Шемякин Сергей Анатольевич : другие произведения.

Сокровища рода де Карсо. кн.1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.61*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Здесь блеск клинков и грохот мушкетов. Храбрые охотники и дерзкие пираты. Красивые девушки и пламенная любовь. Здесь матовый блеск серебра, сверкание золота и тайна...
Титульный лист []
   Сергей Шемякин
  
  
   СОКРОВИЩА РОДА ДЕ КАРСО
  
  
   Авантюрный историко - приключенческий
   роман.
  
  
  
   Если есть люди, которые прячут клады, то есть и те, кому удаётся их найти! Возблагодарим первых! Без Первых, не было бы и Вторых!
  

  
   0x08 graphic
0x01 graphic
  

Моей матери Шемякиной Александре Алексеевне

посвящаю.

   К Н И Г А 1
   (О первых)
  
   Немного истории.
   Чуть больше любви.
   Капля предательства.
   И много стрельбы!
  
   Часть 1.
  
   Б У К А Н Ь Е Р Ы*
  
   _____________________________
   * Буканьеры - охотники за быками (от индейского слова "букан" - решетка для копчения мяса).
  
   ... Шпага толедской стали, описав полукруг, неуловимо скользнула вперед, блеснув на мгновение узким, смертоносным жалом. Последний из нападавших вскрикнул, пронзённый клинком. Ноги его подкосились, тело обмякло, и он упал. Оружие выпало из руки и, звякнув тяжелой гардой о камни мостовой, откатилось в сторону. Высокий мощный человек в темном плаще задержался лишь на секунду, выдернув свой нож из шеи убитого с пистолетом в руке. Бросив быстрый взгляд из-под широкополой шляпы на стрельчатые окна молчаливых домов, он нырнул в густую, резко обозначенную тень, поглотившую правую сторону узенькой улочки, и скрылся.
   На грубой брусчатке мостовой луна старательно высвечивала два неподвижно застывших безжизненных тела. И только острый глаз мог рассмотреть третьего, привалившегося к шершавой стене и скрытого чернотой тени. Этот был еще жив.
   Его сознание угасало, и он не слышал, как к месту ночной схватки через несколько минут подъехали два всадника. Лишь когда кто-то споткнулся о его ноги, он с трудом приподнял тяжелеющие веки, и, узнав склонившегося над ним Гаспара, тихо выдохнул, останавливаясь после каждого слова:
   - Он опять... ушел... не смогли...
   Попытался сказать что-то ещё, но из уголка губ выкатилась тонкая струйка крови. В горле захрипело, рука, зажимавшая рану на груди, безвольно опустилась, и он, чуть вздрогнув, затих.
   - Проклятый француз, мы с тебя живого шкуру сдерем, как только поймаем! - пробормотал яростно испанец, закрывая умершему глаза.
   Его короткую молитву прервал нетерпеливый возглас всадника:
   - Что там, Гаспар?! - спросил он, удерживая возбужденных запахом крови лошадей.
   - Все трое убиты, сеньор де Карсо, - угрюмо ответил слуга, поспешив забрать у хозяина повод.
   - Да провалиться ему в преисподнюю! Дьявол его забери! Наверняка он направился к порту! - злобно хлестнул коня де Карсо, едва дождавшись пока Гаспар залезет в седло.
   Пристань встретила их звуками мушкетных выстрелов. С десяток испанских солдат палило по чуть заметной в ночи лодке, быстро уходившей от берега. Ветер, порывами налетавший с моря, донёс до слуха де Карсо лёгкий вскрик и ругань - очевидно, чей-то выстрел оказался удачным. Глаза через минуту перестали различать серебрившиеся под луной всплески вёсел, и пальба прекратилась.
   Небольшой бриг, стоявший в гавани, уже снимался с якоря. Де Карсо, отдав коня на попечение Гаспара, поспешил прыгнуть в шлюпку с десятком солдат, отходившую от причала. Через пять минут вместе с ними он поднялся на борт корабля. Без малого дюжина матросов, налегая грудью на вымбовки, вращали шпиль, выбирая тяжёлую якорную цепь. Заливисто свистала боцманская дудка, рассыпая людей по снастям.
   Одевшись парусами, бриг, меняя галсы, медленно вышел из гавани. Море в ночи просматривалось на четверть мили. Как не напрягали моряки глаза, лодку заметить никому не удалось.
   Всю ночь и до полудня корабль бороздил акваторию Панамского залива. Двенадцать пушек готовы были разнести в щепы любой подозрительный плавучий предмет. Но розыски среди многочисленных островков оказались напрасными. Лишь однажды на горизонте мелькнул парус какого-то судна.
   Капитан брига Хуан де Алькампо готов был обшарить залив вдоль и поперёк, чтобы найти и повесить негодяя, убившего трёх добропорядочных католиков. И не только потому, чтобы оказать услугу одному из влиятельнейших сеньоров Панамы - дону Антонио Марио Августо де Карсо. Здесь была задета честь испанского мундира, в том числе и его, де Алькампо, поставленного охранять город с моря.
   Однако, когда де Карсо около полудня заговорил о возвращении, дон Хуан, видя бесполезность дальнейшего поиска, скрепя сердце дал приказ ложиться на обратный курс.
   Ветер был попутным и корабль, направляясь в гавань, споро резал морскую зыбь. ...
  
  
  
  
  
  
  
  
   Г Л А В А 1
  
   Едва Полю Ажену - молодому рыбаку из Гавра минуло восемнадцать лет, он был схвачен в портовой таверне и водворён на военное судно. Попав год назад в списки личного состава военно-морского флота Франции, введённые из-за нехватки моряков ещё Кольбером, теперь он был обязан отслужить в королевском флоте двенадцать месяцев, а затем, через каждые пять лет, тот же срок.
   Новичком в море он не был. Наука о парусах, такелаже и прочих морских тонкостях въелась в него с детства. Не один раз вместе с ватагой гаврских мальчишек он карабкался по снастям отстаивающихся в порту судов, поражая приятелей своей природной ловкостью. А три года, проведённые вместе с отцом в тяжёлом рыбацком труде, налили его мускулы силой и позволили приобрести известный морской опыт.
   Так что на корабле Полю не пришлось долго пробовать боцманских линьков. Уже через месяц он свободно разбирался в многочисленных снастях и уверенно выполнял команды, стоя на натянутом под реей перте. Через полгода Ажен выдвинулся в марсовые. Марсовые составляли элиту парусной команды. Сюда подбирали самых проворных и храбрых, способных на огромной высоте проделывать акробатические трюки с такелажем и парусами.
   Служба была тяжёлой. Форпик, размещённый в носовой части впереди фок мачты, служил матросам пристанищем на время короткого сна, прерываемого боцманской дудкой. Непроветриваемое помещение, забитое матросскими телами, имело стойкий зловонный запах. Скученность на нарах была такой, что, не потревожив соседа, не удавалось даже повернуться на другой бок. Солдаты абордажной команды, располагавшиеся в твиндеке, находились в значительно лучшем положении. Через пушечные порты сюда проникал хоть свежий воздух. И тех, и других безжалостно донимали клопы и блохи, а в твиндеке по ночам к тому же беззастенчиво шныряли крысы, выискивая пропитание. Пресной воды хватало только для питья, об умывании не шло и речи, а морская вода считалась неподходящей для мытья тела. Пища представлялась отвратительной и зачастую малосъедобной. Единственный кок на корабле с трудом мог приготовить её на такую ораву людей. Горячее варево давали один раз в сутки, остальное время пробавлялись сухарями и солониной.
   За год службы Поль Ажен трижды пересёк Атлантику. Это был уже не тот зелёный юноша, взошедший год назад на палубу двадцативосьмипушечного брига. Пробившаяся небольшая бородка делала его старше, лицо обветрило, плечи раздались, по рукам наросли канаты мышц, пальцы приобрели железную хватку. Силой он не уступал ни одному матросу на корабле, да и не было желающих связываться с двухметровым здоровяком. Его острый ум жадно хватал знания. Поль завёл "приятельские" отношения с помощником капитана, стараясь в свободное от вахты время ему всячески угодить, за что тот изредка делился с ним познаниями в кораблевождении.
   Год пролетел весьма быстро. Срок службы кончился, когда корабль находился в водах Карибского моря. Через три месяца бриг должен был вернуться во Францию. Половинное жалованье, положенное моряку королевского набора, не сделало Ажена намного богаче. И, поразмышляв, он списался на берег, решив подзаработать денег охотой. Охотники на быков - буканьеры, зарабатывали неплохие деньги, поставляя копчёную говядину на Тортугу, для французской колонии и флибустьеров.
   Покинув судно, Поль с одним из охотничьих отрядов добрался до Сан-Доминго, настоящего "бычьего рая" среди близлежащих островов. Крупный рогатый скот, завезённый ещё первыми поселенцами, на вольных пастбищах быстро размножился и огромными стадами бродил по окрестностям.
   ... Два года, проведённые на острове, прошли с пользой не только для кошелька молодого француза. Ажен считал, что ему очень повезло. Здесь он выучился трём важным мужским наукам: уверенно сидеть в седле, отменно стрелять и великолепно фехтовать. Первые две науки постигались ежедневной практикой, когда приходилось скакать за стадом и метким выстрелом под лопатку валить быка на землю. Причём охота была довольно рискованной, поскольку раненный бык, несущийся со скоростью урагана, мог умертвить и всадника, и коня.
   Отряд состоял в основном из французов, за исключением одного англичанина и ирландца. Ажена стали брать в охотничью команду только через два месяца, когда он выучился ездить на коне и стрелять из мушкета. Да и то, в охотники он попал благодаря лишь своей физической силе и ловкости. Мужчины послабее и постарше возрастом занимались разделкой туш и копчением мяса. Из тридцати человек охотничьего отряда одну треть составляли охотники, а две трети коптили говядину для продажи, и трудно было сказать, какая работа требовала больше физических сил.
   Третьей науке - фехтованию, Ажен научился благодаря счастливому случаю: в отряде оказался человек, который был мастером этого дела. Роже Лангедок - профессиональный учитель фехтования, шесть дней в неделю обучал Ажена и его двух приятелей (Жавера и Бенуа) тонкостям своего искусства. За ученье они отдавали треть своего заработка. Для Лангедока это было конечно немного, когда-то он зарабатывал значительные суммы, обучая дворянских отпрысков, но, поговаривали, что во Франции за ним бродит виселица, да и на Тортугу он не рисковал переправляться. Лангедок любил своё старое ремесло и охотно брал в руки шпагу, давая себе разрядку после тяжёлого труда у коптильной решётки.
   Фехтование давалось Полю легче, чем его друзьям. Полтора года упорных тренировок позволили Лангедоку как-то заметить, что Ажен уже сейчас может составить серьёзную конкуренцию лучшим шпагам Франции. Редкая похвала учителя держала молодого охотника в приподнятом настроении целую неделю, вселив твёрдую уверенность, что когда-нибудь ему удастся сравняться мастерством со своим наставником. Возможно, ему бы это и удалось, если бы не цепь последовавших затем событий.
  
   Г Л А В А 2
  
   Причины этих событий уходили корнями в европейскую политику, о которой, бесспорно, стоит сказать несколько слов.
   Испания семнадцатого века имела самый большой флот и по праву считалась богатейшей державой мира. Золото и серебро нескончаемым потоком шло из Нового Света и оседало в сундуках мадридского двора и испанской знати. "Золотая река", текущая через Атлантику, позволяла строить новые эскадры, воевать и диктовать условия. Поскольку золото и заморские товары всегда привлекали искателей лёгкой наживы, появление пиратов на морских дорогах, соединяющих Старый и Новый Свет, было вполне естественно. Тем более, что Англия и Франция поддерживали их, выдавая патенты на каперство, всячески желая подорвать могущество испанской короны. Так как на пути через океан практически не было удобных для пиратов баз, а использование европейского побережья представлялось флибустьерам небезопасным, наиболее подходящим и выгодным во всех отношения местом оказалось Карибское море. Множество укромных островов и островков могли укрыть десятки кораблей, а буйная природа и плодородные земли прокормить тысячи людей. Здесь проще было организовать разведку и подстеречь испанские галеоны, проще уйти от погони и сбыть захваченную добычу.
   К середине века пиратство настолько окрепло в этом районе, что для противостояния ударам испанских эскадр, начали образовываться мощные пиратские республики. Одно из таких содружеств появилось на маленьком французском острове Тортуга, лежащем в нескольких милях от побережья испанского Сан-Доминго. "Береговые братья", как называли себя флибустьеры с Тортуги, настолько часто досаждали испанцам, что те не могли с этим не считаться, предпринимая многочисленные попытки уничтожить пиратское гнездо. Мадридский двор требовал от генерал-капитана острова решительных действий, не выделяя в достаточном количестве ни кораблей, ни солдат. И решение было принято - простое и весьма эффективное: лишить пиратов продовольствия, которым их снабжали французские поселенцы, проникшие на западную оконечность острова Сан-Доминго.
  
   Раннее утро пятнадцатого апреля 1670 года не предвещало никаких неприятностей. Даже погода, несмотря на наступивший сезон дождей, обещала быть хорошей. Коптильня курилась дымом, а несколько буканьеров уже хлопотали над завтраком.
   Пьер Флери - начальник охотничьего отряда, место стоянки выбрал удачно. Левобережье реки, представлявшее низменную впадину среди гор, служило прекрасным пастбищем для диких быков. А поскольку Артибонит был рекой судоходной, то проблем с доставкой мяса не возникало. Отряд имел два парусно-вёсельных баркаса, да и пиратские флиботы не реже двух раз в месяц поднимались вверх по реке. Копчёная говядина ценилась матросами любого корабля. Хотя она и стоила чуть дороже солонины, но имела отменный вкус и после неё не мучила жажда. В коротких плаваниях по Карибскому морю она (вместе с сухарями) служила основной пищей и была практически не заменима.
   Не желая завязываться на торговцев - скупщиков мяса, как делали многие начальники охотничьих отрядов, Флери предпочитал напрямую договариваться с капитанами судов и трактирщиками Тортуги. Этим он преследовал две цели: во-первых, сохранял не менее пятой части дохода, а во-вторых, давал возможность своим людям отдохнуть и развлечься. С собой он обычно забирал половину отряда. На двух баркасах, гружённых копчёностями, спускались вниз по реке, проходили Наветренным проливом, огибая Северо-Западный мыс, и оказывались вблизи Тортуги. Путь занимал не более двух суток. Продав говядину и закупив необходимые съестные и охотничьи припасы, через неделю люди возвращались назад, изрядно потратившись на женщин и кутежи в многочисленных кабаках. Разговоров о прелестях куртизанок потом хватало до следующей поездки.
   На левом берегу Артибонита находилось несколько крупных плантаций французских колонистов. Эти плантации поставляли во Францию сахар, кофе, какао, индиго и другие колониальные товары в значительных количествах. Сказочная Эспаньола, открытая Колумбом, давно уже перестала быть раем и, даже сменила название на Сан-Доминго. Испанцы, истребив старых хозяев острова - индейцев, закупили у англичан тысячи африканских невольников для работы на многочисленных плантациях, наполнив остров кандальным звоном и стенаниями чернокожих рабов.
   Французы, проникнув в его гористую, западную часть, рьяно следовали по стопам первооткрывателей, поскольку дары тропической природы ценились в Европе на вес золота. До испанцев им было, конечно, ещё далеко, но количество плантаций и рабов увеличивалось год от года. Французские же охотничьи отряды представляли своего рода буфер между испанцами и французскими колонистами на необъявленной границе, которая была подвержена малейшим колебаниям европейской и островной политики.
   В то утро, поднявшись одним из первых, Поль привычно спустился к реке. Предрассветный туман уже таял, открывая взгляду мутные от дождей воды Артибонита.
   Умывшись, Ажен стряхнул воду с рук, пригладил влажными ладонями волосы и повязал голову косынкой. Он, как и все моряки того времени, считал головной убор обязательным предметом одежды. Подняв глаза, буканьер посмотрел на вершины гор, ожидая увидеть их закрытыми пеленой наползающих туч, но контуры хребта отчётливо высвечивались в лучах встающего солнца.
   "До полудня дождя не будет", - решил он и бодрой походкой направился к стоянке.
   Называть "стоянкой" место расположения отряда было несколько неправильно, ибо само это слово предполагало что-то временное и недолгое. А здесь всё было сделано добротно, по-хозяйски, да и жили тут буканьеры уже почти два года, никуда не перебираясь. Быков в окрестностях пока хватало. Три просторных хижины из стволов пальм, коптильня с навесом (чтобы и в период дождей можно работать), не уменьшающаяся поленница дров, загон для лошадей, разделочные столы, склад для копчёного мяса - вот что представлял, не считая мелких построек, лагерь охотников, по привычке называемый стоянкой. Крупных хищников на острове не водилось, поэтому никому даже в голову не приходила мысль огораживать лагерь. Да и вообще, природа здесь благоволила к человеку. Несколько сот разновидностей пальм, прекрасные тропические леса на склонах гор с ценными породами деревьев, хороший мягкий климат, почти постоянная температура в любое время года, обилие рыбы в реках и стада животных в окрестностях - что может быть лучше?!
   Вот только крысы донимали отряд, пока Флери не привёз три пары ручных мангустов. Зверьки прижились в хижинах, и лучших сторожей от наглых грызунов не было. Кости и внутренности разделанных животных каждый день закапывали в вырытую яму, не желая страдать от нашествия мух и запаха разложения.
   Что заставило Ажена оглянуться, отойдя от реки всего на двадцать шагов, он и сам не понял. Какая-то угроза почудилась ему за спиной. Всего мгновенье понадобилась глазу, чтобы выхватить из безмятежности раннего утра вереницу выплывающих из-за поворота баркасов, забитых вооружёнными испанцами.
   Двести шагов, отделяющих его от товарищей, Поль пронёсся быстрее ветра, размахивая руками и крича. На бегу, он заметил, как фигуры охотников, алея красными рубахами, непонимающе застыли, вглядываясь в его сторону.
   - Испанцы! Испанцы! - выкрикивал Ажен, стремглав огибая мелкие кусты и приближаясь к лагерю.
   - Их много! - бросил он на ходу и поспешно нырнул в хижину за своим мушкетом и шпагой.
   Испанцев пока не было видно - высокий берег скрывал их от буканьеров. По команде Флери два человека с оружием бегом двинулись в сторону надвигавшейся опасности. Остальные торопливо заряжали мушкеты.
   Все услышали разорвавший утреннюю тишину залп и увидели, как упал Жерон, необдуманно выскочивший на берег реки и отброшенный тяжёлыми мушкетными пулями. Его напарник был осторожнее, прекрасно понимая, что красная рубаха буканьера - отличная мишень на фоне зелени. Он подполз и затаился у кромки откоса, наблюдая как двенадцать баркасов под дружные взмахи вёсел развернулись и направились к берегу. В каждом сидело не меньше десятка солдат в кирасах и шлемах. На носу шести лодок торчали небольшие кулеврины, и, если бы не обрывистый берег, то их ядра уже давно бы начали крошить стены хижин. Высмотрев всё, что необходимо, охотник отполз назад, и, пригибаясь, бросился к товарищам.
   То, что опасность нависла серьёзная, Пьер Флери понял сразу. Он ничуть не сомневался в мужестве своих буканьеров, как и в том, что если они вовремя не скроются, то их всех здесь и уложат. А раненых испанцы попотчуют огнём или раскалённым железом. В тоже время убит Жерон, и Флери не был бы французом, если бы не отплатил за убийство соотечественника.
   - Отходим! - резко сказал он. - Ажен, Жавер, Бенуа, Кордье и Лангедок - впятером прикроете нас. Ты старший, Роже, - повернулся он к Лангедоку. - Возьмите лучших лошадей, дадите несколько залпов и уносите ноги к плантации Перрюшона.
   Направив гонца к охотничьему отряду Вердье, располагавшемуся в двадцати милях вниз по реке, Флери махнул рукой и маленький вооружённый отряд в составе восьми всадников и полутора десятка пеших охотников быстро скрылся в пальмовой роще. Узкой полосой, не более четырёхсот ярдов, роща тянулась без малого на две мили, уводя в сторону от реки. Дальше шла широкая луговина с редкими деревьями и кустарниками, а затем шёл лес. К плантации Перрюшона Флери рассчитывал добраться к вечеру. Там отряд мог быть усилен французами с плантации вдвое, а если через сутки подойдёт Вердье со своими людьми, то они смогут выставить около сотни бойцов и задать отличную трёпку испанцам. В превосходстве своих буканьеров Флери не сомневался - все как один отменные стрелки, да и холодным оружием многие владеют мастерски.
   У хижин никого не осталось. Лангедок со своей группой в спешном порядке укрылся в кустарнике, тянущемся от рощи в направлении реки. Эта позиция была хороша тем, что при выдвижении испанцев к лагерю давала возможность ударить им во фланг, а затем, маскируясь кустарником, укрыться среди деревьев.
   В отряде многие охотники имели прозвища, хотя Флери их не признавал и называл всех по именам. Поля Ажена окрестили "Малышом", то ли из-за молодости, то ли в противовес его крупному телосложению. Хотя при своём росте в шесть футов и два дюйма он не был самым высоким среди охотников, но бог, несомненно, поработал над его телом, наградив фигурой античного дискобола. Мощнее его выглядел только Кордье, получивший год назад за свою огромную физическую силу прозвище "Железная лапа", после того, как в кабаке, на Тортуге, для потехи товарищей завязал узлом железную кочергу. Лангедока, хотя и называли за глаза "Бретёром", но обращаться так к нему никто не рисковал, не зная, как он к этому отнесётся. Жавер, приятель Ажена, имел прозвище "Стрелок". Во всём отряде никто не мог состязаться с ним в меткости. Это он, всего за месяц, обучил Ажена отлично стрелять из мушкета. И Поль гордился своим другом, весёлым и неунывающим - любимцем всего отряда. Второй приятель Малыша - Жак Бенуа прозвища не имел. Был он небольшого роста, очень подвижный и темпераментный, прирождённый наездник. Хотя стрелял он посредственно, но лучше его никто не мог отбить быка от стада и, раззадоривая, заманить поближе к лагерю, чтобы там и прикончить, а не тащить тяжёлую тушу издалека, изматывая лошадей. Бенуа ещё умел делать то, что в отряде больше никто толком делать не умел - великолепно метать ножи. Это его искусство для охоты практической ценности не имело - ножом быка не свалишь, зато в часы отдыха Жак частенько развлекал товарищей своим мастерством.
   Все три приятеля были примерно одного возраста: Жаверу стукнуло двадцать четыре, Бенуа - двадцать три, а Малышу шёл двадцать второй. Кордье - бывшему солдату, перевалило за тридцать, а назначенному командовать группой Лангедоку - за сорок. В выборе Флери не было никакой случайности. Он знал, кого оставить в заслоне и надеялся, что под командованием умного и опытного Лангедока убитых с их стороны больше не будет. Недаром на французской стороне острова Флери был известен под прозвищем Мудрый Пьер, а на испанской, как Хитрый Пьер.
   Отряд Лангедока затаился в кустарнике. Вооружены были хорошо. У каждого мушкет, палаш или шпага. По одному - два заткнутых за пояс пистолета, за исключением Бенуа, у которого из ножен на перевязи торчали рукоятки полудюжины ножей. Лошадей надёжно укрыли в роще, чтобы не попали под шальную пулю.
   Испанцы пока ничего не предпринимали, если не считать того, что десяток солдат, поднявшись по двухметровому урезу, заняли кромку берега. Охотники знали, что оттуда им хорошо видны верхняя часть стен и крыши хижин, низ которых не просматривался - мешали редкие кусты между рекой и берегом.
   Манёвр испанцев стал понятен, когда над берегом показались стволы кулеврин. В течение нескольких минут их установили и ударили картечью по стоянке охотников. После двух залпов пушек, вперёд двинулась колонна солдат. Две другие вышли уступом справа и слева с разрывом в тридцать шагов. Строй испанских мушкетёров, в десять шеренг по четыре человека в каждой, блестя начищенными кирасами и шлёмами, грозно приближался.
   - Приготовиться! - скомандовал негромко Лангедок.
   Охотники приникли к мушкетам. Дальнейшие действия каждый знал чётко - пока испанцы копошились, втаскивая пушки, вполне хватило времени всё обговорить. После первого залпа решено было тут же отходить. Никто не сомневался, что место засады минутой позже изрешетят пулями. Все ждали выстрела Лангедока, выцеливая тех, кто побогаче одет и командует солдатами.
   Ни Флери, ни Лангедок не могли даже предположить, что ещё один испанский отряд в сорок человек, высаженный четыре часа назад, уже втягивается в пальмовую рощу, с задачей отрезать охотников Хитрого Пьера с тыла. Вёл его проводник, хорошо знающий местность. Испанцы чуть-чуть не рассчитали по времени, затратив лишний час на переправу через один из притоков Артибонита, где поднялась вода из-за начавшихся дождей. Многие из солдат не умели плавать, пришлось натягивать верёвку через поток и принимать меры, чтоб не подмочить порох. Поэтому отряд под командованием дона Антонио де Карсо втянулся в рощу десятью минутами позже проследовавших здесь буканьеров Флери, ускоренным маршем отходивших к плантации Перрюшона. Испанцы почти бесшумно заняли позиции, разрезав рощу поперёк. Де Карсо расположил солдат полукругом, расставив их на расстоянии пяти шагов друг от друга. Центр этой подковы он усилил десятком лучших стрелков.
   "Посмотрим, что останется от этих грязных буканьеров, когда они снова попадут в мой мешок" - думал он, внимательно вслушиваясь в тишину леса. Из двух охотничьих отрядов, уничтоженных выше по реке, благодаря расчётливо сделанным засадам, не удалось уйти ни одному французу. И потери были на удивление малы для такого противника - восемь солдат убиты и двенадцать ранены.
   Идея с засадами принадлежала де Карсо, и удачная операция обещала немалый успех в его карьере. Его люди, услышав выстрелы пушек, укрылись в редком кустарнике среди пальм и приготовились к бою, приладив поудобней мушкеты.
  
  
   Г Л А В А 3
  
   Пять выстрелов буканьеров слились почти в один залп. Не задерживаясь ни на секунду, охотники бросились к роще, отделённые от испанцев расстоянием шестьдесят ярдов и узкой полосой кустарника. Хорошо обученные солдаты отреагировали мгновенно. Колонна встала, повернулась налево и первая шеренга десятью мушкетами залпом ударила по окутанному пороховым дымом месту засады. И останься там ещё французы хоть на минуту, наверняка среди группы Лангедока появились бы убитые и раненые. Отстрелявшие мушкетёры привычно перебежали в тыл строя для зарядки мушкетов, а дальше произошла небольшая заминка, так как пули охотников выбили всех начальников в передовом отряде. Однако через минуту, повинуясь командам подбежавшего офицера, солдаты прочесали весь кустарник и ускоренным шагом двинулись к оставленному лагерю.
   Пройдя без задержки покинутую стоянку буканьеров, центральный отряд вошёл в рощу, выдавливая охотников на солдат де Карсо. Два других отряда, обогнув рощу, справа и слева, уверенно двинулись вдоль опушек, выдвинув в переднюю шеренгу лучших стрелков. Расчёт был прост - когда ловушка в роще захлопнется, французы, сжатые с двух сторон, будут пытаться выбраться из леса и, как только они появятся на открытом месте, то вряд ли кому удастся уйти от испанского свинца.
   Де Карсо с тремя солдатами выбрал себе позицию в центре засады, разместившись в ста ядрах позади основной цепочки своих людей. Этой группой он решил прикрыть еле заметную тропинку среди пальм, если кто-то всё же прорвётся через его мушкетёров.
   Малыш, двигавшийся первым, только благодаря своему острому морскому глазу заметил справа блеск мушкетного ствола. Не останавливаясь, только чуть сбавив ход и подав лошадь в сторону, он тихо бросил поравнявшемуся с ним Лангедоку:
   - Мы в засаде, Роже! Они справа и слева, и скорее всего и впереди.
   - Эй! Не отставать! - Громко скомандовал Лангедок, повернувшись назад. - Мы должны оторваться от нашего отряда хотя бы на сотню ярдов!
   Буканьер отдавал команду на карибском жаргоне, представляющему некую смесь европейских языков, в надежде, что его поймут и испанцы, взявшие их на прицел и не станут стрелять, пока весь отряд не втянется в ловушку. Но солдаты, получившие приказ открывать огонь только после того, как французы уткнутся в центр засады и не думали стрелять. Они, молча, пропускали пятёрку всадников мимо себя, дожидаясь первого выстрела.
   Зато трое охотников, изумлённые командой Лангедока тут же догнали товарищей.
   - Впереди, справа и слева испанцы. Прорываемся на полном галопе. Бить из пистолетов в упор, - быстро сказал он. - Вперёд!
   И пятёрка всадников, пригнувшись в сёдлах и вонзив шпоры, ринулась напролом.
   Эх, как им была нужна удача! Кони летели птицами - лишь трещали кусты, да мелькали стволы деревьев, а сузившиеся в злом прищуре глаза нащупывали дулом цель. Нога к ноге, стремя к стремени! - Живой таран, вихрем несущийся на врага!
   Промешкали чуть испанцы. Где уж тут взять верный прицел, когда оскаленные конские морды - вот они! Рядом!
   Разрозненно забухали мушкеты, пытаясь отгородиться от всадников горячим свинцом, но дружный пистолетный залп в один момент опрокинул стоящих на пути солдат. Засада, казалось, была прорвана. При этом вылетел из седла скакавший слева и сражённый наповал Кордье. (Упокой Господи его душу!). А Бенуа, скакавшего крайним с другой стороны, спасла лишь ловкость, да Господь Бог, когда рухнувшая на землю лошадь сбросила с маха седока. Отделавшись несколькими царапинами, он тут же вскочил и устремился вслед за товарищами.
   Буканьеры даже не успели придержать коней, чтоб подхватить Жака, как снова вылетели на испанцев:
   - Пли! - скомандовал де Карсо, нажимая на спуск пистолета. И трое его солдат, стоявших позади прорванной линии, ударили залпом. Лишь Жавер успел добавить к их выстрелам свой, прежде чем свалился на землю, как и застреленный им кирасир. Конь Лангедока завалился вместе с хозяином - обоим досталось по пуле. Счастливей всех оказался Малыш. Прикрытый Жавером и Лангедоком, он уцелел.
   Клокоча от ярости, Ажен резко осадил коня и, развернувшись, бросился на испанцев.
   - На! Получи, собака! - разрядил он в голову солдата свой пистолет. Тот упал как подкошенный, зато второй, метнувшись в сторону из-под лошадиных копыт, изловчился ткнуть шпагой в брюхо лошади. Жеребец Ажена захрипел и, шатаясь, пошёл боком. Чувствуя, что Ветер сейчас завалится, Поль мигом скатился с седла и отпрыгнул в сторону. Удар испанской стали пришёлся по пустому месту, с лязгом отбросив болтавшееся стремя. В ту же секунду жеребец рухнул, едва не подмяв нападавшего солдата.
   - Дьявольское отродье! - стремительно выхватив из ножен клинок, кинулся на кирасира Ажен. Его больше всего обозлило, что испанец чуть-чуть не прикончил его в спину. Он обрушил на противника град ударов, но тот, даже получив рану в бедро, стойко оборонялся, понимая, что малейшая ошибка будет стоить ему жизни.
   Выскочивший справа офицер решительно ввязался в схватку. Де Карсо фехтовал неплохо. Это Малыш понял сразу по уверенным и искусным ударам противника. Вдвоём они начали его теснить, пытаясь отрезать путь отступления.
   А буканьер и не собирался отступать! Будь гачупины без кирас, он бы уже давно заколол бы обоих, а так приходилось с ними возиться, к чему обстоятельства ну никак не располагали. Решив рискнуть, он сделал ложный замах, на мгновенье раскрывшись, и режущим косым ударом рассёк солдату, клюнувшего на ловушку бедро второй ноги. Тот упал не в силах больше двигаться. С офицером Малыш разделался следом: два прекрасных выпада и испанец, залившись кровью, выронил шпагу.
   - Запомни этот урок, падаль! - тут же подскочил к нему Ажен, и что было силы, двинул кулаком в налитые ненавистью глаза. Испанец кубарем покатился по траве, а Малыш бросился в сторону лошади Жавера, неподвижно стоявшей около мёртвого хозяина. Упокой, Господи, его душу!
   В трёх шагах от убитого приятеля силился подняться на ноги Лангедок, в тщетной попытке опереться на уцелевшую руку. Недолго думая, Малыш схватил его поперёк окровавленного туловища и, забросив на конскую шею, вскочил в седло. Он сразу же пустил коня в карьер, чувствуя, как в перепачканных кровью ладонях неприятно скользят поводья. ...
  
  
   Г Л А В А 4
  
   Жак Бенуа, сам того не подозревая, оказал своим друзьям неоценимую услугу. Когда подстрелили его коня, и он грохнулся в куст агавы, подарившей ему десяток царапин, ему ничего не оставалось, как только выругаться и бегом устремиться вслед за всадниками. Залп мушкетов, раздавшийся впереди, заставил его остановиться и нырнуть в гущу зелени.
   "Не повезло ребятам", - с горечью подумал он и, нахмурившись, вытащил из ножен пару ножей. - Слева набегали кирасиры.
   Он подпустил их вплотную. Два резких взмаха, и два испанца успокоились навсегда. Одному нож вонзился в горло, другому - в правую глазницу, уложив наповал. Третий, заметив мелькнувшую руку, поспешил разрядить в Бенуа свой мушкет. Не успела над ухом прожужжать неточная пуля, как кошкой метнувшись под мушкетный дым, Жак заколол и этого, всадив нож пониже кирасы.
   Буканьер быстро вытащил из тел убитых свои ножи и подобрал два заряженных мушкета. Это было сделано как раз вовремя, поскольку теперь уже справа, подминая кусты, к месту прорыва спешило несколько испанцев.
   "Так и прикончат, суки!", - вызвав на себя своими торопливыми выстрелами град пуль, подумал он и, охнув, схватился за бок:
   - Никак сглазил?!
   Он тут же повернулся и бросился вдоль рощи. Его никто не преследовал - солдаты поспешно вколачивали в стволы новые заряды.
   Увидев лежащего Жавера, Бенуа приостановился, ровно настолько, чтобы сообразить, что другу уже ничем не помочь. Жавер лежал навзничь, с широко раскрытыми глазами, а на груди, с левой стороны, чернела кровавая рана с осколками рёбер. Скрипнув зубами, Жак понёсся дальше. "Ну, должен же был кто-то прорваться?! Должен!", "Не всех же убили?!", - задыхаясь от перехватившего горла комка, с отчаянием думал он. "Боже, сверши чудо! Сверши чудо, Господи!"
  
   ... Пришпоривая коня и не обращая внимания на хлеставшие по ногам ветки, Ажен торопился вырваться из засады. Перед опушкой он сбавил ход и остановился. Не слезая с седла, зарядил оба пистолета: один свой, второй - вынутый из руки Лангедока. Мушкетная пуля угодила Бретёру в плечо, и он был ещё жив, но без сознания. Зарядив пистолеты и почувствовав себя увереннее, Ажен снял с головы косынку и, стараясь унять струившуюся кровь, перетянул наставнику плечо. Ручеёк её резко ослабел. Удовлетворившись результатом своей перевязки, Поль тронул коня и выехал из рощи.
   Опасность осталась где-то сзади, среди пальм. Впереди открытая с тёх сторон, местность была безлюдной. Малыш отъехал шагов на двести к кольцу пышного кустарника, окружавшего родничок. Погони он не боялся: без лошадей испанцам его не догнать. Осторожно опустил Бретёра на землю, снял с него рубашку и внимательно осмотрел рану. Всё оказалось не так страшно, как представлялось в первый момент. Пуля вырвала часть плечевой мышцы, но сустав, белеющий костью, кажется, не пострадал. Левая рука Лангедока выведена из строя (возможно и навсегда), но рана, если не дать ему истечь кровью, была не смертельной. Малыш смыл кровь и присыпал рану порохом. Оторвав полоску от рубахи Роже, наложил повязку, а затем как можно туже затянул косынку на его изуродованном плече. Набрав горсть холодной воды из выбивавшегося прозрачной струйкой родничка, Поль смочил раненому лицо, а затем, осторожно разжав ножом крепко стиснутые зубы, влил в рот несколько живительных глотков.
   Лангедок пришёл в себя. Его глаза, с расширенными болью зрачками, чёрными пятнами уставились на Малыша.
   - Кто ... уцелел? - через силу, чуть шевеля губами, тихо спросил он.
   - Мы вдвоём, Роже! Остальные, очевидно, все убиты, - ответил Ажен, опустив голову и чувствуя себя в чём-то виноватым перед погибшими товарищами.
   - Осмотри рощу... справа и слева... может кто-то вырвался..., - медленно и внятно выговорил Лангедок, бессильно попытавшись поднять руку.
   Малыш вскочил на коня, подъехал к роще, держа наготове пистолет, и углубился в заросли. Минуту спустя он уже был на правой оконечности, пытаясь рассмотреть из-за деревьев окружающую рощу луговину. Солнце било в глаза, но Ажен всё же заметил какое-то движение. Приложив ладонь козырьком ко лбу, и прищурившись, он различил вдалеке блеск испанских кирас. Красных рубах буканьеров Поль не заметил. С левой стороны рощи тоже двигался испанский отряд, который, однако, был значительно ближе, чем обнаруженный справа.
   Раздавшийся сзади шорох кустарника, заставил Малыша мгновенно повернуться в седле. Красная рубаха, появившаяся перед дулом пистолета, остановила его палец, плавно прижимавший спуск. Он опустил оружие, расплывшись в улыбке. В десяти шагах стоял Бенуа, в изодранной рубахе, но живой.
   Мигом соскочив с коня, Поль радостно облапил маленького Жака, заставив того легонько поморщиться. Заметив его гримасу, Ажен чуть отстранился и с тревогой спросил:
   - Сильно задело?
   - Да ладно, чего там ... обойдётся.
   -Давай-ка, садись в седло, горемыка! - ласково подтолкнул Малыш друга к лошади и, взяв её под уздцы, быстрым шагом направился к оставленному у родника Лангедоку.
  
  
   Г Л А В А 5
  
   Взвалив потерявшего опять сознание учителя на коня, и прикрываясь островками кустарника, они спешно двинулись на запад в сторону плантации Перрюшона. И вовремя! Когда Ажен оглянулся, щурясь от яркого солнца, то около кромки рощи уже суетились солдаты. Погони он не опасался, да и выстрелов в спину тоже - четверть мили достаточное расстояние, чтобы чувствовать себя спокойно.
   Ажен бежал рядом с лошадью, держась за стремя. Конь шёл тихой рысью, изредка кося глазом на Лангедока, лежащего поперёк холки. Видно его тревожил запах крови, а может просто не нравилась двойная ноша.
   Отъехали уже с милю, когда Бенуа, беспрестанно крутившийся в седле, остановился:
   - Смотр, Малыш, горит что-то позади!
   Ажен отпустил стремя и обернулся: столб дыма подымался со стороны, где располагался их лагерь.
   - Ублюдки чёртовы! - выругался он, сообразив, что испанцы подожгли строения. Поживиться там, правда, было особо нечем, кроме разве что солидного запаса мяса, приготовленного на продажу, кое-какой одежды и мелких вещей, оставленных в хижинах и сундуках. Всё оружие, лошадей, деньги и ценные вещи охотники забрали с собой. Тяжёлый кожаный кошель висел на поясе Ажена, точно такой же висел на поясе Бенуа. Малыш, как и его приятель, держали в них все свои заработанные монеты. Но всё равно, сердце обливалось кровью, при виде, как жгут родное гнездо.
   - Это наша стоянка горит, Жак, - угрюмо пояснил он. ...
   Когда пересекли луговину, стоны Лангедока оповестили, что он пришёл в себя. Проехав ещё две сотни ярдов, остановились у ручья, в тени огромного антильского дуба. Бенуа спрыгнул с коня, и они вдвоём осторожно опустили наставника на землю, промыли рану водой и щедро напоили. Жак нарвал какой-то травы с мягкими широкими листьями, выстирал от крови в ручье косынку и, приложив целебные растения к ране, плотно завязал.
   Перевязав кровавую отметину на боку Жака, охотники подкрепились копчёной говядиной из седельной сумки и напились, черпая пригоршнями прохладную воду из ручья.
   Лангедок после еды почувствовал себя лучше. И хотя он ослаб от потери крови, но соображал хорошо.
   - Вот что, Малыш, - сделав короткую паузу и переведя дыхание начал он. - Испанцев из вида упускать нельзя! Мало ли куда они теперь захотят направиться! Надо их выследить!! ... Бери всё оружие, оставшийся порох и пули и возвращайся назад. Мы с Жаком двинемся к плантации Перрюшона. Завтра к вечеру ты должен быть у Красного холма, там тебя встретят с лошадью. Если гачупины пойдут по нашему следу, то поторопись их опередить, чтобы мы им устроили хорошую встречу.
   Длинная речь утомила Лангедока, он откинулся назад, опёршись спиной на ствол дуба, чувствуя прохладу гладкого древесного ствола.
   Поль подошёл к жеребцу Жавера, отстегнул притороченный мушкет и ласково погладил его начищенный ствол, приветствуя старого друга. Он и раньше не раз держал его в руках. Ведь именно из этого мушкета весельчак Жавер учил его быстро целиться и метко стрелять. Боль утраты только сейчас по-настоящему сжала ему сердце, всколыхнув этим прикосновением к оружию друга всю душу. Украдкой смахнув набежавшую слезу, Ажен достал из сумки пороховой рог и мешочек с пулями и пыжами. Припасов к мушкету хватало выстрелов на тридцать. Пистолетных пуль, правда, оказалось всего полдюжины, но этого и следовало ожидать. Охотники пистолетами почти не пользовались (брали на Тортугу), и на весь отряд их набиралось всего с десяток, половину из которых отдали охотникам, оставшимся в засаде вместе с Лангедоком.
   Засаду можно было признать неудачной. Десяток убитых испанцев не стоил потери двух лучших буканьеров, четырёх лошадей и оружия. Лошади и оружие стоили дорого (особенно лошади), и отряду придётся усиленно коптить мясо в течение двух месяцев, чтобы восполнить эту потерю. Без лошадей ведь быка к коптильне не подтащишь, стадо не догонишь и от разъярённых животных пешком не убежишь. Был, конечно, вариант воспользоваться трофеями за счёт испанской короны. Но для этого надо было изрядно потрепать испанцев и взять добычу, а пока оставалось только подсчитывать убытки.
   Малыш зарядил мушкет и пистолеты, крепко забив шомполом пули и подсыпав свежего пороха на полки замков. Порох для охотников Флери закупал хороший, французский из Шербура. Он давал сильный выстрел, и минимум осечек. Многие хранили его в бамбуковых цилиндрах, из которых, при необходимости, если вставить вместо пробки фитиль, получалась граната. Но Ажен предпочитал кожаную пороховницу с дозатором, из которой можно было засыпать отмеренный заряд прямо в ствол. Обычно он носил её на ремне, и только на случай дождя прятал в сумку, кожа которой была пропитана маслом и влагу не пропускала. Сложив все охотничьи припасы и пороховницу в сумку, он повесил её через плечо. Туда же упрятал кусок мяса, завернув его в тряпицу, служившую Жаверу салфеткой. С двумя пистолетами за поясом, шпагой на боку и мушкетом в руке он представлял весьма грозную картину, внушающую опаску и уважение. Вооружение его дополнял хороший охотничий нож с рукояткой из рога.
   Закончив вооружаться, Поль помог Бенуа усадить Лангедока на лошадь. Дождался, пока Жак сам заберётся в седло и, простившись с товарищами, решительно зашагал в сторону лагеря, дым над которым к этому времени почти растаял.
  
  
   Г Л А В А 6
  
   Кожаные штаны в обтяжку и лёгкие сапоги почти не стесняли движения.
   Гастон, отличный мастер из Льежа, прекрасно знал своё дело и выделанные им бычьи шкуры давали отряду почти пятую часть дохода. Их продавали как французам, так и испанцам. Причём, торговля с последними, представлялась более выгодной - испанцы платили дороже.
   Флери выделил Гастону двух подручных, завёз всё необходимое для дубильни, охотники построили им навес в двухстах шагах от стоянки с подветренной стороны, и работа кипела. Для кож, которые шли на одежду, льежец применял специальную выделку и те, напоминая замшу, были мягки и приятны на ощупь.
   Ажен пожалел, что вовремя не сообразил забрать свою кожаную куртку из хижины. Сейчас ею наверняка поживились гачупины, да и красная рубаха, очень приметная среди зелени, за милю кричала о приближении её владельца.
   Малыш уже почти пересёк луговину, и до рощи оставалось всего ничего, когда мелькнувшая справа среди кустов кираса заставила его мгновенно броситься на землю и ящерицей заползти в ближайший куст. Два испанца прошли слева и справа от него на расстоянии тридцати ярдов. На плече у каждого висел большой кожаный мешок на длинной лямке, и они, время от времени, зачерпывали оттуда горсть белого порошка, похожего на соль, и разбрасывали вокруг, щедро обсыпая траву.
   "Отрава!" - сообразил Ажен. Он уже слышал от буканьеров, что испанцы дважды за последние пять лет пытались отравить привычные места выпаса быков, стремясь любым способом сократить на острове их поголовье.
   Выждав, когда солдаты удалятся на мушкетный выстрел, Малыш встал и выглянул из листвы: цепочка испанцев растянулась широко, захватив изрядный кусок луговины. Их было человек сорок.
   - Проклятые гачупины! Ничего у вас не получится! - пробормотал он и, подхватив мушкет, пробежал два десятка шагов вслед за миновавшей его цепью.
   Прицелившись, он спустил курок и тут же юркнул в широкий куст, даже не посмотрев на результат своего выстрела.
   Проклятья и крики, донесшиеся до него, ясно дали понять, что пуля достигла цели. Торопясь, он перезарядил мушкет.
   Когда Ажен высунул голову снова, то картина была совсем другая: испанцы построились в правильное каре, поместив раненого (или убитого) внутрь квадрата и ощетинившись во все стороны мушкетными стволами.
   Вторую пулю Малыш выпустил в гущу солдат, практически не целясь и зная, что всё равно кого-то заденет. Расчёт его был прост. Он не сомневался, что его заметят и начнут бесполезное (с его точки зрения) преследование. Куда им в тяжёлых кирасах и с не менее тяжёлыми мешками ядовитого зелья пытаться догнать быстроного охотника. Первое, что они сделают через четверть мили - побросают мешки и творимое ими чёрное дело по бесцельному уничтожению тварей божьих прервётся до тех пор, пока буканьера не поймают или не убьют. Ажен понимал, что солдаты не дураки, и долго гоняться за ним не будут, если им не предоставить хотя бы призрачный шанс его подстрелить.
   Бросившись на землю и переждав прицельный залп, буканьер ринулся в сторону лагеря, мелькая среди кустов красной рубахой. Испанцы, развернув каре в линию, дали еще один залп десятком мушкетов, но Ажен был уже далеко и пули вгрызались в мягкую землю с недолётом в двадцать шагов. Направление на лагерь Поль выбрал не случайно. Он рассчитывал, что испанцы воспользуются явной возможностью прижать его к реке.
   Так и получилось. Остановившись вне досягаемости мушкетных выстрелов, Ажен, забивая в ствол очередную пулю, прекрасно видел, как солдаты сбросили мешки, оставив несколько человек для охраны, и широкой цепью устремились за ним.
   Испанцами командовал умный человек. Выделив лучших бегунов на фланги, он растянул цепь загонщиков как можно шире и Малыш, простоявший на месте чуть дольше, чем этого требовала осторожность, оказался почти в центре опасной дуги. Поль рванул вперёд, набрал безопасную дистанцию и в дальнейшем уже не ошибался, соизмеряя свою скорость с движением солдат, двигаясь то бегом, то быстрым шагом.
   Поравнявшись с рощей, он принял левее, опасаясь выстрелов из зарослей, и пробежал ещё милю, оттягивая преследователей всё ближе к реке. Солдаты, по команде офицера, резко прибавили ход, расходуя последние силы, прекрасно зная, что на берегу найдётся достаточно проворных, не утомлённых двухмильной погоней людей, чтобы загнать буканьера.
   Офицер выстрелил из пистолета, подавая сигнал и рассчитывая, что его выстрел услышат и поднимут тревогу. Почти так, в общем-то, и произошло. Но не от реки, а из рощи выскочило четверо солдат, и бросились наперерез Ажену, стремительно сокращая дистанцию.
   Малыш заметил их сразу и взял направление на северо-восток. Он прибавил ходу, пытаясь уйти от берущих его в клещи испанцев. Сил у него ещё хватало.
   Из четвёрки солдат, так внезапно появившихся из леса, один, несомненно, был отличным бегуном. Он значительно вырвался вперёд, постепенно сокращая дистанцию между собой и охотником.
   Обогнув очередной куст, Малыш нырнул в него и встретил испанца выстрелом, поздно сообразив, что для пистолета дистанция чуть великовата. Пуля ударила в кирасу, но только промяла её, не пробив. Испанца пошатнуло, но опытный солдат тут же присел и с колена разрядил свой мушкет ниже облака порохового дыма, обозначившего стрелка. ...
  
  
   Г Л А В А 7
  
   Отряд Вердье был захвачен врасплох. Баркасы испанцев прошли в его сторону мимо стоянки Флери ещё под покровом ночи. И прежде чем раздался первый выстрел, гачупинам удалось в полной тишине проникнуть в буканьерский лагерь и даже подтащись пушки.
   Рассвет ещё только начинал брезжить, когда один из охотников, услышав ржание лошадей, выбрался из хижины. Он даже не успел ничего сообразить, как получил пулю в грудь, наткнувшись на группу солдат, вплотную подобравшихся к входу. Этот выстрел послужил сигналом для истребления безмятежно спящих французов.
   В двух хижинах охотники были перебиты сразу. В третьей успели запереться и дать несколько залпов из маленьких окон, прежде чем испанцы разнесли дверь выстрелами из кулеврин и очистили комнату картечью, безжалостно добив раненых.
   Прозвучавший чуть раньше намеченного выстрел, не позволил окружить лагерь Вердье полностью. Немного вдалеке, примерно в двухстах ярдах от основных строений, стоял дом, примыкавший стеной к зарослям акации. Он значительно отличался от охотничьих хижин. Во- первых, в нем насчитывалось пять комнат: одна большая, в которой охотники частенько коротали вечера и четыре поменьше. Во-вторых, все шесть небольших окошек дома были застеклены, и даже пол был не земляной, а сработан из аккуратно пригнанных пальмовых плах. Такого дома не имелось ни на одной охотничьей стоянке по всему Артибониту, и буканьеры Вердье весьма им гордились.
   Дом был известен и своими обитателями, точнее обитательницами. Три девушки: Луиза, Мелани и Жанна служили тем магнитом, который притягивал сюда взгляды всех окрестных мужчин. И не одна кружка вина была поднята в этом доме за их здоровье и за Бертрана дЄОжерона - губернатора Тортуги, позволившему француженкам перебираться через океан.
   Луизу - черноглазую девчонку, с изящной фигуркой и ослепительными зубками местные мужчины числили в красавицах. Мелани - живую, невысокого роста пышечку с пунцово-влекущими губами и задорной улыбкой тоже никто бы не отнёс к дурнушкам. Жанна - самая высокая и крупная из девушек, привлекала мужской взгляд своим огромным бюстом и широченными бёдрами, обещавшими блаженство.
   Появление девушек на стоянке объяснялось просто. Вердье, в отличие от Флери, добытое мясо сбывал через посредников, которые не реже двух раз в месяц поднимались вверх по Артибониту. У них он заказывал и закупал необходимые товары. Это освобождало от торговых хлопот и необходимости выкладывать значительную сумму на приобретение баркасов. В отряде имелась небольшая парусная лодка, на которой, при острой необходимости, Вердье с парой охотников выезжал на Тортугу. Отряд, имевший четыре года назад численность свыше сорока человек - непрерывно сокращался. И не потому, что люди гибли или умирали от болезней (за четыре года лишь двое погибли на охоте и трое были застрелены в стычках с испанцами) - охотники просто уходили. Уходили от Вердье в другие отряды и места, не смотря на хороший заработок. Безвыездная жизнь на стоянке не нравилась многим. У всех скопилось достаточно денег, но тратить их практически было не на что.
   Одно время охотники пытались перещеголять друг друга нарядной, но абсолютно не приемлемой для охоты и разделки животных одеждой. Затем пошло поветрие на дорогое оружие, потом на лошадей. Появились любители крепко выпить, среди буканьеров участились пьяные драки, люди опускались. Всё это не на шутку тревожило не глупого Вердье. А когда отряд покинул один из лучших охотников - Пьер Лаваль, забрав своего приятеля - Крысёнка, и ушёл к Флери, Вердье понял, что надо срочно что-то предпринимать.
   Вот так на стоянке появилось три, привезённые с Тортуги девушки и был спешно, в течение двух недель сооружён для них дом из четырёх комнат.
   Вердье установил строгую очерёдность ночных посещений, которая свято соблюдалась всеми охотниками. Впрочем, наиболее ретивый в этом деле мог и перекупить очередь у товарища. Это не возбранялось.
   А год назад к дому пристроили пятую комнату с отдельным входом - Вердье привёз себе жену. Лаура была испанкой. Дерзко красивая, с печальными чёрными глазищами, она резко отличалась от легкомысленных француженок. И многие бы охотники положили на неё глаз, если бы Вердье заранее не предупредил, что свернёт шею всякому, кто попытается ввести его супругу в грех.
   Появление Лауры было окружено тайной и вызвало немало пересудов среди буканьеров. Вердье в одиночку пропадал где-то две недели, пока не появился с девушкой, отрешённо сидящей впереди него на спине измотанного коня. А потом поползли слухи, что в испанском селении восточнее озера Соматр, похищена сеньорита. Что похититель, подняв ночью священника с постели, под дулом пистолета заставил их обвенчать, а потом скрылся в неизвестном направлении. Возможно, это был и Вердье, может кто-то другой. Женщин на острове не хватало.
   Жизнь у Вердье с молодой женой месяца через два вполне наладилась. Она довольно быстро научилась говорить на карибском жаргоне и не чувствовала себя больше одинокой среди французов. Готовила вместе с остальными девушками еду для охотников и хлопотала по хозяйству. Глаза её повеселели, и она даже изредка смеялась. Хотя временами, на неё накатывали воспоминания о родном доме. Привычный мир был значительно урезан. Девушка не могла сходить в церковь, в поселковую лавку, круг общения сузился, не хватало поддержки родных. Но она не роптала, понимая, что не вмешайся в её судьбу Вердье, отец мог выдать её замуж за кого угодно, в том числе и в другое селение, где она бы тоже оказалась среди чужих людей.
   Жан Вердье, по прозвищу Неутомимый Жан, пользовался у охотников заслуженным уважением. Он мог сутки не слезать с седла, отлично стрелял, обладал недюжинной силой. Высокий, хорошо сложённый, с приятными чертами лица, Вердье нравился и женщинам. Окружив жену постоянной заботой и вниманием (хотя упорства природа ему не дала), он добился своего - гордое испанское сердце девушки сдалось. Буканьеры, правда, ворчали, что начальник всё реже стал выезжать на охоту, но дел тому хватало и в лагере.
  
