Аннотация: Истребление собственного народа его правительством в России существовало, я доказываю это в своей статье...
О.А. Щеткова.
Раскулачивание
в Мишкинском районе Челябинского
округа Уральской области
с 1929 по 1933 гг.
г. Челябинск
2007
Репрессии 1929 года непосредственно коснулись моих родных и именно этот период истории России я считаю самым тяжёлым в ХХ веке.
Несмотря на то, что семья моего прадеда была сослана в село Уват на реке Тобол и претерпела много горя, всё-таки, они отделались, как говорится, лёгким испугом... Крестьяне, оставшиеся в своих сёлах натерпелись ещё больше. Голод, нищета, болезни, беспризорность, настоящее, неприкрытое рабство...
Лучше и полнее, чем Александр Базаров об этом времени не скажешь...
ОГЛАВЛЕНИЕ:
o Раскулачивание.............................................
o Спецпереселенцы...........................................
o Дневник Р.В. Ушакова....................................
o Приложения (выписки из архивов).....................
o Из воспоминаний О.А. Щетковой......
Как писал Александр Солженицын, в начале революции 1917 года кулаком называли бесчестного сельского переторговщика, не живущего своим трудом и наживающегося на сельской бедноте. Но к 1930 году кулаками стали называть вообще всех крепких крестьян, ведущих разумно свое хозяйство. Такой крестьянин, естественно, не собирался вступать в колхоз, где было объединено беднейшее население, зачастую не самое трудолюбивое.
12 лет прошло с того самого Декрета о земле, без которого революция не могла бы победить. Доверчивое крестьянство было попросту одурачено предприимчивыми революционерами-террористами. Со второй половины 1929 года начались аресты так называемых кулаков. Кулаки - это в большинстве своём трудолюбивая и упорная часть крестьян-мужиков, чей хлеб Россия ела до 1928 года. В каждом селении имелись свои местные неудачники, недовольные достатком соседей, а также приезжие после революции городские люди. Именно они бросились искоренять кулачество, как класс. Были и доносы, и наветы.
По этому самому навету была выброшена на улицу из собственного дома в поселке Мишкино Челябинского округа семья нашего прадеда Аникина Федора Ивановича. Процветание наушничества и клеветы - особенность того времени. Все самое плохое, что было в человеке, стало проявляться в 30-х годах ХХ столетия особенно ярко. Это стало порождением советской власти. Лучших хлеборобов стали хватать вместе с семьями и безо всякого имущества, почти голыми - выбрасывать в северное безлюдье, в тундру и тайгу.
Требовалось освободить деревню и от тех крестьян, кто не хотел идти в колхоз, отстаивал свое мнение на собраниях и говорил о несправедливостях открыто, тем самым обличая руководство в его недостатках.
Для построения социализма требовалось наглухо выбить у крестьянина частный интерес. Сделать это было непросто, так как многовековой уклад землевладельца и пахаря сидел в нем крепко.
Как писал Александр Базаров, к 1929 году мужика обирали под корень. Брали всё, что хоть в какой-то мере удовлетворяло ненасытный государственный рот. Никто не прокомментировал драмы, разворачивающейся в каждом дворе. Озлобленные выселенные хозяева не только словом, но и делом оскорбляли активистов-большевиков. Очень часто оказывалось прямое сопротивление, которое жестоко подавлялось Советами.
Политическая статья 58-10 карала за контрреволюционную пропаганду, гарантировала срок заключения не ниже 6 месяцев.
С особым азартом трясли духовенство. По социальному положению оно было приравнено к кулакам. Но в сообщениях ГПУ констатируется тот факт, что "гонения на попов укрепляют в народе веру". Огненные сполохи антирелигиозного шабаша метались над страной. Взрывали церкви, снимали кресты, сбрасывали колокола.
Весь 1929 год зауральская деревня находилась практически в условиях борьбы с государством.
При проверке Мишкинского районного суда оказалось, что за период с 1 января по 1 октября 1929 года проходило 119 дел по статье 107 УК. Более тысячи осуждённых только по одной статье.
Народный судья и секретарь работали последние 2 месяца без отдыха с 8-9 часов утра до 2-3-х часов ночи. Во время заседаний, язык у нарсудьи заплетался, а граждане в зале засыпали. И всё же, остаток дел на 1 января 1930 года в Мишкинском нарсуде составил 215, то есть полуторамесячную норму.
Основательный грабёж деревни начался "демократическим" налогом самообложения и займами, выпущенными по "требованию рабочего класса и трудового крестьянства". (См. приложение 3).
Апофеозом предколхозной жестокости явилось применение внесудебных репрессий ОГПУ. Из секретного циркуляра НАРКОМЮСТА ? 22/СС от 5 октября1929 года: "Усилить меры репрессии в отношении кулаков и других контрреволюционных элементов, ведущих борьбу против мероприятий Советской власти вплоть до расстрела".
Дело было поставлено по-сталински основательно и секретно. "Какая нужда у правительства, - подозрительно засомневался зауральский крестьянин, - гнать мужика в колхоз. Дать бы лучше возможность объединиться свободно мужикам человек по пять. Снабдили бы машинами и тогда бы мужики обрабатывали землю лучше, чем колхозы".
Раскулачивание крестьянства - жуткая страница нашей истории. При раскулачивании зажиточных крестьян, растаскивали имущество не только рядовые колхозники, но и члены сельсоветов, члены ВЛКСМ.
Холодеет душа от чтения газет переломного года: "Открыть ураганный огонь по левым загибщикам и правым слюнтяям, мешающим социалистической реконструкции сельского хозяйства" и т.д. и т.п.
Были - свидетельствуют документы - люди, для которых совесть всегда оставалась выше суровых обстоятельств. Но большинство партийного аппарата пребывало в состоянии тихой подлости в отношении к мужику, стремилось обмануть историю навсегда.
