Аннотация: Тысячи лет люди проклинали смерть. И только однажды, Смерть ответила человеку тем же.
Туман опустился на холодную и влажную землю Белого Острова. Сонная стража "Британики" бранилась на латинском и кельтском и заламывала местных девок. Центурионы устали ублажать и казнить распущенных наёмников из дикарей и скатывались в неуёмное пьянство, развращая своих солдат и развращаясь вместе с ними. Дрекольная изгородь форта поросла мхом, покосилась, а где и пустила корни. Рим умирал. И они умирали вместе с Римом. На этот раз - только трое. Всё как тогда. Как тогда... Мускулы были больше не в силах держать тела обречённых, истерзанные влажной летней жарой, но прохлада туманного вечера внезапно оживила всех троих. Зачем? Марьям пришла в сознание только для того, чтобы снова понять, что она повешена на перекладине, опущенной со стены форта, вскрикнула, начала истово молиться, но вновь захрапела от удушья, просев на верёвках, едва удерживающих её ноги. Вот, что чувствовал Учитель. Сейчас придёт Она... Не к нему... Как тогда...
Солнце быстро закатывалось, римская стража знала, что тайные христиане из местных могут снять распятых, и торопилась - на этот раз их не будут мучить долго. Солдат - молодой гладко выбритый солдат без следов дикарского эля под глазами - вынул из-за пояса достаточно длинный гладиус и подошёл к ним. Наконец-то. Хрясь! Под острым, как бритва, мечом, хрустнули жилы под коленями. Женщина вскрикнула. Из перерезанных артерий потекла кровь, смывая нечистоты и грязь британской земли. Иннокентий в крещении не выдержал и поторопил по-кельтски своего палача, но римлянин вряд ли понял. Хрясь. Сухожилия лопнули и варвар просел, подтягиваясь, чтобы не задохнуться раньше, чем он истечёт кровью. Наконец, Иосиф почувствовал острую сталь и острую мгновенную боль, после которой наступила лёгкость.
Как тогда! Где же Она!? Может он искупил? Он прощён? Она скоро придёт... Придёт. Не к нему...
Он нёс слово Спасителя и Его Чашу, от голгофского холма, до холмов Альбиона, он пережил пять кесарей, но не мог искупить вину. Черви давно сгрызли зловонных труп Кайафы, факелы левитов сожгли Второй Храм, а онагры Веспассиана разрушили Город. Все апостолы вернулись к Нему. Даже безумный Иоанн нашёл своё откровение и свою смерть в Набатейских горах. Он остался один. Не прощённый.
Кровь стекала по их ногам и обрывалась на землю вязкими маслянистыми каплями. Они счастливы, они умрут сегодня. Но не он. Кровь... Причастие Грааля... Проклятие крови.
Туман... Там, за холмами, с запада вскоре должен появиться одинокий силуэт. Конь. Белый как летнее облако и неслышимый как вечерний ветер. Всадница. Прекрасная, как первый поцелуй, и неотвратимая, как шторм и подводные скалы. Как тогда... Не к нему...Ибо Всадница Вечности верна своему слову. Вечное проклятие. Чаша Грааля. Чаша бессмертия.
"Мешайах!" - какой-то еврей взорвался смехом и бросил камень в Распятого. Он промахнулся. Римские стражники рассыпались, древки пик и пиллумов обрушились на головы зевак. Иосиф сжался. Но нет - золото Кесаря Тиберия делало своё дело - его пропустили к месту казни и не тронули. Пусть! Пусть они смеются и радуются сегодня, пусть зелоты пьют в кабаках, а фарисеи считают храмовый доход от мена, Спаситель не умрёт от меча! Прокуратор сказал своё слово и подготовил приказ. Августу Тиберию нужны долги аристократов и сенаторов, а ему нужен только Учитель, который снова будет с ними. Сотнику Лонгину, изучившему у профессиональных гладиаторов премудрость, как нанести в живот или грудь копейный удар, не причинив смерти или увечья, поручена одна из главных ролей трагедии, разыгрываемой здесь. И золото Аримофеянина не будет лишним для римского солдата. Пусть! Пусть на Тайной Вечере Учитель обнёс знатного и богатого иудея Чашей, не причастив своей крови и плоти, Иосиф не хранит обиды, только бы Он остался жив! Жестокое солнце опаляло иудейскую землю, мел Голгофы сверкал как начищенная сталь римских мечей и доспехов. Но скоро Его муки закончатся, Учитель вернётся к ним!
