Валерку Крестовского нашли на следующий день около полудня, благодаря ов-чарке Гоби, взявшей след. В трех километрах от подбитой машины. В небольшой ро-щице близ Хашки-Мохк обнаружили его изуродованное тело со скрученными проволо-кой руками.
Когда вышли к этому страшному месту, капитан Дудаков остановил группу, дал команду рассредоточиться. Дальше он двинулся один. Внимательно оглядев поляну, медленно приблизился к убитому. Присев на колено, долго и тщательно обследовал труп и все вокруг. Даже Дудаков, предостаточно повидавший на своем веку, от уви-денного содрогнулся.
Стриженная голова солдата с разбитым лбом была запрокинута назад, лицо и грудь в запекшейся крови, на горле от уха до уха зияла страшная рана, из которой вы-глядывал провалившийся посиневший язык. Гимнастерка с тельняшкой были вспоро-ты от низа до верха вместе с животом, похоже, одним сильным движением кинжала. Брюшная полость набита сухими листьями и прелой травой, окровавленные клочья которой торчали во все стороны. Глаза из-под полуприкрытых век как бы наблюдали за происходящим вокруг и словно жаловались: "вот видите, что они со мной, подлюки, сделали". По поляне были разбросаны измятые письма, тут же валялись две сбро-шюрованные фанерки, в которых у Валерки хранились весточки из дома, от матери и друзей; рядом с трупом маленький медный крестик на оборванном шнурке, внутрен-ности. Дудаков неспеша обошел убитого и прилег с другой стороны, прижавшись ще-кой к мерзлой земле, пытаясь заглянуть под тело.
Минут через десять мрачный капитан вернулся к остальным.
- Сволочи! Зверье, бля! - зло сплюнул он.
- Гадом, буду! Наверняка, подарочек состряпали, гниды! Нутром чую, эту дрянь!- разминая пальцами отсыревшую сигарету, поделился он своими мыслями.
- Что делать-то будем, Дмитрич?
- Что делать? Что делать? - огрызнулся тот, присаживаясь рядом со всеми на холодную пожухлую траву, закуривая. - Вытягивать! Что делать?
- Саперов будем ждать или сами рискнем?
- Хер их дождешься, саперов-то! Припухнешь ждать! - отозвался радист Гусев, освобождаясь от лямок рации. - У них и без нас хватает подобного дерьма!
- Не дай бог, если "лягуха" или "монка"! Тогда точно полный п..дец! - сказал младший сержант Головко, громко сморкаясь и вытирая красные пальцы об траву.
- Ты че, Контрабас, какая "монка"? Охренел, совсем? Чтобы ее под Валерку запихнуть, надо ямку, знаешь какую, будь здоров, выкопать. Да, и какой дурак будет "монку" на нас тратить. На нас и "фени" за глаза хватит, - возразил с усмешкой Гу-сев.
- А я бы на их месте и фугасика для нас не пожалел, - брякнул угрюмый лейте-нант Трофимов.
- Ну, чего сидим? Пашуня, давай свою веревку! - обернулся лейтенант Колосков ("Квазик") к рядовому Привалову, который сидел, нахохлившись как курица, уткнувшись замерзшим шмыгающим носом в поднятый воротник бушлата. - Попытаемся вытянуть пацана. Привалов, покопавшись, извлек веревку.
- Коротковата, бля!
- Хер такой вытянешь, Квазик!
- Да, уйми ты своего пса! - разозлился капитан, обращаясь к кинологу Димке Мирошкину и настойчиво отпихивая от себя собаку. Гоби возбужденно крутилась под ногами, скулила, рычала, тычась влажным носом в колени.
- Гусев, передай Сафронову. Что нашли..., - сказал Дудаков, потирая в раздумье небритую щетину на щеке и подбородке, и чуть помедлив, добавил. - Двухсотый...
- Ну, чего тянем кота за хвост? - спросил Колосков, вставая. Его крепкая стат-ная фигура напоминала молодого сильного тигра, в каждом его движении чувствова-лась неуемная мужская сила. Он был похож на сжатую пружину, которая в любой мо-мент может расправиться и обрушиться всей своей мощью.
