Могу ли я что-то сказать? Могу ли использовать язык, отличный от языка программирования своей крайней недействительностью? Есть ли тема для высказываний? Боюсь ли я что-либо говорить? Потерялся ли я в словесном лесу?
Насколько изменится ситуация - моя ситуация - если что-либо скажу или напишу? Не был ли опыт лирико-философских высказываний, издалека кажущийся слишком богатым и слишком однообразным попеременно, - пустой версификацией, игрой подтекста, точнее, переблёскиванием внетекстуального, интонированием? Не обманывает ли меня порядок, привносимый языком в мой разум? Раздельны или смыкаются мир текста и обыденный мир? Не симптоматичен ли выпавший синоним к слову "реальность", такой, как "обыденный мир", будучи противопоставленным "тексту"? Но почему я должен отрицать текст, вот так: Текст - из-за его "необыденности", произвольности в похвалу непроизвольности Не-Текста? Может быть, я так ценю непроизвольность из-за господства во мне рассудка, пытающегося управлять как можно более широким кругом событий и жестоко бичующего себя за невозможность контроля? Проводя пять из семи дней недели за написанием программ и поиском ошибок, а два оставшихся - за обдумыванием стратегии перечисленного, не разучился ли я подлинно иррациональному? Как зеркало: не разучился ли всему за пределами строгой логики программы - и не становлюсь ли "подлинно иррациональным", когда выгружаюсь из этой логики?... Не остаётся ли каждый следующий послеполу́ночный полуисповедальный текст старой игрой в догонялки - или прятки - между словом и смыслом, риторикой и интонацией, - и становится ли таковым всё отчётливее?
Какие слова, игнорируя открытые в этот вечер двери, настойчиво рвутся в запертые, простукивая в поисках них все стены? Можно ли судить по мощи этого только что замеченного мной внутреннего зова о его важности и, главное, здравости, of a sanity? Существует ли обходной путь, другой язык, дающий выход из ситуации? Если я потерян - то кому найти меня? кому искать? зачем искать?