Щепетнова Александра Евгеньевна : другие произведения.

Весна без разрешения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вечером пробил час мести. Дырявое ведро со страшным грохотом пролетело через коридор барака сестёр Туницыных под Женькины крики: ћБомба!Ћ и гнусавое Полинкино завывание ћсиреныЋ. И хотя все уже давно ждали Победу, успевшие заснуть обитатели барака ошалело повыскакивали в коридор. Там - кроме дырявого ведра - уже никого не было. Девчонки привычно попрятались у Полинки дома - в старинном полупустом сундуке. Потом Полинка ушла в разведку к вражескому бараку
  
   Александра Щепетнова
  
   Весна без разрешения.
   / рассказ /
  
   Женька вырвалась из тёмной школы в ослепительный весенний день. Жалко, что нельзя было бежать всю дорогу домой вместе с малышнёй, отталкиваясь руками-крыльями от тёплого ветра. Сдерживая беспричинную радость, Женька степенно пошла, - шестой класс всё-таки, - между оглушительно орущей мелюзгой.
  - Эй, шкилет! - стукнули её по спине.
   Женьку окружили сёстры Туницыны - все пять. Они учились в разных классах, но старались держаться стаей, дружно давая отпор обидчикам. Старшая из сестёр, дылда-девятиклассница, кивнула на Машку из Женькиного класса:
   - Она мне пожаловалась, что ты над ней хохотала пол-урока! Женька посмотрела на скорбную Машку и захохотала снова. И чем больше мрачнели сёстры, тем заливистее становился Женькин смех. Отсмеявшись и вытерев слёзы, Женька, косясь на мосластую руку старшей, рассказала, что на уроке их Машка стала спорить с учительницей из-за отметки.
   - Машка взвилась и говорит: "Почему "два"? Всегда "три" ставили!". Я заглянула в её тетрадку, а там вместо контрольной по математике на два листа выведено: "СМЕРТЬ ФАШИСТСКИМ ОККУПАНТАМ! "
   Все сёстры, кроме старшей и Машки, захохотали. Старшая дала затрещину, - явно приготовленную для Женьки, - сестре:
   - Дура!!! Какие сейчас оккупанты?! Победа скоро!!! Красная, как кирпич, Машка погрозила Женьке кулаком:
  - Ладно, шкилет, я тебе попомню! И мать у тебя обыкновенная, а не
  красивая, как ты рассказываешь! Это она добавила зря. Женька задумчиво побрела, поотстав, за сёстрами. Планы мести, один краше другого, зароились в её бедовой голове. Остановившись на "бомбёжке", она радостно погрозила кулаком оглядывавшейся Машке.
  
   Сёстры Туницыны жили в соседнем бараке на 1 ой Пролетарке. Четыре барака по двадцать семей от лесопильного завода плыли по жизни вместе с 33 его года, как четыре потемневших от времени деревянных корабля. Все каюты-комнатки одинаково сияли чистотой и нищетой. И все семьи были похожими - одни женщины с детьми и стариками. Женщины работали станочницами вместо ушедших на фронт мужчин. Сначала временно - на время войны, а теперь уже постоянно - война мужчин возвращать не собиралась.
   Женькин отец пропал без вести в феврале 42 года. Женька, гордившаяся, что никогда не плачет, не плакала, когда пришла бумага про отца. Во-первых, "пропал без вести" - ещё не убит. А во-вторых, листок бумаги - это не убитый отец. Убитых-то она видела. И в госпитале, где Женька с подружками убирались и писали письма за раненых. И в начале войны, когда бомбили Саратов.
   Тогда, в 42 ом году, немцы бомбили Крекинг, зуборезный и авиационный заводы. Четыре наших лётчика не долетели на подбитом самолёте до аэродрома и рухнули на Пролетарку. Женька помнила, как стояла в толпе баб и ребятишек, окруживших сгоревших лётчиков. Как все в голос плакали, оплакивая вместе с лётчиками, сгоревшими на глазах, своих близких, гибнущих неизвестно где страшной смертью.
   После той пропущенной зимы, - в школу не в чем было ходить, - Женьку со старшей сестрой Таиской занесли в списки гуманитарной помощи, как детей погибшего на фронте. Ей выдали брезентовые ботинки на деревяшках, а Таиске - шёлковые чулки и платье из американской посылки. Платье после первой же стирки село в два раза и перешло вместе с подзатыльником от рыдающей сестры к ликующей Женьке. Платье всё равно было красивым, хотя и не скрадывало худобу.
   Женька не чувствовала себя "безотцовщиной", как шипела на них с Полинкой тётка Полизунья, когда они, грохоча деревянными подошвами, проносились по бараку. Все вокруг неё росли без отцов, да и, фактически, без матерей, пропадавших на работе по две смены.
   У Женьки - то ещё был дедушка Гриша! Правда, он жил в деревне - вместе с младшими дочерьми и внучатами. Женька была его любимицей, хотя все двоюродные братишки и сестрёнки ревниво оспаривали это. Дед как мог заменял им, внучатам, ушедших на фронт отцов. Но отцы - смутно помнилось Женьке, - должны быть строгими, - наместниками Бога на земле. И неумолимо карать вместо Бога за проказы. А дедушка, хотя и был очень похож на Бога, - однажды Женьке влетело за эти слова от матери, но она осталась при своём мнении, - был очень добрым, слишком любил их всех и баловал. Он всегда защищал Женьку от тёткиных причитаний по поводу её худобы. И пообещал выменять на свою саблю козлёнка весной, чтобы и у неё "от полезного козьего молока появились щёки". А самое главное - дедушка с ней, с Женькой, с единственной, вёл философские разговоры. И не важно, что по малолетству она мало что понимала сразу. Понимание приходило вместе с горьким опытом, и дедова мудрость была единственным стержнем бушующей вокруг Женьки жизни.
  