Местные революционеры уразумели, что загнать соотечественников в колхоз можно только застращав и запугав.
Практика коллективизации в Челябинском округе отличалась жестокостью. Специальным постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 22 июля 1929 года, этот округ был назначен опытно-показательным.
Зимой 1930 года Уральская область превратилась в разорённый улей. Население двинулось в города и отдалённые уголки России. Имущество распродавалось за бесценок, скот пошёл под нож. Горем захлебнулась зауральская деревня. Советская власть гнала мужика, вчерашнего кормильца России, прямо в петлю.
Деревенская экономика Урала и страны в целом, полетела в пропасть. В зауральской деревне свирепствовало узаконенное беззаконие и насилие, выдаваемые за классовую борьбу и революционное обновление жизни.
Раскулаченные семьи России и других округов и районов Уральской области гнали через Тюмень на север. По состоянию на 5 марта 1930 года через город Челябинск было пропущено 16 эшелонов, в коих числилось 8000 подвод, 4424 семьи, 22107 человек. Были часты случаи в дороге, когда раскулаченные предлагали малознакомым людям на сожительство своих малолетних дочерей, лишь бы спасти детей от смерти в зимней тундре....
Местные власти, измученные двумя годами борьбы с собственным народом, сводили с деревней последние счёты. При не очень придирчивой проверке оказалось, что около четверти запланированных к выселению дворов не являются кулацкими хозяйствами. Многие являлись просто-напросто бедняцкими.
Север Урала и нынешняя Тюменская область стали самым подходящим местом для идейного перевоспитания широких кулацких масс.
На Урале зарегистрировали 40 тысяч таких семей. История Общероссийской Крестьянской Ссылки когда-нибудь будет написана. Вспомнятся и дорожные муки прародителей. А пока короткая информация из первых рук: "Нас везут по 45 человек в теплушке. На воздух не выпускают, воды не хватает. Снегу даже не выпросишь. За что нас бросили в этот тёмный и смрадный вагон, который хуже тюрьмы?... Грудные дети, старики, все вместе. Негде сесть и лечь". Эта записка была найдена на путях кондуктором на станции Зуевка 5 марта 1930 года. (См. приложение 4).
В реестре отправленных в ссылку душ из Юргамыша в Надеждинск можно прочитать: "Вагонов в железнодорожном в составе 7, человек 237, переданных по акту. Из них 110 человек младше 10 лет".
Перелистывая статистику тех лет, можно смело сказать, что советское государство объявило необъявленную войну женщинам, старикам и детям и узаконило в правах крестьянское рабство, отменённое в России в 1861 году.
На станциях погрузки совработники распознавали трудоспособных и отбирали лучших колхозников, точно так же, как и во время войны это делалось гитлеровцами в концлагерях.
Перегон крестьян по маршруту Тюмень-Тобольск во время зимнего периода задерживался, поэтому кулацкий элемент временно расселяли в семьях простых крестьян. Вокруг таких селений, естественно, усиливались милицейские корпусы, снабжавшиеся дополнительно оружием.
Сейчас, бродя по тихим аудиториям Тобольской семинарии, трудно себе представить ту бессовестную жуть, которая творилась в этих святых стенах весной тридцатого года. Сотни голодных обмороженных людей, нары в три яруса, костры из икон, простуженный плач детей России.
Некоторые партии каторжан привозили прямо в заснеженный лес, приказывали самоустраиваться...
В Тобольском округе была эпидемия тифа, заканчивалась первая зима ссылки. От голода и тифа вымирали целые посёлки.
Скрытое паскудство властей заключалось ещё и в том, что партия, не решившись прямо дать подлую директиву, на деле оставила без куска хлеба большую часть переселенцев, когда всех трудоспособных членов семей вывезли на лесозаготовки в тайгу, где они безвыездно работали шесть-девять месяцев. Денег на руки им не давали. Зарплата уходила на погашение стоимости пайков.
Безответные дети и старики перешли на подножный таёжный корм.
История крестьянской ссылки, как и история ГуЛАГа и всех партийно-государственных преступлений перед народом, закрыта саваном секретности, да и не востребована по причине нашей душевной анемии. Ужасы, пережитые покорными и безграмотными деревенскими каторжанами, независимо от того, чахли последние лесозаготовках или в рудниках, известны только Богу...
Вал детской беспризорности захлестнул Урал. Сиротством и нищенством расцвела колхозная деревня. Количество временных детских изоляторов учёту не поддавалось.
Солженицын Александр Исаевич в своём "Архипелаге ГуЛАГе" писал: "Пролился этот поток, всосался в вечную мерзлоту, и даже самые горячие умы о нём почти не вспомнят. Как если бы русскую совесть он даже и не поранил. А между тем, не было у Сталина (и у нас с вами) преступления тяжелей".
Директива Уральской Облпрокуратуры от 23 мая 1933 года свидетельствует, что ссылать людей не перестали. Волокиту с фальшивыми документами и протоколами деревенских собраний выбросили на свалку. Всё стала решать "тройка". Отныне стали ссылать для исправления и непокорных колхозников.
"В колхозе хлеба не заработаешь...", - говорили коммунары, наученные распределительным опытом. Бесхозность и государственный грабёж не давали жить собственным трудом. В колхозах пока можно было только воровать.
К середине 1932 года Совдепия загнала мужика в угол, обложила со всех сторон. Вышел он к вещему камню, от которого разбегались три смертельные дороженьки:
1. Бежать из колхоза.
2. Бежать из деревни.
3. Оставаться на родной земле, но, по необходимости, воровать.
