Шэмэн Даяна Рахимовна : другие произведения.

Ночной покров

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    1909-1914 гг. Спокойная жизнь, очарование прохладных дней и томность теплых вечеров. Люди, не знающие войны. И элитные куртизанки, посвятившие свою жизнь великим мужчинам. Они очаровательны, умны, они - не просто высокооплачиваемые любовницы, скрытые покровом ночи, они - произведения искусства, воплощение желаний и необузданных страстей. Им принадлежат сердца дипломатов и генералов... но лишь до тех пор, пока в небе над Парижем тишина. Одной маленькой трагедии достаточно, чтобы разразилась великая война, с которой и начался подлинный двадцатый век...
  Жаклин Леру происходила из семьи, в которой презирали деньги, во многом из-за их отсутствия. Она была единственным ребенком извозчика - способного, любознательного человека, который так и не смог выбраться из нищеты, несмотря на свои многочисленные таланты, - и его супруги, вышедшей из семьи потомственных сапожников. Семья жила в рабочем квартале Парижа, в крошечной квартирке на втором этаже начавшего оседать дома; в двух кварталах от него находилась школа для детей рабочих, в которую ходила Жаклин, и небольшой сквер, в котором собирались после работы местные жители. Эти люди, как и родители Жаклин, мнили себя жителями столицы Европы, хотя никогда не бывали в Лувре и месяцами не показывались на площади Сен-Мишель...
   Мать Жаклин когда-то отличалась редким изяществом и обаянием, которые принято приписывать дамам из высшего света, но со временем ее красота померкла от тяжелой домашней работы; кожа на руках загрубела от разъедающих живую ткань моющих средств, темно-каштановые волосы потускнели, на лице появились глубокие морщины, которые уродовали ее. Поэтому она со странным чувством смотрела на свою единственную дочь, которая внешне была так похожа на нее. Как и ее родители, Жаклин была любознательной, ей нравилось учиться, но ей не хватало тех знаний, которые ей давали в школе, и она сначала перечитала все книги, имеющиеся у нее дома, а потом записалась в библиотеку. Мать девочки не знала, что об этом думать; ее дочь стремилась к знаниям, но мадам Леру понимала, что будущее Жаклин - это работа на фабрике, раннее замужество, дети и домашнее хозяйство. Остальные двери были закрыты для нее.
   - А, может быть, попросить брата позаботиться о ней? - спросила у мужа мадам Леру, когда они как-то вечером остались наедине. - Он богач, своих детей у него нет... Авось поможет девчонке выбиться в люди. Она у нас способная, из класса в класс с отличием переходит!..
   Брат мадам Леру, почтенный мсье Шенье, слыл богатым человеком. Когда-то он, как и его младшая сестра, был нищим и никому неизвестным, но так хотел добиться высокого положения, что днем много работал в какой-то конторе, а вечером учился в вечерней школе, после окончания которой стал обучаться стенографии. В двадцать пять он поступил в университет на юридический факультет, после окончания которого стал младшим деловым партнером своего бывшего хозяина. В пятьдесят лет он имел свой собственный дом на Вандомской площади, молодую супругу, взятую им из обеспеченной буржуазной семьи, и солидный счет в банке. Мадам Леру никогда не просила у брата денег, так как считала это ниже своего достоинства, но мысль о том, что ее Жаклин, не по годам смышленая и серьезная, будет работать на консервной фабрике, заставила ее переступить через себя и отправиться к брату. Ответ она получила сразу: надеяться Жаклин было не на что.
   - Ему что, жалко? - долго возмущалась потом мадам Леру. - У самого вон сколько деньжищ, а племяннице жалко дать денег на хорошую школу! Куда он после смерти денет эти деньги? С собой что ли потащит? Вот ведь эгоист!..
   Жаклин познакомилась с богатым дядей, когда ей едва исполнилось двенадцать лет. С недавних пор она любила широкие бульвары и центральные улицы и часто после школы отправлялась на прогулку по городу; мсье Шенье увидел ее на Сен-Дени и попросил кучера остановить экипаж. Жаклин не хотела садиться в экипаж к незнакомому мужчине, но, услышав, что он - родной брат ее матери, согласилась, и дядя, который был очень любезен с ней, предложил девочке прокатиться по Парижу. Видимо, она понравилась ему, он сказал, что она удивительно похожа на свою мать, поэтому он и узнал ее в толпе прохожих. Потом дядя отвез ее в дорогую кондитерскую и купил ей первый в ее жизни бисквитный торт с заварным кремом, вкуснее которого Жаклин никогда ничего не пробовала...
   Когда Жаклин рассказала об этом матери, мадам Леру сильно удивилась, хотя и не подала виду, и сказала дочери, что ей нужно быть вежливой с дядей, ведь от него может зависеть ее дальнейшая судьба. Наверное, произошло чудо, но мсье Шенье стал приглашать свою племянницу к себе домой; он разрешал ей играть в детской комнате, которая пустовала из-за отсутствия у мсье Шенье детей, а его супруга часто читала девочке приключенческие романы. Жаклин никогда не видела таких красивых книг... с белоснежной, приятно пахнущей бумагой и разноцветными картинками... На четырнадцатый день рождения Жаклин получила в подарок от богатых родственников свое первое выходное платье - из бледно-желтого шелка, с оранжевыми лентами и кружевами. Когда она появилась в этом платье перед родителями, такая юная и прелестная, ее мать закрыла лицо руками.
   - Я красивая, да? - восторженно спросила Жаклин, вертясь перед родителями, чтобы они могли лучше разглядеть дорогой наряд. - Я теперь настоящая леди, правда?..
   Мадам Леру сбивали с толку поступки ее старшего брата. На протяжении нескольких лет он опекал ее родную дочь, водил ее в кафе, позволял ей приходить к нему; единственное, что не разрешалось делать Жаклин, так это выходить к гостям, которые часто приходили в дом к ее дяде, но Жаклин не расстраивало это. Она была довольна положением дел и думала, что ее жизнь прекрасна, несмотря на то, что она продолжала жить в бедном районе и ходить в школу для детей рабочих...
   Однажды мсье Шенье и его племянница гуляли по Марсовому полю, тянущемуся от Военной школы, в которой когда-то учился сам Наполеон Бонапарт, до Эйфелевой башни. Заметив свою знакомую - изящную, хрупкую женщину, которую звали Амалией, - мсье Шенье учтиво раскланялся с ней; когда же они с Жаклин миновали красивую даму, он спросил у своей юной племянницы:
   - Чем ты хочешь заниматься, Жаклин?
   Девушка посмотрела на него с улыбкой.
   - Я хочу быть самостоятельной и независимой, - с гордостью ответила она. - Я хочу быть умной, хочу, чтобы за мной ухаживали также, как за дамами из высшего света.
   - Ты хочешь быть похожей на ту даму? Она тебе нравится?
