Шишов Игорь Иванович. Белые стихи на военные темы

Игорь Шишов

Стихи разных лет

В избе я ночевал.

Девчонка там была,

Перед войной родных похоронила,

И вот осталася одна.

А мы все отступали...

Народ роптал: какого же рожна?

Позиций мы не укрепляли,

Похоже, и деревню эту мы сдадим...

Наутро стол накрыт -

Сметана, сало и полбутылки самогона.

Ну, я - за стол.

Она возле меня стоит и голову мне гладит,

Вся в краске от смущенья и стыда.

Родной мой, ты возьми меня.

Придут ведь немцы изнасилуют, убьют.

А так, останется со мною русская душа.

Я чистая, не бойся, невинность вся со мной.

Ты не смущайся, не захочешь, чтоб я в глаза смотрела -

Накроюся платком.

Ты стопку выпей и поешь,

А я пойду и помолюсь.

Но тут команда: строится второму взводу!

В холщовую тряпицу мне сало завернула.

Тебя я помнить буду -

Уж на крыльце кричит вдогонку -

Как звать тебя, сердешный?

Но мой ответ не услыхала -

Два тягача прогрохотали.

Она с крыльца меня крестила

И что-то говорила.

17.06.99 г.

* * *

Осенний стылый дождь в траншеи сеет.

Лягушка прыгнула в окоп,

Лезет на стенку, падает солдату на сапог.

Солдат душистою махоркою дымит,

Прикрыв ладонью от дождя.

Ручной дегтярь плащ-палаткою накрыт,

А сам - насквозь промок.

Лягушка прыгает на стенку

И снова падает солдату на сапог.

Солдат лягушку сгреб,

Живи - за бруствер в мокрую траву послал,

А сам - в окоп упал.

Цигарка, зажатая в руке, еще дымила под дождем,

но вот, последней струйкой тонкою иссякла

И погасла...

19.06.99 г.

* * *

Немецкая разведка

боем нащупывала наши огневые точки.

Мины

с воем рвалися в недолете.

Каскадом пыли и земли

нам с кашей забивало котелки -

Обедать нам не дали.

Из пулеметов мы огонь не открывали,

Ружейно-автоматным разведку отогнали.

С расколотой башкой в ход сообщения свалился немец.

Петя Каратун метался с котелком,

Ища местечко, где потише.

На грудь поставил котелок свалившемуся фрицу

И с аппетитом всю кашу пшенную доел.

Дай Пете волю - будет сутками жевать,

Будто бог весть сколько не давали жрать.

И вот опять с головой зарылся в сидор,

Шурует, чтобы снова пожевать.

19.06.99 г.

* * *

До роты немцев по бахче идут на нас.

Ружейно-пулеметная стрельба.

Над передком разноголосый мат,

И немчура уж прет назад.

Вот передышка.

Солдаты цигарками смолят,

Спешат глоток наркомовской принять -

Ведь не одну еще атаку отбивать.

Солдат лежит с пробитой ляжкой,

Подальше не успел откинуть буханочку черняшки.

В буханке - дырка, ожога было бы не видно.

Санитарка Ирка бинты мотает на ноге.

Комвзвода ставит часового и по вертушке

В роту докладывает о беде.

Письмо кропает самострел:

"Здравствуй, мама!

После дождей погода тут хороша.

Атаку мы отбили, бежала немчура.

Наркомовские пьем, и песни иногда поем.

В лесочке здесь грибов невпроворот,

Ты помнишь, за грибами в покровские леса поход?

Ну, все. Пока. Привет всем, кто не забыл меня.

Прости".

Отправь, отдал письмо он Ирке.

С травинки на травинку кузнечики устроили игру в прыжки

И радостно трещат на разный лад.

Стрекозы садятся на солдат.

В одном исподнем самострел.

Комроты на него и не смотрел.

"Именем Союза Советских Социалистических Республик..." -

Куда-то в землю говорил. Запнулся.

Солдат, хромая, побежал,

Но залп догнал и уложил.

В красных кляксах вся спина. Убит.

И разом взвод захотел курить.

В траншеи и окопы солдаты разбрелись.

Солдат из охраненья стрекозу поймал,

Иголку в брюхо ей вогнал.

А стрекоза рывок - и полетела.

Иголку уволокла, ах ты, мать твою!

Так тебе и надо, мудаку...

Опять атака, и опять отбили.

Цигарками дымили,

Тяжелым матом фрицев крыли.

20.06.99 г.

* * *

Капитан-переводчик на топчане лежит

Обкатывает одну мысль,

Готовясь начальнику разведки доложить.

Солдаты чистят к блиндажам проходы.

Кругом метелью наметаны сугробы,

И снег вторые сутки все валит.

А через трое суток у католиков великий праздник - Рождество.

И тут, по опыту, не будет перестрелок,

ни вылазок и ни атак нахрапом,

Так, полнейтралки ракеты осветят и подстрахуют передок.