И наконец, правительством СССР, был принят документ, известный мировой общественности, как "Закон о пяти колосках". Заглянем в его рафинированную жуть:
"ЦИК и СНК СССР считают, что общественная собственность (государственная, колхозная, кооперативная) является основой советского строя, она священна и неприкосновенна, и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы, как враги народа... Применять в качестве меры судебной репрессии за хищение, воровство колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты - расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах, лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества.
Не применять амнистии к преступникам, осуждённым по делам о хищении колхозного и кооперативного имущества.
Калинин, Молотов, Енукидзе".
Булыжник вновь был адресован деревне. Надо было сделать невозможной деревенскую жизнь вне колхозов. Дожимали крестьян терпеливо и методично. Государство организовало так свою работу, что люди вынуждены были доносить друг на друга, но "деревенская простодырость и частые пьянки на ограниченном пространстве не располагают к секретной государственной деятельности".
- Разве это оперативная работа! - Ругал начальник областной начальника Мишкинского, - всего два осведомителя на колхоз! (См. приложение 1).
Истины ради, стоит заметить, что стукачество не ремесло, а благоприобретённая черта характера русского человека.
Школьникам внушалось: " Пионер! Береги каждый колосок!" Приветствовалось то, что дети выслеживали своих родных, знакомых и соседей, подбирающих колоски на общественном поле. Юное стукачество поощряли, лучших премировали поездкой в Артек!
В государственном киноархиве России в городе Красногорске был найден очень интересный документ: фильм об одной из таких реальных героинь - пионерке Оле. Фамилию называть не стоит. Она сдала ОГПУ своих родителей, которых по "Закону о пяти колосках" расстреляли. Олю увезли в город, где показывали на торжественных линейках, дарили ей цветы под пионерские салюты.
Позже, скинули девочку в детский дом, где ей в одиночку предстояло осознать весь ужас содеянного. К таким детям относятся и легендарный Павлик Морозов и Коля Мяготин. В СССР они служили образцами для подрастающего поколения. Не собственный подлый рассудок руководил ими, а чужая направляющая рука.
1 августа 1934 года в городе Челябинске был проведён слёт пионеров-дозорников. Областные журналисты-лакеи принялись раздувать душещипательные рассказы о пионерке Дусе Аксёновой, которая не испугалась угроз кулачки. На слёт собрали более 200 "героев". Примером для подражания юным пионерам служила и Тоня Чистова из Нязепетровска.
"Советская власть, - пели в души малолеток, - дала вам счастливое детство!" А детские колонии плодили преступников. Судьбами детей легко играли.
Фальшивой героикой подростков закрыли гнуснейшие преступления взрослых - преступления перед детством. Вопрос об изуродованном детстве и каких-то компенсациях за всё содеянное теперь кажется совершенно неуместным.
Читателю может показаться тенденциозным подбор следственных дел. Они взяты подряд из тех материалов, которые хранятся в Уральских архивах.
Одной из первых жертв была деревня, а в ней крестьянская старость. В 1932 году страна катилась в бездну. Колхозников ещё как-то авансировали, а весь несоциалистический элемент просто списали со счетов бытия. Старики, в силу необходимости, как говорят у нас, стали красть. В деревне Скоблино Юргамышского района на колхозном поле орудовала "Кулацкая банда".
Поймали одного из преступников - Петра Махнина. При нём было ведро проса. От него вышли на остальных. На скамью подсудимых сели: Дудина Вера 45-ти лет, Репнина Татьяна 56-ти лет, Дудина Прасковья 70-ти лет, Дудин Леонтий 77 лет и Петр Махнин 80-ти лет. 12 декабря 1932 года "преступницы" были подвергнуты лишению свободы на 10 лет каждая с конфискацией имущества. Мужики умерли до суда в камере Курганского исправдома.
Вот так расстрелами да социалистическими концлагерями вбивали в нас чувство общенародной собственности...
Короткая память... Сиволапая жизнь! Природа, и та забывает про годы лихие. И только вблизи, когда притронешься к полусгнившим и тёплым срубам развалин на родном пепелище, осознаешь - это было почти вчера. Жуть прошлого перестаёт быть абстрактным историческим фактом и в душе поднимается обыкновенная человеческая боль.
Удивляет отношение русских к своим же землякам, соотечественникам, соседям. Равнодушие и жестокость стало нормой...
И всё же, мы внуки и правнуки России и это вселяет надежду. В нас гены великого народа, живая, не выпадающая из памяти связь поколений. Даже в глубокой старости следует торопиться оживить древо собственного рода.
Непредсказуема наша судьба. Мы, россияне, как бы спешим из ничто в никуда. Без благодарности пращурам, без надежды на светлую память потомков. Свидетельством тому заросшие могилы, неприбранные с войны останки отцов, развязные наши дети.
Трагедию тридцатых годов мы пережили... Сумеем ли извлечь опыт или опять всё повторим сначала? ***
... Как события тридцатых годов тесно переплетается с сегодняшним днем! Тиражи Марининой и Донцовой растут, а книг Базарова и Солженицына днем с огнем не найдешь...
Александр Павлович Сычёв, старший научный сотрудник Мишкинского районного музея всю свою жизнь писал о людях, забытых именах. Умер в абсолютной нищете и одиночестве. Его статью в Мишкинской районной газете "Искра" доводим да Вашего сведения полностью. Надо сказать, что после его смерти таких статей в этой газете почти не встретишь. Страницы всех российских газет наполнены рекламой и платными заказами - веяние времени!
СПЕЦПЕРЕСЕЛЕНЦЫ
Запланированная Уралобкомом ВКП(б) контрольная цифра выселения на Север 15 тысяч семей крестьян, "отнесенных к классу кулачества", к лету 1930 года была выполнена и перевыполнена. Почти 100 тысяч человек (родители, их взрослые и малые дети) - хозяйственный костяк, цвет уральских деревень - были угнаны под конвоем, увезены в эшелонах.