   Жаклин торжественно кивнула... К этому времени она успела превратиться из девочки в красивую юную мадмуазель; от матери она унаследовала волнистые темно-каштановые волосы, точеные черты лица и большие светло-зеленые глаза, в которых читался интерес к окружающему ее миру. Она была умна и любознательна, понимала точные науки и всем своим существом тянулась к прекрасному, к искусству и поэзии. Мсье Шенье понимал, что ей не место на заводе, среди других девушек из низов, она для этого слишком образованна, и решил помочь ей. Правда, выбрал он для этого весьма необычный способ...
   На следующий день он приехал домой к Леру и о чем-то долго говорил с родителями Жаклин наедине, в кухне, а Жаклин ждала решения своей участи в комнате, дрожа от страха перед неизвестным. Примерно через час дядя девушки вошел в комнату и велел ей собираться; все уже было решено, и Жаклин это понимала. Она думала, что дядя заберет ее к себе, что он поможет ей поступить в колледж и тем самым даст ей шанс в будущем вести самостоятельную жизнь; также она полагала, что еще увидится со своими родителями, и не понимала, почему мать плакала, провожая ее до дверей, а отец тяжело вздыхал, не желая показывать ей свои чувства. Жаклин же была счастлива, ей хотелось прыгать от радости и расцеловать дядю за проявленное им участие...
   Но, к ее удивлению, дядя повез ее не к себе домой. Он приказал кучеру ехать в старинный парижский квартал Маре, а на вопрос девушки ответил, что отвезет ее к хорошим людям, которые позаботятся о ней. Жаклин не догадывалась, к каким людям он ее везет, дядя не хотел говорить об этом с ней, и ей пришлось взять себя в руки и запастись терпением. Они долго ехали по каким-то узким и мрачным улочкам Маре, мимо каких-то кафе и гостиниц... пока наконец экипаж не остановился у двухэтажного дома из белого камня. Мсье Шенье помог девушке спуститься на землю, поправил на ее голове шляпу с широкими полями, а потом взял ее за руку и поднялся вместе с ней на крыльцо.
   Дверь им открыла стройная женщина лет сорока, темные волосы которой уже тронула седина. Она немедленно пустила гостей в просторную прихожую и, поздоровавшись с мсье Шенье, внимательнее пригляделась к смущенной, ничего не понимающей Жаклин.
   - Внешне она мне подходит, - задумчиво сказала она. - Красивые руки, тонкие запястья... мне это нравится. У нее одухотворенное лицо... это как раз то, что мне нужно. Как тебя зовут, дитя?
   - Жаклин, мадам. Жаклин Леру.
   - Я - мадам Годэн. Добро пожаловать в нашу скромную обитель. Проходи, не стесняйся...
   Обитель мадам Годэн была не так уж скромна. На первом этаже располагались роскошно обставленная гостиная, большая столовая, музыкальный зал и библиотека, на втором этаже находились спальни; здесь было уютно, всюду были постелены ковры ручной работы, висели гобелены, на лестнице лежала ковровая дорожка. Нечто подобное Жаклин наблюдала в доме своего дяди... К ее разочарованию, ей не дали пообщаться с мадам Годэн; служанке было велено отвести девушку в ее новую комнату. Когда Жаклин уже поднималась по лестнице, до нее донесся голос мадам Годэн.
   - Я должна быть уверена, что мои деньги вернутся ко мне, я не могу рисковать. Ваша девочка будет стоить мне больших денег, и я должна знать, что она принесет мне прибыль...
   Эти слова напугали Жаклин, но она была так неопытна в пятнадцать лет, что не сразу поняла их истинное значение. Ее проводили в ее небольшую, скромно обставленную спальню, предназначенную для прислуги, и оставили наедине с собой. И в этот самый миг Жаклин охватил страх. Она догадалась, что дядя больше не будет заботиться о ней, ее жизнь теперь принадлежит мадам Годэн...
  
  
   Мадам Годэн, которая навсегда осталась загадкой для Жаклин, была доброй, когда хотела приободрить, и строгой, когда это требовалось. Она всегда была изысканно вежливой, ее манеры свидетельствовали о хорошем воспитании, а походка говорила о ней как о женщине уверенной в себе. Мадам Годэн была незаурядной, это Жаклин поняла уже на следующее утро, когда ее хозяйка пригласила ее на чай в гостиную. Сообщив девушке, что в это время дня нельзя шуметь, чтобы не разбудить отдыхающих до полудня девочек, мадам Годэн собственноручно разлила чай, а потом спросила у Жаклин:
   - Ты знаешь, куда ты попала?
   Девушка, много передумавшая за прошедшую ночь, неуверенно взглянула на свою хозяйку.
   - В публичный дом, мадам?
   - Не совсем. - На губах мадам Годэн появилась легкая улыбка. - Это не дом свиданий. Скоро ты сама убедишься, что сюда не приходит ни один мужчина. Это женский дом, мужчинам здесь не место.
   - Я не понимаю вас, мадам. - По спине Жаклин побежали мурашки.
   - Я объясню. Но для начала ты должна понять, что твоя семья отказалась от тебя. Ты больше не увидишь своих родителей, твой дядя больше не приедет сюда. Отныне ты принадлежишь мне.
   Самолюбие Жаклин было задето. Она не хотела принадлежать кому бы то ни было... но здравый смысл приказывал ей не возражать мадам Годэн. Неожиданно стали понятны и слезы матери, и вздохи отца, и странные взгляды дяди... Жаклин не могла поверить, что они согласились отдать ее в публичный дом, не спросив ее мнения. Она и не думала, что была для них обузой; после окончания школы она могла бы устроиться на работу, она ведь хотела помогать своим родителям... а они так поступили с ней! Не сдержавшись, Жаклин разрыдалась прямо перед мадам Годэн, которая оставалась невозмутимой, и никак не могла успокоиться. Предательство людей, которым она доверяла, больно ранило ее, ей хотелось остаться одной, но встать и уйти она не могла, возвращаться ей было некуда. Она не смогла бы вернуться к родителям, она не пошла бы к дяде, который так легко избавился от нее... Идти ей было некуда.
   - Нечего плакать, - устав слушать ее всхлипывания, сказала мадам Годэн. - Твои родственники захотели для тебя лучшей судьбы, поэтому ты здесь. Ты должна быть благодарна за то, что попала ко мне. Теперь ты - моя воспитанница, я за тебя в ответе. И я приказываю тебе перестать плакать. Теперь это твой дом, а мои девочки - твои сестры. Относись к ним с уважением. На их деньги ты будешь есть, на их деньги ты будешь учиться. Когда они встанут, я познакомлю тебя с ними...
