Маленькая девочка с белой кожей и синими кругами под глазами мечется по кровати и кричит от боли. Рядом с ней сидят родители с перекошенными лицами - они ничем не могут ей помочь, они только вызвали скорую.
- Потерпи, - шепчет женщина уже автоматически, - скорая скоро приедет. Скоро приедет.
Она ошибается. Скорой не было полтора часа.
Девочке страшно. Она хочет, чтобы кто-нибудь пришел и сказал ей, что все будет хорошо. Чтобы кто-то сказал, что есть ради чего жить следующие минуты.
1.
Я появляюсь внезапно, с легким порывом ветра, который мгновенно стихает.
Это больничная палата, вокруг темно и тихо - все спят. Передо мной кровать, на которой свернулось комочком что-то маленькое, едва заметное в складках казенного, застиранно-красного одеяла. Мое появление не остается незамеченным, и я слышу тихий шепот:
- Кто здесь?
В нем нет испуга, нет настороженности - нет вообще ничего. Это меня не настораживает - пугает. Я рассеянно моргаю, пытаясь привыкнуть к темноте, оглядываюсь - и странное, тошнотворное чувство узнавание вдруг наваливается на меня, как пьяный мужик на молоденькую соседку. Я невольно схватываю ртом воздух, но тут же беру себя в руки - там, на кровати есть кто-то, кому я очень нужна. Ей всего 15 и ей уже не страшно.
- Привет, - шепчу я в ответ, стараясь не разбудить соседок по палате, - не бойся.
- Я не боюсь, - отвечает она, приподнимаясь на локте, - но кто ты, и как сюда попала?
Я на мгновение теряюсь, пытаясь придумать себе имя.
- Саша, - шепчу я, осторожно присаживаясь на край ее постели, и внимательно следя за ее реакцией, - меня зовут Саша.
Кажется, она мне не верит. Но любопытство - одно из немногих чувств, которые еще работают у нее нормально - толкают ее вперед.
- А я... - она тоже на мгновение запинается, - Даша.
Я улыбаюсь ей как могу тепло, хотя прекрасно знаю, что она врет. Пусть - это не главное.
- Как ты? - я пытаюсь рассмотреть ее в свете фонаря, светящего в бесшторное окно. Волосы спутаны, кое-как собраны в хвост, больше похожи на мочалку, свисающую на плечи бессильными прядями. Глаза, обычные ничем не примечательные глаза, сейчас кажутся огромными на фоне ввалившихся щек и бледной, почти белой кожи. И еще они пусты, совершенно пусты. До меня вдруг доходит, что она уже отказалась - перешагнула ту грань, когда люди цепляются за жизнь, и теперь просто ждет.
Я невольно двигаюсь ближе к ней, заглядывая в лицо, пытаясь понять, как выдернуть ее из этого полу коматозного состояния.
- Не сдавайся, - шепчу я, - пожалуйста.
Она переводит взгляд на меня - безразличный. Бесконечный провал в темноту.
- Не могу. Я устала. Они не знают, что со мной, и мне только хуже.
Она замолчала и откинулась на подушки - ей уже трудно было находиться даже в полулежащем состоянии.
- Но ты столько всего пропустишь, если сдашься сейчас!
- Чего? - она смотрит в потолок, изучая косую трещину. - Чего я такого неземного пропущу? Только не говори, что в этом мире есть что-то этакое волшебное, что мне нужно! Ничего в нем нет...
И отворачивается к стенке - неожиданно тяжело, с трудом, хотя исхудала до того, что кости выпирают через одеяло.
- Есть! - Я кладу руку на худое плечо.
Она тихо хмыкает.
- Там у двери бабка. Она умирает - кажется, от рака желудка. Или еще чего. В туалет ходить не может, так что ставит посреди палаты таз. Весь пол в крови потом, которую она убрать, ясное дело, не может. Все плывет и воняет, пока не придет уборщица. Которой, конечно же, сюда совершенно не хочется.
Я опускаю голову, рука медленно падает с дашиного плеча на кровать. Она права и возразить мне нечего.
- У меня отказала имунная система. Почти отказали почки. В гробу я видела этот мир...
Где-то за спиной начинает ворочаться во сне одна из соседок - кажется, мы говорили все же слишком громко. Я чувствую, что мне пора уходить, что истекают последние минуты, и если я ничего не сделаю... то все. Я знаю, что нельзя, что это может все нарушить... но выхода нет.