   ... Выстрелы, раздавшиеся на рассвете, мгновенно подняли всех обитателей дома на ноги. Вердье, сунув в руки жены пистолет и накинув на нее тёмный плащ, выскочил вместе с ней наружу, брякнув в потёмках стволом мушкета.
   - Встретимся у ручья, - шепнул он, подталкивая Лауру к почти неразличимой тропинке в зарослях акации.
   Когда Жан обогнул дом, женщины и трое охотников, ночевавших там, как раз высыпали на порог. Все буканьеры были вооружены, но только Дюваль успел полностью одеться.
   Вердье отчётливо услышал чуть приглушённую предрассветным туманом резкую, уверенную команду: - Целься!! - И не дожидаясь пока испанец скомандует "Пли!", коротко бросил: - Ложись! - падая на землю.
   Охотники мгновенно последовали примеру командира, и залп испанцев достался женщинам, растерянно застывшим у входа. Луиза и Жанна были убиты наповал, а Мелани повезло - она стояла позади подруг, и те прикрыли её от злобно жужжащих пуль. Девушка пронзительно закричала, чувствуя, как под ударами безжалостного свинца вздрагивает навалившаяся на неё Луиза, и бросилась назад.
   - В дом! - тут же приказал Вердье, и охотники, дружно вскочив, ринулись к входу.
   Жан Вердье был опытным командиром, и за свои тридцать пять лет не раз принимал участие в схватках. Давая команду, он не собирался отстреливаться из-за толстых стен, а рассчитывал, забрав оружие, выбраться с товарищами через окно на тыльную сторону и скрыться в зарослях. Оценив почти сразу, что испанцы имеют многократный перевес и все буканьеры в хижинах, скорее всего, перебиты ещё спящими, единственный путь отступления он видел через заросли акации, по тропинке, начало которой прикрывалось домом.
   И не его вина, что провидение распорядилось по-другому!
   Захлопнуть дверь сразу не удалось - прямо на пороге лежала мёртвая Жанна. Тело девушки пришлось затащить внутрь и, эта заминка стоила жизни двум буканьерам. - Вторая шеренга испанцев ударила прямо в дверной проём. Пуля досталась и Вердье, раздробив ногу. "Не успели!", - подумал он, заваливаясь на бок рядом с товарищами.
   Уцелевший Дюваль мигом набросил засов и подскочил к корчившемуся на полу начальнику отряда.
   - Мишель, - захрипел Жан с искажённым от боли лицом, - давай всё оружие со стен ко мне! А сам попытайся вместе с Мелани через заднюю комнату выбраться наружу! У ручья ждёт Лаура. ...Не бросай её, добавил он, помолчав.
   - Будьте вы прокляты, гачупины! - прошептал, отворачиваясь Дюваль. Всё в нем протестовало при мысли, что придётся бросить раненного Вердье на расправу испанцам.
   Он подтащил глухо застонавшего Жана к стене, быстро снял с крючьев богато инкрустированные пистолеты и ружья - предмет былого увлечения охотников и сложил около него.
   - Прости, брат! - склоним голову, положил он руку на плечо Вердье, прощаясь. - Когда встретимся на том свете - не вини! А о Лауре я позабочусь!
   Резко повернувшись, Дюваль поднял плачущую над телом подруги девушку и скрылся вместе с ней в задней комнате.
   Вердье снял с пояса пороховницу и, торопясь, начал подсыпать свежий порох на полки замков. Испанцы вот-вот должны были пойти на штурм, и любая осечка при выстреле могла оказаться гибельной. Он не сомневался, что его убьют, но хотел взять за свою жизнь достойную плату. Дюваль усадил его очень удачно: под прицелом оказались два окна, входная дверь и коридор к комнатам девушек. Он мог безошибочно уложить каждого, кто попытается ворваться в дом, а сам был практически не досягаем для выстрелов снаружи.
   Тем временем Мишель осторожно отворил окно и, прислушавшись, беззвучно выпрыгнул на траву. Осмотревшись, он сунул пистолеты за пояс и протянул руки девушке, застывшей в окне:
   - Давай, - прошептал он.
   Мелани соскользнула вниз, чуть не повалив невысокого Дюваля. "А в постели она вдвое легче", - накрепко поймав толстушку, подумал буканьер, едва удерживая равновесие.
   Два испанца, выскочившие из-за угла дома не замедлили направить мушкеты в застывшую на мгновенье парочку. И как не быстр был Дюваль, но услышав щелканье спускаемых курков, он успел лишь отшвырнуть девушку и повернуться лицом к опасности. Обе пули попали ему в грудь, сразив наповал.
   - А-А-А-А! - закричала в ужасе Мелани, не отрывая взгляда от выхваченных испанцами клинков. Она попыталась встать и броситься прочь, но ноги от страха отказали. Обезумевшие глаза застыли на двух приближающихся фигурах, лишь руки пытались оттолкнуться от чего-то мягкого и липкого, не ощущая, что это разорванная пулями грудь Мишеля. Они скользили по залитой кровью одежде, в безнадёжной попытке поднять застывшее в страхе тело, пока не наткнулись на твёрдую пистолетную рукоять.
   - Бам-м! - пробив кирасу, отбросила выпущенная в упор пуля одного из испанцев. И тут же смерть со свистом обрушилась на француженку ударом тяжёлого палаша.
   По глухим выстрелам, донёсшихся в тыльной стороны, Вердье понял, что Дюваль не успел вырваться из западни. Перекрестившись и пробормотав короткую молитву за упокой душ всех погибших буканьеров и женщин, Жан оторвал от рубахи кусок материи и, как мог, перетянул себе ногу. Он приготовился ждать. ...
   Испанцы, окружив дом, лезть внутрь не торопились. Подтащив кулеврины, они не пожалели в каждое окно по паре картечных зарядов. И только потом с десяток солдат ринулось на приступ. Вердье успел застрелить четверых, прежде чем не рассчитывающие наткнуться на сопротивление испанцы откатились. Посовещавшись и плюнув на ценности, которые могли быть внутри, они подожгли дом. Пламя быстро охватило крытое пальмовыми листьями строение и за гулом и треском высоко взметнувшихся языков огня и искр, заставивших солдат отодвинуться на двадцать шагов, никто не расслышал одинокого пистолетного выстрела. ...
  
  
   Г Л А В А 8
  
   Малыш бежал во всю прыть, закрытый от ближайшего противника зеленью куста. Испанец, не видя его, торопливо забивал в ствол новую пулю. Он не хотел наткнуться безоружным еще на один выстрел и получить кусок свинца уже не в кирасу, а в голову. Когда солдат зарядил мушкет и приблизился к месту, откуда в него стреляли, ожидая увидеть там убитого француза, буканьер был уже далеко.
   Вся погоня, изрыгая проклятья, замедлила бег и остановилась. Расстояние стремительно увеличивалось, и было ясно, что охотника не догнать. Его рубаха мелькала уже шагов за пятьсот, и через несколько минут, держа направление вдоль реки, он скрылся из вида совсем.
   Отбежав мили на две, Ажен сбавил ход и перешёл на шаг. Грудь его тяжело вздымалась, он заметно устал. Бешеный рывок, позволивший ускользнуть от преследователей, отнял много сил. Да и выстрел испанского солдата не оказался совсем напрасен - пуля попала во второй пистолет, заткнутый за пояс. И, если бы Поль не стоял боком, то уже лежал бы на земле с пулей в животе.
   - У-у, зараза! - выдернул он щепку от деревянного цевья, застрявшую в глубокой царапине. Пуля разнесла не только цевьё, но и замок на пистолете. Осмотрев, Малыш выкинул безнадёжно испорченное оружие, и, потерев нывшую тазовую кость, которой досталось, скорее всего, пистолетным стволом, направился в сторону лагеря Вердье.
   Мысль, вернуться назад и перестрелять охрану у мешков с отравой, Ажен отбросил. Он был сейчас не в состоянии передвигаться с такой скоростью, чтобы значительно опередить повернувших обратно солдат. Да и не под силу ему одному перетаскать это ядовитое зелье настолько далеко, чтобы испанцы не сумели его найти.
   Направляясь к соседней стоянке, он рассчитывал, что посланный несколько часов назад Бертран уже там, и предупреждённый Вердье наверняка вышлет в их сторону конные дозоры. Так что высадившиеся испанцы в любом случае окажутся под неусыпным оком буканьерских глаз. А на стоянке Неутомимого Жана, где лошадей больше чем охотников, Малыш надеялся разжиться конём. И даже, если там никого не окажется, времени, чтобы добраться до Красного холма, у него вполне хватало.
   "Десяток мы уложили, - размышлял Ажен,- их ещё сотни полторы осталось. До вечера будут травить пастбища, луговина у нас обширная. По берегу не пойдут, утром сядут в баркасы и спокойно спустятся по течению к Вердье, а затем и дальше".
   На стоянке Вердье Ажен знал всех обитателей. Не один раз он бывал здесь в гостях и даже дважды переспал с Луизой. Девицы брали с чужаков двойную плату и привечали далеко не всех, чтобы не приваживать не прошеных визитёров.
   Поль уже протопал три четверти пути, солнце показывало полдень, а дозорных Жака нигде не было видно. Местность тянулась довольно открытая, и всадников не заметил бы разве только слепой.
   "Куда же они делись?! - беспокойно вертя головой, начал волноваться Малыш. - "Наверно решили объехать стороной. Им, конечно, удобнее подобраться со стороны рощи, там местность более холмистая", - подумал он, незаметно для себя прибавляя шагу. На этом участке луговины охотник знал две незаметные возвышенности, откуда великолепно просматривались окрестности. Буканьеры часто их использовали, чтобы выследить стада пасущихся быков. Одна из них находилась в пяти милях от стоянки Вердье и лежала почти по пути. К ней он и направился.
   Не доходя шагов двести до самой высокой точки, густо поросшей зарослями акации, Ажен расположился в тени араукарий на привычном месте у родника, который давал начало прозрачному ручейку, тонкой ленточкой струящегося к реке. Решив здесь немного отдохнуть и подкрепиться, он достал копчёного мяса и с удовольствием вгрызся в его красно-чёрную твердь. Запил холодной водой и растянулся на траве. Ноги гудели и, расслабившись, Поль незаметно для себя заснул.
   Впрочем, спал он недолго, всего с полчаса. Но сон освежил и взбодрил охотника. Зажевав ещё один кусок мяса, и напившись вволю, Малыш навесил на себя оружие и двинулся вверх по еле заметному склону. Кусты акации были не высоки и скрывали охотника по плечи. Узкая тропинка привела к маленькой, расчищенной среди веток площадке. Обзор открывался мили на две.
   Ажен сначала внимательно обвёл взглядом местность, откуда пришёл, и погони не обнаружил. Повернувшись, он осмотрелся по сторонам. Справа, играющая бликами, лента Артибонита опоясывала резко уходящие вверх горы, слева - смутно обозначенная, едва различимая вдали, кромка леса тёмной полоской окаймляла безлюдную луговину. В сторону лагеря Вердье Малыш вглядывался особенно пристально, надеясь всё же увидеть конный дозор охотников.
   Всадников он заметил совсем неожиданно для себя. Те оказались у него под носом всего в трехстах ярдах, появившись из-за группы деревьев. Ехали они медленно, внимательно вглядываясь в траву.
   "Испанцы!" - ахнул про себя буканьер, никак не рассчитывая встретить врага здесь. "Наверняка захватили лагерь, а сейчас кого-то из охотников отлавливают, пёсьи дети!" - стиснул он руками мушкет.
   Прищурившись, Малыш с минуту вглядывался в подножье возвышенности и, всё-таки заметил то, что искал. След на траве, по которому шли испанцы, отклонялся чуть правее и терялся в кустарнике. След наверняка был свежим, если с этого холма ему удалось рассмотреть дорожку примятой травы. И пешему охотнику от всадников никак не уйти. "Если ему никто не поможет", - подвёл итог своим мыслям Ажен.
   Испанцы подъехали к кустам, держа наготове мушкеты.
   - Алонсо, осмотри заросли кругом, приказал старший патруля, - нутром чую, он здесь!
   Солдат, следуя приказу, неторопливо развернул коня и едва успев отъехать с десяток шагов, как услышал шорох сомкнувшихся ветвей.
   - А ну выходи! - закричал он, направив ствол мушкета на непробиваемую взглядом стену листьев.
   Два его товарища тотчас оказались рядом.
   - Выходи, а то начнём стрелять! - ещё раз прокричал Алонсо.
   - Что вам надо от меня, сеньоры? - на чистейшем андалузском наречии спросила девушка, тихо появившись из зелени в десяти ярдах от того места, куда был направлен ствол мушкета.
   Испанцы на секунду растерялись, не ожидая вместо преследуемого буканьера выследить девицу, тем более соотечественницу.
   Ты что, из девок Вердье?! - сообразил через секунду Гаспар Кавадрилья, возглавлявший патруль.
   Нет! ... Я его жена! Нас венчал священник из Сан-Миробаля! - гордо выпрямилась Лаура.
   Она была хороша: густые тёсные волосы, яркие губы, сверкающие глаза. Плащ, имеющий застежки только у шеи и на вздымающейся груди, разошёлся, открывая взором солдат нижнее бельё из батиста. Но девушка не пыталась придержать его полы руками, скрывая их под накидкой.
   - Это ничего не меняет! Всё равно - шлюха, если спала с этим вонючим французом! - изрёк Гаспар.
   Солдаты, догадавшись, куда клонится дело, ухмыльнулись и заёрзали в сёдлах.
   -Взять её! - приказал Кавадрилья.
   Оба испанца мгновенно скатились с лошадей: не в каждом походе выпадает такая удача - позабавиться с женщиной. Но не успели они сделать и шага, как в руке девушки блеснул серебряной насечкой пистолет.
   - Назад! - выкрикнула она, отпрыгнув к самым кустам. Солдаты от неожиданности застыли, увидев направленное на них чёрное отверстие короткого дула.
   Однако их начальник не сплоховал, мгновенно вскинув мушкет:
   - Брось оружие, шлюха! А не то подавишься пулей! - прорычал он с лошади.
   Лаура, застыв на мгновенье, с решительностью затравленного зверя поднесла ствол к виску:
   - Сделаете хоть шаг, застрелюсь, но вам не дамся, отродья дьявола!
   Гаспар выстрелил секундой спустя. Стрелял он неплохо, с десяти шагов попасть было не сложно, да он особо и не переживал, если зацепит девчонке руку. Всё остальное при ней останется. Мушкетная пуля ударом тяжёлой дубины выбила пистолет из девичьей руки. Лаура лишь ойкнула от неожиданности и боли. Солдаты мигом подскочили к ней и, не смотря на отчаянное сопротивление, повалили на траву и прижали к земле, удерживая за руки и плечи и чувствуя, как мечущееся женское тело пробуждает в них жгучее желание.
   Гаспар, не торопясь, слез с коня, подошёл к Лауре, на ходу вынув кортик. Он прижал её бёдра коленом, чтобы не вздумала брыкаться, и с медлительностью, внушавший жертве неописуемый ужас, отрезал поочерёдно застёжки плаща, а потом, подцепив у горла батистовую рубашку, начал её медленно распарывать сверху вниз.
   Материал с треском рвался о тупой клинок. Девушка, как будто очнувшись от парализовавшего её страха, отчаянно крича, стала вырываться с удесятерённой силой. Но Гаспар на её крики не обращал никакого внимания. Разрезав рубашку до живота, он резко встал, полоснув одним движением подол.
   Бешеный рывок Лауры лишь обнажил стройные ноги и упругий живот, не прибавив никаких шансов на спасение. Солдаты поспешили сдёрнуть остатки материи, прикрывавшие крепкую грудь, и намертво придавили к земле.
   Испанка в ужасе затихла, наблюдая, как Гаспар аккуратно отстёгивает пояс с оружием. Из её чёрных глаз безостановочно катились слёзы, а губы пытались воззвать к Господу...
  
  
   Г Л А В А 9
  
   Дозор, выставленный в двух милях от плантации, заметил Лангедока и Бенуа сразу, как только те выехали из леса. Гонец тут же умчался к Флери, предупредить о возвращении буканьеров. Но прошло не менее часа, прежде чем их, уже шатавшаяся под двумя седоками лошадь, дотащилась до асьенды.
   Построенный в испанском стиле, дом Перрюшона был сложен из дикого камня. Правильный прямоугольник толстых стен наглухо отгораживал внутренний дворик с выходившими на него галереями жилых помещений. Галереи, тянувшиеся с трёх сторон, поддерживали мощные каменные арки. Четвёртая стена имела ворота, над которыми нависала широкая башня, возвышавшаяся над всем домом. Внутренний дворик - патио, стараниями рабов был вымощен каменными плитами, и только в середине, у источника, росло несколько деревьев, дававших приятную тень. Из патио две каменные лестницы вели наверх: одна, широкая - к галереям, другая, с противоположной стороны - к башне. Лестница, ведущая к жилым помещениям, заканчивалась небольшой площадкой. Оттуда крутые ступеньки позволяли подняться на асотею, Ограждённую, чтобы никто не свалился вниз, невысокой деревянной балюстрадой, выкрашенной в белый цвет. На асотее Перрюшон держал три пушки, нацеленные в разные стороны, и любил посидеть вечерком перед закатом с бутылочкой вина. Самое грозное своё орудие - мортиру, Перрюшон установил на башне, откуда можно было ударить картечью на пятьсот шагов, а ядрами ещё дальше. Монолит каменной стены нарушался четырьмя узкими стрельчатыми окнами, забранными декоративной решёткой и калиткой с задней стороны, выводившей к когда-то заботливо ухоженному саду. Если учесть, что окна располагались в двенадцати футах от земли, а калитку (как и ворота) предусмотрительно оковали железом, то в запертый и охраняемый дом проникнуть было очень сложно. По сути, асьенда представляла собой крепостной бастион, с мощными стенами, пушками, своим источником воды и запасами продовольствия в обширных подвалах.
   Когда Лангедок и Бенуа подъехали к асьенде, они сразу заметили суетившихся наверху людей. Перрюшон укреплял оборону дома. Проёмы балюстрады закладывали мешками с землёй, не забывая оставлять бойницы для стрелков. Подтаскивались ядра и картечь. Над бочонками с порохом мастерили навес, намериваясь накрыть его от возможного пожара мокрой бычьей шкурой.
   Флери встретил охотников у ворот. После того, как Лангедока бережно сняли с коня и занесли в дом, Бенуа подробно рассказал о неудачно закончившейся засаде, гибели двух товарищей и сожжённом лагере. Его печальное повествование прерывалось яростными возгласами собравшихся вокруг охотников и работников асьенды.
   - Подлые собаки! - выкрикнул Флери, после того как смолк Бенуа. - Кровь наших братьев взывает к мести! Дождёмся буканьеров Вердье и покажем проклятым гачупинам, кто хозяин на этой земле!
   - Месть! Месть! - выплеснулось из множества глоток и десяток мушкетов угрожающе взметнулось вверх.
   - Смерть гачупинам! - ревели охотники. - Перебьём как бешеных псов! Смерть исчадиям ада! - бушевала толпа.
   Умело подогрев боевой настрой французов, Флери поднял руку:
   - У нас ещё будет возможность всадить им в глотку хороший кусок свинца, а пока, всем за дело, время не терпит!
   Буканьеры разошлись продолжать работы по укреплению асьенды, прерванные появлением товарищей. Их было немного. Полтора десятка охотников Флери разослал дозорами к востоку от плантации, прикрывшись ими от внезапного нападения испанцев. Конные дозоры перекрыли участок в несколько миль, патрулируя вдоль кромки леса.
   Плантация Перрюшона занимала свыше тысячи акров земли и тянулась лентой на три четверти лье. Несколько десятков рабов возделывали сахарный тростник и какао. Пятую часть дохода приносили посадки индиго, дававшего великолепный тёмно-синий краситель. Для своих нужд выращивали бананы, цитрусовые и всевозможные овощи.
   Когда Флери, вместе с Бенуа, поднялся в комнату, где разместили раненого Лангедока, там уже хлопотали женщины. Они обмыли окровавленное плечо и, пропитав материю какой-то пахучей мазью, используемой индейцами, начали накладывать повязку. Рана Лангедока была чистой, хотя охотники проделали шестичасовой путь. Не зря покойная бабка Бенуа, знавшая в травах толк, вдалбливала внуку свою премудрость. Да и Бог видно был на стороне Бретёра, не дав воспалиться ране.
   Минутой спустя обе метиски взялись за самого Жака, поохав над его боком, покрытым коркой запёкшейся крови. Женщин, обитавших на плантации, можно было пересчитать по пальцам. Две негритянки готовили пищу для рабов, три индеанки с доброй примесью испанской крови прислуживало в доме и еще трое числились замужними и поддерживали семейные очаги в отдельно построенных хижинах. Семейные узы, так заботливо взращиваемые церковью и прекрасной половиной рода человеческого, лишь только начали проникать в это скопище авантюристов и любителей приключений, составляющих большинство французской колонии в Новом Свете.
   Едва женщины успели закончить перевязку, как появился Перрюшон. Маленький, полный, с кустистыми чёрными бровями, он стремительно вкатился в комнату, дыша энергией и напором. Одним движением руки хозяин выпроводил женщин, поспешивших уйти с тазами и окровавленными тряпками и оставить мужчин одних.
   - Какие новости Пьер, принесли твои буканьеры? - обратился он к Флери.
   - Новости не очень радостные, Жерар. Двое убиты, двое ранены, - кивнул Флери в сторону Лангедока и Бенуа, - а один выслеживает продвижение испанцев. За десяток мёртвых гачупинов цена для нас очень высокая, тем более погибли одни из лучших охотников. ... Да ты их знал: Жавер и Кордье - Железная лапа.
   - М-м-да! Ребят конечно жалко, - пожевав губами, сказал Перрюшон. - Ну да у мёртвых и живых заботы разные. ...Мне надо точно знать, пойдут ли испанцы к плантации!? - посмотрел он вопросительно на буканьера. - Иначе я не успею перегнать скот и рабов в безопасное место.
   - Точно сказать пока не могу. Думаю, сутки у нас ещё в запасе есть. Завтра в полдень у Красных холмов должен появиться мой разведчик, тогда всё и узнаем. Да и Вердье поджидаем не позднее утра, может он что-то прояснит. Но если испанцы потащат с собой пушки, а лошадей у них нет, то времени у тебя, Жерар, будет достаточно.
   Плантатор помолчал несколько секунд, обдумывая сказанное:
   - Хорошо, скот и рабов я всё же угоню - целее будут. Но у меня останется мало людей - человек двадцать, не больше. Да у тебя две дюжины. А испанцев, по твоим словам, за сотню. Сможем мы отбиться от них, или лучше бросить всё к дьяволу и переправиться на Тортугу?
   - Ну, от сотни, я думаю, отобьёмся даже теми силами, что есть сейчас. Посадим десяток буканьеров на лошадей и ещё на подходе потреплем, как следует. Ну, а если завтра появится Вердье, мы их даже к плантации не подпустим. А вот отправить посыльного на Тортугу нужно будет обязательно. Если испанцы чуть замешкаются, флибустьеры их всех заставят нахлебаться воды из Артибонита. Жалко большая часть добычи тогда уж достанется не нам, но хоть отомстим за ребят.
   - Ладно, так и решим! Гонца я пошлю, а военные заботы ты бери на себя, Пьер. Ты в этом деле поопытней! - сказал Перрюшон и проворно выкатился из комнаты.
   Через минуту его голос раздался во дворе, и обитатели асьенды, подстёгнутые распоряжениями хозяина, сразу зашевелились. Забегали люди, заблеяла и замычала живность, сгоняемая в стада.
   Спустя час восемь всадников вывели из барака забитых в колодки рабов, и погнала их на запад. Скованные общей цепью, невольники шли быстро, предпочитая плётку француза бичу жестокого испанца. Вскоре колонна скрылась из вида, молча позванивая железом под негромкие окрики верховых.
  
  
   Г Л А В А 10
  
   Малыш подобрался почти вплотную, на расстояние в двадцать шагов. Последние пятьдесят ярдов ему пришлось ползти, скрываясь в высокой траве. Положив заряженный пистолет перед собой, он навёл мушкет: пуля отбросила навзничь стоявшего к нему лицом и развязывающего пояс толстого испанца. Тот даже не вскрикнул, забившись в короткой смертельной агонии.
   Солдаты, прижимавшие к земле женщину, мгновенно вскочили, повернувшись на выстрел, и Ажен, привстав на колено, тут же разрядил свой пистолет прямо в изумлённые глаза одного из них. Оставшийся в живых испанец с лязгом выхватил из ножен палаш и бросился на буканьера. Секундная растерянность прошла, и он не собирался задёшево отдавать свою жизнь.
   Стремительный бросок противника застал Поля врасплох. Он не успел встать с колена и неуклюже отразил удар испанца стволом пистолета. Тяжёлый клинок, выбив оружие, рассёк буканьеру бедро выставленной вперёд ноги. Малыш зарычал от боли и, не дожидаясь, пока испанец вторым ударом раскроит ему голову, бросился на врага.
   Перехватив занесённую руку и выпрямившись во весь свой огромный рост, Ажен ударил что было сил кулаком в перекошенное яростью лицо испанца. Тот отлетел в сторону и распластался на земле, выронив палаш. Шлём соскочил, открыв взгляду поседевшие виски и вытертые подшлёмником поредевшие волосы.
   Буканьер проковылял пару шагов и добил испанца ножом, содрогнувшись от хрустнувшего под лезвием горла и вида разбитой в кровь заросшей физиономии.
   Всё произошло так стремительно, что Лаура, не успев ничего сообразить, лишь только слегка приподнялась, освободившись от придавливающего груза и уставившись расширенными от ужаса зрачками на валявшегося около её ног мёртвого испанца. Она так сильно стиснула бёдра, пытаясь хоть этим напрасным усилием оградить себя от насильников, что мышцы свела судорога, и ноги теперь не слушались. Плечи нестерпимо ныли от безжалостных солдатских рук, ещё мгновенье назад тисками прижимавших её к земле. Ей хотелось криком выплеснуть свой страх и боль, но язык не повиновался, горло стискивало непробиваемым комом. Слёзы текли, не останавливаясь, и перед глазами всё расплывалось цветными, нерезкими пятнами.
   Когда Малыш, подволакивая раненую ногу, протащился с десяток шагов, отделяющих его от девушки, её обессиленные руки подломились, и она откинулась на траву.
   Обнажённая женщина, распростёртая на тёмно-синем, почти чёрном плаще, была хороша. Эта непроизвольная оценка возникла сразу, как только взгляд уловил матовую нежность кожи, холмы упруго торчащих грудей и крутой изгиб бёдер.
   Через секунду, всмотревшись в лицо, Ажен понял, что знает эту женщину. Без всякого сомнения, перед ним находилась жена Вердье. Он видел её дважды на стоянке у соседей и даже перебросился месяца два назад несколькими фразами. Девушку, при её незаурядной внешности, трудно было не запомнить.
   - Это я, Поль Ажен - из отряда Флери, - сказал Малыш, поймав её затравленный взгляд. - Не бойтесь, сударыня, - вставил он непривычное для себя вежливое обращение. - Солдаты больше не смогут сделать вам нечего плохого.
   Спокойный голос Малыша вернул девушку к действительности. Хотя его и прошли мимо сознания, она поняла, что всё страшное уже позади.
   Уловив устремлённый на себя взгляд молодого охотника, Лаура инстинктивно прикрыла низ живота рукой, второй судорожно пытаясь стянуть распоротую рубашку. Глаза её панически заметались.
   Ажен отвернулся и направился к лошадям. Не дойдя до них несколько шагов, он замер, отчаянно застонав. Буканьер увидел и узнал коня: Ворон принадлежал Пьеру Флери и именно на нём, самом быстром скакуне отряда, начальник направил Бертрана к стоянке Вердье. И, если на нём теперь сидел испанец, то славный охотник Бертран, несомненно, убит.
   Малыш быстро заковылял назад, намериваясь получить ответ у той, которая всё знала наверняка. Девушка тихонько плакала (боль в сведённых мышцах не проходила) и сидя пыталась запахнуться плащом.
   - Кончай хныкать! - резко вздёрнул он её, поставив на ноги. Взбешённый потерей ещё одного товарища, он крепко держал её за плечи, повернув лицом к себе.
   Агрессивность охотника Лаура почувствовала сразу, она испугалась и отчаянно закричала, пытаясь вырваться. Ей показалось, что на смену одним насильникам пришёл другой.
   - Да замолчи ты! Чего орёшь?! - изумлённо уставился на неё Малыш, отпуская девчонку. - Я просто помочь хотел, - развёл он в недоумении руки.
   Лаура, не устояв на прихваченных судорогой ногах, опустилась на землю. Склонившись над испанкой, Ажен как можно мягче спросил:
   - Скажи, что с отрядом Вердье? Ведь ты же идёшь оттуда? ...
   Девушка, вспомнив ужасный рассвет, зарыдала в полный голос, перемежая плач с выкриками по-испански, из которых охотник так ничего и не понял.
   Поль постоял с минуту около неё, а потом, движимый чувством сострадания к плачущему человеку, погладил её по спутанным волосам. Лаура подняла на него заплаканные глаза, и Малыш не придумал ничего лучшего, кроме добродушной улыбки. С женщинами он обращаться не умел и не знал, какими словами можно её утешить.
   Девушка постепенно затихла, и Ажен, выждав паузу между всхлипами, снова задал свой вопрос об отряде Вердье.
   - Все погибли! Большинство не успело даже проснуться, когда их перебили солдаты, - на карибском жаргоне ответила Лаура. А потом, помолчав, добавила: - Только мой муж и несколько охотников пытались защищаться. Но все, в том числе и женщины - убиты. Я видела из зарослей, как их закапывали в общую яму. ...А дом наш сожгли. ...
   Слёзы опять потекли по её лицу, и она тоненько с надрывами завыла, уткнув голову в колени и выплёскивая своё горе.
   Ажен молча повернулся и, ссутулившись от нерадостной вести, подволакивая ногу, направился к лошадям, на ходу обдумывая услышанное. Ему было ясно, что испанцы действовали одновременно в двух местах и, наверняка, во втором испанском отряде, разгромившем стоянку Вердье, людей не меньше, чем высадилось у них. И этот отряд гораздо опаснее, поскольку захватил более двух десятков лошадей и мог теперь перебросить пушки и послать всадников в любом направлении. Только выведав замыслы испанцев, буканьеры могли чувствовать себя в относительной безопасности.
   Подойдя к лошадям, охотник принялся обшаривать седельные сумки, отыскивая кусок чистой материи, чтобы перевязать себе ногу. Подходящий лоскут ткани нашёлся в сумке на Вороне, там же обнаружился кошель Бертрана с тремя десятками пистолей, его трубка и табак.
   Рана на бедре оказалась небольшой, но болезненной. Присыпав её порохом, Поль туго обмотал ногу тканью, натянул штаны и завязал пояс. Потом поймал за уздечки коней и подвёл их к жене Вердье.
   - Ты умеешь держаться в седле? - обратился он к девушке, которая молча кивнула, не делая попыток встать.
   - Что с тобой? - спросил Ажен, подойдя вплотную. - Ранена?
   - Нет. У меня ноги свело, я не могу подняться, - взглянула она на него, сморщившись от боли.
   - Ложись! - приказал Малыш и легонько толкнул её, опрокинув на спину.
   Лаура замерла неподвижно, доверившись охотнику. Только глаза выдавали её настороженность.
   Малыш, стараясь не останавливать внимание на полуобнажённом женском теле (хотя это удавалось ему плохо), присел на корточки и сбросил с её ножек легкие башмачки. Крепкими пальцами он помассировал девушке ступни, несколько раз потянув большие пальцы вверх. Затем, надев обувь, он взялся своими сильными руками повыше колен и начал разминать бёдра, обжигаясь их податливой нежностью. Лаура, как сумела, прикрылась полой плаща, и чем больше старался Ажен ей помочь, тем сильнее краснела, сгорая от стыда. Помассировав несколько минут бёдра и, чувствуя, что уже не справляется с желанием, Малыш поднялся с колен.
   - Давай попробуем подняться, - сказал охотник и подхватил девушку подмышки, помог встать. - Ну, вот видишь, всё хорошо. Походи немножко, пусть ноги отойдут.
   Девушка прошла несколько шагов, с облегчением чувствуя, что боль в сведённых ногах прошла.
   - Спасибо, - сказала она, стирая с лица слёзы. - Я очень благодарна за помощь.
   - Меня зовут Поль Ажен. Я из отряда Флери, - представился буканьер ещё раз. - А ты, если не ошибаюсь, Лаура?! Я видел тебя пару раз на стоянке Вердье.
   - Да, я его жена, точнее...,- губы её задрожали, лицо исказилось, готовое разразиться новым потоком слёз, - ...вдова, - еле внятно произнесла она, усилием воли справившись с собой.
   Малыш попытался отвлечь её от тяжёлых мыслей самым простым способом, который знал - работой.
   - У меня тут есть иголка и нитки. Я пойду, соберу оружие, а тебе надо зашить одежду!
   С этими словами буканьер пошарил в своей сумке и вручил девушке иглу и моток крепких ниток.
   Пока она зашивала распоротую рубаху и приметывала отрезанные от плаща застёжки, Ажен обошёл мёртвых испанцев. Он бесцеремонно снял с них оружие и кое-какую одежду. Кирасы и шлёмы простого изготовления особой ценности не представляли, и тащить их с собой не стоило. Это добро, так же, как и два потёртых кожаных колета, он спрятал в кустах, надеясь при случае забрать. Для себя приглядел чёрный камзол, убитого из мушкета в голову испанца. Тот хоть и жал под мышками, но был из хорошего сукна и вполне мог прикрыть его красную рубаху, издалека бросающуюся в глаза.
   Оружия набралось изрядно: три мушкета, пистолет, два палаша и шпага. Шпага была хорошей работы и стоила десяток дублонов. Ажен зарядил всё оружие и навесил его на вороного. Клинки приторочил к седлу другого коня, сложив в приседельную сумку кинжалы, найденный порох и пули, не забыв бросить туда и испорченный пулей пистолет Луизы с серебряной насечкой (глядишь, кто и починит дорогостоящую вещь).
   Тела убитых он затащил в заросли и, вытерев руки о траву, подошёл к девушке.
   - Ты готова? - спросил он.
   - Да, можно ехать.
   Малыш, посмотрев на неё, добродушно засмеялся:
   - Ты же не залезешь на лошадь - одежда не даст! - ткнул он пальцем в зашитую до самого подола рубашку. Вытащив нож, он протянул его Лауре: - Разрежь спереди и сзади и сшей как штанины, а я сейчас подойду.
   Охотник вернулся в заросли гоявы, где лежали убитые. Листья издавали сильный запах, но кустарник уже отцвёл. После недолгих колебаний (выбор был не слишком богатым) Ажен снял с одного испанца штаны, присмотрев поновее и поменьше, чтобы подошли девушке. Вытряхнув хорошенько свой трофей, он вылез из кустов, не забыв прихватить и пояс.
   Лаура неудачному совету охотника не последовала, а сделала по-своему. Отрезав ножом подол рубахи почти до колен, она соорудила из этого куска батиста набедренную повязку, завязав материал на талии двумя узлами - справа и слева.
   Дождавшись чуть в стороне, пока она закончит работу, Малыш протянул ей суконные штаны с широкими буфами на бёдрах:
   - Надень вот это, в дороге будет удобнее, по крайней мере ноги о седло не натрёшь.
   Девушка осмотрела поношенную вещь и, поморщившись, безропотно натянула мужскую вещь. Ажен помог ей подпоясаться, затянув ремень на тонкой девичьей талии, и проковырял, чтобы можно было застегнуть пряжку, в толстой коже ещё одну дырку.
   Спасибо, Поль, - поблагодарила девушка, в первый раз назвав его по имени.
   Охотник помог ей забраться на коня, вскочил в седло сам и, поймав третью лошадь за повод, направился к роднику, где отдыхал до этого. Поль хотел, чтобы девушка немного подкрепилась перед дорогой, наверняка ничего не ела со вчерашнего дня, бедняжка. Да и сам он был не против проглотить кусок мяса и промочить горло из найденной в торбе у испанцев бутылки рома. Рана на ноге давала себя знать, его немножко знобило. "Хорошо, что есть лошади, а то до Красного холма вряд ли бы добрался вовремя", - подумалось ему.
   Малыш, остановившись у родника, снял девушку с седла и вымыв руки, перепачканные землёй и кровью, выложил перед ней имеющиеся припасы. Выпив несколько глотков из бутылки и зажевав изрядным куском говядины, он почувствовал себя бодрее.
   Проголодавшаяся Лаура, отказавшись от рома, с удовольствием съела несколько сухарей и кусочков мяса, запивая их родниковой водой. За едой Ажен подробно её расспросил, но она не добавила к своему рассказу ничего нового, упомянув, правда, что у испанцев имелись пушки, из которых они несколько раз стреляли. И спалили они только дом, не сумев выбить оттуда защитников, а хижины оставили целыми. "Наверное, решили там остановиться и заночевать", - мелькнула беспокойная мысль у Малыша. - "Поэтому и хижины освобождали, скидывая тела убитых в яму. А для чего им там задерживаться, если все французы перебиты?! Непонятно!".
   - Пойдём, посмотрим, что вокруг делается, - сказал терзаемый беспокойством охотник, когда девушка поела и убрала остатки еды в сумку. Заткнув пару пистолетов за пояс и подхватив мушкет, Поль взял испанку за руку и повёл по тропинке к холму, откуда полтора часа назад заметил всадников.
  
  
   Г Л А В А 11
  
   Солнце уже давно перевалило зенит и ушло на запад, обещая через несколько часов спрятаться за кромку леса.
   То, что увидел Малыш с обзорной площадки, заставило его сердце тревожно сжаться. Двенадцать испанских баркасов быстро шли вниз по Артибониту в стоянке Вердье. Их тёмные бока почти не различались на фоне мутно-серой воды, но шлёмы солдат, играя начищенной медью, угрожающе сверкали над низко осаженными бортами.
   "Дьявол их забери! Если оба отряда объединятся, то нам придётся туго!" - пронеслось у него в голове.
   - Посмотри, - обратился он к Лауре, - видишь на реке солдат? Это наверняка те, что разгромили утром и сожгли нашу стоянку.
   - Я ничего не вижу, кусты мешают, отозвалась девушка, вытягивая шею и пытаясь что-нибудь рассмотреть.
   Ажен приподнял её от земли и дал с полминуты поглазеть по сторонам.
   - А вот в той стороне, в пяти милях, - Поль чуть развернулся,- ваш лагерь. Испанцы, скорее всего, туда направляются.
   Чувствуя, как заныла раненая нога, он опустил он опустил девушку на землю и дождавшись, пока баркасы скроются за излучиной реки, направился вместе с ней к лошадям. Подтянув подпруги, Ажен помог испанке взобраться в седло, и они тронулись в путь. Сам он сменил коня, ведя Ворона в поводу, решив поберечь силы жеребца для задуманной вылазки. Кони плыли по зелёному раздолью, с лёгким шорохом приминая широкими копытами траву, позванивая уздечками.
   - Ты как думаешь жить дальше? - обратился охотник к ехавшей о бок Лауре.
   - Не знаю, - задумалась на мгновенье девушка. - Возможно, постараюсь вернуться к родным. ...Хотя отцу это будет неприятно. Он не любит французов, и, говорят, очень бранился на падре, который нас обвенчал с Жаном.
   - А мать? - спросил Ажен. - Она ведь, наверняка обрадуется?!
   ...- Мама умерла три года назад от лихорадки. ... Сейчас всем в доме заправляет мачеха. Уж она то, меньше всех будет рада моему возвращению.
   Малыш, слегка растерявшись от своих столь неудачных вопросов, помолчал, а потом сказал:
   - По-моему, наилучший выход для тебя - снова выйти замуж. Женихов в нашей части острова хоть отбавляй.
   - Это не выход, - отозвалась Лаура. - Не так просто заставить себя не думать о погибшем муже. ...Да и не собираюсь я связывать свою жизнь с человеком, который будет мне безразличен.
  
   - А куда мы, собственно, направляемся? - чуть спустя спросила девушка.
   - В этом направлении, - Ажен ткнул рукой на северо-запад, через пару миль есть укромное местечко. Я тебя там оставлю на несколько часов, а сам подберусь к вашей стоянке. Попытаюсь разузнать дальнейшие планы испанцев, иначе буканьерам несдобровать. Слишком много солдат. ...Да ты не переживай, - добавил он, заметив, что глаза девушки стали ещё печальнее, - к ночи я вернусь. А с рассветом двинемся к плантации Перрюшона. Флери увёл туда всех уцелевших охотников. Поживёшь, пока всё образуется, с женщинами в асьенде, а там видно будет.
   Разговор на этом и закончился. Лаура замкнулась в себе, отрешённо уставившись на конскую гриву и тяжело вздыхая, думала о своей нескладной судьбе, а Поль, видя такое состояние девушки, боялся ещё больше разбередить её рану своими неуклюжими речами.
   Место, где он собирался на время укрыть испанку, мало кто знал. На него Малыш наткнулся чисто случайно месяца четыре назад во время охоты. Заросли колючей акации прикрывали довольно глубокий провал, формой напоминавший римскую цифру "пять". В середине этого провала, каменные откосы которого опускались футов на пятнадцать, имелся грот, где можно было укрыться от дождя. Места, правда, там было совсем немного, но чтобы улечься двоим, хватало вполне. Единственное, о чём беспокоился Ажен, как бы провал в сезон муссонов, несущих влагу с моря, не оказался залит водой. Та небольшая лужа, что была там раньше, могла превратиться в озеро.
   Это место обладало ещё теми преимуществами, что позволяло вечером развести огонь, не привлекая внимание чужого глаза, полностью скрывало как пеших, так и всадников и имело два выхода надёжно прикрытых кустарником.
   До сумерек оставался ещё час, когда они добрались до цели. Наказав девушке присмотреть за лошадьми, охотник спешился у еле приметного выступа кустов акации и, обогнув его, полез в гущу зарослей, поблагодарив Бога, что на нём толстый камзол испанца. В противном случае он превратился бы в человека, задумавшего развесить на безжалостно острых шипах лохмотья вырванной кожи. Пробившись через колючий заслон, Поль попал в провал. Дно его густо поросло травой, а лошадям большего и не требовалось. Охотник быстро прошёл до конца провала и повернул во второй рукав, который был гораздо глубже первого, где и наткнулся на воду, скопившуюся в низине. Озерцо тянулось шагов на двадцать, но вдоль правого откоса оставалась полоска сухой земли. В пятидесяти ярдах дальше более крутой выход упирался в заросли.
   Благополучно вернувшись назад, Малыш вытащил из сумки трофейный палаш и, оставив не тронутой внешнюю кромку зарослей, врубился в крепкую древесину кустарника.
   - Ну всё, кажется лошади пройти смогут, - проделав узкий проход и смахнув пот со лба, улыбнулся он Лауре.
   Девушка, придерживая коней за уздечки, посмотрела на изрядно ободранные шипами руки улыбающегося охотника и чувство благодарности, возникшее в глубине души, вопреки горестным мыслям, заставило её губы, до этого плотно сжатые, приоткрыться в дружеской улыбке. Да и мудрено было не улыбнуться в ответ этому здоровенному парню, чья физиономия сияла доброжелательством на все тридцать два зуба.
   Она впервые оценила его как мужчину. Он был молод, силён ... и приятен.
   До этого она относилась к нему совершенно безразлично (если не считать первоначального испуга), рассматривая его как перст судьбы, вырвавший её из лап солдат и посланный свыше, чтобы поддержать её душу в минуты скорби и горьких страданий. Теперь же она смотрела на него другими глазами. Не послал ли ей Создатель не только Спасителя, но и человека, могущего стать надёжной опорой всей её жизни? В таком случае милость Господа к ней безмерна.
   - А что там? - спросила испанка, указав на плотную стену зелени и поймав себя на мысли, что слишком долго задержала свой взгляд на молодом охотнике. Щёки её непроизвольно заалели.
   - Потерпи, сейчас увидишь, - отозвался Ажен. Вытащив из приседельной сумки верёвку, он набросил её на кусты, и оттянул их в сторону, освобождая проход. Завязав свободный конец за деревце потолще, взял одну из лошадей за уздечку и потянул, упирающегося коня по прорубленной тропе.
   Через десяток минут Малыш с Лаурой при двух лошадях двигались уже по дну провала. Ворон, оставленный снаружи, рванулся было за всеми, но крепко привязанный к кусту, обиженно заржал, негодуя, что его бросили одного.
   Начинало темнеть. Ажен знал, что ещё полчаса и сумерки сменятся ночью. Быстро расседлав лошадей и постелив Лауре в гроте старенькое походное одеяло, он наскоро вместе с ней перекусил и, оставив девушке два заряженных мушкета, поспешил выбраться из убежища.
   Сверху было чуть светлее и до восхода луны вполне можно было потихоньку двигаться в нужном направлении. Ажен снял верёвку, удерживающие кусты, освободил коня и поднялся в седло. Ворон приветствовал его тихим ржанием. Рассчитывая обернуться часа за три, охотник направил жеребца к стоянке Вердье, захваченной испанцами.
  
  
  
   Г Л А В А 12
  
   Малышу удалось почти точно определить численность испанцев - их высадилось чуть больше двух с половиной сотен при дюжине пушек. Баркасы он сосчитать не сумел, поскольку чуть не наткнулся на патруль, ходивший по берегу и охранявший стоянку со стороны реки. Но, судя по численности солдат, у испанцев их было не менее двух дюжин, не считая баркасов, захваченных у буканьеров.
   Полчаса, которые он пролежал, подобравшись к одному из разведённых костров, дали многое. Солдаты, поджаривая на огне захваченное у буканьеров копчёное мясо лениво перемывали кости тем придуркам, которые ухлопали всех баб на стоянке, вместо того, чтобы пустить их по кругу. Добычу с убитых буканьеров взяли неплохую, многие разжились монетой, но дом спалили зря. Наверняка там, у девок, припрятано не мало золотых дублонов. Жалко утром уходят, а то можно было бы покопаться на пожарище.
   Ажен плохо понимал испанский, улавливая лишь смысл и знакомые слова. Но он чётко услышал два произнесённых имени: Перрюшон и Равинель - оба были хозяевами ближайших плантаций. Напрягая слух и пытаясь выловить из глухой речи говоривших как можно больше, Малыш понял только одно - солдаты рассчитываю на богатую поживу и женщин. Выступают утром.
   Отчаянно рискуя, он попытался подобраться к загону, чтобы угнать лошадей, но четверо испанцев надёжно охраняли его, устроившись прямо у ворот. Один из них время от времени вставал и обходил вокруг изгороди. В такой охране не было ничего удивительного. Лошади для дальнейшей экспедиции нужны были испанцам как воздух. На них, конечно, погрузят пушки и припасы. И та дорога, которая (не захвати гачупины коней Вердье) обернулась бы им, вздумай они тащить кулеврины, в два-три дня изматывающего пути, сейчас займёт не более одного хорошего перехода. К вечеру испанцы обязательно достигнут леса.
   Не придумав, как осуществить свой план, Ажен, не ввязываясь в стычку, потихоньку отполз между двумя группами спящих солдат и скрылся в тени кустарника. Рана на ноге ныла при каждом шаге, и он впервые подумал, что если бы его сейчас обнаружили, то пока он доковыляет до лошади, непременно бы поймали. Подобрав оставленные в пятидесяти ярдах мушкет и шпагу, и передвинув пистолеты на привычное место, буканьер, приблизившись к Ворону, поспешил ухватить того за уздечку, чтобы конь случайным ржанием не выдал хозяина. Отвязав жеребца от дерева, он отвёл его на сотню шагов, а затем, вскочив в седло, двинулся сначала медленно, стараясь держаться поближе к зарослям и лишь отъехав на полмили, перешёл на рысь.
   Направление Малыш выдерживал безошибочно, пока тучи не закрыли луну и не пошёл моросящий дождь, перешедший в ливень. И хотя он был почти у цели, но проплутал добрых полчаса, пока не наткнулся на знакомые заросли акации, спрятавшие провал. Промокший до нитки и продрогший Ажен не раз уже пожалел, что заторопившись, не собрал хоть немного хвороста и не укрыл его в гроте.
   Продравшись сквозь заросли, он захлюпал по пропитавшейся водой почве, ведя в поводу коня. Хорошо сшитые сапоги воду пока не пропускали, но ноги путались в мокрой траве и начинали зябнуть, лишившись тепла конских боков. Чем ниже буканьер спускался в провал, тем больше становилось воды. Сначала она плескалась по щиколотку, затем по колено. Прикинув, что площадка перед гротом была приподнята не более чем на три фута, Охотник заволновался и шагов за двадцать окликнул девушку. Но никто не отозвался. Он крикнул громче, полагая, что под шум ливня испанка крепко заснула, но опять никто не ответил. Забравшись в скользкое седло, Малыш подъехал вплотную к убежищу. В гроте было сухо, вода его ещё не затопила, но девушки там не было. Как не было и понурых лошадей, которых он ожидал застать мокнущими около стены.
  
  
   Г Л А В А 13
  
   Лаура, улёгшись на одеяле, таки не заснула. Как только она смыкала глаза, ей начинали мерещиться всякие ужасы, а звуки пасущихся рядом животных не успокаивали, а тревожили, заставляя вздрагивать. В этой впадине, под нависшей скалой, девушка чувствовала себя неуютно. Темнота и одиночество пугали.
   Когда взошла луна и осветила провал, девушка вздохнула с облегчением: "По крайней мере, хоть увижу, если кто начнёт подбираться", - подумалось ей.
   Решив, что ей всё равно не заснуть, пока не вернётся Поль, Лаура, в надежде отыскать более укромное местечко, отважилась покинуть грот. Взяв тяжёлый мушкет, она направилась во второй рукав провала. Заряженное оружие, оттягивающее руки, давало некоторую уверенность, хотя она по-прежнему прислушивалась к каждому шороху, пугаясь резких теней и глухой враждебной тишины.
   Пробуя почву ногой, девушка осторожно двигалась вдоль стены, обходя озеро. Лязг оковки мушкетного приклада, задевший камень откоса, заставил её громко вскрикнуть. Ей показалось, что сзади её кто-то схватил. Она быстро проскочила оставшихся несколько ярдов и, выбежав на траву, нервно рассмеялась собственным страхам, уже сообразив, что зацепилась мушкетом за стену. Повернувшись, она облегчённо вздохнула, не увидев никого сзади, но сердце бешено колотилось, намереваясь выскочить из груди. Отдышавшись, дальше девушка пошла спокойней.
   Чернота узкой расщелины на противоположном откосе приковала её взгляд. Подойдя к ней, Лаура остановилась, напряжённо всматриваясь и вслушиваясь в темноту, а затем, решившись , сделала шаг в леденящий душу мрак. Шаги её становились всё короче и короче. Ладони, вцепившиеся в мушкет, вспотели. Через десяток шагов девушка остановилась совсем, не заметив, что вошла под свод небольшой пещеры. Когда она подняла голову и не увидела звёзд, волна охватившего её страха сковала крепче верёвок. С минуту она стояла неподвижно, а потом, пятясь назад и чуть не упав под крутой уклон, выбралась наружу.
   Постояв немного, отдышавшись и сообразив, что попала в какую-то пещеру, Лаура всё же набралась смелости её осмотреть. Огнива у неё не было, поэтому огонь она развела так, как в таком случае делали охотники. Оторвала от рубашки полоску ткани и разорвала на два куска. На маленький, в ладошку длиной, она высыпала порох с полки мушкета и хорошенько продула замок, боясь, что у заряженного мушкета останутся порошины в запальном отверстии. У второго куска - длинной ленточки, она размахрила край, потерев материал несколько раз и вытащив наружу несколько крайних ниток. Эту бахрому она обмакнула в порох. Положив мушкет на землю, она взвела курок и, поднеся полоску ткани, облепленную порошинками к мушкетному замку, нажала на спуск. Со второго раза искры от кремня попали на застрявшие между ниток крупинки пороха, и полоска ткани вспыхнула, высветив лежащий на траве мушкет. Лаура привстала с колен и медленно направилась к расщелине, моля Господа, чтобы слабенький огонёк не потух.
   Пещерка была совсем небольшой. Пять шагов в длину, с сухим ровным дном и не более двух ярдов в ширину. Потолок почти нависал над головой, грозя неровными выступами человеку выше шести футов. Почти у самого входа девушка увидела старое кострище с несколькими сухими ветками. Выбрав тонкую веточку, она сумела поджечь её раньше, чем огонёк, подбирающийся вверх по ткани, начал припекать пальцы. От этой веточки она зажгла ветку потолще, и через пять минут у входа нового убежища горел маленький костёр.
   Это место показалось ей гораздо укромней и безопаснее, чем маленький грот, где едва можно было повернуться. Лаура даже удивилась, что Поль не укрыл её в пещере. Ей как-то не пришло в голову, что если она хотела спрятаться и стать незаметней, то буканьер прятаться не собирался. Ему был нужен достаточный обзор, чтобы враг не подкрался вплотную и возможность отойти, если противник окажется значительно сильнее и с ним не удастся справиться.
   Сейчас, у огня, ей было почти не страшно. Присев на минутку около маленького костерка, ласкающего теплом руки, Лаура решила перебраться сюда. Захватив лежавший на земле мушкет, она быстро пошла к гроту, беспокоясь, как бы в её отсутствие костёр не потух. Забросив на лошадей сёдла и затянув, как получилось, подпруги, она повела их к пещере. На площадке перед гротом она оставила разряженный мушкет, положив его так, чтобы ствол указывал к новому убежищу, рассчитывая, что Поль обязательно догадается, где её надо искать.
   Пока она собирала вещи и управлялась с лошадьми, страхи окончательно оставили её. Маленький огонёк из расщелины встретил её дружеским подмигиванием. Язычки пламени уже метались по уголькам, не находя себе пищи. Лаура подбросила остаток веток в костёр и в несколько приёмов занесла все вещи, оружие и сёдла в пещеру. Лошади неторопливо начали щипать траву на новом месте, а девушка, постелив одеяло и по-хозяйски всё разложив, вытащила из костра ветку побольше и поднялась по крутому склону к зарослям. За десяток минут ей удалось собрать охапку хвороста, не очень большую, но вполне приличную, чтобы поддерживать костерок в течение одного-двух часов.
   Вернувшись назад к костру, Лаура устроилась на одеяле и положив под голову седло, стала следить за слабым огоньком, изредка подкладывая ветки. Мысли помимо её воли вращались вокруг человека, которого она ждала. Память услужливо воспроизвела его стремительные движения, когда он расправился с её обидчиками и не дал совершиться насилию. Вспомнились его горячие руки, массировавшие бёдра, вогнавшие в краску стыда и снявшие боль, его ненавязчивая забота и приятная добродушная улыбка, так красившая загорелое лицо. И много ещё что вспомнилось...
   Заметив нескромность своих мыслей, Лаура осенила себя крестом и несколько минут горячо молилась, не забыв попросить у девы Марии защиты для себя и своего спутника. Поцеловав крестик, она опять прилегла и, наблюдая за весёлыми огоньками, незаметно уснула. Она не слышала, как начался дождь, постепенно переходящий в ливень, монотонный шорох которого лишь крепче убаюкивал, заглушая посторонние звуки.
  
