Шепелёв Алексей : другие произведения.

1. Заглянуть в бездну. Роман. Часть первая. Возмездие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.91*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я знаю о существовании романа замечательного русского писателя Владимира Максимова "Заглянуть в бездну". Больше того, я читал этот роман. Но что я могу поделать с тем, что на протяжении практически всего ХХ столетия человечество только и занималось тем, что в эту бездну заглядывало?

   Итак, война началась! Развязался великий исторический узел. Первый камень покатился по откосу. За ним последуют другие. Мир шагнул сегодня через порог новой эпохи. И он выйдет из этой эпохи совсем иным, чем в неё вступил.
  
   Из дневника И.М.Майского, посла СССР в Великобритани.
   Запись за 1.09.1939.

Часть 1. Возмездие

   Страшно, когда храбрейшими из храбрых управляют гнуснейшие из гнусных.

(Уинстон Черчилль)

Польский фронт. Утро 1.09.1939.

   Война никогда не проходит по сценариям, разработанным в штабах. С первой же минуты начала боевых действий начинают действовать тысячи, если не миллионы разнообразных не поддающихся учёту факторов. Влияние каждого из них может быть ничтожным, но вместе они отклоняют ход событий от просчитанной траектории. Планы всех воюющих сторон пошли прахом в первые же часы войны.
   В половине пятого утра по мосту через Вислу у города Тчев проходил, как обычно, транзитный товарный состав из Восточной Пруссии на Мальборк. Неожиданно поезд сбавил ход, а из вагонов начали выпрыгивать немецкие солдаты, тут же вступившие в бой с растерявшимися охранниками. Атака оказалась для поляков полнейшей неожиданностью. Атака, но не война. Усиленный караул сумел продержаться дольше чем обычный. Этого времени хватило, чтобы безымянный поручик успел замкнуть провода, ведущие к взрывателям заранее заложенных под опоры моста минных зарядов. В итоге Тчев был взят в первый же час войны, но с ходу форсировать Вислу немцам не удалось.
   Без четверти пять броненосец "Шлезвиг-Голштейн", несколько дней стоявший на рейде Гданьска, вошел в портовый канал и открыл огонь из всех калибров ( четыре 280-милиметровых носовой и кормовой башен, пять 150-милиметровых и два 88-милиметровых орудия башен правого борта ) по форту на полуострове Вестерплатте. Одновременно пикирующие бомбардировщики морской авиации Ju-87 должны были нанести по форту бомбовый удар. Но недавняя катастрофа в 76-й группе штурмовой авиации привела к строжайшему запрету Геринга на штурмовку при неблагоприятных погодных условиях, а над побережьем стелился густой туман. Решение принимал лично генерал Риттер, и решение это было: взлёт не разрешить.
   Тем не менее, эсэсовцы из батальона территориальной обороны "Данциг", ворвавшиеся на территорию форта после артподготовки, рассчитывали, что поляки будут выходить с поднятыми руками. Вместо этого их встретили пулемётным огнём. Не ожидавшие такого отчаянного сопротивления немцы в панике отступили.
   Тогда броненосец вновь открыл огонь, а затем с него на катерах на приступ форта двинулась рота морских десантников. Но гарнизон форта располагал четырьмя 81-милиметровыми миномётами, огонь которых нанёс десантникам большие потери. Оставшиеся в живых морпехи отступили в глубину порта.
   В пять часов пять минут командир армии "Поморже" генерал бригады Владислав Бортновский отдал приказ: всем частям занять оборонительные рубежи вдоль государственной границы. А между тем танки "Быстроходного Гейнца" уже рвали в клочья оборону пограничной стражи, охранявшей границу с Померанией. Клочья, однако, отчаянно сопротивлялись, смыкались за прорвавшимися танками и встречали огнём немецкую пехоту. Гудериана это тревожило мало. Его задачей было прорвать оборону и устремиться вперёд, а деморализованных поляков пускай добивают самолёты Кессельринга или пехота фон Клюге.
   Аналогичная задача стояла и перед танковой дивизией "Кемпф", наступавшей из района Нейденбурга на Млаву, но тут коса нашла на камень. Успевшие занять оборонительные позиции части двадцатой пехотной дивизии армии "Модлин" встретили наступающие танки вермахта огнём 37-миллиметровых противотанковых пушек "Бофорс", с расстояния в километр способных пробить двадцать пять миллиметров качественной брони. Как выяснил на личном примере командир роты гауптман Отто Ран, тридцатимиллиметровую лобовую броню T-IV они тоже пробивали, надо было только подъехать поближе. Понеся большие потери, немцы отступили, чтобы перегруппироваться и предпринять новую атаку.
   Перед развёрнутой восточнее Лётцена 1-й кавалерийской бригадой генерала Фельдта никаких задач не ставилась, тем не менее силами двух эскадронов была проведена пробная атака, в результате которой были разогнаны польские пограничники и захвачен городок Мысейнице.
   Двадцать первый армейский корпус генерала Фалькенхорста после артиллерийской и авиационной подготовки предпринял атаку в направлении Грудзянз, но был остановлен практически сразу после границы.
   Так же непросто разворачивалось наступление и на юге. Корпус Гёпнера разметал польских пограничников, но упёрся в позиции Волынской кавалерийской бригады под командованием полковника Филиповича. Четвёртую танковую дивизию остановил под Мокрой двадцать первый уланский полк, первую на подступах к Клобуцку - "заблудившийся" и прибившийся к кавалеристам восемьдесят четвёртый пехотный полк тридцатой пехотной дивизии. Корпус Гота, практически не встречая сопротивления, выдвинулся к Чернстохве, где был встречен сильнейшим орудийным огнём: командир оборонявшей город седьмой пехотной дивизии армии "Краков" генерал Госиоровский стянул к нему почти всю дивизионную артиллерию - сорок два ствола калибром от семидесятипяти до ста пятидесяти миллиметров. После второго же дружного залпа, Гот отдал приказ немедленно отступить, рассосредоточиться и замаскироваться и немедленно запросил от штаба Рундштедта помощи тяжелой артиллерией или авиацией. Устилать путь в город трупами своих солдат и обгорелыми останками лёгких танков, бронеавтомобилей и бронетранспортёров Готу совершенно не улыбалось.
   Севернее главного удара три пехотных дивизии армии "Лодзь" медленно отступали на восток под натиском пехоты десятой и восьмой армий. Ни о каком блицкриге на этом участке фронта говорить не приходилось.
   Восьмой армейский корпус четырнадцатой армии не смог сходу прорваться к Катовице и Миловову и вынужден был перейти к позиционным боям. Южнее шестая танковая дивизия вермахта увязла в оборонительных построениях пятой пехотной дивизии польской армии, прикрывавших Пшычину.
   Наконец, совместные мобильные группы чехословацких и немецких горных стрелков практически не встречая сопротивления взяли под контроль основные перевалы через Карпаты, после чего в горах установилась полная тишина: согласно плану, наступление через Татры армия генерала Прхала должна была начать только после выхода передовых подразделений четырнадцатой армии к Тарнову.
   Не гладко складывалась и война в воздухе. Казалось бы, всё было на стороне немецких ассов: и внезапность удара, и более современные машины, и боевой опыт. Но удар пришелся в пустоту: приграничные польские аэродромы оказались практически пустыми. Вместо уничтоженных машин приходилось считать повреждённые ангары. А там, где всё-таки удавалось застать поляков на месте - порой тоже всё шло совсем не по плану. С первых вылетов не вернулось больше десятка машин.
   Под Краковом и вовсе случился конфуз: с атакуемого звеном Ju-87 аэродрома в Белице успели взлететь два одноместных Р-11С. В завязавшемся воздушном бою один польский истребитель был успешно истреблён, второй, в кабине которого сидел вчерашний кадет Владислав Гныш, пытаясь выйти из-под огня свалился в штопор. Немецкие ассы решили, что дело сделано и легли на обратный курс. Между тем Гныш над самой землёй сумел выровнять машину, а после разворота заметил пару возвращавшихся с заданья стареньких семнадцатых "Дорнье", которых решился атаковать. Стрелял подпоручик не лучше, чем летал, но удача его не покидала. Объятые пламенем, оба бомбардировщика рухнули на землю.
   К девяти часам утра стало ясно: по всей границе Польши и Германии полыхает война.
  
   БЕРЛИН. В официальном правительственном сообщении, распространённом утром первого сентября сообщается, что за последние несколько недель польскими вооруженными силами постоянно организуются провокации, в которых гибнут военнослужащие и мирные жители Рейха. В последнее время провокации становятся особенно нетерпимыми. Вечером 31 августа группа польских диверсантов, убив несколько полицейских, захватила радиостанцию города Глейвиц и передала обращение с призывом убивать немцев. Совершены многочисленные нападения на пограничные посты. В этих условиях пограничные войска вынуждены были открыть ответный огонь. Имперское правительство считает невозможным терпеть такое положение вещей. В настоящее время к границам для обеспечения безопасности Рейха выдвигаются армейские подразделения.
  
   ПРАГА. Президент Бенеш объявил о полной поддержке военной операции, призванной обеспечить безопасность границ союзной Германии и об усилении режима охраны польско-чехословацкой границы. Особое внимание будет уделено безопасности Тешинской Силезии, в отношении которой официальная Варшава неоднократно выдвигала к Чехословакии территориальные претензии.
  
   ЛОНДОН. Сообщение о германской агрессии встречено в Великобритании с негодованием. Утреннее заседание Парламента началось с сообщения Премьер-Министра Нэвила Чемберлена, о предъявлении Германии ультиматума с требованием прекратить военные действия и вывести все войска с территории имеющего особый статус вольного города Данцига. В противном случае Соединённое королевство Великобритании и Ирландии угрожает Рейху объявлением войны.
  
   ПАРИЖ. На специально созванной пресс-конференции министр иностранных дел Франции Боннэ сообщил об агрессии Германии против Польши и о предъявленном Великобританией ультиматуме с требованием немедленного вывода всех войск с польской территории. Он особо отметил, что бои ведутся не только в районе Данцига, но вдоль всей германо-польской границы, а потому ссылки на якобы провоцирующие действия так называемого "польского корпуса вторжения" не могут приниматься во внимание и являются грубой дезинформацией мировой общественности. В то же время министр подчеркнул, что полноценное присоединение Франции к ультиматуму возможно только после одобрения его соответствующей резолюцией Парламента, который сможет собраться только завтра. Министр выразил уверенность, что резолюция будет принята подавляющим большинством голосов.
  
   ПРАГА. Более трети депутатов покинули заседание Сейма в знак протеста против начала войны с Польшей. Они потребовали отставки Президента Бенеша, роспуска Правительства и досрочных парламентских выборов, а так же немедленного прекращения боевых действий и вывода всех военных сил Рейха с территории Чехословакии. В то же время оставшиеся депутаты выразили полную поддержку Президенту.
  
   БИЛЬБАО. Министерство Иностранных Дел Испанской Народной республики распространило официальное заявление, в котором решительно осуждена немецко-чехословацкая агрессия против Польши. В заявлении особо подчёркнуто лицемерие официального Берлина, скрывающего за разговорами о построении "Общеевропейского Союза" свои агрессивные замыслы. Первой жертвой этой политики стала Испания, теперь взоры агрессоров обратились на Польшу. Испанская Народная Республика выражает свою полную поддержку борьбе правительства и народа Польши и призывает все свободолюбивые страны Европы сплотиться для решительного отпора агрессору.
  
   БУХАРЕСТ. Его Величество король Румынии Кароль Второй выступил с заявлением о нейтралитете страны в военном конфликте между Рейхом и Чехословакией с одной стороны и Польшей - с другой. Вместе с тем Его Величество резко осудил агрессивный курс Рейхсканцлера Гитлера и призвал Великобританию и Францию, как гарантов европейской стабильности, предпринять решительные меры для восстановления прочного мира в Европе.
  
   БЕЛГРАД. С осуждением агрессии Германии и Чехословакии выступил министр иностранных дел Королевства Югославия Цинцар-Маркович. Предполагается, что в течение дня Скупщина примет специальную резолюцию в поддержку Польши.
  
   АФИНЫ. Генерал Иоаннис Метаксас категорически осудил нападение на Польшу.
  
   ВАРШАВА. Ставка маршала Рыдз-Смиглы распространила официальную сводку о ходе боевых действий. В ней сообщается, что действующие согласно планам польские войска, остановили наступление врага на приграничных рубежах. Агрессоры несут большие потери в живой силе и боевой технике. Так же согласно плану проводится мобилизация и развёртывание резервов. Армия и народ Польши полны решимости продержаться несколько дней, необходимых союзным армиям Великобритании и Франции, чтобы отмобилизоваться и нанести по Германии сокрушительный удар на Западном фронте.
  

Город Семёнов. Горьковская область. СССР.

   Лейка чувствовал, что его просто распирает от счастья и гордости. И неважно, что твёрдый воротник форменной курточки натирает шею, а новые ботинки немилосердно жмут. Зато теперь он - взрослый. Теперь Серый не скажет ему: "Отстань, мелюзга!", а Ветка не будет сердито шипеть: "Не мешай, я делаю уроки!" Теперь он сам тоже будет делать уроки. По-настоящему. Ведь у него тоже есть и учебники, и тетради, и дневник, который мама называет: "Табель". Потому что с сегодняшнего дня Лейка, то есть Андрюша Илюшин - самый настоящий первоклассник. А Лейкой его прозвали потому, что когда он был совсем маленький, сестра Ветка, то есть Елизавета, тоже была маленькая и неумела правильно произнести его имя. Вместо "Андрей" говорила "Алей". Так и пошло: Андрейка-Алейка-Лейка. Он не обижался - у каждого мальчишки с улицы Урицкого было своё прозвище.
   И вообще, это неважно. А важно то, что он теперь взрослый и может поглядывать на дошколят сверху вниз. Правда, этого он делать не будет, потому что среди дошколят у него осталось много друзей. Если только самую капельку, чтобы понимали, что Лейка всё-таки уже большой.
   Как всё-таки хорошо быть большим. Раньше он завидовал брату и сестре, когда они нарядные и радостные, с букетами цветов первого сентября отправлялись в школу. Потому что для них были торжества, а для него - ничего. А сейчас торжественная линейка, цветы, большой портрет товарища Сталина - всё это и для него, Лейки. И директор школы, Макар Трофимович, обращается ко всем и к нему тоже.
   - Дорогие ребята! Сегодня, первого сентября, мы, как всегда, начинаем новый учебный год. Для кого-то он последний, выпускной, а для кого-то - самый первый в жизни.
   Чтобы лучше видеть и слышать, Лейка приподнялся на цыпочки и вытянул шею. Сумел даже разглядеть маму, стоявшую за спиной директора немного справа. Вспомнил, что в школе она не мама, а Софья Александровна, потому что на службе, то есть не на службе, а на работе. Службой это называлось до революции и так говорить неправильно. Только иногда у мамы вырываются эти ста-ро-режим-ные слова, и она очень огорчается.
   Пока Лейкины мысли бродили где-то рядом, директор продолжал свою речь. Мальчишка вдруг услышал слово "должны", вздрогнул и сразу стал слушать внимательно. Взрослый человек обязательно серьёзно относится к тому, что он должен, а раз Лейка школьник, то он, безусловно, взрослый.
   - Ваша задача - хорошо учиться, как завещал товарищ Ленин, как требует товарищ Сталин. Учиться, чтобы закончить школу и быть грамотными и подготовленными строителями нашего светлого будущего - коммунизма. Благодаря Великой Октябрьской революции все дети нашей страны могут получить образование и стать учёными, инженерами, врачами. Помните, что это право досталось вам дорогой ценой, потом и кровью ваших отцов, сражавшихся за дело мирового пролетариата.
   При слове "отцов" Лейка вдруг загрустил. И было от чего. Как славно было бы, если бы сейчас среди родителей стоял и его папа. Как бы он радовался тому, что Лейка теперь первоклассник. Но отец далеко...
   Сначала мальчику говорили, что папа уехал в далёкую командировку, выполнять очень ответственное государственное задание. Но шила в мешке не утаишь, и однажды Лейка вбежал домой весь в слезах: кто-то из соседей сказал, что он - сын врага народа. Это было невозможно. Папа - самый добрый, самый умный, самый хороший человек на земле - и вдруг - враг?
   Конечно же, это была неправда. Мама объяснила Лейке, что папу оклеветали настоящие враги, те самые, с которыми день и ночь борются доблестные советские чекисты. Враги эти хитрые и коварные, чтобы отвести от себя подозрения, они пишут доносы на честных людей. Бывает, что сразу понять где ложь, а где правда не удаётся. Потому папу и арестовали. Но мама уже написала письмо самому товарищу Сталину, а уж он-то обязательно разберётся и восстановит справедливость. И тогда папа снова вернётся домой, и будут они жить долго и счастливо. А пока что Лейка не должен никому ничего рассказывать, даже самым лучшим своим друзьям Севке и Кольке: ведь враги не дремлют, и если они узнают, что мама написала письмо, то могут помешать папиному освобождению.
   Лейка правда никому ничего не рассказал. Совсем никому. И Севке и Кольке тоже не рассказал, ни полсловечка. Но время шло, а папа всё не возвращался...
   - Товарищ Сталин неустанно заботится о благе советской страны и каждого советского человека. Сегодня над нашим городом мирное ясное небо и вы идёте в школу. А в это самое время в Европе кровавые империалисты развязали войну. Рвутся снаряды, с самолётов сбрасывают бомбы. И, конечно, дети в школу не идут.
   Это правда, Лейка по радио с утра слышал. Кажется, воюют Германия и Польша. Или Чехословакия.
   - Вам, советским детям, нечего бояться войны. На страже наших границ стоит доблестная Рабоче-Крестьянская Красная Армия, готовая в случае нападения могучим ударом опрокинуть посягнувшего на нашу страну врага и разгромить его на его территории. Так крепите же своей отличной учёбой могущество нашей социалистической Родины! Да здравствует СССР! Да здравствует коммунистическая партия большевиков! Да здравствует наш великий вождь и учитель товарищ Сталин! Ура!
   Все закричали: "Ура!" И Лейка тоже кричал вместе со всеми, пока дыхания хватало. А когда кончилось - набрал в лёгкие побольше воздуха и опять закричал. И все тоже так делали, поэтому "Ура!" долго не смолкало.
   А когда смолкло - и торжественная линейка закончилась. Директор несколько раз махнул большим колокольчиком на короткой палочке - это называлось "первый звонок", ученики стали в пары и пошли внутрь школы.
   Лейка задрал голову и посмотрел ещё раз на портрет товарища Сталина. Спасибо ему за заботу и счастливое детство, вот только жаль, что папу он никак не освободит.
   Прищуренные глаза отца народов смотрели на мальчика ласково, но строго. Лейке показалось, что он слышит голос товарища Сталина, совсем такой, как из репродуктора:
   - Почему ты такой нетерпеливый, Лейка? Ведь ты же знаешь, что я, товарищ Сталин, - отец для каждого советского человека. А советских людей много, очень много. Я день и ночь думаю о том, как сделать так, чтобы им лучше жилось. А вокруг нашей советской страны - кольцо врагов. Они засылают к нам шпионов, предателей и диверсантов, чтобы разрушить нашу мирную и счастливую жизнь. Много, очень много у меня работы, Лейка. Но и до твоего папы я обязательно доберусь. Если будешь хорошо учиться и хорошо себя вести - то постараюсь успеть к Новому Году.
   "Я буду стараться", - подумал мальчишка. - "Я буду очень стараться. Только - освободи моего папу".
  

Обер-лейтенант Вольфганг Вольф

   Несмотря на то, что в районе сосредоточения севернее Ружемберока рота Вольфа оказалась одной из первых, ещё перед отменённым наступлением двадцать шестого августа, в первых приграничных боях она не участвовала. Польских пограничников разгоняли кавалерия, лёгкие танки и мотопехота четвёртной лёгкой дивизии. Зато в прорыв пошла вторая танковая. Боевые машины растянулись по извилистой горной дороге и не встречая сопротивления, уходили вглубь польской территории, в направлении Йорданува.
   После очередного поворота обер-лейтенант заметил впереди развилку: влево, в узкую долину, от основой дороги отходило ответвление. Возле него на обочине стоял командирский танк с открытой боевой рубкой - такой же, в каком ехал и сам Вольф. Судя по бортовому номеру, это была машина командира батальона, майора Альбертца.
   - Внимание всем, я - "Волк". Приготовится к остановке. Как поняли, приём?
   Дождавшись, пока командиры взводов подтвердят получение приказа, Вольф продолжал.
   - "Волк-ноль", остановить машину перед поворотом.
   - Я - "Волк-ноль", приказ понял.
   В авангарде роты шел взвод лёгких танков, за ним - командирская машина Вольфганга, а дальше уже все остальные. Едва головной танк тормознул, поравнявшись с развилкой, Вольф выбрался из рубки и быстрым шагом направился к машине командира батальона.
   - Хайль Гитлер!
   - Хайль! Ну что, как ваша "большая походная кухня"?
   Майор Альбертц успел захватить последнюю войну, попал на фронт летом восемнадцатого года. И хоть воевал тогда в пехоте, но бронетехника кайзера произвела на юношу неизгладимое впечатление. Особенно танк A7V, прозванный солдатами "большой походной кухней" за размеры и густой дым. Вот и перекрестил майор тяжелый танк союзников в память о своей молодости.
   - На марше не отстаёт, господин майор.
   - Прекрасно... - каким-то неуловимым образом обер-лейтенант понял, что экспериментальный танк - совсем не то, что сейчас интересует командира. И действительно, Альбертц перешел к делу: - Вольф, эта дорога ведёт к деревне Оравка, её необходимо быстро захватить. Если поляки смогут там укрепиться, то перекроют нам обходной путь на Заважу, этого им нельзя позволить. Короче, разведгруппа уже выехала. Ваша задача - выдвинуться в направлении этой деревни и в случае обнаружения противника - выбить его оттуда. Если поляков там нет, то просто занять оборону и ждать подхода пехоты. Ясна задача?
   - Так точно, герр майор.
   - Выполняйте!
   - Хайль!
   Альберц ответил почти незаметным движением руки и, присев, исчез в рубке командирской машины. Вольф, чтобы не терять времени, заскочил на борт стоявшего рядом T-I командира взвода лёгких танков.
   - Наушники!
   - Слушаюсь, герр обер-лейтенант.
   Клаус, почему-то сконфуженый донельзя, протянул командиру свои наушники.
   - Я - "Волк". Командирам взводов собраться у головной машины.
   Уточнять приказание для Орехова Вольф не стал: они ещё несколько дней назад условились, что любые совещания на этом уровне автоматически требуют присутствия командира экспериментального танка. Вместо этого он достал из планшета карту, и наскоро сориентировался на местности. Отчеркнул карандашом линию наступления. Поднял взгляд - все командиры уж рядом.
   - Командование ставит нам боевую задачу - занять деревню Оравка и удерживать её до подхода моторизованной пехоты. Квадрат 6-40 по старой системе ориентировки. Разведчики уже выдвинулись. Приказываю: нанести на карты новую линию наступления. Движение продолжать ротной походной колонной. Я займу место во главе колонны, в машине два. Есть вопросы?
   Вопросов не было.
   - По местам.
   Через пару минут T-IV, единственный немецкий пушечный танк в составе роты, первым свернул на боковую дорогу. Вольф вполне сознательно сменил командирскую машину на боевую. Конечно, обзор через щели командирской башенки не сравнить с видом из рубки, зато, если дело дойдёт до боя, то на полуоткрытой машине в атаку не пойдёшь, а бросать под вражеский огонь одних необстрелянных юнцов - верный путь к поражению. Можно, правда, поручить возглавить её русскому, только тогда возникнет законный вопрос: кто на самом деле командует ротой.
   До цели, судя по карте, оставалось километра полтора, когда впереди, на опушке соснового леса, Вольф заметил разведчиков. По обочинам приткнулись два мотоцикла с колясками, на которых были укреплены MG-34, а чуть в глубине, в кустах орешника, обер-лейтенант разглядел замаскированный бронеавтомобиль 231-й модели, судя по смещённой вперёд башне - восьмиколёсный. При приближении колонны на середину дороги вышел, подняв согнутую в локте правую руку, унтер-офицер в полевой пехотной форме, но с мертвой головой в черных, обрамленных золотисто-желтыми кантами петлицах. В левой руке он держал опущенный дулом вниз "Шмайссер", а с ремня, помимо подсумков, свисала пара "картофельных толокушек".
   - Внимание! Всем остановка! - скомандовал Вольф в рацию.
   Его танк остановился в паре метров от разведчика. С лязгом откинув крышку люка, обер-лейтенант по пояс выбрался наружу.
   - Хайль Гитлер! - вскинул руку разведчик. - Обер-фельдфебель Грасс, разведывательный батальон второй танковой дивизии.
   - Обер-лейтенант Вольф, четвёртый танковый полк. Вы должны были выяснить ситуацию в Оравке?
   - Так точно. Разрешите доложить: наблюдением установлено, что деревня занята польскими войсками. Видимо небольшое подразделение пехоты, до роты. Кроме того, замечена позиция одной полевой пушки.
   Вольфганг нервно дёрнул щекой. Задача на ходу обрастала проблемами.
   - "Большому папе" подойти к командирской машине, - произнёс он в рацию, снял наушники и выбрался из башни.
   - Откуда наблюдали?
   - Здесь, сразу же за лесом, герр обер-лейтенант, - пояснил разведчик. - Он совсем маленький, сразу за ним - спуск к деревне.
   - Понятно... Бинокль у вас там есть?
   Свой оставался в рубке командирской машины, которая сейчас шла в хвосте колонны. Разумеется, бегать за ним Вольфу совсем не хотелось.
   - Разумеется, герр обер-лейтенант.
   - Хорошо...
   Вольф оглянулся на подошедшего Орехова.
   - Господин капитан, отправляемся на рекогносцировку. Показывайте, Грасс.
   Лес и правда оказался совсем маленьким, зато с очень густым подлеском. Разросшийся орешник, перемешанный с невысокими сосенками и образовал почти сплошные заросли, слегка разбавленные отдельными осинками или ольхой. Разведчик умело отводил ветки, но всё равно пару раз перед самым носом обер-лейтенанта возникала разогнувшаяся колючая ветка. Один раз сзади приглушенно выругался русский: похоже, его чувствительно задело. К счастью, через каких-то пять минут они были уже на опушке.
   - Господа офицеры, прошу залечь, - обер-фельдфебель подал пример, опускаясь на землю. Вольф послушно последовал за ним, непроизвольно подумав, что его чёрная форма куда более заметная цель, чем мундир разведчика цвета фельдграу. По спине пробежал неприятный холодок.
   Ощущение опасности резко расходилось с тем, что видели глаза. Впереди расстилался широкий недавно покошенный луг с редкими пышными скирдами свежего сена, а дальше лежала деревня. Сначала - обрамлённые жердями огороды, потом заборы, из-за которых поднимались вторые этажи и островерхие крыши сельских домиков. И над всем этим - кирпичная колокольня церкви с блестящим в лучах солнца крестом.
   Просто пастораль какая-то. О войне здесь не говорило решительно ничего. По рассказу Грасса Вольф ожидал увидеть перед деревней окопы, но никаких следов польских укреплений заметить ему не удавалось.
   - Где бинокль?
   - Франц!
   Откуда-то сбоку, из подлеска выполз солдат, протянул командиру бинокль. Тот, в свою очередь, передал его обер-лейтенанту. Вольф внимательно пробежался взглядом по околице - нет, ничего не выдавало присутствия польской пехоты.
   - Где вы говорите у них пушка?
   - Смотрите на площадь перед кирхой, там заметно...
   Действительно, при внимательном рассмотрении ему удалось увидеть деревянное колесо, орудийную ось и угол стоящего рядом зарядного ящика. Остальное скрывали дома. Судя по станку, перед ними была
   - Посмотрите, господин капитан, - Вольф передал бинокль русскому. - Мне кажется, поляки выбрали неудачную позицию.
   - Согласен, - после короткой паузы произнёс Орехов. - Больше ничего не заметно?
   - Пару раз мы засекли перемещении вооруженных людей...
   - Где?
   - Там же, на площади.
   Русский молчал. Вольф, почувствовав, что пауза затянулась, пополз назад вглубь леса.
   - Возвращаемся. Дальше смотреть на это бессмысленно.
   А когда поднялся на ноги - спросил:
   - Обер-фельдфебель, сколько у вас человек?
   - Девять, я - десятый. Бронеавтомобиль и два мотоцикла.
   - Понятно...
   Вольф молча зашагал обратно к танкам.
   - Что вы решили? - поинтересовался идущий следом Орехов, когда они вышли на поляну.
   - Развернуть здесь, за лесом, атакующий порядок. В атаке участвуют наши танки и взвод лёгких танков лейтенанта Рота. Наши пушечные машины идут по вдоль дороги, лёгкие танки - по флангам. Артиллерию, если она начнёт обстрел, подавим огнём наших пушек. Что скажете?
   - Не вижу, что можно добавить, - признался русский.
   Атака началась через каких-то пять минут. Schwerer panzerkampfwagen Орехова продирался через лес, словно сказочный русский медведь - круша всё на своём пути. Казалось, он и старую сосну может свернуть - только направьте. Лёгким пятитонным единичкам пришлось потруднее, но они с честью справились с испытанием и, пробив себе дорогу сквозь подлесок, выбрались на край луга.
   - Вперёд! - скомандовал Вольф. Машины устремились вперёд, к деревне и в тот же миг с колокольни вниз развернулось красное полотнище с белым кругом посредине, внутри которого была выписана свастика.
   - "Волк-ноль" остановить взвод! Всем стоп!
   - Есть - всем стоп!
   - "Большой папа", остановится! Ждать дальнейших указаний! "Волк-ноль" следовать за мной!
   Четвёрка Вольфа была уже возле самой околицы.
   - "Большой папа", при необходимости принять командование.
   - Вас понял, - донёсся из наушников голос Орехова.
   Два танка втянулись в пустую деревенскую улицу. У Вольфа по спине вновь пробежали мурашки. Если что, то выбраться из этой ловушки будет практически невозможно. Мгновения тянулись невыразимо медленно. Но вот танк выехал на площадь перед кирхой, и обер-лейтенант понял, что ловушки здесь нет.
   Рядом с пушкой, колесо которой он наблюдал в бинокль, валялись дохлые лошади и убитые польские солдаты, кровь застыла на земле чёрной коркой. Из переулка выглядывал задранный к небу ствол второго орудия.
   Краем глаза Вольф уловил движение на паперти и повернулся. Из церкви вышел человек в пятнистой камуфляжной рубахе поверх формы и с новеньким пистолетом-пулемётом МР-38 на правом плече. Его лицо показалось Вольфгангу смутно знакомым. Танкист по пояс высунулся из башни.
   - Обер-лейтенант Вольф, вторая танковая дивизия.
   Пятнистый понимающе кивнул и иронично произнёс.
   - Вот так ищешь-ищешь человека, никак найти не можешь, а начинается война и - пожалуйста: "Обер-лейтенант Вольф".
   Неожиданный ответ смутил Вольфганга. Он сощурился, внимательно вглядываясь в лицо незнакомца. Кто же он всё-таки такой? Курт? Гельмут? Оливер? Неужели...
   - Бенно?..
   Человек в камуфляже согласно кивнул, а потом вытянулся и отрапортовал:
   - Обер-лейтенант Бенедикт Домашцын. Армейская разведка. О том, что Оравка под нашем контролем, в штаб генерала Листа доложено три часа назад.
   - Мы об этом ничего не знали. Я сейчас попробую связаться с командованием.
   Вольф забрался внутрь танка, но, как он и опасался, установить связь не удалось. Дальность действия его рации Fu 5 в телефонном режиме составляла шесть с половиной километров, а телеграфном достигала и десяти, но здесь, в горах, на неё не следовало слишком уж полагаться.
   К счастью, в пределах нахождения танков его роты передавать команды ничто не мешало. Вольф приказал взводу Рота занять позиции на окраине деревни, а остальным сосредоточиться и замаскироваться в лесочке.
   - Связи нет, - признался он, выглянув из танка. - Придётся ждать, пока подойдёт мотопехота.
   Тем временем на площади уже стало людно: возле танков образовалась небольшая группа мужчин в гражданском, но с белыми повязками на рукавах и карабинами Маузера за спиной. Они радостно улыбались, хлопали танкистов из экипажа Рота по плечам и угощали сигаретами. Под радостные крики подъехал мотоцикл с разведчиками Грасса, так же угодивший в дружеские объятья.
   Несколько крепких ребят в таком же камуфляже, как и у Домашцына степенно покуривали чуть в стороне. А сам Бенедикт что-то оживлённо обсуждал ещё с одним разведчиком, лицо которого имело характерные еврейские черты.
   Вольф подошел к старому приятелю.
   - Придётся ждать, пока подойдёт мотопехота, - повторил он.
   - Подождём, - согласился Бенедикт и слегка повернулся к собеседнику. - Вот, Аарон, мой друг детства Вольфганг Вольф.
   - Надпоручик Аарон Сыронисски, - представился еврей. Уточнять ничего не стал, да и Вольфу всё было ясно без слов. Помощь союзников Рейху не бросалась в глаза, но при внимательном взгляде буквально пёрла из всех щелей. Ничего не скажешь, грамотно они построили свою политику.
   - Я искал его несколько лет, чтобы сказать ему несколько тёплых слов, - продолжал Бенедикт. Разведчик говорил вроде и шутливым тоном, но при этом взгляд его был предельно серьёзным.
   - Искал? - удивился Вольфганг. Настолько удивился, что совершенно позабыл об осторожности. - Зачем?
   - Затем, чтобы сообщить, что одна девушка в Лейпциге до сих пор ждёт и надеется.
   - Ружа... ждёт меня? - изумился танкист.
   - Кого же ещё? - нарочито спокойно спросил в ответ Бенедикт.
   - Но разве... ваш отец...
   - У неё на этот счёт собственное мнение.
   - Чёрт...
   Вольф машинально скомкал в руке свой чёрный берет и утёр им лоб.
   - А я, дурак, думал что... Нет... Чёрт побери...
   - Понятно, - усмехнулся Домашцын. - Внезапное известие ошеломило доблестного рыцаря. Что ж, у тебя есть время прийти в себя - пока идёт война. Но сразу после её окончания...
   - На следующий же день! - торопливо перебил Вольф.
   - На следующий день, - согласно кивнул Бенедикт. - Встречаемся... в лучшем из уцелевших кабаков того города, в котором закончит войну твоя дивизия.
   - Варшавы!
   - Варшавы, Лемберга, Кракова - мне всё равно, - махнул рукой Домашцын. - Будешь последней свиньёй, если тебя там не окажется.
  