Я окликаю ее настоящим именем. Она вздрагивает и оборачивается, и в ее лице впервые безразличие сменяется удивлением.
- Откуда....
- Слушай меня, - перебиваю я ее, - ты выйдешь замуж. У тебя будет другая жизнь - которой ты будешь улыбаться. Ты снова сможешь ходить и даже бегать. Не сдавайся, прошу тебя!..
Последние мои слова уже едва слышны, палата растворяется перед глазами, и последнее, что я вижу - ее лицо, растерянное, ошарашенное. Я знаю, О КОМ она сейчас подумала, и пусть это будет не он, эта мысль поможет ей выкарабкаться. А значит, и мне.
2.
- О, кого я вижу! - она узнает меня быстрее, чем я успеваю понять, где нахожусь. За прошедшие 6 лет она изменилась, изменилась достаточно сильно, но все равно, я все еще вижу в ее лице ту умирающую девочку. Мы стоим на лестничной площадке, она курит, глаза красные, нос - распухший.
- Ты меня обманула, - зло бросает она, - как ты могла?
Я пожимаю плечами и тянусь к пачке.
- Ты не хотела жить.
- И сейчас не хочу, - перебивает она, затягиываясь так, что уходят внутрь щеки.
- Не говори так, - я щурюсь, вглядываясь в вечерний двор. Огоньки окон во флигеле напротив, машины, да лай собак.
- А что, что мне осталось?! - взрывается она, размахивая руками, от чего уголек на ее сигарете выписывает в темноте оранжевые полосы, - муж ублюдок, способный только ныть и злиться, ребенок - неуправляем, родители...
Она обрывает сама себя и опускает голову.
- Знаешь, я все эти годы гадала, кто ты. Думала, что мне приснилось. Или что таблетки довели до глюков. Но теперь я вижу, - она усмехается, - но поверить не могу, что ты обманула МЕНЯ.
Она поднимает голову и смотрит чуть в сторону, на открытую раму окна. На фоне темной стены стекло превращается в зеркало, и делается видно, как мы похожи. У нее длиннее волосы, да и одета она по-домашнему. Но в остальном - там отражается один человек.
- Если ты скажешь, что все будет хорошо, я тебе больше не поверю, - шепчет она, глядя, как поднимается в открытую форточку дым от сигареты, - ты как джинн. Говоришь полуправду.
Меня облепляет склизкое чувство вины и обмана.
- Но ведь ты была счастлива, когда выходила замуж, - робко пытаюсь я оправдаться.
- Да, - она поднимет на меня горящий злобой взгляд, - была. Зато не была, когда меня выгоняли из дома. Когда я засыпала рядом с ним, едва дыша от страха, потому что боялась его, боялась до одури!
Она делает шаг вперед, ко мне, наступая.
- Ты помнишь, как он заехал мне - нам! - по голове, что я улетела в другой конец комнаты? Ты помнишь, с каким содроганием я ждала его возвращения домой, как боялась, что он снова будет кричать на меня?! ТЫ ХОТЬ ПОМНИШЬ?! - она кричит мне в лицо, но я только отступаю к стене.
- И что теперь? - я говорю совсем тихо, потому что знаю, что это удар по больному месту.
Она мгновенно стихает, опадает, даже плечи опускаются вниз.
- Ничего. Злобный слизняк.
- О, он тебе еще обвинит, что ты ему жизнь испоганила, а его переломала и выбросила, - восклицаю я, мгновенно зажимаю себе рот, но уже поздно: она смотрит на меня расширенными глазами.
- _Выбросила?_ - кажется, она не верит своим ушам, - В каком смысле выбросила?
Я делаю умоляющие глаза, я пытаюсь отмолчаться - но бесполезно, уж я-то себя знаю, мне не сдержать этот натиск.
- Говори. - Коротко приказывает она, глядя на меня в упор.
Я вздыхаю и смотрю в окно, пытаясь отфильтровать то, что говорить не стоит от того, что говорить вообще никак нельзя.
- Ок, - я поднимаю руки, показывая, что смирилась, - я скажу тебе только одну вещь, ладно? Больше нельзя.
Она смотрит на меня долго, изучающе, и наконец кивает поджав губы - тоже знает, что себя не переубедить.
- Вы разведетесь, - выдыхаю я, - это все, что я могу тебе сказать. Просто знай, что у тебя хватит на это сил.
Пару секунд она стоит пораженная, потом рот искривляет улыбка, а из глаз брызгают слезы - это истерика, но я не собираюсь бить по щекам сама себя. Она шумно всхлипывает и бросается мне на шею. Я обнимаю ее, уже начиная исчезать, и стараюсь не думать, чем обернулся для нас этот развод.