Зелот на кресте крякнул и выплюнул чёрный сгусток, длинный прут пиллума изогнулся, упёршись в лопатку. Через несколько мгновений копьё сотника подарило избавление другому разбойнику. Аримофеянин замер, зная, что судьба Учителя должна решиться сейчас. Удар... Центурион широко раскрыл глаза и выругался. Промах?.. Промах! Чёрная кровь стекала из раны на животе. Печень... Будь проклято его золото и приказ Прокуратора! Рука римлянина дрогнула.
Учитель умирал. Вместо жизни, копьё Лонгина подарило Ему верную мучительную смерть. Всё кончено. Аримофеянин отступил на несколько шагов, приткнулся и упал на камни. Всё кончено... Кровь обрывалась на землю чёрными маслянистыми каплями. Кровь...
Учитель обнёс его Чашей Причастия, когда прощался с учениками в его, Аримофеянина, доме. Но Чаша... Кровь... Причаститься крови Спасителя! Крови! Он понесёт Его Слово и Его Чашу, чашу Господней милости. Через века! Чашу бессмертия, ибо он верит!
Тёмные маслянистые капли упали на деревянное донце... Это Его сила и Его благословение, которое перейдёт к Иосифу. Учитель не умрёт, но продолжится в нём! Чёрные тучи шли с великого моря. Глаза Учителя приоткрылись, но в них не было ни страха, ни вопроса, только боль и усталость. Аримофеянин зажмурился и проглотил залпом священную влагу.
--
Зачем ты сделал это, осквернитель печали? Чего ты хочешь? - Иосиф обернулся на голос. Знатная дама со сверкающим синим металлом боевым хопешем на поясе стояла за спиной Аримофеянина. Глаза, странные глаза, цвета предзакатного неба, и страусовое перо, закреплённое головным обручем синего золота... Кто она? Откуда? Римлянка? Эллинка? Или, может, египтянка, неужели, Слово Учителя растопило сердце языческих аристократов? Почему стражники пропустили её?
--
Кто ты, госпожа? - Аримофеянин решился спросить.
--
Утри кровь со своих губ, осквернитель печали, прежде чем говорить со Мною. Я - Та, с кем ты возжелал никогда не встретиться. Ты возжелал бессмертия? Это твой Крест и твоя Чаша. Бери и не ропщи!
Она простёрла над ним синее лезвие, и Аримофеянин сжался, ожидая удара, но удара не было. Сверкнул неведомый металл и сверкнула молния, затопив светом пустые глазницы казнённых давно разбойников. Черепа смеялись - мертвецы смеялись над ним. Иосиф схватил Чашу и побежал, спотыкаясь и падая, обезумев от страха, и в то же время, не веря удаче. Первые капли ударили безжизненную землю. Иосиф остановился. Мало ли что скажет знатная дама? Он решился обернуться. Цепь римских солдат стояла на вершине голгофского холма. А у самих крестов встал на дыбы белый конь с одинокой Всадницей, держащей пасмурное небо, готовое разразится дождём и громом на острие ослепительно синего, как вспышка молнии, боевого серпа. Но римляне не видели этого... Не видели... Только тогда Иосиф понял.
Синие громовые стрелы ударили проклятую землю. Солдаты пригнулись, боясь гнева верховного бога римлян. Земля дрогнула и ушла из-под ног Аримофеянина. Спаситель уронил безжизненную голову, а где-то там, с другой стороны стен старого города хрустнули в петле шейные позвонки предателя. Земля дрожала, будто стараясь сбросить со своей спины ненавистный город, разрушить в белую пыль Адамову Голову, выбросив в разверстую синим пламенем бездну небес кресты с распятыми. Иосифу казалось, что затопленные синим пламенем грозы глазницы мертвецов на голгофском холме следят за ним, повешенный разбойник дразнит, показывая разбухший окровавленный язык. Мертвецы смеялись. Смеялись над бессмертным...
Несколько крещёных бриттов вытащили казнённых из зловонной ямы, куда римляне сбрасывали трупы, дабы похоронить по-христиански. Солдаты не препятствовали этому, особенно, когда получали пару монет. Иосиф очнулся. Не к нему... Женщины взвизгнули, а старый бородатый бритт, замахнувшись боевым молотом только прошептал: "Уходи! Больше ты нам не брат!" И отдал Чашу. Он знал тайну Иосифа, хотя и не знал о проклятии. Но удостовериться в правдивости его слов смог впервые и не выдержал.
