязали к обездвиженной руке Чака. Сцепленные, мы двигались неуклюже, а размеренный шаг выработать не удавалось. Стилски то отставал, то забегал вперед, отчего поводок постоянно оттягивал искусственную конечность, потерявшую за много лет бездействия гибкость. И как он в армии маршировал? Он взвизгивал и исторгал поток жалоб, как бы я ни старалась подстроиться под его ходьбу. Каждое спотыкание вызывало лавину отборной армейской брани с описанием акушерских патологий. Лучше бы меня приковали к тачке!

Новый вожак продолжил намеченный путь в Атланту, но за истекший день мы не покрыли и десяти миль. Не организованные в отряды люди ссорились между собой за право нести более легкую ношу в хвосте вереницы. Старые правила не действовали. Нас, провинившихся, погнали впереди. Груженые, мы неспешно петляли меж промоин и ухабов, выявляя проход для остальных.

Перекинуться словечком ни с Кёртисом, ни с Заком не удалось. Нас держали порознь. Обычными вечерами, сидя в плотном кругу и любуясь тлеющими головешками, мы болтали о жизни. У каждого, кроме Гертруды, она была разделена на 'до' и 'после'. В такие моменты на нас нисходила некая сплачивающая сила, и все обиды прощались: каждый понимал, насколько он несчастен.

Брюс не допустил наказанных к костру, и мы сидели на земле, окутанные тьмой, - поодаль.

Ночное дежурство пало на нас с Чаком. Он жаловался на бессонницу, но вмиг захрапел, едва голова коснулась подстилки. На другой стороне лагеря замученный пленник пытался полусидя заснуть, облокотившись на тачку. Не в силах смотреть на его страдания, сосредоточилась на дневнике.

Не услышала, как подкрался Фроди. Он принес бутыль с водой, которую я вмиг осушила. Повар передал послание от Кёртиса. Он предлагал побег. Интересно, куда он собрался? На съедение к трупоедам? Да и неужто я брошу маму и сестренку? Брюс отомстит им за мой побег.

- Я уверена, все наладится. Я не побегу, - прошептала в ответ. Я надеялась, что Брюс остынет и все встанет на свои места.

Шеф-повар уполз, но не успела я написать и двух предложений, как он появился вновь:

- Решайся или будет поздно, - передал он слова Кёртиса.

- Я не расстанусь с близкими мне людьми.

- Дори, уходи! По-хорошему это не кончится! У меня есть дубликат ключей от наручников, а поводок я разрежу кухонным ножом.

- Освободи его, а я не побегу.

Очнулась в бетонной яме. Вечернее небо над головой, слабость, и нет сил вылезти и оглянуться. Мамы и Труди нет рядом. Ничего не помню. Провал в памяти.

Попробую описать события, может тогда память упорядочится.

Припоминаю, как поутру Брюс приказал порезать палатку. Он привык спать под открытым небом, замкнутое пространство его напрягало. Стейси сняла с него мерки, чтобы сшить накидку. У Чака задрожала нижняя губа, а глаза намокли, видя, как рушится прежний уклад. Отставного вояку не сломила ни война, ни потеря конечностей, ни пленение Зака, а раскроенная палатка - его панцирь - окончательно добила. Он разревелся как ребенок. Никогда не видела его плачущим.

Пока Стейси занималась рукоделием, Дика переняла роль цирюльника. Узурпатор расстался со своими грязными космами и бородой, помолодев лет на десять, но притягательности ему это не добавило. Заметила, что у Кёртиса нет даже намека на щетину. У Фроди борода тоже не растет, но это из-за того, что восстановленная кожа не плодоносит.

Кёртис, к моему удивлению, не сбежал. Может, ключ не подошел?..

Помню, как Брюс взорвался из-за того, что консервы закончились. Он облаял повара, что его не предупредили заранее.

- Совсем закончилась? А что раньше молчал?

- Я сберег немного водорослей...

Хорошая попытка усыпить Брюса, но ему известно о токсичности светлых водорослей. Вряд ли у Фроди получилось бы нейтрализовать главаря.

- Тогда прекрати кормить рабов. Нам самим не хватает.

Я тогда подумала, что ослышалась, но нет - он действительно назвал нас рабами, которых следовало держать на голодном пайке!