   Мадам Годэн говорила загадками, но Жаклин поняла одно: хозяйка этого дома, ее нового дома, от которой она будет финансово зависеть, не собирается выставлять ее на витрину в ближайшее время. Это немного успокоило Жаклин. Она уже нарисовала в своем воображении куртизанок мадам Годэн - красивых, раскованных, вульгарных... и была очень удивлена, когда они спустились в гостиную. Была она удивлена и их количеством. Три молодые женщины, одетые в строгие платья, сшитые лучшими портными Парижа, произвели на нее исключительно приятное впечатление. Лизель, Жильберта и Катрин были милы с ней, видимо, уже считая ее своей младшей сестрой, и Жаклин против своей воли почувствовала симпатию к ним. Они держались как дамы из высшего общества, их жесты были отработаны и вызывали восхищение, их взгляды были целомудренны, в глазах светились мудрость и живой ум... они были живыми произведениями искусства!
   Последней в гостиную спустилась Амалия, и Жаклин узнала в ней ту женщину, которую они с дядей встретили на Марсовом поле. Дядя спросил, хочет ли она быть похожей на эту благовоспитанную даму, и она, девчонка, кивнула в ответ... Амалия тоже узнала Жаклин и добродушно улыбалась ей, желая, чтобы новенькая почувствовала себя здесь как дома...
   После знакомства с девочками мадам Годэн Жаклин было разрешено удалиться в свою комнату, что она и сделала. Весь вечер она плакала, уткнув лицо в подушку, и начала подумывать о побеге, но мысль о родителях, которые предпочли отдать ее в публичный дом, остужала ее. Ей некуда было бежать, у нее не было друзей, которые могли дать ей кров, не было работы, она погибла бы на улицах Парижа или попала бы в еще худший публичный дом. В этом же доме ее никто не обижал, все были добры к ней, никто ни к чему ее не принуждал... и мужчины сюда не приходили: Амалия, Лизель, Катрин и Жильберта встречались со своими клиентами на их территории, и Жаклин, встав с постели и подойдя к окну, заметила, как они уходят, одетые в свои лучшие наряды, надушенные, такие красивые и элегантные...
   На следующее утро мадам Годэн велела Жаклин надеть самое нарядное платье - они ехали на прогулку в экипаже. Мадам Годэн сказала, что устраивает подобную прогулку каждой новенькой девочке, это уже стало ритуалом, и Жаклин не могла отказаться. Даже облачившись в свое лучшее платье, она, обладая манерами девушек из трущоб, не могла сравниться со своей хозяйкой, величественность которой делала ее неотразимой. У дома их ожидал экипаж. Для начала мадам Годэн устроила Жаклин поездку по кварталу Маре, показала ей церкви Сен-Мерри и Сен-Жерве-Сен-Проте, Отель-де-Монмор и музей Карнавале; затем они отправились на Елисейские поля, посмотрели на Нотр-Дам и площадь Согласия... После этого мадам Годэн велела ехать на запад. Они миновали старинные особняки, музеи, большие бульвары... и спустя час оказались в какой-то глуши. Такой резкий контраст шокировал очарованную красотой Парижа Жаклин. Она удивленно посмотрела на свою хозяйку, не понимая, зачем та привезла ее сюда... а мадам Годэн негромко произнесла:
   - Вот, посмотри, Жаклин. Видишь, что ждало бы тебя, если бы ты не попала ко мне? Вспомни, как выглядят женщины из рабочего класса. Для капиталистов они - рабочая скотина. Не попади ты ко мне, ты бы работала на фабрике, твои руки бы огрубели, а кожа на лице стала дряблой. Ты была бы несчастной. Ни один мужчина из низов не способен по достоинству оценить подлинную красоту и острый ум. Для мужа ты была бы такой же скотиной, послушной и бессловесной, существом, которое должно поддерживать порядок в доме и продолжать род. Я предлагаю тебе другую жизнь, изобильную, жизнь ради искусства...
   - Вы предлагаете мне продавать мое тело, - еле слышно сказала Жаклин, не решаясь посмотреть на нее.
   - Тело - лишь продолжение души. В первую очередь мои девочки продают не тело, они продают свои души... свои знания, свою духовную красоту. Они дают мужчинам то, что не может дать им ни одна проститутка из низшего класса, а именно эстетическое удовольствие. Тело в этом случае лишь дополнение. Женское тело можно купить в увеселительном квартале, порой так дешево, что проститутку может позволить себе даже простой матрос или клерк из конторы. Мои же девочки ублажают глаза и ум мужчин... и клиенты у моих девушек соответствующего контингента. Согласись, Жаклин, никто не предложит тысячу франков за одно лишь тело...
   Мадам Годэн могла быть убедительной... и Жаклин поверила ей. Ее возможное будущее - будущее в бедном районе, в каком-нибудь полуразрушенном доме - напугало ее; она вспомнила свою мать, которая всю жизнь упорно трудилась, при этом оставаясь бедной, и подумала, что не хочет для себя такой судьбы. Мысль о побеге оставила ее. Мадам Годэн обещала ей крышу над головой, еду и возможность учиться. Пятнадцатилетней Жаклин в тот момент этого было вполне достаточно...
  
  
   Живое произведение искусства... сколько времени нужно, чтобы стать им! Мадам Годэн ясно дала понять, что не позволит Жаклин общаться с мужчинами, пока она не пройдет курс обучения, и девочки, которым потребовалось несколько лет, чтобы обучиться всем необходимым премудростям, поддержали ее. Денег, которые они зарабатывали за одну ночь - как правило, заняты они были две или три ночи в неделю, - могло хватить семье Жаклин на пару лет, и то, что в доме появилась новенькая, ее "сестры" восприняли как что-то само собой разумеющееся. Катрин, самая старшая из девочек мадам Годэн, планировала через несколько лет взять отставку и, имея большие деньги, отправиться в путешествие по странам Европы, а Жаклин должна была заменить ее.
   Для начала нужно было заняться ее манерами. Мадам Годэн обратилась к своему проверенному знакомому, учителю этикета, и попросила его сделать из Жаклин светскую даму, научить ее искусству беседы; для выполнения этой задачи она дала двенадцать месяцев, и в десять утра, каждый день, кроме воскресенья, Жаклин приходила в классную комнату на втором этаже, где и вел урок ее новый учитель по этикету. В двенадцать часов Жаклин разрешалось присоединиться к девочкам и мадам Годэн, которые пили в гостиной китайский чай и обсуждали последние парижские сплетни.
   В час дня приходил учитель танцев; на этих занятиях присутствовала сама мадам Годэн, которая хотела убедиться, что ее воспитанница делает успехи в освоении этой трудной науки. Помимо классических стилей танца, учитель обучал Жаклин цыганским и восточным танцам, которые, по мнению ее хозяйки, должны были пробудить в ней чувственность. Жаклин и правда делала большие успехи, у нее было гибкое тело и, к тому же, от природы она была очень упорной и не останавливалась, пока не добивалась совершенства...
