Много видел Иван на веку своем, да не доводилось ему увидеть глазами своими, как феи лесные танцуют на поляне в лесу в лунном свете, как поют они свои дивные песни, про которые столько слухов ходит, да никто их сам-то не слышал. И решил он однажды найти, да взглянуть на чудо то, и отправился в путь-дороженьку.
Долго Иван бродил по свету. Спрашивал он народ про желанное ему, только отвечали ему, что, дескать, феи те не показываются на глаза смертным. Да не остановить таким словам Ивана, не вспомнит он о покое, пока не увидит то, что ищет.
Забрел однажды Иван в лес. Лес как лес, вполне обыкновенный, если только можно назвать обыкновенными леса русские, растущие на русской земле. Идет не горюет, песни напевает. Вот уж и Ночь раскинула над миром свои крылья. Прилег Иван отдохнуть. Хотел уж костер развести, только смотрит, чуть дальше ровно горит чего-то, свет сквозь деревья пробивается, и музыка в тот же миг потекла в сердце его, тихая нежная, будто голос ручейка, али речки малой. Встал Иван и потихоньку стал пробираться поближе. Подобрался, смотрит- поляна, а на ней девицы хоровод водят. Присмотрелся, видит, что каждая девушка просвечивает, словно тумана прядь. Сами-то все что молоко, а на щеках румянец играет; волосы белые, лежащие свободно на плечах, чуть волнующиеся Ветром; сарафаны словно из света лунного вытканы. Разинул рот Иван, двинуться не может. Тут одна из дивчин обернулась и смотрит прямо Ивану в глаза, да что в глаза, прямо в сердце, в душу самую. Глаза у нее теплые, взгляд нежный, будто незабудки цветок,- теплом да лаской так и обдало сердце иваново. А девица посмотрела на него, и почти незаметно так, кивнула, проходи, мол. Иван как был с открытым ртом, так и вышел на поляну. Задрожало его сердце, в бою неустрашимое, да плачущее от Красоты. Стоит Иван, озирается, а вокруг него уже хоровод родился,- феи идут, плывут словно, будто бы Ветер, лаская их, несет над землею, не властной над этими лунными созданиями. Безразличная обычно Луна, смотрела дружелюбно с неба на то, как рожденные в ее лучах создания ступают по земле, поражая своей неземной красотой Ивана, стоящего столбом, чуть не плачущего от счастья и умиления. Но тут хоровод расступился, и к Ивану подошла та, которая его позвала выйти; изогнув губы в чуть печальной улыбке, она улыбнулась ему и глазами веселыми, яркими, озорными, и в то же время задумчиво-глубокими и грустными. Вздрогнул Иван от красоты такой, улыбнулся в ответ, а глаза слезы застилают. Протянула она к нему руку; тонкая, чуть светящаяся серебряным светом рука с длинными чуткими пальцами с одетым на один из них кольцом из лунного камня, коснулась щеки Ивана. В этот миг музыка, не перестававшая играть в его сердце, возвысилась, окрепла и уже зазвучала полноводной рекой, бегущей с вершин самых высоких гор, не теряя при всей своей торжественности и величии нежности в своем голосе, и радости, которую она несла Ивану. И тут Иван услышал Ее голос, звуки которого не перекрывая музыки, но звуча в ней новыми нотами, создавали более полную гармонию, более яркую и красочную, голос, голос настолько полнящийся нежностью и теплотой, что Иван испугался, как бы не разорвалось его сердце, столь чувствительное к прекрасному. "Иван,- говорила она,- скажи, зачем ты пришел, зачем искал нас, проси, что хотел ты спросить. Мы не показываемся смертным, и тем более не разговариваем с ними, но для тебя мы сделали исключение, почему?- пусть это будет нашей с тобой тайной. Нет людей с чистым сердцем, а ты человек, но ты можешь нас понять и осознать, чего не хотят делать остальные, поэтому-то мы и пригласили тебя сюда, говори, мы исполним твое желание". Тут Иван потряс головой, будто бы пытаясь прийти в себя и, глядя восхищенными широко открытыми глазами, промолвил: "Хотел я просто взглянуть на вас, больше ничего, в мире много прекрасного и все это я собираю и храню в сердце, вот и вас увидел, теперь из сердца моего вам не уйти, не скрыться, будете там теперь жить, покуда оно б’ется, и ничего мне больше и не надобно от вас, если только встретиться еще раз когда-нибудь..." Улыбнулась Ивану фея, уже без всякой грусти-печали, широко и радостно: "Спасибо тебе Иван за слова твои, за слезы твои, за твои чувства, нет ничего лучше для нас, чем чистые искренностью своей проявления души. Не беспокойся о встрече,- еще не раз увидимся, даже когда сердце твое биться перестанет. А без подарка ты не уйдешь, что мы за хозяйки, коль, пригласивши гостя, без подарка его отпустим. Возьми мой перстень, он поможет тебе сохранить твое сердце чище, душу тоньше, а глаза вернее, чтобы не скрывалась от них Красота мира в котором ты живешь". Протянула она ему перстень... и в этот миг первый луч солнечный вздрогнув, взвился где-то за краем неба. "Пора нам Иван прощаться,- услышал он,- сестрица наша- Зорька красная уже просыпается, пора нам домой. Прощай Иван, помни о нас, да приходи почаще в гости..." И Иван услышал пение фей, они пели для него, но слов он не мог различить, ему было достаточно того, что он просто их слышал, их голоса, их музыку, их глаза. Они пели о счастье, и Иван был счастлив. Но вот Заря открыла глаза и, потянувшись, набросила на мир свою розовую шаль, улыбнулась, провела рукой по волосам русым, словно девица, идущая на свидание с молодцем, и засмеялась, и в смехе том родился день, и в тот же миг упал Иван на траву и заплакал навзрыд, сжимая перстень с лунным камнем в руке. А перед ним, как последний привет, сверкая и переливаясь на Солнце, восходящим над миром, лежало ожерелье оставленное феей, но вот оно начало таять и, последний раз всверкнув бриллиантом, стало росою...
