- Надюша, помоги мне, подержи камыш, пока я его привяжу.

Тонкие детские руки ухватились за сноп камыша, чтобы удержать его в вертикальном положении. Не такой он и легкий этот камыш, связанный в пучок и высотой в шесть раз больше самой Нади. Они с матерью строят себе дом. Хотя домом это назвать можно с трудом, вот в Ленинграде у них был дом, высокий каменный и красивый. Чтобы попасть в квартиру, нужно долго подниматься по широкой лестнице. Блестел своими большими праздничными окнами, превращая солнце в легкомысленные "зайчики" на стенах соседних домов, и всегда ждал Надю, пока она наиграется во внутреннем дворике с многочисленными качелями, горками, грибками и песочницами.

Они каждое утро с санями спускались по льду в низовье Амударьи, где вмерзли заросли камыша, каждая камышинка чуть тоньше Надиной руки. Мать рубила камыш по кромке льда, и вязала в снопы, а Надя, ежась от холода, волочила каждый сноп к саням.

- Держи, дочка, держи крепко, - говорит мать, перетягивая сноп пеньковой веревкой, встраивая его в ряд будущей стены, - дом у нас должен быть крепким и теплым.

Надя обвивала сноп руками и прижималась к нему всем телом, уткнувшись носом в упругие, ровные стволы камыша, боясь шевельнуться. Иначе сноп потеряет равновесие и рухнет на мерзлую землю, и маме придется слезать с деревянных козлов и долго прилаживать его в строй.

Вот так же точно, она обвивала своими руками папину шею во время их походов в парк. Папа нес ее на спине "на чок-чок", а Надя прижималась своей щекой к папиной щетине пропахшей дымом табака. "Папа, а от тебя пахнет копченой колбасой"! "Да"? "Давай сегодня купим, колбасы"? "Давай"! А камыш не пахнет колбасой, он пахнет горькой сыростью и болотом.

Сосед, дядя Леша, уже давно построил свой дом и лишь украдкой поглядывал на строительство хрупкой, неумелой женщины. Помочь он ничем не мог, тетя Зина, его жена, может неправильно понять. Не всем так повезло, как этой тете Зине. Дяде Леше только кисть руки оторвало гранатой, и его признали негодным для фронта, а папа без вести пропал.

Вот бы папе руку оторвало! Тогда бы он построил  красивый дом, даже лучше чем у дяди Леши. Тогда бы Наде не пришлось на санках возить камыш в колючую вьюгу, и плакать от боли, согревая дыханием свои маленькие ладошки. Тогда бы у мамы не были порезанные и исколотые камышом такие красивые руки. Тогда бы они не ложились спать голодными, и мама не плакала по ночам, заглушая рыдания подушкой из соломы.

- Надька! Надька! - зовет ее Ира, дяди Лешина дочка. - Пойдем играть, на санках кататься.

Надя посмотрела на мать и только поджала губы.

- Нет, не пойду - мне нужно строить дом.

- Иди дочка, может тетя Зина угостит тебя, чем-нибудь. Иди, поиграй, я сама справлюсь... - сказала мама, а у самой влажно вспыхнули глаза.

- А вчера папка поймал вот такую рыбищу! - Ира развела в стороны руки, взглядом оценила размах. - Нет, гораздо больше, как от тебя до меня! Он рассказывал, что пришлось даже лунку во льду расширять. А рыба такая вкусная, такая вкусная!

Ира весело рассказывала по дороге много подробностей  замечательного события, которое произошло вчера, заставляя голодное воображение рисовать  картины вкусно дымящихся блюд из большой рыбы. У Нади зароилась туча мелких мурашек в глазах, и она едва не потеряла сознание. Она уже не могла вспомнить, когда последний раз ела.

Кажется, это было два дня назад. Тетя Зина посадила подружек за стол под стоны и стенания Ирины. "Не хочу, не буду, есть этот противный суп". "Я вам понемножку налью". Боже ты мой, какой дивный был запах мучной болтушки, сдобренной горелым луком! "Когда я вырасту, буду варить только такой суп"!

Они катались на санках с горки с визгом восторга. Дети во все времена - дети. Игра. Перед силой игры суровая действительность отступает туманным нереальным фоном, только лишь слегка напоминает о себе, теребя  морозным воздухом ребенка по щекам и голодной спазмой желудка.

И то, что красивый дом в Ленинграде разбомбило налетом, когда они с мамой прятались в бомбоубежище - не столь печально. И, что папа пропал под Сталинградом, где даже пули сталкивались в полете, падая свинцовым дождем - для сознания ребенка далеко за пределами игры. И, что они преодолели тысячи километров в открытых кузовах эвакуационных автомобилей, где многие люди умерли от холода и истощения, а их хоронили вдоль дороги, просто засыпая снегом - не существует в священный миг игры.

Это потом реальность вернется и схватит маленького человечка своими холодными лапами за горло, приснится оскалом мертвой, замершей бабы Ани, обнимающей Надю в предсмертной попытке согреть ребенка. А сейчас - игра!

- Давай в другую игру поиграем! - предлагает Ира - Кататься на санках уже надоело.

- А в какую?

- В пряталки.

- Здесь негде прятаться, ни одного даже бугорочка нет.

- Пряталки - это не прятки, а пряталки. - Ирина ловко вытащила корку черного хлеба из кармана пальто. - Если сможешь его найти, тогда он твой.

Надя, даже подалась вперед под магическим гипнозом корки хлеба. У нее закислило во рту от воображаемого вкуса. Хлынула слюна из желез и быстро наполнила рот.

- Я смогу его найти!

- Ну, найди. Отвернись, я спрячу.

Ира обошла вокруг стога сена несколько раз, выискивая место получше, глубоко зарыла маленький кусочек, источник краткосрочной и мнимой сытости.

- Ищи.

Огромный стог сена навис над маленькой девочкой своей массой. Где же искать корку хлеба? Стог может скрывать его везде в своем чреве. Надя обходит его кругами и принюхивается, как маленький щенок, потерявший косточку. Не чувствуется знакомого запаха, прощупала каждую подозрительную нишу по несколько раз.

Подружка весело и звонко смеется над бестолковыми поисками, а Надю охватило отчаяние. Где его искать? Где его искать? Где? Где?

Хватает пучки прошлогоднего сена и вырывает из стога. Нигде нет! Ее беспорядочные поиски вдруг превращаются в методичную разборку стога. Она режет и царапает руки острыми, сухими стеблями, не обращает внимания на боль. Перед ней одна единственная цель - найти.

Ира уже не смеется, ей не смешно смотреть на свихнувшегося зверька.

- Надя! Хватит, не надо искать, я пошутила!

- Где, ты его спрятала?

- Я не помню уже! Пойдем домой.

- Врешь! - Закричала Надя и повернулась к подруге с взглядом полным ненависти. С пальцев стекала кровь, и крупные капли ее падали в снег.

Надя сделала один шаг в сторону Иры, и этот шаг выразил все. Отчаяние утраты хлеба, злобы и зависти к сытой подруге, жалости к себе.

- Надя! Пойдем ко мне домой, я угощу тебя рыбой, которую папа вчера поймал, и дам хлеба. Не думай об этом маленьком кусочке.

Бессилие и усталость навалились на Надю, она тихо опустилась в снег и заплакала, схватившись окровавленными руками за лицо.

Кровь и слезы на белом снегу.