Шоссе Хойнице-Тухоля. Поморье. 18-й Поморский уланский полк.

  
   Полковник Масталеж имел репутацию человека храброго, но недалёкого. Славно рубился за Польшу после обретения независимости, но к мирной жизни оказался совсем неприспособленным, политики не понимал, а в интригах был совершенно беспомощен. То не поддержал переворот маршала Пилсудского, то уклонился от участия в пацификациях крэсов всходних. Вот и забуксовала карьера Масталежа на одном месте, и остался он вечным полковником, без малейших надежд получить чин генерала иначе чем перед увольнением в отставку.
   А сам Масталеж, честно говоря, в генералы особо и не рвался. В полку всё было просто и ясно: получил приказ - и рубай врагов во славу Польши. Хоть немцев, хоть чехов, хоть москалей - всех, кто придёт на неё с войной. Зачем же ещё искать добра от добра? Потому в последние годы он даже подыгрывал своей репутации. Если разговор на службе при нём заходил разговор о политике, то полковник, подобно герою Сенкевича, поправлял саблю и произносил: "Я - Масталеж, а вот и моя пани Масталежева". Обычно на этом вся политика и заканчивалась.
   Утром 22 августа 1939 года командир Поморской кавалерийской бригады, в состав которой входил и 18-й уланский полк, полковник Закревский, собрав старших офицеров, сообщил, что в связи с обострением обстановки вокруг Гданьска в стране объявлена скрытая мобилизация, а бригада входит в состав оперативной группы "Черск", командовать которой поручено генералу бригады Станиславу Гржмот-Скотницкому. В свою очередь, оперативная группа будет находится в подчинении у командующего армией "Поморже" генерала дивизии Владислава Бортновского.
   За три дня полк был основательно пополнен личным составом и вооружением и двадцать пятому августа выдвинулся к новому месту дислокации - сначала в небольшой поморский городишко Тухоля, а оттуда - на станцию Рытель, что на идущей параллельно западной границе железной дороге между Хойнице и Сепольно. Настрой в полку царил не очень серьёзный, большинство офицеров и простых улан были уверены, что подписанное в Лондоне соглашение решит все проблемы, а немцы не посмеют напасть на Польшу против воли англичан. Но сам Масталеж чувствовал, что дело добром не кончится и был внутренне готов, что вот-вот начнётся...
   И началось.
   Дежурный по штабу разбудил полковника среди ночи: по телеграфу пришло сообщение о захвате немецким бронепоездом станции в Хойнице и его продвижении в сторону Рытеля. Масталеж объявил тревогу и приступил к подготовке обороны станции, но ситуация очень быстро изменилось. Сначала радист получил сообщение о том, что пехотный батальон КОР блокировал вражеский бронепоезд в Хойнице, а затем и приказ генерала Бортновского - занять рубежи по границе.
   Едва полк успел выполнить этот приказ, как на его позиции обрушились снаряды вражеской артиллерии, а затем в атаку пошла немецкая пехота. Спешившиеся уланы встретили её огнём своих винтовок и пулемётов. Здорово помогла и приданная полку батарея 11-го конно-артиллерийского дивизиона бригады. Не выдержав отпора, немцы отступили.
   До полудня они ещё дважды пытались атаковать позиции полка, но всякий встречали плотный огонь и отходили ни с чем. Немецкая артиллерия тоже не смогла нанести уланам серьёзного урона: окопавшиеся на опушке леса солдаты были хорошо защищены, а батарея, дав с полдюжины залпов, сразу меняла своё месторасположение.
   Всё складывалось вроде неплохо, но часам к одиннадцати к позициям улан вышло около роты стрельцов первого пехотного батальона КОР. Они рассказали Масталежу о произошедшем в Хойнице.
   Немецкий бронепоезд подошел к станции по расписанию транзитного скорого. Ночная темнота и густой туман привели к тому, что пограничники не заметили подмены. Появление на станции немецких пехотинцев, выгрузившихся из броневагона оказалось полной неожиданностью. Здание вокзала было захвачено без сопротивления, но один из железнодорожников успел сообщить о нападении. Части КОР начали стягиваться к вокзалу, с ходу вступая в бой. Поначалу орудия и многочисленные пулемёты бронепоезда обеспечивали немцам преимущество, но, после того, как к месту боя прибыла батарея противотанковых пушек, ситуация резко изменилась. Получив несколько попаданий, бронепоезд забрал десант и попытался отойти обратно в Германию, но полякам удалось буквально в последний момент взорвать мост. Задняя платформа рухнула в реку, следующий броневагон сошел с рельсов. В результате поезд превратился в неподвижную цель, которую принялись расстреливать артиллеристы. Немцам оставалось только покинуть бронепоезд и, сняв с него пулемёты, организовать круговую оборону.
   И уж совсем казалось, что пришла победа, но тут в наступление перешли основные силы противника. По словам стрельцов получалось, что город атаковали чуть ли не два немецких полка при поддержке пушечных бронеавтомобилей и артиллерии. Батальон не смог оказать им сопротивление и вынжден был сдать город, а немцы продолжили наступление в направлении Тухоли.
   Озадаченный Масталеж немедленно связался по радио с Закревским и, доложив обстановку, предложил немедленно нанести контрудар во фланг прорвавшимся немцам. Командир бригады с этим согласился. Оставив в заслоне у Рытеля всю артиллерию, большую часть полка и прибившихся стрельцов КОР, полковник Масталеж с двумя эскадронами двинулся напрямик через лес, чтобы перерезать дорогу на Тухоль.
   В глубине души он ещё надеялся, что произошла ошибка, что у страха глаза велики и коровцы, в сущности - люди всё-таки не военные, что-то напутали. Но когда командовавший взводом разведки подхорунжий доложил, что впереди - дорога и расположившиеся на привал немцы, полковнику стало ясно: фронт действительно разорван и если сейчас не закрыть брешь, то расположенные севернее части армии Поморже могут оказаться в трудном положении вплоть до окружения. Вместе с офицером он проехал вперёд, чтобы оценить обстановку.
   С опушки леса ему открылась картина, вызвавшая приступ гнева и омерзения: на обочине шоссе стоял с десяток грузовиков, возле которых расположились на обед немецкие пехотинцы. Возле двух больших полевых кухонь толпились солдаты в мышиного цвета форме. Повара в белых фартуках, споро работали длинными черпаками. Немцы громко и радостно переговаривались, очевидно чувствовали себя хозяевами положения и в полной безопасности. Двое часовых, которым надлежало наблюдать за опушкой леса, присели на землю примерно на полпути от опушки к шоссе и, отложив карабины, интересовались только содержимым своих мисок.
   Разумеется, Масталеж отлично помнил "Общую инструкцию боя", предписывающую сражаться в пешем порядке. Но то, что он видел сейчас, заставило его принять другое решение.
   - Всем сосредоточиться на опушке! - приказал полковник.
   Его приказ был выполнен в считанные мгновения, а никто из немцев даже не чувствовал, как совсем рядом к ним подбиралась смерть.
   - Сабли наголо! - скомандовал Масталеж, первым вытаскивая свою "пани".
   - Szable dlon! - пронеслось по строю. С сухим шелестом клинки покидали ножны.
   - Ще не сгинела Польска! Вперёд, панове! - крикнул полковник и послал своего гнедого в галоп. Воздух вспорол короткий и резкий сигнал полкового рожка. Следом за командиром в атаку устремились оба эскадрона.
   Появление из леса польских улан оказалось для немцев полной неожиданностью. Они не успели ни организовать оборону, ни вообще что-то предпринять. Лишь хлопнули несколько выстрелов из карабина, да где-то на фланге зашелся злобным лаем пистолет-пулемёт. Но всадники уже преодолели отделявшие их от шоссе пару сотен метров и рубили врага направо и налево. Масталеж увидел прямо перед собой полные ужаса глаза часового немца, вскочившего на ноги, но совсем забывшего про оружие. Вместо этого он по-детски поднял руки, словно пытаясь защититься ими от смертоносного клинка, но напрасно. Жалости у полковника не было, он с силой рубанул, и немец повалился прямо под копыта мчавшейся конной лавы.
   А конь нёс Масталежа вперёд, полковник был уже возле колонны. На крыло грузовика вскочил немецкий офицер в фуражке и с пистолетом в вытянутой руке. Время словно остановилось, рука поднималась медленно-медленно, так же медленно двигался и сам полковник, но всё же он успел опередить врага, полоснув саблей и смахнув голову с плеч гитлеровца. Тот так и не успел ни разу выстрелить.
   И тотчас, словно порвалась невидимая цепь, время вновь рвануло бешеным вихрем, развивая гривы польских коней. Эскадроны, словно волна, пронеслись через немецкую колону, оставляя за собой неподвижно лежащие тела в окровавленных мышино-серых мундирах. Какой-то гитлеровец с пулемётом на перевес выскочил из кузова, чтобы дать вслед уланам смертоносную очередь, но один из последних всадников, успевший краем глаза заметить врага, швырнул в его сторону ручную гранату. Взрывная волна подняла пулемётчика в воздух и с силой бросила лицом вниз, в сразу ставшую такой негостеприимной польскую землю.
   Немало немцев, только увидев выехавших из леса кавалеристов, бросились врассыпную прочь по полю, и теперь многие уланы ринулись за ними на кровавую охоту.
   - Первый эскадрон! Направо кругом! - перекрывая шум боя, прокричал Масталеж. Дорубить убегавших - дело нужное, но он понимал, что в колонне ещё остались уцелевшие враги. С ними нужно было покончить в первую очередь: не потерявший головы враг всегда опаснее объятого ужасом.
   Вторая атака обошлась полякам дороже. Немцам понимали, что они обречены, терять им было уже нечего и теперь они старались подороже продать свою жизнь. Но открытый врагами огонь был всё же слишком слаб, чтобы остановить конскую лаву. Уланы снова пронеслись через колонну опустошительным смерчем, рубя всё, что движется. Вслед им уже никто не стрелял.
   - Стой! - крикнул Масталеж, осаживая жеребца. Вслед за командиром останавливались и остальные уланы. - Добрая победа, панове! Славная победа! А теперь можно и на трофеи посмотреть.
   Его слова прервала пулемётная очередь. На шоссе появились немецкие бронеавтомобили. С большими белыми крестами на скошенных радиаторах и приплюснутыми башнями, они почему-то напомнили полковнику толстые сосульки с обломанными кончиками. Моментально оценив ситуацию, гитлеровцы сразу открыли огонь из пулемётов и на ходу разворачивали боевой порядок.
   - До лясу! - отдал приказание Мастележ, понимая, что с этим противником уланам не справиться. Надо было отступать. - Быстрее! Быстрее!
   Если бы он взял с собой хоть одну противотанковую пушку. Но, покидая Рытель, полковник об этом даже и не думал: при движении через густо лес орудие бы слишком задерживало кавалеристов. Да и было их в полку всего две штуки, хотя по штату полагалось вдвое больше. Чем-то ведь и станцию защищать нужно.
   Орудие нашлось у врага: позади колонны бронеавтомобилей тягач тащил по шоссе противотанковую пушку. С началом атаки он остановился, и расчёт принялся гоовить орудие к бою, намереваясь внести свой вклад в это сражение.
   Первый эскадрон ушел из-под удара практически без потерь: до спасительного леса было всего ничего. А вот второму досталось основательно: гоняясь за разбегавшимися гитлеровцам уланы растянулись по всему широкому полю и стали мишенями для вражеских пулемётчиков. Многие из недавних победителей падали мёртвыми рядом с телами своих жертв.
   Немцы старались вести огонь по группам всадников, но, наверное, какой-то пулемётчик разглядел в оптику прицела три звезды и две белых полосы на околыше конфедатки Масталежа. Короткая очередь ударила полковнику прямо в грудь...
  

Польский фронт. День 1.09.1939

   К полудню первого дня войны в штабе ОКХ стало ясно, что первый удар, хотя и основательно ошеломил польскую армию, но не стал для неё смертельным. На всём протяжении линии фронта немцы владели инициативой и атаковали противника, но поляки оказывали упорное сопротивление и на большинстве направлений сдерживали натиск врага.
   Частям третьей армии генерала фон Кюхлера по-прежнему не удавалось добиться сколько-нибудь значительного успеха ни на Млавском, ни на Грудзяндзком направлении. Назвать таким успехом захват небольшого плацдарма на левом берегу Осе было решительно невозможно, тем более что попытка развить наступление в направлении Белавека оказалась неудачной.
   Данциг к полудню был полностью под контролем немцев, и местный сенат во главе с председателем Артуром Грайзером и недавно назначенным главой города гауляйтером Ферстером под восторженные крики собравшийся у здания толпы извещал жителей о возвращении в состав Германии. Но гарнизон Вестерплатте продолжал борьбу. Новый штурм ССовцы из хаймвера "Данциг" повели при поддержке отдельного взвода тяжелых пушечных бронеавтомобилей ADGZ , но оказалось, что у поляков есть чем ответить. Несмотря на артобстрел уцелела вся артиллерия укрепления: два 37-миллиметровых противотанковых орудия "Бофорс" и одна 75-миллиметровая полевая пушка. Двух залпов прямой наводкой оказалось достаточно, чтобы обратить атакующих в бегство. Командующий территориальными силами обороны Данцига генерал Эберхардт в панике докладывал фон Боку о двух десятках бетонных дотов новейшего типа, связанных между собой густой сетью подземных ходов сообщений, наличии у противника тяжелой артиллерии и требовал помощи авиации, а так же переброски в Данциг тяжелых полевых гаубиц и вооруженных огнемётами саперных подразделений.
   Солдаты армии "Познань" о войне знали только со слов командования, да по отдалённым звукам канонады. На этом участке фронта боевых действий не велось.
   Десятая пехотная дивизия армии "Лодзь", вынужденная в одиночку удерживать наступление всей восьмой армии Бласковица, практически без боя оставила Кемпко, но закрепилась на правом берегу реки Прозно. Продвижение немцев окончательно застопорилось: форсировать реку под огнём поляков не удавалось. Двадцать восьмая и тридцатая дивизии так же медленно отступали, не позволяя левому флангу армии Рейхенау прорваться к Варте, на правом берегу которой был оборудован основной рубеж обороны.
   На направлении главного удара корпус Гёпнера по-прежнему не мог прорваться через Мокры и Клобуцк, а корпус Гота - через Чернстохову.
   Южнее, в районе Катовице немцы тоже увязли в польских оборонительных порядках. А продвижение седьмой пехотной дивизии из состава армии генерала Листа застопорилось в укреплённом районе "Венгерска Гурка": засевшие в пяти бетонных дотах солдаты крепостной роты батальона пограничной стражи "Березвич" под командованием капитана Тадеуша Семика держали под обстрелом все окрестные дороги. Две попытки штурма были отбиты. Пришлось остановиться и ждать, пока подойдёт тяжелая артиллерия.
   Ожесточённые бои развернулись в небе над Варшавой. Истребительная бригада полковника Стефана Павликовского пыталась прикрыть столицу от бомбардировщиков Люфтваффе. Имея в строю всего пятьдесят четыре боевых машины ( десять из которых были безнадёжно устаревшими Р7-А ), поляки сумели нанести немцам ощутимый урон. Первый воздушный флот Кессельринга, в зону действия которого входила Варшава, терял не только бомбардировщики, но и истребители.
   По одному "Мессершмитту" Bf-109 сбили лётчики 113-й эскадрильи: подпоручик Боровский и лейтенант Радомский. Ещё один "сто девятый" записал на свой счёт командир 111-й эскадрильи, капитан Густав Сидорович.
   Первый воздушный таран новой войны совершил подполковник Леопольд Памула. Вражеский истребитель был уничтожен, а сам подполковник выпрыгнул из повреждённой машины с парашютом.
   Упорное сопротивление, с которым столкнулось Люфтваффе, заставило Геринга перебросить на восток дополнительные силы. 27-я бомбардировочная эскадра из состава 2-го воздушного флота была временно передана в 1-й для поддержки наступления в Померании и в направлении Млавы.
   Последними в войну вступили военные моряки. В два часа дня самолёты морской авиации совершили налёт на порт Гдыни. Прямым попаданием был уничтожен учебный катер "Мазур".
   РИМ. Бенитто Муссолини выступил с предложением о срочном созыве конференции по мирному урегулированию Данцигского кризиса. По его мнению, в конференции должны принять участие Германия, Чехословакия, Польша, а так же Великобритания и Франция как основные гаранты общеевропейской безопасности. Муссолини предложил провести эту конференцию в Италии. По его мнению необходимым условием её проведения должно стать замораживание конфликта: прекращение огня и отвод войск на линию государственных границ.
  
   ТАЛЛИНН. Президент Эстонии Константин Пятс выразил надежду на скорейшее прекращение огня и начало переговоров между воюющими сторонами.
  
   ОСЛО. Министр иностранных дел Норвегии Хальвден Кот заявил, что в военном конфликте между Рейхом и Чехословакией с одной стороны и Польшей с другой, Норвегия будет придерживаться политики строго нейтралитета. Вместе с тем он обратился к лидерам воюющих стран прекратить военные действия и вступить в переговоры.
  
   ХЕЛЬСИНКИ. Правительство Финляндии предложило Берлину, Праге и Варшаве посредничество в проведении переговоров с целью скорейшего заключения мира.
  
   АНКАРА. Президент Исмет Инёню заявил, что Турция рассматривает вооруженный конфликт между Германией, Чехословакией и Польшей как внутреннее дело этих стран. Вместе с тем он призвал правительства европейских стран не допустить разрастания войны и объявил Проливы закрытыми для военных флотов всех стран.
  
   ЖЕНЕВА. Министерство Иностранных Дел Швейцарии опубликовало заявление, в котором выразило глубокие сожаления в связи с началом боевых действий в районе Данцигского коридора и надежду, что конфликт будет урегулирован мирным путём.
  
   БРЮССЕЛЬ. Министр иностранных дел Бельгии Спаак назвал начало военных действий "ужасной ошибкой" и призвал всех участников конфликта возвратиться за стол переговоров.
  
   ЛИССАБОН. Парламент Португалии выразил глубокую озабоченность в связи с военным конфликтом между Рейхом, Чехословакией и Польшей. Парламентарии так же призвали правительства враждующих стран к поиску мирных путей выхода из создавшейся ситуации.
  
   СТОКГОЛЬМ. Премьер-министр Швеции Пер Альбин Ханссон заявил о нейтралитете своей страны и невмешательстве в войну Германии и Польши. Вместе с тем он призвал враждующие стороны к прекращению боевых действий и началу мирных переговоров. Ханссон особо подчеркнул, что в случае продолжения военных действий участники конфликта должны соблюдать международные нормы ведения войны и не создавать угроз для мирного судоходства в Балтийском море.
  
   АМСТЕРДАМ. Министр иностранных дел Клеффенс осудил переход германо-чехословацко-польского противостояния в стадию военных действий и призвал правительства враждующих стран немедленно предпринять эффективные меры для замораживания конфликта и перехода к поискам путей его мирного решения.
  
   ПРАГА. В официальной сводке Генерального Штаба сообщается, что чехословацкие войска заняли рубежи обороны по всей границе с Польшей и полны решимости не допустить вторжения польских войск на территорию Чехословакии.
  
   ПАРИЖ. Главнокомандующий вооруженными силами Франции генерал Гамелен отверг возможность начала бомбардировок Рейха до истечения срока ультиматума. В то же время он выразил полную уверенность, что Франция выполнит свои союзнические обязательства и окажет Польше всю необходимую помощь.
  

Быдгощ. Штаб армии "Поморже"

   Крупномасштабная карта Поморья на столе была вся исчеркана синим и красным карандашами. Картина вырисовывалась мрачная.
   А ведь утро катастрофы никак не предвещало. Удар германской авиации по аэродромам серьёзного ущерба не нанёс: ещё позавчера авиация была передислоцирована на запасные аэродромы и тщательно замаскирована. Направления ожидаемых ударов - из Восточной Пруссии через Вислу на Черск и вдоль Вислы на Груздяндз и Хелмно были надёжно перекрыты частями двадцать седьмой и шестнадцатой дивизий. Вялые попытки гитлеровцев перейти здесь в атаку были решительно пресечены. Максимум, чего удалось добиться врагу - это захватить маленький плацдарм на западном берегу Осы. Пришла информация об активности немцев в северной части коридора, но и там за взятие Хойнице им пришлось заплатить потерей бронепоезда, что, в общем, можно было рассматривать как удачу.
   Неприятности начались ближе к полудню: командир девятой пехотной дивизии полковник Веробей доложил о продвижении большого количества танков противника из Померании в направлении Сепольно. Вначале Бортновский решил, что полковник просто потерял голову от страха. Вспомогательный удар на этом участке немцы, конечно, нанести могли, но полусотне танков, о которых говорил Веробей, взяться было решительно неоткуда: по данным разведки в Померании немцы имели всего восемь пехотных дивизий, половина которых была развёрнута против сил армии "Познань".
   Тем не менее, генерал отдал приказ провести авиационную разведку, результаты которой оказались ошеломляющими: в междуречье Каменки и Сепольно, в районе Цана на восток двигались колонны немецких танков. Авиаторы говорили о сотнях машин. За танками на бронетранспортёрах и грузовиках следовала пехота. Севернее Каменки мотопехота наступала уже без поддержки танков, но зато её было много. Очень много.
   Вскоре пришло сообщение о том, что авангард противника уже достиг Брды. Части девятой пехотной дивизии и Поморской кавалерийской бригады оказывали упорное сопротивление, постепенно отступая за реку. Полковник Веробей доложил об успешной обороне Гостычина и потере Прушчи, после чего отбыл на передовую - попытаться организовать контратаку и вернуть город. Спустя два часа пришло сообщение: контратака не удалась, третий батальон в беспорядке отступил на восточный берег Брды.
   Было от чего схватиться за голову. Было от чего её потерять. Если немцы прорвутся за Брду, то им будут открыты тылы двадцать седьмой дивизии и путь на Грудзяндз. Резервов, чтобы остановить врага, у Бортновского не было. Только вчера вечером он присутствовал на отправке в тыл тринадцатой пехотной дивизии: в Варшаве было принято решение расформировать "корпус вторжения" и дивизию передали в состав главного резерва Верховного командования - армии "Прусы". Правда, по плану "Захуд" предполагалось, что в случае начала войны его армия будет усилена ещё двумя пехотными дивизиями, но когда они прибудут, можно было только гадать. Связавшись с Варшавой, генерал получил подтверждение худшим опасениям: формирование дивизий было ещё не закончено и в ближайшие два-три дня рассчитывать на них не приходилось.
   "Обходитесь своими силами". Какими силами? Польский коридор на глазах превращался в крысоловку. Бортновский склонился над картой. Единственное разумное решение - отводить войска на юг. Но кто ему это позволит? Из Генштаба требовали во что бы то ни стало удержать коридор. Понятно почему: отступить отсюда означает сдать порты и главную базу флота - Хель. При ударе с суши им и нескольких часов не продержаться.
   Но только каким образом можно этого добиться?
   - Господин генерал! Господин генерал!
   В комнату ворвался дежурный офицер.
   - В чём дело?
   - На связи Вестерплатте, господин генерал.
   Бортновский уставился на поручика недоумённым взглядом. Связь с Вестерплатте разорвалась рано утром, сразу после поступления сообщения об обстреле с броненосца и высадке десанта. Да там гарнизона двести десять человек, форт давно либо уничтожен, либо капитулировал.
   - Вестерплатте на связи, господин генерал, - повторил офицер тусклым голосом.
   Бортновский чуть ли не бегом бросился к связистам. Прижал к уху телефонную трубку.
   - Генерал Бортновский.
   - Докладывает майор Сухарский, пан генерал. Форт ведёт бой с превосходящими силами противника.
   Голос командира гарнизона был слаб, словно доносился очень издалека, но хорошо узнаваем.
   - Доложите обстановку, подробнее.
   - Отразили три атаки, пан генерал. Постоянно подвергаемся обстрелу с броненосца. Наша артиллерия уничтожена. Пост "Паром" разрушен. Двое солдат убито, тяжело ранен капитан Паяк.
   - Сколько убитых? - тупо переспросил Бортновский.
   - Двое, пан генерал.
   - Какие потери у немцев?
   - Больше пятидесяти человек убитыми и раненым. Мы их славно потрепали.
   - Молодцы! - только и смог вымолвить Бортновский.
   - Ще не сгинела Польска, - отозвался Сухарский. - Какие будут приказания, пан генерал?
   - Приказания? - переспросил командующий армией. - Продержаться четыре дня - вот моё приказание. А через четыре дня к Гданьску подойдёт Британский флот и разгонит немцев к чертям собачьим. Вам ясно, пан майор?
   - Точно так, пан генерал. Продержимся, - в голосе Сухарского послышалась весёлая злость. И тут же на другом конце провода раскатисто грохнуло. - Конец связи, пан генерал. Обстрел начался.
   - Держитесь, пан майор! - покричал в трубку Бортновский, но его, похоже, уже никто не слышал.
   Несколько секунд генерал неподвижно стоял у телефонного аппарата, затем решительно направился в кабинет. Замысел операции отливался в чёткие решения. Хель - не Вестерплатте. Одна батарея имени Лесковского чего стоила. Четыре 152-милиметровых орудия береговой обороны могли крепко потрепать и эскадренный броненосец, а то и вовсе пустить его ко дну. Если форт готов продержаться ещё четыре дня, то уж база просто обязана это сделать. А там и вправду союзники помогут.
   Того, что Великобритания и Франция могут бросить Польшу на произвол судьбы, генерал Бортновский не допускал ни на мгновение.
   А развязав себе руки в отношении защиты побережья, командующий армией сразу получал необходимую свободу манёвра. Только нужно не отступать, нужно наносить встречный удар по немцам. Пару часов назад он отдал приказ командиру двадцать седьмой пехотной дивизии генералу Драпелле отводить дивизию к югу, в район Тухоли. Там же должна быть сосредоточена и большая часть дивизии Веробея. Это уже похоже на ударную группу. Если добавить к ним кавалеристов Закревского и части КОП Скотницкого. Хотя им нужно время для передислокации, а атаковать нужно как можно быстрее. Значит, оперативной группе "Черск" ставится задача прикрывать фланг ударной группы. Именно так. А прикрытие границы по Висле можно поручить катерам пограничной стражи, их там целая флотилия, семь штук. Ну и небольшие заставы коповцев оставить можно. На всякий случай. Вряд ли немцы попытаются в таких обстоятельствах форсировать Вислу.
   - Вот что, пан полковник, - вернувшись к карте, задумчиво произнёс Бортновский, обращаясь к своему начальнику штаба. - Извольте проработать план контрнаступления.
   На оперативной карте одна за другой стали появляться красные стрелки...
  

Померания. 19-й моторизованный корпус

   К трём часам дня первого сентября генерал Гейнц Гудериан точно знал, что вермахт к войне не готов. Не-го-тов. Абсолютно.
   Для начала наступающие танки третьей танковой дивизии оказались под обстрелом собственной тяжелой артиллерии. Генерал пережил несколько очень неприятных минут, когда снаряды рвались рядом с его командирской машиной. Боевые машины выбирались из-под обстрела не разбирая дороги, танк Гудериана въехал в какой-то ров, передняя ось погнулась, пришлось бросить войска и возвращаться в тыл за новой машиной.
   Пока для генерала готовили новый танк, он заехал на батарею. Полный обер-лейтенант, поняв, что чуть не отправил на тот свет командира корпуса, пошел багровыми пятнами, обильно вспотел, но предъявил утверждённую начальником штаба группы армий "Север" генералом фон Зальмутом карту стрельбы, из которой следовало, что именно в это время он должен был обстреливать именно этот квадрат. Оставалось только уехать и сожалеть, что пришлось воевать на севере, а не на юге: Манштейн такой несогласованности никогда бы не допустил.
   То, что сейчас делал Гудериан, до него не делал никто. По крайней мере, в двадцатом столетии. Командиру даже не корпуса, дивизии, полагалось находиться позади своих войск и управлять ими со значительно удаления. Он же, оставив большую часть штаба в Добрине, намеренно определил себе место в первом эшелоне, чтобы быть в гуще событий и принимать, если нужно, мгновенные решения. Сильные стороны танков - быстрота и натиск. Натиск и быстрота. Гудериан не лукавил, когда написал в своей книге, что мотор танка - такое же его оружие, как и пушка.
   Его не понимали. Когда он в первый раз изложил свои идеи генералу Беку, тогдашнему начальника штаба ОКХ, тот пришел в священный ужас: "Как можно командовать дивизией без карты и телефона? Вы разве не читали Шлиффена, генерал?" Разумеется, Гудериан читал фон Шлиффена самым внимательным образом. Но всегда воспринимал классику военной мысли не как догму, а как руководство к действию. Старики просто не поспевали за прогрессом и так и остались разумом на Великой войне. Фюрер был совершенно прав, сменив верхушку ОКХ. Хотя, не при свидетелях сказано будет, фон Браухич и Гальдер не намного лучше фон Фрича и Бека.
   Но быть в самом центре событий не означало бездумно рисковать своей жизнью. Генерал не боялся смерти, но и не собирался подвергать себя опасности без серьёзных на то оснований. Гудериан нагнал дивизию немного не доезжая до Цемпельбурга, а когда спустя четверть часа она вступила в бой с поляками, его танк немедленно отъехал назад, на оперативно оборудованный командный пункт. Город захватили одним ударом за каких-то полчаса, примерно в это же время вступили в бой и другие соединения корпуса. Растерянные поляки не могли оказать серьёзно сопротивления. Так же быстро был взят Цан, а через каких-то три четверти часа после этого командующий корпусом получил сообщение о взятии Гросс-Клоня.
   С этим местом у Гудериана были связаны личные воспоминания: когда-то оно было имением барона Гиллера фон Гертрингена, прадеда генерала. Здесь же был похоронен его дед, здесь родился его отец. Но сейчас командиру корпуса было не до того. Приходилось считать трофеи и потери. В актив можно было занести отступление поляков, в пассив - догорающий T-I. Второй подбитый танк, который можно было отремонтировать, уже отправили в тыл.
   Потеря каждой боевой машины отзывалась болью в сердце генерала. И дело заключалось не только в том, что он ценил эти железные машины почти так же как и живых людей. Основная масса танков, в том числе и большая часть новых моделей, в этой войне была сосредоточена на юге. В состав моторизованного корпуса Гудериана входила лишь одна танковая дивизия, в которой из трёхсот восемнадцати боевых машин было всего шесть троек и восемнадцать четвёрок. И только перед самым началом компании её усилили учебным батальоном, имевшим на вооружении тридцать семь T-III и четырнадцать T-IV. Для быстрого прорыва через порядки неподготовленного противника и его окружения - более чем достаточно. Но если враг сумеет наладить организованную оборону: насыщенную артиллерией, использующую рельеф местности, то мощи может и не хватить. Именно поэтому важно было всё время держать темп наступления, не давать полякам опомниться.
   Судя по донесениям, которые Гудериан получал по радиосвязи, на некоторых участках враг успешно оборонялся. При штурме Конитц серьёзные повреждения получил поддерживавший пехоту Викторина бронепоезд, а его командир погиб в бою. Скрашивало неприятность только то, что город всё-таки был взят, но потери при этом явно выходили за пределы приемлемого. Дивизия генерала Бадера так же слишком много времени потратила на прорыв приграничных оборонительных рубежей.
   Второй раз Гудериан нагнал передовые части уже прилично после полудня, примерно на пол пути между Прущем и Кляйн Клоня. Вместо того, чтобы подтянуться к достигшему Брахе передовому батальону, сходу форсировать реку и гнать поляков дальше на восток, танкисты располагались на отдых: командир дивизии отбыл на совещание к командующему группой армий "Север" и приказал до его возвращения не двигаться с места. Такое откровенное пренебрежение собственным приказом Гудериана просто ошарашило. Но пока генерал подбирал подходящие случаю слова, со стороны Пруща раздалась интенсивная стрельба: пришедшие в себя поляки пытались вернуть город. Пришлось Гудериану самому возглавить оборону. Контратаковали поляки небольшими силами и были легко отброшены от города, но потерянного времени становилось всё больше и больше.
   А тут ещё, словно нарочно, очередное пренеприятнейшее известие пришло от командовавшего двадцатой моторизованной дивизией генерала Викторина: расположившийся для обеда батальон мотопехоты был атакован польской кавалерией. Будто призраки прошлой войны, поляки налетели с саблями наголо и рубили направо и налево потерявших голову от неожиданности и страха пехотинцев. Подоспевшая рота бронеавтомобилей пулемётным огнём отогнала кавалеристов, но на моральный дух солдат произошедшее произвело гнетущее влияние.
   Гудериан чувствовал, что если сейчас не переломить ситуацию, то может рухнуть всё. Корпус застрянет на берегах Брахе и на идее глубокого молнейносного удара можно будет поставить жирный крест. Но как можно воевать с такими солдатами, которые в боевой обстановке рассаживаются на обед, не выставив охранения? И с такими офицерами, которые используют любой повод, чтобы увильнуть от неизбежного во время войны риска?
   Вспомнилось, как кто-то из приближённых Бонапарта писал о компании пятнадцатого года: "Император не желал понять, что его подданные не были Наполеонами". Глупец. Великий полководец знал, что нужно для того, чтобы выиграть войну и не требовал ничего сверх необходимого. Если бы все его приказания были выполнены точно и в срок, исход компании мог бы быть совершенно иным. Но его генералы и офицеры слишком щадили себя - и армия Наполеона была разгромлена. Нельзя было допустить, чтобы их преступную ошибку повторили немецкие офицеры и солдаты.
   - Разрешите обратиться, господин генерал.
   - В чём дело?
   На командном пункте неизвестно откуда появился офицер-танкист с закопчёнными от дыма лицом и руками.
   - Лейтенант Феликс, шестой танковый полк, - представился офицер. - Господин генерал, я прибыл с Брахе. Гарнизон противника на берегу реки слаб. Поляки подожгли мост у Гаммермюле, но я погасил огонь своим танком. По мосту можно проехать. Продвижение срывается только тем, что некому командовать. Господину генералу следовало бы быть там.
   Лейтенант очень волновался, поэтому запинался и неуклюже строил фразы, но "быстроходный Гейнц" мгновенно уловил суть происходящего. Если мост у Гаммермюле действительно цел, и можно переправится через реку, то это и будет тем самым рывком, который вытащит корпус из трясины позиционной войны, куда он уже начал погружаться. Другого рубежа обороны у поляков уже не будет до самой Вислы.
   - Показывайте дорогу, лейтенант.
   Пока командирский танк двигался по лесным дорогам вслед за мотоциклом лейтенанта, генерал связался по рации со штабом группы армий. Фон Бок был сильно удивлён, узнав где находится командир подчинённого ему корпуса, но обещал отправить командира третьей танковой дивизии генерала фон Швеппенбурга обратно на передовую сразу же после появления его в Цане, где должно было состояться совещание. На большее времени не хватило: впереди уже слышалась канонада.
   Возле Гаммермюле лес отступал от Брахе километра на полтора, образуя обширную луговину. Два взвода "двушек", выехав на середину этого луга, вели огонь из своих двадцатимиллиметровых орудий по противоположному берегу. С опушки леса тот же район обстреливали лёгкие пятидесятимиллиметровые миномёты. Судя по их количеству, в лесу укрывался не меньше чем полноценный пехотный полк.
   На первый взгляд, весь результат обстрела заключался в горящей деревушке Гаммермюле. Гудериану очень захотелось, чтобы жители успели покинуть её раньше, чем началось это безобразие. Варварство какое-то, причём совершенно бессмысленное: ответного огня поляки не вели, да и вообще их не наблюдалось. И только обгорелая единичка сразу за мостом давала понять, что враги где-то рядом.
   - Господин генерал! - вдоль опушки к танку бежал какой-то пехотный майор. - Господин генерал, будьте осторожны! Здесь стреляют!
   Гудериан сморщился. Чтобы не заметить, что здесь стреляют нужно быть слепым как крот и глухим как пень одновременно. Хорошего же мнения этот офицер о своём командире корпуса.
   - Отставить огонь! Через четверть часа командиров подразделений ко мне на оперативное совещание!
   - Господин генерал, у врага пулемёты...
   - Выполняйте, господин майор!
   - Хайль Гитлер!
   Майор побежал исполнять приказание, а Гудериан, небрежно отсалютовав ему в спину, достал бинокль и продолжил изучение обстановки.
   Польские окопы обнаружились метрах в двухстах пятидесяти за рекой. Если у поляков действительно есть крупнокалиберные пулемёты ( а каким-то образом они танк уничтожили, не гранату же на четверть километра кинули, да и для противотанкового ружья дистанция великовата, хотя опытный стрелок при удачном случае и за четыреста метров может танк подстрелить ), то здесь и вправду не безопасно. Командирский танк, в котором сейчас находился Гудериан, был создан на основе старой доброй единички: вместо башни поверх корпуса на нём стояла полуоткрытая боевая рубка. Потому и полагаться на крепость его брони никак не следовало. Что делать, T-I изначально планировалось создавать в качестве учебных машин, а теперь они ещё и безнадёжно устарели, но пока что приходилось воевать на том, что есть. Генерал приказал водителю отъехать вглубь леса и расстелил карту. План у "быстроходного Гейнца" был уже готов. Переправляться через мост, не подавив сопротивление, нельзя: подобьют хотя бы пару танков на мосту - растаскивай потом пробку. Выкурить поляков из окопов без полевой артиллерии нереально, а её под рукой нет. Останавливаться и ждать - совершенно неприемлемо. Значит, нужно выяснить, нет ли возможности переправить пехоту где-нибудь поблизости и нанести врагу удар с тыла.
   В лесу действительно сосредоточился полк мотопехоты с толковым командиром, что оказалось как нельзя кстати. Не прошло и полчаса, как разведка обнаружила подходящее для переправы место.
   Ещё через полчаса две роты третьего мотоциклетного батальона успешно форсировали Брахе на надувных лодках.
   Неожиданное нападение с тыла деморализовало противника. После короткого боя оборонявшая Гаммермюле польская рота была частично уничтожена, частично взята в плен.
   Начинало смеркаться, но Гудериан останавливать наступление не собирался. Шестой танковый полк получил приказ: переправится через реку и продолжить продвижение на Свекатово.
  

