Щеткова Ольга Анатольевна
Живая летопись села Скоблино

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Летопись села Скоблино Курганской области (ранее Челябинского уезда) и истории его жителей с самого основания этого поселения.
Южно-Уральская Ассоциация генеалогов-любителей
  
   ЖИВАЯ ЛЕТОПИСЬ
   СЕЛА СКОБЛИНО
  
  
   Челябинск
   2008г.
  
  
  Село Скоблино в 70-х годах [Иванова Л.Ю.]
  Домик с селе Скоблино в 70-х годах ХХ века.
  
  
  УДК 947.05(075)
  ББК 63.3 (235.55).я 72
  Ж66
  
  Авторы книги-сборника: Л.Ю. Иванова, П.В. Варлаков (г. Курган), Л.А. Лазуко, Н.А. Лазуко (г. Челябинск), С.В. Плотников (пос. Юргамыш Курганской области), О.А. Щеткова, К.Д. Щетков (г. Челябинск). Редактор - Ольга Щеткова. Руководитель нашего творческого проекта: Сергей Васильевич Плотников.
  
  Выражаю огромную благодарность Ивановой Людмиле Юрьевне - если бы не она... я бы ничего не успела.
  
   "Живая летопись села Скоблино". Челябинск, 2008 год. 573 стр.
  
  Книга востребована и в настоящее время выходит уже третье издание.
  
  
   От авторов
   Человек начинается с места, где он родился. По-разному может сложиться жизнь, но родное село и его окрестности - речки, холмы, тропинки, покосы - уже заложили информацию о каждом из нас в свою память. Когда-нибудь потом, позже, они смогут многое рассказать о жителях этих мест, так же, как сегодня могут рассказать многое о тех, кто жил здесь в прошлом.
   Мы предлагаем Вам отправиться в путешествие по родному селу.
   На пути наших поисков оказались: дневник жителя села Скоблино - Еланцева Григория Петровича, рукописи Багрецова Ивана Васильевича, Меркурьева Ивана Дмитриевича, Горбунова Максима Петровича. Нам удалось взять интервью у некоторых жителей села Скоблино. В результате - получилась эта книга.
   Вся наша дружная редакция мечтает о том прекрасном времени, когда о каждом, самом маленьком селе или деревеньке будут написаны живые летописи заинтересованными краеведами из этих мест. Стоит только начать!
   Знать и приумножать свою историю - это значит делать инвестиции в будущее. Что мы смогли бы противопоставить современному хаосу на телевидении и в прессе? ... Мы можем думать, изучать и создавать историю своей родной деревни или места, к которому привязаны.
  Возможно, всем миром мы сумеем возобновить такое нужное и удивительное в литературе прошедших лет направление, как составление и ведение летописей!
  
  План села Скоблино [Багрецова Наталья Леонидовна. Краевед из Челябинска.]
  План деревни составил Багрецов И.В.,нарисовала его жена Наталья Львовна.
  
   ОГЛАВЛЕНИЕ:
  1. Введение..........................................................
  2. Дневник Еланцева Г.П. ........................................
  3. Заявление Еланцева Г.П. в Исполком
   Скоблинского Сельского Совета на свою
   соседку Махнину Ирину.......................................
  4. Наши деды и прадеды. Воспоминания
   Степаниды Григорьевны
   Еланцевой.........................................................
  5. Родословие Ивана Васильевича Багрецова.................
   1) Введение........................................................
   2) Текстовые пояснения, выводы и рассуждения
   о предках наших Багрецовых, проживавших
   в селе Скоблино................................................
   3) О селе Скоблино...............................................
   4) Багрецовы........................................................
   5) Прадед Гаврила Никифорович Багрецов..................
   6) Дед Савелий Гаврилович Багрецов........................
   7) Отец Василий Савельевич Багрецов........................
   8) Факты биографии и всевозможные истории
   из жизни отца...................................................
   9) Меркурьевы - Багрецовы, совместные
   радости и беды.................................................
   9.1) Меркурьевы, Марина Дмитриевна
   Багрецова...................................................
   9.2) Беда, скитание по Сибири..............................
   9.3) Небольшое философское отступление.............
   10) Жизнь в Больше-Приютном...............................
   11) Возвращение в родное село..............................
   12) Учёба в сельскохозяйственном техникуме
   и в сельскохозяйственной академии.....................
   13) Записи И.В. Багрецова, восстановленные
   его женой Натальей
   Львовной Багрецовой........................................
  6. Приложения к рукописи И.В. Багрецова
   а) Повесть о возникновении села Таловки
   Юргамышского района Курганской области.......
   б) Письмо И.Д. Меркурьева племяннику
   И.В. Багрецову.............................................
   в) Максим Петрович Горбунов...........................
  7. Воспоминания Багрецовой (Штюрмер)
   Натальи Львовны...................................................
  8. Воспоминания дочери И.В. Багрецова Марии
   Ивановны Голубцовой (Багрецовой)...........................
  9. Письмо Варлакова П.В. ...........................................
  10. Старообрядческий священник Василий
   Шипулин.............................................................
  11. Описание была крестьян Зауралья из журналов
   "Оренбургские Епархиальные ведомости"
   за 1875 год..........................................................
  12. О чём бы поведал пропавший клад?...................................
  13. Сказания летописных времён...................................
  14. Топонимы села Скоблино и его жители......................
  15. Чудская деревня...................................................
  16. Комментарий учёного.............................................
  17. История села Скоблино..........................................
  18. Откуда пришло слово "Урал"?.............................................
  19. Заключение..........................................................
  20. Использованная литература......................................
  21. Карта Красильникова. Часть "Исецкой
   провинции" за 1755 год...........................................
   Введение
   В Курганской области находится много старинных сёл, ведущих своё начало в большинстве своём с XVIII века. В их число входит и село Скоблино Юргамышского района.
   Наша работа заключается в том, чтобы восстановить жизнь сёл и деревень Курганской области Мишкинского и частично Юргамышского районов во всех мельчайших подробностях.
   Наш современник, удивительный скоблинский полуграмотный крестьянин Григорий Петрович, записал историю своего рода и своего села с 1806 года.
   Григорий Петрович пишет, как с десяти лет помогал отцу боронить пашню, с детства приучали детей к земле, к труду.
   В 1914 году отца взяли на фронт. Гриша остался с дедом. Дед купил старую лобогрейку. Работали вместе - и стар, и млад.
   Снопы возили с дедом с ближней пашни на гумно, а
  с дальней - к избушке у Дубровы. Там снопы молотили, а солому скармливали коровам. Держали 4-5 коров, для которых у избушки были пригоны и конюшни.
   До половины зимы жили в избушке. По вечерам при свете лучины Гриша читал дедушке сказки. Маленький Гриша учился в школе "две с половиной зимы". Учительницей у него была Платонида Егоровна, "хорошая была женщина". Законоучиелем в скоблинской школе был священник Павел Дьяконов. За правильный ответ он давал читать книгу "Сотворение мира и человека".
   Не перестаём удивляться образности языка Еланцева Григория Петровича: "...Выбрали Еране в жёны Олёну Степановну. Худенькая, тоненькая девчушка, а такая мастерица чудесная! Припала на неё страсть быть красильщицей. Красит пряжу для себя и на сторону. Оплачивали ей за работу кто чем, а больше яйцами куриными. Бывало, принесут ей корзину яиц, не считая выкладывают их Олёне Степановне. Красила Олёна и холсты"...
   Сейчас в районе нет ни одной плотины на речках - не могут запрудить. Раньше могли. Староста села Капитон Прохорович Шумков "собрал народ в сборне. Решили: завтра поправляем пруд. Распределили обязанности - кто навоза привезёт, кто землю будет возить на пруд, кто поедет в казённый лес. Работали дружно. В народе было поверье или шутка: пруд будет стоять, если в воду сбросят мужика. Ухватили Капитона Прохоровича, как пушинку подняли выше головы и бросили в поток. Захлебываясь он кричал: "Что вы, мужики, так можно простудиться!". Ему помогли выбраться и на телеге увезли домой сушиться.
   Григорий Петрович описывает спор о городьбе смежной поскотины: "Деревня Камаган от Скоблино в одной версте, а домашняя поскотина смежная. Вот два общества не могут сговориться кому городить поскотину. Ссорились мужики не один год. Наконец решили: городить рядом две изгороди - скоблинцы свою, а камаганцы свою". Так и стояли две изгороди. То у камаганцев изгородь упадёт, то у скоблинцев.
   После чтения дневника Еланцева Г.П. как живые, встают перед глазами образы скоблинцев. Вот собрались крестьяне на строительство дамбы в родном селе, вот прибежали на станцию смотреть на первый паровоз, да испугались!... Деревенский сход собирался в сборне. Крестьяне всё решали сообща, не были разъединены, как сейчас. Если бы им сказали, что в настоящее время в деревнях сетуют на отсутствие работы, то они бы нас не поняли. Работы в селе полно!
   "...Грянула революция 1917 года. Священник читал проповеди, обращался к верующим, просил молиться Богу за Государя Императора и Отечество и находил сочувствие, особенно у пожилых женщин".
   Капитону Прохоровичу поручили возглавить товарищество по совместной обработке земли. Товарищество распределяло сельхозмашины: плуги, веялки. Дед Григория Петровича долго просил "Капоньку" продать плуг, доказывал: "Тебя поставили в первую очередь обеспечить солдатские семьи, а ты даёшь тем, кто побогаче, дружкам и товарищам". Доказывал с крепкими словами собственную правоту. Вскоре и деду продали плуг.
   Война закончилась. "Мы пахали новым плужком и радовались, когда выйдем на край полосы, стряхнём землю с отвала, а он блестит как зеркало".
   Воспоминания Г.П. Еланцева будут сохранены и в сельской библиотеке села Скоблино, и в школьном музее.
  Семья Еланцевых собралась в Скоблино на семейный праздник. [Иванова Л.Ю.]
  Большая семья Еланцевых собралась в Скоблино на семейный праздник.
  
  
   Южно-Уральский краевед Николай Чернавский задолго до революции 1917 года работал над созданием летописей сёл и деревень Урала, мечтал, что в каждом поселении будет вестись такая летопись. И они с 1865 года в России прижились. Церковно-приходские летописи вели сельские священники. Наиболее интересные были напечатаны в популярном журнале того времени "Оренбургские Епархиальные ведомости". В них отражался быт народа, описание уклада жизни крестьянства, ремёсла, наиболее яркие события, даже прямая речь жителей звучала на страницах летописи, сохранённая священником данного места. Мне удалось найти в журнале "Оренбургские Епархиальные ведомости" за 1875 год церковно-приходскую летопись села Травянского, составленную священником Петром Виноградовым. Сейчас это село называется Дубровное и находится в Мишкинском районе. Этому селу несказанно повезло, история села и его жителей бережно сохранена благодаря подвижничеству священника Петра Виноградова.
   К большому сожалению, церковно-приходской летописи села Скоблино мы не нашли, поэтому в книге напечатана летопись села Травянского с тем, чтобы читатель мог легче представить жизнь крестьян того времени.
   Революционные события 1917 года прервали эту уникальную традицию русского народа. Николай Чернавский, однако, до самой смерти, до 1940 года писал в своих статьях о необходимости заведения летописей по каждому населённому пункту: городу, селу, деревушке, но его пожелания услышаны не были.
   Сейчас священников очень мало, они перегружены. Работа по составлению таких летописей не ведётся на официальном уровне и не относится к числу приоритетов политики правительства России. Однако, местные краеведческие музеи, в частности, Мишкинский и Курганский, ведут активный сбор и сохранение таких летописей и воспоминаний жителей Курганской области.
   Сергей Васильевич Плотников, краевед из Юргамыша, великодушно предоставил мне бесценную рукопись Багрецова Ивана Васильевича, жителя села Скоблино Юргамышского района Курганской области. Её можно назвать "Живой летописью села".
   Иван Васильевич Багрецов родился в селе Скоблино в 1926 году, умер в городе Челябинске в 1987. Его бесценная рукопись позволяет нам соприкоснуться с прошлым, лучше понять, что чувствовали, чем дышали далёкие наши земляки. Самое главное в его воспоминаниях - это любовь к крестьянину. Он старается проникнуть в глубинный смысл происходящих вокруг событий. Вот его слова: "...Теперь и поразмыслите, дорогой читатель, что и как формировало крестьянскую психологию? ...Почему крестьянин, ущемляя себя, создавал запас на чёрный день и на старость?... Все средства к жизни доставались ему исключительно тяжело. ...Это заставляло крестьян жить большими семьями. Неграмотность, забитость, низкие производительные силы, взаимная зависимость - всё это и формировало патриархальный уклад жизни крестьянина. Такой уклад был, конечно, и в семье моего предка Никифора Овдокимовича".
   Когда читаешь о раскулачивании, обо всех ужасах крестьянской ссылки, холодеет душа. Вокруг Багрецовых умирали люди, вся семья переболела тифом, жили в бане, которая топилась по-чёрному, ютились в крохотных избушках с земляным полом и протекающим потолком. Описывается также и случай, когда горе-родители из-за голода оставили на вокзале своих дочерей.
   Чем беднее был человек, тем более он был склонен оказать помощь ближнему. За что трудолюбивых крестьян выселяли из собственных домов? Чем руководствовались соседи, заселявшиеся в пустующие дома хозяев-горемык? Вопросы-вопросы...
   Далее Иван Васильевич подробно описывает свою довоенную жизнь. В 1938 году с каждого колхозного двора требовалось сдать государству 40 килограммов мяса, 365 литров молока, полторы овчины, 200 килограммов картофеля, свиную шкуру, 100 штук яиц, 2,5 килограмма сухой махорки, плюс денежные налоги, страховка, самообложение, подоходный налог и т.д. Получал же колхозник трудодни, на которые колхоз выделял натуральную оплату хлебом, маслом, шерстью.
   За то, что крестьяне сдавали собственные продукты государству, часто сами не доедая, платили копейки, а деньги крестьянину были очень нужны, вот и приходилось каждому скоблинцу ездить торговать на базар в Юргамыш. Ведь любой семье нужны были обувь и одежда.
   А как горожане смотрели на крестьянина? - "У ты, задрыпанный колхозник!"... "Слово колхозник превратилось в пренебрежительное, города стали расти неимоверно быстро... Прогресс горожан и их сравнительно высокая обеспеченность осуществлялась за счёт того, что крестьянин недополучал за свой труд". Этот вывод Иван Васильевич Багрецов сделал ещё в 1950 году, когда ни у кого и в мыслях не было критиковать политику СССР. Позже эта тема была полностью раскрыта А.А. Базаровым в книге "Кулак и Агрогулаг".
   Главная заслуга по созданию книги "Живая летопись села Скоблино" принадлежит Плотникову Сергею Васильевичу - краеведу из посёлка Юргамыш Курганской области. Его бескорыстное служение людям и желание отдавать свои знания и накопленный опыт, думаю, будут оценены земляками по заслугам.
   Хотелось бы, чтобы каждый человек, не теряя ни минуты, начать записывать летопись своего рода. Воспоминания многих жителей можно будет обобщить и это позволит более полно воссоздать историю родного края.
   Аспирант кафедры литературы Курганского Государственного Университета Екатерина Манакова в 2002 году опубликовала интересную статью о своей научной экспедиции в селе Скоблино, где описала обряды, легенды, преданья, духовные стихи, которые мы тоже не могли не поместить в нашу книгу.
   Спасибо всем увлечённым и неуспокоенным людям за единство и поддержку!
  
   Редакция книги "Живые летописи
   деревни Скоблино".
  
  
  
  
  
   Полна наша земля зауральская талантами. В их числе - скоблинский мужик, крестьянин и землепашец - Еланцев Григорий Петрович. Его воспоминания1 публикуются в "щадящем редактировании", дабы не нарушать стиля изложения и колорита текста автора (ошибки и знаки препинания там, где это нужно, исправлены авторами книги и отмечены курсивом. Дополнения к тексту воспоминаний, также, выделены курсивом).
   Дневник Григория Петровича Еланцева заслуживает внимания историков и краеведов Челябинской и Курганской областей, так как, возможно, является единственным источником информации о досоветской истории села Скоблино (ныне Курганской области).
   Г.П. Еланцев является летописцем своего родного села. В его дневнике чувствуется дыхание времени, что поистине бесценно. Предлагаем и Вам ознакомится с рассказом Григория Петровича о себе и о своих земляках.
  Еланцев Григорий с товарищем в 1920-х годах в армии. (Еланцев справа). [Иванова Л.Ю.]
  
   1. Дневник воспоминаний жителя деревни
   Скоблино Челябинского уезда Таловской
   волости Оренбургской Епархии
   Еланцева Григория Петровича
   (1906-1996 гг.).
  
  
  
   Повествование начинается приблизительно с 1806 года.
   "Еланцев Дмитрий Сергеевич (прибл. 1806 гр.) мой прапрапрадед, человек приезжий, а откуда - мне неизвестно. Одно дошло до меня, что он жил небогато, знал немного грамоту, служил писарем в селе Скоблино,2 еще был он староста на деревне, вот и всё начальство деревенское. Общество3 тогда ещё начинало образовываться - росло, прибывали пришлые люди с Урала да рожали порядком.
   Первая изба в деревне Скоблино была поставлена на возвышенности берега речки Таловки из толстых бревен, каких сейчас и в помине нет. Деревья рубили тут же на месте, так как кругом по берегам речки был сосновый бор.
   Шли годы, увеличивалось общество. Трудились мужики в своих хозяйствах, занимались хлебопашеством и скотоводством - это в основном. А были и другие занятия: плотники, кузнецы и другие
  потребные в жизни специалисты. Пахали плугами, так называемыми сабанами, сошники у сабанов были клинообразные двойные и одинарные, бороны деревянные с железными зубьями и косозубые4.
  _______________
  1. Дневник Еланцева Григория Петровича бережно сохранила его внучка - член
   Зауральского Генеалогического общества имени П.А. Свищёва в городе Кургане,
   Иванова Людмила Юрьевна.
  2. Первоначально деревня Скоблино называлась деревней Таловской. Была расположена
   неподалеку от села Таловского Челябинского уезда Оренбургской Епархии. С таким
   названием она занесена на карту Челябинского уезда начала XIХ века, а в
   статистической ведомости 1868 года она уже названа деревней Скоблиной. В этой
   деревне жили раскольники старообрядческой общины Поморского Согласия.
   Возможно, Григорий Петрович Еланцев, считал себя атеистом.
  3. В документах того времени деревня Скоблино была записана, как Скоблинское
   общество. Г.П. Еланцев почти всегда называет свою деревню обществом.
  4. Железные зубья вбивали в деревянный брус по косой.
   Постепенно росло население в деревне. Вырубались леса, больше распахивалось пашни, увеличивалось поголовье скота.
  Дмитрий Сергеевич женился, взяв в жены Елену Тимофеевну, которая родила ему сына Ерофея Митрича (прибл. 1846 гр.). Рос Ераня, как на опаре. Отец его сильно любил и не утруждал работой. Мать оберегала своего птенца. Бывало, она пойдет молотить рожь из овина молотилом, а Еранюшка бегает по деревне - озорничает да на Дунненковой церкви галок бьет.5 В те времена джинсы не носили, да материал на одежду был самотканый. У Ерани была белая рубаха ниже колен, он все лето в ней и ходил,6 озоровал.
   Вот, как-то едет мужик на лошади верхом, а Ераня подкрался к нему из-за угла: хлесть, мужика поленом - мужик с вершины
  долой, - сшиб мужика. Пошёл мужик жаловаться отцу Ерани: "Вот, так и так, Митрий Сергеевич! Твой сынок чуть меня не убил!".
   -Ну что с него возьмешь? Ведь он ещё ребёнок, детской ум-от.
   Пошёл мужик, не получив от родителя поддержки. Куда идти жаловаться? Ведь на деревне всё начальство - писарь да староста.
   ...У Митрия Сергеевича был ещё сын, брат Ерани - Фотий Митриевич (прибл. 1826 гр.). Был он богобоязненный, трудолюбивый, имел сыновей:
   Николая Фотиевича (прибл. 1846 гр.), ровесника Ерофея Митрича,
   Степана Фотиевича ( прибл. 1856 гр.) - моложе Ерофея Митрича.
   Но сначала об Еране:
   ...Ерофей Митрич был дородный мужик. ...Вот и подошла ему пора жениться.
   Выбрали ему в жёны Олену Степановну (прибл. 1846 гр.). Худенькая, тоненькая девчушка, а такая мастерица чудесная! Припала на нее страсть быть красильщицей. Красит пряжу для себя и на сторону. Оплачивали ей за работу кто чем, а больше яйцами куриными. Бывало, принесут ей корзину яиц, не считая выкладывают их Олёне Степановне. Красила Олёна и холсты.
  ___________________
  
  5. Церковь в селе Скоблино построили в 1911 году, а до этого ее не было. Не было даже
   и часовни. В селе Таловском была церковь, но ведь до нее было 5 километров.
   Возможно, выражение "на церкви галок бьет" было сродни выражению "бить
   баклуши", т.е. ничего не делать. Выражение "на Дунненковой церкви галок бьёт",
   возможно, от выражения "Дует ветер в голове".
  6. Обычно дети до 7-8 лет бегали по деревне в таких рубахах, естественно, без штанов.
   Ерофей взялся за работу: пахал, сеял, убирал рожь. Пшеница плохо родилась. Скота много держали. Бывало одних дойных коров от четырёх до пяти доило. Были и овцы, держали гусей, индеек, бывали и цесарки, в общем, ели досыта. Рассказывали, в масленицу накормит жена Ераню блинами - целую ладку перепечет, а Ераня всё, как голодный. Походит по избе, погладит брюхо, молвит: "А ну-ко, Олёна Степановна, налей-ко мне чашку щей". Скушает, щи да булку ржаного хлеба, выйдет из-за стола, пошлепает себя по пузе, скажет: "Ну вот, теперь и жить можно!".
   Трудился Ерофей споро. Сила и здоровье позволяли ему. Снопы осенью возили на гумно к овину, где сушили и молотилами молотили. Тут же на гумне были пригоны для скота. Теплых хлевов не было, были навозные жердяные стены, хотя тепло в них не держалось, а ветер не продувал. Крыша подновлялась ежегодно. Навоз мерзлыми глыбами выбрасывался в пригон, где скапливалась горка навоза выше крыши. В гувне был глубоченный колодец - 9 метров, скоту воды хватало. Подобные гувна и пригоны имели все мужики и получался круг - гуменная деревня.7
   Осенью с полей в гувна свозили снопы, укладывя в клади, сушили в овинах и молотили вручную молотилами. Солома шла на корм скоту. Уборка урожая в основном велась серпами вручную и литовками с грабельцами. Тяжек был труд, недаром и песня поется: " Доля ты русская, долюшка женская, вряд ли труднее сыскать...".
   Ведя борьбу с капризами природы, не мало хлопот доставляли кыргызы, так тогда называли казахов. Нападая воровски с помощью русских мужиков, охочих на легкую
   наживу, - грабили русские деревни. Действовали они по ночам и днём угоняли скот, в основном лошадей. Обворуют одну деревню и выжидают, прислушиваясь, как относятся русские власти. Осмелев, кыргызы шли в следующую деревню.8
   Спасая скот, русские мужики угоняли скот в поле, скрывали в
  _______________________
   7. В деревне Постоваловой в середине ХХ века сохранилась конюшня, стены которой
   сложены из жердей в два ряда, а между жердями была уложена солома. В деревне
   Камаган коров держали в пригоне из жердей, между которыми также была
   наложена солома, была на нем и соломенная крыша. А на гумне Ерофея Митрича
   между жердями был уложен навоз.
  8. О грабеже киргизов в XIX веке слышать не приходилось, известно, что так было в
   первой половине XVIII века. В XIX веке случались набеги башкир. (Хронологическая
   неточность Г.П. Еланцева).
  лесах, в редниках. Лошадей дед Михайла тоже увел к Еланцеву болоту, - четыре головы. Особенно дед берег Сивка-производителя. Не уберег Сивка дед Михаил Ерофеевич. Увели ночью Сивка.
   Соседи Еланцевых старообрядцы Кармацкие. 1912 год. Село Скоблино. [Суханов Михаил Владимирович. Город Курган.] Храбрый был сосед деда Кармацких Егор Семенович (см. фото): "Не отдам я своих коней, буду драться до смерти, а лошадей не отдам!". Надеялся он на свою винтовку-однозарядку. Заряжалась она свинцовыми шариками. Вот дошла беда и до Кармацкого. В один из дней приехали пять человек с ружьями. Егор встретил их на коне с винтовкой за плечами. Окружили Егора: "Снимай винтовку!". Беспрекословно снял он свое оружие, отдал грабителям. На глазах увели кыргызы его лошадей, связав их арканами: одним концом за шею лошади, другим - за хвост передней лошади. Обворуют грабители одну деревню, нападают на другую.9
   Таким образом, прошли далеко. Местные власти не в силах были справиться с ворами. Пошли одна за одной челобитные грамоты царю. Царское правительство издало указ: " ...переселить из России казаков для охраны". Этим указом было дано право расправляться с ворами по своему усмотрению. Драть их в хвост и в гриву. Ну, казаки и драли. Казакам, в свою очередь, была дана воля селиться и жить, где угодно, заниматься хозяйством, пользоваться землей сколько угодно. Говорили, для острастки на селе была привязана голова звериная на колу. Так был положен конец воровству. Скоблинцы зажили снова не оглядываясь по ночам: "Нет ли налётчиков?".
   К этому времени10 было мужиками построено семь домов кирпичных, из которых к нашему времени три нарушились, пригодных осталось четыре. Из деревянных мне казались крепостями дома "через сени-горница".11 Их насчитывалось около двадцати. Были и крестовики, пятистены под тесом и железом.
  Мужики посправнее делали помочи в возке леса соснового из беловодского лесничества, дорога 45 километров. Лес толстый.
  _____________
  9. Удивляет терпеливость и незлобность русского мужика. Его грабят, - он молчит и
   мирится.
  10.Речь идет о конце XIX - начале XX веков.
  11.Дом "через сени-горница" был удобен для крестьян. Возможно, потому, что зимой
   можно было жить только в избе, экономя дрова, а летом и в горнице, в горницу
   можно было поселить и женатого сына. Сейчас таких домов почти не осталось.
  
   Наш дом был тоже "через сени-горница", но он был собран из старой толстой избы, в ней жил Ерофей Митрич. А потом была поставлена хоромина без окон, служившая и кладовой, и амбаром. Когда женился дед Михайла, он прорубил два окна, получилась "горница - через сени".
   Кажется, небогато жили, а Авдотья Григорьевна - наша бабушка, полюбила Мишу. Парень он был не в отца-толстяка - сухонький, стройный, да и дрался хорошо. В солдаты его не брали, так как он был один сын в семье. В общем, был первый парень по деревне. Наденет, бывало, бархатные шаровары да шёлковую рубаху, покромку с большими кистями, подстриженный под "кружало" (полукругом, парень - загляденье!
   Шли года. Вместо сошек с клиновидным лемехом начали появляться плуги "Пермянки" отвалом и деревянными баганами и деревянными колесянками. Появились сеялки заводские конные. На молотьбе были с конным приводом молотилки. Веяли зерно уже не лопатой на ветру, а веялками ручными.
   Михаил Ерофеевич, наверное, родился мастером, плотником. Он сам изготовлял всю молотильную снасть.
  Все было сделано из дерева: колесо, шестерю, маховик и барабан. Кузнецы окуют ему снасти, через два года пускалась новая самодельная молотилка. Правда, переводину он покупал у купцов.
   Осенью измолотит свой хлеб, а затем, молотит соседям-односельчанам. Зарабатывал прилично. Расплатился с кузнецами, и дочерям на подарки останется, а было у него пять дочерей и все одна другой краше. Все они споены и скормлены и вышли замуж:
   Матрена Михайловна в Гагарье,
   Мария Михайловна в Камаган,
   Анна Михайловна в Кипель,
   Любовь Михайловна в Пески,
   Прасковья Михайловна в Таловку.
   Сын, единственный, Петр Михайлович (1888 гр.) не в отца родился, и ничего не знал, и ничего, как следует, не умел делать. (См. фото).
   Дед Михаил Ерофеевич на другой год опять делает заготовку на машину молотильную. Через 2-3 года у него опять молотилка готова, а старую он продал за кругленькую цену.
   Появилась у деда Михайла охотка к спиртному. Зачал он частенько выпивать. Особенно, когда приезжали в гости зятевья.
  
   Как-то осенью, обмолотив свой урожай и кой-кому соседям, собрался он со своей машиной молотить в Вохменку. Мой отец возражал, но не мог уговорить деда. Погрузив барабан и маховик на один роспуск, а колесо и переводину на другой, запрягли коней: в первый возок одну лошадь, а во второй - пару. Поехали. Дед взял меня с собой: "Айда, Гринька! Где присмотришь, где подгонишь лошадь". Отец не поехал отвозить - крепко поругались они.
   Соседи говорили: "Михайло Ерофеич уезжает подальше от дома, чтоб выпивать, чтобы родные не мешали".
   Поработал он хорошо, продал машину и где-то в кабаке поссорился с каким-то мужиком. Дело кончилось тем, что был суд. Деду Михайлу дали три года тюрьмы. Долгими показались эти три года. Переболел, вернулся домой. Пить запоями не стал, взялся за рыбалку. Навязал ветилей, надрал дранки на котцы12, смастерил лодку рыбацкую.
   Я его на лошади Рыжухе отвез на озеро Большие Донки рыбачить. Отсеялись мы с отцом, дед заказал нам: "Приезжайте за рыбой!". Приехал на Большие Донки, а дед уехал рыбачить на Малые Донки и на лошади надо было объехать километров девять.13
   Так выглядело жилье крестьянина или ремесленника в начале ХХ века. [Лазарев Геннадий Фёдорович, писатель из Челябинска.] Хозяин дома, где первоначально поселился дед, попросил ребятишек, моих ровесников, перевезти меня через озеро на бату (на лодке). Едем, а на озере уток множество. Едем прямо на табун. Табун раздвоился, как бы пропуская нас. Выскочили, затянули бат повыше на берег и пошли по степи. Смотрю, ребята утиные яйца находят. Один нашёл, другой, третий, а я не могу найти. Тогда я начал смотреть за ребятами: на каких местах они находят, оказывается, яйца на солонцах были. Увидал впереди себя солонец, смотрю - вот яйца, вот опять....
   Ребята говорят: " Вон, видишь шалаши земляные, там твой дедушка". Мы попрощались. Пока я шёл до дедова шалаша, насбирал полные карманы и фуражку яиц.
   В первом же шалаше был дед. Рядом горел костер из тальника. Висел чайник с заваренным шалфеем, котелок с яйцами утиными и котелок с яйцами чайки, гагары и другими. (Описываются события приблизительно 1916 года).
   Ночевал я у него в шалаше. Утром он меня посадил в лодку и поплыли на Большие Донки. Там запрягли лошадь и я поехал в объезд озера к проходу, где сливались Малые и Большие Донки, а дед на лодке к шалашам. У деда была приготовлена свежая рыба (карась), часть он занял у рыбаков. Была накошена свежая крапива. Разостлав крапиву по телеге, насыпали полвоза свежей рыбы да сухой рыбы несколько шестов положили, укрыли, возок подвязали веревкой. К вечеру я был дома. Рыбу продавали и себе оставили.
   Как-то отец поехал к Еланцеву болоту пахать пары. Пахали, хотя и не сохой сабаном, а плугом с железным отвалом, но работал он плохо - сильно налипала земля. Три лошади с большим усилием _________________
  
  12. Котцы.
   Рассказ В.К. Кадочникова о своем дедушке.
   Владимир Константинович Кадочников с двухлетнего возраста жил с дедом Константином Степановичем Яковлевым (1882-1953гг.) в Воронском краю деревни Могильной.
   Местные жители ловили рыбу в озере Могильном, в основном, карасей. Ловили неводами, сетями и котцами. Крестьяне имели лодки, называемые бат. Это деревянная лодка, но более длинная, выдолбленная из толстой сосны. Бат хорошо скользит по воде, но его трудно поворачивать. Жители каждого края деревни ставили сети и котцы только напротив своих краёв.
   Котец состоит из двух бочек и крыла. Я видел, как дедушка изготовлял котцы. Мы шли с ним в бор. Дед выбирал широкослойную сосну без сучков. У кондовой сосны слои тонкие. Срубали сосну. Распиливали ее на глубину бочек, длина их может быть до двух метров. Дед раскалывал бревна на пластины, а затем, щипал их специально откованным ножом. Ширина щепы 3-4 сантиметра. Один край щепы заострял. Эта щепа называлась зельё. Когда зельё будет готово, дедушка шёл в бор, находил там корни сосен и драл их. Корни выбирал толщиной в палец. Приносил корни домой и раздирал их пополам. Они крепкие, белые, чистые. Бочку надо сплетать сразу же, как разодраны корни. Длина бочки два метра. Сплетали зельё в три пары нитей. На концах бочки из нитей делают петли, в которые на озере вставляли колья. Ставят котец на озеро сразу же после изготовления. При установке котца лодку привязывают к двум кольям. Поставят обе бочки и перед
  ним - крыло. Затем дедушка садком очищал дно. Рыба заходила в бочки, но в щели между зельём пройти не могла. У деда стояло 15-20 котцов. Они стояли и на Могильном, и на Окуневском озерах. Котцы можно было проверять ежедневно. Но иногда дождь или ветер, или запирует дед - долго не едет, затем привезет ведро-два карасей, иногда попадались и гольяны. Я любил ловить рыбу саком из садка. Садок - это огороженное бочкой место на озере, вблизи берега, в которое дед опускал выловленную на озере рыбу, если дома её некогда было переработать.
   Осенью, когда лед застынет, деревенские мальчишки катались по озеру и часто ломали выступающее надо льдом зельё.
   (Записал С.В. Плотников. 22 марта 1998 года).
  
  13. Большие Донки и Малые Донки - два озера в Куртамышевском районе (ныне
   Курганской области). Малые Донки находятся в пятидесяти километрах от
   Скоблино, размеры его: длина 9 км, ширина около 1,8 км. Большие Донки - меньшего
   размера, расстояние между озерами 6 километров.
  тащили плуг. Деревянная колесянка была с колесами без шиньев, а затем и обод развалился.
   Из-за невозможности отремонтировать, сильно ругаясь, запряг отец соху сабан, прикрепив одинарный сошник к стойке сабана, поехал пахать. Я бежал рядом с ним. Соха плохо слушалась пахаря, вертелась, как "чёрт перед заутреней", а мне страшно хотелось подержаться за ручки плуга. Отец не давал сначала ручки, а потом дозволил мне быть пахарем. Я был "на седьмом небе", но скоро радость моя померкла, отец опустил ручки плуга и я был повержен на бок на борозду, с рёвом пришлось отказаться от этой работы. Помню и свою полосу, где я учился пахать. У добрых хозяев в то время были плуги "Пермянки". Не один год еще наш сабанчик валялся под берёзой у избушки, а его сошники и лемеха валялись еще дольше.
   Хотелось бы мне осветить развитие деревни.
   Большинство мужиков жили большими семьями, отсюда и сила семей в труде. Из большой семьи вышла замуж наша бабушка Евдокия Григорьевна. Было у нее шесть братьев, всем им надо было свое жилье, свое хозяйство. Два дома "через сени-горница" были построены, как один стояли рядом, как бы гордясь друг перед другом. Жили в них Алексей Григорьевич и Сергей Григорьевич.
   Степану была построена изба с сенями и, конечно, пристрой, пригоны, амбарчик.
   Ивана я просто не знал, не видал.
   Терентий жил в пятистеночке небольшом, но с виду пригожем.
   Лаврентий ушел в дом к своей возлюбленной в деревню Кипель.
   А какие крепкие крестовики были построены у братьев Пережогиных Андрея Максимовича, Омельяна Алексеевича, Платона Степановича!
   Платон был кожевник, у него и мастерская была в нижнем этаже, если это можно назвать - в подполье. Хорошие кожи он выделывал, обеспечивал мужиков гужами и обувью.
   Надо вспомнить мужиков: купца Хлызова Осипа. Григорьевича. Занимался купец торговлей мелкими товарами, мануфактурой и перекупкой пшеницы. Большие по тому времени амбары и кладовая, наполнялись пшеницей, скупленной у крестьян по дешовке. Когда цены на хлеб поднимались, например, в 1911 году, - купец сбывал хлеб подороже. Веса были коромысловые с кадью. Умер Осип Григорьевич от угара. Вечером истопили жарко печки и рано закрыли вьюжки, а утром вся семья были покойники. Осталась наследница, дочь Осипа Гргорьевича, которая вышла за Хлызова Нифантия Авдеевича. Она и продолжала торговать.
   Я помню, как покупал в его лавке грифель, писать на аспидной доске. Учился я в первом классе. Грифель стоил полкопейки, а еще эта деньга называлась грошем. Прибежал я в лавку, Нифантий был один, покупателей не было. Я сказал, что мне надо грифель купить и подал свою монету. Смотрю, а у него и денег-то вокурат. (Видимо, у продавца не было сдачи, и грифель достался Григорию даром). С радостью бежал я с покупкой домой.
   Еще осмелюсь рассказать о заводчике Сидоре Афанасьевиче. Имел он небольшое заведение, но вся деревня обращалась к нему. Жил он где-то у Репина мостка, тут и был молоканный завод. Стояли ручные сепараторы для пропуска молока и приспособление для сбивки масла. Работали у него работники по найму. Масло Сидор продавал купцам-перекупщикам. Живого я Сидора не застал.
   Еще в то время жил Капитон Прохорович. Мужик он грамотный. Подерживал работников, занимался перекупкой скота, имел деньжонки, жил не хуже Сидора. Приходят как-то вечерком к Капитону Прохоровичу гости, проходят. Михаил Иванович, по прозвищу "Мишка пух" и Иван Митрич, по прозвищу "Фазыл" (такие озорники!). На руку они не просты, для них обмануть человека - пара пустяков, ничего не стоит. И говорят они: "Капитон Прохорович, ведь, Сидор Афонасьевич тебя спалить хочет. Мы сами слышали, как Сидор подговаривал Степку Репина. Обещал вином поить, если пустит в твоё хозяйство "петуха" ". Капонька услышал эту новость, забеспокоился: "Неужто правда?". У Сидора с Капонькой отношения всегда были натянутые, и он поверил. "Старуха!"-рявкнул Капа: "Дай-ка нам четверть водки да стаканы!".
   Капитон: "Уж вы, ребята, заступитесь за меня!".
   -Мы, дядя Капитон, душу за тебя отдадим, а никому в обиду не дадим!
   Пили в эту ночь у Капитона, а назавтра пошли к Сидору Афонасьевичу:
   -Дядя Сидор, ведь Капа-то толстопузой спалить тебя хочет. "Да ну?" - удивляется Сидор, а сам побаивается. И снова четверть водки на стол, снова заверения озорников: "Умрем за тебя, дядя Сидор. В обиду тебя не дадим!".
   ... Деревня Камаган от Скоблино одна верста, а домашняя поскотина смежная. Вот два общества не могут сговориться разделить пополам и городить поскотину. Ссорились мужики не один год, наконец, решили городить рядом две изгороди: скоблинцы свою, а камаганцы свою.14 Так и стояли две изгороди. То у камаганцев изгородь упала, то у скоблинцев развалилась.
   Трудно было с молотьем зерна, хотя вокруг деревни стояло двенадцать ветряных мельниц, я знал их каждую по хозяину.
   Мой дед пошел к Мате Кириллову (в работники).
  Справлялся он неплохо. За молотьё платили деньги, а кто и винишка подбросит, и себе даром намелет. Работал он так года три. Надоело. Мельница требовала ухода, не то скоро рассыплется. Об инструменте надо заботиться.
   Я бегал к нему на мельницу, когда летом было тепло.
   Семья у нас была большая, сядем округом стола. Хлеба одного сколько перепечь надо было, да и приварок изготовить. Мать с бабушкой Авдотьей не очень дружно жили, часто ворчали друг на друга из за пустяков. Бабушка имела Божественную Книгу Псалтырь, где были написаны молитвы по-славянски. Бабушка читала кануны по усопшим. Ей за это несли на дом милостыню. Бабушка кормила нас подаянием, тем, что послаще.
   Удивляло то, что каждое утро бабы стряпали в кути и страшно ругались по пустякам. Мужики, если они были в избе, матюгами утихомиривали баб.
   Потом у баб ввели другой порядок, бабы стали стряпать понедельно.
   Сосед Дудин Иван Осипович посмеивался: "Ну как, Гринька? Бабы стали поспокойнее?"
  ______________
   14.В деревне Постоваловой рядом с гумном Василия Плотникова располагалось гумно
   Василия Постовалова. Общая часть забора - межник. Половину межника городил
   один, половину - другой. А скоблинцы и камаганцы договориться не смогли. Но
   странно то, что длина межника составляла километра два или даже три. По какой
   причине не договорились скоблинцы и камаганцы - неизвестно, но пример этот
   показателен, как пример бесполезного труда.
  
  
   Первая мировая война (1914-1916 гг.).
  
   Жили мы не богато, но голодом не ходили. Я подрос и участвовал в работе. Мы с отцом боронили пары под Лебяжьим. Я ездил верхом на паре лошадей, запряжённых в косозубую борону, за которую привязана лошадь, запряжённая в деревянную с прямыми зубьями борону.
   Отец чистил бороны и заставлял петь меня, ну я и пел:
   Сентетюриха высока на ногах,
   Накопила много сала на боках....
   - Вот молодец, не задремлешь!
   Смотрю, по дороге бежит девчонка, и к нам с ревом. Отцу:
  "Дядя Петро, айдате домой, началась война. Воронка-то у нас берут в армию". К вечеру вернулись домой, народ взволнован. Причитают бабы: "Вот беда! На войну возьмут мужиков....". Взяли и Воронка, и отца. Подходит уборка хлебов. Охают бабы, горюет дед Михайло.
   У соседа Дудина Василья Петровича была жатвенная машина самосброс. Сложились убирать вскладчину. Дед Михайло научился косить на машине, уберёт те, скосит полосу Василию Петровичу, переедет косить себе.
   У нас было три лошади, запрягом "пару к дышлу", а третья, верховая, наша ленивая Карюха. На ней я и отличался. Плохо было с кобылой в паре, была она до того норовливая, то на дыбы скачет, - не везет, то попрёт одна. Того и гляди, поломает машину. Уж как дед бил ее палкой по морде и по чему попало, пока не вспотеет. Кобыла, видимо, умается, пойдет нормально.
   Вот, однажды, запрягли мы с дедом лошадей в самосброс, тронулись. Заноровилась, она: то не везет, то бросится вскачь. Бился дед с кобылой - не идёт! Он хватил палку потоньше, зацепился за вожжи, она немного склонила голову. Дед схватился ей зубами за уши и повис... Сколько было муки, сколько матюгов израсходовал дед. Ужас!
   Убрали хлеб, вовремя измололи, провеяли. (Веянку с последней молотилкой дед не продал. Она сильно пригодилась).
   На следующий год Василий Петрович нам отказал от самосброса и дед выменял в Кандаковке15 старую лобогрейку16 на телушку. На паре лошадей привезли лобогрейку в кузницу. Подремонтировали ее. Она нам служила всю войну. Но вот беда, сбрасывать горсти с платформы некому. Дед стал сдавать. Посадили тетку мою Прасковью, а когда и я маленько посбрасываю. От тяжелого и непосильного труда у тетки образовался заболонной нарыв. Ох, и помаялась же она! Голосом ревела от боли.
   На следующий год я в основном работал. Редко, когда уставал, дед подменял меня. (Речь идет о 1916 годе. Григорию 10 лет). Снопы возили с близи (покос поблизости) домой, а в Дуброве из запаса возили на ток к избушке. В Дуброве зимой скот кормили тоже у избушки, в пригоне под крышей, а с полузимы выгоняли скот домой.17
   На пашне жили мы с дедом со скотиной зимой, а за телятами и овцами ухаживали бабы. Вот дед отлучился на три дня в Таловку. Надо было Прасковье сделать косяки дверные к избе. Приехала бабушка ко мне, ночевали две ночи, вот и третья пришла. Управились с коровами вечером, пора и спать. У меня в то время были во сне расслабления. Вот, вижу, наплывает на меня сначала какой-то барабан, дует на меня горячим воздухом. Потом всё загремит, и я делаюсь недвижим. Отгремит, гром, шум утихнет и я снова обретаю движимость. Вот это и случилось со мной. Я рассказал это бабушке. Она встревожилась.
   -А ты, Гриша, видел его? Какой он?
   Я молчу, и решил пошутить с бабушкой и сказал ей, что видел.
   -А какой он? Черный?
   А я возьми, да соври, говорю:
   -Черный.
   -Мохнатый?
   -Мохнатый.
  _____________________
  15. Кондаковка - деревня соседней волости, примерно в 20-ти километрах от села
   Скоблино.
  16. Лобогрейка - народное название конной косилки для уборки хлебов. Скошенная пшеница
   или рожь падает на платформу, быстро накапливается, вот ее и надо вилами
   столкнуть с платформы. Десятилетнему мальчику тяжело, тяжело и женщине,
   поэтому она и заболела. А у мужчин - лоб мокрый от работы, потому и лобогрейка.
   Сброшенную с лобогрейки пшеницу надо еще связать в снопы.
  17. Лес Дуброва или Дубровинько, как называют камаганцы, находится примерно в
   четырёх километрах от Скоблино. Там у поля стояла избушка деда Григория
   Петровича, рядом с ней пригон для скота. Там и жили зимой дед с внуком, пока не
   испугались волков.
   -С рогами?
   -С рогами, - отвечаю я.
   Слышу, у бабки зубы зачакали. Она говорит:
   -Я, Гришенька чё-то замерзла, пойду на печку.
   И ушла, только слышу, бабушка читает молитвы: "Верую", "Живый в помощи", "Да Воскреснет Бог". Только зубы у нее чакали сильнее прежнего. Скоро я заснул с тяжелой думой, что
  напугал бабушку. Религиозные предрассудки сделали свое дело, не помогли её молитвы.
   Днем приехал дед Михайло, привез хлеба, мяса на неделю и новые книги - сказки. Я читал медленно, но дед говорил: "Все читай!". Керосину у нас тогда не было, и мы пользовались лучиной. Дед нащепает лучин из березового полена, и свет, хоть тусклый, но все же свет.
   Праздником для меня были дни воскресенья, когда охотники артелью выезжали на зайца. Кто на лыжах, кто верхом. Расставляли на заячьи тропы сети редкие, называемые тропниками,18 а охотники садились в засаду на тропы.
   Загонщики на лошадях и на лыжах гнали зайцев. Поднимали такой крик, стреляли, если попадется косой и пугали трещотками. Испуганные зайцы ошаломело неслись по тропе и попадали в тропник или под выстрел. Убитых зайцев собирали в короба, поставленные на дровни.
   У наших коров этот день тоже особенный был, услышав такой шум, выстрелы и крики, коровы, лошади, телята-полуторники и жеребята-селетки приобретали резвость, фыркали, взлягивали, бегали по пригону.
   Печь в избушке топили берёзовой чащёй, осиновая сильно трещала, выбрасывая искры и угли в цело, что было не безопасно.
  В печи перед целом варили щи или кашу. Чай из корней вишанья был без выходных.
   Однажды деньком, дед командировал меня домой за хлебом, в общем, за продуктами. Поехал я на дровнях, в коробу на Рыжухе.
  Отъехал версты полторы от избушки, вижу, скачет собака большая. Моя кобыла навострила уши. Это был волк. Перебежал он мою дорогу, не остановился. Дома рассказываю про виденного мною волка. Мне живо приготовили продукты, выпроводили: "Айда,
  18. Тропать - ходить со стуком, греметь.
  пока светло, доедешь до Дубровы!". Так и вышло, по приезде, рассказал, что видел волка. Дед задумался и говорит: "Надо, Гриха, выгонять скотину домой, а то волк наведет стаю, а у нас и ружья нет, только собака Серко". Зимой скот держали в поле не одни мы с дедом, и другие мужики скоблинские и камаганские. Ходили друг к другу в гости. Немного вернусь, опишу о школе.
   В школе мне удалось проучиться две с половиной зимы, учеба давалась трудно. Занималась с нами учительница Платонида Егоровна19. Хорошая была женщина и еще приходил поп, вел он Закон Божий. (С 1 августа 1913 года в деревне Скоблино служил священником Павел Дьяконов, о нем пойдет речь далее). Хорошо учились Антоша Кузьмич и его брат Илья. За правильный ответ поп давал на дом читать книгу "Сотворение мира и человека" с картинками.
   Церковь была построена в 1911 году. Помню, как дед Михайло водил меня смотреть, как строилась церковь. Колокольня была отстроена, а колокола еще не подняты. Широкая лестница вела снаружи на колокольню, а по ней на самый верх забрался козел.20 С лестницы спускался мужчина в брезентовом плаще. Дед говорит: "Это Гриха-подрядчик". Мужики-плотники рубили топорами сруб общего зала.
   1911 год был очень голодный и обществу не давали погибнуть. Населению строило дороги, мельницы, вот и церковь в Скоблино. За работу платили людям и лошадям.
   Однажды, отец поехал в Юргамыш и взял с собой меня. Помню, приехали на станцию, лошадь привязал отец к коновязи, повел меня отец поближе к насыпи: "Ты, Гринька, не бойся, сейчас скоро придёт поезд, паровоз шибко ревёт". Стоим, ждем. Вот зашумело, загремело, увидел я пыхтящий паровоз и пассажирские вагоны. Как назло, паровоз немного прошёл нас и как взревет! Я думал, земля провалилась подо мной, хотел бежать, но отец удержал меня за руку. Смотрю, из вагона выпрыгнули два человека, один с треногой, другой с черным ящиком маленьким со стеклом, как коровий глаз. Подошли к нам, отец хотел уйти, но они попросили минутку подождать, мы встали, что-то сощелкало в ящике и нас отпустили. Нас сфотографировали, а мы такие
  ______________
  19Платонида Григорьевна Нефёдова. Л.А. Астафьева "Очерки по истории народного образования". Юргамыш 2003 года. Стр. 7.
  20.Козёл легко может подниматься по лестнице, а назад - нет.
  грязные, в рваной одежде. Это, наверное из газеты какие-нибудь репортёры. Мужчины одеты были в суконные одежды и в ботинках. Наверное, господа или служащие.
   Вот весной мы, ребята, бегали на пруд, смотрели, как идет вода. В то время вода стала сбывать. Капитон Прохорович собрал сход в сборне21. Решили завтра поправлять пруд, распределили обязанности. Кто навоза привезёт, кто землю, кто землю будет возить на пруд, кто за лесом поедет в казенный лес. Работали дружно. Лес привезли совсем с сучками, хлыстами. В народе было поверье или грубая шутка, что пруд будет стоять, если в холодную погоду бросят дородного мужика (женщин нельзя, они воду опустят). Выбор пал на Капоньку. Вот, положили мужики лесу, набросали соломы, и вот, два проворных мужика подхватили Капитона Прохоровича, как перышко подняли выше головы и бросили в поток. Захлебываясь, он кричал: "Что вы, мужики, так можно простудиться!". Ему помогли выбраться и на телеге увезли домой сушиться.
  
   Грянула революция 1917 года.
   Свергнут царский трон. Шла битва с врагами революции, в деревне не верили, что нет царя. Поп в церкви читал проповеди, обращаясь к верующим, просил молиться Богу за царя и отечество и находил сочувствие, особенно у пожилых женщин. Стали появляться кооперативные лавки. Шумкову Капитону Прохоровичу поручили возглавить товарищество по совместной обработке земли. Через это товарищество распределялись сельскохозяйственные машины, в основном, плуги и бороны "Зигзаг", веялки "Клейтон".22
   В деревне почти все пахали плугами однолемешными заводского производства, были и двухпластки. А у нас с дедом была старая с деревянной колесянкой "Пермянка". Дед много раз делал заявку на словах Капоньке, но он все откладывал. Однажды, дед встретил Капоньку около нашего двора и опять задал тот же вопрос: "Продадите плуг?". Капонька отказал, дед разразился
  ____________
  21. Сборня - это изба, в которой собирались крестьяне на собрания. В селе Шаламово
   Мишкинского района такой дом назывался Нардомом, то есть народный дом. В селе
   Петровском Г.Ф. Шмурло построил для крестьян Сходский дом.
  22. Веялка "Клейтон" - ручная веялка, на ней при первых колхозах сортировали семенное
   зерно.
  матом: "Тебя поставили в товарищество в первую очередь обеспечивать бедняков, обеспечить солдатские семьи, а ты даёшь плуга тем, кто побогаче, дружкам да товарищам!!!". Капа слушает, изредка вставляя: "Что ты, Михайло Ерофеич, всех сразу не обделишь!". Так, от всей души дед отматерил Капу. Я стоял в палисаднике и видел, и слышал сцену борьбы за заводской плуг. Вскоре и нам продали однолемешный плуг Брянского завода.
   Капитон Прохорович23 выглядел тогда типичным кулаком, внешне и по содержанию: невысокий, толстый, с выпученной пузой, подтянутым ремнем, как на бочке обручем. Вот с кого был наклеен плакат в сборне. Там ещё был плакат: " Троцкий, армии строитель, всем буржуям грозный мститель!". И ещё был плакат - поп с крестом, а рядом - большой котел со смолой, под котлом горит огонь. Грешников бросают в котел, а черти пляшут вокруг котла.
   Революция расшатала дисциплину в армии и солдаты разбегались по домам. Некоторые приносили домой даже винтовки, сабли, ножи, патроны. Мой отец принес пустой потсумок портяной без патронов. Он и сейчас жив, в нем хранятся документы, страховые и квитанции об уплате налогов.
   Отца в армию больше не призывали, а от колчаковцев он, как и многие мужики, прятался на пашне у Еланцева болота. Пришли красные и мужики повылезали из своих укрытий.
   В молодом возрасте призывались при красных в армию, Дудин Иван Осипович и Дудин Михаил Иванович. Они подобрали лошадей, меринков и уже на своих конях пошли в Красную Кавалерию с намерением отойти с фронтом вёрст 80 и, бросив коней, сбежать. Михаил был убит пулей, кажется, под Каминском, а Иван Осипович без коня дезертировал и вернулся домой.
   Готовясь к службе в Красной Армии Иван и Михаил сговорились: "От белых мы, как и все мужчины, спрячемся, а у красных придется послужить". Белые грабят всех, а красные только богатых, а середнячков красные не задевают, борются красные за середняка.
   Отступали колчаковцы здесь без боёв. Как сейчас помню, со стороны Песков двигались обозы белых на лошадях, везли две пушки-трехдюймовки. Солдаты, кто сидел на телегах, кто шёл
  ________________
  23. Шумков Капитон Прохорович, крестьянин села Скоблино. В 1920-е годы возглавлял
   Товарищество по совместной обработке земли.
  пешком. В Скоблино войско сосредоточилось на площади у церкви, в сторонке стояли две кухни. Солдаты поймали телушку24 и тут же, в кухнях варили еду. К вечеру колчаковцы ушли из Скоблино, а утром прискакал конный разъезд красных. Так закончилась гражданская война.
   Снова началась мирная жизнь в Скоблино. Пахали мы новым плужком и радовались, когда выйдем на край полосы, стряхнем землю с отвала, а он (отвал) блестит, как зеркало. Пара лошадей легко управлялась в упряжке с плугом. Подрос у меня брат Василий, он боронил верхом на паре лошадей, третья ходила с простой бороной25....".
  ____________
  24. Со слов Клавдии Ивановны Полынских (1921 года рождения, деревня Камаган):
   "Заехали солдаты в гражданскую войну в наш дом. Белые. Зарезали во дворе нашу
   свинью и приказали супу наварить. Наварили. Они едят, а сало ложками бросают в
   потолок. Мы сидим, молчим. Жив - не годен. Портрет Императора Николая в горнице
   испортили - глаза выкололи".
  25. Дневник Григория Петровича Еланцева остался незаконченным. Записав, оформив и
   сохранив свои воспоминания, этот крестьянин оказал огромную помощь в создании
   истории своего родного села.
  
  
   На исполком Скоблинского
   Сельского совета
  
  
   Заявление
  
   Мы, жители Логоушки Скоблинского Сельского совета, Еланцев Григорий Петрович и Чудинов Михаил Фёдорович, просим исполком принять меры к Махниной Ирке, жене Махнина Алексея Анатольевича.
   В своё удовольствие она держит собаку, которая у Еланцева Г. поймала на улице две курицы, притащив их к воротам двора и оставив перо, и охромила петуха.
   28 ихняя Милая собачька поймала гусёнка Чудинова Михаила Фёдоровича и притащила к воротам Чудинова, но скушать гуся ей помешала Еланцева Екатерина Аверьяновна - отняла гусёнка живым.
   На наше требование, чтобы Ирка привязывала собаку, сказала: "Пасите своих кур и гусей, а я свою собачьку привязывать не буду".
   Просители: Еланцев
   Чудинов.
  
  
   (Орфография согласно подлинника).
  
  
  
   Наши деды и прадеды.
   Воспоминания Степаниды Григорьевны
   Еланцевой.
  Дочь Еланцева Григория Петровича - красавица Степанида. 1928 год, село Скоблино. [Иванова Людмила Юрьевна, город Курган.]
   В селе Скоблино в Мурашовом краю ещё сейчас стоит кирпичный домик, по форме пятистен. Наш дом стоял как раз напротив него. Село Скоблино делилось на Логовушку,* Пережогину и Горелку, Мурашов край.
   В нашем селе до войны находился дом старости, который впоследствии был домом инвалидов, а сейчас - психоинтернат.
   Река Таловка была многоводной. Наша баня была на берегу речки, недалеко от дома, в ней можно было сушить лён. Коноплю в банях мяли, трепали, делали первую её обработку.
   В нашем доме всегда опасались пожара. Впоследствии дом наш сгорел, матка выходила наружу и было опасно жить, всем места не хватало.
   Вместе жили дед отца Михайло, бабушка Авдотья, родители отца Пётр и Анастасия, их дети: наш отец Григорий, Вера, Афонасия, Василий (умер 19-ти лет), Надежда.
   Нашу маму звали Екатерина. В 1928 году родился Михаил и я Степанида, в 1931 году - Галина, в 1934 - Анна, а в 1940 году - Александр.
   В Сельсовете продавались дома раскулаченных, вот мы и переехали в Логовушку в новый дом, где родились мои сестры и братья: Таня (умерла во время эпидемии от поноса, как тогда писали. В возрасте полутора лет), Анатолий, Владимир, Любовь, Сергей.
   ***
   ...Может быть, кто-то засмеётся, кто-то с интересом прочитает мои строчки.
   С высоты прожитых лет, иногда всплывают воспоминания из детства. Сейчас нет среди нас наших родителей, бабушек и дедов. Не спросишь у них: "Как было у Вас?...". А в детстве, этими вопросами не задавались. Казалось, жизнь вечна.
   Опишу, что помню, как было, как жили.
   Война началась 22 июня 1941 года. Нам с братом Михаилом было по 13 лет. Все тяготы войны дети делили с родителями.
   Учились в школе в деревне Пески. Ходили пешком за шесть километров. Школьники работали и в колхозе, в основном, пололи пшеницу, окучивали картошку, подбирали на колхозном поле колоски.
   Во время войны садили в колхозе табак и коксогыз (растение, похожее на одуванчик). Из корней коксогыза делалась высококачественная резина.
   Бабушка Настасья водила меня, сестёр Галю, Надю и других соседских детей, матери которых были заняты на работе, в лес за грибами и за ягодами. Леса богатые были, но бабушка всегда вела нас на свои родные полоски за 12 километров. С какой тоской расставались люди со своей землёй, лесом, избушкой! У бабушкиной избушки росли два куста калины. Как пройдёт первый иней, мы опять за 12 километров шли с тележкой за ягодами. В ванну в сельницу настелет бабушка старые скатерти и мы везём ягоды домой. Калину перепаривали с солодом в корчагах в печи, - отличные витамины! Стряпали пироги, делали напитки. А сколько было ягод вишни, костянки!
   По берегу озера Еланцева были леса государственные, чистые. Бабушка Настасья говорила: "Пойдём за переродкой!". Там был старый лес, пни трухлявые. Такая отличная флора! Обычная лесная земляника путём естественного отбора родилась очень крупная и вкусная. Костянку вёдрами россолили в корчагах с солодкой, сохраняли до лета в ямах. Вишню сушили, россолили. Много работали, поэтому не голодовали. Садили огород 30 соток картошки. Везде был наш детский труд.
   Ходили с тележкой и кадушечкой, солили грузди в Бельковке. В бору было много маслят, их сушили. Мы их не отваривали и не мариновали. Обабницы наелись в войну, я и теперь её не хочу.
   На лесных дорогах мы знали каждую избушку. Знали названия колков. Возле каждого колка были колодцы заходные.
   На выселке Бельковке жили конюхи. Они выращивали для армии фондовских лошадей. Дома эти до сих пор сохранились, мы там иногда ночевали.
   Когда-то в царское время, планировалось строительство железной дороги Мишкино - Куртамыш. До Пепелино была сделана насыпь, но на этом всё и остановилось.
   Дорога в лес шла одна верхом, другая долом.
   Дорога долом по весне заливалась талыми водами из Камагана. Поэтому в некоторых ямках жила летом рыба. Кругом солонцы, вода делалась солёной, но рыбки к этому приспосабливались, жили. В дождливое лето на долу было много сена, просто зарод на зароде. На покосе дети тоже работали. Мы подскребали, подкапнивали. Как же много было у нас народу! Спали в поле. Одна избушка мужская, другая женская. Работали допоздна, пока роса не начнёт падать. Но утром начинали часов в девять, как подсохнет. Дети работать на поле шли ещё и потому, что за труд кормили супом и давали хлеба.
   ...Бабушка Авдотья была очень больная и старалась уходить из дома, чтобы нам было не страшно смотреть на её мучения.
   Когда бабушка Авдотья была здорова, то имела властный характер, угнетала свою сноху...
   В колхозе пашни были далеко, пахали на своих коровах. Бабушка Настасья ночевала в поле, простудила почки и страдала от этого во время войны. Лечения никакого не было, да она и не обращалась к врачам. Ещё у неё заболел глаз, она всё говорила: "Ломота". Теперь-то я поняла, что у неё была глаукома. Ядерная. Вот и мне это наследство передалось. Так бывает от сильного стресса, от перенапряжения.
   Помню, как мы в избе истопили печку, бабушка рано закрыла вьюжку. Мы все спали на полу и угорели...
  