   В три часа она переходила в музыкальную комнату. Ее учительница родом из Вены должна была обучить ее игре на фортепиано; другая учительница, молодая немка, давала ей уроки скрипки; третья воспитательница, пожилая парижанка, учила ее играть на виолончели; после них наступал черед учительницы родом из Марселя, которая учила Жаклин строить мелодию, рассказывала об особенностях каждого инструмента и композиторах. Благодаря ей Жаклин узнала о Бетховене, Брамсе, Гуно, Штраусе и других великих композиторах.
   После окончания занятий мадам Годэн брала Жаклин с собой в театр или оперу. По дороге она жаловалась на то, что в сутках только двадцать четыре часа и Жаклин не успевает заниматься историей, химией, биологией и астрономией, но к тому моменту, как они подъезжали к парадному входу, она успокаивалась и настраивалась на нужный лад. Мадам Годэн старалась брать Жаклин на все классические постановки; так девушка познакомилась с "Волшебной флейтой" Моцарта, "Цыганским бароном" Штрауса, "Фаустом" Гуно, "Демоном" Рубинштейна и многими другими операми. Жаклин полюбила балет, предпочтение она отдавала Чайковскому, произведения которого приводили ее в трепет.
   После театра или оперы Жаклин возвращалась домой, и мадам Годэн давала ей книгу, которую она должна была прочитать за неделю. Как правило, это была классическая проза, но иногда хозяйка подсовывала ей произведения их современников - Джека Лондона, Берты фон Зутнер, Марселя Пруста... Нередко уставшая Жаклин засыпала при свете, оставив раскрытую книгу на кровати. Так проходил ее каждый день...
   Через девять месяцев, когда Жаклин овладела хорошими манерами и искусством ведения беседы, мадам Годэн заменила уроки этикета английским языком, а уроки танцев - немецким. Жаклин продолжала танцевать по вечерам, после посещения театра, чтобы не потерять сноровку... Через полтора года ежедневных занятий она овладела игрой на фортепиано, скрипке и виолончели; она знала наизусть произведения Моцарта, Бетховена, Глюка, Шютца, Вивальди и Паганини. Занятия музыкой заменили уроки по истории, географии, биологии, химии, физике, алгебре, астрономии, литературе и другим важным предметам. Основы этих наук Жаклин знала, задачей учителей было углубить ее знания, чтобы в будущем она могла беседовать на самые разные темы.
   - Нужно еще добавить историю живописи, - заметила мадам Годэн, когда она, Жаклин и "сестры" сидели в гостиной за чашкой чая. - И геополитику... и дипломатию... и военное дело...
   Зачем девушке в восемнадцать лет знать военное дело, Жаклин было непонятно, но она, следуя указаниям хозяйки, взялась изучать различные тактики видения боя, историю различных военных кампаний и, конечно же, историю оружия - начиная от копья и лука и заканчивая револьверами и винтовками. Иногда ей казалось, что ее голова вот-вот лопнет от такого количества ценной информации. Неудобства начала доставлять и мадам Годэн, у которой появилась привычка будить ее посреди ночи и задавать вопросы, ответы на которые Жаклин обязана была знать.
   - Кто такой Паоло Веронезе?
   Жаклин опешила, услышав этот вопрос от своей хозяйки в четыре часа утра.
   - Венецианский художник шестнадцатого века, - ответила она, не задумываясь. - Создатель "Поклонения волхвов"...
   - Что такое "Ванемуйне"?
   - Театр в Эстонии...
   - В каком году взошел на трон французский король Генрих Третий?
   - В тысяча пятьсот семьдесят пятом...
   После нескольких таких ночных допросов мадам Годэн объявила, что обучение Жаклин закончено. К этому моменту голова девятнадцатилетней девушки была забита энциклопедическими знаниями и словами из английского, немецкого, испанского и итальянского языков; она умела танцевать, играла на трех музыкальных инструментах, могла водить экипаж и ездила верхом, без промаха стреляла и, ко всему прочему, была знатоком вин и антиквариата... Между Жаклин и людьми ее класса разверзлась непреодолимая пропасть. Дороги назад больше не было...
  
  
   Мадам Годэн делала все, чтобы ограничить общение своей молоденькой воспитанницы с мужчинами. Она знала, что девушки возраста Жаклин легко влюбляются и становятся неуправляемыми. В день, когда мадам Годэн решила вывести Жаклин в свет - под словом "свет" она понимала компанию мужчин, которые могли претендовать на звание первого покупателя, - она сказала ей, наблюдая, как девушка одевается при помощи своей служанки:
   - Ты должна помнить, что ты не дешевка. Такая женщина, как ты, стоит очень дорого. Такие женщины ложатся в постель только с теми, кто может заплатить за них, с мужчинами высшего сорта. Те же, что позволяют касаться себя просто так, кому попало, - обыкновенные проститутки. Никогда не забывай об этом, Жаклин...
   Тот вечер надолго остался в памяти Жаклин. Она впервые вышла в свет. Рядом с ней была мадам Годэн, которая опекала ее, и девушка чувствовала себя уверенно в компании высокопоставленных сотрудников министерства внутренних дел, которые праздновали день рождения одного из них в дорогом парижском ресторане. Жаклин была одинаково мила со всеми и, следуя совету мадам Годэн, не боялась разговаривать с этими интересными людьми, которые были немало заинтригованы, увидев в столь юной девушке умную, широко мыслящую собеседницу. Она могла говорить о дипломатии, об отношениях стран-соседей, о реформах внутри страны, о музыке и живописи, и делала это с таким безмятежным видом, что вызывала уважение у окруживших ее мужчин.
   Жаклин не могла понять, почему так интересна им. Малообразованные мужчины из рабочего класса видели в женщинах будущих жен и матерей своих детей, но им никогда не приходило в голову, что женщина способна быть мужчине не только любовницей и женой, но и товарищем, другом, интересным собеседником. Мужчины, с которыми ее познакомила мадам Годэн, были женаты, у многих были дети... но говорить с женами о политике, о географии или важных научных открытиях они не могли, понимая, что воспитанные в буржуазном обществе дамы не способны вести разговоры на столь трудные темы. Жаклин и ей подобные не только много знали, они были способны здраво рассуждать и делать правильные выводы; в сочетании с красотой и манерами мадмуазель Леру ее знания были ценностью, притягивающей к ней умных и образованных мужчин...
   - Не страшно, правда? - сказала мадам Годэн, когда они с Жаклин возвращались домой. - Ты превосходно держалась... Я буду выезжать с тобой до тех пор, пока у тебя не появятся постоянные клиенты...