Краков. Штаб армии "Краков".

   Сообщение о начале боевых действий генерал Шиллинг встретил с воодушевлением. Ожидание последних дней выводило генерала из себя. Лучше любая определённость, чем подвешенное состояние. А теперь, наконец-то, он получил возможность указать наглым тевтонам их место. И даже сообщения о том, что бои идут не только вдоль немецкой границы, но и в районе Залужья, только прибавило генералу настроения. Не зря он настаивал на продлении фланга левого армии за Рыбник и подчинение ей 1-й горнопехотной бригады. Верно угадал, что хитрые чехи попытаются половить рыбку в мутной воде. Зато теперь есть все шансы для настоящего триумфа. Судя по последним событиям, а именно - расформированию "корпуса вторжения", сомнительно, чтобы командование позволило ему занять даже Глейвиц. Но уж проехать на белом коне по освобождённому Тешину навязанное из Лондона Варшаве миролюбие помешать не должно.
   Однако очень быстро выяснилось, что о белом коне придётся надолго забыть, и проблемы тут совсем не в миролюбии, Варшаве и даже не в Лондоне. Проклятые немцы нагнали против его армии армады самолётов. Похоже, стянули их со всего Рейха, начисто оголив весь остальной фронт и линию Зигфрида в придачу. Налёт следовал за налётом. Приданные армии авиационные соединения не могли ничего поделать, их командиры раз за разом докладывали только о понесённых потерях.
   О потерях и превосходящих силах врага докладывали и командиры сухопутных частей. Послушать их, так немцы бросили в бой втрое превосходящие силы, а в направлении Рыбника и Пшычины наступало чуть ли не три сотни танков. Такого, разумеется, просто не могло быть. А если и так, то всё равно истинно польскому шляхтичу зазорно говорить об отступлении и требовать подкреплений. Где же их гонор? И неужели они не понимают, что бросить все резервы на фронт в первый же день - безумие, граничащее с предательством. Несомненно, война с Рейхом будет долгой и упорной, а значит и резервы следует расходовать крайне экономно.
   Настроение у Шиллинга с каждым часом становилось всё хуже и хуже. А тут ещё из Серадза, где находился штаб группы армий "Лодзь" с ним связался генерал Руммель и начал рассказывать про мощный удар на стыке их армий и необходимость удерживать связь. Недовольный Шиллинг отвечал сухо и немногословно. 7-я пехотная дивизия полковника Госиоровского удерживала Ченстохову - чего же более? Правда, Госиоровский тоже панически докладывал об армадах немецких танков и просил поддержки или разрешения отступить, но Шиллинг строго запретил ему оставлять город. Падение Ченстоховы в первый же день войны изрядно бы повредила репутации генерала: ведь в городе находилась почитаемая Ченстоховская икона Девы Марии, польский народ не сможет одобрить генерала, который не сумеет организовать оборону святыни.
   Первым под горячую руку Шиллинга попал командующий оперативной группой "Бельско" генерал Боруты-Спехович, доложивший о том, что в Западных Бескидах наступает немецкая пехота. Узнав, что доклад базируется на донесении командира крепостной роты укрепрайона "Венгерска Гурка" капитана Семика, командующий армией пообещал отдать под трибунал "этого паникёра, не способного отличить чешскую пехоту от немецкой". Спеховичу он посоветовал не беспокоить штаб армии непроверенной информацией и потребовать от гарнизона укреплённого района удержания позиций во что бы то ни стало.
   - Я видел эти укрепления, они могут держаться много дней, - подвёл итог Шиллинг и повесил трубку полевого телефона. Но легче ему не стало.
   А тут ещё и пройдоха Руммель не прекращал интриг, и вскоре о необходимости уделить внимание северному флангу Шилингу напомнили уже из Варшавы. Начальник Генерального штаба порекомендовал направить под Ченстохову 10-ю моторизованную кавбригаду и обещал в самое ближайшее время перебросить под Краков две пехотных дивизии.
   Поскольку ответственность теперь ложилась на Стахевича, Шиллинг охотно согласился на этот вариант и, связавшись по телефону с Госиоровским, поставил задачу удержать Ченстохову до утра второго сентября - пока моторизованная кавбригада сосредоточится в районе Янува. После этого он приказал вызвать в свой штаб командира бригады, чтобы лично отдать ему приказ и необходимые указания, благо резерв армии располагался недалеко от города.
   Но не успел командира бригады прибыть в штаб, как ситуация ещё раз кардинально изменилась. Начальник штаба армии полковник Вилош с каменным лицом положил на стол перед командующим донесение командира 1-й горнопехотной бригады. По мере того, как Шиллинг читал бумагу, внутри у генерала всё буквально цепенело. В донесении сообщалось, что немецкие танки, числом более трёх сотен прорвали оборону батальона пограничной стражи "Бескиды" и продвигаются по горным дорогам через Яблонув в направлении на Йорданув и Новый Тарг.
   Это был полный крах. Одного взгляда на карту было достаточно, чтобы понять весь масштаб катастрофы. С потерей Йорданува армия "Краков" отсекалось от державшей оборону восточнее только сегодня образованной армии "Карпаты", а перед немецкими танками открывался прямой и ничем не прикрытый путь на Краков.
   Шиллинг с отчаянной надеждой посмотрел на своего начальника штаба, но лицо Вилоша было непроницаемо, словно маска.
   - Что вы предлагаете, пане полковник? - запинаясь, выдавил из себя Шиллинг.
   - Их надо остановить во что бы то ни стало, - тусклым голосом ответил начальник штаба.
   - Я это понимаю, - голос генерала сорвался на крик. - Это я сам понимаю! Чем остановить? Чем остановить, я вас спрашиваю, пане полковник?!
   Тот молчал. Скрипнула дверь.
   - Разрешите войти, пан генерал?
   - Кто ещё там?
   В комнату вошли двое офицеров в чёрных беретах и распахнутых кожаных двубортных пальто поверх форменных мундиров, на отороченных галунами воротниках которых сразу бросались в глаза оранжево-чёрные нашивки в виде флюгеров пик.
   - Командир десятой бригады моторизованной кавалерии полковник Станислав Мачек для получения боевого приказа по вашему приказанию прибыл, пан генерал! - вскинул пальцы к виску старший из офицеров, невысокий усатый крепыш.
   - Начальник штаба бригады майор Скибиньский прибыл! - отдал честь тот, что помоложе и повыше.
   - Прошу к карте, - Шиллинг моментально принял решение. Чёрт с ним, с Руммелем. Как-нибудь Госиоровский стык удержит. Генерал Стахевич поймёт его решение, должен понять. К тому же - резервы. Если бы у него были две пехотных дивизии, которые обещал Главнокомандующий - он бы не метался сейчас в поисках сил, которыми можно было бы заткнуть брешь. В горах обороняться легче, чем на равнине, там и дивизии за глаза хватит. Да и не может там быть никаких трёх сотен немецких танков, у них столько танков вообще не может быть. Если только - на весь фронт армии "Краков", а танки видели и под Ченстоховой, и под Рыбниками. Значит у Йорданува - не больше сотни.
   В десятой бригаде - шестнадцать английских "Виккерсов" и двадцать шесть танкеток TKS. Есть ещё несколько бронеавтомобилей. Против сотни вражеских машин, конечно, слишком мало. Но есть ведь ещё и артиллерия... И потом, Мачек постоянно пытался доказать маршалу необходимость реорганизации бронетанковых войск, убеждал, что вместо отдельных батальонов и дивизионов необходимо формировать более крупные соединения. 10-я бригада создана по его инициативе. Вот пусть и доказывает в бою, на что он годен. Не для того же бригада находится в резерве армии, чтобы стоять без дела, когда остальные части истекают кровью на передовой.
   - Доложите обстановку в Бескидах, пан Вилош, - приказал Шиллинг.
   Начальник штаба удивлённо глянул на командующего армией, но в следующее мгновение его лицо приняло привычное непроницаемо-каменное выражение.
   - Из штаба первой горнопехотной бригады поступило сообщение, что немецкие танки прорвали оборону в долине между Бескидами и Татрами. В настоящее время колонна вражеских танков движется в направлении на Йорданув и Новый Тарг.
   - Какими силами прорван фронт? - поинтересовался Мачек.
   - Точно это неизвестно, - поспешил ответить Шиллинг. - Но никак не меньше пятидесяти танков.
   - При поддержке пехоты?
   - Это вы выясните у командира бригады, полковника Галадыка. Ваша задача - выдвинуться к Йордануву и разбить прорвавшегося противника. После этого приказываю наступать в направлении Нового Тарга и окончательно закрыть брешь в нашей обороне. Вас поддержит бронепоезд "Первый маршал". Кроме того, в ваше оперативное подчинение перейдут части первой горнопехотной бригады, занимающие оборону непосредственно на этом участке. Сейчас они с боями отступают к Йордануву.
   - Первый полк Корпуса Охраны Пограничья подполковника Яна Вуйчека, - уточнил начальник штаба. - Кроме того, батальон пограничной стражи "Закопане" находится где-то в районе Нового Тарга. Где-то там же должна находиться и сто двенадцатая горная артиллерийская батарея. Четыре шестидесяти пяти миллиметровых орудия. Больше на этом участке фронта наших сил нет.
   - Я попрошу о помощи командующего армией "Карпаты" генерала Фабрицы, но вы не слишком на неё надейтесь, - добавил Шиллинг. - Лучше рассчитывайте только на себя.
   - Задача понятна, ситуация тоже понятна, - спокойно кивнул Мачек. - Разрешите выполнять приказ, пан генерал?
   - Сейчас пан полковник подготовит приказ, я подпишу. Подождите у адъютанта.
   - Слушаюсь!
   Откозыряв, танкисты покинули кабинет командующего армией. Присев к небольшому столику в углу, начальник штаба спешно готовил приказ. Шиллинг задумчиво прошелся по комнате от стола к окну. Остановился, глядя на широкую городскую площадь.
   - Вот ещё что, пане полковник, - задумчиво добавил Шиллинг. - Свяжитесь с Госиоровским. Сообщите ему об изменении наших планов. А ещё лучше - пошлите в Ченстохову кого-нибудь из офицеров штаба. Пусть он на месте посмотрит ситуацию. На всякий случай подготовьте для дивизии путь отступления на рубеж Пилицы. Но так, чтобы не потерять связь...
   - С армией "Лодзь"? - предположил полковник Вилош, подняв взгляд от бумаги.
   - Нет, с Краковской кавалерийской бригадой. А свои проблемы пан Руммель пусть решает сам.
  

Польский фронт. Вечер 1.09.1939

   К вечеру первого сентября все крупные информационные агентства мира больше всего интересовались вопросом: что происходит в Польше? Ответить на это было непросто, даже имея корреспондентов не только в Варшаве, Берлине и Праге, но и даже в Бреслау, Брно и Кракове. Да что там корреспондентам, даже штабам воюющих армий приходилось склеивать картинку происходящего буквально по кускам. Поступающая в них информация была неполной и не всегда правдивой.
   Так, около 17.00 к северо-востоку от Хельского мыса немецкими торпедными катерами был замечен перископ польской подводной лодки. Катера сбросили глубинные бомбы, и вскоре после этого на поверхности растеклись пятна солярки. В Киль ушло сообщение об уничтожении цели. Однако, на самом деле подводная лодка "Рысь" под командой капитана 3-го ранга Гроховского не погибла, а была только повреждена: дали течь топливные баки. Чтобы произвести ремонт, командир увёл лодку на север.
   К югу от основной базы польского флота эскадра в составе эсминца, минного заградителя, двух канонерских лодок и дивизиона тральщиков производила постановку минных полей и была атакована бомбардировщикам вражеской морской авиации. Корабли получили небольшие повреждения, экипажи понесли потери ранеными и убитыми, но ни одного судна потопить немцам не удалось.
   Первому армейскому корпусу третьей армии в первый день боёв так и не удалось прорваться к Млаве. Генерал фон Кюхлер имел крайне неприятную беседу с Кессельрингом. Командующий армией просил нанести массированный бомбовый удар по позициям противника, командующий первым воздушным флотом отказывался, ссылаясь на приказ Геринга: в первую очередь бомбить аэродромы противника, чтобы уничтожить польскую авиацию. Не привело к результату и вмешательство командующего группой армий "Север" генерал-полковника фон Бока. Чтобы исправить положение, командующий армией принял решение активизировать действия корпуса "Водриг" ( первая и двенадцатая пехотные дивизии ), согласно плану операции наносившего вспомогательный удар в направлении на Прасныш и Рожан. Теперь ему предстояло повернуть на Ржегнув и выйти в тыл польским войскам, защищавшим млавские позиции.
   Шестнадцатая пехотная дивизия армии "Поморже" продолжала удерживать позиции по реке Осе.
   Сообщение о переправе немцев через Брду у Соколе-Кужницы в штаб польской девятой пехотной дивизии пришло как раз в тот момент, когда полковник Веробей вместе с генералом Драпеллой разрабатывали план завтрашней контратаки. Изменение оперативной обстановки продиктовало новую тактику. Девятая дивизия должна была немедленно контратаковать противника у Соколе-Кужницы и попытаться уничтожить плацдарм. Армия "Познань" в первый день войны так и не приняла участия в боевых действиях: немцы не атаковали, четыре польских пехотных дивизии и две кавалерийские бригады так же стояли на месте.
   Армия "Лодзь" к исходу дня отступила за реку Прозно, но по-прежнему занимала позиции перед основной линией обороны по рекам Варта и Видавка. Командующий армией генерал Руммель продолжал придерживаться выбранной тактики: связать противника боями в приграничье, чтобы дать возможность развернуться на подготовленных рубежах обороны главному резерву - армии "Пруссы".
   Первая танковая дивизия к вечеру овладела Клобуцком. После этого полковник Филиппович, осознавая опасность окружения, отвёл Волынскую кавбригаду от Мокр дальше на восток. Следом на северо-восток отступили и части восемьдесят четвёртого пехотного полка под командованием майора Сокола. Тем временем подвижные соединения корпуса Гота глубоко охватили с севера и юга Ченстохову. Измотанная непрерывными тяжелыми боями, бомбардировками и артобстрелами, потерявшая почти всю артиллерию, 7-я пехотная дивизия оставила город и отступила на юго-восток, к Януву. Связь со штабом армии полковник Госиоровский потерял около четырёх часов дня, вскоре после получения информации, что за ночь в районе Янува должна развернуться 10-я моторизованная кавбригада. Посланный генералом Шиллингом офицер до дивизии так и не добрался.
   Между армиями "Лодзь" и "Краков" образовался разрыв шириной около пятнадцати километров, напротив которой в полной готовности к наступлению располагался корпус генерала Гёпнера.
   Потрёпанные непрерывными вражескими атаками части оперативной группы "Бельско" получили приказ с наступлением темноты отступить на восток и занять оборону на линии Пшычина-Бельско.
   В воздушных боях над Варшавой понесла большие потери 123-я эскадрилья истребительной бригады. Были сбиты четыре истребителя Р-7А, погиб командир эскадрильи, капитан Мечислав Ольшевский. Ни одного самолёта Люфтваффе в этих боях сбито не было.
  
   КАУНАС. Президент Сметона, выступая перед журналистами, поддержал идею итальянского лидера Беннитто Муссолини о проведении международной конференции. Однако он подчеркнул, что Данцигский коридор для Польши является не единственным пограничным конфликтом. Литва неоднократно поднимала вопрос о возвращении в её состав оккупированного полякам Вильнюсского края и намерена добиваться справедливого решения этого вопроса. Сметона предложил расширить формат конференции, чтобы дать возможность принять в ней участие всем заинтересованным странам.
  
   ПАРИЖ. Министр иностранных дел Франции Ж.Боннэ высоко оценил мирные инициативы Италии, направленные на скорейшее преодоление польского кризиса. Франция готова принять участие в конференции, преследующей цели всеобщего умиротворения. Однако, необходимым условием проведения такой конференции является отвод немецких и чехословацких войск в пределы государственных границ этих стран.
  
   РИГА. Министр иностранных дел Латвии Алексей Индовицкий заявил, что в начавшейся войне Латвия будет соблюдать нейтралитет. Вместе с тем он подчеркнул, что начало военных действий спровоцировано безответственной политикой польского правительства и призвал к справедливому решению проблемы Данцигского коридора.
  
   БУДАПЕШТ. Адмирал Хорти выразил глубокое сожаление в связи с началом военных действий на германо-польской и польско-чехословацкой границах. Он так же отметил, что этот конфликт стал логическим завершением кризиса вокруг спорных территорий. "Версальская система нуждается в коренном пересмотре и обновлении", - заявил Хорти и призвал вернуться к первоначальной идее итальянского лидера Бенитто Муссолини - всеевропейской конференции по урегулированию пограничных конфликтов. Он особо подчеркнул, что Венгрия намерена добиться решения территориальных споров с Чехословакией и Румынией исключительно мирными средствами.
  
   РОСТОВ. Верховный Правитель Новороссии Иван Солоневич назвал начавшийся военный конфликт прямым результатом агрессивной политики Польши в отношении Германии и Чехословакии. В то же время он категорически отверг возможность втягивания в войну Новороссии.
  
   СОФИЯ. Его Величество король Борис выразил мнение, что к быстрейшему прекращению военных действий способно привести только справедливое решение пограничных конфликтов. В качестве примера такого решения Его Величество назвал полную и безоговорочную передачу Данцига под юрисдикцию Рейха.
  
   МАДРИД. Лидер Фаланги, генерал Хосе Санхурхо Саканелли назвал начавшийся военный конфликт "единственным оставшимся в распоряжении фюрера способом защиты государственных интересов Рейха". Генерал заявил, что Испания всецело поддерживает фюрера в его стремлении защищать интересы своей страны. Во многих городах начата запись добровольцев в "бригаду Фаланги", которая должна отправиться на германо-польский фронт. Предполагается, что бригаду возглавит один из руководителей Фаланги, генерал Франко.
  
   МОСКВА. Никаких комментариев в связи с началом боевых действий в Польше от советских официальных лиц в течение дня не поступало.
  
   БЕРЛИН. Из штаб-квартиры фюрера. В вечернем бюллетене сообщается о том, что германские войска нанесли противнику тяжелое поражение. В приграничных сражениях польские части разгромлены и беспорядочно отступают на восток.
  

Вюнсдорф. Штаб ОКХ.

   На середине шестого десятка лет непривычно звучит словосочетание "впервые в жизни". И странно волноваться по этому поводу. Но вечером первого сентября генерал Франц Гальдер волновался настолько сильно, что вынужден был принять успокаивающих капель. В строжайшей тайне от посторонних глаз, конечно.
   А как не волноваться, если ему впервые в жизни предстояло в качестве начальника Генерального Штаба сухопутных войск доложить высшему руководству страны о ситуации на фронте.
   Во-первых, огромная ответственность. Хочешь не хочешь, но, стоя в одном ряду с такими титанами военной мысли как фон Мольтке и фон Шлиффен, будь готов, что тебя станут с ними сравнивать.
   Ну и, во-вторых, фюрер должен, наконец, понять, что вермахт и война - это слишком серьёзные вещи, чтобы лезть туда с методами, принятыми в политике. Слов нет, для восстановления страны и армии он сделал много, очень много, но войну он просто обязан оставить профессионалам. Иначе - поражение неизбежно.
   В шесть вечера, получив из штабов групп армий самые свежие данные, Гальдер приступил к подготовке доклада. А через полчаса, когда всё было почти готово, из Рейхсканцелярии позвонили в штаб ОКХ с сообщением, что фюрер занят важными политическими вопросами и доклад переносится на завтрашний полдень. Такое пренебрежение к своей персоне и к её статусу повергло Гальдера в шок. А после сообщения, что для обсуждения ситуации к нему прибудут Кейтель и Йодль он и вовсе почувствовал себя униженным.
   С момента образования ОКВ между ним и ОКХ шла глухая, невидимая глазу, но яростная борьба - за права и первенство. Она не могла не вызвать между генералами личной неприязни. В кабинетах ОКХ на все лады склонялась история, как Кейтель получил своё назначение. Гитлер долго не мог подобрать на пост начальника штаба Верховного главнокомандования подходящей кандидатуры, и постоянно интересовался у Бломберга то одним, то другим генералом. В какой-то момент обратил внимание и на Кейтеля и получил от тогдашнего военного министра исчерпывающий ответ:
   - Это заведующий моей канцелярией. Совершенно ни на что большее не годится.
   - Чудесно! - расцвёл фюрер. - Именно такой человек мне и нужен.
   Йодля, только что вступившего в должность, не любили за то, что он пришел на освободившееся при весьма драматических обстоятельствах место фон Вибана, хотя сам Йодль к отставке последнего не был причастен никаким боком.
   Однако о вынесении конфликта наружу не могло быть и речи. С обоими визитёрами Гальдер был предельно корректен. Помог разрядить ситуацию и фон Браухич, начавший разговор с фразы:
   - Итак, господа, начнём наше совещание.
   Да и Кейтелю хватило ума согласиться на обтекаемые формулировки:
   - Фюрер очень интенсивно работает над внешнеполитическими вопросами. Он уверен, что сумеет удержать Францию и Великобританию от бессмысленного вмешательства в этот конфликт. Согласно дневным сводкам, обстановка на фронте складывается весьма благоприятно, поэтому он посчитал возможным сегодня сосредоточится на дипломатии. А на завтрашний полдень назначено совещание, на котором он намерен выслушать полный доклад. Мы же хотели бы ознакомиться с обстановкой в общих чертах.
   - В целом обстановка действительно складывается в нашу пользу, - согласился Гальдер. - Однако, пока рано говорить о достижении решительного успеха. На большинстве направлений нам пока не удалось получить большего, чем локальные успехи тактического характера.
   - В дневной сводке вы сообщали о продвижении в Коридоре и на юге, - желчно заметил Кейтель.
   - Совершенно верно, - кивнул фон Браухич. - Прошу взглянуть на карту.
   Он взял в руки указку.
   - По последним сообщениям танковая дивизия барона фон Швеппенбурга форсировала Брду и продолжает наступать в направлении Грауденца. На направлении главного удара в течение дня сопротивление противника было довольно слабым, однако севернее у поляков, похоже, сосредоточены довольно крупные силы.
   Указка описала небольшой круг с центром в Черске.
   - Корпус вторжения, полагаю, - заметил Кейтель. - Тот самый, который они якобы расформировали для демонстрации своего миролюбия.
   - Вполне возможно. Навстречу Гудериану нанёс удар корпус Фалькенхорста, но ему не удаётся прорвать вражескую оборону по Осе.
   - Если Гейнц и дальше будет продвигаться такими темпами, то помощь ему не потребуется, - усмехнулся Кейтель.
   - Дальше у Гудериана на пути окажется Висла. Танки плавать не умеют, - охладил его оптимизм Гальдер. - Между тем на всём протяжении фронта третьей армии в течение дня не удалось добиться заслуживающего внимания успеха. Танковая дивизия генерала Кемпфа понесла большие потери и не сумела прорвать млавские укрепления.
   - Вы хотите сказать, что наступление захлебнулось? - Кейтель одарил Гальдера колючим взглядом, но начальник главного штаба сухопутных войск словно не замечал его недовольства.
   Неприятные новости фюреру пусть докладывают эти шептуны. А когда настанет черёд его, Гальдера, то он сумеет объяснить, что обстановка совсем не так плоха, как её себе представляет руководство ОКВ. Это будет сделать тем проще, что донесения с фронта попадают на стол к нему раньше, чем к Кейтелю.
   - Пока что говорить о срыве наступления нет никаких оснований, - уверенно заявил Гальдер. - У генерала фон Кюхлера достаточно сил, чтобы наращивать давление на польские позиции. Однако млавский рубеж не преодолён, и это - факт.
   - Хорошо, - вступил в разговор молчавший до этого Йодль. - Обстановка на фронте третьей армии ясна. А что происходит у фон Клюге помимо наступления Гудериана?
   - Штраус и Хаазе немного продвинулись в направлении Бромберга. Сейчас их главная задача - прикрыть фланг Гудериана от удара с позенского выступа. Теперь что касается юга.
   Указка в руке фон Браухича скользнула к низу карты.
   - На направлении главного удара корпуса Гёпнера и Гота в течение дня вели тяжелые позиционные бои. По-видимому, поляки ожидали удара на этом направлении, поскольку сосредоточили здесь довольно сильную группировку. Согласно разведданым, на этом участке обороняются две пехотных дивизии и кавалерийская бригада.
   - Не следует ли ввести в бой корпус Виттергсгейма? - предложил Кейтель.
   - Рундштедт считает такое решение преждевременным, и штаб ОКХ с ним согласен. Подключение четырнадцатого корпуса будет означать отказ от исходных тактических планов. К тому же, резервы будут необходимы в ходе развития наступления на Варшаву. Вне всяких, после нашего прорыва у границы, поляки постараются развернуть на пути нашей ударной группировки свои резервы.
   - Хорошо. А что на остальных направлениях?
   - Позиционные бои. При планировании операции предполагалось рассечь вражеские порядки глубокими ударами и разгромить поодиночке, но пока что полякам удаётся держать фронт. Мы медленно выдавливаем их на восток, а это совсем не то, что нам нужно. Приходится признать, что наши ударные группы либо недостаточно сильны, либо действуют не эффективно.
   - Либо и то и другое вместе, - добавил Йодль.
   Гальдер бросил на нового начальника оперативного штаба Верховного командования острый взгляд, но лицо Йодля было совершенно непроницаемым.
   - Продолжайте, Франц, - предложил фон Браухич.
   - Удары с территории Чехословакии, на которые мы рассчитывали, так же оказались не слишком успешными, - теперь Гальдер уже не скрывал своего недовольства. - Здесь у поляков сильные оборонительные укрепления. Корпус Киница и танковая дивизия Фитингофа ведут штурм, но пока что - безуспешно. А вот удар фон Клейста из-под Ружемберока оказался для врага полной неожиданностью.
   Указка перечеркнула приграничные горы снизу вверх.
   - За сегодняшний день Клейст провёл свой корпус через предгорья Бескид и вышел на оперативный простор.
   - Ну, пока Новый Тарг и Йорданув в руках у поляков, говорить об этом несколько преждевременно, - покачал головой фон Браухич.
   - Перед самым совещанием Манштейн доложил, что передовые части танковой дивизии Фейеля заняли Йорданув, - с нарочитым безразличием в голосе сообщил Гальдер. - Фон Клейст намерен развивать наступление на юг силами второй танковой дивизии, а дивизию фон Хубицки он решил развернуть на восток, в направлении Нового Тарга. Штаб группы армий "Юг" одобрил это решение.
   - Хорошо бы подтянуть туда резервы для развития успеха, - предложил Кейтель.
   - Единственный резерв у Листа - чешская десятая пехотная.
   - А наши новые формирования?
   - Они пока не готовы, - вмешался фон Браухич. - Сегодня днём мы проводили совещание по этому вопросу. Пятьдесят шестая и пятьдесят седьмая пехотные дивизии должны быть готовы к тринадцатому дню мобилизации, то есть к седьмому сентября. В третьем военном округе формируется семьдесят шестая пехотная дивизия, во втором - семьдесят пятая и в десятом - пятьдесят восьмая. Генеральный штаб продумывает варианты их переброски на фронт, но это вопрос ещё более отдалённого будущего.
   - Кроме того, следует учесть, что железные дороги в Моравии и Словакии сейчас забиты другими военными грузами: мы перебрасываем туда первую и вторую горнострелковые дивизии. А так же то, что фон Клейст начал наступление не дожидаясь прибытия полевой артиллерии.
   - Как всякий кавалерист, Клейст большой авантюрист, - нахмурился Кейтель. - И когда же у него появится артиллерия?
   - Уже завтра утром первые эшелоны прибудут в Ружемберок, - заверил Гальдер. - К тому же некоторое количество противотанковых орудий у фон Клейста всё-таки есть.
   - Я бы хотел обратить ваше внимание на ситуацию на западе, - взял инициативу на себя фон Браухич. - С трёх часов дня Франция закрыла границу. Нами начата эвакуация стариков, кормящих матерей и малолетних детей из приграничных округов. В то же время, строительные работы на Линии Зигфрида пока не прекращаются. Приказ на эвакуацию рабочих фюрер не отдавал.
   - В настоящий момент фюрер не считает нужным их эвакуировать. Он уверен, что сможет добиться распада враждебного альянса. Англия и Франция не пойдут дальше осуждения на словах.
   - Но приказ об открытии зенитного огня по вражеским самолётам, нарушающим воздушное пространство Рейха, фюрер отдал, - заметил главнокомандующий сухопутными войсками Германии. - И этот приказ мною был незамедлительно передан в войска. Надеюсь, у французов хватит ума не играть с огнём.
  

Варшава. Генеральный Штаб.