- Погоди, Александр, надо все обмозговать! Спешить тут нельзя. - Дудаков поднял на него свое усталое лицо с воспаленными глазами. - Черт его знает, что там под ним! Может так накрыть, что мало не покажется! Сон мне сегодня нехороший при-снился, парни. Танюшка, дочурка моя шестилетняя, приснилась под утро. Забралась на табуретку, чтобы достать с верхней полки в стенке игрушку, ну и оступилась, упала. Больно упала. Лежит, плачет. Я подбежал, поднял ее с пола. Успокаиваю, значит, в ушибленный лобик целую. А она сквозь слезы и говорит: " Пап, мне не так больно как жалко колечко". И показывает мне свое колечко серебряное, которое ей бабушка на день рождения подарила. Которое она на пальчике носила. Смотрю: тоненькое колеч-ко треснуло как чайная сушка на три части. Я говорю: " Не плачь, Танюша, ничего страшного не случилось, починю я его". А она мне в ответ: "Нет, папуля, его уже не починить". Вот, братцы, такой сон...
- Да, Дмитрич, скажу, сон не очень-то.
- В том то и дело.
- А я никогда снов не вижу, - отозвался, хлопая белесыми как у коровы ресни-цами, белобрысый с большими голубыми глазами Мирошкин.
- Счастливчик! Век бы их не видеть! - буркнул немногословный Трофимов.
Отбросив окурок, он поднялся, молча, взял из рук Привалова веревку и напра-вился к Валерке.
- Алексей! Куда тебя черт несет? - крикнул раздраженно ему вслед Дудаков.
Все прильнули к земле, провожая взглядами "собровца". Тот постоял некото-рое время перед трупом, склонился над ним, что-то долго сосредоточенно рассматри-вая, потом осторожно стал продевать веревку между телом и локтем убитого.
- Чего он там возится? - недовольно пробубнил пухлыми губами, ерзая, окоче-невший Привалов.
- Не видишь? Письма собирает, - отозвался рядовой Чернышов, по прозвищу "Танцор", наблюдая за Трофимовым.
- Честно скажу, не нравится он мне, этот хмырь, Конфуций. Какой-то еб..нутый, ей богу. "Крыша" у него, явно, поехала. Вечно хмурый, злой как цепной пес, слова из него доброго не вытянешь, не улыбнется никогда, словно монумент какой. Прям Чин-гачгук, ей богу! - пожаловался Привалов.
- Сам ты монумент! Чингачгук херов! Мастер за троих жрать и балаболить, - вставил "контрактник" Головко, лежа на спине, уставившись серыми глазами на мед-ленно плывущие холодные облака.
- Если бы не он, ты и Чаха давно червей кормили! - добавил Чернышов.
- Да, Святка, тут ты как всегда прав. Мы тогда с Чахой влетели капитально, счи-тай, уже там были, в райских кущах. У боженьки за пазухой. У меня до сих пор волосы на башке дыбом встают, и мураши по спине ползают, как вспомню. Если б он не за-шел с тыла к тем троим абрекам, покрошили бы они нас с Чахлым в том переулке в капусту. Вернусь домой, свечку Трофимову за здравие поставлю.
- Будешь тут еб..нутым. После плена, - вдруг глухо отозвался лейтенант Колос-ков. - Алексей же в 96-ом в плен попал, месяц у "чехов" в санатории под Гехи-Чу про-хлаждался. Насмотрелся, как всякая мразь наших ребят режет, кромсает. Однокаш-ника, с которым призывался, у него на глазах замучили, всего изполосовали. А ему пальцы и ребра переломали да нос впридачу. Видал, он у него набок заруливает. Повезло парню, случай представился - обменяли, а то бы - каюк. Он весь седой и обмороженный оттуда вернулся. Думаешь, сколько ему?
- Ну, выглядит на сорок.
- Сорок? А двадцать пять, не хошь? Он чуть постарше тебя! Вот потянуло его, горемыку, обратно сюда. В это, будь оно трижды проклято, дерьмо. Нет его душе те-перь покоя. Вернулся за своих ребят мстить. Жестоко мстить. Я его прекрасно пони-маю. Из ада парень вырвался. Считай с того света. Помнишь, как он тому захвачен-ному заросшему "ваху", не раздумывая, всадил полрожка. Узнал суку, хотя сколько времени утекло. Еле тогда оттащили от палача. Трясло его весь день как малярийно-го.