Изгнанник. Как Адам, изгнанный из Рая за свой грех. Спаситель отказал ему в прощении, и, даже Смерть - в последней милости. Богатый торговец из далёкой Аримофеи бежал в неизвестность в одном исподнем, не смыв собственную кровь, бежал, прижимая к груди священную чашу собственного проклятия.
Всадник. Топот копыт за спиной Аримофеянина не оставлял ему выбора. Иосиф побежал быстрее. Зачем? За долгое время он привык к боли. Взмах тяжёлого меча и благостное беспамятство. И может быть... Нет. Она не придёт. Молодой римский центурион на красивом вороном коне нагнал Иосифа и остановился. Старый, вряд ли римский офицер мог догадываться насколько, иудей выпрямился и посмотрел ему в лицо. Мерзкий и липкий холод пробрался в душу Аримофеянина. Страх. Но чего он мог бояться? Римлянин не ударил его мечом и не попытался схватить. Почему? Что непонятно зловещее Иосиф мог разглядеть в лице молодого центуриона? Тонкий запах дорогих благовоний исходивший от гладко выбритого красивого и волевого лица, конечно же, мог насторожить Аримофеянина, давно не видевшего трезвых и выбритых римлян. Нет. Нежданная милость? Зачем ему нужен несчастный старик? Нет. Что же? Зелёная падальная муха села на истерзанное тело Аримофеянина.
--
У меня есть то, что нужно тебе, Иосиф! А у тебя есть то, что нужно мне! - римлянин заговорил. Римлянин? Откуда он знает его имя?
--
У тебя нет того, что мне нужно, центурион. Ударь спатой и езжай своей дорогой!
--
У меня есть то, что нужно тебе, Иосиф! Есть! Я могу дать тебе покой. Покой смерти... В обмен на твою душу и твою Чашу! - холодный, влажный и смрадный ветер поднял красный плащ центуриона, ударив в лицо хранителя Чаши.
--
Кто бы ты ни был, возьми мою душу и мою чашу сам, если ты так могуч! - старик постарался выпрямиться в полный рост и прижал Чашу Причастия к груди ещё крепче.
Центурион простёр над старцем длань, и туча зелёных мух полетела в лицо Аримофеянина.
--
Покорись мне Иосиф! Ты должен сам отдать мне требуемое! - вороной конь вскочил на дыбы, зловещий всадник схватился за рукоять и обнажил меч. Но, вместо римской спаты, в руке нежити оказался клинок, сотканный из чёрного дыма, переливавшейся огненными сполохами, - покорись мне, иудей! Пока ещё не поздно, и я дам то, что тебе нужно! Стань рядом с нами! Среди первых!
--
Сгинь, изыди, Нечистый Дух! - старик отшатнулся, но устоял, - я не верю тебе, Повелитель Лжи! Моя душа не покинет тело, тебе не одолеть Проклятия!
Хохот демона слился с холодным ветром. Птицы. Белые птицы. Белые птицы вспорхнули из сумрачного леса. Перед грозой. Ослепительно-синяя грозовая стрела ударила в землю Альбиона, расколов и испепелив могучее древо. Ещё вспышка. Синее пламя и меч синего металла, вышедший на пол-локтя из груди бывшего центуриона.
Наваждение пало. Не было больше молодого римлянина, и испуганный вороной конь уносился всё дальше, пытаясь сбросить лохмотья смрадной и омерзительной почерневшей плоти на костях мертвеца, закованного в поржавевший панцирь.
--
Я... Я прошёл испытание? Ты снимешь Проклятие? - усталый старик упал на землю.
--
Нет проклятия, Аримофеянин! Ты возжелал стать бессмертным, и я исполнила твою волю.
Густой и сумрачный лес дрогнул от очередного удара грома, бездна небес разверзлась синим пламенем. Как тогда. Не к нему... Белый конь уносил одинокую Всадницу, прекрасную, как первый поцелуй, и неотвратимую, как шторм и подводные скалы в ослепительный свет. "Нет!" - воскликнул Иосиф, упал на землю, и заплакал навзрыд. "Нет!"
*Бел Зебуб - Владыка мух (аккадско-финикийское). От него произошло средневековое Вельзевул, очень распространённое имя Дьявола в тёмные века Зап.Европы.