Как-то я оглянулся на свои заметки, которые, в целом, не ставил ни в грош. Правда, до сих пор выбираю из них рассуждения покрупнее, складываю в башенки, белостишием или хотя бы верлибром, - хоть во что-то "готовое". В детстве и юности фразы удавались хуже и в основе своей были вторичными - переложением прочитанного, цитатами, чья недословность тоже цитата. Но... я не старался вспоминать: вот цитирую А, а вот Б, - нет, ведь давно выбежал из библиотеки в парк! И всё больше проращивал слово из собственного понимания, выпрядал из тех расстановок вещей, что увидел сам.
Я не вёл классический дневник - не фиксировал события. Я ловил выводы, чаще всего отряхнув от логических посылок... вслушивался в память и на странице процарапывал отзвуки, резонансы, отнюдь не резонёрства!
Есть простой метод, его, кажется, рекомендуют психологи: вечером мысленно повторить минувший день, выбрать важное, яркое, - ведь, скользя незакреплённым, оно не попадёт в завтра через перевал снов. Потому заглавие цикла - "Осмотр времени".
Теперь он стал и осмотром десятилетий. В конце концов, следует раздать все отблески и обрывки, их разрозненность безысходна, и выборочно тоже нельзя растянуть в многофигурные полотна. Кто-то засыплет стёклышки в калейдоскоп. Кто-то сочтёт унылой замзятиной хикикоморного фрика. Будет и тот, кто опомнится: довольно перебирать цитаты! - время говорить так же! говорить самому!
Один восточный художник создал серию гравюр "53 станции Токайдо". Миниатюры в моём цикле - часть из 1000 станций на Млечном пути. Помедлить, оглядеться, дрогнуть от чудес и тоски - и дальше.
1
Какие-то яркие мысли приходили сегодня. О чём-то беседовали - но, кажется, не со мной. Я не запомнил ни лиц, ни имён.
2
Около моего окна - стадо взъерошенных длинношеих существ. Они топчутся и трясут зелёными перьями, а если ветер припустит сильней - прыгают из стороны в сторону и всей толпой размашисто качают шеями, кивают гривастыми головками. Самых высоких ветер треплет нещадно, но они сквозь сдуваемые набок причёски смотрят на юг, на облака, такие далёкие - дальше поднимающихся друг из-за друга зиккуратов многоэтажек, дальше их антенн, - на облака, выбеленные солнцем, с пупырчатыми брюхами, плывущие, пухнущие куски ваты, неровными кромками обрывающиеся в бархатистую и строгую голубизну, в безмятежность.
3
Те, кто стремится узнать друг друга до последнего уголка, столкнутся с пустотой, равно присущей обоим, пустотой, в которой они не найдут того, что ищут...
4
Человек - катышек прошлого, легко растворимый в смерти. Катит его жук-скарабей.
5
Досада на инерцию вещей: почему вещи так неохотно убирают тушки с моего пути? Непереносимость заборов: почему обходить, когда обжигающе сияет прямая дорога?
6
Я погружён в себя. Не в мысли и даже не в чувства. Я свёрнут головой внутрь. Как зритель, вижу себя "нематериальным" облачком, чистым духом, и только додумавшись перепредставить, воспроизвести в памяти события минувшего дня, немного чувствую свою предметность и осязаемость. Удивительно! - за один лишь день я получил и ощупал, слегка осмысливая, целый мир - и беспечно, даже умышленно смахнул с рабочего стола памяти куда-то в архив, добраться до которого стоит большого труда. Весь мир я вновь потерял! - и это происходит каждый день.
Прошлое избывается, преходит - и отныне в воспоминаниях приравнивается к снам. И сны стираются сном.
7
Сидящая у подъезда кошка обернулась на меня человеческим лицом.
8
Вечерний небосвод, в зените густо-голубой, по краям, даже на востоке, очень бледен, - и луна над листвой, как чистое серебряное блюдце.
9
Конструктивная привычка - апеллировать к суду себя-будущего, дописывая рядом с текстом альтернативный вариант, даже не один. Это плодоносит почти механически, если возвести в правило. Проходит пара дней или пара лет - и удивляешься тобой же предложенному выбору, и по-иному отросший глаз выхватывает лучшее.
10
Недоумение: почему будущее непредсказуемо, ведь прошлое столь определённо?!
11
Наблюдаю, как ребёнок просит соску, и думаю: сколько монотонных занятий заменяют нам соску во взрослой жизни!
Сам с детства выдумывал такие занятия с результатом, способным развлечь одной лишь формой, какой-нибудь абракадаброй. Переставлять буквы в разных фразах по определённому алгоритму, - и довольно скоро с бумажного листа тебя поприветствует диагноз!
12
Заочный алкоголик - всегда трезв, всегда скорбен, не понимает, о чём тоскует.