Через некоторое время с бледным лицом и потемневшими мертвыми глазами вернулся Трофимов, молча сунул медный крестик, мятые испачканные письма и кон-верты в руку Дудакову. Тот, с треском отодрав клапан на липучке, запихал все в кар-ман "разгрузки". Все молчали, стараясь, не смотреть друг на друга. Говорить не хо-телось. На душе было погано.
- Так, вы трое, тянете веревку! Как только перевернете его, сразу мордой - в землю! Понятно! Хватит с меня трупов! - нарушил тишину капитан Дудаков. - Осталь-ные остаются здесь, головы не высовывать! Мирошкин, суку уложи, чтобы не верте-лась тут, а то уши с хвостом в миг снесет к чертовой матери.
- Зачем переворачивать-то? Можно и так вытянуть, - сказал Гусев.
- Вытянешь, пожалуй, старую каргу с косой! - вставил Головко. - Были уже такие умники, вытянули на свою голову. Мину! Привязана была! Притащили вместе с тру-пом, прям себе под нос!
- П..здить мы мастера! - обернувшись, усмехнулся радист.
- Не веришь? У Ромки или Стефаныча спроси, они тех пацанов помогали в "вертушку" загружать, - вдруг взвился Головко.
- Заткнись! - резко оборвал его Колосков.
- Черныш! Бля, уснул, что ли? - он, вставая, ткнул кулаком Свята в плечо. - Бе-ри лопатку! Пошли!
Чернышов, Колосков и Трофимов вышли на поляну, остановились перед мерт-вым снайпером, чувствуя за спиной напряженные взгляды товарищей. Пока "собров-цы" отпарывали куски от принесенного брезента и скручивали жгуты, чтобы удлинить веревку; Свят старался не смотреть на Крестовского и в их сторону. Ему было не хо-рошо, мутило. Дрожал подбородок, наворачивались слезы. Ему было жалко и себя, и убитого Валерку, у которого еще в жизни даже любимой девушки-то не было. И тех пацанов, что погибли, и тех, что коптят в этой гребанной долбанной Ичкерии. Он от-вернулся от собровцев и вытер рукавом влажные глаза. Его затуманенный взгляд блуждал по голым кустам, по серым деревьям, по увядшей траве, по затоптанным су-хим листьям и почему-то каждый раз, вновь возвращался и натыкался на замурзан-ные Валеркины "берцы". Особенно, на левый ботинок, в ребристом рисунке треснув-шей поперек подошвы которого впрессовавался окурок.
- Квазик, совсем не нравится мне это, - вдруг сказал Трофимов, поднимая с земли обрывок промасленной бумаги и остатки изоленты. - Явно взрывчаткой попа-хивает.
- На ишаке везли, вишь следы кругом и дерьмо ослиное. - "Квазик" кивнул на край поляны. - Наверное, с раненным не захотели возиться ... Вот и кончили, гады.
- Ну, ты, мечтатель, чего стоишь как памятник! - раздраженный лейтенант обер-нулся к Чернышову. - Копай окопчик вон за теми кустами! Да пошустрее, и поглубже!
Солдат чертыхался, врубаясь саперной лопаткой в твердую почву за редким кустарником. Изрядно промучившись с дерном и корнями, принялся за затвердевшую глину.
- Что-то мелковата, - высказался подошедший Трофимов, оценивая вырытую на скорую руку ячейку. - Дай-ка сюда лопатку! Смотри!
Лейтенант, поковырявшись, расширил углубление и старательно выложил из дерна что-то типа бруствера.
- Ну, парни, пора! - сказал Колосков, расправляя веревку. - Тянем по моей ко-манде! Не рвем, а именно тянем! Как только он завалится, сразу зарывайся кротом в землю! Ты, понял. Черныш? Главное, не дрейфь, все будет спок!
- А если он не перевернется? - спросил Чернышов и облизнул потрескавшиеся губы.
- Будем кантовать, как есть, - буркнул Трофимов.
- Куда он денется? - хмыкнул "Квазик", вытаскивая из ножен и втыкая сбоку от трупа свой трофейный штык от древней "токаревской самозарядки", который он экспроприировал во время зачистки. - Вот так-то лучше будет. Упрется в рукоятку и завалится как миленький.