   Еще одним правилом было не ввязываться в сомнительные отношения. У девочек мадам Годэн были постоянные мужчины, которые щедро платили за возможность обладать идеальными женщинами. Никаких случайных связей, никаких бесплатных свиданий... это было табу. Мадам Годэн ясно дала понять, что не позволит своим девочкам заводить любовников на стороне, и Жаклин, зная, как она строга к тем, кто нарушает правила, согласно кивала, когда хозяйка объясняла ей, как нужно вести себя с мужчинами. Не вешаться на мужчин, оставаться леди... никакой пошлости, никакого разврата, никакой грязи... это тоже табу! В Париже достаточно шлюх, готовых на любые извращения ради денег... они же не должны опускаться до такого!
   К тому времени, когда Катрин объявила о своей отставке, у Жаклин, постепенно привыкающей к своей новой жизни, было уже три клиента; все трое были женаты и не любили своих супруг, дам из высшего общества, узость мышления которых была очевидна. Как сказал любимый клиент Жаклин, прославленный пианист, дающий концерты за границей, эти дамы так боятся жизни, что даже слова "черт побери" пугают их, оскорбляют их чувство прекрасного... эти дамы боятся любви и предпочитают страсти полудетскую привязанность. Пианист любил говорить с Жаклин о творчестве Баха и Сен-Санса, он был поклонником английской литературы и считал, что все французские политики должны учиться у Бисмарка, с которым, как говорил пианист, близко общался его покойный отец. Музыкант был страстной натурой, и Жаклин нравилось проводить с ним ночи, которым предшествовали романтичные вечера, наполненные умными разговорами. Жаклин, которая так боялась близости с мужчинами, неожиданно для самой себя начала получать удовольствие от этих жарких ночей, которые были частью той сказки, в которой она жила.
   Вторым ее клиентом был сотрудник министерства иностранных дел, потомственный аристократ, который боготворил немецких философов и верил в будущее социализма. С ним девушка обсуждала реформы и деятельность наиболее перспективных партий и говорила о Ницше. Сотрудник МИДа любил музыку, и Жаклин часто играла ему то на фортепиано, то на скрипке; больше всего ему нравились Чайковский, Вивальди и Оффенбах.
   Третьим клиентом Жаклин был итальянский посол, очень приятный мужчина средних лет, который любил дарить девушке подарки - цветы, конфеты, иногда сережки и браслеты. Он почти не говорил по-французски, из-за чего круг его знакомых в Париже был узок. В Жаклин он нашел образованную собеседницу, которая грамотно говорила на его родном языке, и часами обсуждал с ней последние археологические находки, музеи мира и живопись эпохи Ренессанса. Близость с ним у девушки случалась редко, он искал в первую очередь друга, чтобы скрасить свое одиночество, и Жаклин идеально подходила для этой роли. Итальянский посол так привязался к ней, что стал приглашать Жаклин на охоту на уток, которая доставляла ему большое удовольствие, и девушка, прекрасно ездящая верхом и стреляющая из ружья, с радостью ездила с ним на озеро, на берегу которого они сидели до самого вечера, обсуждая последние новости...
   - Вы слышали о Сараево? - спросил он как-то Жаклин. Они устроились на камнях, и девушка прикрыла глаза, положив голову ему на плечо.
   - Да, слышала, - тихо ответила она. - Франц Фердинанд и его жена София... их убил заговорщик из "Млада Босна"... Думаете, Австро-Венгрия объявит войну?
   - Я в этом уверен. Франц Иосиф давно этого дожидается, смерть наследника престола - лишь предлог... Германия пойдет за Австро-Венгрией, Российская империя - против...
   - И начнется война... Вы это хотите сказать? - Жаклин подняла на него глаза. - Что ж... мы ничего не можем изменить! Нас никто не спросит. Где заканчивается дипломатия, там начинается война...
  
  
   Итальянский посол был весьма проницателен. Сараевское убийство, с которого и начался подлинный двадцатый век, повлекло за собой страшные последствия: двадцать третьего июля четырнадцатого века Австро-Венгрия, обвинив Сербию в соучастии в убийстве наследника престола, поставила ей ультиматум, в котором потребовала от Сербии выполнения совершенно невыполнимых условий. Сербия согласилась на выполнение большинства условий, но при этом начала мобилизацию; через два дня мобилизация началась и в Германии, которая активно подталкивала Австро-Венгрию к войне с Сербией, а спустя день Австро-Венгрия начала сосредоточивать свои войска на границе с Россией и Сербией. Двадцать восьмого июля Австро-Венгрия объявила Сербии войну, и войска империи вторглись на территорию противника; тяжелая артиллерия стала обстреливать Белград, что возмутило императора Николая Второго, который направил своему кузену Вильгельму Второму, правителю Германской империи, официальное письмо, в котором предложил "передать австро-сербский вопрос на Гаагскую конференцию". На это Вильгельм Второй заявил, что объявит России войну, если в России не прекратится начавшаяся в последний день июля мобилизация. Требования Германии не были выполнены, и первого августа Германская империя объявила войну России...
   Обо всех этих событиях Жаклин узнавала из газет, которые читала вслух, когда мадам Годэн и ее "сестры" собирались в гостиной. Смутные предчувствия охватили всех женщин дома мадам Годэн. Предположения пианиста, клиента Жаклин, который утверждал, что эта война не продлится долго и что Франция не вмешается в нее, опровергали все эти газетные заметки, которые Жаклин каждый день читала в парижских газетах. Самые страшные ее опасения начали сбываться...
   Второго августа немецкие войска оккупировали Люксембург, а Бельгии был выдвинут ультиматум - либо она позволяет германской армии пройти к границе Франции, либо ей объявляется война; на размышления давалось двенадцать часов. На следующий день Франции была объявлена война; в этот же день Бельгия ответила отказом на выдвинутый ей ультиматум, и Германская империя объявила войну и ей, и уже четвертого августа немецкие войска вторглись на территорию Бельгии. Англия, прежде остававшаяся в стороне, заявила, что объявит войну Германии, если немецкая армия не прекратит вторжение в Бельгию, но в Берлине проигнорировали это сообщение, и Англии ничего не оставалось, как ввязаться в войну и встать на сторону Франции. Через два дня Австро-Венгрия объявила войну Российской империи. Так началась Мировая война...
   Вильгельм Второй, император Германской империи, планировал взять Париж примерно через месяц и даже говорил своим приближенным: "Обедать мы с вами будем в Париже, а ужинать - в Санкт-Петербурге". Вильгельм Второй хотел пройти к границам Франции через Бельгию, но бельгийская армия, которая заметно уступала германской армии в численности, оказала неожиданно яростное сопротивление. Но это не помешало немцам взять Брюссель и блокировать бельгийские крепости. Тем временем французская армия начала наступление на Эльзас и Лотарингию...
   - Мне кажется... или мы проигрываем? - спросила как-то Жаклин у мадам Годэн.