Кое-как уложили пожитки и снялись с места. Нас с Чаком погнали впереди. Предстоял длинный переход через залитую солнцем пустыню, где земля выпарила всю влагу через поры трещин, где гнилой запах одежд впереди идущих надолго мариновался в застывшем воздухе, где мысли тонули в безвременье.

Я уже попривыкла к ошейнику, а Чак приноровился держаться рядом, подстраивая шаг. Шли легко, но торчащие из земли кирпичи, стальные прутья, камни и корни предательски цеплялись за ботинки.

Помнится, как Чак Стилски споткнулся и упал. Его бионический протез вывернулся из плечевого сустава. Дикий вопль разлетелся на мили. Попыталась поднять его, но только причинила боль. Силенок сдвинуть взрослого мужчину не хватало. Он матерился, звал на помощь. Не буду описывать проклятия, которые он обрушил на меня.

Зак бросил свои пожитки и поспешил на помощь.

- Они сами поднимутся! - пригрозил Брюс.

Чак стиснул зубы. Стоная, он перевернулся набок. Полежал. Поохал. Встал, и мы пошли. Каждое неловкое телодвижение отдавалось пульсирующей болью, сопровождавшейся вскрикиваниями. Виновны оказались все и его отпрыск в первую очередь: что проморгал бунт, что не оказал сопротивления, что не подошел помочь. Я умоляла не раздражать нового вожака, но Зак распалился пуще прежнего.

Чтобы отвлечься, вызвала призрака. Он никакой не призрак, а скорее проекция, по неизвестной причине воспринимаемая исключительно мной и функционирующая непонятным образом, без голопроектора. Похожие трехмерные изображения продавцов-консультантов использовались в торговых центрах.

Я надавила на ухо, и в тот же миг навигатор пронзительно запищал.

- Какая-то цель в десяти метрах. Что это значит и сколько это в ярдах? - потребовал Брюс объяснений у Кёртиса.

- Он старый, частенько барахлит.

Мама, идущая с ними рядом, перевела взгляд с навигатора на меня.

Короткий отдых без стесняющих верхних одежд в тени перевернутой военной техники не умерил пыла Стилски. Воспоминания о прошлой карьере в армии пробудили в нем эйфорический аффект и новый виток оскорблений. Он пинал покореженный робот-погрузчик и матерился. За его стенаниями, не скрывая гаденькой ухмылки, следил Брюс. Он испытывал наслаждение от всевластия, от бессилия врага.

Вымотавшись вконец, Чак рухнул на колени и горько заплакал, проклиная всех на свете. Его слезы тронули не только женщин, но и Фроди, не испытывавшего к нему сочувствия. Брюс отмахнулся от просьб о помиловании. Он подошел к нам. Упер ногу в плечо Чака, как бы вдавливая его в землю. Чак поднял взор, скорчил свою необычайно живую физиономию и стал сыпать проклятиями вперемешку с откровенными насмешками.

Дальше припоминаю обрывками. Толчок. Стилски повалился. Удар затылком о какую-то железяку. Он увлек меня за собой. Перекошенное лицо. Оно прильнуло к моему. Белок глаза налился кровью. Лицевые мышцы нервно задергались. Мучительный оскал. Он силился что-то сказать.

- Фроди, разделай и приготовь хороший обед.

- Он еще жив! Пожалуйста! - Я не узнала собственный голос: не то вопль, не то мольбу.

Едкий дым с горчинкой паленого мяса расползался туманом по земле. Их хохот и разговоры о смерти, дающей жизнь другим, пыталась заглушить мыслями о побеге. Почему я не сбежала, когда была возможность? Это из-за меня Чак упал!

Фроди нарушил мои размышления, сунув тарелку с едой. Политые мясным соком кусочки человечины с сахарной косточкой и горячий густой паштет из печени, завернутый в тонкую обжаренную до золотистой корочки кожицу, источали головокружительный аромат.

- Поешь, - ласково предложил он. -- Я отпихнула тарелку. - Ты готова бежать? - прошептал он.

- Не знаю, - ответила я. Голод затуманил разум, сомнения грызли остатки здравомыслия.

- Выпей. Этот отвар успокоит нервы.

Перед тем как провалилась в бессознательность, помню жгучие спазмы желудка.

Кёртис похитил меня!

Нет возможности писать. Дал пять минут на отдых.

Он уводит меня в сторону ужасного Бирмингема. Поторапливает. Говорит, что наотдыхаюсь, когда все закончится.