Среди экспонатов Мишкинского районного историко-краеведческого музея, рассказывающих о событиях зимы-весны 1930 года, находится овальная медная бляха - личный знак 21 чекиста-стажера Челябинского учебного эскадрона войск ОГПУ (утеряна с. Коровье).
В газете "Союз" (Москва, 1990 г.) в статье историка Иванищева о событиях "переломного 1930 года" есть строки из отчета руководства Челябинского отдела ОГПУ о ходе раскулачивания в селе Мишкино. "Одна крестьянка повесилась. 70-летний Смоленцев заявил: "Возьмите все. Не трогайте мое тело." Старик умер в Мишкино 30.03.1930 г. (Запись райзагса).
Возмутительно трагические цифры и факты из секретных документов ГУЛАГа опубликовала известный челябинский архивист М.М. Зайтвебер в газете "Челябинский рабочий" 15.04.1990 года.
"На 1 января 1932 года в Челябкопях в 102-х двухквартирных землянках и в 284-х восьмиквартирных бараках спецпереселенцев пола не имеется. Нет извести для побелки печей и песка для посыпки пола... Фельдшер наездом обслужить спецпереселенцев не может. До сего времени вошебойка не работает... Вода для питья непригодна... Спецодеждой (шахтерской) не обеспечены из-за отсутствия таковой". Перебои с завозкой хлеба. Голод, эпидемии сыпного и брюшного тифа, дизентерии, трахомы. "В 1931 году на шахты выслано 7632 семьи, или 24916 человек, к осени сбежало 2913 человек. За год умерло 800 человек... В 1932 году умерло 1130 человек". В следующие годы смертность меньше.
Недавно житель Екатеринбурга Виктор Михайлович Мальков в своей книге "Раскулачивание: как это было" описал 6-летнюю ссылку большой крестьянской семьи Мальковых из д. Ик Юргамышского района в североуральскую тайгу. Смерть родителей. Сыновьям-подросткам было запрещено учиться (до 1936 года) и непосильная работа на строительстве узкоколейки. В 1940 г. техник Кировского районного дорожного отдела В.М. Мальков призван в Красную Армию. Село Кирово - ныне Мишкинского района.
Почти весь тираж книги (300 экз.), изданной на собственные пенсионно-компенсационные 5 млн. 300 тыс. рублей, 80-летний автор подарил библиотекам и школам Юргамышского района. "Это наша история, ее надо знать", - отозвалась о правдивой книге земляка юргамышская газета "Рассвет" 24.06.1997 г.
В нескольких семьях мишкинцев и челябинцев Ушаковых бережно хранятся подлинник и копии дневника Романа Ушакова, спецпереселенца, "кулацкого сына" и бывшего комсомольца из села Введенское Мишкинского района. Его опубликовал в газете "Искра" Мищкинского района Курганской области замечательный краевед Александр Павлович Сычёв, статьи которого я бережно сохраняю...
Из имеющейся в райгосархиве "Похозяйственной книги с. Введенское за 1924- 1928 гг." узнаем состав и занятия членов этой семьи. Ушаков Василий Михайлович, рождения 1878 года. Ушакова (девичья фамилия Куликовских, из д. Елшина) Мария Афанасьевна, рождения 1880 г., их дети: Александр, рождения
1902 г., Василий, рождения 1904 г., Роман, рождения 1907 г., Потап, рождения 1910 г., Григорий, рождения 1913 года.
Отец и сыновья имели начальное образование, мать была неграмотная.
В 1927 году семья имела 1 рабочую лошадь и 3 молодые, 1 корову и двух телят, овцу с ягненком, свинью и 4 поросенка, 10 кур. Плуг однолемешный железный, деревянную борону с железными зубьями, жатку-самосброску (в 1928 г. продана в коммуну "Факел"), 5 кос-литовок, 6 серпов. Дом крестовый под тесом, мельница-ветрянка (отремонтирована, до этого была 2 года неисправна).
В 1928 году Ушаковы, включая старшего сына, плотника и молодожёна в Мишкино, имели своей земли 21,74 десятины и 0, 05 десятины огорода. Посеяли 6,77 десятин пшеницы; 3,64 - овса; 0,20 - картофеля; 0,12 - льна. Всего 10,86 десятин посева. От 8,5 до 5,2 десятины в 1924-1928 гг. держали под парами. В 1925 г. по примеру соседей 0,75 десятины земли занимали кормовой травой. В 1927 г. по рекомендации журнала "Сам себе агроном" засадили 0,13 десятины турнепсом.
Ввиду политико-экономических перемен в стране под лозунгом "Сделать из России нэповской социалистическую", глава крестьянской семьи и малоудачный мельник был вынужден в 1928 году сдать небольшие излишки хлеба государству (75%) и членам сельского комитета бедноты (25%), продать за полцены самосброску. Член ВКП(б) с 1924 года и председатель коммуны "Факел" А.С. Куликовских прямо говорил Ушаковым: "Не продадите за полцены сейчас - скоро даром нам отдадите: иначе вам бойкот".
В 1929 году Ушаковы дёшево, как и ряд других односельчан, продают свой дом, снимают квартиру. Несколько семей села "самораскулачились" и уехали. В.М. Ушаков пытался продать мельницу. Но какому частнику? Из окон на северо-восток видно: работает на нефтяном двигателе пилорама коммуны "Факел", а вышел на крыльцо - до горизонта тянутся поля большого колхоза "Прожектор". Слово-то какое: военно-передовое. По отчету райзо, к 1 марта 1930 года все земледельцы Введенского сельсовета, исключая уехавших и сосланных, вошли в этот колхоз.