  _______________________________________
  *По воспоминаниям местных жителей эта улица называлась как
  Логовушка, так и Логоушка. Будем считать обе версии правильными.
  
  
  
   Родословие Багрецовых
  
  РУКОПИСЬ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА БАГРЕЦОВА ЗАВЕРШЕНА ЕГО ЖЕНОЙ НАТАЛЬЕЙ ЛЬВОВНОЙ
  БАГРЕЦОВОЙ
  
   Начинаю приведение в порядок и перепечатку записей моего мужа Ивана Васильевича Багрецова о его предках, что я обещала сделать ещё при его жизни.
   Записи состоят из трёх толстых тетрадей с многочисленными вклейками и вставками, с графиками родословных, с дословно переписанными письмами и записями, с многочисленными рассуждениями; о справедливости того или иного утверждения. Много раз повторяются одни и те же факты. Поэтому я многое попросту опускаю. Надо учесть, что Ваня начал писать свой труд, будучи больным.
   Полностью описать свою собственную жизнь у него уже не хватило времени и сил, и он прервал свою биографию, доведя её примерно до 1950 года, до 23-х лет.
   Постараюсь оставить в неприкосновенности своеобразный стиль автора.
   Кое-где буду дополнять его, вставляя забытые им подробности, слышанные мною от него или от его матери.
   (Н.Л. Багрецова).
  
   ВВЕДЕНИЕ
  Багрецов Иван Васильевич (Середина ХХ века). [Багрецова Наталья Леонидовна. Краевед из Челябинска.]
   Желание познать родословную Багрецовых появилось у меня ещё в юности. Я расспрашивал своего отца Василия Савельевича Багрецова. Он рассказывал охотно. Первое время я не записывал, надеялся, что запомню. Почувствовав, что память удерживает не всё, я пришёл к выводу, что надо записывать. Но в силу моей непоследовательности, записи я делал очень редко, к тому же и неумело. Однако, не будь этих неумелых записей, многого я не сумел бы написать, т. к. в памяти сохранилась десятая доля, а может, и того меньше от рассказанного, остальное выветрилось.
   Позже, когда умер отец, в свои редкие приезды в Скоблино я навещал дядю моего отца Багрецова Ивана Гавриловича. Расспрашивал его, он также охотно рассказывал то, что помнил. Не всегда я был готов к записи. Часто было так, что у меня не было ни бумаги, ни карандаша, и его рассказ пропадал впустую. Но всё же кое-что я записал.
   Однажды в 1958 году я встретился с Матрёной Петровной Багрецовой. Она была урождённая Багрецова и замуж вышла за Багрецова Николая Николаевича. Эта старушка обладала исключительно сильной памятью, знала о предках очень много, могла бы рассказать многое, но, к сожалению, в последние годы её жизни мы почти не виделись.
   Её рассказ я записал и составил схему родословной по её рассказу.
   В разные периоды моей жизни мои замыслы менялись. Иногда мерещилось, что я смогу написать большую книгу с привлечением архивных материалов. Но увы, силы мои слабеют, а я так и не получил доступа к архивным документам ни в Кургане, ни в Челябинске, ни в Оренбурге, где я ни разу не бывал. Почему в Оренбурге? А потому, что до революции 1917 года наша
  область входила в состав Оренбургской губернии. Челябинск был уездным городом.
   Мой дядя по матери, Меркурьев Иван Дмитриевич, был одно время сельским писарем в Таловке, а затем, в первые
  годы советской власти - в Скоблино. Сёла Таловское и Скоблино находятся в пяти километрах друг от друга. Дядя мне рассказывал, что Скоблинские документы он сам лично отвозил и сдавал в Челябинск.
   Однажды, в 1980 году, будучи в Челябинске, я зашёл в Госархив и хотел получить доступ к Скоблинским или Таловским документам, но меня не допустили, т.к. у меня не было соответствующего документа от Скоблинского Сельсовета. Поэтому сейчас я уже стал часто думать, смогу ли я добиться
  такого доступа? И всё больше прихожу к выводу, что не смогу. А посему, надо успеть обработать и расшифровать то, что успел собрать, и записать всё это в одной тетради, чтобы не было записей на разрозненных и плохоньких бумажках. Хочется, чтобы у читающего создалось ясное и чёткое представление о
  предках нашего рода Багрецовых, чтобы сохранились даты жизни каждого из них. Кто и в какой степени родства находился друг к другу.
   Из записей видно, что хронологические даты жизни у одного и того же предка иногда различны, каждый рассказчик называет свои даты жизни. А что
  касается биографических сведений, черт характера, внешнего облика, наследственных болезней, темперамента, умственных возможностей и т. п. - всего этого почти ничего не собрано, т. к. и сам собирающий материалы не всегда помнил об этом, что это важно и существенно не меньше, чем даты жизни. Тем более, что это всё задумано для того, чтобы выявить проявление наследственных признаков у потомков в морфологическом,
  биологическом и психологическом плане.
  
   ТЕКСТОВЫЕ ПОЯСНЕНИЯ, ВЫВОДЫ
   И РАССУЖДЕНИЯ О ПРЕДКАХ НАШИХ
   БАГРЕЦОВЫХ, ПРОЖИВАЮЩИХ
   В СЕЛЕ СКОБЛИНО
  
   Кто из Багрецовых, откуда и когда приехали в Зауралье, а именно в д. Скоблину, расположенную на берегах речки Таловки?
   ...Брат моего деда, Иван Гаврилович Багрецов, мне рассказал: "Наши предки приехали сюда за Урал от Питиримова гонения, как приверженцы старой веры. Когда это было, откуда приехали, кто именно приехал - не знаю".
   Что мне известно о Питириме и Питиримовом гонении? Питирим - патриарх всея Руси при Петре.*
   *И.В. Багрецов ошибается, Питирим был
   архиепископом нижегородским при Петре, по его
   указу осуществлял ссылку раскольников в Сибирь.
   Упоминается у А.С. Пушкина в "Истории
   Петра" за 1722г. (С.В. Плотников).
   Пётр I поддерживал нововведения в церкви и Питирима, гонение на староверов усилилось. Их облагали двойной данью (налогом) и чинили всяческие притеснения. От двойной дани и появилось слово "двоеданы". Наибольшего накала достигло гонение на двоедан в 1719 году. Самые упорные из староверов поехали по глухим местам, где власть Питирима и Петра I ещё не имела такой силы, как это было вблизи от них. Вот, вероятно, и наши предки, будучи староверами-двоеданами, уехали от двойной дани за Урал. Надо полагать, что ехали, а может, и шли, не в одиночку, а семьями, и даже не отдельными семьями, а сговорившись, большой группой семей, которые были связаны родственными отношениями и надеялись друг на друга. Идти или ехать с малыми детьми в неизведанные дали - дело серьёзное, требует спаянности и крепкой веры в товарищей.
   Никто не знает из сегодняшних потомков, кто были эти Багрецовы, рискнувшиеся на такое путешествие? Сколько оно длилось, когда они достигли берегов небольшой речки Таловки? Были ли они первопоселенцами, или на берегах речки уже стояла деревня Скоблина? Откуда приехали наши предки Багрецовы в д. Скоблину?
   В 1939-40 годах наш отец работал мастером-подеревщиком в колхозной мастерской. Мы с братом Николаем пришли к отцу. В это время в мастерской оказался Егор Матвеевич Багрецов, в ту пору ему было около 70 лет. Брат спросил: "Скажи-ко, дядя Егор, откуда приехали в Скоблино наши предки Багрецовы?". Ответ Егора Матвеевича: "Старики говорили из Хлынова, парень".
   Какой современный город раньше назывался Хлыновым, я ещё не уточнил, но предполагаю, что в старину Хлыновым назывался
  г. Киров (Вятка). Судя по сходству диалектов скоблинских стариков и жителей некоторых районов Кировской области (а сходство это очень большое!), можно считать, что предки
  наши были вятичами, но с полной уверенностью утверждать это нельзя.
   Задача: продолжать искать родину наших предков Багрецовых. Кто будет это делать? В меру своих сил, способностей и возможностей буду искать я, и пусть ищут те, кто проявит к этому интерес и решится на это.*
   *Сходство диалектов Ваня обнаружил ещё
   раз при чтении "Записок моего
   современника" В.Г. Короленко, где писатель
   описывает свою вятскую ссылку. (Н.Л.
   Багрецова).
  
   О СЕЛЕ СКОБЛИНО
  
   Считаю уместным и даже необходимым написать немного о селе Скоблино. В нем до 1930 года было шесть улиц с названиями:
   1. Гайна или Старая деревня.
   2. Павина /или Пайвина/.
   З. Логоушка.
   4. Пережогина.
   5. Горелка.
   6. Мурашова.
   В каждой улице в основном проживали носители определённых групп коренных фамилий. Это наталкивает на мысль, что с. Скоблино заселялось не сразу, а постепенно. Были первые основатели деревни, а потом уже власти к ним стали подселять и приписывать переселенцев из губернской, а позднее из земской
  управы (после 1861 г.).
   Улица Гайна исстари считается Старой деревней, значит, она - самое первое поселение. Её коренные жители носят фамилии Букины и Дубровины. И те, и другие мирские по богослужению,
  т. е. новой веры. Значит, они оказались здесь не от религиозных гонений, а от чего-то другого. Когда и откуда они приехали - неизвестно. Но надо думать, что не менее 250 лет тому назад, т. е. в начале XVIII века. Своё местожительство они не афишировали, а скрывали, дома рубили прямо в бору и ставили на своих пеньках. Сейчас домов на своих пеньках не сохранилось.*
   *Основана деревня Гайная после 1747 года.
   Только после постройки Уйской линии
   обороны появилась возможность
   основать Таловскую слободу в 1747 году и
   затем деревни вокруг неё. (С.В.
   Плотников).
   Деревня располагалась на правом берегу речки Таловки. Старики говорили, что по всему правому берегу, где стоят деревни Скоблино и Камаган, километров на 7 тянулся сплошной бор. Сейчас бор остался только между деревнями Скоблино и Таловкой (Гайновский и Таловский) и Маленький борок* остался за Камаганом, как свидетельства существования бора, а остальной
  вырублен скоблинскими и камаганскими поселянами на строительство домов и надворных построек.
   *"Кибитки" - Археологический
   памятник Таловское селище или
   "Чудская деревня" - таково официальное
   название, а народное - "Кибитки".
   Находится в одном километре юго-
   восточнее села Таловки, по дороге в с.
   Скоблино, в урочище "Чудской" или
   "Ямный" бор. Сейчас бор называют и
   Таловским, и Гайновским, и Скоблинским.
   Древнее поселение впервые обнаружил
   Р.Г. Игнатьев в 60-е годы XIX века, там
   было "115 подквадратных ям".
   Памятник не датирован. (С.В.
   Плотников).
   Почему Старую деревню назвали Гайной? Старожил Егор Игнатьевич Букин рассказывал, что в камышах по берегу речки Таловки жили кабаны, были найдены "гайны" - места постоянного ночлега диких кабанов, поэтому и назвали деревню Гайна. Достоверно ли это, проверить невозможно. Он же, Букин Е.И., нам, тогда малышам, рассказывал, что второе поселение, именно
  деревня Скоблина, была построена на левом, высоком берегу речки Таловки против Гайны (чуть выше по течению). Что основал деревню "Скоблинушко" (так называл Е.И. Букин), т. е. Скоблин по фамилии, и по нему стала называться деревня - Скоблина (или Скоблино). Однако деревня там не сохранилась, а была перенесена на правый берег Таловки, где сейчас расположена улица Пережогина. Поселенцы занимали нижний край улицы ближе к излучине реки Таловки. Характерно, что жители этого края деревни и расположенной рядом Логоушки в большинстве носят фамилию Багрецовых. Там же в излучине реки стояла и изба Матрёны Петровны Багрецовой, срубленная ещё на своих пеньках. Из этого я делаю вывод, что вторыми поселенцами на территории деревни были Багрецовы, и возглавлявший их Скоблинушко, возможно, тоже был Багрецов, только имел
  такое прозвище. А в настоящем времени, да и лет сто назад, людей по фамилии Скоблины, в деревне нет и не было.
   И ещё очень важная деталь: только Багрецовы являлись в Скоблино староверами, все остальные жители были мирскими. Поселились они тут потому, что было близко к воде, был на месте хороший строевой лес, были ключи отличной питьевой воды. Кроме того, поселившись кругом в бору, переселенцы имели возможность спрятаться от постороннего глаза, в чём они были, скорее всего, заинтересованы.
   Почему они не подселились к Гайне? Достоверно сказать нельзя, но предположить можно. Кто были Дубровины, и сколько их было, неизвестно, а про Букиных ходит такая легенда: в Гайне до прихода русских жил казах огромного роста, сурового нрава и вида. За это он был прозван "Бука". Вторая жена у него была русская, у них было семь сыновей, они стали православными и писались Букиными. Если говорить о потомках Букиных,
  которых я знал, то в некоторых ярко проявлялись признаки наличия
  казахской крови. Так что я считаю, что эта легенда достоверна. И если это так, то естественно, что для староверов Багрецовых было несовместимо поселиться рядом с иноверцем-казахом. Вот они и выбрали левый, противоположный берег для поселения. Однако он
  был крутой, было неудобно гонять на водопой скотину, зимой ветры сильно задувают, место открытое, селян можно было легко обнаружить. Пришлось перебраться на правый берег реки, более удобный.
  Примерно до 1930 года сохранялось расселение семей с определёнными фамилиями на определённых улицах. А в 30-е годы произошла такая ломка сложившихся устоев, понятий, взглядов, всего уклада крестьянской жизни, что трудно представить. Всё было поломано, разрушено, перемешано. Там,
  где жили одни, стали жить другие. Но я попытаюсь восстановить старое распределение фамилий:
   ул. Гайна - Букины, Дубровины;
   ул. Пайвина - Шестаковы, Пайвины, Мальцевы,
   Третьяковы, Усольцевы;*
   ул. Логоушка - Багрецовы, Чудиновы, Махнины;
   ул. Пережогина - Багрецовы, Пережогины;
   ул. Горелка - Репины, Еланцевы, Дудины, Шумковы;
   ул. Мурашова - Репины, Дудины, Шумковы,
   Еланцевы.
   *В деревне Пайвиной жили Усольцевы.
   Эта фамилия встречается в переписи
   населения 1710 года - в деревне
   Токаревой жил крестьянин Василий
   Усолец. Скорее всего, родом он из под
   городка Усолье Пермского края. (С.В.
   Плотников).
   Кстати говоря, Дудины, Махнины, Еланцевы и Шумковы проживают и поныне в д. Маслово, находящейся в 8 км от Скоблино. Есть предположение, что они выходцы из Тамбовской губернии. Шестаковы - это очень распространённая в Зауралье фамилия, возможно, они прибыли с Урала, с Демидовских заводов. Пережогины, Пайвины, Третьяковы, Мальцевы, Усольцевы, по моим предположениям, прибыли в Скоблино из Шадринского
  уезда (примерно в 1750-е годы), т. е. в годы официального признания Таловки в 1747 году* и оформления её как волости, после чего и началась приписка крестьян-поселенцев, а также формирование новых деревень на территории Таловской волости. До этого они селились стихийно, без разрешения властей.
   Таловская слобода основана в
   1747 году - так пишет П.И. Рычков в
   "Топографии Оренбургской",
   вышедшей впервые в 1762 году.
   Тарасов Ю.М. в книге "Русская
   крестьянская колонизация Южного
   Урала" (М., 1984г.) называет другую
   дату - 1748 год.
   И.В. Багрецов приводит слова
   своего дяди И.Д. Меркурьева о том,
   что волостная управа в Таловке
   утверждена к 1750 году. Вероятно,
   Иван Дмитриевич ошибался,
   первоначально Таловской слободой
   управлял слободчик, а волости,
   считаю, образованы несколько
   позднее - после реформы местного
   управления 1782 года. (С.В.
   Плотников).
   В нашей семье знатоком старой жизни и истории заселения Таловской волости был брат моей матери Марины Дмитриевны - Иван Дмитриевич Меркурьев, рождения 1875 года, который в письме мне в 1952 году писал, что Таловка основана в 1726 году. "К 1750-м годам в Таловке была утверждена волостная управа, в Челябе - уездная управа, и тогда село Таловское относилось к Уфимской губернии". В состав Таловской волости входило 8 деревень, в том числе Скоблино и Камаган, а также Гагарье, Кандаковка, Норыльное, Маслово, Пески, Васильевка. Это он утверждал на основании документов, хранившихся в архивах Таловской волостной управы. Иван Дмитриевич до 1925 года работал волостным писарем в Таловке, интересовался стариной,
  просматривал архивные документы, поэтому его сведения основаны на документальных данных. Но года основания Скоблина он назвать не мог, и откуда приехали скоблинцы тоже не знал. В этом же письме он пишет, что в 1920 году он заведовал Таловским ЗАГСом и все церковные метрические книги сдавал в РАЙЗАГС. В 1922 году ему пришлось уже сдавать в Курганский ОКРЗАГС метрические книги Таловской, Петровской, Кипельской,
  Кислянской, Карасинской и Введенской церквей. Попадали книги за 1749, 1750 годы.* Так что, при наличии желания, времени и доступа к архивным документам, можно было бы многое установить точно.
   *И.Д. Меркурьев пишет, что попадались
   метрические книги церквей "за 1749, 1750 годы".
   Такие книги - мечта краеведа! Но их нет.
   Сохранились метрические книги только с 1779
   года, с этого года они официально введены в
   церквах указом императрицы Екатерины II.
   Приходится только гадать: либо Иван
   Дмитриевич действительно видел метрические
   книги за эти годы, либо запамятовал, т. к.
   письмо писал спустя 30 лет после их сдачи в
   архив. (С.В. Плотников).
  
  
   БАГРЕЦОВЫ
  
   Все опрошенные мною старожилы и знатоки своего рода называют имена Ивана и Поликарпа Багрецовых, но в каком родстве они состояли, кто был старше - на этот вопрос никто толком ответить не мог. Разумеется, нет и никакого описания их наружности, характеров. Из их потомков известны Овдоким, Дорофей, положивший начало Багрецовым-Дорониным и Назар. Из многочисленных их потомков остановимся на Никифоре Овдокимовиче, который уже, без всякого сомнения, является
  нашим прямым предком и о котором уже кое-что известно.
   Никифор Овдокимович родился примерно в 1801 г. и умер в 1875 г. 74-х лет от роду. В семье своего отца он был старшим сыном. Дядя моего отца, Иван Гаврилович, рассказывал: "Дедушка Никифор меня, двух-трёхлетнего перевёз на тележке от амбара до крыльца дома. Умер 73 лет, примерно через год".
   По рассказам Ивана Гавриловича, Никифор Овдокимович был седой: и голова, и борода, но всё же можно было различить, что он когда-то был тёмно-русым. Рост средний. Хромой на одну ногу. Телосложения крепкого, подвижный. Характера независимого, влиятельный, решительный. Пользовался уважением.
   С Дороней (Дорофей Назарович Багрецов) часто спорили.
  В 1843 году, по рассказу моего отца Василия Савельевича, Никифор в возрасте 43 лет участвовал в восстании, охватившем все деревни Таловской волости. Восстание подавили казаки. За участие в восстании пороли плетьми, Никифору дали сто плетей. Один казак с одной стороны порол жалеючи, другой, с другой стороны, порол от усердия, перебил нерв, и эта нога высохла. Прадед пытался отпарить ногу в бане. Парился в шапке и в рукавицах в сильном жару, но отпарить не смог.
   О восстании 1843 года я слышал от отца, а позднее от дяди Ивана Дмитриевича Меркурьева, а также читал в газете "Советское Зауралье": в народе пронёсся слух, что все деревни Таловской волости отдадут "под барина". Народ взбунтовался. Возглавляли восстание жители деревни Скоблиной, некто Кулага* (это прозвище, а фамилия не известна) и унтер-офицер Еланцев.
   *И.Д. Меркурьев пишет, что одним из
   организаторов восстания крестьян
   Таловской волости 1843 года был
   житель деревни Пепелиной Кулага, а в
   книге И.В. Багрецова названа деревня
   Скоблина - вероятно, это или описка
   Ивана Васильевича, или Натальи
   Львовны. (С.В. Плотников).
   Они пошли в волостную управу в Таловке и потребовали от волостного старшины Головина и писаря Николая Ивановича Кудрина (очень влиятельного человека не только в Таловской волости, но и в Челябинской уездной управе, и в Уфимской), чтобы они показали бумагу о том, что деревни Таловской волости отходят под барщину. Волостные руководители убеждали, что никакой бумаги нет. Бунтовщики не поверили, захватили волостную управу. Неграмотный Кулага на всех бумагах, поступающих в
  волость свыше, ставил кресты, чтобы потом заставить грамотного человека прочитать эти бумаги и узнать их содержание. Все грамотные - старшина, волостной писарь - сбежали.
   Поп Протасов, туша в 9 пудов весом вместе со всей своей семьёй заперся в церкви и не хотел читать бумаги бунтарям. В здании волостной управы Кулага просидел неделю. Старшина и писарь не возвращались. Тогда бунтовщики поехали в деревню Пестову (ныне в Мишкинском районе), где жил старшина Головин. Но он отказался читать бумаги, пришедшие в волость в его отсутствие, в Таловку ехать тоже отказался. Тогда бунтари вытащили его из дома через окно и увезли в Таловку. В Таловке он продолжал упорствовать, бумаг не читал, бунтарям угрожал. Тогда крестьяне связали ему руки и верёвкой привязали за телегой. Босого, без шапки повели пешком в д. Гагарье, где собрались бунтари из всех деревень Таловской волости. На второй день в Гагарье прибыли 2 сотни казаков, одна из станицы Звериноголовской, другая из Усть-Уйской. Они прибыли с пушками, винтовками, в полном вооружении. Казаки были вызваны попом Протасовым, он посылал двух нарочных из числа приближённых ему людей.*
   *Иван Васильевич Багрецов ошибается. Капитон
   Семенович Протасов окончил курс Уфимской
   семинарии в 1846 году и в этом же году
   рукоположен в священника Таловской церкви,
   служил в ней 31 год и скончался в 1878 году,
   погребен в ограде Таловской церкви. Значит, во
   время "картофельного бунта" в 1843-ем году его
   в селе Таловском ещё не было. Мемуарист
   называет священника попом, да ещё 9 пудов
   весом, - это либо влияние на него атеистической
   пропаганды, либо его старообрядческого взгляда,
   к тому же не указывает источник этой
   информации. Слово поп "в настоящее время
   имеет презрительный оттенок значения".
   (Фасмер М. Этимологический словарь русского
   языка. М., 1987. С. 326). Священник К.П.
   Протасов награжден серебряной медалью за
   успехи в обучении детей Таловского прихода
   (Кудрин Н. Очерк Таловского сельского училища
   Челябинского уезда // Оренбургские губернские
   ведомости, 1869, ? 21 от 24 мая). О нём
   имеется статья священника Александра Орлова
   в "Оренбургских епархиальных ведомостях" за
   1878 год от 15 марта. (С.В. Плотников).
   Командование казаков потребовало от бунтующих выдать своих смутьянов и расходиться с миром по домам, однако казаки окружили их со всех сторон. Бунтари-крестьяне вооружились кто топором, кто косой, кто вилами, может, даже кто и дробовиком, и зашумели, что не хотят под барина, будут воевать. Видя, что бунтари не сдаются, казачьи командиры распорядились зарядить пушки холостыми зарядами и дали залп из восьми пушек.*
   *В Таловской летописи, которая, к
   сожалению, не сохранилась, сказано что
   казаки упросили графа Цукато сделать
   выстрел из одной пушки холостым
   зарядом. (См. приложение : М.П.
   Горбунов. О том, как граф Цукато
   таловских крестьян избивал //Летопись
   о давно минувшем. Кирово, 1960-1970.
   Мишкинский историко-краеведческий
   музей. (С.В. Плотников).
   Возникла паника, так как крестьяне кроме грома небесного, никакого другого не слыхали. Воспользовавшись замешательством, казаки начали бунтарей ловить и вязать верёвками. Хотя бунтарей и было около 500 человек, но они быстро сдались, т. к. их руководители Кулага и отставной унтер-офицер Еланцев одни из первых были связаны и обезврежены. После этого был учреждён допрос и дознание. От унизительного плена был освобождён волостной старшина Головин.*
   *В 1843 году волостным старшиной был
   крестьянин д. Пестовой Гридин. И.В.
   Багрецов ошибочно записал его
   фамилию - Головин. (С.В. Плотников).
   Хорошо зная людей, он указал на руководителей и активистов бунта. Бунтовщиков выпороли плетьми.
  Глава восстания Кулага получил 500 плетей, после чего отдал Богу душу. Сколько плетей досталось Еланцеву, история умалчивает. А наш прапрадед Никифор Овдокимович и подобные ему участники бунта получили по 100 плетей. Так восстание было подавлено. Бунтари были выпороты, но барина на деревни Таловской волости не посадили.
   После этих событий местным поэтом (неизвестным) было написано стихотворение. Возможно, оно было большим и законченным, но моя память удержала немногое. Привожу его, как помню:
  
  В сорок третьем мы узнали,
  Что к нам барина послали.
  Тогда мы долго бунтовали,
  Все в Гагарьем собрались.
  Нас казаки окружили,
  Смотрим, пушки прикатили,
  Нам сдаваться приказали,
  Чтоб смутьянов указали.
  
  Тут мы громко закричали,
  Что, мол, бар мы не хотим,
  Землю им не отдадим,
  Вилы, косы похватали,
  На казаков побежали.
  Казаки пушки зарядили
  И по нам из них палили!
  Холостыми залпом дали
  И нас крепко напугали.
  Стали нас они ловить
  И верёвками крутить.
  Они нас быстро усмирили,
  Волю нашу подавили
  И плетями крепко били.
  Били нас из подлой мести,
  Кому сто, а кому двести.
  Наш Кулагин господин
  Получил пятьсот один.
  Значит, так и стало быть,
  Приказал он долго жить,
  Бедный отдал Богу душу...*
   *Довольно подробно описывает этот бунт в
   своём письме Иван Дмитриевич Меркурьев,
   приводя целый ряд интересных подробностей.
   По его словам, никакого барина "сажать" над
   крестьянами не собирались, а было указание
   строить общественные амбары на случай
   неурожая, вёлся какой-то учёт, что и вызвало
   волнения. (Н.Л. Багрецова).
   Неизвестно, сколько десятин пашни и посева имела семья Никифора Овдокимовича, сколько у него было лошадей и голов скота. Ясно, что, как и все крестьяне, он вёл натуральное хозяйство, землю пахал сохой, хлеб жали серпами, вязали снопы, молотили цепами (молотилами). Обмолоченное зерно веяли с помощью деревянной лопаты и ветра. В сырые годы снопы перед молотьбой сушили в овинах. Сами делали и телеги, и сани, и бороны, и сохи, шили сбрую, обувь и одежду. Сеяли коноплю и лён, из конопли
  делали верёвки, мешки, полога, а изо льна ткали холсты для рубашек, штанов, портянок и верхней одежды. Современные мужчины и женщины делают десятую долю того, что делали крестьяне - современники Никифора Овдокимовича.*
   *Дальше идёт подробнейшее описание работ,
   необходимых для того, чтобы сшить рубашку,
   я его опускаю. (Н.Л. Багрецова).
   Всё это ложилось на плечи женщины. Работа по хозяйству, в поле по уборке урожая, стряпня, выпечка хлеба - вот что значит быть крестьянкой, которая вместе с мужем ведёт натуральное хозяйство. Это значит - беспросветная работа, работа и ещё раз работа. Было ли время нашим прабабушкам и прадедушкам, и были ли условия для совершенствования культурно-эстетического и
  научно-познавательного уровня? Задумайтесь и ответьте сами на этот вопрос.
   Надо было постирать со щёлоком и с помыльем* бельё, выполоскать его в ледяной воде и выколотить на льду вальком льняное бельё, высушить и выкатать вальком-рубелем.
   *Помылье - заменитель мыла, варилось в
   домашних условиях из обработанных кишок
   животных. (С.В. Плотников).
   Во время полевых работ жена вместе с мужем заготавливала сено, а в уборку серпом жала хлеб и вязала снопы. Надо было нянчить и растить детей. Мужу тоже хватало работы. Управа со скотом, возка кормов с поля, ремонт и поделка всех орудий труда, выделка кож, овчин, пошив одежды, изготовление сбруи, упряжи, ремонт и строительство надворных построек, все полевые работы, заготовка дров и лесоматериалов. А зарплаты никакой... Вот поэтому рабочий день крестьянина и его жены начинался с рассвета, а кончался в полночь, и ночью светила не электрическая лампочка, а лучина.
   Деньги крестьянин добывал от продажи хлеба и скота. А если три года подряд неурожай, тогда как? Или если в семье детей "семеро по лавкам", а земельный надел только на одну мужскую душу, единственную душу отца?
   Вот теперь и поразмыслите, дорогой читатель, что и как формировало крестьянскую психологию? Вот почему крестьянин, ущемляя себя, создавал запас на чёрный день и на старость. Все средства к жизни доставались ему исключительно тяжело. Все эти вместе взятые обстоятельства заставляли
  крестьян жить большими семьями. Неграмотность, забитость, низкие производительные силы, взаимная зависимость - всё это и формировало патриархальный уклад жизни крестьянина. Такой уклад был, конечно, и в семье Никифора Овдокимовича.
   Сам Никифор, как старший сын, в солдатах не служил, а его братья Алексей и Осип отслужили по 25 лет каждый. Алексей так и не создал семью, а Осип, придя из солдат, 51 года от роду женился и имел сына.*
   *Манифестом о всеобщей воинской
   обязанности 1874 года была отменена
   25-летняя солдатская служба. С этого
   времени солдаты служили 6 лет и ещё 9
   лет находились в запасе. (С.В.
   Плотников).
   Двоюродный брат Никифора Дорофей Багрецов (Дороня) пользовался большим авторитетом и остался в памяти у многих. Однако в бунте он не участвовал, бит не был. Может быть, он был больше привержен двоеданской вере и не лез в политику, а может, просто был хитрее, а может, менее храбр и смел, чем Никифор. Во всяком случае, внук его Иван Гаврилович утверждает, что они с Дорофеем часто спорили.
  
   ПРАДЕД ГАВРИЛА НИКИФОРОВИЧ
   БАГРЕЦОВ
  
   У Никифора Овдокимовича было двое детей: дочь Екатерина, вышедшая замуж за Усольцева, и сын Гаврила не то 1822, не то 1819 года рождения. Он был смолоду глух на оба уха, особенным авторитетом не пользовался, но вошёл в историю рода Багрецовых, как первый носитель уличной клички "Жиряк" (Жиряков).
   Произошло это так. В урожайный год он поехал вместе с односельчанами, в числе которых были и его троюродные братья Доронины, в Шадринск продавать пшеницу. Купцы соперничали между собой, нанимали зазывал, которые ходили по рынку и направляли крестьян к своему хозяину, обещая уплатить дороже других на полкопейки за пуд. Такой агент-зазывала направил скоблинских мужиков к своему хозяину купцу Жирякову. Когда у Гаврилы Никифоровича спросили фамилию, он, видимо, не расслышал, чью фамилию спрашивают, его или того, кто купил хлеб, и сказал: "Жиряков". Когда стали рассчитывать, всех
  рассчитали, а Гаврилу нет. Он стал требовать расчёт. Купец спрашивает: "А какая твоя фамилия?" Он говорит, что Багрецов. "А у нас записан Жиряков". Он твердит: "Я Багрецов, а не Жиряков". Поднялся шум. Мужики, продававшие хлеб, подтвердили, что он Багрецов и продавал хлеб вместе со всеми. В конце концов, Гаврила деньги получил, но товарищи стали смеяться над ним и дразнить Жиряковым. Кличка так и приросла к нему, а потом и всех потомков стали дразнить Жиряками, в том числе и мои братья, и я в Скоблино назывались "Жиряками".
   Гаврила Никифорович был женат на Пельменевой Зиновье Михайловне из д. Половинное (ныне д. Норыльное Юргамышского района). По внешнему виду она была светло-русая, даже рыжеватая, но главное, очень маленького роста. Этот признак - малый рост - оказался очень стойким у потомков. О характере её и умственных способностях никаких сведений не сохранилось.
   У них было три сына, доживших до преклонных годов, а сколько было всех детей - неизвестно. Старший сын Савелий Гаврилович (1849-1922 гг.), Ефим Гаврилович (1860-1893гг.) и Иван Гаврилович (1871-1963гг.). Семья имела три надела земли - деда Никифора, Гаврилы и Савелия Гавриловича, попавшего в передел 1850 года, всего 18 десятин. Земельным переделом занималась Уфимская земельная общинная управа.
   Инженером-землеустроителем был некто Цингер (возможно, фамилия неточная), который приходился зятем волостному писарю Николаю Ивановичу Кудрину, о котором я уже рассказывал. По этому передел был произведён с явной выгодой для Таловской общины, им было нарезано земли значительно больше, чем скоблинцам. Хотя и в этом не обошлось без курьёзной истории.
  Скоблинские мужики хотели, чтобы землемер нарезал их общине земли больше, чем она имела. Они решили инженера подкупить. Собрали двухведёрную корчагу топлёного коровьего масла, яиц и немного денег. Вручить подарок землеустроителю поручили скоблинскому крестьянину Еланцеву, вероятно, самому авторитетному из скоблинцев. Подарок он вручил, инженер принял. Однако когда дошло дело до нарезки пахотной земли, он оставил скоблинскую общину в старых границах, а таловская за счёт земельных запасов получила значительную прибавку. Скоблинские крестьяне возроптали и стали требовать от инженера: "Мы тебе дали, и ты нам дай!". Он ответил: "Я вас не просил давать, вы сами дали. Прибавить пашни не могу". Мало того, он ещё отрезал от скоблинских земель хорошие участки, располагавшиеся в стороне д. Лебяжье. Эти хорошие участки достались таловским воротилам и богатеям Кудрину, Билькову и попу Протасову.
   Они и до сей поры носят названия "Кудревка", "Биликовка", "Поповка".
   Ещё одна курьёзная история. Кудрину было мало своего участка, он решил отвоевать ещё землю и у попа. Ему не нравилось, что его участок расположен далеко, за 15 вёрст от деревни. Утром рано он заготовил акт на обмен участков и послал посыльного к попу Протасову, чтобы тот подписал эту бумагу, т. к. дескать, её надо срочно отправить в Челябинскую уездную управу. Поп ещё спал, посыльный его разбудил. Поп был уже слеповат, без очков читать не мог, подпал под влияние спешки и подписал бумагу, не читая, на что и рассчитывал Кудрин. Когда начали нарезать землю, поповский участок нарезали Кудрину, а кудринский (за д. Бильковка) - попу. Поп начал возмущаться, почему так? Тогда Кудрин достал акт на обмен участков, в спешке подписанный попом, спрашивает попа: "Ты подписался?" - "Я". - "Что же ты теперь возмущаешься, значит, тогда был согласен, а теперь нет? Дело сделано, я от участка не отступлюсь". Поп, зная власть, влияние и характер Кудрина, отступил. С тех пор ранее поповский участок стал называться "Кудревкой". Конечно, на отторгнутых от скоблинцев участках, кроме Кудрина, Билькова (содержатель ямской станции в Таловке), получили земли и другие таловцы, всё это случилось благодаря незаконным действиям Кудрина и попа. Влияние их было огромно, воля непререкаема. Что они хотели, то и делали.
   Рассказывают такой случай: "Один крестьянин стал просить попа посодействовать ему, чтобы его сына не взяли в солдаты. Поп Протасов потребовал, чтобы сын крестьянина был у него в работниках до тех пор, пока его ровесники будут служить в
  солдатах, т. е. 25 лет! Это наглядный пример бесчинства этого попа".
   Итак, с 1850 по 1860 год у Гаврилы Никифоровича было 18 десятин земли, *но это вовсе не значит, что семья жила зажиточно.
   *У Гаврила Никифоровича Багрецова в 1850-м году было
   три надела земли - 18 десятин. Распространённая в
   воспоминаниях неточность, и не только у Ивана
   Васильевича, но и у других авторов.
   До 1857 года земли было много не обработанной, -
   паши, сколько можешь обработать - бери; пары тогда
   не пахали, а просто распахивали другое поле, а прежнее
   оставляли в залог. Название поля "Залог" и сейчас
   сохранилось в д. Камаган. В 1857 году в Таловской
   волости всем сельским обществам нарезали землю из
   расчета 15 десятин на одну мужскую душу, лишнюю
   землю выделили в отдельную статью. Если у Г.Н.
   Багрецова было три надела, значит, ему нарезали в
   1857 году 45 десятин земли, а вот из них только 18
   десятин обрабатывались, т. е. пахотной земли.
   Значит, на один надел распахано 6 десятин земли,
   а в соседней Кислянской волости на один надел было
   только 4 десятины пахотной земли.
   Земля была разделена на три сорта и делилась по
   наделам так, чтобы каждый крестьянин получил
   землю трёх сортов. Делили землю сельским обществом,
   т. е. сами крестьяне, но некоторые из них обменивали
   землю первого сорта, расположенную вдали от
   деревни, на второсортную, но ближнюю к деревне.
   (С.В. Плотников).
   Никифор Овдокимович был хромой, помогал плохо, сыновья ещё не подросли.
   Гаврила Никифорович, по сути, был единственным полноценным работником-пахарем. Урожаи он получал низкие. Даже в более поздний период, когда подросли сыновья, в семье достатка не было, по словам Ивана Гавриловича "перебивались с хлеба на квас", ели редьку с квасом да ржаной хлеб. Есть сведения, что жили они в очень старом, уже разрушавшемся доме, возможно, даже ещё топившемся по-чёрному. Я считаю, что они вынуждены были купить другой дом, в котором в дальнейшем жил старший сын Савелий Гаврилович до 1905 года, а младшему, Ивану Гавриловичу, ещё при жизни отца был построен новый дом. Но это ещё впереди, а тогда жили в худом, обветшавшем доме. Иван Гаврилович в 1961 году рассказывал мне о той поре: "Ваня, когда я родился (1871 г.), ведь керосину-то не было, - говорил он с горечью, - а теперь гляди-ко, сколько машин работает на бензине и керосине, мало того, так спутники и какие-то люди-космонавты летают. А мы-то прожили свою жизнь в слепоте. По ночам-то освещались лучиной, а теперь электричество...". Он также рассказывал, что старики наши раньше жили в курных избах. Когда топили печи, дым выходил через волоковое окошко, которое делали почти у самого потолка в стене. Впрочем, печки с дымниками в нашей деревне научились делать давно.
   Сделаю отступление о строительстве домов в Таловском приходе. Самый распространённый тип строения в нашей местности называется "изба через сени горница". Высокое крыльцо, более метра высоты. Пол в избе, в сенях и в горнице находился на высоте более метра от поверхности земли. С
  крыльца попадали в сени, из которых в одну сторону выл вход в "избу", т. е. кухню, а в другую вход в чистую горницу. У более бедных дома состояли из одной лишь избы. В избе главное место занимала битая из глины печь, на ней свободно мог стоять человек, не доставая головой до потолка, такие высокие были дома.
  Просторные полати, от поверхности которых до потолка было 130-150 см. Думаю, что такой тип строения домов привезён в Зауралье с севера. В давние времена, когда было много строительного леса на месте, дворы строились глухими. Двор выстилался плахами *- брёвнами, расколотыми повдоль пополам.
   * "Двор выстилался плахами...". Мне не
   пришлось увидеть такой двор, от
   старожилов не слышал об этом.
   Мемуарист не сказал или он видел
   такое покрытие в ограде, или
   предположил. В Вятском крае глухой
   двор имеет не только настил из плах
   или жердей, но и перекрыт навесом.
   (С.В. Плотников).
   Окна в домах были маленькие. Вместо стекла использовалась выделанная золой скотская брюшина. Кто из предков заменил брюшину оконным стеклом? Не знаю. Вечерами освещались лучиной.
   Сейчас не осталось не только домов первопоселенцев, но и домов, построенных 130-140 лет назад. По рассказам знаю, что они строились из кондового леса с толщиной брёвен не менее 50-60 см в отрубе с тонкого конца бревна. Первые дома простояли лет по двести!
   В 1850 годы в Скоблинской общине подушный надел пашни составлял уже только 6 десятин. Все леса в Скоблинской нарезке к тому времени были уже выжжены предками и освободившиеся из-под лесов земли освоены под пашню.
   Леса остались небольшими колками, да по берегам болот и озёр. Основные породы леса - берёза и осина, по берегам болот чернотал, редко вербы.
   Боры - Таловский и Гайновский, а также, Камаганский борок - существуют и ныне.
   Прибавка пашни для вновь народившихся крестьян в Скоблинской общине бралась из запасных фондов пашни, располагавшихся в западной части нарезки в 20 км от Скоблино, а позже, когда на этих землях была поселена деревня Лебяжье,* земельный надел скоблинских крестьян снизился до 4-х десятин
  пашни на мужскую душу. Это было уже около 1905 года.
   *Деревня Лебяжье ныне Мишкинского
   района. (С.В. Плотников).
   Наш прадед Гаврила Никифорович, как и его предки, вёл натуральное хозяйство, по-прежнему обрабатывал землю сохой да бороной. Применял трёхполку с чередованием культур: первое
  поле - пар, второе - рожь+пшеница, третье - овёс. В поле овса было несколько осьминников (осьминник - 1/8 десятины). Поля засевались также льном, просом, горохом и другими культурами. Кроме того, различался участок земли под названием "леха", он не имел точных размеров, где-то около 100 квадратных метров. Засевали леху репой, морковью. Никаких машин, разумеется, не было. Сено косили не косой, а горбушей. Это орудие имеет сходство с косой, но менее удобно и производительно. Работа горбушей требует большего навыка и большей затраты физических сил.
   В 1870-80-е годы в семье происходит ряд изменений. Умер Никифор Овдокимович. Женился старший сын Гаврилы Савелий Гаврилович, на Овдотье Овдокимовне Ермаковой из д. Долговка. *
   *Долговка - село Куртамышского
   района Курганской области. (С.В.
   Плотников).
   У них появились дети: Вера в 1874 г., Василий (мой отец) 28 декабря 1876 г., Овдотья в 1884 г. После очередного земельного передела семья имела 5 наделов по 5 десятин при трёх взрослых работниках: сам Гаврила Никифорович, Савелий Гаврилович, Ефим
  Гаврилович - неженатый, подросток Иван Гаврилович. В урожайные годы, возможно, дела их шли неплохо, вероятно, в этот период Гаврила Никифорович и ездил в Шадринск продавать хлеб, где и приобрёл прозвище "Жиряков". Однако достаточно было одного неурожая, чтобы положение семьи стало плачевным.
   1890 год был засушливым. Но 1891 год был исключительно засушливым как по Челябинскому уезду, так и по Курганскому округу. Это был год массового распространения сибирской кобылки, - насекомого, сходного с саранчой, только меньше размерами. Кобылка размножается с помощью яиц, которые откладывает в почву на целинных и залежных землях. Одна самка откладывает от 40 до 100 яиц. Чем суше лето и жарче погода, тем лучше развиваются личинки. А так как между крестьянскими наделами существовало большое количество меж, залежной земли, то кобылка откладывала свои яйца у самых посевов крестьян. И как только личинки выходили из яиц, они ещё в пешем, т.е. в
  бескрылом состоянии, сразу нападали на посевы крестьян. Они моментально до черноты поля съедали посевы. А когда у них отрастали крылья, так называемая кобылка перелетала на дальние расстояния. Химическими средствами борьбы с кобылкой крестьяне не располагали, а механические (ловчие канавы и пр.) - не давали результатов. Поэтому все жители Челябинского уезда, в том числе и Таловской волости, остались без урожая. На всю округу навалился голод, падёж скота от бескормицы, т. к. кобылка съела не только посевы, но и луговые травы.
   В память об этом народном бедствии в д. Глинки Курганского округа в 1891 г. был поставлен памятник.
   Голод не миновал, конечно, и семью Гаврилы Никифоровича. Чтобы не умереть с голоду и попытаться сохранить лошадей, решили, что старший сын Савелий Гаврилович с 13-летним сыном Василием и младший сын Иван Гаврилович на двух лошадях поедут в Сибирь искать урожайное место, где будут работать, кормиться и заработают что-нибудь для семьи. Дома остались женщины, старик Гаврила Никифорович и средний его сын Ефим.
  Хотя ему было уже 30 лет, но он был не женат, и то, что он не поехал с братьями в Сибирь, наводит меня на мысль, что он страдал каким-то недугом или физическим недостатком, возможно, был горбат. Вскоре после описываемых событий он умер.
   Молодые Багрецовы уехали в Омскую губернию и нашли работу в д. Топорки Карасукской волости Тюкалинского уезда. Они нанялись к местному богатею Ефиму Железному (прозвище за скупость) возить лес на постройку дома из г. Тары. Возили на двух лошадях вразнопряжку, т. е. каждая лошадь запряжена в свои сани. 300 вёрст только в один конец, с неоднократной ночёвкой в пути. Отец мой, Василий Савельевич, ездил вместе с ними и, когда они останавливались ночевать, он шёл по миру и собирал мирскую милостыню, - кто что подаст. Собранное он приносил на место ночлега, ставили самовар и пили чай, а остатки доедали на
  следующий день утром, и находясь в пути. Вот так они, работая, кормились сами и содержали своих лошадей. Труд их ценился дёшево. Дед Савелий Гаврилович заработал за зиму только 10 рублей, а Иван Гаврилович - 7 рублей. А хлеб из-за голода стоил дорого, по 1 рублю 60 копеек за пуд.
   Корм лошадям тоже приходилось покупать за свои деньги.
   В декабре 1891 года прадед Гаврила Никифорович решил навестить сыновей в Тюкалинском уезде. Вероятно, он надеялся получить у них денег, вряд ли бы он решился на такую дорогу без важной надобности. Поехал он на истощённой кобыле, в обутках на ногах и в чапане без тулупа, в трескучие декабрьские морозы. Зима, видимо, была исключительно морозной. Чтобы лучше представить, сколь рискованным было его путешествие, я опишу, что такое чапан и как он мог согреть в такую лютую стужу. Чапан - это верхняя одежда, которая одевается вместо тулупа, если его нет. Шился он из домотканого полусукна, т. е. основа была портяная (из льняных ниток), а уток (поперечные нитки) были шерстяные. Вот из такого полусуконного полотна и шили чапаны и зипуны. Чапан шили длинным до пят, с большим воротником из такого же материала. Под плечи и спину с внутренней стороны обычно подкладывалась холстяная подоплёка в один слой холста и
  всё! У чапана была одна верхняя пуговица, а в поясе он стягивался
  опояской. Судите сами, хорошо ли защищал чапан путешественника от зимних холодов?
   И вот прадед Гаврила Никифорович на утлой лошадёнке проделал путь от Скоблина до Тюкалинского уезда в 700 км только в один конец, а затем такой же путь обратно в лютые декабрьские морозы. Конечно, к такой поездке его могла понудить только крайняя нужда. Он сильно простыл и заболел, вероятно, воспалением лёгких. Проболел около месяца и в январе или феврале 1892 года умер. Хоронили его остававшиеся члены семейства, из мужчин один Ефим Гаврилович. Вся тяжесть этой зимы лежала на нём да на снохе Овдотье Овдокимовне, моей бабке. Где его похоронили, я не знаю. Не знаю, также, и то, придерживался ли он в конце своей жизни старой веры. Двоедан хоронили в Скоблино на двоеданском кладбище (кладбище Багрецовых), а православных в Таловке.
   Прежде чем перейти к жизнеописанию моего деда Савелия Гавриловича, надо рассказать ещё немного о судьбе сестры Гаврилы Никифоровича, Екатерины Никифоровны. Она вышла замуж в Гайну за Усольцева. У неё было два сына: Николай (Николонька) и Абакум. Она говаривала пословицу: "Дай Бог дитя, и дай ему Бог ума! Вот у меня два сына, Николонька-то умный, так у меня его будто и нет, а Абакумка - бедолага, так у меня о нём всё сердце выболело. Или его убьют, или искалечат". Он, видимо, был вор и дебошир.
   Николонька Усольцев прожил более 90 лет, умер в 1931 или 1932 году, я его ещё видел и помню. Вместе со своей старухой, тоже Екатериной, он сидел в малухе (так называется отдельностоящая изба, испольуемая крестьянами для приготовления пищи для себя и для скотины) у моей тётки Авдотьи Савельевны и пил чай. Николонька был дряхлый старик с трясущейся головой и трясущейся правой рукой, седой, но густо-чернобровый. Ходил с палочкой. Старуха Екатерина была сгорбленная и так же, как супруг, страдала паркинсонизмом, т. е. и у неё тряслась голова и правая рука. В народе говорили: "Всё время в балалайку играет" - злая шутка, конечно. Она тоже была густо-чернобровая. На верхней губе были ярко выражены густые усы, на правой стороне подбородка ближе ко рту была крупная бородавка с длинными волосами. Екатерину в народе называли "Катюшей Подборской" за то, что они жили под Гайновским бором. Она славилась как знахарка-повитуха, лекарь и знающаяся с колдовством. В этом я убедился на собственном опыте. У Николоньки Усольцева была дочь Фёкла, которая вышла замуж за Ефима Григорьевича Дубровина и жила тут же в Гайне. Мои родители купили у них корову (в 1930 г.). Эта корова никак не хотела жить в нашем дворе. Никогда сама не приходила домой, её всегда вечером приходилось искать, и всегда находили её у Е.Г. Дубровина или около его двора. Угнать её от их двора можно было с большим трудом, и по дороге она постоянно пыталась убежать. Чаще всего за коровой ходили мы с братом Николаем, и Николай, как старший, муку смучил, гоняясь за коровой. Когда мы подгоняли корову к нашему двору, к открытым воротам, вызывали из дому маму, прибегали к помощи соседей и с великим трудом загоняли корову во двор, но она, подойдя к воротам, останавливалась, дико озираясь, и пыталась вырваться и опять убежать обратно к Дубровиным. Нередко это ей удавалось. Не действовало и сытное пойло и лакомая хлебная подкормка.
   Однажды корова вырвалась от загонявших её людей и убежала обратно к Ефиму Григорьевичу. За коровой шли мама и мы с
  Николаем. Возле дома Ефима Григорьевича мы встретили бабку Катюшу Подборскую. Мама рассказала ей о корове. Та взяла прутик, подала его маме и сказала: "Пригонишь корову в пригон, воткни эту вицу под матку в пригоне". Мы погнали корову, корова идёт спокойно, не старается вырваться. Подойдя к нашему двору, она спокойно вошла в открытые ворота. Загнав корову в пригон, мама воткнула вицу, данную Катюшей Подборской под матку в пригоне. С тех пор корова стала ходить домой сама. Так Катюша Подборская вылечила нашу корову.
  