  
   Г Л А В А 14
  
   Ажен соскочил с седла прямо на площадку и сделал шаг вперёд, под свод грота, с облегчением избавившись от секущих струй ливня. Под ногой что-то звякнуло. Смахнув воду со лба и ресниц, охотник поднял с земли брошенный мушкет. Пороха на полке не было, это он понял сразу, как только его пальцы ощупали ружейный замок. Возможно, из мушкета и стреляли. "Хотя вряд ли во врага", - подумалось ему. - "Нападавший никогда бы не оставил исправное оружие под дождём".
   Малыша знобило. Мокрая одежда неприятно холодила тело, да и рана ныла сильнее и сильнее. Сняв камзол и рубаху, он выжал их как можно крепче, мечтая хоть на десять минут избавиться от противного ощущения холодной воды, струйками стекающей между лопаток. Надев одежду, Ажен забрал мушкет и снова залез в седло, подставив себя под разверзнувшиеся хляби. Тронув с места понурившегося Ворона, направил его вдоль провала.
   Хотя охотник и обеспокоился отсутствием испанки, но не слишком. Вряд ли девушке с двумя лошадьми, среди ночи удалось бы выбраться наружу.
   "Наверняка спряталась в пещере, там суше и места больше", - подумал он.
   В самом низком месте вода достигала коню по брюхо. Никакой тропинки вдоль откоса уже не было. Вода плескалась от стены до стены. Уставший жеребец еле переставлял ноги, пересекая недовольно булькавшее от дождевых струй появившееся озеро.
   Оставленных Лауре лошадей Ажен увидел неожиданно. Чёрным пятном они выплыли из темноты в двух шагах, сиротливо опустив головы и прижавшись друг к другу. Сняв с Вороного седло, сумку и оружие, Малыш двинулся вдоль откоса к тому месту, где по его предположению находилась расщелина.
   С трудом, скользя сапогами по раскисшей земле, он поднялся к пещере. Стена ливня осталась за спиной, отрезанная известковой толщей. Охотник остановился, пытаясь хоть что-то рассмотреть. Тьма царила кромешная.
   - Лаура! - негромко позвал он, боясь напугать девушку неожиданным появлением.
   Выждав несколько ударов сердца, он приготовился окликнуть погромче, но из тьмы раздался обрадованный голос:
   - Это ты, Поль?
   - Да, ...я! Промок, понимаешь, до нитки - ливень на обратном пути прихватил, - отозвался Малыш и, звякнув мушкетом, сложил прямо у ног вещи.
   - Погоди, постой там, я сейчас зажгу огонь.
   Он услышал, как зашуршал плащ, и в шаге от него, чуть правее, зарделись угли, разворошенные веткой. Лаура положила на угли пучок сухой травы и раздула огонь. Подбросив хворосту, она посмотрела на буканьера, в один момент заметив и натёкшую лужу, и насквозь мокрую одежду.
   - Снимай-ка всё с себя, а то лихорадку подхватишь, не дай Бог, - участливо сказала девушка, поправляя огонь.
   Малыш послушно снял камзол и рубашку и отодвинувшись к самому выходу, крепко их отжал, а затем положил на седло. Вытащив из ножен нож, он выдолбил в мягком известняке, примерив мушкетом, два углубления на уровне груди, уперев ствол и приклад в противоположные стенки пещеры. Получилось удачно. Когда он развесил одежду, рубашка оказалась прямо над костром. Камзол, правда, немного в стороне, но это его не смутило. "Как рубашка подсохнет, поменяю местами", - решил он, стаскивая сапоги.
   Пройдя вглубь, Ажен уже собирался опуститься на одеяло, когда Лаура, глянув на его мокрющие штаны, сбросила с себя плащ и протянула ему:
   - На, укутайся, чтобы не замерзнуть, а это тоже сними,- дотронулась она до размокшей кожи.
   Чтобы не стеснять Поля и не оказаться нескромной самой, девушка отвернулась, доставая из сумки еду и начатую бутылку рома.
   Малыш набросил плащ и, расстегнув пояс, поспешно стянул штаны, потревожив при этом рану. Толстые короткие чулки, доходящие до икр, он оставил, поскольку те были почти сухими. Повесив штаны над костром, охотник поспешил усесться на одеяло, поплотнее запахнув полы плаща, стесняясь непривычной для себя наготы.
   Лаура разложила передним все припасы и поставила бутылку. Три хороших глотка крепкого рома сбили дрожь с замерзшего тела, по внутренностям побежало тепло. Девушка молча ожидала пока он поест, не задавая никаких вопросов, лишь перевесила одежду над костром и подбросила несколько веток.
   - Ты знаешь, завтра испанцы двинутся к плантации Перрюшона,- кончив жевать и запив изрядным глотком из бутылки, сказал Ажен, повернувшись к спутнице.
   - Но ведь мы как раз там собираемся укрыться? - встревожилась Лаура.
   - Мы должны предупредить Флери и жителей асьенды ... чего бы это нам не стоило. Иначе всех перебьют. Солдаты захватили на вашей стоянке лошадей и наверняка повезут пушки. И их очень много - не меньше двух с половиной сотен,- устало произнёс охотник, чуть распрямляя больную ногу.
   После того, как он поел, девушка убрала остатки еды в сумку.
   - Ой - ахнула она, заметив окровавленную тряпку, стягивающую бедро правой ноги, которую Малыш неосторожно высунул из-под плаща. - Тебя ранили?
   - Да, немного зацепили. Это ещё днем, когда я отбил тебя у испанцев. Проклятый гачупин успел достать меня палашом, - отозвался буканьер. Он потыкал пальцем вокруг раны: - Ерунда, заживёт через неделю.
   - Знаешь, с этим не шутят! А вдруг загноится?! Давай, Поль, посмотрим твою рану, и я перевяжу, как следует.
   Не дожидаясь согласия, девушка придвинулась к нему и попыталась развязать тугой узел на влажной повязке. Но тот не поддавался.
   - Подожди минутку, - поднялась с колен Лаура и, взяв из кучи вещей, сложенных у стены, его нож, девушка аккуратно срезала затянутый сильными пальцами охотника узелок. Хотя повязку она снимала осторожно, но та присохла, и Ажену приходилось терпеть, стиснув зубы.
   - Развернись, пожалуйста, к свету, а то плохо видно, - попросила испанка.
   Поль развернулся к костру лицом, чувствуя его согревающее тепло. Ласковые руки, касавшиеся его бедра, тем временем осторожно смыли кровь вокруг раны.
   - Потерпи, сейчас будет больно, - предупредила Лаура и смочив новый кусочек бязи ромом, она решительно стала чистить присыпанную порохом живую покрасневшую ткань. Удалив всю черноту, девушка прямо из бутылки промыла рану и стянула двумя стежками её края, благо иголка и нитки, которые давал Ажен остались у неё.
   - Я видела несколько раз как Декурье (Ведь ты же знаешь его?!) оказывал помощь нашим охотникам. Он даже Кружону почти совсем оторванный палец пришил, и тот остался цел, только сгибаться перестал, - отрезая нитку, занимала Ажена разговором девушка, по привычке говоря о погибших, как о живых.
   Она положила сверху раны кусочек бязи, смочив его ромом, и плотно завязала.
   - Завтра днём посмотрим, не станет ли твоей ноге хуже. Ложись, - сказала она, заботливо положив под изголовье седельную сумку.
   Подбросив остатки хвороста в костёр, и перевесив камзол поближе к огню, Лаура улеглась рядом с охотником. Она придвинулась к нему вплотную, чтобы было потеплее и вскоре глаза её сомкнулись.
   Уставший Ажен, разморенный спиртным, заснул мгновенно, как только прилёг. Во сне он, оберегая, обнял девушку, прикрыв её краем плаща. Костёр через час, рдея малиновыми углями, потух совсем, а снаружи хлестал ливень, растрачивая последние силы.
  
  
   Г Л А В А 15
  
   Поднялись они, когда солнце ярким диском уже выкатилось из-за гор. Одежда Малыша просохла, и он с удовольствием натянул её, сразу обретя привычную уверенность. (Ну, какой из мужика боец с голыми причиндалами?). Пока Лаура умывалась у кромки озера, разлившегося почти до самой расщелины, охотник решил заняться оружием.
   Пистолеты, которые он поспешил вчера, как только начался дождь, упрятать в сумку, были исправны, как и его мушкет, который Ажен вовремя упрятал в кожаный чехол. Он только сменил порох на полках, вытряхнув на всякий случай старый. А вот с мушкетом, оставленным Лаурой в гроте, пришлось повозиться. Пока он ночью добрался до расщелины, вода попала в запальное отверстие и подмочила заряд. Малыш прочистил затравочное отверстие медной иглой, подсыпал пороховой мякоти из натрусницы и щелкнул курком. Кремень, как положено, ударил по тёрке, выбросив сноп белых искр, порох на полке прогорел, но выстрела не последовало. Операцию пришлось повторить ещё дважды, прежде чем удалось разрядить подмоченный в мушкете заряд выстрелом.
   Этот неожиданный выстрел перепугал девушку до смерти. Тут же вспомнив, как от случайного выстрела пострадал в прошлом году Лярош, чинивший заряженный пистолет, она ринулась к пещере, моля Бога не дать случиться несчастью. Увидев появившегося у входа охотника с мушкетом в руках, она остановилась, прижав мокрые ладони к груди:
   - Ты меня совсем перепугал, Поль! - укоризненно сказала она. - Мне уж почудилось невесть что!
   - Извини, дурака. В ружье оказался подмоченный заряд, с трудом удалось разрядить, - виновато улыбаясь, оправдывался он.
   Стоящая перед ним девушка была чудо как хороша. Освежённая сном и прохладной водой кожа на щечках румянилась; не убранные ещё волосы растекались густой волной по плечам; тугие груди натягивали тонкий батист рубашки и даже штаны, снятые с убитого испанца, туго стянутые в тонкой талии поясом, не портили изящества фигуры.
   - Хорошо, я уже не сержусь. Сейчас приведу себя в порядок и будем завтракать,- с этими словами он прошмыгнула мимо охотника в пещеру.
   Ажен, прислонив к стене злополучный мушкет, спустился вниз и занялся лошадьми. Он внимательно осмотрел копыта и спины коней, дружески похлопал Ворона по изогнутой дугой шее и тоже направился умываться. Стряхнув капельки воды с рук и лица, поскольку вытереться было нечем (своей косынкой он сутки назад перетянул рану Лангедоку), Поль поспешил в пещеру, откуда его уже звали завтракать.
   Поели быстро. Сухари, добытые у испанцев и говядина - вот и вся перемена блюд. Ажен, правда, запил еду двумя последними глотками рома, а Луиза дождевой водой, не забыв наполнить порожнюю бутылку. После чего, закончив трапезу, девушка принялась складывать вещи, а охотник седлать коней.
   Старой дорогой буканьер выбираться не хотел, поскольку озеро поднялось ещё на два фута против того, что было ночью, и они бы наверняка вымокли. Взяв палаш, Малыш принялся вырубать новую тропу. Дело двигалось быстро. Двухметровая травянистая канна ложилась под мощными ударами палаша направо и налево, только на выходе попалось несколько кустов акаций. Через десять минут тропа была готова.
   Зарядив разряженный мушкет, и приторочив лишнее оружие к сёдлам, Ажен помог Лауре сесть в седло, и они двинулись в путь. До Красного холма было три часа езды, и ещё столько же до плантации Перрюшона.
   После дождя утренняя прохлада бодрила. Лёгкий ветерок и солнце через час подсушили землю, и кони побежали резвее. Яркая зелень, разноцветье цветов, выплеснувших весенний аромат, всё это тянулось вокруг, насколько хватало глаз. Лишь на западе Ажен различал еле заметную полоску более тёмного леса.
   Они ехали не спеша, жалея коней. Времени вполне хватало. Поль держал Ворона рядом с конем Лауры и всю дорогу они разговаривали. Девушка, оказывается, не только хорошо сидела в седле, но и умела, по её словам, неплохо стрелять - покойный Вердье за год успел многому научить свою жену. Мужа она уважала и любила, не смотря на значительную разницу в возрасте: он был зрелым тридцатипятилетним мужчиной, а ей только этой весной минет восемнадцать.
   За три часа можно переговорить о многом. Ажен рассказал ей о своём детстве, Гавре, морской службе, и как он попал на остров, желая заработать денег. Девушка, в свою очередь, поведала о селении, где жила. Об отце - занимавшимся торговлей и державшим небольшую лавку. О покойной матери, которую помнила и любила и о своей жизни на стоянке буканьеров.
   Они чувствовали взаимную приязнь и расположение, а когда добрались до Красного холма, им обоим уже казалось, что они знают друг друга давным-давно.
   Лаура первая заметила людей, расположившихся у подножья холма:
   - Смотри, Поль, нас, кажется, поджидают,- показала она рукой.
   Малыш отстегнул притороченный мушкет и положил его на луку седла:
   - Держись строго за мной и не высовывайся! Если что случится, гони в обход холма к лесу, за ним плантация Перрюшона. Обратишься к Флери, он сделает всё как надо.
   Отвязав повод бежавшей за ним лошади, Ажен направился в сторону людей. Лаура держалась в пяти шагах сзади, стараясь, чтобы широкая спина охотника закрывала её от неизвестных.
   Их тоже заметили, хотя Малыш старательно прикрывался кустами. Через минуту одинокий всадник уже мчался им навстречу.
   - Это Флери, - повернувшись, бросил Малыш спутнице. Он узнал приблизившегося буканьера и подхлестнул коня.
   Осадив жеребца в двух шагах от начальника, он широко улыбнулся, приветствуя его поднятой рукой.
   - Я тоже рад тебя видеть Поль! - ответил Флери и перевёл взгляд на чуть отставшую девушку.
   - Жена Вердье,- негромко пояснил Ажен. - Их стоянку разгромили испанцы, уцелела только она.
   - Лаура, разреши представить Пьера Флери - начальника нашего отряда, - повернулся Малыш к приблизившейся спутнице.
   Мудрый Пьер, сняв шляпу, отвесил затейливый поклон, удививший охотника неожиданным изяществом.
   - Лаура Вердье, сударь, - зардевшись, сказала испанка, подняв на Флери глаза.
   - Примите мои соболезнования по поводу мужа, сеньора, и я рад видеть Вас в нашем обществе и готов служить, - поклонился ещё раз Флери и, развернув лошадь, добавил: - Поспешим, а то, честно говоря, мы уже здесь два часа и начали за тебя волноваться, Поль.
   Ажен подхватил повод заводного коня, и они направились к холму, где их поджидало ещё трое буканьеров, в том числе Бенуа.
   Жак, узнав друга, помчался ему навстречу, радостно крича, и размахивая на бегу руками. Рассмотрев же девушку, державшуюся чуть позади мужчин, он остановился, растерянно переминаясь с ноги на ногу. Уж очень неожиданно было для него узреть амазонку, уверенно сидящую в седле, принятую им первоначально за какого-то охотника.
   - Эй, Жак! Закрой рот, а то бабочка залетит, - привёл в чувства своего удивлённого друга подскакавший Малыш и, смеясь, подхватил его, водрузив впереди себя. Он тоже был несказанно рад видеть Бенуа живым и здоровым.
   Пока они доехали до подножья холма, Жак успел скороговоркой выложить Полю все новости. Особенно Малыша обрадовала весть, что Лангедоку стало значительно лучше. Наставника он уважал.
   У холма, держа лошадей, их поджидал Пьер Лаваль и Крысёнок. Ажен не очень благоволил к последнему, как и большинство охотников. Тот был мелочным и злобным человеком, постоянно напрашивающимся со всеми на ссоры, за исключением Лаваля, которому Крысёнок был предан душой и телом. Года два назад, когда они ещё оба состояли в отряде Вердье, разъярённый раненый бык выбил Крысёнка из седла, и только мужество и отвага Лаваля, закрывшего поверженного охотника своим конём, спасла Жерара Денье (таково было истинное имя Крысёнка) от верной гибели. Лаваль тогда сам едва успел соскочить с лошади, поддетой на рога обезумевшим от боли животным, и, прежде чем бык нацелился его растоптать, сумел полосонуть ножом по горлу могучего зверя.
   С тех пор Крысёнок по возможности старался держаться ближе к своему спасителю, хотя после того случая и потери лошади, сменил коня и мушкет на разделочный нож и фартук у решётки букана, выказывая в этом деле немалое проворство.
   Когда всадники приблизились к холму, остроносое лицо Денье с топорщившимся пятном усов непонятного цвета, осклабилось в приветственной улыбке, обнажив мелкие неровные зубы. Лаваль, большой охотник до женщин, упругой походкой ловкого и сильного человека, тут же подскочил к Лауре:
   - Разрешите помочь вам сеньора? - безошибочно определив в девушке испанку, протянул он, улыбаясь, ей руку, взяв коня под уздцы.
   - Спасибо, я сама, - поблагодарила Лаура, и быстро соскользнула с седла, так и не опершись о предложенную ладонь.
   Малыш, спустив Жака на землю, нахмурившись, соскочил с лошади. Ему не понравилось, что Лаваль уже положил глаз на Лауру и наверняка попытается вскружить ей голову. С женщинами тот обращаться умел. У него всегда было наготове остроумное слово, весёлая шутка, недорогая безделушка, и обаяние, от которого его многочисленные подружки на Тортуге таяли, как патока. Ажен немного завидовал этим способностям Лаваля, будучи от природы застенчивым и по молодости малосведущим в амурных делах. Куда ему, бывшему гаврскому рыбаку, состязаться в красноречии и умении ухаживать за женщинами с коренным парижанином, Лавалем, не пропускавшим ни одной юбки.
   - Рассказывай! - обратился к Ажену Флери, отметив про себя и поступок девушки, и нахмуренные брови Малыша.
   Буканьеры обступили своего лазутчика и уже через минуту его короткого повествования нерадостные вести стёрли улыбки на посуровевших лицах мужчин.
   - Стоянку Вердье разгромили на рассвете. Уцелела вот только его жена, - указал Малыш на Лауру. - По её следу скакало трое, - рублеными фразами, не привыкшего много говорить человека, рассказывал охотник. - Как узнал под гачупином Ворона, так руки сами к мушкету потянулись - разжился вот лошадьми. В сумке у испанца нашёл кошель и трубку Бертрана, - добавил он немаловажную на его взгляд деталь. - Ночью подобрался к лагерю. Оба отряда соединились. Две дюжины пушек, солдат две с половиной сотни и, главное - они захватили коней Вердье!
   - Сколько лошадей у вас было в отряде, Лаура?
   - Двадцать шесть! - не задумываясь, ответила девушка.
   - Значит, осталось две дюжины, - подвёл печальный итог Ажен.
   - Ну а что они собираются делать дальше? Удалось что-нибудь выведать? - спросил Флери.
   - Насколько я понял из их тарабарщины - сегодня утром должны были двинуться к плантации Перрюшона, а затем направятся к Равинелю.
   - М-м-да, - задумчиво пожевал губами Флери. - Сделаем так: Ты, Лаваль, вместе с Денье, сядешь испанцам на хвост. В стычки не вступать. Ваша задача - незаметно выследить их стоянку. К лесу они подойдут только к ночи и вряд ли рискнут двигаться в темноте через чащу, наверняка встанут где-то лагерем. Как только остановятся на ночёвку, пошлёшь Жерара к плантации с докладом. Попробуем ночью их как следует пощипать. Ну а мы, возвращаемся! - повернулся Флери к Малышу и притихшей рядом с ним Лауре. - Надо будет подготовить гачупинам достойную встречу!
   Всё понятно?! - пристально посмотрел он на Лаваля и Крысёнка. Те, молча, кивнули. Оба были недовольны решением начальника: Лаваль сожалел, что не будет времени заняться девчонкой, а Крысёнку не очень улыбалось целый день жариться под солнцем в седле.
   - Тогда, по коням! - скомандовал Флери.
   Малыш помог Лауре забраться на лошадь, не заметив недружелюбного взгляда Лаваля, которым тот одарил охотника, почувствовав в нём серьёзное препятствие своим амурным планам. Малыш же никаких планов никогда не строил. Но, пройдя школу простого матроса, мог открутить голову любому злопыхателю. И связываться с ним охотники остерегались. Через минуту все тронулись в путь.
  
  
   Г Л А В А 16
  
   Лаура была благодарна Полю, что тот даже не упомянул во время рассказа, в каком бедственном положении он её застал. Она бы, наверняка, сгорела от стыда под нескромными взглядами буканьеров.
   "Тот наглец, которого Флери отправил по следу солдат, видно изрядный ловелас", - вспомнила с досадой девушка масленые глаза, в упор рассматривающие её и заставляющие непроизвольно краснеть.
   Пока ехали к плантации, Флери подробно расспросил её о нападении на стоянку, да и Малыш рассказал много нового, забрасываемый вопросами своего друга, любившего поболтать.
   Когда через два часа остановились у ручья перекусить, Бенуа, беспокоясь за рану, о которой невзначай проговорился Ажен, подошёл к нему:
   - Давай посмотрим твою ногу, Поль. Я тут хорошую траву заприметил: приложим к ране - за пару дней всё затянет.
   Малыш, поупиравшись (к немного беспокоящей боли он притерпелся и даже временами забывал о ней совсем), отдался в руки отрядного лекаря. Тот быстро развязал повязку. Схваченные ниткой в двух местах края разрубленной плоти, заставили лицо Жака удивлённо вытянуться:
   - Это кто же так старался, Малыш? - ткнул он пальцем в наложенные швы.
   - Лаура зашивала! - горделиво выпятил грудь и выставил ногу вперёд Ажен.
   Жак потихоньку придавил края раны, но нагноения не было.
   - Всё хорошо, - сказал он Ажену, накладывая крупный, серебристо-мохнатый лист и завязывая чистой материей. - Через два-три дня и замечать перестанешь.
   Подойдя к Флери и Лауре, раскладывающим на салфетке довольно богатые припасы, позаимствованные из кладовок Перрюшона, Бенуа обратился к девушке:
   - Хочу поблагодарить Вас, сеньора, за оказанную помощь моему другу. Вы великолепно зашили ему рану. Я просто восхищён!
   - Это был мой первый пациент, но я старалась, - зарделась девушка.
   Подошедший Малыш не дал выплеснуться красноречию друга:
   - Давай-ка, лучше займёмся более интересными вещами, чем случайно полученная рана. Смотри, что здесь разложено, кивнул он на горку апельсинов и десяток яиц,- а мы, между прочим, кроме говядины, второй день ничего не ели.
   Обняв друга, он увлёк его в сторону ручья и, сполоснув руки, буканьеры через минуту уже сидели около Флери и Лауры, отдавая должное щедрости Перрюшона.
  
   Когда через три часа прибыли на асьенду, Флери тотчас собрал десяток буканьеров, чтобы отправить их навстречу испанцам.
   - Задача у вас одна - перебить всех лошадей, захваченных гачупинами на стоянке Вердье. Пусть волокут пушки и заряды на себе. Это их задержит минимум на день, а если они рискнут бросить кулеврины и идти налегке, это тоже нам на руку. Без пушек им асьенду не взять! Только действуйте разумно из засад, и зря под пули не подставляйтесь - раненых и убитых нам и так хватает. Жарвинель! Ты - старший! За людей спрошу с тебя, - ткнул он пальцем в хмурого буканьера с седыми усами. - И не ухлопайте по ошибке Лаваля и Денье, они у испанцев на хвосте крутятся. К ночи, Жарвинель, все должны вернуться! Как только испанцы встанут на отдых, попробуем сделать ночную вылазку и перестрелять как можно больше.
   Не любивший много говорить, охотник, назначенный старшим, в ответ кивнул головой - всё понял. Флери не сомневался, что Жарвинель, пятнадцать лет прошагавший наёмником по дорогам французского королевства, сделает всё как надо.
   - Возьмите ещё по мушкету, благо у Перрюшона оружия в избытке. И с Богом! - напутствовал охотников Флери.
   Малыш тем временем, перепоручив уставшую испанку женщинам, направился вместе с Жаком навестить Лангедока. Тот, сидя на кровати, забивал пулю в очередной мушкет, зажав его между колен. С полдюжины уже заряженных лежали рядом, на одеяле.
   Потихоньку потянув за медное кольцо, Малыш приоткрыл толстую дверь на кованых петлях и, не желая будить раненого, если тот спит, заглянул в щёлку. Увидев занятого делом наставника, Ажен широко улыбнулся и решительно шагнул через порог.
   - Наше почтение, Роже. Вот зашли тебя проведать.
   - Рад видеть вас, ребята! - поднялся Роже с кровати. Отложив мушкет, он обнял здоровой рукой Малыша. Вторая висела на подвязке, перекинутой через шею, и левое плечо было плотно обмотано тканью.
   - Надоело бездельничать, решил что-то сделать, - показал он на мушкеты. - У меня тут прекрасный обзор из окна. Если испанцы сунутся с этой стороны дома - дюжину покойников гарантирую.
   Малыш осмотрел упор от аркебузы, забитый в пол у оконного проёма и, вложив в металлическую развилку мушкет, повёл стволом. Целиться было удобно. И наверняка Роже ухлопает не одного гачупина.
   - Тебе придётся много стрелять, Роже. Их две с половиной сотни, - встрял Жак.
   - Ничего, зарядов у меня хватит на всех, - похлопал он по бочонку с порохом. - Заряжаю, правда, медленно. С одной рукой-то не больно разгонишься. Вы мне лучше новости расскажите, а то ко мне они в последнюю очередь доходят.
   Ажен, перебиваемый, время от времени, нетерпеливым Жаком, изложил Лангедоку последние события.
   - Ну что ж,- немного помолчав, обдумывая услышанное, сказал их наставник, - к флибустьерам гонца послали, к Равинелю на плантацию тоже. Надо дня два-три продержаться до подхода подмоги, и все испанцы тогда здесь и останутся.
   Он сел на кровать и, зажав мушкет между ног, принялся за прерванное занятие.
   - Да, ребята, - остановил уже у дверей, собравшихся было уходить охотников Лангедок, - там, в кладовке у Перрюшона, много чего есть. Посмотрите там пару ядер от мортиры, и как выдастся свободная минута, принесите их сюда. Только трубку запальную выберите подлиннее. Хочу угостить испанцев хорошенько, если под стены подберутся.
   - Сделаем, Роже! - кивнул Бенуа, и оба вышли из комнаты.
   Принесённые вскоре ядра, не два, как он просил, а полдюжины, Лангедок сложил горкой у окна. Сбил прикладом мушкета несколько ажурных завитков на оконной раме, чтобы те не мешали стрелять и бросать начинённые порохом ядра наружу. Буканьеры больше к нему не заходили, лишь дважды наведывалась индианка - поменяла повязку и принесла еду. Разморенный обильной пищей и чувствуя слабость, Лангедок прилёг на кровать и заснул. ...
   Сумерки надвигались быстро. Флери и Перрюшон с нетерпением ожидали возвращения охотников Жарвинеля. Те прибыли, когда на небе уже высыпали звёзды. Двое убитых и двое раненых - таков был результат не очень удачной вылазки.
   Испанцы оказались хитрее, чем мы думали, Пьер, - печально докладывал Жарвинель. - Поставили лошадей с пушками внутрь каре, а когда мы дали залп, подкараулив их в удобном месте, пятьдесят мушкетов ответили свинцом. Двоих убило наповал. А затем кирасиры раздвинули ряды, и дюжина конных гачупинов атаковала нашу засаду. Если бы ты, Пьер, не приказал нам взять вторых мушкетов - все бы там остались. А так дали ещё залп по всадникам и стали уносить ноги. Нападали ещё дважды. Выбили десятка два испанцев, но лошадей всех перестрелять не удалось. С полдюжины наверняка уцелело. Испанцы просто осатанели. Подстрелили ещё двух буканьеров и лошадь. А когда они закрылись со всех сторон дозорами, тут и новобранцу бы стало ясно, что до темноты их не взять.
   - Лаваля и Денье видели?
   - Нет, Пьер! Их никто из наших не заметил.
   - Это, в общем-то, неплохо. Если вы не заметили, то испанцы тем более не высмотрят. "Если, конечно, с ними что-нибудь не случилось", - подумал Флери и тут же постарался отогнать эту, не понравившуюся ему мысль.
   - Пусть люди поедят и пока отдыхают. Раненых расположить в доме! - распорядился он.
   Подойдя к убитым буканьерам, тела которых сумели вывезти после стычки с испанцами, Флери снял шляпу, прочитал короткую молитву и приказал Жаку, стоявшему среди столпившихся охотников:
   - Найди священника! У Перрюшона был какой-то пройдоха, пусть отпоёт и надо будет похоронить ребят прямо сейчас.
   Ссутулившись, Флери повернулся и, не покрыв головы, пошёл прочь.
   По лестнице он поднялся к плантатору:
   - Плохие новости, Жерар. Похоже, нам не удалось лишить испанцев пушек. Завтра утром они будут здесь. Парни немного пощипали гачупинов, но это вряд ли их остановит, скорее разозлит. Я приказал стянуть все дозоры к асьенде. Ночью, как только прибудет лазутчик, сделаем вылазку на их лагерь всем отрядом.
   - Ты думаешь, испанцы не понимают, что буканьеры ночью попытаются напасть?
   Конечно, догадываются, не дураки же они. И наверняка выставят усиленные посты. Но я задумал маленькую хитрость, которая, надеюсь, принесёт успех нашей ночной вылазке. ... Я, собственно, пришёл не с этим. Завтра, скорее всего здесь будет жестокая драка, и, как сам понимаешь, Жерар, исход может быть любым. Выдели из своих людей человека и отправь с ним подальше женщин. Я бы не хотел, чтобы они попали испанцам в руки, особенно жена Вердье.
   - Хорошо, Пьер! Женщин не позднее чем через час отправят. Но может быть нам всем стоит отойти к плантации Равинеля?!
   - У Равинеля на плантации всего полтора десятка французов и асьенда не укреплена. Если мы не удержимся здесь, то там тем более. А отступив и там, развяжем испанцам руки. Нас прижмут к болотам и перестреляют. Флибустьеры без поддержки охотников туда не пойдут, и испанцы это прекрасно понимают. Для них время сейчас - всё! Через три дня шлюпы Берегового братства уже будут топить испанские баркасы на Артибоните, и их задача уничтожить нас как можно быстрее и своевременно унести ноги. Моли Бога, Жерар, что мой отряд не вырезали вчера, как отряд Вердье, а то бы они уже давно были здесь и выгребали твои закрома. Проклятые гачупины очистили всю долину от буканьеров. Наверняка отряды Жирона и Равельяка, стоящие выше по реке, тоже перебиты! Сожгут и вырубят самые крупные плантации и, считай, всю эту часть острова подомнут под себя. А если нам удастся здесь удержаться, хоть что-то уцелеет. Асьенду, однако, тебе придётся отстраивать заново.
   - Ты, как всегда, прав, Пьер, - сказал Перрюшон. - Пойду, распоряжусь об отправке женщин, - поднялся он с обитого бархатом дивана. - Непонятно, всё-таки, как им удалось незаметно подобраться к буканам Равельяка? У него же больше двадцати собак?
   - У Равельяка всего десять охотников с мушкетами, остальные - слуги, для разделки и копчения мяса. Буканы без стен, одни навесы. Если испанцам удалось подобраться близко, то картечь и пули изрешетили всё живое после первого залпа. С собаками тоже понятно. Ну, услышали они гачупинов за сто ярдов. За пятьдесят ярдов подали голос. Если подбирались ночью, то люди успели только проснуться, как к ним уже подошли убивать. Дай бог, чтобы кто-то выжил и рассказал, как там было на самом деле, - ответил Флери.
   Надо отметить, что отряд Равельяка, охотился по старинке - с собаками, как охотились многие буканьеры на островах. Местность в районе его отряда была лесистая, луговины маленькие - на лошадях особенно не поскачешь. Ружья применялись очень крупного калибра, которые валили быка наповал. Всадника бы отдача от такого ружья просто вынесла бы из седла. Слуги разделывали добычу на месте, и лишь мясо и шкуру на волокуше тащили к букану. Били и кабанов, водившихся в местном лесу, но редко встречавшихся ниже по течению Артибонита.
  
   Время приближалось к полуночи, когда Малыш заметил с асотеи, как во внутренний дворик, освещённый несколькими фонарями, люди Перрюшона завели несколько лошадей. Через минуту из галереи снесли вниз четыре небольших, но увесистых сундучка, которые челядь быстро приторочила к сёдлам. Потом внизу показались четыре женские фигуры, в одной из которых Ажен узнал Лауру. Он стремительно слетел по лестнице во двор.
   - Я уже подумала, что мне и попрощаться не удастся, - встретила его девушка. - Хотят укрыть нас в безопасном месте, - пояснила она и замолчала. Затем, подойдя вплотную и дотронувшись рукой до его груди, тихо, чтоб не услышали чужие уши, сказала:
   - Береги себя, Поль! Если с тобой что-то случится, мне будет очень тяжело.
   Она поцеловала его в щёку, как целуют друга и решительно повернувшись, направилась к лошади.
   Застывший было на месте Малыш, рванулся, помог девушке забраться в седло и придерживая коня, поднял глаза, блеснувшие влагой:
   - Я отыщу тебя, Лаура. Как только разделаемся с гачупинами. Храни тебя Господь!
   Он ещё что-то хотел сказать, но ворота распахнулись, Перрюшон подал команду, и маленькая кавалькада тронулась.
   - Я буду молиться за нас, Поль,- обернувшись уже в воротах, шепнула девушка, и он с горечью разжал руку, удерживающую повод.
   Темнота тут же поглотила всадников.
  
  
   Г Л А В А 17
  
   Лаваль и Денье уже свыше полутора часов двигались на северо-восток в сторону лагеря Вердье. Красный холм давно скрылся за горизонтом, а испанскую колонну до сих пор обнаружить не удалось.
   - Давай передохнём, Пьер,- сказал Крысёнок, отвыкший от седла. - Всё равно мимо нас не проедут.
   - Ты прав, Жерар! На уставших конях даже ноги не унесёшь, если потребуется.
   Они спешились в тени небольших деревьев, расседлали коней и, подкрепившись изрядным куском окорока и бутылкой бургундского, улеглись в траву.
   - А вино у Перрюшона отменное, - выковыривая мясо из зубов, прошепелявил Крысёнок.
   - Да, в бургундском он знает толк, - ответил Лаваль, пристраивая сумку под голову. - Я вздремну немного, Жерар. Что-то разморило. А ты, время от времени, поглядывай по сторонам, - с этими словами Пьер повернулся набок и через минуту уже спокойно храпел.
   Денье полежал с десяток минут, рассматривая плывущие по небу упругие облака и слушая рулады друга, затем поднялся, залез на лошадь и внимательно осмотрелся.
   "И куда делись эти гачупины?" - Засранцы! - с остервенением сплюнул он. Будучи протестантом, Денье на дух не переносил испанских католиков.
   Жерар слез с коня и улёгся опять на мягкую траву. Небо по-прежнему кружило голову голубизной, становясь белёсым вблизи солнечного диска, край которого норовил вот-вот выпрыгнуть из-за листвы. Облака чинно тянулись на запад, редкие и одинокие. Охотник и сам не заметил, как провалился в глубокий сон. Видно сказалась усталость вчерашнего дня.
   Проснулся он также внезапно, как и заснул, громко застонав и заскрежетав зубами. Забытый кошмар опять вернулся к нему бешенством налитых кровью глаз разъярённого быка, который с хрустом вонзал в его тело свои иссиня чёрные рога. Но ощущение, что ему тычут чем-то острым в бок, продолжалось и наяву.
   - Что за чёрт! - выругался Денье, отодвинув сползшую на лицо шляпу.
   Действительность оказалась хуже кошмара: два испанца стояли около него. Один держал клинок у горла, а второй, издеваясь, покалывал рёбра.
   - Ты проиграл, Лопес! С тебя десяток пиастров,- расхохотался капрал, заросший бородой почти до глаз. - Эта французская собака и не подумала вскочить, когда ты подколол её. Видно дьявол бережёт это гнусное отродье, - сказал он, убрав лезвие от горла буканьера.
   "Не дьявол, а Бог и Лаваль!", успел подумать Крысёнок и, вскрикнув, поневоле поднялся, поскольку тот, которого назвали Лопесом, в сердцах ткнул шпагой в бедро так, что всадил остриё на целый дюйм.
   - Связать эту падаль! - распорядился бородатый.
   Жерар повернул голову чуть налево и прежде чем его взяли в оборот, увидел, как трое набросились на проснувшегося Пьера, заломили ему руки и в один момент опутали верёвкой. Тоже самое проделали и с ним.
   Через полчаса их доставили в лагерь, разбитый испанцами в узкой лощине на расстоянии мили. Эта лощина начиналась почти от стоянки Вердье и тянулась через всю луговину. По дну её протекал ручей, местами с заболоченной поймой. Испанцы сделали двухчасовой привал, пережидая послеобеденную жару, и выслали дозоры, намереваясь в дальнейшем выбраться из лощины, которая долго скрывала их от нескромных взглядов, а теперь, поворачивая круто на север, уводила от цели.
   Один из дозоров и наткнулся на Лаваля и Денье, заметив пасущихся лошадей.
   Экспедицию испанцев возглавлял дон Мигель д'Алавера, пользующийся доверием губернатора и уважением солдат за свою храбрость и умную голову. И сейчас, расположившись в тени растянутого полога, он упорно обдумывал, как с наименьшими потерями взять укреплённую асьенду Перрюшона.
   "Восемь десятков мёртвых буканьеров на два десятка своих - это неплохо. Жаль только Хитрый Пьер вывернулся, - думал д'Алавера, рассматривая план асьенды. - А лазутчики поработали отменно, - мелькнула мысль, пока он вчитывался в поясняющие надписи на плане. - Да и де Карсо - молодец. Толковый и надёжный человек. Его засады принесли половину успеха. И на охране баркасов не захотел оставаться, хотя ранен. А ведь при своих связях мог бы вообще в этой кампании не участвовать. Надо будет охарактеризовать его губернатору с лучшей стороны, - отвлекла от раздумий посторонняя мысль.
   Перебрав несколько вариантов нападения, д'Алавера вызвал командиров обоих отрядов, а также де Карсо, рассчитывая услышать от него разумную идею.
   - Синьоры, я пригласил вас обсудить план разгрома асьенды, чтобы решительной победой во имя Бога и Короля поставить точку в этой удачной кампании и с честью выполнить наш долг перед испанской короной. Расклад сил сейчас таков: У нас, как вы знаете, сто восемьдесят мушкетёров при шести пушках. Сорок человек, оставленных для охраны баркасов и раненых, я в расчёт не беру. У французов, по моим подсчётам, человек пятьдесят, а если они вооружат рабов, то и больше. Причём тридцать буканьеров Хитрого Пьера составляющие костяк этого воинства - отменные стрелки и рубаки. Прошу взглянуть на план, - сделал д'Алавера приглашающий жест рукой. - На асьенде четыре пушки, установленные на асотее и башне, - водил он пальцем по бумаге, сверкая бриллиантовым перстнем. - Стены, высотой около десяти вара*, сложены из дикого камня. Имеются широкие ворота и задняя дверь, окованная железом. Ворота прикрываются башней. Ближайшие постройки, как вы видите, в тридцати ярдах от асьенды. Подступы открыты, за исключением задней стороны, которая вплотную примыкает к саду.
   _______________________________________________________
   *Вара - мера высоты, чуть больше 0,8 метра.
  
   Дон Мигель помолчал немного, давая офицерам рассмотреть скрупулезно вычерченный документ и подумать над его словами, а потом добавил:
   - Я не сомневаюсь, сеньоры, что мы захватим эту асьенду, но я бы не хотел оставить под её стенами половину наших солдат. Поэтому прошу высказываться.
   Де Карсо, как командир самого маленького отряда и самый младший из присутствующих (ему едва минуло тридцать) начал первым:
   - Дон Мигель! Предлагаю окружить асьенду и провести атаку ночью. Это сведёт на нет меткость ружейного огня буканьеров, и наши потери будут минимальны. В саду сосредоточить основные силы при трёх пушках. Ядрами кулеврин выбить заднюю дверь, больше одного - двух залпов та наверняка не выдержит и ворваться внутрь дома. Три другие кулеврины поставить против ворот, обозначить несколькими залпами и мушкетным огнем направление ложной атаки, чтобы отвлечь внимание буканьеров от тыльной стороны. У меня всё, - закончил де Карсо, поклонившись начальнику экспедиции.
   Диего де Сальваторе и Гарсиа д'Амбре поддержали предложения дона Антонио атаковать ночью и попытаться ворваться во внутрь. Однако сочли необходимым, на следующем привале, у леса, изготовить на всякий случай с десяток лестниц нужной длины и выпустить половину картечных зарядов по воротной башне, которая имела несколько бойниц и мортиру на верхней площадке.
   - Даже если мы захватим весь дом, с башни, судя по плану, простреливается весь двор, в том числе и асотея. Буканьеры будут бить наших солдат на выбор, пока у них хватит зарядов, если мы не возьмём башню, - выдвинул ещё одну идею дон Диего. - Надо будет сделать парочку небольших таранов, чтобы выбить двери, которые окажутся закрыты.
   - А что если нам попробовать взорвать башню? - испросив разрешения, подал ещё одну мысль де Карсо. - Пороха у нас достаточно, заложим по бочонку вот в эти ниши для фонарей,- он показал пальцем на тщательно прорисованную арку ворот, - и рванём, глядишь, башня и рухнет.
   Предложение дона Антонио все посчитали дельным.
   - Что ж, сеньоры! Благодарю за прекрасное обсуждение плана штурма. Так и решим. Ваш отряд, дон Диего будет атаковать со стороны ворот и начнёт первым, выстрелами кулеврин по башне. Отряд дона Гарсиа, как самый многочисленный, ударит со стороны тыла и должен ворваться в асьенду через калитку. Каждому отряду заготовить в лесу по три лестницы, не менее десяти ярдов длиной. Ваш отряд, дон Антонио будет находиться в резерве, на вас возлагается задача подрыва башни. Изготовить три ручных тарана, два из них перед штурмом передать другим отрядам. Собрать все имеющиеся пистолеты и вооружить дополнительно солдат для штурма помещений. Атакуем ночью по моей команде. Из пушек в темноте прицелиться сложно, ставить их придётся как можно ближе. Уже на асьенде заготовить для защиты пушкарей большие щиты из толстых досок, иначе буканьеры перебьют всю прислугу. На этом всё! - закончил д'Алавера, и собрался уже отпустить офицеров, когда его ухо уловило какой-то шум, донёсшийся с противоположной стороны лагеря.
   Через минуту перед глазами дона Мигеля предстали связанные охотники.
   - Поймали двух лазутчиков, сеньор д'Алавера, - доложил, спешившись, начальник дозора, - в миле южнее лагеря. Дрыхли, собаки, в кустах. Наверняка нас вынюхивали!
   - Хорошо, можешь отдыхать, капрал. Тебе это зачтётся. Достойные дела, во славу испанской короны, губернатор не забывает.
   - Пусть подведут поближе, - распорядился д'Алавера, движением руки отпуская капрала, - и вызовут Гутиэриса, а то эти еретики вряд ли понимают по-испански.
   Четверо солдат из охраны, ухватив за локти, в один момент подтащили связанных буканьеров и поставили в трех шагах от испанского гранда.
   Спустя двадцать ударов сердца примчался Гутиэрис - тщедушный испанец в болтающейся на нём колоколом кирасе и сползающем с крохотной головы шлёме. Как оказалось, он довольно бойко лопотал по-французски.
   Этого времени дону Мигелю вполне хватило, чтобы присмотреться к стоящим перед ним охотникам. "Этот вряд ли что скажет,- подумал он о Лавале, - а второй, поупирается, но заговорит!", - поймав злобный бегающий взгляд Крысёнка, решил он.
   - Вы из отряда Хитрого Пьера? - пристально вглядываясь в лица охотников, спросил испанец, прищурив старчески глаза.
   Гутиэрис затарахтел, переводя вопрос на французский.
   - Не понимаю тебя, сморчок! Слишком быстро бормочешь, - спокойно ответил Лаваль.
   Самолюбивый Гутиэрис позеленел от злости, но сдержавшись, задал вопрос снова, произнося раздельно каждое слово.
   - А теперь слишком медленно для моего уха, недоносок шлюхи! - явно издеваясь, проговорил буканьер.
   Гутиэрис заверещал от такого оскорбления, как будто ему по ногам прокатили пушечный лафет, и едва удержавшись, чтобы не вцепиться в горло француза, затараторил так же быстро по-испански, как до этого говорил на французском.
   - Эта французская собака издевается надо мной, сеньор д'Алавера. ...Да возьмёт дьявол его душу! - закончил Гутиэрис фразу, успев выпалить в адрес охотника с десяток изощрённых ругательств, причём ни разу не позволив себе богохульства.
   - Подвесьте-ка молодца и поджарьте ему пятки! Может тогда он станет понятливее, - приказал дон Мигель.
   Крысёнок, довольно сносно понимавший по-испански, вздрогнул.
   "Допрыгался Пьер! Тянули его за язык, - не одобряя поведение товарища, подумал он. Зыркнув глазами по сторонам, Денье непроизвольно выругался. "Пять миль, бывает, проскачешь, а подходящего дерева, чтобы вздёрнуть человека на этой луговине не найдёшь. А тут на тебе - в сорока ярдах растёт! Что значит невезучий день", - расстроился он окончательно.
   Лаваля в один момент подтащили к дереву и привязали за руки в двух футах от земли. Через десять минут Пьер уже орал благим матом, пытаясь поджать босые ноги от лижущих языков огня.
   - Теперь ты заговоришь! Теперь ты заговоришь, шакал, сын вонючей ослицы, - суетился около костра Гутиэрис, подбрасывая ветки.
   - Да заткнёшься ты, падаль, - взревел Лаваль и, изловчившись, поддал переводчику почерневшими ногами, сбив его на землю.
   - Отвязывайте, - приказал дон Мигель, наблюдавший всю экзекуцию.
   - Вздёрните буканьера! - распорядился он. - А на этой ветке приготовьте петлю для второго француза.
   Солдаты расторопно раскидали огонь и сняли Лаваля. Так же быстро через нижние горизонтальные ветви перекинули две петли, выказав немалую сноровку в этом деле. Двое из них, подхватив охотника, потащили его к петле, два других взялись за свисавший конец верёвки.
   "Если Пьера сейчас повесят, то мне тоже конец!" - лихорадочно подумал Крысёнок, привыкший видеть в Лавале свой талисман от всех напастей.
   - Эй! - закричал Денье. - Не троньте моего друга, я расскажу всё что знаю! Иначе ничего от меня не услышите, чёртовы дети!
   Он дёрнулся, но двое солдат крепко держали его за плечи.
   - Не троньте, вам говорю! - ещё раз заорал Денье, коверкая испанский.
   Дон Мигель подал знак, и солдаты отпустили Лаваля. Тот, не устояв на обожжённых ногах, со стоном повалился на землю.
   "Исповедовали" Жерара Денье испанцы недолго. Уже через полчаса они знали всё, что было необходимо для успешного захвата асьенды. Выторговывая жизнь товарища, Крысёнок вынужден был согласиться провести д'Алаверу с солдатами ночью через лес, минуя выставленные ещё вчера дозоры.
   Час спустя, как только немного спала жара, испанцы снялись с лагеря и плотным каре двинулись в сторону плантации, выдвинув вперёд немногочисленные патрули.
   Узнав, что Хитрый Пьер посадил всех буканьеров на коней, д'Алавера не сомневался, что французы выследят их и устроят засаду. Спрятав лошадей и пушки с припасами за кирасы солдат, дон Мигель распорядился отобрать лучших стрелков и наездников для ответной вылазки, если колонна всё-таки угодит в предполагаемую ловушку. Указания были даны чёткие: после двух залпов мушкетёров, маскируясь пороховым дымом, выскочить из-за строя и расстрелять буканьеров, пока те не успели отойти и перезарядить мушкеты. В ожидании схватки, этот кавалерийский отряд в дюжину всадников, тоже шёл внутри каре, ведя лошадей в поводу.
   Мучаясь от жары и пота, заливавшего глаза, под охраной двух солдат, со связанными руками брёл Крысёнок. Лаваля, который сам идти не мог, привязали поперёк седла. Лицо его побагровело от прилива крови, и хотя он пытался временами прочистить горло привычной шуткой, Жерар чувствовал, что Пьеру невмоготу.
   Когда раздались выстрелы, оба сразу приободрились. Они не надеялись, что товарищи их отобьют, но то, что хорошо проредят испанцев, в этом не сомневались. Плохо скрытая ненависть выплеснулась из горла Лаваля булькающими звуками, похожими на смех, и заиграла кривой усмешкой на губах Крысёнка. Пули ложились густо в центр каре, но солдаты не падали - падали лошади.
   Испанские шеренги дали два залпа и мгновенно раздвинулись в стороны, освобождая проход, откуда вырвалось с десяток всадников. Они неслись на заросли кустов, отмеченных шапками порохового дыма, лихорадочно отыскивая среди зелени красные пятна буканьерских рубах, прижав покрепче к наплечникам кирас приклады мушкетов.
   Встретившие их пули в мгновенье ока сбили растянувшеюся в стремительном галопе ленту кирасиров в страшный, захлёбывающийся кровью клубок. Отчаянные крики испанцев заглушило истошное ржание смертельно раненых животных. Только четверо уцелевших успели разрядить мушкеты вслед уносящимся прочь буканьерам.
   Первое нападение буканьеров заставило дона Мигеля задуматься. Хотя потери были небольшими - четверо убитых и шестеро раненых, но более половины лошадей оказались выбиты. Их теперь едва хватало, чтобы везти пушки и припасы к ним.
   "Ещё одна такая засада, и кулеврины придётся тащить на себе! - подумал с досадой д'Алавера. - Это задержка дня на два, а если пираты успеют войти в устье Артибонита и придут на помощь соотечественникам, то и бесславный конец всей экспедиции, если застанут на воде. Пушек и людей у корсаров больше", - пришёл он к неприятному выводу.
   Пока хоронили убитых и делали носилки для раненых, д'Алавера собрал офицеров. После недолгого обсуждения решено было взять асьенду этой же ночью. При необходимости часть пушек закопать, забрав все припасы к ним, а если возникнут какие-то осложнения и пиратские флиботы успеют войти в реку и подняться выше стоянки Вердье, то баркасы затопить и отходить по суше.
   По приказу дона Мигеля к нему опять привели Крысёнка.
   - Послушай меня внимательно, - не торопясь, начал испанец, следя за тем, чтобы Гутиэрис успевал переводить. - Если ты хочешь, чтобы твой друг уцелел, тебе придётся сделать для нас ещё одну малость.
   Д'Алавера сделал небольшую паузу, пытаясь по лицу пленника уловить подтверждение правильности своей догадки, что этот человек сделает всё, чтобы сохранить жизнь другому французу. Друзья они или родственники, или их связывали другие узы, ему было неинтересно. Главное, что эти узы были, и их надлежало использовать.
   - Когда мои солдаты подойдут к асьенде, тебя отпустят. Расскажешь Хитрому Пьеру, что мы уже под стенами, и ты поторопился предупредить. Когда же начнется штурм, откроешь заднюю калитку и выстрелишь из мушкета. Мои люди будут наготове и постараются не пропустить нужный момент. Как только захватим асьенду, можешь забирать своего друга и идти куда хочешь!
   - А если вы, как возьмёте асьенду, так и нас потом отправите на тот свет?! - поинтересовался Крысёнок.
   - Не бойся, если не подставитесь под случайную пулю, уцелеете оба. Слово дворянина! Хотя всё равно гореть вам в аду, не раньше, так позже.
   - Хорошо, - согласился Крысёнок, почти не раздумывая.
   Д'Алавера махнул рукой, и буканьера отвели назад в центр выстроенного каре, под охрану тех же двух, уже изрядно намозоливших глаза солдат. Лаваля сняли с жеребца, получившего рану в шею, и положили на самодельные носилки, как и ещё троих тяжелораненых, не способных самостоятельно передвигаться. Каждые носилки несло шестеро солдат, передав мушкеты идущим рядом товарищам. Крысёнку развязали руки и тоже заставили нести глухо стонавшего кирасира, получившего пулю в живот и явно не жильца. "До леса донесём и сдохнет, собака!" - радовался буканьер каждому его стону.
   Охотники Жарвинеля ещё дважды пытались напасть на испанский отряд, но пешие патрули, шедшие на расстоянии мушкетного выстрела, своевременно замечали опасность, и каре отгоняло всадников дружными залпами. В этих стычках было убито несколько солдат и ещё одна лошадь. Потери буканьеров остались неизвестными, поскольку те не оставляли ни убитых, ни раненых.
   Уже в сумерках отряд подошёл к опушке леса и после часового отдыха, д'Алавера повёл своих людей через лес к асьенде.
   Если бы не Лаваль, Крысёнок бы уже давно растворился в чёрных лесных зарослях, хотя его вели на верёвке, как борзую на сворке, влекущую за собой к лёжке зверя безжалостных охотников. Выбирая дорогу получше, он вёл прямо к плантации Перрюшона, всячески ругая про себя начальника отряда, благодаря которому, они попали к испанцам в лапы. Не пошли Пьер Флери их выслеживать гачупинов, сидели бы они сейчас с другом на асотее, выцеливая врага вместе со всеми. И не пришлось бы ему становиться Иудой.
   "Но я ещё рассчитаюсь с вами, сволочи! Вы у меня ещё попляшете! И за обугленные ноги Лаваля, и за ту хрипящую тушу, что пришлось тащить по жаре (всё равно сдох, собака!), и за эту верёвку на шее, - мстительно думал Крысёнок. - Прежде чем открою калитку, отправлю на тот свет не меньше десятка!" - дал он себе слово, сворачивая на последний поворот тропы, выводящий из леса.
  