Капитан сушняк подбросил в печку и снова улегся на топчан.

Какая сволочь, Гитлер - размышлял.

Европу всю завоевал, с благословенья бога - все твердят.

Got mit uns - с нами бог -

на ременных пряжках у офицеров и солдат.

Начальнику разведки Бухман доложил:

Имеется пластинка, на ней записан

До войны парад военный на Красной площади столицы

В честь праздника седьмого ноября,

Командующий поздравляет там войска.

В ответ - троекратное "Ура!"

Переписываю на пленку, поздравление вырезаю,

В интервале две-три секунды соединяю,

Троекратное "Ура" удвою в шестикратное "Ура",

Думаю - достаточно.

Комдив папаху сдвинул на затылок,

Папироску отложил -

"Ну, что ж, попробуем".

И капитана отпустил.

Ночь.

Портянкой грязной небо затянуло.

Поземка сугробы наметает,

И ветром к немцам дует.

Два взвода в маскхалатах по-пластунски

К немецкой обороне продирались

В метельной заварухе.

Справа на фланге - два репродуктора.

В снегу на разных расстояньях

На подручных санках

Под плащ-накидками - аппаратура.

Капитан-переводчик сигнала ждал.

На левом фланге два взвода

Автоматно-пулеметный огонь открыли.

Две сигнальные ракеты взмыли

В метельной круговерти.

И тут же две батареи тяжелых минометов

По площадям накрыли оборону.

Внезапно - тихо. Только ветер.

И снова - сигнальная ракета

Мутным желтком повисла в небе.

Капитан-переводчик плащ-накидку сдернул,

Включил аппаратуру, усилитель до отказа.

И мощно сквозь ветра завыванье

Накатом, волнами, коротко прерываясь,

С напором к немцам ворвалось

Многократное "Ура!"

Траншеи в снежных переметах,

Завалы вперемежку с черным снегом от минометов.

Солдат убитый, голова в снежной запороше,

закоченевший, без штанов.

Шмайссер, в бруствер вмерзший,

Рваные носки, ранцы с покровом оленей шерсти,

Ящик ракет сигнальных, сапог солдатский,

Соломенные боты - в траншее все в размете.

В нише глубокого окопа каска забита снегом.

Воткнута елочка с вершок -

На ветках на шнурочках вращаются головки

Смазливых девочек из журнала "Руже-Фок".

Блиндаж. Такого мы и не видали -

Избу в землю врыли в три наката.

Елка до потолка, вся в канители серебристо-золотой,

А на верхушке - свастика с радужной иглой.

Печка-буржуйка жар еще держала.

Кровать с облезлыми шарами,

На ней спал обер-лейтенант вдымину пьяный.

Помкомвзвода его по морде бил, тряс,

матом крыл, поднимал,

А тот мычал, глаз не открывал.

Капитан-переводчик терпеливо ждал,

Помкомвзвода махнул рукой

И с обер-лейтенанта парабеллум снял.

На столе - колбаса, ветчина,

Батарея разноколиберных бутылок разноцветных.

Солдаты стол вмиг облепили

В надежде выпить шнапсов ихних.

"Отставить! Все в отраве! В траншеи быстро выходи!"-

Помкомвзвода солдат толкает в спины.

"Да брось, старшой, в какой отраве.

Тут драп такой, что и поссать ребята не успели!"

Рота в траншеи немецкие ввалилась.

Кубы смерзшего снега вырубали, выкладывали брустверы,

Попрет ли этой ночью немец - все гадали.

Капитан-переводчик в блиндаже

Сидел на ящике из-под галет,

Читал немецкую книжонку -

Ждал, когда проснется обер-лейтенант.

6.07.99 г.

* * *

Красивый ящичек из тонкой древесины

Полный сигар достался мне в трофей.

Когда-то пробовал, курил сигару -

И вкус, и крепость не сравнимы

Ни с махоркой, ни с самосадом всех крепостей,

А уж о "Беломоре" или "Казбеке" и не говорю.

И тут командир взвода ко мне подсел.

Сигару с удовольствием курю,

Глаз на него скосил - ладно, дам ему одну.

"Сигару смалишь, а самосад тебе уж надоел?

Давай сигары - комроты ублажу".

Как понять? Приказ иль просьба?

У комвзвода с ротным всегда была борьба:

Комроты мысль формирует на приказ,

Комвзвода с оперативной установкой не согласен,

И в разборе жал всякий раз,

Чтоб итог потерь был минимальным.

Красивый ящичек с сигарами забрал

И к командиру роты направляется в блиндаж.

Ему бы по ходу сообщения,

А он - поверху пошел.

Взмахнул руками - ящичек с сигарами упал.

Ноги в сторону понесли, потом стал спотыкаться,

И с хрипом надрывно закричал -

Шальная пуля в шею угодила.

На можжевеловой поляне его похоронили.

Тем, кто отдыхал, сигары раздал,

Климович, сорок мне покурить оставь.