Слышу шорох. Идет.

Как выяснилось, Фроди посодействовал моему похищению. Он отпоил меня отваром из водорослей, и я отключилась. Кёртису он передал ключ от наручников. Во мраке солнечного затмения он освободился, сгреб меня в охапку, прихватив мой рюкзачок, и сбежал. Он пронес меня несколько миль, петляя и запутывая следы на случай погони. Впрочем, это было излишне - Стикс натаскан на охоту за грызунами, а не на травлю людей.

Когда пришла в себя, Кёртис, не объясняя ничего, приказал следовать за ним. Я обрадовалась, что скоро увижу близких мне людей, но он потащился в сторону Бирмингема, нетерпеливо подгоняя меня. Он был глух или не верил в мои способности ориентироваться, как бы я ни доказывала, что община совершенно в другой стороне. Ну почему он не выкрал навигатор!

Я расспрашивала его о дальнейших планах, но он упорно отмахивался. Чтобы вытащить из него хоть что-то, я применяла разные подходы: раздражала его расспросами, подолгу молчала и демонстрировала обиженность. От последнего он был в немом восторге, и тогда я нервировала его тем, что еле-еле плелась. Его даже не заинтересовала игра 'один вопрос - одна миля'. По-настоящему разозлилась, когда осознала: он - похититель. Он увел меня не для того, чтобы безопасно переждать смену власти в общине. Тогда я уселась на землю и сказала, что никуда не пойду. В ту секунду у меня и вправду закружилась голова.

- Вставай! Хватит придуриваться!

- Я никуда не пойду. Отведи меня к маме!

Он схватил меня своими здоровенными ручищами и понес. Попыталась брыкаться, а он сказал, что если дернусь, то он свяжет меня и потащит по земле. Впрочем, сказал он это без особого гнева, почти безобидно, но испытывать судьбу не хотелось.

Пронеся меня с милю, опустил:

- Веди себя прилично.

- А если не буду, что тогда?

- Будь умницей. Завтрашний день изменит твою жизнь.

Будто мне от его утешения легче станет. Как бы не так! Я ковыляла за ним, уговаривая вернуться в общину.

К вечеру добрались до окружного хайвэя Бирмингема. К противоположному краю города подползал монолит Стены, угрожающе нависший над западными окраинами. Кёртис стремился дотемна успеть в центр. Не успели. Были вынуждены спрятаться от темноты.

- Засветло отправимся в путь, - скомандовал он.

Мы забрались на цокольный этаж, заметенный почти до потолка. За песчаным пригорком приоткрытая круглая дверь вела в банковское хранилище, разделенное на несколько секций. Пачки светло-зеленых амеро с изображением отцов основателей Северо-Американского Союза и системы лотерейной демократии устилали пол толстым слоем. Наличные появились в обращении незадолго до катастрофы. Припоминаю, как сиделка Марита жаловалась, что беженцам отказывают в открытии банковских счетов. Возможно, поэтому вернулись наличные.

- Вознамерилась скупить северные штаты? - удивился Кёртис, таращась на то, как я ползаю и собираю пачки денег, распихивая их по карманам рюкзака.

- А ты в туалет не ходишь? Последние лоскутки потратили этим утром. - Хотела смеха ради рассказать про поскребок Зака, заменявший ему туалетную бумагу, но не стала.

Перед сном Кёртис разделил пищевой батончик на две неравные части. Мне достался кусок побольше. Необычайно вкусный и сытный, будто камней в живот натолкали. Боюсь представить, что сделают с Фроди, выкравшим неприкосновенный запас на черный день.

- Буду спать в передней секции, а ты - в дальней, - отрезал он, добавив: - Могу одолжить фонарик.

Меня не покидает чувство, что мои галлюцинации и появление этого человека как-то связаны... Есть кое-какие совпадения, но они, в прямом смысле слова, притянуты за уши: нажатием на мочку уха я вызываю голограмму, и мое имя начинается на 'Д'. На обрывке первой страницы вскользь упоминалось о наемнике, охотящимся за типом 'Д', но Кёртис в моем представлении не тянет на наемника, хотя он вооружен и не местный. Если ненадолго допустить, что я не обычный человек, то кто я? Какой-то тип-прототип? Кому и зачем я нужна?

Кёртис бурчит, чтобы ложилась спать...