3.
Мне страшно. Мне страшно показывать перед ее - свои - глаза. Но это неминуемо, и хотя в этот раз ей не нужна поддержка, я все равно появляюсь - потому что мне стыдно.
Когда я вхожу в комнату, медленно проступающую вокруг меня, в ней царит полумрак, только горит лампа на письменном столе, да хриплое дыхание доносится с дивана. Я медлю мгновение, не поворачивая головы.
Ритм сбивается, и я слышу шепот - настолько тихий, что слов не разобрать.
Я медленно поворачиваюсь к дивану, закусив губу. На какое-то мгновение мне кажется, что я снова в больнице у 15-летней девочки: так же бледно лицо, с которого уже сошел ненормальный румянец, так же затерялось в складках одеяла скрюченное, предавшее тело.
Она смотрит прямо на меня, и хотя я знаю, как трудно сейчас ей даже держать веки открытыми, она все равно продолжает смотреть. Мне делается жутко. Уголок рта чуть дергается в улыбке, губы немного дрогнули, и я поспешно опускаюсь ближе, чтобы слышать, что она говорит.
- Пить...
Ну да, конечно. Высушенное горло горит огнем, кажется, до самого живота. Я помню...
Я поспешно оглядываюсь, и вижу стакан воды с трубочкой - сил поднять голову у нее нет, так что она пьет лежа. Я все же подсовываю руку под снова ставшую впалой щеку и чуть приподнимаю голову, чтобы ей было удобнее. Она делает несколько коротких глотков и кивает, что стакан можно убрать.
Я наклоняюсь к ней, заглядывая в еще затуманенные глаза.
- Как ты?
И в этот момент она плюет мне в лицо. Все ее последние силы уходят на это усилие, на то, чтобы выдать струю воды со слюной мне в лицо, но я слышу, как она беззвучно смеется - только чуть подрагивают губы и плечи.
Я медленно вытираю лицо рукой, поднимаю на нее взгляд. Мне ничего бы не стоило сейчас отлупить ее - она не может даже пошевелиться, даже двинуть аккуратно сложенными родителями руками. Но я заслужила.
Она понимает, о чем я думаю и выдыхает:
- Сука...
Пользуясь ее бессилием я сажусь на диван рядом с ней. Минут через 30 она сможет двигаться, и тогда под руку ей мне лучше не попадаться - мы обе знаем, какая чудовищная сила скрыта в этом тощем теле, пусть она и высвобождается только когда оно отказывается нам повиноваться.
Я смотрю на нее, мы молчим. Наконец ей делается лучше, и она заговаривает - совсем шепотом.
- Ты должна была сказать мне.
Я качаю головой.
- Нет, ты не решилась бы.
Она взглядывает на меня с такой ненавистью, что на мгновение мне становится страшно.
- Да, я не решилась бы. Потому что никакой развод, никакая свобода не стоят ЭТОГО! - она смотрит на свое еще бессильное тело, и на глазах у нее выступают слезы. - Ты хоть помнишь, каково это?! Когда тебя не слушается собственное тело?!
- Послушай, это просто стало катализатором, - я подсаживаюсь ближе к ней, приобнимаю за плечи, - болезнь всегда дремала в тебе... Вспомни, как ты упала на школьной лестнице - это уже было оно. И то, что ты не помнишь почти все свое детство - это тоже все оно, просто оно высвободилось...
Одним стремительным движением она успевает высвободить руку из-под укрывающего ее пледа и схватить меня за запястье. Пальцы у нее невероятно сильные, я даже вскрикиваю, а она сжимает все сильнее.
- Она. Могла. Так. Никогда. И. Не. Высвободиться. - раздельно произносит она, и мне начинает казаться, что сейчас она схватит меня за горло и задушит.
- Не забудь, я тоже пережила все это, - я пытаюсь вырваться, но она не пускает.
- Ты пережила это - сколько лет назад? - шипит она, сжимая мне руку все сильнее. - Сколько? А я - сейчас. _Только что._ Я скинула с дивана 100 килограммов одним движением! И это движение не принадлежало мне!
Она кричит мне в лицо, и вдруг опадает, обмякает, как будто из нее выпустили воздух.
Я встаю с дивана, несколько мгновений топчусь рядом. Несмотря на ее выходки, я продолжаю чувствовать себя виноватой.