9.07.99 г.

* * *

В затоне в передвижных камерах

Жарят обмундирование, белье.

Голыми стоят в строю солдаты.

Два санитара из санчасти на вшивость проверяют.

У кого волос на лобках - брить в хату отправляют.

Старшина у колеса подводы карандашом по бумажке водит -

Половины личного состава не досчиталась рота.

Солдаты моются в реке, не верят, что в живых остались,

Из мясорубки вышли страшной,

Впервые были в рукопашной.

Старшина с вычетом солдат мертвых

Наркомовской накидывает водки,

И вышло каждому по двести пятьдесят.

Пили молча, поминая мертвых.

Похоже, снимут с передка

На переформировку дня на два.

И кто знает, кто из них

К концу войны останется в живых.

30.08.99 г.

* * *

Третью неделю держим оборону на Северном Донце

У немцев высокий берег в меловых холмах,

У нас - низина, сосна в песках.

Дивизию в боях изрядно потрепало,

Пополнения не будет. Оборону укреплять.

В песках и технику, и артбатареи зарывало,

Два выстрела - и гаубица по грудь.

Расчеты падают с натуги,

Выносят на руках орудья.

Под станины и колеса доски подгоняют,

Чтоб на песочном взгорье орудия малость простояли.

Противник готовит плавсредства,

Преграду водную преодолеть,

Плацдарм расширить и на нас насесть.

Наши гаубицы и минометы

С позиций закрытых били только по холмам,

Внизу в излучине Донца

Пространство мертвое - не доставали мы туда.

Приказ: на нейтралке для снайпера позиции создать.

Под лодочным сараем у мостков в излучине Донца

И под сосновым корневищем пня, три ночи - и позиции готовы.

А поутру, как только космами сошел туман,

По ходу сообщения идет наш лейтенант.

За ним - солдат в хромовых сапожках,

В комуфляже комбинезончик,

Из-под пилотки - чубчик,

В чехле винтовка на плече.

Пригляделись - девчонка,

Росточком чуть выше снайперской винтовки.

И ей задача - не дать спускаться немцам

К излучине Донца готовить переправу,

Поодиночке немцев выбивать, на психику давить.

И по ночам, чтобы не засекли, позиции менять.

Но через день немцы плотную по площадям

артподготовку дали,

Вспахали всю нейтралку,

Форсировали водную преграду

И с фланга справа, сходу из камышей прибрежных

Пошла немецкая пехота.

В заделе перед немцами была вся наша рота.

Кое-как отбили, просили минометного огня,

Но тут приказ: позицию менять,

На рубеже полка к двум селам отступать.

Приткнулись к хатам, укрепились.

Пять дней артиллерийские дуэли, позиционная война.

В таком раскладе для солдата -

Расслабка, передых и тишина.

От хаты бежит комвзвода, от пыли хлопает себя.

Старшой, иди сюда:

"Заданье есть, но подступиться как?

На нейтралке снайпершу забыли в суматохе".

Приказ комроты не будет отдавать, на совесть жмет:

"Живую или мертвую, но надобно достать"!

Тоже мне, командиры, вашу мать!

Нейтралка под немцами, продраться, как?

Посмотрим, по совести какой ребята "концы отдать" готовы,

И помкомвзвода во взвод пошел.

Но все решилось просто:

Кирюхин, солдат в годах, небольшого роста,

Годится всем в отцы: "Чего бодягу разводить?

Коль мы ее там посадили, нам, стало быть, и выводить".

И два солдата добровольно с ним согласилися идти.

Ракеты светом взрывали ночь.

У мокрого оврага нашли проход - рывок,

И снова ждали, когда фонари сползут в земную темь.

То по-пластунски, то бегом, искали от луны густую тень,

Держа направление к мосткам.

С плота два немца по мелководью

На плечах два ящика тащили.

Уйти нам некуда, вплотную подпустили,

прикладами их уложили,

И быстро вдоль берега ушли.

Под пнем сосновым средь корневищ,

В ячейке, залитую водой, ее нашли.

Похоже, мертвая.

Вытащили через лаз - глаза открыла.

"Ну, жива! Тихо, не шевелись!"

От лаза подальше оттащили.

Кирюхин винтовку тянет на себя:

"Ну, что вцепилась, отпусти, по-быстрому надо уходить!"

"Ног не чувствую, онемели", - тихо говорит.

Попарно, на ходу меняясь, до оврага дотащили,

А мысль сверлит: чтоб только немцы нам проход не перекрыли.

Над перелеском небо посерело, ночь к утру покатила.

И тут кашель стал ее душить.

На голову ей телогрейку - кашель заглушить.

Слева слышим лязг. На склон оврага мы двое подались.

Немцы, похоже, роют ход сообщения к оврагу -

В мутном сером свете по пояс силуэты

Наверх выбрасывают землю -

Они не могут видеть нас на дне оврага.