Навсегда останемся среди разрушенных городов и выжженных земель! Мы торопились, мчались, бежали. Не успели.

Издалека двухместный летательный аппарат походил на старый хлам, коего вокруге было не счесть. Как потом объяснил Кёртис, при посадке его обожгли плотные слои атмосферы. Космолет, такой реальный, стоял от нас в каких-то сотнях ярдах. А потом Стена поглотила его.

Мы, не жалея ног, кинулись прочь. Бежали по безымянным подворотням, опасаясь уткнуться в тупик. Бежали сквозь разбитые дома, чтобы срезать путь. Бежали по барханам из осколков кирпичей. Бежали, даже когда Кёртис захлёбывался кровью от открывшейся раны в сломанном носу. Бежали. Бежали. Остановились уже за городом, отбежав на приличное расстояние.

- Двинемся в Атланту, - отхаркивая кровь, сказал он.

- Или Стена, или твои объяснения сдвинут меня с этого места!

Кёртису пришлось поведать об истинном положении дел.

Тринадцатого июля 2111 года, то есть почти десять лет назад, на Америку обрушился смертоносный ураган, прозванный из-за небывалой мощи гиперганом. Невероятный по силе ветер дует со скоростью 360 миль в час, что соответствует категории F10 по шкале Фудзиты. Обычный ураган образуется над поверхностью моря, но в то лето влажный воздух раскалился до рекордных температур. Этому способствовала смена полюсов Земли, начавшаяся еще в позапрошлом столетии. Магнитное поле окончательно исчезло в момент, когда активность Солнца была максимальной. Солнечный ветер еще больше разогрел и без того удушливую атмосферу, запустив круговорот воздушных масс. Циклон, глаз которого достигает полторы сотни миль в диаметре, сформировался над южными штатами Северо-Американского Союза с эпицентром в Атланте - и быстро разросся. Он стал спасательным кругом и одновременно тюрьмой для тех, кто попался в его объятия. Из-за особенностей морских течений и ветров суперциклон прочно засел над континентом, наливаясь разрушительной силой с омывающих его океанов. На севере его края достигают Чикаго, раскачивая небоскребы, а с противоположной стороны - затопленных Каймановых островов; восточное побережье смыло, а на западе засушливую Аризону, Юту и Сонору заливают непрекращающиеся ливни.

Те несчастные, что укрылись под землей, погибли от темных молний, отличающихся от обычных особой смертоносностью. Порождаемые наэлектризованной атмосферой, радиоактивные вспышки поджаривают не хуже микроволновой печи и выводят из строя электроприборы. Спасатели, используя тяжелую военную технику, вытащили немногих из своих домов-бункеров, да и то на окраинах циклона, где сила ветра не столь опустошительна.

Но мир не пал. Цивилизации продолжают существовать: Вашингтон эвакуировали, перенеся столицу в Торонто; Китай, несмотря на голодные бунты и обширный политический кризис, развивает космические программы; Великий Водопровод в Антарктике почти завершен. Строительные компании возводят элитную недвижимость в жерлах потухших вулканах, готовясь к тому, что гиперган остановить не удастся и он поглотит весь мир. Вобрав в себя достаточно энергии, он вырвется с континента и начнет совершать обороты вокруг планеты, как это происходит в атмосфере Юпитера по меньшей мере пять столетий подряд.

Лучшие умы мирового сообщества думают над тем, как оборвать самоподдерживающийся процесс. Предпринималось множество попыток охладить океаны и атмосферу. Направленным ядерным взрывом в центральной части Гренландии осушили подледное озеро. Температура Атлантики так и не снизилась, поскольку океанские течения унесли холодные воды в Северный океан. Бездумное использование гидрохладагентов (надеюсь, правильно написала) изменили химический состав морей, вызвав чудовищные мутации и массовое вымирание морских обитателей, а безуспешные попытки распылить в атмосфере микрочастицы аэрозолей разрушили озоновый слой. У человечества осталась одна, последняя, надежда: достроить в космосе гигантский щит, который уменьшит солнечное излучение и тем самым охладит планету, защитив ее от солнечного ветра. Его тень генерирует ежедневные солнечные затмения, но времени усмирить природу не так много. В ближайшие годы Земля войдет в остатки межзвездного газа давно погибшей звезды, и космос будет потерян для человечества на долгие сотни лет.

