Рядовые Шестопал и Квасов вышли за село, миновали унылое кладбище с покосившимися старыми плитами, спустились по узкой крутой тропке к речке. Они из "самоволки" возвращались на базу.
Максим Шестопал, или просто Макс, был нагловатым пронырливым пареньком, в котором погиб великий артист разговорного жанра. Почему погиб? Да потому, что после армии он собирался поступать в медицинский интитут, по стопам своих родителей, сельских медиков. Его неординарные способности в области "словесного поноса" были просто уникальны. Ни одно мероприятие в части не проходило без его непременного активного участия. Ему ничего не стоило заболтать кого угодно и убедить в чем угодно. Пресловутые, Энди Таккер и Джефф Питерс ему в подметки не годились. Макс хотя и не читал знаменитой книги Карнеги, но черта завоевывать друзей и оказывать на людей влияние у него была в крови. Он ни на минуту не переставал сыпать шутками, анекдотами, страшными историями, прибаутками. При этом, не давая собеседнику ни секунды на раздумье, и не давая даже рта раскрыть. Второй его одной из ценных способностей было то, что он мог достать буквально все, что угодно. Для сержантов и ротного он был курочкой, которая несла золотые яйца.
- Черта лысого вам достану! - заверял он своих товарищей. И никто в этом не сомневался. Уж кто- кто, а Макс точно достанет!
Он, похоже, никогда не унывал, поэтому и жилось ему в полку легко и припеваючи.
А тут случился у него день рождения, о котором он случайно накануне вспомнил. Двадцать лет - это тебе не шутка. Такое событие надо непременно отметить. И в голове у него зародился гениальный план: смотаться в село за продуктами, чтобы достойно украсить праздничный стол рядового десантника. В помощники ему отрядили рядового Алешку Квасова. Раненько утром они залезли под брезент в "Урал" Малька, Сашки Малецкого, который отвозил провиант и воду на блокпост. Он и подбросил их до реки. Там они перешли речку вброд и поднялись в чеченское село, расположенное на косогоре. Прошлись по улице, где Макс плодотворно, можно сказать, "конструктивно погутарил" с местными бабками, разжалобив их своими байками о сиротливой несчастной жизни. Возвращались солдаты довольными: они разжились двумя трехлитровыми банками компота, банкой сливового варенья, яблоками, сушенным черносливом, курагой и семечками. А какой-то старик даже бутыль "чачи" пожертвовал.
- Живем, братан! - Макс весело хлопнул Алешку по плечу.
Довольные спустились к речушке, разулись, засучили штанины, переправились на свой берег.
- Брр! Вода холоднющая! Околеть можно!
- У нас в деревне, тоже такая! Ключи бьют! Ноги сводит!
- Как огнем обжигает!
- С гор течет!
Обулись и вышли на дорогу, ведущую к лагерю.
- Интересно, Малек уже проехал или нет?
- Наверняка! Сбросил груз и обратно! Чего он там забыл, на блокпосту?
- Эх, и погудим сегодня! - размечтался Макс.
Вдруг неожиданно за рекой грохнул выстрел, и что-то ударило в спину Шестопалу. Солдаты упали на землю. Вжались в нее телами. Макс ошалевшими глазами взглянул на испуганного Алешку.
- Снайперюга, сволочь! Давай дуй вон туда, за кусты! В ложбинку! Дура, рыла не поднимай! Быстро! Да быстрее же!
Квасова не стоило упрашивать, он, словно ящерка, вильнув ритмично задницей, исчез в овражке.
- Чего делать-то будем? -
- Совсем херово! Голову не высунешь, снимет, сука!
- Проклятие! Какой там ранили! Банки разбились! Вдребезги! Попал, сволочуга! Вся жопа - мокрая! Только сейчас и почувствовал!
Квасов посмотрел ему за спину и ахнул. Так и есть. Все ниже поясницы сырое бордово-черного цвета. Вся задница. Будто Макса Гулливер в чернильницу обмакнул.