- Что еще? - она бросает на меня короткий взгляд из-под закрывшей глаза челки. - Что еще ты мне пообещаешь, не договаривая подробностей?
Я открываю рот, чтобы сказать "Все будет хорошо", но тут мой взгляд падает на тумбочку у кровати. Там мой старый мобильник, который покупал еще муж. Значит, все еще впереди...
Я наклоняюсь к ней.
- Не жди звонка в свой день рождения, - мне больно это говорить, но я должна, - он не позвонит.
- Кто? - она совершенно не понимает о чем я говорю. - Муж? Да и не надо!
- Нет, - я качаю головой, - немуж.
Она хмурится, но в этот момент комнату разрывает волчий вой - жуткий, безнадежный, тоскливый - это звонит ее телефон. Она смотрит на меня ошеломленными, неверящими глазами - этого звонка она ждала последние 4 года. Я грустно улыбаюсь, качаю головой и одними губами повторяю "Не жди". Я знаю, что она не послушает меня, что поверит в чудо, которого ждала с 1 курса, но я знаю, чем все кончится.
4.
- Что-то ты зачастила, - она усмехается, затягиваясь сигаретой.
Я оглядываюсь - зима, вечер. Мы снова стоим на лестничной площадке.
- Твой день рождения? - осторожно предполагаю я.
- Наш, - усмехается она.
Я вытаскиваю из кармана свою пачку "Парламента" и прикуриваю.
Она смотрит в окно, на падающий мягкими хлопьями снег.
- Я же говорила не ждать, - вздыхаю я, - я же говорила.
- Я думала, ты ошибаешься, - она коротко дергает левым уголком губ, - как ты узнала?
- Завтра ты купишь себе новый мобильник. В утешение, - я чуть улыбаюсь. - Сказать, что будет дальше?
Она тушит сигарету в банке из-под кофе.
- Давай.
- Ты пошлешь его, не дожидаясь пока это сделает он.
Она поворачивает на меня удивленное лицо, но тут же машет рукой:
- Опять, да?
- Нет, - я качаю головой, заглядываю ей в лицо, так, чтобы она поняла, что я серьезно, - совсем. Навсегда.
Кажется, она коротко ахнула.
- Но как же... Он же...
- Он лишь мираж, - я беру ее за плечи и поворачиваю к себе, - образ, который ты создала себе на 1 курсе. Ты же сама поняла это, когда он утром натянул халат и проснулся лохматый и помятый. Правда?
- А еще он храпит, - она смеется, но я вижу слезы в глазах. - Когда это закончится?
Я задумчиво чешу в затылке.
- Могу только пообещать тебе веселое лето.
Я поднимаю глаза, и вижу, что она не верит мне. Не верит больше ни одному моему слову.
- Что ты не договариваешь? Давай. Я сделаю все, как ты скажешь, но только прошу тебя, говори все! Что еще поджидает меня? Какую болезнь найдут во мне врачи? Кто предаст?
Я смотрю на нее и называю имя лучшей подруги. Потом еще одной, потом еще одной. Она опустошенно опускается на подоконник.
- Что же со мной не так?..
- Ничего, - я приседаю рядом, - поверь, в итоге... так надо. Так будет лучше.
- Я... - она смотрит на меня, и в ее - своих - глазах я вижу ужас, - я останусь одна? Вообще одна? От меня все отвернутся?
- Не все, - я кладу свою руку на ее - точно такую же - и чуть сжимаю. - Ты научишься жить сама собой. Но твои братья будут с тобой.
Она слабо улыбается.
- А что потом?
- Теперь я всего на год старше тебя, - я прикуриваю новую сигарету, - и не могу сказать всего. Но учти, когда начнешь приходить к себе... Я начала слишком поздно.
Она непонимающе смотрит на меня.
- Ты уже почти забыла... - я досадливо морщусь, проклиная наше заболевание, - когда тебе было 7, помнишь?
Она смотрит в сторону, и по тому, как дрогнуло на секунду ее лицо, я понимаю, что она помнит.
- Папин день рождения, - напоминаю я, - скорая не ехала полтора часа...
Она кивает и отворачивается.
- Доберись до нее, - я встаю, чтобы исчезнуть, - помоги нам маленькой. Может быть тогда мы сможем быть не такой... - я взмахиваю рукой, не в силах подобрать слово.
- ... одинокой, - подсказывает она.
Я качаю головой:
- Сукой.
Она чуть улыбается, и все растворяется у меня перед глазами. Круг замкнулся.