   ДЕД САВЕЛИЙ ГАВРИЛОВИЧ БАГРЕЦОВ
  
   В конце марта или даже в начале апреля 1892 года Савелий и Иван Гавриловичи вернулись из Тюкалинского уезда в Скоблино и вновь начали крестьянствовать на своей земле. Савелий Гаврилович остался главным "Жиряком". Союз их с братом оставался нерушимым, хотя потом уже Иван Гаврилович ушёл в новый дом, и земля считалась формально разделённой. Их взаимовыручка продолжалась до самой коллективизации, когда Савелий Гаврилович умер, её продолжал его сын, Василий Савельевич.
   Савелий Гаврилович Багрецов (3 апреля 1849 г. - 3 июня 1922 г.) был небольшого роста, примерно 150-155 см. По поводу его роста Доронины подсмеивались: "Гли-ко, у Ганьки-то парень-то вымахал - аршин с шапкой!". Но, несмотря на малый рост, он был коренаст, крепок, подвижен, обладал большой физической силой и был очень крепкого здоровья. Крутой, вёрткий, цепкий. Был страстный любитель верховой езды с детских лет и до глубокой
  старости. Семидесяти трёх лет он ездил верхом на лошади без седла.
   Наследственных болезней не имел. Всегда обладал хорошим аппетитом и, если немного приболеет, ел ещё больше и говорил: "Если хворать да не есть, так и умереть можно!". Кроме жён, а у него их было две, имел ещё и любовниц. Темперамент по всем устным характеристикам и рассказам имел холерический. По отношению к сну был явный "жаворонок". Например: всё
  делал быстро, быстро и ел. Быстро поужинав со всеми, тут же ложился на лавку и мгновенно засыпал, захрапев. Проспав десять минут, вскакивал и удивлялся: "Что же это такое, я уже выспался, а они всё ещё едят". Или другой пример. Жили летом в поле, в пашенной избушке. Все мужики: Савелий Гаврилович с сыном и Иван Гаврилович с двумя сыновьями - должны были утром куда-то ехать в дальнюю дорогу. В сумерках распрягли и спутали в реднике лошадей (редник - загон с редкими берёзами), сами легли спать. Только все хорошо уснули, как Савелий Гаврилович уж выспался и начал всех будить: "Вставайте, пойдёмте лошадей ловить, вон
  видите, уже заря занимается!". Все встали и пошли ловить лошадей, а ночь всё темней и темней. Ему говорят: "Так заря-то была вечерняя, а не утренняя". Он соглашается: "Так и верно, ребята, а я ведь ей-Богу выспался. Ну, пойдите, ещё поспите немного". И пошли все досыпать.
   По характеру он был непоседливый, решительный, сам собой мог управлять хорошо, был человеком независимым, самостоятельным, но большим влиянием на людей не обладал и авторитетом не пользовался. Он был трудолюбив, но то ли засухи и недороды виноваты, то ли не было у него к земледелию таланта, но высоких урожаев он не получал, и семья всё время жила на грани бедности. В молодости Савелий Гаврилович был "бегунком", т. е.
  нанимался к приезжим скупщикам кудели или льна-волокна, бегал по деревне и оповещал крестьян, чтобы несли свои излишки на продажу. За это он получал по 5 копеек, что было ценно, но авторитетности ему это занятие не прибавляло. Однако он был трезвенник, никогда не пил ни самогону, ни водки, скопил кое-какую сумму и стал промышлять выращиванием телят.
   Осенью покупал 4-5 телят, зиму кормил их соломой, а на следующую осень продавал подросших бычков. Дед Савелий очень любил животных, особенно лошадей, собак и телят. Бывало, не дай Бог сказать про телёнка, что он захудалый и зиму не проживёт, сдохнет. Значит дед Савелий (Сава) возьмёт телёнка под особый контроль, крадучись, но будет таскать ему и скармливать куски хлеба, обязательно откормит этого телёнка, а потом напомнит: "Вот, говорили, что этот телёнок сдохнет, а он, смотрите, как
  выправился, да ещё лучше других". С откормом телят связана одна
  курьёзная история из его жизни. Савелий Гаврилович купил у
  односельчанина Мара Сковородина соломы. Она была в большом скирде. Map отмерил, сколько он продаёт, и поставил метку, а сам ушёл. Дед Савелий стал накладывать воз, и ему не хватило, чтобы наложить плотно под бастрык, и он наложил соломы сверх меты. Когда Map пришёл, они с дедом расскандалили, дед стукнул Мара, а Map на деда подал в суд. Суд (из своих сельчан) присудил, чтобы Савелий Гаврилович поставил Мару лагушку самогонки в полтора ведра, на которой они должны помириться. Дед самогон не пил, но Мару лагушку поставил, однако прежде помочился в неё. Как видим из этого примера, он был ещё и проказник.
   Дед очень сильно любил менять лошадей. Каждую неделю ездил в Куртамыш на конный базар. Имевшуюся у него, но чем-то не нравившуюся лошадь, продавал и покупал другую. Но так как лишних денег у него не было, хорошую лошадь купить не мог, брал такую, какую позволяли его деньги. Приехав домой на новой лошади, он на следующий день ехал в поле. Садился верхом и на
  парах проверял выносливость и бег нового коня. Если конь не нравился, в следующую субботу он снова ехал в Куртамыш и опять продавал лошадь. Часто домой возвращался с одной уздой, т. к. на хорошего коня денег не хватало, а плохого брать не хотелось. В лошадях он толк понимал. Однажды он всё же купил хорошую бурую лысую кобылу, отличавшуюся большой резвостью. Она была полукровок от арабского скакуна. Её он держал несколько лет. С этой кобылицей был такой случай. Он с супругой поехал в
  гости к её родственникам. Там были организованы бега. Он на эту кобылу посадил хозяйского сынишку и пустил в бега. Кобыла пришла второй, обогнав всех остальных, а на следующую ночь ожеребилась. Он, приехав домой, рассказывает сыну (моему отцу): "Василко, Буруха-то в бегах-то второй пришла, а ночью-то ожеребилась. А если бы не жерёбая была, она бы первое место взяла!". На это сын ему ответил: "Да ты что, тятя, сдурел? Ведь ты бы кончил кобылу-то!". Отсюда видно, что дед Савелий Гаврилович мог принимать иногда неверные решения, сын же был намного рассудительнее его. В дальнейшем сын забрал всю хозяйственную власть в свои руки, и Савелий Гаврилович добровольно отдал её, не противился.
   Савелий Гаврилович, как я уже говорил, был женат на Овдотье Овдокимовне Ермаковой. По рассказам отца, её мать была могильская (альменевская) татарка, т. е. башкирка. В своей матери, в её брате он находил много татарских черт. Но все мои розыски среди потомков Ермаковых (удалось кое-кого найти) не подтвердили этого. Они твердят, что все их предки русские. Может, не знают, а может, не хотят признать. Мы с братом Николаем пришли к выводу, что, скорее всего, наша прабабка была полукровок, но была крещена, как и все тогда, и автоматически считалась русской. Это представляется вероятным, потому что её родители водили дружбу с могильскими татарами, принимали их, когда мать овдовела, они продолжали к ней ездить. Вполне допустима возможность незаконной беременности. А затем прабабка вышла замуж за Овдокима Дружинина, и родившаяся девочка получила отчество Овдокимовна. Такой вариант, я считаю, вполне возможен, следовательно, так могла быть прилита татарская кровь в кровь нашего отца.
   И ещё один факт. Овдотья Овдокимовна рождения 1845 года, а Савелий Гаврилович 1849 г. Поженились они не раньше, чем в 1870 году, следовательно, Овдотье Овдокимовне было уже 25 лет, это уже старая дева, а почему? Значит, был какой-то изъян, чем-то браковалась. В ту пору национальность имела большое значение, и если она имела татарское происхождение - это и был изъян. А Савелий Гаврилович был парень не первого сорта: во-первых, -
  беден, во-вторых, - малого роста. Вот он в ближних деревнях и не мог найти девки-невесты. Нашёл в Долговке, а там были рады выдать за любого, лишь бы посватали. Я только предполагаю, что это могло быть так. Я даже не знаю, в какой церкви венчался Савелий Гаврилович, в мирской или двоеданской? В конце своей жизни он был уже мирским, и его дети были мирские. Когда он сменил веру и почему? Наверное, посчитал это более выгодным, а к самой вере был достаточно равнодушен.
   У Савелия Гавриловича и Овдотьи Овдокимовны, как уже говорилось, было трое детей: Вера, Василий, Авдотья. Все трое были больше похожи на мать. Все они, как и мать, были черноволосы, кареглазы, с густыми черными бровями, с широкими скулами. Особенно похожа на мать была Вера Савельевна. Роста все они были небольшого. Об умственных способностях Овдотьи Овдокимовны сведений не имеется, но забитой и бесправной она, безусловно, не была. Более того, некоторое легкомыслие и бесхозяйственность деда Савелия находятся в полном противоречии с рассудительностью, и хозяйской хваткой моего отца, и я считаю, что здравый рассудок, деловитость он унаследовал от матери.
   К 1905 году старый дом окончательно перестал устраивать семью деда и отца (хозяйство он уже взял в свои руки). Они купили в Гайной старинный дом у бездетных стариков
  Усольцевых - Фомочки и его старухи.
   Дом был большой, но старый, поэтому не дорогой. Фомочка выговорил, что отец допокоит его, а после его смерти и старуху. Так и случилось. Старик умер первым, а Фомиха ещё долго жила в одной семье с нашими.
   Дед с отцом продолжали заниматься подращиванием телят. Отец выписал сосновых жердей в Золинском бору (50 км), вывозил их зимой, на двух лошадях вразнопряжку, успевая в течение зимнего дня съездить туда и обратно. Из сосновых жердей отец построил на гумне большую конюшню, где и стали держать телят и молодых жеребят, т. е. поближе к соломе. И вот тогда они уже стали покупать телят до 20 голов. Дед специализировался в
  основном по уходу за скотом.
   У меня нет никаких данных о том, когда и отчего умерла Овдотья Овдокимовна, но доподлинно известно, что дед Савелий Гаврилович или Сава в 1916 году женился вторично. Новую жену его все называли бабкой Савихой, и я её хорошо помню. Звали её Клавдия Дмитриевна Басова, это была своенравная старуха, с первым мужем Василием Ивановичем, военным, она объехала половину России и всю Среднюю Азию. Это наложило отпечаток на её характер и поведение. Она во всё вмешивалась и вносила свару и склоку не только в свои отношения с Савелием Гавриловичем, но и в отношения со всей семьёй. Она была человеком трудного характера.
   Конечно, дед Савелий был не безгрешен. Он и при жизни Овдотьи Овдокимовны имел любовниц. Мой отец рассказывал мне, что у него был брат Архип Савельевич Пережогин, незаконный сын деда Савы, который как-то заступился за моего отца, которого хотели парни побить на вечёрках. При этом он сказал: "Худ, да свой, не бей при мне!". Вообще они с Архипом были в хороших отношениях.
   Не бросил дед свои любовные похождения и в пожилом возрасте. Хаживал к Шестаковой Анне Михайловне и материально поддеживал её. (Дочь Шестаковой А.М. впоследствии стала женой моего брата Дмитрия). Только смерть Шестаковой оборвала их связь. А случилось это так.
   1921 год был крайне засушливый, голодный год. Шестакова A.M. ходила со своим сыном Иваном по грибы в Таловские леса. Около леса в поле был посажен картофель. И так как они были голодны, то не удержались и накопали ведро картофеля. На месте преступления их застал хозяин, Васька Агафонов, человек, славившийся жестокостью на всю округу. Он избил их обоих, особенно зверски избил мать. Полуживая, она кое-как добралась до дома и слегла. Иван, её сын, мальчишка лет 13-14, ходил по миру, зашёл и к нашим. Дед Савелий Гаврилович спрашивает его: "Ванюшка, как мать-то?" Тот ответил, что плохо. Крадучись, дед нагрёб муки около пяти килограммов и отнёс её Шестаковым. Это было обнаружено, и произошёл большой семейный скандал, т. к. в этот голодный год в семье деда тоже голодали.
  Шестакова вскоре умерла, оставив четверых сирот.
   Вспоминается мне ещё один рассказ про деда Саву. Его рассказал мне мой двоюродный брат Букин Дмитрий Васильевич, сын сестры отца Авдотьи Савельевны. Деду Саве он тоже приходился внуком: "Дедушка Сава меня любил, я его тоже любил. Он был интересный старик, очень весёлый и любил пошутить. Он любил хороших лошадей и быструю езду. Меня он тоже приучал к езде на лошадях. Мне было годов 12, значит, дело было где-то в 1920 году. Мы запрягли с ним молодого воронка, очень резвого коня. Из Гайной мы поехали с ним в Скоблину, в улицу Пережогину. Он слез недалеко от лавки, у своей ухажорки, какой-то Лидочки. А мне разрешил на воронке покатать ребят и девок, а потом за ним через пару часов заехать. Я решил подъехать к школе. Из школы вышла учительница, которая меня учила. Я предложил ей прокатиться, она и ещё несколько человек ребятишек сели, и мы поехали. Мчались очень быстро по Пережогиной, я решил переехать через речку, попасть в улицу Мурашову. При спуске к речке Воронко нас разнёс и на раскате нас вытряхнул всех, а сам убежал в Гайну. Я пришёл к дедушке Саве с повинной (он был у Лидочки). Узнав, что лошадь убежала, он пожурил меня, но делать было нечего, нам пришлось идти в Гайну пешком. Пришли в Гайну, Воронка дядя Василий Савельевич уже распряг. Бабка Клавдия - Савиха - встретила дедушку руганью: "Чё, опять был у своей Лидочки? Вот и проворонил коняшку-то, кобель окаянный и т. д.".
   Оказывается, она залезла на чердак дома и через чердачное окно видела, как мы около Лидии остановились, дедушка Сава остался, а я поехал один.
   Дед Савелий догадался, что она видела через чердачное окно, залез на чердак и крепко-накрепко его заколотил. Дмитрий Васильевич Букин говорил, что такие выездки с дедом они не раз совершали и после этого случая.
   Мой отец Василий Савельевич рассказывал мне ещё такие случаи из жизни деда Савелия Гавриловича. Однажды, дед поехал молоть зерно в Мишкино на паровую Первушинскую мельницу. Хозяйкой мельницы была Первушина Софья Петровна, богатая, влиятельная женщина, дом которой стоял рядом с мельницей. На мельнице было завозно, деду пришлось долго ждать своей
  очереди. День был жаркий, и он сильно захотел пить. На мельнице воды не было, и он решил пойти напиться в доме у хозяйки мельницы. Когда он подошёл к высокому крыльцу, прислуга мыла крыльцо. Он попросил, чтоб она его напоила, но прислуга зашумела. На шум вышла сама хозяйка, полная, дородная и властная женщина. Она спрашивает: "Что за шум?". Дед говорит:
  "Воды бы напиться, хозяюшка, сильно пить хочется?". Софья Петровна отвечает: "Ты куда прёшься, обуток? Вас тут вон сколько, и мы всех обязаны поить? Убирайся прочь!". Дед обиделся и хорошо запомнил обидчицу. Но ушёл молча. Несколько лет спустя, в 1920 году, дед находился в поле, собирался ночевать в своей полевой саманной избушке у Гришичья болота. Под навесом рядом с избушкой стояла его лошадка и ела мякину из мешанинника-кормовика. Вечерело. Вдруг он видит, что со стороны Скоблина по веховой дороге (столбовой ямской дороге) едет несколько упряжек лошадей. Упряжки сворачивают с веховой дороги и подъезжают к дедовой избёнке. Впереди тройка упитанных лошадей, запряжённая в шикарную карету. В карете пожилая дородная дама, сын и невестка, на козлах кучер. Сзади две парных брички, полные дорогих вещей. Лошади не плохи, но видно, что утомились от дальней дороги, да и дело к ночи. Дородная дама обращается к деду Савелию Гавриловичу: "Милый человек, пусти нас переночевать в твоей избушке!" Дед отвечает: "А ты помнишь, как ты не напоила меня в жаркий день, когда я просил у тебя напиться? Ты сказала: "Куда, обуток, прёшься?". Так вот и я скажу: "Куда ты прёшься?". В этой дородной даме он узнал хозяйку Первушинской мельницы. Им ничего не оставалось делать, как повернуть оглобли и продолжать путь дальше в д. Гагарье. Да, это была Софья Петровна Первушина, которая после разгрома Колчака бежала от советской власти.
   Дед Савелий обычно после уборки и обмолота хлебов имел обыкновение угонять скот в поле, пас его там, на жнивах и докармливал мякину, чтобы не возить её за 9 вёрст в деревню. На ночь скот загонял в загон-редник, сам ночевал в избушке, и всё это охраняла хорошая собака. В семье особенно славился чёрный кобель Борзя. Избушка была саманная, крытая пластами, достаточно просторная, в ней была печь и нары, при необходимости в ней помещались две семьи. Иван Гаврилович тоже осенями пас там свой скот, и они с Савелием задерживались в поле до самых заморозков.
   Когда отступали колчаковские войска под напором Красной Армии, шла перестрелка на степи между Скоблино и Песками, и у дедушки Савелия была застрелена шальной пулей корова. Корову ободрали и в сердце нашли винтовочную пулю.
   Мой запас фактов и историй из жизни деда Савы иссякает. Хотя среди них немало и таких, что характеризуют его с несколько смешной стороны, но в Скоблинском обществе все признавали его главой клана и говорили: "У Савы, у Савиных". И брат Иван Гаврилович с семьёй, и сын Василий Савельевич почтительно относились к деду, хотя и знали его недостатки и слабые стороны. Хотя отец мой по договорённости с дедом взял на себя руководство хозяйством, но без совета с отцом капитальных решений он не принимал единолично, не унижал и не игнорировал отца. И не случайно у нас долго поминали слова моего старшего брата, тогда ещё маленького мальчика, сказанные им после смерти деда: "Дядя Никита, а кто теперь будет за главного Жиряка?".
   В 1922 году дед со своими лошадьми был отправлен в какой-то обоз, чуть ли не перевозить тифозных больных. Тиф свирепствовал тогда всюду, Савелий Гаврилович заразился сыпняком, вернулся домой больной и вскоре умер. Он первый из Багрецовых был похоронен на Скоблинском православном кладбище, где лежал уже его 15-летний внук Николай.
   Бабка Савиха, Клавдия Дмитриевна Басова, после смерти Савелия Гавриловича долго жила в семье моего отца. В 1925 году по настоянию её племянника Ефима Басова уехала к нему в Масли Мишкинского района. Басов надеялся получить хорошее наследство с тётки. Мой же отец поступил с ней честно. Сперва он отговаривал её, просил не уезжать, понимая, что Ефим хочет всего лишь поднажиться за её счёт. Но Савиха была упряма и стояла на своём. Отец наделил её всем, что она потребовала, особенно много дал хлеба. Вся поклажа составила три конных
  воза. Это было для него нелегко, т. к. в это время он начал строить
  новый дом, каждая копейка была на счету. Вскоре Ефим растрёс всё тёткино имущество, расскандалил с ней, и она вновь вернулась к моему отцу и ещё прожила у него несколько лет. Умерла она в 1934 г. в деревне Масли.
   *Масли - село Мишкинского района
   Курганской области. (С.В. Плотников).
  
  
  
   ОТЕЦ ВАСИЛИЙ САВЕЛЬЕВИЧ БАГРЕЦОВ
  
  
  
   Василий Савельевич Багрецов родился 28 декабря 1876 года, умер 4 января 1947 года. Похоронен на Скоблинском православном кладбище. Родился в с. Долговка. Почему не в Скоблино? Родители его приехали на рождество в гости к родителям матери, там он и родился, там и окрещён.
   Внешний вид. Цвет волос - чёрные, прямые. Борода каштановая. Скоблинский продавец Сергей Еланцев за бороду и её цвет звал отца "бурый старик". Глаза тёмно-карие, глубокой посадки. Взгляд выразительно тяжёлый. Брови чёрные, густые, дугообразные, ломаные. Скулы широкие. Подбородок
  крупный. Круглолицый и лоб довольно широкий, средней
  высоты, с зализами. Голова клино-вершинного типа, размер головного убора 56-й. Уши средних размеров, не оттопыренные. Ещё о лице: нос прямой, прямоугольно заострённый, крупный. Щёки резко выражены. Губы средних размеров, строго и туго сжатые. Краснолицый, как и все Багрецовы. Я лично считаю, что краснолицость - багрец - и дала фамилию Багрецовым.
   Физическое сложение. Рост 165 см. Широкоплечий. Коренастый. Грудь выпуклая. Костяк грубый. Конституция рабочая. Мускулатура богатая, плотная. Бицепсы резко
  выражены. Берцовые кости ног искривлённые (косолапость), как признак татарского наследства. Ноги сухие, в сравнении с телом - короткие, стан длинный, в тазу ширококостный. Шея мощная, плечи мощные. Пальцы средней длины. Толстые мышцы большого пальца сильно развиты. Кулак мощный. Удар резкий, сильный. С двухпудовой гирей справлялся играючи. Однажды в Куртамыше на базаре парни и молодые мужики устроили состязание: кто перебросит двухпудовую гирю через амбар, стоявший на базаре? Бросали очень многие, но никто перебросить не мог. Отец подошёл и говорит: "Дайте-ка я попробую". Кинул - и перебросил. Окружающие удивились, что небольшой ростом, а перекинул. Ему говорят: "А ну-ка, ещё попробуй!" Отец ваял и ещё дважды перебросил.
   Второй пример. Отец и ещё несколько скоблинцев приехали на Шмурловский винокуренный завод за картофельной бардой (выжимки от винокуренного производства). Пока ждали барду, устроили борьбу. Отец оборол семнадцать человек, не зная поражения. Все стали говорить: "Вот бы Ваньку сюда, ты
  сборись с ним". Кто-то сбегал за Ванькой. Ванька пришёл. Стали бороться, и отец трижды Ваньку оборол. И стал общепризнанным победителем этой борцовской компании. Только два эти приведённые мною факта, говорят о том, что отец обладал большой физической силой и ловкостью.
   На работе он был очень вынослив, мог поднимать
  значительные тяжести. Пятипудовый мешок отец с пола поднимал на плечо и заносил на второй этаж (на мельнице). В молодости, пока он не был отравлен ядами, отец обладал очень хорошим здоровьем и не имел никаких физических пороков, был полноценным во всех отношениях. Никаких наследственных болезней он не имел.
   В умственном плане он был человеком средних способностей.
  Однако, обладал очень здравым рассудком. Был последователен и хорошо логически мыслил. Будучи человеком неграмотным, мог делать точные расчёты потребности материалов для строительства дома или других объектов, потребности семян или кормов для скота, потребность рабочего времени. Заранее планировал порядок и последовательность своей долговременной работы или выполнения операций для изготовления каких-либо изделий. Например, сделать колесо совершенно заново от ступицы и до размеров обода, или кадушку, или раму в окно, дверь шпоночную или филёнчатую, стол, ходок, телегу, сани, борону, бричку, сортировку "Клейтон", молотилку от конного привода, или дом срубить, сделать ткацкий станок, выточить веретено или сделать самопряху, поставить кулаки мельничного привода жёрнова, отковать жёрнов и т. д.
   В любом деле он размышлял и находил способы, как облегчить труд по подъёму тяжестей, как поднять одному там, где требуется несколько человек. Короче, всегда искал наиболее рациональный вариант при выполнении любой работы или дела. Он прекрасно ориентировался по сторонам горизонта, хорошо знал географию (надо думать, местную, а не всего земного шара!). Хорошо ориентировался во времени по солнцу и звёздам. Хорошо настраивал жатки.
   Темперамент: флегматик, но с особенностью. Долгое время мог терпеть до порога реакции, но когда наступал предел терпения (порог реакции) вскипал и с сокрушительной силой набрасывался на обидчика.
   Черты характера. Обладал большой силой воли и хорошо управлял собой. В любое время ночи мог встать, когда захочет. Был решителен и настойчив в достижении цели. Умел поставить себе цель и осуществить её. Мыслил очень конструктивно, как в отношении изготовления изделий, так и в смысле проблемных вопросов. Неплохо контактировал с людьми, имел влияние на
  окружающих. К числу легковесных, от которых можно отмахнуться, как от мухи, он не относился. Начатое дело доводил до конца. В любом деле любил порядок. То, что делал, всегда было сделано добротно, после него переделывать не приходилось. Сделанное служило долго. Обладал предприимчивостью, умел извлечь выгоду. Примеры будут приведены ниже.
   Был трудолюбив, всю жизнь средства к жизни добывал своим трудом. Всю жизнь крестьянствовал, занимался и земледелием, и животноводством. С 1930 года был, в основном, мастером-подеревщиком.
   Привычки и наклонности. Основная вредная привычка - курение табака. Наклонность - искать правду. Сам был правдив и был исключительно верен своему слову. Выполнял обещанное даже в ущерб себе.
   Отрицательные черты характера: 1. Ревнив. 2. Доверчив.
  3. Боялся милиции и властей.
  
   ФАКТЫ ИЗ БИОГРАФИИ
   И ВСЕВОЗМОЖНЫЕ ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ ОТЦА
  
   Из раннего детства. Отец дружил с Митькой Першиным (у Митьки отец был Перфилий, Перша). Митька постоянно приходил к отцу, они, видимо, жили по соседству. Однажды он пришёл, когда семья Савелия Гавриловича сидела за обедом. Дед Савелий спрашивает: "Митька, ты Шадрино-то видал?" Митька отвечает: "Нет". - "А поглядеть-то хочешь?" - "Хочу". - "Намажь глаза перцем, вот и увидишь Шадрино". Митьке было годов семь. Когда все вышли из-за стола, Митька, не долго думая, натёр глаза
  перцем... - и заревел... Когда пришли, стали спрашивать, чего он ревёт, отец сказал, что Митька натёр глаза перцем. Дед Савелий Гаврилович схватил Митьку в охапку и потащил к колодцу, стал промывать ему глаза. Митька заревел ещё больше, и еле-еле дед отмыл ему глаза. Этот факт характеризует дедушку Савелия Гавриловича с положительной стороны больше, чем отца.
   Выше я уже писал, что в голодный 1891 год тринадцатилетний Василий Савельевич с отцом и дядей ездил на лошадях в Тюкалинский уезд и Тару. Спасаясь от голода, ходил по миру. Вернулись в Скоблино в 1892 году.*
   *Не знаю, почему, Ваня, такой точный и
   тщательный при вычислении годов рождения и
   смерти своих весьма дальних родственников,
   здесь допускает явную ошибку. Василий Савельевич
   родился в 1876 г., значит в I89I-I892 ему было 14-15
   лет. Эта неточность продолжается и дальше.
   (Н.Л. Багрецова).
   В 1892 году, четырнадцатилетним мальчишкой он уже вовсю трудился и совершенно самостоятельно срубил баню. У него проявились плотницкие способности.
   В пятнадцать лет отец уже работал в артели плотников у какого-то подрядчика Ивана Поликарповича. Сам Иван Поликарпович не плотничал, а только подряжался (заключал договор с заказчиком). Он и плотничать не умел, но отличался умением хорошо подобрать бревно к бревну ещё в состоянии хлыста. Как говорил отец, это была самая тяжёлая работа:
  таскать брёвна, целые хлысты, на другую сторону и класть рядом с тем, с которым оно будет лежать в стене дома. И, видимо, плотники были все такие слабосильные. Вскоре отец, пятнадцатилетний парнишка, стал за главного плотника. Пожилые стали спрашивать его: "Васька, как это делать?". И он давал разъяснения. Вероятно, он нагляделся на всё это ещё в Сибири, когда Ефиму Железному строили дом, а он смотрел, как делают, и на ус мотал.
   Отец часто вспоминал, как его, ещё двенадцатилетнего, отец, Савелий Гаврилович, отдал в работники "с Егорьева дня до третьего спаса", т. е. с 7 мая до сентября. Отец проработал всё лето только за хозяйские харчи и заработал 7 гривен (70 копеек). Василий Савельевич упрекал своего отца в безрассчётице и говорил ему с укоризной: "Чё же, тятя, неужели за лето я бы тебе работы сработал только на 7 гривен?". Он считал, что останься он лето дома, принёс бы семье гораздо больше пользы.*
   *Этот случай показывает, как рано у Вани
   появилось критическое отношение к отцовскому
   хозяйствованию, и он не стеснялся его выражать.
   (Н.Л. Багрецова).
   Когда отец был ещё холостым парнем, он крепко дружил с Пережогиным Иваном Дмитриевичем и Пережогиным Оверьяном. Это были очень смелые парни, они никого не боялись, хотя и в Скоблино, и в Камагане было много драчливых парней. Особенно в Камагане народ был исстари решительный, и убийства в драке были нередки. Очень часто камаганцы убивали проезжих, поэтому на въезде в Камаган из Куртамыша, точнее сказать из Маслова, на краю деревни стоял чёрный столб, как предупреждение, что деревня опасна для проезда. В Камаган скоблинские парни ходили с некоторой опаской. Парни эти, и отец тоже, позволяли себе выпить. И вот однажды, они выпили и шли в обнимку на вечёрки и громко пели. Заходя в дом, они: не разделились, а так, в обнимку и зашли. "И мы, -говорил отец, -как на улице хорошо-то спелись, в доме ещё громче гаркнули. Кошка, сидевшая на лавке, испугалась, прыгнула на полку, уронила глиняную латку с квашнёй на пол. Латка разбилась, тесто вывалилось. На печи лежала дряхлая старуха, её от испуга хватил родимец".
   Эта история отцу казалась смешной, и в большой компании он её часто рассказывал. Все дружно смеялись и просили повторить.
  Рассказывал отец и о том, как он первый раз сватал невесту. Ему шёл двадцатый год. Дед Савелий Гаврилович за обедом говорит ему: "Сегодня, Василко, поедем сватать невесту. Приготовь коня, кошеву и поправь выездную сбрую". Василий Савельевич всё подготовил. Немного погодя дед говорит: "Давай, Вася, сегодня не поедем сватать". Отец согласился. Он заранее купил бутылку водки и спрятал её в ограде в снег. Управившись со скотом, поужинав, отец пошёл на вечёрки, достал из снега бутылку, раскружал её и выпил. Пришёл на вечёрки. Вскоре подъехал к той избе дед Савелий, нашёл отца и говорит: "Поедем, Василий, сватать невесту, не будем откладывать". Отец и дед сели в кошеву и поехали сватать невесту.
   Приехали. Дед Савелий стал говорить с родителями, а Василий Савельевич с невестой. В тёплой комнате после выпитой без закуски водки отца развезло, и он задремал. Родители невесты это заметили и отцу отказали. Свадьба не состоялась. Но недаром раньше про парней говорили: "Парень - сокол, куда хочет, туда
  и залетит". И коль уж он надумал жениться, стал свататься вновь, на этот раз в деревню Гагарье. Невесту звали Кандакова Пелагея Филипповна. Она стала первой женой отца. Женился он, наверно, в 1897 году, так как в 1898-ом у них родилась дочь Екатерина, а в 1900 - сын Николай. Екатерина умерла маленькой, а Николай дожил до 15 лет и умер в 1915 году. И ещё рождались дети, но все умирали во младенчестве. Остался только последний сын Дмитрий 1913 года рождения. В солдатах отец не служил, как единственный сын у родителей.
   В ту пору семья деда и отца жила бедно. Во-первых, поиздержались на строительство дома для брата деда Ивана Гавриловича, который отслужил солдатскую службу в 1898 году. Во-вторых, разделили с ним земельный надел, хотя и продолжали работать вместе. Делили так: каждый получал то, что выросло на его участке. Савелию Гавриловичу с отцом досталось 11,5 га земли. У отца не было даже хорошей ситцевой рубашки, и, отправляясь свататься, он надел материну цветную кофту. Но это не повлияло на выбор невесты, т. к. семья Филиппа Кандакова тоже была бедной. Сам Филипп был очень крупный и сильный мужчина, но любил крепко выпить и в пьяном виде мог многое пропить, притом становился очень буйным человеком. Накопительством он не занимался, оттого семья и была небогата. В дальнейшем он трагически погиб. Произошло это так. Какой-то из его племянников влез в чужую компанию, и его там побили. Он заявил, что сейчас приведёт дядю Филиппа, и они отомстят обидчикам. Побежал за дядей, поплакался ему, что его побили. Филиппу загорелось подраться. Они бегом побежали к обидчикам. Но те знали, с кем имеют дело, и приготовились. Как только Филипп вбежал в ограду, калитка за ним захлопнулась, и он оказался в глухой ограде один, без поддержки. Не успел Филипп крикнуть: "Я вас, ...!!!", как был сбит с ног ударом тяжёлой дубины по голове. Лежачего Филиппа измолотили до беспамятства, до полусмерти. Бесчувственного, его выбросили из ограды. Он поболел-поболел и умер. Так трагически оборвалась жизнь тестя моего отца.
   Василий Савельевич и Пелагея Филипповна полюбили друг друга, жили дружно, часто ездили к её родным. Бывало, и её родные гостили у Багрецовых.
   После смерти тестя Василий Савельевич в меру своих возможностей помогал тёще и малолетнему Тимофею Филипповичу.
   У нас в семье осталась одна единственная фотография, на которой запёчатлён мой отец, Пелагея Филипповна, дядя отца Иван Гаврилович и односельчанин Михаил Осипович Букин. Она сделана в Уфе в 1915 году, где отец и его дядя служили в армии, а Пелагея Филипповна приезжала проведать его. На фотографии я нахожу, что Пелагея Филипповна была симпатичной, обаятельной женщиной. По рассказам отца, я понял, что они любили друг друга. Она была неграмотная, крестьянка, психологически с детских лет подготовленная к крестьянской жизни, к домоводству и созданию семейного очага. Она успешно справлялась со всеми работами, необходимыми крестьянской женщине.
   Я уже говорил, что отец и дед Сава занялись подращиванием телят и на этом кое-что заработали, так что в 1905 году смогли купить новый дом в Гайне у стариков Усольцевых. О переезде отца Иван Евсеевич Пономарёв - односельчанин, сказал: "По воде поехал, значит, повезёт". Т.е. вниз по течению реки Таловки. Но не сбылись эти слова Пономарёва.
   В хозяйственном отношении дела, действительно, пошли лучше. Отец завёл сильных, хороших лошадей. Стал вовремя пахать пары, получать хорошие урожаи хлеба, заполняя амбары. Стало хватать хлеба на пропитание семье, и лошадям овса, и скоту стало перепадать фуража. Операции с покупкой и подкормкой телят продолжались.
   Отец купил жатку-самосброску. Он рассказывал, что у него был конь - Воронко, - большой. Его приходилось запрягать в жатку-самосброску и косить на одном, уморить его до седьмого пота, чтобы он натешился, а потом уж к нему припрягали его мать Воронуху и на паре косили самосброской. А в абсолютном большинстве самосброской косят на тройке лошадей, одна из которых идёт цугом, т. е. с верховым человеком. А отец косил на паре лошадей, и они успешно справлялись.
   Позже, по утверждению Николая Васильевича - в 1912 году, отец купил ветряную мельницу, на которой много лет молол зерно на муку не только себе, но и людям. Конечно, мельница приносила ему доход, но и забот, и хлопот прибавилось. Отец постоянно говаривал: "Кто на море и на ветряной мельнице ночью в сильный ветер не бывал, тот и страху не видал". Мололи тогда, когда был ветер. В сильный ветер ломило и ветряные мельничные крылья, и кулаки приводного колеса на валу, т. к. ветер мельницу разгонял вразнос. Потом всё это отец ремонтировал сам. Сам ковал и поднимал жёрнов-девятерик (т. е. 9 четвертей в поперечнике и 35 см или пол-аршина в толщину). Он не раз до костей промерзал в морозную зимнюю ветряную ночь. Продал мельницу он в 1925 году.
   Не сбылись слова Пономарёва о везении. Не повезло на соседей. Ими оказались Букин Степан с женой Марьей Архиповной и многочисленными сыновьями: Иваном, Данилой, Петром и Николаем. Чтобы лучше представить, я должен рассказать о них.
   Это была семья людей, стремящихся верховодить в деревне, с бесшабашной удалью готовых на любые поступки: выпить, украсть, и даже убить человека. Это были не трудолюбивые люди, не мучившие себя в полевых работах и в уходе за скотом. Любители выпить, а особенно за чужой счёт. Поэтому у них никогда материального достатка не было, а есть и пить они хотели каждый день. Это и побуждало их на "подвиги". Отец, Степан Букин, воровал лошадей, а старшие сыновья - хлеб из крестьянских амбаров.
   Обворовать они наметили и нашего отца Василия Савельевича. Но сделать это им мешал хороший сторожевой пёс Борзя, который обычно сидел на цепи.
   Отец рассказывал: "Я возил глызы (мёрзлый навоз) на назьмы (место свалки), Борзю спустил с цепи, чтобы он прогулялся. Я вывалил короб с глызами и быстро поехал обратно, а Борзя отстал, т. к. отпущенная с цепи собака долго не может набегаться. Накладывая новый воз навоза, услышал выстрел из ружья и визг собаки. Быстро набросав воз, я поехал. По дороге встретил Букина Ивана Степановича с ружьём, а чуть дальше, саженях в ста, увидел убитого Борзю. После этого я стал замечать, что когда начинаешь открывать конский замок на хлебном амбаре, ключ до отказа не завинчивается, т. к. на винту намотаны кольца проволоки, они и не допускают ключ. Значит, в амбар ходит кто-то посторонний, замок открывал не ключом, а проволокой. Я стал подозревать, что это дело рук Букиных Степановичей, но поймать их в амбаре ни разу не удалось".
   Это только начало злоключений. Однажды, когда отец ещё не купил ветряной мельницы, а зерно молол на Ивинской водянке, стоящей на реке Таловке у Гайновского бора, хозяин мельницы Ивин собрал помочь ремонтировать плотину. Отец пошёл на помочь, был с лопатой. По окончании помочи, как водится, хозяин накормил обедом и угостил водкой. Выпили крепко, хозяин
  водки не пожалел. Как всегда, пьяные мужики, особенно те, которым море по колено и желание подраться есть, учинили драку. Подвыпивший Букин Иван Степанович, взяв в руки большой кол, догнал шедших уже домой моего отца и деверя моей тётушки Авдотьи Савельевны, Букина Прокопья Григорьевича, и колом ударил Букина по боку. Отец говорит Ивану Степановичу: "За что ты его бьёшь?". А Иван Степанович кричит: "А, Жиряк, я и тебя убью!". Размахивается колом и подбегает к отцу. Отец ждать удара
  не стал, а упредил ударом лопаты по голове (по виску), сбил с ног Ивана Степановича и больше пальцем его не тронул. Всё это происходило на глазах у большого числа людей, не успевших ещё разойтись, поэтому люди сразу поняли, что отец не виноват. Он драку не начинал, он оборонялся, на oборону каждый имеет право. И если бы он не защитил себя, Иван Букин убил бы его, т. к. он был человек большой силы и ударил бы большим колом не жалеючи. Ивана Букина увезли на лошади домой. На третий день вызвали врача. Врач измерил длину и глубину раны, и после этого Иван Букин вскоре умер.
  
  
  
   Букины подали на отца в суд. Суд состоялся и оправдал Василия Савельевича, признав за ним право на самооборону, т. к. начал не он, а Букин Иван. Многочисленные свидетели подтвердили это. Вся семья Букиных стала мстить отцу за Ивана. Они грозились убить отца. Несколько раз пытались застрелить, т. к. жили рядом. Но, видимо, не решились. Отец опасался, что они могут убить из ружья через окно, поэтому напротив окна никогда не садился. Когда же дело касалось открытой встречи на близком
  расстоянии, тогда отец не боялся, т. к. видел всё происходящее и в любой момент мог принять меры к самообороне.
   Отец рассказывал, что их отношения с Букиными носили всё время обострённый характер. Фактов, подтверждающих это, было много. Например, мой отец и Степан Букин, отец Ивана, встретились у ворот для выезда из поскотины. Перед закрытыми воротами остановились. Ни тот, ни другой не открывают. Затем
  Василий Савельевич слез, пошёл и открыл ворота, а Степан соскочил с телеги и убежал далеко в сторону. Отец проехал, тогда Степан вернулся к лошади и поехал в свою сторону.
   Второй пример. Ночью на мельнице отец молол зерно. В двенадцать часов ночи два брата Букиных, Данил и Николай Степановичи приносят мешок ржи на размол. Просят смолоть рожь. Отец говорит: "Вот засыпанное в ковш зерно смелю, потом за ваше возьмусь". Они не уходят. То и дело оба подходят к отцу. Отец видит, что это дело неспроста. Взял в руки регулировочный ключ (для поднятия и опускания жёрнова и измерения зазора между верхним и нижним жерновами и регулирования тонины помола муки и скорости вращения жёрнова при порывах ветра), и был всё время начеку, чтобы дать отпор нападающим. Их приход среди ночи отец растолковал так, что помол зерна - отвлекающий момент, алиби. А настоящая цель - они пришли с расправой. Но видимо, струсили. Увидели, что Василий Савельевич без борьбы не сдастся. Металлический ключ около 1 кг весом и длиной около 30 см в руках отца мог оказаться грозным оружием самозащиты. Они хорошо оценили обстановку, смололи зерно, выгребли причитающуюся им муку и ушли. Если бы у них не было задумки расправиться с отцом, они на мельницу могли прийти днём. Да и ночью не вели бы себя таким загадочным образом, как показалось отцу. После размола зерна они ещё долго медлили с уходом. А потом, поговорив о чём-то, ушли.
   Я не думаю, что отцу со страху показалось, что они пришли с расправой. Зная психологию отца, зная себя и сравнивая с ним, не думаю, чтобы отец пришёл в панику и от физического страха потерял бы рассудок и способность к самообороне в такой экстремальной ситуации. Другое дело, отец оказывался беззащитным и терялся перед властями и, особенно перед судом,
  т. к. плохо знал законы. Мне кажется, что ночной визит Букиных на мельницу отец оценил правильно. Всем ходом дальнейшей соседской жизни этот вывод вполне подтвердился.
   Семья Букиных всячески стремилась умертвить Василия Савельевича путём прямого физического убийства, но они были трусы. Они знали характер отца, знали его решимость и физическую силу и понимали, что он один из жизни не уйдёт, что он с собой обязательно захватит кого-либо из них, а может, и всех сразу, поэтому они и не решались на открытый приступ. Ружьём по каким-то причинам тоже не воспользовались, пошли на подлый путь: отравить отца через других лиц.
   Фомочка Усольцев, у которого наши родные купили дом, умер очень быстро, а старуха Фомиха, которую отец дал слово допокоить, жила очень долго в семье отца. Фомиха была в дружбе с Марией Архиповной Букиной и часто по-соседски хаживала к ним. Мария Архиповна уговорила Фомиху, чтобы та отравила отца. Дала ей ртути, Фомиха высыпала ртуть в валенки отца. У отца стянуло сухожилия и чрезмерно сократило мышцы ног, и пошли по ногам проломы. Он два года лежал в постели и чуть не умер. Вероятно, в его тяжёлом состоянии здоровья была повинна не только Фомиха, но и лекарка Шахонька, которую отец приглашал лечить его, а получилось наоборот, она травила его "белкой" - мышьяком, что было сделано по подкупу Марии Архиповны Букиной. Всё это выяснилось значительно позже, а не сразу.
   Про предательство Фомихи отец, например, узнал так. Она очень сильно заболела, подумала, что это смертное, и попросила отца, чтобы он съездил в Таловку за попом, чтобы она исповедалась перед смертью, и Господь Бог отпустил бы ей её грехи. Отец привёз попа. Фомиха покаялась во всех своих
  грехах. Когда отец повёз попа обратно в Таловку, тот спрашивает: "Кто эта старушка тебе, кем приходится?". Отец объяснил. Поп говорит: "Тебе не надо бы её допокаивать, ты змею пригрел, она тебя травила ртутью". Отец ответил: "Так я ведь слово дал. А вам, батюшка, не положено выдавать, что вам на исповеди сказали". Поп замолчал, а мог бы, наверняка, и больше сказать. А про Шахоньку слух прошёл по деревне, что она травила Василия Савельевича "белкой" по подкупу Марии Архиповны. Отец два с лишним года лежал в постели, ноги стягивало, не мог ходить.
   Лечился пророщенной рожью на горячей печи, делал "бук",
  т.е. тоже прогревание пророщенной рожью, только в бочке. Могучее здоровье, видимо, победило, и он, в конце концов, поправился. Однако ненависть Букиных и их козни на этом не кончились.
   В годы первой империалистической войны с 1914 по 1917 год отец был призван в солдаты. Служил в Кунгуре, Уфе, Самаре, Сызрани, Пензе. Летом 1917 г. при Временном Правительстве их часть перебросили ближе к фронту, в Речицу и Барановичи, но участвовать в боях ему так и не пришлось.
   Домой он вернулся в 1917 году из Орска.
   Вот что я рассказал брат Николай об отце и о событиях тех лет: "Февральскую революцию он встретил в Самаре. Отец говорил, что их три дня изолированно, взаперти держали в казармах. Слухи были о волнениях, но толком никто ничего не знал. Лишь подошла к казармам демонстрация, и послали делегатов в казармы, но их не выпускали.
   Тогда некоторые смельчаки полезли в окна, солдаты им помогли. Они тут же выступили и объявили о падении царизма, тогда офицеры покинули казармы и лишь на другой день пришли и начали подлаживаться к солдатам. И лишь при Временном Правительстве солдаты были посланы на фронт. Сначала прибыли в г. Речица, это где-то в Гомельской или Могилёвской области. Потом пешими пошли в район Барановичей и, наконец, где-то перед самым выступлением на передовую, отказались воевать. Будь на месте отца кто-нибудь другой, он записал бы себя в революционеры, отец же об этом и не подумал. Служил он в 16-ом Саянском полку. Командир роты был Попов, командиром отделения - Аблиц, других не помню".
   Я уже говорил, что в Уфу к отцу приезжала на побывку его жена Пелагея Филипповна. Тогда же привёз новобранцев из Челябинска его дядя Иван Гаврилович, а вместе с отцом служил односельчанин Букин Михаил Осипович. Вот все они и сфотографировались на память. Это и стал для нашей семьи
  единственный исторический документ, который даёт нам возможность увидеть облик этих людей и даже по фотографии прочитать характеры их. Настолько хорош снимок, что я премного благодарен тому замечательному мастеру-фотографу, сделавшему его. Спасибо ему, добросовестно делавшему своё дело! Не будь этой фотографии, давно бы стёрся образ отца в моей не очень крепкой памяти, а потомки его вообще не имели бы представления об облике моего отца. Может, некоторые из потомков скажут, что я бросился в патетику. Эка невидаль! Умный поймёт, не скажет. А глупец не поймёт - ничего!
   В 1917 году отец пришёл домой из г. Орска, оттуда же пришёл и Иван Гаврилович. Как отец относился к Октябрьской революции? Он был неграмотный и хорошо её не понимал. Встречал её без особой радости. Он не знал точно, что она даст крестьянину. Вернувшись домой, он с головой ушёл в хозяйственные дела.
  
   МЕРКУРЬЕВЫ-БАГРЕЦОВЫ,
   СОВМЕСТНЫЕ РАДОСТИ И БЕДЫ.
  
  *Меркурьевы,
  *Марина Дмитриевна Багрецова
   (в девичестве Меркурьева)
  
   Марина Дмитриевна (Меркурьева) Багрецова, наша с братом Николаем мать, родом из с. Таловки, из многочисленного рода Меркурьевых. Это самая распространённая фамилия в Таловке Юргамышского района.
   И ещё Меркурьевы встречаются в Курганской области в
  с. Крепость Мокроусовского района. Деревня Крепость построена лет 200-250 назад как защита от казахских набегов.
   По рассказам и письмам Ивана Дмитриевича Меркурьева, брата моей матери, знатока истории деревни Таловки, мне известно следующее... В деревне этой была управа и деревянная церковь. В Таловку с Кыштымских заводов пришёл молодой парень и поселился у старика. Это было примерно в 1730-1740 годах. При переписи населения этот парень был обнаружен и записан Меркурьевым Иваном Петровичем. Есть две версии: или это была его настоящая фамилия, или он назвался по имени старика, у которого жил, его, вроде бы, звали Меркурием. Но это была первая запись фамилии Меркурьевых в Таловской слободе.
   Остановлюсь на описании Степана Михайловича Меркурьева. Дочь его Екатерина была матерью Григория Степановича Коростина, который потом стал мужем сестры моего отца Веры Савельевны. Они являются родителями Евгеньи Григорьевны Кушнеровой, нашей двоюродной сестры, которая живёт в Тулуне. Этот брак первый, в котором род Меркурьевых скрестился с родом Багрецовых.
   Дмитрий Фёдорович Меркурьев (1855 - 1920 гг.) - это отец моей матери и мой дед. Его жена Евдокия Яковлевна, в девичестве Гоглева (1855-1934 гг.).
   Они имели следующих детей:
  1. Иван Дмитриевич (1875-1975 гг.).
  2. Надежда Дмитриевна, по мужу Мокина (1877-1948 гг.).
  
  З. Анна Дмитриевна, по мужу Мурдасова (1891-1919 гг.).
  4. Ефим Дмитриевич (1895- 1987 гг.).
  5. Марина Дмитриевна (1898-1976 гг.).
   Из их детей, т. е. наших двоюродных братьев и сестёр, некоторых я вовсе не знаю, т. к. они разъехались по разным концам страны, а с некоторыми мало поддерживались отношения. Ближе и прочнее всех были отношения с дочерью Надежды Дмитриевны Анастасией Фёдоровной Малыгиной, живущей и сейчас в Челябинске. Хотя у неё было своих пятеро детей, но она никого из многочисленных родственников, своих и мужевых, не отталкивала, и в их квартире постоянно кто-нибудь жил или ночевал из родни.
   Также близкие отношения были с семьёй дяди Ефима Дмитриевича. Особенно роднились его дети Василий и Ольга Ефимовичи. Они живут сейчас в д. Лесники под Курганом.
   Марина Дмитриевна (28 февраля 1898 г. - 1 января 1876 гг.) была последним ребёнком у своих родителей.
   Отец её, Дмитрий Фёдорович Меркурьев в молодости был весёлым песенником и плясуном. Любил учить пляске других, давая указания, что пляшущий должен больше упираться на пятку, за что и получил прозвище "Митя-пята", кроме общесемейного прозвища "Арыковых". В пожилом возрасте он был болезненным, страдал цингой, парадентозом, полиартритом. Ещё смолоду отличался сонливостью, всё спал, спал, а к 40 годам был уже почти нетрудоспособен. Служил церковным сторожем и за это получал мизерное жалование. Вот как рассказывал о нём его племянник Степан Никитич:
   "Дед-то твой, Дмитрий Фёдорович, утлый был, в руках у него ничего не родилось. Мне кажется, на работу он был сильно ленивый. Всё хворал, связался с этой церковной сторожкой и спал там дни и ночи. А много ли там платили? Вот и бедствовала их семья, голодала, как говорят, ели редьку с квасом. Скотина у них не велась, всё почему-то подыхала. Вот и хлебали всё время нужду. И рассудка вроде бы был неплохого, и память крепкая была, люди его уважали, в молодости был плясун и песенник, а вот хозяйственные дела не шли. Всю жизнь, пока был живой, ему помогал Василий Родионович Гоглев - дед его жены Евдокии Яковлевны. А иначе семья вовсе бы бедствовала".
   *Этот рассказ подтверждает и Анастасия
   Фёдоровна Малыгина. Она говорила, что как
   только старшие дети, Иван и Надежда (её мать),
   подросли, вся работа в поле легла на них. Василий
   Родионович руководил ими, всячески помогал. По
   его настоянию, Иван учился в школе. Т. к. он
   учился хорошо, Василий Родионович предлагал на
   свои средства учить его дальше. Но с учёбой в
   дальнейшем не получилось
   Когда же Иван женился и ушёл в отдел или
   даже уехал, всю работу выполняла Надежда
   Дмитриевна. Её приехали сватать, а отец не
   хотел отдавать, потому что некому было
   работать. Только вмешательство дедушки
   заставило его выдать дочь замуж. (Н.Л.
   Багрецова).
   Итак, Марина Дмитриевна была последним ребёнком. Мать родила её уже 44 лет, ужасно не хотела её и стыдилась ходить беременная. Бабушка Авдотья (Евдокия) Яковлевна была очень пoдвижнaя, paзгoвapивaла быстро, была крута на слово, очень много ругалась. Её присказка "Будь ты проклят" или "Будьте
  вы проклятые" слышалась на каждом шагу, и с этими словами и своим детям, а позже внукам сыпались колотушки по голове. Осознанно или неосознанно она сыпала эти проклятья, но только сыпала их беспрестанно. Мой личный вывод: у Авдотьи Яковлевны память, может быть, была очень крепкая, а вот большого ума не было. Человек умный, хорошего характера и доброго сердца, походя своим детям и внукам, наследной крови своей проклятья не шлёт! Моя мама, как будто человек не злой, но тоже страдала этим недостатком - рассылала: "Будьте вы прокляты" - всем своим потомкам. Я человек суеверный и считаю, что мне так сильно в жизни не повезло потому, что я с детских лет проклят. Я часто говорил маме: "Мама, ну зачем ты свою наследную кровь клянёшь на каждом шагу, как своих заклятых врагов?". Она отвечала: "Я не кляну, я просто привыкла так говорить". Просто или не просто, думно или бездумно, но это проклятье делает своё злое дело.
   И ещё моё суждение о бабке моей Авдотье Яковлевне. Как я с детских лет запомнил её, на её лице всегда были незаживающие раны. Сейчас я понимаю, что это у неё был рак кожи.
   Из воспоминаний мамы. Брат Иван Дмитриевич хорошо учился в школе, окончил с отличием 3 класса церковно-приходской школы в Таловке. Василий Родионович Гоглев, дед, очень хотел, чтобы Иван учился дальше и отпускал на это средства, но не допустил учиться Ивана Таловский церковный поп.
   Не захотел, чтобы бедные учились!
   Учился в школе и дядя Ефим Дмитриевич. Училась и моя мама, правда на 3 года позже Ефима. У неё была хорошая память, она помнила много стихов наизусть из "Барановской книги", которые учил Ефим.*
   *Мне она декламировала стихотворение про
   Петра Великого:
   "Лесом частым и дремучим
   Ель, сосна да мох седой,
   Ехал всадник, пробираясь,
   К топким невским берегам...". (Н.Л. Багрецова).
   Ей очень хотелось самой учиться, тем более, что кое-кто из девочек ходил в школу, и она самовольно отправилась в школу. Пока дома не было особенной работы, мать не возражала, и Марина проходила в школу с полгода. В школе учительницей была Елена Васильевна, очень строгая. В классе всегда было абсолютно тихо. Но если была необходимость, она не боялась пустить в ход линейку. В школе мама выучилась читать по-печатному и по-славянски, немного писать, но худо. Скоро учёбе пришёл конец. Просватали сестру Анну, и надо было усиленно прясть, вязать
  вязочки на полотенца, словом, помогать готовить приданое. Мама хорошо шила, вязала, вышивала по канве и гладью, вязала и выстилала филейные скатерти. Этим зарабатывала себе на приданое. Зимами, когда в Таловке происходил рекрутский набор и съезжалось много народу, нанималась с подругами стряпать пельмени для трактира по 20 копеек в день.
   Семнадцати лет она жила лето в работницах у Кудрина Ивана Дмитриевича, доила 20 коров, поила телят и пр. Заработала за лето несколько рублей и очень гордилась этим заработком. Так она зарабатывала себе на приданое, сшила плюшевую "маринатку" (жакетку), две "парочки" (кофта с юбкой). Длинные до пят юбки, коричневая бархатная и бордовая шерстяная, долго хранились в
  её сундуке, она так их и не износила, всё берегла. Так же долго
  сохранялись и высокие ботинки со шнуровкой.
   Очень рано пришлось маме стать опорой семьи и в поле. С 1914 года Ефим ушёл в солдаты. Как раньше старшим детям помогал дед Гоглев, так ей помогал её двоюродный брат Яков Григорьевич Меркурьев. Кроме того, вдруг пригодилась и её грамота, которую она почти совсем забыла. Молодых мужиков и парней забрали в солдаты, и она вдруг оказалась почти единственная грамотная в деревне. Её стали осаждать просьбами: прочитать или написать письмо. Особенно забылось письмо. Чтобы вспомнить, мама в свободные минуты в поле писала буквы угольком на берёсте.
   Большим развлечением и местом, где молодёжь могла общаться, был церковный хор. И мама, и Ефим хорошо пели. Хором руководил специальный регент с камертоном. В 1960 г. дядя Ефим, провожая меня на автобус в Таловке, завёл меня в церковь и показал выцарапанные на стене инициалы его и мамы и их товарищей по хору.
   В 1918 г. маму посватал Багрецов Алексей Григорьевич из деревни Камаган. Он ей понравился, и мама пошла за него. На этой свадьбе произошли загадочные события. Когда жених на тройке лошадей стал выезжать из собственной ограды, чтобы ехать за невестой, лошади трижды вставали на дыбы и коренник сломал три дуги. Свадьбе пришлось обратиться к Маслову Кузьме Андреевичу из д. Маслово, которого пригласили и привезли из Маслова как тамаду, оберегателя свадьбы. Этот человек славился тем, что кастрировал жеребцов прямо запряжённых в оглобли, стоящих на ногах, без повала на бок и не связывая их. Каким-то таинственным образом он тотчас пригласил скоблинскую знахарку Шахоньку. Шахонька прибежала и обратилась к Маслову: "Ну, чё звал?". Маслов показывает ей на конский помёт во дворе и говорит: "Видишь, вон беспорядок, надо убрать". Шахонька выбежала во двор, стала собирать конский помёт в подол юбки и выносить его за ворота на дорогу. Помёт был убран. Кузьма Андреевич велел запрягать лошадей.
   Лошадей запрягли, и жених и дружки поехали за невестой. Лошади пошли спокойно. Остальная часть свадьбы прошла в норме.*
   * Свекровка моя, Марина Дмитриевна вспоминала
   эти месяцы жизни с Алексеем Багрецовым как
   счастливое, светлое время. Главное было то, что
   оба были молоды, веселы и любили друг друга.
   (Н.Л. Багрецова).
   Шёл 1918 год. Колчак наступал на запад, мобилизуя в деревнях молодых мужиков. Оказался мобилизованным и Алексей Багрецов. Он вовсе не хотел воевать и где-то из-под Челябинска сбежал из колчаковской армии. Однако, когда началось отступление Колчака и он вторично проходил через эти же места в обратном
  направлении, Алексея снова мобилизовали. Он дошёл до села Байдары (Половинского района Курганской области) и с группой товарищей решил снова сбежать от Колчака. Однако, кто-то их выдал, и их всех расстреляли. Так мама осталась вдовой. Она продолжала жить в семье свёкра с маленьким сыном Иваном Алексеевичем. Кроме неё была ещё сноха Авдотья, тоже вдова
  с маленьким ребёнком. Третий младенец был у свекровки, а всего в семье было 12 человек.
   В это время в 1919 г. специальным постановлением Уральского
  Реввоенсовета объявляется всеобщая трудовая повинность по заготовке топлива для обеспечения промышленности и транспорта Урала. Учитывая, что в семье Григория Николаевича имеются рабочие руки снох, его мобилизуют на лесозаготовки. Отговориться он не смог, но ему эта поездка зимой 1919-20 годов сильно не понравилась, и он стал намекать, что в следующий раз отправит снох. Летом 1919 года маленький Иван Алексеевич заболел корью, вроде бы поправился, но после этого вдруг заболел снова и умер. Как выражалась мама, у него "корюха на нутро перешла".
   Весной 1920 года свёкор побывал в Таловке и привёз маме известие, что её отец сильно болен. Он предложил ей совсем перебраться в Таловку к родителям, т. к. их теперь ничто не связывало. Марина Дмитриевна собрала свой скарб и уехала, оставив ножную швейную машину, которую купил ей свёкор, и с помощью которой она зарабатывала шитьём.
   Я затрудняюсь точно сказать, когда умер дед Дмитрий Фёдорович в январе или ноябре 1920 года, мои записи путаны. Но точно известно, что в декабре 1920 года её посватал мой отец Василий Савельевич Багрецов, и она пошла за него.
   Отцу было 43 года. Он был ещё полон сил. У него был малолетний сын Дмитрий. Хозяйство требовало хозяйки. Марина Дмитриевна показалась ему подходящей на эту роль.
   Разница между ними составляла 20 лет. Красавцем отец не был. О любви, конечно, и речи не было. Вероятно, на маму подействовала серьёзность, надёжность, настойчивость Василия Савельевича. С другой стороны, куда ей было деваться? Дома она тоже была уже лишней, власть перешла к Ефиму и его жене. Вышла за первого, кто посватался.
   В семье отца в это время состав семьи был следующий: свёкор дед Савелий Гаврилович, его жена Клавдия Дмитриевна (бабка Савиха), сам Василий Савельевич, его семилетний сын Дмитрий, и пятой была теперь Марина Дмитриевна.*
   *Описав так подробно наружность своего отца,
   Ваня почему-то совсем не остановился на
   наружности матери. Правда, её фотографии
   сохранилось довольно много, но везде она уже после
   операции на челюсти, с несколько перекошенным
   лицом. Отмечу лишь, что она была густо
   конопатая, и лицо, и тело. Волосы светло-русые.
   (Н.Л. Багрецова).
   Привожу собственное воспоминание мамы о первом годе жизни в новой семье: "Вспомню, как я переживала от Василия. Они, Багрецовы, были дурные, в первый год я привыкнуть к ним не могла. Дедушка Сава всё время твердил: "Вот взял молодую, больно дружно живёшь с ней, она уйдёт, а Митьку-то сейчас забудешь, он тебе будет как чужой". Они мне кормить его, Дмитрия, не давали. Хлеба не было, голодный год был. Бывало, хлеб испеку, бабушка Савиха возьмёт, сосчитает хлеб и под замок. А он же, Дмитрий, бегал, рос, ел много. Прибежит и завеньгает: "Ись хочу!" А они, дед Сава и Савиха, твердят: "Вот она его не кормит, вот он голодный". А Василий-то опять на меня, вот так недружно и несогласно жили. У них ведь ничего не было. Хлеба не было. Овощей было очень мало, т. к. Савиха огородом не занималась. Она в тёплую воду рук не макала. Она ленивая была, а
  ругаться и на беса посадить - это только её же и поискать надо было, и сделать это для неё ничего не стоило. Сильно вредная и скандальная старуха была. Посуды не было. Одежды тоже не было. Огород был запущен. Пелагея-то хворала, садить не могла. Я стала садить в огороде около речки и около дома все овощи, огурцы в огурешнике. Полную яму погребную всяких овощей на зиму напасла. Своя семья потом ела и Афонасью Букину всё время овощами кормили. Василий любил солёные арбузы, бывало, поедет в Куртамыш, купит арбузов целый мешенинник-кормовик, привезёт домой, и две кадушки восьмиведёрных я обязательно солила. А остальные арбузы ели свежими, хранили их в овсе очень подолгу.
   По грузди тоже, бывало, ездили на лошади с мешенинником. В груздяные годы наламывали по целому мешениннику. Солила вёдер по 10-15. Но это было уже потом, а не в первый год моей жизни в семье Багрецовых. Репу и морковь отец сеял на пашне, около избушки у Гришичья, сеял целую леху.
   А в 1921 году жили сильно худо. Голодали. Ездили за каким-то мохом в болото под Петровкой, который драли прямо в воде. Сушили, мололи и ели, смешивая немного с мукой. Коров было две, но доили они плохо. Но у Бурены было сильно густое и хорошее молоко, этим и спаслись. Скотины кололи на зиму мало: быка и несколько овец. Урожай в 1921 году был очень плохой, с трудом собрали семена. Остальное зерно выгребли в продразвёрстку, т. к. семье Савелия Гавриловича дали большое
  твёрдое задание по продразвёрстке, поэтому выгребли всё вместе со старым хлебом, наверное, пудов двести. Своя семья голодала".
   В 1921 году родился мой старший брат Николай. Дедушка Сава очень любил его и играл с ним, совсем ещё маленьким. В 1922 году умер дед Савелий Гаврилович, роль бабки Савихи сходила на нет, потом она уезжала к племяннику. Руководство хозяйством оказалось полностью в руках матери.
   По трудолюбию она не отставала от Василия Савельевича, и материальное положение семьи заметно улучшилось. Рождались ещё дети - Пётр и Александр - но оба умерли маленькими. Я родился 25 ноября 1926 года. Родился маленький, худенький, и мать подумала: "Те вон какие были крупные, и то не выжили, а этот и думать нечего, что будет жить". Однако вопреки её мыслям, я остался живой.*
   *По рассказам моей свекрови мне стало понятно
   следующее: из пятерых её детей выжили лишь
   двое, именно те, которые родились в зимние
   месяцы. За зиму они успевали подрасти и
   окрепнуть. А остальные родились весной, в
   апреле - мае; как раз, когда начинался покос, а
   затем страда, их приходилось на целый день
   оставлять одних с няньками, поить из соски.
   Молоко скисало, мухи так и кишели,
   неудивительно, что у них скоро начинался понос,
   и они умирали. (Н.Л. Багрецова).
   В 1925 году отец стал строить новый дом. Сруб ему чем-то не нравился, и он продал его, тех же плотников нанял рубить новый. Сосед Пётр Степанович Букин, брат убитого отцом Ивана Букина, с ухмылочкой говорил ему: "А ведь ты мне, Василий, строишь дом-то!" Эти его слова сбылись. Он действительно потом жил в нашем доме. В новый дом зашли в 1927 году, дом был просторный, но радости он нам принёс мало. При строительстве дома отец сильно надсадился и нажил двупаховую грыжу, которая потом доставила ему много мучений. Навалились и другие неприятности.Когда я родился, в дом пришлось взять няньку. Взяли сироту Матрёну Шестакову, дочь той самой Шестаковой, которая была любовницей деда Савы.
   В 1928 г. у матери родилась дочь Шура, и Матрёна продолжала оставаться в доме. В 1929 г. Матрёне было 20 лет, а брату Дмитрию 16. Говорят, что он был очень хорош собой. Находясь в одном доме, они, как говорится, слюбились, и в 1929 г. Матрёна родила дочь Прасковью Дмитриевну. Матрёна страстно любила Дмитрия, а дядя её, Шестаков Иван Михайлович, по прозвищу "Бамбур", стал добиваться, чтобы Дмитрий женился на Матрёне.
  
   Дмитрию, видимо, жениться не очень хотелось, но особенно был против отец, Василий Савельевич. Начались склоки, ссоры, тяжба.
   Решающим, по-видимому, оказался тот факт, что Матрёна прожила в нашей семье два года, работая по найму, т. е. как батрачка, а это грозило отцу раскулачиванием. Женитьба же как-то сглаживала это, и отец вынужден был смириться. Дмитрий женился, отец отделил его, выделив ему корову, лошадь и другое имущество. Молодые поселились в малой избе, стоявшей в
  одном дворе с нашим домом. Неприязнь же между отцом и
  Шестаковым-Бамбуром осталась и впоследствии сыграла свою роль.
   Началась коллективизация. Отец вступил в колхоз в 1930 году. Мельницу он продал ещё в 1925 году. Зимой 1930 г. он был отправлен в Кособродск на лесозаготовки. В горнице нашего дома в дневное время были созданы ясли-площадка, куда ходили дети от 2-х до 5 лет, а вечером был организован ликбез, куда собиралась молодёжь и молодые супружеские пары.
   Месяц или полтора у нас жила племянница отца Евгенья Григорьевна Коростина - дочь Веры Савельевны. Вечером, после ликбеза, у Евгеньи оставалась её подружка Елена Шестакова, а иногда и молодые парни.
   Жил в Скоблино некто Дубровин Кузьма Иванович, просмешник всех и вся.
   Вот он приехал в Кособродск на лесозаготовки и начал рассказывать деревенские новости. Зная ревнивый характер Василия Савельевича, решил подшутить над отцом. И наговорил отцу, что вечером, после занятий ликбеза у Марины остаются молодые парни: "Смотри Василий, как бы Марина не свихнулась, молодая ещё!". Эта шутка взбесила отца. Он тут же собрался
  и уехал домой. Приехал в Скоблино взбешенный. Начались допросы матери и вскоре переросли в ссору.
   Как сейчас помню: днём отец сидит против окна, на лавке инструменты, шило, иглы, нитки и большие кованые ножницы. Отец починивает обувь. Мама на верхнем голбчике сидит с прялкой, прядёт. Я лежу на полатях. Мать, обиженная подозрениями и недоверием отца, начала его пилить. Отцу, видимо, это изрядно надоело, и он вскипел, схватил кованые ножницы и со словами: "Ну, ..., ржа железо ест!", бросил ножницы в мать наотмашку. Ножницы ударились в верхнюю полку, рикошетом отскочили, пролетели мимо меня и воткнулись в потолок. Я напугался и заревел. Мать, ещё более воодушевлённая его дикой и неправой выходкой, пошла в наступление. Ссора ещё больше разгорелась. Отец схватил печную деревянную лопату и ударил маму лопатой в лоб, рассек кожу на лбу. Шрам был заметен у мамы до смерти.
   Дело приближалось к вечеру. Пришли ученики ликбеза. Все сразу заметили маму с перевязанной полотенцем головой. Учитель ликбеза, Дубровин Илья Кузьмич, сын того самого Кузьмы Ивановича, виновника всей бури, заподозрил, что виноват Василий Савельевич, стал говорить маме: "Сказывай, это Василий тебя побил? Если он, то мы его судить будем!".
   Мать не выдала отца, но обиду эту ему не простила. Неприязнь между ними осталась на всю жизнь.
   В конце 1930 года отец сильно заболел, болел он в общей сложности более двух лет. На правом боку и на правой ноге у отца появились огромные гнойники. Кроме того, обострилась застарелая грыжа: когда она выкатывалась, отец не мог двигаться.
   После выздоровления отец пошёл строить школу, вернее, делать рамы, двери, парты, т. к. он был большой мастер.
   Бригадиром мастеров был Шестаков Кузьма Фёдорович, тоже из "Бамбуров", родственник Ивана Михайловича. Мастерская была в кулацком доме. Стройматериал сушили на русской печи. Печь топили щепами и стружками, топили не жалеючи, т. к. топлива было много. Печь вся растрескалась, и в любой момент мог
  случиться пожар. И однажды ночью он случился. Мастерская, все материалы и инструменты мастеров сгорели. Стали думать и гадать, отчего произошёл пожар. Вывод был сделан сразу, что расколовшаяся по швам печь и лес, который сушили на печи, и стали причиной пожара.
   Однако, сельский актив пришёл к другому выводу. Кто состоял в этом активе? Это был, во-первых, Иван Михайлович Шестаков-Бамбур, дядя Матрёны, который сердился на отца за его нежелание женить Дмитрия на Матрёне. Во-вторых, активистом был Пётр Степанович Букин, брат убитого Ивана, давний враг отца. Третьим недоброжелателем оказался Яков Петрович Багрецов, председатель существовавшей в округе коммуны, по характеристике моего брата Николая -фанатик. Отец не выяснил, что побуждало этого человека злобствовать против него. Но именно он первый выдвинул на сельском активе мысль, что виновником пожара надо сделать Багрецова Василия Савельевича, потому что у него новый дом, неплохое хозяйство. "Осудив его, мы возместим убытки, а что мы возьмём с Кузьмы Фёдоровича Шестакова, когда он гол, как сокол?". Эти слова отец слышал своими ушами, когда сидел в сельсовете в соседней комнате, ожидая допроса. Слух у отца тогда был достаточно хороший, оглох он потом, после того, как переболел в Сибири тифом.
   Предложение Якова Багрецова всем понравилось. Ответственный за пожарную безопасность бригадир Кузьма Шестаков признавался невиновным, т. к. он исконный пролетарий и поджога совершить не мог. Это очень нравилось его дяде, он и племянника выводил из-под удара, и получал возможность
  насолить Багрецову. Отца обвинили в том, что он, выходя последний из мастерской, нарочно закрыл вьюшку, чтобы печь перекалилась и произошёл пожар. Начали фабриковать документы, ложь искусно переплетали с правдой.
   Особенно рьяно лжесвидетельствовали: Шестаков И.М., его жена Татьяна и П.С. Букин. Вспомнили, что отец торговал скотом, имел мельницу, жатку-самосброску, построил новый дом, держал работника. Значит, он эксплуататор, подкулачник, недоволен советской властью и, чтобы хоть как-нибудь навредить, поджёг мастерскую. Короче, характеристика была, как на кулака, а между тем, она была ложной. Скотом торговал в основном дед Савелий Гаврилович, причём обслуживал этот скот сам, никого не
  эксплуатируя. Мельницу отец имел до 1925 г, и продал, чтобы начать строить дом. На мельнице отец работал мельником сам и за помол брал не дороже, чем остальные 25 владельцев ветряных мельниц в Скоблино.
   Вдобавок отец два года болел, и за это время хозяйство пришло в упадок, достатков никаких не было.
  