  
   Г Л А В А 18
  
   После того, как вернулся Жарвинель, и стало ясно, что угроза нападения неминуема, ни один человек на асьенде не сидел без дела. По приказу Флери на тридцать ярдов вырубили сад, вплотную примыкавший к дому. Вокруг стен асьенды на расстоянии сорока- пятидесяти футов проложили широкую полосу из соломы и сухого тростника, обильно полив маслом, используемым для светильников. Расчёт был на то, что если испанцы предпримут штурм ночью, забросать эту полосу зажжёнными факелами и отрезать часть нападавших под стенами, осветив их для прицельной стрельбы буканьеров. Вырыли с десяток волчьих ям, перекрыв их, и замаскировав в ночной темени, как сумели.
   Малыш и Жак притащили на асотею десятка три мортирных ядер и жаровню с углями, чтобы разжечь запальные трубки. Ядра, во избежание уничтожения всего запаса, разложили вдоль балюстрады. Подготовили две дюжины факелов. Все пушки зарядили картечью, надеясь выкосить часть солдат ещё при подходе к стенам.
   Три десятка коней загнали во двор и проём ворот заложили изнутри мешками с землёй, не сомневаясь, что испанцы попробуют высадить ворота с помощью пушек.
   В первой половине ночи все приготовления были закончены и Флери, выслав конный дозор в сторону леса и приказав ему не удаляться от асьенды более чем на пятьсот ярдов, положил людей отдыхать прямо на асотее.
   Буканьеры успели поспать два часа, когда дозорные принесли весть о приближении испанцев. Все быстро поднялись и без суеты заняли свои места. С десяток лучших стрелков поднялись на башню. Пушкари Перрюшона вместе со всеми всматривались в сумрак ночи, пытаясь заметить какое-нибудь движение. Луна, как назло затянутая тучами, едва пробивалась белесым пятном, не выдавая глазу ночных тайн.
   Громкий стук прикладом в калитку заставил Бенуа, вглядывающегося в направлении остатков сада, вздрогнуть. Снизу раздался громкий голос:
   - Эй, это я, Денье! Открывайте скорее, а то гачупины влепят мне пулю в задницу!
   Жак слетел по лестнице вниз и, отодвинув два тяжелых стальных засова, впустил Крысёнка в асьенду, не ведая, что с десяток испанских глаз наблюдают за калиткой, желая убедиться, что та ничем не завалена.
   - Где Флери?! - помогая Бенуа задвинуть засовы, спросил Крысёнок.
   - На асотее!
   Денье, перехватив поудобней мушкет, быстро поднялся по лестнице.
   - Гачупины буквально у меня на хвосте, Пьер! Лаваль послал предупредить, но лошадь в темноте сломала ногу, и я успел их обогнать едва на три сотни ярдов. Сто восемьдесят солдат при шести пушках. На каждую кулеврину по четыре канонира, - быстро доложил он Флери и подошедшему Перрюшону.
   - Хорошо, - сказал Флери,- это мы уже знаем. А где Лаваль?
   - Он хочет поймать на мушку главного гачупина и попытается поджечь порох, как только вскроют бочонки для кулеврин и начнут стрелять.
   - Это было бы неплохо, - произнёс молчавший до сих пор Перрюшон.
   - Всем по местам! - скомандовал Флери, заметив потянувшихся за свежими новостями охотников. - Займёшь место рядом с Бенуа,- сказал он Крысёнку и спустился вниз. Быстро пересёк двор и поднялся на башню.
   Тревожная тишина окутала асьенду. Даже лошади во дворе притихли, почувствовав напряжение людей. Обострённый слух вылавливал из темноты еле слышное звяканье металла, приглушённые голоса и шорох шагов. Испанцы не торопясь окружали французское укрепление.
   Первое ядро, брызнув искрами и осколками крепкого камня, ударило в башню на два фута выше ворот. Канониры подправили прицел, и следующий залп лёг прямо в воротный проём, однако мешки с землёй почти беззвучно поглотили чугунные ядра.
   - Они заложили чем-то ворота! - сообразил Гарсиа д'Амбре, командовавший испанцами, нападавшими с этой стороны. Он отдал короткое распоряжение, и четверо солдат бросилось к башне. Сверху раздались выстрелы. Мортира выплюнула язык огня и ядро, разорвавшееся в двадцати шагах от кулеврин, высветило шеренгу испанцев, приготовившихся к штурму. Двенадцати фунтовая мортира ещё дважды подавала свой голос, причём последний выстрел оказался неожиданно удачным - ядро разметало расчёт и повредило лафет испанской пушки. Буканьеры, пользуясь вспышками огня, сумели сделать несколько прицельных выстрелов из мушкетов, наполнив подступы к стенам стонами и яростными криками.
   - Целиться по вершине башни! - скомандовал дон Гарсиа солдатам. - Первый десяток - пли! Второй десяток... - Пли!
   На фоне мутного пятна луны башня выделялась довольно чётко. Острый глаз различал даже впадины между зубцами, откуда стреляли буканьеры.
   - Третий десяток - пли! ... Четвёртый десяток ... - Пли! ...
   Те смельчаки, что подобрались к воротам, успели раскидать мешки с землёй и даже заложить порох в фонарные ниши арки. За грохотом выстрелов, французы обнаружили их возню с опозданием. Испанцы уже торопливо прилаживали фитили, когда два мортирных ядра, брошенных сверху, наполнили арку грохотом и визгом осколков. Из четверых уцелел лишь один. Он опрометью бросился из-под стены в спасительную темноту.
   Испанские пушки ударили снова, и теперь ухо отчётливо различало мощные удары ядер в створки ворот, вырывающие целые куски и безжалостно вминая стальные полосы в податливую древесину. Канониры сделали не менее дюжины выстрелов, после чего прозвучал горн, и два небольших отряда бросилось на штурм из темноты ночи.
   Д'Алавера не собирался вести солдат на стены. Эти отряды, атаковавшие асьенду с двух боковых сторон, должны были просто отвлечь внимание французов и оттянуть на себя их силы.
   Испанцы быстро приближались, неся лестницы и стреляя из мушкетов. Неожиданно полностью скрытая тьмой асотея, доступная взгляду лишь при редких мушкетных выстрелах буканьеров, после которых сумрак ночи становился ещё гуще, осветилась. Света становилось всё больше и нападавшим уже не приходилось посылать пули наугад. Высветились бойницы на балюстраде и мелькавшие на крыше фигуры французов. Огонь испанцев стал прицельнее и на асотее появились убитые и раненые. Первым по воле рока оказался Перрюшон. Пуля попала ему в голову, и он упал набок, скорчившись своим маленьким круглым телом, выронив брякнувший мушкет, из которого так и не успел ни разу выстрелить.
   Минуту спустя два десятка зажжённых факелов полетели по команде Флери вниз. И хотя не все броски были удачными, но разложенная на земле солома запылала, охватив асьенду кольцом.
   Выстрелы сверху слились в беспрерывную пальбу, благо теперь испанцы были как на ладони. Оба атаковавших отряда стремительно отошли, оставив на освещенном пространстве два десятка убитых да несколько покалеченных, угодивших в волчьи ямы.
   Флери, конечно, рассчитывал на лучший результат.
   "Что-то здесь не так, - напряжённо думал он, разглядывая с верхней площадки башни окружённую огнем асьенду. - Слишком мало солдат нападало. Наверняка гачупины задумали какую-то пакость!"
   - Прекратить огонь! - крикнул он, заметив бесполезность дальнейшей стрельбы.
   Буканьеры затаились за стенами, получив короткую передышку, чтобы перезарядить мушкеты и снести вниз раненых.
   Получив приказ дона Мигеля возобновить обстрел башни, д'Амбре подошёл к де Карсо.
   - Дон Антонио, твоим людям удалось заложить бочонки с порохом в арку?
   - Да, как и планировали. Не успели установить фитили и поджечь. Их закидали гранатами, выжил только один. Как прогорит солома и станет темно, попробуем подобраться ещё раз.
   - Это долго, попробуем по-другому, - сказал дон Гарсия.
   Он подозвал сержанта и приказал отобрать дюжину хороших стрелков.
   - Мушкеты должны быть разряжены, с длинными стволами, замки у всех фитильные, чтоб без осечек, - давал указания д'Амбре сержанту. - Шлёмы солдатам снять, кирасы вымазать землёй, чтоб не блестели в ночи.
   Через несколько минут перед доном Гарсиа стояли отобранные люди.
   - Заряд пороха полуторный. Пулю пыжевать крепко. Пыж двойной. Заряжай! - Скомандовал он. - Фитили вздуть! ... Ну что, молодцы, посмотрим, крепко ли французы сложили эти стены?! - указал он на освещенную арку ворот, когда солдаты закончили готовить выстрел. - Вот в тех тёмных нишах справа и слева от ворот, по бочонку пороха. Их заложили солдаты дона Антонио. Здесь сто шагов. Это много. Делаем двадцать шагов вперёд и стреляем залпом. Шесть человек в левую нишу, шесть - в правую! И клянусь моей шпагой, - выдернул из ножен клинок д'Амбре, - мы отправим буканьеров на встречу к дьяволу!
   - Двадцать шагов вперёд, марш! - скомандовал он, идя рядом со строем. - Целься! - выдержал паузу испанец. - Пли! - резко выдохнул он.
   Последовавший вслед за залпом мушкетов грохот потряс всю асьенду.
   Чёрный вихрь, рождённый ослепительной вспышкой пламени, взметнулся вверх, вонзившись в затянутое тучами небо. Воздух, ударив мощным кулаком, покачнул строй испанцев, засыпав мелким мусором и лишив слуха. Наружная стена башни вздыбилась и рухнула, завалив ворота и похоронив в грохоте камней беззвучные крики нескольких буканьеров. От верхней площадки уцелела лишь треть, обращённая к внутренней стороне дома. Лошади во дворе пронзительно ржали, беспорядочно мечась внутри каменных стен, и калеча друг друга.
   Опрокинутый взрывом Жарвинель, с трудом поднялся, тряся гудевшей, как колокол, головой. Не замечая даже боли в руке, хотя опёрся о раскатившиеся из жаровни угли. Кроме него на башне никого не было - ни Флери, ни охотников, ни мортиры с расчётом. Внизу чернели закопчённые взрывом камни, да на внутренней площадке, открытой взорам испанцев кто-то стонал.
   - Эй! Есть кто живой? - заглянув в провал, крикнул Жарвинель.
   - Да, нас двое! Этьен уже не в счёт, ему раздробило плечо.
   - Тогда готовьтесь, ребята. Сейчас полезут!
   Он лёг на остаток площадки и. высунув голову, заглянул вниз. Нижняя площадка, оставшись без передней стены с бойницами, практически уцелела. Две еле различимые в темноте фигуры шевелились, судя по стуку шомполов, заряжая мушкеты. Раненого сверху было не видно. Пока догорали остатки соломы, буканьер поторопился рассмотреть результаты взрыва.
   "Без лестниц всё равно не заберутся", - с облегчением подумал он. Хотя обсыпавшаяся стена позволяла без особых усилий подняться футов на десять. Но до нижней площадки башни, откуда можно было попасть во внутренний дворик, оставалось ещё столько же.
   Солома уже в некоторых местах потухла и с минуту на минуту испанцы должны были начать приступ. Сообразив это, Жарвинель перегнулся через балюстраду, задев ногой откатившееся ядро, и крикнул на асотею:
   - Флери приказал отправить сюда трех человек с мушкетами и побыстрее!
   Увидев, как замелькали тени охотников, он уселся на пол площадки, привалившись спиной к парапету. Нужна была секундная передышка. Спуститься вниз он не мог. Деревянную лестницу, позволявшую раньше подниматься на крышу, снесло взрывом, а прыгать в потёмках на груду камней - наверняка остаться без ног. "Ничего, я и отсюда хорошенько угощу гачупинов!" - подумал Жарвинель, сгребая сапогом в кучу ещё рдевшие угли. "Где-то ядра были", - приподнялся он, опираясь на мушкет. Обожженная рука заныла. Пошарив под балюстрадой, подтащил поближе к углям три найденных ядра. "Да и зарядов в сумке ещё выстрелов на тридцать! Повоюем, ещё!"
   Раздавшиеся внизу голоса появившихся охотников, вселили в него уверенность.
   - Возьмите мешки с землёй у ворот, и выложите по краю площадки бруствер, - посоветовал он, опустив вниз голову.
   Буканьеры успели перетаскать в башню с десяток мешков, прежде чем снова раздался звук испанского горна. Они не ведали, что за их спиной уже готовится предательство.
   Крысёнок, сделав вид, что присоединился к тем, кто направился к башне, благополучно проскользнул к калитке. Слово, данное себе, он не сдержал, успев подстрелить только троих из обещанного десятка. "Ладно, потом ещё представится момент - даст Бог, рассчитаюсь!" - отложил он на время свою месть. Сейчас было не до этого. После того, как гачупины взорвали башню, Денье с ужасом понял, что если не поспешит, то его услуга с калиткой будет уже не нужна. Испанцы и так ворвутся в асьенду.
   Услышав сигнал горна, призывающий к штурму, он открыл скрипнувшие металлом засовы и распахнул дверь. Выпалив из мушкета, Крысёнок рухнул на землю и ужом пополз вдоль стены, опасаясь теперь не только испанцев, но и своих.
   Луна, даря одним верный прицел, а других, обрекая на смерть, наконец-то выползла из-за туч, высветив матовый блеск кирас набегавших солдат. Те не стреляли, сберегая в стволе заветную пулю. Зато буканьеры палили не переставая. Пушки Перрюшона успели метко огрызнуться картечью, опрокинув с дюжину атакующих мушкетёров.
   Бросок испанцев был особо стремительным со стороны сада. Малыш и Бенуа успели сделать всего по два выстрела, а солдаты были уже под стенами.
   - Ядрами! - крикнул Ажен и, запалив фитили, они бросили вниз несколько ядер. Те вызвали страшное опустошение среди нападавших, но кирасиры уже вливались во внутренний двор асьенды через услужливо распахнутую калитку.
   Жарвинель, выглянув через балюстраду - похолодел. Не менее трёх десятков испанцев уже заняли патио, продвигаясь к лестнице на асотею. Он быстро нагнулся, сунул в угли запальные трубки и метнул вниз сразу два ядра от мортиры. Взрывы ошеломили нападавших. Лошади, зажатые стенами и раненые осколками, дико заржали и понеслись, закрутив бешеную карусель внутри двора, сметая от страха всё на своём пути. Люди вылетали изломанными куклами, или так и оставались под копытами взбесившихся лошадей.
   Десяток солдат устремилось по лестнице вверх, но их сбили пулями со всех сторон.
   Появление испанцев внутри асьенды вызвало минутную растерянность. Не было Флери, погребённого под развалинами башни. Не было Жарвинеля, получившего пулю в спину, высвеченную предательской луной. Не было человека, способного оценить схватку и возглавить французов. Буканьеры, оставив асотею ринулись вниз, стреляя из всего, что могло стрелять, и рубя наотмашь, не жалея клинков, сплочённые в едином желании уничтожить ворвавшихся испанцев. Но в заваленном телами патио, солдат не уменьшалось. Оставив дюжину стрелков у башни, Гарсиа д'Амбре бросил своих солдат на помощь. Буканьеров, несмотря на их яростный натиск, отжали к лестнице, откуда они ещё минуту назад так лихо атаковали, выбив большую часть отряда де Сальваторе.
   Внутренняя дверь башни неожиданно распахнулась, и оттуда ударило пяток мушкетов, сразу же облегчив положение охотников, дерущихся у противоположной стены. Следом гавкнул тромблон, обрушив заряд картечи на испанские спины. Уцелевшие лошади, сбились в один угол, прижавшись друг к другу, словно ища защиту от бешенства людей. Осаждённые, оставив башню, в одно мгновение проскочили двор, и врубились с тыла в испанские ряды, треском пистолетных выстрелов и клинками прокладывая себе дорогу.
   Испанцы, было, дрогнули, но властный голос д'Алаверы, раздавшийся с асотеи, заставил схватку закипеть с новой силой.
   Впрочем, исход сражения стал уже ясен и тем и другим. Воспользовавшись тем, что буканьеры ринулись отражать нападение изнутри, де Карсо, по приказу дона Мигеля, в течение нескольких минут занял асотею двумя дюжинами солдат, лихо вскарабкавшимся наверх по штурмовым лестницам.
   Ажен, отражая удары палашом и шпагой, прикрываемый слева Бенуа, медленно отступал вверх по ступенькам. Охотников осталось всего шестеро. Они яростно защищали площадку, с которой начинался вход в галереи. В комнатах дома лежало несколько раненых буканьеров, в том числе и Лангедок. Друзья ни на минуту не забывали об этом, отчаянно, со звериными криками, махая клинками и рубя одного за другим наседавших испанцев. Мощнейшие удары Малыша не держал никто.
   Залп с асотеи положил конец бешеному сопротивлению охотников. Только Ажен и Бенуа, прикрытые выступом, уцелели под испанским свинцом. Они тут же нырнули на галерею, успев закрыть засов двери. Пробежав пяток шагов, остановились напротив комнаты Лангедока.
   - Роже, это мы! - крикнул Бенуа, толкая запертую дверь. Тот час со двора ударили мушкеты - испанцы били по арке, откуда раздался неосторожный крик Жака. Ажен и Бенуа укрылись от густо запевших пуль за широкой каменной колонной, поддерживающей свод и асотею. Положение их было неважным. Мушкеты брошены, пистолеты разряжены. Десять шагов открытой с одной стороны галереи и три маленьких комнаты. Как только гачупины высадят последнюю преграду, их сметут мушкетным огнём
   Скрип отворяемой двери обдал их волной надежды. Они бросились в комнату, чуть не сбив с ног временного хозяина.
   - Потише, ребята, - сказал Роже, - а то, не дай Бог, напоретесь в темноте на мою шпагу.
   Он закрыл дверь и зажёг поставленную на пол свечу.
   - Решётку я выломал и верёвку приготовил, но сначала у меня для гачупинов есть подарочек. Да возьмёт Господь их души! - показал он на сложенные кучкой ядра.
   Малыш и Жак мигом сообразили в чём дело. Подтащив треногу жаровни поближе к двери, они взяли по паре ядер.
   - Давай, Роже, открывай! - скомандовал Поль.
   - Дайте, сначала, задую свечку, а то второе плечо попортят.
   Он задул свечу и распахнул дверь, не обращая никакого внимания на ворвавшиеся звуки яростных голосов, скопившихся внизу людей. Охотники подожгли запальные трубки и метнули ядра во двор. Вторую пару "гостинцев" они бросили на ступени забитой солдатами лестницы, высунувшись из-под арки по пояс. Яркое пламя, грохот и визжащие осколки заставили лошадей, до этого сбившихся в угол двора, опять затеять бешеную скачку. Отчаянные крики солдат усиливали панику.
   - А эти, постарайтесь забросить на асотею, - подавая последнюю пару ядер, сказал Лангедок. - А то как-то не хочется, чтобы провожали выстрелами в спину.
   Два взрыва, взметнувшихся наверху после удачных бросков охотников, разогнали испанцев по дальним углам крыши.
   Лангедок тем временем выбросил вниз верёвку, сунул друзьям по мушкету и подтолкнул Малыша к окну:
   - Давай первым, Поль! Затем Жак, а я последним.
   - Как же ты управишься с одной рукой, Роже!?
   - Вот если сорвусь, внизу и подхватите. У меня тут для испанцев ещё подарочек заготовлен, - пнул он по бочонку пороха, стоявшему у стены.
   Ажен мигом соскользнул по верёвке вниз и затаился, напряжённо прислушиваясь. Бенуа скатился следом, готовый в любой момент огрызнуться выстрелом. Лангедок задерживался.
   Друзья уже заволновались, когда Роже неуклюже выбрался из оконного проёма и, удерживаясь одной рукой, заскользил вниз. Это скольжение больше напоминало падение и Ажен, подскочив, поймал наставника в трёх футах от земли. Роже, не удержавшись, вскрикнул, поскольку Поль, ухватив его в охапку, разбередил рану.
   - Ну а теперь, ребята, бегом! Почувствовав под ногами землю, скомандовал Лангедок и устремился подальше от асьенды.
   Их заметили! Хоть с опозданием, но заметили. Испанцы открыли беглый огонь, поскольку света от луны, выползшей из-за туч, вполне хватало. Из союзника она превратилась в заклятого врага, и помогала теперь не им.
   Что такое пятьдесят ярдов для мушкетной пули? - Мгновение! Хорошо, когда она рассерженным шмелём проносится мимо. Но эта - попала. Звучным шлепком и треском рвущейся ткани. У испанцев тоже были Стрелки. Лангедок, поверженный в спину горячим комочком свинца, рухнул, даже не вскрикнув. Малыш и Бенуа подхватили Бретёра под мышки и быстро потащили в спасительную тень деревьев.
   Раздавшийся сзади взрыв заставил их обернуться. Фонтан огня, вырвавшийся из чрева дома, высотой никак не менее двух десятков ярдов, осветил всё как днём, сплетая рёв обезумевших людей и животных с грохотом падающих камней и балок.
   Ни Малыш, ни Бенуа, не знали того, что знал Лангедок, устанавливая свой бочонок у тонкой деревянной стены, завешенной гобеленом. С той стороны перегородки, в узкой каморке, хранился весь пороховой запас Перрюшона. И хотя часть его перетаскали в башню и на асотею, но пороха там ещё хватало. Старый буканьер преподнёс гачупинам свой посмертный ПОДАРОК.
   Впрочем, ни Ажену, ни Бенуа, знать это было ни к чему. На зарево асьенды они смотрели несколько мгновений.
   - Возьми мой мушкет, а то так далеко не уйдём, - сказал Малыш, протягивая Жаку оружие. А сам взвалил Лангедока на плечи. Бежали они минут десять, пока Поль окончательно не выдохся.
   - Всё, надо передохнуть! Теперь уже не найдут!
   Они остановились в посадке апельсиновых деревьев и уложили Лангедока на траву.
   Бенуа перевернул Роже на живот и разорвал на его спине рубашку. Пуля вошла под правую лопатку. При каждом натужном вдохе и выдохе на ране пузырилась кровь. Жак примотал покрепче широкий лист травы, чтобы хоть как-то остановить кровотечение и осторожно опустил Бретёра на землю.
   - Рана очень тяжёлая, Поль,- сообщил он другу.
   Малыш, заряжавший пистолеты, перестал забивать шомполом пулю:
   - Будем надеяться на Бога, Жак. ...Всё в руках божьих, - добавил он, помолчав, и с остервенением принялся стучать шомполом, смахнув украдкой набежавшую слезу.
   В это время Лангедок застонал и открыл глаза:
   - Не рассчитал... фитиль надо бы покороче...
   Ажен и Бенуа склонились над раненым, не сообразив поначалу, о чём тот хотел сказать.
   - Поль... у родника..., Роже помолчал, собираясь с силами, - около нашей рощи... дожидаясь тебя, ... закопал под дальним..., - струйка крови чёрной дорожкой выкатилась из уголка губ, заставив раненого смолкнуть. Лангедок с трудом приподнял слабеющую руку и смахнул кровь с подбородка: - Под дальним кустом опунции закопал свой кошель... Крест возьми себе, а деньги с Жаком... поделите... поделите....
   Какой-то посторонний звук отвлёк их внимание. Оба посмотрели в сторону асьенды, подтянув оружие поближе. А когда ничего не обнаружив, повернулись опять к учителю, Лангедок был мёртв.
  
  
   Г Л А В А 19
  
   Денье благополучно отполз в сторону вдоль стены и, дождавшись, пока отряд испанцев ворвётся в асьенду, и тем и другим станет не до него, пополз наискось к саду, натыкаясь то и дело на оставленные заострённые пни.
   Скрывшись в густой темени деревьев, он, не торопясь, обогнул испанские пушки, стоявшие прямо у края вырубки, углубившись шагов на двадцать. После чего привстал и прислушался, стараясь расслышать что-нибудь впереди себя, отметая звуки яростной схватки, доносившиеся со стороны атакуемого дома. Уловив отдалённые стоны в глубине сада, Крысёнок осторожно поднялся и, замирая при каждом шорохе, двинулся в том направлении. Справедливо полагая, что это могут стонать не только раненые испанцы, но и Лаваль, мучаясь обожжёнными ногами. В саду он ориентировался плохо, поскольку никогда по нему не ходил, но с асотеи видел, что посадки фруктовых деревьев, с кое-где прореженными кустами, занимали ярдов сто. В середине сада была большая лужайка, затеянная ещё старым садовником, умершим два года назад. Несколько дорожек, рассекающих сад на треугольники и сходящиеся к лужайке, изрядно заросли кустами, хотя это не помешало испанцам без особых усилий подтащить по одной из них к кромке вырубки кулеврины.
   На лужайке же, разместили раненых и лошадей, под охраной двух солдат. Когда Крысёнок подобрался к поляне, два испанца, под звуки доносившейся стрельбы, о чем-то спорили, сдерживая голоса и яростно жестикулируя. Одна из фигур, своей тщедушностью и низкорослостью показалась знакомой. Как только кирасир повернулся, и луна высветила лицо, Денье узнал Гутиэриса.
   "Ну, погоди, гадёныш! Я с тобой посчитаюсь!" - мелькнула у него злорадная мысль. "Слава Богу, попался!"
   Пожалев, что мушкет разряжен, Крысёнок отложил его в сторону и вытащил нож.
   - Эй! Помогите, я ранен! - по-испански прохрипел он, затрещав кустами.
   Оба солдата повернулись в его сторону.
   - Эй! - подал голос Крысёнок и застонал.
   Испанцы, не задумываясь, кинулись на стон и через секунду оба уже лежали с перерезанным горлом, поплатившись за свою доверчивость. Денье забрал их мушкеты, проверив порох на полках, срезал кошельки и с минуту прислушивался.
   Пальба на асьенде усилилась, доносились яростные крики дерущихся людей, но рядом было тихо. Осторожно выйдя на поляну, он подошёл к уложенным на земле носилкам.
   Лаваля он нашёл сразу. Связанный, тот был заколот кинжалом в грудь. Жалобно и тонко завыв над телом своего друга и хранителя, Жерар опустился на колени, поцеловал Пьера в лоб и застыл, проклиная свою судьбу. Он не подозревал, что это дело рук злопамятного Гутиэриса, а то бы тщедушный переводчик не умер такой лёгкой смертью. Осталось только отомстить проклятым гачупинам. Крысёнок с холодным ожесточением добил с десяток тяжелораненых испанцев, оставленных перед боем на поляне. Срезал (у кого было) кошели с деньгами и десятка два бандальер с мушкетными зарядами.
   Освободив тело Пьера от верёвок, Жерар взвалил его на коня и потихоньку двинулся прочь.
   Въехав в апельсиновую рощу, он остановился, опустил Лаваля на землю, ножом снял дёрн и начал копать могилу. Земля была влажной и легко поддавалась рукам и широкому лезвию охотничьего ножа. ...
  
  
  
   Г Л А В А 20
  
   Ажен и Бенуа добрались до родника к середине дня. Они перекопали землю под всеми кустами опунции, но захоронку Лангедока так и не нашли.
   - Кто-то здесь побывал до нас, - сказал Бенуа, внимательно рассматривая затоптанные ими следы.
   Наверное, испанцы выкопали два дня назад. У них тоже есть люди с острым глазом, вполне могли найти, - отозвался Ажен.
   Отдохнув и напившись родниковой воды, они направились в стоянке, чтобы попрощаться, перед долгой дорогой к побережью, с местом, ставшим им родным. Решение попытать счастье на Тортуге, они обговаривали всё утро, пока шли к роще. Обоим было ясно, что возродить буканьерский промысел в ближайшие несколько лет не удастся. Охотники перебиты, а для создания новых отрядов нужны не малые деньги на приобретение оружия, лошадей и баркасов. Здесь их уже ничего не удерживало. Ажен, правда, возвращался несколько раз мыслями к Лауре, но понимал бесполезность и опасность поисков, пока отсюда не уберутся испанцы. Да собственно их ничего и не связывало, только тонкая ниточка зародившихся чувств, которая тут же лопнула под бурными увещеваниями Жака, предлагавшего податься в флибустьеры. Да и не мыслил Ажен связывать свою судьбу с женщиной. Вот когда он вернётся во Францию, в Гавр...
  
   Хижины выгорели дотла, коптильня тоже. Мясо на складе хоть и поубавилось, но большая часть висела на шестах. Видно испанцы рассчитывали забрать этот провиант на обратной дороге.
   Друзья хорошенько подкрепились, прихватив изрядный запас говядины с собой. Перво-наперво, поднялись на четыреста ярдов вверх по реке, где в маленькой заводи, не видной со стороны русла, Флери держал два своих баркаса. Но баркасов не было. Наверняка испанцы их нашли и увели с собой под захваченную добычу.
   - Проклятые гачупины! - выругался Бенуа, памятуя, что друг ранен в ногу. А идти по берегу, или плыть по течению на лодке - разница большая.
   -Ничего, как-нибудь дойду,- словно подслушав его мысли, отозвался Малыш.
   И хотя солнце палило во всю, они двинулись в сторону стоянки Вердье, рассчитывая в сумерки туда добраться.
   Испанцы, тем временем, похоронив убитых, разграбив на плантации наиболее ценное, остальное предали огню. Раненых буканьеров, захваченных после штурма вздёрнули на деревьях вокруг асьенды.
   Потери были ужасными, особенно от взрыва порохового погреба. В строю осталось восемьдесят человек. Почти столько же насчитали убитых и свыше двух десятков раненых. Погиб от осколка ядра отважный Гарсиа д'Амбре, а командир второго отряда - Диего де Сальваторе был тяжело ранен.
   Дон Мигель был раздосадован. Великолепно спланированная и проведённая атака асьенды не достигла цели. Взрыв всё перечеркнул. Потери оказались большими, добыча незначительной. Да ещё какая-то сволочь вырезала раненых и охрану. Губернатор мог указать ему на плохую распорядительность, а это в планы сеньора д'Алавера не входило. Надо было поправлять положение. Он подозвал чудом уцелевшего при взрыве де Карсо (из числа захватившего асотею отряда, мало кто мог похвастаться таким подарком судьбы).
   - Дон Антонио! Я дам вам двадцать солдат и проводника. Перрюшон упрятал куда-то свои деньги и рабов. Нужно будет разыскать его логово, истребить охрану, если таковая окажется, ну а затем..., - д'Алавера помолчал, - самая трудная задача ... доставить захваченное на испанскую территорию. Зная ваш ум и отвагу, я не сомневаюсь, что Вы справитесь с этим поручением!
   - Благодарю вас, дон Мигель, за оказанную мне честь! Вы не пожалеете о сделанном выборе! - поклонился де Карсо.
   - Я беру с собой одну кулеврину и отправляюсь к плантации Равинеля. Остальные пушки и раненых я прикажу погрузить на лошадей и отправить к баркасам.
   Д'Алавера замолчал на секунду, а потом добавил:
   - Да, не сочтите за труд. Когда захватите рабов, заставьте их вырубить здесь каждое дерево, а то на этой плантации могут появиться новые хозяева с Тортуги. А нам это не надо. С богом! - напутственно перекрестил он своего офицера. - Желаю удачи!
   Через час испанцы покинули развалины дымящейся асьенды...
  
   Переход к стоянке Вердье утомил обоих буканьеров до крайности. Рана на ноге Ажена к концу дня вскрылась и начала кровоточить. Бенуа с трудом удалось остановить кровь и принудить Малыша к часовому отдыху. Сам он тоже чувствовал себя не лучшим образом. Его рана на боку, полученная два дня назад, ныла нестерпимо.
   К стоянке они добрались уже глубокой ночью. Испанцев там не обнаружили, что встревожило их до крайности.
   - Не могли они уплыть, не могли! - поспешил высказаться Жак.
   - Ты прав, - согласился Малыш, - загнали, наверное, баркасы в протоку, чтобы не маячить на реке, и дожидаются возвращения своих.
   - А ты знаешь, Поль, что-то мне не нравится тащиться пешком до побережья, а затем ломать голову, как добраться до Тортуги. А тебе?!
   Ажен понял его с полуслова:
   - Что ж, давай попробуем. Ночью всё равно гачупинам нас не поймать, даже если и заметят.
   Через час они уже были у протоки. Испанцев высмотрели почти сразу. Те устроились в ложбине, густо окружив себя пушками.
   Буканьеры спустились с полмили вниз по течению. Под высокой карандой, выделяющейся и ночью своей светлой восковой корой и заметной издалека, разделись, оставив только набедренные повязки и портянки. Да и какой нормальный мужик будет с голыми причиндалами по кустам шарахаться? Да и в мокрых сапогах не поплаваешь и далеко не убежишь. Одежду и всё оружие, кроме ножей, оставляли здесь, чтобы забрать на обратном пути, когда завладеют баркасом.
   Налегке они шли быстро. Луна, подвесив свой фонарь, изредка уходила в тучи, но глаза приспособились, и они удачно огибали кусты и отливающие чёрным блеском лужи, не высохшие после последнего ливня. Лагерь испанцев буканьеры обошли далеко стороной и опять спустились к протоке, собираясь по течению спуститься вниз, к причаленным баркасам. Свой нож Малыш нёс в руке, собираясь в воде засунуть его за налобную повязку. На Жаке же была надета его перевязь с пол дюжиной метательных ножей. Бенуа уверял, что веса их не чувствует и проплывёт сколько надо. Единственное, чего он опасался, что кожа размокнет, и его любимцы выпадут из гнёзд, затерявшись в реке. А посему, накинул на рукоятки кусок тряпки, завязав её за ремень портупеи.
   Малыш, в отличие от большинства людей, которых он знал, плавать умел неплохо. (Об этом позаботился еще в детстве отец, считавший, что рыбак, не умеющий плавать - живой покойник). Ажена никогда не терзали глупые страхи, широко распространённые среди суеверных людей. Даже на корабле, где он раньше служил, среди моряков ходили жуткие страшилки, и половина команды боялась воды, как чёрт ладана. Бенуа тоже держался на воде отменно. Они частенько плавали по Артибониту, смывая грязь и кровь после охоты.
   Найдя подходящее место, свободное от кустов, буканьеры вошли в чёрно-серебряную воду. Проплыв десятка два ярдов по течению, Малыш подплыл к Жаку и тихонько сказал:
   - Давай к берегу!
   Бенуа спорить не стал, и через минуту они уже отжимали набедренные повязки, тихо разговаривая.
   - Ничего не получится. Луна вылезла. Наши две головы заметят за сто ярдов, если охрана не спит, - пояснил причину Поль. - Найти бы дерево, какое, или корягу, и плыть легче и спрятаться можно.
   - Где их сейчас найдёшь? - возразил Жак. - Лучше подождать, пока Луна за тучу спрячется, вон смотри, сколько туч больших по небу ползает.
   - С-Совсем окоченеешь т-тут, - через пять минут уже лязгал зубами Бенуа, охваченный мелкой дрожью.
   - Н-Ничего, д-доплывём до одежды с-согреемся, - утешил его Малыш, пытаясь втиснуться от пронизывающего ветерка поглубже в кусты.
   Пока дождались тяжёлой тучи, наползшей на лунный диск, они замерзли напрочь. И когда залезли в реку во второй раз, то вода показалась им на удивление тёплой.
   К середине длинного ряда баркасов, чёрными тушами причаленных к берегу на расстоянии несколько ярдов один от другого, охотники подплыли незамеченными. Как и предполагал Ажен, охранялись лишь крайние лодки. Верёвку, привязанную к толстому металлическому кольцу на носу, перерезали одним взмахом ножа. А вот оттолкнуть маленькое судно от берега удалось с трудом. Только зацепившись за корму и раскачав баркас с борта на борт, чувствуя, как от напряжения рвутся жилы и ноги погружаются в мягкое речное дно, удалось сдёрнуть его с места.
   Держась за шершавое дерево, и потихоньку загребая одной рукой, они вывели судёнышко на центр протоки и подхваченные течением поплыли прочь. Луна так и не выглянула из-за туч, словно не хотела, чтобы выстрелы вспугнули ночную тишину. ...
  
  
  
  
   Ч А С Т Ь 2
  
  
   Ф Л И Б У С Т Ь Е Р Ы*.
  
  
  
  
  
  
  
   *Флибустьеры - морские разбойники 17-го века, имеющие каперский патент. (От голландского "vrijbuiter" - вольный добытчик).
  
  
  
  
  
  
  
   Г Л А В А 1
  
   Нос баркаса, направляемый твёрдой рукой Ажена, стремительно резал воду узкого канала, который вёл в гавань.
   Скалистый остров с единственной бухтой, пригодной для стоянки кораблей, много раз менял своих хозяев. Здесь побывали и испанцы, и англичане, и фламандцы, и французы. И, хотя Тортугу* открыл Христофор Колумб, и формально остров числился достоянием испанской короны, но фактически был испанцам не нужен. Не было у Испании столько сил, чтобы поставить гарнизон и на этом маленьком островке, всплывшим, подобно гигантской черепахе, в четырёх милях от испанского острова Сан-Доминго (Гаити). На остров заходили суда, для пополнения запасов пресной воды, стоянки и прекрасной охоты на диких свиней.
   Поговаривали, что первые поселенцы были буканьерами и появились здесь с острова Святого Христофора, где испанцы разгромили французские фактории, колонисты которых занимались охотой и разведением табака. Уцелевшие жители перебрались на "Черепаху" и обосновали новое поселение, поклявшись жестоко отомстить гачупинам. Надо отметить, что из всех многочисленных хозяев острова (менявшихся довольно часто), самыми рачительными оказались французы. Французский военный инженер гугенот Ле Вассер в 1640 году отбил остров у англичан и первым делом озаботился постройкой форта для защиты Кайонской бухты и поселения. Мощный форт Ля-Рош (Скала) помог через три года отбить крупное нападение испанцев, пытавшихся зачистить остров от флибустьеров и жителей. Были построены дома для поселенцев и магазин для торговли. Левассер первым из губернаторов Тортуги начал самочинно выдавать флибустьерам каперские патенты за одну десятую добычи, не перечисляя доход в казну. В 1652 году Левассер, человек весьма жестокий, преследующий католиков и сжёгший построенную прихожанами часовню, был убит заговорщиками. А через два года остров был захвачен испанцами и все жители выселены. Часть из них расселилась на западной части Сан-Доминго, перебравшись через пролив и назвав захваченные у испанцев земли Берег Сент-Доменг. Испанский гарнизон простоял в форте почти год, не позволяя пиратам пользоваться удобной гаванью. Затем был возвращён на Сан-Доминго, для усиления обороны острова против англичан, захвативших Ямайку. Испанцы, уходя, сняли пушки, уничтожили укрепления и затопили на фарватере в обоих проходах в гавань несколько старых кораблей и барок, груженных камнями, что не помешало флибустьерам тут же снова занять облюбованную бухту.
  
   *Тортуга (в переводе с испанского - "черепаха") - небольшой гористый остров у северного побережья Сан-Доминго. Благодаря удобному месторасположению позволял контролировать Наветренный пролив, разделяющий Кубу и Сан-Доминго, и морские коммуникации в Карибском море. Современное название - остров Тортю. От острова Сан-Доминго отделён узким Тортугским проливом. Со стороны этого пролива и располагались две гавани острова: Бастер и Кайон. Бухта Кайона была мелководной и для захода кораблей непригодна. Гавань Бастера из-за двух каменистых банок, прикрывавших её по центру акватории, имела для захода судов два узких канала шириной 350 и 75 метров. В остальных местах остров имел скалистые берега, защищающие население от высадки неприятеля.
   ----------------------------------------------------------------------------------------------------
  
   "Ничейный" остров тут же прибрали к рукам англичане, направив с дюжиной солдат губернатором Эдварда Уоттса. Тот правил островом недолго, но сумел организовать нападение флибустьеров на соседний Сан-Доминго. Пираты атаковали с суши и захватили в центре острова город Сантьяго-де-лос-Кабальерос вместе с испанским губернатором, истребовав затем выкуп в 60 тысяч дукатов.
   Англичанина Уоттса, в 1660году сместил французский дворянин дю Россе, набравший для захвата Тортуги отряд в пятьсот буканьеров. Новый губернатор подлатал укрепления (один форт с четырьмя пушками) и больше поселением не занимался. В истории острова известен тем, что продал свои владельческие права на Тортугу Французской Вест-Индской компании за пятнадцать тысяч ливров (отсидев до этого два года в Бастилии по обвинению в измене). Сменил его в 1665 году капитан Бертран д'Ожерон, бывший буканьер и торговец, под высоким покровительством министра финансов Франции Кольбера. Назначенный губернатором Тортуги и Сент-Доменго (западной оконечности острова Сан-Доминго) д'Ожерон озаботился созданием плантаций и увеличением числа переселенцев из Франции, прекрасно понимая, что чем больше людей осядет на подвластных ему территориях, тем больше будет доход. Флибустьеры свободно сбывали добычу на Тортуге и в портах Сент-Доменго, исправно выплачивая десятую часть. Трения властей с населением возникли из-за политики Вест-Индской кампании, потребовавшей, чтобы французы покупали привозные товары только у неё. Такая принудительная торговля переселенцам была крайне невыгодна, поскольку товары тех же голландцев продавались значительно дешевле. Это недовольство к 1670 году достигло крайней черты и могло вспыхнуть мятежом в любой момент. В большинстве своём флибустьеры Карибского моря являлись в то время оружием различных государств, пытавшихся с помощью пиратов нарушить торговлю противостоящих друг другу национальных компаний.
  
   ...Переложив румпель и обогнув каменистую банку, Ажен направил баркас в направлении пристани. По его команде, Жак, потравив шкот, сбросил парус и лодка, резко убавив ход, плавно ткнулась в берег.
   На берегу, под навесами в тени пальм, было непривычно малолюдно: лишь несколько компаний флибустьеров безнадёжно завязла в кутеже, да у дальнего лодочного причала осипшие от рома голоса нестройно выводили:
   ...Пусть грохочут пушки и мушкеты бьют,
   Блещут абордажные клинки!
   Вражеские флаги падают на ют,
   Мы их одолели, моряки! ...
   (Старинная морская песня).
  
   Хотя на пристани не толкался, как обычно, народ, но прибытие буканьеров не осталось не замеченным. Не успели охотники привязать лодку, как к ним подошли три флибустьера:
   - Капитан Девис, - коснувшись края украшенной пером шляпы, представился один из них, остановившись в двух шагах от друзей. - Вы, братья, никак побывали в серьёзной переделке? - кивнул он на грязную повязку, выглядывающую из-под порванной рубахи Бенуа.
   - Три дня назад на нас напали испанцы. Мы буканьеры из отряда Флери! - отрекомендовался Малыш, окинув с высоты своего роста подошедших моряков.
   - Так вы с левобережья Артибонита?! - прищурил глаза Девис. - Нам ещё вчера сообщили, что испанцы разгромили все буканьерские отряды в долине. И три часа назад шесть флиботов под командой Легурье вышли в море.
   - Да, мы видели эту эскадру в Наветренном проливе, но она прошла мимо, не обратив внимания на наши сигналы, - сказал обидчиво Бенуа.
   - Они торопились и не хотели, очевидно, ложиться в дрейф, чтобы поднять вас на борт, - пояснил стоящий рядом с Девисом его помощник, фламандец Ван Готорн.
   - Вряд ли они успеют перехватить испанцев. Проклятые гачупины умеют уносить ноги, когда чуют, что им поджарят задницы! Наверняка уже гребут вверх по реке, - буркнул Малыш. - Хотя гребцов у них мы, конечно, проредили, и осталось не больше трети, но, если ветер не изменит направление, кораблям будет трудно войти в устье Артибонита.
   - Не окажите ли нам любезность рассказать о случившемся? По Тортуге поползли всевозможные слухи, и мы были бы весьма признательны, услышать рассказ очевидцев, - взявшись за эфес шпаги, поклонился Девис.
   Ажен, как и Бенуа, не удивились такой, непривычно выраженной для буканьерского уха, просьбе капитана. Неоднократно бывая на Тортуге, они знали, что многие флибустьеры, сойдя на берег, стремились превзойти друг друга учтивостью манер. И за изысканной вежливостью дворянина вполне мог скрываться жестокий, не знающий пощады человек. Охотники выражались попроще. (Хотя, набравшись у Лангедока, друзья могли тоже, при необходимости, блеснуть изяществом словесных выражений).
   Рассказ Ажена вполне бы уложился в несколько фраз, но словоохотливый Бенуа не мог отказать себе в удовольствии заполучить внимательных слушателей. Не жалея красок и подробностей его звонкий голос собрал десятка полтора флибустьеров, лица которых с каждой минутой мрачнели всё больше и больше, а глаза зажигались лютой ненавистью.
   Эти люди могли сотворить многое. Но такое?! Убить женщин!? Французская Тортуга и Берег Сент-Доменг были до недавнего времени прибежищем только мужчин. Многие буканьеры десятки лет не видели женщин. Их просто не было. Если ещё иногда встречались служанки у богатых плантаторов и купцов из числа мулаток, метисок и индианок, то белых женщин можно было увидеть только у испанцев. Это была настоящая редкость. Всего год назад д'Ожерон завёз сюда из провинции Анжу около ста француженок, часть которых отбывала наказание в монастыре Мадлонет по причине воровства и лёгкого поведения. Но в этом мире мужчин женщины проходили высшей ценностью. За них не жалели ни серебряных пиастров, ни золотых дублонов. И не важно, кем они значились в прежней жизни, здесь они числились жёнами, и любимыми.
   - Смерть гачупинам! - заревели флибустьеры, услышав про гибель отряда Вердье и девушек. И вскинутые вверх клинки абордажных сабель и шпаг, с лязгом выхваченных из ножен, грозно засверкали над головами моряков, обещая кровавую и жёсткую месть.
  
  
   Г Л А В А 2
  
   - Пока вы не залечите свои раны, мы будем выплачивать вам, как членам корабельной команды, по пиастру в день, как того требуют наши правила. Ну что согласны? - спросил Девис, продолжая разговор, начатый полчаса назад. - Моя "Стрела" ещё две недели будет в ремонте, и вы успеете неплохо отдохнуть, - привёл он последний аргумент, вопросительно посмотрев на буканьеров.
   - Хорошо, мы согласны, капитан! - переглянувшись с Жаком, ответил Ажен.
   - В таком случае, после тушения огней*, приглашаю вас в "Золотую саблю". Устроим хорошую пирушку, и я вас представлю команде!
   На этом капитан раскланялся и вышел, оставив буканьеров одних.
   Комната, которую они сняли для проживания, на втором этаже постоялого двора, была крайней от лестницы. И едва затих скрип расшатанных ступенек под сапогами флибустьера, Бенуа не выдержал:
   - А не прогадали мы, Поль? - спросил Жак. - В гавани полно кораблей и капитанов. Вдруг мы посадили себе на шею какого-нибудь мерзавца?
   - Хорошие капитаны сами набирают себе команду. Так что Девиса можно отнести к разряду хороших. Он достаточно умён, чтобы не брать на борт кого попало. Ну, а поскольку мы уже дали слово, то обязаны выйти с ним в море. Вот вернёмся, тогда, если нам не понравятся порядки на его шхуне, можно будет перейти на другой корабль.
  
   ---------------------------------------------------------------------------------------------------- *Тушение огней на кораблях производилось в восемь вечера.
  
   Жак удовлетворённо хмыкнул и предложил спуститься вниз, перекусить. Надо отметить, что охотникам, не избалованным разнообразием еды, те несколько блюд, что готовила толстая кухарка из кабальных слуг, казались верхом кулинарного искусства. Они с удовольствием поедали и каши, щедро сдобренные маслом, и паштеты из мяса, печени, бычьих языков, и обжаренную на вертеле дичь, и запечённую в тесте рыбу.
   После обеда друзья отправились побродить по Тортуге, намереваясь купить себе новое платье. Приглашённые на кутёж, они не хотели выглядеть оборванцами среди расфранчённых пиратов.
   В те времена на гористом острове, окружённом скалами, существовало свыше двадцати поселений. Земли, пригодной для плантаций было мало, а ещё меньше имелось воды. Только в трёх поселениях имелись родники или ручьи, остальные обходились колодцами. Фактически остров, из-за природных условий, перспектив для развития не имел, проигрывая по всем возможностям Берегу Сент-Доменг, где имелись крупные порты, земля, вода, и масса животных, пригодных для отстрела. Население Тортуги, оттеснённое горами, скопилось в восточной части острова, расстояние между поселениями не превышало полмили. Самыми большими поселениями были Бастер и Кайон. Бастер расположился вдоль бухты, имея портовые склады, таверны, мастерские ремесленников и порядка шестидесяти жилых домов, построенных из дерева и самана. Выше посёлка, примерно в трехстах шагах находилась резиденция губернатора. Там же, в районе Ла-Монтань высилась часовня, где обязанности кюре исполнял капуцин отец Марк. Порт прикрывался фортом, стоящим на берегу моря, с бойницами и несколькими пушками на помосте и большой трехэтажной башней с пушками, стоящей в шестидесяти ярдах от берега и имеющей обстрел во все стороны. К западу от Бастера лежал Кайон. В этом посёлке жили люди состоятельные и известные - купцы, торговцы, отошедшие от дел флибустьеры. Часть домов была выстроена из камня, в том числе и часовня. Этот посёлок тоже стоял на берегу маленькой мелководной бухты, пригодной для лодок и баркасов, но защитных сооружений не имел, хотя именно сюда испанцы дважды высаживали десант. На восточной оконечности острова стоял Мэзон-форт с пушками, позволявшими обстреливать суда, пытавшиеся войти в Тортугский пролив с враждебными целями. С наблюдательной вышки, устроенной на горе, неслась дозорная служба. Хотя самой лучшей защитой острова д'Ожерон считал флибустьеров и их корабли. Орудий на них имелось гораздо больше, чем в построенных на берегу укреплениях.
   На огромного Малыша подобрать одежду было трудно. Хотя рана на ноге давала себя знать, но идти Полю всё равно пришлось, благо трактирщик указал ближайшую лавку. Обычно охотники закупали всё нужное в лавке для буканьеров, там товар подешевле, ткани попроще и покрепче. Им ведь охотиться и туши разделывать, а не в посёлках красоваться.
   Старый еврей, сразу почувствовав в них простаков, не знающих истинной стоимости покупаемым вещей, и, хотя они торговались битый час, всё равно слупил с них полуторную цену. Зато они стали обладателями двух прекрасных камзолов, пары алых шёлковых рубах и двух великолепных шляп с лихо заломленными перьями. Жак даже расщедрился и купил себе башмаки с пряжками и к ним чулки красного цвета.
   Выйдя из лавки, Малыш, нагруженный покупками, заковылял домой, а Бенуа направился дальше. Первым делом он обошёл оружейные лавки и купил себе полдюжины добротных ножей, похожих как две капли воды на те, что у него были до этого. Затем двинулся в сторону пристани: поглазеть на стоявшие в гавани корабли.
   Никогда не служивший моряком, Жак не был уверен, что сумеет отличить шхуну от фрегата или бригантины, а тем более отыскать среди дюжины различных кораблей, стоящих на рейде, тот, на котором им предстояло выйти в море. Но "Стрела", в которую ему ткнул пальцем первый попавшийся флибустьер, плавно покачивалась на пологой волне всего в ста ярдах от берега, стоя на якоре и ведя ремонт. На шхуне ковырялись два плотника, меняя обшивку борта, пробитого в нескольких местах ядрами. На чёрном корпусе виднелось и название, выведенное позолотой, но Бенуа прочитать его не мог, по причине неграмотности.
   Корабль ему понравился. Двухмачтовая шхуна имела по шесть пушечных портов с каждого борта и отличалась несомненным изяществом и хорошим ходом. Укрывшись от солнца, охотник посидел под навесом, рассматривая море и бухту. С берега все впечатления казались радужными: лазурная вода, набегавшие ласковые волны, лизавшие прибрежный песок и синь неба, отороченная с той стороны пролива зеленью Сан-Доминго. Но Жак помнил, как его пять недель везли на корабле в Новый Свет, в жуткой тесноте трюма, заполненного переселенцами. Каким вонючим и спёртым был воздух, какой противной была хранившаяся в бочках вода и дрянной еда, выдаваемая коком. А как страдали люди, когда судно попало в шторм и все узнали, что такое настоящая морская качка. Скрипучие доски борта, сдерживающие глухие удары волн, завывания от страха, опорожнившиеся желудки, горячечные молитвы в задраенном наглухо трюме. Это тоже было в его памяти, и Жак побаивался повторения этих ужасов. Бенуа предпочитал ходить по земле.
   После сиесты, на улицах стало многолюдно. Возвращавшийся на постоялый двор Жак, беззастенчиво пяливший глаза на попадавшихся изредка женщин и порой причудливо одетых мужчин, поневоле заметил, что и сам является объектом пристального внимания. Он и не подозревал, что в Бастере уже все знали о двух отважных буканьерах, чудом уцелевших после испанской резни, один из которых был огромного роста, а второй, маленький, с простреленной грудью. Его несколько раз останавливали, пытаясь затащить в один из многочисленных трактиров, но он, с присущей изобретательностью, каждый раз отговаривался, умудрившись не обидеть ни одного из желающих поболтать и разузнать подробности за кружкой местного рома.
  