- Значит, всем наплевать на нас? Почему люди преспокойно живут где-то на севере, в Азии, в Антарктиде, а о нас забыли?

- Сама идея выживания в эпицентре гипергана на протяжении десятка лет звучит абсурдно.

- Но теперь, когда ты знаешь о нашем существовании, прибудут спасательные службы?

- А я, по-твоему, что делаю?

- Почему только я? А как же мамочка, Труди? А Зак? Он лишился родного отца, пережил плен людоедов. Разве его можно оставить? Благодаря храбрости Фроди нам удалось бежать! Я и Стейси уже простила.

- Отправимся в Атланту.

- Я рада, что ты изменил свое мнение. Они не виноваты, что нелегкие условия ожесточили их. Вместе мы откопаем гиперлуп и доберемся до севера.

Он ничего не ответил.

Второй день без капли воды. Если Кёртис еще соображал, куда и с какой целью мы плетемся, то мой мозг уже отключился. Ноги передвигались машинально: левой, правой, левой, правой. Посторонний наблюдатель решил бы, что мы недобитые зомби. А может, я и есть думающий зомби, не утративший остатки разума?

Чтобы добыть воду, нужно вырыть яму, а у нас нет ни лопаты, ни сил. Обрубком трубы попытались взрыхлить почву - без толку. Яма должна быть глубже, футов пять-десять, а больше двух не получилось.

Уселись посередине пустыря, облокотившись друг на друга. От обезвоживания язык прилип к нёбу. Разговаривали, перебрасываясь редкими фразами:

- Чем занимался за Стеной?

- Работал в большой компании.

- Коллеги скучают по тебе?

- Не думаю.

- А кто скучает?

- Никто.

- А семья?

- Разведен.

- Как ее звали?

- Барбара Риггс.

- Кёртис Риггс.

Наконец-то проговорился! А я слышала, что бывшие жены часто ревнуют. Узнав его чуточку поближе, пришло некое облегчение.

- Ее больше нет.

- Сочувствую. Сьюзен, моя сестра, тоже умерла. Мне не хватает ее.

- Я разлюбил Барбару.

Сказал будто скороговорку. Почему-то вспомнилось любимое выражение Брюса, которое неожиданно для себя произнесла вслух:

- Любовь не спасет мир.

- Нет, - подтвердил он, - он неизлечимо болен.

От обезвоживания ноют суставы. Сонная одурь сковывает мышцы и волю, подняться нет сил.

Кёртис придумал гениальную идею по добыче воды из воздуха! Выкопанную ямку он накрыл полиэтиленом, на который я случайно наткнулась в рюкзаке, когда доставала дневник. Получилась в некотором роде теплица. Кристально прозрачные капли стали конденсироваться из воздуха на внутренней стороне полиэтилена и стекать по покатой поверхности прямо в банку, заглубленную в дно ямы. Этот процесс он назвал дистилляцией. Вот бы община знала об этом раньше! Никаких фильтров и кипячений!

Дистилляция - процесс медленный, но собранных капель хватило, чтобы утолить жажду и продолжить путь.

Сбились с двадцатого шоссе, но, вероятно, мы где-то на полпути между Бирмингемом и Атлантой. Не терпится увидеть мамочку и Труди. Переживаю за них. Впервые в жизни оказалась оторванной от семьи в компании незнакомца. А еще мне не хватает задиристости Зака, суеверности Стейси, богобоязненности Дики и аппетитной стряпни Фроди. Расцелую их всех, когда увижу!

В Атланту ведет множество дорог, но на пути нам не попалось ни дорожной насыпи, ни крошечки асфальта - никаких ориентиров. Похоже, мы заблудились окончательно и бесповоротно. Совершенно незнакомые пустыни. Быть может, карта местности всплывет у меня в голове, но пока лишь пустота.

Направление правильное, поскольку циклон, подгоняемый южным ветром, продвигался вместе с нами на восток. Где именно столица Джорджии - севернее или южнее? - мы не знаем. Видимость осложняется миражами, рисующими в знойном воздухе кривое зазеркалье.

Солнечные затмения растянулись, вынуждая подолгу томиться в полумраке, да и добыча воды задерживает нас, но сегодня нам повезло.

- Вода! - выкрикнул Кёртис. Я рассердилась, что он до сих пор не научился отличать мираж от реальности, но он был настойчив: - Вода, в той низине! Скорее! - Он спустился на дно.