   *Беда
   *Скитания по Сибири
  
   19 января 1933 года состоялся суд над отцом. Отец не сумел доказать свою невиновность. Время было жёсткое. Характеристики были такие, что его судили, как кулака. Присудили к конфискации движимого и недвижимого имущества и запретили проживать в пяти близлежащих районах (Юргамышском, Куртамышском, Мишкинском, Курганском и ещё каком-то, не помню) сроком на 5 лет.
   Дом описали и продали с торгов. Не помню, сразу ли или потом, но он достался Петру Степановичу Букину. Корову тоже продали, скудные запасы хлеба и картофеля выгребли и увезли. Личные вещи, которые получше, продали. Нам оставили верхнюю зимнюю одежду, валенки, летнюю обувь, носки, чулки, несколько пар белья и самую необходимую посуду. Отца отпустили из предварительного заключения, он приделал к сундуку полозья,
  сделал небольшой ящик с полозками. Все оставленные нам вещи уложили в сундук и ящик и 13 февраля 1933 года, гонимые передувающим дорогу ветром, мы вышли из дому в направлении деревни Гагарье. 12 км до Гагарья мы шли весь день. Мать с отцом везли сундук, мы с Николаем ящик. На небе выяснились звёзды, когда мы пришли в Гагарье. Ночевали две ночи у старых родственников отца по Пелагее Филипповне, у её сестры Агафьи Филипповны Хохловой.
   А потом пошли в Затоболье и так ходили целую зиму по
  Затоболью (Глядянский район), от деревни до деревни, не зная, где будем ночевать предстоящую ночь, в бане или в избе? Отцу были выданы такие документы, что его нигде на работу не принимали. В частности в Алабугский совхоз (2-ая ферма, где мы потом жили) управляющий его принял, отец две недели проработал, наделал им вил, граблей, насадил косы на черенки и т. д. Но приехал директор Федотов и отца в совхоз не принял, сказав, что нам такие, как он, не нужны. Мы подались в Курган с намерением уехать в Сибирь. В Кургане отец потерял кошелёк с остававшимися деньгами и документами. Мать, Николай и я вернулись в Скоблино, чтобы выхлопотать новые документы на отца и всю семью. Отец остался в Кургане. Мама выхлопотала документы, и мы поехали обратно в Курган, встретились с отцом и уехали в Омскую область. Были в Исилькуле, в Москаленках, но и тут отец работы нигде не нашёл. К осени доехали до станции Чаны, отец сделал тележку и от деревни до деревни пошли на север Новосибирской области. В селе Венгерово две недели жили в бане. Потом пошли в Киштовский район. Дошли до деревни Морозовой уже по снегу, и тут Николай заболел сыпным тифом, потом заболела и мама. Из-за их болезни нас на квартиру никто не пускал. Жили в бане, топившейся по-чёрному. Потом заболел и отец. Я один остался на ногах, ходил по миру, кормил и поил всю больную семью, топил баню.
   Наконец выздоровел Николай, потом мама, но заболел тифом я. Короче, вся семья переболела, живя в курной бане, в суровые зимние морозы. Муки мы перенесли немало. Во время топки бани
  из-за дыма все выползали на улицу и мёрзли, холодные и голодные.
  После выздоровления отец в д. Кучумовой (Йрынцас) нашёл квартиру, в конце января 1934 года мы перешли в д. Кучумову, стали жить у добрейших людей Зверевых: Анны Дмитриевны с сыном Иваном и Евдокии Дмитриевны, её сестры. Евдокия Дмитриевна, или просто Дуня, была абсолютно слепая, я стал её поводырём. Они были двоеданы-кержаки. Жили ещё единолично, очень бедно (у них украли последнюю лошадёнку) и помочь нам материально не могли. Спасибо им за тёплый кров и доброе, душевное слово!
   Весной отец, мама и Николай ушли ближе к Киштовке, а я остался в Кучумово у Зверевых. Я ходил по миру, сам ел куски и им давал кусков, а они давали мне приварок. Когда Дуне надо было идти далеко, я её водил.
   Она у двоеданов была кем-то вроде попа, знала все молитвы и меня учила креститься по-двоедански. Она меня любила.*
   *Мне много раз приходилось слышать и от Вани и
   от свекрови тёплые воспоминания об этих людях.
   Например, сама Дуня не могла ходить по грузди, но с
   удовольствием принимала участие в их разборке и
   мытье, когда кто-нибудь приносил из леса. Найдёт
   крохотный, ядрёный груздок и говорит: "Ваня, это
   ты!". Затем выберет побольше: "Это Коля". Затем
   выберет большущий, с загнутыми краями старый
   груздище: "А это дедушко Василий!". И хохочет -
   довольная. (Н.Л. Багрецова).
   В Киштовке было ещё много единоличников, они не требовали документов, и все трое: отец, мама и Николай - помогали единоличникам убирать урожай, косить и вязать в снопы рожь, крючить горох и класть его на шаромы, после уборки пасли скот в деревне Макаровка. На зиму решили остановиться в д. Верх-Тарка Киштовского района. В начале ноября мама пришла в Кучумову за мной (70 км) и на тележке привезла шестиведёрную кадушку
  черёмухи Зверевым в знак благодарности. Дуня на память мне связала носки из белой шерсти Ягушки-покормушки, которую я постоянно пас. И это для меня была великая радость - тёплые носки. Потом мы с мамой распрощались со Зверевыми и ушли пешком в Верх-Тарку, где были отец и Николай.
   В Верх-Тарке мы устроились на квартиру к Таисье Кокориной. Это была семья раскулаченных из д. Камаган (рядом со Скоблиным). Муж Таисьи, Кокорин Иван Васильевич, однорукий, при переправе через реку Тару не справился с управлением лодки и утонул. Свёкор умер в Сибири. Сама Таисья, женщина лет 40-45 жила случайными заработками, т. к. на работу её не принимали. Собирала ягоды, грибы, кедровые орехи. Свекровь её, Парасковья Николаевна, старуха лет 65-70, ещё крепкая здоровьем, очень жизнестойкого характера, шутниха, в основном пряла лён в люди.
   Их дети: Степан, Анна и Маша, 12-ти, 10-ти и 7-ми лет.
   Когда мы с мамой пришли в Верх-Тарку, отца и Николая там ещё не было, они допасывали в Макаровке скот. Там жители пасли подённо, и никому неохота было пасти самому, нанимали Николая с отцом, это давало им прокорм, а может, и ночлег.
   Итак, мы решили зимовать у Кокориных в Верх-Тарке. Следует сказать, что представляла их изба.
   Изба была 5 м на 4 м, вытянута с запада на восток. Стены из пластов. Пол земляной. Внутри избы в углах и в простенках стояли стойки, посреди избы тоже ряд стоек, на них были положены матки и потолок-накатник из круглых бревен. Потолок был засыпан землёй, крыша плоская. Поэтому в проливные дожди вся крыша промокала и вся вода была в избе. Вечно было сыро, везде
  капала вода, воздух был сырой, душный, спёртый. Все ютились обычно на нарах. Сырой воздух и обилие укромных мест способствовали размножению огромного количества сверчков, блох, клопов и тараканов, последние оккупировали место у печи, но ползали всюду. Над плоской крышей избы возвышался высокий глинобитный дымник с вьюшкой-захлобучкой типа большой
  сковороды. Залезали на избу, вьюшку захлобучивали на дымник, и выход дыма и тепла из печи прекращался. А т. к. из экономии тепла эту захлобучку производили рано, в печи всегда ещё оставалось много непрогоревших углей, то начиналось усиленное выделение угарного газа, и мы, особенно ребятишки, ежедневно угорали, особенно зимой. Нас сильно рвало, при ходьбе бросало из стороны в сторону. Полураздетые, выползали мы зимой на улицу, там простывали и целую зиму кашляли. Чтобы избавиться от кашля, мы рвали торчащие из-под снега стебли крапивы, подсушивали их и курили в присутствии родителей, которые сами поощряли это лечебное курение.
   Поэтому с детских лет я негодую и нападаю на людей, которые, истопив печь, рано закрывают печную трубу. Вот так болезненно-угарно отразилась на нас эта зима 1934-35 года в землянке Кокориных.
   Как бы то ни было, жизнь своё брала. Мы каждый день хотели есть. Нужно было жить. Брат Николай ходил учиться зимой в 4-ый класс Верх-Тарской школы, Степан Кокорин - во 2-й класс. Ещё жил у нас на квартире парень Софрон (Софка), он ходил в 7-ой
  класс. Софка был тоже из семьи сосланных кулаков, выходцев из деревни Вехти Куртамышского района Челябинской области. Софку Таисья пустила из тех соображений, что отец его платил за квартиру деньгами и некоторым количеством мяса, что при бедственном положении семьи Таисьи было большой ценностью. Вот мы на этих метрах и ютились всю зиму, 10 человек!
   Отца по-прежнему ни в Верх-Тарке, ни за её пределами на постоянную работу не принимали, в колхоз тоже. Он перебивался случайными заработками, если был здоров. Кому стайку срубит, кому сени прирубит, кому ворота сделает, кому рамы в окна, кому кадушку смастерит. Но у него не было специальной мастерской, он работал на морозе, часто простывал. Да и двухпаховая грыжа, старые, очень серьёзные болезни не позволяли ему браться за крупные подряды одному. Ведь человек-то он был изношенный, хотя ему было в то время 58 лет!
   Как я оценивал раньше и как оцениваю сейчас действия отца, Василия Савельевича, тех лет, через 51 год моей жизни? Я давно понял отца, что он психологически был крестьянин до корней волос и до последней нервной клеточки. Он не мыслил себя вне крестьянской жизни. После высылки он не мог устроиться на крестьянскую работу, документы и характеристики не дали такой возможности. И он решил выжидать окончания срока высылки и возвратиться на родину. Надо полагать и тяга к родине у него была, хотя земляки обошлись с ним хуже некуда. Мне моё чутьё подсказывает, что он действовал правильно.*
   *Николай был не согласен с этим. Он как-то при
   мне высказывался, что чем таскаться по Сибири,
   надо было прибиваться в город, на производство, не
   мучились бы столько, лучше получили бы
   образование и т. д. (Н.Л. Багрецова).
   Чем занимался я в эту зиму? Зимой продовольствия в семье не было, поэтому я каждый день ходил по миру. Одновременно с этим я стал прясть исполу отрепи на половики - половину хозяевам, половину себе.
   Конечно, инициатива была со стороны матери. Несколько мотов пряжи я напрял за репу. Главное соревнование было между мной и Анкой Кокориной, кто больше напрядёт. Конечно, родители наши всячески это прядильное соцсоревнование поддерживали, и мы старались, усердствовали друг перед другом. Чтобы хорошо скручивалась отрепная нить (отрепи - это короткие волокна льна с большим содержанием костики, т. е. коротких одревесневших обломков стебля), нужно было очень хорошо крутить веретено и обильно смачивать нить слюной. Чтобы больше выделялось слюны, жевали хвойную смолу (серу). Но и жевание серы не достигало нужной цели, секреторная деятельность слюнных желез иссякала. Тогда мы ставили на нары глиняные стаканчики с водой и макали пальцы левых рук в воду. Кожа на пальцах от постоянного смачивания водой и постоянного кручения костричной нити лопалась, куски кожи закручивались в нить, и получались большие кровоточащие раны на пальцах рук, долго не заживавшие.
   В Верх-Тарке была хорошая маслёна, т. е. предприятие, где били масло из масличных культур (рыжика,* льна, конопли, подсолнечника, горчицы и др.). Больше всего сеяли рыжика, и, следовательно, масло было в основном рыжиковое, горьковатое, т. к. рыжик из семейства крестоцветных.
   * Рыжик - объяснение слова имеется в
   словаре В. Даля: "растение Camelina
   sativa, из семян коего бьют масло:
   рыжей, зеленый жабник, кашка,
   коровья-трава, режуха, резуха, резъ".
   (С.В. Плотников).
   Обычно я обойду деревню по миру, насобираю кусков, прихожу на маслёну, кому-нибудь погоняю лошадей на приводе маслёны и, тем самым, заработав несколько помакушек, ухожу домой. Помакушка - от слова "макать", т. е. право обмакнуть несколько раз кусок в масло и съесть. Однажды со мной
  приключился неприятный курьёз.
   В тот день на маслёну приехало много молодых мужчин, парней и девок. Но они были ленивы гонять лошадей и, увидев меня, что я гоняю другим лошадей, давай меня уговаривать, чтобы я гонял их лошадей, а мы, мол, потом досыта накормим тебя и хлебом, и маслом. Я целый день гонял лошадей до вечера, то одному, то другому. И уже порядком закружился, ходя по кругу за лошадьми. Но тут подошли ещё двое: одна бойкая красивая девка и бойкий речистый парень. Я не устоял, прогонял и их лошадей, пока били их забойки с маслом.
   Поздно вечером закончилась работа. И естественно, я сгоряча, голодный, бросился на мягкий пшеничный хлеб и парное рыжиковое масло. И съел большой кусок хлеба и вымакал немало масла. Но эти красивые парень с девкой решили сыграть со мной злую шутку, "обкормить" меня маслом. Они не пожалели мягкого хлеба, на глазах окружающих стали подкладывать мне хлеба и подливать масла. Вначале я не заметил подвоха и ел. Но враз меня от масла отбило, и я не захотел eго, и в то же время я заметил, что они как-то по-особенному ехидно уговаривали меня есть. Я остановился. Меня затошнило и стало беспрестанно рвать, выворачивая желудок наизнанку. Заметив неладное, эти молодые люди, быстро смотались, и со мной стали отваживаться какие-то пожилые мужчины и женщины. Они долго со мной возились (о врачебной помощи тогда и речи быть не могло), и только глубокой ночью я еле-еле приполз домой с больной головой и больным желудком.
   Дома я рассказал, что со мной было. Несколько дней я сильно болел и никуда не ходил. Понос и рвота мучили меня. Но потом прошло, и я вновь бывал на маслёне, но такой жадности уже не проявлял, т. к. даже запах рыжикового масла вызывал во мне отвращение. Заработанное масло я собирал в чекушку и приносил домой. Потом, когда семена масличных кончились, маслена работать не стала. Но всё же я и сейчас помню, как была построена сибирская маслёна, и если бы пришлось строить, то сделал
  бы её по типу Верх-Тарской.
   Итак, всю зиму 1934-35 годов мы жили у Кокориных. Рано утром я ходил по миру собирать то, что подадут. В каждом доме я дважды молился, первый раз прося милостыню, а второй в знак благодарности за подаяние. Один еврей был особенно дотошным, он всё хотел увидеть, каким крестом я крещусь, мирским или двоеданским? Обычно двоеданы по миру не ходили. Вот он и любопытствовал, почему я крещусь двоеданским крестом. Это было влияние Дуни Зверевой из д. Кучумовой (Ирынцас), т. к. она учила, что истинная вера в Бога - это старая двоеданская вера. А я ей очень верил. В том, что Бог есть, я не сомневался. И если кто-то говорил, что Бога нет, я искренне считал, что Бог его накажет.
   После обхода одной из частей деревни, а деревня была очень большая, дворов 250-300, я приходил домой, и садился прясть надоевшие мне льняные отрепи. Но надо, значит, надо. Потом из заработанной мной пряжки, мать выткала большой полог, - необходимую в хозяйстве вещь.
   Кое-как скоротав зиму, весной мы немного ожили. Появились саранки (лилии), пучки, медунки, щавель, лук-чеснок, черемша. Мы перешли на питание этими травами. Однажды мы ходили копать саранки. Лопата была тяжёлая, скована из лемеха плуга и на черенке была насажена без гвоздика. Лопата с черенка упала и отрубила мне большой лоскут кожи на пятке, т. к. я шёл босиком. Рану я засорил, и нога долго не заживала. Я ходил на одной ноге. Вылечить помогла одна старуха-знахарка. Она сварила сварок из воска, топлёного коровьего масла и лиственничной смолы, всё примерно в одинаковой пропорции. Набрала и напарила каких-то трав, сильно посолила солью, вначале отпарила рану, а потом промыла хорошо, намазала сварком рану и завязала чистой тряпкой. Эта процедура ноге дала спокой, не стало токать и долбить, как цыплёнок в яйце, я уснул. Нога стала подживать. Я ещё пару раз ходил к этой старухе. Она очертила кругом раны, что-то шепча, вновь намазала сварком, и через неделю нога зажила, а до этого я недели три еле ходил на одной ноге.
   Ранее, ещё в Кучумове, мне лечили таким же сварком из воска, масла и сосновой серы какую-то язву на икре левой ноги, и сварок тоже хорошо помог. Рана заросла. Масла, может быть, было больше всего, т. к. вначале топили масло, потом воск, а потом смолу и хорошо перемешивали. Получалась незастывающая, но и хорошо держащаяся на ране масса.
   Весной 1935 года на заработанные отцом с зимы деньги, мы купили в пластяном четырёхкомнатном бараке одну комнату. Барак был вытянут с юга на север. С восточной стороны были сделаны небольшие сени и входная дверь. На западной стене было одно окно размером 50 на 50 см. Слева от входа стояла печь. Размеры комнаты - 4 на 4 метра. Пол земляной, мазался коровяком с глиной. Мы были очень рады собственному жилью.
   В первой квартире-комнате жили отец и сын Чухвистовы. Сын Михаил был весельчак и балагур лет 20-22-х.
   Рядом с нами (во второй квартире) семья белорусов Чернолевских. Отец их, Кузьма, сварливый ругатель, вечно недовольный жизнью. На сына своего, Лёньку, моего ровесника, вечно кричал: "Лёнька, чёртов черногуз, ты иде? Подь сюды!!!". Кузьма был крайне странный человек. Пока мы жили с ними
  рядом, ни одной ночи не прошло, чтобы он не стучал в хате, - мастерил, но никогда не было видно чего-нибудь сделанного. За нами, в крайней квартире-комнате, жила большедетная семья мокшанки Прасковьи Кардишовой, у которой была девка невеста, сын Егорка, старше меня на год и две девчонки, а мужа не было. Это была певучая семья. Любимая их песня была "Ох ты степь, ты степь, степь Мордовская, как во той степи замерзал ямщик". Хату мы купили у Насти - молодой здоровой отходки "соломенной
  вдовы", любвеобильной до безудержности.
   Весной же этого 1935 года отец нанялся пасти овец колхозников колхоза "Страна Советов" и единоличников села Верх-Тарки. Мы с Николаем с радостью помогали ему, т. к. вечером мы по очереди ужинали у владельцев овец. Летом, во время отдыха на пастбище, отец много рассказвал о себе и
  своей семье, о прошлом, о службе в солдатах и многом другом. Беда лишь в том, что очень многое выветрилось из моей памяти. Вот и сейчас я с великим трудом вспоминаю и только кое-что записываю в эти тетради.
   Вспоминается мне ясный солнечный день. Я нашёл осколок тонкого фарфорового стекла от блюдца. Через него взглянул на солнце, было видно просвечивающее солнце. Наслышавшись, что солнце и земля крутятся, я стал уверять, что вижу, как солнце крутится. Смотрели в это стекло и брат Николай, и отец, но не могли признать правильным моё легкомысленное утверждение. Но я упрямо твердил, что вижу, как солнце крутится. Как видите, моё первое "научное" утверждение было глубоко ошибочным. Овец пасли до того времени, как выпал снег. Осенью 1935 года в школу я не пошёл. В декабре в одну из суббот я собрался и пошел вместе со всеми.
   Пробыл в школе один день, а следующий день воскресенье. А в понедельник я в школу не пошёл, т. к. некоторые ученики, зная, что я хожу по миру, посмеялись надо мной.*
   *Вероятно, к Верх-Тарскому периоду относится
   Ванино воспоминание, как он пошёл с чайником за
   костянкой и уже набрал почти полный чайник, как
   вдруг чуть не наступил на змею. В испуге он
   отскочил в сторону и там едва не наступил на двух
   змеёнышей. Он говорил, что так, как тогда, он
   никогда ещё не пугался. Ведь он ходил по лесу
   босиком. Потом очень жаль было просыпанных
   ягод. Тогда же, наверное, и Марина Дмитриевна
   участвовала с какой-то компанией в сборе
   кедровых орехов. Они ушли в лес на две недели.
   Расстилали под деревьями полога, били по стволу
   колотушками. Более молодые забирались на кедры
   и оттуда сбивали шишки. Потом специальной
   тёркой отделяли орехи от шелухи шишек. В общем,
   это был очень непростой промысел. И всё время
   в лесу босиком, а змей было очень много. (Н.Л.
   Багрецова).
   В феврале 1936 года родители решили перебираться ближе к родине. Мы выехали из Верх-Тарки. Мама и мы с Николаем уехали в Скоблино, а отец остановился в Петухово и стал работать вольнонаёмно в колхозе "Россия" в селе Больше-Приютном Петуховского района.
   Мама, Николай и я жили с февраля по май в Скоблино у тётки Авдотьи Савельевны Букиной в улице Гайной. Дом был из толстых в обхват брёвен, высокий и тёплый. Тётка Авдотья всячески помогала нам материально, главное в ту пору - это питание. Поила нас молоком, кормила похлёбкой, с хлебом было, конечно, туго. Сама она была 52-х лет, но у неё было очень сильное варикозное расширение вен, узлы часто прорывались, и кровь подолгу бежала из ран. Поэтому в колхозе она не работала, хлеба на трудодни не получала, зарабатывал один Иван Васильевич, её сын. Жили они
  бедно. Выручало её умение вести экономно хозяйство и работоспособность в огороде, благодаря которой она выращивала очень много овощей, это и улучшало их питание, да и на нашу долю доставалось немного.
   В мае 1936 года мама, Николай и я, выехали из Скоблино и переехали к отцу в Больше-Приютное, где опять была новая среда, новые люди и новые квартиры (у Митрохиной, у Лепшиной, у Баева).
   До школы моё поведение определялось инстинктами, образным мышлением, ну и, конечно, были и элементы рассудка. Мне кажется, что я очень рано начал рассуждать, т. к. постоянное отсутствие крова над головой, отсутствие постоянного места жительства, отсутствие хлеба насущного были важнейшими факторами и условиями к трезвому размышлению и соответствующему серьёзному и терпеливому поведению в семье и в обществе. Обстановка сразу ставила вопросы: кто есть кто? Что есть что? Как быть? Каким трудом это добывается?
   Не имея достатка и хлебая нужду, мы с Николаем рано познали цену вещам, людям и рано научились соизмерять свои возможности с удовлетворением своих потребностей. Ничего лишнего в запросах, лишь бы иметь самое необходимое, самое нужное, без чего невозможно обойтись. Как в питании, так и в одежде, обуви и в личных вещах. Вот поэтому у нас с детских лет выработалось отвращение к излишествам и всякой мишуре, которые мы считаем чуждым, излишним, ненужным (значки, безделушки, хрусталь, ковры, дорогие престижные вещи и т. д.) Я считаю, что всё это излишества, без которых можно обойтись.
   И наоборот, нужные, полезные вещи нужны в достатке и даже с запасом, такие, как добротная обувь, одежда, позволяющие сохранять здоровье. В достатке нужно иметь ценные, необходимые продукты питания, а также - корма для скота, необходимые орудия труда для работы в личном подсобном хозяйстве. Короче - рациональность.*
   *Ваня всегда отрицательно относился к моим
   попыткам иногда продать какие-нибудь излишки
   молока, сметаны, мяса, яиц. Он всегда
   возмущался и говорил: "Лучше бы мы сами съели".
   А меня заставлял это делать подрастающий
   косяк дочерей, которых всех надо было одевать.
   По его сложившимся понятиям, всё необходимое у
   них было, а сверх того - мишура. Как-то я купила
   старшим модные туфли, без пяток, так он
   был возмущён и долго укорял меня: "За 14 рублей -
   и хоть бы полноценные туфли были, а то без
   задников!". (Н.Л. Багрецова).
  
   НЕБОЛЬШОЕ ФИЛОСОФСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ.
  
   Людей, которые не считают нужным иметь запас крайне необходимого, я считаю людьми легкомысленными, которые нужды и горя не видели. Мне же кажется, что на мою долю нужды,
  горя, бед и всяких случайных и неслучайных несчастий выпало
  предостаточно. Это, конечно, сузило мои материальные запросы, но научило соразмерять свои возможности и понудило меня умеренно расходовать свои имеющиеся средства, зарабатываемые только честным путём, путём немалого и квалифицированного труда. Этому, мне кажется, я учился с детства и у своих родителей, и у жизни, и у окружающих меня людей.
   Конечно, это характеризует меня, как ограниченную личность, а не гениальную. Но я никогда не относил себя к гениям. Я обыкновенный смертный, человек средних способностей. Если вы спросите меня, умею ли я тонко и чутко понимать? Я без бахвальства скажу: "Умею". Если вы cпросите меня, могу ли я понять суть сложного процесса явлений природы или могу ли я найти диалектически логическую нить мышления в происходящем явлении, мне кажется, тоже - смогу найти эту нить. Умел ли я мыслить? Мне кажется, умел. Обладал ли даром предвидения? Не большим и не глубоким, но полагаю, что обладал. Но был недостаточно обаятельным человеком, имел очень маленькое био-электрическое поле и поэтому не имел большого влияния на людей, не умел пользоваться властью. Много прощал людям, оскорблявшим меня.
   Беспечно относился к личным оскорблениям, думал, что грязь, основанная на лжи, ко мне не прильнёт и повредить мне не может. Прямо она не прилипала, а всё же пачкала и делала грязным, чем отталкивала от меня людей.
   И ещё очень существенное: я не умел внушить людям силу веры в меня, в то, что я могу сделать большое. Во мне не видели надёжности. Хотя я всегда умел сдержать слово, был верен ему.
  Значит, видели какую-то слабость в характере. То бесправное положение, в котором я оказался в детстве, сыграло в моей жизни не малую роль. Вероятно, моя нерешительность и застенчивость мешали мне внушить людям веру в меня.
   Вот что значит внушить ребёнку с детских лет, что он не такой, как все, что он бесправный, что он стоит за чертой права на политическую защиту, что он должен таить своё прошлое, вернее, прошлое своих родителей... И всё время бояться, чтобы не дать людям повода заподозрить в тебе "чужого" по политическому духу человека. Это было у меня и в дошкольный, да и в школьный период. Там, где надо было дать решительную сдачу обидчику, я сдерживал себя, а нерешительность возрастала, превращалась в привычку уступать. И я превращался в безликого, в бесхребетного. А с возрастом это выразилось в становлении нерешительного характера.
   Немалую роль сыграла в формировании моего характера и мать, которая всё время нам давала наказ: "Вы у меня будьте тише воды, ниже травы! Вы ведите себя смирно, чтобы не ржавело моё сердце из-за вас". Она своими систематическими напоминаниями умела навязать своё мнение, подавить волю и инициативу. Она умела вселить неверие в собственные силы в самый неподходящий момент, когда надо было вселять веру в силу ребёнка. И всё это часто делалось под предлогом благих намерений, но получалось диаметрально противоположное действие.
   Человек, привыкший подчиняться, сознаёт этот надлом не сразу. Я должен остановиться на одном из своих выводов. "Человек должен очень рано научиться мыслить, рассуждать. Как можно раньше выработать свою самостоятельность в принятии собственных решений, но всегда рассуждать, рассуждать и учиться предвидеть будущее. Не бросаться на авось, как бабочка на огонь, т. е. надо как можно раньше стать самостоятельной личностью. Быть последовательным в своих рассуждениях, хотя рассуждая, должен сопоставлять свои суждения с совершенно противоположными, это позволит сделать правильный вывод...".
  
   ЖИЗНЬ В БОЛЬШЕ-ПРИЮТНОМ
  
   Продолжаю рассказ о жизни в Больше-Приютном. В мае 1936 года мы поселились у Митрохиной. В июне перешли на квартиру к Лепшиной Марии Николаевне в избу, сделанную из жердей и засыпанную глиной между жердями, с плоской крышей. У Марии Николаевны была девочка лет 4-х, болевшая "усьяном" - эхинококком. Она очень сильно страдала от болей и почти всё время плакала.
   Кроме нас у Марии Лепшиной на квартире жили старик со старухой, старик пас индивидуальное стадо. Ходил он летом в огромной туркменской мохнатой овчинной шапке. Шапку он повесил у порога. Мне пришла в башку дурацкая идея: я надел шапку старика и вышел на улицу. Мне пришло в голову
  заглянуть в избушку через окно. У окна сидела больная дочка Марии Лепшиной. Когда я впялился в окно в этой огромной мохнатой шапке, девочка сильно напугалась, громко закричала и очень долго плакала, никак не могла успокоиться от испуга. То, что я впялился в шапке в окно, видела старуха, жена пастуха. На другой день она взялась лечить девчонку от испуга, стала выливать, на воске. Воск вылился какой-то бугристой массой, и старуха, зная достоверно, что я напугал девочку, истолковала так, что это на воске вылился я в мохнатой овчинной шапке. Мария Лепшина
  в порыве гнева меня прокляла.
   Девочка была больна эхинококком, здоровье её было сильно подточено, живот от пузырчатого червя казался огромным. Но видимо, и нервное потрясение было очень сильным. Недели через две она умерла. Мария Лепшина не плакала, т. к. поняла, что смерть девочки развязала ей руки, ведь рано или поздно девочка всё равно бы умерла. Вскоре она вышла замуж за Моисеева Егора. После этого мы были вынуждены перейти на другую квартиру к Баеву Роману Павловичу. Какую роль сыграло проклятие Марии
  Лепшиной в моей жизни? Не знаю, сыграло ли, но неприятный осадок остался у меня на всю жизнь.
   1 сентября я пошёл учиться в первый класс Больше-Приютинской школы (1936 г.). Моей первой учительницей была Екатерина Фёдоровна Чащина.
   Николай пошёл в 4 класс вторично, т. к. в Верх-Тарке он не доучился (уехали в феврале).
   Екатерина Фёдоровна нас учила всего одну четверть. Она нам всем очень нравилась, как учительница. Она отнеслась ко мне с доброй душой и добрым сердцем, она видела в нас людей. О ней я и сейчас с благодарностью вспоминаю.*
   *Ваня рассказывал, как однажды в начале
   учебного года, когда дети играли на перемене,
   учительница спросила его, откуда он родом. Ваня
   обстоятельно ответил ей, назвав и деревню, и
   район, и даже сельсовет. Она с уважением
   посмотрела на него и похвалила, как он хорошо
   знает, где он родился, и как хорошо отвечает. Эта
   похвала очень ободрила его, и он впервые
   почувствовал себя не хуже, других детей. (Н.Л.
   Багрецова).
   Но вот решением директора Владимира Петровича Альшевского* решили её перевести учителем в 4-ый класс, а наш класс передать его жене Александре Михайловне. Почему-то сделали так, что она провела у нас первый урок, а после второго должна была перейти в 4-ый класс. Мы об этом узнали, когда прозвенел звонок на 2-й урок. Альшевский пришёл к нам в класс за Екатериной Фёдоровной. Я самый первый ухватился за дверную ручку, остальные мальчишки и многие девчонки ухватились за меня, и мы стали держать дверь, не пускать директора. Альшевский вначале не мог открыть дверь, но, видимо, сильно рассердившись, напряг все свои силы, упёрся ногой в стену и открыл дверь. Мои руки не смогли удержать дверную ручку против силы взрослого мужчины, но открыл дверь он с большим трудом. (Мне было 9 лет и 9 месяцев). Мы протестовали против того, что от нас уберут нашу любимую учительницу, но нас не послушали, Екатерину Фёдоровну увели, а Александру Михайловну привели. Прощание было бурным, а встреча с новой учительницей была комом, не радостная, даже оскорбительная для достоинства Александры Михайловны. Наши взаимоотношения в первые недели были не очень хорошие. Но, в конце концов, обида была забыта, и отношения наладились.
   *Фамилия директора пишется по-разному: то
   Альшевский, то Алипевский. (О.А. Щеткова)
   1-й класс я окончил с отличием и был премирован тапочками и книжкой стихов А.С. Пушкина. Николай 4-й класс тоже окончил с отличием, и получил книгу Пушкина "Евгений Онегин", а также игру типа шахмат с четырьмя конями, но без всех остальных фигур. Учительница А. Альшевская тоже осталась в моей памяти, но она оставила в сердце меньше симпатии, чем Екатерина Фёдоровна Чащина. Завучем в школе была Варвара Григорьевна Мотовилова-Панова.
   Мы с Пановыми жили рядом, с их сыновьями Виталькой и Шуркой мы иногда вместе играли.*
   *Видимо, к этой семье относится смешная
   "легенда", которую Ваня и Марина Дмитриевна
   нередко со смехом вспоминали. Сам Панов тоже
   был из интеллигенции (или учитель, или зав.
   клубом). И вот они надумали купить корову.
   Купили. Корова оказалась ужасно неспокойной и
   никак не давалась доиться. Перепробовали всё:
   путали ей ноги, Панов держал корову за рога и
   пр. Наконец обнаружили, что корова стоит
   спокойно, когда рядом играет патефон. С тех пор
   корову доили с патефоном.
   И ещё. Ваня нигде не говорит об этом, но
   видно, что его хождения по миру прекратились.
   Видимо, легче стало с работой, изменилось к ним
   отношение, возможно, это было только местным
   явлением, Больше-Приютинским.
   Не знаю, в какой деревне это было, но он
   рассказывал мне, как однажды на него
   набросились в одном дворе собаки и начали
   трепать, к счастью, мужик успел выбежать из
   избы и отогнать их. (Н.Л. Багрецова).
   В одном классе со мной училось много мальчишек. Больше всех я сошёлся с Петром Анисимовым и Василием Назаровым. В нашем классе учились два Ивана Баева, оба были Егоровичи. Второй Баев в 70-х годах был зампредседателя Курганского горисполкома. Но больше всех я уважал Княгинкина Кузьму,
  доверял ему, играл и общался с ним, хотя, он был старше меня и учился уже в 5-м классе. Под его влиянием я стал увереннее стоять за себя.
   Однажды он высказал мне с укоризной: "Эх, Ваня, если бы я имел столько силы, сколько ты, я бы никогда не стал терпеть обиды, как ты. Я бы на твоём месте отлупил всех обидчиков, а ты терпишь!". Эта критика запала мне в голову, и вот что однажды получилось.
   Зимой мы постоянно находились в библиотеке, где был небольшой читальный зал. В библиотеке мы играли в шахматы. Она была пристроена к клубу, стоило пройти маленький коридор, и мы оказывались в клубе. Там мы обычно устраивали борьбу. Большинство ребят ко мне относились неплохо, но для двоих я всё ещё был чужаком. Это были Пашка Моисеев из моего класса и Ефимка Кочеров - из второго. Они всегда были настроены против меня и всегда стремились причинить мне неприятности. Но в одиночку у них не хватало силы, чтобы справиться со мной, это их злило, и они всегда подбивали ребят, кучей нападали на меня и валили, чтобы посильней намять мне бока. Но мне стоило только уцепиться за кого-нибудь из них руками, и я подминал его под себя и всё равно оказывался не на самом низу. Вся "куча мала" наваливалась, и больше всех доставалось тому, кто оказывался на деревянном полу.
   Ефимка Кочеров шёл на всякие ухищрения. Однажды, видя, что я стою недалеко от клубной сцены, он залез на сцену и оттуда решил нанести сокрушительный удар. Он со сцены прыгнул на меня, чтобы подмять меня под себя резким броском и весом своего тела. Я еле устоял, почувствовал боль в пояснице. Но я успел обхватить его обеими руками, удержал на весу, а потом резким движением опрокинулся всем телом на него. Ефимка сильно, с
  большим стуком, ударился затылком о деревянный пол. Он в судорогах задёргался по полу, потом заревел, поднялся, и его начало рвать. С тех пор Ефимка Кочеров не нападал на меня, лишившись поддержки Ефимки, не стал нападать и Пашка Моисеев. Этот случай изменил отношение ко мне больше-приютинских ребят. На меня перестали нападать даже кучами.
   Мне сильно запомнился вечер 31 декабря 1936 года, вечер встречи нового, 1937 года. Новогодняя ёлка была установлена в клубе. Мы все, школьники, пришли на ёлку. Дедом Морозом был Леонид Васильевич Панов - учитель труда. Он был одет в белый халат с большим количеством ваты. На ёлке горели свечи - открытым огнём. Леонид Васильевич попятился к ёлке,
  коснулся ватой до горящей свечки и сам вспыхнул. В одно мгновение
  образовался огненный шар. Пока с него срывали костюм, у него сильно обгорели лицо и руки. Он долго лечился в больнице. Новогоднее празднество было испорчено этим трагическим случаем. Нам быстро раздали подарки и отправили по домам. Пока я буду находиться в здравом рассудке, мне этого случая не забыть.
   Весной 1937 года отец заключил договор с Теплодубровским маслозаводом, что он нарубит заводу 200 кубометров дров. После окончания школьных занятий вся наша семья откочевала в лес, в деляну-лесосеку. Деляна была за деревней Богданы, км в 15 от Больше-Приютного. В лесу мы сделали большой шалаш и в нём жили. Печёный хлеб мы получали по договору в Больше-Приютном, а крупу и другие продукты нам выдали сухим пайком, из них мама варила приварок.
   Мы пилили уже около месяца или даже больше, напилили 150 кубометров дров. Обязанности были чётко распределены. С корня пилили отец с мамой или с Николаем, распиливали на полуметровые поленья мама с Николаем, отец колол дрова, а я обрубал сучья и стаскивал чащу в кучу.
   Однажды у нас кончился печёный хлеб, и я был отправлен в Больше-Приютное за хлебом. Отец стал обрубать сучья и таскать их в кучи вместо меня. Видимо, надсадился, это стало толчком, поводом к обострению его болезни.
   Когда на другой день я пришёл из Больше-Приютного, отец уже лежал больной в постели. Вечером мама пошла в Больше-Приютное за подводой, чтобы увезти отца в Петухово в больницу, и только к вечеру мать приехала на какой-то кляче. В ночь они поехали в Петухово, потом его отправили в с. Пашково Петуховского района, потом вновь перевезли в Петухово. Отец лежал в больницах больше месяца. Мы, т. е. мама, Николай и я, продолжали пилить дрова, чтобы выполнить договор. Договор был выполнен, и мама получила расчёт с Теплодубровинского маслозавода.
  
   ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОДНОЕ СЕЛО
  
   После этого семья настроилась вернуться на родину, т.е. в Скоблино. Мы забрали в Больше-Приютном свои вещи и поехали в Петухово. Подождали, когда из больницы выпишут отца, и в июле 1937 года вернулись в Скоблино. На станции Петухово я последний раз увидел любимую учительницу Екатерину Фёдоровну Чащину. Она тоже куда-то уезжала.*
   *В записках нет никаких объяснений, почему они
   решили возвращаться домой раньше определённого
   им срока, почему в Скоблино тоже никто, не
   возражал, и даже сразу приняли их в колхоз.
   Возможно, тут сыграла роль принятая в конце
   1936 года новая конституция? (Н.Л. Багрецова).
   Отца и мать приняли в колхоз "Красное знамя" в Скоблино. Однако отцу предложили пасти скот, принадлежащий колхозникам улицы Логоушка. Мы приехали около Ильина дня и поселились у тётки Авдотьи Савельевны.
   Теперь же нам пришлось переселиться в Логоушку. Мы жили на квартире у старушки Офимьи Ивановны Махниной. Старуха жила вместе с нами, она была добрая, но страдала эпилепсией, и её часто били приступы. Жили мы у неё остаток 1937 года и до
  апреля 1938 года, а потом купили избу у Константина Ивановича Багрецова за 220 рублей. Договор о покупке избы у меня хранится и сейчас в папке документов семейного архива. Как мы были рады тому, что обрели собственную избу для постоянного места жительства! Изба была построена из толстых сосновых брёвен, не менее, чем 150 лет назад, крытая тесовой крышей. К избе были пристроены сени из берёзовых брёвен. Половина сеней была отведена под кладовку, где хранились зерно и другие вещи. На дворе была саманница с вывалившейся задней стеной. Около избы был огород около 7 соток, в огороде колодец с обвалившимся срубом. Вот и всё.
   Весной 1938 года отец снова нанялся пасти скот логоушенских колхозников. Мы с Николаем и в прошлом году помогали ему, и теперь, приходя из школы, высвобождали мать и отца, чтобы они посадили овощи в огороде и делали другие хозяйственные дела по дому.
   Живя у Офимьи, мы купили в Куртамыше тёлку-годовушку за 200 рублей. Как мы её лелеяли! Всё время подкармливали её кусками хлеба. Постоянно чесали ей шерсть, она была ручная и ходила за нами по пятам. Надеялись, что она будет спокойной коровой, но надежды наши не оправдались. Когда она отелилась и пришла пора её доить, она сильно билась и лягалась. Её связывали, но она всё равно билась до того, что, бывало, упадёт. Мучались с ней около года, и всё же отвели на базар в Куртамыш и продали с грехом пополам. Купили другую корову, белой масти с красными ушами, по кличке "Аганька". Это была довольно крупная, спокойная корова, молока давала мало, литров 8 в сутки, но зато очень сильная. Когда отец её обучил ходить в упряжи, она возила сено, солому, картошку, как лошадь, что во время войны было исключительно ценно. Мы возили на ней и дрова, и другие грузы. Продавший её хозяин был из деревни Птичье Шумихинского района, а в какую деревню купили нашу неспокойную корову, я не знаю, но думаю, что нас долго поминали недобрым словом.
   Отец, оставаясь дома, построил стайку для коровы из жердей с засыпными стенами. Засыпал стены всяким мусором и землёй. В мусоре оказались и стебли табака - два или три, веника, которые отец засыпал в стену. Через три года, в 1941 году, когда не стало табака, он вспомнил про эти засыпанные стебли табака, разобрал стену стайки, достал стебли и искурил их. Стену, конечно, заделал.
   Отец ремонтировал изгородь в огороде и палисаднике. Короче говоря, усадьбу приводил в порядок. Мама днём ходила на колхозную работу. Ей, как колхознице, надо было выработать минимум трудодней. Сколько? Не знаю, но думаю, не меньше, чем 300 трудодней. Приведу пример. На вязке снопов пшеницы вручную надо было в день навязать 20 куч, в куче 20 снопов, значит всего 400 снопов. За это начисляли 1,5 трудодня. Снопы вязали из пшеницы, скошенной лобогрейкой. Снопы надо было не только связать, но и стаскать в кучи. Чтобы выработать минимум трудодней, надо было напряжённо и добросовестно работать 280-290 дней в году. В 1938 году мы обзавелись утками, завели кур и поросёнка, короче, у нас появилось хозяйство, и, следовательно, на нас распространились законы о выплате налогов по обязательному обложению на каждый колхозный двор: 40 кг мяса, 365 л молока, 1,5 овчины, 200 кг картофеля, свиную шкуру, 100 штук яиц, 2,5 кг табака (махорки) в сухом виде, плюс денежные налоги: страховки, самообложение, подоходный налог и т. д. Получал колхозник только трудодни, на трудодни получал натуральную оплату хлебом, маслом, шерстью. Размер натуроплаты зависел от экономики колхоза, от его доходов, урожайности зерновых и продуктивности скота. Поэтому обычно после подведения годовых итогов на заработанный трудодень выплачивали, в основном, только хлеб. Денег и других продуктов не давали, даже в самые урожайные 1937 и 1938 годы.
   В 1937 году колхоз "Красное знамя" получил урожай зерновых 20 центнеров с гектара. Колхозникам выдали по 8 кг на трудодень: по 1 кг ржи, и по 7 кг пшеницы.
   В 1938 году наша семья получила 15 центнеров пшеницы. Хлеб был в этом году по следующим ценам: рожь - 1 или 2 рубля за пуд, а пшеница - 8 рублей за пуд.
   Деньги колхозник мог выручить только от продажи зерна, картофеля, скота, мяса. Поэтому денег у селян было мало. Деньги колхозник тратил на уплату денежных налогов и на покупку обуви и одежды, сахара, керосина и мануфактуры. В сельские магазины мануфактуру привозили редко. Очереди за мануфактурой устанавливались за день раньше привоза её в магазин. Скоблинцы стояли в очереди и день, и ночь. При открытии магазина была такая давка, что слабые падали, и их затаптывали ногами. Наши отец и мать из-за недостатка денег обычно не стояли в очередях, стояли мы с Николаем, а отец и мать приходили тогда, когда люди уже зашли в магазин. Т.к. мы не занимали очередь в числе первых, нам очень редко доставалась мануфактура на рубашки и на бельё. Поэтому бельё мы носили холстяное, редко когда удавалось купить коленкоровую рубашку. Верхние рубашки были из дешёвенького ситчика, самой непривлекательной расцветки. Хлопчатобумажные пиджаки и брюки были у нас не первой молодости и с большим числом заплат. Обувь: ботинки фабрики "Скороход" на резиновой подмётке, чаще без каблуков. Подошва долго не терпела и отставала, поэтому ботинки промокали даже при маленьком дожде. Верхняя одежда, стежёная ватой, была тоже весьма ветхая и холодная.
   За керосином были большие очереди. Покупать керосин входило в мои обязанности. Когда мы приехали в Логовушку, я вначале сошёлся со сверстником Федькой Махниным (Фёдором Лукичом), который учился на класс старше меня. Вначале мы часто ходили друг к другу, но дружба наша нарушилась на почве покупки керосина. Однажды мы узнали, что завтра привезут керосин. Мы договорились с Федькой, что пойдём за керосином. В 3 часа ночи Федька пришёл ко мне. Я быстро собрался, взял двухлитровый глиняный кувшин с длинным узким горлышком, и мы пошли. На горлышке кувшина была привязана верёвочная петелька, я надел её на руку. У Федьки же был стеклянный пузырь в виде шара с длинным горлышком литра на три.
   К магазину мы пришли первыми, никого не было. Дело было зимой, стоять приходилось на улице около магазина, мы стали замерзать. И вот Федька начал толкаться. Я выставил руки вперёд для защиты. А так как мой кувшин глиняный был на верёвочке, одетой на руку, кувшин качнулся и ударил по стеклянному шару Федьки. Федькин кувшин треснул. Ночь была лунная, я посмотрел на луну через кувшин - не просвечивает. Надул ртом воздуху в кувшин - не продувается, значит цел. А на Федькином кувшине сразу стала видна при лунном свете трещина, и воздух продувался. Федька тут же обиделся на меня, разъярился и полез драться. Я свалил его на снег и начал мять ему бока, нас разняли подошедшие в очередь женщины. Федька заревел и начал дразнить меня: "Жиря, вот погоди, я тебе ещё задам!". Но на меня больше не полез драться. Взял свой стеклянный кувшин и пошёл домой за другой посудой. Так расстроилась наша дружба с Федькой. Между нами возникла неприязнь, которая сохранилась до сего дня. Жили мы друг от друга через дом, постоянно встречались. Бывали и противоречия, которые Федька иногда пытался обратить в драку,
  но я его быстро усмирял. Вообще же Федька Махнин был задиристый, "скребок". Учась в 5-ом классе в Песках, он задрался со своим одноклассником Колькой Кокориным, "Шишляком" (кстати говоря, двоюродным братом Стёпки Кокорина, у которого мы жили на квартире в Верх-Тарке).
   Так вот, этот "Шишляк", весьма нервный парень, ударил Федьку в спину ножом-складешком. Правда, рана была небольшая. Впоследствии Федька в возрасте 35 лет, имея жену, изнасиловал старуху, за что получил срок заключения. Последний раз я видел Федьку в 1949 году. Он служил на Тихоокеанском флоте и был в отпуске, а я в то время учился в ОмСХИ, приехал на зимние каникулы. Вот мы с Федькой и Сашкой Махниным (Руфининым по матери), встретившись в Логоушке, от нечего делать, пошли
  в улицу Пережогину, надеясь где-нибудь встретить девушек. Но дело было днём, и мы никого не встретили, оказались около плотнической мастерской и решили зайти туда погреться. Мастер-подеревщик Василий Андреевич Пережогин ремонтировал колёса к телеге. Вслед за нами в мастерскую вошёл председатель колхоза "Искра" (после слияния скоблинского колхоза с камаганским, колхоз стал называться "Искра") Капитон Егорович Кармацких.
  Он поздоровался с нами, завязалась непринуждённая беседа. Кармацких был умный человек, всегда приглядывался к людям, хотел понять их внутренний мир: "Кто-чем дышит". Вот он и решил нас ковырнуть, умеем ли мы мыслить и рассуждать. Он и задаёт нам вопрос: "Скажите-ка, парни, почему раньше мужики перед тем, как смолить колёса, в смолу клали соль?". Федька и
  Сашка сразу сказали, что не знают. Тогда он обратился ко мне: "Ну, а ты, будущий агроном, что скажешь?".
   Учёностью меня не огорошить. Я сказал, что соль и смола в химическую связь между собой не вступают, но образуют механическую смесь нового качества, т. к. соль обладает большой водоудерживающей способностью, она прочно держит вокруг кристаллов и вокруг молекул плёнку воды. Вода смолу делает вязкой, и смола крепче держит, склеивает части колеса, колесо становится прочнее... Капитон Егорович посмотрел на меня и, обращаясь к Василию Андреевичу, говорит: "Смотри-ка, дядя Василий, у Василия Савельевича парень-то не дурак, молодец! Всё верно сказал. Давай, учись, да приезжай к нам работать".
   Вечером этого же дня мы пошли на вечёрки в Пережогину к Любке "Шахоньке". Прозвище Любке досталось от её бабки, которая была известна в деревне, как знахарка и колдунья. В этот вечер девушки по каким-то причинам не пришли. Мы посидели недолго, надеясь, что девушки ещё придут. Сашка вначале немного попиликал на гармошке. Играл он плохо, брату своему Лёньке он, как говорят, "в подмётки не годился". А потом он поставил гармошку и начал издеваться над Любкой. Вначале он оскорблял её словами, а потом начал ей кулаки подсовывать под бока. Я возмутился и остановил его, сказав, что нельзя издеваться над человеком.
   Сашка на меня обиделся, что я не дал ему закончить его кураж. Мы ушли из Пережогиной и разошлись по домам. Вот такова была наша последняя встреча, с Федькой и Сашкой. Впоследствии Сашка совершил убийство.
   Было это так. В деревню Петровку приехал парень из д. Пермяковки (под Юргамышом). Парни спросили его, зачем он приехал. Он отвечал, что сватать девушку. Тогда петровские парни говорят: "Сейчас мы тебя женим. И начали его бить. Сашка Махнин, случившийся здесь, вооружился ножничиной, т. е. одной половиной ножниц для стрижки овец. Он ударил пермяковского парня в сердце и заколол. Сашку Руфинина осудили, отправили в Ачинск, и там, в Ачинских лагерях его убили заключённые. Федька же жив и поныне, живёт в Челябинске.
   Но вернёмся к семейному повествованию, которое я остановил на 1938 годе.
   В 1937-1938 годах, я учился во втором классе. Нашему классу не повезло на учителей. Вначале нас учила учительница Зайцева, она уехала, стала учить Данилова. Данилова уехала, тогда из Юргамыша приехал учитель Калинин. Он не обладал хорошей методикой по русскому и арифметике, но очень доходчиво объяснял и особенно хорошо рисовал, привил нам всем
  интерес и желание к рисованию. (Этот Калинин, как я догадался, был отцом Калинина Валентина Владимировича, учителя физики в Сибиряке, тоже очень хорошо рисовавшего). После того, как Калинин, проучив нас третью четверть, уехал, нас стала учить Зиновьева Клавдия Антоновна, жена директора школы. Это была опытная и властная учительница. Она взялась за наше воспитание, но мы были уже сильно распущены. Я не относился к числу
  учеников, которые не хотели учиться, но с дисциплиной и у меня не всё было в порядке, т. к. я был подвижным человеком. Клавдия Антоновна была не объективный, а предвзятый человек, делила учащихся на любимчиков и нелюбимых. Внешний вид для неё был основным критерием. Я же был некрасивым, конопатым, может быть, поэтому она меня невзлюбила. Однажды была политинформация, Клавдия Антоновна стала спрашивать о международных событиях. Те, кого она спрашивала, молчали, как в рот воды набрали, а я поднимал руку и сгорал от нетерпения, желая высказаться, говорил: "Я скажу! Я скажу!". Она подошла ко мне и говорит: "Ты сиди, живая газета!".
   Ученики, которые не любили меня, подхватили это, и к моему прозвищу "Ваня-Жиря" добавилось ещё "Живая газета". Я, конечно, к Клавдии Антоновне тоже стал относиться с недоверием, и у меня потухло желание стараться в учёбе.
   Клавдия Антоновна учила нас первую четверть в 3 классе, а потом наш класс передали Анне Андреевне Головиной. Она была менее опытной учительницей и ещё имела серьёзный изъян: она была молодая, незамужняя и довольно лёгкого поведения.
   В нашем классе было много переростков, например Генка Чудинов (1924 г.), Андрюшка Пережогин (1924 г.) и ещё много ребят и девочек 1924 года рождения, (я был 1926, и то уже был переростком). И вот эти парни, узнав о любовных делах Анны Андреевны, перестали абсолютно ей подчиняться. Создалась совершенно нетерпимая обстановка. Она стала выгонять их из класса, а они не выходят. Однажды она попыталась вытащить из-за парты Генку Чудинова, и он воткнул ей в руку ручку со стальным пером. С тех пор она, если надо было кого-то выгнать из класса, стала приглашать пожарника Григория Яковлевича Дубровина из находившейся рядом пожарки, он приходил и выводил Генку из
  класса. Геннадий был круглый сирота, родители его умерли в 1933 году. Он рос неврастеничным, психически неуравновешенным сорванцом, не имел над собой никакого контроля. И только Дубровин Г.Я. мог оказать на него некоторое влияние, т. к. с родителями его жил когда-то рядом и находился с ними в дружественных отношениях.
   Мы, ученики, в ту пору, конечно, не понимали, что эта группа
  переростков, ведущая систематическую междоусобицу с учителем, нас жестоко и безжалостно обкрадывала. Они не учились сами и нам не давали. Поэтому у нас в классе не создалось высокосознательного ядра учеников, которые поддерживали бы учителя и поставили бы ультиматум перед переростками, чтобы их обезвредить. Многие мальчишки из числа благополучных тянулись за переростками, пытались подражать им и поэтому самим себе и другим наносили вред. Учёбы почти не было.
   После разрыва с Федькой Махниным я подружился с Александром Петровичем Багрецовым, он приходился мне очень дальней роднёй, из ветви Дорониных, 1925 года рождения. Это был настоящий, преданный друг. Мы с ним доверяли друг другу множество тайн и сокровенных мыслей. Короче, жили душа в
  душу. Но, увы - в 1943 году он был взят на фронт и там погиб. Я очень переживал потерю друга. Но тогда, в 1939 году, мы были всё время вместе.
   Продолжаю о школе. Итак, мы мучались с Анной Андреевной Головиной до третьей четверти 3 класса. После ареста Рындина (первого секретаря обкома партии в городе Челябинск), к нам в Скоблино прибыла Чебыкина Людмила Васильевна - бывший личный секретарь Рындина. Ей не было оказано доверия работать в аппарате обкома партии. Она стала учить наш третий класс с начала третьей четверти. Что сказать, Людмила Васильевна и Анна Андреевна отличались друг от друга, как небо от земли. Людмиле Васильевне было уже 35-40 лет. Это была строгая, очень сдержанная, настойчивая и требовательная женщина. Слов на ветер она не бросала. Это была женщина не только с житейским, но и политическим опытом работы, обладала и обаянием, и даром психологического понимания людей. С её приходом сразу изменилась атмосфера в классе. Повысились дисциплина и рабочий настрой учащихся. Даже переростки стали походить на учеников.
   Короче говоря, нам повезло, что Людмила Васильевна стала нашим учителем. Она доучила нас до четвёртого класса. В 1939-40 учебном году Людмила Васильевна стала заведующей Скоблинской начальной школы, а Волков Александр Петрович, бывший заведующий, уехал в Юргамыш.
   Табеля мои за начальную школу хранятся в семейном архиве. Как меня оценивали учителя, из табелей можно узнать. Но всё же я скажу, что учение давалось мне легко. И если бы нам повезло с учителями, то я, наверняка, учился бы отлично. И знания были бы более глубокими, да и в смысле воспитания порядочности, думаю, было бы значительно лучше. Но я, всё же, благодарю судьбу и говорю спасибо Людмиле Васильевне Чебыкиной, что она оказалась нашей учительницей.
   Окончив три класса в 1939 году, я сразу после школы стал помогать отцу, рубить сруб для колодца, т. к. колодец у нас в огороде провалился и мы ходили по воду к Луке Евгеньевичу Махнину (к Федьке). Сделав сруб, мы откопали с отцом колодец, углубили, выбросили старый сруб и опустили новый. После того, как вычерпали полностью колодец и вычистили его, вода
  оказалась вполне пригодной для питья и даже лучше, чем у Махниных. И в воде мы не стали иметь затруднения, как для питья, так и для водопоя скота и поливки в огороде.
   Лес доставать было очень трудно, однако, отец решил срубить ещё и баню. Он договорился произвести санитарную рубку в бору, и на корове Аганьке мы вывозили подходящие сосновые бревёшки и для колодца, и для бани. К сенокосу мы с ним управились. Но надо учесть, что днём отец работал мастером-подеревщиком в Логоушенской бригаде ?1. Там он делал колёса, телеги, брички, кормовики-мешенинники, распуска, брички с дробинами. Делал вилы, грабли, косовища к косам, носилки для возки копен - кстати говоря, это было его собственное изобретение, которое очень облегчало и ускоряло работу. Делал он также двери, рамы,
  кадушки - словом, всё, что требовалось в колхозном хозяйстве. Его работу люди высоко ценили. Если сделает Василий Савельевич, так этим орудием работать легко и любо. Косу ли насадить, или топор на топорище - всегда приходили к нему. Он никому не отказывал. Делал не торопясь, но умело. Работать тупым или разболтанным инструментом сроду не любил, поэтому инструменту, его точке и правке, уделял много внимания. Наточить пилу, сделать развод зубьев - шли к Василию Савельевичу. Мужиков учил, а женщинам делал сам.
   Точить топоры и железки к рубанкам он привлекал и меня - точило крутить. Точило было с водой, поэтому инструмент не откаливался, затачивался очень остро, но зато процесс заточки был очень длительным. Свой инструмент отец никому не давал, потому что некоторые соседи по небрежности делали на инструменте зубрины, а выточить зубрину требовало большого труда с
  привлечением помощника для вращения точила. Зазубренным же инструментом работать он просто не мог. Поэтому чистота поверхности сделанных им изделий была высокого класса, имела хороший, даже красивый вид. Хорошо заточенное орудие труда не
  мозолило рук. Отец постоянно применял поговорку: "Не по делу суди, а по отделке цени". Т. е. не осуждай в начале дела, а цени по отделке, когда вещь закончена.
   Отцу я много помогал и многому учился от него. По его указаниям я "обтясывал бревёшки от корья" и даже делал пазы и рубил в лапу угол для сруба колодца. "Обтясывал и пазил бревёшки" для сруба бани. Ножовкой запиливал шип на бревне для укладки в паз столба. Матки, конечно, укладывал отец. Много помогал и Николай, если его отпускали из тракторного отряда.
  Когда начался сенокос, я пошёл в колхоз возить копны верхом на лошади и работал до конца сенокоса. И ещё успел набрать много ягод костянки и наломать груздей. По ягоды я ходил в Заречье в сторону озера Новображного к Пепелинской грани. А по грузди ходил больше всего в бору или по Слободской поскотине, или по Флегошинскому реднику к Шестаковскому логу, или к Чудинову болоту в Долгий колок.
   В 1939-40 году я учился в 4 классе, нас учила Людмила Васильева. Дисциплина в классе была нормальная, учёба шла хорошо, но отличником я всё же не был. Летом 1940 года я вместе с некоторыми своими товарищами сдал документы в Песчанскую НСШ, в 5-ый класс. А летом я опять работал на возке копен в колхозе, но в это лето я работал мало, т. к. в декабре 1939 года мама заболела.
   Она перебирала с женщинами картофель в колхозе.
  Картофель был ссыпан в большие круглые ямы, накрытые потолком. Ямы были за деревней, на берегу лога. Методику работы они приняли такую: несколько женщин выбирают картофель в яме в вёдра, набранные вёдра они подают наверх женщине. Эта колхозница вёдра с картофелем брала и переносила метров за 30 в другую порожнюю яму. В той порожней яме сидела тоже женщина, которая ссыпала из вёдер картофель. День был ветреный и морозный. Женщины, которые были наверху, работали по часу и менялись, спускались в яму, где теплее. Мама вначале была в яме. Картофель сильно изгнил, она промочила валенки, а потом по очереди вышла наверх с мокрыми ногами. У неё застыли валенки и замёрзли ноги. А ночью у неё заболел зуб на правой стороне нижней челюсти. Дня два она перемогалась в надежде, что боль пройдёт сама собой, но боль не проходила. Она поехала в Песчанскую больницу, но врач Свинина Елизавета
  Васильевна из-за опухоли десны зуб удалять не стала. Порекомендовала маме греть щёку горячими отрубями или льняным семенем, засыпанными в мешочки и распаренными кипятком. Когда мама стала греть щёку, опухоль увеличилась, и появился гнойник. Мама снова поехала в Песчанскую больницу, но Елизавета Васильевна снова удалять зуб не стала и отправила
  маму домой. Мама пробыла дома неделю и - снова в Пески. Только теперь, видя, что дело плохо, Свинина направила маму в Юргамышскую районную больницу. Там её положили, но зуб не удаляют. В Юргамыше она была десять дней. Отца вызвали в больницу: мать направляют в Курганскую больницу, окружную. Отец с матерью заехали домой, взяли денег и продуктов, поехали
  в Курган. Но там, видя, что больная в тяжёлом состоянии, её направили в Челябинскую областную больницу. Отец и мать поехали в Челябинск, по дороге опять заезжали домой, ночевали. В Челябинский зубной диспансер мама приехала в феврале 1940 года, месяца через полтора после начала заболевания. Маму осмотрела врач З.... Григорьевна Заборова и сказала: "Ведите её на операционный стол". Как только Заборова надрезала десну и медицинскими плоскогубцами надломила челюсть, челюсть тут же лопнула до половины и, начиная от челюстной связки и до первого резца, была удалена вместе с зубами. Диагноз: остеомиелит нижней челюсти справа. Врач Заборова сказала, что ещё несколько часов без медицинского вмешательства - и больная погибла бы. Лечилась мама стационарно в Челябинском зубном диспансере (на ЧТЗ) с
  февраля 1940 г. до июля 1941 г. Все хозяйственные заботы и сельскохозяйственные работы легли на плечи отца и мои. Николай в эту зиму был на лесозаготовках от колхоза в Кособродске. У нас с отцом были распределены обязанности. Пока мама была дома, я жил в Песках на квартире у Ивана Павловича Мурдасова. Когда же мама заболела, я стал каждый день ходить из школы домой, а утром рано уходил в Пески 5 км пешком, поспевая к началу занятий к восьми часам утра.
   Только в ненастные дни, когда был буран или перенос дороги снегом, я опаздывал на занятия, т.к. шёл медленнее обычного, а один раз зимой сбился с дороги, далеко (около 2 км) забрал влево в сторону, шёл по глубокому снегу. Пришёл только на второй урок. И так я до конца учебного года ходил домой ежедневно, правда, в самую распутицу, когда дорога стала совсем непроходимой, я жил неделю в Песках на квартире у Мурдасова. Но как только дорога стала проходимой, я вновь начал ходить домой. Подойдя к логу, снимаешь обутки и носки и воду переходишь босиком. Перейдя лог, обуваешься и дальше идёшь.
   Итак, обязанности между мной и отцом были распределены. Отец стряпал хлеб и доил корову. Я кормил свинью, управлялся вечером со скотом т. е. чистил в стайке, задавал корм корове и овцам, кормил кур и уток, следил за утками, чтобы не сносили яйца вне гнезда. Для этого приходилось пригонять их с прудка. И если кто гонял уток с пруда, тот знает, что сделать это не так-то легко. Приходилось много побегать и перекидать в них камней, прежде чем они выйдут на берег. Я мыл пол и мыл посуду, носил дрова в дом и т. д.
   Я уже писал, что Николай в эту зиму был на лесозаготовках в
  Кособродске. К самой распутице он оказался в рваных, изношенных за зиму валенках. Да и не он один, а все скоблинские колхозники, бывшие в Кособродске. Правление колхоза не побеспокоилось о том, чтобы увезти им кожаную обувь и другую сменную одежду на период распутицы. Поэтому Николай, его лучший друг Пережогин Иван Александрович и ещё несколько
  парней из Кособродска пешком пришли в Скоблино за обувью и одеждой в апреле 1940 года. Вымылись в бане, взяли всё необходимое и на следующий день ушли обратно в Кособродск. Таким образом, Николай не был на работе два дня. На него подали в суд и судили по недавно вошедшему в силу указу. То, что на время распутицы у него и других не было необходимой одежды, во внимание принято не было, причина была признана неуважительной. Николаю присудили год принудительных работ по месту работы с вычетом 25 % зарплаты в пользу государства. Судили его в июне 1940 года, отбывал наказание до июля 1941 г. и его ещё долго не отпускали, не давая расчёт до сентября 1941 года. А Пережогин Иван, пришедший вместе с Николаем на побывку в Скоблино, вообще в Кособродск не возвратился. На суде его не было, и он остался не судим. Так что Николай, поступивший более честно, оказался осуждён. Спрашивается, где справедливость?
   Когда две утки вывели утят, работы мне ещё больше добавилось, т. к. утят приходилось пасти и держать под постоянным контролем. Все труды пропадут зря, если не сохранишь утят до осени. Когда стало можно копать и садить в огороде, мы с отцом посадили всё, что надо, в том числе и табак-махорку. Также, посадили 15 соток картошки. Когда кончились занятия в школе, мне стало значительно легче, т. к. не надо было каждый день ходить в школу. Я полол овощи и картофель, а чтобы махорка была крепче, на стеблях обрывал цветы и стебли протыкал ножом: вдоль по стеблю делалась щель до 5 см длиной.
   Короче говоря, бегать пинать погоду по деревне или играть в
  казаки-разбойники в дневные часы мне было некогда. Из дома отлучиться я мог только вечером. Поэтому в колхозе на сенозаготовке я работал всего несколько дней.*
   *Вечерами, вероятно, как и все колхозные
   мальчишки, Ваня вертелся возле клуба. Кино в то
   время уже прочно вошло в быт деревни, но
   чтобы демонстрировать картину, нужно было,
   чтобы кто-нибудь крутил ручку движка. К этому,
   обычно, привлекались мальчишки, получавшие за
   это право смотреть кино бесплатно. Покрутил
   ручку в течение двух частей - проходи в зал, на
   твоё место заступает другой претендент. Отец,
   вероятно, таким легкомысленным делом, как кино,
   не интересовался, а мать точно не была в
   кино ни разу и только где-то в начале 60-х годов, в
   Сибиряке, когда привезли картину "Поднятая
   целина", впервые решилась посмотреть фильм. А
   потом уж она прямо шагнула в телевидение. (Н.Л.
   Багрецова).
   Мы с отцом заготовляли дрова и косили сено на скудных наших покосах. Осенью мы с ним убрали овощи в огороде, выкопали картофель. Вырастили около 25 утят, откормили и забили на мясо свинью.
   Мясо мы с отцом поехали продавать в Юргамыш. Ехали ночью между Озерками и Юргамышевской МТС. Я сидел на возу, правил лошадью, ехал шагом, а отец отстал, видимо, помочиться. Я остановился подождать его, т. к. он худо ходил на ногах. И вот отец до своего воза не дошёл шагов 20, как вдруг слышим: сзади сильно стучит ходок, кто-то быстро едет на сивой лошади, отца чуть не стоптали. Мимо меня промчались, вижу - в ходке сидят трое, кто-то сильно стонет. Проехав метров двести, остановились. Мы подъехали с отцом. К нам обратились: "Помогите нам!". Отец подошёл к ним, а мне сказали, чтобы я отъехал немного. Оказывается, свёкор и свекровь везли сноху в родильный дом, торопились. Но не довезли, она родила дорогой. Я слышу: плачет ребёнок. У свёкра и свекрови нечем разрезать пуповину. Вот отец ножом разрезал пуповину и завязал пуп ребёнку, т. к. ни свёкор, ни свекровь сделать этого не умели. Так что, тятя оказался ещё и бабкой-повитухой.
   Когда он управился со всем этим, он сказал, чтобы ехали потихоньку, а сам пошёл к своему возу. Но они в Юргамыш уже не поехали, а повернули назад в свою деревню.
   Как мы в Юргамыше торговали мясом, я запомнил плохо. Продажа мяса была необходимостью - нужны были деньги. А колхозник мог нажить денег только от продажи мяса, хлеба. За то, что сдавали государству по обязательным поставкам, платили очень мало. А любой семье нужны были обувь и одежда.
   Николай был уже парень взрослый. По-доброму, ему нужно было иметь хороший выходной костюм, пальто, хорошую шапку, сапоги, а ведь на всё это нужно было иметь деньги. Но этих затрат не пришлось делать, так как он был в Кособродске и отбывал принудиловку. Поэтому не пришлось ему красоваться перед девушками и наряжаться! Да и на поездку в Челябинск к маме нужны были деньги, а ведь колхозник зарплаты не получал. Чтобы купить билет на поезд, надо было что-то продать. А что в деревне без рынка продашь?
   А как горожане смотрели на колхозника? Всё время колхозником потыкались: "У, ты, задрыпанный колхозник!". Слово "колхозник" превратилось в пренебрежительное. Хотя те горожане, которые потыкались колхозником, в большинстве своём были сами выходцы из крестьян, т. к. города стали расти неимоверно быстро. Прогресс горожан и их сравнительно высокая обеспеченность осуществлялась за счёт того, что крестьянин недополучал за свой труд, и это как в прямой заработной плате, так и через общественные фонды потребления шло на горожанина. А крестьяне в ту пору составляли 80 % от всего населения страны (цифра завышена). Значит, на долю горожанина приходилось немало.
   Тяга колхозника к "производству", т. е. неколхозной трудовой деятельности и к городской жизни была большой, но в ту пору существовал закон, не разрешающий отпускать людей из колхоза. Только молодёжь имела возможность уйти из колхоза, поступая по разнорядкам, "спущенным" свыше, в школы ФЗО и ремесленные училища или в средние и высшие учебные заведения. Вот поэтому в ту пору и появилось выражение: "Учись, человеком будешь". Эту поговорку я взял на вооружение и поставил перед собой цель - учиться, чтобы стать человеком. Пример Николая, который не
  стал учиться, попал на лесозаготовки и заработал себе принудиловку, наглядно убеждал меня в необходимости учиться, и я стремился учиться, насколько мне позволяли возможности.
   В 1941-42 годах я учился в 6-ом классе Песчанской НСШ. Опять ходил каждый день в Пески, а из Песков бегал бегом ежедневно от края Песков до улицы Горелка в Скоблино, 5 км. Вначале я бегал один, потом подговорил Юрку Дудина, и мы с ним бегали вдвоём, это было уже веселее. Необходимость побуждала меня к этому. В июле или августе мама выписалась из больницы, но была ещё слабой. Хотя от некоторых своих обязанностей я был освобождён, но всё-таки мне приходилось много помогать ей.
   Мною упущен ещё один существенный факт из жизни мамы, происшедший с ней в 1939 году, ещё до болезни челюсти. Мама работала на полевых работах в колхозе, вязала снопы. На работу за 10-12 км ходили, чаще всего, пешком, но однажды она приехала с поля на бричке-бестарке. Подвода остановилась около нашей ограды. Я видел, как мать начала слезать с заду брички. Она не успела слезть, как лошадь дёрнула и мама выпала из брички на землю, ударившись спиной. Подвода уже ушла, прошло, минут десять, а мама всё ещё не появлялась в ограде. Я побежал за ограду и вижу, что мама лежит на спине и всё ещё не может подняться. Оказывается, она очень сильно зашибла внутренности, вероятно, лёгкие и почки и около месяца лежала в постели. В Песчанскую больницу она, конечно, ездила. Врач Свинина дала ей какие-то микстуры и освобождение от работы. Обострения после этой болезни бывали у мамы в продолжении многих лет...
   После возвращения мамы из Челябинского диспансера мы ездили ней в Кособродск проведать Николая, который всё ещё находился там. А в сентябре он вернулся домой, немного пожил и в октябре был призван в армию. Попал он в Особый лыжный батальон ? 218, формировавшийся в Кургане, дислоцировавшийся на Увале. Пока он находился там, мама ездила к нему повидаться и увезти кое-что из продуктов, т. к. солдаты жили голодно. После подготовки на Увале Николай попал на Карельский фронт, там принял боевое крещение и обстрел из пулемётов с самолётов. Потом попал под Москву, пройдя по Москве - сразу на фронт. Забегая вперёд, скажу: всё время он был на фронте, исключая только время нахождения в госпиталях, был и под Сталинградом. После победы над Германией Николай попал на Дальневосточный фронт, форсировал большой Хинган, был в Харбине, Мукдене. Демобилизовался и приехал домой только 10 февраля 1946 года.
   Последний предвоенный год был годом мирного труда, хорошего и весёлого настроя, светлых надежд на будущее всего населения нашей страны.
   Трудовая и духовная жизнь народа бурно кипела, все тянулись к культуре. Молодёжь была активной и участвовала в художественной самодеятельности. В клубе постоянно ставились пьесы или концерты. С концертами, ездили в другие деревни, приезжали к нам из других деревень. Помню, были у нас
  песчанцы с концертом, ведущим программы был Авдеев Александр Гаврилович.
   Упоминаю о нём потому, что он был дядей Парасковьи Кирилловны Авдеевой, будущий жены брата Николая. Среди молодёжи царил дух высокого патриотизма и гражданственности. В целом можно сказать, что 1940 год был годом хорошего мирного времени для абсолютного большинства народа, если не считать личных невзгод, недомоганий и болезней отдельных людей в
  отдельных семьях. Нашей семье, видно, не повезло. На нас как раз свалились и болезни, и невзгоды. Я уже писал, что мама больше года провела в больнице в Челябинске, Николай отбывал принудиловку в Кособродске, а отец страдал от грыжи, однако всё равно он выполнял все домашние работы.
   Отец не мог себе позволить, чтобы у его семьи не было запаса дров, запаса кормов для скота. Не терпел, чтобы что-нибудь оставалось незавершённым и этим говорило бы о неряшливости хозяина. На коленках, но он это дело завершит. Любые поделки, которые он начинал делать, он заканчивал. Он говорил: "Я не люблю людей с открытым ртом, которые ртом смотрят, так и знай, что это разиня". Таких людей он называл просто "лёмзя", у таких "в руках ничего не родится". Он знал, что все ценности создаются трудом, будь то хлеб, мясо, молоко или необходимые предметы быта.
   Землю отец считал основным богатством. Он любил землю и умел её обрабатывать. Психологически он был крестьянин до корней волос и до мозга костей, он не мог уйти от земли. Он поэтому и вернулся на родину, хотя его с этой земли выгнали, но тяга к родной земле вернула его обратно. Вернувшись, он не пошёл в земледелие, потому что уже изменились условия. Он раньше работал на лошадях, а теперь работали на тракторах. Трактора он не знал. Да и сил уже прежних не было. Вот поэтому он и пошёл работать в мастерскую, где ему было посильно.
   Людей, которые причинили ему зло, он, конечно, ненавидел. Многих из них уже не было в живых или не было на территории Скоблино.
   Главными своими врагами, которые своими лжесвидетельствами сделали его безвинно обвинённым, он считал
  Багрецова Якова Петровича, Букина Петра Степановича и Шестакова Ивана Михайловича, по прозвищу "Бамбур". В 1940 году Я.П. Багрецова уже не было, а Букин П.С. и "Бамбур" хотя и были в Скоблино, но судьба не сводила их один на один, и откровенного разговора с ними у отца так и не состоялось. Мучения, которые приняла наша семья во время странствий по
  Сибири, проживание в курных банях в зимнюю стужу породило в нас недоверие к окружающим. Особенно пагубно это сказалось на наших с Николаем молодых душах. Обида не может выкуриться всю жизнь. Расхождение красивых слов с дурными практическими делами на протяжении жизни укрепляло её.
   В сильные морозы зимы 1941-42 года я вместе с остальными скоблинскими учениками жил в общежитии, которое было организовано в Песках в доме Пережогина Петра Архиповича, уроженца деревни Скоблино. До войны Перфилий Архипович
  Пережогин - внук моего деда Савелия Гавриловича от
  незаконнорожденного сына Архипа (следовательно, мой двоюродный брат) низкорослый и очень подвижный, как дед Сава, работал комбайнером на сцепе двух комбайнов "Сталинец - 1". Во время войны он был взят на фронт, где и погиб. А семья его жила в эту зиму в Скоблино, у бабки Матрёны Петровны Багрецовой. Она была матерью жены Перфилия, Татьяны Николаевны. Всё это я пишу в связи с тем, что удивляюсь, как переплетаются судьбы людские и их взаимоотношения, какими разными гранями они касаются друг друга.
   В общежитии мы, скоблинские ученики, питались из общего котла, т. к. сторожиха варила нам в общем чугунке щи из мяса, привезённого нами из дома. Конечно, доля участия в снабжении мясом у каждого была различной, т. к. родители имели разные достатки. Похлёбка из общего чугунка была у всех одна, а хлеб у каждого свой, кто какой имел.
   В особые условия ставил себя Ленька Махнин (Руфинин), т. к. он считал, что он привёз самое лучшее мясо, и требовал, чтобы ему клали самый лучший кусок мяса без костей и болони. Что говорить, мясо, привезённое Лёнькой, было действительно высшего качества - задняя нога быка. Поэтому большинство с требованиями Лёньки соглашались, но сам его требовательный тон нередко вызывал недовольство.*
   *О семье Руфины Махниной мне не раз
   приходилось слышать в разговорах Вани и
   свекрови. Она работала колхозным кладовщиком,
   была достаточно грамотна, чтобы прятать
   концы. В то время, когда многие голодали, их
   семья жила прямо-таки роскошно, были и
   хлеб, и мясо. Нередко она устраивала и гулянки,
   угощая нужное начальство и своих приближённых
   людей. В деревне исстари был обычай собираться
   под окнами дома и смотреть, как гуляют. Руфина
   не противилась этому и хвастливо говорила:
   "Смотрите, картовнички, как хлебнички гуляют!",
   намекая этим, что все сидят на картошке, а у
   неё - хлеб. Муж её не воевал, был простой
   колхозник, но детей все звали не по отцу, а по
   матери: "Руфиничи". Она их баловала, сколько
   возможно, покупала им гармони, хорошую одежду
   и т. д. (Н.Л. Багрецова).
   Но в основном, мы жили дружно. Мы читали коллективно различную художественную литературу.
   Михаил и Степанида Еланцевы принесли научно-популярную книжку Вайсермана "Что такое любовь и половое влечение". Эта книга читалась нарасхват. Прочитал эту книгу и я. Автор книги в
  доходчивой форме осветил многие вопросы анатомического строения органов, физиологии и психологии человека.
   Конечно, не обошёл вопрос о венерических заболеваниях.
  Автор усиленно проповедовал мысль о необходимости полового воздержания молодёжи, мотивируя это общим состоянием растущего организма. Дескать, женский организм заканчивает своё
  развитие к 22-м годам, а мужской к 25-26 годам, вот в этом возрасте и надо вступать в половую связь по любви, воспитывая в себе силу воли, постоянство, не допуская распущенности.
  
   Вступать в половую связь только после создания семьи. И что же? Прочитав эту книжку, каждый понял её по-своему. Некоторым, наверное, назначенный автором срок показался непосильно долгим, и они начали половую жизнь в 15-16 лет. Я же твёрдо решил, что половую жизнь начну только в 25 лет и после вступления в брак. Буду воспитывать силу воли,
  выдержку и порядочность.
   Легкомыслие сверстников я активно, в глаза, осуждал. Из-за этого со многими обострились отношения. Особенно строго я подходил к девочкам.
   Крупный разговор произошёл у меня с Шестаковой Л.К. и Чудиновой А.В., в ту пору им было по 15 лет. Мир тесен, и тайное всегда становится явным. Народная молва такие вести всегда разносит с величайшей быстротой. Стало известно и мне об их тайнах, и я не удержался, чтобы не начать их воспитывать. Они, конечно, на меня обиделись.
   После окончания 6-го класса я пошёл работать в колхоз.*
   *Наверное, к этому периоду относится история,
   которую Ваня рассказал мне однажды, но в
   воспоминаниях её нет. Итак, он пошёл работать в
   колхоз и поступил в распоряжение бригадира "Куси
   Талабая". Кусей этого Кузю звали за то, что он не
   выговаривал звонкие согласные. Это был человек
   придирчивый. Он запрещал бабам брать в лесу
   ягоды и вываливал собранное из вёдер. В конце
   концов, обозленные мужики "посадили, его на зад",
   т. е. подняли, и с силой бросили задом об землю,
   после чего он стал чахнуть, болеть и вскоре умер.
   Куся тоже принадлежал к числу
   недоброжелателей Василия Савельевича и всей его
   семьи.
   Когда Ваня пришёл на работу, он велел ему
   запрячь лошадь, съездить на полевой ток и
   привезти оттуда веялку "Клейтон". Ваня поехал,
   не представляя всей сложности задания. Приехал,
   на току никого нет, а веялка настолько велика и
   тяжела, что ему, конечно, не поднять её на
   телегу.
   Очевидно, Куся сделал своё распоряжение в
   насмешку, рассчитывая, что Ваня его, конечно, не
   выполнит, и будет возможность укорять его
   этим и ущемлять в дальнейшем, что вот, мол,
   простого задания не выполнил.
   Однако, Ваня недаром был сыном своего отца
   и не зря помогал ему в работе. Он начал
   придумывать, как бы с помощью рычагов
   приподнять веялку поочерёдно, сперва одним,
   потом другим боком затащить её на телегу. Т. к.
   телега была слишком высока, он придумал снять
   её курка и в таком наклонном положении,
   действуя двумя слегами, сумел приподнять веялку
   и передвинуть её на площадку телеги. Затем надо
   было снова вставить курок. Опять-таки,
   пользуясь слегами, как подпорками, Ваня сумел
   вернуть телегу в прежнее положение. Задача
   была выполнена, веялка была погружена на телегу,
   силами одного 14-летнего парнишки. Куся Талабай
   был несказанно удивлён, когда Ваня привёз веялку.
   (Н.Л. Багрецова).
   Вначале я пахал пары на лошади конным плугом "Колющенко". Во время сенокоса я уже не возил копны, а был поставлен к скирду метать сено на скирд. Женщины, с которыми я работал на сеномётке, на меня не обижались, т. к. я метал сено не хуже их. В августе я помогал косить сено отцу с матерью. Косили мы на гумне около картофеля по берегу озера, где была
  возможность покосить. А также косили на участке, выделенном колхозом. Но сена со всех участков мы накашивали мало, 15-20 центнеров, но и это считалось в ту пору большим достижением. Скот кормили зимой в основном соломой, которую выдавали по трудодням с веса. Ставили 4 высоких столба, их связывали балками по периметру. На эти балки делали настил. На настил ставили весы и делали подвесную платформу. На платформу заезжали с возом соломы и взвешивали его. Учёт был очень строгий. Тогда колхозники друг за другом очень следили, незамеченным привезти солому или даже своё сено никому не удавалось. Тягловая сила была вся в распоряжении бригадира, взять коня или быка можно было только с его разрешения и обязательно объяснить, что собираешься возить, откуда и куда. Дав тягло, бригадир обязательно проверял, где ты его использовал, когда уехал, когда приехал, куда поставил или отпустил быка или коня. Использование тракторов в ту пору категорически запрещалось. За все тракторные работы колхоз должен был платить натуральную оплату МТС зерном. Каждый килограмм горючего мог быть использован только на крайне необходимые полевые работы. Любой холостой пробег трактора в 500 метров нужно было объяснить необходимостью, на что составлялся акт. Так что за каждым следили. Каждый клочок земли был под контролем, и все знали, кто и где тяпнул литовкой. Всё обсуждалось в среде колхозников и докладывалось по начальству, и всякое самовольство пресекалось в корне в самом его начале. И если начальство не брало тебя под защиту - плохи твои дела. Однако сильные группы людей, держащих негласную власть, делали всякий шахер-махер, и им это сходило с рук, т. к. за ними утвердилась сила и вседозволенность, было и такое. Абсолютное "нельзя" распространялось на слабых и на тех, кто не пользовался никакой поддержкой ни начальников, ни сильных группировок или личностей. Таким было трудно, даже очень трудно.
   Добиться тягла было сложно, и нашей семье корова Аганька, обученная возить на телеге груз, очень помогала. Копёшку сена, картошку - всё возила Аганька.
   Если человек брал лошадь для перевозки груза, и лошадь пришла потной, значит, в следующий раз этот человек коня не получит. Мой отец не умел класть маленькие воза, особенно если поедет за дровами в лес. Лошади приходили припотевшими, за что ему постоянно выговаривали конюхи и бригадир. Колхозные лошади, по силе, ни в какое сравнение не шли с бывшими отцовскими лошадьми.
  
   УЧЁБА В СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОМ
   ТЕХНИКУМЕ И В ОМСКОЙ
   СЕЛЬСКОЗОЗЯЙСТВЕННОЙ
   АКАДЕМИИ.
  
   Осень и зиму 1942-43 годов я учился в седьмом классе. Во втором классе Скоблинской начальной школы в 1937 году училось со мной 37 учеников, а в 7-ой класс кроме меня пошли всего двое скоблинцев: Махнин Иван и Чудинова Александра. Многие окончили всего 4 класса и дальше учиться не пошли. Многие оставались на второй год и отстали, некоторые побросали школу
  после пятого-шестого класса. Среди них было много таких, у кого
  материальное положение было гораздо лучше моего и в одежде, и в обуви, и в питании. Просто они не захотели учиться.
   Класс был немногочисленный, было несколько эвакуированных из Москвы и Киева, среди них запомнился москвич Алексей Чертов, живший вместе с нами в общежитии. В другой комнате общежития жили девочки, среди них была моя двоюродная сестра Ольга Ефимовна Меркурьева. В том году окончило школу трое скоблинцев и после нас через год ещё трое. Из них Дудин Юрий, Еланцева Степанида и я окончили Куртамышский сельхозтехникум, Чудинова Александра - Куртамышское педучилище, Иван Махнин - курсы электриков, Еланцев Михаил - школу ФЗО в Челябинске. Всех своих бывших одноклассников я, конечно, не знаю, но выдающихся личностей я не встречал ни одной, не слыхал ни о ком. Все оказались средними, обыкновенными смертными людьми.*
   *Редакция книги "Живая летопись села Скоблино"
   не согласна с Иваном Васильевичем Багрецовым,
   так как удивительный материал о родном селе
  
   Скоблино был составлен жителями: Еланцевым
   Григорием Петровичем и Багрецовым Иваном
   Васильевичем. О соседнем селе Таловском писали
   свои воспоминания Максим Петрович Горбунов и
   Иван Дмитриевич Меркурьев.
   Только незаурядный человек, уникальная
   личность может так сильно любить свою землю,
   чтобы отбросив все бытовые заботы, домашние
   дела, посвятить себя составлению летописи своего
   родного села. Ведь только на сто деревень
   найдется один летописец, а в сёлах Скоблино и
   Таловское их четверо! А о скольких мы ещё ничего
   не знаем...
   После окончания 7-го класса я отправил документы в Куртамышский сельскохозяйственный техникум, а сам снова пошёл работать в колхоз.
   Опять сначала пахал пары на лошадях, а в сенокос метал сено. В конце августа мне пришёл вызов. Помню, что в Куртамыш мы пошли пешком большой группой, а наши вещи повезли на лошади. Мы - это будущие студенты сельхозтехникума и педучилища, курсанты Куртамышской школы шофёров. Шли мы в тёплый
  солнечный августовский денёк за конным возом с нашими вещами, шли налегке, ведя всевозможные разговоры и балагуря. Петька Чудинов и Гришка Благинин усиленно агитировали меня поступать вместе с ними на курсы шофёров. Быстрота получения специальности меня прельщала, мысль моя раздвоилась, однако, я всё же пошёл в техникум.
   Недели через две на квартиру, где жили Чудинов Пётр и Благинин, приехали наши колхозники, с ними мне из дома выслали мешок картошки. Я пошёл за картофелем. Там вновь возник разговор о моём переходе на курсы шофёров. Чудинов и Благинин усиленно расхваливали школу шофёров, мастерство преподавателей в ведении уроков. Я опять заколебался.
   Дело в том, что у нас в техникуме занятия фактически ещё не начинались, мы копали большую яму под овощехранилище, и раздумья о будущем не покидали меня. Но тут в разговор вмешалась эвакуированная женщина-еврейка, жившая на этой квартире, лет 45-50. Она очень чётко изложила свои соображения по этому вопросу. Она сказала: "Вы не сбивайте парня с толку, шофёрские курсы кратковременны и таких знаний, какие он может получить за три года в техникуме, он на шофёрских курсах не получит. А окончив техникум, он получит большие знания и при желании всегда сможет стать шофёром".
   Слова этой женщины подействовали на меня отрезвляюще. Я окончательно решил учиться в техникуме. Числа 16 сентября начались занятия. В техникуме было вначале два отделения: агрономическое и плодоовощное, а потом уже открыли зоотехническое. Я, конечно, поступил на агрономическое отделение. В нашей группе было около 40 человек, в основном мальчишки из Юргамышского и Куртамышского районов. А на
  плодоовощном было много девушек из Челябинской области.*
   *Т. к. воспоминания делаются всё короче и
   торопливее, в них совершенно опущено описание
   условий учёбы в техникуме. Поэтому я вставляю
   сюда отрывки из сохранившегося дневника Вани.
   (Н.Л. Багрецова).
  28 сентября 1943 г. После сдачи экзаменов занятия не начались по случаю не управки с уборкой. Мы копали овощехранилище во дворе техникума. Какие чудеса устраивали там! Дело в том, что весь Куртамыш стоит на старых кладбищах. Место овощехранилища тоже попало на старое кладбище.
   Мы вырыли около 20 скелетов с различными крестами и иконами. Одному удалось найти золотой нательный крест. А что творили в комнатах общежития! Натаскали несколько черепов и костей и особенно разыгрывали Ивана Суханова, инвалида Отечественной войны, устраивая из его ног и скелетов различные пирамиды. Особенно отличался Женька Попов, считавшийся "атаманом" общежития. Все его боялись, как огня. Царило
  низкопоклонство перед этим атаманом и его шайкой. Кроме мордобития, он занимался и воровством. Имел наган и ещё больше нагонял страху на студентов, особенно 1 курса (он был на втором).
   В техникуме были такие порядки, что права первокурсников ущемлялись старшекурсниками на каждом шагу. И новичков всегда как-нибудь и чем-нибудь "обновляли", т. е. прощупывали дух этого новичка. Перейдя в общежитие, я сразу заметил такое положение. Сам я не трус от природы, хотя и никогда не лезу на рожон, но не любил и не люблю, чтобы мной командовали. С первой встречи
  я не понравился Попову. Будучи физически слабее меня, он не решался выйти против меня один на один, но стремился натравить на меня всю свою компанию. Однажды мы пришли к столовой до её открытия и ждали у дверей.
   Попов со своей компанией пришёл позже нас и стал пробираться к двери, отталкивая первых. Я подошёл и оттолкнул его. "Атаман" почувствовал себя униженным и сунул мне в нос (кровь не пошла). Представился случай "обновить" меня, и его орава ринулась играть в "кота", т. е., встав в кружок, они начали меня переталкивать, передавать от одного к другому. Первым начал Алёшка Чадаев, начинающий блатовать. Но передавать меня им
  пришлось недолго. Я был не по возрасту сильным, уже в то время легко выкидывал 2-х пудовую гирю правой рукой, а теперь не могу... Я вышиб из круга Алёшку Чадаева. Подошёл к Попову, отвесил и ему. Чем бы это кончилось - не знаю, но как раз подошёл директор техникума Соловьёв Иван Петрович, он-то и не дал нам драться. Пригрозил исключить из техникума и отдать под суд.
   Столовую открыли. Пока ели, смотрели друг на друга косо. Когда встречались - не здоровались, но драки больше не было. А затем Женьку вскоре арестовали за кражу в пошивочной мастерской при техникуме и засудили. С Алёшкой вскоре подружились, а затем его взяли в армию. Но авторитет мой среди
  студентов сразу поднялся. Как это вдруг "первач", тихий на вид малый, подрался с грозой студентов, которого боялись даже те, кто был сильнее его. Но я не стремился быть "атаманом".
   Начались занятия. Вскоре нас перевели в другое общежитие. Наше прежнее отдали девушкам, которых оказалось очень много. А нас поместили в бывшую кладовую, прорубив в ней два окна. Это была огромная комната, в концах её было по печке и в концах же были сделаны нары в 4 яруса (я спал на 4-м). Условий для занятий - никаких. Дров не было, приходилось ходить на охоту за заборами граждан, обломали все коновязи у Райкома, Райсовета и других организаций. Но натопить, как следует, так и не могли. На столе застывали чернила, приготовленные из сажи. Всю зиму совершенно не раздевались. Света не было. На такую комнату, где жило нас 41 человек, давали 1/4 литра керосина на полмесяца. Правда, вначале, около полумесяца, работала электростанция (генератор приводился в движение двигателем трактора СХТЗ, стоявшим здесь же во дворе техникума). Но затем керосин вышел, и настала такая катавасия! Бумаги не было, писали на газетах и книгах.
   Хлеба до декабря давали только по 200 граммов на день. Обеды в столовой были плохие. Доставить продукты из дома было трудно, подвод для того, чтобы привезти картошки, не давали. Нас, скоблинцев, училось в Куртамыше в техникуме и педучилище
  14 человек. Иногда давали подводу кому-нибудь на рынок, тогда и
  привозили что-нибудь нам. Да и что наши родители могли передать? Не больше, чем ведро картофеля 1 раз в месяц. А часто бывало так, что мои родные мне ничего не высылали. Только с января месяца стали давать по 500 граммов хлеба, но без продуктовой карточки. Я сильно тогда подорвал своё здоровье. Болела у меня грудная клетка, и была общая слабость. Но Куртамышские врачи не могли дать мне никакого дельного совета.
   На приёме мне приходилось быть у фельдшера Антона Князева, который сидя спал. Начнёт писать рецепт и уснёт. Однажды он писал мне рецепт и уснул, а перо приложил к клочку бумаги, на котором писал и посадил такую кляксу, что невозможно было прочесть, что написано. Я долго ждал, когда он проснётся, но он не просыпался, и я вынужден был разбудить его.
   В общежитии было воровство, воровали хлеб. Вечерами азартно играли в карты и пили. Хоть я и не увлекался всем этим, но выучил все новые карточные игры и иногда поддавался общей лени.
   Время от времени ходил пешком домой (30 км), привозил на санках или в мешке за плечами картошки и каких-нибудь шанег - брюквенных или морковных. Дома с хлебом было тоже плохо.*
   *В дневнике целых 4 страницы посвящены
   подробнейшему описанию драки между парнями
   происшедшей во время побывки дома. Я её
   пропускаю. Встречаются в дневнике записи новых
   слов с объяснениями, например, "гуманный",
   "эгоист" и т.д. Постоянно отмечается состояние
   погоды. Или такая запись: "5 апреля. Был на общем
   собрании студентов СХТ, где принимал малую
   активность - учесть, поправиться". (Н.Л.
   Багрецова).
   Материальное обеспечение плохое. Одежда дрянная. Костюма нет, ботинок нет. Хожу, в чём попало. В питании наблюдается улучшение, но далеко не удовлетворительное. Кишка на уроках сосёт. С 3 апреля стали давать по 400 граммов хлеба, вместо 250, кроме того поддержка картошкой, изредка привозимой из дома.
   12 июня 1944 года я прошёл приписку. Приписная комиссия признала годным к строевой службе. Получил приписное свидетельство. Обнаружил следующие показатели физического развития: рост - 157 см, объём груди - 87 см, вес - 55 кг. Развитие силы задержалось. Причина? - Недостаток питания.
   Зачислен в училище, не знаю в какое. Степень умственного развития: мало разбираюсь в вопросах политики. Определённой цели не имею. Характер несформировавшийся. По наследству я унаследовал слабый характер матери. И добродушие, как от матери, так и от отца. Не хочу никого обидеть. Но стремлюсь и воспитываю в себе стойкий, настойчивый и решительный характер. Задавал себе много вопросов о будущей жизни. Поставить себе цель в жизни и найти правильный путь - эти вопросы мучили меня. Как говорит Островский в "Как закалялась сталь" - "я живу чувствами". Так же чувствами живу и я. Я ревниво слежу за собой, выявляю и исправляю свои недостатки. И договорились с Девятериковым Мишей подсказывать и помогать друг другу устранять эти недостатки.
   Больше всего меня привлекают вопросы политического порядка. По мере своих сил я критически подхожу к их разрешению и ставлю вопрос, правильно ли они разрешаются. Мерилом служит запрос требований народа и текущий ход военных действий. Меня возмущают проделки и ложь местных властей, - мелких жалких людишек, как говорит Горький, добившихся руководства. Но, не имея улик и умственных способностей, чтобы пробить эту переплетённую стенку лжи и блата, я не могу ничего сделать для облегчения положения простых людей, и остаётся только злоба и ненависть. Особенно этот блат завязывается там, где еда, хлеб и продовольствие. Несмотря на войну с Германией, успехи были не только на фронте, но и в хозяйственной деятельности страны. Дух народа повысился. Судя по расходам войны, страна должна стоять перед крахом существования, но в 1944 году дух народа повысился, страна имеет единство фронта и тыла, дружбу народов, блестящие победы на фронте и в хозяйственной жизни. Лозунг "Всё для фронта, всё для победы!" обеспечит победу. Я уверен, что победа будет наша!*
   *... Вот такие мысли роились в голове у голодного и
   оборванного студента сельхозтехникума в годы
   войны. На этом я пока оставляю дневники,
   перехожу к запискам. (Н.Л. Багрецова).
   Из нашей группы я больше всего сошёлся с Девятериковым Михаилом Алексеевичем 1927 года рождения, который мне стал самым лучшим другом в техникуме, с которым мы делились самым сокровенным. Доверяли друг другу все свои тайны. После окончания техникума мы с ним разъехались, но часто встречались в городе Кургане. И лишь когда он уехал в Казахстан в 1956 году, наши встречи прекратились, и мы друг друга больше не встречали, но дружеские чувства к нему у меня сохранилось до сего дня. В 1986 году мы стали вновь переписываться.
   Вторым в нашей группе, кого я уважал, но с кем не был так близок, как с Девятериковым, был Хохлов Григорий Тимофеевич. Миша Девятериков его недолюбливал, поэтому и я не шёл на большее сближение. Хохлов в силу прямоты своего характера и неумения держать тайну мог разболтать то, что ему доверили, как бы в порядке критики недостатков. Но в общем, Хохлов был очень хорошим парнем. И Хохлов, и Девятериков были оба из Косулино, Хохлов жил в общежитии, а Девятериков на квартире у своей тётки.*
   *Про Хохлова Ваня рассказывал такую историю. В
   техникуме не было тетрадей. И вот представилась
   возможность достать довольно большое
   количество тетрадей, но для этого надо было
   ехать в Свердловск и привезти их оттуда. Кому
   ехать? Вызвался Хохлов. Задача была непростая, не
   так сложно было получить тетради по
   документам, как трудно доставить их в
   Куртамыш.
   Поездка заняла несколько дней, может, и
   неделю. В Свердловске Хохлов оказался, конечно,
   без хлеба, без питания. Что делать? Изворотливый
   ум подсказал ему продать некоторое количество
   тетрадей и, таким образом, подкрепиться и
   добраться до дома. Ваня восхищался его
   пробойностью и говорил, что сам он ни за что бы
   не решился на такой поступок.
   ...В 1970 году Григорий Хохлов был
   директором совхоза в Шумихинском районе,
   кажется, им. Чапаева. (Н.Л. Багрецова).
   На втором курсе техникума меня избрали председателем профкома, коим я был до половины третьего курса. Вероятно, тогда у меня появилась потребность знать людей по фамилии, имени, отчеству. Эта привычка запоминать всё закрепилась у меня на дальнейшую жизнь. Я очень много помнил людей по фамилиям, имени, отчеству, хотя мне это совсем не нужно было. А вот с математическим абстрактным мышлением по алгебре у меня было не всё хорошо. Вероятно, это оттого, что математику в 7-ом классе вела Айзенберг Софья Ефимовна, эвакуированная еврейка, дисциплина у неё была очень плохая на уроках, поэтому я алгебру усвоил плохо и плохо понимал её в техникуме. Все остальные дисциплины понимал отлично и отлично учился.
   Техникум я окончил с отличием и в счёт пяти процентов отличников мои документы направили в Тимирязевскую академию. Но там набор был перевыполнен, мест в общежитии не было, и из Тимирязевской академии документы мои отправили в Омский сельскохозяйственный институт (или СибАКА - сибирская академия).
   10 сентября 1946 года состоялся выпускной вечер, а 11-го я пришёл домой в Скоблино. Ночевал две ночи и все эти двое суток у нас шли усиленные дебаты: ехать мне или не ехать? Учиться в институте или поступать на работу?
   Отец мой усиленно отговаривал меня от учёбы, мотивируя тем, что он болеет и скоро умрёт. Мать останется одна. Помогать материально она мне не сможет, наоборот, ей нужна моя помощь. Я же настаивал, что хочу учиться. Надо отдать должное рассуждениям отца, по-своему он был прав.
   1946 год был очень дождливым. Хлеба вымокли на корню, многое не убрали.
   Картофель сгнил от фитофторы. Над страной навис голод. В колхозе работала одна мама, отец болел целый год. Хлеба получили очень мало.
   Денег не было совершенно. Николай сам ещё был на распутье, не знал, где будет работать и жить. Поэтому отец и отговаривал меня: "Ванюшка, не езди!". Но я упорствовал. Мать была не так тверда и, хотя говорила, чтоб я "не дурил собачьим дуром", но всё же собирала мои вещи в фанерный дорожный чемодан. Она хотела, чтобы я поехал учиться, и не против была, если бы я стал работать.
   Утром 13 сентября я погрузил свой чемодан (в Юргамыш везли хлеб на быках), а сам ещё задержался дома, чтобы уговорить отца не препятствовать мне. Но отец был непреклонен. Он сказал мне: "Я и умирать буду и скажу, что Ванюшка меня не послушал". Наконец, я попрощался со всеми и пошёл. Я вышел из избы и не слышал, как отец крикнул мне: "Ванюшка, вернись!". Это мне рассказывали потом мама и Николай, когда я в феврале 1947 года приехал на каникулы. Я же не услышал и ушёл. А с отцом
  случился приступ, у него потекла кровь ртом и носом, выбежало около 2-х литров крови. После этого случая отец окончательно слёг в постель, ему становилось всё хуже и хуже. Я же 13 сентября ушёл пешком в Юргамыш, сел на поезд и 14 сентября был в Омске.*
   *Не знаю, почему, но, описывая свою учёбу в
   техникуме, Ваня ни единым словом не
   упоминает про свою первую дружбу - любовь
   с Тамарой. А между тем на третьем курсе она
   цвела пышным цветом. Тамара, видимо, ждала
   предложения, но Ваня, возбуждённый
   открывшейся перспективой Тимирязевской
   академии, предложил ей ждать его 4 года. Она
   обещала, но ждать не стала.
   Последние годы она с Ваней
   переписывалась и даже после его смерти
   продолжает слать письма. Сейчас она замужем.
   (Н.Л. Багрецова).
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Тамара Пушкарёва, (1947 год), Куртамышская любовь Багрецова И.В. [Багрецова Наталья Леонидовна. Краевед из Челябинска.]
  Тамара Пушкарёва - Куртамышская любовь Ивана Васильевича Багрецова.
  Прибл. 1950 год.
  
  
   В Омске предстояло жить на одну стипендию. Я стал расспрашивать старых студентов, возможно ли это, и получал ответ, что очень трудно, что они хоть по 100 рублей помощи из дома, но получают. Но я твёрдо решил учиться и не просить помощи от родителей, как бы ни было трудно. Завёл книгу расходов, куда записывал всё до копейки. Питался равномерно, без всяких рывков и колебаний, и каждый день был голоден. Уже на второй лекции хотелось есть, а третью лекцию досиживал с потемнением в глазах.
  
   При очередном взвешивании вес мой составил уже всего 52,5 кг, а рост увеличился. Я постоянно чувствовал слабость, шум в голове, в желудке спазмы, быстро уставал. Начался фурункулёз. Я обращался к врачам, но они прописывали микстуры, которые не помогали. Просто надо было лучше питаться.
   Но так или иначе, я проучился первый семестр. Сдав экзамены, в феврале поехал домой на каникулы. Приехал в Юргамыш и зашёл на колхозный заезжий двор узнать, нет ли кого из скоблинских на лошадях.
   Зашёл, поздоровался, а Татьяна Сергеевна говорит: "А, Ваня приехал! А Василий-то Савельевич уехал". Я спрашиваю: "Куда?". Подумал, что в Челябинск или в Курган в больницу. А она говорит: "Уехал на вечное поселение". Эти слова меня ударили как обухом по лбу. Я спросил: "Когда это случилось?". Мне ответили, что в январе.
   Я не стал больше расспрашивать и сразу пошёл пешком домой в Скоблино. Все, кто были на лошадях, уже уехали раньше. Солнце было на закате.
  
   Мороз крепчал. Была позёмка с резким пронизывающим ветром. Я был в японских ботинках, отданных мне Николаем. Они промокали от таявшего на них снега. И фуфайку подарил мне Николай. Выйдя на Озёрскую степь, я сильно замёрз, замёрзли и тело, и ноги. Но я шёл, как оглушённый известием. В моём мозгу была одна мысль, что я виновник смерти отца, не послушал его.
  И слова отца: "Умирать буду и скажу, что Ванюшка не
  послушал", - сверлили мой мозг горячим укором моей чёрствости и жестокосердия.
   Идти было тяжело, т. к. позёмка заметала дорогу снегом. Я замёрз в своём лёгком одеянии и было голодно, но я говорил себе, что так мне и надо. Короче говоря, я простить себе не мог. Пришёл домой я ночью. Меня встретила мама. Она рассказала мне о последних минутах жизни отца.
   Отец умер 4 января 1947 г. и похоронен 7 января на Скоблинском кладбище рядом с его отцом Савелием Гавриловичем и его сыном Николаем на православном кладбище. Мама рассказала мне, как у отца случился приступ кровотечения 13 сентября. Отец тосковал по мне. В душе он понял, что я пошёл не на плохое, а на доброе дело. Вероятно, в душе он простил меня, но тогда сгоряча он простить не мог. Я и до сих пор сам себя простить не могу, что я поторопился уйти из дома. Задержись я хотя бы на день, улеглись бы страсти, и приступа кровотечения у отца могло не быть. Да и отец мог бы понять правоту моего дела, и у меня не осталось бы этого осадка вины перед отцом на всю мою жизнь. Но беда наша в том, что мы торопимся, думая, что потеряв день, мы теряем очень многое, в данном случае я дня не потерял, но потерял в другом. Меня всё время грызёт совесть, что я с отцом поступил жестоко, не поняв его душевного состояния в то время, когда он лежал почти уже на смертном одре. Он прекрасно понимал, что видит меня в последний раз и, конечно же, хотел наглядеться на меня, т. к. я бывал дома редко.
   Летом, с самой весны до 25 августа, я был на производственной практике в деревне Маслово Куртамышского района, домой приходил редко, кажется, два раза в течение лета. После сдачи государственных экзаменов в техникуме я появился, как млад месяц, объявил о своём решении ехать в Омск в сельхозинститут и на второй же день после возвращения домой я собрался и уехал. Торопился, не хотел терять время.
   Эта дурацкая моя спешка расстроила больного отца, да и я до сих пор не нахожу душевного покоя. За то, что так не понял душу отца, так обидел его... Да, надо сказать, что при моих, хороших теоретических знаниях, агрономическая карьера мне не удалась, хотя я техникум закончил на отлично и в институте учился хорошо. Вероятно, и Бог наказывает меня за мою жестокость...
   Когда я приехал зимой 1947 года на каникулы, мать уже не настаивала на том, чтобы я бросил учёбу. С Николаем мы договорились, что пока я учусь, помогать матери будет он, а когда я выучусь, тогда и он возьмётся за учёбу. Ему надо было устраивать свою семейную жизнь.
   Ещё при жизни отца, он женился первый раз, но молодая жена прожила не больше трёх дней и ушла. Похоже, что замужество понадобилось ей только для того, чтобы выйти из колхоза. Со второй женой он прожил месяц, пока, наконец, не женился на Парасковье Кирилловне Авдеевой из Песков, с которой и прожил
  всю свою жизнь, накопив пятерых детей. С большим трудом Николаю удалось выйти из колхоза и устроиться работать заготовителем. Хотя летом я жил дома и помогал матери по хозяйству, Николай, конечно, помогал больше, чем я: заготовил и вывез дрова, сено, солому, сделал необходимый ремонт.
   К 1 сентября я уехал в Омск. Нас, студентов, направили на уборку. Я договорился с деканом факультета Зезиным И.В., чтобы мне разрешили работать в колхозе "Искра" Юргамышского района Курганской области. Мне разрешили. Я приехал в Скоблино и работал на разных работах. В день 13 или 14 сентября, сейчас точно не помню, я, вначале, работал ездовым на жатке-самосброске, а с обеда меня послали разгружать комбайны. Я работал на лошади - вороной рабочий жеребец, запряжённый в бричку-бестарку, на
  нём я и возил зерно от комбайна на полевой зерноток. После работы где-то около 2-х часов ночи, я привёз трёх комбайнёров в контору правления колхоза, где ещё были председатель колхоза Кармацких и бригадиры полеводческих бригад. Тут же во дворе конторы был конный двор. Я распряг коня и повёл его в пригон. Ночь была исключительно тёмная, небо заволокло густыми тучами. За тесовыми воротами ничего не было видно. Я открыл ворота и ввёл коня. Я не видел, что прямо у ворот стояла другая лошадь, которую мой конь укусил. Она лягнула не коня, а меня прямо в лицо. Разбила мне челюсть, сколола зубы, свернула набок нос и чуть не выбила глаз. Затылком же я стукнулся, о толстый воротний столб и получил вторичный удар по голове. Когда конюх Дарья Шестакова подошла с фонарём "летучая мышь", она увидела, что я лежу, не шевелюсь и не дышу. Она побежала в контору, сказала председателю и бывшим там мужикам, что Ваньку Багрецова лошадь убила. Мужики пошли, взяли два потника из-под сёдел и стали откачивать меня, катая на потниках. Я, видимо, задышал, застонал, и меня начало рвать, что свидетельствует о сотрясении мозга, но в сознание я не пришёл. На том же коне, на котором я приехал, мой брат Николай повёз меня в Песчанскую больницу. По рассказу Николая, пришла врач Свинина Е.В., *осмотрела, сшила мне разорванную верхнюю губу справа.
   *Свинина Елизавета Васильевна -
   работала в Песчанской участковой
   больнице с 1939 по 1964 годы с
   перерывом призыва в военный госпиталь
   в годы войны, депутат Верховного
   Совета СССР 4-го созыва 1954 года,
   награждена орденами "Знак почёта" и
   "Красного Знамени", знаком "Отличник
   здравоохранения", пятью
   медалями. (С.В. Плотников).
   До октября я лежал в больнице в Песках, а потом уехал в Омск и в Омске ещё лежал месяц в областной больнице. Потом ещё лежал в Омской психиатрической больнице, потому что у меня очень сильно болела голова.
   И пока я жил в Омске, я почти ежедневно ходил в больницу, лечил голову, амбулаторно. Несмотря на сильные головные боли, институт я не бросил, продолжал учиться. Конечно, моё голодное существование ещё усугубляло моё плохое состояние. Справляться с недугом мне помогала воля. Однако лошадка унесла моего здоровья немало. От этого я страдал всю жизнь.
   Конечно, к этому были хорошие добавки, о которых скажу ниже...
   ***
  