- Падла, снайперюга! Убью! - зло забубнил расстроенный Макс, стаскивая с себя насквозь протекший сидор, который звякал разбившимися склянками. - Сволочь!
- А может и не снайпер вовсе, а малолетка какой-нибудь! Шандарахнул чувак по нам и смылся!
- Это дела не меняет. Сегодня у реки, а завтра будут на базе мочить. Так и до беды не далеко.
Появление Квасова и Шестопала вызвало в палатке бурное оживление и гомерический хохот товарищей.
- Вы, что компот не достали? - разочарованно протянул радист Ткаченко.
- А, что тебе этого мало? - сказал Квасов, кивая на нары, куда вытряхнул содержимое своего мешка.
- Вот и посылай таких!
- Ты бы и этого не принес, пианистка хренова! - накинулся на радиста расстроенный Макс.
- Достали, но не донесли! - отозвался Алешка Квасов. - Гад, один, помешал! Все банки расколошматил! Сука! Чуть Макса не положил! Чуть бы левее взял, точно, ему хана!
- Макс, ну ты, считай, в сорочке родился!
- Я то думал, вы за "чачей" отправились, - отозвался лениво Вася Панкратов по прозвищу Наивняк.
- "Чачу", видите ли, ему подавай, халявщик! - огрызнулся Квасов. - Тебе Сара такую "чачу" покажет, что и слово это забудешь!
- Ну и чего теперь делать? Жопа-то вся сахарная, ко всему приклеивается! - развел руками пострадавший Шестопал.
- Что делать? Что делать? Замачивать! - отозвался с нар Димка Коротков, где, устроившись по-турецки, здоровенной цыганской иглой зашивал дырки на форме.
- Похоже, из черной смородины компотище был, - констатировал Андрюха Романцов, тщательно рассматривая сзади, уделанные в пух и прах, штаны Шестопала.
- Знатный компотище!
- Сладкий, наверное, - съязвил сержант Рубцов, потягиваясь на топчане.
- Рубец, кончай душу травить! И без тебя тошно!
- Такой не отстираешь, глухой номер. Так и будешь до дембеля с лиловой жопой ходить!
- А Капитану Сутягину обязательно надо доложить, что "чех" завелся в окрестностях, - сказал сержант Андреев. - Пусть его ребята попасут сволочь.
- Хер его сейчас подловишь, уж наверняка, пятки салом смазал!
- Где, он в вас долбанул? - поинтересовался снайпер Валерка Кирилкин.
- За селом у реки, когда мы брод перешли. Уже на этом берегу. Если б не густой кустарник, не знаю, как бы мы от него ушли?
- А ведь мог бошку снести к чертовой матери!
- Эх, Леха! Леха! Мне без тебя так плохо... - Шестопал прохаживался по палатке с мокрыми штанами, в поисках куда бы их повесить для просушки, и напевал песню.
- Макс заткнешься, ты, наконец, или нет? Дождешься, я тебе рот зашью! - пригрозил сержант Бурков, который писал домой письмо и никак не мог сосредоточиться.
В палатку просунулась голова лейтенанта Саранцева.
- Бурков! Иди сюда!
Саранцев протянул сержанту Буркову "мыльницу".
- Три кадра в фотоаппарате осталось. Скажи, пацанам, пусть отщелкают. Скоро дембель. Память хоть будет.
Сержант Бурков, заглядывая в палатку, закричал:
- Братва! Четвертое отделение! Все сюда! Сниматься будем! Три кадра в нашем распоряжении!
- Ура! - заорал Максим Шестопал, вскакивая, как безумный с топчана в кальсонах и размахивая выстиранными наспех штанами в бордовых пятнах.
- Дембеля! Все сюда!
- Я тоже хочу, - заканючил первогодок Прибылов
- Молод ишо! - отмахнулся Бурков. Дембель - это святое. Еще нафотографируешься, служить тебе еще и служить, паря.
Солдат отошел в сторону. Слезы от обиды наворачивались на глаза.
- Ладно, зелень, поди сюда! Только свет не загораживай, не стеклянный!