Скатываемся со склона вниз,

Подменяем Кирюхина с солдатом

И по дну оврага почти бежим с девчонкой.

Веса в ней никакого,

Ее ладонь у меня на груди,

Пальцы - что прутики лозы.

"В ногу со мной!" - огрызаюсь на солдата.

Ну, вот и поворот оврага, и проход.

Кирюхин бежит с солдатом вперед,

На случай - нас прикрыть.

В хату ее принесли, уложили на колченогую кровать.

Кирюхин командование взял на себя:

"Во фляжках у кого наркомовская есть?

Всем принести сюда!"

Озноб девчонку колотил.

Из хаты выгнал всех, водку в нее влил, раздел,

И водкой докрасна растер,

Укутал в одеяла, что остались от хозяев.

Комроты приказал старшине полуторку пригнать сюда.

Девчонку рядом с шофером усадили и отправили в санбат.

А вскоре Донец преодолели.

Село большое, Маяки, взяли

Два города: Краматорск и Славянск одолели.

Дивизия из резерва нас сменила,

На отдых и пополнение нас отвели.

В садах колхозных отдыхаем,

Абрикосы опавшие едим,

Спим, письма пишем.

Солдат на аккордеоне по клавиатуре рыскает,

Какие клавиши нажать, чтобы "Катюшу" нам сыграть.

Старшина бегает меж нас,

Подворотнички-полоски раздает - сменить вместо старых.

Цинки из-под патронов с солидолом - обувь в порядок привести,

И к построению, чтоб были все готовы.

На задах села, на выгоне, неполных два батальона стоят в каре.

Стол деревенский в кумаче.

Комдив с офицерами из штаба

Вручает нам награды.

Автобус в осеннем камуфляже,

На боках с двумя красными крестами

Остановился невдалеке от кумачового стола.

Носилки вытащили, на них

Солдат щупленький сидит.

К столу носилки поднесли.

Комдив "За отвагу" медаль к гимнастерке прикрепил.

Рука солдата вскинулась к пилотке:

"Служу Советскому Союзу", - тихо проговорил.

Санитары носилки в автобус понесли.

Так это ж наша снайперша!

Кирюхин выскочил из строя,

К носилкам подбежал и что-то ей сказал.

Она его за шею обняла и тоже что-то говорила.

Санитары носилки заносили,

Кирюхин в строй прибежал.

Потом награды обмывали,

И любопытство нас разбирало:

"Ты, что, Кирюхин, ей сказал?"

"Черничный лист запарить, ноги обнажить,

За три раза - хворь оттянет.

И будет снайперша ходить".

4.09.99 г.

* * *

Комроты связи все службы девизии решил опередить

Два дня как немцы из города ушли.

Минеры город прочесали

И замок на горушке себе облюбовали.

Комроты связи трем связисткам приказ отдал:

"На паре коттеджей или особняков,

Где можно роту разместить,

Эмблемы связи начертить".

Связистки три домика себе облюбовали

И на дверях три острых молнии нарисовали.

Отправились по городу немного погулять

И набрели на театр.

На сцену взгромоздились,

Себя артистками изобразив,

Туда-сюда носились.

А за кулисами шкафы

Полны костюмов, платьев,

Париков наполеоновской эпохи.

И три связистки в туалетах Жозефины

На сцене что-то болобочут,

Ножки поднимают, корчат рожи,

Ручками порхают,

Какой-то бред изображают.

Из боковых дверей через партер прут четыре немца.

Связистки завизжали, но не растерялись:

Три очереди в партер дали

И хором заорали: "Хенде хох!"

Немцы в партер упали,

Но тут же встали, какой классический подвох!

И руки вверх подняли.

Бежит дорога в расположенье роты.

Четыре немца, - в судьбе какие повороты! -

Шагают споро.

За ними три связистки с ППШ наперевес

В шикарных туалетах Жозефины.

Нет в роте удивленья от такой картины.

Приказ: "Снять маскарад!

Немцев накормить!

Платья - в расход: на женские дела употребить,

На портянки, на ветошь для чистки автоматов

И для протирки аппаратов!"

А третье платье, чтоб не растерзали,

Старшина тихонько уволок.

Уже вторые сутки

Приблудная корова доиться не дает,

И старшине под зад все рогом норовит,

Или копытом в задницу влепить.

И вот хозяин хозпродснаба

В платье Жозефины из второго акта

К корове, стерве, тихонько идет.

Корова глазом повела и сонно жвачку начала.

Старшина подол подоткнул,

На пенек присел, под вымя - котелок

И зазвенели струйки.

"Ну, наконец, зараза, хозяюшку нашла", -

В серьезе повар буркнул про себя.

3.06.99 г.

* * *

Ольховый куст, за ним - солдат

Задубленный ветрами, солнцем лик.

В проваленных глазницах пылает ад,

В зрачках пламя адово ласкает похоти вулкан и страсть.

Она в укромном уголке

Плескалась в тухлом бочаге.