13
Ехал домой и всю дорогу смотрел, как по белому поручню сиденья проползают сетчатые жилки, повторяя один и тот же рисунок - тени от влажных потёков на стекле, снова и снова подсвечиваемые вереницей фонарей за окном.
...И на полу автобуса бродят тени - словно чёрные собаки в обутом лесу.
14
Будущее - ложно. Будущее, которое вроде бы можно предвидеть - кстати, самое хилое и дряблое, самое близкое и самое бесполезное - меняется в момент его наступления. Всё, что мыслится, как "будущее" - ложь. Прошлое - тоже ложь. Следы на песке - разве они "прошлое"? Если мы видим их сейчас, то как бы ни зализали их волны, какой бы реальный прохожий их не оставил - они не "прошлое". Прошлое отдельно от нас. Прошлое невидимо, оно покинуло круг внимания. Может быть, память рассказывает нам о прошлом? Но память не отличается от всех камней, спичечных коробков и потерянных монет, скачущих рядом с Настоящим по ступенькам секунд. Настоящее - вот достойная загадка. Настоящее-экспериментатор.
15
Снег падает в свете фонаря: будто крупные серебряные искры зажигаются и гаснут - непрерывным потоком, блестящим пятном.
16
Мысли, как микробы. Если выплеснуть все - останется простая пустота. Поэтому доля закрытости более ценна, чем распахнутая искренность: припрятанные мысли начнут делиться и вскоре снова наполнят твой сосуд.
17
Он носил с собой зажигалку, хоть и не курил. Носил с тех пор, как однажды подумал о войне, ведь когда спадёт жара, обязательно потребуется развести костёр. Подумал об этом всего раз, а потом забыл. Но когда он открывал карман сумки и видел зажигалку, сразу вспоминал о войне: как где-то в неопределённо тёмных руинах, закрывая от ветра огонёк, будет мигать им в одинокую ночь.
18
Ночью прорехи в пасмурной пелене - чёрные кошки или пауки. Чёрные облака бывают только ночью... облака наоборот...
19
Трагедия недосыпания. - Незаконченные, оборванные сновидения, минуты, без которых теряют ценность часы - по утрам. Бодрящаяся дремота действия - можно видеть, как скользко действие, как скользко время!... готовность уснуть - днём. Дремота, дирижирующая движениями головы, пальцев, плеч, почти побеждающая - вечером. Битва со сном, вопрошание сна, мольба ко сну: отойди! - глубокой ночью, которую я почему-то выделил для раздумий. А потом - сон. Я недодал ему толику, теперь он забирает у меня всё.
20
Солнце заполняет свой фон сияньем, луна - нет. Луна - это глаз. Одноглазый Волк-Отец.
21
Среди прочего (риторики, словообразования) в языке меня очаровывает фонетика, причём не столько внешняя, сколько внутренняя артикуляция - звуки, которые мы произносим беззвучно, звуки-тени, звуки-напоминания: то, на что они ссылаются, чем дирижируют - похоже на музыку, чистота и богатство спектра звучаний которой превосходят музыку слышимую, - музыку, не загрязнённую трудом, не искажённую инструментами - не требующую энергетической мзды, не раздробленную колебаниями струн или голосовых связок.
22
Я состою из книг. В мой самый лучший час всё прочитанное должно звучать одновременно.
23
Зимнее солнце клонится за девятиэтажку. Соседний дом тихо дышит вентиляционными трубами - пар, в тени серый и осязаемый, выше вдруг растворяется, исчезает. Ты наконец замечаешь его: он оранжево засветился на голубизне небес.
Выхожу гулять и сразу замечаю восклицание парового столпа над ТЭЦ. Из моего окна к западу видны два таких же колосса, вставших рядом и высоко-высоко соединившихся, словно в объятьях
24
Снять, спрятать часы. Раздеться от времени. Пусть время будет неожиданностью.
25
Самоотражение опасно - в фантомах легко потеряться. Параллельные зеркала увлекают взгляд в бесконечность - туда, где экстрагируется экстракт, где пустота отражает другую, где шеренгами маршируют тени - и тени твоих неумолимых судей!
26
Ночью, в свечении фонарей снег искрится мелко-мелко. Поверхность дороги иллюзорна, как голограмма, как зыбкий туман, - сквозь него мириадами лучиков-иголок просвечивают звёзды, звёздный ковёр, звёздная даль. Ты идёшь, и она мерцает, пересыпается где-то там, в пустоте под обманчиво твёрдым, в подлинной реальности - ты не в силах провалиться туда только потому, что иллюзорен сам...