Попросили Сердюка из соседнего отделения щелкнуть их. Тот, вооружившись фотокамерой, долго целился, понимая какое ответственное задание доверили ему.
- Ну, ты, папарацци хренов, разродишься, наконец?
- Толик пеняй на себя, если запорешь кадр! Лично выдеру!
- А я, клизму из соляры поставлю!
- На кнопку плавно нажимай, не дергай!
- Не тяни резину!
- Смотри у меня, чтобы все вошли, - угрожающе предупредил Бурков, стоявший в центре в обнимку с Андреевым и Романцовым.
У палаток резко затормозил "Урал". Из открытой дверцы высунулся Малецкий со сдвинутой на затылок шапке и отчаянно завопил:
- Ребята! Ребята-а!! Подожди-ите!! Я с вами!
Малецкий подбежал к группе солдат и присел на корточки рядом с Прибыловым. И тут раздался, щелчок.
Он так и не успел принять позу. Но он все равно остался доволен, что попал в последний кадр.
- Эх, немножко б раньше! - сокрушался он, хлопая себя в сердцах по колену.
- Ничего, Малек, шибко не переживай, в следующий раз отснимем как надо, - успокоил Кирилкин. - По высшему разряду, как в лучших домах Лондона и Филадельфии.
- Если б я знал, я бы не гонял на блокпост.
- Да мы сами только, что узнали. Сара фотик дал доснять пленку.
Неожиданно из-за палаток выплыла квадратная фигура полковника Петракова.
- Что за сборище?! В конец распустились! Раздолбаи! Саранцев! Твои ....?
- Так точно товарищ полковник!
- Почему бездельничают? Не можешь им дел найти? Распустил подчиненных! Не солдаты, а стадо баранов! Шалопаи, твою мать!
Саранцев пытался что-то сказать в оправдание, но полковник его не слушал.
- Дисциплины никакой! - отчитывал он офицера. - Займи солдат! Пусть сортир новый соорудят! Старый совсем засрали! Ногу некуда поставить! Еще какой-то умник, додумался, солярой все очки залить! Выполняй!
- Есть, товарищ полковник!
- А ты тут, чего ошиваешься, обормот? - заорал он, увидев Малецкого. - Почту привез?!
- Так точно! Товарищ полковник!
- Так, какого же хуя, ты тут прохлаждаешься, сукин кот!
Малецкий сорвался с места и помчался к брошенной машине.
Полковник оглядел все вокруг из-под нахмуренных бровей. Все в нем кипело. Заметил Макса в кальсонах с облитыми компотом штанами в руках.
- Это еще, что за явление Христа народу? Засранцы в моем полку? Не потерплю! Обосрался со страху так не козыряй, дубина! Саранцев! Твой что ли?
- Так точно!
- На кухню, дристуна! Мать вашу! Пусть картошку чистит и не позорит звание десантника!
Слышь, Саранцев, ты меня уже достал своим либерализмом! Вот ты у меня где! У тебя не солдаты, а настоящий балаган! Ну, что это такое? - полковник подошел к побледневшему Витьке Дуднику и дернул за гимнастерку, торчащую комом. Из-под нее на землю посыпалось всякое барахло.
- Ну, блин, уроды! - полковник сплюнул и пошел дальше
Через минуту послышалось:
- Остолопы! Где капитан Сутягин? Где его опять носит?
Спустя час Шестопал и Квасов залезли в кузов к Мальку и там скрытые брезентом продолжили "день варенья". Говорили шопотом, чтобы никто не услышал.
- На всех делить, все равно ни то, ни се. Получается с гулькин нос на брата. А так, хоть с пользой, - промолвил он, разливая "чачю" по кружкам.
- Вот, банку тушонки у Сердюка стрельнул. Сейчас мы ей родимой вспорем брюхо, - сказал Лешка, извлекая из ножен штык-нож и вытирая об рукав.
- Леха, ну ты прям как хирург. Амосов, бля. Еще марлевую повязку на морду надень.
- Пинцет! Тампон! Спирт! Тампон! Огурец!