   - Панове! Пан Верховный Главнокомандующий! - провозгласил от дверей адъютант.
   - Садитесь, панове, - устало махнул рукой Рыдз-Смиглы.
   Чтобы избежать опасностей, связанных с бомбардировками, Главный штаб работал в подвале здания на Раковецкой. В тусклом свете электрических лампочек лица штабных офицеров и генералов казались гротескно искаженными. На них читались тщательно скрываемые усталость и растерянность.
   - Я только что от пана Президента. Союзные державы заверили его, что Польша не останется одинокой перед лицом агрессии. Тридцать четыре танка R-35 сегодня отправлены из Марселя в Констанцу. Это из той партии, которую мы заказали у Франции в апреле. Помимо этого в самое ближайшее время тем же путём будет оправлен танковый батальон и пять артиллерийских дивизионов с соответствующим количеством боеприпасов - в порядке помощи.
   - Славно! - не удержался кто-то из офицеров.
   Стахевич бросил на него укоризненный взгляд, офицер смущённо потупился. Рыдз-Смиглы, напротив, приосанился.
   - Если Германия и Чехословакия не выполнят условия ультиматума, то по истечении его срока будут начаты их бомбардировки. Рассматривается вопрос о переброске в Польшу нескольких французских эскадрилий.
   Только казалось или теперь выражение лиц штабистов изменилось? В глазах появилась уверенность и надежда.
   - Должен так же сообщить, что ввиду опасности, связанной с бомбардировками Варшавы пан Президент только что отбыл в Люблин. Перед своим отъездом он назначил военным комиссаром пана Костек-Бернацкого, губернатора Полесья. Ему теперь принадлежит высшая исполнительная власть.
   Только казалось. Да и откуда было взяться уверенности? Враг лезет на Польшу со всех сторон: с севера, с запада, с юга. Вот и Президент Мосьцицкий не верит в возможность устоять под его напором, коль скоро бежит в первый же день войны из столицы.
   Рыдз-Смиглы подошел к столу с расселенной картой.
   - Пан Вацлав, доложите обстановку, - потребовал он.
   Начальник Главного штаба генерал бригады Вацлав Стахевич взял в руки указку.
   - Положение серьёзное, пан Главнокомандующий. С юга поступают тревожные сведения.
   - С юга? - удивлённо переспросил Рыдз-Смиглы. Маршал был уверен, что основные сражения на первом этапе войны развернуться в Поморье, в районе "Польского коридора".
   - Да, с юга. Генерал Руммель докладывает о большом количестве немецких танков севернее Ченстоховы. Он предлагает нанести по ним мощный удар с использованием авиации, но это невозможно. Бомбардировочные эскадрильи армий "Краков" и "Лодзь" рассредоточены. Большинство аэродромов уничтожено. Руммель предлагает задействовать Бомбардировочную бригаду полковника Хеллера.
   - Пану генералу нужно рассчитывать на свои силы. Он отступает к Варте и Видавке?
   - Нет, пока что ему удалось остановить врага на передовых рубежах. Волынская кавалерийская бригада полковника Филиповича при поддержке бронепоездов весь день удерживала позиции под Мокры. Руммель полагает, что сумеет продержаться достаточно времени, чтобы успела развернуться армия "Пруссы".
   - Славно, - довольно потёр руки Главнокомандующий. - Я бы не назвал эти сведения тревожными. Наоборот, они вдохновляют.
   - К сожалению, это ещё не все новости, - вздохнул Стахевич. - Армия "Краков" подвергается атакам по всему фронту. Генерал Шиллинг настоятельно просит резервов. Двадцать четвёртая дивизия до Кракова так и не добралась.
   - Почему?
   - Немецкие бомбардировки. Полковник Кржыжановский отдал приказ покинуть эшелоны и двигаться на Краков в пешем строю.
   Ругаться площадной бранью в присутствии младших по званию Рыдз-Смиглы себе не позволял. Поэтому маршал только сурово нахмурил кустистые чёрные брови, служившие постоянным объектом насмешек недоброжелателей, и около минуты беззвучно шевелил губами. Потом главнокомандующий снова обрёл дар речи:
   - И где сейчас находится его дивизия?
   - В районе Тарнува.
   - А какие дивизии из состава армии "Прусы" отмобилизованы полностью?
   - Вторая, двадцатая, двадцать вторая и тридцать первая.
   - Кто из них дислоцирован ближе всего к Кракову?
   - Несомненно, двадцать вторая дивизия, - у Стахевича был готов ответ на любой вопрос главнокомандующего.
   - Вот её и направьте в распоряжение Шиллинга, - решил Смиглы.
   - Осмелюсь, напомнить, пан маршал, это - горная дивизия, - осторожно заметил кто-то из штабных генералов.
   - Вот и прекрасно. Генерал Шиллинг сможет укрепить ею позиции в предгорьях и вывести из боя десятую кавбригаду.
   - Но она планировалась для усиления армии "Карпаты".
   - Сейчас важнее ситуация на фронте у Шиллинга, - не терпящим возражений тоном заявил Рыдз-Смиглы. - Только обязательно объясните пану генералу, что это сейчас - единственное усиление, на которое он может рассчитывать. Двадцать четвёртой дивизии - прекратить марш, сосредоточиться и приготовиться к движению по железной дороге. Время и направление - по указанию из Генерального штаба.
   - Будет исполнено, - о том, что связь с полковником Кржыжановским ближе к вечеру была потеряна, начальник штаба предпочёл не докладывать.
   - А Шиллинг пусть меньше оглядывается назад и больше думает об удержании фронта!
   - Я рекомендовал ему перегруппировать войска и создать внутренние резервы, а так же приказал обратить особое внимание на стык с армией "Лодзь".
   - Одобряю. Других новостей с юга нет?
   - В горах всё относительно спокойно. Из Моравии и Западной Словакии были попытки атаковать южный фланг армии "Краков", но враг не прошел дальше пограничных рубежей. Час назад я общался с генералом Фабрицы, он уже принял командование и доложил, что армия "Карпаты" развёрнута и готова к бою, но в полосе её обороны противник сегодня активности не проявлял. По данным разведки, вражеская горная пехота сосредоточена у перевалов, но не предпринимала попытки двинуться дальше.
   - А что у нас на севере?
   - Ситуация стабилизировалась. Армия "Модлин" удерживает фронт. В коридоре удалось остановить немецкие танки на Брде. Части пятнадцатой пехотной дивизии занимают оборону у Быдгоща. Бортновский спланировал контрудар силами девятой и двадцать седьмой дивизий, однако я запретил ему эту авантюру. Дивизию Драпелы следует как можно скорее вывести из коридора.
   - Полностью согласен, - кивнул главнокомандующий. - Больше новостей нет?
   - Никак нет.
   - Что ж, панове, дела идут неплохо, - удовлетворённо констатировал Рыдз-Смиглы. - Враг задержан на подготовленных рубежах. Остаётся подтянуть резервы, окончательно стабилизировать фронт и ожидать наступления наших союзников.
   - Разрешите доложить, пан маршал? - подал голос один из штабных офицеров. - По поводу резервов.
   - Говорите, пан подполковник, - милостиво кивнул главком.
   - Программа мобилизации приводит к тому, что мы фактически оставляем без войск восточную часть страны. В настоящее время у нас там помимо частей корпуса пограничной стражи остались только две боеготовых пехотных дивизии: пятая во Львове и одиннадцатая в Станиславе. По первоначальному плану и их полагается перебросить в район Варшавы, но я пока что задержал отправление. В районе Вильно армейских частей нет совсем.
   Стахевич недовольно покачал головой: пару часов назад он выслушал все соображения Окулицкого и признал их не заслуживающими внимания. Нет, пан подполковник продолжает настаивать на своём. При случае ему это непременно отзовётся.
   - А что говорит наша агентура? - маршал окинул взглядом штабных офицеров, выискивая среди них начальника разведки.
   - На данный момент ничего тревожного. Ни на одном из участков границы концентрации и развёртывания войск потенциального противника не происходит.
   - В таком случае, эти дивизии следует направить в распоряжение генерала Даб-Бернацкого, - решил Рыдз-Смиглы. - Сегодня нам дорог на фронте каждый солдат, мы не можем себе позволить держать целые дивизии вне зоны боевых действий. Не забывайте, панове, с нами - Англия и Франция. Украина и Литва никогда не осмелятся преступить волю великих держав. А Сталин слишком умён, чтобы ввязаться в безнадёжное предприятие Гитлера. Ошибки Бенеша он не повторит.
   Главнокомандующий патетически вскинул вверх правую руку с указующим перстом.
   - Они ещё пожалеют, что осмелились напасть на Польшу!
   - Польша! - в приливе патриотизма воскликнул генерал Тадеуш Пискор.
   - Польша! - хором подхватили остальные штабисты.
   И всё-таки сквозь оптимизм пробивалась пока ещё неосознанная тревога.
  

Быславка. Поморье. 27-я пехотная дивизия.

   За окнами уже стемнело, но генерал бригады Юлиуш Драпелла и не думал о сне. День первого сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года обещал стать началом нового этапа его карьеры, и генерал делал всё от него зависящее, чтобы этот этап оказался как можно более удачным.
   В происходящем Драпелла видел перст судьбы, Божье попущение. Обидно, конечно, что не получилось войти в Данциг, то есть - Гданьск, во главе корпуса вторжения, но Иисус не оставил его, генерала своей милостью, и позволил отличиться иначе. Ликвидировать прорыв немецких танков - это дорого стоит. А в том, что прорыв будет ликвидирован, Драпелла не сомневался.
   Немцы совершили грубейшую ошибку, устремившись через Брду на запад и таким образом подставив фланг своей ударной группы под удар с севера. Очевидно, их командование предполагало, что в коридоре находится лишь небольшая группировка польских войск. Тем лучше. Удар по неприкрытому флангу станет для врага полной неожиданностью. Прорвавшиеся за Брду передовые части сами окажутся в котле, останется только прижать их к Висле и уничтожить. Всё просто и ясно, как колумбово яйцо.
   Замысел операции созрел у Драпеллы почти сразу же, как только командующий армией "Поморже" генерал Бортновский назначил его командиром оперативной группы, подчинив ему 9-ю пехотную дивизию полковника Веробея. Надо признаться, очень правильное решение. Веробей - храбрый командир, но его уровень - командовать на поле боя. Разработать операцию полковник не в состоянии. Драпелла окончательно в этом убедился, когда во время совещания в Тухоле в город прибыл командир 34-го пехотного полка с сообщением о потере Прушча и переправе немецких войск за Брду. Веробей не нашел ничего лучше, чем лично направиться в полк, чтобы возглавить контратаку.
   Драпелла не возражал. Однако потребовал, чтобы в случае неудачи полковник за ночь сосредоточил свою дивизию у Быславки. Туда же генерал стягивал и части двадцать седьмой дивизии, намереваясь с утра второго сентября начать мощное наступление на Соколе-Кружница и далее на Коронова.
   Хорошо бы, конечно, было подключить к операции Поморскую кавалерийскую бригаду: в её состав входил 81-й бронедивизион, насчитывавший тринадцать танкеток TK-3 и восемь бронеавтомобилей образца тридцать четвёртого года. Но это невозможно: генерал Гржмот-Скотницкий в этом случае присвоит себе всю славу за победу. Отмести претензии командующего оперативной группы "Черск" можно только одним способом - не прибегая к его помощи. Поэтому Драпелла даже и не пытался установить со Скотницким связь.
   - Пан генерал, разрешите доложить?
   В комнату вошел кто-то из офицеров штаба.
   - Что у вас, пан капитан?
   - Двадцать четвёртый пехотный полк подходит к Брыславке.
   - Славно. Передайте приказ: остановиться на ночёвку в лесу. Соблюдать маскировку. Готовиться к завтрашнему наступлению.
   - Слушаюсь, пан генерал. Осмелюсь доложить - прибыл связной из штаба армии.
   - Так пригласи.
   - Слушаюсь!
   Офицер вышел, а через минуту в комнату вошел невысокий человек в тяжелых ботинках, парусиновом комбинезоне с нашитым на левом плече чёрным кругом с пятиконечной звёздочкой и кожаном шлеме с поднятыми на лоб лётными очками. На левом плече висела полевая сумка. При виде генерала он вытянулся по стойке смирно, прищёлкнул каблуками и отдал честь.
   - Подпоручик Колаковский, пан генерал. Доставил приказ от генерала дивизии Бортновского.
   - Давайте.
   Подпоручик достал из полевой сумки пакет и передал Драпелле. Тот разорвал конверт, быстро пробежал приказ глазами.
   Это был крах всех надежд. Бортновский приказывал направить дивизию на станции Осе и Тлень, погрузиться в эшелоны и двигаться на Быдгощь. А лётчик уже протягивал ему бумагу и ручку.
   - Распишитесь в получении, пан генерал...
   Драпелла механически вывел свою подпись. Внутри разлилась какая-то жуткая пустота. Он не поинтересовался, известно ли в штабе армии о прорыве немцев через Брду. Он не подумал о том, что нужно предупредить об изменении планов полковника Веробея. Интересовало генерала только одно: генерал Бортновский своим приказом только что поставил крест на его шансе стать героем этой войны.
  

Москва. Кремль.

   На город наплывала тёплая сентябрьская ночь. Солнце уже опустилось за горизонт, но ещё подсвечивало своими лучами редкие высокие облака, из-за чего они с одной стороны казались пунцовыми, а с другой - иссиня-чёрными. А на востоке уже мерцали первые крупные звёзды.
   Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин стоял у окна своего кремлёвского кабинета, задумчиво глядел в вечернее небо и размышлял. Нет, не о красоте. Романтичный грузинский юноша, писавший стихи, удостоенные похвалы самого князя Чавчавадзе, остался в далёком прошлом. Вот уже много лет он был борец, политик, вождь. И сейчас все мысли его были о том, как наиболее правильно отреагировать на начавшуюся германо-польскую войну. Прежде чем начинать совещание, он всегда принимал своё решение и изменял его только в том случае, если кто-то приводил против неопровержимые факты, что случалось чрезвычайно редко. А если начать прислушиваться к каждому доводу, который вроде и звучит неплохо, но конкретными аргументами не подкреплён, то ничего путного не выйдет. Временные страну прозаседали да проговорили. Большевики - люди действия.
   Тихо вошел Поскрёбышев, неся на скромном фаянсовом блюдечке стакан горячего чая в мельхиоровом подстаканнике.
   - Поставь на стол, - не оборачиваясь, приказал Сталин. - Все прибыли?
   - Так точно, товарищ Сталин.
   - Пусть заходят. Командующие округами и начальники штабов пусть подождут.
   - Вместе с товарищем Шапошниковым прибыл товарищ Смородинов, - осторожно заметил помощник.
   - Его - пропусти.
   На службе Шапошников ничего не делал просто так. Если привёз с собой заместителя, значит - зачем-то это нужно.
   - Слушаюсь.
   Поскрёбышев растворился в дверях и тут же в кабинет стали входить участники совещания. Прихлёбывая горячий и сладкий чай, Сталин наблюдал, как они рассаживаются за длинным столом. Ближе всего к вождю - старые соратники: Ворошилов, Молотов, Каганович. Напротив Кагановича - Берия. Жданов скромно присел в третьем ряду - напротив Шапошникова. Последними оказались Смородинов, присевший рядом с начальником и положивший перед собой свёрнутую в трубу карту и разместившийся слева от Жданова Будённый.
   В кабинете установилась тишина, лишь легонько звякала о стенки стакана серебряная ложечка, которой Сталин машинально помешивал чай. Все ждали, что скажет вождь.
   - Гитлер всё-таки решился напасть на Польшу, - негромко, словно задумчиво произнёс Сталин. - Мы предполагали эту войну. Мы готовились к этой войне. Но одно дело - готовиться, и совсем другое - столкнуться с ней лицом к лицу. Сегодня на Политбюро мы говорили о мерах, которые должно принять в изменившейся обстановке Советское правительство. Сейчас мы должны решить, какие меры должна принять наша Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Что думает на этот счёт товарищ Ворошилов?
   - Я не думаю, я работаю, - моментально ответил маршал. Фраза получилась очень двусмысленная, но никто не рассмеялся. В кабинете у Сталина вообще смеялись крайне редко.
   Климент Ефремович между тем открыл папку и начал перекладывать бумаги.
   - Предложение Народного Комиссариата Обороны к ЦК ВКП(б) и Совнаркому - задержать увольнение из рядов Армии красноармейцев и младших командиров, завершивших прохождение срочной службы на один месяц.
   - Думаю, это не вызовет возражений, - прокомментировал Сталин.
   - Директива о начале с утра второго сентября больших учебных сборов по литеру "Б" в Ленинградском, Московском, Калининском, Белорусском Особом, Киевском Особом, Харьковском, Приволжском и Закавказском Военных Округах.
   Нарком переложил ещё один лист.
   - Директива НКО о развёртывании фронтовых управлений. К шести часам утра пятого сентября на базе приграничных округов должны быть развёрнуты управления Украинского и Белорусского фронтов. Состав и задачи определены планом Генерального Штаба, считаю, что необходимости повторять их сейчас нет.
   - План Генерального Штаба нам хорошо известен, - кивнул Сталин. - Но в этом плане нет Чехословакии. А в реальности она есть. Как быть с этим, товарищ Шапошников?
   - Этот вариант мы заранее не предусмотрели, значит, у нас нет другого выхода, кроме как наверстать упущенное. Чисто военные последствия германо-чешского союза таковы...
   Шапошников кивнул Смородинову, тот развернул на столе карту.
   - Положение Польши из практически безнадёжного стало абсолютно безнадёжным. Развёрнутая против Рейха польская армия имеет незащищённый южный фланг, что позволяет её противникам нанести удар в тыл любого рубежа обороны, на котором она могла бы остановить продвижение немецких войск. С другой стороны, скорее всего действия с территории Чехословакии будут ограничены наступлением из Моравии на Бельско и Краков. Вот в этом районе.
   Командарм очертил карандашом небольшой овал вокруг Остравы.
   - Почему именно здесь? - поинтересовался Сталин, отодвигая пустой стакан.
   - Польско-чешская граница проходит по горам. Судя по заявлениям фон Папена, немцы делают ставку на быстрый и мощный удар, а нанести его через горы невозможно. На перевалах поляки смогут небольшими отрядами сдержать крупные силы врага и нанести ему значительные потери. Поэтому мы полагаем, что без необходимости через горы немцы и чехи атаковать не станут.
   - И всё-таки с такой возможностью необходимо считаться, - негромко, словно рассуждая сам с собой, заметил вождь. - Скажите, Борис Михайлович, где эти самые перевалы?
   - Их много, товарищ Сталин. Самые удобные - вот здесь, здесь.
   Карандаш в руке начальника Генерального Штаба аккуратно расставлял небольшие птички по линии границы. С запада на восток.
   - Здесь, здесь и здесь...
   - А горнострелковые части? - полюбопытствовал Сталин.
   - У них гораздо больше возможностей. Карпаты - не самые сложные горы в Европе.
   - Они могут обойти оборонительные позиции, которые поляки устроят на перевалах?
   - Могут, товарищ Сталин. Но это тоже потребует времени. Серьёзное наступление вглубь территории Польши на этих участках может начаться только после того, как будет установлен полный контроль за перевалом. Другого пути организовать снабжение ударной группировки не существует.
   - Ваши соображения понятны, - кивнул Сталин. - Но немцы могут решить и иначе.
   - Не решат они иначе, - уверенно рубанул воздух рукой Будённый. -Наступать через горы - хлопотно. В любом случае - хлопотно. Что они с этого выиграют? В тыл к полякам зайдут? Ну - зайдут. Так ведь они уверены что и так пшеков сомнут, лобовым ударом. Так ради чего им в горах уродоваться? Нет, этого немцы делать не станут.
   - Что мы знаем о намерениях Чехословакии в этой войне? - Сталин устремил пристальный взгляд на Будённого, но ответил ему Молотов.
   - С-сегодня у-утром Павлов прин-нимал Х-хильгера, - от волнения он заикался намного больше обычного. - Он а-а-афициально з-заверил, что все интересы Праги лежат в пределах немецкой зоны и на подписанные договорённости это н-никак не повлияет. Я зачитывал д-докладную записку Павлова об этом сегодня на Политбюро.
   - Я помню, - вождь задумчиво вертел в руках трубку. - Но это - не более чем слова советника посольства. Мы не можем себе позволить решать вопросы на таком уровне. Гитлер перестанет с нами считаться, если мы удовлетворимся словами Хильгера.
   - Значит, надо дать инструкции Шкварцеву, - предложил Жданов. - Или Иванову.
   - Я думаю, правильнее будет пригласить в НКИД Шуленбурга и Кестринга, - возразил Молотов.
   Сталин не торопился с ответом. Военные подробности, сообщённые Шапошниковым были для него, конечно, новостью, но эта новость не меняла главного: необходимости выбора из двух линий поведения в отношении Рейха. Можно молча наблюдать за происходящим, оставляя для себя максимально возможное поле для будущих маневров. А можно резко потребовать соблюдения достигнутых договорённостей, тем самым влезая в конфликт уже сейчас, до начала военных действий.
   Он уже принял решение. Время маневров прошло и, надо признаться, оно было использовано эффективно. Теперь нужно действовать быстро и решительно, чтобы собрать с засеянных полей максимально возможный урожай.
   - Я согласен с товарищем Молотовым, - произнёс, наконец, вождь. - Мы готовы выполнить свои обязательства перед Германией, но и Германия должна выполнить свои обязательства перед СССР. А Гитлер должен понять, что его политика умолчаний не способствует укреплению доверия между нашими странами. Мы договаривались об одних условиях военного сотрудничества, а теперь вынуждены столкнуться совсем с другими. Если Гитлер считает нас своими союзниками, то заключать военные соглашения за нашей спиной недопустимо.
   - В противном случае мы можем пересмотреть наши отношения, - добавил Жданов.
   - Я думаю, такая постановка вопроса преждевременна, - мягко поправил его Сталин и сокрушенно качнул головой. Нет, не тянет товарищ Жданов, слишком прямолинейные решения ищет, не различает нюансов. Конечно, если союзник станет непредсказуемым, то отношения с Рейхом Советский Союз, конечно, пересмотрит. Но к такого рода аргументам нужно прибегать только после того, как не срабатывают более мягкие. Сейчас всё говорит за то, что Гитлер крайне заинтересован не просто в хороших отношениях с СССР, а в прочном союзе, к этому его подводят объективные обстоятельства. Но лидер национал-социалистов - человек крайне самолюбивый и импульсивный. И если речь зайдёт о пересмотре договоренностей, то он может решить, что подвергается шантажу, и тогда вполне способен вообще разорвать сотрудничество. Прежде всего, от этого проиграет Германия. Сильно проиграет. Но и по СССР этот разрыв тоже ударит. Значит, эту слабость Гитлера нужно учесть при ведении переговоров. А Жданов - не учел...
   - Для начала мы доведём до немецкой стороны нашу точку зрения и посмотрим, что нам скажут в ответ, - подвёл итог вождь. - Если никто не хочет высказаться по этому вопросу, то будем считать, что решение принято.
   Высказаться никто не хотел.
   - Тогда продолжаем. Клим, мы слушаем.
   - У меня всё, - Ворошилов захлопнул папку. - В приёмной ждут командующие и начальники штабов Киевского и Белорусского округов. Думаю, что пора их пригласить.
   - Послушаем командующих, - согласился Сталин.
   Он внимательно смотрел за тем, как входят в кабинет и рассаживаются командиры - "киевляне" напротив "белорусов". Взволнованный Пуркаев без нужды протирал платочком круглые очки в тонкой оправе. Ковалёв никак не мог усесться на стуле, всё двигал задницей туда-сюда. Клёнов, напротив, сидел неестественно прямо, будто проглотил аршин и явно боялся лишний раз пошевелится, лишь на скулах под красной, словно распаренной в бане, кожей перекатывались желваки. И лишь монументальный Тимошенко выглядел спокойным. То ли в правду был таким, то ли умело скрывал нервозность.
   - Вы понимаете, почему мы пригласили вас сюда, товарищи командиры, - начал Сталин. - Сегодня у границ нашей страны началась война. Мы в этой войне не участвуем, но это не значит, что мы можем на неё не обращать внимания. Мы ни на секунду не должны забывать, что наша страна находится во враждебном империалистическом окружении. Капиталисты всего мира спят и видят, как только уничтожить Советский Союз, уничтожить завоевания Великой Октябрьской революции и навязать нам свои, капиталистические, устои жизни.
   Трубка давно уже была прочищена и набита табаком, но прерываться на то, чтобы раскурить её, вождь не мог: сейчас все внимали его мудрым словам.
   - Спасут ли нас заключённые с империалистическим государствами договора? Разумеется, не спасут. Как бы сказал товарищ Ленин, было бы величайшей ошибкой думать...
   В горле вдруг запершило, Сталин прокашлялся и продолжал:
   - Было бы величайшей ошибкой думать, что став на бумаге нашими друзьями, капиталисты станут ими на деле. Между социализмом и капитализмом идёт и будет идти непримиримая борьба, и нет такой лжи и подлости, до которой не опустятся наши враги, чтобы нанести ущерб Советскому Союзу. А что из этого следует, товарищи?
   Ответить никто не пытался - все знали о манере вождя ставить риторические вопросы и самому давать на них развёрнутые ответы.
   - Из этого следует, товарищи, что единственным по-настоящему надёжным гарантом безопасности нашей страны является Рабоче-Крестьянская Красная Армия. Поэтому советское правительство приняло решение: привести приграничные округа в полную боевую готовность. Ваши округа, товарищи. Вы к этому готовы, товарищ Тимошенко?
   Крупная фигура командарма первого ранга нависла над столом.
   - Так точно, товарищ Сталин.
   - Сидите, сидите, - вождь даже сделал успокаивающее движение рукой. - Не нужно вставать ради каждого слова... Вы помните о том, где и как должны вести бой с врагом наши вооруженные силы?
   - Так точно, товарищ Сталин. Бить врага будем на его территории. Малой кровью, могучим ударом, - отрапортовал командующий Киевским округом.
   - Вы правильно понимаете текущий момент, товарищ Тимошенко. - довольно сощурившись, похвалил командарма вождь. - Надеюсь, что товарищ Ковалёв тоже его понимает правильно.
   - Так точно, товарищ Сталин, - торопливо зачастил Ковалёв. - Мы готовы по первому приказу...
   - Будет вам приказ, товарищ Ковалёв, - прервал Сталин. - Приказ товарищ Ворошилов уже подготовил. Меня интересует, как выполнен в округе перевод стрелковых дивизий на новые штаты и какова готовность округа к проведению БУС?
   - Развёртывание стрелковых дивизий по новым штатам в округе завершено. К проведению БУС округ готов, - не задумываясь ответил командующий Белорусского округа.
   Ещё с Гражданской войны ставший красным военспецом штабс-капитан Михаил Прокофьевич Ковалёв усвоил железное правило: лучше начать абсолютно неподготовленное наступление, чем пытаться убедить комиссаров отложить его по причине неподготовленности. Кривая на то и кривая, чтобы порой вывозить, а расстрельная команда в затылок никогда не промахивается.
   Пока судьба хранила Михаила Прокофьевича: многие сослуживцы лежали в безымянных могилах с пулей в голове или без вести сгинули в тюрьмах и лагерях, а карьера Ковалёва, напротив, резко набрала ход. В тридцать шестом его назначили комендантом Забайкальского укреплённого района. В декабре тридцать седьмого - заместителем командующего Киевского округа. А с апреля прошлого года он стал командующим БОВО.
   Десять полностью укомплектованных ординарных стрелковых дивизий по штату 8900 человек в округе существовали только на бумаге, как и девять дивизий по штату 6000. Но Ковалёв был готов рискнуть броситься с тем, что есть, на польские позиции, чем отвечать за срыв сроков перехода на новые штаты. Особенно, если отвечать придётся не перед Ворошиловым, а перед следователями НКВД.
   - А у вас как обстоят дела, товарищ Тимошенко?
   - А у нас, товарищ Сталин, округ больше. Директива Генштаба выполнена, к проведению БУС готовы. На новые штаты полностью переведено пятнадцать дивизий, остальные - в процессе.
   Сталин нахмурился.
   - Плохо работаете, товарищ Тимошенко! Сколько времени вам ещё нужно?
   - За неделю - управимся точно, товарищ Сталин.
   - Надеюсь, обстоятельства сложатся так, что эта неделя у вас будет, товарищ Тимошенко...
   Сталин помнил, что согласно плану на первом этапе операции в составе Украинского фронта должно действовать всего девять пехотных дивизий. Он не сомневался, что все девять оказались в числе упомянутых Тимошенко пятнадцати: перевод предназначенных для наступления дивизий Ворошилов контролировал строжайшим образом и в первую очередь. Наконец, вождь не сомневался в организационном таланте командующего округом и его желании выполнить приказ. И всё-таки прощать недоработку было нельзя: раз простишь, другой простишь, а там и всё дело встанет. Неотвратимость наказания - принцип, из которого ни в коем случае нельзя делать исключения.
   А вот у Ковалёва, очень похоже, дело нечисто, но сейчас с этим разбираться уже некогда. У командарма второго ранга теперь две дороги: в герои или к стенке. Правда, есть ещё и узенькая тропинка между ними... Но вряд ли получится по ней прошмыгнуть...
   - Есть ещё вопросы к командованию округов.
   - У меня есть... не вопрос, напоминание...
   - Говори, Лаврентий, - кивнул Сталин.
   Вождь заметил, как напряглись все четверо, даже Тимошенко не остался безучастным к инициативе Берия. Но в этот раз слова народного комиссара внутренних дел неприятностей никому не сулили.
   - Я хотел бы обратить внимание товарищей командиров, что в связи с вступлением Польши в войну мною отдан приказ об усилении режима охраны советско-польской границы. В связи с этим у меня огромная просьба к командующим округам: все мероприятия в приграничной полосе, во избежание недоразумений, проводить в тесном контакте с органами НКВД.
   - А у товарища Сталина есть просьба очень серьёзно отнестись к пожеланию товарища Берии.
  

Польский фронт. Ночь с 1 на 2.09.1939

  
   Наступившие сумерки остановили боевые действия на большей части фронта. Тёмное время суток использовалось для передислокации частей и соединений на новые позиции, перегруппировок, подтягивания резервов. Разведывательные группы с обеих сторон старались выяснить силы и планы противостоящей стороны.
   Однако на ряде участков фронта бои продолжались и ночью.
   Шестнадцатая польская пехотная дивизия дважды атаковала немецкий плацдарм на западном берегу реки Осе, но не смогла его ликвидировать.
   Вторую моторизованную дивизию немцев вскоре после полуночи так же атаковали польские кавалеристы. Генерал Бадер, прежде чем отдать приказ об отступлении, связался со штабом корпуса. После его доклада Гудериан предельно хладнокровно поинтересовался: слышал ли генерал, чтобы померанская пехота когда-либо бегала от вражеской кавалерии. Пристыженный Бадер ответил, что никогда о таком не слышал и обещал удержать позиции. Своё обещание командир дивизии сдержал: вторая моторизованная осталась на достигнутых вечером рубежах.
   Между тем разведывательный батальон третьей танковой дивизии, не встречая сопротивления, всю ночь двигался на восток и к рассвету вышел к Висле северо-западнее Свеце. У деревни Поледно произошел короткий бой с польскими пограничниками. Неожиданная атака застала немцев врасплох, поляки закидали бронетехнику гранатами. Немцы не отступили, завязался бой. Победа осталась за разведчиками, хотя в этом бою они потеряли четыре единицы бронетехники. Но результат оправдывал потери: захват Поледно означал, что Польский коридор перерезан и в нём оказались окруженным оперативная группа "Черск" ( Поморская кавалерийская бригада и части пограничной стражи ), а так же девятая и двадцать седьмая польские пехотные дивизии. Приказ Бортновского запоздал: эшелоны с дивизией генерала Драпеллы вышли из Осе и Тлени, но не успели проскочить Поледно перед немецкими войсками и вынуждены были вернуться.
  
   ВАШИНГТОН. Государственный секретарь США Кордуэлл Хэлл решительно осудил агрессию против Польши. Он так же заявил, что Соединённые Штаты намерены тщательно изучить вопрос об оказании правительству Польши финансовой помощи и материальной поддержки.
  
   ТОКИО. В официальном заявлении правительства Японии заявлено о понимании мотивов Германии и об исчерпанности мирных средств решения противоречий между Рейхом и Польшей.
  