   Не верилось, что Париж может быть взят так скоро! Свои опасения Жаклин высказала сотруднику МИДа, но тот только пожал плечами и с философским видом изрек:
   - Зачем переживать, если мы ничего не можем изменить? Мы должны радоваться тому, что нам суждено стать свидетелями такого исторического события. Лично я буду с интересом следить за битвой трех братьев... вернее, Англии, Германии и России...
   Жаклин хотела спросить, как с таким отношением к войне он может занимать высокий пост в министерстве иностранных дел, но благоразумно промолчала. На его предложение сходить с ним в ресторан, где он будет ужинать со своими друзьями, она ответила согласием. Ей хотелось услышать что-нибудь ободряющее, что-то, что могло вселить в нее надежду... Она очень боялась немцев и мысль, что Париж может оказаться в их руках, пугала ее чуть ли не до полусмерти...
   Друзьями ее клиента оказались французский посол, который весь вечер пребывал в задумчивом состоянии и не хотел беседовать с Жаклин о политике, и генерал из Генштаба, которого девушке представили как мсье Тенардье. За весь ужин он сказал только несколько банальных фраз, и мадмуазель Леру была вынуждена беседовать со своим клиентом, который, воспользовавшись молчаливостью своих друзей, начал говорить о ситуации на фронтах. Мсье Тенардье, казалось, не слушал его, погрузившись в свои невеселые мысли... но Жаклин, когда ужин уже подходил к концу, что-то заставило обратиться к нему с вопросом.
   - Как вам кажется, когда немцы будут в Париже?
   Мсье Тенардье непонимающе посмотрел на нее, словно не до конца поняв, о чем идет речь, но потом ответил:
   - Все не так плохо, мадмуазель...
   - Леру, - напомнила ему девушка. - Так, по-вашему, нам не следует отчаиваться?
   - Ни в коем случае, мадмуазель Леру. Я вас уверяю, немцы не возьмут Париж. Вы можете спать спокойно...
   Именно этих слов она и ждала. Несмотря на то, что здравый смысл подсказывал Жаклин бежать из Парижа, спасаться, она готова была поверить словам этого малознакомого человека, которые он произнес так спокойно, с такой уверенностью в голосе... Она повнимательнее пригляделась к нему. Мсье Тенардье было лет пятьдесят, он был старше ее более чем вдвое, но Жаклин поймала себя на мысли, что ей приятен этот сдержанный, невозмутимый человек, верящий в непобедимость французской армии...
   Под конец ужина мсье Тенардье немного оживился и стал спрашивать у мадмуазель Леру ее мнение на начавшуюся войну. Он был удивлен, убедившись в ее широких познаниях в военном деле, в дипломатии и политике, но предпочел не показывать этого. По его утвердительным кивкам девушка поняла, что мсье Тенардье интересно беседовать с ней и почему-то почувствовала гордость; реакция мужчин на ее широкий кругозор до этого момента оставляла ее равнодушной... но в эту решающую минуту ей захотелось, чтобы этот человек уважал ее за те знания, что все эти годы вбивали ей в голову учителя мадам Годэн...
   К сожалению, мсье Тенардье скоро откланялся и уехал, и это расстроило Жаклин.
   - Кто он такой? - тихо спросила она у своего клиента, когда они сели в экипаж.
   - Тенардье? - переспросил сотрудник МИДа. - Генерал-майор, он из Генерального штаба... а что?
   - Интересно. Он женат?
   - Как и все старшие офицеры, дорогая. У него трое детей, старший сын недавно стал младшим лейтенантом... Ты никогда так не интересовалась моими друзьями. В чем дело?
   - Просто любопытно. Разве я не могу любопытной, как все женщины?
   - Жаль, хороший человек, - протянул ее клиент с горькой усмешкой. - Скоро на фронт пошлют... погибнет...
   Последнее слово заставило девушку вздрогнуть. Смерть... война... а в Париже все спокойно... пока... Что-то подсказывало ей, что смерть скоро придет и по души жителей Парижа...
  
  
   Жаклин еще несколько раз видела мсье Тенардье, она встречалась с ним в доме сотрудника МИДа, который приглашал его на поздние ужины. Ее клиент, казалось, больше не видел ничего необычного в том, что она интересуется мсье Тенардье, который со дня на день должен был отправиться на фронт.
   Седьмого августа состоялось Пограничное сражение между англо-французскими и германскими войсками; англичане и французы терпели поражение за поражением, а на кону стояла столица Франции, которую начали бомбить немецкие самолеты. В первый раз, когда немцы бомбили Париж, Жаклин впала в странный ступор; в их доме не было бомбоубежища, не было места, где можно было укрыться от бомб, и Жаклин, понимая, что каждая секунда может оказаться для нее последней, стояла у окна в своей спальне и смотрела на охваченный огнем дом напротив. Жилища превращались в руины, под обломками оказывались живые люди, стоны которых стояли в ушах у мадмуазель Леру, но она понимала, что это только начало. Германская армия подходила к Парижу, а англо-французские войска не могли остановить ее... Нужно было бежать, бежать...
   Другие девочки мадам Годэн - Амалия, Лизель и Жильберта, - боясь за свою жизнь, уехали из Парижа, пообещав мадам Годэн вернуться, когда все закончится, когда немцев выгонят из Франции, но надежд на это с каждым днем становилось все меньше. Мадам Годэн хотела уехать из Парижа, бежать вглубь страны, но в последний момент передумала и осталась в столице.
   - Я не брошу этот дом, - заявила она Жаклин. - Ни за что! Если мне суждено умереть, то я умру здесь, у себя дома!
   Амалия, Лизель и Жильберта уехали к своим дальним родственникам, которые были готовы их принять... Жаклин же было некуда ехать.
   - Подумать только, мы - свидетели исторических событий, - говорила она своей хозяйке, когда они вечером спускались в гостиную. - Даже не верится!..
   С недавних пор вечера у Жаклин были свободны. Ее клиенты были слишком заняты, а общение с ней стоило немалых денег, и Жаклин временно сидела дома без работы, уткнувшись в какую-то книгу. Она настолько привыкла к своему образу жизни, что, лишившись внимания своих мужчин, почувствовала себя ненужной и совершенно бесполезной. Если бы она могла влиять на ход событий! Но она могла только наблюдать, как ее знакомых мужчин забирают на фронт; на войну отправляли ремесленников и чиновников, мальчишек, только окончивших школу, и пожилых людей, еще способных держать в руках винтовку. Никаких мужчин... ее клиенты, которых она обслуживала на протяжении последних месяцев, больше не интересуются ее жизнью... она никому не нужна, даже мадам Годэн...
   С мсье Тенардье она больше не виделась, она даже не знала, в городе ли он или тоже отправился на фронт... и была очень удивлена, как-то встретив его у Триумфальной арки. За те дни, что они не виделись, он постарел, заметно поседел и выглядел очень утомленным; военная форма не красила его...
   - Мсье Тенардье? - Жаклин против воли бросилась к нему. - Вы здесь?