   ЗАПИСИ
   И.В. БАГРЕЦОВА,
   ВОССТАНОВЛЕННЫЕ ЕГО ЖЕНОЙ
   НАТАЛЬЕЙ ЛЬВОВНОЙ БАГРЕЦОВОЙ
  
   На этом Ванины записки обрываются. Тяжёлое состояние, постоянные сильные боли не позволяли ему писать, даже лёжа. Сидеть он уже давно не мог.
   Наркотики, которыми его пичкали для обезболивания, затемняли его разум.
   Дальше повествование идёт уже от моего лица с использованием Ваниных дневников, писем и моих воспоминаний.
  Да, со здоровьем у Вани всегда было неважно. Сначала, в первые
  год-полтора нашей совместной жизни, у него был фурункулёз. У него постоянно болела голова, трудно было собираться с мыслями. Потом начались припадки: от неожиданной и резкой боли он терял сознание и падал.
   Потом он приспособился: при неожиданной боли начинал быстро бегать, шевелиться, и это помогало избежать припадка. Конечно, он не раз обращался к врачам и лежал в больницах на обследовании.
   Читая его дневники, я натолкнулась на запись, сделанную
  где-то на третьем курсе техникума. Они с товарищами дурачились в общежитии, боролись, кто-то, шутя, завернул ему руку за спину, и вдруг он почувствовал резкую боль в локте и потерял сознание. Привожу дословно его запись: "Я почувствовал резкую боль в локте, и сразу же кольнуло сердце. Я встал со стула, у меня закружилась голова, по телу забегали мурашки, потемнело в глазах, и я рухнул на пол вперёд лицом. Это продолжалось не больше 5-10 секунд, но в этот миг в виде сна пролетело множество снов и видений, и то, что я видел давным-давно, и то, что я видел в последние секунды. Я пришёл в себя, голову разламывало, в области лба было очень высокое давление, в ушах трещало".
   Кроме того, Ваня был не счастливый. Поехал в лес рубить дрова - его ударило отскочившим комлем. В поле - задело сеялкой и чуть не утащило под бороны. Трактором прижало ногу и порвало мениск, и так без конца. Может быть, потому, что он никогда не чурался чёрной работы и постоянно находился в поле.
   В общем, учёба в институте продолжалась. Материально ему было очень трудно.
   Из писем того времени из Омска в Скоблино и обратно, видно, как бились в нужде и там, и здесь. В письмах Николая сообщалось, что налоги ещё не платили и не знают, где брать, надо покупать хлеба, а не на что, косить ещё не давали и т. д. Иногда продавалась какая-нибудь скотина, тогда уплачивались налоги и, в лучшем случае, высылалось Ване 100 рублей. Но в зиму семья оставалась без мяса, надеялись только на молоко, к счастью,
  новая корова была хорошая. Ваня, конечно, тоже не сидел без дела. Студенты организовывались в группы и нанимались разгружать баржи с дровами. Один раз копали траншею в каком-то ОРСе, там им, кроме денег, дали ещё постного масла и крупы. Бывали выдачи промтоваров через профком.
   Однако ни та, ни другая сторона семьи не помышляла о том, что Ване надо бросить учёбу и начать работать. Нет, Ванина учёба теперь для всех и для него самого была гордостью, светочем, высокой целью. Их несправедливо обвинили, унизили, лишили имущества и доброго имени. Они прошли все муки ада, голодали, мёрзли, скитались, надсажались на тяжёлой работе. Ваня ходил по миру, его едва собаки не разорвали, и вот теперь этот Ваня, единственный не только из Скоблино, но и из всех окрестных деревень, получит высшее образование, выйдет в люди, станет большим начальником, будет получать хорошую зарплату, а не палочки на трудодни, поможет всем остальным членам семьи встать на ноги! Этой мечтой жила вся семья.
   Николаю с великим трудом удалось уйти из колхоза и устроиться заготовителем кожсырья. В его участок входило 8 деревень, а в качестве транспорта ему был выделен бык. Заготовлять корм на зиму он должен был сам, правда, выделяли участок для сенокоса, где они с женой накашивали не только быку, но и частично на корову. Бык оказался выносливым и даже довольно быстрым. Заготовлял Николай шерсть овчины, бычьи кожи и т. д. Со сдатчиками рассчитывался сапожным товаром
  (верха, голенища, подмётки), краской, химическими карандашами, иногда выделанными овчинами. Работа заготовителя была не очень удобная - постоянно в разъездах. Опасная - могли ограбить, но кое-что эта должность всё же давала. Николай справил всем новые сапоги, сшил всем овчинные шубы.
   Багрецовы все ещё были разуты-раздеты после войны, и эти обновы имели большую ценность. Мешок с кожтоваром хранился у матери, мне тоже потом сшили сапоги. А Ваня свои хромовые надевал редко, так берёг, так берёг, что они совсем вышли из моды, много лет пролежали без употребления и пережили его.
   Итак, учёба продолжалась. Крупным событием тогдашней идеологической жизни был разгром менделистов-морганистов и учения о наследственности, учинённый Лысенко и его последователями. Естественно, что в сельскохозяйственных вузах это событие отразилось особенно громко и подчас трагически.
   Так было и в ОМСХИ. Некоторые профессора твёрдо
  стояли на своих позициях и оспаривали лысенковщину. За это они
  поплатились своими должностями, партийностью, а один (может, даже не один!) покончил жизнь самоубийством. Студенты не осмеливались выступать против признанной Сталиным Теории Лысенко, но сомнений было множество,
  трагизм и острота происходящего волновали многих до глубины души. Мы, филологи, весьма равнодушно отнеслись к критике теории языкознания Марра, потому что она действительно была неубедительна и ни на чём не основывалась, часто даже мешала нам.
   У биологов дело обстояло совершенно иначе. К сожалению, ни в дневниках, ни в записках Ваня не упоминает о событиях того времени в институте, я пишу только то, что помню по его
  рассказам. Видно было, что вопрос этот его волновал, разум отказывался соглашаться с явными несообразностями, но авторитет Сталина тоже был настолько высок, что нельзя было позволить себе с ним не согласиться.
   Оставалось думать, что сам ещё слишком неразвит, чтобы понять, где истина. Кстати, сам Ваня в это время пытался размножить семена ветвистой пшеницы, но она почему-то каждый год перерождалась в обыкновенную.
   После 4-го курса Ваня должен был проходить практику. Он усиленно добивался направления в Челябинскую область, почему-то она привлекала его, и, наконец, добился. Его направили на практику в Троицкий совхоз Троицкого района Челябинской области.
   Я работала в Троицком районе учителем. Там мы и познакомились с Ваней. А было это так...
   Весной школьники натянули сетку и начали играть в волейбол. Я тоже играла с ними и почему-то очень увлеклась, хотя в студенческие годы никогда не появлялась на волейбольной площадке возле общежития. Здесь же меня не смущало даже то, что игроки были исключительно парни и семейные мужчины, я была единственной представительницей женского пола. Игроки, случалось, матерились, и я воевала с ними из-за этого. Особенно отличался некий Павличенко, брат "бузгалтера". Он откровенно считал, что материться - его мужское право и где мужчины, там женщине не место.
   Я не сдавалась и, в конце концов, победила: он перестал ходить на площадку, а остальные держались в рамках. Среди этих остальных был незнакомый парень в невзрачном сером потёртом костюмчике, наподобие лыжного, сильно конопатый. Играл он, не хуже и не лучше других, но если упускал мяч, ему кричали с насмешкой: "Агроном! Зерно просыпал!" и тому подобное. За пределами площадки мы с ним здоровались, но и только. Он не раз бывал свидетелем моих стычек с Павличенко, но никогда не вмешивался.
   Однажды мы столкнулись с ним нос к носу у буфета в столовой и вместе пообедали. Тут и произошло наше официальное знакомство. Он представился полным именем: "Иван Васильевич Багрецов". Сообщил, что в деревне у него осталась "матушка", а брат - "был человек, да женился". Я узнала, что он практикант. После этого мы стали встречаться уже не только на
  волейбольной площадке. Он заходил ко мне в комнату, вечерами мы гуляли по каменистому крутому берегу быстрого Уя. Однажды приезжали железнодорожники с концертом, мы сидели рядом, а после концерта долго гуляли в саду - искусственно созданном зеленом островке в плоской степи, где находился Троицкий совхоз. Однако, дружба наша оборвалась.
   Я уехала в отпуск, а Ваня на курсы апробаторов. Осенью мы встретились вновь, хотя и находились очень далеко друг от друга. Он работал агрономом на 4 отделении, километров за 60-80 от центральной усадьбы, в другом районе. Однако встретились, и дружба наша возобновилась. Что мне нравилось в нём? Его идейная убеждённость, честность, серьёзность, полное отсутствие легкомыслия, наглости, поисков каких-то кривых путей. Конечно, я видела и недостатки в нём, но они не
  казались существенными, и их можно было изжить. Например, заметно было, что он мало читал, но тем не менее был высокого о себе мнения и с уверенностью рассчитывал, что через несколько лет станет директором совхоза, а там, глядишь, и ещё выше. Это самомнение было вполне естественным, если учесть, какой был голод на высокообразованные кадры в послевоенное время и каких трудов стоило Ване подняться с самого дна на такую высоту!
   Последнюю неделю, когда писал отчёт о практике, Ваня жил у меня. Расстались мы с ним благородно, дав друг другу полную свободу устраивать свою личную жизнь как заблагорассудится, однако свободой этой не воспользовались. Уезжал он с порядочной по тем временам суммой денег -1600 рублей. Купил матери хлеба, уплатил налоги. Кроме того, он заехал в Челябинск, где познакомился с моей матерью и отдал ей по моей просьбе 100 рублей. Кроме Малыгиных, был у него ещё в Челябинске племянник Шурка, которого следовало проконтролировать и тоже немного поддержать деньгами.
   Остановлюсь на судьбе Шурки, т. к. в Ванином повествовании эта страница совсем пропущена. Вероятно, потому, что Ваня много лет дома почти не находился. А Шурка жил у них в семье почти всю войну.
   Старший брат Вани Дмитрий, как уже говорилось, вынужден был жениться на Матрёне, которая была старше его и которую он не очень-то любил. Отец отделил их, и они жили своим хозяйством. Матрёна любила Дмитрия исступлённо, угождала ему, следила, чтоб он всегда был чисто одет, но страшно ревновала его, бегала за ним, никуда не отпускала из дому одного.
   Ванина мать Марина Дмитриевна говорила, что Дмитрий был в молодости красавчиком. Я видела его в 40 лет и, признаться, этому не поверила. Когда в феврале 1933 года Василий Савельевич был изгнан из Скоблина, Марина Дмитриевна, бывшая тогда в колхозе бригадиром, могла бы и не ехать вслед за ним, но чувство долга заставило её это сделать.
   Дмитрий с Матрёной оставались дома в селе. Но в дальнейшем в 1933 году начался голод, народ стал разбегаться из колхоза. Кто устремился в города или на стройки, кто по старой памяти двинулся в Сибирь. К тому времени у них уже было три девочки: Парасковья, Анастасия и третью не знаю. Дмитрий и
  Матрёна тоже снялись с места и направились в сибирскую сторону. Ехали в переполненном вагоне, полуголодные. И тут у родителей созрел предательский план. Они собрали свои узлы, взяли на руки младшую, грудную дочь, а старшим наказали: "Сидите смирно, не плачьте, мы купим на станции хлеба и вам принесём". Ушли и не вернулись. Поезд ушёл, увозя
  их детей. Было это не то в Петропавловске, не то за Петропавловском...
   Больше они никогда дочерей не видали... В семье этот факт был запретной темой. Почему они так сделали? Видимо, Дмитрий был ещё слишком молод, дети не вызывали в нём никаких отцовских чувств, а Матрёна не осмеливалась ему противоречить, боясь его потерять. Он был для неё дороже детей.
   Василий Савельевич был человеком исключительно правдивым, даже себе в ущерб, человеком долга. Этому учил и своих младших сыновей, Николая и Ваню. Он учил их не только своему ремеслу, но всей жизнью своей давал им уроки трудолюбия и честности. Почему Дмитрий, был воспитан не так? Может, причина в том, что он рос без матери, что его больше жалели и баловали, что мачеха боялась к нему приступаться, что он жил в более лёгкие годы и привык думать только о себе?
   Года через 3-4 Дмитрий с Матрёной вернулись в Скоблино. Девочка, которая оставалась у них, умерла, но родился в 1936 году сын Александр, которого они и привезли с собой. Это и был племянник Шурка.
   Матрёна приехала совсем больная. У неё развился туберкулёз, она слабела с каждым днём.
   Дмитрий старался не бывать дома: днём на работе, ночью у сударки. Шурку отвёл к деду - Василию Савельевичу. Наконец, Матрёна умерла. Дмитрий привёл новую жену, Юлию. Ей было едва 16 лет, а может и не было. Она ничего ещё толком не умела по хозяйству, семья была бедная, некому было научить. Василий Савельевич не одобрил новый выбор сына:
  - Второй раз выбираешь и не умеешь в лесу добрую берёзу выбрать!
   Дмитрий пришёл за сыном, и увёл его домой:
   - Пойдём домой, у нас там кто-то есть...
   Юлия стряпала оладьи, что Шурке очень понравилось. Так он стал жить с отцом и мачехой. О бесхозяйственности Юлии сохранился семейный анекдот.
   Шурку угостили солёным огурцом. Он похвалился: "У нас мама тоже огурцов насолила!" - "Ну и много она насолила?" - "Кринку!".
   Когда началась война, Дмитрия взяли в армию, а Юлия, забрав дочку, ушла жить к матери, нимало не озаботившись судьбой Шурки, попросту оставила его и ушла. Через пару дней он, конечно, снова прибился к дедушке с бабушкой и жил у них около трёх лет, пока не вернулся с фронта отец в конце 1943 года. Руки и ноги были у него целы, но он был признан негодным к строевой из-за болезни сердца. Т. к. остро не хватало мужчин на руководящие должности, его сделали председателем Сельсовета. Шурка рос заброшенным, в школе учился плохо, в каком-то классе сидел три года, и выражение "пять классов, шестой коридор" имело к нему прямое отношение. Семилетку он не закончил и был определён в ремесленное училище в Челябинске. Вот там-то его и проведывал Ваня.
   В 1950 году Шурке было 14 лет. Дмитрий умер рано, в 1955 году. Кроме Шурки у него осталось ещё шестеро детей от Юлии: Галя, Лёня, Люба, Толя, Коля, Юра. Лёня тоже учился в
  ремесленном училище на сантехника и во время практики погиб: его завалило землёй в траншее
   Александр отслужил в армии и, вернувшись, вскоре женился. Жена его, Валентина Фёдоровна, была бойка, деятельна, быстро приспособлялась к любой обстановке и взяла семейное руководство в свои руки. Они много ездили, пока не остановились в Тобольске, где и сейчас живут. Дети их: Наташа и Сергей.
   Тобольские Багрецовы приезжали к нам всей семьёй в гости. Александр был молчалив, много помогал Ване в его строительстве и возне с мотороллером. Потом Сашка с Валентиной развелись. Ване он сказал: "С ней я всегда знал, что она человек, а - я
  никто. А теперь я сам человек".
   Работает он шофёром. Известно, что растёт у него новая дочь, а теперь, может, и ещё кто-нибудь есть.
   ... Весной Ваня окончил институт и получил назначение старшим агрономом в Яланский мясо-молочный совхоз Альменевского района Курганской области.
   Центральная усадьба находилась в башкирской деревне Юламан, км 70 от железной дороги, от станции Щучье.
  В апреле он приехал ко мне, мы отправились пешком в Н.-Санарку, где был сельсовет, там и расписались. Было это 19 апреля, день был жаркий, совершенно летний, и прогулка доставила нам большое удовольствие.
   Потом он уехал, я же осталась дорабатывать до конца года. А Ване предстояло перевезти мать и хозяйство из Скоблино. Ему дали машину, на неё погрузили весь скарб, а корову повели за телегой.
   Где-то в июле прибыла в Юламан и я. В те времена ещё не мечтали о рейсовых автобусах, ездили на попутных машинах в кузове, на чём придётся: на досках, и на дровах, и на тюках с шерстью. Лучше всего было ездить на зерне: мягко, удобно сидеть и не страшно. У меня был деревянный чемодан, тюк с книгами и мешок.
   Квартира была в новом доме, комната и кухня. Полы, оконные рамы, двери - всё было некрашеное. Мы со свекровью мыли полы песком, скребли веником-голичком, делать это надо было "взаправди и оберучь" - тщательно и двумя руками, как выражалась Марина Дмитриевна. Вообще, в её языке было много выражений, мне вовсе незнакомых, и я даже начала их записывать.
   Главное богатство было: корова с тёлкой и ларь с зерном. Четыре курицы. У матери был сундук, путешвствовавший с Багрецовыми по Сибири, а в нём приданая плюшевая жакетка ("маринатка"), две юбки и ботинки со шнуровкой.
   Наконец, было три подушки и новое ватное одеяло, которое она сама стежила. Одеяло было из синей жёсткой бумажной диагонали, я называла его железным, оно почти не гнулось и не грело. Не было ни простыней, ни пододеяльников, ни белья, ни даже занавесок на окнах. На полу никаких половиков. Ваня ходил на работу всё в том же сером костюмчике, в котором играл когда-то в волейбол. Мать спала на казённой железной койке, а мы с Ваней на полу. Короче, мы были чудовищно бедны!
   Совхоз был большой - 5 ферм, из них только одна была близко, а все остальные километров за 20-25. У Вани, как и у других специалистов, была закреплённая лошадь. На машине ездил только директор. Земля была неважная - солонцы, озёра, болота.
   Севообороты в совхозе были запущены, поля засорены, работы было очень много. Ваня всё время был в разъездах. Мне нашлась работа в семилетней школе. Кроме того, я усиленно занималась
  шитьём. Занавески сшила на руках сама, а кальсоны не умела, да и без машины плохо было. Я ходила через дорогу шить к еврейке, высланной из Молдавии, за что отдавала ей сколько-то сметаны.
  Вообще, национальный состав Юламана был очень пёстрый. Коренное население - башкиры, совхозные рабочие и служащие - русские, а в последние годы здесь оказалось много высланных из Молдавии местных жителей и евреев. Отцы семейств, замешанные в бандеровщине или изменнических действиях во время войны, находились в лагерях, а их семьи, а также различная мелкая
  буржуазия были высланы в разные области Сибири. Был специальный комендант, надзиравший за ними, отношение к молдаванам было насторожённое, как к врагам. Когда одна молодая учительница на ферме вышла замуж за молдаванина, был ужасный скандал, и её отстранили от преподавания.
   Жили очень скученно, тесно. Но рабочих хватало. Директором совхоза был Александр Николаевич Востоков. Марина Дмитриевна
  называла его "седой король". Он действительно выглядел весьма
  величественно, старый кадр начала 30-х годов, заслуженный, уважаемый.
   Под стать ему был и главный зоотехник Петровский, тоже интеллигент старого типа. Как я теперь понимаю, требования тогда были намного меньше, чем сейчас, рабочих же намного больше, и специалисты работали без особого напряжения. В одном доме с нами в таких же квартирах, как у нас, жили главный бухгалтер Гирс, тоже пожилой, и парторг Черняков, этот
  был помоложе и весьма малообразован. Мне трудно объяснить, почему, но хотя Ваня обладал безусловными агрономическими знаниями, а дело у него не заладилось. Возможно, он недостаточно уверенно держался.
   ... Хуже всего было дело с семенами. Поля были засорены овсюгом. Очистить семена овса от овсюга очень трудно, сортировки были примитивные. Ваня пытался сконструировать что-то сам, но ничего не получилось. Он доказывал, что семена подлежат обмену, но от него требовали: "Сортируй!". Был лёгкий и простой путь: образцы семян, сдававшиеся в контрольно-семенную лабораторию, вручную очистить от овсюга, чтобы их признали кондиционными. Но это значило обмануть государство и самих себя и сеять сорными семенами. На это он пойти не мог. Не знаю, как и чем они сеяли, обменяли ли им хоть часть семян, но когда посевная закончилась, вдруг пришёл приказ из области: освободить Багрецова И.В. от обязанностей старшего агронома, как не справившегося с работой.
   Конечно, Ваня был не виноват, что до него поля обрабатывались плохо и были так засорены. И Востоков знал это прекрасно и виноват был гораздо больше Вани, т. к. попустительствовал этому. Но когда пришлось отчитываться, он не захотел подставлять свою голову и подставил Ванину.
   Эта первая неудача сильно убавила у Вани уверенности в своих силах, которой ему и так не хватало. Ему и в голову не пришло "потерять" трудовую книжку с роковой записью и начать жизнь сначала. Нет, он честно предъявлял её и, конечно, сразу много терял в глазах вышестоящих.
   Гирс советовал Ване не уезжать из совхоза, поработать агрономом фермы, но обида застилала глаза, и Ваня поехал за новым назначением. В июле 1952 года мы выехали из Юламана в Звериноголовский район на 2-ую ферму Алабугского совхоза (овцеводческого), куда Ваня был назначен агрономом.
  Багрецовы в середине ХХ века. [Багрецова Наталья Леонидовна. Краевед из Челябинска.] У меня на руках была двухмесячная дочка Маша. Нас поселили в бараке. Одна комната. Никакого огорода. Стайки далеко,
  метров за 60-80 от барака. Плохо с водой, 1-2 колодца на всю деревню, очень глубокие. Правда, обещали скоро достроить нам дом, очень славный пятистенник.
   Ваня включился сразу в работу. Хвалил земли, хвалил народ - очень работящий был! В нашей половине барака все четыре комнаты были заняты учителями. Школа тоже была в бараке, и клуб, и больница.
   У нашего барака была большая крытая терраса, на которой часто собирались учителя и просто ближайшие соседки с грудными детьми, спасались от жары.
   Марина Дмитриевна косила сено, рассчитывать, что привезут готовое, как в Юламане, не приходилось.
   Ваня старался изо всех сил.
   Но на ферме было много мордвы, сам Волков был мордвин. Многие были связаны родственными узами. До Вани агрономом-полеводом был некто Кошкодёров, без образования, друг и дальний родственник Волкова. Они жили душа в душу, а главное, у них была отработана система хищения хлеба. Кладовщик, учётчик, бригадир - все были свои. Когда хлеб сгружали в амбары, очень
  много хлеба проходило мимо весов, потом этим "лишним" хлебом
  пользовались все участники аферы, награждались за молчание и рядовые рабочие. Появление Вани всем ужасно мешало, т. к. скоро стало понятно, что он на покрытие воровства не пойдёт. И Волков начал всеми способами выживать Ваню, чтобы вернуть назад Кошкодёрова.
   Скоро работать стало тяжело. Домик недостроили, когда осталось только застеклить окна, оказалось, что привезённое стекло слиплось. Никто не беспокоился о том, чтобы привезти другое. Стайку мы купили полуразрушенную, к счастью приехал брат Вани Николай и помог её отремонтировать. Картошки у нас не было, год был засушливый.
   Купленного поросёнка пришлось заколоть совсем маленьким, двух купленных в Юламане ярок тоже закололи - они не ягнились. Ване удалось купить на базаре в Зверинке около пуда пшена, вот это пшено мы и ели всю зиму. Вдобавок комната оказалась очень холодная, когда ветер дул в наши огромные окна, мы со свекровкой и Машей забирались на печку и там спасались. Дров из школы дали непиленых, толстущих брёвен, мы с Ваней немало помучились, распиливая их, притом они были сырые и плохо грели.
   Там, на 2-й ферме, пережили мы событие, казавшееся в ту пору непоправимым: умер Сталин. Мы с Ваней совершенно искренне горевали и не представляли, как теперь пойдёт жизнь. И не мы одни. На траурном митинге многие плакали. Только не плакала и не горевала Марина Дмитриевна. Когда мы начинали нашу семейную жизнь, ей было 54 года. Она была бодрая,
  сильная, далеко ещё не старуха, хотя и любила жаловаться на нездоровье и лечиться.
   Она была страшная ругательница. Запросто материлась и отвыкла от этого только тогда, когда подросли дочери, и мы стали её оговаривать. Сталина она очень не любила, считала его виновником коллективизации и всех несправедливостей, выпавших на их долю. Она заменяла в его фамилии одну букву на другую, и получалось очень неприлично. Я ужасалась её нахальству и бесстрашию.
   Между тем, война между Ваней и Волковым неожиданно приняла благоприятный для нас оборот. Освободилось место семеновода, и Ваню перевели на эту должность. Центральная контора Алабугского совхоза была в райцентре, в селе Звериноголовское (казачья станица). Ваня стал жить в Зверинке, изредка наезжая к нам. Там совхоз держал "экспедицию", т. е. специальную квартиру для приезжающих, чтобы они могли ночевать. Это была одна комната с несколькими койками, тут же жила и содержательница экспедиции старуха Федосеевна с внучкой-школьницей.
   Алабугский совхоз был ещё больше Яланского, фермы были ещё более разбросаны. Одна ферма была в Давыдовке Глядянского района, км 80 от Зверинки. Главный агроном Жильцов был пожилой, уважаемый в Зверинке человек. Ему тяжело было ездить по фермам, вот он и нашёл себе замену в лице, молодого и безотказного семеновода. Ваня ездил и ездил по фермам, а Жильцов сидел в центральной конторе и за всё отвечал,
  а на Ване большой ответственности не было. Обоих это устраивало, хотя Жильцов и высказывал Ване в лицо: "Спрятался за широкую спину, надо самостоятельности искать". Но в целом он относился к Ване хорошо.
   Федосеевна помогла найти свободную совхозную квартиру, и среди лета мы переехали. Напоследок рассчитались с Волковым: на конференции членов-пайщиков я выступила и раскритиковала его за то, что пока он не просмотрит и не выберет себе лучшее из привезённого товара, он не разрешает продавцу открывать магазин. Волков в свою очередь "уличил" меня, что я в последний привоз взяла себе в магазине ситцу и шаль. Таковы были нравы тогда! Тот, кто оказывался в числе первых и успевал купить что-нибудь ходовое, ценное, делался в глазах остальных чуть не преступником.
   Домишка наш был ветхий, низкий, на краю оврага. Ни ограды, ни огорода не было, вокруг - сыпучий песок. Марина Дмитриевна с коровой осталась пока на 2-ой ферме: косила сено, а мне достались гуси. Я мучилась с ними, гуси то и дело попадали в чужие огороды, лепившиеся по оврагу, а держать их дома взаперти было невозможно - не было корма. Маша связывала меня по рукам и ногам, она ещё не ходила, а надо было и в магазин, и на базар, и с гусями успеть! Я нанимала соседскую девочку смотреть за Машей.
   Постепенно всё утряслось. Приехала свекровь, меня послали в Курган на месячные курсы завучей, теперь мучилась она. В начале сентября нам удалось вселиться в другую квартиру. Это был дом на берегу Тобола, с хорошим огородом. Две комнаты и кухня! Роскошь. Достаточно тепло, железная круглая печь, русская печь с подтопком. Вообще эту зиму, мы жили наиболее благополучно. Я работала завучем в средней школе и получала хорошую зарплату. Ваня тоже получал неплохо, отношения между нами были
  хорошие. Из школы дали кубометров 15 сухих, колотых дров.
  Звериноголовские магазины хорошо снабжались товаром, был хороший базар, можно было купить и мясо, и масло, и рыбу, притом недорого.
   В школе даже был буфет, там можно было побаловаться халвой, не говоря уже о конфетах и пряниках. Мы начали кое-что приобретать, купили пружинный матрац на свою кровать, самовар, детскую кроватку Маше, сшили себе зимние пальто,
  одеяла, Ване новый суконный костюм - глухой китель и брюки галифе, не могли ещё отказаться от моды военного времени.
   Нравилась нам и близость Тобола. Конечно, таскать воду для поливки на крутой берег было нелегко. Как хорошо было купаться, нежиться на чистом песке! Один раз Маша у нас убежала, а мы не сразу хватились, бросились искать, а она ходит одна по берегу у самой быстрины...
   В Зверинке мы ждали второго ребёнка и были уверены, что будет сын. Заказывали качалку - для Васьки и т. д. Однако родилась снова дочь, назвали Таней.
   Недолго продолжалась хорошая жизнь. Должность семеновода неожиданно сократили. Не оставалось ничего, как ехать в Курган и снова просить места.
   Это была очень неприятная процедура, т. к. Ваня всегда
  соглашался только на такие места, где была хотя бы семилетняя школа. Это злило трестовских начальников, они прямо ему говорили: "Мы для тебя подбираем работу или для твоей жены? Что ты за юбку жены держишься?".
   Сейчас, оглядываясь на события с точки зрения современных понятий и представлений, думаю, что можно было бы мне поступиться своей работой, посидеть пару лет дома или поработать не по специальности. Я уверена, что справилась бы и с работой счетовода, и завклубом, и кладовщика, и завпочтой. А Ваня поработал бы главным агрономом в каком-нибудь
  небольшом совхозе, набрался бы опыту и уверенности в своих силах. Но тогда это было совершенно немыслимо. Дома сидеть нельзя было, мы едва выбивались из нищеты. Да и как быть домашней хозяйкой? Разве мне для этого дали высшее образование, диплом с отличием?
   Дела у меня шли неплохо, я была завучем в районной средней школе и с работой справлялась. Даже старые учителя были мной довольны. Когда мы слышали, что в Москве некоторые студенты не едут по назначению, а устраиваются дворниками, чтобы только остаться в Москве, мы возмущались и негодовали. Притом меня возмущала сама мысль, что муж - главный, а жена должна лишь как-то подстраиваться к нему, обеспечивать ему возможность работать в полную силу. Вот так я рассуждала в те годы.
   Летом 1954 года мы переехали в Сафакулевский район в Сафакулевский совхоз. Ваня стал агрономом 1-го отделения, я учителем средней школы, где открывался 8-ой класс. Квартира - комната и кухня, огорода почти никакого, стайка в аварийном состоянии. Ко всему этому мы начинали уже привыкать. Но зато отношение к Ване было неплохое. Жёны у большинства специалистов были учителями, поэтому образовался довольно дружный коллектив.
   Много было, конечно, и молдаван. Они помаленьку приживались на Курганской земле, понастроили себе аккуратных мазанок с камышовыми крышами, многие жили уже довольно зажиточно, ведь работать они умели.
   Нам понравилось в Сафакулевском совхозе, и мы стали агитировать Николая с семьёй переезжать сюда же. Он в это время находился в Сибири, в Балахте, но им не нравилось там, они искали, куда перебраться. Вскоре они приехали. Николай нанялся заготовлять лес для совхоза, Паня устроилась в интернат техничкой. Им дали комнату в бараке. Казалось бы, живи и радуйся, обрастай на месте достатком, помогай друг другу. Однако судьба опять распорядилась иначе. Вначале зашевелился Николай. В совхозе не было для него подходящей работы. Плотничать он тогда ещё как следует, не умел, на шофёра не смог сдать из-за глухоты после фронта, на тракториста тоже не выучился. Несколько лет работы
  заготовителем невольно толкали его на этот же путь, хотя он и сильно обжёгся, когда попытался поработать кладовщиком в сельпо. Он уволился и отправился искать места. Комнату в бараке пришлось освободить, и семья Николая тоже перешла к нам. У них было два мальчика: Саша и Миша. Миша отличался большой капризностью, а говорил плохо, и иногда по полчаса ревел, пока, наконец, удавалось понять, что ему надо. Весной все ребятишки заболели корью, болели довольно тяжело. У нас был настоящий лазарет. Особенно долго болел Саша, не могли определить, что с ним, повезли в Сафакулево, оттуда на самолёте в Курган, и только там обнаружили, что кроме кори, он перенёс ещё и скарлатину. Из остальных ребятишек никто не заболел.
   Потом сократили должность агронома на 1-м отделении. Ване предлагали остаться на должности бригадира-полевода, собственно, выполнять ту же работу, но это показалось ему обидным. Опять начались поиски места. Тем временем на свет появилась наша третья дочь Наташа.
   Трудным было лето 1955 года. Засуха. Травы не было, косить нечего. В тресте ничего подходящего не предлагали. В райкоме предлагали пойти агрономом в колхоз им. Орджоникидзе, в 15 км от нас. Это означало перейти из системы совхозов в систему МТС, Ване этого не хотелось.
   Вдобавок в том году начали усиленно внедрять идею, чтобы специалисты колхозов становились членами колхозов и таким образом были бы материально заинтересованы в успешном ведении хозяйства. Получалось, что, кое-как выбравшись из колхоза, он снова должен добровольно вступить туда же. Мама была категорически против, чтобы "влезать в эту петлю".
  Дебаты между членами нашей семьи шли с утра до вечера. С одной стороны колхоз был близко, можно было обеспечить скотину кормом. С другой стороны, в колхозе не было квартиры и работы для меня. В конце концов, Ваня уехал в Петровку (12-15 км), а мы остались в Сафакулевском. Тяжёлое было время. Хлеб взошёл редкий и выколосился рано. Когда в августе пошли дожди, взошли и зазеленели отставшие зёрна, образовался "подгон", т. е. зелёный хлеб вперемежку со спелым. Уборка шла тяжело, хлеб портился.
  Только кукуруза, которую тогда впервые посеяли в наших краях (сколько было шуму вокруг квадратно-гнездового метода!), выросла на диво. Это была заслуга моего мужа!
   В Петровке Ваня жил на квартире у Ануфриевых. Старик, его дочь и две внучки ютились в одной комнате, Ваня спал чуть ли не под порогом на полу. В Сафакулевском начали хлеб давать по норме, только на работающих, получала только я одна. К счастью, приехал на короткое время Николай и създил на мельницу, смолол муки. Потом он опять уехал, на этот раз далеко, в Сибирь. На Октябрьские праздники разразился страшный и неожиданный буран, продолжавшийся три дня. Было немало человеческих
  жертв, в колхозах и совхозах погибло порядочно скота, который всё ещё пасся на поле. В Ванином колхозе всё обошлось благополучно, и он сам приехал в разгар бури невредимый.
   Председателем колхоза был там некто Бочаров из Усть-Катава, посланный по партийной линии поднимать отстающие колхозы. Это был человек, честно относившийся к своему партийному долгу, довольно хваткий в хозяйстве, добросовестный. С Ваней у него противоречий не возникало.
   Тем временем у Парасковьи родилась дочь Надежда, и у нас в той же квартире стало уже шестеро ребятишек. Надя и моя Наташа спали в одной качалке, достаточно широкой для двоих. По ночам прислушивались к голосу: чья ревёт? Не моя - значит, можно спать дальше. Потом заболел Миша. Сразу не заметили, что он куксится, потому что он и всегда-то был капризный, а тут ещё мать померила ему сшитые к празднику штаны, да и сняла. Он до вечера ныл: "Ны! Ны!", т. е. требовал штаны. А на утро у него сделался жар, и он не мог встать на ноги. Потом жар прошёл, а одна ножка так и не работала, Миша стал хромать. Врач в Сафакулевском был молодой и неопытный (не мог распознать у какой-то девочки аппендицит, и она умерла)... Не посылал их на обследование. Да Паня и не могла ехать с грудным ребёнком. Так Миша и остался на всю жизнь хромым,
  хотя потом его и лечили в различных сибирских больницах.
   На следующее лето Ваня привёз меня на огромное болото - Безводку, находившееся на пути в Петровку, километрах в восьми от Сафакулевского. Там я косила отличный пырей в полном одиночестве. Иногда подъезжал Ваня и помогал мне, отбивал литовки и уезжал. Паня работала на ремонте школы, а бабушка
  билась дома с шестерыми внуками, из которых старшему было 7 лет.
   Контора колхоза находилась в Петровке, кроме того, в колхоз входили ещё деревни Соколово, Бурматово. В Соколово была семилетняя школа. И вот в РАЙОНО мне сказали, что в эту школу нужен директор. Я сомневалась в своих силах, но, в конце концов, дала согласие. Колхоз начал строить в Соколово домик для нас. Но строительство подвигалось медленно, материалы доставались с трудом, а первое сентября было уже на носу. Школа тоже была не готова к новому учебному году, не было дров. Я и ещё одна учительница Помигалова Е.Г. были без квартир. Занятия начались, Помигалова ночевала в учительской на печке (с сыном), а я тут же на раскладушке, иногда с Ваней. Пока была хорошая погода, я ездила на велосипеде домой, копали с Паней картошку. Иногда Ваня отдавал мне свою лошадь, и я привозила на ней несколько мешков накопанной картошки, ночью ссыпала в погреб нового дома, уводила лошадь на конный двор.
   Наконец, уже в октябре, приехал Николай и увёз свою семью. На следующий день Марина Дмитриевна предъявила нам ультиматум: больше она ни одного дня не остаётся одна в Сафакулевском. Накануне её напугали пьяные из
  прикомандированных на уборку. Мы погрузили на телегу самое необходимое, посадили детей, привязали сзади корову, овцы пошли за коровой. В Сафакулевском остался телёнок, картошка и все вещи. Приехали и вселились в недостроенный дом, где ещё печки не было. Ночью было уже холодно, мы улеглись все на полу, свалили на себя и детей всё что было. Ночью Наташка заплакала, я стала ее успокаивать и сама заревела вместе с ней. Холод, темнота, нет ни лампы, ни свечки... Ребёнок, может быть, заболел... Мне кажется, это, был самый тяжёлый момент во всей нашей цыганской жизни.
   Но жизнь шла. Из необожжённого кирпича сложили печь (перекладывали два раза). Стены не оштукатурили, только промазали пазы. Однако печь настолько плохо грела, что пришлось приобрести железную печку, и она у нас топилась с утра до вечера. Дров не было. Топили сырыми, из лесу - прямо в печь. Как-то Ваня заболел, а дров нет, пришлось мне просить соседа Егора Антоновича, мы с ним поехали, он мне преподал первые уроки пиления дров с корня. Стайку из берёзовых жердей нам помогли построить помочью, причём даже без водки, т. к. её в это время в районе не было.
   Кое-как скоротали зиму. А весной 1957 года опять событие: слабые отстающие колхозы стали вливать в совхозы. Наш колхоз вошёл в состав совхоза "Сибиряк". Директором совхоза стал Гутров, когда-то работавший в Альменевском районе по соседству с Востоковым, так же, как и Востоков, уже в годах, авторитетный, старого закала. Так Ваня опять оказался в совхозе.
   При переходе в совхоз, колхоз рассчитался со всеми своими членами, кто-то был должен, кому-то были должны. Ваня получил порядочно денег и хлеба, кроме того, один колхозник отдал нам свинью в счёт своего долга колхозу. Так что, материально мы неплохо обеспечились. Дрова я заготовляла на этот раз сама, и для школы, и для учителей. К дому пристроили сени, маломальскую ограду, утеплили потолок, собрали помочь, поштукатурили. Кроме того, я занималась строительством, строили интернат, для чего купили задёшево жердяную избёнку рядом с нами, а потом к ней пристраивали. В избёнке этой жила одинокая женщина Потапова,
  у неё зимой от железной печки сгорела девочка.
   Соколово была небольшая, но весёлая деревенька, там всегда что-нибудь случалось. К нам относились хорошо, уважали. Колхозники стали получать деньги и первым делом напокупали радиоприёмников на батарейках, и теперь из всех окошек звучали песни. У нас начали оставаться деньги (их некуда было истратить), и мы впервые завели сберкнижку. Это помогло нам впоследствии купить дом. Конечно, Соколово была отсталая деревушка, в ней не было ни электричества, ни радио, учителей было 5 человек, но коллектив был дружный, мы устраивали со школьниками постановки, ёлки, вечера вопросов и ответов, участвовали в районных смотрах самодеятельности. Короче, жили, как могли, полной жизнью.
   Но Ване стало жить хуже. Бочаров уехал, а, вместо него управляющим стал некто Яценко, малограмотный и нечестный человек. Хотя особых трений не было, но не было и согласия. Ваня разоблачил факт воровства хлеба, а Яценко склонен был этот факт замолчать.
   Погода была ненадёжная, Ваня предлагал убирать напрямую, но тогда только что была введена раздельная уборка, и Гутров не разрешал убирать напрямую, в результате, когда пошли дожди, много хлеба пропало в валках. Вероятно, Ваня высказывался обо всём этом. В общем, Ваня опять был в унынии и ломал голову над тем, куда податься. Или опять искать нового места, или переходить на какую-то другую работу, где бы ты меньше зависел от неожиданностей погоды и начальства? И вот тогда родилась у нас мысль: а не пойти ли ему в учителя? Я невольно сравнивала Ваню с соколовским учителем истории и географии Цаплиным. Он был гораздо менее Вани образован, звёзд с неба не хватал, но работал добросовестно и получал неплохо. Неужели Ваня будет хуже него? Ваня долго колебался. Да и чем учитель хуже агронома? И, в конце концов, он съездил в РАЙОНО и оставил там заявление. Сложность была в том, что нужны были часы нам обоим. Но мы решили соглашаться на первое попавшееся место, лишь бы зацепиться.
   И вот, где-то уже в декабре 1958 года, из РАЙОНО звонят: нужен учитель в Сарт-Абдрашевскую семилетку, там совсем не ведётся биология. Мне тоже обещали часов 15. Ваню уволили без труда, Гутров за него не держался. Мы переехали зимой с дочками (их уже было четыре), Маша ещё не ходила в школу, Анютке было 8 месяцев. Бабушка со скотиной осталась пока в Соколово, чтобы не страшно было, пустила на квартиру учениц. Нам дали квартирку - комната с кухней - ещё не оштукатуренную, сырую. Стайки, конечно, не было, электричество тоже не было проведено, хотя в остальной деревне было. Сарт-Абдрашево являлось центральной усадьбой вновь созданного совхоза "Сибиряк", который делал свои первые шаги.
   В дальнейшем "Сибиряк" успешно рос и развивался, крохотная, наполовину башкирская школа, превратилась в большую среднюю школу с числом учащихся свыше 800. Коллектив учителей доходил до 40 человек, отличный, спаянный, целеустремлённый. Мы купили дом, перестроили его, развели сад. Теперь мы оба были летом в отпуске, косили вместе сено, ездили по путёвке в Ленинград, затем в гости в Тбилиси. Там родился у нас, наконец, сын. Всего мы прожили в "Сибиряке" 15 лет. Жизнь не была, конечно, безоблачной, омрачалась Ваниными болезнями, неладами с бабушкой, которой, конечно, тоже немало досталось. Не шутка ведь вынянчить пятерых внуков! Под конец она стала богомольной, читала со старухами божественные книги да ходила по поминкам. Может быть, и дожили бы в "Сибиряке" до старости, если бы не последние горе-директора школы, озабоченные лишь собственной карьерой и разогнавшие неподатливый коллектив. Приходилось воевать, а война
  никогда даром не обходится. Особенно тяжело приходилось Ване с его слабой нервной системой. В конце концов, он вернулся к агрономии, я вышла на пенсию, и мы уехали из "Сибиряка".
  
   Город ЧЕЛЯБИНСК. 2007 год.
  Багрецовы в 1980-90-х годах в Челябинске. [Багрецова Наталья Львовна.]
  
  
   Приложения к рукописи
   И.В. Багрецова
  
   1. ПОВЕСТЬ О ВОЗНИКНОВЕНИИ СЕЛА ТАЛОВКИ
   ЮРГАМЫШСКОГО РАЙОНА КУРГАНСКОЙ ОБЛАСТИ
  
   В начале XVIII столетия император Пётр Великий начал строить в России фабрики и заводы, в особенности на Урале. Народ приписывался по Указам к заводам целыми волостями. Крестьяне должны были работать на заводах в невыносимо трудных условиях за ничтожную плату, подвергаясь всяким издевательствам, побоям, наказаниям со стороны нарядчиков, приказчиков, смотрителей, управляющих и прочего начальства. Также, приписной к заводам народ должен был доставлять продовольствие, как-то: хлеб, крупу, фураж, сено, овёс за ничтожную цену.
   И вот в 1727 году несколько таких семейств с Уральских заводов и бежавших от помещиков крепостных крестьян на волю, прибыли на вольные места и построили себе избёнки, где стоит теперь село Таловка, название дали по речке, которая выпадает километрах в 25-ти из болота близ села Коровьего. Местность была покрыта сплошным тальником, хвойным и лиственным лесом, достаточно было и степных мест, пригодных для пахоты. По степям много древних курганов земляных, которые сохранились до сего времени. Когда-то, как видно, здесь жили какие-то народные племена. На юг от села было непролазное болото,* где тонул скот, впоследствии по болоту была прорыта канавка, которую в первое весеннее половодье размыло до 10 сажен, - теперь русло речки Таловки. Южнее болота сохранились до сего времени так называемые "кибитки", четырёхугольчатые углубления около 50 см в ряд по 30-40 ям, квадратные около 2,5 - 3-х метров, в каждой яме посередине находятся зола, угли, камни.
   *Непролазное болото - считаю мнение
   Ивана Дмитриевича ошибочным, т. к. в
   речку Таловку за 25 км до села впадает
   много притоков, во время паводка речка
   полноводная и перед селом всегда имела
   русло. (С.В. Плотников).
   К первой половине XVIII столетия в Таловке и окрестностях народу понаехало порядочно, и была построена деревянная церковь, которая в августе месяце 1818 г. сгорела от молнии. Колокольня была отдельно от церкви, и она уцелела от пожара. К I827 году церковь была выстроена новая, кирпичная. Колокола были подняты на новую церковь, а из колокольни были выстроены
  на площади торговые лавки, лавки после революции были перенесены в колхоз деревни Камаган.
   Во время пугачёвщины в 1773-74 годы никаких волнений не было, так как жили тут государственные крестьяне, а не помещичьи, но всё же разведка пугачёвская была.
   В отношении воинской повинности существовала хаповщина: из Окружного Военного Присутствия требовали рекрутов. Тогда избирались люди, назывались сдатчики, и эти сдатчики ездили по сёлам, набирали молодых людей, нередко хватали в поле молодых парней, сажали под стражу, от этого и название "хаповщина". Когда набирали нужное количество людей, отправляли их в Окружное Военное Присутствие в город Уфу. Нередко непокорных приковывали к телегам на цепи и везли, тут не разбирали. У зажиточных 5-6 сынов оставались, а у бедных вдов брали последних, единственных сынов. Так в 1820 году, сын крестьянина села Таловки Гоглева Родиона - Никифор, рубил дрова в лесу в одной версте от дома. Сдатчики поймали его, приковали к телеге и увезли, а родителям сказали уже после увоза соседи. В другой раз сдатчики хотели схватить сына вдовы с. Таловки Акима Шутанова, который вместе с матерью лепил горшки в избе. Двери были на запоре. Один из сдатчиков выставил брюшину, которые раньше вставляли в окна, так как стекольных рам тогда и не знали. Парень был здоровый, взял твёрдый ком глины, ударил сдатчика в голову, расшиб до крови. Сдатчики ушли, тем парень спасся, они его оставили, схватили другого. Люди от военной службы, срок которой тогда был ещё 25 лет, спасались всякими правдами и неправдами.
   Притом, тогда было сильное взяточничество, волостной писарь тогда был Царь и Бог, он брал с кого сколько мог и кого хотел сдавал в солдаты. Ему помогал ещё и поп. Волостной писарь Н.И. Кудрин и поп К.С. Протасов вершили в волости все дела. Поп освободил от военной службы в сороковых годах из деревни Скоблиной парня Пережогина Степана с условием, чтобы он жил у него в работниках такой срок, какой будут служить в солдатах его одногодки.
   К 1840 году Таловская волость занимала громадную территорию (впоследствии из неё образовалось 12 волостей).*
   *Впоследствии из неё образовалось 12
   волостей - правильнее: из Таловской
   волости образовано несколько волостей
   и часть деревень вошла в состав
   соседних волостей. (С.В. Плотников).
   Народ умножался, заселялись новые деревни, но общественного ничего не было. В то время были неурожаи несколько лет. Правительством было дано распоряжение, чтобы в каждом сельском обществе строить хлебозапасные амбары, засыпать хлеб на случай неурожая. Хлебные амбары предлагалось строить в селе, где находится волостное правление. Предлагалось садить и разводить картофель, для хранения картови рекомендовалось копать подвалы и при нехватке хлеба давать жителям картофель. Как всякое новшество, это указание прививалось в народе не сразу, тем более что народ тогда был совершенно неграмотный, распоряжения правительства объяснялись зачастую неправильно, искажались, во всём царила темнота, невежество, ложь и обман. Народ ко всему относился с недоверием, и распространялись всякие лживые слухи.
   И вот начал распространяться слух по некоторым волостям, в том числе и по Таловской волости, что постройка общественных амбаров, хлебозапасных магазинов, засыпка хлеба, и разведение картофеля - это значит, что правительство хочет отдать вольных крестьян в крепостничество, помещикам, а картофель этот едят только "немцы и хранцузы".
   Таким наговорам нелепым народ поддавался, и в некоторых волостях начались восстания, так называемый "картофельный бунт".
   В 1843 году был послан для усмирения восстания воинский отряд, который состоял из сотни казаков и батальона пехоты. Эта команда подходила к Таловке с юга. Толпой восставших мужиков (их тогда считали бунтовщиками), руководил мужик деревни Пепельной* (Пепелиной) Кулага, совершенно неграмотный. Он приказывал мужикам вооружаться, кто чем сможет и выехать в д. Гагарье, 15 вёрст от Таловки, там дать отпор воинской команде. И поехали мужики, понаделали пик, с топорами, с вилами, а некоторые понасадили долотья на палки.
   *Деревня Пепелина - ныне
   Куртамышского района Курганской
   области. Кулага - крестьянин деревни
   Пепелиной. (С.В. Плотников).
   В конце апреля 1843 года собралось в д. Гагарье мужиков около 500 человек, вооружённых кто чем мог, дожидаясь воинский отряд. Часам к 10 утра подошла и воинская команда, которая шла по дороге из Куртамыша. Командир части выехал к мужикам и начал говорить: "Мужики, укажите мне своих людей, которые вас смущают на восстание и сопротивление правительству, ваше дело заниматься честным трудом и проч. и расходитесь по домам!". Но мужики нестройной толпой закричали: "Не пугайте нас, мы вас, не боимся!". Тогда командир приказал выпалить из пушки, и когда услышали пушечный выстрел, которого многие не слыхали отроду, пустились бежать кто куда. Но куда убежишь?
   Казаки враз отрезали отступление мужикам и толпой их погнали в д. Гагарье. Там их разместили по конюшням и амбарам и тут же их начали наказывать плетями, кто сколько мог вынести, а затем отправляли в Челябу в тюрьму, многие умирали по дороге, многие умирали в тюрьме, а некоторые подолгу сидели в тюрьме.
  Когда началось это смятение, руководитель восстания Кулага вызвался следить за действиями волостного правления: чтобы без него волостной писарь Кудрин* не вскрывал и не читал бы никаких распоряжений начальства.
   *Волостной писарь Николай
   Николаевич Кудрин - крестьянин села
   Таловского. (С.В. Плотников).
   Вскоре писарь Кудрин скрылся. Также уехал домой в деревню Пестову и волостной голова Гридин, * Кулага остался совершенно один, совершенно неграмотный, помощник писаря тоже ушёл. И Кулага все поступающие в волость распоряжения складывал в ящик, а писарь Кудрин скрывался в своём селе у крестьянина Третьякова Андрея, а для отведения глаз на дорoгe по направлению в Курган был брошен калош с литером Н. Кудрина. Потом поехали за волостным головой в д. Пестову за 25 вёрст. Голова Гридин заперся в горнице, приехавшие его вздумали взять силой, двери выломать не смогли, раскрыли потолок, полезли к нему, он ранил одного мужика из ружья дробью, но всё же его взяли, вытащили силой, привязали на верёвку и привезли "по грязе" во время распутицы в волость. У здания волости обливали холодной водой, бросали грязью в лицо, требовали поступившие от правительства бумаги. Не добившись ничего, его заковали в конское железное путо с замком, привязали к пёстрому верстовому столбу, стоящему у волостного правления, и так держали некоторое время.
   *Волостной голова Гридин - крестьянин
   деревни Пестовой. Деревня Пестова -
   ныне Мишкинского района, стоит
   вблизи села Введенского, в 20 км от
   села Таловского. (С.В. Плотников).
   Когда в Таловке узнали о разгоне в д. Гагарье толпы, которую окружила воинская команда и наказывают плетьми и отправляют в тюрьму, то совершенно растерялись, и кто-то из приехавших голову Гридина от столба отвязал, но путо железное не сняли, да он и сам не допустил и, закованный в железо, он отправился навстречу воинской команде, которая шла из д. Гагарье в Таловку. В 2-x верстах от Таловки голова Гридин встретил воинскую команду во главе с её начальником, который расспросил Гридина: "Кто он такой, почему в кандалах, как начался бунт, кто руководил этим восстанием?". Голова объяснил как всё происходило.
   Отряд разместился в Таловке по квартирам, это было в мае месяце 1843 года и жил около трёх месяцев, пока всё успокоилось. С приходом отряда голова Гридин и писарь Кудрин приступили к своей работе. Покуда отряд жил в Таловке, из окрестных деревень волости возили муку, мясо, овёс и что было нужно.
   Руководителя Кулагу запонужали плетями. Долго помнили люди эту расправу над головой Гридиным и людьми.
   Однажды несколько молодых парней (по 18-19 лет), поймали на степи у озера барана большого рогатого в табуне пасшихся овец, сели на него верхом, мучили, а потом, как голову Гридина, подтащили к воде, начали его головой погружать в воду, приговаривать: "А ну, голова, сказывай, где у тебя дела, по которым хошь отдать народ помещикам в крепостники?". И до тех пор мучили барана, что он сдох. Хозяин барана узнал это, парней в суд, суд присудил за барана с парней 3 рубля и каждому влепили по 25 ударов розгами.
   В отношении землепользования было так: кто где вздумает, тот там и пахал, например скоблинцы ездили за таловцев, таловцы за глубожан и т.д.
   Тоже самое и в сенокошении, и в пользовании лесом. У каждой деревни лесу было рядом много, но ездили как бы наперекор "одне другим". В 1854-56 годах были проведены грани между селеньями, и каждое селенье получило по числу имеющихся мужских душ все угодья. Землю, лес и прочее с оценкой качества земель - были отданы крестьянам на выкуп. Излишняя земля оставалась за казной, была свободной. Впоследствии на эту свободную землю после
  освобождения крестьян от крепостной зависимости, были поселены люди (так появились деревни Лебяжье, Никольское, Алексеевка,* Кондаковка).
   *Деревня Никольская Куртамышского
   района исключена из
   административных списков решением
   Курганского облисполкома ? 123 от
   16.03.1977. Стояла она в 5 км южнее
   д. Камаган.
   Деревня Алексеевка Юргамышского
   района исключена из
   административных списков решением
   Курганского облисполкома ? 77 от
   29.07.1970.
   Деревня Кандаковка Юргамышского
   района в 1981 году исключена из
   административных списков, но после
   1991 года там поселились арендаторы,
   бывшие жители деревни, но всё ещё не
   могут добиться официального
   признания статуса деревни. (С.В.
   Плотников).
   Когда производили нарезку земли и прочих угодий для Таловского общества, старший производитель работ Линдер был зятем Таловского волостного писаря Н. Кудрина, а также за взятку Таловскому обществу была отведена земля и угодья вокруг села не далее 8-9 вёрст, а другим обществам, например, скоблинскому обществу, которые не дали взятки (производитель просил 500 рублей), то им отвели на восток от деревни за 15, а на запад 22 версты.
   И ещё произошла злая шутка. Во время работы после обеда час отдыха - и играли в мяч, проигравшая сторона возила на спинах выигравшую сторону. В эту игру встрял землемер-топограф, проводивший нарезку земли, и как раз на нём и проехали, он это невзлюбил, и оно всё случилось одно к одному, и вот благодаря таким действиям, случилось так, что скоблинцы ездили на поля за 15 и 22 версты.
   Такова история села Таловки.
  
   Повесть эта написана жителем села Таловки
   МЕРКУРЬЕВЫМ ИВАНОМ ДМИТРИЕВИЧЕМ,
   родившимся 11 января 1875 г., умершим в 1975 г,
   не дожившем шесть дней до 100 лет. Он окончил
   одноклассное министерское училище, работал
   некоторое время помощником писаря в Таловском
   волостном правлении, а затем и писарем. Было
   это в 1890-х годах. В первые годы советской
   власти И.Д. Меркурьев работал секретарём в
   Скоблинском Сельском совете. Данная запись
   сделана им собственноручно в 1954 г., в возрасте
   80 лет.
  
  
  
   2. ПИСЬМО ИВАНА ДМИТРИЕВИЧА МЕРКУРЬЕВА
   ПЛЕМЯННИКУ ИВАНУ ВАСИЛЬЕВИЧУ БАГРЕЦОВУ
  
   Здравствуйте, дорогое семейство: сестра Марина, племянник Иван Васильевич и племянница Наталья Львовна!
   Шлём привет с пожеланием всего хорошего дядя Иван и тётя Елена. Письмо ваше получил 4 февраля. Ну, Ваня, скажу откровенно, что таких любознательных, как ты (я теперь по своему возрасту и упадку сил и памяти позволяю делать отступления в
  обхождении с людьми, кому, может, покажется грубо, но для меня всё одно Ты - Вы), пареньков встречается редко, а знать охота, как и что было, как попадали люди в отдалённые от центра России края, ведь Челябинск когда-то был окраиной, и эта местность была населена кочующими племенами и первоначально были населены Ирбитский, Камышловский и Шадринский уезды, т. к. они были ближе к уральским заводам, к Екатеринбургу (Свердловск), к Тагилу и др. Люди этих уездов тогда приписывались к заводам, выполняли работы всевозможные, какие требовались заводам и доставляли продовольствие. Требования были непосильные для народа, многие уезжали, кто куда мог. Последний населённый посёлок был Маяк теперь Юргамышского
  района, а дальше по направлению к нам там уже началась местность, населяемая ордой. Вот и теперь там есть по дороге из Скоблино в Таловку в Табаковку кибитки, их там много, спроси мать, она знает. Квадратные ямы, они теперь от времени засорились, а покопай в средине каждой ямы, там сохранились угли, камни и я даже находил железки, наконечники стрел,
  тогдашнего оружия. Это мне передавали прадеды с материной стороны. При тогдашних тяжёлых условиях и непосильной работе заводские люди и приписные к заводам, на которых налагались непосильные налоги уезжали и убегали кто как мог на эти вольные, никем не заселённые места. Многие убегали от помещиков, ехали куда глаза глядят, лишь бы быть на воле.
   Нелегко первоначально жилось этим новосёлам, деревни их были по 10-12 дворов, нападали на них киргизы и уводили в полон молодых женщин и девушек и молодых парней уводили далеко в степь, в Азию. Там парней женили на киргизках, а женщин брали киргизы замуж. Некоторым из них удавалось убегать из плена, но таких людей был небольшой процент.
   Таловка была основана в 1726 году, это я знал точно, но документов этих ты, Ваня, не найдёшь нигде, оне хранились в архиве волостного правления, т. к. в Таловке была волость. К 1750 годам в Таловке уже была Волостная Управа, в Челябе - Уездная Управа и Таловка принадлежала тогда Уфимской губернии. К этому же времени были построены церкви: в Таловке - для государственных крестьян, а в Петровском - для крепостных помещичьих людей. Барин их переселил из Калужской губернии, и сразу была построена деревянная церковь.
   Я в 1920 году заведовал Таловским ЗАГСом, все церковные метрические книги сдавал в РАЙЗАГС, а в 1923 (или 1929!) году мне пришлось сдавать в Курганский ОКРЗАГС Таловской, Петровской, Кипельской, Кислянской, Карасинской и Введенской церквей все метрические книги. Попадали книги 1749, 1750 до 1850 года.
   У нас в Таловке первые поселенцы тоже сооружали церковь деревянную, но она сгорела от молнии в августе месяце 1818 рода, а к 1827 г. была построена церковь, которая и теперь стоит.
  На твой вопрос, Ваня, где хранятся документы о первом заселении Таловки и Скоблины и вообще тех мест. Отвечаю: в старое время все, какие бы не были документы о переселении или перечислении из одной губернии в другую, хранились в волостных правлениях в архивах и хранились столетиями.
   Порядок был таков: например хотя бы Курганский мужик вздумал поселиться в Скоблиной, берёт в своём обществе увольнительный приговор (прежде заручится согласием скоблинцев о приёме его в Скоблинское общество), которые проверяются волостным правлением (старшиной), а затем представляют в губернское правление. Губернская казённая палата делает постановление о перечислении такого-то крестьянина из такого-то общества в другое, и эти распоряжения хранились в волостных правлениях.
   Так же было и у нас, но с переворотом в 1917 году все эти документы были уничтожены. Приходили кто мог в волостное правление и брали книги, дела и курили и умазывали окна. Никто не следил, не наблюдал за этим, поселенные списки, где были записаны все родословия, всё уничтожено.
   Если можешь что добиться, то только в Челябинске в архивах, да и там едва ли что есть. Тоже и там были управители, как Яша Шумков (Афанасьевич), пьяница, для них всё было ничто нипочём.
   Спрашиваешь о Меркурьевых и Багрецовых, кто первый поселился? 0 Багрецовых не знаю, кроме дедушки Савы, а о своих мне прадед передавал так.
   Во время пугачёвщины в 1760 - 1770 годах прибился в Таловку с Уральских заводов парень, звали Никита и сперва остановился у бездетного старика со старухой на квартире, Меркурья. А тогда в новонаселяющихся посёлках да в такой глуши не требовалось паспортов, живёт и живёт человек. Потом уж, когда начали составлять списки о наличии народонаселения, вызывают всех в съезжую избу, там писарь спрашивает имя, отчество, фамилию, лета, семейное положение, вызывают и этого парня, а он у старика живёт - уже как сын, уже женат. Ну, спрашивают, что следует. Звать, говорит, Никита, а фамилию или скрыл свою, или не знал, говорит: "Меркурьев", и вот с той поры и появилась у него фамилия Меркурьев. Около 1780 года у Никиты родился сын Иван Никитич, а около 1800 у Ивана Никитича родился сын Михаил Иванович, у Михаила Ивановича родилось, как сказывал дед, 5 сынов и 3 дочери.
   Сыновья были Пётр, Степан, Николай служил 27 годов военной службы, Максим и Фёдор. У Фёдора было 6 сынов: Никита, Григорий, Андрей, Василий, Иван, Дмитрий - мой отец и твой дед.
  Таловская область была последней в Тобольской губернии, была
  пространством около 100 вёрст. Селились кто где хотел, пахали пашни тоже по желанию. Скоблинцы занимала земли до Кипели, таловцы - к Петровскому. Глубокое и Таловка было одно общество.
  В 1856 году были сделаны грани между селеньями, на каждую душу мужского пола была дадена земля, где по 8, по 10, до 15 десятин и был определён выкуп на 49 лет с рассрочкой. Были остатки свободной земли, на них после освобождения крестьян от крепостной зависимости в 1861 году из российских малоземельных губерний наехали лебяженцы, никольцы, алексеевцы.
   Многое, Ваня, мне сказывали старики о старом образе жизни,
  их деятельности, культуре, о суевериях, о быте.
   Женили ребят, достигших только 14 годов, жён брали 15-20 лет. Мне бабушка часто рассказывала, что отец её женился 14 лет, а жену взял 20 лет. Был маленький, острижен, на голове болячки. Приехали к тестю, и его давай девчонки теребить, он начал плакать и собираться домой. Потом тёща увидела, прогнала от него
  девчонок и его уговорила, и он остался. Много бы можно рассказать, но всего не перескажешь.
   Только ты, Ваня, интересуешься прошлым Таловки, Скоблиной и родословиями, я таких люблю и любил. Я пока мог читать, у меня было книг много, и я по целым дням читал. Засяду куда-нибудь, чтоб не мешали, и перестану только вечером. Нет, мои хлопцы не такие, не могу похвалиться, чтобы они интересовались прошлым. Кроме меня никто в Таловке не расскажет столько, как я.
  Ну, будет, Ваня, чур, пиши, как получишь это послание.
   Дядя И. Меркурьев.
   8 февраля 1952 г.
  
   Комментарии С.В. Плотникова:
   Письмо И.Д. Меркурьева племяннику И.В. Багрецову
  
  *Деревня Маяк ныне Юргамышского района.
  *Кибитки или Таловская деревня - археологический памятник, не датирован.
  * "Я даже находил наконечники стрел..." - если это поселение конца XVII - начала XVIII веков, то наконечников стрел там быть не могло, если их точно находили, то следует датировать это поселение на много веков ранее.
  *К сожалению, Иван Дмитриевич не назвал документ, в котором он видел год основания Таловки.
  *Иван Дмитриевич противоречит себе: пишет, что переселение разрешалось только с разрешения губернской канцелярии, а Никита Меркурьев живёт в селе без всякого разрешения.
  *Во всех деревнях и сёлах Таловской волости в 1856 году нарезали на мужскую душу по 15 десятин земли.
  
  
   3. МАКСИМ ПЕТРОВИЧ ГОРБУНОВ
  
   О том, как граф Цукато таловских крестьян
   избивал. Из Таловской летописи.
   (О событиях 1843 года).
  
   После каменского поражения (у села Каминского ныне
  Куртамышского района - С.В. Плотников), - читаем в рассказе Н. Середы, - у бунтовщиков оставалась одна надежда на успех шайки, собравшейся в деревне Гагарьей Таловской волости под начальством крестьянина Саввы Храмцова, человека с непреклонным характером и железной волей, пьянчужки отставного гвардии унтер-офицера Еланцева, кавалера во всю грудь увешанного всевозможными отличиями в этом звании. Шайке этой предстояло генеральное сражение с графом Цукато, шедшим из станицы Звериноголовской для уничтожения гагарьевского скопища.
   Наконец, решительный час наступил. Граф стоял под деревней Гагарьей, и, поражённый густыми толпами народа вооружённого, чем попало и высыпавшего перед деревней, вступил с бунтовщиками в переговоры. Наказной атаман, оставив свой отряд, подъехал верхом к мятежникам и спросил их:
  - Что это за собрание?
  - Мы люди государевы и всегда были ему верны, а теперь вдруг узнали, что наше начальство продало нас барину Кульневу, - единодушно отвечали ему крестьяне.
  - Лучше головы и животы положить, чем нам барскими быть! - докончил Савва Храмцов.
   Граф начал разуверять мятежных в ложности подобных слухов:
  - Верьте мне, - говорил он, - что ничего подобного нет. Всё это выдумал Варушкин, теперь забитый в кандалы; вы же оставьте ваши смуты, покоритесь мне, падайте на колени и будете счастливы!
   Мужики упорствовали. Два раза отъезжал граф к своей "армии", - говорит, гагарьевская летопись, - и снова возвращался к бунтующим со словами увещевания, но никто не внимал ему. Наконец военноначальник приехал в третий раз и умолял народ покориться, обещая помилование. Многие начали было колебаться, но в это время выступил вперёд гвардии унтер-офицер
  Еланцев и закричал толпе:
  - Что вы его слушаете, разиня рот; ведь этот прелестник подослан
  барином! Не верьте ему, он всё врёт!
   Энергичная фраза Еланцева магически подействовала на крестьян. Напрасно генерал тратил слова, волнение не уменьшалось и даже слышны стали угрозы, касающиеся прямо графа. "Тогда, - рассказывает летопись, - граф Сукатов (Цукато) сплакнув слёзно, приехал к армии и приказал сделать выстрел из пушки, коя была заряжена ядрами, но хорунжие Лебедев и Черкасов упросили графа выкатить ядра и сделать выстрел холостым зарядом". Воскресенская же летопись говорит, что пушки заряжены были картечью, которою и сделан был выстрел.
  Потом казаки бросились в атаку, "били народ пиками и конями топтали", а народ, видя, что он не в состоянии выдержать напор регулярных войск, кинулся на "стаю" (род навеса), но к несчастью, крыша у стаи обломилась, и люди, стоявшие на ней, провалились и, таким образом, достались живьём в руки казаков, которые тотчас же перевязали их и заперли в ограду.
   Затем началась экзекуция. Граф Цукато "слёзно плакавший и жалевший народ", был более жесток, чем генерал Обручев. По его приказанию казаки своими нагайками с шеи до ног отпластывали кожу с мясом у несчастных бунтовщиков. "Драли многое множество", конечно, первый удар нанесён был предводителям, которые оба были схвачены. Унтер-офицер Еланцев, после
  экзекуции, которую он только что вынес, по распоряжению графа Цукато, был привязан к публичному столбу, причём граф, сорвавши с груди предводителя знаки отличия, бил ими до тех пор, пока лицо несчастного не превратилось в кровавое пятно.
   По окончании экзекуции, виновные были отправлены на подводах в село Таловское за строгим конвоем, а отряд двинулся через село Таловское на соединение с генералом Обручевым в Окунёвском, ознаменовывая свой путь нещадным драньем нагайками. Казаки были озлоблены против крестьян тем,
  что поход их был совершенно внезапен и отнял у домовитых казаков дорогое время посевов.
   (Из рукописи М.П. Горбунова "Летопись о
   давно минувшем". Кирово, 1960-1970.
   Рукопись хранится в Мишкинском историко-
   краеведческом музее).
  