- Это жижа, а не вода. И у нас нет фильтра.

- Он не нужен. Тряпку! Дай какую-нибудь тряпку!

Оторвала от кофты рукав. Рыхлая ткань разошлась сама собой.

- Что ты задумал?

Кёртис не слушал. Он пропустил через ткань полужидкую массу, наполнив бутыль.

- Как мы прокипятим эту муть?! У нас нет ни дров, ни пластика, а бумага быстро прогорит.

- Пей! - приказал он.

- Сырую? Хочешь ускорить мою кончину?

- Да пей же!

Он выхватил бутыль и залпом осушил ее. Спустился в низину и вновь восполнил запас.

- Пей! Нам не страшны ни болезни, ни вирусы, а ультрафиолет не сожжет нашу кожу.

Гадкий привкус и скрипящий песок на зубах. Жажда отступила.

- Я раскутаюсь, раз солнце не опасно?

- Не стоит. Одежды препятствуют испарению влаги с поверхности тела.

- Так почему мы особенные?

- Долгая история.

- Истеричка или упрямица?

Он протяжно вздохнул и пообещал рассказать вечером.

Стемнело, а мы живы и здоровы. Кёртис был прав.

Залезли в дырявый полуподвал, где я попросила его развести костер. Он без лишних слов выполнил мою просьбу.

- Остановка в городе необходима. Нам нужен запас воды и жратвы. У тебя в голове навигатор, только карты подгрузить надо.

- Что значит 'подгрузить карты'? Я же не робот!

- Долгая история. Пойду наберу пластика.

Оставил меня на десять минут. Сказал, что вернется и все расскажет...

Я узнала себя.

Режущие фразы затихли в голове. Взяла себя в руки. Справилась с тошнотой. Воздух больше не обжигает легкие.

Я сочла Кёртиса наглым лжецом, гадким фантазером, когда он вывалил на меня свою 'правду'. Его рассказ казался бредом. Чушью! Глупой выдумкой! Невольно удивилась, как нелепицу, скомканную из невероятных доводов, можно выдавать за истину? Утверждать, что моя родненькая мамочка вовсе не моя мама, у меня нет ни сестер, ни родственников. Я одна.

Его ложь взбесила. Он наплевал на мои чувства. Залез своими грязными пальцами в душу, покопался и отшвырнул ее в заплесневелый угол. Зачем он это сделал? Чтобы поистязать меня? Стыдно вспоминать, как я на него накричала. В ход пустила самые отборные выражения Чака. Когда доказывала ему, что у меня редкое генетическое заболевание и что я не вижу снов из-за переутомления, он ухмылялся.

Будто острая кость проткнула глотку, и я не могла вздохнуть. От бессилия захотелось расцарапать лицо. Кёртис присел рядом, а я не сдержалась и заревела. Плакала в его грязную рубашку, пропахшую копотью костров и потом. Последний раз так плохо было, когда сестренка Сью умерла. Только в тот раз я в коленки свои худые ревела. Зажала нос, уперлась глазами в коленные чашечки и плакала навзрыд. Никому слез своих не показала. Слезы - это слабость, как говорила Труди. Он успокаивающе похлопал меня по спине.

Когда успокоилась, он протянул мне смятый лоскуток, чтобы я утерла сопли, а я непроизвольно взяла его за руку. Его ладонь очень теплая и немного влажная, с твердыми мозолями. Приятная на ощупь.

- Я с тобой, - сказал он.

Я узнала, кто я есть на самом деле! Как бы это невероятно ни звучало, но это так.

Мои подозрения подтвердились: Кёртис появился не случайно. Он вышел на след по исходящему сигналу от нейробиологического имплантата, НБИ, вживленного мне в младенчестве в голову. И это даже не полбеды. Мама вовсе не рожала меня, а заказала, как интерьер для гостиной. Конечно, дизайнерские дети не какая-то новинка, но со мной все было иначе. Мой геном разработали с чистого листа; он отдаленно похож на человеческий. Я - продукт транснациональной корпорации 'БиоРенью'. Для таких, как я, ученые придумали название - Гомо Супериор, что значит сверхчеловек, или усовершенствованный человек версии 2.0.