Василий Васильевич Ушаков (1904-1989) 24 августа 1924 года был выбран биб?лиотекарем Введенской сельской комсомольской ячейки, членом редколлегии стенгазеты. Автор ниже публикуемого дневника Роман Васильевич Ушаков (1907-1933) с осени 1924 года делал вместе с братом, а позднее один газетные обзоры событий в СССР и за рубежом. Первые радиоприемники появились в селах в 1928-35 годах. "Молодежь деревни Благовещенка (южнее села Введенского) благодарит Романа Ушакова за отличный газетный обзор и просит по окончании сева вновь приехать" (март 1928 г. Из протоколов Введенской организации ВЛКСМ. Бывший Курганский облпартархив. Выписка 1988 г.).
В позорной (но не для карьеристов) кампании 1927-30-х годов взрослые люди (обычно студенты) с партийными и комсомольскими билетами на страницах газет 5-6 строчками отрекались от своих родителей-священников, бывших чиновников, торговцев и кулаков, и клялись активно строить социализм.
Братья Ушаковы от отца-труженика, мельника и хлебопашца-единоличника, не отказались. Наоборот, дружно отремонтировали его старую "ветрянку". И даже за 2 дня до отправки очередного эшелона с "бывшим кулачьем" на спасение "темпов" 1-й Пятилетки Большого Урала, посланец Мишкинского РК ВЛКСМ дружески советовал бывшим комсомольцам Роману и Потапу написать покаянное письмо в районную газету "Красный Уралец".
В том 1931 году их братья Василий и Александр, опытные плотники, люди семейные, уже работали на стройках Челябинска. В.В. Ушаков, житель мишкинской улицы Правды, прилежно и добросовестно работал столяром средней школы (1937-41 гг.) и педучилища (1942-56 гг.).
В память о брате Романе и родителях, умерших на таежном лесоповале, Василий Васильевич более 50 лет хранил копию его дневника. Сам дневник сберег и доверил (в 1937 году!) переписать братьям Потап Васильевич, живым вернувшийся с северных малолюдных Вишеро-Камских берегов.
Дневник Романа Васильевича Ушакова,
1908 *года рождения, крестьянина села
Введенского, Мишкинского района, но
из-за отца, купившего тогда же старую
ветряную мельницу, сосланного в 1931 г.,
умершего от голода, болезней и
чрезмерной работы в 1933 году в
Красновишерских лесах.
(Записи лета 1932 г.).
... Несчастный человек, я завидую всем, даже тюремщикам. Мне дают 600 гр. хлеба, капусты и клюквы вволю, рыбы соленой хватает, а работать приходится очень трудно, ходьбы много (на заготовке делового леса-баланса). Я завидую даже арестантам за решеткой. Мне ничего не страшно, мне нечего бояться. В чем же дело? Дело только заключается, пожалуй, и это главное: в обстановке нашего внутреннего положения, в нашей мирной обстановке. Я почему-то очень уверен, что наша (политическая и экономическая) обстановка страны не весьма здоровая. Да, приходится только предполагать, так как никаких слухов, никаких сведений ниоткуда нет. Я судьбу свою отлагаю решать до 1 августа 1932 года, ввиду целого обстоятельства дел. Меня заставили жить на том месте, где преступники жили - люди, принужденные на 10-летнее наказание. Вспомнишь, за что заставляют нас страдать, то просто теряешь всякую сообразительность, всякую способность сколько-нибудь здраво рассуждать.
Мы теперь живем в отдельном уголочке при клубе, где на стенах кое-где развешаны картины. Я только сегодня поинтересовался двумя картинами, а остальные не разглядывал. Да и нет абсолютно никакого интереса их смотреть, так много советского, так много революционного, из-за чего нам приходится страдать. Стенгазету еще посмотрел. Зовут ее "Ильичёвка". Стены обклеены газетой "Темпы".
Мы ждем сенокосной поры, ввиду того, что нас обещают кормить хорошо. Хотят якобы давать всего без нормы. Вот это была бы действительно жизнь. Хотя бы покушать, не вспоминая
________________
*Допущена неточность в годах рождения. В газете "Искра" за 6 августа 1997 года датой его рождения является 1907 год, а за 20 августа этого же года - 1908 год).
(Н. Лазуко, О. Щеткова).
________________
граммы, имея хорошее питание и физическую здоровую на вольном воздухе работу. (Весной 1932 года Роман и другие спецпереселенцы работали в шахтах под Еманжелинском). Я в настоящее время не очень здоров, страшно кашляю, имею опухоль лица и ног, большую слабость по всему телу. Но это, по-моему, создалось от систематического двухмесячного недоедания и большого переутомления за время нашего путешествия (из-под Еманжелинска в Красновишерский округ). Я бы мог устроиться работать в канцелярию в качестве счетовода или на подобную любую должность... Но, во-первых, такая работа физически безобразит людей. Я считаю счастливым того, кто пусть ходит в лохмотьях, но занимается физическим трудом и, ввиду этого, он из себя представляет краснокожую здоровую фигуру. Канцеляристы же в большинстве случаев всегда бледные, скуластые, хотя и носят хорошую теплую одежду, но все же мерзнут. И такие фигуры легче всего поддаются различного рода заболеваниям. Во-вторых, я ненавижу канцелярщину за то, что на этой должности стараются всячески подкопать человека, всячески его оплевать, оклеветать, особенно такие, которые пользуются авторитетом от власти.
Учетчик удивился и воспротивился моей одиночной работе, но я всё же постарался высказать оправданье, ввиду моего одиночества. На мои слова, мне кажется, он даже не обратил вниманье. Обмерял мои дрова - их по счету оказалось кубометр и три четверти. Он отпустил меня на отдых, а большинство продолжало еще работать. Так я сделал первый шаг самовольства против здешнего начальства.
