Annotation

     Является ли книга и вино взаимоисключающими пластами реальности? Вот у ж не сказал бы! Ценность любой книги в тех образах, которые она разворачивает перед читателем. Во всяком случае это верно в отношении книги художественной. Сопереживание героям, иллюзия присутствия в конкретных жанровых сценках. И веер смыслов раскрывающийся перед разумом читателя. Смыслов которые в качестве образов роятся в его, читателя сознании, иногда срываясь с языка и попадающие при помощи звуков в сознание уже вполне живого собеседника такового читателя. Расследование знаков которые автор книги одновременно и скрывает от читателя и жаждет ему подарить. С неизбежностью (опытные читатели меня поймут!) любимые книги крепко ассоциируются с легким ароматом типографской краски книги, какой либо герой со вкусом мандаринки подаренной вместе с книжкой и скрытым в ней героем на Новый Год. Да мало ли с чем! Например, с крепким йодистым ароматом морской скалы, с орущим ребенком, с вкусом сладчайшего черного чая. Для меня, скажем, "Семнадцать мгновений весны" Юлиана Семенова неразрывно связаны с мелкими камушками перевитыми водорослями на партенитском пляже, а "Махабхарата" со злым песком евпаторийского дикого пляжа, где этот песок нещадно высекал меня порывами крепчайшего степного ветра.

     

     В этих якорьках, зацепках которые прокладывают цепочки ощущений к смыслам книги видное место может и должно занимать вино. Особые букеты ароматов, взрывная гармония вкуса, долгое и такое разнообразное послевкусие. Вино придает изысканный эстетизм при чтении книг, настраивает на возвышенный и при этом полный отдохновения от бытовой суеты лад.

     Отдельные жанрам художественной литературы соответствует свой сорт вина, свой букет, аромат и цвет. Даже отдельные произведения великой литературы заслуживают свои уподобления в винной линейки. При этом количество выпитого вина играет крайне незначительную роль при насыщении образами из книги. Более того, для многих будет достаточно аромата, изысканного преломления луча солнца в бокале, чтобы поймать свой миг-якорек и на всю жизнь подцепить Хэмфри Ван-Вейден на искорки от разбившегося луча солнышка в бокале с массандровским Мускатом Южнобережным, а Пол Атрейдеса на хитроумный с двойным дном аромат алуштинского Каберне.

     

     Лёгкая горечь коктебелевского Пино Гри (его свет и воздушная лёгкость) оттеняет притчу Андерсена о круге жизни и выборе между вечным ожиданием и ярким моментом сейчас. А винная кислинка с добавлением аромата первых, застенчиво-робких летних дней именно коктебелевского Пино Гри, придаст свежести при восприятии последней фразы притчи ломающей все то, что читатель нафантазировал себе о концовке буквально страницей раньше.

     Ах, да... Послевкусие будет особенно пикантным если добавить к вину немного сыра данаблу...

     

     Серое преосвященство вышедшее из безумно-гениальной головы Хаксли производит взрывное впечатление натурализмом бытовых сцен, изысканностью теологических размышлений и рубящим подходом историка-профессионала. Про сатиру, иронию и стиль Хаксли я уже молчу. Коктебелевское же вино "Траминер" проникает буквально в кровь после первого же глотка мягкой цветочной свежестью, почти не заметной кислинкой и душистым ароматом киммерийских степей. Обманчивая мягкость отца Жозефа сочетается с лукавой простотой тона. Но наступает вкусовой полураспад и в этот момент особенно пикантно читать об индуистских истоках христианского мистицизма, параллелях политического мистика из ордена Францисканцев с мастерами южного Буддизма.

     Определенно Траминер лучшее вино для политического детектива с изысканной теологической подоплекой.

     

     "Чапаев" книга исключительной предметной точности. Чего только стоят "заплесневевшие ноги" чапаевского комбрига. Но это жестокая книга и очень важный текст по анатомии героического, взятого в одной отдельной обстановке. Фурмановская проза резкая, выбивающая из уютного комфорта правда степной жизни, она, проза, родная сестра аромату сухого крепкого Хереса. Причем желательно того хереса который выпускался симферопольским "Дионисом" (но это редкость, поэтому можно взять и Массандру).