  
   Г Л А В А 3
  
   К пирушке приятели готовились тщательно, не желая перед новыми приятелями выглядеть нищими шутами. Впрочем, из-за потери нажитого добра, наверняка захваченного испанцами, сборы были недолгими. Камзолы отдали погладить кухарке, Ажен начистил обе шпаги и зарядил пистолеты, а Бенуа, как следует, наточил и надраил свои ножи.
   Друзья осмотрели друг друга, найдя камзолы вполне сносными, нацепили оружие и двинулись в трактир, ощущая неудобство от новой одежды, к которой тело ещё не привыкло.
   Тортуга уже гуляла вовсю. Слышалась музыка, песни и пьяные голоса. Любители выпить уже мерили улицу нетвёрдыми шагами, стараясь не пропустить ни одного кабака.
   "Золотая сабля" находилась недалеко от пристани, и оба буканьера там не раз бывали, поскольку рядом располагалось заведение мадам Жозефины, пользующееся заслуженной репутацией, посещение которого (при поездках на Тортугу) охотники Флери считали непременным. В трактире же, на стене, действительно висела сабля редкой красоты, оправленная в золото и камни, предмет вожделения и зависти многих флибустьеров. Лет десять назад (как поговаривали), капитан одного из голландских флейтов, рассчитался ею за недельный кутёж всей команды, мотивируя тем, что в Средиземном море ещё полно всяких нехристей, и новую саблю он себе ещё добудет. С тех пор, старый ирландец О'Коннон сменил название трактира и оберегал полученную редкость пуще глаза, считая её оберегом, приносящим удачу. Он так и не согласился её продать, хотя по слухам ему предлагали за неё просто огромные деньги. Попыток же украсть сие ювелирное великолепие за все десять лет никто не предпринимал. На Тортуге воров не было, а ежели такие изредка и попадались (люди то всякие приезжают), то пеньковая верёвка быстро отправляла на тот свет всеми презираемого негодяя, нарушившего кодекс чести "берегового братства".
   О'Коннон держал маленький оркестр (клавесин и две скрипки) и хороших музыкантов. Сервировка столов отличалась роскошью. Блюда подавались на золотой, позолоченной и серебряной посуде. А уж кухня и выбор вин были просто великолепны. Цены тоже были соответствующие, но "Золотая сабля" никогда не пустовала, изысканной гастрономией заманивая флибустьеров, живших одним днём и без всякого сожаления спускавших богатую добычу. А поскольку доля, получаемая после набега, была у всех одинаковой (если тебя не изувечили в бою), то вся команда примерно в одно время оказывалась на мели и готова была снова выйти в море и поискать удачу. Ну а если тебе не повезло в жестокой абордажной схватке, то получи возмещение от команды: за правую руку - шестьсот пиастров (или шесть рабов), за левую - пять сотен, за ногу - четыреста, за глаз - сотню. За огнестрельную рану тоже причиталось пятьсот монет.
   Когда друзья зашли в таверну, там, сдвинув столы, уже сидело человек двадцать флибустьеров во главе с Джоном Девисом. Пираты встретили буканьеров дружными криками, их усадили и всунули в руки по чарке.
   - Братья! - поднял кубок Девис, обведя взглядом лица моряков, сидевших за ломившимся от выпивки и еды столом. - Вот два новых парня в нашу команду. Они - забияки и храбрецы, как раз то, что нам надо! ... За их меткие пули и удачу! Да пошлёт нам Провидение хорошую добычу! - опрокинул он свою чашу.
   Все последовали примеру капитана. Очищенный и выдержанный "Бакарди" обжёг глотки флибустьеров. Капитан явно не поскупился на выпивку, хотя буканьеры, также, как и большинство моряков предпочитали более дешёвый ямайский "Негро" (с его терпким и резким вкусом), настоянный на ананасах, травах и корице.
   - А ты зачем на перевязь столько ножей понатыкал, парень? - поставив пустой кубок, спросил сидевший напротив охотников Ван Готорн, заметивший непорядок в экипировке Жака. - Или дублонов на приличный пистолет не хватило? Так скажи, мы добавим, сколько надо, потом вычтем из твоей доли. У нас каждый сам заботится о своей экипировке, включая порох и пули. Да и без хорошей сабли и пистолей как на абордаж ходить?
   - Да нет, просто я предпочитаю пистолету нож, - пояснил, слегка обидевшись Бенуа, за то, что его причислили к людям не способным купить себе оружие.
   - Не понял?! - вперился в Жака угрюмый фламандец, тряхнув всклоченной бородой. - Ты хочешь сказать, что можешь попасть ножом туда же, куда я попаду пулей?!
   - Если никто не подтолкнет под руку, то попаду обязательно! - не моргнув глазом, ответил буканьер.
   - Сто акул мне в глотку!! - заревел пират. - Моряки! Братья! Этот парень уверяет, что попадёт ножом туда же, куда я всажу пулю!
   Шум за столом утих, вся команда уставилась на охотников, предвкушая что-то интересное.
   - Давай, парень так, - продолжил Ван Готорн, - если не оплошаешь, я тебе рукоятки всех ножей в золото оправлю. Клянусь копытами дьявола! Ну а если проиграешь, ... корсар помолчал, перебрав в уме несколько подходящих вариантов, но натура помощника, призванного следить за порядком среди команды, взяла своё, ... - купишь себе пистолет! - мирно закончил он, указав пальцем на Бенуа.
   Команда на секунду притихла, а затем грянула дружным хохотом, приветствуя столь необычное пари.
   Фламандец вытащил из-за пояса пистоль и разрядил его в деревянную колонну, поддерживающую потолок трактира. Разогнав рукой пороховой дым и не спеша вернув оружие обратно, он повернулся к Жаку:
   - Ну что ж, давай, парень, пробуй!
   В полной тишине Бенуа встал, достал три ножа и молниеносно метнул их в колонну. Он не сомневался, что попадёт. До колонны было шагов десять - дистанция вполне приемлемая. Сверкающие лезвия (Не зря начищал!) вплотную притёрлись к пуле, окружив её кольцом.
   Тишина взорвалась восторженными криками. Моряки сорвались с мест и облепили колонну.
   - А ну, расступись! - рявкнул Ван Готорн, прокладывая дорогу капитану.
   Он вытащил ножи, глубоко вошедшие в мягкое дерево и, взвесив их в руке (таким можно и кирасу пробить!), засунул себе за пояс.
   Давай сюда остальные! - повернулся он к Жаку. - Через три дня получишь назад, как обещал!
   Моряки восторженно заорали, приветствуя победителя, который не успевал уворачиваться от дружеских тумаков.
   - Выпьем за новых флибустьеров в нашей команде, братья! И пора окрестить молодцов. Что за моряк без громкого имени! - перекрыл гвалт голосов капитан Девис.
   Корсары повалили за стол, и мигом увесистые чаши и кубки оказались наполнены доверху. Новички команде понравились. Буканьеры - значит стреляют метко. С огромным охотником и так понятно: дай саблю - до пояса раскроит! А маленький то, оказывается, вон что может! И веселье закрутилось по-настоящему. Всё быстрее пиликали скрипки, безостановочно бил бубен, в такт удалым разбойничьим песням топали каблуки, заставляя дребезжать посуду и изредка вскрикивать смеющихся крутобёдрых девиц, отплясывающих с неуклюжими моряками.
   То, что было после четвёртого кубка, Ажен помнил смутно. Под дружное одобрение Бенуа дали прозвище "Меткий нож", а ему оставили старое прозвище, учтя, что он уже опытный моряк, а моряку менять имя не зачем. Как они добрались домой, ведал только Бог и капитан Девис, отправивший двух корсаров покрепче проводить не оправившихся от ран новоиспечённых флибустьеров.
  
   Г Л А В А 4
  
   Два дня они отходили от попойки, поклявшись впредь ромом не злоупотреблять. На третий день, в сопровождении Акулы - рулевого "Стрелы" и канонира Линда, пожаловал Ван Готорн, прозванный командой "Тяжёлый Кулак". Его кулаки, действительно огромные, не раз выручали фламандца в рукопашной схватке, когда пистолеты разряжены, а сабля сломана.
   Корсар принёс Жаку ножи. На их рукоятках была искусно сделана золотая насечка, шнуром оплетавшая черенок и отполированная до зеркального блеска. Оружие смотрелось великолепно, уложенное в коробку чёрного бархата.
   Выпив по чарке вина, флибустьеры попрощались и ушли. И если кто-то мог ненароком подумать, что в лице помощника капитана Бенуа приобрёл заклятого врага, то это абсолютно не соответствовало действительности. Ван Готорн не сомневался, что в первом же лихом абордаже умение Меткого Ножа команде очень пригодится. Он даже в меру сил собирался облегчить новому моряку первые шаги по палубе.
   Получив золотые ножи, Жак бережно вытащил один из коробки и, взвесив на ладони, метнул в деревянную стену. Получилось не очень удачно, поскольку золото нарушило привычную центровку ножа, и тот воткнулся под острым углом, из-за тяжёлой рукояти вращаясь явно сильнее, чем обычно.
   - М-да! - огорчённо изрёк Бенуа и, покинув комнату, через пару минут притащил широкую и толстую доску. Установив её у стенки, он принялся метать ножи один за другим.
   Ажена, лежащего на кровати, через час этот стук начал раздражать, отвлекая от раздумий. Его мысли, занятые Лаурой, время от времени прерывались пронзительным скрипом половиц, под шагами Жака, когда тот торопливо шествовал мимо друга за брошенными в цель ножами.
   Терзания Ажена прервал появившийся на пороге человек, весьма известный на Тортуге. Фламандец Эксвемелин уже довольно давно проживал на острове, сначала в качестве кабального слуги, а затем вольным хирургом. Умелой рукой и с лёгким сердцем откромсавший десятки конечностей и зашивший бессчетное количество ран, он вернул на палубу столько моряков, что можно было укомплектовать треть пиратских кораблей. Да и буканьерам, случалось, оказывал помощь. Довольно молодой, фламандец держал в руках чёрный кожаный сундучок (где хранились многочисленные атрибуты его профессии) и, судя по сабле на широкой фиолетовой ленте и пистолету за поясом, принадлежал к судовым хирургам флибустьеров.
   - Капитан Девис просил меня посмотреть ваши раны, - представившись, произнёс вошедший. - Но одному из вас, судя по упражнениям, которым он занимается, моя помощь уже не очень нужна, - кивнул лекарь на Жака, - ну а вами, сеньор, мы займёмся вплотную, - пододвинул он стул к постели буканьера.
   - Покажите мне рану, мой друг,- поставив рядом с собой сундучок, произнёс фламандец, расстёгивая хитроумные замочки на крышке. - О вашем товарище, Метком ноже, я уже наслышан. Тортуга второй день говорит о нём и золотых ножах. Необыкновенные истории у нас расходятся с быстротой молнии, и я рад, честно говоря, лицезреть столь умелого человека, - повернувшись в сторону Жака, склонил голову гость.
   - Мы тоже рады вашему приходу сударь! Кто же не слышал имени Эксвемелина на Тортуге! - ответил взаимной любезностью Бенуа. - Ваше искусство наверняка поможет Малышу побыстрее встать на ноги.
   - Малыш?! - повернулся удивлённо к Ажену лекарь. - Тот, кто дал вам это прозвище, был, несомненно, большим шутником. Я бы окрестил вас не иначе, как Гераклом - так звали античного героя,- пояснил фламандец, снимая несвежую повязку с ноги охотника.
   - Я привык к этому имени, - слегка поморщился Ажен, когда лекарь оторвал присохшую к ране ткань.
   - О-о!! Да тут уже кто-то до меня основательно поработал! - воскликнул Эксвемелин, увидев наложенные швы. - И кто же сей искусник, отбивающий у меня кусок хлеба? - поинтересовался фламандец, с такой силой нажав на края раны, что Ажен от неожиданности вскрикнул.
   - О, поверьте, сударь, Малыш бы с удовольствием дал проткнуть себе вторую ногу, чтобы те же ласковые пальчики облегчили ему страдания, - не преминул слегка пошутить над другом Бенуа.
   - Так это женщина?! - был окончательно заинтригован Эксвемелин.
   - Смею заметить, очень красивая женщина! - сообщил Жак и уже хотел разразиться десятком комплиментов Лауре, но, заметив осуждающий взгляд Поля, вовремя осёкся.
   - Передайте при встрече моё восхищение. Я был бы счастлив, если бы мне представился случай засвидетельствовать ей своё искреннее уважение, - со свойственной его ремеслу наблюдательностью, отметив взгляд буканьера, закончил разговор на эту тему фламандец. Он распахнул свой сундучок и, склонившись над ним, начал доставать многочисленные склянки и флаконы.
   "... При встрече? ...Вряд ли судьба будет так благосклонна, что снова сведёт с нею", - с горечью подумал Ажен о Лауре.
   Он уже раскаивался, что, поддавшись на уговоры Жака, отправился на Тортугу, а не кинулся на поиски девушки. Малыш не привык бросать слова на ветер, а ведь он пообещал отыскать её после ухода испанцев. И это не сдержанное обещание больше всего мучило буканьера.
   Эксвемелин тем временем нашёл нужный флакон и, смазав рану дурно пахнущей мазью из коры окотеи, наложил чистую повязку.
   - Нога заживает, но вы её сильно натрудили, мой друг, - сказал он Ажену. - Дня три вам надо полежать, не вставая. Вот вам мазь, - протянул он Малышу склянку,- это хорошее индейское средство. Мажьте утром и вечером и меняйте каждый день повязку.
   Фламандец быстро собрался и, прощаясь, уже у входа добавил:
   - Настоятельно советую купить трость! Походите недельку, другую с тростью - потом и думать забудете о ране! А то при неумеренной ходьбе шов может воспалиться, тогда придётся чистить и снова шить.
   Он откланялся и вышел.
  
  
   Г Л А В А 5
  
   Три дня, пока Малыш вынужденно отлёживался в постели, предаваясь грустным размышлениям, Бенуа, со свойственной ему энергией, занимался делами. Он удачно продал баркас, вместе с захваченной на нём кулевриной, утяжелив тем самым почти вдвое слегка похудевшие буканьерские кошельки. Облазил всю "Стрелу" от трюма до клотика, доведя своими бесконечными дурацкими вопросами Ван Готорна до состояния холодного бешенства, который, опасаясь, что не удержится от желания проломить голову новоявленному матросу, поторопился съехать на берег.
   Джон Девис был одним из немногих капитанов, который строго придерживался корсарского кодекса чести. На корабле запрещались драки, женщины, игра в карты и кости. Все споры решались на берегу. Перед абордажем спиртное не пили, прекрасно зная, что ром лишь туманит голову и замедляет скорость клинка. Трусость или бегство каралось смертью. Только решительность и натиск позволяли выиграть схватку на вражеской палубе. В бою работали парами, прикрывая друг друга. В команде было тридцать семь человек, включая капитана, который, веря в счастливые цифры (а тройка и семёрка относились именно к таковым), старался пополнять команду перед каждым выходом.
   Бенуа сошёлся на короткой ноге со многими, расплачиваясь за близкое знакомство мучавшим по утрам похмельем. После сиесты он любил прогуляться по Тортуге, купаясь в славе своих золотых ножей, узнавая новости и считая своим непременным долгом пересказать их своему впавшему в уныние другу. Он же принёс Ажену и весть о возвращении флиботов Легурье. Испанцам удалось благополучно убраться вверх по реке, где изломанность русла и мелководье не позволяли пройти пиратским кораблям.
   - Мерзавцы! Видно дьявол им ворожит! - выругался Малыш, услышав это известие. - Я уж надеялся, что их пустили на корм рыбам!
   - Пиратские лазутчики донесли, что обе плантации разграблены и сожжены, как и все стоянки охотников, - подлил масла в огонь Бенуа.
   Ажен помрачнел и нахмурился:
   - Когда выходим в море? - глухо спросил он, вперив в Жака свои, налитые ненавистью глаза.
   - Не позже чем через две недели. Как только починят рангоут и такелаж, - блеснул морскими словечками, услышанными на шхуне Бенуа, весьма смутно представляя себе их значение. - Капитан даже рассчитывает управиться дней за десять!
   - Ладно, десять дней потерпим. А там держись, гачупины! - яростно ударил по кровати Малыш.
   Выждав, когда выражение лица друга немного смягчится, Жак дотронулся до его плеча:
   - Поль! А Поль! Я тут тебе маленьким подарочком расстарался..., - и он, выскользнув за дверь, тут же вернулся с оставленной у косяка тростью.
   Сделанная из чёрного дерева, с украшенной серебром рукоятью, трость смотрелась великолепно. Малыш взял её в руки, любуясь красивой вещью. На нижнем конце тоже имелось серебряная оплётка, оберегающая дорогую вещь от износа. Ласковое прикосновение древесины, искусно отполированной чьими-то умелыми руками, разгладило хмурые морщины на лице Ажена. Подарок явно понравился.
   - Спасибо, Жак! - признательно посмотрел Малыш на старого товарища. Не часто кто-то заботился о нём.
   - Это ещё не всё, Поль! - желая совсем сразить друга, сказал Бенуа. - Здесь есть секрет! Нажимаешь вот на этот выступ, и..., - он сделал паузу, - и..., - произнёс он повторно, выхватывая из ножен потаённый клинок, - ... получаешь шпагу!
   Малыш восхищенно взял оружие из рук Бенуа и, вложив клинок в трость, снова выхватил блеснувшее зеркалом жало.
   - Сколь же ты отвалил за этот "маленький подарочек"? - вопросительно посмотрел он на Жака.
   - Ну, не так много, как ты думаешь, - смущённо шмыгнул носом Бенуа. - Купец сказал, что такие трости сейчас модны во Франции. Да и чёрт с ними, этими пиастрами! Собирайся лучше, да пойдём, прогуляемся! ...
  
   Мазь Эксвемелина помогла, и рана у Ажена по прошествии нескольких дней полностью затянулась и почти не болела. Когда покраснение ушло, лекарь повыдергал нитки из шва, смазал каким-то бальзамом и разрешил умеренно нагружать ногу, определив недолгие пешие прогулки. Всё вроде было хорошо, но унылый вид друга, переживавшего за Лауру, настолько тревожил Бенуа, что он не выдержал и решил принять срочные меры, чтобы восстановить душевное равновесие Малыша опробованным способом.
   Выбрав подходящий денёк, он отправился в заведение мадам Жозефины. Мадам всё поняла с полуслова:
   - Да я ему такую девчонку подберу, он об испанке и не вспомнит больше, будь она хоть трижды принцессой! - заверила старая сводница.
   Удовлетворённый таким многообещающим заявлением, Жак направился домой.
   В тот вечер ему не пришлось особо изощряться, чтобы претворить в жизнь свой план. Кружка выпитого Малышом вина оказалась удачным приложением к задуманным событиям.
   - Помнишь, как два месяца назад мы тут веселились? - остановившись напротив заведения, бросил пробный камень Жак. - Ух, и хороша была та белокурая чертовка! Помнишь, что она выделывала, танцуя?!
   - А мне больше её товарка понравилась - худышка с огромной грудью. Как же её звали? - напряг память Ажен. ... - Нет, не помню. ... Тогда мы все были по ворот рубахи налиты ромом.
   - Так давай зайдём, что ли?! - предложил Бенуа, положив руку на плечо Малыша. - Или у тебя нога побаливает? - заботливо спросил он, рассчитывая этим окончательно пронять друга, не любившего (как и всякий мужчина) расписываться в своей физической немощи.
   - Нога в этом деле не помеха, - буркнул Ажен и решительно толкнул дверь.
   - Девушки! Девушки! К нам гости! - мелодичным голосом, никак не вязавшимся с её внешностью, пропела старая хрычёвка, и всё завертелось.
   С полдюжины одетых как королевы девиц, в платьях, весьма своеобразного покроя, которые отнюдь не скрывали прелестных достоинств их обладательниц, взялись за охотников.
   Не прошло и десяти минут, как освобождённые от всего стреляющего, режущего и колющего, усаженные на роскошный диван, они млели в окружении прекрасных куртизанок.
   Обворожительные губы нашёптывали в ухо любовные слова, будоража горячим дыханием вскипающую кровь. Тёплые нежные руки, проникнув под рубаху, ласкали грудь и шею, вызывая желание вырваться из их нестерпимо приятного плена. Матовые шары грудей, расположившихся у ног охотников красавиц, жившие, казалось, независимой от хозяек жизнью, колыхались в такт любым изгибам женского тела, сводя с ума, неотвратимо притягивая глаз и прожигая колени через ткань камзола своим прикосновением. И руки сами тянулись к ним, горя желанием коснуться бархатисто-упругой кожи и извлечь это чудо природы из тенет корсета.
   Под звуки бубна перед буканьерами появилась полуобнажённая стройная девушка, в костюме турецкой невольницы. Лютня смолкла, только бубен сопровождал её призывно влекущий танец. Приоткрыв в улыбке белые зубки, она с грацией пантеры приближалась к Ажену, упиваясь своей красотой и неотразимостью. Сердце Малыша сладко замерло, уходя навстречу Богу, когда она вскинула на него огромные, волшебно-прекрасные глаза, сияющие неподдельной любовью. ... Любовь даруется на небесах!
  
  
   Г Л А В А 6
  
   Антонида, бывшая уличная танцовщица, считалась одной из самых дорогих куртизанок в заведении мадам Жозефины. Она любила мужчин и умела с ними обходиться как никто. В заведении она пользовалась полной свободой, ничуть не зависела от мадам и спала только с теми мужчинами, которые ей нравились самой. Девятнадцатилетняя девушка из французского города Ла-Рошель перебралась на Тортугу всего с полгода назад. Ла-Рошель оказался одним из портов Франции весьма удобным для сообщения с Новым Светом. Сюда приходили корабли с заморскими товарами, отсюда уходили суда с поселенцами и грузами для колоний. Наслушавшись рассказов бывалых моряков, она воспылала желанием перебраться в райские места за океаном, где растут диковинные фрукты, водятся дикие животные, а умелые охотники добывают мясо, шкуры и меха. Люди там храбры и отважны, имеют мешки серебра, а женщина всегда может опереться на крепкую руку спутника. Танцуя с шестнадцати лет в приличной таверне, денег она скопила не мало. Поэтому сразу отказалась от предложенных Вест-Индской компанией вариантов по бесплатному пересечению Атлантического океана: подписать кабальную грамоту в качестве служанки на три года или быть проданной в качестве жены на два года тамошним колонистам. Антонида сама оплатила свой путь до Тортуги, о чём ни разу не пожалела. Девчонкам, которых бесплатно везли в трюмах, было ох как нелегко пережить месячное путешествие.
   Здесь она тоже сначала устроилась танцовщицей в таверну "Золотая сабля". Хозяин ирландец платил щедро. И работа нравилась. От её зажигательных танцев у здешних мужиков всё рвалось сразу наружу. А восхищённые глаза со всех сторон?! Хорошо было месяца два, пока какой-то пьяный громила не попытался содрать с неё платье и изнасиловать прямо в зале. Корсары, правда, тут же укоротили идиота, ударившего женщину, не желающую с ним спать, на его дурную голову, но синяк в пол лица она носила две недели. Когда хитрая Жозефина, за треть доходов, предложила ей крышу над головой, стол, прислугу и защиту - Антонида согласилась не раздумывая. Союз был выгоден обоим. Корсары валом повалили в заведение, привораживаемые танцами Антониды, обеспечивая хозяйке приличный доход, а девушке безопасность от упившихся напрочь кавалеров. Это в кабак ходят напиться, а сюда приходят с другими целями.
   Мадам держала сначала четырёх здоровенных метисов, выбрасывающих без зазрения совести зарвавшихся буянов. Потом, когда разношёрстная публика понемногу схлынула, отпугнутая высокими ценами и твёрдым порядком, а в заведение потянулись достойные клиенты, приток которых обеспечивала неразлучная спутница корсаров Морская Удача, хозяйка оставила в охране только двоих, которых вполне хватало для обеспечения порядка.
   Когда же в заведение после удачного набега забредала целая команда, а такое бывало частенько, старая карга выпускала полдюжины своих "фей", чар которых даже самый стойкий мужчина не выдерживал более десяти минут и готов был наброситься на любую женщину. "Взбодрённого" моряка вели на второй этаж к поджидающей в постели куртизанке, и он столь же быстро, как поднимался наверх, возвращался назад. Это новшество, придуманное Жозефиной, увеличивало возможности заведения в полтора раза, и оно нравилось всем: морякам, которые внизу, в ожидании своей очереди, шумно обсуждали тающих от женских ласк друзей, и куртизанкам - принимающим гораздо меньше терзаний от мужчин.
   Как только Жозефина передала буканьеров в руки своих "фей", наказав, впрочем, не здорово усердствовать, она шустрой мышкой проскользнула в комнату танцовщицы:
   - Антонида! Бриллиант наш лучистый! - пропела хозяйка. - К нам пожаловали два буканьера - храбрецы и красавцы, каких поискать! Говорят, на Сан-Доминго они перебили сотню испанцев. А у того, который поменьше, все ножи золотые,- добавила она наиболее веский, по её мнению, аргумент. - Ты бы уважила гостей, глядишь, какой кавалер и тебе понравится. О том, который поменьше, вся Тортуга уже неделю судачит. Ходят слухи, что он может за двадцать шагов попасть ножом в подброшенную монету. А второй охотник - вылитый Геракл, за притолоку головой цепляет, - вещала старая сводня, пытаясь заинтересовать куртизанку, прекрасно зная, что Антонида предпочитает крупных мужчин.
   - А они действительно привлекательны? - попалась на удочку Антонида.
   - Что мне не сойти с этого места!
   - Хорошо, мадам, я через несколько минут спущусь. ...Сезанна! - позвала она служанку. - Давай быстренько сюда наряд турчанки и помоги мне одеться!
   Довольная Жозефина сошла вниз, а служанка из соседней комнаты тут же принесла тюрбан и полупрозрачное одеяние, изукрашенное золотой вышивкой.
   Облачалась Антонида недолго.
   - Прибери всё здесь, Сезанна, - виновато показала она на разбросанные вещи, и, может быть, я вернусь не одна, - улыбнулась Антонида девушке и нежно коснулась пальчиком её курносого носа, зная, что Сезанна, прислуживающая ей четвёртый месяц, не любит посещений мужчин, мирясь с ними, как с неизбежным злом.
   "Не соврала Жозефина", - подумала танцовщица, неслышным шагом спускаясь по лестнице и успев хорошо рассмотреть охотников.
   Она вплыла в зал и под звуки бубна начала свой танец, сначала медленно, плавно, а потом убыстряя и убыстряя темп. Через минуту взбудораженное молодое тело уже пело, отдавшись миру звуков и захлёстывающей радости. Танец поглотил её всю, унося в какую-то волшебную страну грёз и необъятного счастья. И её хотелось поделиться этим, переполнявшим её счастьем, выплеснуть его на людей, чтобы и они могли ощутить частичку того восторженного упоения, которое охватило её, неся в бешеном ритме движений.
   Она приподняла глаза и тут же, в испуге, закрыла их совсем, не поверив пронзившему её встречному взгляду, боясь, что ошиблась, что ей почудилось, и эти бездонные синие глаза сейчас начнут её безжалостно раздевать. Ох, как она ненавидела эти грязные мужские взгляды!! Взгляды, сдирающие с неё одежду, царапающие бёдра и грудь, липкие, плотоядные и мерзкие.
   Она вся тревожно сжалась, танец её потускнел, как будто из него вынули душу, и хотя тело продолжало двигаться в такт звенящему бубну, каждое движение пронизывали страх и растерянность. И все почувствовали это.
   Руки девушки, метавшиеся около головы, побледневшее лицо и сломленное в талии тело не звали больше к любви, они кричали: ПОМОГИ! ЗАЩИТИ! СПАСИ! - заставляя сжиматься сердце и холодеть кровь.
   Какая-то необъяснимая сила сорвала Ажена с места. Он метнулся к ней и, подхватив, в одно мгновенье укрыл на своей груди, бережно обняв танцовщицу своими большими ласковыми руками.
   Антонида, вздрогнув, открыла глаза и опять провалилась в бездонную синеву лучащихся нескрываемой нежностью и любовью глаз, склонившегося над ней человека. Она вся радостно засветилась и, доверчиво прижавшись, уткнулась ему в шею, спрятав счастливое лицо, запылавшее нежданным румянцем.
  
  
   Г Л А В А 7
  
   От Антониды он ушёл, понимая только одно, что он её любит. Любит и любим! Ночь их сроднила. Ах, как она была коротка эта ночь, растворившаяся ураганом страстей, ласковых объятий и пьянящего шёпота! Всё внутри Малыша пело и рвалось навстречу любимой! Мысли крутились только вокруг Антониды.
   Прощались они долго, никак не налюбуясь друг другом в тиши так неожиданно наступившего рассвета. Он, опёршись на локоть, нежно касался пальцами её лица, припухших губ и маленького ушка, норовившего спрятаться среди разметавшихся волос. Антонида, опустив ресницы, тихонько посмеивалась, ловя губами ласкающие пальцы и чувствуя себя самой счастливой женщиной на свете.
   - Мне нечего подарить тебе, моя любимая, - сказал Ажен, целуя её у двери, - разве вот это, - повертел он свою трость. - Как память о хромающем буканьере, которого ты сделала счастливейшим из мужчин.
   - Так ты не придёшь больше, Поль? - испуганно задрожали её губы.
   - Глупышка, - ласково поцеловал он её в наполняющиеся слезами глаза. - Бог нас предназначил друг для друга, куда же я теперь без тебя. Если не прогонишь, вечером я опять приду, хорошо? ...И покажу тебе секрет этой трости. Если пустишь, конечно, - шепнул он, привлекая её к себе.
   Антонида прижалась к его груди и обняла крепко-крепко, как смогла, не желая расставаться. Слёзы всё-таки выкатились из её глаз, но это были счастливые слёзы. ...
  
   Домой Ажен летел как на крыльях, не замечая людей и утренней толчеи.
   - Жак! - с порога закричал он другу. - Моё сердце дало трещину!
   Бенуа ошалело уставился на Малыша, спросонья не очень понимая, о чём тот ведёт речь.
   - Постой, постой! Ты о Лауре?
   - Причём тут Лаура! Я об Антониде, об Антониде! Лауре я просто обещал свою помощь, когда закончится нападение испанцев, а ты сманил меня на Тортугу.
   - М-да! Кругом я в дураках... - огорчённо пробормотал Бенуа, сообразив, что задуманный им план не то, чтобы с треском провалился, но дал абсолютно неожиданный результат. Тот, который предвещала мадам Жозефина. Но главное было сделано: Малыш перестал терзать себя глупыми мыслями, был бодр и кипел энергией.
   Ажен, не обращая внимания на его бормотания, плюхнулся на кровать, закинул руки за голову и, уставившись в потолок, восторженно произнёс:
   - Жак! Ты просто не представляешь, какая это восхитительная девушка!
   Эту фразу он повторил раз десять, меняя лишь хвалебные эпитеты. Причём проделывал это настолько изобретательно, что Бенуа только сокрушённо хмыкал, уставившись на друга, пронзённого счастливой стрелой.
  
  
   Г Л А В А 8
  
   Жак сидел у стола, терпеливо ожидая, пока безмятежно спящий Ажен соизволит проснуться. Он не хотел будить приятеля, хотя обеденное время уже настало и живот изрядно подвело. Изредка Бенуа посматривал на Малыша, которому, судя по улыбке на губах, снились, безусловно, чудесные сны. Кто был героиней этих снов, догадаться было не трудно.
   От нечего делать Бенуа катал ладонью по столу три, сохранившиеся после вчерашнего посещения монеты. Жозефина вытрясла из него приличную сумму. За себя он заплатил пять пиастров, а вот за Малыша, оставшегося в заведении на ночь, пришлось раскошелиться изрядно. В результате кошель Жака был практически пуст, и ничего кроме этих трёх пиастров не отягощало его объёмистого нутра. Монеты катались плохо. Одна оказалась не мадридской, а мексиканской чеканки, и края у неё были не слишком ровные. Но положенный для испанского песо вес в двадцать пять грамм серебра и установленную пробу монета имела.
   Эта же монета оказалась меченой. На её ребре отчётливо виднелась крестообразная зарубка, сделанная остриём ножа. У буканьера тоскливо заныло сердце. Пиастр принадлежал их другу Жаверу и выиграл его Жак в кости совсем недавно, недели две назад, когда Стрелок был ещё жив. Тот имел привычку метить свои монеты, попавшие ему в кошель.
   - Что-то ты пригорюнился, приятель! - раздался бодрый голос Ажена, открывшего глаза.
   - Ещё бы мне не горевать! - повернулся к нему Бенуа. - Глядя на эти жалкие крохи, хочется рыдать в полный голос! Это всё, что осталось,- не желая говорить Малышу о метке Жавера, подкинул он разом своё богатство и ловко поймал, не дав упасть и раскатиться по столу. - Эта старая карга слупила с меня за твою ненаглядную столько, что в пору стоять на паперти и просить милостыню.
   - Нашёл о чём жалеть! - поднялся Малыш с кровати. - Ещё моя бабка говорила, что два полных кошелька лучше, чем один!
   С этими словами он развязал свой кошель и пересыпал половину денег Жаку.
   - Сегодня опять туда пойдём! И извини меня, Жак, ...понимаешь, ... - замялся Малыш, - твою трость я подарил Антониде. Больше нечего было... - развёл он руками.
   Бенуа хлопнул друга по плечу и улыбнулся:
   - Это не смертельно, Поль. Насколько я понимаю, - поднял он к потолку палец, - трость тебе больше не нужна. Ты доскачешь туда и на одной ноге. Причём, я думаю, гораздо быстрее, чем я дойду на своих двоих!
   Он дал Малышу время собраться и повёл его вниз, слыша нетерпеливое урчание в своём животе, предвкушающем хороший обед.
   Вечером, принарядившись, буканьеры опять отправились к мадам Жозефине.
   - Я к Антониде! - бросил Ажен опешившей старухе и поднялся прямо наверх.
   - А мне подбери какую-нибудь курочку попышнее! - потряс Бенуа щедро наполненным кошельком, перед носом сразу повеселевшей хозяйки. - А то вчерашняя была ну уж очень ... стройна, - подобрал он подходящий эпитет для тощей девицы, никак не желая обидеть ту, что доставила ему вчера немало удовольствий.
   От "легкокрылых фей", за которых Жозефина не преминула набросить десяток пиастров, Жак вежливо отказался.
   - Мадам, для меня их старания явно излишни. От одного запаха этого заведения, мой флаг взлетает под самый клотик! И далеко не всякому кораблю из эскадры ваших "девственниц" под силу сбить его даже до середины мачты! - выпятил он горделиво грудь, весьма довольный удачно вставленными морскими выражениями.
   Старуха, любившая сальности, захохотала. Её морщинистая кожа задёргалась, добавив на лице, напоминавшем высохший лимон, несколько новых складок. Сделав приглашающий жест и усмехнувшись, она быстро затопала по ступенькам наверх впереди буканьера.
   Куртизанка, расчёсывающая роскошные светлые волосы под пологом кисейного балдахина, приветливо улыбнулась буканьеру и, отложив гребень, поднялась с кровати. Две свечи, освещающие комнату, сразу же выхватили из полумрака изящный изгиб молодой шеи и великолепную грудь, которую никакими стараниями нельзя было запрятать в корсет. Девушка была не очень красива, но привлекательна и свежа.
   "Наверное, из нового пополнения мадам", - подумал Жак, галантно целуя ей руку.
   - У тебя чудесное имя, сказал он, когда она назвала себя. И видя, что девица не торопится его раздевать, как повелось в заведении Жозефины, он сам усадил её на постель, только тут сообразив, что на куртизанке одето платье, а не привычный для посетителей пеньюар.
   "Опять с этой каргой не рассчитаешься", - мелькнула отдававшая скупостью мыслишка. Но губы уже сами потянулись к манящей нежным запахом шее, а рука легла на скрытое пышными складками мягкое бедро, жаркое тепло которого сразу ударило в голову. Он снял с неё и отбросил цепочку с тяжёлым крестом, мешавшую его поцелуям и принялся возбуждённо расстёгивать платье и, приведшую его в неистовство, тугую шнуровку корсета.
   Анна еле заметно сопротивлялась, пока он не раздел её всю и не приник к ней, вжавшись всем телом и настигнув, наконец, поцелуем её ускользающие губы.
   За этим последовал такой шквал страстей, что Жака мотало как щепку, неосторожно попавшую в водоворот. Его горделивый флаг дважды срывался с мачты, сбитый ураганными порывами, прежде чем побеждённая буря, разразившись напоследок пронизывающим сердце стоном, утихла, сражённая стойкостью француза.
   Анна ласково прижала его голову к ещё вздрагивающей груди и, не отпуская его от себя, неподвижно застыла.
   - Ты знаешь, Жак, - минутой спустя, тихонько шепнула она, - за последние три месяца, что я здесь, ты первый, кто довёл меня до вершины блаженства, - и мягко поцеловав, легонько отстранила от себя тяжело дышащего охотника.
   - Дьявол! - не удержавшись, выругался Бенуа, когда встал с постели. Он закрутился, поджав босую ногу, которой наступил на брошенный около кровати крест. Ругаясь уже про себя, буканьер поднял распятие с пола и, желая рассмотреть, обо что же он укололся, шагнул к горевшей в углу свече.
   Он узнал этот массивный, чуть меньше ладони, серебряный крест. Это был крест Лангедока! ... И на терновом венце искусно отлитого Христа алела капелька крови.
   - Прости меня, Господи, что принял твою руку за дьявольскую, - трижды осенив себя крестным знамением, прошептал Бенуа.
   Он повернулся, взяв подсвечник, и поднеся свечу к изголовью кровати, спросил, глядя прямо в глаза, лежащей девушки:
   - Откуда у тебя этот крест, Анна?
   - Крест? - чуть дёрнулась куртизанка. - Мне подарил его на днях один кавалер. Весьма противный малый, надо отметить, - коснулась она успокаивающе его руки. - С ужасно колющими усами и дурным запахом изо рта.
   - А как его звали?
   - Я даже не поинтересовалась, Жак! Но он был из буканьеров и при деньгах. ... Брр, - передёрнула она плечами от омерзения, вспомнив его холодные как у покойника губы.
   Бенуа на секунду задумался, перебирая в памяти лица товарищей:
   - А он не был похож на крысу? - непроизвольно напрягся охотник, в ожидании ответа на неожиданно мелькнувшую догадку.
   - Боже мой! А я, дура, всё не могла понять, кого же он мне напоминает, - прикрыла она рот ладонью, откинувшись на подушку. И вдруг отчаянно начала тереть губы, вспомнившие его гадкие прикосновения и грудь, занывшую, как тогда, нестерпимой болью под его костлявыми пальцами.
   - Поцелуй меня, Жак, - взмолилась Анна, поняв бесполезность своих попыток уйти от мерзких воспоминаний.
   Охотник склонился над девушкой и долгим поцелуем приник к её губам, чувствуя, как под его ладонями, ласкающими груди, твердеют желанием спелые ягоды её сосков. И всё завертелось вновь.
   То, что было у них до этого, не тянуло даже на лёгкий шторм, по сравнению с тем ураганом, который обрушился на Жака. Намертво сжав его в объятьях, Анна неистовствовала, мечась в исступлении по постели, бешеными движениями пытаясь содрать с себя эту едкую, разъедающую душу грязь. И когда она судорожно сжала бёдра, и, откинувшись завыла в полный голос, никого не стесняясь, и ни на что не обращая внимания, Жак затих, боясь неосторожным движением остановить этот очищающий огонь, охвативший её тело. ...
   ...- Шла бы ты из этого заведения, - нежно гладил он её по щеке, стирая слёзы, мелкими горошинами срывающимися с мокрых ресниц. - Не для тебя оно! Возьми, к примеру, Жозефину. Да ей всего сорок шесть! А выглядит старше покойника! Распутство все соки из неё вытянуло ещё десять лет назад. Грудь до пупа, лицо, как печёное яблоко. Это ещё хорошо, что дурной болезнью не заразилась, а то бы и нос отгнил. Здесь особо не разбогатеешь, только себя загубишь. А сколько Крысят тебе ещё попадётся у мадам?! - сжал он легонько её руку, жалея девушку.
   - Куда же идти, куда?! ...Здесь кругом нужны шлюхи, а не жё-о-ны, - жалобно плакала она, уткнувшись лицом в подушку. - Кому нужна кабальная служанка, кроме хозяйки? Кому?! Мне ещё три года здесь бесплатно, только за кров, еду и одежду ноги раздвигать, ублажая всяких мерзавцев.
   И девушка снова зарыдала, проклиная судьбу, забросившую её на этот остров.
   Жак обнял её за плечи и, ласково повернув, поцеловал в мокрые, дрожащие губы.
   - Не плачь! Через неделю выйдем в море, а как вернусь, что-нибудь придумаем.
   Бенуа выгреб половину монет из своего кошеля и протянул девушке.
   Держи, и спрячь подальше, чтобы мадам не нашла! С ней я сам рассчитаюсь! Если что-то случится - на первое время хватит, - пояснил он, заглянув в прояснившиеся надеждой глаза.
   - А крест я заберу, чтобы он тебя не тревожил,- сказал уже у дверей Жак, грустно улыбнувшись на прощанье.
  
  
   Г Л А В А 9
  
   - Это рука Всевышнего, Поль! Видно Господь хотел, чтобы посмертная воля Лангедока была обязательно выполнена, - говорил утром Малышу Бенуа. - Иначе, это распятье никогда бы не попало к нам назад!
   - Я думаю, в этом ты прав, - согласился Ажен, которому Жак успел рассказать и об Анне, и о кресте, и о Крысёнке. Он повесил крест Лангедока на шею и, взявшись за распятие, поклялся:
   - Клянусь Богом, мы выполним твоё завещание, Роже!
   Они ещё долго обсуждали, как найти Денье и забрать у него завещанные им пиастры.
   - А ты знаешь, - предложил Жак, - давай эти деньги пустим на богоугодное дело - вырвем невинную душу из распутного вертепа. Купим для Анны маленький домик, и пусть себе живёт. Глядишь, и мужа подыщет.
   - Я тоже не хочу, чтобы Антонида оставалась у Жозефины. Да и сама она собирается на днях сбежать от старой карги, - посмотрел на друга Малыш. - Просила подыскать ей жилище. Так что давай поселим их вместе, и им будет веселее и нам сподручнее.
   Ты правильно решил, Поль! - расцвёл Бенуа, опасавшийся, что Малыш поднимет на смех его предложение, которое скорее можно было услышать из уст священника, чем погрязшего в грехах буканьера.
   - Одно только беспокоит, - минуту спустя сказал Жак. - А вдруг у него не окажется денег! Этот вонючий подонок мог их давно спустить!
   - Ты плохо знаешь Денье! Эта Крыса наверняка их припрятала! А крест уж больно заметный, выбросить или переплавить не рискнул, вот и сплавил куртизанке от беды подальше. Он же знает, что мы с тобой уцелели. И я теперь нисколько не сомневаюсь, что там, в апельсиновой роще (помнишь, мы услышали подозрительный шорох?), он прятался совсем рядом.
   Их разговор прервал скрип двери и ввалившийся в комнату рулевой "Стрелы". Радостно распахнув свою пасть, до этого совсем незаметную в огненно-рыжей, давно не стриженой бороде, ещё с порога Акула завопил:
   - Ребята! Я принёс вам радостную весть! ...Через неделю выходим в море! ... А это, - он бросил на стол звякнувший мешочек, - капитан прислал вам тридцать пиастров, чтобы вы случайно без выпивки не протянули ноги! - захохотал он. - В пятницу он ждёт вас на шхуне! Фу, дьявол! Что-то в глотке запершило! - зашёлся в кашле Акула и с размаху плюхнулся на стул.
   Ушёл он через час, осушив две бутылки рома, ещё более громогласный и весёлый, чем был.
   Отобедав и хорошенько отдохнув, после сиесты буканьеры направились на поиски Денье. Они обходили таверну за таверной в надежде наткнуться на Крысёнка. Расспрашивать, они не раскрашивали, но услышав случайно разговор двух моряков, один из которых вместе с Легурье поднимался вверх по Артибониту, подсели к ним, справедливо полагая, что наверняка что-то узнают.
   - Как сообщили наши пешие лазутчики, - рассказывал моряк, - плантации все разорены. Всех, кого поймали, гачупины или убили, или увели вместе с рабами. Около асьенды Перрюшона повесили пятерых раненых буканьеров, а остальные погибли в огне. Ну, да и испанцев они там перебили больше сотни.
   - А кто-нибудь из буканьеров на левобережье уцелел? - спросил Бенуа.
   - Да! Мы подобрали на побережье пролива одного, пока ждали попутный ветер. Парень чудом вырвался из той заварушки. Он много чего рассказал - корсары аж зубами скрипели от ярости. Эх, жалко, что баркасов не было, они уже ушли за мели. А то бы всех пустили на корм рыбам. Да заберёт Чума этих детей дьявола!
   - А где он сейчас?
   - Кто?
   - Да этот счастливчик, что спасся?
   - Не знаю. Вчера, правда, видел в соседнем кабаке, его там моряки угощали, но он уже едва держался на ногах и готов был расквасить нос о половицы. А он вам зачем, ребята?
   - Да мы тоже не прочь услышать подробности, - вмешался Малыш, опасаясь, что Бенуа, своим неуёмным языком сболтнёт что-нибудь лишнее.
   Они ещё выпили за компанию по кружке рома и отправились к себе. День прошёл не зря. След Крысёнка отыскался сравнительно легко.
  
  
   Г Л А В А 10
  
   - Рад вас видеть, месье де Куартье! - отвесил поклон роскошно одетый корсар, заметив начальника губернаторской стражи.
   Лейтенант сидел за столом один, зло как чёрт и допивал уже четвёртую бутылку бургундского.
   - Присаживайтесь, капитан. Я тоже рад встрече, - буркнул он, хотя его вид говорил об обратном.
   - Что-то вы не в настроении сегодня, лейтенант, ... как, впрочем, и я, - сказал Монкар, усаживаясь за стол Куартье.
   - Рому давай! - приказал он подскочившему слуге. - Сегодня меня этой штукой, - щёлкнул он по бутылке бургундского, - не взбодришь! Я зол, как пеньковый галстук, оборванный висельником.
   Куартье, ожидая продолжения, заинтересованно посмотрел на корсара, имевшего под началом восемнадцати пушечный корабль и команду отчаянных головорезов, отличавшихся особой жестокостью. Да, впрочем, и сам капитан не зря имел прозвище Кровавый Франсуа. Пленных его люди не брали, а если паче чаянья такие попадались, то спустя час их обезглавленные тела летели за борт на корм акулам. Женщины жили чуть дольше - пока не натешится вся команда. Корсары Тортуги его недолюбливали: пленные - ведь тоже добыча! Если нельзя получить хороший выкуп, то всегда можно продать за звонкую монету англичанам на Ямайке, где самый большой рынок рабов.
   На берегу, капитан слыл задирой, и его шпага в быстротечных поединках пустила кровь не одному флибустьеру. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что смертельный случай был всего один. Монкар просто не успел отвести свой клинок, когда молодой болван, не имевший ни малейшего понятия о фехтовании, бросился на него как разъярённый бык, и сам себя насадил на шпагу. За этот случай капитану пришлось выслушивать нотацию губернатора и заплатить солидный штраф в кассу "берегового братства". И он тогда поклялся себе - никогда не иметь дело с сопливыми юнцами, которые и по палубе то, как следует ходить не научились, а махать клинком - тем более.
   - Так что же послужило причиной вашего плохого настроения, капитан? - дождавшись, пока корсар промочит горло, спросил собеседник.
   - Я думаю, лейтенант, причина плохого настроения у нас с вами общая - ...Антонида!
   Он сделал большой глоток и продолжил:
   - Сегодня она мне опять отказала, как и вчера. Хотя я, этой стерве Жозефине, подарил кольцо с бриллиантом, чтобы та всё уладила.
   - Вы проницательны, Монкар, - наполнил себе ещё один бокал Куартье.
   - Здесь не надо иметь семь пядей во лбу. На Тортуге всего несколько человек пользуются благосклонностью Антониды. Их можно пересчитать по пальцам на руке и вам это известно не хуже меня.
   - А знаете ли вы капитан, почему Антонида лишила нас своих милостей?! - цедя бургундское, спросил Куартье. Он злобно отставил звякнувший бокал и, уставившись в глаза пирату, медленно, выдавливая слова, сказал: - У неё... новый... любовник. Эта старая карга Жозефина сегодня ругалась, как боцман на палубе - Антонида с этого малого и денег, оказывается, не берёт! Вот что мне больше всего в этой истории не нравится, капитан!
   - Так в чём же дело?! Надо от него избавиться. И чем быстрее, тем лучше! Он кто такой?
   - Молодой буканьер, крупного телосложения, не богат, но, говорят, весьма привлекателен. Прозвище - "Малыш". Приходит к Антониде уже четвёртый день подряд. ...Вот собственно и всё, что мне удалось выведать у Жозефины.
   - К моему большому огорчению, я поклялся не связываться с сопляками, а то бы с удовольствием попортил ему шкуру и поставил отметину на причиндалах. Придётся вам им заняться, лейтенант!
   - Избавьте, от такой "Чести", капитан! Во-первых, он не дворянин, а во-вторых, я всё-таки начальник стражи, и губернатор будет недоволен, если мне придётся выступить в роли зачинщика дуэли.
   - Хорошо, месье, - секунду подумав, сказал Монкар, - вы правы! Нам обоим нельзя встревать в это дело. Вряд ли Антонида проявит благосклонность к тому, кто отправит её вздыхателя на тот свет. Однако, за пятьдесят монет я найду человека, который сумеет это сделать! Расходы пополам. Согласны?!
   - О чём речь, капитан! - обрадовано воскликнул Куартье, и они ударили по рукам.
  
  
   Г Л А В А 11
  
   Второй день, посвящённый розыску Крысёнка, результатов не дал, хотя друзья бродили по кабакам и улочкам Бастера до позднего вечера. ...
   - Послушай, Поль! - сказал Бенуа, растолкав перед обедом вернувшегося на рассвете друга. - Сегодня уже понедельник, а в пятницу мы выходим в море! Времени осталось совсем ничего.
   Малыш неожиданно расхохотался, завалившись опять на кровать. Бенуа непонимающе с подозрением уставился на него:
   - Чему смеёшься, то? - спросил он обиженно. - Как будто я из печёного яйца цыплёнка высидел!
   - Прости, дружище, я слушаю тебя со всем вниманием, - обнял он Жака, - но по пятницам ни один здравомыслящий капитан не выйдет из порта - уж очень скверная примета! А Девис просто хочет собрать на борту всю команду, чтобы в день отхода не выискивать людей по кабакам.
   - Это не меняет дела! Времени осталось всего чуть! Надо ведь и дом подыскать и обставить его как-никак. А по сему, я думаю, пора разделиться. Наши шансы найти Крысёнка сразу увеличатся вдвое.
   - Ты правильно решил, Жак! Этого проходимца надо найти как можно быстрее, и, если он денег добром не отдаст, то придётся их выбить силой.
   После обеда буканьеры отправились бродить по Тортуге. Бенуа повезло почти сразу. Прошло не больше часа, как он увидел выходящего из дверей трактира Крысёнка.
   - Эй, Денье! Куда ты так спешишь!? - заслонил он дорогу.
   - Дьявол меня забери! Кого я вижу! Неужели это ты, Жак? - искренне обрадовался Крысёнок. - Я слышал, что вы с Малышом уцелели, но не надеялся вас встретить. Говорят, вы записались в корсары, - глаза его забегали, и от искренней улыбки не осталось и следа. - А где Ажен? - посмотрел он по сторонам.
   - Тебя ищет! Мы уже третий день горим желанием увидеть твою рожу!
   - Это ещё зачем! - заносчиво распрямился Крысёнок, возвышаясь на полголовы над Жаком.
   - Да за тобой должок, Жерар! Тот, который ты выгреб из кошелька Лангедока, - посмотрел Бенуа в упор на бывшего товарища.
   - Я по чужим кошелькам не шарю! - взъерепенился Крысёнок, отрицая очевидное и наливаясь злостью (что свойственно большинству проходимцев, пойманных за руку!).
   - Не придуривайся! Крест Лангедока, что ты подарил куртизанке, уже у нас. Выкладывай деньги, и разойдёмся по-хорошему! - зашипел, не выдержав Бенуа. - Или ты забыл, что на Тортуге, для таких как ты, приготовлен хороший пеньковый галстук!?
   - Ах ты, собака! Ты пытаешься мне угрожать?! - завопил Денье и так неожиданно двинул Жака в ухо, что тот растянулся в пыли, ошарашено хлопая глазами. - Не путайся под ногами, а то схлопочешь пулю! - злобно бросил Крысёнок и развернувшись, под дружный хохот зевак, больно задевший самолюбие Бенуа, пошёл прочь.
   - Ну, Крысёнок! Молись дьяволу! - заорал буканьер, выхватывая нож и устремляясь за обидчиком.
   Денье, услышав позади топот, резко обернулся и, увидев в руках Бенуа лезвие ножа, не задумываясь, разрядил в него свой пистолет.
   Только необыкновенная ловкость спасла Жака от верной смерти. Заметив наведённое на него дуло, он молниеносно присел и тут же метнул клинок. Пуля прошла над головой, уткнувшись в стену трактира, а Денье, захрипев, завалился набок, обхватив скрюченными пальцами торчащую в груди золотую рукоять.
   Когда Бенуа подбежал к противнику, Денье, содрогаясь от усилий, с трудом перевернулся на спину. Он несколько секунд натужно хрипел, справляясь с рвущей тело болью, а потом затих, устремив взгляд на склонившегося над ним Жака. К своему удивлению в его широко открытых глазах буканьер не уловил ни ненависти, ни злобы. Они смотрели с мягкой человеческой печалью и грустью, открывая так и не понятые никем тайники человеческой души. Да и лицо Денье преобразилось. Не было больше опущенных уголков рта и крысиного оскала. Две складки, идущие от носа, разгладились, и, даже торчащие щёткой усы стали вдруг не так заметны, перестав топорщиться и прильнув к смертельно побелевшей коже, словно желая убрать последнее сходство хозяина с крысой.
   - Простите меня ребята, ...если сможете, - тихо произнёс Денье. - Это я... сгубил Лаваля и остальных... Бог мне судья.... А деньги... поделите с Малышом... они в комнате... наверху, - чуть шевельнул он головой в сторону дома по правой стороне. И горестно вздохнув, медленно смежил веки, уже не чувствуя, как светлой росинкой задрожала на ресницах хладная слеза, так и не скатившаяся по щеке живым влажным следом.
  