Я опять вспоминаю о доме и своих соседях и о том, как мы дома кушали. Сообщил маме слова одного человека: он меня очень уверял в том, что нам в нынешнем году сеять хлеб не пришлось, а снимать урожай придется. Я не могу определить справедливость этих слов, но почему-то очень верю в их справедливость.
12 июля
Меня ничуть не покидает уверенность в том, что я в скором времени увижусь со своими соседями, и наше переселение с Еманжелинских копей есть факт, вызванный политикой чисто военного характера. И вкрадывается, конечно, некоторое убеждение в том, что это есть дело хозяйственной политики, Но в это я верю меньше всего. Я ежеминутно вспоминаю Нюрку, дедушкову дочь, и она у меня нисколько с ума не идет. Эх, если бы довелось увидеть своих родных и знакомых(!), - то я был бы первым счастливцем на свете. Я всё больше начинаю скучать о культуре. Первым видом культуры я считаю железную дорогу и паровозы. Здесь нет никакой возможности повышать свою квалификацию. И это для меня самое ужасное, самое неловкое положение. Но все же приходится мириться с таким обстоятельством. У меня, правда, есть возможность заниматься самообразованием, но это дело как-то на ум не идет. Мысль о питании мешает заниматься самообразованием.
16 июля
Я снова вспоминаю о Нюрке. Почему-то, прежде всего о ней: ни о брате, ни о бабушке, дедушке, а почему-то, о Нюрке. Пожалуй, потому что брат, бабушка и дедушка в своем росте не изменились, а Нюрка, наверное, выросла за 15 месяцев и ее не узнаешь. Мы с Потапом дебатировали вопрос о преимущественных и отрицательных сторонах конторского дела. Он со вчерашнего дня работает в конторе в качестве переписчика. Ну и с помощью Мюллера - автора книги (о физкультуре) - заключили, что конторское дело очень нездоровое и особенно здесь, так как здесь не считаются с ча?сами и нет времени на выходные. В общем, это дело (конторское) действует отрицательно на здоровье, и Потап решил из конторы уйти. Припоминаю крестьянский труд: какой он был здоровый! Кушали хорошо, работали под силу. Ах, как жаль, что я мало пожил в той обстановке. Не верю, что так жить не придется. Очень надеюсь, что так мы еще поживем. Не может быть, чтобы я, не успев увидеть счастье, вынужден переживать такие несчастья.
Сегодня у нас выходной, и мне припомнилось, как мы отдыхали дома каждое воскресенье. В воскресенье особенно старались что-нибудь испечь или сварить получше. Ах! Не сходит с ума то питанье. Боже мой! Да неужели я останусь навеки несчастным, навеки терпеть и мыкать это горе. О! Нет, я уверен, что мое счастье впереди, уверен, что свое счастье я сам переживу. Но добиваться счастья в теперешней обстановке считаю бессмысленным, ибо на какой-либо работе не был, я все же спецпереселенец. Я все же лицо, которое стараются поставить на худшую работу и дать малую зарплату. За что приходится страдать? Ведь мое страданье абсолютно безвинное. И за это безвинное страданье должно воздаться счастьем. Я в этом убежден.
Мне припомнилась интересная вещь. Когда я жил еще на Еманжелинских копях, то очень желал жить где-нибудь в лесу один, поодаль от худых и злых людей. Прожить как раз бы это смутное тревожное время, пока бы жизнь не наладилась. Пока публика друг друга грызет, я бы жил там, в глухом непроходимом лесу, а главное - я был бы в безопасности от (шахтных) газов. И вот хоть не в точности, но все же судьба мое желанье выполнила. Я живу в лесу, но только не один, как я желал. Нас живет много. И хуже всего - живем под начальством. Но иметь вольную одиночную жизнь можно, но только питаться здесь негде, ничего не купишь. Так что пропадешь с голоду. Надоело мне однообразное питанье. Кормят здесь нас только мало-мало хлебом да рыбой и немного крупки. Больше никакого разнообразия. Как это скоро надоело. Ну, ничего, я уверен, что дело в скором будущем изменится для нас к лучшему.
22 июля 1932 года
Сегодня второй день Прокопьева дня. Как скучно мы его проводим. Это ужасно, пища без перемен, не лучше и не хуже, дела без перемен, тоже не лучше и не хуже. Только мое здоровье стало хуже, страшная слабость во всем теле и опухоль по ногам. Мне советуют лечиться у фельдшера, но я нисколько не надеюсь, что он может чем-нибудь помочь мне. Он, по моему мнению, до этого момента никогда не был фельдшером, а был каким-нибудь коновалом и при больнице подметалом. Медикаментов у него почти что никаких нет. Нечем лечить больных. Ввиду такого обстоятельства, я серьезно решил лечить себя сам. Конечно, по руководству Мюллера.
Сегодня день великого престольного праздника, которого ждали с радостью, провожали с печалью. А теперь приходится о нем только вспоминать и этим утешаться. Я ожидаю с тревогой приближающегося момента, в котором должна решиться моя судьба. Если она не решиться, то я должен решить сам (сбежать!). Но каким образом это проделать - об этом я считаю толковать еще очень рановато. Как скучна, как дика здесь местность. Богата только лесом, травой и водой. Да травой, пожалуй, и не особенно. Лес и вода - вот что нашли мы здесь. Чёрт занес нас сюда. Но будем терпели?во ждать. Может быть, и в самом деле скоро решится наша судьба в лучшую сторону. Мы абсолютно не знаем, что делается, хотя бы в ближайшей деревне. Нас так изолировали от народа, что сюда не проникает ни малейшего: ни худого, ни доброго известия о союзных делах и о международной обстановке. Газет никаких нет, почтовая связь не налажена. Ну, в общем, положение ужасное. Сегодня мамаша ушла ловить рыбу саком. Повидал бы своих братьев. Вот уже 15 месяцев как я их никого не видел. Почему-то предчувствую, что я их скоро увижу, т.е. с новым урожаем.