Я изолирована от этого мира особой структурой ДНК. Ни один известный вирус не способен сразить мой организм, а пищеварительная система заточена под синтетические полуфабрикаты, поскольку сельское хозяйство на грани полного исчезновения. Из всего разнообразия первобытной пищи мой желудок переваривает только белковую. Вспомогательные внутренние органы самостоятельно производят необходимые витамины.

- Ты как пластмассовый цветок, воткнутый в клумбу перед домом, - дал мне Кёртис такое сравнение.

- Роза?

- Роза - с шипами, а ты - мак, степной мак, одурманивающий мужчин. И губы твои такого же цвета.

Я не помнила, как выглядит мак. У меня вся растительность ассоциировались с водорослями.

- Мокрые?

- Алые, - улыбнулся он.

По его словам, которые я постаралась в точности перенести на бумагу, создали меня не ради счастливого детства и здоровой процветающей жизни. Хост, владелец, заказал меня, чтобы его разум перенесли в новое тело. Я - всего лишь сосуд для комка мыслей, транспортируемых из тленной оболочки богатея. Для трансплантации сознания в мой мозг интегрирован нейробиологический имплантат. НБИ перекроил бы синаптические соединения под хоста, поскольку обычная биология не способна бесшовно слиться с компьютером. После переноса сознания НБИ служил бы новому владельцу идеального тела биокомпьютером: он смог бы силой мысли управлять техникой, а также смотреть фильмы и слушать музыку головным мозгом, без дополнительных аксессуаров. Хост свободно управлял бы психологическими и физиологическими функциями организма. Он не старел бы и отметил бы окончание гарантийного срока двухсотлетним днем рождения. После операции моя личность, мое 'я' попросту исчезло бы, стерлось, уничтожилось. Эти разработки до сих пор находятся под грифом секретности.

'БиоРенью Корпорэйшн' имеет представительства в Токио, Куала-Лумпуре и Торонто. В Азии разработан геном человека будущего, в Северо-Американском Союзе - интерфейс в виде НБИ. Японцы должны были создать принцип переноса сознания, но пока что им это не удалось, хотя миллиардеры уже успели прикупить себе биологические вместилища под свой разум. Исследования растянулись на десятилетия, а прорыва так и не наметилось.

- Кто же будет вкладываться, если нет результатов, - удивилась я. Мама не инвестировала бы деньги неизвестно во что.

- Люди обожают сказки про бессмертие и вечную жизнь. Взять хотя бы криоконсервацию. Богатые идиоты замораживали себя ради светлого будущего, а ведь технология в то время не работала даже в теории. Бедняки довольствуются религией.

Этот разговор, разделивший мою жизнь на 'до' и 'после', перевернул мой мир. Я посмотрела на него другими глазами и всерьез задалась вопросом: неужели мамочка хотела обернуть меня вокруг своей сущности, будто новомодную накидку, сшитую по выкройкам ее разума?

- Мы похожи, только я без НБИ, - утешил Кёртис.

- Как эту дрянь вытащить? Не хочу, чтобы мне в голову чужеродные мысли закачали.

- Этого не случится, - ответил он, приятно улыбаясь. - Бояться имплантата не стоит. Он способен одарить тебя фантастической свободой выбора, о которой обычный человек и помыслить бы не смел. Он откроет безграничный кладезь знаний, по твоему желанию изменит характер, предпочтения, вкусы. Ты станешь полноправной хозяйкой своей сущности, своей судьбы. Ты приобретешь подлинное самосознание, а не его жалкую иллюзорную пародию.

Я не совсем понимала, о чем он толкует. Совершенно абстрактные определения, размытые для моего восприятия, но очень захотелось попробовать.

- И мы сможем отыскать путь в Атланту?

- Конечно.

- Тогда чего мы ждем?

- Мы активируем НБИ, но тебе придется беспрекословно следовать моим указаниям. Первое правило: не прикасайся ни к приложениям, ни к файлам. - Я утвердительно кивнула. - Загрузишь карты, но больше ничего не трогай! - повторил он.

Я нажала на кнопку, вживленную в мочку уха. Кнопка разработалась, и теперь не требовалось давить до гематомы. Появился знакомый мне виртуальный ассистент. Следуя подсказкам Кёртиса, я назвала день рождения матери: 20 ноября 2078 года. Он протянул мне продолговатую капсулу красного цвета, извлеченную из потайного отделения его массивного ботинка, и произнес:

- Наноботы перестроят нейронные соединения и интегрируют НБИ со всеми участками головного мозга. Имплантат проработает трое суток, ровно столько живут наноботы в крови.