27
Как я читаю, читаю ли вообще?! Лишь скольжу по строчкам, по словам, по значениям слов, по значениям предложений, всё прыгающим и прыгающим передо мной - без смысла! Чувствую запах смысла - ведь смысл есть и в книге, и в жизни, но сам я - смысла не различаю! Идеи книги лишь притрагиваются ко мне. Одурманенный магией слова, летящий по льду стиля, я не принимаю в себя ни единого смысла, ничего не обдумываю, не принимаю всерьёз сами идеи - лишь их танец. Зачем я читаю книги? Слушаю звучания, мне неважен смысл. Кто я? Я сварился, я готов, внутри меня вкусно пахнет бульоном, - с какого-то момента, как бы блистательны ни были идеи, перестаю учитывать всё внешнее, считаю его репризой клоунов, нефтяными разводами в луже, прихотливыми и бессмысленными, не больше. Перестал размышлять и сижу в ожидании, когда же... что-то начнёт действовать.
28
Люди дня, прилежно заучившие, что ночь - темна, не подозревают, что в самой сердцевине, часа в три или четыре, ночь очень светлая. В этот час темны - дома, в них горит лишь пара окон, и ночь - чиста и прозрачна.
Нужно бы не лежать, а гулять в это дивное время.
29
Есть ритмы и мелодии почти потусторонние, нечеловеческие ...или предчеловеческие? Они крайне просты и потому напоминают о детском саде, сюсюкающих песенках, - такие мелодии могут быть преобразованы ещё сильней с целью выделить и обострить странность.
Из свеженайденного - медленные пьесы Heimstatt Yipotash.
30
Дерево всё, от нижних ветвей до самых верхних, усыпано жёлтыми сухими семенами. Постоянный ветер заставляет семена шелестеть - и шелест сливается, превращаясь в непрерывный, какой-то техногенный шум, похожий на шум воды в трубах.
31
Смех - форма выживания. На дне самоотрицания, в клочья истрёпанным тоской, уставшим - достаточно лишь над собой засмеяться... засмеяться по-настоящему: смех исходит от всего твоего существа, он подлинен, не наигран - этот смех сдёргивает серьёзные и скорбные маски, превратив в разрисованный картон даже то, что не иллюзорно, - смех, разоблачающий и дарующий иллюзии, смех освежающий.
32
Погружаясь в чужие тексты, как в тёплую ванну, мы спасаемся от холода - внешнего, в котором нас теснят ледяные глыбы: неспособность созидать, неизвестность несозданного.
33
Относиться к своим неловкостям (мелко обыденным) следует так же, как относишься к чужим - едва замечая их проскальзывание, не вникая в мотивы и переживания. - Заметил довольно бессмысленные слова девушки-попутчицы и только спустя много часов, вспомнив и прочувствовав, понял, что она, должно быть, смутилась. Точно так же другие, поглощённые своим, замечают и мои смущения. Их взгляды не пристальны, не пристальны! - успокойся!
Пристальность такого рода - производное от диспозиции "омеги": травимый привык, что повсюду - под пристальным взглядом травителей. Когда это интериоризируется, травимый превращается в самокопателя, ювелира-криминалиста, стремящегося отметить каждую царапину на изделии, то есть самом себе.
34
Я могу воскликнуть: "О, разбейте, разбейте больных мудрецов и скрижали их! - ибо они подмешивают яд в мудрость силы!" - И сомневаюсь: пригодна ли моя мудрость? не отравлена ли она - мною?!
35
Эрот - мастер светофильтров и масок, показывающий сияние там, где пусто и темно, торжествующий в наоборотном маскараде, где монстры щеголяют друг перед другом гуттаперчевыми человеческими лицами.
36
Бороться с безудержным партеногенезом прилагательных. В пользу глаголов, конечно же!
37
Состояние глубокомысленного оцепенения почему-то сочетается с удивительной пустотой и прозрачностью внутреннего пространства - мысли плавают слишком глубоко, твоё Само говорит тебе: "Замри, дай мне подумать," - но не говорит, о чём!
38
Весна наконец просыпается - и к нам в дом проникают деревья, ветер, сумрак, звёзды, ночь, прозрачность и объём пространства - потому что постоянно распахнуто окно (по ночам вереницей входят в него шуршащие сны), потому что очень легко в домашней одежде, не переодеваясь в иное настроение, выбежать на балкон, подставить ноздри чистому потоку воздуха, коснуться взглядом, принять в себя качающиеся ветви с распушёнными почками, и сам балкон становится языком любвеобильного пса...
Потому городское жильё без балкона кажется унылой каморкой.
39
Здоровье зависит от цельности самоощущения. Как только разбивается душа, начинают расползаться внутренние органы, как мокрицы из-под старого горшка.
40
Заголовок может стать самодостаточным, в своём лаконизме исчерпав техническое и идейное содержание текста, воплощая первый, самый свежий порыв авторского вдохновения, так что текст может показаться лишь растянутым пересказом, опошляющей ревизией, карикатурой заголовка. Подчас заголовок содержит в себе мысль или образ, которые не сумел выразить текст ниже.
41
Воспалённое, яростное детство, убегающее в клоаку борделя от надзора и разлада.