   Он мрачно посмотрел на нее, и девушка поняла, что все очень плохо.
   - Мсье Тенардье, они близко... Когда они будут здесь?
   - Правительство переехало в Бордо, - сказал он, протягивая ей руку, за которую Жаклин немедленно схватилась. - Оборону города возглавил генерал Галлиени...
   - Вы меня не услышали, мсье Тенардье? Я спросила у вас, когда они будут здесь!
   - Немцы менее чем в ста километрах от Парижа. - Мсье Тенардье резко повернулся к ней. - Уезжайте, мадмуазель Леру. Уезжайте, пока еще не поздно.
   - Вы больше не верите во французскую армию, мсье Тенардье?..
   Он предпочел оставить ее вопрос без ответа. Когда он предложил ей где-нибудь посидеть, потому что на улице похолодало, Жаклин без колебаний согласилась. Мсье Тенардье завтра утром должен был вернуться в штаб армии. Когда девушка спросила, почему он не хочет провести этот вечер со своей семьей, генерал только слабо улыбнулся и мягко ответил ей, что давно отвез свою семью в Бордо. Он беспокоился за своих младших мальчиков, которые, будучи патриотически настроенными, рвались на фронт, подражая старшему сыну мсье Тенардье, а он не хотел, чтобы они попали в мясорубку войны, и Жаклин закивала, прекрасно его понимая.
   - Вы знаете, кто я такая? - вдруг спросила его она, не успев прикусить язык.
   - Конечно. - Мсье Тенардье удивил ее вопрос. - Вы от мадам Годэн... Я понял это, когда вы заговорили со мной о военной технике. Обычные женщины не забивают себе голову ничем подобным... Вы довольны своей жизнью?
   - Сейчас - нет. Я без работы. Я чувствую себя бесполезной... меня не готовили ни к чему подобному! Меня учили стрелять и ездить верхом... я знаю иностранные языки и играю на трех инструментах... но мои знания бесполезны!
   Впервые она говорила с мужчиной так искренне. Она хотела быть полезной, хотела выполнять какую-то работу; еще недавно она думала, что всегда будет нужной кому-то, но война все расставила по своим местам. Несмотря на все свои знания и умения, Жаклин была совершенно не приспособлена к жизни, ее пугали взрывы и вид крови, она боялась боли и смерти... к войне она была совсем не готова!
   - Вы можете найти работу, - вдруг заметил мсье Тенардье. - Всех мужчин забрали на фронт, кто-то должен работать на заводах, водить трамваи... нам нужны медицинские сестры! Вы умеете оказывать первую помощь?
   - Конечно, - кивнула Жаклин. - Я знаю строение человека, могу остановить кровь, сделать перевязку... но это теоретические знания, я никогда не делала этого на практике!
   Несмотря на то, что она знала, что в военных госпиталях не хватает рук, Жаклин не приходило в голову стать медицинской сестрой. Она посвятила свою жизнь профессии, которую выбрали для нее родители и дядя, она слушалась свою хозяйку, она привыкла быть той, кем ее хотели видеть... стать медсестрой - значит, признать, что прежняя жизнь осталась в прошлом. "Сестры" уехали, их дом забрасывают бомбами, никому больше нет до нее дела...
   - Наверное, вы правы, - прошептала Жаклин, посмотрев на мсье Тенардье вдруг просиявшими глазами. - Мне нужно заняться чем-нибудь, иначе я сойду с ума!.. Вы будете хоть иногда навещать меня?
   - Я подумаю...
   Его короткий ответ вселил в нее надежду, и на краткий миг она почувствовала умиротворение. Жизнь начала постепенно приобретать новый смысл...
  
  
   Жаклин была ребенком, маленьким и напуганным, боящимся собственной тени. Она поняла это, когда впервые пришла в Большой дворец, в котором расположился военный госпиталь. При виде изуродованных тел, лежащих на койках и на постеленных на полу одеялах, она почувствовала тошноту и зажала рот рукой. Ей потребовалась некоторое время, чтобы она взяла себя в руки и оценила ситуацию; медсестер не хватало, многие работали по тридцать часов, падая с ног от усталости... она должна была помочь им! И Жаклин, набравшись смелости, подошла к главному врачу и объяснила ему, зачем пришла сюда, в военный госпиталь...
   Благодаря своим обширным знаниям в области медицины, Жаклин стала личной помощницей врача... Первый день тянулся бесконечно; девушка боялась наклоняться к раненым, смотреть на их раны, ей было противно менять им повязки, и она с трудом боролась с охватившим ее отвращением. Лекарств не хватало, многие раненые корчились от боли, лежа на своих мокрых от пота простынях, которые не стирали много суток. Бросая на лица страдающих мимолетные взгляды, Жаклин отмечала, что многие из них еще так молоды... им следовало жить, веселиться, встречаться с понравившимися девушками... а вместо этого им приходится воевать...
   Жаклин думала, что не выдержит в военном госпитале больше одного дня, но это оказалось не так. Каждое утро она вставала в положенное время, съедала в компании мадам Годэн пару яблок и отправлялась в госпиталь, где ее ждали раненые, которым она должна была помочь. Это стало смыслом ее жизни. Неожиданно для самой себя Жаклин открыла в себе новые качества, такие как сострадание и сочувствие, и эти чувства перевешивали отвращение, которое она когда-то испытывала к своим пациентам. К счастью, удача переметнулась на сторону англо-французских войск, германская армия терпела поражения, но на Париж продолжали сыпаться бомбы. Перед смертью все равны... это Жаклин поняла быстро. В госпитале также все были равны, каждая медсестра была незаменимой, каждая приносила пользу... все были равны, несмотря на уровень образования; главным было желание работать и помогать тем, кому нужна была их помощь.
   Скоро Жаклин поняла: после войны она не сможет заниматься прежним ремеслом. Ее знания еще недавно приносили ей хороший доход, но было достаточно пары сброшенных с небес бомб, чтобы она осознала, что живет неправильно. Она боялась жизни... и лишь оказавшись в военном госпитале, Жаклин осознала, что невозможно без конца прятаться за стопками книг, за спиной мадам Годэн, которая говорила ей, с кем ей лучше встречаться, а на кого не следует обращать внимание. Она была живым произведением искусства, существом, созданным для услаждения глаз и ума... существом с каменным сердцем. Открыв в себе способность к состраданию, Жаклин почувствовала страстное желание любить. Она подозревала, что это желание пробудил в ней мсье Тенардье, но не была в этом до конца уверена.