   Комментарии С.В. Плотникова:
  
   О том, как граф Цукато таловских крестьян избивал
  *Граф Цукато - генерал, командовал южной группой войск, в этой
  группе насчитывалось 20 офицеров, более 68 урядников и унтер-офицеров, 1337 казаков.
  *Савва Храмцов - крестьянин деревни Гагарьей, только в ней
  Храмцовы - коренные жители.
  *Отставной гвардии унтер-офицер Еланцев - житель деревни
  Скоблиной.
  *Барин Кульнев
  *Андрей Варушкин - крестьянин Воскресенской слободы (ныне село
  Кирово Мишкинского района), писал и распространял листовки. В Кислянской волости листовки писал отставной солдат Афиноген Седачев. Переписанные в деревне Щучьей десятью крестьянами, эти листовки распространялись по всем слободам.
  *Генерал-лейтенант В.А. Обручев - губернатор Оренбургской
  губернии.
  *Окуневск - Окунёвское село ныне Каргапольского района.
  
  
  
  
  Село Таловское Юргамышского района 2007 год.
  
  
   Старообрядческий священник
   Василий Шипулин
  
   Сто лет назад в Зауралье и во всём Челябинском уезде в близлежащих деревнях проживали старообрядцы всех толков. Если и посещали церковь, то только единоверческую, строго соблюдали и чтили традиции предков. В литературных источниках того времени шла непрерывная дискуссия о вере, чья сильней и правильнее. Не обошла стороной эта борьба за души верующих и село Скоблино Челябинского уезда (ныне Курганской области).
   В начале ХХ века в этих местах служил священник Василий Данилович Шипулин. История его такова:
   16 января 1911 года в соборном храме города Челябинска при громадном стечении народа, было торжественно совершено присоединение к Православной церкви старообрядческого "австрийского" священника Василия Даниловича Шипулина.
   Чин присоединения совершил отец Дмитрий Александров.
   Этому событию предшествовал следующий факт: 15 января этого же года в Челябинск прибыл начётчик австрийского толка (старообрядческий священник) В.Г. Усов, который отказался беседовать с Шипулиным В.Д., хотя последний настаивал на этом разговоре. После этого, Василий Шипулин обратился к православному священнику за помощью и разъяснениями своих сомнений.
   Священник Василий Шипулин за всё время своего служения в Челябинске пользовался любовью и уважением среди своей паствы. Его влияние на старообрядцев было велико: многие из беспоповцев, как в Челябинске, так и в его окрестностях, под влиянием его бесед приняли белокриницкое священство. Его духовными детьми были прихожане в Челябинском, Троицком, Верхнеуральском и др. уездах.
   Шипулин В.Д. родился в 1866 году, был крещён в православной церкви, но родителями был переведён в старообрядчество. Ещё с молодых лет он обратил на себя внимание старообрядческого "австрийского епископа" Антония Пермского и Сибирского, которым в 1898 году Василий Шипулин был рукоположен в сан священника в село Салбу Енисейской губернии. Из Салбы Антоний вскоре перместил Шипулина Василия в Амурскую область, Завитинскую волость, а в 1905 году - в Челябинск.
   Изучив старообрядческие старопечатные книги, отеческую литературу, Василий Шипулин стал сомневаться в законности раскола, был не согласен и с белокриницким священством. За разъяснениями он обращался к своему епископу Антонию устно и письменно, но ответа не получал.
   Те мотивы, которые побудили Шипулина оставить раскол и присоединиться к Православной церкви, он высказал своей пастве во время проповеди в своём единоверческом храме. Перед присоединением к Православной церкви он также обнародовал собственные убеждения перед прихожанами челябинского православного храма.
   Отслужив 16-го января 1911 года в своём храме последнюю литургию, Василий Шипулин во всеуслышание заявил своим пасомым, что он больше им не пастырь, так как сан, носимый им, он признаёт незаконным и, поэтому, оставляет его.
   Старообрядцы были поражены заявлением своего любимого священника. Особенно сильное впечатление произвело на них заявление Шипулина о подложных мощах, выдаваемых за мощи святых мучеников Дады, Гавведая, Гаргала и Коздои, которые оказались, по его твёрдому убеждению, не мощами святых мучеников, а черкесскими трупами. Причём, Василий Шипулин прочитал своим пасомым письма старообрядческих епископов Анастасия Измаильского и Антония Пермского.
   Сдав в общину храм и утварь, Василий Шипулин мирно простился с прихожанами, которые публично в храме своём выразили ему благодарность за прежнюю службу.
   В 2 часа пополудни Василий Шипулин прибыл в храм православной церкви, где проводил беседу Епархиальный миссионер отец Дмитрий Александров.
   В связи с тем, что старообрядческий начётчик Усов не выступал на собеседовании, пришлось слово взять отцу Шипулину. Он заявил, что, как "старообрядческий" иерей, убедился в незаконности австрийского священства и истину видит только в Православной Греко-Российской церкви.
   Вот слова из речи Василия Шипулина: "Я оставляю белокриницкое священство... Тщательно рассмотрев историю возникновения нашего священства, я увидел, что полнота нашей иерархии и самоё существование нашей "церкви" пошло только с 1846 года, когда известные наши иноки Павел и Алимпий, сманив безместного и запрещённого греческого митрополита Амвросия, привезли его в Белую Криницу (в Австрии) в монастырь, где Амвросий, которого предки наши считали еретиком, был принят, как еретик, вторым чином через таинство миропомазания в наше старообрядческое сообщество беглым иеромонахом Иеронимом.
   Принятый к нам Амвросий стал уже нашим святителем и рукоположил 6 января 1847 года некоего Киприана Тимофеева, с именем Кирилла, в сан Епископа, затем был рукоположен другой епископ - некто Аркадий. И вот таким образом организовалась наша иерархия, которая от того времени и от тех лиц стала существовать.
   Но разве Христопреданное священство существует только с 1846 года? Нет. Оно ведёт свое начало от Христа и Святых Апостолов.
   У нас же до 1846 года не было главного чина, чина епископов, не было священников. Приходили к нам от чужих священников всякие ереси.
   Так беззаконно возникло наше священство, беззаконно и продолжает существовать!
   Наш священник Стефан Загороднов отыскал останки черкесских трупов на станице Алхан-Юрт на Кавказе и выдал их нашему Московскому Архиепископу Антонию за святые мощи Дады, Гавведая, Гаргала и Коздои.
   О том, что это не мощи, а остатки черкесских трупов, писал нам Епископ Анастасий нашему же Епископу Силуяну.
   Я сам осматривал в октябре 1905 года частицы этих мнимых мощей в присутствии наших священников: Пимена Огнева из города Екатеринбурга, отца Иоанна из Нижнего Тагила, отца Андрея Бердышева и дьякона Ивана Сготкина, тут же был и Епископ Антоний. Последний, перекрестившись, поцеловал эти кости и сказал: "Слава Богу! Теперь у меня есть мощи, а то какой я был Епископ без мощей-то?"...
   Чтож я увидал? - Тёмную кость внутри с кожицей, похожей на червячка и с острым, тяжёлым запахом... Я пришёл в смущение...".
   После своей пламенной речи Василий Данилович Шипулин был присоединён к православной церкви. Скорее всего, это признание далось ему нелегко, ведь выступать против своей
  веры - дело очень трудное.
  
   Письмо
   старообрядческого Епископа Анастасия
   к Епископу Силуану Кавказскому о мощах.
   (Письмо подлинное,
   хранится в музее
   Ставропольского
   Епархиального
   Церковно-
   Археологического
   общества на Кавказе).
   ...Нужно было отцу Стефану, этому отчаянному священнику, сфабриковать таковое странное дело...
   Прошу и умоляю Ваше Преосвященство, расследовать это дело со тщанием.
   Прося Ваших Святых молитв, искренно уважающий Вас Анастасий, Епископ Измаила. 25августа.
  
   Письмо
   Василия Шипулина к Екатеринбургскому
   Австрийскому протопопу Пимену Огневу.
  
  ... При осмотре мощей, помните ли? - Я заявил тут же Владыке, что мощи были забальзамированы, а он мне ответил, что это благодатью пахнет? Я ничего не стал более говорить... Я до сих пор не осмеливался тебя спросить, как ты? Какого об этом мнения?
   Посоветуйте мне, что делать? Совесть моя повредилась... Или уж всё забыть, выбросить из головы?
   (24 декабря 1910 года, город Челябинск).
  
  
  
  
  
   Письмо
   старообрядческого Епископа Антония
   к Василию Шипулину.
  
   (Подлинник хранится у
   Епархиального миссионера
   о. Дмитрия Александрова -
   город Оренбург).
  
   4января 1910 года. Кунгур.у. Перм. г. дер. Шамары.
   Честный отец Василей!
   ...Я получил сведение, что ты имеешь сумнение о мощах.
   Не смущайся и не спеши судить...
   ...Приветствую ти по Бозе...
   Старообрядческий Епископ Антоний.
   ***
   Как видно, старообрядческий епископ Антоний был не в состоянии доказать, что останки эти - истинные мощи святых мучеников, а епископ Анастасий успокаивал Василия Шипулина тем, что "от подлогов никто не застрахован. Святость веры свидетельствуется не "неизвестными костями", а останками святых мучеников, источающих чудеса".
   Потом крестьянский сын священника Василия Шипулина Еремия Васильевич Шипулин 20-ти лет, брат его Игнатий 15-ти лет, и сёстры их Марфа 10-ти лет и Акилина 7-ми лет были присоединены к православию из старообрядческой секты. Присоединение совершено священником со станции Челябинск Иоанном Евстратьевым. Помимо семейства Шипулиных к православию были присоединены ещё 12 человек из разных мест Челябинского уезда.
   Авторитет старообрядческого священника Василия Даниловича Шипулина среди народа был настолько велик, что старообрядцы целыми семьями начали переходить в православие. Благодаря своей искренней убеждённости в незыблемости основ православия, Василий Шипулин с 1911 года многих жителей села Скоблино сумел переубедить и обратить в православие.
   В Оренбургских епархиальных ведомостях за 1912 год писали: "Крестьянин деревни Васильевки Таловской волости Спиридон Тельминов 32-х лет из поморской секты присоединён к православию на правах единоверия священником села Введенского Челябинского уезда Василием Шипулиным 13 августа сего года".
   И таких записей находится множество, как в журналах, так и в метрических книгах Введенского единоверческого прихода, куда священник Василий Шипулин был назначен 20 марта 1911 года.
  
  
   Выборка из
   Оренбургских Епархиальных
   ведомостей за 1911-14 гг.:
  
  ***Рукоположен Его Преосвященством, Преосвященнейшим Феодосием, Епископом Оренбургским и Тургайским, крестьянин Василий Шипулин в священника к единоверческой церкви Челябинского уезда села Введенского от 20 марта 1911 года.
   (О.Е.В. за 1911 год, с. 133).
  _________________
  ***Присоединена к православию крестьянская девица Вера Мануилова 21-го года из беспоповской секты священником села Введенское Челябинского уезда Василием Шипулиным.
   (О.Е.В. за 1913год, с. 118-119).
  __________________
   *** Новости из жизни староверцев.
   Присоединение Челябинского старообрядческого священника отца Василия Шипулина к святой православной церкви, как и следовало ожидать, вызвало сильное волнение среди старообрядцев города Челябинска и в его окрестностях. Были распространены слухи, что о. Шипулин повесился. Старообрядцам-австрийцам было обидно и больно, что их духовный учитель присоединился к православию и начинает его защищать.
   Совокупно с о. Василием Шипулиным 16 января 1911 года присоединились к православию и два его сына Игнатий и Ермий, а через 2 дня присоединились и жена его с двумя дочерями-девочками.
   Осталось у него ещё 2 сына. Старший сын Павел, который до 1913 года находился в Восточной Сибири, работал в экспедиции около Охотского моря, а младший Еремей находился на военной службе.
   Занятый по горло работой, Павел Васильевич не думал, что тоже может пойти, как и его семья, по пути православия.
   Это дало повод австрийским старообрядцам позлословить на счёт Василия Шипулина.
   И вот, в начале 1913 года Павел Васильевич приехал к отцу и после бесед с ним решил присоединиться к православию. Дело было перед Святой Пасхой.
   25 апреля в молитвенном доме Челябинского переселенческого пункта был присоединён к Святой Православной Церкви на правах единоверия через таинство святого миропомазания Павел Васильевич Шипулин. Этот чин присоединения к православию совершил священник-миссионер Василий Демидов.
   Священник В. Демидов.
   (О.Е.В. за 1913 год, с. 639).
  _________________
  ***Василий Шипулин пишет письмо своей прихожанке о своей вере и о своей преданности православию Елизавете Антоновне Толстых.
   Подпись: с. Введенское, 2 июня 1913 года.
   (О.Е.В. за 1913 год, с. 864).
  __________________
   *** Список священнослужителей, удостоенных
   награждения ко Дню Святой Пасхи 1914 года.
  .......
  Набедренником:
  ........
  ?26. Дьяконов Павел. Село Скоблино Челябинского уезда
  .......
   (О.Е.В. за 1914 год, с.114).
  ____________________
  ***За понесенные труды по обстоятельствам военного времени объявлена благодарность ... села Введенского Челябинского уезда священнику Василию Малышеву, священнику села Введенского Челябинского уезда Василию Шипулину, села Скоблина Челябинского уезда священнику Павлу Дьяконову...
   (О.Е.В. за 1916год, с. 402).
  _____________________
   Описание быта крестьян Зауралья из
   журналов "Оренбургские Епархиальные
   ведомости" за 1875 год.
  
   "...Материал строений, равно, как и устройство домов одинаковы с прочим челябинским людом: сосна для избы, берёза для служб. В домах по старому устройству: во дворе всегда изба, на улицу - горница с 1 или 2-мя окнами. У богатых обе комнаты содержатся опрятно: лавки и стены выкрашены красной краской, поверх нанесены цветы, у заоконников стены и потолок выбелены. Горница - чистенькая, украшена дорогими полотенцами с вышивкой. С непременною высокою кроватью с пологом из белого редкого тканья или из ситца. На разноцветном шкапе со стёклами красуется самовар с доброе ведро, впрочем, редко для употребления хозяина, а больше для гостей. Самоваров в настоящее время у крестьян 16-ть. (Речь идёт о селе Травянском, ныне - Дубровном Мишкинского района Курганской области).
   Мужик в будни неопрятен, грязен, в праздники щеголеват: зимой в суконном тулупе или полушубке, в дорогой мерлушьей шапке, летом в бумажном или суконном кафтане с полушёлковой опояской, в плисовых шароварах, спускающихся на голенища знатных кунгурских сапогов.
   Женщины, особенно девицы, очень нарядны: шубки, крытые драпом или сукном. Летом полушёлковые пальто с отделкой и шёлковые сарафаны - не редкость. Вообще, девицы даже и в будни не носят самодельщины, везде и всегда - в фабричном.
   Для лакомств и на всякую потребу в селе есть мелочная лавочка, где от пряников, конфет, сахару, орехов - рябит в глазах. От махорки до мелкого гвоздя - всё можно купить и селянину, и проезжему.
   Для веселия на самом видном месте, впрочем, далеко за церковью, стоит кабак с надлежащею вывескою "На вынос" и неизбежной ёлкой. Кабак всего один.... Из этого, впрочем, не следует, что травянцы не падки на выпивку, содержат кабак из подражания или так себе, ради проформы. Большинство любят выпивать, хотя постоянных завсегдателей в заведении не очень-то много.
   Для поддержания общественного порядка существует от волостного правления староста, от полиции - сотский, избираемые из местных пьяниц, ибо трезвые, умные, честные мужики бегут от этих должностей, лавируя болезнею или прямо откупаются от подведомого начальства.
   Пожарами Бог миловал и милует. Но вот гасительные снаряды находятся в самом плачевном состоянии. Пожарных труб уже и одной не имеется. Уже девятую зиму собираются купить машину, может статься, купят к весне - будем ждать и это хоть сколько-нибудь утешительно.
   Из этого краткого очерка можно видеть, что село Травянское в настоящее время знакомо, несколько с цивилизацией, даже и с комфортом.
   Сто лет назад мужикам-переселенцам, забитым барщиной и прежней каторжной обстановкой, место очень понравилось. Нашел его первопоселенец - Гаврила Терентьевич Ветлугин.
   Раньше, лет сто назад, о рамах и стёклах не было и помину. В избах были отдушины, которые закреплялись пузырём. Крышу достаточные крыли тёсом - это уж роскошь. Бедные же и большая часть крестьян довольствовались драньём. И теперь в Травянском существует такой дом, с которого взято описание.
   Когда прошёл слух о Пугачёвском бунте, встрепенулись мужики, общими силами устроили с трёх сторон частокол, вроде рогаток, с дневным и ночным караулом. Слух оправдался, на выселок однажды напала шайка башкир. Завидев разбойников, пост у рогаток торопливо отступил в деревню. Всполошились все: баб с ребятишками загнали в большую избу, кто мог, вооружился топором, дубиной, косой, мотыком. Ветлугины и Бабиновы засели на вышке с ружьями. С гиком прискакала беспорядочная толпа, и вдруг, встала перед рогатками, сообщаясь, спешиться ли или искать свободного проезда. В эту минуту грянул выстрел. Это выстрелил из своего саженного ружья, называемого "турка", как говорили, Ветлугин. Кроме произведённого эффекта, выстрел оказался убийственным. Один башкир упал с лошади, товарищи подняли его на седло и, взяв с собой, ускакали. У башкир были луки со стрелами, но они, объятые страхом, ускакали. Убегая, они в камышах на озере убили Павлушенку, прозываемого в селе, неизвестно почему - Шумихиным. Забрали всех коней, которых он в это время пас, как на грех, и уехали.
   В селе Травянском с самого начала жили староверы, которые со временем стали переходить в православие на правах единоверия, только относились они не к православной церкви села Травянского, а к единоверческой церкви села Сладко-Карасинского.
   А духовенство села Травянского примерно до 1865 года влачило жалкое существование. Священник и дьячок местной церкви едва сводили концы с концами. А с 1-го января 1865 года православную церковь этого села стали относить к IV классу, причт стал получать больше - 285 рублей.
   Много было в селе Травянском священников, но такого доброго и отзывчивого батюшки, как Лев Семёнов Емельянов - не было. Он начал в селе строительство храма, но были какие-то недочёты, недоработки, может и грубые, но их вполне можно было исправить, однако, благочинный округа, куда входило село Травянское Пётр Бирюков начал так отчитывать о. Льва, что тот от расстройства, когда все уснули после обеда, вышел в закуток во дворе и повесился. Прибежала матушка - жена священника Емельянова, запричитала, но было уже поздно. Остались после него семеро детей сирот от 5 до 18 лет, да матушка попадья. Старшие двое сыновей учились в духовном училище. После смерти отца Льва Емельянова этих детей перевели на казённое обучение - пошли навстречу, зная об их горькой судьбе.
   ...Жив ли кто из этой многочисленной семьи Емельяновых? Вспоминают ли дети несчастного отца - игрушки жестокосердного корыстолюбивого деспота?...
   Новым священником после священника Льва Емельянова был Михаил Васильевич Левитский. На замечания благочинного он реагировал легкомысленно и сами замечания не расстраивали его. "Не всем, -говорит, - давиться-то!!!". Но дела в селе Травянском пошли плохо и при постройке деревни подрядчик, руководящий этим строительством запил и, в конце концов, попал под суд.
   1843 год памятен нашему крестьянину! В те времена картофель считали омерзительнее антихристовой скверны - табаку. Курили только отставные солдаты, а старики в деревнях - отплёвывались. Считалось, - поешь картофеля - прослывёшь поганью... Но, по высочайшему указу от 30 апреля 1842 года духовенство и волостные чины ради примера стали сажать картофель, потчуя, зачастую, недоверчиво косившихся мужиков. Было всеобщее крестьянское недовольство, так как стали гнать крестьян в поле для возделывания новых земельных участков под картофель.
   Много претерпели и чиновники, и служащие от крестьян. (По всему Уралу прокатилась волна картофельных бунтов - авт.) Чиновников освежали весенней Миасской ванной, нечиновных, вроде Дмитрия Варуткина и сельских старших потчивали оплеухами и плевками, трепали бороду, оскорбляли всячески не только мужики, но даже бабы и мальчишки...".
   (Из церковно-приходских летописей
   села Травянского Челябинского уезда
   (ныне село Дубровное Мишкинского
   района Курганской области).
   Священник Пётр Виноградов.
   1875 год.
  
   О селе Алабуга Белоярской волости
   Челябинского уезда.
  
   "...Преимущественное же пьянство здесь бывает только в храмовые праздники, по укоренившемуся здесь обычаю, как в Челябинском уезде, так и в соседственных".
   Священник. 1875 год.
  
   ***
   Мельница-толчея. В каждой самой маленькой деревеньке были и ветряные и водяные мельницы. Фото 1912 г. [С.М. Прокудин -Горский] К большому сожалению, церковно-приходская летопись села Скоблино не найдена...
   Драгоценные знания о быте и жизни крестьян донесли до нас обыкновенные сельские батюшки, зачастую подписывающиеся под своими рассказами просто "Священник". Не будем забывать об том, что поначалу только они несли в народ просвещение с 1850-х годов во всей Оренбургской губернии. Царское правительство стало организовывать школы на 20-30 лет позже. Церковно-приходское образование получали некоторые крестьяне из далёких деревушек в ближайших к ним сёлах. Крестьяне не хотели учить детей, так как считалось, что главное для сельских жителей - умение грамотно вести хозяйство. Сколько нужно было разъяснять, увещевать, для того, чтобы убедить консервативно настроенных к освоению грамоты крестьян!...
   Почти все имена сельских батюшек незаслуженно забыты. Очень важно восстановить память о них. Ведь именно священники являются основоположниками образования на Руси.
  
  
   Газета "Советское Зауралье",
   22 октября 1993
  
   О чём бы поведал пропавший клад...
  
   История эта началась более двадцати лет назад, когда несколько деревенских ребят, учившихся в начальной школе, наткнулись в селе Скоблино (Юргамышского района) на странный предмет. Осыпался край откоса у речушки Таловки, и на небольшой глубине показалась бронзовая стенка древнего котла. Когда же дети, торопясь и волнуясь, раскопали огромный котёл, то внутри его их ждал уникальный клад...
   Внутри, перемешанные с землёй и травой, лежали внушительные бронзовые наконечники копий, под ними - великолепный доспех из костяных пластин, скреплённых хрупкими красноватыми колечками, а в самом верху покоилась крупная бронзовая пластина (10 на 15 см) с изображением невиданного дракона с рыбьим хвостом, крыльями и шестью ногами.
   Все эти бесценные находки были перенесены в село, в амбар к отцу одного из ребят, а затем, наигравшись, дети... потеряли всё, что было в кладе. Пропали бронзовые наконечники; костяная кольчуга, которую могли даже примерить, несмотря на её многовековой возраст, также исчезла; потерялась и загадочная пластина.
   Так лишний раз было доказано, что безжалостнее Времени могут быть только люди.
   Даже тысячелетия пощадили сокровища, а люди в короткий срок растеряли безвозвратно всё. Уцелел лишь котёл, да и то потому, что один из колхозников рассчитывал вложить его в каменку в своей бане. И вложил бы, если б о редчайшем бронзовом котле не услышал юргамышский краевед Сергей Васильевич Плотников. Осознав уникальность древней находки, он приложил все усилия для спасения котла и вскоре перевёз его на хранение в запасники Юргамышского районного музея. Но и там котёл долго не залежался. Районный музей быстро разрушается, оставленный без внимания и поддержки районной администрации, экспонаты гибнут, бесполезно пылясь в крохотной комнатке Дома пионеров. И, опасаясь за дальнейшую судьбу бесценной находки, Сергей Васильевич передал её в руки курганских археологов. В настоящее время котёл, единственное, что уцелело от богатого клада, хранится в Курганском краеведческом музее (в постоянной экспозиции).
   Здесь интересная находка была тщательно изучена, датирована, и ей найдены широкие аналоги в других регионах нашей страны. Котёл очень крупный, на высоком полом поддоне с широким яйцевидным туловом. Верхняя часть его украшена орнаментом в виде двух линий ровной рельефной верёвочки. Котел снабжен двумя полукруглыми ручками, которые древний мастер украсил двумя шишечками, поместив между ними небольшой гвоздеобразный отросток. Высота Юргамышского котла - 40 см, а диаметр - 45 см.
   Особого труда не составило узнать, что похожие котлы были широко распространены у скифов. Они ценились очень дорого и нередко использовались в ритуальных целях, связанных с культом огня и варкой мяса жертвенных животных. Скифские котлы сохранили свою форму и в последующее время, и на большой территории - от Крыма до Сибири. Зауральские савроматы также переняли оригинальную форму скифских котлов. Особенно часто эти котлы, напоминавшие гигантскую рюмку, использовались в савроматскую эпоху - I века до н.э. - I века н. э. Археологам они попадаются чрезвычайно редко, в большинстве случаев только как случайные находки, и курганским ученым приходится только сожалеть о пропавшем содержимом юргамышского котла.
   Особенно жаль исчезнувшую пластину. Вовсе не обязательно быть археологом, чтобы понять, какую потерю понесла наука и искусство. Пластина с драконом была выполнена в знаменитом "зверином" стиле, который с VIII по III вв. до н.э. господствовал в искусстве племен степной Евразии. Эти красивые изделия с изображением хищных зверей и птиц, мифических драконов с оскаленными мордами, грифонов с телом льва и головой, и крыльями орла, змеевидных гидр и других ужасающих чудищ из давно забытых легенд ушедших народов, украшали оружие, конское снаряжение, ритуальные вещи и предметы быта скифов и савроматов. Часто украшения носили магический смысл и отражали социальный статус владельца. По-видимому, и упоминаемую нами пластинку вложили в котел с чисто магической целью - сохранить клад и отпугнуть грабителей. К тому же видно, что вещи из клада принадлежали не простому кочевнику, а богатому савроматскому вождю.
   На это указывает и сокрытый в земле костяной доспех, который мог принадлежать только тяжеловооруженному знатному коннику. В эпоху поздней античности они получили название катафрактиев. Они были защищены специальной курткой, обшитой пластинами наподобие рыбьей чешуи. Пластины делались из железа или бронзы, иногда они могли быть костяными (как, например, и было в кладе). Куртка облегала тело воина-сармата и была достаточно удобна, не стесняла свободу движений. На голову катафрактий надевал высокий остроконечный шлем с забралом. Лошади также были защищены чешуйчатым панцирем. Всем своим видом конный катафрактий походил на живую огромную и непробиваемую башню.
   Оружие катафрактиев также было внушительно - длинный тяжелый меч, носившийся, вероятно, или на левом боку, или за спиной, и контос - длинное копьё, которое можно было пустить в ход только двумя руками сразу. Копьё это было хотя и неудобным, но достаточно грозным оружием. Наконечники копий, найденные археологами на Кавказе, - тяжелые, в форме резного листа - заставляют предположить, что контос был длиной от четырёх до четырёх с половиной метров. Катафракты фиксировали копьё на теле лошади при помощи привязей и особых ремней, так что в их удар вкладывалась вся сила коня и всадника. Именно отряды таких неуязвимых сарматских всадников с их грозным оружием быстро смели легкую кавалерию легендарных скифов с их слабыми луками.
   До сих пор поражает конная эквилибристика катафрактия, способного сражаться таким оружием и при этом сохранять равновесие, не имея жесткого седла, стремян и лишенного возможности пользоваться поводьями. Шпор кочевники тоже не использовали, и нередко катафрактий сидели на коне "по-женски", боком (как изображали на древних рисунках). Всякий, кто хоть раз садился в седло, может понять, о чём я говорю. Несомненно, такое искусство было результатом продолжительной и упорной тренировки воина и его коня. Во время сражения конь подчинялся только голосу и коленям катафрактия.
   Воинственные сарматы, возможно, даже из наших родных степей, донесли этот доспех до других народов, и первая, кто заимствовала такую кавалерию, была сасанидская Персия, сокрушившая бронированным кулаком катафрактиев победоносное продвижение римских легионов. А ведь римские легионеры считаются лучшими солдатами древности! Затем этот особый вид конницы был заимствован в македонских и сирийских войсках. Даже в римской армии он нашел широкое распространение. Эти иноземные всадники, состоявшие на службе Рима, часто назывались "клибанариями" (от латинского - "панцирь").
   История сохранила нам многочисленные изображения катафрактиев: в Риме на колонне Марка Аврелия, столкнувшегося с ними на Среднем Дунае во время Маркоманнских войн, на надгробных рельефах и росписях стен погребальных склепов Боспорского царства. Легионеры римской пограничной крепости Дура-Еуропос на Евфрате выцарапывали рисунки катафрактиев на стенах цитадели. Но вот сам целый доспех катафрактия почти невозможно найти. В сарматских могилах находят лишь отдельные части снаряжения катафрактиев - то нескольких пластин от панциря, то почти разрушенную конскую катафракту, то истлевший шлем.
   И кто знает, может, судьба впервые давала нам возможность найти защитное вооружение знатного сарматского воина, сделать важное открытие в древнем оружеведении, восстановив костяной доспех - эту предтечу средневековых рыцарских лат! Но, увы...
   А сколько других древних находок не попадает в руки исследователей, сколько тайн так и остаются неоткрытыми! Создаётся впечатление, что люди начинают забывать о прошлом родного края, словно оно и не существовало. Исчезает память о своих истоках и нашей Истории, что непоправимо и приведет к тому, что наши имена могут также кануть в безвестии прошлого.
   С. Шилов,
   сотрудник археологической лаборатории КГПИ.
  
   ***
  
  
   На всей территории Урала находят интересные с научной точки зрения захоронения. Вот некоторые выдержки :
  
  ...
  ...Ну, я ребят убедил: любой курган - это историческая ценность, нельзя трогать. Вот будет разрешение специалиста-археолога,
  тогда - пожалуйста. Не стали копать, запрос специалистам сделали. Но, увы, никто к нам не приехал. Так и считается сейчас: холм - "ханова могила". Ну, а на самом деле, что это? Сама ли природа его создала? Или какой человек нашел в нем последний приют? И если это так, кто он, когда умер, отчего? На холме уже ельник молодой вырос, сосны большие. Но место, где копали ребятишки, до сих пор не заросло...
   Записали от учителя истории
   М. Пескова, С. Степанова,
   Е. Говорухина, С. Акишев,
   О. Шарапова, В. Завьялов,
   Д. Пескова, С. Кузьминых.
   (школа, с. Килачево, Ирбитский
   район Свердловской области).
  
   Да не троньте ПРАХ ушедших!
  ...
   Старики слышали от своих дедов такой рассказ. Когда-то давным-давно здесь жил неведомый народ чудь, или чудаки. Будто бы они были одноногие, и для того, чтобы ходить или бегать, им приходилось обниматься по двое. Сами они были чернокожие и боялись всего белого. И когда в их стране стало расти белое дерево береза, они решили, что скоро придут белые люди и завладеют ими. От страха чудаки подрубили стойки у землянок, и те, рухнув, погребли их под собой. Оттого образовались курганы. В других курганах чудаки погребали своих покойников. Разрывать их грешно и опасно: кто осмелится раскопать курган, тот умрет...
   За сохранностью курганов зорко следит таинственная сила - чудская княгиня Анна. Достаточно, чтоб кто-нибудь, польстившись на чудские клады, начал рыть курган, как ночью во сне ему являлось видение. Таинственная красивая женщина с ребенком на руках. Из-под ног ее вылетала молния. Гневным голосом она приказывала: "Я, княгиня чудская, повелеваю тебе не трогать прах моего народа, иначе я тебя погублю, истреблю, искореню с лица земли". И самые смелые не могли выдержать. На другой день шли зарывать начатый курган. Такова легенда о происхождении курганов.
   (К.Сальников. "В глубине веков").
  
  
   Сказания
   Летописных времён
  Каждый народ, имеющий память о прошлом, отмечает начало начал или время своего возникновения. Чаще всего дата истории облекается в причудливые одежды легенды...
   Лев Гумилёв.
   ГЕРОДОТ, "ИСТОРИЯ"
   На горах (Урала - авт.) живут люди с козлиными ногами, а дальше за этими людьми живет другой народ, который спит в течение шести месяцев. Я всему этому не верю. Напротив, в точности известно, что земля к востоку населена исседонами...
   Рассказывают, что у исседонов существуют следующие обычаи: если у кого умрет отец, все родственники пригоняют к нему скот, за сим убивают животных, разрезывают мясо на куски вместе с покойным родителем хозяина, все мясо мешают вместе и устраивают пиршество. Голову покойника обнажают от волос, вычищают ее внутри и покрыва?ют золотом, потом пользуются ею как священным сосудом при совер?шении торжественных годичных жертвоприношений. Празднество уст?раивает у них сын в честь отца, как у эллинов праздник поминовения покойников. Вообще же этот народ считается справедливым: женщины у него пользуются одинаковым положением с мужчинами...
   А выше его, по рассказам исседонов, живут одноглазые люди и стерегущие золото грифы. Со слов исседонов повторяют это скифы, а от скифов знаем и мы, почему и называем их по-скифски аримаспами: словом арима скифы называют один, спу значит на их языке глаз.
   Вся страна отличается столь суровым климатом, что в течение восьми месяцев здесь стоит нестерпимый холод, а пролитая в это время вода не делает грязи, разве разведешь огонь...
  
  
  
  
  
   Н. КАРАМЗИН. "ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА
   РОССИЙСКОГО"
  
   ...Неизмеримое пространство Северной Азии, огражденное Камен?ным Поясом, Ледовитым морем, Океаном Восточным, цепию гор Ал?тайских и Саянских - отечество... племен Монгольских, Татарских, Чудских... Там, на ГЛАВНОЙ ВЫСОТЕ ЗЕМНОГО ШАРА, было, как угадывал великий Линней, первобытное убежище Ноева семейст?ва после гибельного всемирного наводнения, там воображение геродотовых современников искало ГРИФОВ, стерегующих золото.
  
   ***
  
   По представлениям древних, житель современной территории Приуралья был низкорослым, но, что называется, с широкой костью, плот?ный, мускулистый, ноги несколько коротковаты, зато руки длиннова?тые, ухватистые. Может, потому что ему часто приходится прокрады?ваться по лесу, выслеживая добычу, или настороженно вслушиваться в его шумы, остерегаясь многочисленных врагов, привык при ходьбе пружинисто сутулиться. Лицо этого человека, по их представлениям, носило явные признаки обезьяньего родства: убегающий назад лоб, приплюснутый нос, толс?тенные надбровья нависавшие над небольшими глазками... (О.Бадер, В.Оборин. "На заре истории Прикамья".
   Некий новгородец Гюрята Рогович, человек знатный и
  богатый, - отправил своего отрока, то есть "дружинника", "служителя", в даль?ний путь - на Печору. Только через четыре года посланец Гюряты вернулся в Новгород. Многое он рассказал о жителях дальних стран... Кое-что попало и в летопись. Есть в ней рассказ о каменных горах невообразимой высоты - "как до неба", ...путь до них труден и опа?сен - "непроходим пропастьми, снегом и лесом". Это было первое упоминание о Камне-Урале...
   На островах Верх-Исетского пруда и прилегающих к ним гористых возвышенностях находятся разновременные археологические памятни?ки.
   Старики-уральцы со слов своих дедов и прадедов рассказывали о народе, который они называли "чудь". По дошедшим до нашего времени легендам, "чудь" занималась добычей руды и выплавкой метал?ла. Археологические раскопки подтвердили многое, о чем сообщали легенды.
   На горе Петрогрон (территория современного Среднего Урала) найдено древнее металлургическое производст?во. Здесь оказалось восемнадцать плавильных печей. Стены их выкла?дывались из каменных плит высотой в полтора метра. Воздух в печи подавался вручную. Вместе с рудой закладывались мелко раздроблен?ные кости животных.
   Гора Петрогрон находится как бы в центре района, очень богатого различными рудами. Тут были залежи меди, рядом с ней серебро. Много здесь и железных руд.
   Древние рудокопы, металлурги, кузнецы издавна обследовали этот горный район и поселились здесь, чтобы добывать и перерабатывать земные сокровища.
   Они жили не только охотой и рыболовством. Это были земледельцы и скотоводы, мужественные люди, мастера-литейщики.
   Археологи извлекли, раскапывая эти места, горн для плавки ме?талла, пест для дробления руды, обломки литейных тиглей и много медных и бронзовых изделий: кожи, копья, топоры, бронзовые зерка?ла.
  
   СЕЛО СКОБЛИНО ТАЛОВСКОГО ПРИХОДА
   ЧЕЛЯБИНСКОГО УЕЗДА ОРЕНБУРГСКОЙ
   ГУБЕРНИИ В XVIII ВЕКЕ
  
   Село Скоблино - одно из наиболее крупных старинных поселений, где осели православные и старообрядцы. Здесь когда-то была своя старообрядческая молельня.
   Уже в XX веке Скоблино неза?метно срослось с соседским Камаганом. Раньше на месте этой деревни находилось стойбище богатого казаха. Камаган в переводе с тюркского - "загон для скота". Казахское слово "камаган" понравилось русским. Они оставили его за своим селением. Так в народной памяти закрепились отношения разных народов.
  
  "ПРЕДАНЬЯ CTAPИHЫ ГЛУБОКОЙ..."
   ДУХОВНЫЕ CTИXИ
  
   В памяти наиболее старых жи?телей села Скоблина сохранились духовные стихи, или боже?ственные песни, как их называ?ют сами скоблинские исполните?ли. Духовные стихи - песни религиозного содержания, которые возникли как поэтическое освоение народом христианского ве?роучения. До недавнего времени эта область народной поэзии была как бы вне закона. Но в архиве кафедры литературы КГУ есть записи духовных стихов. Евдокия Ивановна Еланцева запомнила стих "О юном отшельнике":
  Жил юный отшельник.
  Он, в келье молясь,
  Священную книгу читал, углубясь.
  В той книге прочёл он,
  Что тысяча лет,
   как день перед Богом,
   Пройдет и мелькнет.
   Не верит, в Священную
   Книгу глядит и видит,
   Что в келью вдруг
   Птичка летит.
   Вся блещет, сияет,
   И пух, как алмаз.
   Яхмонты пёрышки -
   Прелесть для глаз.
   Летать уж устала,
   У дверей сидит.
   Так радостно юный
   Отшельник глядит.
   Тихонько подходит,
   Молчит, не вдохнет.
   Лишь только б схватить,
   А она упорхнет.
   Птичка от него,
   Отшельник за ней.
   Вот он выходит из
   Кельи своей.
   А птичка та свищет,
   Как будто зовет.
   На дуба вершину
   Присела она,
   И пеньем чудесным
   Вся роща полна.
   И в воздухе скрылась,
   Была и не была.
   Далее следовал прозаический пересказ: "Он пошел обратно в свой монастырь. Приходит, а тут уже ограда новая, все новое. "Как это так? Я только что ушел". Ему говорят: "Да ты три?ста лет ходил".
  
  
  
   О КОЛДУНЬЯХ
  
   В Скоблине и Камагане быту?ют легенды о некоей колдунье, жившей раньше в Камагане. Клавдия Яковлевна Пережоги?на (1920 года рождения) вспоминает: "У нас была Авдотья-колдуньюшка. Мимо ее дома боя?лись все ходить. Говорили, что она веревочку натянет, а по ней черти бегают".
   По преданию, которое поведа?ла нам Агафья Ивановна Репи?на (1912 года рождения), умер?ла Дунюшка-колдуньюшка, как и положено было умирать ведь?мам: "Бросилась Авдотья неожи?данно под поезд, так как заста?вило колдовство. Потому что ведь им не умереть своей смер?тью. А еще они должны перед смертью передать кому-нибудь свое колдовство. А то им не уме?реть. И Авдотья, стало быть, пе?редала".
   Рассказывали нам в Скоблино и Камагане и о том, как разнооб?разные порчи нагонялись колду?ньями на людей. Одну из таких историй мы услышали от Мар?фы Николаевны Пережогиной (1909 года рождения). "Слыша?ла раньше, что женщина какая-то решила соседа к себе приве?сти, а на его жену навела порчу. Старики говорили мужу: "Она заросла порчей, ей только время в бане под полком сидеть, а в доме она ничего не делает. У ней брю?хо большое, ее надо лечить". Повезли ее к болоту и давай мо?литься. Как стали Богу молить?ся, порча-то в ней заорала: "Ты выпила в молоке порчу, выпила христовскую заутреню, не помо?лясь". Когда она выходила, страшный ветер поднялся, и изо рта вылезла кошка. Кошку уби?ли. И заколотили в землю оси?новым колом. И женщина эта выздоровела. А что стало с кол?дуньей - неизвестно".
  
   ПРЕДСКАЗАТЕЛИ СУДЕБ
  
   Марфа Николаевна Пережоги?на рассказала о местных
  кудес?никах - предсказателях челове?ческих судеб. "Вот у нас случай в Камагане был. Стряпала баба лепешки, к ней прибежал мужик и говорит, что у него жена рожа?ет, просит помочь. Она отвечает: "Сейчас достряпаю, руки даже мыть не буду, прибегу". Она по?шла, смотрит, у нее на лавочке возле избы сидит старик с боро?дой и говорит: "Ты к родильнице пошла, так не забудь посмотреть в нижнее окошко". Она посмот?рела, но не затворила его. Рань?ше же пакости не было. А надо было затворить. И пошла. А ста?рик остался сидеть на скамье. Родили девочку. Она пришла об?ратно, а старичок сидит и гово?рит ей: "Скажи отцу и матери этой девочки, что она в 12 лет в куте повесится". Она поняла. А потом прошла в передний угол, и старик исчез, стала достряпы?вать. Родителям сказала, а они забыли. А девочка, когда ей ис?полнилось 12 лет, повесилась в куте.
  
   ЗЛОЕ СЛОВО
  
   О том, чем может обернуться случайно брошенное в адрес своего ребенка проклятие, пове?дала Агафья Ивановна Репина (1912 года рождения): "Мать прокляла ребенка. В 12 часов ночи пришел к ней дьявол, в комнате поднялся вихрь. Он го?ворит матери: "Ты его кляла, вот я и пришел за ним". И забрал он ребенка. Стал мальчик с собакой бродяжничать. Три года с ней ходил. Люди увидели, поймали его и собаку. Мать узнала его и забрала к себе: "Давай, расска?зывай, как все было". Он рассказал, а вечером, как пошел в баню, хлебнул воды и всё, умер".
   Эта легенда отражает поверье, существовавшее в народе: нельзя в адрес ребёнка бросать даже в гневе черное слово. А еще ничего нельзя расска?зывать после контакта с потусторонним миром об увиденном там.
   Марфа Николаевна Пере?жогина сообщила, как неумение помолчать обернулось бедой: "Отец снохи моего брата, когда был маленький, еще в детстве обмер. Тело не было холодно, а он не дышал. Лежит такой, как мертвый, надо было Богу помолиться за свата Василия. Мать созвала стариков, и стали Богу молиться. Помолились, и у него стали и руки, и веки шевелиться. Они все дальше молились, а че?рез некоторое время он сел, стал разговаривать. А мать ему сказа?ла: "Ни мне, ни жене, ни слова не говори".
   А вот пастух был, тоже обмер. За него помолились, и он ожил, а когда в чувство пришел, то всем рассказал. И когда пос?леднее слово сказал, так сразу и умер. Не рассказывай".
  
  
  
  
  
  
  
   Топонимы села Скоблино и
   его жители*
  
   В Горелке (край села Скоблино) жили Репины, Еланцевы, Дудины, Шумковы. Старожилы считают, что этот край выгорал. Мурашёвка находится южнее Горелки, там жили Репины, Дудины, Шумковы, Еланцевы. На правом берегу Таловки, там где сейчас машинно-тракторные мастерские, был край села, называемый Заячьей Слободкой. В 1970-1980 годы колхоз "Искра" застроил степь между Скоблино и деревней Камаган. Образовавшуюся улицу назвали Черёмушками, подражая в названии московской новостройке. Край села на правом берегу реки называют Пережогиным краем (в нем жили Пережогины и Багрецовы). На левой стороне дороги в село Гагарье, на южном берегу лога стоит Логовушка. Напротив Логовушки, за логом, был край Забегаловка. Логовушку иначе называют Чудиновым краем.
   В 1965 году исполком Скоблинского сельского Совета переименовал улицы села: Пережогин край - улица Школьная, Логовушка - улица Мира, Горелка - Советская, Мурашёвка - Береговая, Черёмушки - улица Дружбы, задняя улица Пережогина края названа Озёрной. Жители называют улицы по-старому.
   О переименовании улиц в селе Скоблине рассказал Леонид
  Иванович Савиных, который в 1964 году был председателем Скоблинского сельсовета: "Секретарём Юргамышского райисполкома в то время был Григорий Макарович Шелепов. Он и был инициатором переименования скоблинских улиц, названных нашими дедами. На каждом совещании он критиковал меня за то, что сельсовет не переименовывает улицы, особенно Горелку, Мурашёвку и Одину в Камагане".
   - Григорий Макарович, старики не соглашаются переименовывать улицы, - возражал я.
  -Убеждай, настаивай, голова не для шапки, - следовал ответ.
   Фамилии коренных жителей села: Багрецовы, Дудины, Еланцевы, Ивины, Кармацкие, Махнины, Пережогины, Репины, Чудиновы, Шестаковы.
   Жителей зовут скоблинцами или скоблянами.
   Прозвища жителей села: Пигалка, Кроты, Чеща, Матины, Савиха, Талабаи, Горшки, Жиряк, Шахонька, Бамбур, Котенок, Руфинин.
   "Примерно до 1930 года сохранялось расселение семей с
  определёнными фамилиями в определённых улицах. А в 1930-е годы произошла ломка сложившихся устоев, понятий, взглядов, всего уклада крестьянской жизни. Все было поломано, разрушено, перемешано. Там, где жили одни, стали жить другие", - пишет И.В. Багрецов.
   В 1925 году из Скоблина и Гайной несколько семей выехали на выселку Тарасовку, которую основали на западном берегу озера Тарасова, в 8 км восточнее села. Там жили Чудиновы, Пережогины, Букины, Шестаковы. К 1970 году жители вернулись в село.
   Решением облисполкома ? 291 от 29.07.1970 г. деревня Тарасовка исключена из административных списков. В том же 1925 году основана выселка Бельковка в 11 км западнее села, там жили Белоусовы, Пережогины, Мальцевы. За ней в 2 км построена Новая деревня и ещё дальше, через три километра, - выселка Дудиновка, в ней жили Багрецовы, Дудины, Шумковы, Пережогины, Кармацкие. "Приневоливали, просили переехать на выселку, там земля хорошая", - вспоминают старожилы.
   За Дудиновкой - Казаков прудок, там жила семья казахов.
   Сведения о деревне Дудиновке и её топонимах сообщила
  Александра Трифоновна Небогатова (урождённая Дудина), 1930 года рождения. Она родилась и выросла в Дудиновке, вышла замуж в деревню Лебяжье, сейчас живет в Юргамыше.
   Деревня Дудиновка (выселка) основана в 1920-е годы на самых дальних западных землях села Скоблина, в 1,5 км восточнее деревни Лебяжье, на правом берегу речки Таловки. Таловка течет из Галкинских лесов, из села Коровьего, возле Чечиной избушки. В деревне была одна прямая улица, на которой стояло около 30 домов. В ней жили Багрецовы, Дудины (много семей), Еланцевы, Пережогины, Шумковы. Жители выкопали у своих домов 24 колодца, на реке соорудили пруд.
   В 1953-54 годах жители разъехались, большая часть из них вернулась в Скоблино, некоторые переехали в деревню Лебяжье.
   Топонимы в окрестностях деревни: урочище Моленка, пашня Зыковка на Песковской грани, Макарычев колодец и Макарычев колок, Ефросиюшкин колодец, Фёклин колодчик.
   В 1930-е годы в деревне образован колхоз "Крестьянка".
   Умерших хоронили на кладбище деревни Лебяжье, которое находилось на степи в полукилометре западнее Дудиновки.
   В полукилометре от деревни Дудиновки стояла деревня Гришевка. В ней жили три Григория.
   У южной окраины села Скоблина протекает лог с крутыми берегами.
   Его перекрыли плотиной, и образовавшийся пруд называют Скоблинским озерком, иногда Пережогинским озерком, т.к. оно находится рядом с Пережогиным краем; называют и Школьным озерком, т.к. вблизи него стоит здание Скоблинской средней школы.
   Гайновское озерко, стоявшее несколько лет без воды, вновь наполняется. В 2 км западнее села на степи расположено небольшое Ефимово озерко диаметром около 300 метров,
  названо по имени крестьянина.
   Самое большое озеро в нарезке этого села - Ионичье, оно находится в 3 км севернее села Гагарье, рядом с ним озеро Тарасово, в 1,5 км северо-западнее озера Тарасова находится озеро Грошово; северо-восточнее озера Тарасова болото Слевны - несколько низин, которые соединяются после таяния снега.
   Болот в нарезке села много и названы они, в основном, по фамилиям и именам крестьян: Ульяново, Марово, Гришечье, Екутаново, Чебычиха, Еланцево, Кармацкое, Маленькое Чудиново, Белоусово; Травное, Кочковатое, Крутенькое - названия отражают состояния болот; Согра Грошовская, Среднее - названия отражают положения болот. Название Медвежьего болота, возможно, перенесенное. Не ясны названия болот Обрядино и Старый Лог.
   Леса в досоветский период были поделены между крестьянами села и многие из них имеют названия: Маслов колок (лес масловского крестьянина, переселившегося в Скоблино), Падерин колок, Шаражков лес (по прозвищу), Константина Петровича Тетрованова редник, Гришин колок, Пономарёвы редники, Шумковых редники, Махнина редка, Кудрёвка - лес госфонда, Андрея Васильевича редник, Петра Яковлевича Еланцева редник, Белоусовские редники, Флегошинский редник (от имени), Михаила Осиповича Дубровина редник, Осипа Васильевича Репина редник, Петра Яковлевича редник, Багрецовы леса, Ульяновские колки, Ивана Николаевича Багрецова редник, Долгий колок, Мелкушки,
  колок Рапаки. Старожилы села рапаками называют кустарник, из которого делают метлы, подобен таволожкам. Сад восточнее села называется Садок.
   Названий полей сохранилось мало: Грошовская степь, Травновская степь, Ульяново поле у Марова болота, Ефимовские поля, Штаны, Кунда, поля у Чудинова болота, У Чебыкина болота, У Кармацкого болота, У Соснового болота, У ракит, У Садка.
   Лога в окрестностях села: Кобелев лог, Чудиновский лог, Чебыкинский лог, Таловский лог, Воробьёв лог (назван, скорее всего, по прозвищу).
   Вокруг села были огорожены поскотины.
   Восточнее села рядом с колхозным садом два кладбища, разделённые изгородью, одно из них - старообрядческое, другое - мирское.
   Колодцы и избушки в лесах нарезки: Михаила Никитича колодец, Шумковых колодец, Петра Михайловича Еланцева колодец, и там же избушка (там зимовали со скотом), Ивана Андреевича Пережогина колодец и избушка, Федора Павловича Махнина колодец и избушка, Михаила Осиповича колодец и избушка, Андрея Васильевича колодец и избушка, Петра Яковлевича избушка, Степана Афанасьевича Дудина избушка, Кобелева избушка, Харина избушка, Семена Афанасьевича
  избушка, Багрецов пятистен (Матиных), Белоусовы избушки и колодчик, Ивана Пайвина избушка у ракит, Ваньшина избушка, Василия Афанасьевича Чудинова избушка, Гриши Батушкова колодчик.
   В период коллективизации в Горелке и Мурашёвке образована
  коммуна "Страна Советов", в Логовушке - сельхозартель им.
  Ворошилова, в Тарасовке - колхоз "Волна революции". Позднее все хозяйства объединены в колхоз "Красное знамя". Сейчас в селе расположена центральная усадьба ТОО "Искра".
  
   *С.В. Плотников, Знакомые потоки, Юргамыш, 2001г.,
   С.135- 139.
  
  
   Чудская деревня
   С.В. Плотников
  
   На археологическую карту Курганской области нанесено Таловское селище, иначе "Чудская деревня". Этот археологический памятник находится "в 1 км ЮЮВ с. Таловка, по дороге в с. Скоблино, в урочище "Чудской" или "Ямный" бор. Р.Г. Игнатьев в 1860-е гг. обнаружил древнее поселение из расположенных в ряд "115 подквадратных ям", из которых 30 им были раскопаны, при этом были найдены очаги ("каменки"), угли и "черепки битой посуды".
   В 1939 г. К.В. Сальников обследовал памятник и установил, что впадины квадратной формы размерами 4 на 4 м, глубиной до 0,4 м расположены "рядами и образуют прямоугольник". Им было локализовано 50 впадин. Памятник не датирован".
   Игнатьев Р.Г. описал памятник в 1870 году, Кастанье И.А. - в 1910 г., Сальников К.В. исследовал его в 1938 и 1948 годах.
   ...Однажды в Ильин день я привез К.В. Полынских в Никольскую церковь села Таловки. Было много свободного времени, день был солнечным и тёплым, и я решил поехать на Чудскую деревню. Поехал через Табаковку. У последнего дома Табаковки сидел дедушка, я спросил его, как найти древнюю деревню.
   - Вам Кибитки надо посмотреть? - спросил он.
   Оказывается, таловцы Чудскую деревню называют Кибитками. Находятся Кибитки на нижней дорожке из Табаковки в бывшую деревню Гайную. При въезде в бор видна песочная яма, а за ней по обе стороны дорожки видны жилищные ямы Чудской деревни. На местности видно, какие из них раскопал Р.Г. Игнатьев. В одной из ям культурный слой нарушен и повсюду среди песка видны угольки. Но ни одного предмета на поселении исследователи не нашли, поэтому и не могут определить, когда здесь жили люди.
   Об этом археологическом памятнике писал мне доцент Курганского университета С.Н. Шилов. Его интересует, где же находится могильник этой деревни. По предметам из захоронений можно датировать памятник. Мне говорили в Таловке, что на верхней дорожке из Табаковки, восточнее Чудской деревни, есть кладбище. Мне найти его без проводника не удалось. Не известно, чьё это кладбище.
   Мне не удалось записать топоним Ямный бор. Рядом с бором находится Ямское (но не Ямное) займище. После исследования деревни Р.Г. Игнатьевым прошло 135 лет, и топоним Ямный бор исчез из памяти жителей.
   Владимир Иванович Дюсюбаев, талантливый учитель, увлеченный краевед, сообщил мне, что в газете "Оренбургские губернские ведомости" за 1868 год имеется статья о древностях села Таловского. Мне удалось побывать в Челябинской областной библиотеке, но "Оренбургских губернских ведомостей" там нет. Прошло лет десять. Я приехал в Скоблинскую школу, директор школы и заведующий музеем Валентина Александровна Махнина показала мне школьный краеведческий музей. И вдруг я вижу статью "Памятники древности села Таловского" на стенде краеведческого музея. Валентина Александровна разрешила мне скопировать её.
   Предлагая читателю эту интересную статью, стоит отметить, что в ней трудно понять направления сторон света, и какие берега автор статьи называет левым и правым.
  
  _____________
  Оренбургские губернские ведомости. Февраль 17, 1869г. ?7. Памятники древности при селе Таловском Челябинского уезда
  Статья Члена Корреспондента Московского Археологического общества Р.Г. Игнатьева.
   Ни одна местность в пределах нынешней Оренбургской губернии не сохранила столько памятников курганного периода, как Челябинский уезд. Курганы все единообразной формы - круглые, встречаются беспрестанно близ селений, дорог, лесов и вод: народ их называет чудскими могилами, ямами, чудаками и чужками, в смысле конечно, принадлежности их народу чуждому, неизвестному, жившему в здешних местах. Курганы - это могильные памятники этого неизвестного, чуждого народа образуют целые кладбища там, где они являются группами, одно из таких кладбищ неизвестного народа, жившего в так называемый курганный период истории, существует при селе Таловском Челябинского уезда.
   В 2 1/2 верстах от селения, при дороге в дер. Скоблино и Камаган и близ речки Таловки разбросано несколько курганов и видны остатки земляного вала, идущего в разных направлениях. На выезд из с. Таловского, на берегу речки Таловки, по правую сторону дороги, разбросано всего 5 курганов: 2 по направлению на СВ, а три на СЗ. Все эти курганы вышиной 11/2 до 3 аршин, в окружности от 10 до 15 сажень, в диаметре от 3 до 6 1/4 саж., грунт курганов черноземный и песчаный, все они поросли травою, полевыми цветами и даже сорными травами. Затем следуя большою дорогою от с. Таловского в д. Скоблино, по направлению на ЮЗ к реке Таловка, направо от дороги, разбросаны курганы и заметны остатки земляного вала, соединённого с курганами. Мимо их, в 24 саж. идет дорога в дер. Камаган направляясь на СЗ, по левую сторону этой дороги находится курган, за которым следует вал, имеющий вид правильного треугольника, две стороны его имеют по 23 саж. длины а третья сторона в 40 саж. подходит к кургану, соединяясь с ним; от самого кургана вал идет в дер. Скоблино и оканчивается курганом; здесь, вблизи вала ещё два кургана, лицом на запад где соединен с ними треугольник вала, после промежутка, вероятно, образовавшегося от совершенной осыпи от времени самого вала, за которым опять вал, идущий несколько косвеннее на запад и соединяющийся с курганом; этот последний вал в 33 саж. от сего кургана в 8 саж., на СЗ, находится ещё курган. Все эти 8 курганов вышиною от 2 аршин до 2 саж., в окружности от 10 до 14 саж., на верху насыпи имеют углубления на 1 и 2 аршина. Грунт курганов чернозёмный, с примесью песчаного и суглинистого. На насыпях растут сорные травы. Что такое знаменует этот вал, соединённый с могильными насыпями и курганами? Уж конечно это не вал, устроенный с военной целью, доказательством чего может служить следующие обстоятельства.
   В мае минувшего 1867 года, по поручению Московского Археологического общества и с разрешения Министерства Внутренних дел мною произведена раскопка курганов при г. Уфе, близ нынешнего магометанского кладбища. Здесь также земляной вал, вышиною от 1/2 арш., соединял между собою курганы. Я прокопал вал канавами поперек в разных местах, глубиною в 3 саж. и находил только много человеческих костей мужских, женских и детских, перемешанных между собой, тогда как в курганах находилось не более 2 или 3 костяков или скелетов. Вероятно, вал означал могильный памятник над общим кладбищем, а курганы составляли могилы людей именитых, почетных. В курганах найдены были разные мелкие вещи и остатки гробов, обитых серебряными вызолоченными скобочками; много этих серебряных вызолоченных скобочек найдено при промывке вынутой из курганов земли на ручных станках или вашгердак: раскопка курганов делана была канавами, причем находимы были остатки каменных склепов из белого плитняка, тут же близ курганов добываемого; раскрытие же вала, точнее также и в Уфе, как здесь при селе Таловском, соединённого местами с курганами, не найдено склепов, ни признаков гробов и никаких вещей, сомнительно, чтобы эти уфимские курганы и вал возникли вследствие битвы на этом месте, тем более, что оружия в них найдено не было, а это кладбище давно исчезнувших жителей здешнего места. Кроме курганов, соединённых валом в Уфе, точно также, как при с. Таловском в Челябинском уезде, есть несколько курганов, отдельно стоящих и в расстоянии даже 100 саж. от вала, соединенного с прочими курганами. Эти отдельные курганы разбросаны в разных направлениях по возвышенности образующей мыс по р. Белой. Так между этими курганами при г. Уфе и при с. Таловском Челябинского уезда нет никакой разницы; в с. Таловском чуждому народу чуди и потому называют их чудскими.
  (Окончание в следующем номере).
  