42
Каждый первовлюблённый нуждается в отклике. Безответная (не спросившая, отказанная) любовь может породить больше хорошей литературы... но ответ на любовь - рождает личность. Правда, в новорожденной личности проявляются все червоточины, заложенные её предысторией. Но в невылупившейся личности изъяны куда серьёзнее. Застой - заведомо хуже, чем движение, пусть даже в застое созревает другое и по-другому. Пусть доля счастья и мала в выпавшей взаимной "любви", в хоть как-то завязавшихся отношениях, но она - есть! Тогда как безответность почти целиком сложена несчастьем.
И выводы из произошедшего куда жизненнее, чем из непроизошедшего! - это самый главный прагматический итог. Несбывшаяся любовь рождает химеры, нематериальных демонов, которые могут оказаться сверхсильными, сбывшаяся - рождает вполне физических демонят, с которыми легче совладать. Как минимум - память, впечатанную в места, в запахи, в предметы.
43
Старая квартира уговаривает меня: "Не уезжай, тут протоптаны тропки, будто проточены канавки, и руки двигаются не глядя, даже лежалая пыль сладка, как сахарная пудра... тут столько памятных запахов и призраков в каждом углу".
44
Спокойнее стал вести себя в очередях: нет никакой разницы, стоять или двигаться... телу, может, и есть, а вот вниманию - нет. Птички внутри меня наелись и обзавелись семьёй, поэтому не поют. Надеюсь, они не разучились петь. Ведь музыка жива, и незакосневшая речь пробивается, как засыпанный грунтом (не мусором!) родник.
Успокоенность птичек, возможно, и есть причина заката вундеркиндов. И надо сказать, птички-то в реале - слишком озабочены бытом, чтобы петь. А в моём внутреннем саду они - одиноки. Заняты отнюдь не птенцами. Скорее, сидят и тупят на прохождение светил: вот звёзды, вот луна, вот солнце, вот снова закат, не угрожающий стать последним.
А между тем в мире наливается чудовищный плод - война. Которую предотвратит только разрушение глиняных ног у одного из изготовившихся воинов. Ждём... перепрядаем пророчества... ловим сигналы, вспышки и потрескивания, фанфары там и тут в нашем лагере, тёмные вихри - в чужом.
45
В руке девушки на автобусном поручне есть что-то кондитерское: манжета оттенила медовый тон кожи белоснежной полосой.
46
Кишащее чрево души рождает иногда сны, в которых хочется остаться. После пробуждения, тотчас заглотан буднями, ты досадуешь на предметы и существа, обращающие к тебе лица, слова и жесты, просящие или приказывающие, - ты досадуешь на то, что ты здесь, а не там, что не в силах остаться в той реальности, не столь уж фантастичной, во многом похожей на настоящую. Там ты получил то, чего давно жаждал. Здесь же всё по-старому, здесь крадётся сквозь дни горькая серость распада, - ты теряешь игрушку за игрушкой, мечту за мечтой, монету за монетой, мгновение за мгновением, недоумевая: как же долго ещё терять? что же осталось? А там, во сне, за углом бессмысленных контаминаций тебя поджидает обретение...
Боги! боги! даруйте смертным хотя бы память о снах, даруйте нам слова для этих ускользающих картинок!...
47
Будем познавать то, что видим, и столько, насколько хватит нашего любопытства. Будем доверять словам учёных, пока не противится наш собственный разум. Если чужие выводы покажутся неверными, наш пыл и любопытство подскажут путь изысканий - на нём кто-то будет кропотлив и упорен, а кто-то бросит всё на полпути. Поиск "истины" совершенно не необходим - его длительность равна длительности любопытства.
48
Кочегары истории - сказители... писатели и поэты. Они подбрасывают в мир грёзы, лопату за лопатой... И огонь горит!
49
Ну как, сегодня пойдём ТУДА?... Перейдём речку и проберёмся в неизведанные края, а? Там под травой лежат камни древних городов. Мы можем снова возвести блестящие стены! Пойдём же... Ну, перейдём?
Переходим, переходим. От Бога-лика, к Богу-фону, от олицетворённого родителя единожды и управителя, диктующего закон, - к неолицетворённому пространству, содержащему закон, полю, постоянно порождающему все вещи, как пшеницу и васильки... от собачьего бога-Хозяина к кошачьему богу-Дому... И не будем больше ждать Его, обещаемо мудрого, обещаемо доброго, - а просто найдём в пригоршне земли и живой листве... не будем слушать пророков и принимать опресноки из чужих рук, а станем читать сами и замесим знатное, духмяное тесто собственного разума.
Ведь наши ноги и руки более приспособлены шагать и строить, чем изламываться в поклонах и мольбе.
50
Думал по пути на службу: как же хорошо в понедельник утром!