  
   Г Л А В А 12
  
   - Ты не очень-то вежлив, парень! Наступил на ногу и даже не собираешься извиняться! - остановил Ажена у входа в таверну рослый верзила с лицом, прочерченным шрамом.
   - Извини, брат, коли так. Я торопился, - добродушно улыбнулся Малыш, чувствуя за собой некоторую вину, поскольку ему действительно пришлось немного потеснить двух моряков, загораживающих дверь.
   - Да ты ещё и сомневаешься в правдивости моих слов, молокосос?! - яростно ощерился верзила и, не размахиваясь, ударил Ажена в подбородок.
   Удар, хотя и рассёк Малышу губу, но явно был рассчитан на то, чтобы привести противника в бешенство, а не сбить его с ног.
   Поль отскочил и выхватил шпагу.
   - Так тебе ещё недостаточно моего урока вежливости, Щенок?! - загремел верзила. - Клянусь плавником акулы, ты пожалеешь недоносок, что связался с Бешеным Быком, угрожающе прорычал он, и вытащив клинок, взмахнул им несколько раз, со свистом рассекая воздух.
   По точным и быстрым ударам, последовавшим один за другим, Ажен почувствовал, что нападавший весьма прилично владеет шпагой.
   "Хорошенько прощупай противника, прежде чем решиться на завершающий укол", - вспомнил он одно из многочисленных наставлений Лангедока, и уверенно парируя удары сверкающей стали, искал бреши в защите всё более распаляющегося противника.
   Вокруг уже собралась изрядная толпа подвыпивших моряков, криками подзадоривая дерущихся, не желая, впрочем, никому смерти.
   "Атакующие удары великолепны, а защита хромает", - сам того не замечая, глазами учителя оценил Малыш яростно наступавшего на него корсара.
   - Ну, держись, гадёныш! - закричал окончательно взбешённый сопротивлением моряк и сделал молниеносный выпад, который наверняка проткнул бы буканьеру горло, не успей он отклониться.
   "А этот парень собирается меня прикончить!" - мелькнула опалившее сознание догадка и Поль, отразив очередной удар, скользнул чуть влево и мгновенным уколом проткнул противнику плечо.
   Бешеный Бык дико заревел и нанёс рубящий, страшной силы удар сверху, рассчитывая раскроить буканьеру череп. Малыш принял его на гарду, побоявшись, что клинок его тонкой шпаги обломится, и, распрямившись стремительной пружиной, ударил эфесом в искажённую болью рожу. Сил то у него было побольше, чем у корсара.
   Моряк, сбитый с ног, покатился по земле, выплёвывая выбитые зубы, и прежде чем успел что-либо сообразить, шпага буканьера упёрлась ему в горло:
   - Я считаю, мы в расчёте сударь, за то оскорбление, которое вы мне нанесли. И запомните, я не позволяю чужому кулаку гулять по моей физиономии!
   Не успел он вложить шпагу в ножны, как чья-то рука легла на его плечо. За его спиной стоял Монкар, обозлённый до крайности одобрительным хохотом зрителей, который последовал за словами буканьера и тем, что подкупленный им человек, не справился с пустяковым заданием.
   - Месье! Вы жестоко обошлись с моим моряком, а давать в обиду своих людей не в моих правилах! Не угодно ли продолжить поединок? - с отменной вежливостью сказал Монкар.
   -Это Кровавый Франсуа, не связывайся с ним, он убьёт тебя, - прошептал в ухо Ажену протиснувшийся Ван Готорн, и повернувшись к Монкару произнёс:
   - Мы тоже не привыкли давать своих людей в обиду, капитан! Будет лучше, если вы умерите свои притязания! - положил он красноречиво руку на пистолет.
   Толпа сразу заволновалась, почувствовав, что запахло кровью, и подалась назад. Моряков со "Стрелы", готовых грудью защитить товарища, оказалось трое, не считая Ажена. За Монкаром стояло вдвое больше людей.
   - Я принимаю ваш вызов, сударь! - сказал Малыш, мгновенно сообразив, что драка закончится не в пользу их экипажа.
   - Но надеюсь, после вас мне не придётся пробовать своё умение на каждом члене вашей команды? - обвёл он рукой стоящих за Кровавым Франсуа корсаров. - Иначе ваш корабль останется без матросов, - закончил он под дружно раздавшийся смех.
   - Дуралей! - шепнул Ажену Ван Готорн и тут же отправил Акулу за подмогой.
   Обе, враждебно косящиеся друг на друга группы, разошлись в стороны, давая место главным участникам событий.
   Поединок начался стремительно, завораживая звоном и сверканием клинков. Флибустьеры сразу поняли, что встретились два мастера, ни в чём не уступающие друг другу.
   "А этот новенький - молодец! Лихой рубака!" - подумал Ван Готорн, с тревогой наблюдая, как буканьер уверенно сдерживает натиск Монкара.
   Пару минут Ажен лишь отражал сыпавшиеся на него со всех сторон удары, лишь изредка атакуя, чтобы поставить противника на место. В исходе боя он уже не сомневался. Он был быстрее. Да Монкар, несомненно, мастер. Но ему просто нечего противопоставить молодости, выносливости и тысяче боев ежедневных тренировок. Разве что старый багаж умений и опыт редких случайных схваток.
   "Ну, погоди, сопляк!" - решил покончить с буканьером капитан, посчитав, что наигрался на публику достаточно. Каково же было его удивление, когда, проведя свой коронный приём, он не почувствовал, что шпага пронзила человеческую плоть. Она лишь распорола камзол на левом боку Малыша.
   "У него может быть в запасе что-нибудь похлеще!" - ощутив холод клинка, подумал Ажен и обрушил на корсара серию атакующих ударов. Его шпага мелькала с головокружительной быстротой, не позволяя глазу уследить за разящей полоской стали.
   В одно мгновенье Монкар получил две колотых раны и опустился на землю, выронив оружие и застонав. Его правая рука и бедро окрасились кровью. Он мерзко ругался, посылая на голову Ажена тысячу проклятий, но его яростные крики утонули в восторженном рёве моряков, приветствовавших победителя.
   - Молодец, Малыш! - хлопнул по плечу буканьера Ван Готорн, когда всё немного успокоилось и люди Кровавого Франсуа унесли своего поверженного капитана. - Пусть дьявол заберёт мою душу - не ожидал! Завтра вся Тортуга будет говорить об этом поединке - ты посрамил одну из лучших шпаг острова! Такое событие надо отметить! - потянул его фламандец в трактир.
   - И не забывай, - предупредил он, - сейчас ты нажил себе изрядное количество врагов. ...Но какой мужчина их не имеет, якорь им в глотку! - подмигнул он Ажену, расхохотавшись.
  
  
   Г Л А В А 13
  
   Домик они купили хороший. Он, правда, был деревянный, но в два этажа и с маленьким садиком. Возвращающийся во Францию господин де Мигрю запросил с них, в общем-то, не слишком дорого. Но когда друзья прикупили кой-какую мебель к той, что осталась в доме, то их кошельки были практически пусты, если не считать два десятка золотых дублонов из кошеля Лангедока и триста пиастров, оставленных на выкуп кабальной грамоты Анны.
   В четверг с утра они забрали девушек из заведения. Пришлось намять бока обоим метисам, да и самой Жозефине, пытавшейся со свирепостью дикой кошки выставить их за дверь. За кабальную грамоту девицы Сезанны Боярд (так на самом деле звучало имя Анны), пришлось пообещать заплатить ещё столько же. Иначе Жозефина ни в какую не хотела продавать девушку, и была в своём праве. Доброе дело не бывает дешёвым.
   Девушкам домик очень понравился - ведь его же купили для них. Они с весёлым и радостным смехом промчались по комнатам, что были внизу и устремились по крутой винтовой лестнице наверх, чтобы восхититься двумя уютными спаленками и разделяющей их комнатой побольше, где можно было соорудить гостиную (или, на усмотрение хозяек, поселить обоих охотников).
   Буканьеры, как никогда довольные собой, бросили на лавку узлы с девичьим "приданным" (в основном это были вещи Антониды) и быстро накрыли немудрёный завтрак с заранее припасённой парой бутылок хорошего вина. И не было на Тортуге в то утро людей, более счастливых, чем новоиспечённые хозяйки дома. И даже Сезанна, с её пуританскими причудами, поддавшись общему веселью, пригубила глоточек.
   День пролетел в приятных хлопотах. Девушки наводили в доме порядок, подолгу споря, куда поставить каждую вещь, изредка зовя мужчин, желая передвинуть что-нибудь тяжёлое. А буканьеры, разыскав кое-какой инструмент, подновили ставни и укрепили запоры. Предстоящее расставание (о чём ещё не догадывались ни Антонида, ни Анна) их крайне беспокоило. Поль боялся по возращении найти дом пустым, а девушек опять в лапах мадам.
   "Хотя старая карга сама наверняка побоится связываться с нами, но всегда сможет нанять каких-нибудь проходимцев", - думал он. И по сему, после сиесты, решил познакомиться с соседями, рассчитывая на их помощь. Ближайший сосед оказался стариком за пятьдесят лет, туговатым на оба уха, и никакой помощи (по мнению Ажена) из-за немощи оказать не мог. Выпили за знакомство бокал вина и распрощались.
   Дом слева, принадлежал, как оказалось, О'Коннону, хозяину "Золотой сабли". Его Ажен дома не застал, что было и естественно, поскольку со слов экономки, хозяин обычно в трактире до позднего вечера, а иногда там и ночует.
   Поэтому Поль поступил проще - на последние деньги купил дешёвенький, но добротно сделанный пистолет.
   Девушки сразу погрустнели, когда узнали, что мужчины завтра отправляются в море, но ничуть не испугались, как мыслилось буканьерам.
   - Мы не боимся мадам Жозефины и никого другого! - заявила Антонида. - Руки коротки у мадам, чтобы заграбастать нас снова!
   Но пистолетом заинтересовались, и каждая не только выстрелила по нескольку раз, но и зарядила пистолет.
   - Это может вам понадобиться, если пожалуют непрошенные гости, - показывал Малыш, как заряжать оружие. - Но в людей лучше не стрелять. Достаточно отпугнуть выстрелом.
   Бенуа искусно вырезал в ставнях первого этажа и в двери небольшие отверстия, закрыв их плотно пригнанными пробками.
   - Если кто станет ломиться - через них можно будет выстрелить, - пояснил он. - Только свет надо сначала погасить.
   - Ты думаешь, на нас будут нападать вооружённые люди? - спросила Сезанна.
   - Вряд ли. Но бог с особой охотой помогает предусмотрительным! - отшутился с улыбкой Жак.
   Сезанна, отойдя в сторону, нахмурилась и в голове у неё, как водится у женщин, почуявших опасность, заметалось множество мыслей.
   - Бог помогает предусмотрительным, - прошептала она про себя, сурово сжав губы, вытянувшиеся в тонкую злую нитку.
  
  
   Г Л А В А 14
  
   "Стрела" вышла в море в понедельник. За три дня капитан Девис согнал с команды десять потов и выбил тяжесть берегового похмелья. Грозный Джон добивался, чтобы у него была действительно грозная команда.
   В пятницу на корабле драили орудия, грузили припасы, заканчивали последние работы по починке снастей. В субботу с утра судно вышло из гавани и вернулось только к вечеру. Моряки по командам капитана с десяток раз ставили и убирали паруса, шхуна меняла галсы и делала рискованные повороты, послушная чутким рукам Акулы и зычному голосу Девиса. Канониры, под резкую барабанную дробь, подкатывали орудия к пушечным портам, и снова откатывали, истекая потом. Суетились подносчики, подтаскивая заряды и порох. Абордажная команда бросала крючья и с рёвом устремлялась к борту, готовая перехлестнуть его и ринуться на чужую палубу. Марсовые, зажав в зубах короткие абордажные сабли, вися на снастях, готовы были соскользнуть вниз, в гущу врагов, ошеломив их яростным натиском, чтобы вырвать у судьбы нелёгкую победу.
   В воскресенье Девис опробовал пушки, дав по одному залпу каждым бортом. Целью служил небольшой плотик с парусом, сброшенный с палубы. Ядра, изорвав парусину в клочья, срезали и мачту. Капитан, наблюдавший это в подзорную трубу, остался доволен. - Команда знала своё дело. И даже несколько человек, взятых впервые на борт "Стрелы", уже ничем не выделялись из её несокрушимого единства.
   На следующий день, разбуженная звуками барабанов и холостыми выстрелами пушек, Тортуга провожала несколько корсарских кораблей. Те уходили на поиски испанских галеонов, протянув грозную руку к севильскому золоту.
   "Стрела", даже под зарифлёнными парусами, лихо резала крутую волну. Девис вёл судно к Подветренным островам, надеясь у Маракайбо найти богатую добычу.
   Хотя Морган и опустошил год назад эту важнейшую гавань Венесуэлы, но к побережью генерал-капитанства* продолжали идти десятки судов с товарами, а обратно шли корабли с ещё более богатым грузом.
  
   *Венесуэла в те времена относилась к вице-королевству Перу и входила в состав генерал-капитанства Новая Гранада.
  
   Едва по правому траверсу обозначился мыс Гальинас и "Стрела", после трёхдневного плавания взрезала воды Венесуэльского залива, марсовый заметил на горизонте парус. Судно двигалось в том же направлении, что и шхуна. Девис приказал ставить все паруса. Через несколько минут обрадованные удачей моряки убрали все рифы на гроте, а весело взметнувшиеся вверх второй кливер и стаксель наполнились ветром.
   Через час капитан уже мог рассмотреть в подзорную трубу тяжело гружёный трехмачтовый флейт. Испанец рвался на ост, подняв на мачты всё что можно, пытаясь пересечь залив и скрыться среди островов или ближайшей гавани на побережье. Но при скорости шесть-восемь узлов это ему было явно не по силам.
   "Лёгкая добыча, - подумал Девис, неумолимо сближаясь с неприятелем, - наверняка не более восьми пушек!". Он подал знак рукой, и барабанная дробь в одно мгновенье разогнала людей по местам.
   - Стрелков на ют! - приказал Грозный Джон, когда до испанцев осталось полмили.
   - Как сблизимся, бить по канонирам, рулевому и офицерам! - напомнил Девис.
   Испанец, видя, что ему не уйти, изменил курс, разворачиваясь бортом к приближающемуся корсару.
   - Дьявол меня побери! Ребята! Он не думает сдаваться! - закричал капитан, увидев в трубу, как юрко взобравшийся по бизани моряк, приколачивает гвоздями к мачте испанский штандарт.
   Корсары дружно взревели, наливаясь яростью, прекрасно понимая, что если гачупины решили драться до конца, то абордажная схватка будет исключительно жестокой.
   - Зарядить картечью! - скомандовал Девис, насчитав на палубе больше сотни солдат. Пользуясь наветренным положением, он решил пройтись сначала вдоль вражеского корабля, причесав всё своими пушками, и сделав маневр, повторно зайти с кормы и дав ещё один залп в упор, взять испанца на абордаж.
   - Всем укрыться! - рявкнул капитан, когда Акула повёл шхуну на сближение. Прежде чем корабли, идущие встречными курсами, поравнялись и испанские орудия смогли вступить в дело, носовая пушка "Стрелы успела дважды осыпать картечью кормовую надстройку флейта, где располагались восемь орудий, по четыре с каждого борта.
   - Стрелки! Бей! - скомандовал Девис, когда Акула мастерски притёр шхуну на расстоянии полукабельтова от флейта. Десяток мушкетов ударили залпом, а потом выстрелы захлопали вразнобой.
   Ажен успел сделать три выстрела по канонирам, нисколько не сомневаясь, что попал. Четвёртый, доставшийся ему мушкет, он разрядил в склонившегося над штурвалом рулевого. Подбежавшего ему на смену испанца ловко завалил Бенуа. Оба приятеля тут же укрылись за бортом, торопливо вколачивая в стволы новые заряды.
   Расстояние между кораблями уже настолько сократилось, что можно было разглядеть напряжённые лица испанцев, прильнувших к прикладам мушкетов. Солдаты в кирасах, выстроенные в четыре плотные шеренги, не торопились дать залп, ожидая, когда пираты ринутся на абордаж.
   Испанский капитан, обманутый резким сближением кораблей, вдруг с содроганием понял, что флибустьеры сейчас на абордаж не пойдут, но его запоздалая команда потонула в грохоте орудий, окутавшем "Стрелу" пороховым дымом. Визжащая картечь смела передние ряды, устроив, на палубе флейта, кровавое месиво. Испанца мужественно перестроились, и в несколько десятков мушкетов дали залп по шхуне, но их выстрелы оказались напрасны. С кормы испанцы успели огрызнуться лишь одним залпом из трёх пушек.
   За пороховым дымом, плотной стеной прикрывшим корсаров, лишь одна пуля нашла цель, зацепив плечо стоявшего у штурвала рулевого. Акула, выругавшись от боли, тут же слегка переложил руль, уводя "Стрелу" в сторону от вражеского судна.
   Стремительно увеличивающееся расстояние позволило только раз подать свой голос восемнадцати фунтовой мортире, установленной на корме пиратского корабля. Бомба разорвалась на шкафуте, разметав дюжину солдат.
   Шхуна при манёврах чуть хуже шла галсами, поскольку картечь испанских пушек густо иссекла носовую часть, попавшую под выстрелы, сорвав бом-кливер и слегка повредив бушприт. Прошло около часа, прежде чем "Стрела" снова настигла неприятеля.
   Солдат на палубе уменьшилось вдвое. Однако испанский капитан вооружил часть моряков и канониров, укрыв их за медью солдатских кирас, отчего выстроенное каре стало выглядеть ещё внушительнее, чем раньше.
   "До побережья два десятка миль, - подумал Девис. - Если сейчас не пойдём на абордаж, то испанцу, дьявол его забери, возможно, удастся скрыться!". Он тут же отбросил возникшую было мысль, ещё раз пройтись мимо слабо вооружённого корабля, расправляясь с ним лишь огнём пушек. Перед возможностью упустить добычу желание добиться победы малой кровью растаяло как дым.
   Кинжальный залп опять залил вражескую палубу кровью, наполнив всё кругом криками и воплями. Картечь разметала строй, не позволив оставшимся солдатам выстроить шеренги и дать мощный прицельный залп по корсарам. Абордажные крючья намертво вгрызлись в крепкое дерево, стягивая борта. Затрещал рангоут, и сверху посыпались сорванные снасти. Яростной лавиной пираты хлынули на вражеский корабль.
   Ажен вместе с Бенуа, как и остальные стрелки, разрядив последние мушкеты в упор, рубились в первых рядах. Пираты работали парами, прикрывая друг друга. Хрупкую шпагу Малыш заменил тяжёлым палашом и теперь не жалея силы сыпал удары направо и налево. Высокий рост и длинные руки давали ему преимущество, а ловкость позволяла кончиком клинка доставать противника на дальней дистанции, разрубая шлёмы, кирасы, незащищённые ноги и отрубая тянущиеся к нему руки с клинками. Схватка была жестокой. Офицеров повыбили ещё до начала резни, и теперь каждый солдат дрался за свою жизнь. Пистолетными выстрелами и короткими абордажными саблями пираты в одно мгновенье завалили телами всю палубу. Уцелевших после пушечной картечи испанцев всё равно насчитывалось вдвое больше, чем ворвавшихся на борт корсаров, и они, чуть оправившись от первого натиска, дрались с отчаянием обречённых, зная, что пощады не будет.
   - Берегись, Поль! - закричал Бенуа, заметив, как раненый испанец силится спустить курок пистолета. Он тут же рванул с перевязи нож, мгновенно пригвоздив лежащего гачупина к мокрым от крови доскам.
   - Смерть собакам! - ревел Девис, могучими ударами прокладывая себе дорогу к крюйт-камере. Выхватив пистолет, он с левой руки выстрелом в голову уложил стоявшего на пороге офицера, готового по сигналу капитана взорвать пороховой погреб и отправить в ад проклятых корсаров.
   Полдюжины пиратов, по стопам Грозного Джона, пробилась на ют, и чей-то удачный выстрел уложил испанского капитана, мощнейший голос которого, перекрывавший временами все звериные вопли обезумевших от ярости людей, вселял уверенность и надежду в мужественные сердца испанцев.
   Паника, возникшая после этого среди неприятеля, в один момент сбросила накал сражения, превратившегося в безжалостное истребление. Через пятнадцать минут вся команда на испанском корабле была перебита. Собрав оружие и ценности, тела убитых отправили за борт. А боцман поспешил обильно полить палубу уксусом (изведя почти все испанские запасы), чтобы кровь не успела въесться в просмоленные доски.
   - Всё ценное на шхуну! - Скомандовал Девис, когда моряки покончили с очисткой палубы. - Канонирам проверить орудия! - распорядился он.
   Добыча оказалась хорошей. Два сундука с украшениями и золотой посудой, шкатулка с не особо крупным, но отменного качества венесуэльским жемчугом, и полный трюм, набитый медными слитками. Эта медь стоила не меньше, чем всё остальное, но её надо было доставить на Тортугу и продать. Из восьми пушек испанцы успели заклепать только две, забив в жерла орудий металлические ерши. Сам же корабль был целёхонек (не считая мелкого повреждения такелажа) и команде было вполне по силам перегнать его на Тортугу.
   Едва моряки успели перетаскать оружие и всё более мене ценное, что было на борту судна, как со стороны Маракайбо появился парус. Испанский корабль быстро приближался.
   "Никак галеон?!" - подумал Девис, рассматривая в трубу мощный четырёхмачтовый корабль. - "Совсем некстати, дьявол их забери! Не успеем увести флейт!"
   Он на секунду задумался, передав трубу Ван Готорну. Четверо убитых и трое тяжелораненых - такую цену заплатила команда за взятую в тяжёлом бою добычу.
   - Не успеем увести флейт, капитан! Якорь им в задницу! - словно подслушав его мысли, выругался фламандец.
   - Ты прав! Ход у них почти такой же, как у нас. Через пару часов это корыто, - стукнул он каблуком по палубе, опять станет испанским.
   - Готовиться к бою! Весёлого Роджера на мачту! - приказал Девис, зло сузив глаза на прибитый к бизани испанский штандарт.
   - Ну держитесь, собаки! - скрипнул он стиснутыми зубами, сжав побелевшими пальцами эфес сабли.
   Через двадцать минут пиратские корабли разошлись и начали забирать на ветер, взяв курс на Тортугу. Флейтом, носившим название "Санта-Каталина", командовал Ван Готорн, в экипаж которому подобрали дюжину корсаров, не получивших ран и умеющих хорошо плавать.
   Спустя два часа галеон начал настигать захваченный пиратами корабль. "Стрела" держалась сначала на расстоянии полумили, а затем, поставив все паруса, начала стремительно удаляться, не оставляя сомнений в её намерении скрыться за группой островов Лос-Монхес, вздымавшихся из воды в горле Венесуэльского залива.
   "Санта-Каталина" двигалась тем же курсом, не собираясь ложиться в дрейф. Настигающий корсаров галеон, заняв наветренное положение, пытался остановить флейт десятком ядер, взрывавших воду перед носом тихоходной посудины, но пираты, довольно метко огрызавшиеся четырьмя пушками левого борта, не собирались сдаваться.
   Капитан галеона, не желая дырявить ядрами испанский корабль, и не сомневаясь в малочисленности корсаров, решил зять его на абордаж. Галеон с такой силой навалился на низкий борт "Санта-Каталины", что флейт резко накренился, сорвав своими мачтами часть рангоута у неосторожного испанца. Секундой спустя пиратский корабль несколько выровнялся и с десяток абордажных крючьев впились в его борт.
   Две пушки, с большим трудом поднятые с пушечной палубы и установленные по приказу Ван Готорна прямо на юте, хлестанули с высокой кормы флейта картечью, выбив десятка два солдат. Фламандец оставил правый борт совершенно без орудий, не сомневаясь, что испанцы нападут с наветренной стороны. К картечи добавился жидкий залп полудюжины мушкетов, вызвавший лишь зловещую усмешку испанского капитана.
   Он взмахнул саблей, и под рокот барабанов абордажная команда устремилась на "Санта-Каталину", спускаясь по многочисленным концам, переброшенным через фальшборт. Испанцы скатывались по верёвкам, как бусины с порванного ожерелья, один за другим, порой не успевая даже отскочить в сторону - пять, десять, двадцать, сорок.... Но не успели ещё солдаты добежать до противоположного борта, как взрыв страшной силы играючи вздыбил палубу флейта, взметнув вверх фонтан бешеного огня.
   Пламя в одно мгновенье охватило паруса "Санта-Каталины" и жадным сполохом перебросилось на оснастку намертво сцепленной с ней жертвы. Едкий смрад порохового дыма и горящего масла, обильно разлитого во многих местах, забивал дыхание, заставляя захлёбываться в судорожном кашле. Ярко-рыжие жгуты, вырываясь из чрева корабля, тянули свои игривые щупальца к метавшимся от ужаса людям, до красна раскаляя медные кирасы несчастных. Отчаянные крики уцелевших, пытающихся вскарабкаться на высокий борт галеона, заглушал рёв всё пожирающего смерча, слизывавшего гроздья людей с пережжённых верёвок.
   Когда же от огня рванула дюжина бочонков с порохом, принайтованных у левого борта, судьба галеона тоже была решена. Через несколько минут он беспомощно вскинул вверх свои почерневшие мачты, с которых изредка ещё срывались остатки парусины, огненными птицами кружившиеся над пеклом вспыхнувшей палубы. ...
   Тяжело нагруженная, небольшая лодка с корсарами медленно уходила в сторону островов, откуда уже показался парус "Стрелы". Увидев шхуну, Ван Готорн приказал остановиться, с мстительной улыбкой наблюдая за агонией испанских кораблей. Галеон продолжал гореть, пока огонь не добрался до крюйт-камеры. Мощный взрыв разломил корабль пополам и погрузил в пучину. Лишь с десяток испанцев пытались спастись на плавающих среди волн обломках.
  
   Г Л А В А 15
  
   Поздно вечером, когда на Тортугу уже опустилась ночь, настойчивый стук в дверь потревожил обитателей дома. Сюзанна вздула огонь, зажгла свечу, накинула плащ и медленно, опасаясь споткнуться на ступеньках, спустилась вниз:
   - Кто там? - тревожно спросила она.
   - Капитан "Сантарена" Энрике Торас. У меня срочное дело к сеньоре! - раздалось с улицы.
   Сюзанна, приложив ухо к двери, на секунду прислушалась. Ей показалось, что за дверью сопят несколько человек.
   - Приходите утром, тогда всё и расскажите! - осторожно ответила она.
   - Поверьте, сударыня, я бы не стал ломиться за полночь в дом к женщинам, если бы дело могло подождать до утра. Мне поручено передать срочное сообщение сеньоре Антониде! Вы должно быть уже слышали, что испанской эскадрой потоплена не безызвестная вам "Стрела" и через три дня всех схваченных корсаров публично вздёрнут на площади Санто-Доминго.
   - Открывай же быстрее, Анна! - не дослушав, что ещё скажет моряк, заволновалась приблизившаяся сзади Антонида. - Ну быстрей же! - оттолкнула она медлившую компаньонку, и сама откинула увесистые запоры.
   Вошедший мужчина, одетый на португальский манер, снял шляпу и, отвесив поклон, поднял глаза на хозяйку:
   - Я очень огорчён, сеньора, что принёс вам такую печальную весть. Прошу меня извинить! Почёл бы за честь познакомиться по случаю более радостного события, но увы... - поклонился португалец ещё раз. - Ещё вчера мой корабль стоял в Санто-Доминго и завтра с грузом я опять возвращаюсь туда. Несчастных пленников держат в городской тюрьме и, сами понимаете, ничего хорошего их не ждёт. Но, слава Богу, появилась возможность устроить одному-двум корсарам побег, подкупив тюремщиков. Сеньор Ажен, через верных людей попросил обратиться к вам, сеньора Антонида, ибо кроме вас, как он сказал, за его жизнь никто не даст и пиастра.
   - А кто ещё схвачен испанцами? - перебила португальца Анна, в надежде услышать о Бенуа.
   Гость чуть поклонился, посмотрев на застывшую в томительном ожидании девушку:
   - А вы разве не слышали эту историю? Вся Тортуга о ней говорит! Имён, к сожалению, даже я не знаю. Их подстерегли четыре испанских корабля. Капитан и помощник убиты, а из команды уцелело всего восемь человек, многие тяжело ранены. Они дрались до последнего, сумев уничтожить половину испанской эскадры, так что рассчитывать на какое-либо снисхождение не приходится. Эти кровожадные звери уже начали сколачивать виселицы, а губернатор заявил, что если кто-то и сдохнет раньше времени, то их всё равно вздёрнут за компанию вместе с живыми.
   - Я сейчас! - в отчаянии заломив руки, бросилась наверх Антонида. Через секунду она примчалась назад, держа в руках резной ларец.
   - Этого хватит? - распахнула она крышку. - Больше у меня нет! - испуганно сказала она, поскольку гость на мгновенье замялся, поражённый блеском и количеством драгоценностей.
   - Я думаю, что вполне достаточно, - наконец сказал он, взяв ларец в руки. - Здесь унций пятьдесят, если не больше! - ощутив приятную тяжесть ларца одобрил португалец. - Я не знаю такой тюрьмы, ворота которой нельзя было бы открыть таким увесистым ключом! И, честно говоря, я немного завидую этому несчастному узнику и восхищён вашими чувствами, сеньора! - галантно поклонился гость, поцеловав Антониде руку. - И разрешите откланяться. На судне ещё уйма дел. Но через три дня, когда я привезу Поля, надеюсь видеть вас всех на борту моего "Сантарена", - поклонился португалец и вышел, прикрыв ларец плащом.
   Антонида с уходом капитана сразу сникла, застыв неподвижной статуей посреди комнаты. Руки её безвольно опустились, плечи сгорбились, лицо побледнело. Её отрешённый взгляд даже не уловил, как от мощного удара тяжёлая, сколоченная из двухдюймовых досок, дверь распахнулась, отбросив вставляющую засов Сюзанну к самой стене.
   Двое бандитов, скрывая свои физиономии за повязанными до самых глаз косынками, стремительно ворвались в дом. Их глаза, настороженно блестевшие из-под полей шляп, непроизвольно притягивали взгляд, зарождая страх.
   - Чего уставилась?! - влепил один Антониде пощёчину, сбив её с ног. -А ну, быстро собрали вещи и марш на улицу! А не то...
   Он не успел договорить. Отчаянный крик Анны, увидевшей потёкшую кровь из носа Антониды, пытавшуюся подняться с пола, прервал его на полуслове.
   - Заткнись, падаль! - бросился к ней второй. - Делай что говорят, если не хочешь получить пулю! - навёл он на девушку пистолет.
   - Кто вы такие?! - поднялась на ноги и выпрямилась Антонида. - Я жительница Тортуги и губернатор вас вздёрнет за нападение на женщин!
   - Ты ещё и угрожать нам будешь куртизанка?! - влепил ей вторую пощёчину пират. И развернув девчонку толкнул её к лестнице. - Марш собирать вещи, иначе потащим в чём есть!
   - Иди посмотри, чтоб из окна не вздумали улизнуть, - сказал главарь, отправляя напарника наружу. - А вам даю пять минут на сборы! - подтолкнул он и Анну вслед за Антонидой. - И не испытывайте моего терпения! Клянусь дьяволом, оно очень быстро может кончиться! Такая корма, да провалиться мне в преисподнюю, манит сильнее, чем бутылка хорошего рома! - и врезав по заднице взвизгнувшей Анне, негодяй развязно захохотал.
   Он уселся за стол, ожидая, пока оденутся куртизанки и вернётся напарник, щедро поливающий в это время лампадным маслом из заранее припасённого бочонка стены дома.
   - Я им не дамся! - сказала Антонида, сжимая подаренную Аженом трость.
   - Я тоже! - согласно кивнула Анна и взяла с полки заряженный пистолет, прикрыв его одеждой
   Девушки спустились через несколько минут, неся по большому узлу с ворохом платьев.
   - Дьявол вас побери! Вас только за смертью посылать! - накинулся на них бандит, пересыпая свою речь отборными ругательствами.
   - А ну вон из нашего дома! - яростно блестя глазами направила на него ствол пистолета Анна, отбросив в сторону узел с одеждой.
   Это было настолько неожиданно, что огромного роста головорез на секунду опешил, а потом, наливаясь злобным бешенством, с рёвом потревоженного носорога бросился на девушку.
   Пуля ударила ему в грудь, уложив наповал у самых ног куртизанки. Не успели девушки осознать случившееся, как дверь распахнулась и на звук выстрела появился второй негодяй.
   Увидев валявшегося на полу напарника и оружие в руках девчонки, он не задумываясь разрядил в Анну свой пистолет, ловко выхваченный из-за пояса. Девушка, отброшенная выстрелом, жалобно вскрикнув упала и из-под пальцев, судорожно зажавших рану на животе, хлынула кровь, набухая на платье бурым пятном.
   Лютая ненависть чёрной пеленой захлестнула Антониду, ужасной маской исказила её лицо, ставшее белее бумаги. С отчаянным криком, ринувшись на бандита, она что было сил ударила его тростью. От удара, скользнувшего по голове и проломившего ключицу, тот припал на колено, но тут же вскочив, выхватил нож:
   - Ну, шлюха, молись дьяволу! - злобно прошипел он, сморщившись от боли и перехватывая поудобнее рукоять.
   Антонида попятилась, не сводя взгляда с холодно мерцавшего в свете лампы кривого ножа, зажатого в руке медленно приближавшегося убийцы. Леденящий страх змеёй заполз в сердце, сковывая все члены и лишая сил. Зрачки от ужаса расширились, залив чернотой стекленеющие глаза. Побелевшие пальцы намертво стиснули трость, а онемевшие губы полуоткрытого рта подёрнулись смертельной синевой. Звук приближающихся шагов разрастался в ушах до грохота горного обвала от которого не было спасения...
   С воплем она ринулась к выходу, но нападавший оказался проворнее. Антонида едва успела отскочить от безжалостно сверкнувшей стали, когда тот почти настиг её у двери.
   Широко отставив руку и поигрывая клинком, бандит двинулся на куртизанку, зажимая её в угол и забавляясь её бесполезными метаниями. Бойца он в ней не видел, просто испуганную жертву, готовую вот-вот сдаться. Да и мстительное желание всадить в неё нож уже прошло. Покойников уже было и так с избытком для такого пустякового дела. Он уже успел пожалеть, что застрелил вторую куртизанку, наверняка пистолет у девчонки был уже разряжен.
   Антонида, упёршись спиной в стену, поняла, что ей не спастись. Эта мысль совершенно преобразила её. Из охваченного ужасом существа, вид которого доставлял подлинное удовольствие куражившегося над ней мерзавцу, она превратилась в человека, решившего защищаться до конца. И пусть её ждёт смерть, но она не даст себя безнаказанно зарезать! Не загоняйте кошку в угол!
   Пальцы её сами нащупали потайной выступ на рукояти и, выдернув одним движением клинок, она метнула трость в убийцу, попав ему тяжёлой палкой в грудь. И тут же, сжав шпагу обоими руками и выставив её вперёд бросилась на него. Тот чуть промедлил от неожиданности, парируя удар, нацеленный прямо в живот и, вскрикнув, отскочил в сторону. Остриё шпаги, отбитое вверх, задело ему щёку, сорвав с лица платок.
   - Я узнала тебя, подлый негодяй! Ты из...
   Договорить она не успела. Бандит ловко поднырнул под выставленный клинок и всадил ей под рёбра нож, с хрустом повернув его в ране. ...
   - Зря ты об этом сказала, - с сожалением посмотрел он на бездыханное тело, распростёртое у самой двери. Пора было заметать следы. Он сделал несколько шагов в направлении лестницы, перевернул напарника и выругался, убедившись, что тот убит. Соорудил из трости и тряпки факел, обильно полил его маслом из светильника, поджёг от свечи, и сбив её на пол вышел в ночь.
   Через несколько минут подожженный снаружи дом уже пылал, взметая вверх скорбные языки погребального кострища.
  
  
   Г Л А В А 16
  
   - Кретины! Безмозглые ослы! - бушевал капитан Монкар. - Двух девок не сумели на улицу выкинуть! Якорь вам в глотку! Мало того - один позволил себя ухлопать, а второй получить отметину на рожу. Негодяи! Да провалиться вам в преисподнюю!
   Монкар перевёл дух.
   - Ну а за Антониду... не думай, что тебе повезло. Если попадёшься ещё раз мне на глаза или надумаешь сболтнуть где-нибудь по пьяни, отправишься тут же на корм акулам. Клянусь всеми чертями ада! - скрипнул корсар зубами. - А сейчас убирайся! - пнул он ногой дверь каюты.
   Когда за незадачливым исполнителем закрылась дверь, Монкар налил себе кружку рома, чтобы просветлить мозги и задумался. Хитроумно составленный план с треском провалился. Идею подкинула Жозефина, как всегда мимоходом, чтобы в случае неудачи остаться в стороне. Голова у старой карги работала превосходно.
   Когда Монкар, ещё не совсем оправившись от ран (через несколько дней как ушла "Стрела"), посетил заведение, приготовив для Антониды особо богатые подарки, он был уязвлён в самое сердце, узнав, что проклятый буканьер купил для девушки домик. Его злобную ругань прервал вкрадчивый голос Жозефины:
   - Я уже неделю молю провидение, сеньор капитан, чтобы Антонида вернулась ко мне. Совсем скучно стало жить без её танцев. И хотя последнее время она совсем загордилась, я бы взяла её к себе даже нищей, без её драгоценностей платьев и нарядов. Так хочется опять услышать её весёлый смех. Да и клиенты от неё без ума, - не удержалась старуха упомянуть свой главный интерес. - Да видно не придётся мне увидеть больше нашу драгоценную жемчужину, - выкатила мадам скорбную слезу. - У неё теперь свой домишко, есть где голову преклонить, дожидаясь своего кавалера, - зашмыгала она носом, уткнувшись в платок.
   - Молитесь чаще, мадам! Может провидение сжалится над вашими слезами! - откланялся капитан.
   Людей он подобрал быстро. Педро Сангулье очень толково выманил все ценности у куртизанки, ларец с которыми сейчас стоял на столе перед капитаном. Однако дальше всё пошло насмарку. Видно Бешенный бык, вместо того, чтобы выгнать девиц на улицу и спалить дом, решил всё же поживиться их барахлом или телом.
   "Ну что ж, тупой скотине туда и дорога, - подумал капитан, раскуривая трубку. - Надо было бы и второго отправить на тот свет, но может ещё пригодится для тёмных дел. Болтать он вряд ли станет, понимая, что если кто дознается, то от желающих одеть на него пеньковый галстук не будет отбоя. А так побудет у меня на крючке", - успокоил он себя.
   Прикинув всё за и против, Монкар в общем-то остался даже доволен. "Для буканьера это будет почувствительней, чем удар шпаги, - злорадно подумал Кровавый Франсуа, - да и деньги немалые, - выдвинул он потайной ящик, пряча тяжёлую шкатулку с драгоценностями.
   - Да! Так даже лучше! - вслух пробормотал Монкар, придя к мысли, что Антонида, даже став нищей, могла наплевать и на мадам, и на всех старых любовников. Норова у неё хватало.
   - Чёрт с ней! - вычеркнул он из памяти девушку, выбив трубку и наливая новую порцию рома.
  
   Г Л А В А 17
  
   - Дело здесь не чисто, ребята, - сказал, поморщившись О'Коннон, которого буканьерам посчастливилось застать дома. - И вы правильно сделали, что зашли ко мне. Честно говоря, я вас поджидаю с утра, как только "Стрела" вошла в гавань.
   - Когда загорелся дом, я прибежал туда первым. Сунулся внутрь и наткнулся сразу на тело Антониды. Внутри было полно дыма и ничего не видно. Антониду я успел вытащить наружу. Она была убита ножом. Об этом знает уже вся Тортуга. Больше я никого вытащить не успел, поскольку, пока отдышался, обвалилась горящая кровля. Девушку священник отпел и её похоронили на местном кладбище. Ходят упорные слухи, что у Антониды было много драгоценностей и убили её из-за них, а дом потом подожгли, чтобы скрыть следы. Давайте выпьем по бокалу за невинно убиенных,- подтолкнул буканьеров к столу хозяин, - а потом я кое-что вам покажу. О'Коннон наполнил три серебряных кубка испанским вином. Мужчины выпили.
   - Губернатор поклялся, что если удастся установить, кто убил девушек и поджёг дом, вздёрнет негодяев сразу, - сказал трактирщик, наливая по второй чарке. - Объявил награду для свидетелей в сто пиастров. Но таких пока не объявилось. Но я знаю, как можно найти убийц.
   Старый корсар подошёл к резному комоду и открыв нижний ящик вытащил оттуда шпагу и чёрный платок.
   - Эти вещи были у Антониды в руках, когда я её вытащил из дома. Такие шпаги - редкость! - положил он предметы на стол. - Поспрашиваем несколько дней, и хозяин непременно отыщется!
   - Нечего и искать, старик! Эта шпага принадлежит Антониде, а подарил ей её я, - печально сказал Малыш.
   Он взял клинок и ласково провёл по нему пальцами, вспоминая, как учил Антониду им пользоваться, извлекая из трости. Пальцы, скользя по полированной стали, неожиданно почувствовали на острие какую-то шероховатость.
   Так это же кровь! - воскликнул Ажен, повернув лезвие к свету. И действительно на кончике клинка темнело малозаметное бурое пятно, тронутое по кромке лезвия узкой полоской ржавчины. - Значит... - задумчиво начал он...
   - Значит Антонида в кого-то всадила эту шпагу! - перебил его Бенуа, - и теперь этот подонок ходит с отметиной.
   Мужчины переглянулись, подумав в общем об одном и том же.
   - Сволочи! - прошептал Малыш, до боли стиснув свои огромные кулаки.
   О'Коннон взял шейный платок, и начал его внимательно рассматривать.
   - А ведь на платке тоже следы крови, - показал он. И сложив порыжевшие края, добавил:
   - Ну конечно же - их рассекли клинком!
   Он примерил платок на шею:
   - Вот здесь у этого мерзавца, да заставят его черти лизать сковородку, должна быть рана! - показал он на место чуть повыше правой лопатки, где находился разрез.
   Вряд ли бы Антонида могла нанести такой удар. Ей было проще его уколоть, чем рубить наотмашь по спине, - засомневался Ажен. - Да и вряд ли бы бандит спиной повернулся.
   - Пожалуй ты прав, - согласился О'Коннон.
   - А может этим платком лицо прикрывали чтоб не узнали? - поделился догадкой Бенуа. - Куртизанки многих корсаров в лицо знают! Тем более Антонида в "Золотой сабле" танцевала, а через это заведение прошли практически все экипажи и жители Бастера. - Ну-ка! - взял он платок и прикрыл им лицо, завязав концы на затылке.
   - Конечно! Как я сразу не догадался! - воскликнул старик. - Теперь этот пасынок дьявола никуда не денется с такой меткой на роже. И когда ему наденут пеньковый галстук, вся Тортуга будет смеяться над этим неудачником, позволившим женщине проткнуть себя шпагой.
   - Посмотрите с какой стороны на платке крови больше, чтобы точно знать на какой щеке у него метка, - высказал свое мнение Ажен.
   Бенуа снял косынку и внимательно её рассмотрел.
   - Кровью пропитало одинаково, что с одной, что с другой стороны, - доложил Жак. Он перевернул платок наизнанку и опять завязал на голове, оставив открытыми только глаза. Разрез на платке переместился на другую сторону лица.
   - Любой со свежим шрамом на щеке может быть убийцей, - сделал вывод Малыш. - Но теперь мы хотя бы знаем кого искать!
   К поискам решили приступить незамедлительно.
   - Завтра я покажу вам место, где схоронили Антониду, - сказал О'Коннор.
   Хмурые охотники кивнули и под грузом навалившегося на них несчастья тяжело стуча сапогами покинули дом.
   - Ты знаешь Поль, - с тоской заглянул в глаза другу Бенуа, - после разговора с О'Коннононом, я уже не надеюсь, что Анна выжила. Её наверняка тоже убили в доме.
   - Я это сразу почувствовал, ... как только подошли к пожарищу, - печально сказал Малыш, смахивая слезу. - Их больше нет, Жак...
   - Будьте прокляты сволочи, да сожрут вас могильные черви! Я вас, подлые подонки, и на дне моря найду! - неистово сжал он кулаки секундой спустя.
  
  
   Г Л А В А 18
  
   Три дня буканьеры бродили по всем кабакам Тортуги. Но удача улыбнулась О'Коннону. Хозяин "золотой сабли" всё же приметил одного моряка с угрюмой физиономией из команды Монкара со свежим, чуть затянувшимся шрамом на лице. Беспалый Сэм сидел в одиночестве и потягивал потихоньку ром. То, что он был без товарищей, хотя корабль Кровавого Франсуа стоял в бухте и команда шумно пропивала последние пиастры, показалось старому корсару весьма подозрительным. Значит Беспалый чем-то провинился перед капитаном. Сама принадлежность этого человека к разнузданной команде Монкара, говорила, что от него можно было ожидать любой подлости, и он вполне мог быть замешан в убийстве и поджоге дома. Монкар подбирал себе на борт отпетых головорезов, не заморачивающихся человеколюбием и нравственностью.
   О'Коннон не мешкая послал людей отыскать буканьеров и принести из дома платок. Не прошло и часа, как платок доставили в таверну, а спустя ещё немного времени разыскали и охотников. Те пришли как раз вовремя. Сэм собирался уже уходить.
   - Эй, приятель! Не торопись поднимать якорь! У нас к тебе дело, - остановил его ирландец.
   - Ты никак решил расщедриться на бесплатную выпивку, старый задира?! Тогда вели, пусть принесут хорошего рома!
   - Клянусь своей саблей, парень! Я выставлю столько рома, сколько сможет принять твоя глотка, но бьюсь об заклад - тебе сейчас будет не до выпивки! - угрожающе сказал О'Коннон, вытаскивая из-за спины чёрную косынку.
   Пират побледнел, рука его привычно вскинулась к поясу, но вытащить пистолет ему не дали. С двух сторон на него навалились буканьеры.
   Сэм отчаянным рывком попытался вырваться, однако Малыш сдавил его с такой силой, что он завопил от боли, чувствуя, как трещат рёбра и сдвигаются кости в незажившей ключице.
   Гомон в таверне, прерванный этим звериным воплем, на мгновенье стих, и множество глаз уставились на пытавшегося вырваться корсара. Спустя минуту буканьеры оказались в кольце любопытных, привлечённых злобной бранью, которую посылал Сэм на голову Монкара и всех его девок.
   Моряки! - загремел голос ирландца, который не потерял былой силы. - Этот навозный червь несколько дней назад убил двух беззащитных девиц, парни которых были в море, и спалил дом по соседству с моим. Мало того, что он опозорил "береговое братство" убив жительниц Тортуги, он напал ночью, спрятав как трусливый шакал, своё подлое лицо вот под этой косынкой! - потряс О'Коннон платком. - Он даже не корсар! Ни один моряк никогда бы не позволил женщине расписаться шпагой на своей роже, - ткнул он пальцем в чуть затянувшийся рубец. - Он - куча дерьма, пахнущая хуже, чем немытый котёл у кока. Пеньковый галстук будет в самый раз этой гиене, пожирающей соплеменников. Смерть собаке! - выкрикнул старый пират.
   Флибустьеры угрожающе зашумели, и если бы не полдюжины губернаторских стражников, за которыми предусмотрительный ирландец послал слугу, то негодяй вряд ли бы выбрался живым из "Золотой сабли".
   Через три дня по приказу д'Ожерона его повесили.
   Кровавого Франсуа, вдохновителя преступления, смерть нашла ещё раньше. Беспалый Сэм, пытаясь уйти от виселицы, показал, что это Монкар приказал ему и Бешеному быку убить девок и поджечь дом. Словам капитана, что он приказал выгнать девок на улицу и сжечь дом, чтобы они вернулись обратно в бордель, никто не поверил.
   В тот же день Ажен послал вызов, а два пиратских корабля перекрыли выход кораблю Монкара из гавани. Вызов буканьера капитан вынужден был принять, иначе его могли вздёрнуть вслед за Беспалым, корсары были настроены решительно. А так губернатор всё отдал на божий суд.
   Понимая, что вряд ли добьётся победы клинком, капитан выбрал пистолеты. Здесь имелась своя хитрость. Если даже буканьер его ранит, то добивать было запрещено. Ведя бой на шпагах, никому из противников не запрещалось наносить добивающие удары. Пистолет для Монкара был выгоден.
   Стрелялись по сигналу с пятнадцати шагов. Такие условия дуэли выдвинул капитан. Жак специально по этому случаю купил в лавке буканьерский порох - тот горел чуть быстрее и бил резче. На полку засыпали толчёную мякоть, та сгорала почти мгновенно. Малыш, тренируясь, с пятнадцати шагов всадил пуль двадцать в поставленный на уровне головы пенёк. Стрелять он решил наповал, с твёрдым намерением убить Монкара.
   Зрителей набралось много, человек двести. Был и губернатор с охраной. Сигнал подал капитан стражи, выстрелив в воздух из пистолета. Для зрителей всё произошло мгновенно. Бухнул выстрел сигнала и тут же раздалось два выстрела дуэлянтов. То ли Ажен был быстрее и успел нажать на спуск раньше Кровавого Франсуа, то ли помогли тренировки и приготовления, но Поль знал, что его пуля достигла головы ненавистного капитана ещё когда у того горел порох на полке. От головы Монкара полетели ошмётки, вражеская пуля лишь царапнула плечо буканьера.
   - Это тебе за Антониду, ублюдок! - пошипел Ажен побелевшими губами, когда пират, раскинув руки, рухнул на прибрежный песок. - Да возьмёт дьявол твою душу Франсуа Монкар! - злобно выкрикнул он, чувствуя, что продолжает ненавидеть этого человека даже мёртвым.
  