- Ну-ка, Танцор, подвиньсь! Чего рассопелся как паровоз? - лейтенант криво усмехнулся, устраиваясь рядом с солдатом. - Очко, поди, заиграло? Не боись, и не в таких переделках бывали! Верно, Конфуций? А лучше вали-ка к Дудакову, справимся и без сопливых, вдвоем.
Начал накрапывать мелкий дождь, переходящий в изморось. Тяжелое свинцовое небо с темными рваными облаками, несущимися над ними, не предвещало ничего хорошего.
- Похоже, закончились солнечные морозные деньки, - сказал, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Чернышова, Трофимов. - Снова слякоть, опять будем месить чертову грязь.
Колосков, приподнявшись на локте, по-разбойничьи свистнул бойцам, укрыв-шимся в ложбинке.
- Викторыч! Все залегли!
Веревка натянулась как струна. Негнущийся Крестовский вздрогнул, сдвинулся, нехотя приподнялся и с запрокинутой головой плюхнулся на живот. Через несколько секунд ухнуло, заложив перепонки, словно в уши напихали вату. Ветки и кусты затре-щали и затрепетали посеченные осколками, сверху дождем посыпалась земляная труха и закружили снежинками редкие ржавые листья.
- "Феня", как пить дать! - крикнул, поднимаясь и отряхиваясь, высокий крепкий Колосков. - Пацана нашего, кажись, все-таки зацепило?
Несколько осколков безжалостно впились в бок Крестовскому, остальные при-шлись впритирку, озодрав ему в клочья спину и связанные руки.
Подошли бойцы, с обнаженными головами обступили убитого товарища. Заку-рили. В стороне у кустов мучился бледный как смерть Головко, его тошнило.
- Да, совсем еще пацан, - добавил Колосков. - Лучше бы с Карасиком в машине погиб, чем так.
- Не одного "чеха" не завалил, а смерть принял страшную, не позавидуешь.
- Не завалил? Так мы завалим! И будем, пока живы, долбить эту сволочь! - вскипел Трофимов.
Над рощей нависли тяжелые тучи. Изморось окончилась. Вместо нее лениво повалил пушистыми хлопьями снег.
- В 95-ом, помню, зимой солдата из развалин вытаскивали, - начал Дудаков, смахивая с рыжеватых усов мокрые снежинки. - Чуть не влетели. Дураки были, опыта не было. Не ожидали подобной пакости от боевиков. Чудом, тогда, живы остались.
Откашлявшись, он продолжил. - Пацана еле от земли отодрали. Накануне сля-коть была, а тут морозец вдарил. Ну и примерз наш солдатик крепко-накрепко. Подня-ли его, глядим, а под ним "фенька" на взводе лежит, нас дожидается. Ребрышками поблескивает, шалава. На нас поглядывает. Ну, мы так и встали как каменные извая-ния. Вцепились намертво в бушлат убитого, мозги у всех заклинило. Бросать труп на-до да самим, если успеем лепиться к земле-матушке. А мы не можем. Силушки нет. Оставила нас. Стоим как истуканы, на лимонку во все глаза пялимся. Так и простояли, пока Санька Ивошин нас в чувство не привел. Повезло по-черному. Смертушка рядом, вот так, стояла. Рычаг у "феньки", оказывается, льдом прихватило. Оттого и не рва-нула. Потом мы ее из-за укрытия расстреляли. А вечером по полной программе отме-тили, нахрюкались в стельку. Вот как бывает. Думали тогда, что в сорочке все роди-лись. Ан, нет. Через неделю Санек подорвался на "растяжке" в подъезде разрушен-ного дома, где накануне снайпера засекли.
- У нас тоже ребят положило, - отозвался вдруг молчаливый Конфуций. - Паре-нек из нашего взвода пропал. Жарковато у нас было. Думали, деру дал. А через пару дней нашли его уже мертвого, к дереву привязанного, с миной на шее. Ну, естествен-но, сами соваться не стали. Саперов вызвали. Приехали двое ребят молодых. Покру-тились они около Андрея, сняли взрывчатку, отсоединили все провода, отвязали его от дерева тут и рвануло. Ребят, конечно, на куски. С сюрпризом оказалась, сучка.