03.01.96
-Здравствуй, Иванушка!- серебристый голосок вырвал Ивана из забытья.- Как долго ты к нам не заходил, не находил тропинки. Да и сейчас-то вот шел мимо, не так как раньше. Все сестрицы мои побоялись идти к тебе, огрубел, говорят, Иван-от наш, не увидит, не услышит, насмеется; не поверит, не полюбит, не заплачет. Однако ж не могла я не проведать тебя, знала, чувствовала, что ты не мог нас забыть.
Расплакался Иван как дите малое, увидев склоненную перед ним лесную фею нежную и воздушную, легкую, красивую и печальную. Встал дурак перед ней на колени, протянул руки:
-Здравствуй.
А у самого слезы льются, льются а от них на душе у него легко становится и светло, и чисто.
-Где же перстень наш, Иванушка, неужели не уберег он тебя, неужели всей нашей любви не хватило, чтобы сердце твое охранить от холода, от мирской суетности?
-Горе мне, горе страшное!- заплакал Иван.- Не уберег, не сохранил я подарок твой! В кабаке, где пьяным пьяно, разве мог он остаться со мною целым? Хватился я, ан перстенька-то и нету,- истаял он, покину меня. А и любовь-то ваша как меня в кабаке охранить может? А мимо пройти сложно мне было. Видишь как продался в рабство я за грехи свои,- поздней ночью от зари вечерней до сестрицы ее утренней вожусь в болоте глубоком непроходимом. Слетается туда мерзость всякая нечистая: упыри да вурдалаки, гады, нелюди-чудовища смрадные. Хотят они все искупаться в омутах черных болотных, тиною желают омыть тела свои изъязвленные; а я при них каждую ночь, гляжу и слушаю, за порядком слежу,- падаль она и есть падаль,- готовы глотки друг другу перегрызть забыв о том, что созданы были для того, чтобы людям вредить. К утру-то от души одни лохмотья остаются- больно, мочи нет, вот и захожу в шинок, усыпляю ее водкой, пускай спит, не болит. Да только чувствую, что остается у меня от души-то все меньше! Уже Бога не слышу, не чувствую. Уже не верю ни во что Прекрасное, уже скрылась от меня даже тень Гармонии так далеко, что и не знаю где искать-от ее. Бывало лишь иногда что ходил я в поля, леса- искал, звал вас да прочих, кто со мною раньше был, красивых да волшебных, да пусто было на моем пути, не отзывались...
Уронил голову Ивашка на землю.
-Мы видели тебя, да... видел бы ты себя со стороны- ведьмак, черный весь, как в саже, лицо злобой перекошено, глаза молнии мечут... Видишь, и сейчас-то я одна решилась подойти к тебе, а тогда и мое сердце дрожало и кровью обливалось, видя тебя. Был ты страшен и нечист как те о ком ты говорил сейчас. Горько мы о тебе плакали, говаривали с сестрицами, да как помочь? Могли только Господа молить за тебя, так это, не сомневайся, делали постоянно.
Тут коснулась фея волос Ивана, отчего то поднял голову, да сел, прислонившись спиной к дереву теплому да живому.
-Но теперь, теперь все должно стать лучше, Иванушка, ты на пути к выздоровлению, лишь смотри, не сворачивай с него.
-Да, я познал свое падение, потерял чистоту свою и невинность. Нужно начинать строить храм Веры и души заново на пепелище. Но зато теперь знаю цену грехам. Я ведь уже долго готовился к такой встрече: и в кабак не хожу, и Бога в молитвах чаще вспоминаю, и душу старался очищать... Я ждал, я верил, чувствовал, что скоро я вас найду. Ведь вы всегда жили со мной в моем сердце, никогда я вас не забывал и может быть вы меня хранили, своей Красотой и теплой лаской нежной сохранившимися в памяти моей. Спасибо тебе, что не испугалась прийти ко мне сегодня, теперь я знаю, что на верном пути.
-И в знак этого возьми еще раз мой перстень и помни: очень редко кто очищался сердцем второй раз и никто, никто еще не делал этого три раза, еще ни одно сердце, ни одна душа не выдерживали такого! Запомни это. И пускай хранит тебя Бог, мы будем молиться Ему за тебя; и пускай этот символ нашей к тебе любви охраняет твое сердце хотя бы напоминанием о нас. Иди, Иванушка к людям, Солнышко всходит; иди и неси им Любовь, Красоту и Гармонию, которые тебе для того и открылись-показались. И не печалься, коли не примут от тебя этих даров,- они упадут незримыми семенами в души и, кто знает, быть может когда-нибудь, хотя бы в детях их, дадут свои всходы, а значит твоя жизнь на Земле не пройдет даром бесследной тенью. А мы, мы будем всегда ждать тебя, только приходи к нам с чистым сердцем... До свидания, Иванушка...- вздохнула напоследок фея леса и ушла с остатками ночных сумерек.
А Иван встал на ноги, утер слезы, перекрестился, поклонился вслед фее, да запел, запел славу утреннему свету, Зорьке Красной. Да миру Божьему прекрасному!