Обер-лейтенант Вольфганг Вольф

   В Йорданув рота Вольфа вошла последней, а покидала его первой. В Оравке она задержалась чуть ли не до четырёх часов, пока, наконец, не подошла рота моторизованных гренадер, командир которой передал Вольфгангу приказ майора Альбертца - двигаться на Йорданув.
   К городу подходили уже в сумерках. К счастью, уже в пригороде их встретил пост полевой жандармерии, на котором Вольфу чётко объяснили, где расположить на ночь танки, в домах на каких улицах разместить людей и где получить горячий ужин. Подчиняясь указаниям фельджандармов, обер-лейтенант организовал две колонны на параллельных улицах и назначил ночные караулы, после чего занялся организацией ночлега. Способ он выбрал по-военному простой и эффективный: двигаясь по отведённой ему улице в сопровождении командиров взводов и нескольких унтер-офицеров, Вольф заходил в каждый второй дом, где давал хозяевам четверть часа, чтобы собрать наиболее дорогие вещи и покинуть жилище. Одновременно назначал ответственного за порядок в доме, не забывая всякий раз напомнить, что дела о грабеже и мародёрстве рассматриваются в военном трибунале.
   Как и предполагал обер-лейтенант, Орехов проявил типичную русскую сентиментальность и поинтересовался, почему бы просто не разместить солдат в одной-двух комнатах, оставив остальные хозяевам. На что Вольф кратко изложил газетные сообщения последней пары недель об убийствах мирных немцев на отданных в Версале Польше территориях. А затем добавил, что ему совершенно не хочется заполнять на своих солдат похоронное извещение только потому, что какой-нибудь обыватель вдруг возжелает стать героем Польши. Расстрелять-то героя потом будет несложно, вот только убитого уже не вернёшь.
   Про себя он при этом подумал, что без преувеличений в газетах, конечно, не обошлось, но и дыма без огня не бывает. В конце концов, в последнюю войну бельгийцы ножницами выкалывали глаза раненым немецким офицерам, а чем поляки лучше бельгийцев? Скорее уж наоборот.
   А Орехову он предложил организовать ночлег своего экипажа по своему вкусу и под свою ответственность. Тот согласился, Вольф сразу забыл об этом разговоре: едва он успел разместить роту, как прибыл порученец из штаба батальона, сообщивший, что обер-лейтенанта вызывает к себе майор Альбертц.
   От него-то Вольф и узнал, что генерал Фейель принял решение завтра первым двинуть на Краков 4-й танковый полк, командир полка поставил впереди батальон Альбертца, а сам майор назначил в авангард роту Вольфа.
   Так что, просыпались затемно, но получили ещё одну возможность оценить отличную организацию работы тыловых служб: их уже ожидали две полевые кухни и каждый мог получить галеты, мармелад, бутерброд с колбасой и оловянную кружку горячего "кофе". А на перекрёстках солдаты-регулировщики направляли колонну к северной окраине города.
   Как и при движении на Оравку, Вольф ехал впереди на четвёрке. Дальше шел взвод Рота, танк Орехова и потом три "номерных" взвода. Замыкала колонну командирская машина.
   Пока двигались по Йордануву - совсем рассвело. За городом дорога лениво извивалась среди пологих холмов, заросших редким лесом. Справа от шоссе тянулась одноколейная железнодорожная линия. Вольфганг не без усилий заставлял себя внимательно смотреть по сторонам. После скоротечных боёв с пограничниками вчерашним утром дивизия продвигалась вперёд не встречая сопротивления. Обер-лейтенант понимал, что такое везение не может продолжаться до бесконечности. У поляков наверняка имеются резервы, которые они пустят в дело. Не может быть такого, чтоб им без боя позволили доехать до самого Кракова. Но всё вокруг казалось таким безмятежно-мирным, без малейшего намёка на опасность, поэтому сохранить должную бдительность удавалось лишь с помощью жесточайшего самоконтроля.
   Но именно эта собранность не позволила ему растеряться, когда в наушниках вдруг прозвучало:
   - О Господи!.. Мы атакованы!
   И тут же другой голос прохрипел:
   - Польские танки!
   Впереди танкистов шел отряд из состава разведывательного батальона: несколько мотоциклов и три бронеавтомобиля, один из которых - восьмиколёсный 263-й модели, с рамочной антенной. Рация была настроена на волну разведчиков, и можно было не сомневаться, что под атаку попали именно они.
   Удивительно, но Вольф совершенно не испытывал ни страха, ни волнения. Внутри словно всё смёрзлось в один ледяной ком, и обер-лейтенант действовал, словно механическая кукла, если бы куклу можно было научить командовать танковой ротой.
   Переключить волну на связь с ротой.
   - Я - "Волк". Внимание всем, стоп колонна!
   В переговорное устройство - механику-водителю:
   - Остановить машину!
   Ещё переключение тумблера на рации - теперь на связь с командиром батальона.
   - "Пума", я - "Волк". Разведчики атакованы, возможно - польскими танками. Как поняли, приём?
   - "Волк", я - "Пума", доложите точнее! - в голосе майора не было неуверенности, одно только раздражение.
   - "Пума", разведка вне зоны видимости. Пробую установить радиосвязь.
   - Действуйте!
   Вольф вернулся на волну разведывательного отряда:
   - "Стрела", я "Волк", приём. "Стрела", я - "Волк", приём. "Стрела", ответьте "Волку".
   Ответом была тишина, лишь легонько потрескивали в наушниках разряды электрических помех.
   Обер-лейтенант оторвался от рации, выпрямился и огляделся. Пять закрытых триплексами смотровых щелей командирской башенки позволяли командиру танка почти моментально оценить обстановку, но сейчас вокруг не было ничего, хотя бы отдалённо подозрительного.
   - Гюнтер, что-нибудь заметил?
   Весь экипаж четвёрки состоял из опытных танкистов, и наводчик, фельдфебель Гюнтер Дитц, времени даром не терял: осматривал местность через телескопический прицел, но даже 2,5-кратное увеличение не помогло ему увидеть опасность: её либо вовсе не было, либо поляки замаскировались очень тщательно. Сам Вольф был уверен во втором, его не покидало ощущение, что на танковую колонну устремлены десятки глаз, ловящих каждое мельчайшее движение бронированных машин с тем, чтобы вернее их уничтожить. Но ощущения - ощущениями, а вокруг - тишина и спокойствие. И только пропавшие разведчики портят всю идиллическую картину. Корова их языком, что ли, слизнула?
   - "Стрела", я "Волк", приём. "Стрела", я - "Волк", приём. "Стрела", ответьте "Волку", - снова склонился к рации Вольф. И опять никакого ответа. Снова внимательно огляделся... Всё, тянуть больше нельзя. Экипажи двадцати двух танков ждут его решения. Он набрал воздуха, чтобы отдать команду продолжить движение, но в этот момент уловил какое-то движение впереди, где шоссе и железнодорожное полотно резко сворачивали влево.
   - Гюнтер, на одиннадцать часов!
   Перед глазами Вольфа находилось циферблатное устройство для определения положения цели. Аналогичный прибор был и у наводчика, что позволяло быстро и точно разворачивать башню на цель.
   - Папа Римский, какое старьё! - не сдержался Дитц. - "Рено FT17". Я думал, они остались только в училищах.
   Он ещё не успел закончить фразу, как Вольф понял ошибку своего подчинённого. По лесу двигался не танк, точнее - не только танк. На позицию для стрельбы прямой наводкой выезжал польский бронепоезд, впереди которого была прицеплена бронедрезина - поставленный на железнодорожные колёса древний FT. Впрочем, древний-то он древний, но пушка у него калибром 3,7 сантиметра. "Единичку" поджечь - запросто, а вот сами Pz.I против "Рено" практически беспомощны: из пулемёта их броню не пробьёшь.
   Но сейчас дрезина была просто не заслуживающей особого внимания мелочью по сравнению с тем, что выползло из-за деревьев вслед за ней. А выползла бронеплощадка, обе башни которой были развёрнуты в сторону немцев. И в каждой башне по два орудия. Так вот о каких танках говорили разведчики...
   - Вперёд, Фридрих! - скомандовал Вольф в переговорное устройство. Взревел двигатель, танк двинулся вперёд, а обер-лейтенант уже отдавал приказания в рацию.
   Прежде всего - своя рота. Сразу всем отступать нельзя: неразбериха, пробка, полный хаос... Расстреливай - не хочу...
   - "Папа", атакуем бронепоезд. Роте - рассосредоточиться! Третьему взводу - начать отступление!
   Теперь надо ещё успеть доложить Альбертцу.
   - "Пума", я "Волк". Ведём бой с польским бронепоездом. Рота начинает отступление.
   - Я понял, "Волк". Действуй по обстановке.
   Обстановка складывалась та ещё. Короткая пушка танка Вольфа, не смотря на солидный калибр в семь с половиной сантиметров, предназначалась для поражения вражеской пехоты, а для борьбы с бронированными целями была весьма неудачным оружием: снаряд в стволе не успевал набрать нужную скорость. Поэтому и бронебойных болванок в боекомплекте не было, одни только осколочные снаряды. У русского пушка самая подходящая и снаряды нужные есть, но она - одна. А у поляков - нет, даже не четыре, а восемь: вслед за бронепаровозом и штурмовым вагоном, как и следовало ожидать, выползла и вторая бронеплощадка. И это не считая двух "дрезин" от фирмы "Рено".
   Рядом с бронепоездом взметнулся разрыв, Вольф понял, что стрелял Орехов. К сожалению - мимо.
   - "Папа", огонь по паровозу!
   Сам обер-лейтенант оттягивал выстрел до последнего: с короткого расстояния и из его коротышки можно бронированную стенку проломить. И - опоздал: поляки выстрелили первыми. Из всех орудий сразу.
   На какое-то мгновение Вольф словно оцепенел, но тут же наваждение спало. Танк продолжал двигаться как ни в чём не бывало. Обер-лейтенант обернулся, глядя через триплекс, что происходит сзади.
   Да, в бронепоезде выбрали в качестве цели беспомощные пулемётные танки. И залп получился довольно точным: два уже горело. Вольф начал разворачиваться, чтобы отдать приказ стрелять по врагу, но на холме за железной дорогой сверкнули три вспышки, а в следующее мгновение пламя охватило ещё один танк. Проклятье, да тут не только бронепоезд.
   - Гюнтер, бей по бронепаровозу!
   Вольф буквально разрывался на части. Где-то на заднем плане мышкой проскочила мысль о том, что Орехову ещё хуже: в его огромном танке экипаж всего четыре человека, ему ещё и наводчиком работать приходится. Как он только умудряется всё успевать?
   - Я "Волк"! Второй взвод - отступление.
   Тряхнуло - остановка.
   - Я двадцатый! Командир, нас обстреливают с холмов. Польские батареи...
   Грохнул выстрел. Из ствола со стуком вылетела гильза.
   - Пулемётный огонь! Маневрируйте!
   Танк вновь двинулся вперёд. И тут же Дитц даже не сказал, а буквально простонал:
   - О, мой Бог! Танки!
   Распрямившись, Вольф сразу их увидел: из лесочка, из которого раньше выбрался польский бронепоезд, теперь появился очередной польский сюрприз: четыре танка "Виккерс Мk.Е". Не польские дизельные 7ТР с приплюснутыми башнями и длинными пушками, не советские Т-26 ( откуда им тут взяться ) с цилиндрическими баками на подбашенной коробке, а настоящие, английские: башни в форме высоких усеченных конусов, пушки короткие, зато калибр - 4,7 сантиметра.
   "Господи, неужели они со всей Польши собирали сюда это старьё?" - пронеслось в голове у обер-лейтенанта. - "А главное - додумались, как его грамотно использовать".
  

Капитан Николай Орехов

  
   Пройдя через немалое число сражений, Николай знал, что в горячке боя для посторонних мыслей места и времени нет. Но из всякого правила есть свои исключения. С самого начала этой заварушки в голове вертелась мысль: хорошо, что он здесь с немцами, а не со своим батальоном.
   Почему хорошо? Во-первых потому, что из ловушки, в которую вляпалась рота Вольфа, выбраться без потерь было невозможно. Абсолютно. Разве что если поляки в припадке массового помешательства вдруг начнут вести огонь из всех стволов куда-нибудь в сторону от немецких танков. Проспали тевтоны засаду, ушами прохлопали, челюстью прощёлкали. Разведка - это не пара мотоциклов, пущенная вперёд по шоссе. И даже - не пара бронеавтомобилей. Надо ещё и по сторонам от дороги посматривать, особенно по тем местам, где удобно организовать оборону.
   Но генерал-майору Фейелю оказалось не до этого. Блицкриг! Быстрее вперёд! Die erste Kolonne Marieschirt... die zweite Kolonne Marieschirt... die dritte Kolonne Marieschirt... Вот и примаршировали!
   А во-вторых, стыдно было бы перед Иваном Даниловичем за такую стрельбу. С километра промазать по бронепоезду, да ещё с цейсовским-то прицелом. Конечно, цель находилась позади ДПВ, но это не оправдание. Позор, форменный позор! Пятно на репутацию лучшего танкиста батальона.
   Мысль эта, конечно, была моментально выдавлена на самый краешек сознания: философствовать во время боя - это даже не непозволительная роскошь, а непозволительная глупость, но в этот краешек она намертво вцепилась, и Николай всё время ощущал её присутствие.
   - Болванку! - скомандовал он сразу после первого выстрела. Дмитрий в считанные мгновения перезарядил пушку. Орехов припал к прицелу ровно в то мгновение, когда в наушниках раздался голос Вольфа:
   - Внимание, танки! Прямо впереди польские танки.
   Из лесочка, в котором раньше прятался бронепоезд, выдвигалась цепочка танков. Три, четыре... пять... Не столько польские, сколько английские: знаменитые "Виккерс 6-тонн", появившиеся на свет в 1928 году и признаваемые многими специалистами образцовыми лёгкими танками прошлого десятилетия.
   Отлично знакомый с этой моделью ( полсотни "Виккерсов" в своё время Соединенное Королевство по сходной цене продало в Новороссию ), Николай такую оценку полностью разделял. В голове моментально всплыли технические характеристики: скорость до тридцати пяти километров в час, толщина брони башни и передней части корпуса - 13 миллиметров, калибр орудия - 47 миллиметров. Вообще-то броня тридцатичетвёрки должна выдержать попадание её снаряда: на полигоне танк обстреливали из чешских противотанковых орудий такого же калибра, но скорость выпущенных из снарядов не шла ни в какое сравнение с тем, что полагалось по штату для шеститонок. Да и точности короткий ствол ещё никому и никогда не прибавил. Только вот проверять это на практике ой как не хотелось.
   - "Папа", работай по танкам. Я атакую бронепоезд, - скомандовал Вольф.
   Команда пришла на редкость не вовремя: предыдущим выстрелом немец всадил снаряд в штабной вагон. Врага надо было добить, и Николай позволил себе не сразу выполнить приказ.
   - Стоим!
   Подчиняясь Эрко, танк застыл на месте. Орехов выстрелил, но и второй снаряд лёг мимо цели. Николай видел в прицел, как снаряд угодил в насыпь, разметав во все стороны щебёнку. Бред полный, до врага не больше 800 метров, это же дальность прямого выстрела, та самая ДПВ в пределах которой "навёл и попал". Если, конечно, руки не кривые.
   На свои Николай никогда раньше не жаловался, а вот поди ж ты, промазал как последний желторотик. Хорошо, что времени на самоедство у него сейчас не было совершенно.
   - Вперёд!
   Рядом взметнулись фонтаны земли: "Виккерсы" тоже открыли огонь. Промазали, ну это как раз нормально. А теперь ответный ход.
   - Болванку!
   Пока Коробкин перезаряжал пушку, капитан уже поймал первый попавшийся "Виккерс" в перекрестье прицела.
   - Готово!
   "Прощайте, пан, не знаю вашей фамилии...", - подумал Николай, посылая снаряд в цель.
   Цзанн-г!
   Танк мотнуло, словно какой-то гигант шутки ради щёлкнул в борт забавную игрушку.
  

Жди меня, и я вернусь!

Только - очень жди!

  
   Когда-то давно, когда ему было всего шесть лет, Николенька Орехов вместе со старшими друзьями на Пасху отправились потрезвонить на колокольню Владимирского собора. Есть обычай на Святой Руси: в пасхальную неделю любой желающий может в любом храме бить в колокола сколько угодно и как угодно. Христос воскресе! Воистину воскресе! И вера не тщетна, а потому и радуется душа у каждого православного человека, и всяк славит Господа, как умеет.
   А в другой день - кто ж сорванцов на колокольню-то пустит? Обомлел Николенька от открывшегося с высоты вида. Вроде, почти то же самое, как если с Екатерининской улицы смотреть или с Мичманского бульвара, да только - иначе. Словами не высказать, а без слов - оно само понятно.
   Акимка Рубцов, здоровый парень, целых десять лет уже, да соображения всего ничего, заметил, что Николенька замечтался, взял. Да и подтолкнул его на серёдку. А сам в главный колокол - "Бух!". У малыша уши заложило, заревел он от страха и обиды так, что, наверное, на площади Лазарева слышно было...
  
   В первое мгновение Николай почувствовал себя так, словно снова попал внутрь гудящего колокола. Только теперь он не малыш, а командир боевой машины. Быстро огляделся - огня, всполохов не видно. Один плюс от тесноты башни - сразу понятно, что живы Дмитрий и Андрей.
   - Эрко - цел?
   - Я в порядке, командир! - как всегда обстоятельно доложил Вийкмяэ.
   Танк двигался, значит, повреждения незначительные. Николай глянул в перископ: "Виккерс" цел. Вражеский снаряд угодил в тридцатичетвёрку за какое-то мгновение до выстрела и сбил прицел. Ладно, поправимо: бронебойных в боезапасе 20 штук, на всех хватит.
   - Болванку!
   Орехов потянул ручку поворотного электрического механизма, но башня даже не дрогнула. Капитан поднажал на маховик ручного поворота, но где там... Заклинило намертво.
   - Эрко, отходим назад.
   - Ясно.
   Танк застыл на месте, а в следующее мгновение прямо перед ним разорвались два снаряда.
   - Чёрт, да по нам прицельно лупят.
   Огонь вели не "Виккерсы", а кто-то ещё. Кто? Откуда?
   - "Волк", я - "Папа". Танк поврежден, выхожу из боя.
   - Что у тебя случилось?
   - Башню заклинило...
   Вольф не удержался, на весь эфир убедительно доказав, что немецкий язык тоже великий и могучий. Эрко тем временем задним ходом петлял, словно заяц... матерый такой двадцатитонный зайчище... Николай пытался в перископ выловить, кто по ним стреляет и обнаружил польскую батарею ровно в тот момент, когда услышал в наушниках:
   - Нас обстреливают с флангов с холмов. А чуть дальше дорога простреливается с закрытых позиций.
   Придумать хуже было трудно: противотанковые батареи на флангах, дальнобойная артиллерия бьёт по тылам, "Виккерсы" поджимают с фронта. Одна радость, бронепоезд ушел с боевой позиции. Впрочем, с первого же взгляда в прицел Орехов понял, что есть ещё и вторая радость: польские танки отступали обратно к лесу. По большому счёту это практически ничего не меняло: главную опасность представляла именно артиллерия, но именно в этот момент Николай почувствовал, что, похоже, в этот раз ему удалось выкрутиться из переделки.
  

Польский фронт. Утро 2.09.1939

   Если вечером первого сентября положение польской армии было крайне тяжелым, то наутро второго оно стало совершенно безнадёжным. При этом главной причиной изменения оценки ситуации стал даже не ночной прорыв авангарда корпуса Гудериана к Висле, а перемещения самих польских войск. Покинув после тяжелейшей битвы позицию под Мокры, полковник Филиппович инстинктивно отводил Волынскую кавбригаду на северо-запад, в район Лободно и Рывачек, с тем, чтобы не отрываться от оборонявшейся севернее 30-й пехотной дивизии. С другой стороны, выбитая вечером из Ченстоховы 7-я пехотная дивизия отступила на юго-восток, к Януву. Полковник Госиоровский так и не сумевший восстановить связь с командованием армии "Краков", потерянную ещё накануне вечером, старался прикрыть район развёртывания подкрепления, не зная, что никакого подкрепления не будет. В результате напротив 1-й танковой дивизии генерал-майора Рудольфа Шмидта польских войск не оказалось вообще. С первыми лучами солнца три сотни немецких танков устремились через тридцатикилометровую брешь на восток.
   На остальных участках фронта с рассветом возобновились упорные бои.
   Успокоенный ходом событий первого дня войны в полосе своей армии генерал Пшеджимирский решил организовать контрудар в правый фланг наступающей группировки немцев. С целью усиления атакующей группировки рано утром он отдал приказ о передислокации из-под Ржегнува к Нажыму 79-го пехотного полка 20-ой пехотной дивизии.
   Западнее, на грудзянском направлении, удалось добиться серьёзного успеха частям 21-го армейского корпуса генерала Фалькенхорста. После интенсивного артиллерийского обстрела позиций 64-го пехотного полка 16-й польской пехотной дивизии его командир полковник Свитальский принял решение об отступлении с позиций по реке Осе, что позволило немцам беспрепятственно форсировать водную преграду.
   В "польском коридоре" командир 9-й пехотной дивизии полковник Веробей не обнаружил в районе Брыславки никаких следов 27-й дивизии. Тем не менее, следуя разработанному накануне плану, дивизия начала наступление в общем направлении на Короново.
   В свою очередь 2-й и 3-й корпуса 4-й немецкой армии перешли в наступление в направлении Быдгощи.
   8-я армия продолжала наступление на запад, части армии "Лодзь" оказывали упорное сопротивление, медленно отступая к реке Варте.
   Краковская кавбригада ночью тоже потеряла связь с соседями и заняла оборону в районе Завершья. А южнее немцы продолжали штурм рубежа "Силезия", прорвать который в первый день войны им прорвать так и не удалось. Не удалось так же и прорваться через Бескиды: непреодолимым препятствием на пути 7-й немецкой дивизии оказался укреплённый район "Венгерская Гурка".
   В Гданьском заливе польская подводная лодка "Sep" под командованием подпоручика Саламона атаковала немецкий эсминец "Friedrich Ihn". На шедшем со скоростью 7 узлов эсминце своевременно заметили след от торпеды и, выполнив необходимый манёвр, уклонились от атаки. После этого эсминец, в свою очередь, атаковал лодку глубинными бомбами. На поверхность моря всплыл сорванный взрывом с боевой рубки спасательный круг, что дало основание командиру корабля корветтен-капитану Рудольфу фон Пуфендорфу доложить о потоплении противника. В действительности же "Sep" хоть получила серьёзные повреждения, но продолжила боевой поход.
  

The Times 2.09.1939

Польша настроена решительно против немецкой мощи

   Если вы захотите найти символ вооруженной Польши, то искать нужно не в скоростных самолётах, не в марширующей пехоте, не в громыхающих танках или артиллерии, но в войсках национальной кавалерии. Молниеносные, готовые к любым неожиданностям, схватывающие на лету малейшее изменение ситуации - таковы те, от кого Польша зависела в тяжелые времена.
   Польские кавалеристы всегда славились своим напором и храбростью. Их доблесть вписана золотым буквами в историю страны. Сегодня, как и прежде, кавалерия Польши - это основа её армии.
   Если кто-нибудь подумает, что весьма странно, что в век бензина и развитого машиностроения, страна возлагает мобильность своих вооруженных сил на лошадей, то лучше обратиться к карте. На самом деле Польша не имеет особой пограничной защиты лишь на юго-западе, где горы отделяют ей от Чехословакии. В остальных местах границы проведены через огромные равнины, большей частью бездорожные, их линия во многих местах прерывается озёрами, лесами. На такой болотистой местности танки с пушками и другим снаряжением будут хуже, чем просто бесполезны: их скорость снизилась бы до минимума, а опасность увязнуть подстерегала бы на каждом шагу. Насколько отличается положение кавалерии в таком месте! Это сила, которая может использовать преимущества любого кусочка твёрдой суши. Некоторые говорят, что польская кавалерия, экипированная саблями, копьями и пулемётами - лучшая в Европе.
   Но Польша не забывала и о другом оружии. У неё имеются первоклассные танки; пехота, в которую вербовались усердные и выносливые крестьяне, способна покрывать расстояния 30-40 миль в день, и их отвага сравнима с выносливостью.
   В воздухе преимущества не столь значительны, но, тем не менее, ВВС насчитывает 2500 самолётов, а стандартный бомбардировщик берёт груз до двух с половиной тонн, с которым развивает скорость более 300 миль в час.
   Польская армия состоит из четверти миллионов человек и ещё трёх миллионов человек в запасе. Благодаря необычной молодости польской нации в целом, в принципе имеется возможность мобилизовать армию из 6 миллионов человек призывного возраста.
   Хотя предполагается, что Польша - природная "линия Мажино", практически все крупные города страны представляют собой военные лагеря или укреплённые центры.
   Как бы там ни было, форты, вооружение и огромные людские ресурсы - это ещё не всё. Вдобавок должно быть ещё нечто, для чего мы используем словосочетание "моральный дух". Когда это нечто сложно определить, то часто прибегают к персонификации: это лидеры страны, руководящие Республикой. Польше особенно повезло, что в тяжелый момент испытаний, все её лидеры оказались людьми опытными, не понаслышке знающими, что значит война, как её вести и как завоевать победу. Пилсудский - отец Республики - умер, но его мантия перешла к способному маршалу Смиглы-Рыдз, который стал великолепным инспектором вооруженных сил, ведающим польскими судьбами в войне и мире. Окружение его - храбрейшие и способнейшие люди.
   Таким образом, исследуя вооруженные силы, с которыми Польша встретила злобный напор соседей, нужно помнить превратности её истории, понимать, какой дух вселили в людей лидеры страны. Тогда станет ясно, что она сможет достойно ответить на грубый вызов.
  

Окрестности Кржечова. Силезия. 10-я моторизованная кавбригада.

   Полковник Станислав Мачек оторвался от стереотрубы и развернулся на месте.
   - Батареям - отставить огонь! - резко скомандовал он. Нервно дёрнул щекой и кивнул начальнику штаба: - Цимборского ко мне!
   Капитан Леон Цимборский командовал бронепоездом "Первый маршал". Нарушив приказ полковника, он раньше времени вывел свой бронепоезд из засады, после чего весь бой пошел совсем не так, как планировалось.
   Из-за несдержанного мальчишки вместо решительного разгрома немецкого авангарда удалось лишь его слегка потрепать и отбросить. Такой исход боя Мачек расценивал как неудачу. Не поражение, конечно, но и радоваться нечему. Вместо полновесного удара получилась лёгкая пощёчина. Восемь танков и три бронеавтомобиля - для фашистской танковой дивизии невелика потеря.
   Самое обидное - целыми ушли оба пушечных танка. "Рейнметалу" ( Мачек опознал секретную немецкую машину по длинной крупнокалиберной пушке ), правда, снарядом заклинил башню, но добить так и не удалось. Уполз, гад. А "четвёрка" и вовсе вышла из боя целой и невредимой.
   Сейчас немцы придут в себя и начнут артподготовку. Может, ещё бомбардировщиков вызовут. Основной удар, конечно, придётся по холмам, на которых расположены обнаружившие себя противотанковые батареи, и вглубь обороны, к юго-востоку от Высоки, откуда вела огонь полевая артиллерия.
   - Карту сюда, пан майор!
   Скибиньский мгновенно оказался рядом с подробной картой местности наготове. Они служили вместе уже больше пяти лет, и майор досконально знал привычки своего начальника.
   - Полковник Дворжак, идите сюда, - подозвал Мачек стоявшего чуть поодаль и наблюдавшего за боем в бинокль долговязого командира двадцать четвёртого уланского полка.
   - И вас, пан подполковник, попрошу, - добавил Мачек после короткой паузы. Сияющий, словно новенький злотый, командир полка Корпуса Охраны Пограничья Ян Вуйчек поспешил присоединится к офицерам. Короткой схватки с немцами, свидетелем которой он только что стал, подполковнику хватило, чтобы полковник-танкист поднялся в его глазах на недосягаемую высоту.
   Сам Вуйчек был типичным командиром поля боя: храбрым, умным, смекалистым, но не слишком образованным. Не просто практиком, но практиком, имеющим очень отдалённое представление о военной теории. Война на карте пребывала за пределами его понимания. В первый день боевых действий он проявил чудеса изворотливости, чтобы не позволить немцам окружить и уничтожить полк в горах у границы. Сумел даже сохранить практически всю артиллерию. Но о том, чтобы задержать немецкое наступление, он даже не помышлял. Максимум - устроить небольшую стычку, а потом отступать. Отступать на соединение с основными силами, чтобы создать единый фронт, хорошенько окопаться, подтянуть резервы. А уж тогда можно и танки встретить и ещё посмотрим, чья возьмёт.
   Мачек действовал совсем иначе. Оборона была выстроена по карте, шириной в несколько километров с повисшими в воздухе флангами, окопов толком не рыли... Подполковник был почти уверен, что она рассыплется, словно карточный домик, от первого же удара, но вышло совсем иначе. Стальная волна немецких танков налетела на польский рубеж - и отхлынула назад, оставляя на нейтральной полосе дымящиеся уничтоженные машины. Значит, с немцами можно сражаться, можно их бить! Полковник был прав, во всём прав, и теперь Вуйчек был готов без колебаний выполнить любой его приказ, а стрелочки на карте воспринимал с глубоким почтением, как непонятный, но очень эффективный ритуал.
   - Передвинуть противотанковые артвзводы на запасные позиции, на окраину Высоки, - карандаш в руке Мачека порхал над бумагой, в изобилии оставляя "ритуальные" пометки. - Сто двадцать первой противотанковой батарее оставаться на своих позициях. Батарею "французских" тоже перекинуть на запасную позицию. И начать поиск для неё новой позиции. Где-нибудь вот здесь, к северу от Высоки. Срочно.
   "Французскими" в Войске Польском назывались 75-милиметровыме полевые орудия фирмы "Schneider", четырёхорудийная батарея которых входила в состав принадлежащего бригаде 16-го дивизиона моторизованной артиллерии. Именно этой батарее Мачек приказал открыть огонь по немецким танкам, когда понял, что в приготовленную ловушку они не пойдут.
   - Есть, пан полковник.
   - И ещё, пан майор, свяжитесь с десятым полком. Пусть отодвинут боевое охранение на следующий рубеж.
   - Будет исполнено, - подобрался Скибиньский.
   - Идите!
   Начальник штаба направился к связистам, А Мачек продолжал отдавать приказания.
   - Пан Казимеж, уберите боевое охранение здесь и здесь. Пусть люди отдохнут. Новое охранение выставить вот тут и вот тут... И вот тут ещё, пожалуй. Судя по карте, здесь начинается лощина, на всякий случай её нужно держать под контролем.
   - Слушаюсь, - и так рослый Дворжак вытянулся ещё выше. Потом развернулся и поспешил прочь.
   - Теперь вы, пан подполковник. Направьте в лес роту солдат. Их задача - если немцы повторят атаку вдоль шоссе - отсекать от танков немецкую пехоту. Лес густой, их единички там не пройдут, да и двушки - тоже. Если пойдут тяжелые танки - пусть встречают их гранатами. Но позицию нужно удерживать во что бы то ни стало до моего приказа.
   - Есть, пан полковник! Вот только...
   - Что?!
   Вуйчеку было стыдно признаваться, но гранат в полку практически не осталось: что было с собой - израсходовали в стычках, а большая часть складов и транспорта пограничников ещё накануне стали добычей немцев. К счастью, Мачек всё понял правильно.
   - Получите гранаты у моего зампотыла. Сейчас напишу приказ... И где, наконец, Цимборский?
   Последняя фраза относилась к связистам. Старший из них, в звании поручика, торопливо подбежал к командирам. Следом за ним подошел и Скибиньский.
   - Разрешите доложить, пан полковник?
   - Докладывайте... быстрее...
   - Бронепоезд подбит. Снаряд попал в штурмовой вагон. Убит капитан Цимборский и ещё несколько человек.
   - Пся крев... Бронепоезд на ходу?
   - Так точно!
   - Пути не повреждены?
   - Никак нет!
   - Вот что...
   На мгновение Мачек задумался, потом приказал:
   - Пан подполковник, получите гранаты из запасов команды бронепоезда. После разгрузки - бронепоезду отправиться для ремонта в Краков. Если появятся немецкие самолёты - уходить немедленно. Ясно?
   - Так точно.
   - Идите! И вы, пан Вуйчек, тоже идите!
   - Есть.
   Скибиньский и Мачек остались вдвоём.
   - Восемь семидесятипяти миллиметровых пушек, да ещё две дрезины... - задумчиво произнёс майор.
   - И всего четыре зенитки на всю бригаду, - в тон ему парировал Мачек. - Если немецкая авиация займётся нами по-настоящему, то это не поможет. Ты же видел, что вчера творилось в Кракове. Чтобы отразить такой налёт нужно хотя бы два десятка стволов. Так что, как только прилетят самолёты, бронепоезд обречён. Он был нужен, чтобы отбить первую атаку - и мы это сделали. Больше ему тут делать нечего. Сила бронепоезда в маневренности, пора отправить его на другой участок фронта. Сейчас тут начнётся совсем другая война.