   Вечером пробил час мести. Дырявое ведро со страшным грохотом пролетело через коридор барака сестёр Туницыных под Женькины крики: "Бомба!" и гнусавое Полинкино завывание "сирены". И хотя все уже давно ждали Победу, успевшие заснуть обитатели барака ошалело повыскакивали в коридор. Там - кроме дырявого ведра - уже никого не было.
   Девчонки привычно попрятались у Полинки дома - в старинном полупустом сундуке. Потом Полинка ушла в разведку к вражескому бараку. Женька тоже вылезла и прислушалась. В комнате сопели Полинкины братишки, - её мать возвращалась с работы далеко за полночь. За стенкой ругалась на старуху-мать тётка Полизунья.
   Вернулась Полинка.
  - Всё тихо.
  - Слушай, а чего старуха от Полизуньи требует? - спросила,
  прислушиваясь, Женька.
   - Чтобы та её за руку подержала и всё её колдовство на себя приняла, - махнула рукой подружка. - Каждый день гундосит, надоела уже.
   - А почему Полизунья не хочет этого сделать? - заинтересовалась Женька. - Ведь колдовать уметь интересно.
  - Колдуньи умирают тяжело. По много лет гниют, мучаются, а Бог
  им смерти не даёт - наказывает. Вот Полизунья и не хочет, - рассудила Полинка. - Старуха говорит Полизунье, чтобы та нашла тогда безгрешную детскую душу за неё помолиться в полночь, а та отмахивается. Вот и мучаются обе.
  - Идем, помолимся! - загорелась Женька. - Я "Отче наш" знаю,
  меня дедушка научил.
   - Ты? - изумилась Полинка. - Какая же ты безгрешная? Ты же каждый день от кого-нибудь в сундуке прячешься!
   - Так это же за справедливость! - заявила Женька. - И потом, если старуха наврала, или я - небезгрешная, то и ничего не случится. Представляешь, проверим, есть Бог или нет!
   Верная Полинка поупиралась больше для вида и повела Женьку под колдуньино окно.
  - Вот на её окно смотри и молись. А левой рукой держись за
  дерево, - старуха так говорила.
   Женька прочитала "Отче наш", глядя на освещённое окно. Потом подумала и попросила своими словами у Бога избавления для Полизуньиной матери. Свет в окне вдруг погас, и девчонок накрыло волной ужаса. Вцепившись друг в друга и подвывая от страха, они помчались к Женьке в комнату.
   У Женьки не спали - ждали её. Полинку выпроводили к себе спать. Женька подержала ей дверь открытой для света, пока та по-заячьи допрыгала до своей комнаты.
  - Господи, где тебя носит? - всплеснула руками мать. - Обыскалась
  уже. А худущая-то! Садись ешь, потом поговорим.
  - Шкилет, - хохотнула вредная Таиска.
   Женька, нехотя берясь есть пшёнку, - лишь бы оттянуть разговор, -
  хмуро покосилась на неё. Таискина необыкновенная красота действовала завораживающе даже на неё, считавшую старшую сестру самым вредным существом на свете. Война, обескровившая Женьку и оставившая ей только синие круги вокруг огромных глазищ, так ничего и не смогла сделать с яркой таискиной красотой. Голод за четыре страшных военных года так и не справился с её статной фигурой. Даже длинная чёрная коса сестры толщиной в руку была не чета жидким Женькиным косичкам. Когда старшеклассников возили рыть окопы через Волгу, и Таиска, оступившись, камнем ушла под ледяную воду, паромщик успел схватить за плавающую косу и вытащил Таиску на паром. Из-за своей сияющей красоты Таиска получала за свою вредность от Женьки гораздо меньше, чем заслуживала.
   Вчера, когда Женька размечталась о чудесной жизни после Победы, сестра безжалостно высмеяла её.
  - Хорошо будут жить только те, у кого отцы вернутся, - их сразу
  начальниками поставят. А мы ещё сто лет будем в бараке голодать. И карточки ещё два года не отменят.
   Возмущённая Полинка, узнав о том разговоре, обозвала Таиску "княжной Пипиркиной". И потребовала натянуть ей верёвочку, когда та пойдёт на танцы. Но Женька, представив валяющуюся вверх тормашками красоту, отказалась наотрез.
  - Вот и жалей её, - рассердилась теперь она и посмотрела на мать.
   А мать, хоть и была самой красивой для Женьки, вдруг показалась