Стряхнув с плечей шинельку,

Тихонько автомат - к кусту и потревожил ветку.

- Остановись, солдат!

Ты, что, не видел голых баб?

- Да четвертый год пошел.

- Но ты, солдат, ведь человек,

И не простишь себе вовек!

Снял сапоги, портянки размотал.

- Пойди, солдат, Семену-повару

Картошку чистить помоги. Ну, что ты встал!

Повернись, уйди.

Дров наколи для топки под котлы.

Письмишко родителям черкни -

Давно из боев не выходили мы. Иди!

Босой, тихонько он подкрался сзади,

Сгреб медсестричку, рот зажал,

Насиловал жестоко, даже бил

И не заметил, как девчонку задушил.

А дальше, что? Да, ничего, дело-то в дерьме.

А после - все как на войне.

В каптерку старшине шинельку сдали,

Автомат и сапоги.

Писарь ротный три дня карандаш все грыз,

Ну, не выходит похоронка,

Как ни крутись...

16.06.99 г.

* * *

Госпиталь прифронтовой в предгорье

Боярский дом в три этажа,

Фасад - в дорических колоннах.

За домом - сад, лесопарк,

По-нашему, помещичьи угодья.

В саду - сторожка из кирпича.

Еще до солнца по утрам лейтенант

Выходит с костылем, ногой здоровой помахает

И возвращается в сторожку,

Больную ногу волоча.

К нему бегает с уколами сестра,

Повязки на ноге меняет.

Дар лейтенант имел -

Каллиграфически писать умел.

Ему дощечки небольшие приносили

И список умерших солдат и офицеров.

В лесопарке, где из госпиталя хоронили,

Косолапый санитар к могилам пирамидки ладил

И к ним дощечки прибивал.

И были выходные,

Когда ни одной дощечки не приносили,

Он на топчан валился и с удовольствием читал

Книжки из рюкзаков умерших офицеров и солдат.

Сестра пришла с уколом,

Потом не торопясь, и осторожно перевязала ногу.

Он за руку ее тихонько потянул.

Давно она ждала, молча на топчан легла,

Лицо к стене оборотила.

Он рядом примостился,

И грех первородный в темноте свершился.

Порой немного спирта выпивал, мрачнел,

Начальство госпиталя клял.

Орал: нет такого права, чтоб офицер в могильщиках ходил.

Но вскоре замолкал, за стол садился

И снова на дощечках красивым почерком писал.

Через неделю умер лейтенант -

Гангрена, зараженье крови.

Круглым почерком сестра дощечку отписала,

Сама к пирамидке прибивала, костерик разожгла,

Глоток из фляжки приняла - за упокой души.

Взором окинула могилы,

Дощечки все писаны чернильным карандашом.

И снегом, и ветрами, и осенними дождями -

Все надписи слиняют,

И безмолвные могилы сравняются с землей.

22.07. 99 г.

* * *

Ну, надо же такой беде случиться, и не одной !

Ганев Пашка, солдат - для всех пример.

По пахоте бежим мы с ним и рядом остальные.

Зычным голосом орет: "Не отставать, вперед!"

Огонь фрицы перенесли на нас,

И Пашка приказал лежать.

В борозды уткнулись. Переждали.

Команда Пашки Ганева: "За мной!"

И за коровник забежали.

Тут уж фрицы нас не доставали.

В боях ведет себя, как командир.

Чуть передышка - подворотничок подшивает чистый,

Любил на темы разные порассуждать,

Словом, грамотный солдат.

Начальство думало, как бы ему

Старшего сержанта сразу дать.

И тут приказом Ганева обременили:

Пленного солдата-немца из дивизии

В штаб корпуса сопровождать.

Тут надо уточнить:

Лето было, год сорок второй.

Мы только стали немцев поджимать,

И были пленные в диковинку у нас.

Пленного к избе на завалинку приткнул,

Лист допросный в пакете передал.

Сказали: "Подождать!"

Вышел во двор, а там молча

Комсостав уставился на пленного солдата.

Фриц переобуваться стал, скинул с ноги сапог,

И Пашка вдруг узрел

На голенище с тыльной стороны на коже

Тисненное в овале торговое тавро

С буквами USSR - экспорт наш.

"Выходит, в кожу нашу мы вермахт обували.

Он в сапогах из нашей кожи

Прет аж до матушки Москвы!

А мы в кирзачах, обмотках

Жизнь отдаем за Родину свою", -

Трясет немецким сапогом

Перед комсоставом со шпалами и кубарями.

"Выходит, в верховной ставке

Шпионы и предатели сидят!"

Молчит мрачно комсостав,

На немца пленного глядят,

Как будто Пашки тут и нет.

Умолк вдруг Пашка Ганев

И понял, что ему - конец.

Немца увели.

Пашку хорошо накормили и в часть отпустили.

На околице - шлагбаум.

Офицер, солдат - автомат отобрали.

Ремни - поясной и брючный приказали снять

И на гауптвахту посадили.