Генерал от кавалерии Эвальд фон Клейст

   В Йорданув генерал вместе со своим штабом въехал поздно вечером, уже после заката. Пока размещались в ратуше, пока подвели итоги дня и определились с планами назавтра - настала глубокая ночь. Клейст приказал разбудить себя в восемь утра, рассчитывая, что ничего не предвиденного не произойдёт. Но известие о польской контратаке всколыхнуло штаб корпуса, когда не было ещё семи.
   Когда спешно разбуженный командир корпуса вошел в просторный кабинет, выделенный под оперативный отдел штаба, там вовсю кипела работа.
   - Что происходит, Курт? - отрывисто бросил фон Клейст, проходя к столу, на котором была разложена карта.
   - С рассветом дивизия Фейеля продолжила наступление по шоссе на Краков, но южнее Высоки авангард угодил в подготовленную противником ловушку. Разведгруппа была полностью уничтожена, шедшая впереди колонны рота понесла потери до половины материальной части, но, благодаря энергичным действиям командира сумела отступить, избегнув уничтожения. Противник задействовал против наших войск бронепоезд и пушечные танки "Виккерс шесть тонн". По-видимому, готовится контратака из района Высоки в направлении Йорданува.
   - Какие предприняты меры?
   - Мотострелковая бригада и истребительно-противотанковый батальон заняли оборону на северной окраине города. Четвёртый танковый полк сосредоточен к югу от Йорданува, третий отведён дальше в предгорья.
   - А что у фон Хубицки?
   - Его дивизия выдвигается к Нови Таргу не встречая сопротивления.
   - Немедленно передайте ему приказ остановится!
   Генерал моментально оценил всю серьёзность ситуации. Если поляки возьмут Йорданув, то лёгкая дивизия может оказаться отрезанной не только от основных сил корпуса, но и от пути назад, в Чехословакию. И тогда поляки могут размазать её по Карпатам, как кусок масла по хлебу. Ни в коем случае нельзя позволить им устроить такой бутерброд.
   - Кавбригаду и истребительно-противотанковый дивизион срочно перебросить к Йордануву. Танковому батальону отойти южнее, к перевалу. А разведбату...
   Командующий на мгновение задумался.
   - Пусть Хауэншильд продолжает движение на Нови Тарг. Если не встретит сопротивления - занять город и организовать оборону. Если встретит, то отступить и занять оборону, не входя в боевое соприкосновение с противником. Активных действий не предпринимать.
   - Слушаюсь!
   - Действуйте!
   Клейст подошел к окну, задумчиво посмотрел на пустынную ратушную площадь. Значит, его контратакует мощная вражеская группировка при поддержке танков. Группировка, которой по данным разведки здесь никак быть не должно. Но она есть. Значит - проморгали. Значит, сейчас инициатива у поляков. Необходимо её перехватить, а для этого, прежде всего - отразить удар. Город нужно удержать, вот сейчас главная задача. Танки здесь не помогут. Пехота, противотанковая артиллерия...
   - Отто, у нас в городе есть полевая артиллерия? Хоть одна пушка?
   - Так точно, господин генерал, - начальник оперативного отдела штаба корпуса подполковник Отто Шварц грустно улыбнулся. - Ровно одна пушка. Трофейная. Шесть с половиной сантиметровое горное орудие. Есть ещё две семь с половиной сантиметровых пушки Шнайдера, но они в Оравке, оставлены для поддержки занявшей деревню роты. Можно их отозвать.
   - Не нужно...
   Двум орудиям у Йорданува погоды не сделать, а в Оравке они ещё могут очень пригодится.
   - Что с корпусной артиллерией?
   - Сегодня утром должна начать прибывать в Ружемберок.
   - Должна начать или начала?
   - Я связывался с майором Мёллером полчаса назад, эшелоны ещё не прибыли.
   - Свяжитесь ещё раз, - потребовал фон Клейст.
   Танки не воюют с танками. С танками воюет артиллерия. Противотанковая - если приходится держать оборону и полевая - когда нужно атаковать. А ещё - авиация.
   Фон Клейст быстро прошел в соседнюю комнату, где размещались связисты.
   - Соедините меня с Брно, со штабом армии, - потребовал он у телефониста.
   - Слушаюсь, герр генерал.
   Через минуту в трубке раздался голос генерал-полковника Листа.
   - Рад слышать, Эвальд. У тебя есть новости?
   - Есть, Вильгельм. И, к сожалению, не слишком хорошие.
   - Что произошло? - в словах командующего четырнадцатой армии ясно прозвучала тревога.
   - Поляки контратакуют мой корпус. Здесь оказалось довольно мощная группировка, усиленная танками.
   - Откуда она взялась? Разведка доносила, что восточнее Бельско у поляков резервов нет.
   - Сейчас важно не это, Вильгельм. Сейчас главное - остановить их контрнаступление. Мне нужна поддержка авиацией. Срочно. Ты же знаешь, что полевой артиллерии у меня нет.
   - Она должна сегодня прибыть в Ружемберок.
   - Должна. А потом надо ещё доставить её в Йорданув. Вильгельм мне помощь нужна сейчас.
   - Я понимаю. Я немедленно свяжусь с Лёром. Но и ты должен понимать, Эвальд, что авиация мне не подчиняется. И штабу группы армий она не подчиняется тоже. Для Лёра обязательны только приказы Геринга.
   - Если я не получу помощи, то будет трудно удержать город.
   - Об отступлении не может быть и речи. Йорданув необходимо удержать во что бы то ни стало. О твоём успехе уже доложено фюреру.
   - Я сделаю всё, что возможно, Вильгельм. Всё, что только в моих силах. Но мне необходима поддержка авиации. Я на неё надеюсь.
   - Я свяжусь с тобой, как только выясню что-то определённое. Хайль Гитлер!
   - Хайль, - Клейст опустил трубку. Почему-то возникло ощущение, что анализируя ситуацию, он упустил что-то важное. Очень важное.
   Подошел Цейтлер с листом бумаги.
   - Ваш приказ, господин генерал. Нужна подпись.
   - Да, конечно.
   Не опускаясь на стул фон Клейст размашисто расписался под свежеотпечатанным текстом. Вернул приказ начальнику штаба и поинтересовался:
   - Я совсем не слышу стрельбы наших "армейских колотушек". Поляки не атакуют?
   - Видимо, перегруппировывают силы.
   - Но они пытались ворваться в город?
   Цейтлер на мгновение задумался.
   - Нет, господин генерал. Роту обер-лейтенанта Вольфа они не преследовали, и город не атаковали.
   - Та-ак... Постойте-ка, Курт.
   Они вернулись к карте.
   - Где именно были атакованы наши танки?
   - Вот здесь, - показал на карте полковник. - Противотанковые батареи стреляли вот с этого холма и вот отсюда, из-за железной дороги. Вот здесь находился бронепоезд. А танки появились из этого леса.
   - Пять "Виккерсов"...
   Фон Клейст собирался продолжить, но не успел: вернулся Шварц.
   - Разрешите доложить, господин генерал. Первый эшелон с артиллерией прошел Жилину. Вот-вот должен прийти в Ружемберок.
   - Послушайте, Курт. Нам крайне необходимы эти пушки здесь, и как можно быстрее. У вас это получится лучше, чем у Мёллера. Выезжайте в Ружемберок. Немедленно.
   - Слушаюсь, герр генерал!
   Цейтлер вышел, а фон Клейст без паузы обратился к начальнику оперативного отдела:
   - А вы, Отто, подготовьте приказ Фейелю. Разведать на глубину два-три километра окрестности города к северо-западу и северо-востоку, включая вот эти высоты. О результатах доложить немедленно. Больше того, если поляков там нет, пусть он выдвинет один батальон четвёртого танкового полка вот сюда, а второй - сюда, к востоку.
   Фон Клейст задумчиво потер подбородок. Кажется, он понимал замысел своего визави. Никакой атаки на Йорданув не будет. Вообще. Полякам вполне достаточно того, что захлебнулось немецкое наступление. Ведь им тоже известно, что танки не воют с танками, это азы современной военной науки. Вроде фундаментального постулата великого шахматного маэстро доктора Тарраша: "Конь на краю доски всегда стоит плохо".
   Правда, генерал Клейст иногда поигрывал в шахматы, и ему было известно, как эта фраза звучала целиком: "Конь на краю доски всегда стоит плохо, кроме тех случаев, когда он стоит там хорошо". А ещё боевой офицер-кавалерист знал, что и на войне обстановка иногда требует нарушения теорий и инструкций. Имея три сотни танков, из которых больше половины - пушечные, глупо пасовать перед какой-то пятеркой "Виккерсов" и бронепоездом.
   Так же глупо, как и кидать танки на батареи противотанковых пушек. Поэтому, для начала придётся всё-таки подождать: либо самолётов Лёра, либо пушек Цейтлера. Подождать и провести тщательную разведку позиций неприятеля, чтобы бить уже наверняка.

Быдгощ. Штаб армии "Поморже"

   За окном слышались отдалённые орудийные залпы: вдоль северного берега Нотеца на город надвигалась немецкая пехота. Надвигалась неспешно. При малейшем сопротивлении немцы останавливались, подтягивали миномёты и артиллерию, начинали обстрел с целью подавления огневых точек и только потом шли в атаку. Чаще всего поляки успевали отойти на километр-полтора, оборудовать новый рубеж обороны и всё начиналось сначала.
   Да, немцы не торопились, но сейчас это не имело уже никакого значения: после того, как почти половина армии оказалась отрезанной в ловушке "коридора", Быдгощ был обречён. И не только Быдгощ, Фронт разваливался под ударами вермахта точно скорлупа сгнившего ореха. И командующий армии "Поморже" уже никак не мог изменить ситуацию. В его распоряжении оставалась всего одна пехотная дивизия и два батальона Корпуса Охраны Пограничья.
   Взгляд Бортновского скользнул по висевшей справа на ремне кобуре. Губы генерала скривила усмешка.
   Застрелиться? О да, это многих обрадует. Будет труп - будет, на кого списать это поражение, ведь мёртвые не в состоянии сказать ни слова в свою защиту. А разве он виноват в том, что всё так произошло? Нет, если говорить по чести, то первым виновным в разгроме надо назвать великого полководца с усами над глазами.
  

Брови чёрные, густые,

Речи длинные, пустые.

На трибуне он стоит,

Мямлит, когда говорит.

Он и маршал, и герой,

Отгадай, кто он такой.

А за правильный ответ

Вас отправят на тот свет.

   Преувеличение, конечно, повесить за сомнение в гениальности маршала Рыдз-Смиглы ещё никого не повесили, но карьера могла сгинуть безвозвратно. А уж как бровастый маршал любил говорить с высоких трибун, да красоваться наградами... Надежда Польши, пся крев... Проболтали страну, а ему, Владиславу Бортновскому, отвечать? Не дождётесь!
   Генерал вспомнил, как поздно вечером, практически ночью тридцать первого августа он прибыл на вокзал - проинспектировать отбытие из Быдгощи 13-й пехотной дивизии. "Корпус вторжения" приказом маршала Рыдз-Смиглы был расформирован, и дивизия отправлялась к новому месту дислокации, вглубь страны, где под командованием генерала Даб-Бернацкого разворачивался "национальный резерв" - армия "Прусы".
   Довольные солдаты грузились по вагонам, с радостным покрикиванием и прибаутками закатывали на платформы орудия: лёгкие противотанковые и зенитные "Бофорсы", "православные" - бывшие царские трёхдюймовки, переделанные под калибр 75 миллиметров, чешские 100-мм гаубицы. Тут же их закрепляли и зачехляли. 105-миллиметровые орудия и 155-миллиметровые гаубицы из состава 13-го дивизиона тяжелой артиллерии отправили на восток загодя, ещё днём.
   Солдатам и младшим офицерам никто специально не объявлял, но такую правду надолго не спрячешь, и все знали, для чего дивизия была летом переброшена в "Польский коридор". Командование планировало ввести войска в вольный город Данциг, где день ото дня наглели немцы, подстрекаемые активистами НСДАП, направляемыми из Берлина. Никто не сомневался, что просто так жители города не смирятся, возьмутся за оружие, которого у наци больше чем достаточно. И воевать придётся не с толстобрюхими бюргерами, перепившими пива и с хмельной головой схватившимися за пистолеты или охотничьи ружья, а с подготовленными отрядами молодых обученных бойцов, у которых найдутся и карабины, и пулемёты, а то даже и миномёты. А на помощь к ним из Восточной Пруссии могут устремиться регулярные немецкие дивизии.
   Разумеется, лезть в такую мясорубку никому не хотелось, вот люди и радовались тому, что дело кончилось миром и теперь они отправляются подальше от этого опасного места. Только получилось, что радовались рано. Война началась, через неё теперь придётся пройти всему Войску Польскому, и 13-й дивизии тоже, но это будет когда-то и где-то, а как же нужна Бортновскому эта дивизия здесь и сейчас. С двумя дивизиями можно было бы попробовать удержать Быдгощь и даже попытаться снаружи прорвать кольцо окружения. С одной об этом не стоило даже и мечтать.
   Была ещё слабенькая надежда, что окруженные части сами смогут пробиться на юг, но всерьёз её генерал не рассматривал: связь с оставшимися в котле соединениями была потеряна, высланные рано утром разведывательные самолёты вернулись ни с чем: им не удалось найти штабов Гжмот-Скотницкого и Драпеллы. Так что, об обстановке в коридоре Бортновский не имел ни малейшего представления.
   Противно задребезжал звонок полевого телефона. Генерал кисло сморщился и поднял трубку.
   - Слушаю, Бортновский.
   - Пан генерал, - раздался в трубке голос офицера-связиста. - По вашему приказанию связь со штабом авиационного истребительного дивизиона.
   - Соединяй!
   В трубке звонко щёлкнуло, будто порвалась гитарная струна, и уже другой голос произнёс:
   - Капитан Флориан Лясковский!
   - Генерал Бортновский, - сухо представился командующий армией. - Вы получили мой утренний приказ, пан капитан?
   - Так точно, пан генерал.
   - Выполнили?
   - Пан генерал, наши "пулавчики" - истребители, а не штурмовики. Вряд ли можно рассчитывать на серьёзный эффект от наших попыток...
   - Я не спрашиваю вашего мнения, пан капитан! - не дослушав лётчика, Бортновский заорал в трубку так, что связист непроизвольно вздрогнул. - Я требую действий. Выполняйте мой приказ!
   Умные больно капитаны пошли, особенно среди танкистов да авиаторов. Рассуждают, как нужно воевать по-новому, по-современному. Старики им не указ. "Генералы готовятся к прошлой войне". А вы, молодые, вы вообще хоть какую-нибудь войну видели? Да не со стороны, не сопливым мальчонкой, ищущим убежища от страшных незнакомых мужиков с винтовками под мамкиной юбкой, а так, чтобы самому в бой, под пули? Так сначала поглядите, а потом уж и судить начинайте.
   Можно подумать, будто генерал дивизии Бортновский без посторонних советов не понимает, как важна на войне современная техника. Можно подумать, что будь его, Бортновского воля, так он бы оставил в армии одних "крылатых гусар", да пехотуру со щитами и копьями.
   Чушь собачья. Нет, нет и ещё раз нет. А вот любители модных новинок и впрямь кое-чего важного не понимают. Того, что само по себе никакое оружие - не сила, а только средство. Того, что воюют люди, а не самолёты или танки. Того, что в бою используют всё, что можно. Того, наконец, что командир авиационного дивизиона видит обстановку чуть дальше пропеллера своего "пулавчика", а командующий армией - по всему фронту от Нойтецы до Бродниц. Грудзянское направление, на котором оборонялась оперативная группа "Всхуд", было единственным, на котором ситуация не заслуживала определения "катастрофическая". Но трусливый поступок полковника Свитальского, без приказа и необходимости приказавшего 64-му пехотному полку отступить с северного берега реки Осе, привёл к тому, что и здесь немцам удалось вклиниться в оборону и создать угрозу её прорыва. В районе Груты и озера Мелно развернулись тяжелейшие бои, и сейчас дивизиям генерала Болтуча помощь была нужна как воздух. В том числе и помощь с воздуха. Если группа не удержит рубежа, тогда уже окончательно рухнет фронт всей армии.
   - Будет выполнено, пан генерал, - донеслось из трубки.
   - Не слышу! - по инерции рявкнул Бортновский.
   - Приказ будет выполнен! - повторил Лясковский.
   - По исполнении доложите, пан капитан! - припечатал командующий и повесил трубку. Так-то лучше. Что бы там не происходило, но командует армией "Поморже" он, а значите и решает, кому что делать тоже он и только он. И не выполнить свои приказы он не позволит никому.
   Генерал развернулся, чтобы покинуть комнату и чуть не столкнулся с оказавшимся за спиной поручиком.
   - В чём дело?!
   - Виноват... пан генерал...
   - Ну?!
   Молодой офицер нервно дёрнул шеей.
   - Генерал Скотницкий...
   - Что - Скотницкий?
   Известий от командующего оперативной группой "Черск" не было со вчерашнего дня. Рано утром до Черска, где располагался его штаб, и обратно сумела пролететь "Цапля" с офицером связи, но город оказался пуст: в нём не было ни польских войск, ни немецких.
   - На связи генерал Сконицкий.
   - Где?
   Телефонную трубку из рук связиста он не принял и даже не выхватил, а буквально вырвал.
   - Здесь Бортновский! Кто на связи?
   - Генерал дивизии Гржмот-Скотницкий.
   - Господи Иесусе, - с чувством прошептал командующий армией, машинально прижав к груди трубку. И тут же снова поднёс её к лицу: - Доложите обстановку, пан генерал.
   Обстановку Скотницкий доложил одним словом столь же ёмким, сколь и непечатным. Бортновский оторопел настолько, что даже на какой-то момент утратил дар речи, а Скотницкий за это время повторил свою оценку, добавив к ней слово "полный".
   Как ни странно, но Бортновского эти слова привели в чувство. Вместо того, чтобы снова сорваться на крик, он ледяным голосом попросил:
   - А теперь - подробнее пан генерал. Где вы сейчас находитесь? Где вверенные вам войска? В каком они состоянии? Где дивизии Веробея и Драпеллы? Где противник? И что вы намерены делать?
   - Подробнее? Докладываю подробнее. Я вместе со штабом нахожусь в Тухоле. Вверенные мне подразделения, согласно вашему вчерашнему приказу, сосредоточены в районе Цекцыньских озёр.
   - В каком составе? - прервал Бортновский.
   - Поморская кавалерийская бригада, полк национальной обороны "Хойнице" и восемьдесят первый бронедивизион. Ещё сапёры и артиллерия.
   - Потери?
   - Небольшие. Меньше десяти процентов. С боеприпасами туго, но терпимо. А вот горючего очень мало. Но самое плохое, что кругом немцы. Разведка натыкается на них по всем направлениям: в сторону Хойнице, Цана, Короново... На мосту через Брду по дороге на Плевно тоже немецкий патруль. Где дивизии Драпеллы и Веробея я не знаю, никакой связи с ними нет. Тухольские боры постоянно облетают вражеские самолёты-разведчики, если замечают наши войска на марше, сразу наводят бомбардировщики. Поэтому я намерен с наступлением темноты начать прорыв на Прущ и Короново.
   - Отставить прорыв! - властно распорядился Бортновский. - Слушайте внимательно, пан Станислав. Двадцать седьмая дивизия Драпеллы сосредоточена в районе Осе и в настоящее время ведёт наступление через Трутново, Льняно и Тлень на Свекатово. Связи с дивизией Веробея у меня нет, но он должен наступать вдоль Брды на юг. Ваша задача - развернуться позади пехотных дивизий и поддержать их наступление. Примите на себя командование операцией. Объедините усилия всех наших войск в Коридоре.
   - Понял задачу, пан генерал.
   - Силы немцев растянуты, у них не было времени для создания надёжной обороны. Мощного удара они не выдержат.
   - Мы нанесём им мощный удар! - оптимистично заверил Скотницкий.
   - Надеюсь на вас, пан генерал. Связь с Гдыней или Тчевому вас есть?
   - Никак нет. Ни с Гдыней, ни с Тчевом.
   Бортновский досадливо выдохнул. В Гдыне находился бронепоезд "Смок Кошзубский", в Тчеве - три бронедрезины: поставленные на железнодорожные колёса танки Reno FT17. Сейчас бы они очень пригодились в районе Свеце, где немцы перерезали железную дорогу. К сожалению, у штаба армии радио и телефонная связь с Гдыней тоже отсутствовала, а самолёт с приказом Бортновского был сбит немецкими истребителями далеко от цели.
   - Нет - значит нет. Ничего не поделаешь, действуйте самостоятельно, пан генерал. И да поможет вам Господь Иесус.
  

Польский фронт. День 2.09.1939

   На войне мало иметь полное преимущество, его необходимо доводить до окончательной победы: разгрома врага, его уничтожения или капитуляции. В противном случае самая верная победа может обернуться невнятным исходом, а то и поражением. И немецкие генералы отлично это понимали. Успехи первого дня войны их не успокоили, а, напротив, заставляли наращивать давление на трещащую по всем швам польскую оборону.
   После мощной артиллерийской подготовки 1-я пехотная дивизия из состава корпуса особого назначения генерал-лейтенанта Водрига перешла в наступление на Ржегнув. Оставленный генералом Пшеджимирским на этом направлении слабый заслон не смог сдержать врага, оставил город и отступил на рубеж Дебск-Носаржево. Создалась реальная угроза потери Грудска.
   Но млавские позиции держались. Танки дивизии генерала Кемпфа и пехота корпуса генерала Петцеля никак не могли прорвать линию оборонительные рубежи и прорваться к городу.
   К западу от района немецкого наступления силами Новогрудской кавалерийской бригады был организован отвлекающий контрудар. Польские уланы при поддержке танкеток и бронеавтомобилей 91-го бронедивизиона атаковали в направлении Нажым и Рывосины. Сначала наступление имело успех, были даже захвачены пленные. Но после того, как немцы подтянули резервы, контратака захлебнулась.
   А ещё западнее продолжались ожесточённые бои в районе озера Мелно. Штурмовка немецких позиций истребителями PZL P-11 пользы не принесла: встреченные плотным зенитным огнём, самолёты вынуждены были спешно улететь. Немцы сбили три машины, в том числе и командирскую. Капитан Флориан Лясковский погиб.
   В "польском коридоре" так не удалось наладить связь между попавшими в окружение соединениями. 9-я пехотная дивизия наступала в направлении Сухон, 27-я - на Свекатово. Сопротивление немцев нарастало с каждым часом: если утром окружение заключалось в том, что были перерезаны основные транспортные коммуникации, то в течение дня у "котла" образовывались всё более прочные стенки. Для ликвидации окруженной группировки из резерва 4-й армии генерал фон Клюге передал Гудериану 23-ю пехотную дивизию.
   Южнее 2-й армейский корпус генерала Штрауса, обходя с севера Быдгощ, выдвигался к Висле в район Торуни и Хелмно.
   А в районе дислокации армии "Познань" вот уже второй день царила мёртвая тишина. Утром части Великопольской кавбригады провели несколько успешных рейдов на территорию Рейха. В городе Заленчу удалось уничтожить транспортную колонну из 80 автомобилей. Командующий армией генерал Кутшеба бомбардировал Варшаву предложениями начать крупномасштабное наступление, но маршал Рыдз-Смиглы хранил молчание.
   В 10 утра штаб генерала Руммеля получил приказ об отступлении на рубеж рек Варта и Видавка. Однако командующий армией "Лодзь", оценив обстановку, продолжал вести бои в предполье основной линии обороны, в междуречье Прозно и Варты.
   А танки 1-й дивизии генерала Шмидта, не встречая сопротивления, уходили всё дальше на восток. К полудню достигли излучины Варты в районе Млынека и, не встречая сопротивления, приступили к форсированию водной преграды.
   Измотанная непрерывными боями 7-я польская пехотная дивизия не смогла зацепиться за Янов и под ударами корпуса Гота покинула город. В то же время лёгкие бомбардировщики Р-23 из состава 24-я разведывательной эскадрильи армии "Краков" под прикрытием 122-й истребительной эскадрильи в районе Ченстоховы разбомбили марширующую колонну немецкой пехоты.
   5-я танковая дивизия генерала Фитингоф-Шееля, используя преимущество в мобильности, атаковала отступившую 6-ю пехотную дивизию генерала Монда раньше, чем та успела после ночного отступления закрепиться на новом оборонительном рубеже. В результате оборона поляков под Цвиклице и Пшычны оказалась прорвана.
   Командир эсминца "Эрих Штайнбринк" корветтен-капитан Рольф Йоханнессон доложил, что его судно подверглось нападению польской подлодки, а потом в свою очередь атаковало противника глубинными бомбами, но безрезультатно. На самом же деле вахтенному офицеру среди волн просто привиделся вражеский перископ. Никакой подводной лодки поблизости от эсминца не было.
  
   ПРАГА. Выступая перед чехословацкими и иностранными журналистами, президент Бенеш заявил: "Ни один чехословацкий солдат не перешел границу Польши, ни один наш снаряд не взорвался на её территории, ни один самолёт не нарушил её воздушного пространства. Однако, если последует польское вторжение в Чехословакию, мы будем защищать нашу страну всеми доступными средствами".
  
   КАУНАС. Министр иностранных дел Литвы Р.Урбшис официально заявил, заявил, что сообщения об использовании немецким ВМФ военной базы Клайпеды для ведения боевых действий против Польши не соответствуют действительности. "В территориальных водах и портах Литвы нет ни одного иностранного военного судна", - подчеркнул адмирал. В свою очередь Президент Сметона сообщил, что никаких военных приготовлений Литва не ведёт.
  
   СЕВАСТОПОЛЬ. Сообщение о выходе в море Черноморского Флота оказалось ошибочным. Корабли, включая флагманский линкор "Победа" и авиаматку "Новороссия", не покидали гавани.
  
   ЛОНДОН. Начальник Генерального штаба генерал Айронсайд подтвердил факт проведения мобилизации имперских вооруженных сил, но отказался его комментировать.
  
   ПАРИЖ. Главнокомандующий Вооружёнными силами Франции генерал Гамелен сообщил журналистам о начале частичной мобилизации. В то же время он подчеркнул, что боевые действия могут быть начаты только после соответствующих решений Парламента и правительства страны.
  
   БРЮССЕЛЬ. Как стало известно корреспондентам информационных агентств, в стране завершена мобилизация армии мирного времени и происходит формирование резервных дивизий. Премьер-министр страны объяснил мобилизацию исключительно целью обеспечения безопасности страны от случайного военного вторжения. Он особо подчеркнул, что нейтралитет Бельгии гарантирован обеими противостоящими сторонами и выразил уверенность, что гарантии будут строжайше соблюдены.
  
   МОСКВА. В передовой статье главной коммунистической газеты "Правда" военный конфликт между Германией и Польшей назван "столкновением империалистических хищников, лишний раз характеризующим звериную сущность современного капитализма".
  
   А между тем в обстановке строжайшей секретности перелетели через Ла-Манш и разместились на французских аэродромах 10 эскадрилий из состава Бомбардировочного командования Королевских Английских ВВС, оснащенных одномоторными бомбардировщиками Battle. Из-за неисправности двигателя одна машина рухнула в воды Пролива, но экипаж был спасён.
  

Берлин. Рейхсканцелярия.

   Адъютант распахнул перед фон Браухичем, Гальдером, контр-адмиралом Шнивиндом и генералом Бейблом двери в кабинет фюрера ровно в полдень - с первым ударом больших напольных часов. Внутри кроме самого Гитлера уже собрались Геринг, Гиммлер, Кейтель, Йодль и Борман.
   - Хайль Гитлер! - вскинул вверх руку шедший первым главком сухопутных войск, остальные последовали его примеру.
   Нацистское приветствие всегда вызывала у Гальдера чувство омерзения, словно ему в рот попадала несвежая пища. Но приходилось терпеть: отказ от неё автоматически означал и отказ от дальнейшей карьеры.
   Межу прочим, иностранец имел право приветствовать фюрера в соответствии с международным этикетом, но предпочитал не отрываться от традиций нового Рейха. Причины были просты и понятны: ни для кого не секрет, что фюрер падок на лесть, причём довольно грубую. А на лесть от иностранцев падок вдвойне. И если уж сам маршал Петэн посчитал возможным прибегнуть к приветствиям национал-социалистов, то что спрашивать с какой-то мелкой сошки.
   - Вальтер! - Гитлер был бодр и энергичен, словно провёл прошлую неделю где-нибудь на ферме, затерянной в горах и лесах Шварцвальда. - Я жду вашего доклада о положении на фронте. Я хочу слышать правду. Только правду.
   - Мой фюрер, - фон Браухич словно олицетворял собой уверенность и спокойствие, - генерал Гальдер подготовил подробный доклад, основанный на самых новых донесениях штабов групп армий "Север" и "Юг".
   - Отлично, - Гитлер нетерпеливо потёр руки. - Мы с нетерпением слушаем.
   Гальдер подошел к висевшей на стене крупномасштабной карте, взял в руки указку.
   - Мой фюрер, я позволю себе напомнить, что планом "Вайс" предусматривалось рассечение польской армии на отдельные части, их окружение и уничтожение западнее Вислы. Задержка начала операции на шесть дней позволила противнику подновиться к отражению нашего нападения. Необходимой внезапности добиться не удалось. Из-за этого на некоторых направлениях наступление развивается недостаточно успешно, но в целом мы можем сказать, что план выполняется.
   Йодль немного наклонился и что-то прошептал на ухо Кейтелю. Тот в ответ коротко кивнул.
   - Прежде всего, корпус Гудериана ночью вышел к висле между Грауденцом и Кульмом. Таким образом, "польский коридор" перерезан, и находящиеся в нём войска окружены. Их уничтожение - дело ближайших нескольких дней. Для этой цели мы можем заменить моторизованные дивизии пехотными и высвободить корпус Гудериана для дальнейшего наступления, согласно плану, на Плоцк и Варшаву.
   - Какова численность окруженной группировки? - поинтересовался Борман.
   - Пока что мы не располагаем точными данными. По меньшей мере - кавалерийская бригада, пехотная дивизия, пограничники и вспомогательные части. Фон Зальмут не сомневается, что корпус генерала Штрауса, при поддержке авиации, сможет завершить ликвидацию этой группировки в течение нескольких дней.
   Борман что-то торопливо записывал в лежащем перед ним блокноте.
   - Что касается Данцига, то город был в наших руках вчера к полудню. Задержка со взятием Вестерплатте связана с недостаточными данными разведки. Система обороны форта оказалась намного более совершенной, чем мы предполагали. Генерал Эбергард сообщает о подземных бункерах, артиллерии и миномётах. Наши войска дважды врывались на территорию форта, но оба раза были вынуждены отступить под сильным огнём противника.
   Судя по тому, как удовлетворённо кивнул Гиммлер, сообщение Гальдера пришлось ему по вкусу.
   - Вестерплатте должен быть взят, и как можно быстрее! - подался вперёд фюрер. - Вы должны разработать план операции, Гальдер. Разработать его как можно быстрее.
   - Мой фюрер, для штурма форта прежде всего необходимо дополнительно перебросить в Данциг сапёров и артиллерию. Кроме того, считаю необходимым обеспечить поддержку авиации.
   - У авиации есть свои задачи, - небрежно отмахнулся Геринг.
   Гальдер с неудовольствием покосился на развалившегося в кресле "наци N2". Невозможно было поверить, что когда-то это туша умещалась в кабине самолёта. Впрочем, тогда Геринг выглядел иначе. А сейчас - действительного Боров. Боров в серо-голубом мундире с погонами генерал-фельдмаршала авиации.
   - Я полагаю, что в этой ситуации можно было бы задействовать авиацию Кригсмарине, - осторожно предложил Гальдер.
   - Я не хочу использовать авиацию вообще, - нахмурился Гитлер. - Ни одна немецкая бомба не должна упасть на немецкий город Дациг!
   - Можно использовать пикирующие бомбардировщики, точность их бомбометания вполне достаточна, чтобы не подвергать опасности город, - упорствовал начальник штаба сухопутных войск. - В противном случае штурм форта затянется на долгое время и будет стоить больших потерь.
   - Мой фюрер, - снова вмешался Гиммлер. - Жители Данцига согласятся претерпеть последствия активной войны, лишь бы быстрее избавиться от польской тирании. Мы можем провести эвакуацию прилегающих районов Нейфараассера и Данцига, чтобы избежать потерь среди мирного немецкого населения.
   Поддержка рейхсфюрера для Гальдера не была неожиданностью - силы территориальной самообороны "Данциг" являлись структурой СС, подчинявшейся командованию 3-й армии только в оперативном отношении. Гиммлер рассчитывал на быстрый успех, но если польскую почту захватили и вправду почти мгновенно, то на Вестерплатте его надежды разбились о суровую реальность.
   - Немецкий народ, - глаза Гитлера подёрнулись влагой. - Великий немецкий народ. Народ, готовый на великие жертвы. Мы все, все в огромном долгу перед немецким народом и не на мгновение не должны об этом забывать. Генрих, возьмите на особый контроль эвакуацию. Пусть авиация флота проведёт бомбардировку, но передайте лётчикам моё указание: бомбометание должно быть максимально точным.
   - Будет сделано, мой фюрер, - откликнулся Шнивинд.
   - Не беспокойтесь, адмирал, я лично проинструктирую генерала Риттера, - Геринг не упустил случая подчеркнуть двойное подчинение морской авиации - и Кригсмарине и штабу Люфтваффе.
   - И ещё вот что, - добавил Гитлер. - Ведь у Эберхарда есть зенитные орудия калибром восемь и восемь сантиметра?
   - Так точно, мой фюрер, - отрапортовал Гиммлер. - Четырёхорудийная батарея Flak18.
   - Пусть он использует их для стрельбы по польским фортам прямой наводкой. Гальдер, вы сможете обеспечить Эберхарда бронебойными снарядами?
   Идею о ведении огня по наземным укреплениям и танкам из зенитных орудий фюрер высказал ещё в середине тридцатых. Генералитет дружно признал это бредом, но, во время испанской компании идею всё-таки испытали на практике и результат получился просто ошеломляющим. Предназначенные для поражения самолётов осколочные снаряды пробивали броню лёгких танков, словно фанеру. Осознав перспективы, конструкцию пушек спешно дополнили щитовыми прикрытиями для защиты расчётов от огня стрелкового оружия и осколков и разработали бронебойный снаряд, которым с расстояния полтора километра прошибалась броня в семь с половиной сантиметров. Со ста метров он и вовсе прошивал все десять.
   Более того, незадолго до начала боевых действий в войска поступила опытная партия новых снарядов Pzgr 39, с ещё большей пробивной способностью - теперь с расстояния полтора километра не спасали и девять сантиметров брони. Разумеется, в Восточную Пруссию эти снаряды пока не попали, но с польским фортом Эбергард должен справиться и штатными средствами.
   - Разумеется, мой фюрер, мы можем обеспечить для генерала Эбергарда необходимое количество бронебойных снарядов.
   - Отлично! - Фюрер вскочил с кресла, взволнованно прошелся по кабинету. - Линкор продолжит обстрел форта! Артиллерия противника будет подавлена скоординированным огнём артиллерии ВМФ, сухопутных сил и зенитных орудий! Бомбардировка! И после этого наступление пехоты Эбергарда!
   Каждую фразу Рейхсканцлер сопровождал ударом правого кулака по растопыренной левой ладони.
   - Гальдер, имейте ввиду, я хочу, чтобы операция была хорошо подготовлена и началась только тогда, когда у Эбергарда будет полная уверенность в её успехе.
   - Слушаюсь, мой фюрер! Позвольте продолжить?
   - Да, продолжайте.
   К столу Гитлер не присел, остался стоять возле карты.
   - Коль скоро речь зашла о снарядах, я должен доложить о большом их расходе третьей армией. К сожалению, за время отсрочки наступления противник успел основательно укрепиться на млавских позициях. Прорвать их пока что не удаётся. Надо учесть, что танковая дивизия генерала Кемпфа не может считаться полноценной: вместо танковой бригады в её состав входит один лишь седьмой танковый полк, что как минимум вдвое ослабляет её ударную мощь. К тому же фланги млавских укреплений упираются в практически непроходимые болота, что лишает нас возможности для маневра.
   - Что вы намерены предпринять?
   - Восточнее наступающего на Млаву корпуса Петцеля ведёт наступление корпус Водрига. Чуть больше часа назад пришло донесение, что ему удалось захватить Ржегнув. Повернув на восток в направлении Грудска и дальше, Водриг сможет выйти в тыл обороняющим млавскую позицию полякам. Они будут либо вынуждены отступить, либо окажутся между молотом и наковальней.
   - Может быть, имеет смысл дать приказ Гудериану срочно организовать переправу через Вислу? В этом случае мы сможем отрезать все польские части на северном крыле фронта.
   - Мой фюрер, организация переправы через Вислу потребует времени. Кроме того, именно корпус Гудериана сейчас ведёт бои с окруженными в "коридоре" польскими частями. Об отвлечении сколько-нибудь значительного количества войск не может идти и речи.
   - Я полностью согласен, - поддержал фон Браухич.
   - Это совершенно нецелесообразно, - вставил Йодль.
   - Хорошо, - совершенно непоследовательно согласился Гитлер. - Пусть Гудериан доводит до конца дело в коридоре. Но нужно взять на особый контроль ситуацию у Водрига.
   - ОКХ порекомендует фон Боку уделить больше внимания наступлению корпуса Водрига, - пообещал фон Браухич. - Кроме того, мы поддерживаем непосредственный контакт с фон Кюхлером.
   После этих его слов повисла небольшая пауза, которой воспользовался Гальдер.
   - Поскольку в полосе действия группы армий "Север" больше ничего существенного не произошло, то я перехожу к положению на юге. На направлении главного удара корпус Гёпнера прорвал польскую оборону и достиг излучины Варты. По донесениям из штаба фон Рундштедта в настоящее время авангард дивизии Шмидта форсировал реку и закрепился на восточном берегу.
   - А что поляки? - полюбопытствовал фюрер.
   - Их нет, - честно ответил Гальдер.
   - Что значит - нет? - изумился Кейтель.
   - Это значит, что первая танковая дивизия сегодня во время марша не встретила сопротивления противника. Вообще никакого сопротивления.
   - Странно, - во взгляде Гитлера читалась растерянность. - Чем вы это объясняете, Гальдер?
   - Очевидно, враг не ожидал удара на этом направлении. На севере и в Силезии нам приходится встречать упорное сопротивление и эшелонированную оборону. Но в районе Ченстоховы резервов у поляков нет. Путь на Радомско и Пиоткрув сейчас абсолютно свободен.
   - Что намерен предпринять Рундштедт?
   - Закрепиться на плацдарме и подтянуть пехоту. Отрыв танков может сделать корпус Гёпнера слишком уязвимым. Не исключено, что поляки готовят ловушку. Во всяком случае, штаб группы армий "Юг" этого серьёзно опасается, и мы находим эти опасения обоснованными.
   - Это может быть ловушка... - фюрер озабоченно сдвинул брови. - Вы правы, Гальдер, это может быть ловушка. Гёпнер должен быть осторожен. Очень осторожен. Когда сможет подойти пехота?
   - Мой фюрер, на правом фланге корпус Гота окружил ченстоховскую группировку противника. Манштейн разработал план её ликвидации, в которой, помимо пятнадцатого механизированного корпуса задействован и четвёртый пехотный корпус фон Шведлера. Операция должна завершиться к завтрашнему утру и её успешное выполнение обеспечит фланг корпуса Гёпнера и откроет возможность для наступления на Кельцы, с захватом которого положение краковской группировки противника станет совершенно безнадёжным. Особенно с учётом того, что фон Клейст вчера прорвался через горы и захватил Йорданув. Правда, сегодня поляки подтянули резервы и при помощи танков попытались отбить город, но пока что Клейст держится. Ему необходима помощь авиации.
   - Я не могу постоянно отрывать самолёты для помощи наземным силам, - сварливо ответил Геринг. - Вы хотите воевать в условиях чистого неба, Гальдер? Тогда не мешайте мне разобраться с польской авиацией. Пусть Клейст использует против польских танков артиллерию.
   - К сожалению, корпус фон Клейста начал наступление до полного сосредоточения. Полевая артиллерия только сегодня прибывает в Ружемберок.
   - И кто в этом виноват?
   - Пропускная способность чешских железных дорог, мой фюрер, - не моргнув глазом ответил Гальдер.
   - К сожалению, Чехословакия оказалась совершена неготовой к организации масштабной переброски войск, к тому же в условиях строжайшей секретности, - повинился Бейбл. - Если в прошлом году мы обеспечивали транспортировку лишь двух немецких пехотных дивизий и могли делать это совершенно открыто, то сейчас количество войск резко возросло, как и меры безопасности. Мы делаем всё возможное, чтобы исправить ситуацию.
   - Значит, вы делаете недостаточно! Передайте в Прагу моё возмущение. Все немецкие грузы должны быть доставлены по назначению максимально быстро. Артиллерия Клейста - к завтрашнему утру.
   - Господин рейхсканцлер, - чех нервничал, но пытался оставаться спокойным, - я не могу давать такие обязательства. Мы не информированы о характере грузов, предназначенных для немецких войск. Возможно, часть артиллерии ещё не отправлена из Германии. Как мы можем отвечать за доставку её к завтрашнему утру?
   - Я говорю о тех грузах, которые находятся на вашей территории в настоящее время. Кейтель, вам нужно плотнее работать с чехословацким генштабом. Такие задержки недопустимы!
   - Слушаюсь, мой фюрер!
   - Завтра вы мне доложите положение дел с артиллерией у Клейста. И о том, какие меры приняты, чтобы не допустить повторение подобного. Координация действий всех наших сил относится к компетенции ОКВ. А сейчас я слушаю ваши предложения, какую помощь Клейсту можно оказать в срочном порядке.
   Ответить начальник штаба верховного главнокомандования не успел - снова вмешался Бейбл.
   - Господин рейхсканцлер, если Люфтваффе не могут отвлекаться на поддержку корпуса генерала фон Клейста, то эту поддержку могли бы оказать военно-воздушные силы Чехословакии.
   - Не может! - скривился Геринг. - Ваши ВВС в этой войне находятся в оперативном подчинении командования Люфтваффе, и решение об их использовании буду принимать я.
   - Хватит! - выкрик фюрера прозвучал настолько неожиданно, что Гальдер невольно вздрогнул. - Хватит, Герман! Немецкие солдаты не будут расплачиваться своей кровью за твои амбиции! Бейбл, я прошу вас немедленно связаться с Прагой и передать моё указание: сегодня же организовать бомбардировку польских позиций под Йорданувом. Пусть как можно быстрее установят связь непосредственно со штабом фон Клейста или вступят с ним в контакт через штаб армии Листа.
   - Будет исполнено, господин рейхсканцлер! - отрапортовал чех.
   - Гальдер, я слушаю вас дальше, - с этими словами фюрер опустился в своё кресло: во время устроенной Герингу выволочки он вернулся к столу.
   - По состоянию дел на польском фронте у меня всё.
   - Нет, не всё, - встрепенулся Гитлер, снова вскакивая на ноги. - Вы забыли про Позен.
   - Мой фюрер, при разработке плана "Вайс" изначально не предполагалось активных действий в районе Позена. Положение польских войск там изначально было неустойчивым, а после успехов корпуса Гудериана в "коридоре" оно становится и крайне опасным. Я могу добавить, что согласно докладу генерала Бласковица десятый армейский корпус Улекса успешно наступает на стыке лодзинской и позенской группировок врага. Тридцатая дивизия генерал-майора Бризена успешно форсировала Прозно и сегодня перерезала железную дорогу между Калишем и Серадзом в районе Блажки. Думаю, что поляки в самое ближайшее время начнут спешной отступление от Позена.
   - Думаете! - возмущённый фюрер снова принялся мерить кабинет крупными шагами. - Вы думаете! А вот они так не думают! Поляки так не думают, Гальдер!
   Гитлер остановился напротив генерала.
   - Вам известно о рейдах польской кавалерии на территорию Рейха?
   - Мой фюрер, это не более, чем незначительные локальные стычки, которые не будут иметь никаких последствий...
   - Последствий?! - договорить начальнику штаба сухопутных сил взбешенный Гитлер не позволил. - Враг вторгается на территорию Рейха! Враг врывается в германские города! Они убивают наших жандармов, наших чиновников, наших мирных жителей! Они сжигают транспортные колонны и уничтожают линии связи! И вы ещё говорите о последствиях?! Мы были вынуждены начать эту войну, чтобы обеспечить германскому народу мир и спокойствие. Это вы понимаете, Гальдер?!
   - Мой фюрер, я это понимаю, но...
   - Никаких "но"! Если понимаете - так обеспечьте! Вы поставлены командовать армией, которая должна защитить Рейх от внешней агрессии! На его территорию не должна ступить ни одна вражеская нога... и ни одно копыто! Это приказ! Сегодня же подготовьте план операции по захвату Позена и доложите его мне!
   - Слушаюсь, мой фюрер!
   - Герман, кажется, у Люфтваффе имелся план воздушного десанта?
   - Имелся, - после выволочки Геринг был хмур и страшно зол. - Но поскольку ОКВ посчитал, что в его реализации нет необходимости, то и работы по нему были прекращены. Первая группа транспортной авиации в составе ста сорока четырёх самолётов Ju52 размещена на аэродромах Силезии и готова к вылетам в любой момент. Но парашютно-егерская дивизия генерал-майора Штудента находится в стадии формирования и к бою не готова. Мы можем высадить под Позеном армейскую пехоту, ведь в распоряжении генерала фон Браухича имеются посадочно-десантные части.
   - Мы учтём это при разработке плана, - кивнул главнокомандующий сухопутными силами. Он уже знал, что помощью Геринга не воспользуется. Смысла нет. Посадочно-десантные части вермахта были обучены быстро покидать приземлившиеся самолёты и с ходу вступать бой, но сначала нужно захватить аэродромы, на которых эти самолёты можно приземлить. Раз нет парашютных егерей, способных захватить аэродромы, то и сама идея десанта отклоняется. Задачу вполне можно решить и традиционным способом, двинув на Позен две-три пехотных дивизии.
   Гитлер вернулся к столу и снова опустился в кресло.
   - Продолжайте, Гальдер.
   - Мой фюрер, я хотел бы обратить ваше внимание на западную границу. Военные приготовления французов бросаются в глаза. Штаб ОКХ считает необходимым начать проведение эвакуации. Кроме того, я готов доложить о том, что подготвлено пять пехотных дивизий для усиления группы армий C. 251-й дивизии уже отдан приказ передислоцироваться в Эйскирхен, 260-я будет направлена в Адорф, 263-я - в Бланкенхайн, 268-я - в Эркеленц и, наконец, 269-я дивизия - в Юлих. Не позднее четверга они начнут прибывать в места новой дислокации и с десятого сентября смогут занять позиции на фронте.
   - Куда вы спешите, Гальдер? - недовольно сморщился Гитлер. - Вы бежите впереди паровоза. Плутократы не станут воевать за Польшу, нет. Сейчас они делают вид, что объявят нам войну, но обязательно найдут предлог, чтобы не воевать.
   - Мой фюрер, мы обязаны предусмотреть все возможности, включая самые неприятные. Как бы не мала была их вероятность, но если они могут случиться, то к ним следует быть готовыми.
   - Лучше бы вы были готовы к рейдам поляков с позенского выступа, - желчно ответил фюрер. - Хорошо. Я санкционирую фон Леебу права начать эвакуацию. Но пусть не слишком торопится. Оборонительные работы на линии Зигфрида необходимо продолжать до последней возможности.
  