     Жёсткий, пропитанный степным ковылем херес, где весь сахар пережжен каленой реальностью. Завывающая серость красноармейской массы в Самаре, омерзительная трусость главного героя, размашистость Чапая, простор уральских степей и ярость старого мира сочетается с жёсткостью, остротой, резкостью и грубоватой яростью Хереса. И лишь в середине восприятия книги/вина начинаешь понимать скрытые предпосылки рассвета аромата Хереса и жажду нового Мира фурмановского "Чапая". И первое и второе приходит через горечь, дискомфорт и большую романтику, правда последняя скрыта под глыбами повседневности.

     Вольный дух. Жестокость. Места о свободе в буйной, все сжигающей страсти. Аромат плавней низовья Волги, горечь пожаров и оглушающая казачья воля напополам с буйством фантазий. Я не смог подобрать вина. Лучше всего к Шукшину и его Разину подойдёт Граппа.

     Фруктовые тона, виноградная горечь и жжение подслащенного спирта согревают тело, будоражат разум и не лишают возможности осознать, что есть казачий бунт против обыденности.

     

     Желязны. Ночь в тоскливо октябре. Одно из самых мелодичных и фактурных произведений великого Мастера. Множество персонажей. Для меня всегда был иниересенвечно пьяный русский монах-расстрига раздавленный собственным милосердием и его друг - черный полоз живущий у него же в желудке и от того ставший алкоголиком - шедевр. На мой взгляд одна из самых загадочных фигур этой напряженной мистической городской сказки. Или говоря современным языком: МИСТИЧЕСКИЙ ТРИЛЛЕР в жанре городского фэнтези.

     Впервые я прочел текст много лет назад потягивая инкермановское Каберне-Мерло. И считаю они прекрасно дополняют друг друга. Но сейчас я сделал бы скорее глинтвейн с мускатным орехом и корицей. Горечь вина, пряность специй, проникающий в кровь аромат горячего вина и великолепная интрига о тех кто хочет открыть и разрушить противостоящих тем кто хочет закрыть и сохранить. Правд много. Истина одна. Читаем и думаем. Дегустируем и наслаждаемся.

     Горящие сады Афганистана. Автор - очевидец событий, великий русский талант - Александр Проханов. Советский спецназ и американские шпионы, бородатые фанатики и любовная история русского журналиста. Изысканная эротика и описание канализационного бурления нечистот... Все это пряный, тяжёлый аромат Афганистана, гнетущий пресс ошибок, игр политиков и усилие разных людей к своему счастью. Отличный фон для такого шпионско-политического детектива: густая, удушающая сладость красного, смолистого мускателя: "Мускатель Массандра. Черный".

     "Любимый ястреб дома Аббасов". Открываешь первую же страницу книги и на тебя обрушивается затягивающий жар Самарканда, пышно-сладкая встреча старых друзей - потомственных тайных дел мастеров безумно древней Согдианы. Приторная, обволакивающая липкая экзотика Ирана, где часто зубы ломят от беспредельной хрустальной частоты мошенников выдающих себя за пророков. Зороастризм и Ислам, язычество и мелькание Христианства, купцы, шейхи, воины, шпионы, фанатики, интеллектуалы, кони, сады, горы, реки, пустыни кружат тебя вслед за полетом любимого ястреба дома Аббасов. Для этой книги нужен взрослый, мужской напиток - портвейн, он должен быть крепок, но быть прозрачным - значит белый портвейн. Великая книга требует марочного вина. Книга хоть и крепка, но может ткать мягкие смыслы, а значит нужно ликерное послевкусие. Однозначно! Ястребу нужен Поручик Голицын - белый, марочный портвейн Массандры.