  ______________
  "Ведомости". 24 февраля 1868 г. ? 8 (продолжение).
  
   Если бы при с. Таловском произведена была раскопка наподобие Уфимской, то, конечно, всего лучше бы открылось настоящее значение и здешних курганов и вала. По словам жителей с. Таловского ни каких, с какою бы ни было целью раскопок произведено не было. Мало того, жители говорят, что эти курганы трогать не следует, что на курганах в самое светлое воскресенье, как начинается благовест к заутрени, появляется свет... что, кто тронет эти курганы, того накажет чудская Княгиня Анна и не только того человека, но и весь его род искоренит с лица земли...
   Прибыв в с. Таловское для исполнения поручения Статистического комитета я обратился с вопросом о древностях к заменявшему в это время волостного старшину кандидату, здешнему крестьянину Семену Максимовичу Махнину. Когда я повторил свой вопрос и просьбу указать на здешние древности, на лице почтенного кандидата в старшины выразился испуг и он сделавши мне и сам со своей стороны вопрос для чего, для какой цели мне это нужно, угрюмо мне отвечал, что никаких курганов чудаков или чудских могил при с. Таловском нет. Затем опять сделавши мне несколько вопросов и несколько раз прочитавши мои документы и желания Статистического Комитета, предлагал мне лучших лошадей, чтобы я только скорее уехал из Таловского, что никаких древностей хоть присягнуть готов - ей Богу нет... Не могу умолчать об этом случае; в лице почтенного кандидата в волостные старшины выразилось все верование народа, и в силу преданий, при которых вырос и возмужал почтенный кандидат, видевший перед собою человека незнакомого, приехавшего, по его мнению, посягать на святыню народа.
   Указанием на описываемые здесь мною древности я вполне обязан Благочинному Челябинского уезда священнику с. Таловского К.С. Протасову и преосвященному старожилу с. Таловского Н.И. Кудрину.
   Курганы и вал при селе Таловском расположены на равнине: мимо которой, как мною объяснено, проходят от села дороги в дер. Скоблино и Камаган, с С и В всю эту местность огибает речка Таловка, с Ю и 3 идут бор и перелесок называемые "Чудскими", к бору и перелеску, с левой стороны дороги, от с. Таловского в д. Скоблину идет пашня; место же нахождения курганов луг. Я не мог не обратить внимание на Чудской бор он еще здесь в народе называется иначе "Ямным бором" от признаков 115 ям одинаковой почти квадратной формы с входом с восточной стороны. Здесь, говорят таловские жители, была Чудская деревня и эти ямы суть по мнению таловских жителей, основание домов, шалашей или шатров, а может быть просто, чудь жила в этих ямах. Величина ям, по сделанному измерению, оказалась единообразною: 6 саж. в длину и около 3 саж. ширины. Я решился на раскопку некоторых ям, в чем уже не встретил ни какого препятствия, это были не курганы, на которых является свет на день Св. Пасхи; напротив тот же кандидат в волостные старшины очень обязательно и тотчас же достал мне 5 чел. рабочих, волостной писарь сам вызвался и даже с большей любезностью присутствовал при раскопке чудских ям вместе с о. Благочинным Протасовым и Г. Кудриным.
   Так раскопано было пять ям и на глубине 1 саж. найдено было основание очагов или лучше сказать каменок, состоящих из массы глины и обратившихся от огня как бы в кирпич; на этих грудах обожженной глины лежали обгорелые головни и груды печной золы; по всему вероятно, дрова клались на груды сырой глины; эта сырая глина, служившая вместо очага, печи или каменки, наконец, обжигалась, обращаясь как бы в кирпич. Мы продолжали раскопку ещё на 1 аршин глубины и дошли до материка, не найдя ни камней ни кирпичей, кроме такого же рода обожженной глины. Ясно что это были землянки, имевшие может быть крыши с отверстием для дыма; все эти 115 землянок вытянуты в одну линию, составляя именно селение когда-то бывшего здесь народа.
   В перелеске перед Чудским или Ямным бором я не нашел никаких следов жилья; он вероятно зовется Чудским только по соседству с Чудским бором, Ямный или Чудской бор в с. Таловском еще называют по поводу этих землянок "Чудскою деревней". Точно также под именем Чудской деревни слывет в Челябинском уезде одна местность находящаяся по дороге из г. Челябы в г. Шадринск Пермской губернии, между селом Ивановым и слободою Воскресенскою или Митрополичьею. Я осматривал эту местность близ с. Иванова, там находятся несколько курганов и точно также признаки землянок, как и в с. Таловском, жители с. Ивановки, говорят что многие признаки этих землянок уничтожены запашкою и что при этом находили также массы обожженной глины, курганов же по уважению к ним страха ради чудской княгини Анны, они не трогали. Курганы более там расположены при самой Шадринской дороге, нежели на пашне, примыкающей к ней; пашня частию только захватила там места, где показывают следы так называемой Чудской деревни.
  (Окончание в следующем номере).
  ________________
  Оренбургские губернские ведомости. Марта 2 дня, 1868 г. ? 9.
  
   Будучи в Челябинском уезде, я тщательно везде справлялся о народных преданиях по поводу чудских могил. На мой вопрос, признают ли здешние крестьяне неведомый и чуждый народ христианами, крестьяне отвечали, что они этого не знают. На вопрос мой, как же они признают чудеса над курганами в ночь на день Св. Пасхи и чудеса над теми, кто трогает курганы от Бога ли или супротивной силы? "И этого не знаем", - отвечали мне, а только все это бывает и было над нашими дедами и прадедами. ...Кто же царица или княгиня Анна?
   "Кто Анна, толковали мне, Анна, значит, здесь царствовала над чудью, а вон там, в селе Островках Челябинского же уезда, похоронен в кургане их чудский царь или князь, Золотой Стул. А княгиня Анна весьма строгая, она является не во сне, а в "Явь" женскому полу; на ней белое одеяние, сама простоволосая, на руках младенец, должно быть ея сын. Она велит женщинам, чтобы те говорили отцам, мужьям и братьям отнюдь не трогать чудских могил, это говорит мои подданные и кто их тронет, того искореню со всем родом и племенем... Чудский народ в наших местах видно был силен, говорят Челябинские крестьяне, вона сколько могил по себе оставил, а город у них был около дер. Горохиной, где теперь виден земляной круглый вал с 2-мя входами или воротами, вал этот действительно здесь в Челябинском уезде известен под именем "Чудского городка".
   Русское население Челябинского уезда явилось здесь не более
  2-х столетий, башкиры же, себя древними жителями тоже в преданиях своих относят курганы и этот городок к чудскому, т. е. неизвестному народу.
  _________________
  ГАЧО. Ф. 627, оп. 1, ед. хр. 44.
  Комментарий к статье Р. Г. Игнатьева.
  Расстояние между Таловкой и Скоблино чуть более 4 км. На расстоянии
  2,5 км от Таловки, справа от дороги, на высоком месте, сейчас распаханном, стояло 5 курганов, 2 из них по направлению ЮЗ, и 3 по направлению СЗ. При распашке курганов срыли только наземный грунт, а захоронение обычно ниже поверхности земли, поэтому погребения не тронуты, но только трудно сейчас отыскать их. Древние хоронили умерших недалеко от селения, но обычно на противоположном берегу речки. Поэтому селение необходимо искать на правом берегу речки Таловки; там, на берегу, у кромки бора действительно открыт археологический памятник, названный VI Таловское поселение. Почти напротив него, на левом берегу речки Таловки, в 500 м ниже устья лога находится V Таловское поселение; его насельники могли погребать покойных в этих же курганах, т. к. они находились за логом.
   Справа от дороги Таловское-Скоблино Р.Г. Игнатьев отмечает ещё восемь курганов, причем некоторые из них соединены валами. Эти курганы вблизи Скоблино и находятся на левой стороне от дороги в Камаган. Если дороги сохранились с тех пор, то эти курганы и валы надо искать у развилки этих дорог. К сожалению, они не сохранились. Курганы и валы могли быть могильником для V и VI Таловских поселений (и, возможно, для Чудской деревни. - Авт.).
  
  Неизвестный храм России (1905-15 гг.). [С.М. Прокудин -Горский]
  
   Комментарий учёного
  
   Облик Урала тех давних времен, сохраненный народной памятью, привлекает яркостью, эмоциональностью.
   Но вот можно ли считать картину, нарисованную летописцами разных лет, полностью достоверной? В какой степени это соответствует сегодняшним нашим представлениям о заселении Урала? Кто они, уральские первопроходцы? Откуда пришли? Что привело их сюда, на окраинные земли Русского государства?
  Вообще-то, на эти вопросы уже довольно полно ответили ураловеды: ученые-историки, географы, этнографы. История заселения Урала подробно описана в их трудах.
   Давайте посмотрим на карту Урала и познакомимся с комментариями историка.
   На многие километры строго по меридиану протянулся с севера на юг Уральский хребет - Каменный пояс, как называли его древние. По обе стороны от "пояса" расположился Уральский регион, который по своим географическим характеристикам делится на три части - Урал Северный, Средний и Южный. Каждая из них отличается от других своей природной непохожестью.
   Северный Урал - это тундра, тайга, неудобный высокогорный рельеф, холодный климат.
   Южный Урал - степи и лесостепи. Здесь жарко и сухо.
  Средний Урал, делится на Восточное Зауралье и Западное Приуралье. Природные условия и здесь очень неоднородны. Тут и суровая северная тайга с ее малоплодородными почвами, Прикамье с относительно мягким климатом и более богатыми, особенно в местах, где в тайгу вклиниваются "языки" лесостепи, почвами. Есть на Среднем Урале болота, встречаются и черноземные угодья.
  Такое разнообразие природных условий уже изначально повлияло на выбор людей, пришедших на Урал.
   Заселяться уральская земля стала, по-видимому, с территории Южного Урала. Уже в те времена Урал связывали со Средней Азией и Китаем древние водные и сухопутные пути. По ним на Южный Урал стали проникать кочевники-скотоводы. Обилие кормовых трав на пойменных лугах рек Белой, Уфы, Урала не могло не привлечь их внимания, а большая вода этих рек послужила еще и хорошей транспортной артерией.
   Сегодня благодаря раскопкам археологов и описаниям этнографов мы можем хорошо представить себе образ жизни уральских аборигенов, их обычаи, общественный строй, духовную и материальную культуру.
   Вот, например, башкиры - потомки тюрко-язычных племен, смешавшиеся с местным населением. Они вели кочевую жизнь. Селища древних башкир состояли из легких жилищ типа юрт и были разбросаны по всей обширной территории Южного Урала. Первоначально это был бассейн рек Уфы и Белой. Впоследствии, продвигаясь на северо-восток в поисках пастбищ, башкиры заселили Южное Приуралье - окрестности рек Миасса, Исети, Сылвы и Сысерти.
   Шло время. В XIII веке Зауралье и Южный Урал стали частью Золотой Орды. Здесь появились первые татарские поселения. А после того как Золотая Орда распалась на ряд ханств - Сибирское, Казанское, Ногайское, на территории Южного, а затем и Среднего Урала образовались татарские деревни переселенцев из этих ханств, не пожелавших войти в состав Московского государства. Некоторые из этих деревень существуют и до сих пор.
   Такова "карта" народонаселения Урала в I тысячелетии н.э.
  Чем же занимались тогда племена, издавна жившие на территории Уральского региона?
   Манси и ханты до XVII века вели кочевой образ жизни. Их основными занятиями были охота и рыболовство. Однако небольшая часть их жила уже оседло в поселениях постоянного типа.
   Коми-пермяки и удмурты занимались земледелием и скотоводством. Их жилища из деревянных срубов с глинобитными полами напоминали русские избы. На хозяйственную деятельность, материальную и духовную культуру этих народов заметное влияние оказывало общение с соседями - русскими крестьянами на западе и татарскими поселенцами на юго-востоке.
   Башкиры, владея довольно большой территорией, не стали, однако, земледельцами. Продолжая кочевой образ жизни, пустующие земли они сдавали в аренду русским крестьянам, которые уже с XVI века стали селиться на Южном Урале.
   Но когда же началась русская колонизация Урала? И насколько верен этот термин? Попробуем разобраться в этом?
   Обычно понятие "колонизация" связывается с захватом чужой страны, насильственным превращением ее в колонию - страну, эксплуатируемую захватчиками. Колонии подчиняются, стране-колонизатору. Они лишены политической и экономической самостоятельности.
   Относится ли все это к русской колонизации Урала? Или у нее были отличительные особенности? Какие? Как повлияла она на судьбу коренных народов, как отразилась на жизни русских первопроходцев? Конечно, любое историческое событие не проходит для людей, т.е. для "действующих лиц" этого события, бесследно. Тем более такое событие, как присоединение огромной территории и заселение ее новыми для этого места народами, которые принесли сюда свои обычаи и порядки.
   Но известно, что в истории ничего не возникает "вдруг", на пустом месте. Русская колонизация Урала и Сибири имеет свою длительную предысторию, которая охватывает большой временной период. Начавшись в конце XI века, наибольший размах она получила в XVII-XVIII веках.
   Нельзя забывать, что любая колонизация - очень сложный исторический процесс. Освоение русскими восточных, уральских и сибирских земель - многовековая историческая драма, в которой участвовало множество действующих лиц: государство с его административным и военным аппаратом, отдельные личности и народные массы.
   Организованные переселения чередовались со стихийными потоками переселенцев. Проникать на восток русские люди стали впервые, когда Московского государства еще не было. К XI веку в мире закончились катаклизмы, связанные с первой волной так называемого "Великого переселения народов".
   Давайте вернемся ненадолго к началу I тысячелетия н.э., в его первый век, когда это переселение началось. Основной причиной, которая заставила огромное количество людей разных говоров и наречий, различных обычаев и общественных укладов двинуться в путь, историки считают неудовлетворенность способом своего существования. Кочевники, владельцы многочисленных стад надеялись найти места, где бы в изобилии был корм для скота. Земледельцам понадобились новые земли, более подходящие для землепашества.
   Кроме того, многие восточные кочевые племена в I тысячелетии н.э. в процессе формирования их народностей переживали стадию повышенной активности - пассионарности, как говорят ученые. Это и дало толчок к началу их миграции на запад. Оттесняя или поглощая попадавшиеся на их пути племена и народы, они двинулись туда за лучшей долей. В VI - IX веках через Урал прошли многие тюркоязычные народы: авары, хазары, булгары, потеснившие аборигенов и частично слившиеся с ними.
   Последним взлетом "Великого переселения" стало монгольское нашествие, докатившееся от Восточной Монголии до границ Австрии и Венгрии.
   К концу XII века переселенческие "страсти" улеглись. Пришедшие с востока кочевые народы успокоились, их жизнь на новом месте стабилизировалась.
   В переселенческом движении I тысячелетия участвовали и славяне, жители русских княжеств, возникших на территории бывшего Киевского государства. Но передвигались они не на запад, как тюркоязычные кочевники, а с запада на восток. Так началась русская колонизация Урала и Сибири.
   Жажду освоения новых земель питало не только любопытство: "А что там - за горами?". У русских людей появился целый ряд причин попытаться на новых землях найти себе новую судьбу.
   Восточно-европейские славянские земли были поделены на княжества. Плотность населения была здесь довольно высокой, а уровень жизни после нашествия монголов очень снизился. Славянские земли были разграблены, многие поселения сожжены. Бесхлебье заставило искать выход из затруднительного положения. К тому же воображение людей подогревалось доходившими до них мифами и легендами о несметных природных богатствах восточных земель, о "белках, падающих прямо из облаков", о "стерегущих золото грифах".
   Сначала решили попытать счастья новгородцы. Они первыми из европейцев еще в XII веке проникли за Урал: организовали военный поход на север с целью добыть дорогую пушнину - "рухлядь" и собрать дань с "югры" - угро-финских племен. Несколько раз предпринимали новгородцы походы "за Камень" и позже - в XII, XIV веках.
   Вслед за Новгородом в конце ХП - начале ХШ веков послали свои дружины в "югру" ростово-суздальские князья. Не пожелали отстать от них в территориальных притязаниях и князья московские. Они упорно боролись с Новгородом за приуральские земли.
   На реке Пелым под Черданью состоялась битва, в которой вогуличи и татары потерпели поражение. Сила была явно на стороне московского царя. В 1484 году вогульские князья "били челом" Ивану III о принятии их в подданство.
   Вскоре, в конце XV века, после политического объединения русских земель вокруг Москвы окончательно вошли в состав Русского централизованного государства коми-пермяки из Перми Вычегодской и Перми Великой, а также удмурты, жившие на вятских землях.
   Так было положено начало активной русской государственной колонизации. Она продолжалась и дальше - в ХVI-ХVII веках.
  С середины XVI века, в годы царствования Ивана IV, подданными Русского государства стали западные башкиры, не пожелавшие оставаться под властью Казанского и Ногайского ханств. Несколькими годами позже к Русскому государству добровольно присоединились прикамские удмурты.
   А в конце XVII века, после разгрома остатков Орды, территория всего Урала (кроме Южного) и даже Западной Сибири фактически стала принадлежать Русскому государству.
   Как же это отразилось на дальнейшем развитии такого огромного и малообжитого региона, как Урал?
   Двигаясь на восток, русские неизбежно должны были иметь на пути населенные пункты, которые можно было бы считать опорными.
   С самого начала колонизации таким пунктом стал город Устюг на Северной Двине. Затем на Западном Урале возникают первые русские поселения - Анфалов городок, Вятка, Соликамск, Чердынь. Появилась необходимость закрепить границы и на востоке. Там выросли укрепленные города-крепости: Туринск, Тобольск, Тюмень, Уфа, Тара, Нарым.
   Эти города сразу сформировались как форпосты русской государственной колонизации. Они стали защищать интересы поселившегося здесь русского населения, выполняя военные, административные и управленческие функции. Само же население предпочитало на новых, слабозаселенных землях заниматься земледелием. Ведь именно эта возможность привлекала на Урал крестьян. Так, наряду с государственной постепенно приобрела все больший размах стихийная крестьянская колонизация.
   Русские первопроходцы из крестьян появились на Урале еще в
  XII -ХIV веках. В ХV-ХVI веках двинулся за "Камень" широкими потоками уже не только крестьянский люд, но и посадские - городские, вольные и гулящие люди из северных поморских земель и Верхнего Поволжья.
   Что же заставило их преодолеть трудности дальнего пути и устройства на новом месте, которое ещё предстояло освоить?
  Таких причин несколько.
   Во-первых, крестьянам, жившим на севере, стало не хватать свободных, годных к обработке земель. А за "Камнем" таких земель, пусть не всегда плодородных, было достаточно.
   Кроме того, крестьяне из Поморья, переселяясь на Урал, надеялись, что смогут заниматься здесь привычным промыслом: охотой, рыболовством, лесоразработкой. На родине этому мешала конкуренция, и к тому же их труд обесценивали огромные подати, которые они должны были платить.
   Переселенцам-первопроходцам были предоставлены некоторые экномические льготы, государству вначале было выгодно поддерживать личную инициативу в освоении новых земель.
   Но не только материальное благополучие и желание обрести на новом месте сытную жизнь звало людей в дальнюю дорогу. Не последнюю роль сыграл своеобразный протест против усиления крепостного гнета, а также религиозных преследований. Устремлялись они в таежные глухие места еще и в поисках свободы. Такими массовыми переселениями на Урал были отмечены в XVI - начале XVII веков тяжелые годы опричнины и Ливонской войны, а также бедствия Смутного времени.
   В XVII веке сюда бежали скрывшиеся в северных и поволжских лесах раскольники-кержаки, а также участники крестьянского восстания, возглавленного Степаном Разиным.
   Как же осуществлялось это переселение? Решившемуся изменить свою судьбу человеку предстояла дальняя трудная дорога. Важно было выбрать наиболее удобный путь.
   В XVI веке на первый план выдвинулся южный камский
  путь - по реке Каме и ее притокам. Им, как более простым, охотно пользовались организованные переселенцы, имевшие охрану.
   Камским путем по правым притокам Камы-Чусовой и Серебрянке, затем по рекам Баранче, Тагилу, Туре и Тоболу шел со своей казачьей дружиной в 1581 году покоритель Сибири Ермак. Вот как описывал народ поход Ермака:
  
  И пошли вверх по Чусовой реке,
  Где бы Ермаку зима зимовать.
  И нашли они печеру каменну
  На той Чусовой реке, на висячем большом каменю;
  И зашли они сверх того каменю
  Опущалися в ту печеру казаки,
  Много не мало - двести человек;
  И которые остались люди покужея,
  На другой стороне в такую же они печеру убиралися.
  И тут им было хорошо зима зимовать.
  Та зима проходит, весна настает;
  Где Ермаку путя искать?
  Путя ему искать по Серебреной-реке.
  Стал Ермак убиратися со своими товарищами;
  По Серебреной пошли, до Жаровля дошли.
  Оставили они тут лодки-коломенки;
  На той Баранченской переволоке
  Одну тащили, да надселися,
  Так ее и покинули.
  И в то время увидели Баранчу-реку, обрадовались.
  Поделали боты сосновые. И лодки-набойницы.
  Поплыли по той Баранче-реке.
  И скоро они выплыли на Тагиль-реку;
  У того Медведя-камня у Магницкого горы становилися.
  А на другой стороне было у них плотбище;
  Делали большие коломенки,
  Чтоб можно им совсем убратися.
  Жили они тут, казаки, с весны до Троицева дня.
  И были у них промыслы рыбные,
  Тем они и кормилися;
  И как им путь надлежал,
  Со всеми коломенками убралися,
  И поплыли по Тагиль-реке;
  А и выплыли на Туру-реку,
  И поплыли на той Туре-реке в Епанчу-реку...
  ("Ермак взял Сибирь", в кн. "Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым").
  
   От Ермака вернёмся снова к русским мирным переселенцам.
   Путь этот был небезопасен. Он проходил по слабозаселенным местам, в которых жили враждебно настроенные к русским потомки угров - вогуличи. Поэтому стихийные переселенцы пользовались им редко.
   Наиболее ходовыми для простого, идущего на риск люда оказались другие варианты "каменного" пути. Один из них - северный. Он начинался в среднем течении Камы у одного из первых русских городов Урала - Соликамска, продолжался вверх по Каме и ее притоку Вишере и далее переходил на правый приток Тавды - реку Лозьву.
   Опорным пунктом на этом пути был древний город Чердынь, центр управления приуральскими землями в XVII веке. Этот путь активно использовался вплоть до конца XVI века.
   А в 1598 году "торговый человек" Артемий Бабинов проложил новую, более короткую дорогу от Соликамска на Туру. Эта дорога получила название государственного Верхотурского тракта. В народе ее звали "государева дорога".
   Важную роль в заселении Урала русскими играло южное ответвление камского пути: вверх по притоку Камы - Чусовой и дальше на восток к верховьям зауральских рек - Режу и Нейве. На притоке Чусовой - Утке еще в 1579 году была построена Уткинская слобода - форпост строгановских владений на востоке. Поблизости от нее в XVII веке возникают Невьянская, Аятская и Аромашевская слободы. А возле них - целый куст русских деревень с многочисленным крестьянским населением, привлеченным сюда плодородными землями, сравнительно мягким климатом, а главное, свободой от бдительного надзора правительственной администрации (в отличие от Верхотурского тракта с его многочисленными таможнями и заставами).
   Конечно, и здесь, в Южном Зауралье, были свои минусы. Рядом жили далеко не мирные соседи - башкиры. Приходилось отражать их постоянные набеги. Впрочем, от них можно было защититься. Крупные поселения - слободы, как правило, имели укрепления в виде земляных валов и деревянных острогов. Сюда в случае опасности собиралось население окрестных деревень. Зауральские слободы были административными, экономическими и религиозными центрами приписанных к ним деревень.
   К концу XVII века это были крупные поселения, насчитывающие десятки, а иногда и сотни дворов - там имелась церковь или часовня. Слободчане занимались не только сельским хозяйством, но также ремеслами и торговлей.
   Однако, наиболее распространенным типом русских поселений на Урале были небольшие деревни в два-пять дворов, включавшие наряду с жилыми и хозяйственными постройками сельскохозяйственные угодья. Обычно они располагались на высоком, чаще всего южном, берегу реки, хорошо защищенном лесными массивами от северных ветров. Возникали деревни и в междуречье - в водораздельной части Уральского хребта. Как правило, они находились недалеко друг от друга.
   Первые деревни основывались обычно большими крестьянскими семьями. Поэтому их названия происходили от личных имен или прозвищ первопоселенцев. Слово "деревня" было однозначно слову "земля". Деревня Малыгина - земля Малыгина. Деревня Шумкова - земля Шумкова и т.д. В названии было как бы закреплено право крестьянина на земельную собственность, на владение именно этим участком земли. Один крестьянский двор уже мог быть "деревней": деревней-однодворкой.
   Первоначально отдельные дворы заселялись по принципу родства: жившими там близкими родственниками - отцом с сыновьями, родными братьями с сыновьями и племянниками. Иногда вместе с ними жили бобыли - бессемейные люди.
   Осваивать новые земли было удобно сообща. Пока крестьянское хозяйство становилось на ноги, крестьяне жили вместе большими семьями. И только потом, когда жизнь входила в колею, общее хозяйство дробили на малые крестьянские хозяйства. При этом нередко образовывались новые поселения - "починки", которые хоть и сохраняли родственные хозяйственные связи с прежней семьей, но были вполне самостоятельны. Память о родных местах переселенцы закрепляли в названиях новых поселений, ближайших речек, гор, озер, нередко дублировавших старые родовые названия.
   К концу XVI века Урал делился на пять уездов. Уезд - это административная территориальная единица, аналогичная современному понятию "район".
   К началу XVII века здесь уже прочно осело русское население, численность которого быстро росла. На особом положении находились вятские земли, где жили аборигены - удмурты и переселенцы из татар и русских, а также Башкирия, которая еще не была полностью покорена. Ее земли лишь частично входили в состав Уфимского уезда.
   Своего рода "государством в государстве" были обширные владения купцов-промышленников Строгановых, пожалованные им Иваном Грозным в 50-е годы XVI века. Они располагались в южной части Приуралья и с самого начала пользовались "иммунитетом", т.е. были неподсудны местным государственным властям. Строгановские вотчины представляли собой крупный крепостной промышленный комплекс, напоминавший горнозаводские хозяйства, появившиеся на Урале в XVIII веке.
  К концу XVI века у русского населения на Урале сложились феодальные отношения. Но в роли помещика там выступало само государство, в пользу которого крестьяне обязаны были пахать особую "государеву" пашню или платить денежный оброк.
   У большей же части коренных народов сохранялся по-прежнему родоплеменной строй. И лишь у некоторых из них (например, у башкир и удмуртов) частично наблюдались признаки его разложения: появляется частная собственность, усиливается имущественное расслоение.
   Безусловно, русская колонизация не только усилила прежние глубинные процессы, но и стала началом новых важных изменений в жизни и судьбе народов Урала. Эти изменения могли быть болезненными, порой даже драматическими. Тем не менее, сама историческая ситуация - приход русских на почти необжитые уральские пространства, исторически был прогрессивным. Русское государство по общественному строю стояло на более высоком уровне развития, чем местные племена. Его производительные силы были готовы к тому, чтобы начать освоение природных богатств Урала, поставить их на службу историческому прогрессу.
   Вхождение в состав могучего государства избавило народы Урала и Сибири от набегов воинственных кочевых соседей и ущерба, который эти набеги носили.
   Русская администрация, решая споры и конфликты, которые возникали у нее с местным населением, не чуралась применения военной силы. Однако для нее не было целью в этом случае доказывать свой силовой приоритет. Наоборот, в ХVII-ХVIII веках правительство издает специальные законы об охране аборигенов от "обид" и о наказании "обидчиков".
   Русское правительство предоставляло коренным народам возможность жить по своим нравственным и общественным законам, не вмешивалось активно в их внутреннюю жизнь, хотя и не отказывалось от попыток обращения их в христианство.
   Потеснив коренные народы, представители государственной власти на местах, а позже и частные предприниматели все же стремились, в известной степени, компенсировать причиненный им ущерб. Так, Демидовы, первые уральские заводчики, заключая сделки на аренду земель с жившими в их владениях вогулами, уплачивали за них государству подати (ясак). Правда, при этом лишившиеся земли вогулы были вынуждены откочевывать на другие места.
   Особые, не имеющие аналогов, отношения сложились у коренных уральских народов с русскими первопроходцами. Простые люди пришли на Урал не завоевывать, не подчинять себе кого-то, а жить рядом в согласии и мире, хозяйствовать, растить детей, улучшать свою долю. С самого начала появления русских переселенцев на Урале они вступили в самые тесные взаимодействия с аборигенами: хозяйственные, бытовые, культурные. Произошло сближение и взаимопроникновение разных культур и цивилизаций. Крестьяне, торговые люди, ремесленники, купцы, предприниматели оказались готовы вложить энергию, сметку и просто силу в новое дело.
   Уральская земля была поднята к жизни их физической и духовной энергией, полита их потом, застроена их руками. Это они раскорчевывали непроходимые таежные дебри, строили рудники, заводы, шахты, города и слободы, прокладывали дороги. Заселение и освоение Урала русскими - великий трудовой подвиг народных масс России.
   Урал не стал колонией, а превратился в неразрывную составную часть Русского государства, его экономики и культуры. Создались благоприятные условия для использования огромных природных богатств этого региона, который превратился в "опорный край державы", один из основных ее промышленных районов.
   (Т. Гуськова, кандидат исторических наук).
  
  
   История села Скоблино
  
   Живые воспоминания Г. П. Еланцева, И.В. Багрецова, И.Д. Меркурьева, М.П. Горбунова, священника П. Виноградова и других жителей заслуживают особого внимания, т. к. они, возможно, являются единственными из досоветской истории села Скоблино.
   В книге "Очерки истории старообрядчества Урала и сопредельных территорий" автор П.И. Мингилев пишет, что в 1832 году Стефана Кузьмича Тельминова преследуют за совращение в раскол крестьянина Фёдора Еланцева с семейством". Тельминов С.К. жил в деревне Гагарьей, а Ф. Еланцев - в Скоблиной. В 1950-х годах С.К. Тельминов ездил вместе с Григорием Ивановичем Репиным, настоятелем старообрядческой общины поморского согласия деревни Скоблиной, в Златоуст, они создали там старообрядческую Успенско-Никольскую общину поморского согласия.
   В XVIII веке деревня Скоблино и окружающие её территории были центром старообрядчества.
   Произносят название деревни "Скоблино" с ударением на первое "о", встречается произношение с ударением на второе "о".
   Жители считают, что первоначально была основана деревня Гайная на южной кромке Скоблинского, иначе Гайновского бора, на правом высоком берегу поймы реки Таловки. Деревня стояла на берегах небольшого лога, который жители запрудили и образовавшийся пруд назвали Гайновским озерком. На северном берегу ложка стояла собственно Гайная, а южный край звали Пайвиной деревней. В Гайной жили Букины и Дубровины, а в
  Пайвиной - Чудиновы, Пайвины, Шестаковы, Мальцевы, Третьяковы, Усольцевы. Все жители Гайной были мирскими по богослужению.
   Скоблинцы считают и называют Гайную Старой Деревней. Жители - стародеревенцы.
   Гайная основана, возможно, вскоре после 1747 года. Её земли расположены южнее, поэтому жители стали переселяться ближе к своей земле и на более удобное место, на берега реки Таловки, в 2 км южнее Гайной.
   Вновь основанную деревню назвали Таловской. Более века земли деревень Гайной, Таловской и Таловской слободы были общими, её раздел был произведен в 1856-1857 годах.
   На карте Челябинского уезда начала XIX века деревня Таловская отмечена на левом берегу реки Таловки, поэтому можно предположить, что заселение её началось с краёв Горелки и Мурашёвки. В 1833 году в деревню Таловскую прибыло 263 души мужского пола. В 1868 году в деревне Скоблиной (уже новое название деревни) было 212 дворов, 559 душ мужского пола и 622 души женского пола.
   После приезда переселецев в 1833 году население деревни увеличилось в два раза; в это время заселены Пережогин край, Логовушка и Забегаловка.
   Река Таловка, протекая через Скоблино, имеет крутой поворот, скобу, отсюда и название села, - так считает А.У. Астафьев. "Основал деревню "Скоблинушко" (так называл Е.И. Букин), т.е. Скоблин по фамилии", - так считает И.В. Багрецов.
   В 1911 году между Логовушкой и Пережогиным краем построена Флоро-Лаврская церковь. С этого времени Скоблино называют селом. Церковь в селе Скоблино была построена на средства прихожан. Строили её скоблинские крестьяне, их договор с сельским обществом о строительстве церкви хранится в госархиве Курганской области. Церковь была деревянной. Стояла на правом берегу речки Таловки, между краями села Пережёгиным и Логовушкой. С этого же времени восточнее села основано местное кладбище.
   Первым священником был Александр Емельянов, но, как рассказывают старожилы, он оказался непригоден для службы.
   Первого августа 1913 года провел свою первую службу священник Павел Дьяконов. Его помощником был псаломщик Д. Бобров.
   О семье о. Павла рассказала К.В. Полынских: "Матушка отца Павла - Анна Михайловна. Откуда они, не знаю. Жили в селе Скоблино. Жила с ними и мать о. Павла. Старший сын Александр жил в Тюмени. Дочь Лиза [Елизавета Павловна, по мужу Потапова] работала учительницей начальных классов в Куртамыше. А в детстве, после всенощной или после обедни, Анна Александровна приводила нас с Лизой домой. Я играла и ночевала у них. Ложились спать после вечерней молитвы, никто не должен был говорить. Младшую дочь о. Павла звали Таей. Тая была вся в отца, походила на него. Отец Павел был смуглый, белые волосы и бородка. Проповеди читал со слезами на глазах. Церковь закрыли, но он остался верен Богу. В 1934 году у нас родился Иванко. Отец Павел тайком, берегом реки пришел к нам и крестил его в большой бадье, крестил в подполе, чтобы никто не видел".
   Благодарные прихожане построили для о. Павла добротный деревянный дом. Он выделялся по архитектуре среди соседних домов. В нём сейчас живет школьный учитель. При советской власти о. Павел купил пятистен в Горелке, он стоял на улице крайним, напротив современного моста через речку Таловку. Трагически окончилась его жизнь - арестовали и куда-то увезли, возможно, в Челябинск. Домой он не вернулся. Невозможно
  понять, почему о. Павел был арестован, но соответствующего дела в архиве на него не сохранилось. После ареста семья священника была раскулачена. Старожилы села рассказывали, что раскулачивал Сёмка Кочкин (так называли они Семёна Александровича Бабушкина, коммуниста, активного участника компании раскулачивания в селе): "Подушки из створки выбрасывал - только пух летел".
   Таисия Павловна Дьяконова была заслуженной учительницей школы РСФСР, бывшей пионервожатой Юргамышской средней школы.
   Церковь при советской власти закрыли. Говорят, в 1931 году председатель сельсовета Владимир Ефимович Фатеев (родом из Падуна) сбросил с неё церковные колокола. После закрытия хранили в ней государственное зерно, затем оборудовали машинно-тракторную мастерскую колхоза "Искра", позднее построили из неё дом в Пережёгином краю.
   Арестовали в одну ночь о. Павла и двоеданского попа Петра Фёдоровича Репина. Посадили их на дрожки и увезли неизвестно куда. После войны старожилы обнаружили заброшенный колодец, в котором находился умерший человек, похожий на священника.
   Бывшая учительница местной школы и старожил села Скоблино Татьяна Ильинична Падерина рассказывала, что когда вывели о. Павла из дома, то за ним вышла Анна Михайловна и все дети, все они ревели. Где снесли голову о. Павлу - в застенках ли НКВД в Челябинске, или в темном лесу вдали от села,- остаётся тайной.
   Жительница деревни Камаган Клавдия Васильевна Полынских, пожалуй, единственная из односельчан, вспоминает своего духовного наставника раннего детства. В день Петра и Павла - 12 июля - молится об упокоении о. Павла - невинно убиенного, пострадавшего за веру Христову, матушки Анны Михайловны, детей их: Елизаветы, Таисии и Александра.
  Она обеспокоена тем, что не перенесены его останки на приходское кладбище, не погребены по обряду христианскому.
   Материал о Павле Дьяконове в книге "Осуждены по 58-й" ничтожно мало. Его осудили на 10 лет. Писем от него не было. А дело Петра Фёдоровича Репина всё ещё не найдено....
   Вот выписка из этой книги:
  Дьяконов Павел Трофимович, род. 1886, Оренбургская область, русский, беспартийный. Священник Скоблинской церкви Юргамышского района. Арестован 18.09.1937 по обвинению в антисоветской агитации. Тройкой УНКВД приговорён по ст. 58-10 к 10 годам лишения свободы. Реабилитирован Курганской областной прокуратурой 29.09.1989.
   Ясно одно - после заключения под стражу домой он больше не вернулся. В селе Скоблино говорили, что он умер в Челябинской тюрьме...
  
   Откуда пришло слово "Урал"?
  
   Названия Земной Пояс, Пояс Мира по отношению к северной части Уральских гор уже были в обиходе в начале XVI века, то есть чуть ли не 500 лет тому назад.
   Рифей, Камень, Каменный Пояс, Урал... - названия на земле не появляются случайно.
   Сегодня однозначно установлено только одно - имя Урал на русских, а затем и иностранных географических картах появилось только в 1701 году.
   Из древних сказаний мы узнаём, что Ур - это имя юноши, героя легенды, которая рассказывает о том, как нашли на Урале самоцветные кладовые. На языке племени, в котором жил Ур, его имя означало "Земля". Девушка, которую он полюбил, была одета в золотые одежды, и у нее были длинные золотые волосы. На языке племени золото называли "ал".
   С тех пор, говорится в легенде, и зовутся Уральские горы Уралом...
   Среди исконных северо-уральских обитателей - народ манси. На их языке "вершина горы" звучит так: "Урала".
   Башкирское название южно-уральских гор - Урал-тау.
   Есть еще несколько попыток объяснить, откуда пришло слово "Урал". Некоторым ученым представляется возможным появление названия с востока. По-эвенкийски "гора" - " урэ"...
   Издавна Уральские горы зовутся по-татарски - Урал, по-русски - Пояс Каменный.
   До прихода сюда русских здесь жили башкиры, манси (вогулы), ханты (остяки), татары... Обыкновенно считают, что эти народы являются коренным местным населением, испокон веков обитающим в лесах Урала... Так ли это? Далеко не так.
   Лишь народы манси и ханты есть основания считать исконными народами севера Урала. Во всяком случае, следы их пребывания на Урале уходят далеко в глубь веков.
   Татары появились здесь в XVI веке. О башкирах имеются более ранние сведения.
   А что же, до башкир и татар наши места были совсем необитаемы? Были каким-то безлюдным пространством, где паслись только не тревожимые человеком стада диких животных?
   Нет! Люди живут здесь уже тысячи и десятки тысяч лет.
   По современным оценкам, самые первые люди на Земле объявились где-то около трех миллионов лет назад. Примерно через два миллиона четыреста тысяч лет они начали потихоньку проникать на территорию современной России. И только еще через полмиллиона лет - примерно сто тысяч лет назад, первые люди появились на Урале.
   (К. Сальников. "В глубине веков").
  
  
   Заключение
  
   Лидия Георгиевна Подкорытова, член Генеалогического Общества им. П.А. Свищёва города Кургана так пишет о родоведении: "Поиск в метрических книгах фактов жизни моих предков, казалось бы, малого, частного, конкретного, неожиданно обернулся для меня новым пониманием родоведения.
   Сотни человеческих судеб... Утраченные, скрытые временем, когда-то прожитые жизни. По сути - это моя жизнь. Именно в этом потоке человеческих жизней во времени и пространстве для меня открылась моя вселенная, а в ней солнце моей жизни - энергетика поколений. Солнце жизни - энергия, которую получает человек от своих предков и несет в себе, передавая ее своим потомкам".
   Почитайте, с каким чувством теплоты и любви к своим предкам пишет Лидия Георгиевна о первопоселенцах Зауралья:
   Как далече-далеченько, да еще того далее
   Пролегала дороженька на восход солнца красного.
   Пролегала дороженька за леса, за дремучие,
   За те горы Уральские, да за степи раздольные.
   Как по той по дороженьке покатились повозочки
   В те края чужедальние, в те края незнакомые.
   Покатились повозочки за наделами добрыми,
   Покатились крестьянские за землей хлебородною.
   За землей хлебородною, за великой заботою.
   За великой заботою, за тяжелой работою.
   И звучали в пути песни тихие, звонкие.
   И звучали слова те прощальные, горькие:
   - Одолела нас долюшка безземельная, тяжкая,
   Погнала горемычная в те края необжитые.
   Ах, родное село, никогда нам не свидеться.
   В добром сне, может, милое, ты и привидишься.
   Так кричи нам во след, петушок, перо жаркое,
   Маши крыльями, мельница, на высоком пригорочке.
   Ты прости нас, прощай, родное Гладковское.
   Ты прости нас, родная сторонушка Псковская.
   Авторы книги полностью разделяют точку зрения Лидии Георгиевны в вопросах энергообмена между поколениями. Действительно, человек, не утративший связь с землёй и с предками, твердо стоит на ногах, знает для чего он пришёл на эту землю. Человек с крепкими родовыми корнями вряд ли станет разрушать то, что с таким трудом было создано многими поколениями предков!
   Так выглядела русская изба в 19 веке в России, в центре. [Картинки на YANDEX.]
  
  
  
  
   2008 год. Курган-Челябинск-Юргамыш.
   Использованная литература:
  
  1. Под ред. Нестерова В.В. и др., Летопись уральских
   деревень. Человек пришёл на Урал. Вып. 1.,
   Екатеринбург, 1997 г.
  2. Оренбургские Епархиальные ведомости 1872-1916 гг.
  3. Воспоминания жителей села Скоблино, деревни Камаган.
   (Архив авторов).
  4. С.В. Плотников. Знакомые потоки. Юргамыш. 2001 г.
  5. И.В. Багрецов. Рукопись. "История села Скоблино".
   (Архив авторов).
  6. Дневник Г.П. Еланцева. (Архив авторов).
  
  
  ***
  
  Комментарии и публикации на книгу "Живая летопись села Скоблино:
  Газета 'Новый Мир', город Курган. 28 марта 2009 года.
  
  Летопись жизни
  
  Земляки
  
  Прошла презентация книги 'Живая летопись села Скоблино'. После этого торжества вновь и вновь листаю страницы, наполненные горечью несправедливости, безысходной тоской по отлаженному быту людей, брошенных в беспросветную морозь бесправия и разрушения. Читатель знакомится с жизнью рядовых зауральцев-земледельцев. Течет река крестьянского бытия, наполняясь ручейками, а иногда ныряя в холодный песок. И снова журчит она сменой поколений, неповторимым зауральским говором. Держат ее труд, сострадание, раздумья о времени, земле, семье, жизни, сложности человеческой души, о самих себе.
  
  
  Автор и руководитель творческого коллектива - известный краевед С.В. Плотников. Одно это заранее вызывает уверенность в том, что книга умная, гуманная, зовущая к раздумьям. Читатель погружается в летопись одного из зауральских сел. Летопись эта живая: она ведется участниками событий или людьми, живо заинтересованными судьбами, историей своего родового дерева, крона которого зеленеет. Жизнь продолжается.
  
  
  На удивление и светлую зависть зауральцев рассказы о Скоблине и всей этой части Юргамышского района ведутся в основном рядовыми колхозниками или их детьми, многие из которых наперекор всем бедам получили высшее образование. Став специалистами, они возвращались в свои края, работали на совесть. А главное - они заглянули в прошлое, чтобы высветить историю семьи и своей земли и оставить потомкам весть о том, как станови?лась русская крестьянская цивилизация на западной окраине Юргамышского района. Сказать, чисто скоблинское летописание в культуре края - единственное и неповторимое, нельзя. Стараниями профессора Б.И. Осипова, родом из Юргамышского района, издано пять выпусков серии 'Народные мемуары' (Омск, 1995-2002 гг.). Авторами четырех из них являются его земляки. Но 'Живая летопись села Скоблино' уникальна.
  О радости и трудностях освоения зауральских просторов рассказывали Еланцев Григорий Петрович (1906-1996 гг.), Иван Васильевич Багрецов (1926-1987 гг.), Иван Дмитриевич Меркурьев, Максим Петрович Горбунов. Слышим голоса их родных и близких.
  История села, как речка Таловка, извилиста. Многое сохранила человеческая память, что-то дали документы. Из поколенной росписи семьи Еланцевых документально обозначен 1756 г. - год рождения Ивана Еланцева, сына Прохора. О Пpoxope известно, что он одним из первых осел здесь. Новая деревня называлась Таловской, а с 1868 г. именуется Скоблино. Старожил?ка села Марфа Ивановна Пережогина рассказы?вала мне о происхождении названия Скоблино так: 'Погляди на речку. Она на скобу находит, вот и Скоблино'.
  Самым старшим в большом родовом гнезде Кармацких значится Назар Иванович, 1745 г.р. О Багрецовых известно вот что: Поликарп приехал в Таловскую (Скоблино) с двумя сыновьями - Иваном (1738 г.р.) и Петром (1740 г.р.). Манили людей земля и свобода. Бежали сюда сторонники старой веры - старообрядцы. Скоблино, Гагарье были в XVIII и XIX вв. центром старообрядчества целой округи. Здесь жили Тельмановы, которых считали двоедане преемниками святых апостолов.
  Первые дома ставились на пнях срубленных деревьев. Бревна были такие, каких сейчас и в помине нет. В дома приводили жен, рождались дети, веревочка жизни набирала прочность, увеличивалось общество. У Еланцева Федора в начале 18-го века родилось четверо сыновей. Пошли четыре ветви. Ветви уже местных семей переплетались. Так, Меркурьевы породнились с Багрецовыми.
  Откуда пришли переселенцы? Очевидно влияние Русского Севера. Это сказывается в типе постройки, которая называется 'горница через сени'. Меркурьевы считают, что их пращуром был молодой парень, пришедший сюда с Кыштымских заводов и поселившийся у бездетных стариков Меркурьевых. Так в переписи 1730-1740-х годов он и значится - Меркурьев.
  
  Семья
  
  Из книги узнаём, что семьи были многодетными. Невесты высматривались в других селениях. Своих дочерей старались выдать за скоблинскую изгородь. Г.П. Еланцев записал, как пристроил дед Михаила своих дочерей: Матрену - Гагарье, Марию - в Камаган, Анну - в Кипель, Любовь - Пески, Прасковью - в Таловку.
  В 1914 году Григорию Петровичу Еланцеву было 8 лет. Отец взял его в поле - боронить, сидя на лошади верхом. Родительская мудрость, если она есть, во всем проявится. День на солнце проработать - это вам не в холодке слоняться или в Таловке купаться. Отец чистил бороны и заставлял мальчишку петь. Тот пел плясовую:
   'Сентетюриха высока на ногах.
   Накопила много сала на боках'.
  Отец похвалил: 'Вот молодец, не задремлешь'.
  Под одной крышей умещались три-четыре поколения. За стол у Еланцевых в послереволюционное время садились дед, бабушка и родители Петра Григорьевича, а также их пятеро детей.
  Детям давали пример труда, навыков. Вводились они также и в мир народной культуры. В каждой семье были свои мастера. Олёна Степановна (приблизительно 1846 г.) запомнилась как худенькая, тоненькая жена силача Ерофея. 'Такая была мастерица чудесная! Припала на нее страсть быть красильщицей'. Красит пряжу для себя и на сторону. Оплачивали ей за работу кто чем, а больше яйцами куриными.
  От деда Савелия в семье Багрецовых идет жалость к животным: 'Дед Савелий очень лю?бил животных, особенно лошадей, собак и телят. Бывало, не дай Бог, сказать про теленка, что он захудалый и зиму не проживет, сдохнет. Значит, дед Савелий (Сава) возьмет теленка под особый контроль, крадучись, но будет таскать ему и скармливать куски хлеба, обязательно откормит этого теленка, а потом напомнит: 'Вот, говорили, что этот теленок сдохнет, а он, смотрите, как выправился, да еще лучше других'. 'Жалость' в народном словаре известна как любовь. Жалеть - это любить. Такой жалости к природе и людям учились в повседневном общении. Специальных часов для этого не отводили. Любовь к семье, так думаю, сформировала особый, светлый, юмористический взгляд на 'неверные решения' старших. Дозволялось подтрунивать над близкими.
  
  Отцы и дети
  
  Детей берегли. Запомнился Григорию Петровичу 1911 год - голодный. Обществу не давали погибнуть: 'Население строило дороги, мельницы и церковь в Скоблине. За работу платили людям и лошадям'. Видимо, была какая-то работа в Юргамыше. Отец взял с собой Гриньку - показать новый мир, где бегают по чугунным дорогам машины. Умный был чело?век, подвел сына к насыпи и научил: 'Ты, Гринька, не бойся. Сейчас скоро придет поезд, паровоз шибко ревет'. Хорошо, что предупредил, испугался бы малец насмерть: 'Вот зашумело, загремело. Увидел я пыхтящий паровоз и пассажирские вагоны. Как назло, земля провалилась подо мной, хотел бежать, но отец удержал меня за руку'. Такая вот наука родителям от скоблинцев: берегли от испуга. Учили детей всему, что сами умели. Дед Михаила учил внука, как рыбачить, как рыбу укладывать, чтобы она не пропала. На всю жизнь запомнил автор воспоминаний, как дед накосил крапивы, разостлал ее по телеге и только тогда насыпал пол-воза свежей рыбы, укрыли возок, подвязали веревкой. Дело было утром, а рыбу продавали вечером и на другой день. Она была свежей.
  К крестьянскому делу приставляли рано - до десяти лет. Хотелось ребенку подержаться за ручки плуга. 'Отец не давал сначала. А потом дозволил быть пахарем'. Вдвоем держали ручки, но как только 'пахарю' дана возможность одному делать эту работу, он 'был повержен на бок на борозду, с ревом пришлось отказаться от этой работы'. Позже научился.
  В книгу внесены публикации из 'Епархиальных ведомостей'. Материалы писались тоже людьми, а люди, как известно, могут ошибаться, иметь кривой угол зрения. Составители 'Живой летописи...' перепечатали страницы 302-303 'Оренбургских епархиальных ведомостей' за 1910 год. В сокращении дана статья 'Священники и деревенская культура'. Хорошо, что в сокращении. Можно было бы сократить до одного абзаца: 'А ведь священник - это свеча, поставленная на высоком месте. Все видят свечу, и если она светит - идут к ней. И отходят, если она горит недостаточно ярко или совсем погасла'. Все остальное вызывает острое неприятие, особенно когда слышишь голоса работающих, страдающих, думающих, умных земледельцев, дающих нам кусок хлеба. И не просто кусок, а еще и с маслом... Вот только, благодарности кормилец в прошлом не видел, да и сейчас не видит. Что же написал некий 'мудрец' в 1910 г.? Вот что: 'Одной из характерных черт русского человека является его разгильдяйство, распущенность, неумение взять себя в руки и выполнить начатое дело до конца, систематически и строго. Результатом чего является 'переползание изо дня в день'. Вместо живой и красочной жизни - вечное откладывание дел в долгий ящик. Холера, война, чума застают нас, как всегда, врасплох. Русский мужик перед лицом своего дела стоит, так сказать, распоясанным. Он почти всегда ничего не ждет, ни к чему не готовится, а потому почти всему, разинув рот, удивляется и всегда не успевает...
  Коренная причина мужицкого разгильдяйства лежит и в мужицком разгильдяйстве, и в мужицкой некультурности'. Ну, каково! Дерзко, однако логики не получается. Зачем становиться 'культурнее', если будет еще хуже? Совсем закостенеешь. Что же делали такие умники, когда скоблинские мужики рвали пуп, строя дома и осваивая сохой, бороной, позже плугом землю? Наверное, не пахали. Сами мужики знали цену крестьянству, знали и о подобных оценках его. Стремясь 'осветить развитие де?ревни', Григорий Петрович Еланцев с гордостью говорит о больших трудолюбивых семьях. Они даже своим жильем убеждали, что садятся на этой земле навсегда. Дома стояли, как один, рядом, как бы гордясь друг перед другом. 'А какие крепкие крестовики были построены у братьев Пережогиных!' Деревня тянулась к новому, в частности к технике. Григорий Петрович вспоминает, как дед все хотел заполучить плуг заводского производства. Купить. Плуги по воле плута-председателя кооператива Капитона проплывали мимо. 'Дед много раз делал заявку на словах Капоньке, но тот все откладывал. Однажды дед встретил Капоньку около нашего двора и опять задал тот же вопрос: 'Продадите плуг?' Капонька отказал, дед разразился матом: 'Тебя поставили... в товарищество в первую очередь... обеспечивать бедняков, обеспечивать солдатские семьи. А ты даешь плуга тем, кто побогаче..., дружкам да товарищам!!!' Я стоял в палисаднике и видел и слышал сцену борьбы за заводской плуг. Вскоре и нам продали однолемешный плуг Брянского завода'. Одна из дочерей Григория Петровича сообщила: 'Мой отец работал и пчеловодом, и садоводом, и киномехаником. После войны закончил школу РКШ и работал агрономом-полеводом..., стал в Скоблине разводить сад. Все у него в саду росло - малина, крыжовник, яблоки, груша, вишня, клубника. Все его малые дети, а потом и внуки, и женщины пенсионного возраста работали в саду. Отец нас всех приучал к труду. Папа никогда не пил, не курил, не сквернословил. За столом детям всегда грозил ложкой, чтобы тихо было, но не бил нас этой ложкой никогда. Очень любил своих детей и внуков'. Рассказ Ивана Васильевича о жизни своего рода потрясает такими жуткими деталями, которые не выдумать и не увидеть в бреду. Он же через это прошел (1926-1987 гг.). Очень жалел женщин-крестьянок. У них вся обычная жизнь - 'беспросветная работа, работа и еще раз работа. Было ли время нашим прабабушкам и прадедушкам и были ли условия для совершенствования культурно-эстетического и научно-познавательного уровня? Задумайтесь и ответьте на этот вопрос!'
  Славилась округа неповторимыми личнос?тями. Что ни семья, то своя отметинка. Савелий Гаврилович Багрецов (1849-1922 гг.) был небольшого роста. Примерно 150-155 см. По поводу его роста дородные Доронины подсмеивались: 'Гли-ко, у Гриньки-то парень-то вмахал - аршин с шапкой!' Но несмотря на малый рост, он был коренаст, крепок, подвижен. Обладал большой физической силой. И был очень крепкого здоровья, крутой, верткий, цепкий. Был страстный любитель верховой езды с детских лет и до глубокой старости. Семидесяти трех лет он ездил верхом на лошади без седла... Кроме жен, а у него их было две (не обе враз - В.Ф.), имел еще и любовниц....
  Не бросал дед свои любовные похождения и в пожилом возрасте. Хаживал и материально поддерживал... В голодный 1921 год, крадучись, нагреб муки около пяти килограммов и отнес ее к ослабевшей совсем любовнице, хотя и своя семья голодала. Что скажешь, мужской поступок. Вот тебе и метр с шапкой!
  
  Труд - основа жизни
  
   В воспоминаниях скоблинцев мерилом человеческого достоинства является отношение к труду - к тому, чем была жива семья и обеспечивалось будущее. Тяжелым, горьким трудом, важным и нужным, изображается война, по которой прошли скоблинцы и их земляки. Война в тылу - тоже война. Это жизнь впроголодь, пеший путь в тридцать километров морозной зимой за ведром-двумя картошки, чтобы питаться две недели, учась в техникуме. Как вынес учебу в институте Иван Васильевич Багрецов, в полной мере знал только он. Но и того, что доверил бумаге, хватает, чтобы удивляться и поражаться. Но вынес, стал агрономом. Вот только здоровья много потерял. Он в голодные обмороки падал, а врач разводил руками и выписывал рецепты. Как лишили работающие семьи возможности работать на земле - особая статья. Разметали старательных мужиков по земле. Раскулачили свои же деревенские. Никто сверху не торкал по башке. Были свои такие - очень ретивые. Какие у них идеи? По?милуй Бог, они только поверх. Подкладка - отдай твое мне.
  Нищенство
  
  Недавние крепкие крестьяне протягивали руку, прося кусок хлеба. В работе им отказывали, но пасти скот за похлебку разрешали. Эх ты жизнь-жестянка! Грамотный человек с высшим образованием, Иван Васильевич, ребенком ходивший по миру, в зрелом возрасте за-давал себе вопрос: 'Как это работящий, умелый, мастеровой человек - его отец - мыкался по Сибири, но не подался в город, где все равно нашел бы себе какую-то работу? Почему?' Пришел к такому выводу: отец 'психологически был крестьянин до корней волос и до последней нервной клеточки. Он не мыслил себя вне крестьянской жизни'. Соглашусь с этим. Мне рассказывала Енафья Кирилловна Стешенцева о том, как на горьком пути спецпереселенцев уже где-то за Серовом ее мужу предложили остаться работать в какой-то столовой. Он отказался: 'Не мое дело, у меня все?гда в руках топор, продержу семью'. Не продержал, умер на лесоповале. Про беды семьи не здесь рассказывать.
  
  Темная сторона быта
  
  Все ли гладко было в дореволюционном Скоблине? Да что вы! В голодные годы тоже держали зубы на полке. Не всегда решали общинные дела по уму. И с духовенством были напряги. Слышал Иван Васильевич Багрецов предание о том, как один крестьянин попросил попа посодействовать, чтобы его сына не взяли в солдаты. Поп потребовал, чтобы сын крестьянина был бы у него в работниках до тех пор, пока не отслужат его ровесники, то есть 25 лет.
  Были драки. Да еще какие! До убийства. По дури. Бывало, черной мутью оседала неблагодарность. В семье Василия Савельевича 'допокоивалась' некто Фомиха. Ее муж Фомочка Усольцев продал дом Василию Савельевичу. Но как-то его быстро скрутило, Фомочку, он попросил 'допокоить' его старуху, то есть дать ей приют до смерти. Был такой обычай. В семье Семена Терентьевича Мальцева допокоивалась хорошая безродная старушка. Не в доме старости жила, а в семье - со всеми наравне. Дал слово здравый крепкий мужчина. Фомиха живет себе, поживает. Но недоброжелатели Савельевича дали ей ртуть, чтобы она насыпала ее в валенки хозяина. Насыпала. У того потянуло ноги, по ним пошли 'проломы'. Он два года лежал в постели и чуть не умер. Узнали о предательстве Фомихи так: заболела Фомиха тяжело, позвали попа. Она покаялась в этом попу, а тот рассказал Василию Савельевичу, который ответил: 'Я слово дал ее допокоить. А вам, батюшка, не положено выдавать, что вам на исповеди сказали!' Лечился проращенной рожью, которую заваривали в бочке. Могучее здоровье победило. С1914 по 1917 год служил солдатом.
  Не всегда здесь принималось новое. В 1843 году округ бесился картофельным бунтом. Потом спасались картошкой. Бунтуя, не слушали и не слышали другую сторону. Были биты до полусмерти, но характер проявили. Боялись, что картошка - первый шаг к барщине. Вот причина.
  А так что же? Жизнь как жизнь. Рядом с добром уживается зло. Оно не забывается, но умные знают, что его нельзя греть. Перегреется и отравой в тебя же пойдет. Живет Скоблино. Живет память о семейных корнях, о родных местах. Стало быть, надо жить.
   Валентина Федорова, доктор
   филологических наук, профессор. Город Курган.
  
  
  ***
  (Текст значительно сокращён Щетковой О.А. Вы можете заказать электронную полную версию книги "Живая летопись села Скоблино" по электронному адресу:
  E-mail:loo_chetkova@mail.ru ).
  
  Уважаемые читатели!
  Если Вам интересна тема составления летописей сёл и деревень, в том числе и исчезнувших деревень России в ХХ веке, прошу Вас делиться своими знаниями и соображениями на моих сайте и форуме Южно-Уральской Ассоциации генеалогов-любителей:
  
  http://www.uralgenealogy.ru/
  
  С уважением, Ольга Щеткова, город Челябинск. 26 апреля 2009 года.
  
  Слева направо: 1).Чувашов В.А, 2). Щеткова О.А, 3,4). Бывшие жители деревни Суханово, 5).Чувашов М.В., 6). Варлаков П.В., 7). Суханов М.В., 8). Лазуко Л.А., 9). Лазуко Н.А., 10). Иванова Л.Ю. Стоят: Иванов Н.А. и Щетков А.Д. 2007 год. На месте ныне несуществующей деревни Суханово. Почти все, кто изображён на этом снимке, являются потомками жителей исчезнувшей деревни Суханово Мишкинского района Курганской области и входят в состав редакции этой книги. Мы относимся к своим соседям-скоблинцам с бесконечной любовью, участием! Надеемся, что дело уральского краеведа Николая Чернавского, связанное с составлением летописей по городам, сёлам и деревням, будет продолжено. [Щеткова Ольга]
  
  Слева направо: 1).Чувашов В.А, 2). Щеткова О.А, 3,4). Бывшие жители деревни Суханово, 5).Чувашов М.В., 6). Варлаков П.В., 7). Суханов М.В., 8). Лазуко Л.А., 9). Лазуко Н.А., 10). Иванова Л.Ю. Стоят: Иванов Н.А. и Щетков А.Д. 2007 год. На месте ныне несуществующей деревни Суханово.
   Почти все, кто изображён на этом снимке, являются потомками жителей исчезнувшей деревни Суханово Мишкинского района Курганской области и входят в состав редакции этой книги. Мы относимся к своим соседям-скоблинцам с бесконечной любовью, участием! Надеемся, что дело уральского краеведа Николая Чернавского, связанное с составлением летописей по городам, сёлам и деревням, будет продолжено.
   Редакция книги от всей души благодарит компьютерного гения из Юргамыша Евгения Лекомцева за созданный им сайт: //www.uralgenealogy.ru/
  
  
  ***************************************************************
  Уважаемые читатели!
   книга "Живая летопись села Скоблино"
  востребована.
  Электронную версию той книги Вы можете заказать на нашем сайте: Южно-Уральская Ассоциация генеалогов-любителей
  Смотрите генеалогический Интернет-магазин. Стоимость электронной версии 250 рублей.
  С уважением О. Щеткова, редактор, администратор и координатор сайта
  http://www.uralgenealogy.ru/
  
  
  
   Южно-Уральская Ассоциация генеалогов-любителей города Челябинска.
  
  E-mail:loo_chetkova@mail.ru
Оценка: 8.00*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"