Янов. Штаб 15-го моторизованного корпуса.

   Потрёпанная и обескровленная непрерывными боями, седьмая польская пехотная дивизия не смогла зацепиться за город и отдала его немцам почти без боя. На Ратушной площади уцелели все стёкла: и оконные, и фонарные. Но не заметить, что в город пришла война, мог бы только слепой. В глаза сразу бросался большой красный флаг с белым кругом со вписанной внутрь свастикой, висевший над входом в ратушу, там, где ещё утром свисало полотнище государственного штандарта с коронованным орлом Пятсов. У её крыльца стояла "пулемётная машина" - первый полноценный послевоенный бронеавтомобиль Kfz.13, спроектированный ещё в 1932 на шасси адлеровского "Стандарт-6". А на самом крыльце из-за сложенной из мешков с песком импровизированной баррикады устремил к небу дуло ещё одно наследство рейхсвера - ручной пулемёт Дрейзе.
   Да нет, даже слепой бы понял, что дело неладно: на площади звучала только немецкая речь. На ней не было ни одного случайного прохожего, только солдаты в мундирах мышиного цвета. Выглядели они не слишком настороженными, но стоило только донестись стрекоту мотоциклетных моторов, как сразу заняли место за баррикадой, готовясь в случае необходимости вступить в бой.
   Но, как и следовало ожидать, всполошились они напрасно. На ратушную площадь выехали два мотоцикла с седоками в прорезиненных шинелях, стальных касках и дорожных очках. Следом за ними появился легковой "Опель", подкативший к самому крыльцу и остановившийся буквально у самой кормы "корыта". Замыкал процессию ещё один мотоцикл, с коляской, на которой был укреплен ручной пулемёт.
   С переднего сидения легкового автомобиля выбрался генерал-майор в щёгольском, явно сшитом на заказ, мундире и фуражке с белыми кантами пехотинца и вышитой серебряным шнуром имперской эмблемой. В правой глазнице поблёскивал монокль.
   Недовольно поджав узкие губы, генерал стал подниматься по лестнице ко входу в ратушу. С заднего сидения вылезли подполковник и майор и проследовали за своим шефом. Младший по званию нёс в руке портфель из красной кожи, старший держал подмышкой небольшую изящную папку. Солдаты охраны вытянулись по стойке смирно и вскинули карабины "на караул". Генерал всё с тем же брезгливо-недовольным лицом небрежно вскинул правую руку и прошел внутрь помещения.
   За дверью, как и положено, лежал большой холл. Через него от широкой лестницы на второй этаж навстречу приехавшим уже шел седой полковник с продетой в разрез для второй пуговицы мундира ленточкой к полученному ещё в Великую войну Железному Кресту.
   - Хайль Гитлер! - полковник выбросил руку в приветствии. - Господин генерал-майор, прошу за мной. Командующий ждёт вас.
   В пустом мрачном холле цокот сапог по ступеням лестницы казался особенно громким. Поднявшись на второй этаж, они прошли вдоль по коридору к двери приёмной, на кожаной обивки которой выделялся след от совсем недавно сорванной таблички. Со словами: "Я доложу", - полковник скрылся за дверью, но не прошло и минуты, как распахнул её во всю ширь.
   - Прошу войти, господин генерал.
   Кабинет, куда вошли приезжие, был огромен. Середину его занимал большой стол для совещаний, на котором сейчас была расстелена крупномасштабная карта. А из-за приставленного к его торцу маленьким столом у дальней стены поднялся высокий человек в чёрном мундире танкиста, которого можно было принять за воплощение смерти: болезненно-худой, с глубоко запавшими глазами и выдающимися скулами. В голову какому-нибудь записному остряку, наверное, могла бы прийти в голову шутка о том, что он лично позировал при изготовлении макета украшавших петлицы черепов, но она наверняка осталась бы не высказанной, после первого же взгляда в ледяные серо-стальные глаза. Нездоровая худоба сразу наводила на мысль о тяжелой болезни, но если командир 15-го механизированного корпуса Герман Гот и был болен, то на его службе это никак не проявлялось. Энергичный и деятельный генерал пехоты ( ирония судьбы - неуставную чёрную форму офицера-танкиста носил человек, поднявшийся на вершину карьерной лестницы как пехотинец ) отдавал себя делу побольше многих пышущих здоровьем сослуживцев.
   Вошедшие приветствовали хозяина кабинета, он ответил им тем же, и сразу, без паузы, добавил:
   - Вы заставляете себя ждать, Вальтер.
   Генерал с моноклем снова недовольно скривил тонкие бледные губы.
   - Всех нас заставляют опаздывать здешние дороги, экселенц. Варварская страна. Польские дикари совершенно не уделяли внимания прокладке современной дорожной сети.
   - Благодарите Всевышнего, Вальтер, что война началась раньше осенней распутицы, - без тени улыбки ответил Гот. - Когда пойдут дожди, вы поймёте, что такое польские дороги на самом деле. Поэтому не будем терять времени. Прошу всех взглянуть на карту.
   Только сейчас Вальтер заметил, что в комнате кроме него и Гота есть ещё один, третий по счёту генерал. Командир корпуса настолько сильно приковывал к себе внимания, что его начальника штаба приехавшие сразу просто не заметили.
   - Итак, в настоящее время ситуация складывается следующим образом. Вторая лёгкая дивизия генерала Штумме в настоящее время развёрнута восточнее Янова. Третья лёгкая дивизия генерала Кунтцена наступает в направлении на юго-восток. Наш визави, генерал Госиоровский, по всей видимости, стягивает силы своей дивизии вот сюда, в район Золотого Потока. Задача Кунтцена - выйти к Пилице раньше поляков и таким образом отрезать им путь на восток. В самом крайнем случае - не позволить им закрепиться на правом берегу реки и организовать за счёт этого рубеж обороны. Но это, повторяю, в самом крайнем случае. Я планирую, что Кунтцен опередит врага и таким образом начнёт формирование восточной и южной стенок котла. Дивизия Штумме станет его западной стенкой, ну а ваш корпус, Вальтер - крышкой.
   Лицо приехавшего генерала не отразило никаких эмоций.
   - Или, если хотите, вы будете наковальней. Наковальней, о которую мои танки расплющат поляков, - подвёл итог Гот.
   - План согласован со штабом армии, - добавил незаметный генерал.
   - Где именно должны развернуться дивизии нашего корпуса? - поинтересовался генерал с моноклем.
   - Вот здесь, - охотно пояснил начальник штаба Гота. - Вдоль шоссе Ченстохова-Кельцы между Вартой и Пилицей. Главное - не позволить поляками прорваться на север. В этом случае они окажутся в тылу корпуса Гёпнера, а это поставит под удар наступление на Варшаву.
   - Бейтлер, карту, пожалуйста, - повернулся приезжий генерал к своей свите. Подполковник принял портфель из рук майора, с громким щелчком откинул замки.
   - Я полагаю, Вальтер, ваши подчинённые справятся с переносом информации на карту самостоятельно. Пройдёмте со мной.
   Повинуясь жесту Гота, генерал-майор отошел к дальнему окну. Подполковник Бейтлер, достав из портфеля многократно сложенную карту, развернул её и принялся переносить на неё расположение польских и немецких частей. Начальник штаба мехкорпуса давал ему краткие пояснения.
   - Вальтер, в штабе армии уверены, что корпус генерала фон Шведлера справится с поставленной задачей. Но я хочу знать ваше мнение. Я знаю, что штаб армии отобрал у вас часть механизированных подразделений. Вы успеете перекрыть полякам путь на север? И будет ли этот заслон надёжным? Я не сомневаюсь, что Кунтцен опередит поляков у Пиплицы. Им будет некуда деваться, кроме прорыва на север.
   - Приказ штаба армии будет выполнен, - бесцветным голосом произнёс приезжий.
  
   Начальнику штаба 4-го армейского корпуса генерал-майору Вальтеру Моделю было на что пожаловаться. Неразбериха в 10-й армии царила такая, что никак не вязалась ни с традициями дисциплинированной и упорядоченной германской армии, ни с личностью начальника штаба, аккуратнейшего и педантичнейшего генерал-лейтенанта Фридриха Паулюса. Началось с того, что 29 августа 24-ю пехотную дивизию приказом по группе армий "Юг" вывели из состава корпуса и передали не много ни мало в 8-ю армию генерала Бласковица. Затем из личного состава оставшихся в корпусе 4-й и 14-й пехотных дивизий изъяли каждого пятого опытного солдата, заменив "зелёными клювами". "Старых зайцев" отправили в тыл, укреплять вновь сформированные дивизии, которые, по слухам, должны были вскоре попасть на "линию Зигфрида". На следующий день из состава корпуса исключили и 14-ю дивизию, заменив её только что прибывшей из глубины Рейха 46-й. А 31-го Паулюс отобрал у корпуса моторизованный саперный батальон. Не захвати танкисты Гота мосты севернее Ченстоховы - переправляться через Варту было бы не на чем.
   В довершение неприятностей около полудня возле Ченстоховы одна из колонн 4-й пехотной дивизии во время марша угодила под бомбёжку. Якобы уничтоженные в первый день войны польские бомбардировщики без малейших помех сбросили свой смертоносный груз, и не только нанесли ощутимые потери в живой силе, но и вывели из строя несколько автомобилей из и без того скудного корпусного автопарка. Где в это время находились истребители Люфтваффе, обязанные прикрывать пехоту от вражеских атак с неба, можно было только догадываться.
   Да, ему было на что жаловаться. Но генерал-майор Вальтер Модель не жаловался никому и никогда. Потому что солдат не должен жаловаться. Он должен выполнять приказы командования. Любые приказы, какими бы невероятными и невозможными они не казались.
  
   - Приказ штаба армии будет выполнен, - всё тем же бесцветным голосом повторил генерал.

Окрестности Серадза. Поезд командующего армии "Лодзь"

   Набравший ход штабной поезд въехал на мост. За окном замелькали стальные балки ограждения, внизу засеребрилась гладь Варты.
   За неполных два дня войны Серадз пережил несколько сильных бомбардировок, но мосты немцы разрушить не пытались. Похоже, рассчитывали по ним прорваться на правый берег реки и без задержки продолжать наступление вглубь Польши.
   Руммель вытер высокий, давно облысевший лоб. За мостом полотно железной дороги изгибалось и сейчас перед ним открывался вид на Серадз. Город, в котором в первые дни войны располагался штаб группы армий "Лодзь". Город, в котором около часу назад он подписал приказ об отступлении и тем самым сдал его врагу.
   Генерал тяжело вздохнул. Самое страшное заключалось в том, что поражения можно было избежать, если бы не глупость и трусость штабов в Кракове и ( не вслух будет сказано ) Варшаве. Пусть у немцев больше войск и технике, но это ещё не означало их победу. Польские солдаты и офицеры были готовы сражаться, дрались отважно и умело. Накануне вечером, докладывая Главнокомандующему о ходе боёв, Руммель отмечал: "с танками наши войска сражаются хорошо" и это не было пустой бравадой. Волынская кавалерийская бригада полковника Филипповича при поддержке бронепоездов "Пилсудский" и "Смелый" возле Мокры не просто задержала немецкие танки, но и нанесла противнику изрядный урон. Достойно проявили себя и другие части армии "Лодзь". К исходу первого дня войны гитлеровцы не смогли полностью прорвать передовых позиций.
   Руммель был уверен, что можно было организовать прочную оборону в предполье рубежа Варта-Виндавка. Если бы Шиллинг перебросил на направление главного удара, который немцы нанесли на стыке армий "Лодзь" и "Краков", механизированную кавалерийскую бригаду Мачека с его танками, если бы с воздуха её поддержала Бомбардировочная бригада полковника Хеллера, если подтянуть армию "Прусы"...
   Руммель очень высоко оценивал способности Мачека и приказал командованию оперативной группы "Петркув" перебросить в район Радомско 2-й батальон лёгких танков. Шестнадцати "Виккерсам", часть из которых двухбашенные пулемётные, немецкую танков не сдержать, но 49 7ТР - это сила, которая под руководством опытного командира способна на многое.
   А в Бомбардировочной бригаде насчитывалось 9 эскадрилий, в которые входили не только устаревшие "Караси", но и вполне современные "Лоси". Где ещё её использовать, как там, где враг наносит свой основной удар?
   Но утро 2 сентября принесло генералу сплошные разочарования. Из Варшавы пришло сообщение, что Главнокомандующий не считает нужным задействовать "национальный резерв" и Бомбардировочную бригаду и предлагает больше рассчитывать на свои силы и активнее использовать армейскую авиацию. Если учесть, что речь шла о единственной эскадрилье лёгких бомбардировщиков, то предложение выглядело то ли глупостью, то ли издевательством.
   Второй приказ маршала Рыдз-Смиглы требовал как можно быстрее занять позицию Варта-Виндавка и как можно дольше её удерживать. Для его выполнения Руммель должен был отдать армии приказ на отступление. Но генерал не стал торопиться. Солдаты и офицеры рвались в бой, и не использовать их патриотический порыв означало сыграть на руку врагам. Пусть немцы за каждый свой шаг вглубь территории Польши платят кровью. Посмотрим, надолго ли хватит их атакующего порыва.
   Руммель не изменил своего решения и тогда, когда начальник штаба армии полковник Прагловский положил на его стол донесение разведки, из которого следовало, что против армии действуют не четыре-пять пехотных дивизий, как предполагал командующий, а не менее девяти, из которых одна - танковая. Взятый в плен в районе Велюни немецкий кавалерист сообщил на допросе, что является солдатом первой лёгкой дивизии, не только имеющей в своём составе батальон лёгких танков, но и усиленной перед наступлением дополнительным танковым полком.
   Примерно в том же районе, от верховьев реки Прозно на Злочев наступал полк СС "Лейбштандарт Адольф Гитлер" под командованием прекрасно известного Руммелю Иозефа Дитриха: талантливого командира, отчаянного храбреца, а ещё оберландера в прошлом и фанатичного национал-социалиста в настоящем. Гвардия фюрера уже в первый день войны отметилась несколькими удачными атаками, в которых эсэсовцы, не считаясь с потерями, шли прямо под огонь пулемётов, а после расстреливали всех пленных и сжигали дотла обороняемые деревни.
   И даже когда от начальника штаба армии "Краков" полковника Вилоша пришло сообщение, что бригада Мачека получила другую боевую задачу и не будет выдвинута в район Ченстоховы, Руммель продолжал придерживаться прежнего плана. Он только изменил задачу 2-му батальону лёгких танков, перенаправив его в район Зелува в оперативной резерв штаба армии и приказал Филипповичу тщательнее следить за ситуацией на левом фланге, чтобы не допустить выхода противника в тыл армии.
   Свои полководческие способности выпускник санкт-петербургского Константиновского артиллерийского училища генерал бригады Юлиуш Руммель оценивал без ложной скромности и ложной гордости, что и позволило ему в сорок один год получить звание генерала бригады, а в пятьдесят четыре - занять должность инспектора Войска Польского. Решение развивать наступление в районе Ченстоховы за противника выглядело очевидным, и было бы крайне странно, если бы опытнейшие немецкие генералы с их школой и опытом оставили бы его без внимания.
   Они и не оставили. В два часа дня воздушная разведка доложила, что враг форсировал Варту в её излучине под Гилдами, Млынеком и Плавно, а вскоре пришло донесение о появлении немецких танков возле Каменска. Это означало, что немцам открыт путь не только на Радомско и Березницу - в тыл Волынской кавалерийской бригаде, но и в обход истоков Видавки на Пиоткрув и Сулеоу, с глубоким охватом южного фланга армии "Лодзь" и главной оборонительной позиции Варта-Видавка. Не говоря уж о том, что немцы могли выбрать направлением дальнейшего наступление Кельцы, что означало полный разрыв между центральным и южным участками польско-немецкого фронта.
   Последней каплей стало сообщение с южного фланга армии, где немцы, используя бездействие армии "Познань", обошли позиции 10-й пехотной дивизии и вышли в район Блажков.
   Теперь уже удерживать предполье было не только бессмысленно, но и просто ошибочно: разведённые по флангам армии "Лодзь" немецкие клещи могли в любую минуту начать смыкаться. И генерал Руммель приказал отступать на главную линию рек Варты и Видавки, где уже занял оборону армейский резерв: 2-я пехотная дивизия и Крессовская кавалерийская бригада. Вот-вот должна была подойти из резерва Главнокомандования 44-я пехотная дивизия под командованием полковника Зонголловича. Без сомнений, решение об отступлении было единственно возможным и абсолютно правильным, но...
   Но Юлиуш Руммель был не только военным, он был ещё и поляком. Для него приказ на отступление означал не просто перемещение войск, но и, пусть даже вынужденное, согласие на сдачу родной польской земли под сапог немецких оккупантов. Умом он понимал, что иного выхода нет, а сердцем... сердце болело. Он знал, что не имеет права показывать подчинённым свою слабость, заронить в них сомнение в правильности своего решения, в своих способностях командовать армией... а сердце болело. И сейчас генерал молча глядел в окно вагона, туда где за лесом давно уже скрылся Серадз... и сердце болело. Город, расположенный на левом берегу Варты, был обречён: в ближайшие часы в него войдут немцы. Самое позднее - к завтрашнему утру. И никто, в том числе и сам Руммель, не мог сказать, вернуться ли когда-нибудь в Серадз польские солдаты-освободители. Генерал мог только верить, что это произойдёт, и сражаться, чтобы приблизить этот час.
  

Польский фронт. Вечер 2.09.1939

   Итоги войны создаются не только на полях сражений. Во многом они определяются в штабах, где за много километров от линии фронта вооруженные карандашами и телефонами офицеры и генералы замышляют планы грандиозных операций и определяют условия для их осуществления.
   К вечеру второго сентября стало абсолютно ясно, что немецкие штабы в этой войне вчистую переигрывают противника. С первых же часов поляки не могли наладить ни надёжной связи, ни нормального взаимодействия между различными соединениями, а Генеральный штаб в своих решениях руководствовался не продуманным планом, а абстрактными соображениями: "Удерживать всё и не отдавать ничего", в то время как противник методично претворял в жизнь строго выверенные заготовки, внося в них по ходу событий диктуемые обстановкой коррективы.
   Всё это привело к тому, что положение Войска Польского неотвратимо ухудшалось, а возможности хоть как-то улучшить ситуацию оставались неиспользованными.
   Разведка расположенной в сувалковском выступе оперативной группы "Вышкув" установила, что граница Восточной Пруссии прикрыта незначительными силами немецкой кавалерии и пехоты. Командующий группой генерал бригады Млот-Фиалковский доложил в Варшаву о возможности начать наступление на Лётцен и далее во фланг наступающей против армии "Модлин" немецкой группировки, но так и не получил от Главнокомандующего разрешения перейти в атаку.
   Между тем положение армии "Модлин" неуклонно ухудшалось. К вечеру под натиском 12-й пехотной дивизии немцев Мазовецкая кавалерийская бригада была вынуждена оставить позиции под Ланетами и отступить к Праснышу. С целью развития успеха командующей 3-й армией генерал от артиллерии Георг фон Кюхлер принял решение в течение ночи со 2-го на 3-е сентября перебросить в полосу действия корпуса генерала Водрига танковую дивизию генерала Кемпфа из-под Млавы и 1-ю кавалерийскую бригаду из-под Лётцена.
   На млавском направлении к вечеру второго дня войны немцам так и не удалось прорвать польскую оборону. Не удалось им порваться и к Грудзяндзу: командовавший оперативной группой "Всхуд" генерал бригады Болтуч своевременно заменил измотанные двухдневными боями части 16-й дивизии свежими подразделениями 4-й. Не обошлось без небольшой неразберихи, но в целом ситуация для поляков оставалась приемлемой.
   В 17.00 немецкая авиация совершила налёт на Вестерплатте. Бомбами была уничтожена караульня N5 и позиции миномётной батареи. Сразу же после налёта командир гарнизона майор Сухарский приказал уничтожить все документы и шифры.
   Бомбовым ударам в течение дня подвергалась так же и военно-морская база Хель, но самолёты встречал достаточно плотный заградительный огонь зенитных орудий и пулемётов. Ни батарея Лясковского, ни превращенные в стационарные плавучие батареи эсминец "Вихрь" и минный заградитель "Гриф" не получили серьёзных повреждений.
   Окруженные в Коридоре польские войска продолжали попытки вырваться из "котла", однако отсутствие единого командования и координации действий сильно снижали их эффективность. 27-я пехотная дивизия в течение нескольких часов безуспешно пыталась овладеть Свекатово и Тушиной, после чего генерал Драпелла приказал прекратить атаки и, обойдя вражеские заслоны с востока за ночь выйти к Тшецевцу. До 50-го пехотного полка этот приказ так и не дошел. 9-я пехотная дивизия не смогла развить наступление на Прущ, почти сразу получив удар во фланг от 20-й моторизованной дивизии немцев. Полковник Веробей вынужден был отвести части дивизии вглубь Тухольских лесов. Генерал Скотницкий силами кавалерийского полка организовал отвлекающую атаку в направлении Короново, а большую часть подчинённых ему войск перебросил по шоссе Тухоля-Свеце на восток. Второй раз за сутки под Поледно развернулись бои между поляками и разведывательным батальоном 3-й немецкой танковой дивизии, но на этот раз вынуждены отступить были немцы. Развивая наступление, части ОГ "Черск" атаковали противника под Лушковем и после тяжелого боя овладели городом. Последний немецкий заслон полякам пришлось прорывать под Тополинкой. По ходу боя командиру Поморской кавалерийской бригады полковнику Закревскому и офицерам его штаба пришлось лично с карабинами в руках возглавить атаку. Не выдержав натиска, немцы отступили, и значительная часть оперативной группы вместе со своим командиром сумела пробиться из окружения. Ещё две роты из состава группы КОР "Хойнице" вырвалась из кольца другим путём: в ночь со 2 на 3 сентября они сумели при помощи подручных средств переправиться через Вислу возле Свеця.
   Между тем к городу уже подходили части 2-го корпуса 4-й армии группы армий "Север" сформировавшие ещё одну, дополнительную линию окружения.
   Дивизии армии "Лодзь" отходили к рубежу Варты и Виндавки, преследуемые 8-й армией генерала Бласковица и левым крылом 10-й армии.
   7-я пехотная дивизия генерала Госиоровского в соответствии с полученным приказом продолжала удерживать район Золотого Потока, а танки 3-й лёгкой дивизии вышли к Пилице, замыкая вокруг неё кольцо окружения.
   Оперативная группа "Шленск" не смотря ни на что продолжала оборонять укреплённый район "Силезия", отражая яростные атаки 8-го немецкого корпуса под Миколовм, Вырами и Кобюром. Однако, 5-я танковая дивизия, прорвав оборону южнее Пшычны продолжала развивать наступление. Передовые части дивизии вышли к Висле возле деревни Гура, а разведка выдвинулась в направлении Освенцима. Связь между оперативными группами "Бельско" и "Шленск" нарушилась, 21-я пехотная дивизия оказалась под угрозой удара во фланг, а возможно и окружения. Но и немцы понесли большие потери, и им, в свою очередь, угрожал удар силами 21-й дивизии и частей КОР в незащищённый правый фланг вырвавшейся вперёд 5-й танковой дивизии. Но генерал Шиллинг не решился на контратаку. Вместо этого армия "Краков" получила приказ начать отступление по всему фронту к рубежу рек Нида и Чёрный Дунаец.
   А в Словакии к исходу дня завершили развертывание 1-я и 2-я горнопехотные дивизии, которым, по плану операции "Вайс" предстояло нанести противнику неотразимый удар через Карпаты.

Daily-Telegraph. 2.09.1939

"Как обстреливали наш поезд"

   Одним из самых трагичных событий первого дня германской войны против Польши стала бомбёжка поезда с беженцами в Кутно, к востоку от Варшавы. Один из выживших рассказал о случившемся корреспонденту нашей газеты.
  
   Я выехал из Гдыни в Варшаву в четверг. Дорога лежала через Торунь и Кутно. В поезде было около 30 пассажирских вагонов и три или четыре товарных вагона позади.
   Ехали большей частью жены и дети гражданских служащих, работников железной дороги прифронтовых земель, несколько солдат и офицеров. Когда мы вышли в Кутно в 6 часов утра в пятницу, я заметил шесть двухмоторных бомбардировщиков. Пассажиры спокойно наблюдали за ними, думая, что это учения.
   Вдруг прогремел взрыв, на крыши вагонов дождём посыпались пули. Многих пассажиров ранило. Поезд резко дёрнулся и встал.
   Военные и гражданские, дети и женщины выпрыгивали из поезда на свежевспаханное поле с одной стороны и на мокрый луг - на другой.
   Самолеты улетели, сделали круг и вернулись. И снова посыпались пули на толпы паникующих людей. Потом самолёты убрались.
   Из последних спальных вагонов третьего класса раздавались ужасные стоны: человек десять солдат буквально разнесло на куски. Товарный вагон развалился на две части, взрывной волной на его крышу вынесло тела восьми солдат.
   Около поезда в поле мы видели двадцать неразорвавшихся стокилограммовых бомб.
   Я был на Мировой войне и кое-что смыслю в этом. Видимо, бомбы сбрасывались с такой маленькой высоты, что они невредимые застревали в мягкой и сырой почве.
   Я был настолько выбит из колеи внезапным нападением, что не замечал подробностей, но раненых было много и не менее десяти убитых. Наверняка могу сказать, что самолёты летели очень низко, поэтому пилоты точно видели, что стреляют в беззащитных людей.