     

     Сладкий юмор, горькая ирония, опьянение от абсурдной реальности. Все это Швейк, все это безумие чешского мира войны и чешского ехидного разума. Чужие Западу, не свои для Востока, в симбиозе насилия со стороны Германского духа и дисциплины все это рядовой Швейк. К этой книги нужно что-то ломающее устои. Пиво "Якорь" Каберне Фран, а вернее Винный Эль приготовленный под Евпаторией у берегов Солевых Лиманов - это правильный выбор. Сладость малины, горечь тмина, сочетание пивной плотности и шампанское воздушности. Несколько бутылочек и томик Швейка раскроется в самом ошеломительном виде и заиграет новыми смыслами. Гашек, наверное, бы согласился со мной.

     

     Эллада не разрушена, Рим в симбиозе с Афинами создаёт цивилизацию. 21 век. Ходящие по снам делают людей лучше, а деймосы - хуже. Наши знаки сознания, эмоции и движения разума, воля и любовь, воля и бешенство цветут в мире снов. Его надо чистить. Нужно следить за самим собой. Лучший спутник по миру Гипноса это, пожалуй, полусладкое красное инкермановское "Крымская ночь". Густое, тягучее, с ароматом шелковицы и сливы, со вкусом перезревшие душистых фруктов позволит отрываться от книги и спрашивать себя: я человек или потакатель собственному деймосу? Каковы символы моего я?

     

     Россия после Смутного времени и центральный УКРАИНСКИЙ ВОПРОС. Россия начавшая вновь осознавать сама себя после самозванцев и потери чести. И вопрос о Малой России как стержень этого стремления. Ошибки, подлость, гнев, фанатизм, рассудительность и власть. От буйного Хмеля до ледяной Христины. Нужно крепкое, пряное вино с кислинкой и жёсткой горечью... Однако при этом ликерного, но не приторного вкуса. Мадера Коктебеля 2015 года урожая подходит. Ковыль степей и лёд Соловков, туманяшая лихость шляхты и размеренность боярской думы. Прошлое, через которое понимаешь настоящее.

     

     Роза и Шампанское. Романтическая трагичность и мускатный сладкий аромат. Марсианская танцовщица + взбешённый, яростный лингвист-человек = Легкая, воздушная, пьянящая грусть. Безысходность и кастрация культуры в плотном замесе с религиозной жаждой героя оборотной стороной которой является страсть как долг, любовь как заблуждение. Удар ногой в далёкую луну красив, но не эффективен. Лёгкая пьянящая действительность мускатного шампанского также лукава как игры культур между собой.Читаем Желязны "Роза для Эклезиаста" и дегустируем Белое Мускатное шампанское Балаклавы.

     

     Яркий рубиновый цвет преломляющийся тысячами граней в бокале от Каберне-Совиньон. Слегка шершавый и колючий от пузырьков брожения вкус обвораживает лёгкой горчинкой и пряностью чернослива, терпкой горечью и кислинкой вишнёвой косточки. Бархатное, долгоиграющие послевкусие красного, игристого БРЮТ от Нового Света. Лёгкая меланхолия и тяга к глубоким мыслям, неуловимый юмор и горечь бессмысленной трагедии, очевидная комедия - обыденной скуки политики. Дракон улыбается, его головы смотрят на тебя мертвыми глазами и Ланселот убивает самого себя... Кот тяжко вздыхает в своей тоске-любви по людям и мурлыкает у печки. Снега памяти покрывают наше драконье Я, но Шварц и бокал игристого пробьют дорогу в этих залежах мещанского чванства. Немного чернослива в бокале и лёгкого политического юмора на Новый Год? Дракон и Шампанское ожидают своих дегустаторов.

     

     А пили ли вы в компании сразу шести королей, а вот Кандид пил. А слышали как у меотийского болота в оссаде Азова янычары питались филейной частью барышень из гарема? А вот Кандид слышал это от очевидцы. А как вам скверно повешенный философ оживающий под скальпелем патологоанатома - хирургу было прямо скажем плохо, а Кандиду радостно. Москва и Лиссабон, Бразилия и Венеция, Марокко и Стамбул... Философия Лейбница на фоне точечных женских фигурок в гареме и фатализм под шербет и лимонные корочки. Любовь баронессы, страсть вестфальца и демонический кашляющий смех Вольтера. Право слово, возьмите 2-3 бутылочки шампанского с царских виноградников Ливадии. Мыслите лучший из миров и быть может светлые тона полусладкого шампанского вам помогут подняться над произведением, угадать собственную пошлость и философский примитивизм. ВоВозделывать сад, молчать и трудится это насмешка над бесконечностью человека. Такая же насмешка как закусывать полусладкое шампанское солёным огурцом и читать Кандида за чаем с бубликом.