- Ты носил эту штуку в подошве? - удивилась я.

- Самое надежное место! - Он выдал мне еще одну и серьезным голосом произнес: - Дори, слушай очень внимательно: это запасная нанокапсула на экстренный случай. Попадешь в беду, а меня не будет рядом - прими ее.

- Я ж без тебя пропаду, одна-одинешенька останусь!

- Ты взрослая. Справишься.

Запила таблетку и стала ждать. В какой-то момент подумалось, что Кёртис вот-вот рассмеется: 'Ха-ха! Попалась. Я разыграл тебя!' - но вдруг тишину взорвал писк, ритмичные удары, музыка. Какофония всевозможных звуков. Перед глазами вспыхивали и исчезали яркие светящиеся точки. Желудок свело от спазма. Подушечки пальцев зачесались. Неизвестно откуда повеяло соленым морем; вонь помойки перебил подступающий аромат жареного мяса; запах свежей стружки. И вдруг все прекратилось.

Перед глазами поплыли какие-то цифры: температура тела, пульс, процент жира и множество других данных, которых я не понимала. Яркой голограммой они зависли в пространстве.

- Выбери в настройках спутниковую связь. Подтверди использование банковского счета Марты. Если он заморожен, оформи быстрый кредит на ее имя. Активируй геолокацию и скачай карту Северной Америки. - Кёртис говорил быстро, фонтанируя непонятными терминами, что я еле поспевала силой мысли нажимать на мнимые кнопки. С первого раза не всегда получалось. - Сколько ждать загрузку?

- Тридцать минут.

- Черт, спутниковая связь такая медленная!

Среди обшарпанных, потрескавшихся стен переливались яркие иконки, доступные лишь моему сознанию. Будь у меня в детстве такая штука, не пришлось бы со Сью делить голопланшет! Это в сто раз круче любой игрушки, которую я помнила. Это происходило непосредственно в моей голове!

Пока шла загрузка, перелистывала аппликации:

- Что значит 'Апперцепция'?

- Не трогай!

- А 'Технопатия'?

- Я же сказал!

- Ого! Подписка на сны в высоком качестве от первого лица!

- Не вздумай!

Десятка три необычных названий, из которых я установила бы 'Суперзнания', 'Управление снами' и 'Эндокриногенез'.

Бегущая полупрозрачная лента новостей подключилась автоматически: 'Кандидат в президенты В. Гессергтон: полный запрет на патенты человеческого генома', 'Повстанцы обещают развалить Северо-Американский Союз в ближайшие пять лет', 'Британские ученые: понимание ИИ потребует освоения миллиарда новых слов'.

- Зачем в мочке устанавливать кнопку включения НБИ? Это как-то связано с переносом сознания? - спросила я.

Кёртис помял свой квадратный подбородок, разделенный симпатичной ямочкой, придумывая, как бы попроще объяснить, но в итоге выдал гору сложных терминов, из которых я не поняла ни слова. С 'Суперзнаниями' я разобралась бы...

После загрузки карт я будто прозрела. Из глубины памяти всплывали контуры Северо-Американского Союза, границы штатов, береговая линия. Старые карты с городами, улицами, домами, парками, водоемами. Неописуемое ощущение всезнания. Интересно было бы попробовать и другие аппликации...

- А теперь отключи НБИ. Кремниевые кристаллы в твоем головном мозгу, настроенные на спутники системы навигации, не дадут сбиться с пути.

С Кёртисом я ощущаю себя беспомощной. Совершенно непривычное для меня чувство. Не то что мне это не по нраву, просто я не привыкла, когда мужчина оказывает столько внимания, хлопочет по каждой мелочи и подсказывает, как правильно делать. Его опека не обращает меня в маленькую беззащитную девочку, а удивительным образом заставляет примерить на себя сущность взрослой женщины, которой нужна опора. Эта женщина внутри меня сопротивляется, боится опереться на мужской опыт и войти в настоящую взрослую жизнь. Робость, от которой я наверняка избавилась бы с помощью имплантата...

Остаток дня шли на север. Без активации нейробиологического имплантата мы прошли бы мимо Атланты и блуждали бы по безжизненной пустоши, именовавшейся когда-то национальным заповедником Пьемонта.