Я большой противник канцелярской работы, но теперь, ввиду моей физической слабости, я не прочь и поработать на этой должности. Дал заявку в стройконтору.
В конце июля
Тятя разговаривает всегда только о том, когда что покушать, как приготовить. Ну и ругает маму за самую маленькую мелочь. Да и вообще, тятя и мама добром не говорят ни одного слова. Мама большое внимание обращает на карты, все ворожит, когда поедем домой и с тоской вспоминает о своей матери. Я же, в свою очередь, лишившись газет, абсолютно потерял всякую ориентацию в международных делах и в делах СССР. Чувствую, что прихожу все больше и больше к умственному отупению. Мне надоела, конечно, жизнь спецпереселенца и я тоже с нетерпением ожидаю, что нас должны отпустить. Потап на все это смотрит сквозь пальцы и никак не реа?гирует ни на что. Кажется, что ему все равно, восстановят нас завтра или через год.
Мама часто плачет просто от тех трудностей, которые приходится преодолевать.
14 августа
Сегодня я прочитал статью из журнала "Огонек" про Вишерстрой (целлюлозно-бумажный комбинат имени Менжинского - руководителя ОГПУ до Г. Ягоды). Вот куда правительство решило использовать высокого качества здешние сосны! Но для этого нужна масса рабочих рук, нужно население. Вот мы и попали для этого населения. Мы сюда завезены для жительства и для этой работы! Думаю, что мы теперь очень близки к восстановлению гражданства. А перед этим восстановлением нас и завезли сюда для того, чтобы мы гражданами были в этом северном краю, и, возможно, большинство осядет здесь и будет жить, чего и желает правительство.
15 августа
Решил попытать свое счастье. (Убежать с берегов р. Вишера, пока еще лето). Чем дело окончится, трудно предполагать. На успех ли, на неудачу ли пойдет - кто тут знает...
1 октября
(Побегом) решить свою судьбу не пришлось. Теперь работаю лесорубом и так приходится работать, что некогда взяться за дневник. Все скучаю о своей родине и о том питании, которое имел дома. Наша жизнь здесь очень незавидная.
6 октября
Я строю планы, как поведу свое хозяйство, когда меня восстановят, когда мне предоставят право собственности. Я решаю про себя, что хозяйство свое я поведу по-культурному. Летом буду вести обработку пашни (посевов и пара), а зимой буду работать по плотницкой части для своего хозяйства. И еще все ежеминутно думаю о своей родине (о с. Введенское). Очень скучаю о ней. Жду с нетерпением Октябрьской годовщины, в честь которой, возможно, Советская власть нас несколько помилует.
Тятя на меня несколько злобен, старается урезать порцию для меня.
Работать приходится от зари до зари. А огня нет (т.е. керосиновой лампы). Поэтому очень редко берусь за свой дневник. Пишу только в ненастную погоду, когда администрация снимает с работы.
22 октября
Мы интересуемся только одной пищей. Нет другого интереса. Мать ходит в деревню за тем, чтобы хоть немного разжиться продуктами и попитаться. Если так прожить год-два, то, наверное, будешь диким, ибо вперед ни на шаг не задумываешь, а живешь только сегодняшним днём. Некото?рые из спецпереселенцев определенно заявляют, что мы сюда привезены на медленное физическое уничтожение.
Но я этому не хочу верить и жду милости от 15-ой Октябрьской годовщины. Если милости не будет, то такое существование рано или поздно приведет к гибели. Все дело зависит от снабжения. А у нас дела ужасные, народ болеет от недостатка пищи. Медицинской помощи фактически нет. Правда, есть у нас на участке фельдшер, но он безграмотный, и у него нет медикаментов. Внутренних болезней фельдшер не может узнать.
Доживем ли мы до светлого дня, когда сможем покинуть эту адскую местность и увидеться со своими родными и знакомыми?
Мы живем здесь и не знаем, что делается по СССР, как идет подготовка к годовщине.
Ах! Какая тяжелая судьба выпала на нашу долю. К тому же семейные отношения ухудшаются... Замечаю, хотя и слабое, но семейное хищение продуктов. В этом я подозреваю больше своего отца, чем брата. А если это дело (воровство) увеличится? Горе нам, если мы потащим друг от друга жалкие крохи нашей пищи.
4 ноября
Ждем 15-ой годовщины и хотя бы крошечной милости для нас. Может быть, улучшения снабжения, а, может быть, и некоторым свободу.
Работать в лесу стало очень трудно, так трудно, что описать нельзя. Первое: плохое питание, 340-350 граммов хлеба съедаем, не более. Второе: нет настоящей обуви, а уже выпал снежок с вершок и более. Третье: погода скверная, в день перебывает всё - дождь, снег, тепло, холод. Работаем под дождем, голодные, холодные, а нужно выполнять окаянную норму.
7 ноября
Это ужасно жить и ждать смерти, смерти от голода. Из-за недоедания мы опухли до крайности, страдаем от малокровия.
29 ноября
Наступили холода. Мое слабое здоровье ухудшилось. Я как выхожу на холод, так сразу чувствую его по всему телу, и получается головокружение. У нас в посёлке народ мрет, как мухи. Из числа 650 душ ежедневно погибает по 2-3 человека. Среди ослабленных людей распространяется еще и тиф, поэтому наш поселок поставлен на карантин. Что-то будет с нами дальше? Неужели мне больше не видать своего родного села? Неужели мне придется погибнуть здесь?