     

     "Клан белого волка". Они стоят на страже мира Богов и холодных просторов безвременья с миром людей. Они бедны. На обед у них подгорелая каша и кислая бурда именуемая вином. Они сражаются с людьми не пуская их в мир жестокой мистики, они бьются с порождением холодной ярости божков не пуская их в мир людей. Там в крепости они феодалы, здесь в Москве торговцы антиквариатом. Там один из них бог грома здесь сумасшедший со строительным молотком. Они граничары. Шампанское Севастополя на границе миров, на границе мечтаний от Европы до Азии лучший выбор. И, да, изысканный юмор, звенящая простота и грустящая романтика фронтира отлично подходит под полусладкую горчинку севастопольского игристого вина, впрочем как и тяжелая судьба автора книги Белянина.

     

     Степное разнотравье хлынет Вам в душу после первых страниц книги. Набирающая мощь музыка травяного моря, безбрежный свод неба и ярость, просторная ярость бури переплетаются со страхами мальчика, цинизмом дяди, тоскливой судьбой возниц. Степь искореживает натуру еврея делая из него озлобленного бессеребренника, возвышает любой музыкальный, настроенный на сострадание слух человеческий. Легкий, едва доносящийся вкус фруктов, соломенный цвет вина, аромат цветочного меда, кислинка без горечи и свежесть без границ инкермановского полусухого рислинга куда как хороши под степные зарисовки молодого Чехова!

     

     Удивительна книга А. Проханова "В островах охотник": черная пряная революция кхмеров. Тягучий, вяжущий липкий жар джунглей разрываемый трагедиями и мучениями тысяч людей. Экзотика южной страны, буйство красок, роскошь природы и мягкий, накатывающийся ужас Пол Потовской волны безумия. Советский журналист медленно поглощаемый переплетенными линиями судеб. Хорошо вплетается в этот смысло-текст пряный, наполненный вяжущим веусом экзотических фруктов Мускатель. Сладковатый аромат с яркими тонами муската, послевкусие очень выдержанное, мягкое, согревающее. Мускатель "Черный Массандра" оставляет на языке липкий вкус персика, перемежающийся ароматом азиатской дыни и мушмулы. А в память души свивающимися кольцами укладывается черная революция совсем не красных кхмеров

     В ночь перед Рождеством разыгрывается языческая драма. Появление Христа знаменует бессилие всяческой бесовщины. Но вот накануне всплеск омерзительной ночи. Ведьма-кума, ведьмак-отшельник, черт, лукавство, враньё и безудержное веселье. На этом фоне кузнец Вакула влюбленный в свои силы побеждает черта (существо крайне древнее и опытное). Самомнение его позволяет чувствовать собственное всесилие, а страсть к красавице горячит разум. Грань между христианином и язычником с хрустом ломается и якобы побежденный черт празднует победу над ненавистным художником-кузнецом. Немного подогретого кагора с коктебелевской тончайшем ароматом позволят взглянуть на гоголевский сюжет иначе чем в школьной интерпретации. Лёгкий, но от этого не теряющий своей могучести кагоровский букет поможет подняться выше забавного анекдота о хуторянском патрубке и подарить мысли о мистической трагедии описанной Гоголем.

     Мягкий бархат красного выдержанного алуштинского мерло и тягучая, сухая терпкость этого напитка в своей дисгармонии необыкновенно воздействуют на человека. Великое горе от великого ума, страшная тоска от выдающейся порядочности, мягко-пошловатая Лиза, приторно-прямой секретарь и послевкусие таинственной княгини Марьи Алексеевны стоят красного выдержанного сухого вина. Тональность вишни придает пикантность любовной интриги, рубиновый цвет предвосхищает кровавую развязку уже за пределами пьесы, а горькая терпкость требует решительного ответа на вопрос, а собственно ни я ли судья самому себе?