Махорки на две закрутки дали.

А поутру под конвоем отправили в штафбат.

Закон в штрафном батальоне прост:

До первой крови - и смоюся твои грехи.

И в первой же атаке прет Пашка Ганев на горушку.

Лысина - кругом ни кустика, ни кочки.

И Пашке повезло:

Два касательных ранения в левое бедро.

Пашка Ганев снова в нашей части.

Немного времени прошло,

Старшего сержанта Пашке дали,

Командиром отделения определили,

А вскоре помкомвзвода утвердили.

Солдат Потейкин газетку новую читал,

В ней - портрет нашего вождя.

Ганев приказал: "Портрет аккуратно вырезать,

И вождя повесить на столбе возле блиндажа".

С тех пор старшего сержанта мы не видали.

Наверное, опять попал в штрафбат.

Толковый был солдат.

28.08.99 г.

* * *

На дачу еду отдыхать

Трясет автобус на проселке.

А за окном - какая благодать!

У перелеска высоченные две елки -

Ориентиры для ночной стрельбы.

Лес вдалке, распаханное поле

Бугром сбегает к речке в лозняке.

На луговине - холм, а дальше - простор

До горизонта всей земли.

Здесь - два ручника, станкач - там, на бугре,

И в перекрестии двойном

Пехоту будем отбивать огнем.

На дачу еду отдыхать,

Природой наслаждаться, воздухом лесным дышать.

А с колокольни помкомвзвода,

Природа вся - иль оборона, иль рубеж,

С которых надо наступать

18.06.99 г.

* * *

Заходит солнце

Косматая кровавая заря.

Взойдет ли солнце завтра для меня.

В атаках и ночных боях

Трудно солдату выживать...

В кромешной темноте

Я слышу звуки неземные,

Похоже, душу Богу надо отдавать.

Кружочек желтый фонаря

Подпрыгивает около меня.

Да нет! Луч первый солнца

Пробивается ко мне.

В ногах осколки мучают.

И после ночи новую зарю

Жизнь мне дала.

19.06.99 г.

* * *

На вид задачка - то проста

Приткнуться к немцам на расстояние

Одного броска, закрепиться

И ждать в его окопах подхода взвода.

Мины поляну пашут в коротких интервалах

Наши батареи отвечают вяло.

Лежим в меже

Дальше рыжий клин стерни,

Слева - насыпи откос,

Справа по колеса зарылся паровоз.

А прямо вдалеке

Кустарник рябит на ветерке.

"Похоже, что лозняк"

Сказал Федулин мой солдат

"Ну и что?".

"А то, что речка там или овраг".

Федулину разведать я приказал.

Вскоре от кустов машет нам.

По-пластунски добрались мы до него.

И точно, овраг сырой.

Тихо сидим как за стеной

На исходе дня - бросок

А к ночи в окопах был весь взвод.

Федулин здорово помог

Особенность в природе знал.

Лозняк растет по берегам.

Ручей на дне оврага не иссяк

То по отрогам обязательно лозняк.

* * *

Мелкий дождь хлестал в порывах ветра косяками

Вторые сутки шли солдаты

Не дать немцам укрепиться на новых рубежах.

Батальон по фронту передвигался

По дорогам, по стерне, по перелескам.

На пашне наматывают сапоги

Пудовое шматье земли.

Почти стоим на месте.

"Вперед, не отставать!"- орет молоденький лейтенант.

Хлещет по лицу вода

В мозгу сверлит мысль одна

Спать, спать

Опять: "вперед, не отставать!"

Рассвело. Перед глазами все одно - пелена дождя

Силуэты солдат впереди толпятся у низины.

Приблизились к ним и остальные.

В овраге голые шесть молодых девчат

Лежат белее мрамора омытые дождем

Одна совсем девчушка, толстая коса меж грудок

И точка около виска.

Под левым соском такая точка у другой.

У остальных на переносице, на шее

Глаза открыты, смотрят в небо.

Опять рядом лейтенант

"Вперед, не отставать"

И тут солдаты побежали

Ненависть превозмогла усталость

Скоро в тумане дождевом

Поплыли первые дома

Того самого села

Что обозначено на карте -

Противника укрепрайон.

Пустынны улицы, дождь перестал

Приглушенные два взрыва

И вслед здавленные крики.

Немец дорогу перебежал к дому

Гранату длинную метнул в окно

Сержант и несколько бойцов

Перехватили немца на подворье

Короткой очередью перебили ноги

На локтях пополз немец к стожку соломы у сарая

Перевернулся навзничь и стал себя засыпать соломой

Молча солдаты одиночными ему перебили руки

Он рассматривал солдат,

Поворачивал голову влево, вправо.

Сержант в голову стрелял навскидку почти не глядя.

Еще перед рассветом ушли немцы из села.