  ей окутанной страшной усталостью. Яркие зелёные глаза в рыжих крапинках, - совсем как у Таиски, - у матери не светились, потухнув много лет назад. И золотые волосы поседели. А маленькие руки тихо баюкали надорванный брёвнами живот. Женьку вдруг охватило страшное предчувствие.
  - Да, - сказала мать, - пришла беда. Тяжело заболел дедушка - никого
  не узнаёт, всех гонит. Требует меня, старшую дочку. Деревенские сегодня приезжали - уже три дня не ел, ждёт. А мастер отказался завтра выходной дать, сказал - на пять лет посажу, по военному времени, если даже на минуту опоздаешь.
  - А ты? - обмерла Женька.
  - А я говорю: "Сажай, паразит! Прячешься тут всю войну за нашими
  спинами! Сироти до конца детей! Может они хоть в детдоме досыта наедятся!"
   Как ни думали, как ни решали - никак нельзя было к дедушке не ездить. Единственное, что придумали - сходить завтра вечером к родственнику отца за защитой.
   На следующий вечер Женька с матерью пошли просить защиты. Усталая мать рассказывала по дороге о поездке - на попутках - в деревню. Дед узнал её и позволил себя покормить.
  - Вроде бы пришёл в себя. Немножко поправится, мы его к себе
  заберём.
  - Согласился?! - запрыгала Женька от радости. Дед упорно
  отказывался жить в городе.
  - Согласился. Козочку для тебя давал, да я не стала пока брать. Если
  меня в тюрьму не посадят, возьмём.
   Родственник жил в красивом доме с лепниной за Липками. Его жена тут же усадила их чаёвничать и поставила перед Женькой тарелку с манной кашей. Каша была восхитительной - на молоке, с сахаром и сливочным маслом. Потрясённая такой вкуснотищей, Женька рассеянно разглядывала сверкающую кухню и нарядную хозяйскую девчонку.
   Когда стремительно вошёл сам хозяин, Женька не сразу поняла, что же случилось. Ну, вошёл человек, привычно ласково обнял жену и, любуясь дочкой, пригладил ей волосы.
  - Никогда! - ударило вдруг больно сердце, - Никогда! Никогда отец
  не войдёт, не посмотрит на неё, Женьку, с такой любовью. Никогда. Никогда.
   Каша осталась недоеденной - пришлось изо всех сил стиснуть
  зубы, чтобы позорно не разреветься. А она-то ещё гордилась, что не плакала вместе с матерью и сестрой над похоронкой. А оказалось, она просто не понимала страшного смысла короткого слова "никогда".
   Как в тумане Женька дождалась конца разговора. На город уже опустились синие сумерки. В парке Женька, как маленькая, взяла мать за руку и пошла, подняв лицо к небу. "Все небеса имеют свой ад", - говорил ей дедушка. Деревья перемешивали синеву сумерек со звёздами, пахло почками, и от весеннего ветра кружилась голова.
   - Какое может быть разрешение на эту поездку к дедушке? Ещё бы выдавали разрешения на звёзды, на Таискину красоту, на весну. "Весна по разрешению", - вдруг развеселилась Женька. - Весна приходит без разрешения.
   Мать не посадили. То ли совесть у мастера заговорила, то ли
  родственник помог. А мать-старуха Полизуньи умерла в ту самую ночь "бомбёжки". Женька слушала, как соседки качали головами: "Отмучилась, сердечная!", и удивлялась: "Почему отмучилась? Жизнь ведь так прекрасна! И весна вокруг! И скоро Победа!" А вскоре привезли в Саратов дедушку и козочку.
  
   Тем утром козлёнок разбудил Женьку, как всегда: в шесть утра отсчитал вторую дверь слева по коридору, встал на задние ноги и постучал копытом:,, Вставай, веди меня на травку пастись!,, Сонная Женька повела козочку на холмы. Люди на улицах плакали и смеялись, обнимались и что-то кричали.
  Женька напряжённо прислушалась, придерживая забившееся сердце.
   - Победа! Победа!! Победа!!! - кричали все.
   Она помчалась к бараку, чудом не ломая ноги. Рядом мчался
  козлёнок. Добежав до барака, Женька остановилась и посмотрела в сияющее хохочущее небо. Она знала, что ад ещё вернётся - завтра, или, может быть, даже сегодня ночью. Но сейчас - и это она тоже твёрдо знала - небеса остались без своего ада. И она закричала об этом людям:
  
   - Победа!!!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"