Всматриваюсь в огни - не автобус ли. Справа тёмное ещё шоссе взлетает на виадук, и откуда-то веет дымом. Если угольным, вагонным - в сердце вцепится свирепый зов странствия! И всё вокруг умытое и ясное.
А во вторник уже не то. Не прожёвана во сне мякина вчерашних сует.
В понедельник же чуешь, что "принуждённое" утро, когда какой-либо долг гонит тебя из дому, - это самое драгоценное сотрясение для души. Оно смещает, подталкивает... иначе твой мир был бы плоским, как затянутый ряской пруд.
"Не хочу в детсад", "не хочу в школу", "не хочу в институт", "не хочу на работу" - скулёж души, придавленной вторым утром. А первое - ещё прекрасно!
51
Однажды меня спросили: что находится за краем Вселенной?
Я заговорил о расширяющемся пространстве, о том, что край надо ещё попытаться догнать, о действительной и недействительной пустоте... а потом понял вдруг: от меня ждут не реферата из новостей астрофизики... от меня - или от кого-то надо мной - ждут окончательного ответа.
А я рисую картинки-иллюстрации промежуточных ответов. Вроде транзитных станций. Не нравится пересаживаться с поезда на поезд? Тогда лучше не отправляться в путь. Или спрыгивать.
И всё же брезжащий огонь окончательного ответа - движитель и научной деятельности, и веры, и творчества... Тот огонь, что соблазняет и сжигает верующего. Тот огонь, на котором художник готовит свой разноцветный металл - отлить грёзу и шепнуть: "Люблю тебя". Тот огонь, что ведёт учёного сквозь ошибки и недоверие вверх по лестнице промежуточных ответов.
А потом останется пепел. И статуя. И лестница.
52
Ты считал, что ленив и неповоротлив, что жизнь твоя порочна оттого, что неритмична, а суть твоих занятий - причудливое перемешивание реестров и пространств. Но приходит время, когда ты встаёшь раньше всех и держишься бодро тогда, когда все зевают от скуки или хнычут от усталости. Как же так?! Разве при всём сибаритстве ты жил и живёшь интенсивнее других?! А с установившегося ритма тебя то и дело упрашивают сойти и тянут прочь со звенящих рельсов в тернии! И приходит время, когда смысл разумных и полезных занятий твоих кумиров и поучителей - угасает один за другим, а собственные "бессмысленности" вдруг вступают в стройный хор, подобно трубам органа! Или нет?... или всё завтра смоется, и ты снова станешь неправ и мягкотел?...
Да, всё вывернется на пустую сторону... - и ты рухлядь среди молодой шпаны.
53
Жизнь стариков - осыпающаяся мозаика.
Как бы одухотворённы ни были советские панно-муралы на боковинах многоэтажек, всё больше тончают руки фигур, искажаются, осыпаясь, лица.
54
Тычась короткими движениями, подобно слепому щенку, легче отыскать выход в иное, лучшее пространство. А бегун на длинные дистанции неизбежно попадает на полосу препятствий.
55
Автобус мчится через площадь - и мне в распахнутую форточку, на фоне бело-голубых небесных драпировок летящие мимо деревья кажутся удивительно объёмными, и пространство, упруго и прохладно дышащее в лицо, - прозрачным и бурным, как вода.
56
Почва мрака благостна. Он непрерывен и пред-дан. Цвет и свет создаются в снах, создаются спящим. Чёрное изначально. Оно не дарует - лишь принимает, пронося сновидцев на своих полотнищах. Ему нет дела до снов. Сны - это внутри. Чёрное - снаружи. Вряд ли кто-то его видит. Сны стали нашим коконом. Из отверстий дует - и мы мёрзнем. Рано или поздно замерзаем совсем.
57
Поезд из слов. А смыслы - случайные пассажиры.
58
Ночь с недостатком сна - невыдоенная корова, неродившееся дитя.
День следом за ней - неоткрытая бутылка, из которой пьёшь и пьёшь, предметно и эффективно понуждаемый своими аллахами.
59
Постоянно слушаю себя - что ты скажешь? что скажется? Сочетание в одном ученика и учителя, прихожанина и оракула.
60
Детство приучило смотреть на людей снизу вверх. Мнится, что обычные люди, сокурсники или попутчики в городском транспорте, чётко осознавая уровень своей ценности, будучи уверенными в ней, - смотрят на меня сверху, остро и насмешливо пронизывают душу, различая в ней каждое шевеление, каждый смущённый жест. Этим образом я приписал людям то величие, такую психологическую проницательность и столь сильные эмоции высокомерия, какие сами они неспособны даже выдумать! Я сделал их кривым зеркалом, в котором теперь отражаюсь - и отражение грозит мне пальцем...