... Заведующий участком не признает никаких болезней, а всех гонит в лес на заготовку баланса (ствола сосны определенной толщины и длины). Он нагло нарушает закон не?выхода на работу при 40-градусном морозе! Сегодня минус 42 градуса, а он проводил людей в лес. (В Финляндии, например, работа в лесу прекра?щается при минус 15). Какой ужас! Голоден, холоден, а ты должен идти в лес выполнять норму: 3 с половиной кубометра.
5 декабря
Пищи мало. За стол садишься голодный и вылезаешь тоже голодный. От недоедания опухаешь все больше. Эх! Что будет дальше? Люди с участка побежали, несмотря на сильную охрану. Побежали, кто с малыми детьми, а кто, оставив детей и свои жалкие манатки (вещи).
Только и думаешь, как бы что покушать. Как голодная лошадь грызет дерево, так и голодные люди грызут все, что может попасть под руки. При карантине на тиф нового подвоза продуктов нет. Говорят, хлеб на исходе.
Рабочему-лесорубу, ввиду того, что он не выполняет норму, выписывают хлеба по 300 граммов в день, а другим (старикам, детям) и того меньше. В общем, обрекают на голодную смерть.
21 декабря
10 декабря 1932 г. скончался мой родитель. Умер от туберкулеза легких и от систематического недоедания. Было нас четверо, стало трое. Чья очередь лезть в гроб? Не знаю.
Нет никакого желания писать. Мысли рассеянные. Думаешь все о воле, о свободе.
Я уже болею 10 дней. Нарыв на задней части и развивается бронхит. Не знаю, что может из меня получиться.
30 декабря
Наши семейные отношения нарушены окончательно. Остались пока два брата. Мать - отныне бывшая мать - ночью крадче от своих сыновей уничтожила их жалкие крошки, выданные - редкий случай - за два дня сразу (хлеб и картофель).
Ждать хорошего от матери-воровки, почти обезумевшей от голода, нечего. Я ее в таком виде боюсь, для нее погубить меня нисколько не страшно. Господи! Что же делать, неужели мы уже погибли?
14 марта 1933 года
Я уже болею 4-ый месяц. Мне все решительно заявляют, что я не переживу всё более трудных условий жизни. Наступает весна, а с ней - цинга, новая болезнь, которая будет народ подбирать почем зря.
19 марта 1933 года
Было холодно, Мы едва раскачались, чтобы протопить свою комнату. Наши соседи Киндеевы, жившие прежде очень дружно, теперь стали скандалить. И все на почве недоедания. Голодная собака, голодный человек становятся всё злее.
... Как мне спасти свое здоровье при такой жизни? Эх! Поскорее бы пришло лето. Дожить бы до тепла, подышать бы свежим воздухом, которого я теперь лишен...**
(Р.В. Ушаков умер в конце марта 1933 года).
________________
**В городе Еманжелинске Челябинской области установлен памятник в виде небольшой часовенки в честь невинно погибших жертв репрессий в СССР в тридцатые годы ХХ столения.... (Н. Лазуко, О. Щеткова).
Точные данные имеются лишь о численности семей, высланных в отдаленные районы страны (то есть о тех, которые постановлением от 30 января 1930 года были отнесены к первой и второй "категориям"). В 1930 году выселена 115231 семья, в 1931 г.- 265795. За два года, следовательно, были отправлены на Север, на Урал, в Сибирь и Казахстан 381 тысяча семей. Часть кулацких семей (200-250 тысяч) успела "самораскулачиться", то есть распродать или бросить свое имущество и бежать в города или на стройки. В 1932 году и после специальные кампании выселения не проводились. Однако общее число высланных в то время из деревни составило не менее 100 тысяч. Примерно 400-450 тысяч семей, которые должны были расселяться отдельными поселками в пределах краев и областей прежнего проживания (третья "категория"), после конфискации имущества и разных мытарств в массе своей также ушли из деревни на стройки и в города. В сумме получается около 1 миллиона - 1 миллиона 100 тысяч хозяйств, ликвидированных в ходе раскулачивания.
Приложение 1.
ГУ ОГАЧО
Ф. Р-287. О.2. Д 22.
Анкеты и подписки личного
состава осведомителей уголовного
розыска, г.Челябинск.
КАРТОЧКИ АГЕНТОВ, ИХ ПСЕВДОНИМЫ
И ПОДПИСКИ ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА
РАБОТУ В АГЕНТУРНЫХ РЯДАХ.
А Н К Е Т А.
Ф.И.О. ДАЛМАТОВ Т___? АНЕПОДИСТОВ
Год рождения 1889 г.
Занятие хлебопашец
Адрес службы в Шаламовской волости Челябинского уезда
Должность Завволвоенотделом
Партийность РКПБ ? билета 617515
Где был до февр.
революции воевал на русско-германском фронте.
Где был до окт.
революции то же.
При Колчаке был дома. Был мобилизован, но через 3
месяца дезертировал.
Происхождение село Троицкое Шаламовской волости
Челябинского уезда Челябинской губернии.
Местожительства село Шаламовское Челябинского уезда,
Челябинской губернии.
Сознательно буду работать по мере возможности.
Кличка - ВАНИН.
Подпись___________________
Подписка.
1921 год, сентябрь, 15 дня.
Я, нижеподписавшийся Далматов Т.А.
В настоящей анкете все записано мною лично. Я вполне сознательно отдаюсь настоящей работе и обязуюсь точно исполнять все задачи и поручения и хранить все в секрете, в случае выдачи секретов Учреждения, отвечаю по всем строгостям революционного времени, в чем и подписуюсь. Подпись____________________
Таких вот карточек мы увидели в Архиве города Челябинска
очень много: толстую папку за один только день 21 сентября