     "Волшебник Земноморья". Книга о жуткой тени с которой надо сразиться, болтуны драконы - единственные кто может оболгать истину... Смерть за заборчиком и волшебные руны в почти египетских подземельях. Величие на маленьком острове и нищета блеска в столице волшебников. Красное полусладкое - это мир восточной сказки запад от Урсулы. Насыщенный глубокий темно-рубиновый, с фиолетовым оттенком цвет роднит с глубокими страстями героев. Яркий, выразительный аромат с тонами черники и нежным сафьяновым оттенком гармонирует с мягкой любовью волшебников. Свежий и пряно-терпкий вкус с долгим послевкусием это игра вашего воображения в мирах Земноморья.

     

      Скучная, унылая Сибирь до Енисея, серые краски, тоскливые "бабёнки" также и евпаторийское красное не впечатляет. Но приноровившись к вкусу открываешь его плавность, лёгкость и полутона. Могучий Енисей у которого все впереди и поразительное пространство Тайги совершенно под стать ощущению от евпаторийского Каберне во второй части восприятия вина. Широта и окрыленность вкуса великолепна. Сибирь оканчивается самородком-алкоголиком деспотичным и томным кузнецом и приходит мысль, что бутылка опустела, в голове шумит и не стоит уподобляться героям Чехова - интеллигентам пьющим в Сибири: "не изящно, грубо и глупо"...

     

     Лакрима Кристи красное, тихое вино... Кошмар на улице Мудрологов пропитан ликерным десертом университетских интриг... вязким, теплым, сладким, ароматным, пьянящим голову... Цвет Лакрима насыщенный тёмно-красный с вишнёвыми оттенками, но вино прозрачное и очень душистое. Кошмар насыщен густым содержанием мистического триллера, он предполагает кровь... но ее нет на страницах книги. Кровь ждет потом... После свершения интриги... Уже не в сюжете, а в голове у читателя... Вино крепкое... Высока степень искренности покрывающую голову читателя жаром правды и Кошмар... Но крепость иллюзорна и быстро рассеивается в ликерном послевкусии... Книга также растворяется в сознании и становится твоим спутником, покидая задумки автора и покоряясь читателю. Лакрима Кристи - слезы Христа, слезы о плоскости человеческой природы... которой суждена многомерная реальность вселенной... Слезы кошмара это слезы о схематизме жизни... которая должна была бы быть эталоном разнообразия и универсальности

     https://author.today/work/252675

     

     Снега памяти окутали жар песков... Стареющий пенсионер, бывший ас политической разведки и вдруг снова Восток. Пыльные бури, жаркий взрыв террора, столкновение иудаизма, христианства и ислама. Клокочет Восток сталкиваясь с жаром России и ледяным цинизмом Запада. И в центре вечный Иерусалим... Молитва на руинах римской империи, пьянящий кальян в Ливии и фиолетово-красный цвет вина пронзающий политическую интригу романа. Выразительный фруктовый аромат с тонами черных ягод гармонирует с экзотикой кипящего варева трёх религий под сенью столкновений цивилизаций... бархатистый сладкий вкус, сбалансированный умеренной кислотностью и бархатистыми танинами есть послевкусия удивительной стилистики автора романа - Проханова.

     

     Скользит история Китая по склонам холмов, извивается по долинам событий. Вкус этой истории мерными волнами качающий читателя очень деликатный, с фруктовыми тонами и уравновешенной сочной кислотностью. В этой истории много сладости и легкого дразнящего аромата. И даже пролитая кровь ханьцев не делает ее тошнотворно мрачной. Конфуцианский канон, даоская мистика, коммунистический романтизм осветляют историю до соломенного цвета белого вина. Жемчужина Массандры очень хорошо сочетается с жемчужиной научно-популярного изложения дельновской "Китайской империи от Сына Неба до Мао Дзедуна".