61
Теперь жизнь мало от меня требует. Многое уже понятно - отпадает необходимость в актах понимания, и способность к пониманию увядает, не просыпаясь от мелочей, и мелочи стали менее значимыми, мелочи измельчали! Многое упорядочено - и не нужно более упорядочивать. Устранены некоторые напряжения - не нужно разрешать их. Не нужно искать утешений, потому что ничто не утешит рассредоточенного отчаяния. Но от этого отчаяния не нужно бежать - в философию, в литературу, в текст. Перестали беспокоить назойливые пальцы - и струна не звучит.
62
Проснуться от автобуса - каждый раз в новый сон.
63
Наслаждение следить за бессмысленной болтовнёй внутри головы - засыпая после прочитанной наспех книги. Слова льются потоком, осмыслен, может быть, синтаксис, ясно, что кто-то что-то кому-то сообщает, предостерегает, наставляет - но сами слова полностью бессмысленны, даже по отдельности. Как роман Глокой Куздры.
64
Вирус пустоты, которой больны эти люди, передался и мне: пустота без мыслей, пустота-довольство, когда деньги и женщины больше не боятся тебя и подходят достаточно близко, когда конгломератный демон социума, спрятанный - в лице одного из полубесов - в твоём Супер-эго, дружески похлопывает по плечу "хорошо, хорошо, дружок, ты славно поработал, так и делай впредь", - пустота завершённости, выполненных функций, пустота невиновности, бесцветные одежды праведника, пустотадобродетели и порядка...
65
Рефлексия процесса "творчества" опасна. Разглядывая вылупляющееся слово-птенца, ты принуждаешь его замереть - оно тебя боится.
66
Мизантроп подходит к другим людям с "презумпцией виновности". Но социально активный мизантроп спустя некоторое время прозревает, что кое-кто - достаточно приятный человек. Разочаровываться в людях куда больнее, чем узнавать, что они оказались добры и честны, не так ли?
67
Опечаливаете меня, вынудив превратиться для вас на пять минут в хама и сволочь.
68
Просящий пёс подходит к человеку, пригнув шею, - но вот, вздёргивая прижатые было уши и прянув хвостом, бросается разгонять стаю голубей.
69
Оцепенелое ожидание стало приятным. "Ещё один цикл постою," - говорил себе в третий - и снова, уже бессчётный раз, следя за перемигиванием светофоров. Так манит увидеть, как на очередной трети цикла (вот все его этапы: пешеходный переход и выезд с развязки, движение прямо, движение прямо и поворот) на нашу боковую улицу свернёт оконтуренный огоньками, подсвеченный изнутри ящик-автобус. Стою и стою. И ехать-то одну остановку всего... - Это что-то кошачье. Гипнотическое ожидание мыши, в котором кот постепенно отрешается от себя, растворяется.
70
Я слишком любезен с теми, кого ненавижу, и слишком молчалив - с теми, кого люблю.
71
Музыка лишает разума. Слуховые впечатления перегружают мозг. Уши встают на место глаз, распахнутыми, как китовые пасти.
72
Как же стал я жрецом... или зрителем - ?! Сохранил единственную искреннюю способность поклоняться красоте женщины, многомерному узору мудреца, трепету мелодии, выделке текста. Слушать и восхищаться, не зная, что же дальше, что же ещё.
73
Надмение, что я вижу на лицах ежеутренне перетасовываемых попутчиков - в автобусах и метро. Надмение на моём лице. Каждый о своём. Свои пьедесталы. Каким гуманным и диалектичным был бы вывод: каждый имеет право на свой пьедестал. И все они - невелики? Но нет, нет... обесценив, расстаться с индивидуально сшитым высокомерием - самоубийственно!
74
Какой-то запах на остановке. И резкий предполуденный свет. Вытянули что-то из прошлого, усилили. Воссияло переживание и вот - погасло, и не помнится ничего. Только всплывёт когда-нибудь. Или во сне.
75
Показалось вдруг, что каждый человек обрабатывает зримое так, чтобы подготовить его к своему "настоящему занятию". Например, я, заражённый литературой, готовлю чувственное сырьё - к тексту. А любитель любви (ловелас, пикапер ли) - соответственно, к флирту. Эта обработка сырья происходит тотчас при восприятии - ловит корм по-разному раскрытое нутро души: поэт почти что уже декламирует стихи, писатель - выдумывает изгиб сюжета или текстуру описания, музыкант - играет. (А сейчас будет чёрный юмор, придуманный немного после.) Самоубийца - ищет путь умереть.
76
Приятель удивляется: один?! Да, гуляю один. Брожу. Цепляя, между делом, крохотные практические цели: купить журнал, копчёное мясо, присмотреться к ассортименту там-сям. Но, кроме медитации, это лишь конвульсии шарящего щупальца: кто? что? Кто встретится мне? Что разбудит меня? ...Один, потому что присутствие рядом "того, кто" - не обрадует. Ведь опять будет спорящий дуэт молота и скрипки. Мой грубый стук. Её ускользание. Мои промахи. Её безупречность.