Лейтенант Станислав Фетисов

  
   Шурку-Юрку Станислав застал за очень увлекательным делом: мальчишки втыкали в развешенную на стене громадную карту Европы булавки с бумажными флажками. Здоровенный литовский патриотично нависал над Ковно, а ещё один, поменьше, практически идеально выдавал расположение танкового полка.
   Чехословацкие флаги ровной цепочкой вытянулись по границе от Ясени до Тешина, очевидно, символизируя контроль горными стрелками карпатских перевалов, а германские - вдоль западной границы Польши и "линии Зигфрида" - это уже выдавало серьёзность и основательность, с которой мальчишки подошли к делу. Разумеется, большие штандарты украшали булавки, вогнанные в Прагу и Берлин.
   Польских флагов на карте не наблюдалось вообще.
   Ребята настолько увлеклись, что не заметили даже, как старший брат вошел в комнату.
   - Господа гимназисты! - строгим голосом произнёс лейтенант.
   Это было большой ошибкой. Мальчишек с дивана как ветром сдуло. Станислав не успел и глазом моргнуть, как ребята повисли у него на плечах: Шурка - справа, Юрка - слева. Под их натиском офицер пошатнулся, но устоял.
   - Ну что, парни, как первый день учёбы?
   Вторая ошибка оказалась ещё страшнее первой. То есть сначала она ошибкой вовсе и не казалась. Мальчишки недоумённо переглянулись и соизволили отлипнуть от старшего брата. Вид у них был озадаченный и очень комичный, особенно у Юрки: оттопыренные уши придавали лицу младшенького особую выразительность. Станислав подумывал о том, что если братик выберет карьеру синематографического артиста, то быть ему знаменитым, как Гарольд Лойд. Конечно, при условии, что литовский синематограф к тому времени выйдет из ясельного возраста.
   - Славка, ну ты совсем странный, - наконец обрёл дар речи Шурка. - Какая учёба, если война?
   - Литва в войне не участвует, - как можно строго возразил Фетисов-самый-старший. - А если вы под этим предлогом собираетесь двоек натаскать...
   - Да не ставили нам никаких двоек, - возмутился Фетисов-средний. Фетисов-младший поддержал брата выразительным кивком. - И вообще никому ничего сегодня не ставили. Все только и ждали сообщения о том, что мы в войну вступаем.
   - А завтра? - поинтересовался Станислав.
   - Что - завтра? - насуплено переспросил Шурка, уже догадываясь, куда клонится дело. И не ошибся.
   - Завтра тоже учиться не будете? И послезавтра? И после-после-после...
   Шурка насупился, но положение спас Юрка, с радостной улыбкой воскликнувший:
   - Ура! Даёшь вечные каникулы!
   И запрыгал с таким энтузиазмом, что старшие братья не могли не рассмеяться. Рассмеялся и сам Юрка. Потом сконфузился и пробормотал:
   - Ну а чего вы...
   - Да мы то ничего, - успокоил его Станислав. - Это вы чего? Вот чем ты, Юрка, сегодня в гимназии занимался?
   - Драку разнимал, - охотно сообщил братишка. - Петрусь сказал, что надо Тадеушу набить морду, потому что он - поляк. А Кястик ему сказал, что за Тадеуша он сам Петрусю морду набьёт. Тогда Василь сказал, что бить морду Петрусю за Тадеушу будет он, а Кястика это не касается и не в своё дело он пусть не лезет. Кястик ответил, что ещё как касается. Вот они и сцепились, кто из них должен бить морду Петрусю, а мы с Тадеушем их разнимали.
   С довольным видом Юрка умолк.
   - Ну и чем же всё кончилось-то? - не вытерпел Станислав.
   - Перемена кончилась, и мы пошли в класс.
   Нет, слушать Юрку без смеха было решительно невозможно. А вот средний брат был настроен очень серьёзно, поэтому, едва утихли очередные смешки, требовательно спросил:
   - Ну, так что, Слава, ведь вы будете Вильнюс освобождать, да?
   Дорого бы дал лейтенант за то, чтобы брат не задавал ему таких вопросов. Ровесник февральского и октябрьского переворотов, уничтоживших Российскую Империю, Станислав всегда ощущал себя гражданином России и только России. К Литве он относился, как к заботливой мачехе. Дурного слова сказать нельзя: и накормлены, пасынки, и одеты-обуты, и в люди выведены, а всё равно - семья чужая. Честно служить - буду, но любить - не смогу.
   И словосочетание "освобождать Вильно" для него звучало дико. Освобождать можно и нужно было Санкт-Петербург, Москву... Россию, для начала хотя бы в границах Совдепии. Потом уж можно будет и о рубежах четырнадцатого года поговорить. А лезть в драку между поляками и литовцами... Только из чувства долга, но никак не из патриотических соображений. Да и не назвал бы он этот город Вильнюсом, только Вильно. Станислав и Каунас-то, при разговоре на русском величал не иначе, как Ковно.
   А младшие смотрели на мир совсем иначе. Одновременно наивное и твёрдое Шуркино "Я - русский, моя Родина - Литва" как нельзя лучше давало представление о том, как видится происходящее "детям реформы". Честно сказать, столкнувшись с такими заявлениями, в первые дни Станислав просто не понимал, как вообще говорить с братьями и смогут ли они найти общий язык. С одной стороны, проведя в приюте после смерти родителей почти два года, ребята так и льнули к старшему брату, и он старался быть к ним добрым и внимательным, ведь и забирал их именно для того, чтобы, наконец, восстановить семью. А с другой, его не просто огорчало, а ужасно раздражало, когда ребята дома вдруг ни с того ни с сего начинали говорить по-литовски. Или Шурка ( Юрка-то чуток поскромнее ) начинал восторженно рассказывать о своих успехах в детских отрядах "Шаулю Саюнга". Станислав отлично помнил, что во времена его детства туда принимали только литовцев, русских не пускали и на порог. Да и не нужен тогда был этот порог никому. Чего уж там, не раз русские мальчишки сходились стенка на стенку с саюнгистами и славно гнали их с поля боя. Хотя бывало и наоборот, русские убегали, литовцы догоняли. А теперь Шурка-Юрка там - звеньевые, да ещё и чуть ли не первые заводилы в своих отрядах. Это только дома Юрка вроде смирный: признаёт Шуркино старшинство. А ступит за порог, и выясняется, что он тот ещё шкодник.
   Как это можно было вытерпеть? Оказалось - очень просто. Нужно было только не забывать, что мальчишки - твои родные братья, люди, ближе которых на всей Земле, у тебя после смерти родителей не осталось. И тогда через несколько дней в глаза бросались уже не отдельные литовские фразы, а то, что даже в разношерстной компании друзей с явным преобладанием литовцев, ребята предпочитают говорить на родном языке. Что выучив легенду о Железном Волке, они не забыли былины об Илье Муромце. И что увидеть Мурмино, родную деревню отца и матери, затерянную где-то в Рязанской губернии, Шурка-Юрка хотят не меньше его самого.
   А если так, то о чём переживать-то?
   Поэтому на вопрос братца Станислав смог ответить спокойно и обстоятельно.
   - Будем ли Вильнюс освобождать? Юрка, скажи-ка брату. Что тебе про это Кястик рассказывал?
   - Да ничего он мне не рассказывал, - немного обиженно произнёс младшенький.
   Шурка насупился: он уже понял, что будет дальше. Ведь Кястик, он же Кястутис Елинскас - не просто Юркин одноклассник и самый лучший друг, но ещё и старший сын командира батальона, в котором служил лейтенант Фетисов. И он не ошибся. Старший брат многозначительно ( на самом деле - наигранно ) воздел к потолку указательный палец и произнёс:
   - А почему? А потому что - военная тайна. И шустрым малолетним разбойникам знать её не полагается. Будет приказ - пойдём и на Вильно. Не будет - значит, не пойдём. Понятно?
   - Понятно, - разочарованно протянул Шурка.
   - А раз понятно, чтобы больше никаких вопросов. И давайте-ка плавно переходить к ужину. Проголодался я сегодня.
   Мальчишки умчались на кухню, и лейтенант облегчённо вздохнул. Их-то, наивных, обмануть ещё можно, а вот себя уже не обманешь. После недавнего разговора в Ковенской крепости Станислав не сомневался: вторжение литовской армии в Польшу неизбежно.
  

Нейссе. Штаб группы армий "Юг"

   Генерал-лейтенант Эрих фон Манштейн любил командовать и очень не любил подчиняться. Сослуживцы относили это к не самым приятным особенностям характера генерала и отчасти были правы. Но только - отчасти. Главная причина подобного поведения заключалась в том, что Манштейн всей душой болел за судьбу вермахта и очень остро переживал допущенные ошибки. Нет ничего хуже, чем когда какая-нибудь высоковознесённая посредственность вроде Кейтеля или Гальдера изречёт страшную глупость, которая из-за субординации становится руководством к действию. Смотреть на такое ужасно, самому участвовать - ужасно вдвойне, а то и втройне. А когда ошибаются не посредственности, получается и того хуже. Гудериан, например, бесспорно талантлив, однако склонен преувеличивать свои познания и меру своего понимания современного военного искусства. Когда несколько лет назад Манштейн доказывал фюреру необходимость создания самоходных моторизованных орудий, именно Гудериан убедил Гитлера в том, что они не нужны: мол, всё, что нужно сделают танки.
   И вот результат: танки, собранные в мощные группы решают задачи глубокого прорыва обороны противника на узких участках ( и это, кстати, абсолютно правильно ), а вслед за пехотными дивизиями на лошадях ( редко когда - на тягачах ) тянутся артиллерийские батареи. В войну Третий Рейх вступил, имея целых пять самоходных артиллерийских установок. И все пять - на полигоне в Куммерсдорфе. А Гудериану не холодно и не жарко: геройствует себе в Померании. Прорвался к Висле в Коридоре и теперь, видимо, ожидает наград и почестей. О том, что творится за пределами его корпуса, наверняка у Гейнца голова не болит.
   Подобные претензии Манштейн мог бы предъявить, без преувеличения, десятками. Потому и отношения с большинством сослуживцев у него были весьма натянутыми. Но, к счастью, и Герд фон Рундштедт и полковник Гюнтер Блюментрит относились к тому меньшинству, с которым Эрих фон Манштейн отлично ладил. Старейший и уважаемый генерал вермахта очень ценил мнение талантливого коллеги и внимательно прислушивался к его идеям, а перспективный полковник отлично понимал, где кончаются его соображения и начинается доработка идей начальства.
   Поэтому в штабе группы армий "Юг" царила доброжелательная и творческая рабочая атмосфера.
   - Я думаю, что подготовку к наступлению на Позен необходимо начать уже сейчас. Польские дороги слишком отличаются от немецких, поэтому лучше заранее выдвинуть двести двадцать первую дивизию Шенкендорфа в район Кемпко и приказать ему вести разведку в направлении Острова и Калиша. Если семьдесят пятая дивизия прибудет, как нам обещают из штаба ОКХ, завтра к вечеру, то мы сможем, в зависимости от степени сопротивления противника, бросить её в прорыв или же планомерно наращивать давление.
   - Эрих, тебя не беспокоит, что Бласковиц у нас остаётся без резервов? Дивизия Бризена брошена на охват армии Руммеля с севера, теперь мы связываем ещё и Шенкендорфа.
   Фон Рундштедт с сомнением покачал головой и продолжал.
   - Гальдер обещает передать в наше распоряжение пятьдесят шестую пехотную дивизию, но вчера он мне говорил, что сможет отправить её на фронт не раньше, чем через неделю. Очень сомнительно, чтобы за один день что-то кардинально изменилось.
   - Бласковицу это, конечно, не понравится, но ничего страшного в таком развитии событий я не вижу.
   - Речь идёт не о том, что нравится или не нравится Бласковицу. Бросить в бой тридцатую дивизию было его решением.
   - Он рассчитывает на двести двадцать пятую дивизию, которую обещал ему Гальдер, - напомнил Манштейн.
   - Это нас тоже не касается, - в улыбке фон Рундштедта явно сквозила ирония. - Гальдер обещал ему эту дивизию без согласования с нами, вот пусть дальше сами отношения выясняют. Мы в это вмешиваться не станем. Вопрос в другом: сможем ли мы, в случае резкого обострения обстановки, оказать восьмой армии эффективную помощь?
   - Я не вижу, какая опасность могла бы потребовать срочной переброски резервов на это направление. Правый фланг надёжно прикрыт, любая попытка противника проявить на нём активность приведёт к тому, что он будет смят северным флангом армии Рейхенау. Фронтальное контрнаступление поляков мне кажется совершенно невероятным. Враг отступает к Варте с явным намерением зацепиться за этот рубеж обороны. Бласковицу будет не просто выбить поляков с этого рубежа, но и для них эта преграда станет практически непреодолимой. Остаётся только...
   Начальник штаба провёл рукой по карте с севера на юг.
   - Наступление с Позенского выступа. Либо от Острова на Кемпко, либо в междуречье Варты и Прозно. В первом случае - это встречный бой с наступающими на Позен нашими войсками. Во втором удар на себя примет дивизия Бризена. Во всяком случае, она сможет задержать поляков настолько, чтобы мы могли осуществить перегруппировку.
   По лицу командующего было видно, что он сомневается в сказанном и фон Манштейн поспешил развернуть свои соображения.
   - По данным разведки в выступе у поляков сейчас три пехотных дивизии и кавалерийская бригада. Они достаточно равномерно растянуты вдоль границы. Авиационное наблюдение не обнаружило перегруппировки. Польская кавалерия днём провела несколько рейдов на территорию Рейха. Между тем, для массированного наступления на Блажки и Злочев поляки должны сосредоточить где-то восточнее Калиша ударную группировку. Но на сегодняшний день она ещё не сформирована, а слабый удар силами примерно одной пехотной дивизии Бризен, без сомнений, сможет отразить.
   - В этом я не сомневаюсь, - кивнул фон Рундштедт.
   - Если Шенкендорф завтра начнёт наступление на Позен, то полякам станет уже не до перегруппировки, - подвёл итог фон Манштейн.
   - Хорошо. Готовьте приказ, Эрих. Я подпишу. Соображения по дальнейшим действиям корпуса Гёпнера готовы?
   - Разумеется. Считаю, что шестнадцатый корпус должен остановиться и закрепиться на достигнутых позициях. Мы разорвали вражеский фронт, но положение Гёпнера слишком уязвимо, он очень далеко оторвался от основных сил. Пехота не успевает за танками, нужна пауза. Хотя бы на один день.
   - А что думает сам Гёпнер?
   - Он готов продолжать наступление, его разведчики уже побывали в Каменске и возле Радомско. Хорошо ещё, что корпусом командует не Гудериан. Того бы завтра утром пришлось искать где-нибудь под Пиотркувом. Лихие прорывы - это замечательно, но без обеспечения коммуникаций их цена падает до нуля. Кстати, у Фитингофа та же проблема: необходимо срочно закрепить успех, подтянув в прорыв пехотные соединения.
   - Мы не можем рисковать успехом всей операции. Эрих, необходимо подкрепить Гёпнера корпусом фон Виттерсгейма. Попробуем поддержать танки моторизованной пехотой.
   - Вы полагаете... - начальник штаба остановился на полуслове, моментально просчитав последствия решения командующего.
   - Думаю, что это наиболее удачное решение, - спокойно кивнул фон Рундштедт. - Правда, вам с Гюнтером придётся поработать, расчищая тылы. Доклады об отвратительном состоянии польских дорог за эти два дня мне уже успели надоесть.
   - Штаб держит ситуацию под контролем, - обидчиво возразил фон Манштейн.
   - Вы всё делаете правильно, Эрих, - невозмутимо кивну головой старый генерал. - Но очень прошу вас уделить Гёпнеру и Виттерсгейму особое внимание и взять переброску шестнадцатого корпуса под жесткий контроль. Всё остальное сейчас не так важно. Полагаю, что Буш сможет поддержать Фитингофа без вмешательства штаба группы армий. Излишне мелочная опека не способствует достижению успеха, а, наоборот, только ему препятствует.
   - И всё-таки ситуация там довольно серьёзная...
   - Я поговорю с Листом. Утром, по телефону. Думаю, что этого будет вполне достаточно. И, если уж разбирать положение дел в четырнадцатой армии, то положение дел у фон Клейста меня волнует куда больше, чем у Фитингофа.
   - Фон Клейст полностью владеет ситуацией, - бодро доложил Манштейн. - Йорданув в наших руках, и контроль над ним не был потерян ни на минуту. Большая часть корпусной артиллерии развёрнута на позициях вокруг города. Авиация союзников подвергла позиции противника бомбардировке, после чего была проведена разведка боем. Достигнута договорённость о повторном авианалёте завтра утром, после которого будет проведена артиллерийская подготовка, а затем корпус перейдёт в наступление на Высоку.
   - Эвальд с честью вышел из сложного положения, - констатировал командующий. - Что ж, можно сказать, что сейчас всё идёт в соответствии нашими планами. Но всё-таки за ситуацией у Гёпнера следует следить очень внимательно. Выполнение плана операции в первую очередь зависит от его успеха и любой сюрприз был бы там очень некстати.

Варшава. Генеральный штаб

   С того самого дня, как он стал преемником покойного маршала, Эдвард Рыдз-Смиглы смотрел на его портреты с чувством надежды. Заслуги Пилсудского перед Польшей были столь велики и неоспоримы, что завидовать было просто нелепо. Сравняться в народной любви с человеком, восстановившим польскую независимость после двухсотлетней неволи можно было только одним способом: столь же верно послужить Отчизне в час столь же грозных испытаний. Сам Эдвард в той войне славно бился с врагами независимой Польши: русскими, желавшими вернуть под свою власть польские земли, малороссами, белорусами и литвинами, запамятовшими, кто настоящий хозяин на той земле, где они живут, польскими отщепенцами, забывшими о верности Родине и мечтавшим о какой-то там Республике Советов. Последних Рыдз-Смиглы ненавидел даже больше, чем москалей. Поляк, восставший против Богом установленного порядка - уже не поляк, а последняя сволочь. Если всякое быдло станет лезть в паны - добра не жди. Как можно уравнять в правах шляхтича и холопа? Никак не можно. Не даром в народе говорится: "Из хама не сделать пана".
   Но на той войне Рыдз-Смиглы, был одним из многих, а герой должен быть один. Им и стал маршал Юзеф Пилсудский, ему слава и честь, а остальным - почёт и уважение. И пусть по смерти Пилсудского он, Рыдз-Смиглы, стал главным человеком в государстве, и его слово обрело силу закона, но посягнуть на память о прошлом он не мог. Переписать историю, превратив войну в триумф волынской группировки, которой командовал молодой генерал? Да, в желающих угодить новому правителю недостатка не будет, но стоит один раз поставить святыню на службу своим интересам, как будет и второй раз, и третий, и десятый. А там уж и от самой святыни ничего не останется.
   Нет, он будет выше этого и никогда не пойдёт на сделку с совестью. Память о маршале Пилсудском, народном герое, воссоздателе Великой Польши, будет свята для каждого истинного поляка. Но если Господу Иисусу будет угодно, то и он, Эдвард Рыдз-Смиглы, получит свой шанс встать рядом со старшим товарищем в ряду спасителей Отечества.
   Эта мысль неотступно преследовала маршала все последние годы и во многом определяла его поведение. Пусть он ей ни с кем и никогда не делился, но именно она заставляла его держаться самой твёрдой линии во внешней политике страны.
   Он настойчиво требовал непременного главенства Польши в предполагаемой Восточноевропейской Антанте и не считал дипломатическим поражением тот факт, что союз так и не состоялся. Лучше никакого пакта, чем тот, что поставит великую страну в унизительную зависимость от интересов каких-то мелких держав. Он продолжил жесткую политику пацификаций на Волыни и в Галиции, чтобы сломить малоросский терроризм и категорически отказывался от любых контактов с правительством УНР до тех пор, пока оно не возьмёт на себя обязательство прекратить всякую деятельность ОУН на территории Польши. На Советской Украине и в Подкарпатье пусть делают всё, что хотят, но на польских землях никакого украинства он терпеть не собирался. Он был готов начать вторжение в Литву, если бы Сметона не согласился на уступки. Он до конца шел на военное решение проблемы Залужья, но не посмел воспротивиться жестким рекомендациям из Парижа и Лондона. По его приказу Генеральный Штаб разрабатывал план вторжения в СССР с выходом на рубеж Днепра. Именно он требовал от министра иностранных дел Юзефа Бека ни под каким видом не давать предварительного согласия на действия, в случае войны с Рейхом, частей РККА с территории Польши ( впрочем, и сам Бек был столь же яростным противником появления Красной Армии в Польше ). Наконец, именно он отдал распоряжение о переброске к Данцигу "корпуса вторжения" и всячески противился его роспуску, о чём настойчиво просили правительства Англии и Франции.
   И вот, наконец, свершилось. В начавшейся войне маршал видел несомненный перст судьбы. Разбить нагло посягнувшего на Польшу врага - нет способа вернее навечно вписать себя в историю. Маршал Рыдз-Смиглы ни на секунду не сомневался в своем высоком предназначении и был готов отдать все свои силы ради его исполнения.
   При этом он не предавался несбыточным мечтаниям, а, наоборот, твёрдо стоял на земле и отдавал себе отчёт в том, что главная сила Польши в этой войне заключается в армиях её союзников: Великобритании и Франции. На первом этапе перед Войском Польским стояла задача держать оборону. Держать до тех пор, пока на Западном фронте не начнётся масштабное франко-английское наступление. А вот тогда, с Божьей помощью, и польская армия всыплет обнаглевшим тевтонам по первое число. Так, что после войны Бреслау вернёт себе старинное польское название Вроцлав, а граница с германскими землями проляжет по Одре, а то и по Лабе.
   Слабые духом или умом в эти дни впали в уныние, слушая невнятные заявления Боннэ и наблюдая нерешительные действия Чемберлена и Даладье. Рыдз-Смиглы ни на секунду не допускал ни малейших сомнений. Он давно постиг суть европейской демократии: говорить могут кто угодно и что угодно, но решения всё равно будут приняты в соответствии с подлинными интересами правительств ведущих держав. А интерес этот для Франции и Англии сейчас заключался в сильной Польше, единственном надёжном гаранте цивилизованной Европы от агрессии русских варваров-большевиков. Да и Гитлера следовало посадить на короткий поводок, слишком много воли ему дали. Есть те, кто с благодарностью принимают помощь, а есть такие, что платят чёрной неблагодарностью...
   Одним словом, в помощи союзников и конечной победе польский главнокомандующий был полностью уверен, но он прекрасно понимал, что очень многое будет зависеть от того, насколько достойно проявит себя Войско Польское на первом этапе. А с этим одна за одной возникали непредвиденные сложности. Генералы, которым было доверено командовать армиями, почти все как один оказались не на должной высоте.
   Командующий армией "Познань" генерал Кутшеба и командующий отдельной оперативной группой "Нарев" генерал бригады Млот-Фиалковский терзали Генеральный Штаб просьбами разрешить перейти в наступление, ссылаясь на данные разведки, согласно которым перед их войсками были развёрнуты крайне незначительные немецкие силы. Маршал верил, что так оно и было на самом деле. Но генералы ведь не хорунжие, должны видеть дальше собственного носа и понимать, что главная задача сейчас - стабилизировать фронт. А значит и наступление, пусть и успешное, в настоящее время совершенно неуместно. Достигнутый результат будет не возможно закрепить, а занятые в боях дивизии - невозможно перебросить в те места, где их присутствие может оказаться намного важнее. Поэтому Рыдз-Смиглы решительно отклонил планы ударов с познаньского выступа на Вроцлав-Бреслау и с сувалковского - на Лётцин.
   Ещё хуже обстояло дело у Бортновского и Шиллинга. Первый не сумел организовать оборону в "Коридоре", из-за чего оперативная группа "Черск" оказалась на грани разгрома, а второй буквально завалил Генштаб паническими донесениями о вражеских прорывах и требованиями подкреплений. При том, что не мог толком распорядиться находившимися в его подчинении частями: двадцать вторая горная пехотная дивизия разворачивалась между Катовице и Краковом на рубеже Клуж-Старжинув и пока что ещё не сделала ни единого выстрела по врагу.
   Около двух часов дня Шиллинг доложил о разгроме 6-й пехотной дивизии, прорыве немецких танков к Освенциму и необходимости отступления из Силезии и сосредоточения армии ближе к Кракову. Маршал сначала согласился, но, обсудив ситуацию со Стахевичем, пришел к выводу о поспешности такого решения. Связаться со штабом армии "Краков" было непросто: вражеские бомбардировщики во время одного из дневных налётов на Варшаву уничтожили передатчик радиостанции Генерального Штаба, но в конце концов удалось установить телефонную связь, и Рыдз-Смиглы потребовал остановить отступление и удерживать приграничные позиции как минимум ещё сутки. Шиллинг приказ принял, но вскоре прислал новое донесение о тяжелых потерях по всему от Ченстоховы до Закопане, об опасности окружения 7-й и 21-й дивизий и о необходимости отвести войска. Маршал, понимая, что с таким настроением командующего армия обречена, дал согласие на отступление к Кракову. И хотя главнокомандующий твёрдо потребовал согласованного отвода обоих крыльев армии с тем, чтобы не допустить разрыва фронта, твёрдой уверенности в способности Шиллинга выполнить этот приказ не было. Рыдз-Смиглы сместил бы паникёра с поста командующего армией, если бы не опасался ещё больше усилить неразбериху. Да и кем его заменить? Ни Борута-Спехович, ни Ягмин-Садовский на взгляд маршала возглавить армию были не готовы. Оставалось надеяться, что Шиллинг всё-таки сумеет взять себя в руки.
   Но самую большую головную боль главнокомандующему доставлял стоявший во главе армии "Лодзь" Юлиуш Руммель. Похоже, он тоже решил, что начавшаяся война станет его шансом, чтобы остаться в народной памяти спасителем Отечества. С самого начала он противопоставил себя Генеральному Штабу. Вопреки приказу заранее вывел войска на передовые позиции. В первый же день спланировал какое-то контрнаступление и настаивал на его поддержке силами Бомбардировочной бригады, подчинённой лично Рыдз-Смиглы. Пытался давать указания Шиллингу, хотя не имел на это ни малейшего права. На целые сутки оттянул отступление на рубеж обороны "Варта-Виндавка" под потрясающе нелепым предлогом: "Войска хотят сражаться, а не отступать!"
   Разумеется, маршал не купился на предлагаемые Руммелем авантюры, хотя, конечно, в отношения внимания к стыку армий генерал был прав и отсутствие резервов у Ченстоховы со стороны Шиллинга было грубейшей ошибкой. Впрочем, главный виновник неудач на этом направлении, без сомнений - Госиоровский, не сумевший своевременно донести до командования армии "Краков" всю серьёзность ситуации. Хорош бы он был в час тяжелых испытаний на посту начальника Генерального Штаба. Будущие поколения поляков ещё по достоинству отметят мудрость маршала Рыдз-Смиглы, сместившего Госиоровского с этого поста. Честно говоря, ему и дивизии-то давать не следовало, но ведь и не оказать хоть какое-то уважение генералу, занимавшему столь важный пост при самом Пилсудском было невозможно. Вот только знать бы, где ударят немцы - направил бы пана генерала как можно подальше от этого участка. Только сейчас уже поздно горевать, остаётся надеяться, что Госиоровский не осрамится окончательно и удержит фронт.
   Вот и получилось, что достойно проявили себя только двое: командующий армией "Модлин" Крукович-Пшеджимирский и командующий армией "Карпаты" генерал Фабрицы. Первый умело организовал оборону на млавском рубеже и сдерживал рвущиеся с севера к Варшаве немецкие дивизии, а второй, возглавив спешно созданную армию, не рвался бить врага на его территории, а спокойно удерживал никем не атакуемую государственную границу. Эта была та самая стабилизация фронта, о которой мечтал верховный главнокомандующий. И сейчас, поздним вечером второго сентября, он рассчитывал, как можно осуществить его на остальных участках фронта. Бортновский мог остановить немцев на Висле, Руммель - на Варте и Виндавке. Наибольшее опасение маршалу внушало положение армии "Краков", но и там, в самом крайнем случае, Шиллинг мог организовать оборону по линии рек Нида и Чёрный Дунаец. Так что, никаких оснований для паники Эдвард Рыдз-Смиглы не видел. За чёрной тучей обрушившихся на Польшу испытаний он ясно видел золотую зарю великой победы. Победы, к которой страну мог привести только он и никто другой.
  

Ретроспектива. Варшава. Май 1934 года.

  
   Всё было сказано, точки над i расставлены. Премьер-министр, ещё действующий, но точно знающий, что через пару дней он станет просто паном Енджеевичем, поднялся с кресла и почтительно поклонился хозяину кабинета.
   Пилсудский молча указал ему на кресло. Спорить не приходилось, премьер снова сел.
   Маршал ничего не сказал, но, к ужасу Енджеевича, слова были сейчас не нужны. Без слов говорило его лицо, лицо человека, вернувшего из исторического небытия национальное польское государство. Буквально за секунды оно вдруг преобразилось, и сейчас вместо немолодого, но сильного, знающего себе цену мужчины, перед премьером вдруг предстал смертельно усталый старик, измученный обрушившимися на него ударами судьбы и уже не находящий в себе сил им противостоять.
   А потом Пилсудский вдруг заговорил. Но не своим обычным голосом, а каким-то страшным, воистину замогильным шепотом, которого Енджеевичу никогда раньше слышать не доводилось.
   - Ах уж эти мои генералы, что они сделают с Польшей после моей смерти...
   Он слово в слово повторил эту фразу, потом произнёс её и третий раз. Премьер буквально оцепенел от ужаса, на его лбу выступил холодный пот, а руки задрожали мелкой дрожью. Сначала ему показалось, что напротив сидит смертельно больной человек, одной ногой уже стоящий в могиле, а потом и вовсе почудилось, что с ним разговаривает уже покойник, перешедший грань из этого мира в загробный. Енджеевич слышал, что Пилсудский продолжает что-то говорить, различал знакомые слова, но они протекали мимо, не задерживаясь в его сознании.
   Впоследствии экс-премьер так и не смог вспомнить, что хотел поведать ему маршал в тот майский день...
   Спустя почти ровно год, 12 мая 1935 года Юзеф Пилсудский скончался.

Польский фронт. Утро 3.09.1939.

   И снова тёмное время суток не остановило полностью боевые действия, хотя и довольно сильно понизило их интенсивность. Тем не менее корпус генерала Водрига продолжал движение на юго-запад. Среди ночи в штаб армии "Модлин" пришло сообщение о потере Грудуска. Командующий армией генерал бригады Крукович-Пшеджимирский немедленно направил в этот район свой единственный резерв - 8-ю пехотную дивизию полковника Фургальского, с приказом контратаковать врага и отбить город. Он даже не подозревал о том, что в район Ржегнова и Гудурска немцы дополнительно перебрасывают кавалерийскую бригаду и танковую дивизию "Кемпф".
   Контрнаступление 4-й польской пехотной дивизии под Мелно началось в сложных условиях: из-за беспорядочного отступления частей 16-й дивизии пришлось ступать в бой сходу. Тем не менее за ночь поляком удалось немного потеснить немцев и заставить их отступить на рубеж Орле-Слуп.
   За ночь немецкие войска в "Польском Коридоре" сформировали мощное кольцо окружения. Не успевшие выскочить из западни польские части к утру сосредоточились под Францишковом, Крупоницем и Брамце, а потерявший связь с командованием 35-й пехотный полк 9-й дивизии укрылся в лесном массиве Вершляс.
   Дивизии армии "Лодзь" выполняли приказ командования и отходили на рубеж Варты и Видавки, немецкие войска преследовали их буквально по пятам.
   Между тем "национальный резерв" Войска Польского - армия "Прусы" продолжала развёртывание по разработанным до войны планам. Основная масса соединений армии сосредотачивалась в треугольнике Томашув-Мазовецкий - Кельцы - Радом, 39-я пехотная дивизия выдвинулась в район Кожениц, а 44-я - в район Сохачева.
   7-я пехотная дивизия генерала Госиоровского, выполняя приказ командующего армией "Краков", продолжала оставаться на позициях в районе Золотого Потока. Генерал Шиллинг рассчитывал восстановить единый фронт с отступающей южнее Краковской кавалерийской бригадой, но промедление привело только к тому, что корпуса Гота и фон Шведлера взяли дивизию в плотное кольцо.
   Оперативные группы "Шленск" и "Бельско" спешно отступали вдоль Вислы на восток, а 10-я моторизованная кавалерийская бригада полковника Мачека продолжала вести бои в районе Йорданува, медленно отходя к северу.
   В состав 4-го воздушного флота, обеспечивающего поддержку вермахта на южном направлении приказом Геринга была переведена только что сформированная третья группа 26-й бомбардировочной эскадры под командованием майора Виктора фон Лоссберга.
  
   ВАШИНГТОН. Президент Соединённых Штатов Северной Америки Франклин Делано Рузвельт обратился к вовлечённым в военный конфликт странам с просьбой не бомбить мирное население.
  
   ПРАГА. Президент Бенеш высоко оценил мирную инициативу Президента Рузвельта и заверил, что авиация Чехословакии ни при каких условиях не будет наносить бомбовые удары по мирным целям.
  
   ВАРШАВА. Маршал Рыдз-Смиглы заверил, что польская авиация атакует только вражеские войска и только те части, которые вторглись на территорию Польши.
  
   ХЕЛЬСИНКИ. Как стало известно корреспондентам информационных агентств, в Финляндии в обстановке секретности происходит призыв резервистов в войска прикрытия и морской обороны.
  
   СТОКГОЛЬМ. В Швеции объявлена частичная мобилизация. Вместе с тем, официальные лица подчёркивают, что об изменении позиции строго нейтралитета страны не может быть и речи.
   Примечание. В главах, где повествование ведётся со стороны немцев, используются некоторые немецкие топонимы.
   Реки: Брахе - Брда
   Города: Цемпельбург - Сепольно
   Конитц - Хойнице
   Прущ - Прушч
   Позен - Познань
   Лемберг - Львов
   Грауденц - Грудзендз
   Гаммермюле - Соколе-Кужница
Оценка: 7.91*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"