17.09.2001

* * *

Когда-то тут стоял красивый особняк

С причудливыми витражами,

С цветущими садами

Теперь здесь пепелище

Крест свежеструганный со смолистою слезой

Чайник на боку с цветком

Стена углом, в углу пьеро.

И едкий дым от корневища.

Старый немец что-то ищет

Парабеллум - пистолет в окалине

Пряжка поясная с угла оплавлена

И в полукружье надпись "Gott mit uns"

С нами Бог.

Нет. Не помог.

17.07.2001

* * *

Выстрелы дробятся в стенах эхом

Ни то немец с тыла бьет

Ни то тьма-тьмущая засела по домам.

Солдат устал, измучен.

Лежит в садочке рядом с клумбой.

Глаза заливает пот.

Двоится реклама на фасаде,

А в стороне брусчатка мостовой

В битом стекле тряпье

И до него подать рукой.

Ее бы, мостовую, проскочить,

За угол лег и по второму этажу,

По окнам садануть.

Взводу дать перебежать

И под городской стеной стоять

Пока минометы не накроют огневой расчет.

Солнце весеннее печет

Железкой раскаленной гимнастерка жжет.

Руки дрожат

Навскидку бить нельзя

Не будет прицельного огня.

Привстал солдат, рывок

И мостовую пересек.

За угол заскочил

Парадный вход, за ним зал длинный

В конце фигура. То влево сунется,

То - вправо

И невдомек солдату, не узнал себя.

В сумраке стеклянном и неясном

В зеркале от потолка до пола

И полоснул очередью до упора

Громадные осколки с грохотом и звоном

Зеркальным бисером покрыли зал

-- Ты что, сдурел?

-- Так, померещилось, товарищ лейтенант.

-- Креститься надо, брат.

19.07.2001

* * *

На Эльбе маленький зеленый городок

Обойден был войной.

И не упали на него ни бомба, ни снаряд, ни мина.

Шли третьи сутки мира.

На площади с двух студебекеров хлеб раздавали горожанам.

В одни руки буханка, одна ржаная.

Лейтенант-переводчик солдату приказал

Дать женщине еще буханку

Дочь больна, дома в лихорадке...

Женщина пришла домой

Поднялась на чердак

Буханку положила за трубой.

Эсесовский унтер-офицер

На винтовке протирал оптический прицел.

Отсюда видна вся площадь - Ратуша, костел, сквер, пустая ввитрина магазина.

Шли третьи сутки мира.

20.07.2001.

* * *

" О, ты, цветок душистый в росе хрустальной на заре..."

Так писали поэты в позапрошлом веке,

Изъясняясь в чувствах при луне

Он неотразим, она пленилась им.

И снова посетило вдохновение поэта.

"В лоне восхищения, страстию томим

Я созерцаю все про это...

Купидоны без устали летают, стрелами стреляют

Жалко их, небось устали

На облачко бы сели отдохнуть

А они отвечают басом, плача

Мы бы сели, да нет жоп у нас, папаша."

И сей опус он посвятил ей в памятный альбом.

05.09.2001.

* * *

У богомаза Гаврилы любимый был сюжет

На снегу вороны и санный след.

Картинка висела в келье на стене

Писал ее себе.

Возвращаясь с богомолья малость приустал,

На колоду сел и увидел ворона - клювом

Усердно долбит корку ледяную.

С любопытством подошел Гаврила.

Ворона каркнула и встала в растопыру.

Отшатнулся, перекрестился богомаз

Из-под снега смотрел глаз,

Человеческий, полный печали тихой.

Пристав орал на братию:

Извлекли тело из стихии,

Натоптали, стерли следствию картину.

Неведомо с какого тут начать конца.

Почему тело у стены монастыря?

Гаврила сюжет: ворона на снегу и санный след

Невзлюбил, снял со стены и выбросил в кювет.

В тайне писал другой сюжет:

Из-под снега глаз смотрит на ворона с приспущенным крылом

Картину прятал под топчаном.

А всех святых теперь и мучеников великих

Писал со взором печали тихой.

14.08.2001.

* * *

Оторванный от мира

Живу в глуши

Кукушка отматывает годы

А под крыльцом живут ежи.

Скрипит несмазанная передача

Жмет Таисья на педали

И оглашает тишину "Молоко! Молоко!

Сегодня не нужно мне оно

Еще немножечко соснуть

Пока не проснулся внук.

На завтрак геркулес с салатом,

С сахаром малина.

На обед - бульон с бататом,

На второе постная свинина,

На ужин опять салат,

Горячая сосиска,

Вечерняя прогулка - променад

И спать.

12.07.2001.

* * *

С тревогой в сердце долго я живу

Не радуюсь уже ничему

И не стереть из памяти смертей военных

Страданья близких, голодных, обездоленных

Сирот детей.

Изломанные судьбы людей прекрасных

И, как говорится, это все повторится

На исторической спирали нового витка.

А может быть это естественный закон бытия?

* * *

Она любила непогоду

И небо в серую рогожу

Под зонтом шлепала по лужам

И промокала ноздри беленьким платком.