77
Мудрость моя - мудрость книги: её страницы переворачивают порывисто или неспешно, её читают, понимая или нет, в ней нет ничего, кроме написанного, но и это является лишь в читателе, а сама книга - мертва, и мёртвые слова в ней - бессмысленны. Мои добродетели - добродетели книги: лежать на отдалённом стеллаже, высоко, но потому и малодоступно, сжимать бумажные челюсти перед крысиным носом, тихонько встряхиваться от пыли, пухнуть от влажных дуновений и по ночам - потрескивать, и пошурхивать, и скрытно шевелить строчками. И уже идёт по проходу смуглолицая библиотекарша, отбирает старые книги, буквы в которых похожи на мумий, и сон их беспробуден. Пронося бережно, она с улыбкой выдаст огню - он не первую тысячу лет в списке абонентов.
78
Мне близка эта метель: мечутся белые крошки, своей прерывностью, своим множеством проявляя судорожные движения воздуха. Что насыпать в полость своей души, чтобы стали видимыми все турбулентности... turmoils, tourbillons... все колотящиеся в стены невидимки?
79
Говорят, что непроявленный или угасший талант - это не талант; рассудок, который перестал понимать - недостоин быть, зваться "рассудком". Возможно, путь к решению - в последовательности: нужно кропотливо разматывать клубок - по нитке, цепко держась за один кончик, а не теребя в отчаянии все вместе. Уцепиться за одну мысль. Каждое следующее слово проверять, сцеплено ли оно с остальными. Ум должен прежде всего выдержать самого себя, как атлант держит балкон с вышедшим покурить прохиндеем. Собственную мощь, не вырывающуюся, а врывающуюся в него - ибо окружающее противостоит ровно с тем же усилием, какое он прикладывает вовне.
80
Если ты будешь ждать ответов, то ответы тебе не понравятся.
Достаточно высокомерно рассмеяться над судьбой, не приняв всерьёз очередную её выходку, как судьба, вспыльчивая женщина, тотчас сделает назло так тебе! так! чтобы ты перестал смеяться!
...Мой самонадеянный рассудок не может справиться с паразитирующей на нём идеей о том, что, предсказывая и предвкушая события, мы магическим образом убиваем их, получаем вместо Происходящего сладкий привкус на языке, или рассказ-картинку на листе бумаги, или же - превращаем то, что готовится свершиться, в свою противоположность, вино - в уксус, обретение - в потерю, восторг - в скорбь. Пока живут грёзы и надежды, они шаг за шагом вычёркивают строки ненаписанных книг, отрывают загодя все выходные из чёрного календаря жизни, убивают невстреченных друзей, - перепутанная битва теней и того, что их порождает, предметов и светил.
81
Стремясь к связности темы, выпрямляя путь мысли, я теряю пейзажи, раскинувшиеся по сторонам железной дороги, пассажиры поезда могут лишь увидеть, но не поучаствовать в них. Невозможно проложить рельсовый путь, не разрушая, - и к этим пейзажам можно допрыгнуть только воображением, побывать там миг, которого вполне достаточно, и улететь дальше - не притаскивая за собой чужое: сталь, шпалы, рабочих, запахи нефтепродуктов и строительный шум.
82
Сплю в куче неисписанной бумаги. Новый хрустящий пододеяльник.
83
Нет ничего странного, что люди боятся глубины. Их беседы пустословны. Но осудить такую бессодержательность было бы поверхностным, если и пока лёгкость словесной игры удовлетворяет какие-то желания беседующих.
84
В обыденности я не красноречив, особенно, если вокруг перестают порхать призраки свежепрочитанных книг. Пейзажи бесконечно далеки от слов, чувства умеют только протяжно кричать, разговор же, слово произносимое - это род скрипа, невнятные, неструктурированные звуки, издаваемые зачем-то ещё действующими агрегатами. Произносимое - это эхо мысли, размытая копия, и кроме того - докучный шум. Но и текст я не хочу выгораживать, называя его "предпочтительной" формой. Текст в момент рождения похож на речь. И речь - это текст, но, к сожалению, не для говорящего.
Бывает, для говорящего слова - это копьё потыкать в печень. Вот тогда открывается и красноречие.
85
Мир отбирает право свернуться под одеялом в комок. Но, наверное, психотренингом можно достичь такого состояния, когда с лёгкостью сворачиваешь себе герметичный и тёплый кокон, где бы ни находясь: среди толпы, техногенного шума, вибраций и толчков. Всюду носить с собой колыбель - незаметно для окружающих в этом непонятном мире с острыми кромками ветров.
