Когда мы впервые встретились, я заявил, что всегда думал, будто бы ты должна быть некрасивой. Мол, талантливые художницы никогда не бывают красивыми. Ты подняла брови и на полном серьезе поинтересовалась:
- А как же Фрида Кало?
Я подавился кофе.Ты долго смеялась.
Апельсиновый запах...
Мне казалось, что мне ввели его под кожу и теперь он бултыхается в венах со всеми этими сложновыговариваемыми эритроцитами.
Фриду Кало, кстати, ты считала красивой на полном серьезе. Еще ты обещала меня нарисовать, но дальше набросков дело не шло. Ты сказала, что, пока меня не потеряешь, картины не получится. И убрала кисти в верхний ящик стола.
Именно его первым я помчался открывать, не обнаружив всех твоих эскизов на полу, увидев, какими белосжнежными стали начисто вымытые блюдца, на которых ты замешивала краски.
Я побежал проверять, на месте ли твои карандаши и кисти. Единственное, чем ты действительно дорожила.
Только тогда я понял, сколь хорошо ты успела меня изучить.
В абсолютно пустом ящике стола лежал листок из блокнота. Ты ненавидела клетку, говорила, что она портит чистый лист, сбивает с мыслей, словно сама идея расчерчена на множество мелких кусочков...
Поперек листа было ровно выведено:
"Я действительно хочу тебя нарисовать"
Тогда я подумал, что это нечестно. Я у тебя останусь, а тебя у меня больше не будет никогда.
Я решил записать тебя. На бумаге. На этих треклятых клеточках.
Сохранить апельсиновый запах, что сочится из всех моих пор, желая выветриться, как можно скорее.
И я не знаю, как еще его удержать.
Всего два слова. И флакончик из-под духов на туалетном столике - ты никогда не берешь ненужных вещей.
Деля слова - по букве в каждую клеточку я аккуратно вывел - fleur d'orange.