  
   Г Л А В А 19
  
   Прошло несколько месяцев. Наступивший 1671 год для флибустьеров Тортуги начался небывалым событием.
   18 января огромный флот, собранный Морганом, вошёл в гавань Сан-Лоренцо. Тридцать семь кораблей выбросили на берег полторы тысячи готовых на всё головорезов. Такую огромную армию пираты ещё никогда не собирали. Подготовка велась в такой строжайшей тайне, что даже близкие к предводителю люди узнали о конечной цели этой военной компании только в последний момент. Панама - пуповина испанских владений, вот что влекло удачливого корсара. Сюда стекались неисчислимые сокровища инков со всего вице-королевства Перу, раскинувшегося от Карибского моря до Огненной земли. Из Панамы, по проложенной испанцами Королевской дороге, вереницы мулов везли захваченное золото и серебро через перешеек в Пуэрто-Белло, где ценности грузились на корабли для отправки в далёкую метрополию. Но не дорога интересовала корсаров, а самый богатый город на американском побережье. Панама - здесь было чем поживиться.
   Оставив на борту дюжину матросов под началом Ван Готорна, Джон Девис с остальной командой тоже высадился на берег, чтобы в составе флибустьерской армии пересечь перешеек и по суше выйти к Панаме.
   От испанского поселения и крепости, охранявшей гавань Сан-Лоренцо, практически ничего не осталось. Частокол с пушками и рвом, построенным для прикрытия устья реки Чагрес, выводившей к Панаме, был сожжён и разрушен. Посёлок тоже, уцелела лишь церковь. Восьмипушечный каменный форт нуждался в восстановлении. За десять дней до подхода всего флота Моргана с Санта-Каталины пираты под предводительством капитана Бредли согласно плана атаковали и взяли крепость. Битва была жестокой, испанцы дрались до последнего. И если бы не пожар, который удалось вызвать корсарам, используя зажигательные стрелы, крепость вряд ли бы удалось взять. Два штурма были испанцами отбито. Корсары понесли значительные потери: до сотни человек убитыми. Берег поэтому встречал невесело: запах гари и пепел. Морган подготовил пять речных судёнышек и свыше трёх десятков каноэ, которые должны были помочь его армии добраться до Панамы. Людей в лодки и на суда набили вплотную друг к другу.
   Продовольствие, чтобы унести как можно больше пороха и пуль, не брали, рассчитывая о еде позаботиться в пути. Не было у корсаров опыта снабжения сухопутных операций. Но уже первая деревенька, которую достигли далеко за полдень, навела на мрачные мысли. Жители предусмотрительно скрылись, а всё съестное было унесено с собой, или уничтожено. Даже недозрелые фрукты в садах оказались старательно оборваны.
   - Дьявол бы побрал этих гачупинов! - выругался Малыш. - Боюсь, что придётся поститься не только сегодня, но и всю неделю, пока не возьмём Панаму!
   - Ничего, Поль, потерпи малость. Глядишь завтра подстрелим какую-нибудь дичь! - поделился Бенуа с другом заботливо припасённым сухарём.
   - Вряд ли! Отряды, что идут впереди, распугали её на много миль вокруг, - мрачно сказал Ажен, уже десять раз пожалевший, что не бросил в сумку несколько кусков копчёного мяса. Его мощному телу требовалась пища.
   Ночь прошла спокойно. Удалось выспаться, на корабле такой возможности не было. Утро не принесло неожиданных неприятностей. Спустя час, после начала движения пиратской флотилии через перешеек к тихоокеанскому побережью, град стрел, выпущенных из зарослей унёс несколько дюжин человек в могилу. Индейцев отпугнули меткими выстрелами, сберегая пули для испанцев. Куна, испуская яростные вопли поспешили скрыться, чтобы спустя некоторое время напасть вновь. Их засады сопровождали колонну Моргана целый день. Из команды Дэвиса при первом нападении пострадал только комендор Клейтон, которому стрела пронзила левую руку. Обломав медный наконечник, Бенуа выдернул её, залил рану чертыхавшегося англичанина ромом, присыпал порохом и перевязал. В дальнейшем буканьеры глядели в оба глаза и дважды срывали индейские налёты своевременными выстрелами картечью из мушкетов по прибрежным зарослям. Только к вечеру индейцы оставили пиратов в покое, когда колонны достигли ещё одного испанского поселения, встретившее их, как и первое, полным безлюдьем. Видно, не смотря на все старания, испанцы что-то пронюхали о выдвижении Моргана в сторону Панамы и не оставили на пути корсаров, не обременённых обозами с продовольствием, ни одного места, где бы те смогли раздобыть провиант. Река обмелела, корабли дальше подняться не могли. Часть людей высадили на берег, (в том числе и команду Девиса), часть должна была передвигаться на каноэ.
   В небольшом котле, найденном в брошенном доме, две дюжины корсаров "Стрелы" сварили жидкую похлёбку из травы и кореньев, которая только обострила желание впиться зубами в хороший кусок мяса. Большинство запалило трубки, заглушая табаком спазмы пустого желудка.
   - Попробуйте завтра что-нибудь подстрелить, ребята! - обратился Дэвис к буканьерам. - А не то протянем ноги раньше, чем доберёмся до места.
   - Хорошо, капитан. Возьмём мили две в сторону от реки, может что-то и попадётся под выстрел, - ответил Ажен.
   На следующее утро они отдалились от колонны и взяли круто на север, петляя между многочисленных низких холмов, покрытых лесом. Часа через три Ажену удалось подстрелить тапира, вспугнутого в зарослях около водоёма. Пока Малыш разделывал тушу, Жак, вырезав со спины несколько кусков мяса, поджарил их на костре. После двухдневного голодания еда показалась восхитительной. Завернув мясо дикой свинки в шкуру, двинулись вслед за ушедшим на несколько миль отрядом.
   Настигли они его только вечером. Влажная болотистая сельва, которую предстояло пересечь, заставила Моргана сделать остановку.
   Как Дэвис не экономил, но добытого мяса хватило всего на два дня. В пищу пошли коренья, листья и даже змеи, пока пара корсаров не поплатилась жизнями от укуса ядовитых гадов. Сумрак, царящий под многоярусными сводами леса, переплетение лиан и корней, в которых зачастую приходилось прорубать проходы, запах гниения и плесени, исходивший от прелой листвы, где в изобилии водилась всякая мерзость, доводили моряков, привыкших к океанским просторам до безумия. Попадавшиеся болота с непролазными трясинами, отнимали у людей последние силы. Изголодавшиеся люди порой падали в болотную жижу, которая с бульканьем последнего проклятья торопливо смыкалась над обессиленным моряком. Но армия Моргана, мокрая, заляпанная с ног до головы грязью, пустившая в котёл кожаные ремни и сумки, неукротимо двигалась вперед в след за проводниками, подбирая ослабевших и пуще глаза оберегая оружие и порох.
   Поредевший лес, сквозь полог которого солнце уже временами могло протиснуть свои лучи, а высоко вверху глаз уже был в состоянии рассмотреть тревожно кричащих обезьян и порхающих птиц, приободрил людей, пробившихся сквозь этот гниющий ад.
   Лазутчики, высланные Морганом вперёд, вскоре вернулись с трофеем, который, для шатавшихся от голода моряков, стал подарком судьбы. Они пригнали стадо коров. Пол дня отдыха позволил собрать всех отставших и объединить силы.
   На восьмой день марша перед корсарской армией, составлявшей примерно тысяча двести человек, замаячили горы. Все каноэ вернули назад к речной эскадре, дальше хода на лодках не было. К полудню вошли в узкое заросшее ущелье. Здесь последовал ещё один налёт индейцев, возглавляемых испанцами. Стрелы летели из зарослей и приходилось огрызаться меткими выстрелами. Нападение индейцев было упорным, пока не убили ихнего касика. Корсары потеряли человек двадцать убитыми и ранеными. Все желали добраться до испанцев, перерезать им глотку и взять добычу. Появление врага взбодрило воинство Моргана. Ускорив марш, вышли в богатую долину. Здесь паслось много разного скота, который был немедленно перебит и освежёван. Повсюду горели костры, на которых жарилось мясо. На лошадях выскочил отряд испанцев, они что-то прокричали воинственное и скрылись. В эту ночь выспались все, за исключением редких постов.
   На девятый день, обойдя испанские засады вышли к Панаме. Раскинувшийся на берегу бухты город был великолепен. Несколько тысяч домов, сотни складов и конюшен.
  
  
  
   Г Л А В А 20
  
   Корсары заняли позиции на пологой горе. Внизу суетились испанцы, выстроившись тремя батальонами. Солдат было примерно в два раза больше чем пиратов, но это нисколько не смущало Моргана и его головорезов. Единственным преимуществом испанцев было наличие пушек, но в линии войск их не было. Улицы перекрывались баррикадами, вот там и можно было рассмотреть в подзорную трубу медные стволы орудий. На проведённом в соборе молебне испанцы поклялись драться до конца. Да они и понимали, что корсары никого не пожалеют, если захватят город, то предстоят пытки, бесчестье и смерть.
   С правого фланга показалось облако пыли, достигло вершины и устремилось на позиции пиратов, увеличивая скорость. Слышались лишь крики и щёлканье кнутов. Гачупины гнали на пиратов две тысячи быков. Навстречу выдвинулась сотня буканьеров, прекрасно понимая всю опасность таранного удара стада. Дружно ударили мушкеты, затормозив ту часть стада, которая шла по вершине. Затем ударили ещё раз, отпугнув звуками выстрелов дымом и свинцом животных. Направление движения стада с учётом десятка выбитых пастухов изменилось. После третьего залпа неуправляемое стадо начало скатываться под гору, разгоняясь всё сильнее. Испанский батальон, на который неслись животные начал разбегаться, но команду подали слишком поздно и несколько десятков солдат быки стоптали. Пираты тут же приблизились и начали отстреливать разбегавшихся людей. Остатки батальона не выдержав огня, отошли.
  
   -Заряжайте быстрее! - крикнул Ажен, свалив очередного всадника.
   Растянувшаяся в клубах пыли лента испанских кавалеристов была перед ним как на ладони. Он посылал пулю за пулей, каждым выстрелом сбрасывая очередного седока на землю. Пять человек торопливо заряжали ему мушкеты, не имея времени даже взглянуть на поле боя. Устойчивый ветер с моря сносил дым. Перестрелка велась вторые сутки, смолкнув лишь на короткую ночь. В первый день лучшие стрелки Моргана, используя рассыпной строй, повыбили значительную часть испанской пехоты, а теперь приканчивали кавалерию, затеявшую обходной манёвр во фланг корсарам.
   Не выдержав града пуль, посланных не знающими промаха стрелками, испанцы повернули коней назад. К своим позициям их вернулось не более трети.
   Воспользовавшись моментом Морган двинул своих людей на штурм. И хотя испанцы дрались отчаянно, а несколько пушек хлестнуло картечью, исход боя был предрешён. С рёвом, от которого мороз пробирал по коже, пираты сблизились и щедро раздаривая пистолетные выстрелы смяли последнее сопротивление. Взметнулись клинки, настигая спины бегущих солдат. Пираты добежали до уличных баррикад откуда вновь ударили мушкеты и картечь. Наступление приостановилось. Морган не хотел класть корсаров перед возведёнными на скорую руку укреплениями.
   - Пленных сюда! - скомандовал он.
   Англичане быстро приволокли несколько десятков пленных, в том числе женщин и детей. Замысел предводителя они поняли сразу. Пленных вязали на один канат в линию.
   Пираты укрылись за несчастными людьми, подкалывая их ножами и двинулись к укреплениям.
   - Посмотрим, как по вам свои стрелять будут! - гнали они испанцев вперёд. Защитники двух баррикад, посылая проклятья на головы корсаров отошли, не сделав ни одного выстрела. Лишь на следующей улице напали, попытавшись отбить пленных с тыла, где все и полегли. Пираты ринулись в прорыв и через два часа заняли весь город. Последний очаг сопротивления был подавлен на рыночной площади.
   Губернатор с остатками войск покинул город. Грабёж начался в тот же день. Город наполнился криками насилуемых женщин и воплями несчастных пленных, которых безжалостно пытали, чтобы выведать места, где спрятаны ценности.
   Впрочем, особо разнузданного разгула не было. Предусмотрительный Морган, ещё перед штурмом, запретил морякам пить вино, опасаясь ответного удара бежавших испанцев.
   - Передайте своим людям, - напутствовал хитрый предводитель капитанов, - пусть ни в коем случае не пьют захваченного в городе рома. Лазутчики доложили, что эти слуги дьявола подмешали почти в каждый бочонок ядовитое зелье. И я не хочу, чтобы через неделю наши кости клевали грифы!
   Кораблей в гавани не осталось. Испанцы успели погрузить королевское серебро и уйти в море. Все богачи тоже погрузили своё золото и драгоценности и ушли морем вдоль побережья или скрылись на островах. В гавани осталась лишь старая лоханка и несколько затонувших судов. При отливе их мачты вылезали из воды. Морган был в ярости. Сокровища испанцев были спрятаны или вывезены. В большинстве домов оставалось один-два раба для охраны жилища, и минимум жителей - бедняков, взять с которых нечего. История выдвигает две версии о причинах пожара: приказ Моргана и приказ губернатора. "Сжечь это змеиное гнездо до тла!" - приказал корсар, в ярости от упущенной добычи. Город запылал. Ветер играючи перекидывал языки пламени с улицы на улицу, огонь с рёвом пожирал испанские дома и постройки. Выгорела большая часть города и некому было отстоять от огня своё жилище. Черный дым и пепел закрыли Панаму.
   Через несколько дней Рыжий Генри приказал выслать в окрестности лазутчиков и выставить дозоры вдоль побережья на расстоянии десяти миль от города. Он не без основания полагал, что слухи о взятии Панамы уже достигли ближайших испанских поселений, и гачупины уже где-то копят силы для ответного удара, а корабли тихоокеанской эскадры движутся к Панамскому заливу. Вслед за лазутчиками были высланы крупные отряды корсаров, с целью захватить как можно больше пленных жителей, бежавших из города.
   На долю команды Дэвиса достался пост в восьми милях западнее города. Сначала там несли службу по двое, а дней через десять, когда моряки пообвыкли, капитан стал посылать по одному.
   Малыш ранним утром сменил опухшего от сна Бенуа и тот, поболтав с другом десяток минут, взобрался на лошадь и отправился восвояси. Расположившись в тени кустов веранеры, окутанной облачками красных, оранжевых и фиолетовых цветов, Ажен осмотрел горизонт и побережье. Не увидев ни паруса, ни дыма, он спокойно улёгся в траву, закинув руки под голову.
   Сигнальный костёр, сложенный на взгорке, был в двух шагах и Поль в любой момент мог его запалить, чтобы дымом подать сигнал о появлении испанцев.
   Время от времени он вставал, осматриваясь по сторонам, но кругом было тихо и ничто не вызывало тревогу.
   Часа через три с моря подул свежий ветер, разведя крутую волну, которая, сердито пенясь, накатывала на берег.
   Небольшую лодку, под двумя парами вёсел, Поль заметил неожиданно, всего в двухстах ярдах от берега. Подгоняемая ветром, та легко взлетала на гребень, чтобы тут же скользнуть между волн и появиться на двадцать шагов ближе.
   Ажен подобрал оружие и осторожно отполз в кусты.
   Лодка стремительно приближалась к полосе прибоя. Когда она ткнулась в берег, двое негров, соскочив в воду вытянули её подальше, и на песок спрыгнул богато одетый молодой испанец.
   - Подтяните её повыше! - приказал он рабам. Те, взявшись за нос лодки изо всех сил потащили её на берег. Было видно, как напряглись их чёрные, мокрые спины, а на руках вздулись верёвки мышц.
   Дальнейшее произошло настолько стремительно, что Поль не успел даже ахнуть. Испанец подскочил сзади к чернокожим и двумя быстрыми ударами кинжала расправился с обоими. Одного, очевидно только раненого, он перевернул и погрузил узкий клинок в грудь по самую гарду, наверняка проткнув беднягу насквозь. Заботливо вытерев лезвие от крови и вложив оружие в ножны, он повернулся кругом.
   Красная буканьерская рубаха Малыша, неожиданно появившаяся на фоне цветущей веранеры, лишила испанца на мгновенье дара речи.
   - Дьявол! - тут же опомнился он и, выхватив из ножен кинжал, резко повернулся и забросил его подальше в море. Секундой спустя он обнажил шпагу, даже не сделав попытки вытащить из-за пояса пистолет, возможно тот был разряжен.
   Малыш, отложив мушкет, тоже вытащил из ножен клинок, считая для себя бесчестным ухлопать противника пулей, не дав ему ни малейшего шанса. Они сошлись в пяти ярдах от кромки пенившейся воды.
   - Я, дон Аугусто Марио де Карсо! Клянусь всевышним мне не хочется убивать тебя корсар. Видно и среди вашего лютого племени попадаются порядочные люди, - сказал испанец, опуская шпагу.
   - Тогда сдавайся! Если найдётся кому заплатить за тебя выкуп, наверняка сохранишь жизнь, - нахмурился Малыш, с презрением посмотрев на (как ему показалось) струсившего испанца.
   Уловив этот взгляд, дон Аугусто поджал губы и залился краской гнева:
   - Защищайся, корсар! - сдержанно произнёс он. - Да пошлёт тебе всевышний лёгкую смерть! - еле слышно прошептал испанец, делая искусный выпад.
   Дон Аугусто был примерно одного возраста с Аженом или даже чуть младше. Он легко перемещался вокруг более грузного противника и чувствовалось, что руку ему ставил опытный фехтовальщик. Дважды он почти дотянулся остриём до груди едва успевавшего отбивать удары Поля. Ноги Малыша вязли в мокром песке, тогда как испанец, весивший в два раза меньше, только слегка его продавливал, беспрерывно атакуя более рослого и грузного противника. Через несколько минут затянувшегося поединка, де Карсо заметно устал, так ни разу и не коснувшись клинком корсара. Удары его потеряли первоначальную силу и стремительность, да и Малыш приспособился к манере ведения боя противником.
   Ловким движением Поль выбил шпагу из ослабевшей руки испанского гранда.
   - Сдавайся! - переведя дыхание, приставил он к груди испанца клинок.
   - Никогда! - прохрипел тот, рукой отбив шпагу и бросаясь на Малыша. Корсар, не стал его бить кулаком, побоявшись зашибить насмерть, а оттолкнувшись от испанца разорвал дистанцию, отпрыгнув назад. Испанец решив унести в могилу какую-то тайну, сам бросился на вражеский клинок. Наткнувшись на безжалостную сталь, он застонал и боком упал на окрасившийся кровью песок. Левая рука его с трудом нащупала висевший на шее крест, а губы шептали последнюю молитву.
   Ажен перевернул испанца на спину. Тот открыл замутнённые болью глаза и явно принимая своего противника за кого-то другого, улыбнулся ему широко и по-доброму:
   - Брат, я выполнил долг перед семьёй! Они не узнали ничего.... Карта....
   Не договорив, он так с улыбкой на устах и затих, устремив открытые глаза в безоблачное февральское небо.
  
  
   Г Л А В А 21
  
   Ажен долго и внимательно рассматривал найденную у испанца карту. Точнее это была даже не карта, а план, на котором во весь лист пергамента был вычерчен остров. Вычерчен несомненно опытной рукой картографа. А вот несколько тонких линий, проведённых свинцовой палочкой, наверняка принадлежали руке убитого гидальго.
   Малыш пристально вглядывался в них, стараясь разгадать их смысл. Но безуспешно. На обратной стороне пергамента та же рука вывела короткую надпись по-испански. Прочитать её ему тоже не удалось. Он и по-французски то практически не читал. Благодаря приходскому священнику, которому Поль прислуживал ещё мальчишкой, он выучился читать и писать своё имя.
   Когда Ажен, отвлёкшись от раздумий, поднял голову от карты, лодки уже не было. Высокий прилив накрыл тела убитых водой, а изменивший направление ветер унёс легкую шлюпку к востоку.
   Он опять растянулся под кустами, обдумывая случившееся. В поведении испанца ему было всё ясно, за исключением одного момента. Наверняка тот по поручению брата прятал семейные ценности. И даже то, что обезоруженный противник бросился на него, не имея не малейшего шанса, тоже было понятно. Когда заплечных дел мастера начинают закручивать верёвку на голове, так что трещит череп и глаза вылезают из орбит, расскажешь не только свою тайну, но и тайны всех приятелей и соседей. Странно было одно, что испанец в минуту опасности выкинул не карту с планом острова, а кинжал. Вот этот момент в поведении испанского гидальго был абсолютно непонятен Малышу.
   Догадка пришла неожиданно. Охотник торопливо развернул пергамент, отставив его на вытянутую руку:
   - Как это я сразу не сообразил! - пробормотал он и, бережно свернув план, замотал его в тряпку и спрятал в сапог.
   Когда начался отлив, Малыш почти до самых сумерек бродил по берегу, в надежде что волны может быть вынесут испанский кинжал из тёмных глубин. Но море не расщедрилось....
  
   Через два дня от пленных Ажен узнал всё, что ему было нужно. Как оказалось, дон Антонио де Карсо был в Панаме человеком новым. Его прислали из Санто-Доминго с полгода назад, в ответ на просьбу губернатора Панамы подыскать толкового человека для командования отрядом пехоты. Именно этот, весьма немногочисленный отряд, (кто пришлому доверит целый батальон?), сдерживал целые сутки правый фланг армии Моргана, уложив на подступах к городу не один десяток корсаров. Дон Антонио умудрился даже, сбив пиратский заслон, вывести вдоль побережья несколько сот жителей, прикрывая их остатками своего, почти истреблённого отряда.
   Но не воинские успехи де Карсо в обучении солдат, а свалившиеся на него милости губернатора и солидное наследство, вызывали зависть у многих пленных испанцев, которые охотно выкладывали корсару интересующие его сведения.
   Дон Антонио приехал в Панаму вместе с братом Аугусто не на пустое место. Их встретил и обласкал дядя, ставший после смерти их отца главою рода. Бездетный старик, приходившийся другом самому губернатору Панамы Пересу де Гусману-и-Гонзаги, души не чаял в племянниках. Собственно, это он и устроил, чтобы дона Антонио перевели с повышением на тихоокеанское побережье. Дяде принадлежало в городе три дома, гостиный двор и склады под серебро. За тридцать лет, проведённых на королевской службе почти безвыездно в этом городе, он скопил не мало. И всё это богатство месяц назад неожиданно отошло дону Антонио, после того, как дядя скоропостижно преставился, сгорев от болезни за два дня.
   Ходили всякие слухи по поводу кончины старика, но губернатор, ни минуты не сомневаясь в добропорядочности племянников, не позволил злым языкам поливать грязью достойное имя.
   Малышу даже показали уцелевший дом, где последнее время вместе с братом жил де Карсо. Дом оказался пуст и разграблен.
   Про остров, нарисованный на карте, буканьер тоже узнал без труда. Им оказался Табога - один из ближайших к городу островов. Чтобы не получилось осечки, надпись на обороте пергамента буканьер дал прочитать трём разным людям, предварительно скопировав её на оторванный от какого-то свитка кусок.
   Но даже Жаку Малыш не рассказал о случившемся. И не потому, что не доверял своему другу. Просто у него не было ещё одной вещи, чтобы проверить правильность своей догадки. А попадать на насмешливый язык Бенуа ему не очень хотелось. Малышу нужна была шпага де Карсо, гарда которой скорее всего являлась точной копией гарды кинжала, заброшенного в морскую пучину. Ажен знал об обычае толедских мастеров отливать одному заказчику одинаковые рукояти к клинкам. Именно такая пара, украшенная прикрывающими руку витыми завитками, принадлежала Лангедоку. Но пока шпага находилась у испанца, не о чем было даже и говорить. Подумав, план он перенёс на тонкий кусок щёлка и хранил на груди, а пергамент сжёг, тот для хранения был неудобен и мог попасть в чужие руки.
   День проходил за днём. Всё меньше становилось пленных, не подвергшихся пыткам, и всё больше становилось собранного золота и серебра. Через четыре недели армия Моргана тронулась в обратный путь, двигаясь по Королевской дороге. Добычу везли полторы сотни мулов. Гнали несколько сотен пленных, за которых хотели получить выкуп. Над городом, подожженным пиратами, поднимались столбы дыма, чёрной тучей закрывшие даже высоченную башню пылающего собора.
  
  
   Г Л А В А 22
  
   Ажен не забыл тот памятный поход. И не потому, что доставшаяся команде добыча оказалась смехотворно мала - по восемнадцать песо, а Морган с львиной долей добычи, уподобляясь обыкновенному вору, скрылся на корабле, направившись в Англию. А потому, что со временем, надеялся добраться до спрятанного клада. Это была возможность разбогатеть. Вспоминал Поль и Лауру, возможно даже чаще, чем погибшую Антониду. Наверное, от того, что когда-то пообещал её найти и слово не сдержал, а может и по какой-то другой причине. Но в памяти она всплывала часто. В бордель мадам Жозефины они с Бенуа больше не ходили, ходили в другой в соседнем посёлке.
   Это были уже не те молодые драчливые охотники, взошедшие три года назад на палубу корсарской шхуны. Ценя их ловкость, недюжинную силу и отвагу, ещё Девис подметил у них качество, которое не так часто встречалось среди моряков. Оба не теряли голову в бою и отменно видели все, что творилось на вражеской палубе. Эта непобедимая пара не только умело нападала, но всегда была готова прийти на помощь другим. Меткая пуля и остерегающий крик Малыша не раз спасали жизнь зарвавшемуся моряку, а нож Бенуа остановил руку не одного испанца, собиравшегося прикончить неосторожного корсара, не заметившего опасности в бешенной круговерти схватки. Через год капитан приказал Малышу заниматься тренировками стрелков, а Бенуа - обучением новичков (совместно с капитаном) сабельному бою и метанию ножей. После каждой схватки с испанцами команда несла потери. Хорошо, если два-три человека. Но в ожесточённых боях случалось и больше. А пришедших новичков, надо было дотягивать до уровня опытных рубак, переживших десятки абордажных схваток.
   Прозорливый Девис не жалел времени, обучая Ажена тонкостям судовождения и тактике морского боя. Через два года, когда испанское ядро оборвало жизнь Ван Готорна, Малыш уверенно занял его место, командуя партией призового судна. Юркий и смелый Бенуа уверенно выдвинулся в лидеры абордажников, увлекая бойцов на вражескую палубу. По мнению Малыша, командовал он не хуже Девиса и поспевал везде. Надо отметить, что на хорошо вооружённые суда испанцев, с командами в несколько сотен человек, капитан не нападал. Испанские галеоны, имевшие, как минимум, четыре десятка пушек, были его "Стреле" не по зубам. Вполне хватало обычных купцов с обычным товаром. Нападать на суда, перевозившие в Старый Свет добытое в рудниках золото и серебро, с тем, чтобы положить всю команду, Девис не собирался. А поход с Морганом отбил всякую охоту действовать совместно с другими капитанами. За два года "Стрела" захватила восемь судов и шесть пустила на дно, успев снять добычу. Вполне приемлемый результат для удачливого капитана.
   Место под сгоревшим домом, с подачи О' Коннона, буканьеры продали за пятьдесят пиастров. Подсчитав, что при трактирах жить дорого, приобрели себе в Бакстере домишко, скорее хибарку на две комнаты, чтобы в промежутках между рейдами было где преклонить голову. За два года, в отличие от многих членов команды, потихоньку скопили по сотне золотых, закопав их в земляном полу своего жилища. Оба рассчитывали со временем перебраться во Францию. Корсарская стезя могла закончиться только одним - увечьем или смертью!
  
   Летом 1673 года "Стрела" курсировала в ста милях севернее Санто-Доминго у южной оконечности Багамских островов. Вполне перспективный район для следования судов к Санто-Доминго, Кубе, Флориде, побережью Мексиканского залива и Карибского моря. Парус, появившийся с востока заметили чуть после полудня.
   - Спрячься за остров! - приказал капитан Девис рулевому, рассчитывая преподнести торговцу неожиданный сюрприз. Шхуна изменила курс и зашла за один из мелких островков. Ждали два часа. Наблюдатель с подзорной трубой на мачте доложил, что идёт испанский флинт, от восьми до двенадцати пушек с высокой кормой. На корме по четыре пушки с борта. Есть ли орудия на палубе рассмотреть не удаётся.
   Капитан Себастьян да Торья испытывать судьбу не стал. И после доклада из бочки наблюдателя, что заметил парус, спрятавшийся по правому борту за острова Кайкос, изменил курс, взяв южнее, ближе к островам Теркс. Может чьё-то судно держало курс вдоль Багамских островов, а может там действительно поджидал пират. Эти воды были опасными. "Святая Каталина" держала ход восемь узлов и через двенадцать часов должна была достичь побережья Санто-Доминго. Помимо груза для столицы, капитан да Торья вёз свою дочь, донну Исабел семнадцати лет. Тётка обещала пристроить её в свиту жены генерал-губернатора, чтобы в дальнейшем подыскать выгодную партию. В Испании кабальеро, желающих взять в жёны тощую некрасивую девицу, не нашлось. Ну да в Новом Свете женщин поменьше и требования к невестам не так высоки. Благо приданое отец собрал значительное.
   - Всех наверх! Ставь паруса! - прокричал испанский капитан, наблюдая в подзорную трубу, как из-за подозрительного острова выскакивает корабль. - Приготовиться к бою!
   Испанцы выставили на мачты всё, что у них было и "Святая Каталина" заметно прибавила хода. Через полчаса торговец вышел из поля зрения корсаров укрывшись за островом. Острова Теркс, окружённые коралловыми рифами, были низкими и болотистыми. Кое-где по берегам имелись мангровые заросли. На нескольких островах росли сосны, а на Солёном острове в соляных болотах можно было добывать соль. В жаркий сезон, начиная с апреля, берега болот становились белыми - солнце само испаряло воду. Болота мелели до очередного тропического ливня.
   Девис не сомневался, что "Стрела" догонит испанца. Шхуна споро резала воду, устремившись за пытавшимся уйти торговцем.
   "Часа полтора, не меньше, - оценил продолжительность погони капитан. - Узлов десять идут".
   Вооружение на испанских кораблях устанавливалось согласно выполняемых задач. Пушек для кораблей не хватало. И хотя были открыты литейные мастерские в Севилье и Льерганесе, но кораблестроители всё время увеличивали количество орудий на галеонах и государственные литейные производства не успевали производить нужное количество. На "Санта Каталине" стояло десять пушек - восемь двенадцати фунтовых и две, на носу, по двадцать четыре фунта. Хотя можно было поставить двадцать орудий. Имелось правда ещё четыре берсо - легких однофунтовых вертлюжных пушки. Эти заряжались с казны маленькими ядрами или картечью. Имея достаточно высокую скорострельность, предназначались для отражения абордажа. С 1636 года устанавливались примерные нормы численности экипажа королевского флота: один матрос на 6.5 тонн водоизмещения судна и один солдат на 4 тонны. Поскольку испанский флинт значился вспомогательным судном, норм особо не придерживались. На судне имелось двадцать пять мушкетёров - эскадрон во главе с лейтенантом, двадцать пять пикинеров и алебардистов, семнадцать канониров и тридцать матросов. Вместе с капитаном, включая офицеров, пассажиров и чиновников на борту "Святой Каталины" находилось сто четыре человека - вполне достаточно, чтобы отразить нападение пиратского корабля.
   Себастьян да Торья был опытным капитаном, и пока пересекали Атлантику, при отсутствии капитана пехоты, провёл десяток совместных тренировок матросов, солдат и артиллеристов. Каждый в команде знал своё место и порядок действий. Рулевой перевернул тридцатиминутные песочные часы, ударил в склянку и юнги начали читать положенные молитвы: "Отче наш" и "Богородице Дево" (Ave Maria). Канониры стояли возле своих заряженных орудий. Солдаты, оказав помощь артиллеристам, выстроились на палубе, под предводительством двух лейтенантов.
   - Выделите для охраны двух надёжных мушкетёров, умеющих управляться с вёслами, - приказал да Торья лейтенанту де Сальеро. - Я собираюсь высадить женщин на берег, чтобы не подставлять их под пиратские пули и ядра. Как отправим корсара на дно, женщин после битвы снимем.
   - Слушаюсь сеньор капитан, - ответил командир мушкетёров, вполне понимая отцовские чувства капитана. Небольшую шлюпку загрузили необходимыми вещами для донны Исабел и служанки, припасами и водой. Солдаты озаботились пороховым зельем, пулями и картечью. Обходя остров вокруг и подобрав подходящее место, да Торья приказал спустить шлюпку.
   - Разделаемся с пиратами, - сказал он дочери, вручая запасную подзорную трубу, - мы вас с острова снимем. Не волнуйся. Кораблей здесь ходит много, до Сан-Доминго меньше ста миль. Испанский флаг видно издалека. Да сохранит вас Господь! - перекрестил капитан дочурку поцеловав в лоб.
   "Санта Каталина" развернулась и пошла навстречу пиратскому кораблю, собираясь напасть, как только корсар станет огибать восточную оконечность Большого Теркса. А Себастьян да Торья еще долго смотрел назад, наблюдая, как шлюпка вошла в ручей и скрылась в зарослях острова из вида.
   Испанец приказал перетащить два орудия и все берсо на правый борт, рассчитывая ударить по пирату на встречном курсе, оказавшись с наветренной стороны между островом и вражеским кораблём. А дальше действовать по уставу - идти на абордаж, причесав сначала картечью, а затем ручными гранатами. Пушки в течение пятнадцати минут перетащили, зарядив ядрами и книппелями.
   Из-за мыса выскочили удачно, оказавшись в двух кабельтовых от корсара.
   - Носовые орудия, огонь! - скомандовал испанец, посчитав момент очень удачным.
   Испанские канониры, поправив прицел, ударили из двух двадцати четырёх фунтовых орудий и довольно удачно, сорвав книппелями парус и часть рангоута на грот мачте пиратской шхуны. Корабли быстро сближались и проходя мимо друг друга разрядили все бортовые орудия. Промахов не было. У пиратов пушки были заряжены картечью и часть испанцев на палубе попало под выстрел. Шесть ядер ударило по пиратскому кораблю. Полетели щепки от палубы, разбили одну пушку. Борт у флинта был выше и стрелять удобней. Четыре берсо тоже выпустили картечные заряды, проредив рассыпавшихся по палубе корсаров.
   Да Торья приказал перезарядить орудия картечью и готовиться к абордажу. Флинт не торопясь развернулся и начал настигать пирата, забирая мористее и стараясь подставить пирата под правый борт. Шхуна, лишившись части парусов сбавила ход, и испанцы её постепенно догоняли. Остров удалился уже на три мили, когда испанцы догнали "Стрелу".
   Ударили сначала два носовых орудия, засыпав палубу корсара картечью, а когда сблизились на пистолетный выстрел, начало стрелять всё, что возможно. Оставшиеся мушкетёры успели дать один залп, растянутые в одну линию вдоль корабля. Пикинеры, образовав двух шереножный строй, ждали команды у противоположного борта. После выстрелов орудий корабли сцепились. Испанцы по команде капитана успели забросить на шхуну десяток гранат и ринулись на приступ. Эти гранаты и сыграли свою роль, сметя десяток корсаров. Испанцы опередили абордажников "Стрелы" буквально на секунду, не позволив ударному корсарскому отряду взобраться на палубу "Санта Каталины". Началась рубка на палубе шхуны, перемежаемая пистолетными выстрелами и буханьем мушкетов уцелевших мушкетёров. Пяток пиратских стрелков, висевших на снастях, прореживали испанцев сверху. Но их через несколько минут сняли удачными залпами из вертлюжных пушек. Через пять минут стало ясно, что команда "Стрелы" терпит поражение. Десяток уцелевших корсаров оттеснили к корме и только недюжинная сила Малыша, отрубавшего наконечники пик и махавшего палашом так, что свистел воздух, позволяла сдерживать нападавших испанцев. Хотя всем было ясно: залп сверху мушкетов или берсо, поставит точку в этом сопротивлении.
   - Я в крюйт камеру, - сказал Девис Малышу и нырнул в люк.
   - Кто не умеет плавать, дерутся до конца! - прокричал Малыш по-французски. - Остальные за мной!
   Потянув за собой Бенуа, он ринулся в воду. Ещё три пирата прыгнули следом. Остальные продолжали остервенело махать клинками шепча про себя молитву, защищая люк и давая возможность капитану умереть достойно.
   - Прочь от шхуны! - скомандовал буканьер, начиная грести к видневшемуся берегу. Они успели отплыть на пятьдесят шагов, когда сзади раздался взрыв. Все оглянулись. Оба корабля вспыхнули как свечки. Взрывы продолжались ещё две минуты - взрывался порох, приготовленный для орудий на палубе. Сверху падали обломки, доски и мусор. Дормута ударило сверху какой-то железякой, и он ушел под воду. Отплыли ещё на пятьдесят шагов, наблюдая за агонией. Испанец тоже, очевидно, получил от взрыва пробоину в борту, но тонул медленно. "Стрела", не будь связана абордажными крючьями с вражеским кораблём, давно бы ушла на глубину, а так просто настойчиво тащила врага за собой в морскую пучину. На батарейной палубе испанца тоже начал рваться порох и "Санта Каталина" запылала энергичней.
   - Подыскиваем себе подходящие обломки и плывём к острову! - распорядился Ажен. Спасательных средств вокруг плавало много. Поль забрался на два связанных обломка бревна, вполне державшие его и позволяющие грести и приподнявшись, осмотрелся. Корсары тоже выбрали себе по деревяшке и готовы были двинуться в путь. Буканьер обрезал палашом, который так и не бросил, лишние верёвки с куска реи, и забрал концы с собой - пригодятся.
   - Жак, - крикнул он другу, - перед тобой бочонок с вином плавает из запасов капитана, мир его праху! Прихвати, может пригодиться. Пистолеты, кому мешают, можно выбросить, ножи и кинжалы оставить! Гребём потихоньку. Через полмили нас будет поджимать к острову течением.
   Ажен подождал пока корсары соберутся в плотную группу, лёг на живот и начал грести руками, направляя свои брёвна в сторону острова. Палаш сунул в щель между брёвен, и взять быстро можно и держится надёжно.
  
   Г Л А В А 23
  
   Ручей, по которому поднялась шлюпка был невелик. Но пресная вода сдерживала рост кораллов, и в рифе имелся проход, вполне позволявший подойти к берегу и более крупной посудине. Шлюпка прошла вверх против течения с сотню шагов и приткнулась к берегу среди сосен. Удаляться далеко не было смысла. К исходу дня отец обещался дочь с острова забрать. Сигнал должны были подать выстрелами из пушки. Вещи поэтому разгружать не стали, вытащили только часть провизии. Дона Исабел отправила одного солдата на побережье наблюдать за морем, вручив ему подзорную трубу, второму поручила изготовить шалаш на случай непогоды. Служанка Мариэлла, симпатичная брюнетка двадцати лет, уже расстелила на земле одеяло и предложила сеньорите сесть отдохнуть. Мушкетеров, выделенных для охраны, звали Сервио и Хуан. Оба были в летах и разменяли третий десяток. Поэтому их лейтенант, наверное, и выбрал. По крайней мере эти двое не будут заглядываться и приставать к молоденьким.
   Хуан топором срубил толстую жердь и привязал её между двух сосен параллельно земле. Это жердь стала коньком крыши. Затем притащил из зарослей еще десятка два жердей потоньше и подлиннее, и уложил на конёк, образовав каркас шалаша. Кусками верёвки всё связал, чтобы каркас не рассыпался. Низ жердей прибил к земле рогульками.
   - Вроде крепко, - подергал он строение руками, пробуя на прочность.
   Затем начал таскать охапки веток с большими широкими листьями, делая крышу.
   - Я пойду пройдусь по берегу, пальму поищу, - сказал солдат, надумав сверху уложить ещё пальмовые листья. В это время раздался звук далёкого взрыва, который услышали все.
   - Сначала посмотрим, что там произошло, - сказала сеньорита Исабел, поднимаясь с одеяла и направляясь к морю. Хуан взял мушкет наизготовку и устремился вслед за сеньоритой и служанкой. Навстречу уже бежал Сервио.
   - Беда сеньорита, - зачастил он. - "Каталина" вступила в бой с пиратом и сбила ему парус, а затем взяла на абордаж. Но пират взорвал свое судно и наш корабль горит. Далеко, но рассмотреть можно. Девушка взяла протянутую подзорную трубу и, не удержавшись, ринулась бегом вдоль ручья. Слезы текли по лицу, а губы шептали: - Спаси его Господи! Спаси его Господи!
   - Вон там, - догнал её Сервио указывая влево, где действительно в море что-то горело, выбрасывая к небу шлейф чёрного дыма.
   Исабел приложила к глазу трубу. Разобрать было несложно: горели два сцепившихся вместе корабля.
   - Как вы думаете, уцелевшие смогут добраться до острова?
   - Несомненно! - ответил Сервио. - Тут и плыть то с милю всего.
   "Если течением мимо не пронесёт", - подумал Хуан, но вслух этого не сказал, не желая расстраивать добрую и отзывчивую девчонку.
   - А мы сможем им помочь, если поплывём навстречу? - спросила Исабел.
   - Сможем. Если поплывём вдвоём с Хуаном. Но вы сеньорита останетесь на острове без защиты. Вряд ли на нём кто-то есть, но мы этого точно не знаем.
  
   - Тогда бегом назад, - распорядилась Исабел. - Выгрузите все вещи и оставите нам оружие.
   Все быстро вернулись к шлюпке. Выгрузили сундук с вещами сеньориты и три мешка. Один с продовольствием. Солдаты оставили девушкам мушкет, снарядив его картечью, пистолет и все запасы пороха и пуль. Взяли бочонок с водой и столкнув шлюпку поплыли. Сеньорита наблюдала за ними в трубу. Шлюпка двигалась довольно быстро и через минут сорок уже подходила к горевшему кораблю. Пиратский корабль к этому времени ушёл под воду, а "Каталина" ещё держалась на плаву. Крюйт-камера на испанце взорвалась еще через час и многострадальный флинт тоже затонул, выпустив в небо прощальный фейерверк. Лодка дважды причаливала к берегу, выгружая людей, спасшиеся были. Это сеньорита Исабел знала точно. Еле заметная шлюпка еще долго кружила на месте боя и ближе к вечеру причалила к острову. Мариэлла предложила вернуться к шалашу, подкрепиться и попить. Ясно, что всех, кто не утонул, спасли.
   Девушки пошли назад. Мариэлла тащила мушкет, а Исабел несла подзорную трубу и пистолет. На стоянке кто-то побывал. Унесли одеяло, маленький мешок с продовольствием и топор. Заброшенные в кусты вещи на берегу ручья воры не нашли. Мариэлла ругалась последними словами, обещая подстрелить воришек, как только появятся снова. Девушки достали из сундука новое стёганное одеяло, предназначавшееся Исабел в приданое и, расстелив его, забрались в шалаш. Поели сыра и копчёного мяса из большого мешка. Попили вина из бутылки, положенной заботливым поваром. Начало темнеть и им было страшно. Натянутые нервы отзывались на каждый шорох и треск ветки. Они не спали. Исабел была твёрдо уверена, что отец обязательно придёт, или пошлёт кого-нибудь.
   - Это где-то здесь, сеньор капитан, - раздался голос Хуана.
   - Исабел! - закричал дон Себастьян да Торья во всю мощь своей глотки.
   - Отец, отец! - выскочила из темноты дочь и бросилась ему на шею. Все страхи позади, есть папа, который её защитит. Бог услышал её молитвы и спас отца.
   - Спаслось двадцать восемь человек, - сообщил капитан. - Ты молодец, что отправила шлюпку. Половина обязаны тебе жизнью.
   Хуан достал кресало и высек огонь, разводя костёр. К костру начали подходить из темноты моряки.
   -А у нас были воры, - сообщила дочь. - Украли пока мы с Мариэллой сидели на берегу одеяло, топор и мешочек с едой.
   - А остальное и твои вещи? - спросил капитан.
   - Остальное цело, видно не нашли в кустах, или не было времени всё обшарить. Там есть целый мешок с продовольствием, - сообщила дочь.
   - Еда - это хорошо, - подобрел капитан. Он только сейчас сообразил, что стал на тысячу двойных луидоров богаче, отправив корабельную казну вместе с приданым дочери на берег. Теперь все считают, что она лежит на морском дне. - Жалко оружия практически нет, - продолжил он разговор.
   - У нас в шалаше есть мушкет, пистолет, порох и пули, - сообщила дочь.
   - Хуан, забери всё оружие в шалаше у сеньориты! - распорядился капитан. Мушкетёр мигом исполнил приказ, забрав свой мушкет и пистолет. Пистолет он вручил капитану:
   - Возьмите сеньор капитан, он вам пригодится!
   Да Торья засунул пистолет за пояс и сказал:
   - Пошли, покажешь, где сгружали вещи, там должен быть мешок с едой. А ты доченька иди отдыхай, погладил он её по голове, понимая, что избежал смерти только по воле господа.
   Костер разгорался всё сильнее, через несколько минут капитан с Хуаном вернулись, неся мешок с припасами.
   - Лейтенант, разберитесь с содержимым и выдайте людям что-нибудь перекусить, - распорядился капитан. Де Сальеро оказался единственным офицером, уцелевшим в бою. Первым взрывом его сбросило в воду, и он в кирасе сумел продержаться достаточно долго на плаву, пока не удалось зацепиться за подходящий обломок.
   - Будет сделано, сеньор капитан.
   Лейтенант начал сортировать продукты, выкладывая их на траву. Выдал по сухарю и куску солонины из керамического горшка, затянутого промасленной парусиной. Собственно, запасов еды на тридцать человек хватало на день. Самой ценной вещью в мешке, при их положении, оказался небольшой котёл, в котором можно было что-то сварить. Ракушки, рыбу, лобстеров, птицу, если удастся поймать.
   Ночь прошла спокойно. Утром оставленный моряк и Сервио с мушкетом пригнали к ручью шлюпку. При виде посудины моряки повеселели. Можно было выдвинуться навстречу проходящему кораблю. Васкес - (заботливый повар) погиб, и сейчас стал вопрос приготовления пищи. Вызвался только Торес. Кашу сварить в котле он умел. Пять человек при одном мушкете капитан отправил на охоту, приказав осмотреть окрестности.
   - Имейте в виду, - инструктировал он разведчиков, - на острове есть люди. Ссор с ними не затевать, в бой не вступать, только если нападут сами. Наша задача выжить до прихода корабля, а не затевать войну на суше.
  
   Все вещи сеньориты Исабел перетащили к ней в шалаш. Выставили наблюдателей на мысу, остальных капитан разбил на две группы - строить шалаши от дождя и добывать еду на берегу и у рифов. Ловцы сделали себе деревянные копья, заточив острия, благо ножей хватало и двинулись к берегу. На охране лагеря остался Хуан. Лейтенант повёл дюжину строителей, вооружённых четырьмя абордажными саблями на рубку шестов и веток. Верёвки были. Когда шлюпка шла в третий рейс к месту боя, капитан приказал нарезать концов с такелажа и вообще посмотреть может плавает что-то ценное - бочонки с порохом, маслом, вином. На безлюдном острове всё пригодится. Бочонка выловили два: с порохом и маслом. Бочек плавало много, но бочку вдвоём в лодку не затащить. В третьем рейсе спасли двоих.
   Да Торья подумал и решил послать всё-таки шлюпку с тремя моряками. На корабле ещё оставалось шесть бочек с солониной. И он точно видел одну в воде. Это бы решило вопрос еды на неделю. Если не удастся затащить в лодку, найденную бочку надо обвязать верёвкой и дотащить на буксире. Да и у пиратов что-то взрывом выкинуло наружу. Он назначил трёх моряков из команды и приказал отправляться, перекусив и взяв воды. Воду набрали в горшок из-под солонины, остатки которой Торес засыпал в кашу. Из запасов новый повар выдал гребцам по куску сыра, сухарю и небольшому кусочку копчёного мяса. Те были рады и такому завтраку.
   Приказав Хуану не отходить от девушек, капитан спустился к берегу посмотреть, как у рыбаков идут дела. Дела шли хорошо. Море оказалось щедрым. Поймали уже два десятка больших лобстеров, набрали фунтов двадцать мидий. Копьём взяли восемь рыб, вполне приличных - фунта на четыре каждая. К рыбе моряки привычны. По королевскому Уложению в испанском флоте три дня в неделю в постные дни давали рыбу. В основном селёдку, засоленную в бочках. На душе у капитана отлегло. Даже если посланные моряки не отыщут солонину, а охота не принесёт дичь, море позволит им выжить и не умереть с голода.
   Когда капитан вернулся назад, повар снял уже котёл с огня. Каша прела, накрытая пальмовыми листьями, распространяя аромат оливкового масла.
   - Сеньор капитан, - доложил Торес, - через пять минут каша будет готова. Я добавил туда остатки солонины и оливкового масла, должно быть вкусно. Вместо мисок заготовил куски пальмовых листьев. Вместо ложек нарезал рогульки.
   - Молодец, - похвалил капитан. - Всё правильно сделал. Можно приглашать рыбаков. У них, кстати отличный улов. Как съедят кашу, надо будет тут же сварить рыбу и лобстеров. Маловат котёл - человек на двадцать всего,- посетовал капитан.
   - Нас тридцать два человека. Охотники ушли, на шлюпке тоже. Осталось двадцать четыре. Надеюсь всем достанется, - привёл свои подсчёты повар.
   - Хуан, пройдись до берега! Пригласи рыбаков на приём пищи! И пусть улов несут! - распорядился капитан.
   Мушкетёр оставил пост и помчался вдоль ручья к морю. Есть хотелось всем.
  
  
   Г Л А В А 24
  
   Корсары после того, как достигли берега отдыхали недолго, прекрасно понимая, что уцелевшие испанцы будут высаживаться вслед за ними. У врага уцелела ещё и маленькая шлюпка, которая появилась неизвестно откуда. Ажен предложил выдвигаться на противоположную западную оконечность острова. Все согласились. Из нормального оружия был только палаш Малыша и четыре боевых ножа Бенуа.
   Шли по лесу, в сотне шагов от берега. Бенуа впереди, затем Ален и Рубленный, замыкал Малыш. Лес сначала был лиственный, а когда обошли небольшое болото с белой соляной оторочкой, перешёл в хвойный. Жак встал на еле заметную тропинку и двигались свободно. Примерно через две мили наткнулись на новенький шалаш.
   Бенуа быстро прошмыгнул по окрестностям.
   - Две молоденькие девчонки с мушкетом и пистолетом сидят на берегу. Одна наблюдает в подзорную трубу, вторая беспрерывно болтает по- испански. Можем разжиться оружием, - доложил он.
   - Это, скорее всего, гачупины высадили своих женщин перед схваткой, чтобы под случайное ядро не попали. Наверняка и охрана есть, - сказал Рубленный, корсар, лицо которого пересекал шрам от сабли.
   - Нападать на женщин не будем. Пальнут с дуру, и у нас раненый или труп появится. А если они с испанского флейта, то выжившая команда нас будет гонять по всему острову, пока не убьёт, - принял решение Малыш. - Забираем топор, продукты и двигаем.
   Посланный в шалаш Ален забрал ещё и одеяло.
   - А это то зачем? - спросил Малыш.
   - Хоть спать на чём будет, - невнятно ответил Ален, понимая, что одеяло забрал зря. Корсары - не женщины, спать на мягком. Про топор девчонки не вспомнят - не они им работали. Про еду забудут, что там той еды - на раз перекусить, а вот одеяло будут помнить долго, хотя красная цена ему два песо.
   Отошли от шалаша миль на шесть и встали. Уж больно место хорошее попалось. Чистое пресное озеро с песчаным дном. От солнца сосны прикрывают. Обошли его кругом, с противоположной стороны обнаружили водопой. Судя по оставленным следам, что-то небольшое с раздвоенными копытцами, типа козочки. Значит какая-то живность на острове была. Искупались, постирали одежду от морской соли, чтобы не стояла колом, съели украденные продукты и завалились спать. Прежде чем заснуть, поговорили о проигранном бое. Сошлись на том, что корсарам противостоял подготовленный экипаж с умелым капитаном. Атака гранатами перед абордажем поразила всех. На палубе "Стрелы" сразу выбило не меньше десятка корсаров. И тут же испанцы, не промедлив ни секунды, бросились вперёд. Атаковало человек сорок, а уцелевшие после картечи мушкетёры на абордаж не пошли, а били с высокого борта на выбор. А поскольку экипаж флейта превышал численность экипажа шхуны раза в три, то итог закономерен. Бой был проигран.
   Поднялись вместе с солнцем, умылись, попили водички и двинулись дальше. Ажен хотел выйти на западную оконечность острова. Корабли огибали этот остров с востока или запада. На востоке расположились испанцы, им оставался запад. К середине дня вышли на оконечность. Выбрав место, где не было мангровых зарослей спустились к морю. Место было плохое. В ста шагах от острова торчали коралловые рифы сплошной грядой и вряд ли хоть один капитан рискнёт направить сюда шлюпку. Но имелось и хорошее - вся полоса между рифом и берегом кишела рыбой. Её было видно сквозь спокойную прозрачную воду. Оставалось только выловить.
   Срубили четыре деревца, и сделали подобие острог. Поль на конце нарезал ножом несколько зарубок, чтобы рыба после удара с копья не соскакивала. Разделись и полезли в воду.
   - Бейте ближе к себе, - дал полезный совет Ажен. - Вода искажает, на самом деле рыба ближе, чем кажется. Ударьте и посмотрите, куда попало копьё. Заметьте это место на дне. Как только туда подойдёт рыба - бейте!
   Он нанес несколько ударов и на остроге забилась вполне приличная рыбина. Выбросил её на берег. Стояли они не глубоко, чуть повыше колена и рыба шныряла между ног. За час набили штук двадцать и вылезли на берег. Если бы не надели рубахи, сгорели бы напрочь. Солнце палило нещадно. Рыбу почистили, выпустили кишки и промыли в морской воде. На потроха сразу накинулась морская мелюзга. Ален в это время занимался костром - он был единственный, кто курил трубку, и в кожаном мешочке на поясе нашлось огниво, трут и табак. Вчера у озера он всё это добро просушил, разложив на листьях лопуха. Так что огонь корсары развести могли. Рыбу насадили на прутья и начали жарить над костром.
   - Пресновато маленько, - прожёвывая очередной кусок, сказал Жак. - Надо будет соли набрать у того болота, что вчера видели.
   - Да, - согласился Малыш, - соль нам не помешает. Можно будет присолить в запас.
   Наелись от пуза. Дожарив остатки, двинулись вдоль побережья. С берега удалось высмотреть в рифе разрыв. Надо было найти место для стоянки с пресной водой, и место, где бы их смогло снять с острова замеченное судно. Через час ходьбы подошли к очередному ручью, который впадал в море. Был он глинистый, тёк видно из болот в середине острова. Но в камнях, под защитой деревьев, в пятидесяти шагах от ручья обнаружился чудесный родник. Место подходило как нельзя лучше. Смешанный лес обеспечивал укрытие. Имелась вода. Могла пристать к берегу шлюпка. С берега открывался обзор на запад, север и восток.
   Часа за три соорудили в окружении деревьев просторный шалаш, где могли улечься все четверо. Крышу перекрыли плотно, в расчёте на тропический ливень, который мог идти несколько часов. Шалаш получился на пригорке, и вода должна была стекать в направлении ручья. За этими заботами день и закончился. Доели рыбу, допили бочонок с вином и улеглись спать. Охрану не выставляли. Испанцы находились на другом конце острова, и вряд ли здесь имелись другие жители кроме них. Крупных хищников не могло быть по определению - на маленьких островах им нет пищи.
   С утра опять занялись ловлей рыбы. Есть хочется всегда. Набили много, штук тридцать. Ален остался на берегу, он потрошил и перекладывал рыбу травой, спасая от мух. Пока обсыхали, уже горел костёр и горячий сок капал на угли с нанизанных на прутья тушек. Малыш натащил к костру здоровых камней, чтобы удобно было сидеть. Жизнь потихоньку налаживалась.
   - Я после обеда схожу на разведку и соли наберу, - сказал Бенуа.
   - Только рубаху буканьерскую сними, а то за милю видно. Попроси Алена он тебе свою безрукавку даст. А мы пойдём рыбу заготавливать, в расчёте, что ты принесёшь соль.
   С распоряжением помощника капитана никто не спорил. Ален, как закончили есть, безропотно снял свою кожаную безрукавку, завязывающуюся на три шнурка на груди и отдал Жаку. Тот вручил ему свою красную шёлковую рубаху.
   Бенуа пересекал остров по диагонали. И вышел почти точно к лагерю испанцев. Пришлось, правда, попетлять в середине острова, обходя многочисленные болотца. Но сплошного болота, как опасался Жак, не было. А вот змеи были. Но высокие кожаные сапоги защищали надёжно. Он срезал себе палку с рогулькой на конце и мог отшибить змее голову или прижать к земле. Змеи разбегались, а одна попыталась атаковать, за что и поплатилась.
   "Было бы в чём варить, можно было бы набить с десяток - всё мясо" - подумал охотник. "Положить правда некуда!" Под соль ему дали кусок одеяла и верёвки, чтобы он мог завязать добычу в узелок.
   Испанцы разбили лагерь у ручья. Рядом с шалашом девчонок стояло еще несколько. Над костром висел котёл, и что-то там варилось. "Десятка три" - оценил численность гачупинов буканьер. Человек шесть вытолкало к шалашам здоровенную бочку. Маленький испанец весело суетился около неё, показывая, где ставить, чтобы было в тени. Насколько корсар понял из доносившихся разговоров, в бочке была солонина. Понаблюдав минут десять за испанцами, Жак отполз подальше в лес и направился к тому болоту, где по берегам видел соль.
   Испанцы здесь уже побывали. Об этом говорили следы. Тоже набирали соль. Бенуа обошёл болото по кругу и устроился в кустах. Пока шёл, выстрогал себе из куска коры, снятой с дерева, подобие лопатки. Соль лежала пластом не меньше дюйма. Плотная, слежавшаяся. Жак крошил её ножом и лопаткой накладывал на расстеленную тряпку. Набрав фунта три попробовал завязать узелок. Место ещё было. Добавил еще фунта два. Узел получился тугим, плотным и увесистым. Он подвязал его к поясу и двинулся назад. До стоянки корсаров идти было часа два с половиной. Шел он быстро и тихо, как подобает охотнику. Прошёл болота и вышел в районе стоянки корсаров. Все спали, плотно поужинав. Бенуа быстро накормили, выслушали его красочное описание разведки и положили отдыхать. Сами принялись солить рыбу. Пока Жак ходил, набили острогами хвостов пятьдесят. И сделали место для засолки. Солили в земляной яме, обложив дно и стенки плоскими камнями. Щели замазали глиной. Накрыли плоским здоровенным камнем, который притащил Малыш. До темноты успели всю засолить.
   - Если испанцы быстро сядут на судно, то солонина наверняка останется, - поделился своими мыслями с товарищами Ажен. - Открытую бочку никто с собой не потащит. Так что будем и с солониной. С голоду не умрём.
  