   Мсье Тенардье не появлялся, она не знала, что с ним, жив ли он или погиб на фронте. Жаклин напоминала себе, что он ничего ей не обещал, напоминала себе, что у него есть семья и дети... Она пыталась убедить себя в том, что он ей безразличен... но однажды, в середине шестнадцатого года, увидев в списке новоприбывших знакомую фамилию, обрадовалась. Тенардье... он ранен... но жив! Пытаясь скрыть ликование, Жаклин отправилась в зал, в котором лежали раненые, и стала ходить между койками, ища глазами генерала Тенардье. На секунду ее взгляд задержался на бледном молодом человеке, который лежал на койке у дверей... а потом Жаклин, почувствовав себя странно, обернулась на него и внимательнее присмотрелась к нему. Молодой человек был похож на мсье Тенардье, только заметно моложе его... должно быть, он был одного возраста с Жаклин...
   - Что вы так на меня смотрите? - слабым голосом спросил молодой человек, заметив Жаклин. - Вы что, никогда не видели раненых?
   - Я... - Жаклин запнулась. - Ваша фамилия Тенардье, да?
   - Откуда вы знаете? - удивился молодой человек. - На моей койке не написано, как меня зовут...
   - Я знаю вашего... отца. Вы удивительно похожи на него. Значит, это вы... а я думала... что это ваш отец...
   - Мне, в отличие от отца, повезло. - Молодой Тенардье смотрел на нее из под полуопущенных ресниц. - У меня только ранение в бедро, это не страшно...
   - А что с вашим отцом? Скажите мне, прошу вас...
   - Что, мадмуазель? Он погиб в апреле под Верденом... Вы хорошо его знали, мадмуазель?
   У Жаклин не было сил, чтобы ответить ему, и она, ничего не сказав, развернулась и выбежала из зала госпиталя. Через десять минут она была вынуждена вернуться, потому что доктору нужна была ее помощь при ампутации ноги у одного молоденького офицера, которого врач и медсестры тщетно пытались успокоить. При виде испуганного мальчишки, младшего лейтенанта, который умолял не отрезать ему ногу, Жаклин чуть не разрыдалась, но потом, позабыв о своих тревогах и горестях, опустилась на колени перед его койкой и, говоря ласковые, успокаивающие слова, начала гладить этого юного мальчика по слипшимся от засохшей крови волосам. Были люди более несчастные, чем она, и эта мысль почему-то девушку.
   Молодой Жан Тенардье поправлялся медленно. Когда Жаклин было особенно тяжело, она приходила к его постели, опускалась перед ним на колени и клала голову на руку молодого человека, позволяя ему гладить себя по волосам. У нее было такое чувство, что они знакомы много лет, поэтому ей было не страшно подойти к нему... что-то сближало их, и Жаклин не могла отрицать этого.
   - Почему вы сегодня не торопитесь домой? - спросил он ее как-то вечером, когда она сидела у его постели и читала ему вслух. - Обычно вы уходите в десять часов.
   - Мне некуда торопиться, - сухо ответила Жаклин, не сводя глаз со страницы. - Мой дом... его больше нет. Мне некуда идти. Я буду ночевать в госпитале.
   - У вас... погиб... кто-нибудь?
   - Моя названная мать, - ответила девушка, а потом наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб. - Ничего... Температура у вас спала, скоро вы будете здоровы и вернетесь в строй.
   - Мне так не терпится!..
   Настал день, когда Жан Тенардье вышел из военного госпиталя на своих ногах; он был здоров и, получив звание капитана, возвращался на фронт. Германия и Австро-Венгрия проигрывали, их силы были на исходе, страны Антанты одерживали победу за победой, все говорили о скором окончании войны... Жаклин же, проводив молодого мсье Тенардье на поезд, не знала, чем она будет заниматься после войны, которая изменила ее жизнь до неузнаваемости. Прежний мир был разрушен, идеалы прошлого обратились в прах, а впереди были трудные годы - годы, по праву принадлежащие "потерянному поколению"...
  
  
   Мировая война закончилась поражением Германии, Австрии и их союзников, и был подписан Версальский договор, составленный на Парижской мирной конференции. Мировая война унесла с собой больше двадцати миллионов человек, она стала причиной для начала Февральской и Октябрьской революций в России и Ноябрьской революции в Германии; вместе с ней в прошлое ушли Австро-Венгрия, Османская, Германская и Российская империи. Крушение прежних идеалов привело к созданию многочисленных партий и обществ фашистской направленности...
   Как и всем другим людям, пережившим Великую войну, Жаклин было трудно найти свое место в новом мире, в обществе, которое жило по новым законам, привыкать к которым нужно было долго, порой противореча себе. Просыпаясь утром в своей маленькой квартире в западной части Парижа, Жаклин Леру не могла поверить, что ей не нужно идти в военный госпиталь; вместо этого она шла в медицинский колледж, в котором готовили будущих врачей. Она нашла дело, которое было ей по душе... но о своем прошлом она вспоминала без презрения, будучи благодарной мадам Годэн, которая заботилась о ней на протяжении нескольких лет. По ее мнению, мадам Годэн не заслуживала такой судьбы, она была достойна большего... Жаклин больше не злилась на своих родителей и дядю; однажды она, набравшись храбрости, направилась туда, где когда-то жили ее родители, желая увидеться с ними... но узнала, что они давно переехали, и прежние соседи не знали их новый адрес. Почему-то мадмуазель Леру ощутила прежде незнакомую легкость, которая охватывает душу человека, когда он прощает того, на кого злился много лет. Прежняя обида тяготила Жаклин, но теперь она была свободна, не осталось боли... но и желание прижаться к материнской груди и заплакать - желание, в котором ей было стыдно признаться, - ушло невозвратно, растворилось в той легкости, благодаря которой душа девушки взмыла вверх, впервые за ее недолгую жизнь...
   Мир изменился, больше не звучали выстрелы, бомбы не сыпались на крыши домов, но взрывы - взрывы, уносящие с собой сотни жизней - преследовали Жаклин по ночам. Они были тем кошмаром, с которым приходится мириться, кошмаром, который стал частью ее самой и не давал ей забывать о войне, которую она пережила. В эти ночные часы на нее давила тишина... и одиночество, которое больше не пугало ее. Оно было привычным для нее...
   Выйдя как-то из медицинского колледжа, Жаклин заметила у крыльца, на скамейке под старым кленом, знакомую фигуру. Задумчивый молодой человек в штатском смотрел куда-то в пустоту, и Жаклин, узнав его издалека, поняла, что он ждет ее, именно ее. Медленно она подошла к нему и, опустившись на скамейку, осторожно опустила голову на его плечо, и Жан Тенардье тяжело, с облегчением вздохнул, покосившись на нее краем глаза. Они, дети Мировой войны, научились понимать друг друга без слов. Они вышли из одной стаи и невольно тянулись друг к другу, ища поддержку и понимание. Война отгремела, но отзвуки ее снарядов по-прежнему звучали в чьих-то сердцах. Лишь когда Жаклин увидела мсье Тенардье, эти отзвуки заглохли, а в небе над Парижем воцарилась тишина, стоящая порой слишком дорого...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"