86
Поэзия - местность, куда убегают неудачники. Поэзия - иной язык, отличный от языка науки, им говорят те, для кого последний слишком труден, возможно, оттого что слишком медлителен. ...Может быть, я исхожу из собственной приязни и зависти, ведь считаю воссевшим на троне культуры то, к чему сам почти неспособен - науку и научные методы. Да, стихи, как всякий текст, умеют властвовать, и самое непонятное, даже бессмысленное, просеивается семенами в том, кто его прочёл. Но из-за неточности их прорастание непредсказуемо, и зыбка власть.
Однако и зыбкая, недолгая власть горюча, как порох. Слова безумцев взвивают безумцев, и опять взвита мировая пыль.
87
Потасканная пословица "Век живи - век учись", пусть нарезая мир слишком крупно, зацепляет истину. По себе чувствую, как хочется иметь настоящего учителя. В по наивности неосторожных душах абсолютизация совершается за мгновение, и вот уже учитель - это Бог. Прописная буква, стоящая у тебя в начале. Алеф, приносящий тебе мир и все его царства без унизительных торгов в пустынной местности. Вы разглядываете этот мир вместе.
Здешние же учителя слишком обременены собственными суетами. Да, грифель их знания подчас заострён, но режут им по неряшливой пустоте ученической души - не так внимательно, как следовало бы... не так регулярно, не так упорно и не так узорно.
88
Хотелось чаще пользоваться сделанным мною из бросовых деталей автоматическим зонтом - чувствовать резкий толчок от нарочно добавленной мощи его стального мускула, видеть, как он, пугая других демонов, расправляет перепончатые крылья. Вот на смену засушливому концу лета пришла осень - и дождь идёт почти каждый день, и механический голем реет надо мной, лишив небес, весь в пупырчатой сыпи капель - капли сбегают на разноцветные животы других зонтов - ...сыпь постоянно меняется, но всё та же, и влага та, и тот же узор.
89
Еду в автобусе и вяло разглядываю женские лица. Спрашиваю себя, почему они такие. Читаю на одних растерянность, хроническое недоумение, в котором есть что-то детское. В других - надменность, которая свойственна миловидным женщинам не старше тридцати: очевидно, они уверены в своём обаянии, респектабельности, способности зажечь любого мужчину, на выбор. Первые, растерянные, оставляют ощущение прозрачности, у них прозрачные стёклышки вместо глаз и внутри - бесцветный гель. Вторые носят на лице маски цариц, куртизанок и полубогинь, но безглазые: провалы зияют темнотой, из-меж карминных губ дует сквознячок часовни, где не живут даже мыши.
Так мало альтернатив двум этим типам... рисункам двух печатей. Или это убожество немногих фасетов мизантропа-жука?
90
Переживания, обходящие рассудок, высекают морщины на наших лицах.
Или же рассудок, всё же трогая их, пытаясь включить в картину мира, - сотрясается от ужаса и на миг опровергает себя.
Даже пессимистом управляет вера! - вера в негативность, нелинейность, коварство внезапности и внезапность коварства, что́ уже параноидально: ему чудится нелинейность, обязательно бросающая вниз, тогда как внутри хаоса успех и неудача равновозможны, и флуктуирующая под ногами, как он и ожидал, мостовая вдруг подбросит его - вверх!
93
От поселенцев, коими слова являются в каждой душе, произошла бунтарская нация смыслов, не желающих подчиняться чужакам, своим прародителям. Быть может, "грехопадение" человеческого рода в создании своей формализации, тогда как достаточно существования исходной - в виде сталкивающихся лоскутов полей, в виде частью крупитчатого, частью шелковистого субстрата, плетения из шнуров и узелков, и узора на нём, называемого Космосом.
Игра в поэта сама по себе интересна - независимо от её признания читателями: ведь на самом деле ты играешь перед словами, слова - твои самые весёлые зрители.
И, одновременно, прыгающие звери в этом цирке.
96
Что наше мышление, если не постоянное возвращение к одному и тому же? Просыпаясь, мы повторяемся опять - в том же облике, с тем же зрением, вместе с тем же солнцем.
97
Последний день августа. Солнце ещё припекает, на голубизне неба редкие, пропитанные светом облака, но ветер веет холодом, остужает лицо, выскальзывая из густых синих теней. Сегодня лето встречается с осенью - и мир словно погружён в прозрачную воду, глубоко-глубоко.
98
Младенцы наиболее сопричастны философии: они познают одновременно абстрактные и конкретные, первичные отношения между вещами - пристрастно, но не имея предрассудков.
99
Россия - край, над которым никогда не всходило британское солнце, в лучшем случае трусливо шмыгая по задворкам.
Верю: всё, на что укажет крылом восстающий российский Феникс, будет гореть дотла, пресуществляясь уже без гнили и яда.
100
Каждая война силится перечеркнуть то, что было сказано до неё.
Мелкие душевные движения, которые пинцетом и скальпелем перебирал поэт, теряют блеск и пронзительность рядом с перемещениями батальонов и размашистой сноровкой военного хирурга.