  
   Г Л А В А 25
  
   Бенуа ходил на разведку через день. Путь до лагеря испанцев он изучил основательно и нашёл самую короткую дорогу - добирался за два часа. Через восемь дней он прибежал радостный - испанцев не стало. Кое- что в лагере бросили в том числе и пол бочки солонины. Вполне съедобной, не порченной. Ажен установил на берегу дежурство, сделали сигнальный костёр. Видели за восемь дней три проходивших судна, но судя по рангоуту и обводам - испанские. Перебираться на новое место не стали. Здесь уже попривыкли, а там обзор меньше. Жак притащил солонины сделав из брошенной испанцами куртки мешок. Принёс и ворох верёвок от рангоута. - В хозяйстве пригодятся. Котёл гачупины забрали. Видно повар пожалел бросать не нужную вещь. Корсары приободрились. Повезло испанцам - повезёт и им. Остров исходили вдоль и поперёк, поскольку делать было абсолютно нечего. Ажен, правда просил далеко не удаляться, чтобы могли заметить дым сигнального костра.
   На двенадцатый день заметили паруса небольшого судна с двумя мачтами. Подали сигнал дымом, принятым на Тортуге. Сначала столб дыма, потом его пропадание, потом опять столб дыма. Для чего в костёр бросается зелёная трава (идёт дым) потом трава прогорает и дым практически пропадает, делается пауза и бросается вторая охапка травы. Сигнал заметили. Было видно, как судно повернуло к острову. Стали видны паруса только на передней мачте.
   После восторженных криков, Ажен сказал:
   - Если это не корсары, то мы с голландского торговца "Сантарен" простые моряки. Капитан Ван Готорн. Судно ночью затонуло, нас вынесло на этот остров. Все ли запомнили? Судно "Сантарен", капитан Ван Готорн.
   Пираты молча кивнули. Всем было ясно, что дальше события могут разворачиваться по любому сценарию.
   - Если дам команду, то не раздумывая прыгаем за борт и плывём обратно. Не думаю, что они станут за нами гоняться.
   Минут через сорок судно подошло почти вплотную. Флага не видно - значит не испанец. Вполне мог быть корсар. В костёр бросили ещё травы, чтобы обозначить конкретное место. На корабле начали спускать шлюпку. Село четверо вооружённых мушкетами людей. Корабль лёг в дрейф, развернувшись бортом в сторону берега, беря береговую черту под прицел пушек.
   - Не нравятся мне их приготовления, - сказал Рубленный. - Как будто не спасать гребут, а готовятся к неприятностям.
   - Если придётся атаковать эту четвёрку, Жак по центру, Руб и Ален слева, я справа, - распределил роли Ажен. Саблю он положил на землю на шаг впереди себя. Нечего пугать людей. Эфес свисал с камня, чтобы можно было мгновенно подхватить.
   Шлюпка ткнулась в берег. Последние двадцать шагов гребли только двое. Двое передних навели мушкеты на корсаров. Они же первыми сошли на берег. Гребцы тоже взяли в руки мушкеты, но лодки не покидали. Стрелять в данную секунду они не могли, направление стрельбы им закрыли те что вылезли.
   - Кто такие? - спросил по-английски моряк, выбравшийся на сушу первым.
   - Простые моряки с голландского торговца "Сантарен", капитан Ван Готорн, - ответил Ажен на карибском жаргоне. - Наше судно ночью налетело на риф и нас две недели назад выбросило на этот остров. Шли в Сент-Деменг.
   Просим оказать помощь и взять на борт. За доставку в Сент-Деменг заплатим, как сойдём на берег.
   - Мы идем на Ямайку. Менять курс из-за вас капитан не будет. На борт вас возьмём, но в шлюпке поплывёте связанными, чтобы не вздумали напасть.
   Корсары стояли неплотным строем, чтобы не попасть всем под картечь, на расстоянии пятнадцати шагов от высадившихся моряков. Англичан Малыш не любил. Австралию ещё не открыли и каторжников англичане ссылали не туда, а в Новый свет. А среди преступников очень редко встречались нормальные люди, в основном откровенные подонки. Насмотрелся на них Ажен, когда шёл брать Панаму вместе с Морганом.
   - Это работорговцы, - тихо сказал Ален, заметив торчащую из сапога рукоятку плети.
   - Связанными мы не поплывём! Мы свободные люди! Даем слово, что нападать в шлюпке не будем! - ответил Малыш англичанину.
   - Поплывёте! Куда вы денетесь! Эй, мелкий! - ткнул он стволом в Бенуа. - Возьми верёвки и свяжи своим приятелям руки! - кинул четыре обрезка на землю главный. - Иначе убьём всех на месте!
   Стволы мушкетов дружно уставились на пиратов.
   - Если ты, урод, думаешь, что нас всего четверо, то жестоко ошибаешься. Посмотри вон туда, вы сами давно на прицеле! - показал направо Ажен. Мушкетные стволы ушли в сторону, и он резко выдохнул: - Бей!
   Бенуа за секунду метнул два ножа, заваливая передних. Руб и Ален метнулись к шлюпке слева, Малыш справа. Сидевшие не успели отреагировать на происходящее. Не было у них навыков скоротечного боя, когда нападавшие постоянно передвигаются в разных направлениях. Выстрелить успел всего один. Но Поль с саблей, почти добежавший до шлюпки, успел прыгнуть в воду, уйдя за борт и картечь просвистела мимо. Сабля тут же змеёй взвилась над шлюпочным бортом, полоснув стрелка по шее. Рубленый на ходу тоже метнул нож, поразив стрелка с противоположного борта, который растерянно водил мушкетом, решая в кого выстрелить. Весь бой занял пять секунд.
   - Все целы? - спросил Ажен поднимаясь во весь свой огромный рост из воды, саблей через борт проверяя убитых в лодке.
   После утвердительного ответа приказал:
   - Рубленный и Ален мигом в шлюпку и гребите вон за тот камень, - показал предводитель на здоровенный камень торчащий из воды, - а то сейчас нас начнут потчевать ядрами, как бы посудину не разбили. С оружием там разберётесь.
   Абордажники заскочили в шлюпку и разобрали вёсла. Ажен и Бенуа оттолкнули их от берега.
   - А мы Жак, быстренько потащили этих ребят к лесу!
   Он взвалил того, что был побольше на плечо, подобрал выпавший из рук работорговца мушкет и быстро побежал через береговую кромку в заросли. Бенуа тоже взвалил убитого на спину, но шёл медленно. Ноша для него была велика. Но и он успел спрятаться до того, как раздался первый выстрел и просвистело ядро. Пушки выстрелили раз десять, потом бесполезная пальба прекратилась. Шлюпка скрылась за камнем.
   - Это были корсары, - сказал капитан, отводя подзорную трубу от глаза. - Жадный Фрич все-таки влетел. У придурка даже не хватило мозгов заманить их на судно. А как результат - потеряли шлюпку и четверых бойцов. Пираты просто взяли их в ножи. Уходим! - кивнул он боцману.
   Корабль добавил парусов и развернувшись стал удаляться от острова. Бенуа смотался на берег и принёс четвёртый мушкет. Убитых раздели - каждая вещь на острове им сейчас пригодится. Из оружия разжились двумя мушкетами, пистолетом, двумя ножами. Плетка тоже оказалась с вплетёнными свинцовыми шариками и могла использоваться как оружие. Выстрелов к мушкетам набралось два десятка и к пистолету в сумке был рог с порохом и пули.
   - А неплохо мы на корабль сели. Пиастров по сто заработали, - сказал Жак. - Ещё так попроситься на борт раз пять, и считай, будет удачный рейд.
   - У тебя сколько в сундучке на "Стреле" лежало? - спросил Малыш.
   - Если вместе с золотом, то пиастров на восемьсот.
   - А если посчитать оружие и барахло, то на тысячу потянет. Год считай прошёл бесплатно.
   - Ты как всегда прав, - сказал Жак. - А нашу команду и "Стрелу" мне очень жалко.
   - Да, Девис был настоящим капитаном, - согласился Ажен. - Даже в последний момент он дал нам возможность спастись. Мир его праху!
   Корсары замолчали, вспоминая лица товарищей, ушедших в последнее плавание.
   Раздались голоса Рубленного и Алена.
   - Малыш, что с убитыми делать? - спросил Ален.
   - Раздеть и вещи сюда! На земле погибли - на земле хоронить будем! В шлюпке что-то хорошее было?
   - Анкерок для воды, две бутылки вина и фунтов пять сухарей.
   - Сухари - это здорово! Шлюпка хорошая?
   - Да сухая, не течёт, но черпак есть и две пары вёсел.
   - Надоест здесь сидеть, парус поставим и своим ходом пойдём. Здесь всего сто двадцать миль. Если на испанцев не наткнёмся, или под шторм не попадём, то за два дня можно дойти до Тортуги, - поделился своими мыслями Малыш.
   С предложением все согласились. Под парус у них имелось одеяло и куча одежды, верёвок с такелажа испанцы оставили вдоволь, мачту и рею вырежут в лесу. План был вполне осуществимым.
  
   Снял их с острова корсар капитан Хопкинс. Через два дня после посещения работорговцами. Шлюпку тоже подняли на борт. Это была их добыча и она стоила денег.
  
  
   Г Л А В А 26
  
   Капитан был из рабов с плантаций на Ямайке. Бежал шесть лет назад. Сумел выдвинуться до капитана, поскольку раньше был помощником на английском торговце. Чем он провинился перед английскими властями никто не знал, слухи ходили разные. Но ни один английский чиновник после встречи с его кораблём не выжил. Его двухмачтовый флейт "Розалинда" базировался на Тортугу. На Ямайке его ждал пеньковый галстук. Девиса он хорошо знал и огорчился, узнав о судьбе "Стрелы".
   - Большого мужества был человек! - сказал он уцелевшим морякам и перекрестился: - Мир его праху!
   Встретили выживших на борту приветливо. Накормили копчёным мясом, дали по кружке рома из запасов капитана. Хопкинс, как и Девис во время рейдов пить не позволял. Ром на судне предназначался для промывки ран. Выход был относительно удачным. Взяли на абордаж английский бриг на шестнадцать пушек. Десяток орудий успели перегрузить на палубу, прежде чем англичанин пошел на дно. Досталась и корабельная казна. Четверо убитых и пятеро ранены - вот что было плохо. Капитан предложил всем четверым корсарам пойти к нему в команду. Все они видно славные рубаки и счастливчики, если смогли уцелеть после взрыва крюйт-камеры. Должностей никаких не предлагал, оно и понятно, на каждого надо посмотреть в деле. Командного состава на пиратских кораблях катастрофически не хватало, особенно обученного кораблевождению. Вот и Хопкинс обходился без помощника, что ложилось дополнительной нагрузкой на его плечи при несении вахт. В опасных узостях берегов ему приходилось непрерывно находиться на мостике, лишая себя отдыха. Да и на призовое судно посадить некого.
   "Розалинда" собиралась стоять в Бакстере дней десять, пока капитан не пополнит экипаж. Хопкинс попросил корсаров подумать над его предложением о вступлении в команду и дать знать, если согласны. Высадили их на собственной шлюпке в двух кабельтовых от берега. Через несколько минут они уже подгребали к причалу.
   В их домишке ничего не пропало, хотя Малыш с Жаком не были дома полтора месяца. Соседи за ним присматривали. За спрятанные деньги они не переживали. Деньги были закопаны глубоко, ни кинжалом, ни шпагой их прощупать было нельзя. Свои монеты Ажен завернул в шёлковую буканьерскую рубаху и упрятал в кожаный мешок, обёрнутый несколько раз вокруг свертка.
   Шлюпку через два дня продали, деньги поделили. Бенуа заказал себе ещё два ножа, оставленных в последней схватке на "Стреле" в телах испанцев. Оружие выбирали долго. Обошли все лавки, пока не подобрали себе хорошие мушкеты, пистолеты и сабли. Захваченное оружие у работорговцев продали. Денег осталось не так и много, пора было определяться с судном.
   Собрались вчетвером в таверне и за обедом переговорили о дальнейшей судьбе. Решили предложение Хопкинса принять. Порядок на судне англичанина они видели, с корсарами переговорили, пока плыли. О капитане отзывались хорошо: дело знает, удачлив, в расчётах честен.
   А дальше всё пошло как обычно. Команда организовала пьянку по поводу принятия новых членов. Новички были людьми на Тортуге известными, числились опытными моряками. Так что команда и капитан были рады, что их ряды пополнились опытными бойцами.
   Через полгода, приняв участие в шести схватках и прижившись в команде, корсары полностью влились в экипаж. Хопкинс, по достоинству оценив корсаров Девиса, предложил Малышу занять место своего помощника, убедившись в дельности его советов и умении командовать людьми.
   Англичанин вынашивал планы проникнуть в воды Панамского залива и взять хорошую добычу у острова Рей, где испанцы наладили промысел жемчуга, круто поднявшегося в цене у модниц Старого света.
   Планы капитана вполне совпадали с желанием Ажена вновь побывать у панамских берегов. Он надеялся, что провидение всё же пошлёт ему удачу.
   Прихватив испанского торговца, Хопкинс получил значительные деньги за груз и корабль. Он подремонтировал свою "Розалинду" в Сент-Деменге, почистил днище и сменил часть такелажа. Набив корабль под завязку припасами и дождавшись благоприятного времени, когда прошёл сезон штормов, двинулся в обход Южной Америки к берегам Панамы. Погода благоприятствовала и даже мыс Горн корабль обогнул спокойно, не нарвавшись на шторм.
  
  
   Г Л А В А 27
  
   Города на старом месте не было. То, что уцелело после налёта Моргана губернатор Панамы приказал сровнять с землёй, а новый город заложить рядом, в трёх милях, у высокого холма.
   Ажен проник в Новую Панаму совершенно свободно, высадившись перед рассветом прямо в гавани. Шлюпка тут же вернулась к дрейфовавшему в двух милях от берега кораблю, чтобы спустя два дня забрать Малыша в этом же месте. Крепостные бастионы со стороны моря начинали только возводиться и появившись утром со стороны порта буканьер не вызывал никаких подозрений. Одевшись на испанский манер, он вполне мог сойти за негоцианта, прибывшего по торговым делам. И даже его карибский жаргон здесь вряд ли бы кого удивил, поскольку город продолжал оставаться сосредоточием торговых путей, где можно было услышать разговор на любом диалекте. Да, собственно говоря, никому не было дела до шедшего ранним утром человека.
   Уверенно вышагивая по улице, корсар направлялся на постоялый двор, отметив про себя, что Панама довольно быстро опять встала на ноги. Порт, склады, загоны для мулов, дома (никак не менее четырёх сотен), образовавшие сеть узких, местами уже вымощенных улиц, всё это, созданное за каких-нибудь полтора года, внушало безусловное уважение к человеческому трудолюбию.
   Малыш рассчитывал пробыть в городе два дня, выдавая себя за торговца с Ямайки, собиравшегося закупить крупную партию жемчуга. Хопкинсу нужны были сведения, когда драгоценный товар, выловленный на отмелях Жемчужных островов, повезут в Панаму. Он рассчитывал перехватить это судно и взять весь груз. А пока корабль англичанина скрывался в водах Панамского залива, среди опоясанных рифами многочисленных островков, ожидая известий от взявшегося за опасную миссию Ажена.
   Всё, что нужно было капитану, буканьер, обойдя несколько трактиров и не жалея серебра, узнал до полудня. Судно пойдёт через неделю в среду. Двенадцати пушечный флейт "Санта Мария". Экипаж в шестьдесят человек вместе с солдатами. Попутно буканьер выведал и о де Карсо. Тот построил себе новый дом на одной из улиц почти возле самого холма, где находился дворец губернатора.
   После сиесты Поль направился по этой улочке, высматривая дом, который, как пояснили ему, не представляет труда отыскать по угловому балкону с ажурной кованной балюстрадой, окрашенной кармином.
   Увидев этот, действительно приметный балкон, он перешёл на другую сторону улицы, чтобы получше рассмотреть жилище де Карсо, куда, возможно, придётся проникать под покровом ночи. Забранные решётками окна первого этажа никак не могли способствовать его плану, а вот окна второго этажа, выходившие на балкон, вполне годились.
   "Если удастся взобраться на него, то наверняка в такую жару какое-то окно окажется открытым", - подумал Малыш, непроизвольно замедляя шаг проходя мимо дома.
   Устремив всё внимание на верхний этаж, он пропустил момент, когда дверь дома бесшумно распахнулась, и на улицу выпорхнула молодая женщина в тонкой полупрозрачной вуали, предохраняющей от солнца нежное лицо.
   Она внезапно остановилась, как будто наткнулась на какое-то препятствие и из груди у неё вырвался тихий стон.
   - Что с вами, сеньора? - спросила служанка, протискиваясь через дверь с двумя большими корзинками.
   Поль бросил беглый взгляд на появившихся из дома женщин, собравшихся скорее всего за покупками.
   - Ничего страшного Марго, просто что-то в боку кольнуло, - ответила хозяйка, не оборачиваясь и не сводя взгляда с медленно шествовавшего мимо них Ажена.
   Тот отвесил учтивый поклон, стараясь скрыть вдруг охватившее его волнение, вызванное звуками её голоса и неприкрытым интересом, проявленным к его персоне.
   Женщина, явно давая ему знак, приложила палец к губам и слегка приподняла вуаль, показав лицо.
   "Лаура!" - чуть не вырвалось у Малыша, остолбеневшего от неожиданности. С трудом пересилив безумное желание рвануться на встречу, он, секундой спустя, не торопясь двинулся дальше, усмиряя бешенное биение сердца и лихорадочно соображая, что же предпринять. Внимательно прислушиваясь к доносившимся до него голосам, Ажен старался держаться в нескольких шагах впереди женщин, не удаляясь и не приближаясь к ним.
   Лаура говорила достаточно громко, не сомневаясь, что буканьер её услышит.
   - Марго, я передумала! Проводишь меня до церкви, а покупки сделаешь сама. Хочу помолиться Пресвятой деве и исповедоваться. Как всё закончишь, подождёшь меня у входа!
   - Хорошо, сеньора, - ответила служанка и они принялись обсуждать, что надо взять на рынке и в лавке у бакалейщика.
   Ажен свернул в ближайшую улочку и не спеша, обогнув два лишних квартала, направился в сторону церкви, рассчитывая, что женщины доберутся туда раньше. Он не подозревал, что хитрая служанка без труда сообразила, что от неё хотят отделаться. Как только Лаура скрылась в дверях церкви, рассчитывая на щедрость де Карсо, Марго тут же отправила за ней мальчишку, посулив ему серебряное песо.
   - К этой сеньоре под белой вуалью сейчас подойдёт рослый мужчина. Послушаешь о чём они будут говорить и мне потом расскажешь!
   - А если к ней никто не подойдёт? - задал единственный вопрос малолетний шпион.
   - Своё песо ты всё равно получишь, - твёрдо ответила Марго, так же твёрдо решив в этом случае не давать больше нескольких сентаво.
   Когда служанка вернулась обратно, мальчишка уже околачивался у дверей церкви, поджидая её.
   - Узнал что-нибудь? - поставив корзины на землю и смахнув лёгкие бисеринки пота на лбу, спросила она.
   - Да, дуэнья! Но сначала песо!
   Та неохотно полезла в кошелёк и вложила в его измазанную ладошку монету, которая была тут же попробована на зуб и в мгновенье ока спрятана.
   - Говорили они потихоньку, там было слишком много людей. Сеньора называла его "Поль", а он её "Лаурой". Сегодня после полуночи она будет его ждать. Остальное я не понял, они говорили на неправильном испанском, - шмыгнул носом маленький соглядатай.
   - Хорошо, ступай! - отпустила Марго мальчишку и только успела переставить свои корзинки в тень, как из церкви показалась Лаура.
   - Давно меня поджидаешь? - спросила она, с тревогой вглядываясь в невозмутимое лицо служанки.
   - Только что подошла, - ответила та, наклоняясь над корзинами.
   - Всё купила?
   - Да сеньора, как вы велели. Только рыбу не стала брать. Лавочник сказал, что завтра доставят свежий улов.
   "Может быть и не врёт!" - чуть успокоилась Лаура, и они отправились обратно.
  
  
   Г Л А В А 28
  
   С третьего раза небольшая стальная кошка, обмотанная тряпками, наконец-то зацепилась за перила балкона. Ажен осторожничал, опасаясь наделать шума, поэтому бросал не сильно. Он крепко потянул за верёвку, проверяя надежность, но железные зубья держали намертво. Без особого труда он вскарабкался наверх по завязанными через каждый фут узлам и втянул верёвку наверх.
   Прислушавшись, и не обнаружив ничего подозрительного ни на улице, ни в доме, буканьер проскользнул к третьему от угла окну. Он легонько стукнул два раза и окно тотчас приоткрылось.
   Женская рука отвела в сторону портьеру и поманила его в комнату. Придерживая шпагу и стараясь не шуметь, Малыш осторожно перебрался через подоконник. Не успел он протиснуться, отодвинув штору в комнату, как в грудь ему и с обоих боков уперлись пистолетные дула.
   - Не дёргайся, а то получишь пулю! - раздался голос стоящего перед ним человека. - Принесите свет! - распорядился он. - Посмотрим, что за птица забралась в чужое гнездо!
   Когда внесли свечи, Ажен увидел четверых мужчин. Трое стояли вокруг него с пистолетами, четвёртый, держа подсвечник на три свечи, сжимал в руке шпагу. Лауры в комнате не было.
   Закрой окно, Гаспар, - распорядился де Карсо, - и сними с него всё оружие.
   Гаспар, поставив подсвечник на стол, захлопнул окно, и, зайдя сзади, довольно ловко извлёк у Малыша спрятанный под камзолом пистолет, отстегнул шпагу и вытащил из-за голенища нож.
   - Присаживайтесь, сеньор, - отойдя в сторону, указал пистолетом на стул дон Антонио. Прилично одетый человек с хорошим вооружением всяко не мог быть случайным грабителем.
   Когда Ажен опустился на резной, жалобно скрипнувший под его весом стул, хозяин расположился по другую сторону стола, пододвинув поближе свечи, чтобы лучше рассмотреть лицо незваного гостя. Внезапно побледнев, де Карсо резко отстранился:
   - Свяжите ему руки! - приказал он, наведя пистолет в грудь буканьера.
   - Это ещё зачем! -возмутился Ажен, привставая со стула.
   - Сидеть! - злобно выдохнул де Карсо, придавливая пальцем спуск.
   Малыш, почувствовав, как в бока ему опять вдавили твёрдое железо, плюхнулся обратно на скрипучий стул, недоумевая, почему хозяин так резко на него окрысился. Этого человека он видел в первый раз.
   Гаспар позвонил в колокольчик и появившийся слуга тут же принёс верёвку, которой Полю стянули руки.
   - Я никогда не думал, что мне, хвала всевышнему, так повезёт! - яростно стукнул кулаком по столу дон Антонио. ... - Несказанно повезёт! - откинулся он на спинку стула и довольно расхохотался, встретившись взглядом с удивлённо-непонимающими глазами Малыша.
   - Я узнал тебя, буканьер! Ты их отряда Хитрого Пьера! - ткнул пальцем в сторону вздрогнувшего Ажена испанец. ... - И не пытайся, всё равно нее вспомнишь! - со злобной усмешкой сказал он. - Четыре года назад ты ранил меня в плечо, чудом прорвавшись через засаду в роще. Но не это запомнилось мне на всю жизнь. За мной с тех пор остался должок, который я с удовольствием верну!
   Дон Антонио быстро перегнулся через стол и что было силы двинул Малыша в скулу, сбив его вместе со стулом на пол.
   - Теперь мы в расчёте сеньор буканьер! - потряс он ушибленными пальцами.
   - Заприте его в чулан и свяжите как следует, чтобы не сбежал! С утра передадим губернатору. Наверняка он здесь не один крутится! - распорядился де Карсо.
   Малыша подняли и потащили вниз. Хозяйский приказ слуги выполнили с исключительным старанием. Через несколько минут опутанный верёвками Поль лежал лицом вниз не в силах пошевелиться. А боль в суставах стянутых за спиной руках была такой, что хотелось выть и грызть зубами неструганный пол, отдававший запахом плесени.
   Когда захлопнулась тяжёлая дверь и лязгнул засов, он позволил себе тихонько застонать, проклиная свою невезучесть. Лауру он не винил. У девушки не было причин его выдавать. Но вот женскую руку, поманившую его в комнату он помнил отчётливо.
   Выгнув шею и с трудом приподняв голову, он осмотрелся. Чернильная темнота окружала со всех сторон. Окон в маленькой каморке, куда его затащили, очевидно не было. Напрягшись изо всех сил, так что на висках вздулись вены, Поль попробовал разорвать верёвку, или хотя бы ослабить её. Он повторял свои попытки бессчётное число раз, но путы только сильнее врезались в желваки вздувшихся мышц. Окончательно обессилев, корсар уронил голову на шершавые доски, чувствуя, как бешено колотится сердце и едкий пот безжалостно щиплет глаза.
   "Ну держись, гачупины! Дорого вам обойдётся эта ночка!" - мстительно думал он, подтянув колени и перегрызая нитку за ниткой крепкой пеньковой верёвки, которой ему связали ноги. Но и здесь его ждала неудача. Малыш только расскровил о крепкие волокна дёсны и язык, пока перегрыз её, но верёвка, наплевав на его расчёты, не ослабла. Слишком много узлов навязал Гаспар. И как Поль не тянулся, до следующего витка зубами достать не удавалось.
   С трудом вытолкнув распухшим языком прилипшие к нёбу ворсины пеньки и вытянув ноги, он почувствовал маленькое облегчение.
   "Чёрт с ним, - расслабленно подумал он, пошевелив немеющими пальцами, - подождём до утра. Там видно будет".
  
  
   Г Л А В А 29
  
   Проснулся буканьер от лёгкого прикосновения. Было по-прежнему темно как в преисподней.
   - Поль, это я! - услышал он шепот Лауры. Её руки заскользили по телу, нащупывая путы. Через минуту, разрезав их острым как бритва маленьким кинжалом, она освободила охотника.
   - Я уж засомневался и подумал, что ты специально заманила меня в ловушку, да простит меня господи за мои сомненья, - тихо сказал он, разминая горевшие огнем от тысячи впившихся иголок руки.
   - Кто-то подслушал наш разговор, - шепнула она. - Меня с вечера заперли в дальней комнате и выпустили только глубокой ночью. Наверняка, не обошлось без моей служанки.
   "Вполне может быть", - подумал Ажен, вспоминая женскую руку, отодвинувшую портьеру.
   - Пойдём скорее, Поль! Не ровен час, кто-то ещё проснётся! - потянула она его из чулана.
   Ажен ощупью подобрал кучу срезанных верёвок и поднялся. Когда они вышли он тихо прикрыл дверь и задвинул засов, рассчитывая, что его исчезновение обнаружат не сразу.
   Лаура повела его наверх.
   - Ключ от входной двери у Гаспара. Тебе придётся выбираться через балкон, - шепнула она, открывая дверь в свою комнату.
   - Мы так и не поговорили, нежно провёл он по её щеке рукой, застыв у распахнутого окна. - Я вернусь сюда завтра, после полуночи и, если пожелаешь... заберу тебя с собой.
   Он легонько прикрыл пальцами губы, пытавшейся что-то сказать Лауре:
   - Не торопись! У тебя будет целый день, чтобы обдумать ответ.
   Поцеловав её, Малыш выскользнул в окно.
   Его верёвка с кошкой так и осталась в углу балкона. Он спрятал её под камзол, вместе с обрывками пут, перелез через перила и, повиснув на руках, спрыгнул вниз. Хотя до земли оставалось не менее трёх ярдов, прыжок получился удачным.
   На другую сторону улочки, ярко освещённую луной, Поль переходить не стал. Внимательно прислушиваясь и стараясь не разбудить спящие улочки звуками шагов, он двинулся прочь.
  
  
   Г Л А В А 30
  
   - Дон Антонио! Дон Антонио! - легонько потрогал за плечо хозяина Гаспар.
   Тот открыл глаза и уставился на своего мажордома.
   - Буканьер пропал!
   - Как это пропал? - не понимая спросонья о чём идёт речь, переспросил де Карсо. - Что?! - тут же угрожающе выдохнул он, уставившись на суетящегося около постели слугу.
   - Его нет в чулане, хотя дверь по-прежнему заперта. Богом клянусь, ни одному человеку не удалось бы выбраться оттуда на волю! Это рука дьявола, дон Антонио! - перекрестился Гаспар.
   - Не дьявола, а дьяволицы, ротозей! - глухо выругался де Карсо, чувствуя, что и сам виноват, не позаботившись выставить охрану. - Вели, пусть принесут одежду и накрывают завтрак, - решительно отбросил он покрывало, поднимаясь с постели.
   Позавтракав, хозяин дома снял салфетку и поднялся из-за стола:
   -Гаспар, - обратился он к слуге, - передай сеньоре Лауре, что я её жду в своём кабинете для важного разговора.
   Гаспар молча кивнул и вышел.
   Кабинет де Карсо располагался в угловой комнате на втором этаже. Обставлен был весьма изящно, но даже при беглом взгляде чувствовалась принадлежность хозяина к военному сословию. На одной стене висело тщательно ухоженное европейское оружие, на другой оружие индейцев: палицы с искусно вставленными кусками обсидиана, копья, дротики и даже боевой топор из ярко-зелёного нефрита. Топор, наверняка, раньше принадлежал какому-нибудь касику, ибо нефрит у коренных обитателей Центральной Америки почитался самой большой драгоценностью, и за сей топор можно было выменять увесистый мешок золотых самородков.
   На видном месте, против окна висел чудом сохранившийся после пожара портрет дяди, писанный лет двадцать назад и заботливо хранимый доном Антонио после смерти старика.
   Остановившись у окна, поджидая Лауру, де Карсо молча наблюдал за прохожими на улице. Когда он услышал звук отворившейся двери и шорох платья, то повернувшись и поприветствовав как обычно, указал на стул:
   - Присаживайтесь, сеньора... - сделал паузу де Карсо, ревниво наблюдая, как подобрав складки пышного платья, Лаура, с грацией придворной красавицы, устраивалась на краешке стула.
   - Гаспар, очевидно, передал вам, что я имею намерение побеседовать с вами по весьма важному, можно сказать неприятному делу? - обратился он к напряжённо застывшей женщине.
   - Я слушаю вас, дон Антонио, - подняла та глаза на испытующе уставившегося испанца.
   - Откуда, сеньора, вы знаете этого буканьера, который сегодня ночью попытался проникнуть к вам в комнату? - задал прямой вопрос де Карсо не пытаясь его завуалировать.
   Лаура на секунду замялась, решая сказать правду или солгать.
   - Этот человек четыре года назад, когда убили моего мужа, оказал мне почти такую же услугу, как и вы, дон Антонио. Он спас мою честь, вырвав меня из лап озверевших солдат, собиравшихся надругаться над беззащитной женщиной. Только если вам, офицеру Его Католического Величества, достаточно было всего лишь отдать приказ, когда ваши люди захватили слуг и рабов Перрюшона, то ему пришлось воспользоваться своим мушкетом и шпагой. И я искреннее уважаю этого человека.
   - В таком случае, сеньора, почему вы не предложили ему нанести официальный визит?
   - Вы смеётесь дон Антонио? Кто я такая в вашем доме, чтобы открыто приглашать посторонних Мужчин?! ... Год я была вашей наложницей и даже родила от вас сына. Затем, после ухода пиратов, вы, чтобы поправить дела, женились на племяннице губернатора, а меня с ребёнком, во избежание пересудов отправили с глаз подальше в глухое селение. Когда Бог призвал бедняжку сеньору де Эстер, измученную жёлтой лихорадкой, к себе, вы снова привезли меня в Панаму, отдав моего мальчика на воспитание иезуитам, не взирая на все мои слёзы и мольбы. А когда я отказалась снова лечь с вами в постель, в надежде, что вы отправите меня обратно, вы сделали из меня экономку, заправляющую кухней и хозяйством. Так может ли прислуга приглашать в дом своего господина постороннего мужчину?! - явно стараясь задеть де Карсо с вызовом закончила Лаура.
   Испанец покраснел от гнева и недовольства собой. Лаура не только припомнила все обиды, но и выставила его идиотом, поиздевавшись над необдуманно произнесённой фразой.
   - Предупреждаю вас, сеньора! Этот человек не только заклятый враг короны, но и мой, с тех самых времён. И я сделаю всё возможное, если он ещё раз появится в городе, чтобы живым он отсюда не ушёл!
   Откланявшись де Карсо вышел, велев Гаспару подать его шпагу. Через час городская стража была удвоена.
  
   Г Л А В А 31
  
   Сердце Лауры сжималось от страха за Поля. Полночь давно миновала и у неё с каждой минутой крепла уверенность, что его схватили.
   - Спаси и сохрани его, Боже! Помоги ему Пречистая Дева! - шептали её губы в горячей неистовой молитве.
   Кроткий двойной стук раздался совсем неожиданно. Лаура вздрогнув быстро поднялась с колен и метнулась к окну. Отдёрнув портьеру, она увидела настороженное лицо буканьера, прилипшего носом к стеклу. Его плотно сжатые губы, делавшие лицо суровым и мрачным, вдруг растянулись доброй широкой улыбкой. В сумраке комнаты, освещённой только свечой у распятья он, без сомнения, разглядел хозяйку.
   - Спасибо тебе, Господи! - поблагодарила она Бога, потянув бронзовую задвижку и открывая решётчатые створки.
   - Я так волновалась, что тебя поймают, - шепнула она Ажену, втягивая его в окно.
   - Стражу везде удвоили, поэтому и задержался, - обнял он прижавшуюся Лауру.
   Они несколько секунд постояли молча, прижавшись друг к другу, чувствуя, как без следа исчезает навеянное четырёхлетней разлукой лёгкое отчуждение.
   - Я пришёл за тобой, Лаура! - чуть отстранившись сказал охотник.
   Девушка вздрогнула и спрятала лицо у него на груди. Затем медленно подняла глаза, влажно блеснувшие в темноте:
   - Моё сердце разрывается, Поль! Я не могу уйти с тобой, - ласково коснулась ладонью его щеки испанка, - хотя очень этого хочу!
   Но почему! - вырвалось неожиданно громко у Малыша.
   Лаура прикрыла ему губы кончиками пальцев:
   Пойдём, - потянула она его в глубь комнаты, - это долгая история, чтобы слушать её стоя.
   Она усадила его на предательски взвизгнувший стул, скрип которого в густой ночной тишине им показался особенно громким.
   - Учти, у меня даже шпаги нет, чтоб обороняться, - шепнул Ажен, боясь пошевелиться, чтобы не переполошить весь дом. - В прошлую ночь всё отобрали.
   - А как же ты будешь выбираться из города, вдруг на солдат наткнёшься?!
   - У меня нож есть. Даст Бог, как-нибудь выкручусь, - тихо сказал он.
   - Подожди минутку, - тронула она его рукой за плечо и не успел он ничего произнести, как испанка выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь.
   Малыш насторожился. Такого поворота событий он никак не ожидал.
   "Странно всё это, - подумал корсар, - очень странно!".
   Отказ девушки, в согласии которой он был почти уверен, настолько огорошил его, что он стал туго соображать. "Первому, кто ворвётся, расшибу башку этим скрипучим стулом!" - мрачно решил он, злясь на себя, что никак не может отогнать мысль о возможном предательстве.
   Дверь потихоньку отворилась и в комнату прошмыгнула Лаура, тут же заперев засов. Она замерла у порога и Поль обрадованно прислушивался к её частому взволнованному дыханию. Девушка его не сдала.
   - Чуть не умерла со страху, - шепнула она, - но раздобыла тебе шпагу из кабинета де Карсо.
   - Т-с-с! - приложила испанка палец к губам, на неосторожное движение потянувшегося за оружием Ажена. - Сиди уж теперь смирно, а то весь дом этим скрипом растревожишь.
   Она устроилась возле Малыша и, отдав ему шпагу, тихонько начала свой рассказ. Её рука, лежащая поверх руки Ажена, временами с силой стискивала его пальцы, а взволнованный шепот прерывался на полуслове, когда растревожившие душу воспоминания перехватывали ей дыхание. Слишком много печального выпало ей за эти четыре года и буканьер был единственным человеком, с которым она могла поделиться своей потаённой болью.
   - Я... не могу бросить моего малыша, Поль! Прости меня, ... прости, - тихонько заплакала она под конец, оросив слезами его, сжатую в кулак руку.
  
  
   Г Л А В А 32
  
   - Дон Антонио! Дон Антонио! - прервал сон хозяина Гаспар, безжалостно тормоша его за плечо. - Буканьер опять побывал в доме!
   - Я же приказал выставить на ночь охрану! - вскочил с постели взбешённый де Карсо.
   - Заснули, негодяи! Я пообещал всем троим отрезать уши, если не принесут голову этого француза, - подал хозяину камзол Гаспар. - Они его наверняка схватят, или убьют.
   - Пусть седлают коней! - распорядился де Карсо.
   - Две лошади уже под седлом, - ответил мажордом из бывших солдат, помогая хозяину опоясаться и подавая оружие. - Конюх должен был вывести их на улицу.
   Проверив пистолет, де Карсо поспешил вниз.
   - Меня потревожил какой-то скрип, - еле поспевая за хозяином пояснил Гаспар. - Я заметил этого дьявола, когда он спрыгнул с балкона, прямо напротив моего окна. Хорошо хоть луна выглянула, а то бы тоже прозевал, уж больно быстро он исчез.
   Выйдя из дома, они вскочили в сёдла. Доехав до угла, де Карсо придержал коня и осмотрелся. На узенькой улочке, уходившей вправо, луна высвечивала два безжизненных тела, распластавшихся на мостовой в каких-то тридцати ярдах. И только острый глаз мог рассмотреть третьего, привалившегося к шершавой стене и скрытого густой чернотой тени. Этот был ещё жив.
   Всадники осторожно подъехали ближе. Гаспар соскочил с коня, осмотрел убитых, лежащих посередине мостовой, а потом подошёл к третьему, споткнувшись в темноте о его вытянутые ноги. Наклонившись он приподнял опущенную на грудь голову и заглянул в лицо.
   Раненый с трудом приоткрыл глаза, узнал Гаспара и еле слышно выдохнул:
   - Не смогли... Он опять... ушёл...
   Попытался сказать ещё что-то, но чёрная струйка крови выкатилась из уголка губ, в горле захрипело, рука, зажимавшая рану на груди, безвольно откинулась, и он, чуть вздрогнув, затих.
   - Проклятый француз! Мы с тебя живого шкуру сдерём, как только поймаем! - пробормотал угрозу старый солдат, закрывая умершему глаза.
   Его короткую молитву прервал нетерпеливый голос дона Антонио:
   - Что там, Гаспар? - осведомился он, удерживая возбуждённых запахом крови лошадей, готовых пуститься вскачь подальше от страшного места.
   - Все трое убиты, сеньор де Карсо, ответил слуга, поспешив забрать у хозяина повод.
   - Да провалиться ему в преисподнюю! Дьявол его забери! - выругался испанец. - Он наверняка направился к порту!
   Едва дождавшись, пока Гаспар залезет в седло, де Карсо злобно хлестнул коня и стремительно понёсся вниз по улочке в сторону гавани. Кони шли галопом, высекая подковами искры из крепкого камня мостовой и будя чутко спавших обитателей улицы.
   Пристань встретила их звуками мушкетных выстрелов. С десяток испанских солдат палило по чуть заметной в ночи лодке, быстро уходившей под двумя парами вёсел. Ветер, порывами налетавший с моря, донёс до слуха де Карсо лёгкий вскрик и ругань - очевидно чей-то выстрел оказался удачным. Глаза через минуту перестали различать всплески вёсел, серебрившихся под луной, и пальба прекратилась.
  
   - Крепись, Поль! ...Крепись! Вот уже и судно! - прохрипел Бенуа, пытаясь хоть голосом подбодрить друга, лежащего на дне лодки. Ажен, с пулей в груди, еле слышно стонал. И эти стоны, давая тонкий лучик надежды, что не всё ещё потеряно, заставляли Бенуа остервенело растрачивать последние силы. Уключины вёсел визжали, а на висках верёвками вздувались вены.
   Эй! На борту! - заорал Жак, когда лодка с размаху стукнула в борт корабля. - Малыша ранило! Поднимайте скорее!
   Ему бросили конец, он обвязал Ажена под мышками, и дюжие корсары в мгновенье ока втащили раненого на палубу. Бенуа тяжело вскарабкался следом.
   - Ставить паруса! - приказал Хопкинс. - Малыша снесите в мою каюту! Это единственное приличное место на корабле!
   Через несколько минут, набрав ход и следуя командам капитана, судно взяло курс к Жемчужным островам. ...
  
  
  
   ... Поль очнулся через несколько часов. Видно Бог дал ему несколько мигнут просветленья. Рану к тому времени почистили, пулю выковыряли и залив ромом забинтовали материей. Всё это время верный Бенуа нее отходил от друга ни на шаг.
   -Ты дай ему вот этого бальзама с ромом! - достал Хопкинс заветный флакон из своего сундучка, после того как Малыш, еле шевеля губами с трудом выдавил из себя интересующие капитана сведения. - Это хорошее средство. Для себя берёг! Но он - заслужил! - сунул Хопкинс флакон в руки Бенуа и вышел.
   Жак налил тёмно-бурую жидкость в чашу, щедро разбавил ромом и напоил Ажена. Спустя несколько минут Поль заснул. Бледное лицо его порозовело и прерывающее дыхание стало более ровным.
   "Помогает, кажется! - с надеждой подумал Бенуа. - Дай господь ему силы!"
   Он плеснул себе немножко рома, уселся на рундук и, прислонившись к переборке, незаметно задремал.
   Впрочем, спал он недолго. Его разбудил громкий стон очнувшегося Поля.
   - Подойди ко мне... Жак! - тихо прохрипел Малыш, попытавшись поднять отяжелевшую руку. Но рука безвольно опустилась назад, а на лбу выступили бисеринки пота.
   Подскочивший Бенуа склонился над раненым, которому явно стало хуже: глаза горячечно блестели, щёки ввалились, лицо осунулось. Губы обметало белым налётом. Жак дал Малышу выпить воды. Сделав несколько глотков, буканьер вполне внятно сказал:
   - Всё, друг. ...Не выкарабкаться мне! Печёт всё в груди... - сморщился от боли Малыш.
   - Да что ты, Поль! Капитан дал свой бальзам, его Эксвемелин делал. Вот увидишь, тебе станет лучше, гораздо лучше!
   - Нет, Жак! Я чувствую... эта старуха с косой уже где-то рядом.
   Он еле заметным движением руки остановил пытавшегося что-то сказать друга.
   - Вернёшься во Францию... побывай в Гавре. ... Разыщи в квартале рыбаков Аженов, Жак. Деньги... в сундучке. Половина твоя, ...остальное отдай моим старикам...
   Поль, утомившись, прикрыл глаза.
   Бенуа склонился над ним и, стиснув горячую руку, готов был разрыдаться от своей беспомощности. Умирал друг... ДРУГ УМИРАЛ...
   Горькая слеза, оставив на щеке след, упала на лицо Ажена, застыв прозрачной каплей в складке полуоткрытых губ.
   - Жалко, что Бог... отмерил мне так мало... - медленно открыл Поль глаза. - ...Пододвинь мне вон ту шпагу... - тихо сказал он секундой спустя, заметив брошенное на рундук оружие.
   Бенуа кинулся к шпаге и осторожно положил её Полю на грудь, вложив эфес ему в руку.
   - Это подарок Лауры, Жак. ...Я... встретил её в городе... - зашёлся в злом кашле Малыш.
   Жак поспешил промокнуть появившуюся на губах кровь и поднёс чашу с питьём. Поль сделал только один глоток и бессильно откинулся на подушку.
   - Она не пошла со мной, Жак, - еле слышно прошептал он. - Но так, наверное, ... даже лучше. ...Сын у неё...
   Он медленно закрыл глаза, уже не в силах удержать веки и почти беззвучно выдохнул:
   - Прощай ...друг. ...Можешь плакать...
  
  
   .................................................................................................................................................
  
  
   Спустя два года однорукий моряк вручил старому Ажену деньги и вещи сына: серебряный крест, шпагу и красную буканьерскую рубаху, изрядно вылинявшую от солёного пота на спине и под мышками.
  
  
   Конец первой книги.
  
  
   Чита, Новороссийск сентябрь 2015 г.
  

СЛОВАРЬ

морских терминов, встречающихся в романе.

  
   АБОРДАЖ - способ ведения боя гребными и парусными судами. Сцепление атакующего корабля с неприятельским с целью его захвата в рукопашном бою.
   АЗИМУТ (магнитный) - угол между направлением на север и на наблюдаемый предмет, отсчитанный по компасу по часовой стрелке.
   АКВАТОРИЯ - участок водной поверхности в установленных границах моря или порта.
   БАРКАС - парусно-гребная шлюпка.
   БИЗАНЬ - последняя мачта (считая от носа) на парусном судне с тремя и более мачтами.
   БОМ-КЛИВЕР - передний кливер, крепящийся верхним концом к бом-брам-стеньге (четвёртому снизу колену составной мачты парусного судна).
   БРИГ - двухмачтовое морское судно с прямыми парусами. Водоизмещение около 400 тонн, до 28 пушек.
   БУШПРИТ - горизонтальный, или наклонный брус, выступающий с носа судна. Служит для вынесения вперёд носовых треугольных парусов (кливеров и стакселей).
   ВЫМБОВКА - деревянный или металлический рычаг длиной 1.5 - 2 метра, служащий для вращения шпиля вручную.
   ГАЛС - положение судна относительно встречного ветра. Различают левый галс (ветер дует с левого борта) и правый галс (ветер - с правого борта).
   ГАЛИОН - парусный 3-х - 4-х мачтовый военный корабль, водоизмещение до 1400 тонн, с высокой кормовой надстройкой. Имел высокие вертикальные борта с наклоном во внутрь корпуса, 50-80 пушек, расположенных, как правило, на двух палубах.
   ЗАРИФЛЕНЫЕ ПАРУСА - паруса, на которых взяты рифы, т.е. с помощью подвязывания уменьшена площадь паруса.
  
   ЗЫБЬ - длинные и пологие морские волны высотой 10 -15 м. Возникают в результате действия отдалённого шторма или после продолжительного ветра.
   КАБЕЛЬТОВ - единица длины. Составляет одну десятую морской мили - 185,2 метра.
   КАНОНИР - артиллерист, пушкарь.
   КЛИВЕР - носовой треугольный парус, поднимаемый между фок-мачтой и бушпритом. На парусных судах бывает до трёх кливеров, называемых: второй кливер, кливер, бом-кливер (в направлении от мачты).
   КЛОТИК - приплюснутый шар, насаженный на конец мачты или флагштока. Внутри имеет шкивы для подъёма флага.
   КУРС - угол между северным направлением меридиана и диаметральной плоскостью судна по направлению его движения, отсчитанный в градусах по часовой стрелке.
   КОНЕЦ - общее название любой снасти небольшой длины (кусок верёвки).
   ЛИНЁК - кусок линя (тонкого линя из пеньки, предназначенного для оснастки и такелажных работ). Зачастую из кусков линя боцманы плели плётки для наказания нерадивых матросов.
   МАРСОВЫЙ - матрос, работающий на марсе (площадке на мачте), управляющийся с верхними парусами.
   НАВЕТРЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ - выгодное положение парусных кораблей относительно противника для ведения морского боя, т.е. со стороны того борта, откуда дует ветер. При наветренном положении корабли имели следующие преимущества: инициативу в определении времени атаки и дистанции боя, инициативу в осуществлении абордажа, ухудшение управляемости вражеского судна из-за потери им ветра при сближении, относ дыма и частиц не сгоревшего пороха от огня орудий в сторону противника и т.д.
   ПЕРТ - трос, прикреплённый под реей. Служит опорой для ног матросов, работающих при постановке и уборке парусов.
   ПУШЕЧНЫЙ ПОРТ - герметически закрывающиеся вырезы в борту корабля для стрельбы из пушек.
   ПОТРАВИТЬ (травить) - ослабить снасть, например: шкот, тали, швартов.
   ПРИНАЙТОВАННЫЙ - закреплённый, привязанный.
   РАНГОУТ - деревянные или металлические предметы парусного вооружения кораблей: мачты, стеньги, реи, гафель и др., служащие для постановки и несения парусов, флагов и т.д.
   РЕЯ - деревянный (металлический) брус, прикреплённый к мачте горизонтально палубе и перпендикулярно диаметральной плоскости корабля. Служит для крепления к ней парусов.
   РИФЫ - специальные верёвочные приспособления, пришитые к парусам, служащие для уменьшения площади паруса при свежем ветре.
   РУМПЕЛЬ - рычаг для поворота руля.
   РУМБ - направление к точкам видимого горизонта относительно сторон света или угол между двумя такими направлениями. Во времена парусного флота весь горизонт делили на 32 румба, каждый из которых имел своё наименование.
   СТАКСЕЛЬ - парус треугольной формы. Ставится впереди фок-мачты.
   ТАКЕЛАЖ - общее название снастей (цепей, тросов, канатов, лопарей) на корабле, используемых для крепления рангоута, постановки и уборки парусов, управления ими, грузовых операций, подъёма сигналов и пр. Подразделяется на стоячий такелаж и бегучий такелаж.
   ТВИНДЕК - межпалубное пространство во внутренней части судна выше трюма. На многопалубных судах несколько ярусов Т.
   ТРАВЕРЗ - направление на какой-либо предмет, перпендикулярное курсу корабля. Различают правый и левый траверз, в зависимости от того с какого борта (правого или левого) находится предмет.
   ФАЛЬШБОРТ - лёгкий пояс бортовой обшивки, возвышающийся над верхней палубой. Служит для ограждения палубы.
   ФЛЕЙТ - парусное трёхмачтовое грузовое судно. Вооружалось несколькими пушками.
   ФЛИБОТ - малый флейт с полукруглой кормой. Водоизмещение до 100 тонн.
   ФОК-МАЧТА - передняя мачта, считая от носа к корме, на судах с двумя и большим числом мачт.
   ФОРПИК - носовой отсек корабля от форштевня до первой (таранной) переборки.
   ФРЕГАТ - военный трехмачтовый парусный корабль с мощным артиллерийским вооружением (до 60 пушек).
   ШКАФУТ - средняя часть верхней палубы между передней (фок) мачтой и последующей за ней (грот) мачтой.
   ШКОТ - бегучий такелаж, заложенный за нижний угол паруса и служащий для удержания и растягивания паруса в нужном направлении.
   ШПИЛЬ - механизм (ворот) с вертикальной осью вращения для подъёма якоря, швартовки корабля.
   ШХУНА - парусное судно с двумя и более мачтами, вооружённое косыми парусами, что позволяло иметь меньший экипаж. Имело до 16 пушек.
   ЮТ - кормовая часть палубы корабля (от кормы до последней мачты).
  
  
  
  
   СОДЕРЖАНИЕ КНИГИ:
  
   ЧАСТЬ 1. БУКАНЬЕРЫ. Стр. 3-94
   ЧАСТЬ 2. ФЛИБУСТЬЕРЫ. 94 - 212
   СЛОВАРЬ МОРСКИХ ТЕРМИНОВ. 213 - 216
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

2

  
  
  
  
Оценка: 7.61*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"