- Да, огурчик был бы кстати.
- Максим, хорошо сидим.
- Ага, - согласился Макс, выглядывая через дырку в брезенте на волю.
- Руба с Папашкой чего-то лаются у палатки. Костик опять что-то спер, за пазухой что-то прячет. Игорек Прибылов куда-то побежал. Вон, Сара, сюда какой-то озадаченный идет. Сейчас ребят, как пить дать, будет снашать.
- Наверное, вздрючку очередную у "бати" получил, - отозвался Алешка, колдуя над банкой.
- За ним не станет.
- Вот, Толик - гад ползучий, подсунул свиную! Просил же его как человека! Ну, козел!
- Что? Наколол? Хлеборезка хренова!
- Ну, да. Киданул, сычий хвост! Вот и верь после этого людям.
Через час их под парами Бахуса застукал у кухни, проходящий мимо, лейтенант Саранцев, где они упорно препирались с хлеборезом Толькой Сердюком. И вкатили им "тепленьким" по полной программе. Посадили обоих в ячейки, выкопанные специально для подобных эксцессов. На брата по квадратному метру и глубиной под два с половиной. Это изобретение придумал "батя" вместо гауптвахты, для наказания провинившихся. Кулибин, мать его за ногу!
В одну ячейку определили Леху, в другую, в метрах пяти, осоловевшего Макса. Охранять поставили Антошку Духанина, который безбожно материл их всю дорогу.
Им-то что, хоть присесть можно, а Антошке несколько часов маячить как столб, пока сменят.
Алешка осмотрелся, сидеть в земляном колодце - тоска зеленая, над головой лишь кусочек голубого неба, вокруг рыжие глиняные стены да еще в углу чья-то засохшая кучка.
- Будь он не ладен, бывший клиент. Не мог потерпеть, собака! Хотя, постой, что-то тут нацарапано!
Лешка читает, с трудом разбирая на стене корявые буквы: "Сара, поцелуй меня в жопу! Твой Бур!"
- Так это же, Бурков! - оживился Лешка.
Чуть ниже было нацарапано: "И меня тоже". Рядом стояло: "Самара-1998", а еще ниже "До встречи в аду!". "Довстречи" было написано вместе.
- Ну, и грамотеи, - вырвалось у Лешки.
Лешка кончил читать разноликую клинопись, которой были усеяны все стены каземата. Ему тоже захотелось себя увековечить.
- Антоха!
- Чего тебе? - недовольно откликнулся Духанин; его голова, с оттопыренными ушами как у Чебурашки, появилась на фоне голубого неба.
- Будь другом, брось какую-нибудь щепку!
- Это еще зачем?
- Надо, Антоша!
- Может, ты вены себе вскроешь, а я за тебя отдувайся!
- Ты, что совсем охренел, браток? На хрена мне вены-то вскрывать?
- А кто тебя знает, что тебе под "шафэ" в голову взбрендит!
- Да тут, внизу, со скуки помрешь. Брось какую-нибудь веточку, я хоть поковыряю стенку.
- Может тебе для полного счастья саперную лопатку сбросить? Подземный ход надумал прокопать? То же, мне, Граф Монте-Кристо выискался!
- Да не копать я прошу, а на стене писать!
- Где я тебе ветку найду, лишенец! Может на кухню, прикажешь, сгонять?
- Ну и говно, ты, Антоша!
- Лучше кемарь, вон Максимка час как отрубился.
- Ну, хоть патрончик брось!
- Я те, щас брошу! Из-за вас мудаков торчу тут как распоследняя шлюха на панели.
- Антош, ну будь человеком!
- Ладно, лови, но только не скули больше и без вас тошно.
Поймав патрон, Лешка стал выискивать свободное место для надписи.
- Чего же написать-то? - Ничего оригинального не лезло в его хмельную голову. Мысли словно отшибло. В конце концов после долгих раздумий он нацарапал "Дембель-2000-Леха". В соседней ячейке, свернувшись калачиком, мирно посапывал во сне Шестопал.