Пила на кухне чай с малиной

Задумчиво смотрела - капли

Теряли силы, скатываясь по стеклу

И бережно лелеяла свою мечту.

Проникновенный шепот,

Зовущий поцелуй

Дразнящий хохот

Бокалов звон.

Спешит шмель в розовый бутон.

По крыше барабанит дождь

Желанный навевая сон.

17.07.2001.

* * *

Она синтезатор увидала сразу

В отделе "Музыка"

Столичного универмага.

Что такое синтезатор?

Представьте - доска на ней

Клавиатура чуть меньше кабинетного рояля.

Шнур, штепсель для розетки.

На клавишу нажмешь звук резкий

Не похожий ни на что другое

Говорят, божественный звук рая.

Короче, поправила съехавшую шляпу

Сняла перчатки, попросила показать,

Попробовать сей агрегат

Она бегло играла на рояле

И на синтезаторе взяла два аккорда и пассаж по всем октавам.

Осталася довольна. Упаковать попросила инструмент.

Импровизацию считала проявлением высокого таланта

Владение инструментом - мастерство

Сиюминутное рождение варианта

На тему любви, грусти неповторимо

Мелькнет, вспыхнет в легкой

Тремоле, погаснет

И новая рождается вязь в остроумных перекатах.

Вот о чем она мечтала с синтезатором

И пианино в четыре руки играть в стиле блюза, джаза.

К ней приходили аккомпаниаторы и пианисты.

Все не так, импровизации были грубы и некрасивы.

Она вежливо отказывала им

М приглашала новых музыкантов.

На вешалке по-очередно сменялись

Кепка, спортивная каскетка

Шапочка-вязанка, беретка.

Комната музыкой полна...

И неожиданно настала тишина.

На вешалке пустой одна велюровая шляпа

Синтезатор в углу стал тумбочкой прикроватной,

Покрытый салфеткою цветастой.

На синтезаторе в виде часов

Скульптурный культурист в руках

Держит циферблат,

Индийский слоник, метроном

С вином наполовину два бокала

И в вазочке цветок.

С утра велюровая шляпа исчезала,

А вечером на вешалке опять

И по-прежнему за дверью царила тишина.

* * *

Он посылал ей письма

Она не отвечала

Не спал ночами.

Встречал ее у городских часов

Шел за ней на расстоянии, не видя ее лицо.

Она в троллейбусе, он за ней,

Она на остановке выходила и он

И вот однажды вечером

Ее совсем не удивили

Он стоял перед подъездом

Преградив ей путь.

Вот видишь балкон на пятом этаже.

Я прыгну сюда к тебе

И если не умру будешь мне

В больницу носить апельсины, соки

И выдохнешься вскоре.

С утра на работу - вечером ко мне

Чтоб каждый день была в больнице.

Как ты мне надоел. Все эти небылицы.

Замерзла я. Пошли, ужинать пора.

* * *

Безродная с Вивальди

А рядом тяжелых роков парни:

Саксофон Коральди ударник и гитары.

Еще в психозе держат залы.

Оркестр прекрасных женщин

Трогая смычками струны,

рождают трепетные думы.

И пусть будут два параллельных мира

Пусть любят полуголого Коральди

А я Безродную с Вивальди.

11.09.2001.

* * *

Мрачный город Мезереля

В полосатой свето-тени

Черно-белого кино

Вдруг карамелью абажуров разноцветных

Вспыхивает каждое окно.

В мечте несбывшейся блуждают души.

Судьбы в сумраке таясь

Раскладывают свой пасьянс.

Огромный лайнер - мегаполис

Плывет в ночи по курсу судеб

Неугаданных дорог.

И все разгадки там, в гавани конечной остановки.

Каждый с лайнера сойдет

Чтобы последний переступить порог.

02.09.2001.

* * *

Мне надоело философствовать о жизни

О неустроенности мира.

Мне надоело умиляться цветами,

Травкой и всяческой букашкой

Что ниспослал на землю нам Всевышний

Мне надоело думать о поступках

Вне логики людской

И мне объясняют все математикою высшей.

Мне надоело слышать как младое поколенье

Пойдет дорогою широкой

Служить народу своему.

Мне надоело слушать вранье о

Благосостоянии населения в процентных выраженьях.

Мне надоело, когда девицу на подиуме

Как доска выдают за секс-бомбу без конца.

И не хочу я видеть на эстраде

Нечесаную и полуголую армаду

Вместо песен - ритмы дикарей

Хочу тепла, любви свершенья

Поэзии, что останется в веках

И музыку, рождающую

Высокий дух благотворенья

26.07.2001.

Оставить комментарий © Copyright Шишов Игорь Иванович (kozlovskyregister@yandex.ru) Размещен: 06/11/2001, изменен: 15/12/2019. 54k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Белые стихи на военную тематику.

Шишов Игорь Иванович : другие произведения.

Белые стихи на военные темы